Вся подводная лодка пропахла ржавчиной, мазутом, солью, и дизельным топливом. Николай Стреснев настроил регулятор и прислушался к тому, как изменился гул старого генератора. Ни один из датчиков уже не работал, так что всё приходилось делать ориентируясь на звук.
Когда-то давным-давно он играл на скрипке. Но последние струны порвались много лет назад, а запасные взять было неоткуда. Когда он сидел на холодном металлическом полу возле генератора, ему часто казалось, что эхо в сырых коридорах старой подлодки доносит до него музыку. Но не сегодня. Сегодня он слышал только слабое завывание ветра снаружи. Когда ветер дул с востока, он задувал в рубку, заходил через открытый люк вовнутрь, и продувал лодку. В очень сильный шторм вся подлодка тряслась и качалась, и Николай чувствовал движение воздуха даже в генераторной.
Но он не мог закрыть люк. Во-первых, он заржавел открытым, и его петли спеклись под действием солёной воды. Во-вторых, через люк проходили силовые кабели, которые подключались к деревенской подстанции. После закрытия доков и вывода военных все генераторы поломались. Этому, последнему, уже тоже недолго осталось. «Что дальше?» – думал Николай. Некоторые предлагали запустить генератор на какой-нибудь другой подводной лодке. Но эта подлодка была последней из дизельных, остальные были атомными. Они могли, конечно, и заработать; может быть, даже безопасно. Но Николай чётко дал им понять, что для этого им придётся найти кого-нибудь другого.
В деревне было лишь два места, где можно было по-настоящему согреться. Это было одно из них – свернувшись возле работающего генератора. А вторым был бар. В старые времена там был кабинет начальника порта. А теперь там был бар, центр общины, и поселковый совет – всё в одном.
Поэтому, когда он достал свою флягу и обнаружил, что там не осталось ни одной капли водки, решение о том, где провести остаток дня, пришло само собой. Он почесал за ухом; быстрым, резким движением, словно собака, которую грызли блохи. Генератор работал исправно. Бак с горючим был полный, и до вечера здесь делать нечего. Он встал, и пошёл по узкому коридору, осторожно нагибаясь под трубами. Стены были покрыты ржавчиной, с потолка постоянно капало. Была вероятность, что сама подводная лодка развалится даже раньше, чем сломается генератор.
Когда Николай вылез по лестнице из люка, ему в лицо ударил холодный ветер. В воздухе кружились хлопья снега, лениво опускавшиеся на землю. Он услышал, как ветер тихо посвистывал в рубках других подводных лодок. Он привык сравнивать этот звук с пением русалок. Сейчас он его еле слышал.
И в этот раз звук был другим. Звучало что-то ещё. Он замер и прислушался, пытаясь определить источник отличия: скользящий, шуршащий звук. Как будто что-то тяжёлое и мокрое кто-то тащит по льду с другой стороны подлодки. Но, когда он перешёл на другую сторону рубки и заглянул вниз, там ничего не было. Только тонкий, сломанный лёд, и ледяная вода, тихо плескавшаяся о тёмный, ржавый металлический корпус. Большие обломки льда постукивали о борта подлодки, словно узкий залив был огромным стаканом водки со льдом.
С этим образом перед глазами, Николай слез на палубу, прыгнул на пристань, и пошёл мимо заброшенных подводных лодок и подъёмных кранов в направлении бара.
Прогулка от круга камней обратно на научную базу была приятной. Институт был приземистым уродливым бетонным зданием. Доктор подумал, что именно в таком месте и ожидаешь встретить людей в накрахмаленных белых халатах, культивирующих исключительно мерзкое биологическое оружие, или облучающих во имя науки подопытных кроликов.
Два солдата у входа на территорию стали по стойке смирно, когда мимо них проходил Доктор. Он подавил в себе соблазн отдать честь, и вместо этого приветливо им улыбнулся.
То же самое повторилось с двумя часовыми возле входной двери. Дверь была впечатляющая, металлическая с заклёпками. «Такая и ядерный взрыв выдержит», – жизнерадостно соврал Доктор. Но сам подумал, что её предназначение может быть не в том, чтобы не пускать всякую гадость вовнутрь, а в том, чтобы не выпустить её наружу.
Клебанов был в главной лаборатории. Он работал один и, когда вошёл Доктор, стал перед набором пробирок и колб, стоявших на лабораторном столе.
– А я думал, что вы физик, – сказал Доктор. – А почему вы не в белом халате?
– У нас тут неформальная обстановка, – усталым голосом сказал Клебанов.
Он явно чувствовал в Докторе врага. Возможно, политического.
– Я сюда не закрывать вас приехал. Вам не о чем беспокоиться. И перехватывать ваши исследования я тоже не собираюсь, к какой бы области они ни относились.
– Я работаю во многих областях, – ответил Клебанов.
– Типичный учёный, – пошутил Доктор. – Всегда реторта наготове.[1]
Клебанов не засмеялся. Наверное, шутка потерялась при переводе. Доктор продолжил:
– Мне нужен микроскоп. В идеале – электронный. Или псевдо-квантовый.
Ответа не последовало.
– С мигающими огоньками, в таком духе.
– Обратитесь к Минину, – ответил Клебанов. – Он занимается складом.
– Он же администратор, – заметил Доктор.
– И обезьянами.
– Что? – Доктор обернулся на голос.
В дверях перед ним стоял Борис Бродский. Он коротко рассмеялся:
– Шучу. Он у себя в кабинете.
– Спасибо.
Бродский рассказал Доктору куда идти, а Клебанов вернулся к своим пробиркам.
У Доктора была своя пробирка. В ней был небольшой осколок, который ему с большими усилиями удалось отбить от одного из вертикальных камней. Он был похож на обычный камень с кварцевыми прожилками. Может быть, так оно и было, но это покажет микроскоп.
Зайдя в кабинет Минина, Доктор потряс пробиркой, чтобы звуком сообщить о своём присутствии. Алекс Минин стоял возле стола и внимательно смотрел на раскрытую папку с документами. Он перевернул страницу, поднял взгляд, и, немного поколебавшись, закрыл папку.
– Вам что-то нужно, Доктор?
– Вы когда-нибудь слышали о псевдо-квантовом микроскопе?
Минин покачал головой:
– Я не учёный. Нет, не слышал.
– И я тоже, – признался Доктор. – Хотя я учёный. Поэтому, если бы у меня кто-нибудь такой попросил, я не отправлял бы его на склад, а сказал бы ему не нести чушь.
Немного выждав, Минин сказал:
– Простите, у вас всё? А то я немного...
– Заняты? – кивнул Доктор. – он подошёл к столу и осмотрел несколько документов возле закрытой папки: сметы. – Много, должно быть, времени уходит на управление таким заведением. Трое учёных и вы, снабжение большое не нужно, да и отправлять его никто особо не хочет. Наверное, больше всего времени занимает составление графика уборки?
Минин прищурился:
– Никому нет дела, что на всё это время уходит. Нам нужно есть, нам нужна одежда, нам нужно топливо, и да, даже мётлы и швабры. Вы бы поразились, если бы узнали, сколько всего нужно для нашей работы.
– Да. А самое сложное, наверное, соблюдать меру. Заказать достаточно, чтобы поддержать людей в деревне, но при этом не привлечь к заказу внимание. Клебанов знает?
Минин удивился, а затем насмешливо фыркнул:
– Ничего он не знает.
– Это вы, возможно, очень точно подметили. Но объясните, почему вас так не любят?
Минин снял пиджак, повесил его на спинку стула, и сел за стол. Доктор убрал стопку книг с единственного оставшегося в комнате стула, и тоже сел. Книги были, похоже, отчётами, и довольно старыми, что было интересно.
– Я раньше был политруком. Моя задача состояла в том, чтобы никто не отклонялся от линии партии. Я должен был докладывать о тех, кто легкомысленно говорил о своей работе, кого видели с кем-то, с кем ему не нужно было пересекаться по работе, кто чихал во время исполнения национального гимна. Разумеется, они все втайне меня не любили за это. Но вслух сказать ничего не могли, так как об этом я тоже мог сообщить.
– А теперь они не любят вас открыто.
– А вы бы любили?
Он раскрыл ящик и вынул из него две стопки и начатую бутылку водки. Когда он доставал их, его рукав закатился и Доктор увидел под ним край татуировки.
– Так почему вы остались тут?
– В Москве я никому не нужен. Им проще было бросить меня здесь и забыть. Я не умею ничего, только предавать доверие моих товарищей.
– Не надо себя недооценивать, – Доктор взял в руку стопку с прозрачной жидкостью и осмотрел её. – А что насчёт уныния, сожаления, депрессии?
– Это я тоже умею, – признал Минин; он опрокинул себе в рот стопку и поморщился от жжения в горле. – Я хотел быть учителем.
– Мы все – учителя, – сказал Доктор. – Я бы хотел узнать побольше об этом, – он показал пробирку. – Для этого мне нужен микроскоп. Большой и блестящий.
– Думаю, найдём.
Минин взял в руку бутылку. Немного поколебавшись, он спрятал её обратно в ящик.
– Зачем вы здесь, Доктор?
– За микроскопом.
– Я не это имел в виду.
– Я знаю.
– И?
Доктор пожал плечами:
– Не знаю. Как и вы, я интересуюсь историей. Я хочу помочь.
– Историей? Откуда вы...– лицо Минина прояснилось. – А, журналы...
– И карты, и записные книжки, и папка, которую вы от меня прячете.
– Да, я занимаюсь этим на досуге, – признал Минин. – Я изучаю историю Новроска со времени своего прибытия сюда. Нужно же чем-то отвлекаться.
– Интересно?
– Вообще-то, да, – Минин наклонился к Доткору через стол, в глаза его загорелся интерес. – До военных тут промышляли китобои. Некоторые из местных жителей до сих пор являются их потомками. Их, правда, это не интересует.
– Наверное, много необычного, много местной специфики, – предположил Доктор.
Минин утвердительно кивнул.
– И много местных легенд.
Минин застыл.
– А, вы знаете.
– Теперь знаю. Догадался. Баринская один раз кое-что упомянула. Расскажите мне о вурдалаках.
Минин встал, приложив руку ко рту, словно боясь сказать что-нибудь необдуманное.
– Это просто сказка, – сказал он, наконец. – Одна из тех легенд, которые неизбежно возникают в такого рода общинах, старых и оторванных от мира. Возможно, её корни уходят в какое-то реальное событие. Несчастный случай, непонятная смерть, которую они пытались как-то объяснить.
– Продолжайте.
– Местные верят, что-то на полуострове водится вурдалак, что-то вроде вампира. Вообще-то, скорее сирена – с виду красивая и молодая девушка, которая пленит доверчивых людей, а затем высасывает из них силу, чтобы сохранить свою молодость и красоту, в то время как на самом деле она старая и некрасивая...
– Значит, то, что случилось с Валерией, для них шок. Легенда обретает подтверждение.
– Они знают, что это всего лишь сказка, – возразил Минин. – Они тут обслуживали и ремонтировали самое продвинутое и опасное в мире оружие. Остатки этого оружия гниют у них на глазах. Они не верят в это существо, в чудовище. Они знают, что есть объяснение случившемуся. Просто его ещё не нашли.
Доктор ждал, но Минин сел и, похоже, сказал уже всё, что хотел.
– Они так думают? Или вы так думаете? – спросил Доктор. – И если это всего лишь сказка, и случившееся абсолютно неожиданно и никак с этим не связано, то что в той папке?
Минин не ответил. Вместо этого он взял папку, взвесил её в руке, и передал через стол Доктору.
– Отчёт о вскрытии и отчёт о внутреннем расследовании ещё с тех времён, когда база не была заброшена. Труп, полностью лишённый связующей энергии, кости которого превратились в жижу.
Доктор раскрыл папку и полистал собранные там бумаги.
– А ещё там копии протоколов местной милиции, которые на двадцать лет старше, – добавил Минин.
В папке были фотокопии написанных от руки протоколов, страниц из бухгалтерских книг. Телеграмма, пожелтевшая от времени. Записи местных легенд. Письмо местного китобоя своей сестре в Санкт-Петербург, в котором описывается смерть в 1827 году. Самые разные другие отчёты и описания из местных документов, журналов. Даже страница из корабельного журнала с одной из подлодок, вместе с приказом о переводе капитана, который имел глупость внести такое в журнал.
Доктор взял в руки единственную страницу, которая была распечатана с компьютера. Судя по всему, в принтере на момент печати уже почти не было чернил.
– И это, – это не был вопрос.
– И это, да. Его проигнорировали, разумеется. Как и остальные. Отчёт Софьи Баринской двухлетней давности. Тогда это случилось в последний раз.
Попытки Розы заговорить с Софьей Баринской не находили взаимности. Женщина была явно поглощена собственными мыслями, хотя думала ли она о неожиданном прибытии тридцати военных с Доктором, Джеком, и Розой или же о необъяснимых нападениях на двух молодых людей, было не ясно. Наверное, понемногу обо всём, подумала Роза.
– Так вы тут выросли? – спросила она.
– Здесь мы рождаемся уже взрослыми, – ответила Софья.
Ну, уже что-то.
– Тяжело это, наверное.
Софья бросила на неё взгляд, и машину подбросило на стыке двух больших бетонных плит. Такое ощущение, что дорогу бросили заботиться о себе самой. Из крошащейся поверхности торчала трава. Никаких следов разметки видно не было.
– Вы могли бы уехать, – тихо сказала Роза.
В её голосе чувствовалось разочарование, а ведь она не жила тут.
– Ближайшим же поездом, – сказала Софья без единой интонации.
– Тут есть вокзал?
– Больше нет. Последний поезд уехал лет двадцать назад.
– А... Понятно... А куда мы едем?
В этот раз Софья на неё посмотрела, и гораздо дольше, чем Роза считала безопасным, учитывая, что они скакали по разбитой дороге.
– Вначале в отделение милиции, которое также является моим домом, проверить, нет ли сообщений. Затем я должна рассказать о случившемся родителям Павла, – сказала она. – После этого, с тобой или без тебя, мне нужно будет выпить.
Доктор одним взглядом прочёл отчёт о вскрытии трупа. Он полистал остальные документы и вернул папку Минину.
– Вы их совсем читать не собираетесь?
– Я всё уже прочёл.
– И?
– И думаю, что вам нужно эксгумировать одно из тел и осмотреть его, чтобы убедиться, что причина смерти та же.
– По описанию – та же. Да и вообще, – продолжал Минин, пряча папку в ящик стола, – нельзя выкапывать старые трупы без соответствующего разрешения. Понадобятся разрешения как минимум Баринской и ближайших родственников покойного. Иначе это будет незаконно.
– А высасывать из людей кости и жизненную энергию законно?
Минин вздохнул.
– Я вас понимаю.
– И я вас понимаю. Ладно, где микроскоп?
Минин отправил Доктора искать Екатерину Корнилову. У неё была собственная лаборатория в другом конце здания, и, по заверению Минина, её оборудование включало в себя мощный электронный микроскоп. Чтобы попасть туда, Доктору пришлось пойти по коридору, который проходил вдоль внешней стены большого здания. Странно, но не было видно никакой возможности пройти напрямик.
Она сидела за лабораторным столом и что-то набирала на клавиатуре ноутбука. Прежде чем зайти, Доктор на секунду задержался в двери, рассматривая Екатерину. Лет двадцать пять, тёмные, завязанные в узел, волосы, белый лабораторный халат. На ней были очки, к которым была привязана верёвочка, чтобы они могли висеть на шее, когда не нужны. Здравомыслящая, практичная женщина.
– Всё по последнему слову, – сказал он.
Она не подняла голову:
– Далеко не последняя модель, но работать можно.
Она завершила предложение, повернулась к нему, и улыбнулась.
– Вам чем-то помочь, Доктор?
– Пришёл просить одолжить мне микроскоп.
– Вон он стоит, – она кивнула на оборудование, установленное на столе. – Опять же, далеко не последняя модель, но работает. А зачем он вам?
– Хочу рассмотреть вот это, – Доктор протянул осколок камня в пробирке. – Это с одного из вертикальных камней.
– Гранит, с вкраплениями кварца.
– Вы в этом уверены?
– Это наиболее вероятный вариант, – она закрыла ноутбук и подошла к нему. – Вам помочь?
– Спасибо.
– Только предупреждаю, я биолог, а не геолог.
– В самом деле? – Доктор вынул свой образец камня. – Тогда расскажите мне об обезьянах.
Она на секунду помедлила с ответом.
– Нет никаких обезьян.
– Правда?
– И никогда не было.
– В самом деле? Тогда почему Борис и остальные всё время о них упоминают.
– Они дразнят Алекса. Лучше бы оставили его в покое. Давайте, я это сделаю, – она взяла образец камня и начала готовить препарат, потянувшись за скальпелем, чтобы соскрести для исследования поверхностный слой.
– И в чём же шутка?
– Они высмеивают педантичность Алекса. Он всё время требует от них, чтобы они заполняли формы, отчёты отправляли вовремя и правильно оформленные. Меня это не раздражает – он прав. Если мы дадим этим клоунам в Москве какой-нибудь повод, они нас оставят без финансирования. Но Клебанов, Борис, и жители, которые помнят, как было раньше, их раздражает само присутствие Алекса. Оказывается, даже умер один человек. Самоубийство.
– И они высмеивают его при любой возможности?
– Да.
Доктор смотрел, как она настраивает регулировки, а на мониторе появляется изображение фрагмента образца. Оно всё было в ямках и впадинах, словно лунный пейзаж.
– А обезьяны?
– Это было ещё до меня. И до Бориса. Вроде бы, Алекс нашёл документы на пять живых особей. И сильно разозлился.
– Его волнует этичность?
– Не думаю, что его волновало то, что случилось с обезьянами. Он был недоволен, что документы были оформлены, деньги потрачены, а обезьян никаких никогда не было. Не прибыли. И никто даже не помнил, кто вообще подавал запрос на них и зачем.
– Испытание биологического оружия, – сказал Доктор. – Вы же биолог, можете догадаться, зачем они были нужны.
– Я не такая биолог, – ответила она. – Я изучаю вакцины и защиту от биологического оружия.
– Разумеется. Поэтому это так секретно.
– Поэтому тут всё так кустарно и непрофессионально, – ответила она. – В общем, Алекс поднял шум из-за несуществующих обезьян, и они это ему припоминают. Кажется, это было на той же неделе, когда Чедакин умер. Может быть, в этом всё дело.
Доктор сосредоточился на экране и увеличивал изображение.
– Да, возможно.
«Что-то тут не так», – подумал он. Вкрапления в камне, которые все считали кварцем... Они не были похожи на случайные жилы, скорее они выглядели как искусственные.
– Вам это ничего не напоминает?
Екатерина пожала плечами:
– Нет. Разве что, на печатную плату немного похоже.
– У меня такая же ассоциация возникла.
Стоячие камни, которые на самом деле кремниевые микросхемы? Он поцокал языком и снова изменил увеличение.
– А кто такой был Чедакин?
Роза осталась в машине. Несмотря на то, что она была укрыта от ветра, она замёрзла. Софья включила обогреватель на максимум, но он, похоже, не мог прогреть воздух. Они припарковались за большим экскаватором. Не считая автомобиля Софьи, это было первое увиденное Розой транспортное средство и, как и всё остальное, экскаватор был старый и ржавый.
Роза смотрела, как милиционерша разговаривала на пороге небольшого квадратного дома с мужчиной и женщиной, родителями Павла. Смотреть на это было тяжело, но отвести взгляд было ещё сложнее. Женщина плакала, мужчина прижимал её к себе одной рукой, его лицо было пепельного цвета.
Затем Софья вернулась, и какое-то время они ехали молча.
– Я еду в бар, – в конце концов сказала она.
– Вы правы, нам нужно выпить. Вам нужно выпить, – Роза не знала, что сказать. – А как называется этот бар?
– Никак не называется. Просто бар.
– Ясно. Наверное, ваша работа очень сложная.
– Сложная? Обычно она до скуки простая. Но в некоторые дни...
– Как они восприняли известие?
– Плохо. Но мы тут привыкли и к смерти, и к трудностям.
Взгляд Софьи был прикован к потрескавшейся дороге, по которой они ехали. Бесхозные подъёмные краны в доках – тёмные на фоне стального неба – постепенно приближались.
– Валень, отец Павла, дружил с Чедакиным. Так что для него это уже не первая утрата.
– А что случилось с Чедакиным?
– Он умер.
Они выехали на старую пристань, бар был прямо перед ними. Это было квадратное бетонное здание, отличавшееся от соседних лишь тем, что его окна не были закрыты ставнями и в их горел свет.
Софья остановила машину посреди дороги напротив двери. Видимо, раз машина была только у неё, она могла парковаться там, где захочет. В этом случае – рядом с ржавой подводной лодкой, рубка которой торчала из ледяной воды рядом с пристанью.
– Он застрелился.
Тем временем вечерело.
– Он говорил то, что на самом деле думал, а не то, что должен был думать. Нам это было приятно. Но мы его всё время предупреждали, все мы.
Когда они подходили к бару, из него послышался взрыв смеха, казавшийся неуместным среди этой печальной серой разрухи.
– И что случилось?
Софья шла впереди и не оборачивалась.
– Его вызвали в Москву, приказали выезжать следующим же утром. За ним вертолёт выслали. Он покончил с собой, чтобы избежать этого.
– Но откуда они узнали?
Это был совсем другой мир, тебя могли увезти и посадить за решётку, а то и хуже, просто за то, что ты высказал своё мнение. Роза не могла представить, как она или Доктор смогли бы выжить в такой обстановке. А уж её мама...
– Оттуда же, откуда они всегда узнавали, – в её голосе была горечь и злость. – Алекс Минин им сообщил.
На противоположной стороне доков, вдали от шума бара, вода с льдинками тихо плескалась о крошащуюся пристань. Сухой док, в котором осуществлялся ремонт подводных лодок, а их корпуса обследовались на наличие слабых мест и коррозии, был заброшен и залит водой. Одна из подлодок лежала в воде на боку, за прошедшие годы проржавев насквозь и опрокинувшись. Её поддерживал только тёмный корпус соседней подводной лодки.
Дальше был галечный пляж, а затем утёс, выступающий на краю залива. Волны бились об основание утёса, постепенно размывая его. Когда-нибудь они выбьют камень настолько, что часть утёса обрушится, и обрыв станет ближе к кругу камней.
Сергеев привёз Джека туда, где ожидали его подчинённые, на край доков. Они разбились на группы по три человека, у каждой группы был счётчик Гейгера.
– Полковник и Доктор считают, что утечки радиации нет, так что опасности быть не должно, – сказал Джек раньше, чем успел открыть рот Сергеев – пора было показать, кто тут главный. – Но нужно всё равно проверить, чтобы полностью исключить такую возможность.
– Радиационный фон довольно большой, товарищ капитан, – сказал один из солдат, уже включивший счётчик Гейгера, который немедленно начал щёлкать. – Пока что волноваться не о чем, но если уровень повысится...
– Далеко вы прошли? – спросил Сергеев, сердито глянув на Джека.
– Мы проверили склады по эту сторону пристани. А также сухой док, правда, он уже не сухой.
– А внутри подлодок? – спросил Джек.
Солдаты покачали головами. Эта перспектива у них энтузиазма не вызывала.
– Не думаю, что нужно залезать вовнутрь, – сказал Сергеев. – Мы можем провести измерения снаружи корпуса.
Джек подумал над этим.
– Ладно. Но если обнаружите превышение ожидаемого фона – проверить. Ясно?
Солдаты недовольно кивали. Джек повторил:
– Ясно?
– Так точно!
– Скоро стемнеет, так что давайте начинать.
Темнело быстро. Поэтому, если бы кто-нибудь и заметил тёмный силуэт, выползший из воды на галечный пляж, его бы приняли за тень. Если бы кто-нибудь и услышал, как существо плюхнулось на пристань, то подумал бы, что это волна разбилась о камни под утёсом.
Но военные ушли. И некому было так ошибиться. Некому было увидеть щупальца, которые ощупывали всё вокруг. Некому было услышать довольное шипение существа, скользившего дальше, вдоль пристани.