Если много пить (не воды, а чего покрепче), восприятие мира изменяется. Портятся перспективы. Невский скрючивается, а Мойка, напротив, распрямляется. Двоятся предметы. Смотришь на жену – а их две. С одной стороны – хорошо: две больше, чем одна. С другой стороны – а если скалкой врежут? Дуплетом?
Море опять же, как гласит пословица, становится «по колено». Эта метаморфоза тоже может обернуться как благом, так и бедой. В последний Новый год на Гагаринской произошел показательный случай, который долго обсуждали вся милиция и вся «скорая помощь». Пьяный гость выскочил на крышу (во многих питерских домах чердачные замки раскурочены ищущими тепла и уюта бомжами). Трезвый – вообще непьющий! – хозяин бросился его спасать. В результате с крыши трехэтажного дома упали оба. Трезвый хозяин – насмерть. Так его, бедолагу, шмякнуло, что опытный судмедэксперт морщился. А пьяный гость – хоть бы хны. Ну, два пальца сломал на левой руке и коленку вывихнул. Известный эффект – пьяное тело падает расслабленно.
У Роговых на лестничной клетке был сосед – запойный алкоголик. Даже неравнодушный к градусу Васин тесть Федор Ильич зарекся пить с Тарасом Тарасовичем. В итоге Тарасыч допился до «белочки». Сначала, как и полагается, видел чертей, а потом стал видеть – страшно сказать! – лидеров партии и правительства Советской эпохи. Правда, не в натуральную величину, а раз в десять-двадцать больше.
Страсти рассказывал: как Брежнев пытался с Адмиралтейского столпа ангела свинтить, а Романов, хозяин Смольного, ему не давал, отпихивал. Или как партийный идеолог Суслов Неву одним шагом перешагнул. А великий хоккейный вратарь Третьяк, которого воспаленное воображение соседа тоже записало в лидеры партии и правительства, поймал туристический вертолет, что над городом кружит, и откусил ему лопасть. Оно бы, конечно, любопытно на такие сцены вполглаза глянуть, да здоровье дороже.
Васю Рогова, впрочем, от пристрастия к тяжелому алкоголю Бог миловал. Ну, на праздники – дело святое, ну, после дежурства иногда, по настроению, может, пару раз в месяц. Ну, с тестем за ужином рюмку-две, но далеко не каждый день.
А вот пиво – другое дело. На пиво Василий, что называется, подсел. После работы с мужиками непременно бутылку, а иногда и две. И на обед – если в городе обедаешь, а не в Главке – бутылку. В какой-то момент Василий заметил, что происходит это практически ежедневно. Не то чтобы какой-то вред от этого – голова вроде свежая, ничего не болит. С реакцией все в порядке, показатели в стрельбе на уровне. Но все равно как-то…
Во-первых, дешевое-то пиво дешевое, но если умножить в день на две или на три дозы, а потом на количество дней в месяце – сумма приличная набегает. А иногда ведь хочется побаловать себя: не «Клинского» выпить, а платинового «Тинькова», который маленький, «0,33», а потому неизбежно приходится брать вторую. Во-вторых, животик… нет, еще нету, да и откуда в его возрасте, но какая-то, что ли, схема будущего пивного животика обозначилась. А в-третьих, Василий, как человек честолюбивый, просто не хотел зависеть от привычки. Что у него – силы воли нет? От какого-то там пива отказаться не сможет? Да раз плюнуть.
И отказался. Вообще. Наотрез. Сначала, выходя из Главка с коллегами, собиравшимися в скверике на углу Суворовского и Шестой Советской (а как раз начиналось лето, припекало – самый кайф для прохладного пива!), быстро прощался и ехал домой. Но потом стал задерживаться, и никакого дискомфорта рядом с друзьями, пьющими пиво, не испытывал. Любимов с Шаховым тянули «Балтику», а Рогов преспокойно брал себе «колу-лайт» и был доволен.
– В этой «коле», знаешь, сколько химической гадости? – усмехался Жора Любимов. – Почему ее весь мир пьет? И почему формула «колы» – коммерческая тайна? Потому что там наркотик специальный. Тебя подсаживают, и ты ее уже автоматически покупаешь.
– Как в «Вискасе», – добавлял Игорь Плахов. – Там тоже какие-то примеси, на которые у кошки зависимость вырабатывается.
– Так что пиво куда полезнее, – резюмировал Любимов. – Схожу-ка я еще за одной.
Но Рогов держался. Раскопал на книжном развале и подарил Любимову брошюру про пивных алкоголиков, которые начинают с бутылки в день, а потом не могут меньше, чем десять литров (на иллюстрации был один такой, который по десять литров в день: в форме Винни-Пуха, которая сказочному медведю идет, а настоящему человеку не очень). Нашел в Главке единомышленников. Гришу Стрельцова, которому как раз срочно нужно было уменьшать «пивной живот». И Семена Черныгу, который и в принципе алкоголь не сильно уважал (соглашался, скрепя сердце, на официальных мероприятиях принять пару рюмок за здоровье начальства). Даже договорились съездить втроем на несколько дней в деревню, где Васин тесть домик по дешевке купил: чтобы поддержать трезвый образ жизни живительным свежим воздухом.
Отпустили их нехотя: в городе ожидался саммит пресловутой «Большой Восьмерки», и все подразделения переводились на усиленный режим службы аж за месяц.
– Мы-то тут при чем? – ворчал, как всегда, Любимов. – Мы «убойный» отдел. Чистоту на улицах поддерживать? Метлы выдадут?
– А если кого из «восьмерки» убьют?! – возбужденно шептал Шишкин.
– Да бросьте, как там убьют с такой охраной! Разве что они сами друг друга перестреляют.
– Скорее, глотки перегрызут, – хмыкнул Рогов.
Так вот, возвращаясь к началу нашего рассказа: да, если много пить, восприятие мира изменяется. Но Рогов обнаружил другой, более удивительный закон: оно изменяется, и если долго не пить! Меняются повадки: первую неделю еще косишь привычно на ларек или в витрину магазина, а потом, не поворачивая головы, спокойно проходишь мимо – новой совсем, решительной, гордой походкой. Как-то лучше начинаешь видеть. Краски становятся ярче, свежее. Обращаешь внимание на детали, которых раньше не замечал: то новую скульптуру на хорошо знакомом доме обнаружишь, то заметишь, что у буфетчицы Акулины в Главковской столовой разного цвета глаза – один ореховый, а другой изумрудный (значит, у кого-то в родне был незалеченный сифилис. Не зря говорят: «Бойся рыжих и тех, у кого глаза разного цвета!»).
И думаешь, что если не попить с годик (не смейтесь, такое возможно), то явятся и вовсе удивительные дивные виды.
Поэтому, сойдя с рейсового автобуса «Сольцы – Новгород» на обочине лесного шоссе, Василий поначалу принял за «безалкогольную» галлюцинацию одинокое строение с надписью «SALOON».
Надпись – ладно. И на клетке с буйволом можно написать «слон», и на сарае известно что написано, хотя там всего-навсего дрова.
Но тут форма соответствовала содержанию: перед оперативниками и впрямь красовался «салун». Строение точно повторяло облик американского бара времен покорения Дикого Запада. Ну, каким мы знаем этот бар по голливудским кинопостановкам. Рядом – конюшня. К крыльцу привязана оседланная лошадь необычайной окраски: темно-шоколадного цвета с белыми пятнами, разбросанными так же равномерно, как темные пятна на шкуре ягуара.
Василий осторожно посмотрел на Семена и Гришу. Нет, похоже, ему не привиделось. Коллеги, опустив шмотки на траву, взирали на удивительную декорацию со столь же изумленными лицами.
– Настоящему индейцу завсегда везде ништяк, – вспомнил Семен популярную песенку. – Как бы не напал сейчас… настоящий индеец.
– Индеец не индеец, а ковбой из бара выйти должен, – предположил Стрельцов.
Ковбой себя ждать не заставил. В широкополой шляпе, в дурацкой жилетке, с каким-то шнурком на шее, в сапогах – бодро выскочил из дверей человек. Мало того, что в жилетке: два пистолета за поясом, помповое ружье за спиной.
«А пистолеты-то игрушечные, – отметил мозг, как бы успокаивая Василия. И тут же подкинул новое наблюдение: – Игрушечные, но большие».
Ковбой лихо запрыгнул на лошадь, издал непонятный, но явно косящий под английский возглас и бодро поскакал в глубь леса по единственной грунтовой дороге.
Ну и дела…
– Смотри-ка, вот и Лимонадный Джо, – прокомментировал Семен. – Вася, ты куда нас завез? Это ж Техас. Форт Индж. Река Леона. Заметил, какая у него кобыла?.. В природе таких не бывает. Крапчатая!.. До сих пор встречалась лишь на страницах романа Майн-Рида «Всадник без головы». Интересные тут места.
– Такого даже у нас на Кубани не встретишь, – согласился Стрельцов.
Ему, честно сказать, уже захотелось заглянуть в салун. Чисто из любопытства, например. Ну и стаканчик виски в такой обстановке, наверное, занятно было бы опрокинуть. Увы, нельзя. Во-первых, решено не пить. Во-вторых, виски в России не для сотрудников убойного отдела созданы. Не те у них зарплаты. Вот в Америке – тот же Васька рассказывал – виски дешевле водки. Житуха!
С другой стороны – ничего хорошего. Легче спиться. По дороге на работу полстакана, по дороге с работы стакан…
– Гриша, ты кольт с собой взял? – отвлек от интересных размышлений Семен.
Стрельцов откинул полу куртки, продемонстрировал кобуру с пистолетом. Действительно, хорошо, что взял. Мало ли…
– Мужики, я сам здесь первый раз, – пожал плечами Рогов. – Тесть прошлой осенью это ранчо купил. Они тут только все обустраивают. Курей, слава Богу, из ванной увезли, а то я уж на стену лез.
– Жаль, поросенок твой Борис не дожил до этого светлого дня, – с чувством произнес Семен. – А во что обошлось ранчо?
– В триста баксов.
– Во времена покорения Дикого Запада – огромные деньги, – кивнул образованный Семен. – Мустангеру Морису за крапчатую кобылу предлагали двести – и это считалось целым состоянием. Идти-то куда, знаешь?..
Василий вытащил из кармана скомканный лист бумаги. На одной стороне был записан рукой тещи рецепт варенья из одуванчиков. На другой – нарисованная тестем схема.
– Да здесь одна тропа, – огляделся Стрельцов. – Больше идти некуда, только за ковбоем.
– До Марса километра три, – прочел Василий на схеме.
– Докуда?! – удивился Черныга.
– Деревня так называется, – пояснил Василий.
– Предупреждать надо, – строго покачал головой Семен. – А то надо же: из Техаса – на Марс. Сто раз подумал бы. Ну ладно, приехали уже. Веди нас, штурман. К Марсу.
И Семен затянул бодрую космическую песню:
– На пыльных тропинках далеких планет останутся наши следы…
В Семеновом детстве ее пели в каком-то фантастическом фильме.
По лесу шли молча. Все-таки ковбойская сценка произвела впечатление. Василий думал примерно о том же, что и Стрельцов: о салуне и виски. Но не в том смысле, что «неплохо бы», а в том, что – знак. Судьба подбрасывает искушение. А ему, Рогову, хоть бы хны. Искушайте, сколько влезет. Он приехал сюда дышать лесным воздухом. Какой запах от сосен – без всякой «красной этикетки» голова идет кругом. И легкие начинают работать в два раза сильнее. Красота!
Где-то через четверть часа меж сосен показался просвет. Друзья вышли к заросшей болотистой речке, через которую были переброшены сгнившие, полуразрушенные мостки. Из воды грустно торчала макушка затонувшего трактора. Синяя краска почти полностью облезла с кабины, но еще было видно, что кто-то выцарапал на кабине то самое слово, что обычно пишут на сарае с дровами или в лифтах. И слово это, такое твердое и очевидное в своей русскости и краткости, было кстати «между Техасом и Марсом». Как-то еще дополнительно отрезвляло. Хотя куда уж дальше отрезвлять…
– Что-то Леона нынче совсем пересохла, – сокрушался Семен. – Из чего напиться койоту, хорьку, оцелоту, космическому оленю? О, смотрите, луноход затонул! Погиб в неравной схватке с команчами!
Рогов мельком подумал, что слишком уж Семен развеселился. Не к добру. Что-то будет!..
Тяжелый Стрельцов пробовал ногой сгнившую доску. Результаты пробы были неутешительны. Вступать на мостки не хотелось.
– Ну, и как здесь пройти?..
– Гриш, это для марсиан, – пояснил Семен. – Они легкие. Вернее, любые. Меняют вес, цвет и вкус в зависимости от обстоятельств. Вась, ты в план загляни: может, обход есть? Нормальные герои всегда идут в обход…
– Написано: «Переправа», – прочитал Рогов каракули тестя.
– Ну, если написано… У меня вес меньше, а штурманам рисковать нельзя.
Возбужденный Семен решительно бросил сумку на землю и подошел к мосткам. Наступил: вроде держатся. Шаг, еще шаг: все в порядке… К середине мостков Семен окончательно уверовал в успех и распрямился в полный рост. До этого он почему-то шел на полусогнутых. Будто бы если ты меньше в высоту, то и весишь меньше. Но марсиане наверняка регулируют вес другими методами. Чисто усилием воли. Или у них тумблер есть: щелк – полегчал, щелк – потяжелел.
– Ну вот. Все в порядке. Танцевать можно.
Танцевать Семен все же не стал, но блаженно потянуться себе позволил. Вокруг расстилался буколический сельский пейзаж.
– Только не расслабляйся, – посоветовал Рогов.
– Перекури, Сеня, – посоветовал Гриша. – «У нас еще в запасе четырнадцать минут».
– На Марсе покурим, – махнул рукой Черныга. – Сумку мою киньте.
Это было ошибкой. Советовал же Рогов не расслабляться. Знал же по долгу службы Семен законы физики и прочей баллистики. Да и Стрельцов хорош: ни секунды не медля метнул сумку. Как на сдаче норм ГТО. От души… Поймать-то сумку Черныга поймал, но доски под дополнительной тяжестью, разумеется, сломались. Семен полетел в воду.
– Первый пошел, – резюмировал Рогов.
– Посадка жестковата, – причмокнул Стрельцов. – К луноходу греби! Первый еврейский космонавт…
Барахтаясь и отплевываясь, Семен доплыл до затонувшего трактора и забрался на кабину. Зеленая болотистая тина свисала с волос и одежды, делая талантливого эксперта похожим на ловца пиявок Дуремара из сказки про Буратино.
Стрельцов представил себя на месте Семена, и его аж передернуло. Пришлось представлять дальше: как достаешь из сумки бутылку, свинчиваешь пробку, делаешь глоток… Ну, в виде компенсации. Промок же организм. И настроение сразу улучшается.
Но бутылки в сумке Семена нет.
Рогов почесал в затылке и вновь стал изучать план.
В это время за околицей деревни Марс, на самой опушке леса, разгорались нешуточные страсти. Человек пятнадцать-двадцать сельчан (женщины частично трезвые, мужчины – как всегда) вели переговоры с гостями. Местные пришли пешком, благо идти недалеко, а гости приехали на черном джипе, похожем на хищного большого жука, и на громадном лесовозе. Обратно лесовоз рассчитывал уйти заполненным деревьями, вырубленными марсианскими мужиками в рамках коммерческой программы по незаконному уничтожению лесных богатств. Но мужики ничего не вырубили. В чем и состояла суть конфликта.
Предводитель гостей, Виталий Дорофеев, двухметроворостый бизнесмен, был, несмотря на жару, в костюме, белой рубашке и при галстуке. Трое его подручных: Рома, Гарик и Эльхан – несмотря на то, что первый был русским, второй украинцем с польскими корнями, а третий азербайджанцем – мало отличались друг от друга. Примерно одинакового роста, в одинаковых черных куртках, с одинаково короткими стрижками и колючими взглядами.
Прямо напротив Дорофеева стоял, упрямо набычившись и слегка покачиваясь, Петро, держа наперевес огромный топор. Топор перевешивал пьяного Петро, но все равно картина была впечатляющая.
За спинами деревенских маячили болельщики: давешний ковбой на лошади и длинноволосый трезвый молодой человек со складным мольбертом через плечо.
– Ну, и кто мне теперь убытки покроет? – грозно гудел Дорофеев. – Вы? У меня ж с финнами договор.
– Финики еще неустойку нам выкатят, – подсказал Гарик.
Дорофеев раздраженно отмахнулся.
– Пущай сами приезжают и пилят, – пьяно прогундосил Захар, – а мы в лес ни ногой!
Сельчане одобрительно загудели. Худой высоченный Игнат, комично контрастировавший с Дорофеевым (ростом такой же, а поперек – в три раза тоньше), известный тем, что открывал рот очень редко, но изрекал всегда какую-либо неожиданную мысль, пробасил:
– Финику все равно где жить, пусть он и рубит. А русский человек дома жить должен.
Толпа и его поддержала равномерным пчелиным гудением.
– С голодухи подохнете! – зло пообещал Дорофеев.
– Лучше самим сдохнуть, чем к ентим!!! – вскрикнул Захар.
– Хотите, чтоб всех наших мужиков перетаскали?! – вступила жена Петро Татьяна.
– Этим-то что! – вступила ее соседка Анна, женщина еще нестарая, незамужняя и потому тоже в мужиках кровно заинтересованная.
– Да кому они нужны, ваши мужики?! – Эльхан не выдержал и дополнил свою реплику длинным азербайджанским ругательством, которое, будь оно переведено на русский, оказалось бы оскорблением легендарных героев данного населенного пункта, хотя именно в деревне Марс памяти ни о каких легендарных героях не хранилось.
– Нам нужны! – решительно отрубила Татьяна, на секунду потеряв контроль над своим непутевым мужем.
Петро, воспользовавшись этим, решительно взмахнул топором. Лезвие просвистело буквально в сантиметре ото лба Дорофеева. Бизнесмен побледнел, но с места не сдвинулся. Он знал, что, если отступить перед пьяным, тот, воодушевившись, вполне может перейти к еще более агрессивным действиям.
Петро, однако, вовсе не собирался атаковать гостей. Топором он взмахнул не в боевом, а в трудовом порыве.
– А чё, а может, рискнем? Чё нам, мужики? Наш лес: хотим – ходим, хотим – рубим!
– Я те рискну! – Татьяна схватила мужа за запястье. – Дровосек железный!..
– Вы что, в эти сказки верите? – Дорофеев попытался продолжить мирные переговоры.
– Однако парень-то пропал… – подал голос с крапчатой кобылы ковбой и хозяин салуна Данила. Для человека в таком легкомысленном наряде реплика прозвучала на удивление рассудительно.
– Напился и провалился. В болото! – ухмыльнулся Рома.
– Не ржи! – оборвала его Татьяна. – Здесь многие их видали!
Толпа вновь загудела.
– А кой-кто и раньше видал! – воскликнула деловитая Марфа, облаченная в видавший виды цветастый сарафан. – Вот дед Тарелка их видал! Скажи, дед!..
Все расступились, давая сухонькому деду Тарелке пройти в центр форума. Дед крякнул и вышел. В руках он держал бутыль самогона. Дед обвел собравшихся косым взглядом.
– Чего молчишь?! Говори!.. – раздалось из толпы.
Дед Тарелка неспешно поднес бутыль к губам, сделал изрядный глоток. Эльхан снова ругнулся по-своему. На сей раз он выражал свое неудовольствие христианскими религиями, не возбраняющими своей пастве злоупотреблять продуктами переработки спиртосодержащих культур. Пожив десять лет в тесном контакте с представителями этих религий, Эльхан и сам научился пренебрегать безалкогольной моралью Аллаха. За что и был наказан: пропитанная сивушными маслами печень барахлила, как мотор старого «Запорожца».
Дед Тарелка сухо откашлялся и начал:
– Было это еще при «сухом законе»… Был тогда такой секретарь Горбачев, сам с отметиной на лысине, будто из Космоса прилетел. Ему из-за этой отметины пить было нельзя, и вообще много есть было нельзя, только пиццу можно, вот он и ввел сухой закон, и продукты многие отменил…
В обход «нормальным героям» пришлось шкандыбать не меньше часа. Оперативники изрядно устали. Рогов и Стрельцов шли молча, погруженные в не самые радужные мысли. Семен, переодевшийся-переобувшийся в пляжный костюм, по-прежнему пребывал в веселом настроении, продолжая напевать разные песенки, и даже успевал умиляться белочкам на деревьях.
Наконец впереди показались покосившиеся избы.
– Почти пришли, – несколько виноватым голосом произнес Василий.
– Километров семь отмахали, – устало прикинул Гриша. – Во, смотрите! Чего это у них? Выборы?
С дороги было хорошо видно пеструю толпу на опушке.
– Толковище. И этот там… Чингачгук, – заметил Рогов.
– Урожай делят, – предположил Семен, критически оглядывая заросшее сорняками поле.
– Или инопланетянина поймали, – хохотнул Стрельцов.
Он и не мог предположить, что почти угадал. Но, как говорится, «с точностью до наоборот»…
Обстановка на опушке меж тем накалялась. Захар наседал на Дорофеева:
– Ты деда Тарелку не оскорбляй!! Мы сами кого хошь!! И патрятизьмом не тыкай!!
– Фиников пусть оскорбляет, они это любят! – пробасил Игнат.
Толпа гудела. Эльхан рычал, еле сдерживая себя. Рома сдерживаться больше не мог и не хотел. Шепнул Дорофееву: «Виталик, я пугану!», остановлен шефом не был, бросился к джипу, вытащил из салона помповое ружье, подбежал к Захару и наставил на него ствол:
– А ну быстро лес валить!..
Толпа охнула, а Захар, ни на секунду не смутившись, рванул на груди рубаху:
– Стреляй, буржуй недобитый!!
И сделал шаг навстречу Роме. Тому пришлось отступить.
Выстрел все же раздался – с криком: «Не шали!» пальнул в воздух ковбой Данила, несправедливо прозванный Роговым индейцем Чингачгуком.
Петро неожиданно бодро отпихнул Татьяну и замахнулся на Рому топором:
– Щас я тебя повалю! Будет тут у нас!..
Дорофеев устало и недовольно вздохнул, опустил ствол Роминого ружья, успокаивающе поднял руку. Его послушались. Мощная фигура бизнесмена и его спокойствие действовали отрезвляюще.
– На что пить-то будете, мужики? – спросил Дорофеев.
– За нас не боись! – мотнул головой Захар. – Без ентого не останемся!
– А захотим, и не будем пить! – громко икнул дед Тарелка. Толпа примолкла, как громом пораженная смыслом сказанного.
– Захотим и не будем! – упрямо повторил Тарелка. – Назло!
– Разве что назло… – буркнул Дорофеев.
Услышав выстрел, оперативники удивленно остановились.
– О-го. Пальба началась, – констатировал Стрельцов.
– Я же говорю, Дикий Запад, – кивнул Семен. – А чем Марс хуже Земли? Первопоселенцы против аборигенов. Все как у нас. Только у них-то еще – Бог войны, все дела…
Выстрелов больше не было. Переглянувшись, друзья решили не вмешиваться. Идти своей дорогой. В конце концов, отдыхать приехали.
Трехсотдолларовое ранчо Федора Ильича выглядело на все четыреста пятьдесят, а то и на пятьсот.
Домик небольшой и старенький, но довольно крепкий и такой с виду… опрятный, что ли. Банька чуть в стороне – крохотная, но ведь не оргии там устраивать. У туалета, что в глубине участка, на крыше – резной петушок.
– Почти как в сказке Пушкина, – отметил Семен. – Хоть что-то наше, родное-посконное. А то все ковбои, космонавты…
– Так петушок тоже там был… от шамаханского колдуна какого-то, – усомнился Гриша.
Семен понял, что лопухнулся, но признать этого не захотел:
– Это царица была шамаханская, а петушка колдун из России бандеролью выписал. Ярославской породы…
Участок довольно большой. На нем грядки, садовые деревья. Там же внушительно стояла «Волга» Васькиного тестя. Теща возле дома увлеченно доила козу и что-то ей негромко рассказывала. Коза равнодушно махала хвостом. Куры ходят кудахчут. Неужели из тех крохотных цыплят выросли, что в ванной пищали? Удивительно даже. Сам Федор Ильич рыл ямы под столбы для установки забора: старый совсем развалился. Свежие столбы лежали тут же, радовали глаз белыми, сияющими на солнце боками. Идиллия, короче. Тесть и теща так увлеклись здоровым деревенским трудом, что на гостей внимания не обращали. Василий кашлянул: ноль эмоций. Пришлось подать голос:
– Привет трудовому народу!
Тесть тревожно оглянулся, тут же просиял, бросил лопату и с радостным криком: «Зятек!» побежал обниматься с операми. Куры тоже поспешили на роговский голос. Признали, не иначе…
– Мать, гляди, Васек с друзьями приехал! Я уж и не ждал.
– Сами ж помочь просили! – напомнил Василий. – Вот мы на выходные и вырвались.
– Еще пару отгулов взяли, – добавил Стрельцов.
– Молодцы! – обрадовался Федор Ильич. – Очень кстати, а то с забором мне одному… Трудно уже. Возраст! Заодно отдохнете! Вы, Семен, смотрю, искупались уже. Как водичка?
– Места у вас, Федор Ильич, знатные, – ушел эксперт от прямого ответа. – Неземной красоты.
– Что ты! А воздух какой…
Подбежала теща, справившаяся, наконец, с козой.
– Добро пожаловать, гости дорогие! Ленка-то с внучеком где?
– Ленку с работы не отпустили, а Лешка в лагере от ГУВД.
– В лагере? – забеспокоилась теща.
– Ну, типа в пионерском. Только он сейчас не пионерский, а просто лагерь называется. А как еще? Другого слова не придумали…
– Пионерской зоной можно было назвать, – не слишком удачно пошутил Семен.
Вася извлек из кармана «карту»:
– Папа, вы что здесь изобразили?
– Где? Сейчас очки надену…
– Какая ж тут переправа? – ткнул Рогов пальцем. – Семен чуть не утонул.
– Ой. Там же не ходят, – всплеснула руками теща. – Ты что им нарисовал, старый дурак? А если бы они с ребенком приехали? Утонул бы Лешка! Он же плавать еле умеет!
– Ну, мы ребенка вперед не пустили бы! – утешил тещу Семен.
– Понимаешь, Васек, – объяснил Федор Ильич. – Я ведь здесь в ноябре был, когда дом смотрел. Уже лед стоял… Я и не сообразил…
– Думал, и летом стоять будет? – язвительно спросила теща.
– У вас Марс все-таки, – заметил Семен. – А на Марсе всяко быть может…
– Ты-то не лезь, – одернул Федор Ильич супругу. – Иди лучше стол готовь.
– И правда… – всплеснула руками теща и побежала в дом, споро почесав по дороге за ухом меланхоличную козу.
– Надо было вправо по берегу, – запоздало объяснял маршрут тесть. – С километр всего-то. Там самое узкое место. И бревно брошено.
– После уж нашли, – кивнул Василий.
– Местные насчет этого моста третий год жалобы пишут, – сказал Федор Ильич. – Во все инстанции. Сейчас до Думы добрались. Потом Президенту собираются жалобу отправить.
– Зачем? – не понял Стрельцов.
– Как зачем? Чтоб власти мост починили.
– Проще ж самим, – удивился Стрельцов. – Не сильно сложнее вашего забора. Леса вокруг навалом. Пяти мужикам на пару дней работы.
– Это ясное дело, – согласился тесть. – Но они, во-первых, пьют все время. А главное: справедливости добиваются. Из принципа.
– А я вот из-за их принципов чуть не утонул, – покачал головой Семен. – Кстати, а чего они там митингуют? Тоже из принципа?
– Аж из ружей палят, – сказал Стрельцов.
– А, это… – Федор Ильич многозначительно прищурился, предвкушая, как попотчует гостей не только самогоном с закусоном, но и удивительным рассказом. – Тут у нас такое творится!
– Индейцы, наверное, напали? – предположил Семен. – Угадал?
– Хуже. То есть лучше. Пошли, в доме расскажу.
Высокие переговаривающиеся стороны остались не слишком довольны друг другом.
Сельчане остались доругивать гостей уже в их отсутствии, а бизнесмены двинулись через сорняки к джипу. Возбужденный Рома махал кулаками после драки:
– Эх! Надо было пугануть их как следует! Жаль, не дал ты мне, Виталик!
– И так шуму хватает, – огрызнулся Дорофеев.
– Сразу бы в лес побежали… – бубнил Рома.
– Сомневаюсь, – покачал головой Дорофеев. – Скорее бы зарубили тебя. А мне бы джип попортили.
Прошлый джип Дорофееву, мягко говоря, «попортили» бомжи, которых он как-то слишком неуважительно шуганул, паркуясь у своего дома на Кронверкском. Не было сил рулить на стоянку. Той же ночью тачку просто сожгли.
Рома остановился, обернулся, поглядел на толпу. Хотел погрозить кулаком, но не стал. Зато Захар показал Роме локтем совершенно неприличный жест. Тот сплюнул, пошел дальше.
– Егорыч, чего финикам говорить? – спросил Дорофеева молчаливый Гарик.
– Звони лесничему… – буркнул, подумав с секунду, Виталий Егорович. – Пусть думает. Мы ему за это платим.
Гарик, будучи уверенным, что придумать лесничий ничего не сможет, все-таки вытащил мобильник и набрал номер…
На стене крохотной кухоньки в доме Федора Ильича висели керосиновая лампа, сухая ароматная трава, отгоняющая насекомых, а также старый, но вполне еще представительный портрет Гагарина, извлеченный, видать, из журнала «Огонек» сорокалетней давности. Семен посмотрел первому космонавту в глаза, но от комментария воздержался.
Теща раскладывала по тарелкам вареную картошку. На столе радовали глаз хлеб, лук, помидоры, огурцы, завитки краковской колбасы, банка козьего молока. В дверном проеме возник Федор Ильич. Улыбаясь, как ребенок, он продемонстрировал оперативникам бутыль с самогоном. У Стрельцова потекла слюна.
– Чистейшая, на родниковой воде… – отрекламировал продукт тесть. Вкусно чпокнул пробкой.
– Папа, мы не будем, – ответил за всех Рогов.
– Как это? – оторопел Федор Ильич. – А за приезд?
И впрямь, не очень понятно, как это не принять по рюмке-второй-четвертой чисто за приезд. На родниковой тем паче воде…
– Хотим, Федор Ильич, здоровье поправить, – пояснил Семен неожиданную стратегию.
Стрельцов, не без внутреннего сопротивления, взял в руки банку с молоком, налил в стакан:
– Лучше молочка. И пользы больше, и это… вреда меньше.
– Вот, правильно… – похвалила теща и обернулась к мужу: – И тебе, старому, не надо.
– Я уже поправил, – недовольно отозвался Федор Ильич, наполняя свой стакан родниковым напитком.
В компании выпить приятнее, чем одному. Чокнуться, переглянуться, родство душ почувствовать…
Ну ладно, одному так одному.
Федор Ильич опрокинул рюмку, налил вторую.
– Мама, а коза откуда? – поинтересовался Рогов.
– В аренду взяла. В райцентре. Хорошая коза.
– А звать как? – спросил Семен.
– Генриетта Давыдовна.
Семен чуть картофелиной не подавился:
– Почему так?
– Не знаю. Просто имя такое. В документе указано: коза, возраст – два года, имя – Генриетта Давыдовна… Отец ее Генкой кличет, а я уж по правилам. С отчеством. Как в документе…
– Не по-людски как-то… – посетовал Федор Ильич, поднимая вторую рюмку. Не козье имя осудил, а трезвенническое поведение гостей.
Выпил, потянулся за кружком колбасы.
– Так что у вас здесь стряслось? Рассказывайте наконец, – попросил Семен.
– Да, папа, что происходит?
– Гуманоиды прилетали.
Говорил Федор Ильич с набитым ртом, поэтому ответ прозвучал буднично и оттого особо нелепо.
– Кто?! – не поверил своим ушам Стрельцов.
– Ну, эти… Из космоса. Человечки зеленые.
Стрельцов, Семен и Василий хором покосились на бутыль, потом синхронно перевели взгляды на Федора Ильича.
Теща проследила за их взглядами, покачала головой:
– Здесь он не врет. Три дня назад мужчина пропал. По грибы пошел и не вернулся. Одну корзину нашли. И следы всякие…
– Наш, питерский. Инженер, – пояснил Федор Ильич. – Приехал отдохнуть, комнату снял…
– А почему гуманоиды? – удивился Стрельцов.
– Кто ж еще? – не менее удивленно переспросил Васькин тесть. – Местные даже тарелку их видели. Мы-то сами спали…
– Ешкин кот! – пробормотал Василий. – Но, может, они, кто видали… того. Перебрали чистейшей, на родниковой воде. Сами говорите: они пьют много.
– Говорят, они и раньше сюда летали, – мотнул головой Федор Ильич. – Не первый случай. Плюс следы остались.
– А что за следы? – заинтересовался эксперт Семен.
– Круги травы выжженной. Как от ракеты…
– А на земле жидкость. Зеленая и вонючая, – добавила теща.
– Я о таком читал, – задумчиво протянул Рогов. – И о людях пропавших.
Василий не стал сознаваться, что не только читал о таком, но и мечтал в юности быть похищенным инопланетянами. А чего, занятно! На звездолете с ветерком прокатиться, на миры иные посмотреть.
Сейчас, конечно, он не согласился бы уже – семья, ребенок, служба, но в юности глупый был, романтичный.
– Ты что, веришь? – изумился Стрельцов.
– А почему нет…
Вон весной, когда на Большой Конюшенной убили мордоворота-лохотроншика, никто не хотел верить, что это сделала крохотная старушонка, проживавшая в комуналке над «Пышечной». Все улики на нее показывали, но верить никто не хотел. Пока сама не призналась: да, спицей в ухо. Мстила за обобранную мошенниками подругу из Твери. (Присяжные потом бабулю сердобольно оправдали, навязали ей состояние аффекта, хотя сама народная мстительница настаивала на полной сознательности своих действий и обещала продолжить кровавую вендетту.)
Так что чудеса порой случаются…
И еще Василий вспомнил, что сын его, Лешка, в раннем детстве называл инопланетян «непланетянами». Дескать – существа ниоткуда. Не с планет, а так. Просто из Космоса.
И эколог этот, который тогда зимой лемура покупал, тоже тонко намекал, что гуманоиды людей для своих забав потаскивают…
Молодой лесничий Юрий Погодин подъехал к салуну на своей новенькой «тойоте». То есть на старенькой, конечно, весьма подержанной, но свежеприобретенной. Припарковался в тени большого трейлера с надписью «Бельгийская говядина – для ваших родственников и друзей». Заведение ковбоя Данилы пользовалось популярностью среди дальнобойщиков.
Погодин, Дорофеев и Гарик отошли в сторону. Эльхан с Ромой продолжали обсуждать тему сезона: о том, что в лес зачастили «зеленые человечки», говорил уже весь салун.
– У нас в Гянджи тоже такое было, – вспоминал Эльхан. – Мне дед рассказывал. Людей не брали, а баранов брали. Много! Один, другой, целое в сумме стадо…
– Это он чачи обпился, твой дед, – гоготал жизнерадостный Рома. – А баранов эти на закуску таскали, друзья ваши… Кого вы там особенно любите? Армяне!
– Зачем смеешься? – хмурился Эльхан. – Туда даже ученые приезжали.
– Ученые – в говне моченые, – не унимался Рома. – Ученые тоже чачу уважают.
Погодин, между тем, оправдывался перед Дорофеевым:
– Так что я, Виктор Егорович, не виноват. Их теперь пушкой в лес не загонишь. Да вы и сами уже попробовали. Меня тем более не испугаются.
Тут лесничий был прав. Силовое воздействие на местное население никак не входило в круг его обязанностей.
– Наверняка, шутит кто-то, – злился Дорофеев. – А эти олухи верят… Дурачки.
– Я б этим шутникам… – сжал кулаки Гарик. – А вообще, Егорыч, это дельная мысль. Если кто шутит – шутника найти можно.
– Ну, а что еще?! Не зеленые же человечки? И почему, кстати, именно зеленые…
– Мужик-то пропал, – заметил Погодин. – Да и следы остались…
– Ты тоже в эту чушь веришь? – Дорофеев пытливо глянул в глаза лесничему.
– Веришь, не веришь, а в газетах пишут… – пробормотал Погодин.
– Да-а… Дикий вы тут народ. Ну, и кто теперь лес валить будет? Сам же без денег останешься.
– Да я понимаю… – вздохнул Погодин.
– Понимать мало!
Погодин промолчал.
– Егорыч, может, в другой деревне наймем? – предложил Гарик.
– Не пойдут, – уныло покачал головой лесничий. – Весь район напуган. В райцентре уже слухи, что десять человек на Сатурн унесли.
– Господи, почему на Сатурн-то?!
– Так говорят…
Гарику пришла в голову новая идея: сменить место.
– Какой там сменим, – скрипнул зубами Дорофеев. – Вся область поделена.
Ближе к вечеру наладились купаться. Федор Ильич вызвался проводить к озеру, прихватив с собой пятилитровую пластиковую бутыль. Василий подозрительно покосился на тару.
– Не боись, – улыбнулся Федор Ильич. – Это для родника. Оттудава вода покамест течет, а не самогон.
И добавил, вздохнув:
– Ежели бы оттудова тек самогон…
– Не говорили вы раньше так, папа, – заметил Рогов. – Оттудава, покамест… Ежели…
– Я ж в деревне живу, – смутился тесть. – С кем поведешься…
– Вы особого-то примера с них не берите, – посоветовал Семен, глазея по сторонам. – Разоритесь…
Зрелище и впрямь было не из оптимистичных. Покосившиеся или просто разломанные заборы, выбитые окна в избах, крапива в человеческий рост на огородах (в ее зарослях вполне можно было спрятать портативную летающую тарелку), на двух участках – безголовые почему-то пугала, напоминающие кладбищенские кресты.
Дыры в крышах. Кошка пробежала – худая, как листок протокола. Семен попытался ее погладить – кошка злобно лязгнула челюстями. Эксперт еле успел руку отдернуть.
– Они здесь хоть что-то выращивают? – спросил Стрельцов.
– Сорняки. Зато много и разных сортов. Есть совсем каких-то сортов неведомых.
– Пришельцы завезли.
– Не исключал бы такой версии, – упрямо мотнул головой тесть. Общая атмосфера веры в инопланетян на него действовала. – Жидкость в лесу, говорят, неведомая, ни в одной таблице Менделеева не записана.
– Жидкость исследовать можно. А есть какое-нибудь… производство? – сменил тему Семен.
– Последний трактор год назад утопили. Бабы – те еще зелень да картошку садят, а мужики только пьют. Молодежь вся разъехалась. Даже школу закрыли. А теперь еще свет за долга выключили.
– На что же живут? – поинтересовался Стрельцов. – На одной картошке долго не протянешь. Даже если с крапивой.
– А лес воруют. Напилят, гроши свои получат и опять пьют. А нынче перепугались. Пилить отказываются. Боятся зелененьких-то человечков.
– Ну почему именно зелененьких-то, папа? – задал Рогов вопрос, который волновал и бизнесмена Дорофеева. – Вы их видели? Почему не рыженьких, не голубых?
– Голубые в Космосе – это вряд ли, – твердо возразил Федор Ильич. – Если у них и есть такие, они бы к нам таких не запустили. Мы же в космос нормальных только… ну, сами понимаете.
– Есть версия, что наоборот. Они же там по несколько месяцев наедине на станции. С другой стороны, называют же Землю голубой планетой, – задумчиво протянул Семен.
– Ладно вам, – поморщился Стрельцов, не любивший глупых шуток. – Скажите лучше, Федор Ильич, милиция-то была?
– Приехал один на «Яве». Околоточный. В блокноте почиркал и укатил.
– И все?
– Ну, пока все. Обещал вернуться.
На центральной, так сказать, площади деревни Марс располагались три объекта: сарай с вывеской «Магазин», дверь которого была крест-накрест заколочена крепкими досками, пустой постамент, на котором ранее возвышался примерно-понятно-кто, а также родник, забранный в относительно новую металлическую трубу.
Очень пьяный мужик мыл в роднике ноги и сапог. Почему-то один. Второй, возможно, был уже пропит. Сапог постоянно падал в воду. Мужик с трудом выуживал его, хватаясь за трубу, чтобы не свалиться.
– Наш родник, – произнес Федор Ильич с неожиданной теплотой и гордостью. И протянул Рогову пластмассовую емкость, – Васек, набери с собой.
Пьяный мужик в очередной раз выловил сапог и посторонился:
– Ставь, не пужайся. На всех хватит.
Рогов осторожно подставил бутыль под струю.
– А что тут за ковбой у вас скачет? На крапчатой кобыле? – вспомнил Семен.
– А это Данила, – одобрительно отозвался тесть. – Хозяин трактира. Тот-то пашет. Даже виски на этой воде гонит. «Марсианское». Лучше импортного.
– Местное виски? – оживился Стрельцов. – И почем?
– Да не дороже водки!
– М-м… – Стрельцов подумал про себя, что надо прихватить с собой в Питер на пробу. Не вечно же трезвость продлится! И потом – праздники бывают всякие. Очередное звание, День знаний первого сентября, а там и Новый год не за горами. Но это он все про себя подумал, а вслух спросил: – А откуда это название – Марс?
– А черт его знает… – начал Федор Ильич, но недалеко отошедший пьяный мужик его перебил.
– К-как эт-то черт, к-как ч-черт. Я з-знаю… Вот т-тут Марс стоял… П-памятник…
Мужик широко махнул рукой в сторону пустого постамента, потерял равновесие. Упал и мгновенно захрапел.
– Кто тут стоял? – недоуменно глянул на постамент Семен. – Бог войны?
В озере вода оказалась не в пример чище, чем в заболоченной реке. Купались долго, с удовольствием. Теплынь, легчайший ветерок, песчаное дно, нежное. Едва начинающее вечереть небо – благодать!
Первым на берег вылез Вася Рогов. Тесть беседовал с длинноволосым молодым человеком: судя по тонким чертам лица и отсутствию запаха перегара, явно не местным. На плече у парня висел мольберт.
– А это Василий, – представил Федор Ильич мокрого Рогова. – Мой зять. Офицер милиции.
– Очень приятно, – незнакомец слегка поклонился и протянул руку. – Володя. Серебряков. Художник.
– Тоже наш, питерский, – встрял тесть.
– Случайно, не актуалист? – беззлобно, но с подозрением уточнил Рогов.
– А почему вы спрашиваете? – удивился Серебряков.
– По работе сталкивался, – буркнул Рогов.
Актуалистов он не жаловал. Это такая новая порода художников, которые не умеют рисовать или лепить, но зато хорошо обучены разным гадостям и пакостям. Один выставляет в музее заспиртованные трупы разрезанных пополам хомячков, второй просто живых голых девок, облитых краской, третий представляет из себя собаку: ходит на поводке, спит на полу, ест из миски. Это бы ладно, но он ведь еще и людей кусает. Еще один прямо на выставке иконы рубил, поганец. И существует весь этот сброд на стипендии каких-то сомнительных зарубежных фондов. За каждого убитого хомячка получает «грант» в размере квартальной зарплаты офицера-убойщика. Ясно, что Василий этих веселых человечков не слишком долюбливал.
Как-то однажды трое придурков с Троицкого моста в Неву помочились, их патруль свинтил, так потом всю ночь в отделение с радио «Свобода» и с Би-би-си звонили, спрашивали, зачем художников мучают. А один музей прислал экспертизу, что это была акция не физиологическая, а сугубо эстетическая, удачно иллюстрирующая какие-то путаные концепции каких-то французских постсексуалистов.
Жору Любимова тогда, помнится, больше всего это слово возмутило – постсексуалисты. Грозился лично поймать и рожи начистить.
– Нет, к сожалению, – ответил Серебряков. – Здоровье не то. У меня с детства даже от физкультуры освобождение.
– К сожалению? – изумился Рогов. – Вы что, тоже хотели бы иконы православные рубить?
– Так вы не путайте, это в Москве! – воскликнул Серебряков. – Потому что там безнравственность и сатанизм. А питерские актуалисты московским противостоят с позиций духовности. Вот, помните, в Москве была акция, когда художники из своих тел на Красной площади слово выложили их трех букв? Ну такое… нецензурное.
– Ну? – нахмурился Рогов. Акции такой он, к счастью, не помнил.
– Вот, а наши им в ответ на Дворцовой площади тоже слово выложили. Только другое – слово «Бог»! Совсем другое дело, так ведь?
Василий не нашелся что ответить. Это, конечно, меньшее хулиганство. Но зато – большее богохульство. Ну ладно, не спорить же. Поинтересовался:
– А здоровье тут при чем?
– Ну как же! Здоровье актуалисту нужно недюжинное. Вот у нас Смирнов-Иванов в Овсянниковском садике зимой два часа в аквариуме с рыбами просидел! В ледяной воде!
– Зачем он так? Иванов-Смирнов? – это уже Федор Ильич не выдержал.
– Не Иванов-Смирнов, этот в Москве, а Смирнов-Иванов, наш! Чтобы почувствовать ритмы живой природы. Слиться с ними.
– Ясненько, – пробормотал Федор Ильич и украдкой повертел пальцем у виска. Витийствующий Серебряков этого не заметил.
– А взять подвиг Флуера! Ему ведь пришлось год в голландской тюрьме потом отсидеть!
– Что за подвиг? – спросил Рогов.
– Ну как же! Он нарисовал в Амстердаме в музее на квадрате Малевича знак доллара! Зеленым спреем! А квадрат этот стоит пять миллионов… Вот Флуера и упекли…
– А это что значит? Тут с чем слияние?
– А тут не слияние, тут, напротив, критика буржуазного общества. Сам-то Малевич в нищете умер. А теперь его квадратами спекулируют, состояния себе делают!
Василию, к его собственному удивлению, последняя акция показалась в чем-то симпатичной. Оно, конечно, не следует в музеях шедевры портить, но что-то в этом есть…
– А взять постсексуалистов! – не унимался Серебряков.
– А вот этих, пожалуйста, не надо! – твердо пресек Василий.
Художник глянул на него с интересом. И заявил вдруг:
– Знаете, в этом я с вами согласен! Давайте как-нибудь на досуге обсудим это подробнее. С вами очень интересно поговорить об искусстве! Сейчас мне пора идти. Я-то сам, знаете ли, больше пейзажами занимаюсь. Акварелью. Солнце садится. А я хочу сегодня закат пописать.
– В лес-то не страшно? – спросил Федор Ильич.
– Вы гуманоидов имеете в виду? – улыбнулся художник. – Знаете, я в них не верю… Да и зачем им художник?
«Как раз художника им и интересно…» – подумал Рогов, но вслух не сказал.
Серебряков распрощался и двинул в сторону леса. Тут же раздались крики из реки. Стрельцов и Семен, ожесточенно жестикулируя, тащили из воды нечто похожее на объект актуального искусства. Подбежав поближе, Федор Ильич и Василий увидели, что они тащат из воды желтый человеческий скелет.
Бр-р!
Да еще без одной ноги. Без левой – профессионально отметил Рогов. Федор Ильич, увидав скелет, начал мелко креститься:
– Батюшки! Неужто инженер…
– Гриша на дне откопал, – пояснил Семен.
Рогов наклонился над страшной находкой, вгляделся. Сразу отпустило: все кости были скреплены ржавой проволокой.
– Это ж учебный, – пояснил Василий. – Из школы, видать, которую закрыли. Последним оставался. Как капитан.
– Тьфу ты… – сплюнул тесть.
– Странно, что не пропили, – почесал в затылке Семен, – капитана этого…
– Ну, одну-то ногу пропили, – заметил Рогов.
– Отвык я, оказывается, жить без света, – заметил Семен.
Они с Василием курили на крыльце дома, вдыхали аромат прелого сена и слушали спокойный хор цикад. Электричества не было. Ни единого огонька на весь Марс.
– Что, у тебя в Питере никогда свет не вырубают? У нас на Петроградке – в порядке вещей.
– Вырубают, конечно, – согласился Семен. – Вот на первое апреля выключили – сначала все думали, что шутка. А три дня не было! У меня уж под конец собака выть начала.
– Ну вот!
– Но там-то я надеялся, что в любую секунду включат! А здесь – никаких шансов.
– Заплатили бы долги – и шансы бы появились.
– Это ты прав, Василий. Но все же, погляди на проблему более масштабно, – размечтался Семен. – Если бы во всем мире электричество совсем кончилось?
– Это как?
– Стихийное бедствие. Техногенная катастрофа. Или теракт. Или еще что… ну, представь – бац, и нет электричества. Холодильник не работает, троллейбус не ходит. Телевизор не работает, Интернет.
– Утюг! – подсказал Василий.
– Утюг, – согласился Семен. – Света нет, опять же. Да ничего, короче, не работает. И как тогда жить?
– Ну, если более масштабно, – протянул Рогов, – то я ведь, Семен, как рассуждаю. Чисто логически. Ты вот глянь на небо, сколько звезд там. Вон их там сколько. Не сосчитать. Хоть… лопатой греби. Так неужели только на Земле разум есть? Вряд ли.
– Такого, как здесь, точно нет, – уверенно сказал Семен.
– Ну, не такой, так другой! А если разум есть – то почему прилетать не могут?
– Чего ж они в контакт с нами не вступают? – усомнился Семен.
– Да как же не вступают? Инженера вот потырили. Может, мы для них муравьи. Ты ж с муравьями как в контакт вступаешь? Пошевелишь палочкой и все.
– Как-то не очень приятно себя муравьем чувствовать…
– Погоди. Сейчас приду… – встал Василий. – Сколько можно его ждать…
Пошел в глубь сада, остановился возле кустов и оросил ботанику упругой задорной струей. В это время из туалета вылез изрядно застрявший там Стрельцов. Увидел спину Рогова, заговорщицки подмигнул Семену, подкрался к Василию и схватил его за плечи:
– С нами полетишь!
Рогов аж вскрикнул от неожиданности.
Лететь «с ними» все-таки не входило в его планы.
Интересно, но так… теоретически.
Вряд ли это входило и в планы болезного художника Серебрякова, однако же…
Утро принесло новую весть. Опера проснулись от крика возбужденно вбежавшего в их комнату Федора Ильича.
– Братцы, подъем! Художник исчез!
– Какой художник? – разлепил глаза Рогов. Ему всю ночь снилась операция по поимке особо опасного убийцы по кличке Сосулька, и спросонья он даже не сразу вспомнил, где находится.
– Вчерашний! От физкультуры освобожденный!
– Инопланетяне забрали? – иронично спросил Семен.
– Мужики говорят, что они! – на полном серьезе крикнул Васькин тесть.
– Чушь все это… – недовольно пробурчал Стрельцов.
Ему, как назло, снилась полка винного магазина. Длинная полка, ряд бутылок на любой вкус. И все этикетки хорошо различимы. Этикетки вроде знакомые, только названия какие-то странные. Водка «Узбекский стандарт», пиво «Дюймовочка», джин «Суворовский проспект», коньяк «Толстячок», виски «Марсианская хронь»…
Федор Ильич разбудил, когда Стрельцов уже примирялся, не купить ли виски.
Несмотря на раннее утро, марсианские мужики, собравшиеся на сходку на площади у родника, были уже изрядно пьяны. «Когда только успевают? – недоуменно подумал Стрельцов. – Может, я во сне только этикетки вижу, а они прямо во сне и пьют?»
Петро стоял, сжимая в охапке любимый топор.
Вид у него был решительный.
Захар стоять не мог, участвовал в совещании сидя, прислонившись спиной к постаменту. Крикнул на всю площадь:
– Я ведь вчерась всех упреждал! Не послухали?!
– Думаешь, не говорила ему, живописцу этому, – всплеснула руками Марфа. – Говорила! А он только лыбился…
– Долыбился, идиот! – пьяно ухмылялся Захар.
– У них там, небось, живописцев-то нет, – предположил Игнат. – А портретов всем хочется. Чтобы жена на портрете, чтобы детишки… Вот и выписали себе Володьку.
– Сам к ним пойду, – Петро воздел к небесам топор. – Тарелок бояться – в лес не ходить!
– Не вздумай, – схватила его за руки Татьяна.
– Разберусь по-мужски, – шумел Петро.
Вдруг затих, развернулся и решительно двинул в сторону леса. Уверенным шагом, даже шататься перестал. Оттолкнул жену, пытавшуюся его остановить.
– Тебя ж заберут! – заблажила вслед Татьяна. – На Центавру!
– Там хоть тебя нет, отдохну, – огрызнулся Петро.
В этот момент на площади появилась оперативная бригада. Рогов и Семен поняли, что придется все же прервать отдых и вмешаться в марсианские дела. Стрельцов хмурился, но на собрание сходить согласился.
– Вот они, мои гости. Из уголовного розыска, – представил убойщиков Федор Ильич. – Из самого Петербурга!
Толпа уважительно замычала.
Марфа быстро сунула Стрельцову, как самому представительному, визитку Серебрякова:
– Вот! В куртке евонной нашла, а документа нет.
– Серебряков Владимир Петрович. Член Союза художников, – зачел Гриша и строго посмотрел на Марфу. Дескать: какие еще сведения?
– Неделю у меня жил, – пояснила Марфа. – Картинки красил. Крапиву, лопухи. Корову мечтал изобразить. Огорчился, что нету коровы. А вчера ушел и с концами.
– Мы его встретили, – кивнул Рогов. – В лес направлялся. Закат собирался нарисовать.
– И что нам делать? – задал Стрельцов риторический вопрос.
– Искать. Вы ж розыск, – уверенно сказала Марфа.
Стрельцов поднял лицо к небу. Полюбовался облаками. Одно из них было похоже на корову.
– У нас там, наверху, собак нет. Гаишников тоже…
– За что ж вам тогда деньги платят? Мои кровные… – это Захар подал голос от постамента.
Рогов хотел обидеться, но Захар уже успел уснуть.
– Гриш, давай в лес сходим, проверим, – предложил Семен.
– Это, пожалуйста, с Васей, – отказался Стрельцов. – А еще лучше – местных оперов вызовите. И вообще я считаю, это розыгрыш.
Стрельцов развернулся и потопал обратно к дому.
– Ты куда? – удивился Семен.
– Забор городить. Обещали же помочь Федору Ильичу…
– Ну что, Василий, – вздохнул Семен. – Значит, нам с тобой искать гуманоидов.
Рогов не возражал:
– Сейчас, за фотоаппаратом схожу только.
В проводники взяли Марфу. Она примерно знала, в какой части леса любил творить акварелист Серебряков.
– Вот за тем овражком у нас поляны грибные идут, так Володя все нахваливал – живописные, говорил, поляны.
– Сейчас проанализируем… на живописность, – пообещал Семен. – Марфа, а почему все-таки Марс?
– Дак раньше село Маркс называлось. В честь вождя разных революций. Это когда еще коммуну тут строили.
– Да ну?! – хором удивились оперативники.
– Ну да.
– Чего ж поменяли?
– Власти районные заставили. Опосля перестройки. Сказали, что ентот Маркс во всем виноват, в такой нашей жизни. Вот мы буковку-то и убрали. И самого Маркса – он у магазина на пьедестале стоял. В речке его утопили. А сейчас считается, кто виноват?
– А сейчас никто не считается, – махнул рукой Семен. – Сейчас считается, что сами виноваты. Да еше считается, что и жизнь нормальная, в общем. Стабильная.
– А тогда на Маркса грешили. А тут еще дед Тарелка…
Марфа закашлялась.
– Какой Тарелка? – не понял Семен.
– Конюх наш бывший. Он аккурат в восемьдесят шестом, когда перестройка-то, марсиан и узрел. В конюшне заночевал и узрел. От света, говорит, проснулся, выскочил, а они уже в небе. Вжик и растворились, – Марфа сложила ладони коробочкой. – А корабль на две тарелки похож и с ножками. Они уж давно к нам летают… Место у нас такое…
– Какое?
– Не знаю. Нравится им у нас, вопчем.
Семен гулко щелкнул себя пальцем по горлу:
– А он не ошибся? Этот Тарелка.
– Так говорю, в восемьдесят шестом!
– И что?
– Как что? При сухом, говорю, законе!
– А у вас соблюдали?
– Ну, насколько могли.
Сверкнула в просвете поляна, и раздался возглас идущего чуть впереди Рогова. Марфа с Семеном поспешили на крик. Посреди поляны стоял раскрытый мольберт. И никого рядом.
Так странно видеть: мольберт на месте, а художника при нем нет.
Семен вспомнил старый анекдот, объясняющий действие нейтронной бомбы: «Стаканы стоят, а нас нет».
Последний раз Гриша Стрельцов ставил забор три года назад – на даче у своего отца. Предпоследний раз – шесть лет назад, брату двоюродному. Дело это ему нравилось. Неизвестно, как бы понравилось лепить изгороди ежесезонно, но раз в три года – самое то. Надо, что ли, к следующему разу свое ранчо завести.
Работа спорилась. Федор Ильич удерживал поставленный в одну из ям столб, а Стрельцов засыпал яму землей. И все бормотал, в который уже раз:
– Я, Федор Ильич, не идиот, а офицер. Удумали тоже – гуманоидов ловить… Если Васе с Семеном это удовольствие доставляет…
– Да как же, Гриша? – не соглашался Федор Ильич. – Ведь люди-то исчезли. Унесли их, не иначе.
– Нашутятся – вернутся. Люди-то эти…
Появилась теща, принесла стакан свежайшего молока. Только-только из-под козы.
– Передохни, Гриш. Молочка попей. Генриетта Давыдовна постаралась.
Стрельцов глянул на Генриетту Давыдовну. Она драла рогами кору с дерева. Выражение лица, то есть морды у нее всегда было одинаковое: ко всему безразличное и немножко отрешенное. Немножко – тьфу! – инопланетное. Гриша взял стакан и с удовольствием отпил парного молочка.
– Гриш, – раздался голос Федора Ильича, – а может, это… по рюмашке. После молока ух как идет! Сам проверял.
Стрельцов подумал и мужественно отказался, допивая молоко.
Рогов, Семен и Марфа подошли к мольберту и застыли, пораженные увиденным. На куске ватмана и впрямь виднелся предзакатный пейзаж. Особое внимание акварелист уделил переливчатому цвету облаков. На вкус Рогова вышло совсем недурно.
Но помимо прелестей марсианской природы, на пейзаже был изображен непонятный серебристый шар. Буквально двумя мазками. В спешке. Вывод напрашивался сам собой.
– Видите? – ткнул Семен в шар.
А то они не видели.
– А то не видим! – взволнованно прошептал Рогов. – НЛО, ешкин блин! Я же говорил!
– Чего это? – вглядывалась в картину Марфа.
– Неопознанный летательный объект, – пояснил Рогов. – По всей видимости, инопланетного происхождения. Дорисовать не успел.
Марфа глянула в небо и перекрестилась:
– Куда ж они его, болезного?
– Дела-а, – протянул Семен. – А вот туда гляньте! Похоже, что мы все-таки муравьи…
Поляну украшали круги выжженной травы диаметром в три-четыре метра. Такие всегда рисуют в книжках про НЛО. И в фильмах показывают.
– Такие от сопл остаются. При старте, – авторитетно заверил Семен.
– А ты не верил, – растерянно пробормотал Вася.
– В уме не укладывается…
Круги и впрямь не укладывались в кучерявой голове эксперта. Неужели…
Рогов прошелся по поляне и вскоре заметил на траве капли маслянистой жидкости темно-бурого цвета.
– А вот еще что…
Встал на колени, понюхал жидкость. Аж передернуло. Виригин однажды притащил неизвестно откуда в отдел бутылку абсента: с тех пор более мерзкого запаха Василий не встречал. Вот, довелось.
– Гадость какая-то!
– А ты думал? – рассудил Семен, присоединяясь к Рогову. – Топливо инопланетное, а не духи «Шанель номер пять». Давай-ка соберем…
– Надо протокол осмотра сделать. И все сфотографировать. А вам придется быть понятой, – повернулся Рогов к Марфе.
– Какой? – не поняла женщина.
– Ну, это не больно…
Сам Федор Ильич все же в хату сходил, «пару капель», как он выражался, принял. И молоком запил. Работа пошла еще веселее. Забор рос на глазах.
В это время появились Василий и Семен, нагруженные мольбертом, несколькими ватманскими листами и пакетом с образцами «топлива».
– Надо же, – делано удивился Стрельцов. – Мы решили, вас уже утащили. Им же там разные нужны специалисты: инженера взяли, художника взяли, теперь сыщиков… Стали уж думать, какого Федору Ильичу нового зятя подобрать.
– Зря смеешься, – перебил его Рогов. – Все серьезно.
– Неужто нашли? – ахнул Федор Ильич.
И коза Генриетта Давыдовна вдруг перестала жевать отодранную кору и пошевелила ушами, будто бы прислушиваясь к разговору.
– Он даже сообщить пытался… Не успел, – Василий развернул лист с акварелью. – Смотрите, явное НЛО. Явный, то есть.
Гриша хмыкнул. Федор Ильич обалдело уставился на акварельный шар. Прошептал:
– Вот ведь как…
– А это что? – кивнул Стрельцов на листы в руках Рогова.
– Протокол осмотра сделали. Все честь по чести. Дело заводить надо.
– Это не для убойного отдела. Вознесение на небеса – еще не убийство. Они же живыми забирают. Мертвых у них, поди, своих хватает.
– Да перестань ты, Григорий, – поморщился Семен. – Дело и впрямь нечистое. Там круги от движков и какая-то дрянь вонючая.
– Вот, следы топлива, – Рогов развернул пакет с образцами жидкости. – Они, оказывается, и раньше сюда летали.
– А потому что Марс, – не унимался Стрельцов. – Они просто путаются. Летят себе по Космосу – глядь, Марс. Они еще два года собирались до настоящего фигачить, а тут раз – сюрприз. Уже прилетели…
Семен забрал у Василия пакет с образцами:
– Попробую выяснить. У вас, Федор Ильич, спирт есть?
– Только самогон. Решил принять? – обрадовался Федор Ильич. – Правильно, от такого-то потрясения! Я тоже, пожалуй, еще рюмаху…
– Да не, мне для опыта…
Семен подобрал корявую палочку и окунул в жидкость.
– Теперь ловить их пойдете? – с улыбкой обернулся к Василию Стрельцов. – На живца?
– Ночью в лесу посидим, – сурово ответил Рогов. Гришины подначки ему не нравились.
Тут такое творится! Люди пропадают, во-первых. Контакт, во-вторых, с неземной цивилизацией наклевывается. Веха, можно сказать, в истории человечества. А этот хохмит… Ему лишь бы заборы строить.
– Чип и Дейл спешат на помощь, – прокомментировал Стрельцов.
– Может, не надо, Васек? – испугался тесть. – Страшно!
– Папа, у нас оружие.
– Им ваши пукалки… – возразил тесть. – Сами же в кино смотрите. У них же пушки лазерные и эти… фломастеры?
– Бластеры, – подсказал Стрельцов.
– Во-во, они! Космического калибра.
– Вы б лучше нашим в Питер звякнули, – посоветовал Стрельцов. – Пусть этих потеряшек проверят.
– Да, это не помешает, пожалуй, – согласился Василий. – Только у меня труба села. Заряжать-то нечем.
– Телефон в трактире есть, – сообщил Федор Ильич.
– Гриш, дай зажигу, пожалуйста, – подал голос Семен.
Стрельцов вытащил из кармана и протянул Черныге зеленую («Как инопланетяне», – подумал при этом Гриша) зажигалку.
Эксперт поджег палочку. Таинственная жидкость моментально вспыхнула и, главное, завоняла на всю округу чем-то и впрямь предельно мерзостным.
– Горит, – многозначительно заметил эксперт.
– Ну и на кой ляд вам сдались такие вонючие гуманоиды, – поморщился Стрельцов. – Нет, это определенно надо запить. Федор Ильич, нальете рюмочку?
– Давно пора, – воскликнул хозяин и проворно засеменил в дом.
– Григорий! – одновременно ужаснулись Семен и Василий. – Мы же договаривались!
– Мы, между прочим, отдыхать договаривались и забор строить. Давайте обмен: вы не идете в лес, а я так и быть… ограничусь одной рюмкой. От одной уж не отказаться – обидится старик.
Коллеги осуждающе промолчали. Рогов – так и просто гордо отвернулся.
Внутри салун вполне соответствовал своему гордому званию. Резные опоры, оленьи рога и шкуры мустангов на стенах, широкая стойка и длинная-длинная, во все заведение, полка с бутылками. Точно такая, как в недавнем сне Гриши Стрельцова. Видно было, что дизайнер хорошо изучил декорации к голливудским вестернам.
С потолка свисали, правда, электрические лампочки, которых в эпоху «всадника без головы» не было. Но важнее, что в трех километрах, в деревне, света не было и в нынешнюю эпоху. А тут все в порядке – горят. Автономный движок, значит. Жена Данилы, вся в бусах и браслетах, в замысловато вышитой мексиканской юбке, в мокасинах с бахромой, ставила еду на столы, за которыми расположились спокойные крупные мужики – дальнобойщики. В углу несколько «марсиан» во главе с Захаром коротали время за бутылкой «Марсианского» виски и громко обсуждали исчезновение художника.
– Это беспредел, я так скажу! – шумел Захар. – У инопланетян по всем понятиям – людей искусства – не брать! Не брать, блин, и все! Беспредел голимый, ребя!
Дальнобойщики внимательно слушали.
За стойкой бара в голубой сатиновой блузе и в куртке из белого полотна возвышался сам хозяин Данила. Беседовал с немолодым худощавым человеком с грустными глазами – это был отправленный не так давно в отставку лесник Панин. На стойке между ними стояла трехлитровая банка с маринованными огурцами. Банка несколько выбивалась из общей стилистики. На Диком Западе огурцов не мариновали. Большие емкости имелись, но не банки, а бутыли, и содержались в них не огурцы, а виски. И не «марсианское», а мононгахильский. Чистый кукурузный сок, как говаривал старый охотник Зеб Стумп.
– Спасибо. Держи, – Панин положил деньги на стойку. – Хорошие огурцы.
– Партия удачная, – кивнул Данила. – Тоже раз на раз не приходится. В райцентре еще помидоры есть. Этой же фирмы. Могу привезти.
– Спасибо, не надо. Помидоры у них так себе…
– Мне тоже не пошли, – согласился Данила. – Ты-то как? Обратно в лесники не собираешься?
Панин ничего не ответил, махнул рукой. Будто это от него зависело.
В салун, оживленно оглядываясь, зашли Рогов и Семен. Приблизились к стойке.
– Добрый день, – поздоровался Рогов.
– Добрый, – приветливо ответил хозяин. – Выпить, закусить? Вы у нас впервые?
– Ладно, не буду мешать. Гуд бай. – Панин не торопясь погрузил банку в рюкзак и удалился.
– У вас спирт есть? Неразведенный? – поинтересовался Семен.
Данила удивился, но виду не подал.
– Нет… Спиртом вообще нельзя торговать… А так – что душа пожелает. – Данила указал на полку, заставленную бутылками, содержащими жидкость не только всех цветов радуги, но и любых их сочетаний. – И наше есть, фирменное. Виски «Марсианское». Собственное производство. Трейд марк. На родниковой воде.
– Очень жаль, – отозвался Семен.
– Так, может, пивка? – Данила продемонстрировал бутылку «Очаковского».
– Сэнк ю. Ви ноу дринк, – отозвался Семен. – Перед отъездом виски возьмем. Товарищам в подарок. Сами-то пьете его?
– Еще бы, – слегка обиделся Данила. – Каждую партию лично дегустирую.
– Нам бы позвонить, – попросил Рогов.
Данила кивнул на стоящий на краю стойки телефон. Это был черный антикварный аппарат, с трубкой, витой, как рога у оленя.
– Ноу проблем. Только звонки, господа, платные.
– А если в милицию? – полюбопытствовал Рогов.
– Врачу и шерифу без денег. Это свято, – подбоченился Данила.
– Седьмая поправка к Конституции США, – кивнул образованный Семен.
Данила глянул на него с уважением. Интересный человек: про поправку знает, спирту неразведенного просит.
Рогов стал осторожно крутить диск телефона. Вид у аппарата был такой, что вот-вот развалится, а от диска Рогов ожидал, что тот заскрипит, как старый колодезный ворот. Но механизм, похоже, внутрь древней коробки ковбой-хозяин вставил новый.
– В Техасе я не был, – Семен обвел рукой зал, – тем более в те времена… Но уверен, все там так и было. Очень стильно у вас. В Питере не найдешь такого продуманного дизайна.
Тут Семен, конечно, приврал немножко. В том смысле, что судить о дизайне питерского общепита мог только по столовой Главка. Там и впрямь с оформительским решением было не ахти. А так в кафе-рестораны Семен не хаживал, благоразумно предпочитая домашнюю пищу.
– Это мы с женой учудили, – расцвел Данила приятной открытой улыбкой. – Для привлечения публики. Я с детства ковбойские фильмы люблю. И лошадей. Раньше в колхозе зоотехником был. Теперь колхоза-то нет. Лошадей всех продали…
Семен глянул по сторонам, подумал, откуда же «мустанговые» шкуры по стенам, но скользкую тему затрагивать не стал. На это есть санэпидемстанция. Спросил:
– Ну, и как публика? Привлекается?
– Грех жаловаться. Да у нас и место выгодное – на десять кэмэ взад-вперед конкурентов нет. И просто поклонники появились. Из Пскова за виски каждый день едут. Вот только бы пришельцы не распугали. Слышали, еще один пропал?
– Слышал. Мы в деревне остановились, так что – в курсе событий. И что вы об этом думаете?
Данила пожал плечами:
– Вроде бы бред, какие к черту зеленые человечки… Но люди-то исчезают. Да и следы есть.
– Значит, верите? – прищурился Семен. – В зеленых человечков?
– Не знаю, что и сказать, – смутился хозяин. – Это ведь – как в Бога…
Подошел Рогов.
– Спасибо, дозвонился… Обещали проверить.
– А вот скажите, – обратился Семен к Даниле, – Вы, как и многие другие, называете этих человечков зелеными. А не красными, например. Но ведь их никто не видел! Почему именно зеленые?
Данила подумал с полминуты.
– Наверное, так экологичнее. Цвет леса, травы. Красные – страшнее…
Жора Любимов чесал в голове. Денек сегодня выдался странный. С утра по ноль-два названивал мужской голос, судорожно приговаривая: «Убили-убили, убили-убили». На дополнительные вопросы не отвечал, через некоторое время бросал трубку.
Пять минут проходит – снова звонок. Та же волынка. «Убили-убили, убили-убили». И снова без подробностей. Пробили номер – канал Грибоедова. Помчались. Старикан полоумный в комнате без мебели, сидит на полу: «Убили-убили». Оказалось, соседи по коммуналке украли у него колбасу (соседи, впрочем, клялись, что он сам ее из окна выкинул, целился в бродячую собаку, которая вовсе не была против такой агрессии) и тем самым убили в нем веру в человечество.
Колбасострадальца переправили на Пряжку, в Главк вернулись – и тут Васька со своим загадочным запросом.
В кабинет зашел Виригин. Жора молча сунул ему листок с телефонами Серебрякова Владимира Петровича, члена Союза художников, и с данными Карелова Сергея Николаевича, проживающего по адресу улица Марата дом 35, квартира…
– Чего это? – прочел бумагу Виригин.
– От Рогова запрос.
– На что?
– Вот этих двоих орлов проверить. Кто, что за птицы, и где находятся.
– Зачем они Рогову в деревне? – удивился Максим.
– Якобы гуманоиды их похитили…
– Кто?!
– Ну, пришельцы. На летающей тарелке прилетают и тибрят людей. А наши их ловят.
– Пришельцев?!
– Ну. Соскучились по оперативной деятельности. Вернутся – ты их дежурствами как следует нагрузи.
– До самогонки дорвались, – разозлился Виригин. – На халяву. А ведь уезжали под лозунгами борьбы за трезвость! Ну, я им!
– Я, понятно, тоже так подумал, – кивнул Любимов. – Но голос трезвый. Спросил – говорит, в рот не берем. Только молоко козье. Правда, имя у козы какое-то странное. Джульетта Абрамовна, что ли…
– Да ладно тебе, – не поверил Макс. – Джульетта Абрамовна – это наша библиотекарша.
Жора пожал плечами:
– Все вопросы к Рогову. Только у них мобилы не работают. Там электричества нет.
– М-да, – задумался Виригин. – Надо Шишкина, наверное, повеселить. А то он какой-то мрачный. Зубы болят, типа.
– Васька просил не говорить никому. Иначе, мол, в психушку отправят и с работы турнут. То есть, в обратном порядке.
– Значит, соображают еще что-то.
– Зря мы их отпустили, – вздохнул Жора.
– Да-а… Слушай. А может, это с саммитом связано? – вдруг предположил Макс.
– Чего?!
– Инопланетяне, – Максим и сам не совсем понял, что сказал.
– Меркель, что ли, хотят похитить?
– Ну вроде того… Такой у них точно нет.
– Ты, Максим Палыч, голова, конечно. Точно начальству не говори, а то всем Главком отправят ловить… марсианских террористов.
Уже когда Виригин ушел, Любимов неотчетливо вспомнил, что Рогов еще зимой бормотал про возможный бизнес – людей на Марс продавать. Да уж, трезвость ребятам явно не впрок – лучше б пили…
Рюмкой Стрельцов все же ограничился одной. Странно – ожидаемого (после такого-то перерыва!) божественного удовольствия не испытал. Можно было и не пить.
Ладно, дальше видно будет…
Гриша взял полотенце, двинул на озеро. Федор Ильич тоже пошел с ним – до родника, воды набрать.
– Наломался сегодня, – уважительно-сочувственно произнес Федор Ильич.
– Да нет, ничего, порядок.
– Ну, как же, четыре ямы вырыл!
– Я к сельскому труду привык, – улыбнулся Стрельцов. – Сейчас искупаюсь, и усталость пройдет…
– Давай-давай! А вечером старуха курицу зажарит, так под нее родниковая моя – самое то…
– Ну, как пойдет, – уклонился Гриша от прямого ответа. Он осознал наконец-то, что ему всерьез нравится не пить.
В этот момент на площадь перед магазином медленно выполз БТР. На броне его восседала женщина. Стрельцов потрясенно протер глаза. Пожалуй, НЛО удивил бы его не намного больше. С мыслью об НЛО, пусть и вздорной, он уже как-то смирился. А вот БТР..
– Кто это, Федор Ильич?
– Анюта, – пояснил тесть. – Вдова местная. Бой-баба!
– А откуда у нее бронетранспортер?!
– Анна, ты что, на войну?! – крикнул Федор Ильич.
– Картошку копать, – рассмеялась Анна. – Заместо трактора.
– Да как же ты умудрилась?!
– За самогонку наняла! – веселилась Анна. Настроение у нее было хорошее. – Там мужики сговорчивые.
– Здесь километрах в десяти воинская часть, – пояснил Федор Ильич Стрельцову и вновь повернулся к Анне. – Смотри, деревню не разбомби!
– Не я, так пришельцы, – откликнулась женщина, на этот раз совершенно серьезно. Было очевидно, что в пришельцев она верит.
– Звездные войны… – почесал в затылке Стрельцов, провожая боевую машину взглядом.
Смех смехом, а места презанятнейшие. Зеленые человечки, ковбои, БТР… Скелет этот вчерашний.
Интересно, кстати, что там со скелетом.
Учебное пособие сидело там, где его и оставили: на берегу озера, прислоненное к дереву.
Сидело-то оно сидело, но что-то в его фигуре изменилось.
Стрельцов подошел поближе. Батюшки: нет правой руки. Ну вот кому могла понадобиться?
Еще понятно – целиком упереть. И загнать можно в райцентре на рынке, и дома для украшения пристроить, если уж совсем крыша съехала. Но рука – зачем???
Сзади раздалось непонятное какое-то гудение.
Григорий резко обернулся – пустота. И тишина.
Почудилось?
Ну, можно вечерком под курицу немного выпить… Не повредит.
Ближе к вечеру изучающие окрестности Семен и Василий обнаружили у разрушенной переправы через «Леону» (на самом деле речка называлась Крутоярка, что совершенно не соответствовало ни ландшафту, ни нраву водной артерии) долговязого человека. Он был похож на ботаника Паганеля из какой-то книги Жюля Верна. То есть не только Жюль Верн, но и другие авторы любят изображать ботаников именно в таком карикатурном облике. Худой, сутулый, в плаще до пят независимо от погоды (у этого плащ был грязно-болотистого цвета), в нелепой шляпе (была!). В толстых очках, ясный пень. С неудобным большим чемоданом.
«Ботаник» стоял, рассеянно ковыряя в носу.
– Здесь не перейти, – сообщил незнакомцу Рогов.
– А где же? – «Ботаник» резко повернулся и чуть в воду не загремел. С трудом удержал равновесие.
– Надо вдоль речки. С километр. Там бревно брошено, – махнул рукой Василий.
– Спасибо. А ведь когда-то отличный мост был.
– Вы здесь жили? – полюбопытствовал Рогов.
– В командировку приезжал.
– А сейчас? – продолжал расспрашивать Рогов. Новый человек отчего-то показался ему подозрительным. Какие могут быть на Марс – или правильно говорить «в Марс»? – командировки?
– Опять в командировку. Похоже, вы не местные?
– Из Питера. Тесть дом здесь купил.
– Да, превосходные места, – согласился «ботаник». – Живописные! А для моей работы – просто бесценные.
– Чем же вы занимаетесь? – вступил в разговор Семен.
– Уфологией и аномальными зонами. Позвольте представиться – Печерский Аркадий Дмитриевич.
– Вы уфолог?! – с восторженным удивлением воскликнул Василий.
– Да. Член международного общества, с вашего позволения. А что здесь удивительного?
– Ну, как же… Не каждый день встретишь.
– Обычная научная деятельность. Ездишь, фиксируешь, изучаешь…
– Надо же! – Рогов размашисто протянул уфологу руку. – Профессор! Очень приятно. Я Вася. А это Семен.
– Я не профессор, – ученый поздоровался с оперативниками. – Так что же, говорят, у вас тут абдукция случилась?
– Не понял, – нахмурился Семен. Нахмурился потому, что знал очень много слов и расстраивался, когда встречались незнакомые.
– Абдукция, – пояснил уфолог, – это похищение человека гуманоидами.
– Это было, – признал Семен. – Двоих уже утащили.
– Как двоих? – Печерский, казалось, был не только удивлен, но и обрадован. – Двоих?!
– Второго сегодня ночью забрали. Вечером то есть. Из лесу. Мы как раз этим и занимаемся.
– Очень интересно, – заволновался профессор. – Двоих в одном месте? Надо же… Хорошо! Так где вы, говорите, переправа?
– Там… Давайте, мы вас проводим, а вы расскажете про свои… командировки. В прошлый-то раз вы как сюда попали?
– Я сюда в восемьдесят шестом приезжал. Абдукции, увы, не было, но НЛО видели, один местный…
От внимания Семена это «увы» не ускользнуло. «А ученый, пожалуй, того… не без маньячинки», – подумал он, но вслух ничего не сказал.
– Дед Тарелка, – кивнул Василий.
– Вы его знаете? Жив он, надеюсь?
– Лично незнакомы, но, вроде, жив.
– Занятный старикан, – улыбнулся Печерский. – И ведь Тарелка – представьте, фамилия его настоящая, а не прозвище из-за НЛО. Я тогда месяц у него прожил, думал, опять появятся, но, увы… Я и сейчас аппаратуру везу.
«Паганель» слегка тряхнул громоздким чемоданом, от которого тут же отвалилась ручка. Вернее, это чемодан отвалился от ручки и покатился по склону в Крутоярку. Лишь в последний момент чудом зацепился за спасительный корень.
– Вах! – почему-то именно это слово, да еще и с некоторым кавказским акцентом произнес уфолог, хватаясь за голову. – Ведь прямо перед отъездом проволокой прикручивал! Ай-ай-ай! Такие приборы чуть не утопились, ай-ай-ай!
При этом ученый не делал никаких попыток извлечь чемодан, который продолжал находиться в довольно опасном положении. За ценным грузом пришлось лезть Рогову.
– Давно вы их изучаете? – Василий поставил чемодан у ног Печерского.
– Да уж лет тридцать.
– Ничего себе! – восхитился Вася. – А как начали?
– Длинная история… – уклончиво пробормотал «ботаник»-уфолог.
– Сами-то их видели? – не унимался Вася.
– Пока не посчастливилось. Только на пленках.
– Вот бы и мне… – размечтался Рогов. – Может, здесь нам посчастливится!
– А что они с абдуцированными делают? – Семен решил освоить новое слово.
– Когда как. Случаев в истории много. Иногда возвращают, иногда нет. Возвращают обычно живыми. Но не всегда. В Иллинойсе в семьдесят первом унесли пятерых куклуксклановцев, так четверых вернули с отрубленными головами. А пятому объяснили, что умертвили их как раз за расизм…
– Надо же, сознательные какие…
– Высший же разум! – воскликнул Печерский. – Не то что мы! А что с теми, кого не вернули, тут уж неизвестно. Кстати, в этих местах давно началось. В начале века пропал пастух. С концами и с коровами. С двумя. Только вещи в поле остались.
– Вы-то откуда знаете? – усомнился Семен. – Про коров особенно? Может, пастух с коровами драпанул?
– Есть письменные свидетельства, – обиделся Печерский. – Крестьяне перед этим видели светящийся шар. А на месте пропажи обнаружили круги выжженной травы.
– И здесь круги! – подхватил Рогов. – Семен, мы на верном пути!
– Вы их нашли? – аж подпрыгнул Печерский, едва не выронив чемодан. Он теперь нес его, обхватив поперек двумя руками.
Забавно, но Печерскому в голову не пришло спросить, почему инопланетян ищут двое его новых знакомых. Видимо, ему казалось совершенно естественным искать «зеленых человечков».
– Мы да не найдем, – хвастливо обронил Семен. – Там еще жидкость пахучая разлита. Вонючая, честнее сказать.
– Покажете, где это? – Печерский попытался радостно потереть ладонь о ладонь, и чемодан снова упал.
– Давайте я понесу, – предложил Рогов, подбирая ценный багаж. – Конечно, покажем. Можно хоть сейчас.
Со столбами покончили к вечеру. Какое-то посетило Федора Ильича и Гришу заборостроительное вдохновение: планировали и завтра весь день копать, но перевыполнили план вдвое. Поспорили, заниматься ли сегодня привинчиванием сетки-рабицы. Ясно, что это был уже лишний кураж, что пора уже было вплотную заняться жареной курицей под самогонку и душевные разговоры, но решили хотя бы развернуть сетку. Чтобы уж утром, без проволочек…
И тут раздался истошный вопль Васькиной тещи.
– Украли! Унесли ироды! Унесли, пришельцы поганые!
– Кого еще? – вздохнул Стрельцов.
– Козу! Кормилицу нашу! Генриетту нашу Давыдовну! Одну веревку оставили!
– Дрянь дело, – расстроился Федор Ильич. Гриша Стрельцов нахмурился. Он уже был внутренне готов к принятию курицы, а тут…
– Все гумоиды эти несчастные, чтобы им тарелки поразбивало! – Теща грозила сухоньким кулаком величавому небу, на котором как раз начали вспыхивать одна за другой крупные звезды.
– Пойдемте, вместе поищем, – Стрельцов взял хозяйку за локоть. – Может, сбежала.
– Гриш, рюмашку перед поисками, – засуетился Федор Ильич. – Оно помогает. Проверено!
Конечно, объяснить, перед какими именно поисками и когда ему помогла рюмашка, Федор Ильич не смог бы, но его никто и не спросил.
– Эх… давайте, – махнул рукой Стрельцов.
– Да, она, она! – Уфолог обрадовался вонючей субстанции как родной. – Старая знакомая! Прилетали, значит, родимые! Все точно!
Сидя на корточках, ученый пытался размахивать руками, не удержался и вляпался ладонью в мерзкую жидкость. Брезгливого Семена передернуло, а Печерский хоть бы хны – вытащил из чемодана тряпку, вытер руку.
– В каком смысле «старая знакомая»? – поинтересовался Семен, отстраняясь от уфолога, который теперь благоухал не хуже поляны.
– Похожее вещество не раз оставалось на местах посадок-взлетов, – торопливо объяснял Печерский. – Любому уфологу оно хорошо знакомо!
– Я что-то такое читал… – припомнил Василий.
– А состав? – спросил Семен.
– Неизвестен. Анализу не поддается.
– То есть как это не поддается? – изумился Семен. – Да в любой нормальной лаборатории… Хоть в нашем Главке…
Они с Василием к этому моменту все же раскрыли Печерскому свою профессию. Тот обрадовался: дескать, рука об руку инопланетян поймать легче.
– Вы не поняли! Жидкость защищена от анализа космическим суперсекретным сверхкодом!
– Не верю! – решительно заявил Семен, а про себя подумал: «Суперсекретный сверхкод… Да еще космический. Точно сумасшедший. Надо Ваську предупредить».
– Ну как же, – кипятился Печерский. – Я же сам ученый! Я после окончания института в одно НИИ попал. Режимное. А там как раз лабораторию создали. По изучению аномальных явлений. Аппаратура из глубокого импорта! Из нашего ВПК! Не берет анализ эту жидкость! В Штатах, кстати, этим Пентагон занимается…
«Убиться веником!» – прокомментировал про себя Семен. Заявление тронутого уфолога как-то его образумило. Теперь он снова сильно усомнился в правдивости всей истории. Прав Стрельцов: надо думать, чей это розыгрыш.
– Вы и сейчас там работаете? – восторженно осведомился Рогов.
– К сожалению, НИИ уже нет. Ветра времен, знаете ли. Приходится на вольных хлебах. Хорошо, спонсоры подбрасывают. Журналы разные, телевидение…
Нелепый-нелепый, а пробы травы с жидкостью в пробирки набрал очень споро. Поднялся с четверенек:
– Больше артефактов не находили?
– Чего? – Семену вновь не понравилось непонятное слово.
– Вещей, оставленных гуманоидами.
Семен оглянулся по сторонам. Из неприродных объектов – лишь большая полиэтиленовая бутыль из-под пива «Очаково».
– «…Времен Очакова и покоренья Крыма». Живительное пиво. Это вряд ли из космоса.
Семен пнул бутылку, она улетела в кусты. На мгновение эксперту показалось, что в кустах кто-то охнул, что ли. Раздался тихий-тихий, но посторонний звук. Семен прислушался. Померещилось, конечно. Не инопланетянин же там прячется.
Печерский деловито возился с чемоданом. Спрятал пробирки, вытащил какой-то прибор, напоминающий стационарную рацию. Ловко выдвинул антенну.
– Профессор, что это? – аж вскрикнул Рогов. Он явно находился во власти нездорового перевозбуждения.
– Да не профессор я… – вновь сообщил Печерский. – А это приемник. В институте создали. Ноу-хау, с вашего позволения.
– Связаться с гуманоидами хотите? – спросил Семен.
– Связаться – это… Большое было бы счастье! Хотя бы сигнал уловить.
Печерский напялил наушники, нажал пару кнопок, минуту прислушивался, потом начал ожесточенно теребить антенну.
– Сломаете, – заметил Семен.
Печерский продолжал теребить:
– Что-то с антенной. Не вовремя… Надо же, как мне всегда не везет!
– Семен у нас спец, – кивнул на коллегу Рогов.
– Обычный провод есть? – смилостивился Семен.
– В чемодане посмотрите, будьте любезны.
Возможности изучить содержимое «профессорского» чемодана эксперт Черныга не упустил. Но ничего особо подозрительного не обнаружил. Большие тетради (видимо, с результатами напряженных научных раздумий), склянки, непонятные коробочки типа той же рации, фотоаппарат, небольшой ковшик – по типу того, в котором яйца варят или молоко подогревают.
– А ковшик тоже научный? – не выдержал Семен.
– Какой ковшик? – всполошился Печерский. – А… Это вы у меня нашли? Странно. У меня такой в Питере на кухне. Знаете что?! Я его, по всей вероятности, прихватил случайно! А чего, пригодится. Если вдруг ночью дождь?
Ученый проворно схватил ковшик, скинул шляпу (именно скинул, а не снял, – в вонючую жидкость упала), напялил вместо нее ковшик и жизнерадостно расхохотался.
«Вместо шляпы на ходу он надел сковороду», – вспомнил Семен.
И был поражен, когда уфолог – профессиональная телепатия? – вслух продолжил его мысль:
– Как человек рассеянный с улицы Бассейной, да?! Я ведь в Питере на Некрасова живу. На бывшей Бассейной!
И захохотал. Семен недавно прочел в книжке одного современного писателя-авангардиста слово «заххоххоталл». Оно бы больше подошло к тем безумным звукам, что изрыгал уфолог.
Семен тревожно глянул на Рогова. Тот тоже смеялся. М-да…
А Печерский вдруг замолчал и произнес совершенно нормальным тоном:
– Придется ведь до утра сидеть. Выдержите?
– Нам в засадах не привыкать… – отозвался Рогов.
Семен вздохнул. Ему хотелось есть. Что-то там сегодня Васькина теща про жареную курицу говорила… Впрочем, Стрельцов наверняка уже с курицей разобрался.
Ка-дда пра-астым и нежным взораам
Ласкаишь ты, мииня, мой друг!..
Ниабычайным та-аким узором
Зииимля и небо вспыхива-ают вдруг!..
У Захара не было ни слуха, ни голоса, но если уж он начинал петь песню, то делал это в высшей степени громко и добросовестно, старательно выпевая все слова и заканчивая лишь тогда, когда заканчивался известный ему по памяти участок текста. Впрочем, изнуренная самогоном и виски память ограничивалась, как правило, одним куплетом.
– Хватит тебе голосить-то! – волновалась Татьяна, уже пару часов бегающая по деревне и вокруг нее в поисках сгинувшего мужа Петро. – Так что, он к тебе даже не заходил?
– Н-нне заходил! – икнул Захар. – Д-даже! Он же в лес намылился. С ентими разбираться. Топором их – шмяк, шмяк! Чё, еще не вертался?
– Нет нигде. Я всю деревню обегала. Как чуяла, загребут, – Татьяна расплакалась.
– А-атпустят, – махнул рукой Захар. – Петро – мужик ушлый.
– А если нет? – всхлипывала Татьяна. – Оставят себе на эксперименты?
– Дык… Тадысь сама к нему слетаешь…
Татьяну такая перспектива не вдохновляла. Она дальше райцентра уж лет пять не выбиралась. А тут – на Центавру…
В засаде операм, конечно, сидеть было не привыкать, но такие вонючие засады, признаться, встречались не часто.
Еще только полночь миновала, а Семен с Василием изрядно приуныли. Только Печерский, как ни в чем не бывало, бодрым шепотом рассказывал одну за другой истории из жизни НЛО.
– В двадцать первом в Якутии за одну ночь целая деревня пропала. А утварь и собаки остались. Хотя животных тоже иногда похищают. А тут не взяли. Зато через неделю у всех собак хвосты поотваливались…
«А потом обратно поприклеивались», – хотел съязвить Семен, но его внимание отвлек нахальный комар. Этих тварей ядовитый запах не отгонял, хотя мог бы, а, пожалуй, наоборот, приманивал.
Семен звучным хлопком уничтожил на своем лбу очередное кровососущее насекомое:
– Интересно, комары у них есть, на других планетах?
– Семен, ты всех пришельцев так распугаешь… – сердито шепнул Василий.
«Лесные предприниматели» Эльхан, Гарик и Рома, не собиравшиеся, несмотря на все препятствия, терять выгодный бизнес, тоже инспектировали ночной лес. Не по своей, правда, воле, а по приказу Дорофеева.
Джип с зажженными фарами медленно ехал по ночной дороге. Сидевший за рулем Эльхан чувствовал себя не слишком уверенно. Обернулся к коллегам:
– Вот вы – не знаю, а я этому верю.
– Хрен его знает, тут не поймешь, – нехотя отозвался Гарик. – Нам чего: Егорыч сказал покататься, вот и катаемся.
– Да чо вы как дети? – фыркнул Рома. – Какие пришельцы? Козлы какие-то шутят. Поймаем – яйца оторву. Сколько уже бабок профукали. Хоть сам лес вали…
Валить лес Рома не любил, не хотел и не умел.
И в этот момент в небе появился светящийся шар. Выплыл из-за макушек сосен прямо в центр темно-синего глубокого неба. Как в кино. То есть, наоборот, как наяву.
Эльхан ударил по тормозам. Срывающимся шепотом проскрежетал что-то по-азербайджански.
– Вот ведь, бля, – сказал Рома. – Ну ща я их…
Осторожный Гарик промолчал. А вдруг и впрямь инопланетяне? И вдруг – подслушивают? Наказать могут – ого-го!
Рогова и Семена явление шара тоже на некоторое время сделало немыми. Они даже и пошевелиться не могли: смотрели на инопланетное транспортное средство, широко разинув рты. Только Печерский не потерял самообладания и быстро-быстро щелкал затвором «Поляроида».
Шар повисел-повисел на месте, потом быстро поплыл в сторону и… исчез. Будто выключился.
К Рогову вернулся дар речи.
– Пришельцы, – восторженно ткнул он профессора локтем в бок.
– Они, родимые, – взволнованно пролепетал профессор. – Какой был шар! Великолепный шар! На посадку, похоже, пошел…
Даже комары затихли, впечатленные значительностью момента.
– Пытаются на контакт выйти, – догадался Рогов. В груди стало как будто пусто – ну как душа в пятки ушла. Было немножко страшно и одновременно празднично. – Семен, поморгай им!
– Может, не стоит? – растерянный Семен вяло пытался сопротивляться.
– Да ты чё! – воскликнул Василий. – Зачем же мы остались?
Семен выбрался из кустов и начал моргать фонариком в ту сторону, где предположительно могли приземлиться братья по разуму.
«Бизнесмены» тем временем выбрались из джипа и тревожно прислушивались к темноте.
– Фары-то погаси, джигит, – шепнул Гарик Эльхану.
Эльхан вернулся в джип, погасил фары и тут же в зеркале заднего вида увидел свет мигающего фонаря.
– Ээ! – позвал Эльхан. – Туда гляньте.
– Мигают, – пробормотал Гарик. Он не знал, что и думать. Налаживаясь в ночную экспедицию, он был уверен, что затея зряшная.
Ан вот оно как обернулось.
– А я что гаварил, – буркнул Эльхан с непонятной самому себе интонацией. То ли удовлетворенно, то ли нет.
– Мигни-ка им фарами, – приказал Гарик.
Эльхан несколько раз мигнул фарами. Длиннее-короче. Как в азбуке Морзе – точка-тире…
– Отвечают. Есть контакт, – резюмировал Семен. Удивительно, конечно, все это. Но против фактов не попрешь.
Тарелка летала?
Летала.
На сигнал отвечают?
Отвечают.
– Давайте приблизимся, – жарким шепотом предложил Печерский. – Осторожненько так приблизимся к нашим дорогим инопланетянчикам.
В темноте было не видно, но, судя по тону, заядлый уфолог облизывался. «Инопланетянчики», надо же! Дескать, так бы и съел!
– А они нас не абдукнут? – опасливо проговорил Семен.
– Главное – зафиксировать контакт, – воодушевленно шепнул Печерский.
Похоже, ему было все равно, абдукнут-не абдукнут. Он бы, пожалуй, и абдукнулся с удовольствием.
– Ствол достань, – попросил Семен Рогова. – На всякий случай.
Чем мог помочь ствол против инопланетян, совершенно неясно, но психологической уверенности добавить бы мог. Василий вытащил пистолет.
Семен продолжал мигать фонарем.
И тут над лесом раздался плотный глухой звук. Все шестеро участников ночного дозора вздрогнули одновременно, однозначно приписав звуку инопланетное происхождение. На самом деле, это ухнул филин, и в мирное время все шестеро его опознали бы, но…
Но не сейчас.
Сейчас они шли навстречу друг другу сквозь пляшущую темноту. В центре одной тройки шел Рома с помповым ружьем наперевес, в центре второй – навостривший пистолет Рогов. Эльхан попытался было остаться у джина – «посторожить», но Гарик его шуганул: «Вперед!»
– Может, вальнуть дуплетом? – предложил Рома, склонный к решительным действиям. Ждать-догонять – это он не любил. Проще выстрелить, а там уж разбираться «по факту».
– Тихо ты! – оборвал его Гарик.
Неизвестно ведь, что бывает, если пальнуть в инопланетян.
Свет фонарика приближался.
– Ради этого стоило столько лет… – шептал Печерский. Сердце его готово было разорваться на части. Вот сейчас, прямо сейчас…
Угроза абдукции? Ну и пусть. Что, в конце концов, его держит на этой планете. Комната в коммуналке на Некрасова, бывшей Бассейной?..
Репутация полоумного среди бывших коллег по НИИ?
Нищенские деньги от редакций газет?
А там – звезды…
Луч уперся в направленный на Семена ствол ружья. Семен вздрогнул:
– Ой!.. Аккуратно. Мы свои… Земляне.
– Фонарь убери… – грубо скомандовал Рома.
– А ты ружье, – в тон ему отреагировал Рогов.
Рома ружья не убрал:
– Вы кто?
– Милиция, – представился Рогов. – А вы?
Эльхан догадался включить свой фонарик, который давно захватил из джипа и бессмысленно держал в руке. Увидел направленный на него пистолет:
– Э! Э! Мы тоже земляне…
– Не понял… – не отступал Рома. – Чё за милиция?
– Из Питера. Главное управление. Старший лейтенант Рогов.
А сам думал: «Обломились пришельцы. А жаль…»
– Ствол-то опусти, – миролюбиво увещевал Семен. – Еще пальнешь сдуру.
– Не боись, поляну секу, – заверил Рома, опуская наконец ружье.
– Попробую послушать, – взволнованно сказал Печерский, надевая наушники. Ему не хотелось верить, что инопланетяне «обломились». Они должны быть где-то здесь…
– Кого послушать? – подозрительно спросил Рома.
– Гуманоидов, – пояснил Рогов.
– Бля, и эти туда же…
– Так кто вы такие? – повторил вопрос Василий.
– Грибники, – хмыкнул Гарик.
На всякий случай досидели до рассвета, хотя было интуитивно ясно, что после такого переполоха инопланетяне этой ночью носа в лес уже не сунут.
«Если у них вообще есть нос… – рассуждал Семен, погружаясь в дрему. – Может, они нюхают рогами… Или копытами… Или хвостом… недаром у тех собак хвосты сначала поотлетали, а потом обратно пришпандорились…»
И заснул. Ненадолго, может, на час, максимум полтора. Когда очнулся, в лазоревое небо уже выкатывал нежный апельсин по-летнему яркого, спелого солнца.
Семен отметил, что этот природный шар куда величественнее и приятнее того, ночного, рукотворного. Или что у них там вместо рук? Щупальца? Грабли? Манипуляторы? Веники?
«Убиться веником», – вновь подумал Семен о всей ситуации, в которую их угораздило. Ему нравилось это подростковое выражение, недавно занесенное в речь главковцев коллегами из отдела по несовершеннолетним правонарушителям.
Рогов и Печерский, между тем, воодушевленно продолжали беседу:
– А почему именно сюда прилетают? Что, других мест мало?
– Аномальная зона. Вероятно, деревня особенная. Это не только здесь. В Шотландии известно такое место, в Аргентине. В Австралии недавно унесли трех кенгуру, но вернули – видать, с людьми перепутали. В США сразу несколько мест…
– У них всегда всего больше, – неодобрительно отозвался Семен. – Пойдем уже домой, солнце взошло. Может, оставили нам по крылышку…
– По какому крылышку? – не понял Рогов, вставая с земли и отряхиваясь.
– Твоя теща курицу вчера жареную обещала. Забыл?
– А-а… – и Василий вновь повернулся к Печерскому: – А почему они нас не похитили?
– Не знаю. Они же не всех абдукции подвергают. Может, эти… грибники помешали. Сегодня опять подежурим. Такой случай упускать нельзя.
– С меня хватит, – быстро отказался Семен. – Пора вообще в Питер отчаливать.
– А я пойду, – пообещал Рогов. – Интересно же… Когда еще с гуманоидами встретишься. Может, единственный шанс в жизни.
– Верно рассуждаете, молодой человек, – поддержал Василия ученый.
Навстречу им вдоль поля брела несчастная растрепанная Татьяна.
– А, профессор! Давно вас не было. Петро моего там не видали?
– Нет, – Печерский развел руками. – Из деревни никого не было.
– Вчера в лес ушел, – пояснила Татьяна. Глаза у нее были красные, заплаканные. – Пришельцев искать. И нету…
Татьяна махнула рукой и побрела дальше.
– Что, неужели еще одного забрали? – испугался Семен.
– Интуиция мне подсказывает, что абдукции не прекратятся, – важно сказал Печерский. – Такое бывало… В Китае в восьмидесятом две недели серия была. Шестнадцать человек утащили. И так неритмично: сразу двоих, потом через три дня одного, потом – через день, потом – четверых сразу… А позже ученый один китайский, очень умный, знаете что сообразил?
– Что же еще он сообразил? – устало и скорее ради приличия поинтересовался Семен.
– Эти две недели как раз Олимпиада в Москве проходила! Так вот – абдукции были точно приурочены к победам китайцев. Золото взяли – р-раз – и абдукция! Два золота взяли – р-раз – и две!
– Остроумно, – равнодушно согласился Семен. У него уже не было сил удивляться.
– Это о чем говорит? – не унимался профессор. – Это о том говорит, что гуманоиды сканируют информационное поле по всем плоскостям…
Ну, куда им деваться, гуманоидам. Ясный пень – по всем плоскостям.
– А скажите, профессор, – вспомнил Семен вопрос, который его действительно занимал. – Почему их называют зелеными человечками? Не сиреневыми, не оранжевыми?
Печерский отреагировал неадекватно: надул губы и буквально фыркнул:
– Во-первых, я не профессор. Уже десять раз объяснял! А во-вторых, я вам ничего дурного не сделал, господа милиционеры, чтобы вопросы такие задавать.
– А чего такого? – не понял Семен.
– Сами понимаете, взрослый человек, – уфолог был очень обижен. – Не издевайтесь надо мной, я вам, может быть, в отцы гожусь.
Семен хотел пояснить, что и впрямь не понимает причину обиды, но не стал. Связываться… Рассеянный. С улицы Некрасова. Пусть обижается.
Рогов тоже с удивлением глянул на уфолога. Несколько минут шли в напряженной тишине. Потом Рогов прервал молчание:
– Да, но что теперь делать?
– Необходимо эвакуировать жителей, сообщить властям, – буркнул ученый.
– Как же их эвакуируешь? – усомнился Семен.
– Надо убедить их. Чтобы сами уехали. Хотя бы на время. Я выступлю, а вы мне помогите…
– А где наш дом-то? – не понял Рогов.
– Инопланетяне унесли, – хмыкнул успокоившийся Семен.
– Дом унесли?! – схватился за голову Васька. – Прямо с тещей?
На лице его было написано столь искреннее страдание, что Семен поспешил утешить друга:
– Да вот он, ваш дом, ты чего, Василий Иванович! Забор поставили, пока мы в лесу прохлаждались, ты не понял?
– Точно! – Рогов обрадовался, как ребенок.
Теща, тесть и Стрельцов выскочили на улицу полностью одетые, словно бы и спать не ложились.
– Слава Богу, живы! – воскликнула теща.
– Могли бы предупредить, – буркнул Гриша.
– Мы их видели, – торжественно объявил Василий.
– Самих человечков? – охнул Федор Ильич.
– Нет, только тарелку. Корабль пришельцев. Вот Семен подтвердит, как эксперт.
– Подтверждаю, – вздохнул Семен после недолгой паузы. Ночь кончилась, и даже после короткого сна в засаде ему вновь начало казаться, что ничего они не видели, а так… померещилось.
Но вроде ведь видели…
– А виски «Марсианского» много выпили? – полюбопытствовал Гриша. Сам-то вечером под жареную птицу еще три-четыре рюмки самогона себе позволил.
– Профессор даже фотки сделал, – Семен не стал обращать внимания на стрельцовскую иронию.
– Папа, вам срочно надо уезжать, – заторопился Рогов. – Профессор сказал. Хотя бы на время.
– Зачем?
– Сегодня еще одного унесли, местного. Профессор считает, что они не отстанут.
– Да, Федор Ильич, – подтвердил Семен. – Аномальная зона.
– Эк угораздило… – расстроился Федор Ильич. – Прямо профессор так говорит?
– Из научного института. По тарелкам специалист.
– Без козы не поеду… – решительно заявила теща.
Любимов как раз положил трубку на рычаг, когда Виригин вошел в кабинет. С раздражением положил, с чувством. Так что на тумбочке стаканы в подстаканниках звякнули.
– Аппарат казенный сломаешь. Егоров платить заставит… – предостерег Виригин. – Что, про инопланетян что-то новое?
Жора шлепнул ладонью по листу с данными пропавших Карелова и Серебрякова.
– Все то же. Живописца тоже нет.
– Ты с кем говорил? – уточнил Максим.
– С соседкой. Уехал, мол, в какую-то деревню работать. Пока не вернулся.
– А родня есть?
– Родня в Мурманске. Здесь он один живет. У соседки где-то телефон мурманский записан – может, найдет… – Любимов был явно раздражен. – Не, ну наши-то охламоны! Вечно в какую-нибудь историю втянут. Лучше б самогонку пили.
– Может, и пьют, – предположил Виригин. – И этим все объясняется.
– А художник с инженером где?
– Да где угодно. Тоже, может, пьют. У нас многие пьют, – философски заметил Максим. – Давай вечером в адреса съездим. Проверим на местности.
– Сами не отдыхают и другим не дают… – не успокаивался Жора. – Я вечером пива хотел…
– Ну, сгоняем в адреса – и по пиву… Погода хорошая.
Марфу, как самую вменяемую, отрядили собирать народ на сходку. Марфа добросовестно обегала все пятнадцать или шестнадцать обитаемых домов. То, что будут выступать одновременно милиция и профессор, произвело на «марсиан» впечатление. Захар, например, затеял, во-первых, пойти трезвым (с утра он уже успел принять сотку, но решил пока ограничиться), а во-вторых – в белой рубашке. Он хорошо помнил, что у него была белая рубашка (забыв при этом, что пропил ее года четыре назад). Захар облазал всю хату – рубашка не находилась. Взял со стола бутыль, еще вчера полную самогона. Потряс над стаканом: ни капли. «Хотел пойти трезвым – и пойду», – принял Захар волевое решение. Подумал, что белая рубашка может быть в старом сундуке на чердаке. Искомого там не оказалось, зато расчудеснейшим образом за сундуком, в какой-то щели обнаружилась черная и мохнатая от пыли, страшная с виду, но тем не менее настоящая чекушка.
Захар аж рыгнул от удивления. Сколько же лет она здесь пролежала? Как вообще здесь очутилась? Этого Захар не помнил. Но чекушка – была. Называлась «Охта». Двести пятьдесят грамм. Крепкая пробка.
Захар отвернул пробку и махом влил в себя двести пятьдесят грамм.
И что – свежайшая водка! Как вчерашняя!..
Настроение сразу улучшилось. На душе стало легче и без белой рубахи.
Он поспешил на сходку. Все были уже в сборе. Многие – трезвые. Видимо, как и Захар, решили уважить редкий союз науки и правоохранительных органов. Лишь дед Тарелка лежал ничком аккурат посреди сходки и мирно посапывал.
– Товарищи, инопланетяне за последние дни унесли из деревни Марс троих человек! – для убедительности Печерский потряс кулаком в воздухе, как оппозиционер на митинге. А потом еще показал на пальцах: троих!
Толпа загудела. В абдукцию Петро марсианцы пока до конца не поверили. Напился и уснул где-нибудь в овраге. Те двое – питерские, полбеды. А Петро – местный…
Теща Васи Рогова крикнула:
– И одну козу!
– И одну козу! – согласился оратор. – Здесь в настоящее время оставаться опасно! Каждого из вас могут похитить в любой момент! Я прошу вас немедленно уехать на какое-то время. Пока пришельцы не удалятся на безопасное расстояние! Понимаю, это не просто, но другого выхода нет…
Теща махнула рукой и вновь ринулась вокруг деревни в поисках Генриетты Давыдовны.
– Куда ж нам ехать? – крикнула пожилая женщина в платке.
– К родственникам, знакомым! – вступил в разговор Семен Черныга. – У кого кто есть! Мы свяжемся с вашей администрацией, потребуем помощь!
Сельчане дружно рассмеялись. Женщина в платке резюмировала общее мнение:
– Власть наша мост починить пять лет не может!
Семен с трудом удержался от комментария – насчет того, что сами могли починить его раз двести.
– Здесь неординарная ситуация! – пояснил Печерский. – Должны отреагировать. Вокруг вашей деревни сложилась аномальная зона!
– Руду, што ль, нашли? – тревожно спросил трезвый пожилой мужик. – Радиацию?
– Не в этом смысле, – поспешил успокоить Семен. – В смысле, ненормальная… Инопланетяне летают, сами видите.
Волшебная чекушка к этому моменту как следует пропитала кровь Захара, и на него нахлынуло сентиментальное настроение.
– Как же землицу-то свою бросим… – неожиданно слезливо загундосил Захар. – Кормилицу нашу… Столько хлопот, столько трудов…
Самое занятное, что был он в этот момент абсолютно искренен, хотя «хлопот и трудов» от него родная землица не претерпевала примерно со времен СССР.
– Я же не предлагаю совсем уехать, – терпеливо объяснял профессор. – Конечно, временно! А мы проведем исследования, все изучим.
– Профессор, а сам-то не боишься? – спросила Марфа.
Профессор гордо закашлялся. Ему ли бояться гуманоидов!
– Он ученый, – пояснил Семен. – Работа такая. Стезя, я бы сказал.
– А кто избы сторожить будет? – крикнули из толпы.
– Ваш участковый, – брякнул Семен и, судя по неодобрительному гулу «марсианцев», понял, что зря.
Участковому тут явно не доверяли.
– Тогда я останусь, – приняла решение пожилая женщина в платке. – Тута родилась, тута и помру. А увезут, так, может, и к лучшему. Ближе к Богу…
– А Бога-то и нет, – к удивлению всех присутствующих, сообщил дед Тарелка, открывая глаза и не меняя позиции. – Гагарин летал – Бога не видел.
– Да чё он там летал-то! – возмутилась женщина в платке. – По одной орбите-то! Ясно, что не видел. В Космосе знаешь как темно? Не видно ни черта! И расстояния такие – не разглядишь… Нет, я остаюсь!
«Логично про космос и Бога, – подумал про себя эксперт Семен. – И правда ведь – темно и далеко. Ни Бога, ни черта не разглядишь».
– Ты чё, Марья? – закричал на нее трезвый мужик. – Они ж тебя раскромсают и изучать будут.
Из-за магазина вдруг появилась Татьяна. Шла она, пошатываясь. Лицо у нее было черное. Бросила к подножию постамента пиджак и топор Петро.
– Вот… – подавленным голосом сказала Татьяна. – Возле леса нашла… А Петро нет…
Все замолкли и несколько минут испуганно переглядывались. Семен и Печерский тоже молчали, ждали реакции. Наконец раздался рассудительный голос Игната:
– Топор Петро бы не бросил…
И тут же парной летний воздух разрубил истошный вопль Захара:
– Валить надо!!
И произошло удивительное: через три секунды на площади не было ни одного человека, кроме представителей милиции и науки.
«Марсиане» исчезли, как в советской кинокомедии: комично быстро, в ускоренном темпе. Только чахлая собака, вся в репейнике, задержалась у постамента. Но и она тут же удалилась – правда, в отличие от жителей, очень степенно, как в замедленной съемке.
Забор получился на заглядение, но нужно было еще подправить-подколотить. Гриша Стрельцов ходил вдоль ограды с гвоздями-молотком, выискивал недоделки, не обращая внимания на царящую вокруг суматоху.
Василий и Федор Ильич с мрачными выражениями лица грузили вещи в багажник «Волги». Появилась теща – очень усталая.
– Все обежала еще раз. Никаких следов. Бедная Генриетта Давыдовна!
– Мама, хватит уже искать, – сочувственно произнес Вася. – Она уже, может, мимо Луны пролетает. Давайте, собирайтесь.
– Сказала – без козы не поеду, – отрезала теща. – Буду ждать, пока вернут.
– Съели твою козу пришельцы, – Федор Ильич то ли пошутил, то ли нет. В такой ситуации уже и не поймешь.
– Пришельцы коз не едят!
– Едят! – уперся тесть. – С косточками!
– Тогда б шкура осталась! – не соглашалась теща.
– Мама, езжайте, а я тут ее еще поищу, – пообещал Рогов.
– Васек, ты что? – выпучился на зятя Федор Ильич. – Остаешься, что ли?
– Ну я же вроде как власть… Да и профессору помочь нужно.
– Вискарь у тебя, конечно… – Рома ухмыльнулся и цепко глянул Даниле в глаза. – Уступает, так скажем, зарубежным аналогам.
Данила выдержал взгляд:
– Многим нравится. Вам наливать?
– Уговорил… Четыре порции.
К столу, где кроме Ромы расположились Эльхан и Гарик, только что подошел молодой лесничий Погодин в форменной одежде. С собой он принес трехлитровую банку с этикеткой «Маринованные огурчики» и с остатками зеленоватой жидкости внутри. Банка была плотно закрыта пластмассовой крышкой. Данила напрягся и теперь с интересом прислушивался к разговору.
– Я два дня тот участок прочесывал, – рассказывал Погодин. – Вот, сегодня нашел.
– Что это? – Гарик стал отдирать пластмассовую крышку.
– Осторожно… – начал лесник, но не успел – Гарик уже открыл крышку. По всему салону мгновенно разлился мерзейший запах. Погодин быстро напялил крышку обратно. Данила бросился отворять окна и двери. Гарик зашелся в жестоком кашле, замахал руками:
– Эй! Сто грамм, быстро! Да не дряни своей «Марсианской», а водки нормальной… Холодной!
– Жидкость гуманоидов, – пояснил Погодин, когда запах немножко выветрился. – В километре от места посадки валялась.
– Что я говорил, бля! – радостно прокомментировал Рома. – Лажа! Кто-то обул нас, как сусликов! Все – яйца, бля, оторву, однозначно!
– Кому ж это надо? – задумчиво спросил Эльхан.
У него точно гора с души свалилась. Суеверный Эльхан реально боялся, что инопланетяне могут его похитить.
– Хоп! – сказал Гарик.
Все замолчали. На лице Гарика изобразилась энергичная работа мысли. Умные и злые глаза его сверкнули. Рот исказила кривая улыбка. Внимательный наблюдатель заметил бы, что выражение лица его стало страшным.
Данила, собственно, это и заметил. Напрягся.
– Знаю кому, – небрежно сказал Гарик. – Леснику старому. Поехали.
Резко встал, взял банку. Друзья его тоже двинулись к выходу.
Заплатить «забыли». Данила не возражал.
У него сейчас были другие проблемы.
Стрельцов, не обращая внимания на суету, продолжал возиться с забором.
Вот здесь сетка плохо прибита, нужно отковырять и сделать заново.
Со стороны, наверное, это выглядело эффектно: все бегают, шумят, нервно жестикулируют, а один – самый внушительный и солидный – молча занят созидательным трудом.
Васина теща решительно двинулась в сторону бани. Тесть, почуяв неладное, попытался ее остановить, схватил за руки.
– Отстань, старый, – ругнулась теща. – Без козы не поеду. Мне ее людям возвращать. По квитанции.
– Хочешь за ней вслед? На орбиту выйти? – ругался Федор Ильич. – Через тернии с козами? Летит коза рогатая…
– Мама, мы им другую купим, – увещевал Рогов.
– Сказано – не поеду! Квитанция на Генриетту Давыдовну! Коза хорошая, справная…
Федор Ильич, отчаявшись уговорить супругу, решил покончить с проблемой силовыми методами. Схватил тещу за пояс и потащил к «Волге». Теща – что, впрочем, было известно – оказалась тяжелой.
– Васёк, помоги! – пыхтел Федор Ильич.
Теща изловчилась и толкнула мужа в грудь. Тот споткнулся о бревно и обидно шлепнулся на грядку с луком. Теща стремительно метнулась в баню и заперлась на защелку. Стрельцов улыбался.