"Октавий" написан, по образцу цицероновского трактата "О природе богов", в виде диалога между автором, его другом христианином Октавием и язычником Цецилием. От Цицерона же, примыкавшего к Академии, заимствовал Минуций Феликс и академический скепсис, и, надо полагать, приписываемые Цецилию эпикурейские мысли, и даже ряд приводимых им в книжке исторических примеров.
Если допустить вместе с Дессау, что Цецилий тождествен с упоминаемым в надписях из Цирты в Африке, относящихся к 200-217 гг., Caecilius Natalis, то диалог Минуция Феликса написан в первой четверти III в. Ту же дату пришлось бы принять и в том случае, если б удалось доказать, что Минуций Феликс заимствовал аргументацию Октавия против Цецилия из "Apologeticus" Тертуллиана, а не наоборот. Однако общий тон и обстановка, которая рисуется в диалоге, больше подходит для II в.:
самые поздние авторы, которых цитирует Минуций, относятся к середине II в.; наконец, автор прямо ссылается (гл. 9 и 31) на софиста, ритора и юриста М. Корнелия Фронтона, бывшего консулом в 143 г. и умершего приблизительно в 168-169 г.;
при этом Цецилий называет Фронтона Cyrtensis noster (наш циртинец), как человека близкого не только по воззрениям, но и по времени. Несомненно, Минуций Феликс имел перед собою не дошедшую до нас речь Фронтона против христиан, которую в основном использовал для речи Цецилия. Использование Фронтона сказывается и в том, что автор относительно мало места уделяет философским аргументам: Фронтон относился отрицательно к философии; идеализация римской старины -также в духе Фронтона. Таким образом, правильно будет отнести "Октавия" к концу II в., примерно к тому же времени, что и книгу Цельса.
Аргументация Цецилия во многом не потеряла своей убедительности до сих пор (о воскресении, о целесообразности в природе), хотя главное внимание Минуций Феликс уделяет тем обвинениям политического и уголовного характера, которые облегчают его задачу апологета. Во всяком случае, небольшая речь Цецилия позволяет судить о том, какими являлись христиане конца II в. в глазах просвещенного римлянина.
Перевод сделан по тексту - "М. Miniicii Felicis Octavius" rec. J. Cornelissen. Lugd.-Batav. 1882. В тех случаях, когда конъектуры Корнелиссена казались слишком смелыми и палеографически не оправданными (XI вм. пес laboro - пес ita bonus, IX вм. multas-unctas и др.), мы следуем Oehler'y и Halm'y.
М. MINUCIUS FELIX OCTAVIUS.
1. Когда я размышляю и мысленно перебираю воспоминания о моем добром и преданнейшем сотоварище Октавии, во мне настолько живо обаяние этого человека и любовь к нему, что мне кажется, будто я не в памяти вновь переживаю то, что было уже и прошло, а как бы сам возвращаюсь в прошлое. Так, чем дальше от глаз, тем сильнее запечатлелся его образ в моем сердце, в самой глубине души. Покойный превосходный благочестивый муж недаром оставил во мне такую тоску по себе; ведь и сам он всегда пылал такой любовью ко мне, что и в забавах, и в серьезных делах его желания сходились с моими; можно было думать, что у нас обоих была одна душа. Он был единственным поверенным в моих любовных делах, единственным соучастником в ошибках. А когда рассеялся туман и я из глубины мрака вырвался к свету мудрости и истины, он не отверг моей дружбы, а напротив, что еще похвальнее,- опередил меня. Когда я в уме перебираю все годы совместной жизни и нашей близости, мое внимание задерживается больше всего на той его речи, которой он благодаря весьма основательной аргументации обратил в истинную веру Цецилия, погрязавшего тогда еще в суете суеверия.
2. По делам и чтобы повидаться со мной, он направился в Рим, покинув дом, жену и детей, оторвавшись от самого дорогого, что есть в детях, когда они еще в невинном возрасте и еще только пытаются лепетать и в самом коверкании ими языка заключается особая прелесть. Не могу выразить словами, какую живейшую радость вызвал у меня этот его приезд, и удовольствие было тем больше, что приезд этого милейшего человека был для меня неожиданным. Через день-два, когда непрерывное общение утолило жадное желание, когда во взаимных излияниях мы сообщили друг другу о себе все, чего не знали, за период разлуки, мы решили отправиться в Остию, приятнейшую местность, чтобы там в морских купаниях доставить приятное и благотворное лечение для моего тела, высушив вредные соки. Остия - город на левом берегу Тибра, при впадении его в море;
служил гаванью для г. Рима. Кстати, к периоду уборки винограда перерыв в судебных делах давал мне свободу от забот, а в то время летний зной уже сменялся осенней прохладой. Итак, на рассвете мы направились к морю, прогуливаясь по направлению к берегу, где легкое дуновение бриза бодрило тело и особое наслаждение доставлял мягкий песок, оседающий под нашими шагами. И вот Цецилий, заметив статую Сараписа, по обычаю суеверной черни поднес руку к устам и запечатлел на ней поцелуй. Сарапис - древнее божество, культ которого после Александра Македонского распространился в Египте, где его называли Серапис, сближая его с богами Осирисом и Аписом. В римскую эпоху на Сераписа были перенесены черты ряда римских богов, и наметилась тенденция превратить его в единого бога.
3. Тогда Октавий сказал: "Нехорошо, брат Марк, человека, находящегося при тебе неотлучно и дома и на улице, оставлять во мраке грубого невежества, допустить, чтоб он в такой великолепный день задерживался на каких-то камнях, хотя бы и отделанных в виде статуи, помазанных елеем и украшенных венками; ведь ты знаешь, что позор этот падает не в меньшей степени на тебя, чем на него".
Когда Октавий это говорил, мы успели уже быстро пройти половину пути и вышли уже к открытому берегу. Там легкая волна набегала на край песчаного берега, как бы утрамбовывая его для гулянья, и так как море всегда неспокойно, даже когда нет волнения, то хотя на берег не взлетали седые пенистые гребни, однако нас безмерно восхищали причудливые, многократно повторявшиеся всплески водяной массы; когда мы, стоя у самой воды, погружали в море ступни, волна то, набегая, ласкала наши ноги, то отступая, бесследно поглощалась морем.
Медленно и незаметно продвинувшись, мы шли вдоль слегка извилистого морского берега, сокращая путь занимательными рассказами. Поводом для этих рассказов послужили рассуждения Октавия о мореплавании. Когда мы, беседуя, прошли достаточно солидное расстояние, мы повернули и пошли той же дорогой обратно. Когда мы дошли до места, где покоились вытянутые на берег суденышки, положенные на бревна для защиты от разлагающего действия сырой земли, мы увидели мальчиков, забавлявшихся тем, что взапуски бросали камушки в море. Игра заключается в том, что выбирают на берегу гладкий черепок, обкатанный волнами, камушек этот захватывают плоской стороной пальцами и, наклонившись возможно ниже, швыряют поверх волн, так что этот снаряд либо скользит по поверхности моря, если он катится легко, либо срезает вершину волн и подскакивает, если его подбрасывает непрерывная сила толчка. Победителем в этой игре считает себя тот мальчик, чей камушек пролетел дальше и подпрыгнул большее число раз.
4. Итак, в то время, когда все наслаждались этим зрелищем, Цецилий не обращал на него внимания, не смеялся по поводу хода состязаний, но, молчаливый, озабоченный, в стороне от нас, всем лицом выражал какое-то неведомое горе. "В чем дело? - сказал я ему,- почему я не узнаю обычной твоей живости? почему я не вижу в твоих глазах обычной у тебя даже в серьезных делах веселости?" Тот ответил: "Меня давно уже огорчает и покою не дает речь нашего Октавия: обрушившись на тебя, он упрекнул тебя в нерадении, чтобы тем самым обвинить меня косвенно в невежестве. Что ж, пойду дальше - у меня с Октавием дело идет о всем мировоззрении в целом. Если и он на то согласен, чтобы я вступил с ним в спор как представитель школы, то он, конечно, убедится, что легче спорить в товарищеском кругу, чем вести прения так, как это принято у философов. Давайте только сядем на эти каменные выступы, служащие оградой для купален и выдающиеся в море; так мы сумеем и отдохнуть с дороги, и более внимательно вести наш диспут". Когда он это сказал, мы уселись так, что из нас троих мне отвели место посредине,- не из любезности, или ради порядка, или ради почета - ведь дружба всегда всех уравнивает,- а для того, чтоб я, как арбитр, слушал каждого из них возможно ближе и, сидя посредине, разделял обоих спорщиков.
5. Тогда Цецилий начал так: "У тебя, брат Марк, предмет нашего спора не вызывает сомнений, поскольку ты, испытав оба жизненных пути и отвергнув один, одобрил другой; однако в данное время ты должен настроить себя таким образом, чтоб держать весы беспристрастного правосудия, не склоняясь в ту или иную сторону, чтоб не вышло так, что твое решение не продиктовано нашими доводами, а вытекает из твоих собственных убеждений.
Итак, если ты будешь вести себя здесь так, как если бы ты был новичком, как бы не знающим ни той ни другой стороны, для меня не составит труда показать, что все человеческое сомнительно, неизвестно, неверно и вообще скорее правдоподобно, чем истинно. Тем более странно, что некоторые, не давая себе труда глубоко исследовать истину, поддаются без рассуждении любому мнению вместо того, чтобы упорно и настойчиво производить тщательное исследование. Особенно должно вызывать всеобщее негодование и сожаление, что некоторые, притом несведущие в науках, невежды, незнакомые даже с низменным искусством, дерзают высказывать определенные суждения о сущности вещей и о величии бога, о чем сама философия всех направлений в течение стольких веков до сих пор остается в нерешительности, и это понятно: ограниченный человеческий ум не только не в состоянии исследовать божественное, но даже о том, что парит над нами в небе или глубоко сокрыто в недрах земли, не дано ему знать, не позволено изыскивать и нечестиво допытываться; нам кажется, что мы были бы достаточно счастливы и достаточно мудры, если б согласно знаменитому древнему изречению поближе познали самих себя. "Познан самого себя" принадлежит к изречениям легендарных "семи мудрецов" и приписывается Солону (VI в. до новой эры). Но уже если мы, предаваясь бессмысленному и напрасному труду, выходим за пределы нашей ограниченности и, поверженные на землю, переносимся в дерзком порыве на самое небо, на самые звезды, то не будем, по крайней мере, осложнять эту ошибку нашу, придумывая пустые устрашающие фантазии. Допустим, в основе всего лежат сгустившиеся зачатки, (Первичные элементы, то, что Лукреции называет "primordia re-rum") слияние элементов природы; какой же здесь бог - творец? Признаем, что части вселенной уплотнились, расположились и сформировались благодаря случайным столкновениям (элементов), какой же здесь бог - зодчий? Предположим, звезды зажег огонь, небо повисло благодаря своему веществу, земля, допустим, утвердилась благодаря собственному весу, а море образовалось из стечения жидкости; откуда же религия, откуда страх перед богом? К чему это суеверие? Человек и всякое животное, которое дышит, рождается и растет, есть непроизвольное сочетание элементов, на которые человек и всякое животное опять распадаются, разлагаются; таким образом, они вновь возвращаются к истоку, и все возвращается в круговороте к самому себе, без всякого создателя, руководителя или творца. Так, мы видим, что благодаря соединению элементов огня всегда сияют все новые и новые светила, от выдыхаемых землею паров возникают постоянно разные туманы; от их сгущения и соединения вверху образуются тучи, при их падении льют дожди, дуют ветры, стучит град; когда ветры сталкивают тучи,- грохочет гром, сверкают молнии, падая где попало, ударяя в горы, обрушиваясь на деревья, попадая без разбору и в священные и в частные здания, поражая часто людей порочных, но часто людей набожных. Речь идет не об образовании новых светил, о чередовании и смене видимых на небе светил. Надо ли упоминать о различных неожиданных стихийный явлениях, которые без порядка и без разбору вносят смятение во всеобщее движение? о кораблекрушениях, при которых хороших и дурных людей постигает одинаковая судьба и заслуги стираются? о пожарах, в которых одинаково гибнут виновные и невинные? Когда воздух заражен смертоносной заразой, разве не гибнут все без различия? Когда свирепствует ярость войны, разве не падают в первую очередь наилучшие? А в мирное время порок не только в таких же условиях, что и добродетель, но даже бывает в почете, так что часто не знаешь, надо ли презирать бесчестье негодяев или желать себе их удачи. Ведь, если бы мир управлялся божественным провидением или властью какого-либо божества, никогда Фаларид и Дионисий не заслужили бы царства, Рутилий и Камилл - изгнания, Сократ яда. Фаларид - тиран Агригента в Сицилии (VI в. до новой эры), прославившийся своей жестокостью; в частности, существовала легенда, что у него был полый медный бык, куда он заключал своих врагов и медленно их зажаривал. Дионисий - могущественный тиран сиракузский (430-367 до новой эры). П. Рутилий Руф (конец II-начало I в. до новой эры) -философ-стоик, политический и военный деятель, отличавшийся высокими личными качествами, не сумел угодить сословию всадников и был осужден на изгнание (92 г. до новой эры). М. Фурий Камилл-римский национальный герой, "спаситель" Рима после жестокого поражения римских войск галлами при Аллии, окруженный в легенде ореолом героя и мученика; около 300 г. до новой эры Камилл был обвинен в присвоении военной добычи, приговорен к высокому денежному штрафу и сослан. Приговоренный к смерти философ Сократ (см. прим. на с. 233) мужественно выпил поднесенный ему яд (цикуту). Сцена смерти Сократа описана Платоном в "Федоне". Вот увешанные плодами деревья, уже желтеющую ниву, уже созревший виноград повреждает дождь, побивает град; приходится думать, что либо неизвестная нам истина скрыта от нас, либо - а это более вероятно что господствует свободная от законов судьба, проявляясь в различных ускользающих от нас случайностях.
6. Итак, раз либо судьба слепа, либо природа непонятна, разве не почетнее и лучше, оставаясь в нерешительности насчет истины, перенять опыт предков, держаться принятой по традиции религии, поклоняться богам, которых родители внушали тебе скорее бояться, чем ближе познать, и не составлять себе собственного мнения о божествах, а верить древним, которые еще в грубый век младенчества мира удостоились иметь богов своими согражданами или царями? Мы видим, что с тех пор по всем государствам, провинциям и городам существуют особые национальные религиозные обряды и культ местных богов: так, элевсинцы чтут Цереру, фригийцы - Мать богов, эпидаврийцы Эскулапа, халдеи - Бела, сирийцы - Астарту, таврийцы - Диану, галлы Меркурия, римляне - всех богов. Церера - латинское имя греческой богини земли и плодородия Деметры, мистерии которой имели своим центром г. Элевсин. Фригийская Великая мать. Мать богов - Кибела. Бел-Мардук верховный бог вавилонян. По преданию, сообщаемому Геродотом (IV, 103), тавры, древние жители Крыма, почитали некую девственную богиню, которой приносили человеческие жертвы. Греки отождествляли ее с Артемидой-Дианой. Цезарь, описывая (в VI кн. "Записок о галльской войне") религию кельтов, называет главным богом их Меркурия, именем которого он обозначил, очевидно, ряд туземных богов, функции которых сходны были с функциями римского Меркурия. Таких богов Мак Куллох насчитывает 16. Власть и могущество римлян охватили весь мир, их владычество протекло дальше путей солнца и границ самого океана, покуда они и под оружием блюдут религиозную добродетель, защищают город религиозными святынями, непорочными девами, (жрицы (весталки) богини домашнего очага и покровительницы Рима - Весты должны были соблюдать девственность) почестями и уважением, воздаваемыми жрецам; покуда они, осажденные и заключенные в пределах Капитолия, почитают богов, которых другой в гневе отверг бы, и проходят, безоружные, вооруженные лишь благочестием, сквозь строй галлов, пораженных отвагой, внушаемой суеверием; покуда они, захватив неприятельскую крепость, в пылу победы все же преклоняются перед побежденными божествами; пока они отовсюду разыскивают чужих богов и делают их своими; пока они строят жертвенники даже неизвестным и неслыханным божествам. По римскому преданию, во время осады Капитолия галлами некий Фабий Дорсуон, чтобы принести установленную жертву богам рода Фабиев, вышел из крепости, прошел безоружный через ряды осаждавших, совершил на Квиринале установленный обряд и вернулся в Капитолий. Так, присваивая святыни всех народов, они стали обладать и царствами. Отсюда непрерывная нить религиозности, которая от долгого времени не разрывается, а увеличивается, так как доставшимся от древности обрядам и святыням обычно приписывается тем больше святости, чем больше на них налет древности.
7. Я, между прочим, готов допустить, что я ошибаюсь, хоть и в лучшую сторону; но не напрасно наши предки прилагали столько стараний в соблюдении птицегадания, в гадании по внутренностям животных, в установлении священных обрядов, в посвящении храмов. Справимся в исторических книгах, и ты увидишь, что римляне совершали священные обряды всех религий либо для того, чтобы отблагодарить за милость богов, либо чтобы отвратить угрожающий гнев или утишить уже бушующий и свирепствующий гнев. Тому свидетельница Идейская Матерь, которая своим прибытием доказала целомудрие матроны и вместе с тем избавила Рим от неприятельской угрозы; тому свидетели статуи братьев-всадников, поставленные у озера Ютурны, изображающие их такими, как они явились на взмыленных и дымящихся конях, возвестив о победе над Персеем в тот же день, когда победа была одержана; о том свидетельствует повторение игры в честь оскорбленного Юпитера на основании сновидения, бывшего у одного плебея; о том свидетельствует Курций, который заполнил глубокую пропасть и тяжестью и честью своей и коня. Согласно римской легенде, юноша М. Курций в 362 г. до новой эры на основании оракула, чтобы умилостивить богов, принес себя в жертву, бросившись вместе с конем своим в пропасть. Культ "идейской матери" (по имени горы Иды) Кибелы был введен в Риме в 204 г. по указанию сивиллиных книг; оракул предвещал Риму победу над карфагенянами, если священный камень богини будет перенесен из Пессинунта (во Фригии) в Рим. Когда корабль с богиней, гласит легенда, прибыл в Остию, он зарылся в песок, и никакими усилиями его не удалось сдвинуть с места. Тогда весталка Клавдия Квинта, над которой тяготело обвинение в нарушении целомудрия, помолилась богине и своим поясом сдвинула корабль; таким образом богиня засвидетельствовала невинность весталки.
По преданию, небесные близнецы Диоскуры (Кастор и Поллукс) помчались на конях возвестить о победе консула Л. Эмилия Павла над македонским царем Персеем в 168 г. до новой эры; у озера Ютурны они купали своих коней.
Ливий рассказывает, что в 490 г. до новой эры игры в честь Юпитера произошли при дурном предзнаменовании (по цирку прошел хозяин, который гнал перед собою закованного в колодку раба и сек его). Разгневанный Юпитер явился во сне плебею Т. Латинию и потребовал вторичного празднования. Случаи пренебрежения к ауспициям чаще, чем мы того хотели, обнаруживали присутствие богов. Оттого имя Аллии злосчастно, оттого операция Клавдия и Юния против пунийцев была не сражением, а губительным крахом; как бы специально для того, чтобы Тразимен стал для римлян более кровавым и позорным, Фламиний не обратил внимания на предсказание. В 217 г. до новой эры римское войско потерпело при Тразименском озере поражение от карфагенян. Командовавший римским войском Кай Фламиний пал в бою. Поражение приписали тому, что Фламиний отвергал древних богов. Аллия - приток Тибра недалеко от Рима, где римляне потерпели в 387 г. до новой эры жестокое поражение от галлов; день этот (18 июня) всегда считался в Риме траурным. Поражение, конечно, объяснили гневом богов за оскорбление галльских послов и за невнимание к знамениям.
Публии Клавдии Пульхер в 249 г. до новой эры понес жестокое поражение от карфагенского флота. В поражении усмотрели наказание за пренебрежение Клавдия к религиозным обрядам; рассказывают, что, когда священные куры, по которым гадали, отказались есть, он велел бросить их в море: "Если они не хотят есть, пускай пьют". В том же году коллега Клавдия Л. Юний Пулл потерял в походе против карфагенян весь флот и покончил жизнь самоубийством. Это также приписали тому, что он пренебрег ауспициями. Оттого, что Красс вызвал и затем осмеял проклятия фурий, нам пришлось отбивать свои знамена от парфян. М. Лициний Красс Богатый в 53 г. до новой эры в войне с парфянами попал в ловушку, почти все его войско было уничтожено, а сам он был захвачен и убит. Захваченные парфянами знамена были отбиты лишь при Августе (Светоний, Авг. XXI). По преданию, перед сражением Крассу подали вместо обычного белого или пурпурного - черный плащ, а орел на знамени легиона сам повернулся в противоположную сторону. Однако Красс посмеялся над этими дурными предзнаменованиями. Не стану говорить о многочисленных древних преданиях, пропущу стихи поэтов о рождениях, дарах и милостях богов, перескочу через предсказания судьбы оракулами, а то вам древность покажется слишком сказочной. Обрати внимание на храмы и святилища богов, которые ограждают и украшают Рим: они скорее величественны благодаря тому, что в них живут, присутствуют, обитают боги, чем богаты украшениями, убранством и дарами. Оттуда вдохновенные, близкие к богу прорицатели предвещают будущее, дают предостережения от опасностей, исцеление болезням, надежду угнетенным, помощь несчастным, утешение в беде, облегчение в труде. Даже в часы сна мы видим, слышим, узнаем богов, которых днем нечестиво отрицаем, устраняем, отвергаем.
8. Таким образом, у всех народов сохраняется прочное согласие насчет бессмертных богов, хотя их смысл и происхождение неизвестно; я поэтому не терплю никого столь дерзкого, столь распираемого неведомой мне какой-то нечестивой мудростью, что он пытается разрушить или ослабить столь древнюю, столь полезную, столь спасительную религию. Был, правда, известный Феодор Киренский или живший до него Диагор Мелийский, кому древность дала прозвище атеиста, и оба они, не признавая никаких богов, окончательно упразднили страх и благоговение, которыми управляется человечество: но никогда они с этой нечестивой проповедью мнимой философии не будут пользоваться почетом и авторитетом. Диагор Мелийский - поэт и философ V в. до новой эры, последователь материалиста Демокрита, отрицал богов. В своем произведении Phrygioi logoi подверг резкой критике фригийские и эллинские мистерии. За свое безбожие он подвергся преследованиям, его сочинения были уничтожены. Спасаясь от преследований, бежал и, по преданию, погиб в пути. Феодор из Кирены (Северная Африка), философ IV в, до новой эры, получил в древности прозвание "atheos" (безбожник). Феодор отрицал богов и установленную мораль, считая, что отечеством служит весь мир. Если афиняне изгнали из своей страны Протагора из Абдеры за то, что он рассуждал о богах скорее с предубеждением, чем безбожно, и сожгли публично его писания, как же можно не возмущаться, когда против богов выступают люди,- вы позволите мне в пылу начатой обвинительной речи говорить свободнее,- люди, повторяю, жалкой, запрещенной, отчаянной секты? Протагор из Абдеры (480-411 гг. до новой эры) -знаменитый софист. Считая человеческое познание относительным ("человек мера всех вещей"), он утверждал, что о богах ничего нельзя знать существуют ли они или нет, так как предмет этот темный, а жизнь человеческая слишком коротка для решения этой проблемы. Они составляют клику для безбожного заговора, набрав из самых подонков наиболее невежественных людей и легковерных женщин, склонных к заблуждению по легкомыслию своего пола; заговорщики, устраивая ночные сборища, торжественные посты, бесчеловечные трапезы, объединяются не для религиозной церемонии, а для преступления; это-скрытый, боящийся света народ; на людях они немы, в укромных уголках болтливы; они презирают древние храмы, плюют на богов, смеются над святынями; жалкие сами, они выражают, когда это возможно, свою жалость к жрецам; сами полуголые, они отвергают почести и пурпур и - какая удивительная глупость и невероятная дерзость! - презирают верные мучения в настоящем, но боятся неизвестных в будущем; они боятся умереть после смерти, а пока они умереть не боятся: вот до чего у них надежда заглушает страх, обольщая утешительной мечтой о воскресении.
9. Так как дурное развивается успешнее, то по мере того, как падение нравов возрастает с каждым днем, отвратительнейшие очаги этого нечестивого общества растут в числе уже на всей земле. Они узнают друг друга по тайным знакам и отличиям и начинают питать друг к другу любовь чуть ли не до того, как познакомились;
всюду среди них возникает как бы религиозная страсть, и они называют друг друга без разбора братьями и сестрами, так что даже обычное прелюбодеяние из-за применения этого священного имени становится кровосмесительством. Так пустое и бессмысленное их суеверие хвалится преступлениями. Ведь если бы под этим не скрывалась истина, проницательная молва не говорила бы про них самые отвратительные и неудобопроизносимые вещи. Я слышал, что по какому-то нелепому убеждению они поклоняются священной голове самого низкого животного - осла,- достойное верование, вытекающее из таких нравов. Другие говорят, что они почитают половые органы своего предсгоятеля и жреца и благоговеют перед ним, как перед родителем. Рассказывают, что объектом их обрядов является человек, подвергнутый смертной казни за преступление, и дерево креста для казни; им приписывают алтари, подобающие погибшим и преступным людям, они почитают то, чего заслуживают. То есть поклоняются кресту, на котором они заслуживают быть распяты. Рассказы о посвящении новичков ужасны и всем известны. Перед лицом, посвящаемым в их таинства, кладут младенца, покрытого мукой, чтоб обмануть неосторожных;
новичку предлагают нанести по поверхности муки невинные по видимости удары, и он убивает младенца, нанося ему невидные, незаметные раны. Его кровь - о ужас! - жадно слизывают, тело с остервенением разрывают на части. Вот какой жертвой скрепляется их союз, это соучастие в преступлении дает им залог взаимного молчания. Вот так священнодействия - отвратительнее любого святотатства! Об их трапезах также известно, об этом свидетельствует речь нашего циртинца. Фронтона. В торжественный день они сходятся для пиршества с женами, детьми, сестрами, матерями - люди обоих полов и всякого возраста. Там после обильной еды, когда пир разгорается и жар вина разжигает темные страсти, собаке, привязанной к подсвечнику, бросают кость на расстояние большее, чем веревка, которой она привязана, и тем побуждают ее рвануться и прыгнуть. Когда таким образом опрокидывается и гаснет заставляющий сдерживаться светильник, они в бесстыдной темноте предаются без разбора объятиям гнусной похоти, и если телесно не все, то по совести все одинаково становятся кровосмесителями, так как все, что может случиться на деле у отдельных участников, является желанием всех.
10. Я нарочно многое опускаю; уж того, что я сказал, слишком много; а что все это или большая часть - правда, доказывается таинственностью самой этой бесчестной религии. В самом деле, почему они так стараются скрыть и сделать тайной то, что они чтут? Ведь честное любит гласность, а тайной облекается преступление. Почему у них нет никаких жертвенных храмов, всем известных изображений, почему они никогда не выступают публично, никогда не допускают свободных собраний, если то, что они прячут и скрывают, не преступно или позорно? А откуда или кто этот их единственный бог, одинокий, покинутый, которого не знает ни один свободный народ, ни одно царство, ни, наконец, римское суеверие? Одна только жалкая иудейская народность тоже почитала единого бога, но - открыто, имея храмы, жертвенники, жертвоприношения и обряды; но и он оказался столь бессильным и безвластным, что он вместе со своим народом в плену у людей - римлян. А христиане каких только не выдумывают чудовищных вещей и чудес! Этот их бог, которого они не могут ни другим показать, ни сами видеть, тщательно вникает в поведение и действия всех людей, даже в слова и тайные помышления. Выходит, что, по их представлениям, бог, находясь в разгоне и присутствуя всюду, озабочен, беспокоен и беззастенчиво любопытен, раз он наблюдает за всякими делами и бродит повсюду: он не может заняться всем миром, отдаваясь отдельным вещам, а занятый мелочами, не может охватить всего в целом.
11. Мало того, они угрожают всей земле и самой вселенной с ее светилами пожаром, предсказывают им гибель, как будто бы установленный божественным законом вечный порядок может нарушиться, связь всех элементов - порваться, система небесная - распасться, та масса, которая ее поддерживает и окружает,- обрушиться. Не довольствуясь этим безумным представлением, они придумывают и прибавляют бабьи сказки: они заявляют, что они возродятся после смерти, когда превратятся уже в прах и пепел, и с какой-то непонятной уверенностью сами верят в свои измышления: можно подумать, что они уже пробовали оживать. Двойное зло, двойное безумие:
небу и звездам, которые мы покидаем такими, какими застали, они предвещают гибель, а себе, рождающимся и умирающим, как и все мы, они обещают вечность после того, как помрут и будут уничтожены! Поэтому-то, очевидно, они гнушаются костров и осуждают огненное погребение, как будто бы тело, даже если его не предают огню, не превращается целиком в прах с течением лет и веков, как будто бы есть разница, растерзают ли тело звери, или поглотит море, или покроет земля, или пожрет огонь; ведь для трупов, если они способны чувствовать, всякое погребение мука, а если они не чувствуют, то огонь целителен тем самым, что ускоряет разрушение. Обманутые этим заблуждением, они обещают себе, как людям хорошим, вечную жизнь после смерти, а прочим, как неправедным, вечную муку. Многое я еще мог бы прибавить, если бы не торопился закончить речь. Я уже указал, что скорее они сами неправедны, и не о том теперь стараюсь. Даже если допустить, что они праведники, то я, однако, знаю, что большинство приписывает вину или невинность судьбе; и вы с этим согласитесь; ведь все, что мы делаем, вы называете делом бога, как другие - делом судьбы... даже последователи вашей секты становятся ими не по добровольному желанию, но по избранию божию. Итак, выходит, что вы воображаете неправедного судью, наказывающего людей за их участь, а не за злую волю. Я хотел бы все-таки узнать, воскреснут ли с телом или без тела, а если с телом, то с каким, тем самым или обновленным? Без тела? Но без него, насколько я знаю, нет ни мысли, ни души, ни жизни. С тем самым телом? Но оно давно разложилось. С новым телом? Но это означает, что рождается новый человек, а не воскресает прежний. Далее, прошел такой период, протекли бесчисленные века: кто из умерших, хотя бы один, вернулся к жизни, хотя бы так, как Протесилай, получив возможность вернуться, по крайней мере, на несколько часов, чтоб мы могли на его примере уверовать? Все эти нелепые выдумки воображения, глупые утешения, вложенные лживыми поэтами в приятные стихи, вы в своем чрезмерном легковерии бесстыдно переносите на своего бога.
12. Вы, наконец, из настоящего не извлекаете опыта насчет того, насколько вас обманывают пустые обетования тщетной надежды. Подумайте, несчастные, пока еще живете, о том, что ждет вас после смерти. Ведь вот большая часть из вас, лучшая, как вы говорите, нуждается и страдает, терпит лишения и голод, а бог терпит и не замечает, не хочет или не может помочь своим; таким образом, он либо бессилен, либо несправедлив. Ты, мечтающий о посмертном бессмертии, неужели не понимаешь своего положения, когда тебя трясет озноб, сжигает лихорадка, терзает боль? Неужели ты еще не сознаешь своей бренности? Все невольно обличает твою немощность, несчастный, а ты не признаешься. Уж не буду говорить о прочем, но вот перед вами угрозы, казнь, пытки, крест - уже не как предмет поклонения, а как орудие казни, а также огонь, который вы предсказываете и которого вместе с тем боитесь: где же тот бог, который способен воскресить мертвых, но не может помочь живым? А разве римляне без вашего бога не управляют, не царствуют, не господствуют над всей землей и не владычествуют над вами? А вы тем временем, живя в страхе, в тревоге, отказываетесь от приличных наслаждений, не посещаете зрелищ, не участвуете в празднествах, публичные пиршества - не для вас, вы гнушаетесь священных игр, в рот вам не попадает пища и питье, возливаемое на жертвенники. Вот до чего вы страшитесь богов, которых отрицаете. Вы не украшаете головы цветами, не холите тела благовониями, вы бережете умащения для погребений, а венки вы не допускаете даже для могил; бледные, запуганные, вы достойны жалости - со стороны, впрочем, наших богов. Итак, вы и после смерти не воскресаете и здесь не живете. Поэтому, если в вас есть хоть капля разума и стыда, перестаньте исследовать небесные сферы, судьбы мира и тайны веков: достаточно видеть то, что у вас под ногами, особенно для вас, людей невежественных, невоспитанных, грубых, неотесанных; если вам не дано понимать земное, тем более вам недоступно рассуждать о божественном.
13. Уж если у вас такая страсть к философствованию, то пусть каждый из вас, если сможет, подражает в точности Сократу, первому из мудрецов; известен ответ этого человека, когда его спрашивали о небесном: "Что над нами, то нас не касается". Он поэтому недаром заслужил от оракула свидетельство особой мудрости. Как и оракул, он и сам понял, что его не потому превознесли над всеми, что он все познал, а потому, что он понял, что ничего не знает; итак, сознание своего неведения- высшая мудрость. Отсюда и произошло спасительное сомнение по основным вопросам у Аркесилая, а вскоре после него у Карнеада, Пиррона и большинства академиков;
в этом роде необразованные могут философствовать без риска, а ученые со славой. Академией в древности называлась философская школа, учрежденная Платоном в местности, называвшейся Академия. В середине III в. до новой эры во главе Академии стоял Аркесилай (315-241 гг. до новой эры), утверждавший, что объективное познание невозможно и что поэтому философ не должен высказывать категорических утверждений; на практике надо руководствоваться вероятностью. Аркесилай считался основателем Средней академии. Карнеад (11 в. до новой эры), основатель Третьей академии, развивая скептицизм Аркесилая, доказывал недостоверность познания и чувственного восприятия. Пиррон (умер около 270 г. до новой эры), не принадлежавший к Академии, довел скептицизм до абсурда, до сомнения в самом сомнении. Он поэтому проповедовал воздержание от суждения (epoche) и высказываний (aphasia). А разве не достойна всеобщего удивления и подражания осторожность поэта Симонида? Когда тиран Гиерон спросил у него, что и как он думает о богах, он сначала попросил день на размышление, на другой день он потребовал отсрочки на два дня, а когда ему напомнили о сроке, он прибавил еще два дня. Когда наконец тиран спросил о причинах такой медлительности, тот ответил, что, чем дольше у него продолжается исследование, тем темнее для него становится истина. По моему мнению, тоже надо оставить сомнительное, как оно есть, и, в то время как столько великих людей колеблются, не принимать необдуманно и дерзко то или иное решение, а то либо придешь к бабьему суеверию, либо всякая религия рухнет.
ПОРФИРИЙ.
Порфирий - один из наиболее выдающихся философов неоплатонической школы, непосредственный ученик Плотина, общепризнанного главы неоплатоников. Порфирий не только продолжил и развил в своих произведениях идеи своего учителя, но и в свою очередь воспитал поколение философов. От него сохранилось значительное литературное наследство.
Порфирий оставил немало материалов для своей биографии - в послании к своей жене Марцелле, в "Жизнеописании Плотина" и др. Подробные сведения о нем сообщает лексикограф Свида и софист Евнапий; но в биографию этого философа проникло много легендарного, т. к. христиане старались его очернить, тогда как Евнапий со свойственной софистам того времени любовью к пустой риторике сильно разукрасил в ущерб исторической истины образ Порфирия. В частности, к христианским легендам относится сообщение историка церкви Сократа (III, 23), будто Порфирий был христианином, но, избитый однажды христианами, он воспылал к ним ненавистью и из мести выступил с книгой против христианства.
Порфирий - сириец, родом из Тира, и часто его называют просто "тирийцем" Его сирийское имя - Малх ("царь"), переделанное впоследствии Плотином в греческое Порфирий. Родился он в 232-233 г., умер около 304 г. Получив хорошее образование, он долгое время слушал знаменитого филолога Кассия Лонгина, от которого он сохранил склонность и способность к литературной критике и экзегетике. В 262 г. он переехал в Рим, где примкнул к школе Плотина. Будучи популяризатором Плотина, он вместе с тем пытался внести новое в систему своего учителя, увязывая ее с формальной аристотелевской логикой.
Порфирий писал много. В 301 г. он написал "Жизнеописание Плотина" и введение к изданным Плотином "Эннеадам". От его "Истории философии" сохранилась глава "Жизнь Пифагора";
Евсевий цитирует его "Историю филологии": сохранилась его книга "О воздержании от мясного", нравоучительное "Послание к Марцелле", "О пещере нимф", "К аристотелевским категориям" и др., всего 9 произведений. Но перечень его произведений, известных по заглавиям или по отдельным отрывкам и цитатам, достигает 77 названий и касается не только философии, но и истории, грамматики, риторики, мифологии, религии, математики, астрономии.
Неоплатоновская философия была идеологией упадка. Захваченные безжалостным колесом римской колесницы, давившей все на своем пути, многочисленные большие и малые народности, попавшие под иго Рима, утратили вместе с политической независимостью также свою национальную, подчас весьма древнюю, культуру, свою национальную религию и даже язык. Нивелирующая сила Римской империи лишила господствующие классы покоренных государств прежнего политического могущества и заставляла их приспособляться к новым условиям, получать свои привилегии из рук римских чиновников, делиться с ними. Право римского гражданства, которое теперь широко раздавалось "варварам", потеряло свою ценность в глазах тех, кого сенат и цезари удостаивали этого права; оно означало лишь уравнение в бесправии. "К потере независимости и самобытной организации прибавились насилия, грабеж со стороны военных и гражданских властей, которые сперва отнимали у покоренных их богатства, а затем снова давали им их взаймы под ростовщические проценты, чтобы дать им возможность выплачивать новые поборы" (Ф. Энгельс). Устремившийся в провинции ростовщический капитал действовал со страшной разрушительной силой, не вызывая, по выражению Маркса, "ничего иного, кроме экономического упадка и политической коррупции". Результатом такого положения вещей была полная деморализация - бегство в самое пошлое чувственное наслаждение для меньшинства и тупая покорность перед неизбежным - для большинства. Отсюда пышный расцвет мистики, магии, всякой чертовщины. Отсюда - стремление оправдать зло, для борьбы с которым не было ни сил, ни желания. Отсюда романтические мечтания о потустороннем мире, бледным, преходящим подобием которого является мир земной. Получив свое первое оформление в туманной экзегетике Филона Александрийского, эти религиозно-философские идеи нашли свое завершение в "Эннеадах" Плотина. Но если Плотин старался теоретически обосновать свою философию на реакционном идеализме Платона, то Порфирий пытался найти формы приложения неоплатоновской философии на практике. Поэтому центром его внимания была мораль, нормы поведения, а осуществить в жизни идеи Плотина он пытался, с одной стороны, путем пропаганды магии (или, как он ее называл, теургии), мантики и тому подобной чепухи, с другой стороны, путем аллегорического толкования эллинской мифологии и религии. С одной стороны, уступка культовой практике, с другой стороны, попытка поднять богословие до уровня философской дисциплины.
В сущности, христианство шло по тому же пути, и оно многое позаимствовало из платоновского идеализма. Учение неоплатоников о Логосе заняло центральное место в христианском богословии; разработанная ими демонология вполне подходила и к христианской догматике. Но если неоплатоники, в частности Порфирий, пытались сохранить старую религию, утратившую уже свою социально-экономическую базу, то христианские богословы и апологеты III-IV вв. были глашатаями идущей к власти новой, не помнящей родства провинциальной земельной и чиновной знати: христиане искали в неоплатоновской философии философского венца для своей воинствующей и побеждающей церкви;
неоплатоники цеплялись за древнюю религию, чтобы удержать любыми средствами распадавшиеся античные мировые порядки. Поэтому христиане и неоплатоники, говоря как будто одно и то же, фактически говорили на разных языках и ставили себе противоположные задачи. Исследователи, отмечая идейную близость Порфирия к христианству, недоумевают, откуда у него такая ожесточенная ненависть к этой религии. Недоумение это объясняется неумением этих исследователей видеть политическую и - в конечном счете экономическую подоплеку идейной борьбы Порфирия против христианства. "Торжествующий зверь" христианства не мог не вызывать ненависти у идеолога истекающего кровью, гибнущего эксплуататорского класса.
Труд Порфирия "Против христиан" в 15 книгах, судя по отзывам церковников и сохранившимся отрывкам, представлял собою выдающееся произведение. Автор обнаруживает огромную эрудицию, крупный полемический талант, глубокое знакомство с христианской и иудейской литературой. Пожалуй, среди аргументов, приводимых Порфирием, не найдется такого, который не был бы использован позднейшей буржуазной критикой евангелий, вплоть до Древса. Судя по сохранившимся у Иеронима скудным цитатам и намекам, Порфирий подверг детальному анализу весь Ветхий завет; в частности, в своем разборе книги "Даниил" он предвосхитил выводы современной библейской критики; он установил, что книга эта написана при Антиохе Епифане (около 165 г.), что ее "пророчества" относятся к истекшим уже событиям, а "видения" содержат намеки на современные автору события. Порфирий впервые указал, что так называемые Моисеевы книги не написаны Моисеем, а спустя, как он считает, 1180 лет, Ездрой и его учениками; что это у него не просто догадка, а результат серьезного исследования, можно умозаключить из отрывка у Евсевия и Феодорита; очевидно, Порфирий изучал источники по древней истории евреев. Столь же детально он разбирает и новозаветную литературу. Необходимо отметить, что Порфирий, в отличие от других, вовсе, по-видимому, не прибегал к приему опорочивания личности отдельных христиан или христианской организации в целом и не возводил на них обвинений во всякого рода уголовных преступлениях. Его аргументация достаточно убедительна и без такого рода доводов.
Неудивительно, что отцы церкви наделяют Порфирия самыми оскорбительными эпитетами. Его книга вызвала весьма обстоятельные возражения со стороны церковников. С ответными работами выступили Мефодий Тирский, Евсевии, Аполлинарии и Филосторгий, причем Евсевий посвятил опровержению Порфирия 20 книг, Аполлинарий - 30.
Наиболее сильным, хоть и наиболее кратким, было, однако, опровержение императоров Валентиниана III и Феодосия, которые в 448 г. издали следующий указ: "Императоры Феодосий и Валентиниан Августы - префекту претория Гормизду. Предписываем все, что Порфирий (или кто-либо другой), гонимый своим безумием, написал против благочестивой веры христианской, где бы оно ни было обнаружено, предать огню. Ибо мы хотим, чтобы всякие произведения, вызывающие гнев божий и оскорбляющие душу, не достигали даже до слуха людей". Cod. Just. I, 1, 3; включенные нами в скобки слова "или кто-либо другой" включены, по-видимому, в текст указа уже при Юстиниане. В Cod. Theod. XVI, 5, 66, в эдикте Феодосия и Валентиниана против несториан от 3 августа 435 г., имеется указание на то, что уже для Константина Порфирии был символом нечестивости: "...согласно закону божественной памяти Константина ариане вследствие сходства в нечестивости именуются порфирианами по имени Порфирия..." Указ этот был проведен в жизнь неукоснительно и быстро - уже в апреле того же года он был опубликован даже в самых отдаленных уголках Египта. В результате от огромного труда Порфирия почти ничего не сохранилось. Не лучшая участь постигла и его противников; их опровержения были слишком слабы, чтоб их стоило сохранять, да и, по-видимому, сочли за благо искоренить самое воспоминание об этом противнике, на сокрушительные аргументы которого церковники могли ответить лишь жалким лепетом и апелляцией к "писанию".
Таким образом, если мы в состоянии восстановить больше половины книги Цельса и около трети книги Юлиана против христиан, то от Порфирия мы можем процитировать едва несколько строк. В приведенных ниже отрывках, заключенных нами в скобки, полемизирующие с Порфирием церковники передают лишь мысль Порфирия, но не его подлинные слова. Буквальные цитаты из Порфирия мы имеем лишь у Евсевия (Н. е. VI, 19 и Praep. ev. I, 9 и в параллельных текстах) и, возможно, Иеронима (Comm. in Dan. XI, 44-45). Но если прямых цитат из труда Порфирия почти нет, то косвенных - довольно много, так как у Августина и особенно в найденном лишь в 1867 г. произведении Макария Магнета содержится полемика против возражений язычников и противников христианства, причем эти возражения, несомненно (в некоторых случаях это прямо указано), заимствованы в конечном счете из книги Порфирия.
Установить теперь, какова была композиция труда Порфирия, невозможно. Более или менее определенные данные мы имеем лишь о некоторых книгах из тех 15, которые содержал труд Порфирия, поскольку у нас есть цитаты со ссылками на книги I, III, IV, XII и XIII (римская цифра перед цитатами в приведенных ниже текстах означает книгу Порфирия, к которой эта цитата относится). Поэтому в расположении материала мы не пытались держаться последовательно порядка книг Порфирия и дали текст Августина и Макария в том порядке, в каком он имеется у этих авторов. Цитаты из Иеронима и Феодорита даны нами по соответствующим томам Patrologia Latina (PL) и Patrologia Graeca (PG); остальные тексты - по специальным изданиям. Сохранившиеся отрывки составляют лишь незначительную долю труда Порфирия, но они дают довольно ясное представление о характере этого труда, и - главное - содержащаяся в них критика "священного писания" и христианских догматов не утратила своего значения и в наше время. "Еще и теперь Порфирий не опровергнут"-этот вывод виднейшего
протестантского богослова свидетельствует о силе аргументации этого философа.
О ФИЛОСОФИИ ИЗ ОРАКУЛОВ. DE PHILOS. EX ORAC. HAUR.
На вопрос, какого бога надо молить, чтоб отвлечь жену от христианства, Аполлон ответил в стихах следующее:
Легче тебе письмена начертать на поверхности моря,
Легче взлетишь ты, как птица, поднявшись на крыльях воздушных,
Нежели женщины ум нечестивый, нечистый исправишь.
Пусть же и дальше она в бессмысленной лжи погрязает,
Пусть воспевает в обманчивых жалобах мертвого бога,
Коего судьи в решении мудром своем осудили,
И среди славных позорная смерть и железо сразили.
Келльнер и Клеффнер полагают, что "in speciosis" относится к Иисусу и означает: "во цвете лет"; мне представляется это толкование неправильным; "in speciosis" здесь противопоставляется "pesima" и относится к слову "смерть".
В этих стихах бог открыл упорство их неисправимой веры, говоря, что иудеи больше чтут бога, чем те...
(...На вопрос, заданный Аполлону,-что лучше, бог, то есть Логос, или закон, Аполлон) ответил стихами, говоря так:
В бога - творца и царя всего сущего, перед которым Небо трепещет и море, земля и подземное царство, Коего боги боятся; отец - закон для них высший, Верно и свято евреями благочестивыми чтимый.
Aug., Civ. Dei XIX 23,2
Конечно, кое-кому покажется неожиданным то, что я скажу: боги провозгласили Христа весьма праведным и вспоминают о нем с большой похвалой; но они говорят, что христиане осквернены, запятнаны и погрязли в заблуждении; они применяют к ним много такой брани... А когда спросили, бог ли Христос, Геката сказала:
Путь бессмертной души, покинувшей тело, ты знаешь.
Если ее отделить от ума, она вечно блуждает.
Благочестивейший муж обладал той душою; а ныне
Чтут ее люди, чья вера совсем на нее не похожа.
Итак, оракул сказал, что он - благочестивейший муж, что душа его, как и души других праведников, обрела после кончины бессмертие и ее чтут невежественные христиане.
А на вопрос, почему же он был осужден, богиня ответила оракулом:
Бренное тело всегда поддается жестоким мученьям,
Души же праведников в небесах обретают обитель.
Но тем существам, которым судьбой не дано обрести дары богов и познание бессмертного Юпитера, та душа (душа Иисуса) дала погрязнуть в заблуждении. Поэтому-то они ненавистны богам - потому что, поскольку им не дано судьбой познать бога и получить дары богов, он (Иисус) роковым образом дал им погрязнуть в заблуждении. Сам же он - праведник и, как все праведники, поднялся на небо. Поэтому его не надо хулить, а надо сожалеть о безумии людей, о возникшей из-за него для них серьезной, неотвратимой опасности.
Евсевий, Demonstr. ev. Ill 6,39-7,2 Dindorf
(Что ты можешь считать более заслуживающим доверия, чем признание автора направленного против нас сочинения, которое он дал в третьей книге своего произведения "О философии из оракулов",- вот как это место гласит): Кое-кому покажется парадоксом то, что я намерен сказать. Боги признали Христа весьма праведным и получившим бессмертие и вспоминают о нем с большой похвалой... Когда спросили, бог ли Христос, Геката сказала:
Путь бессмертной души, покинувшей тело, ты знаешь.
Если ее отделить от души, она вечно блуждает.
Благочестивейший муж обладал той душою...
Таким образом (оракул) назвал его благочестивейшим и сказал, что душа его, как и других, после смерти обрела бессмертие, и ей поклоняются невежественные христиане. А когда спросили, за что его казнили, оракул ответил:
Бренное тело всегда поддается жестоким мученьям,
Души же праведников в небесах обретают обитель.
(Вслед за этим оракулом он прибавляет): Итак, сам он праведник и, как все праведники, удалился на небеса; поэтому его не надо хулить, а надо сожалеть о неразумии людей.
(Ср. также Лактанций, Inst. div. IV 13).
Августин. Civ. Dei XIX 23,4
Есть где-то низшие земные духи, подчиненные власти злых демонов. Еврейские мудрецы - а к ним принадлежал и тот Иисус, как ты знаешь по божественным оракулам Аполлона, изложенным выше,- так вот евреи запрещали верующим сноситься с этими злейшими низшими демонами и держали верующих вдали от них; они предписывали почитать больше небесных богов, больше всего бога-отца. Этому и боги наставляют, и мы выше показали, как они убеждают обратить свою душу к богу и приказывают всюду его почитать. Но невежды, нечестивые по природе, которым действительно не дано судьбой получить дары от богов и обрести познание бессмертного Юпитера, не слушают ни богов, ни божественных людей; всех богов они отвергли, а запрещенных демонов не ненавидят, а чтут. Бога же они почитают притворно, не делая того, чем единственно можно выразить поклонение богу. Ведь бог, как отец всего, ни в чем не нуждается, но для нас благо, если мы его почитаем справедливостью, целомудрием и другими добродетелями, тем, что мы самую жизнь превращаем в молитву ему, подражая ему и исследуя его. Ибо исследование очищает, а подражание вызывает любовь к нему, делает нас богами.
ПРОТИВ ХРИСТИАН. CONTRA CHRISTIANOS.
Иероним, Epist. LVII ad Pammachium 9=PL, v. 22, p. 575
(Я на этом останавливаюсь не для того, чтобы обличить евангелистов во лжи,- это дело нечестивцев, Цельса, Порфирия, Юлиана,- но чтоб уличить моих противников в невежестве.)
I. Иероним, С от m. in Is., 1.XIV (кИс.LIII 12) = PL, v. 24, р. 513
(Те, кто утверждают, что организационные разногласия между Петром и Павлом были действительно ссорой и дракой, угождая таким образом богохульствующему Порфирию...)
I. Иероним, Comm. in en ad Gal., Prologus = PL, v. 26, p. 310-311
(He поняв этого, (Гал., 2) известный батанеот преступный Порфирий в первой книге своего произведения, направленного против нас, указывает, что Павел порицал Петра за то, что он неправильным путем распространял евангелие; этим он хочет заклеймить заблуждение последнего и нахальство первого, а обоих обвинить в измышлении ложных догматов, поскольку князья церкви не согласны между собою.) По-видимому, по имени города Батанея в Сирии, но вместе с тем означает по созвучию также "бодливый".
I. Иероним, Comm. in Matth., 1. I, с. IX = PL, v. 26, р. 56
(В этом месте Порфирий и Юлиан Август обличают либо невежество лживого рассказчика, либо глупость тех, которые сейчас же последовали за спасителем, потому что они якобы без размышления пошли за первым показавшимся человеком, который позвал их.)
III. Евсевий, Hist. е с с 1. VI 19, 4-8 Dindorf
Некоторые, желая, вместо того чтобы отвергнуть жалкие иудейские писания, найти решение их, обратились к нескладным и несоответствующим (тексту) толкованиям, которые не столько служат оправданию чужих писаний, сколько приносят одобрение и похвалу их собственным. Хвастливо заявив, что ясно сказанное у Моисея представляет собою иносказания, и окружая их благоговением, как оракулы, полные скрытых тайн, они навязывают свои толкования, заглушив в своей ереси способность суждения.
Основоположником этого вида нелепости был весьма прославившийся человек, с которым и я встречался еще в молодости, пользующийся еще и теперь известностью за оставленные им сочинения,- Ориген; он в большой чести у учителей этого направления. Он был слушателем Аммония, который больше всех сделал для успеха философии в наше время. Аммонии (умер приблизительно в 242 г.) - основоположник школы неоплатоников, учитель Плотина; никаких сочинений, по-видимому, не оставил, так как пропагандировал свое учение, как Сократ, устно. От этого учителя он получил большую пользу в смысле научной подготовки, но в отношении правильности выбора жизненного пути он пошел по направлению, противоположному от него. Аммоний, будучи христианином и воспитанный в христианской семье, когда стал мыслителем и философом, вернулся к законному образу жизни; то есть к государственной религии, Ориген же, будучи эллином и получив эллинское образование, сбился на дерзостное учение варваров. Отдав ему всего себя и продав ему свои способности ученого, он в личной жизни жил, как христианин и в беззаконии, а в своих воззрениях на общественные дела и богословие остался эллинствующим, приспособляя к эллинским взглядам чуждые им мифы. Он никогда не расставался с Платоном и хорошо был знаком с сочинениями Нумения, Крония, Аполлофана, Лонгина, Модерата, Никомаха и прославленных пифагорейцев. Он пользовался также книгами стоика Херемона и Корнута. Нумений из Апамеи - философ конца II в.; его философия - смесь пифагореизма и платонизма с явно выраженным дуализмом. Сохранились отрывки из его сочинений. Его друг Кроний - комментатор Гомера, которого толковал аллегорически. Аполлофан - софист I в. Кассий Лонгин (213-273 гг.) крупный филолог и литературовед, неоплатоники называли его "ходячим музеем" и "живой библиотекой". Модерат - неопифагореец, вероятно I в., о его жизни и сочинениях мало известно. Никомах (середина II в.) - неопифагореец, писал по вопросам музыки и математики. Его "Введение в арифметику" (метафизическая теория чисел) еще в XII-XIII вв. служило школьным пособием. Херемон, учитель Нерона, писал по грамматике и истории. Его "История Египта" - попытка сочетать египетское богословие со стоической философией. Корнут - стоик I в.; сохранилось его сочинение, содержащее аллегорическое толкование эллинского учения о богах. Ознакомившись с их методом объяснения греческих мистерий, он применил его к иудейским писаниям.
IV. Евсевий, Ргаер. ev. 19, 20-21 Dindorf = X. 9, 12 Dindorf = Феодорит, Graec. aff. cur. II 27 (PG, v. 83, p. 839). В X, 9 приведенная цитата из Порфирия кончается словами "ассирийской царицы Семирамиды". Текст в обоих местах у Евсевия полностью совпадает с одним только исключением: в 1, 9 царь Бейрута назван Абибал, в X, 9 - Абелбал. По новейшим археологическим данным, правильным надо считать чтение "Аибаал". У Феодорита тоже "Абелбал".
(Упоминает об этом автор направленного против нас произведения в четвертой книге сочинения о нас, свидетельствуя об этом человеке (то есть о Санхуниатоне) в следующих словах):
Весьма достоверную историю иудеев, вполне согласующуюся с местами и именами их, дает Санхуниатон из Берита, получивший записки Гиеромбала, жреца бога Иево; последний передал свою историю беритскому царю Абибалу, а тот и его приближенные исследователи истины одобрили ее. Иево - имя бога Яхве греческие авторы пишут разно: Иаве, Иао и др. У Феодорита здесь "Иао". Санхуниатон - Финикийский автор, собравший и истолковавший древнейшее предание, космогонию и теогонию. Известен он только по тем отрывкам, которые приводит из него историк Филон из Библоса (родился в 64 году);
исследователи полагают, без достаточного, впрочем, основания, что Филон выдумал Санхуниатона и издал под его именем свои измышления. Время их падает на эпоху, предшествующую троянской войне, и приблизительно подходит к эпохе Моисея, как об этом говорят списки финикийских рыцарей. Санхуниатон, собравший добросовестно и записавший на финикийском языке всю древнюю историю на основании официальных памятников и жреческих записей, жил во времена ассирийской царицы Семирамиды, которая, как пишут, жила или до троянской войны, или в одно время с ней. Сочинение Санхуниатона перевел на греческий язык Филон из Библоса. Семирамида - мифическая царица Ниневии, про которую всякого рода легенды (о ее богатстве и роскоши) сообщает древний историк Ктесий. Упоминает о ней и Геродот (I, 184).
XII. Иероним, Apol. adv. libr. Rufini, 33= PL, v. 23, р. 455
(Впрочем на основании моего утверждения, что Порфирий много высказал против этого пророка, (речь идет о библейском пророке Данииле) причем я сослался на Мефодия, Евсевия и Аполлинария, которые возразили его безумию во многих тысячах строк,- меня можно обвинить за то, что я в своем небольшом предисловии не выступил против книг Порфирия.)
XII. Иероним, Cornm. in Dan. II 46= PL, v. 25, р. 504
("Тогда царь Навуходоносор пал на лицо и поклонился Даниилу и велел принести ему дары и благовонные курения". На это место клевещет Порфирий): Весьма гордый царь не стал бы поклоняться пленнику, ведь и ликаонцы не захотели принести жертвы ради великих знамений Павла и Варнавы. Порфирий имеет в виду текст Деяний апостолов.
XII. Иероним, Comm. in Dan. VII 7= PL, v. 25, р. 530
(Порфирий помещает обоих зверей - Македонского и Римского - в одном царстве - Македонском и различает в них двоих: под барсом ему угодно понимать самого Александра, а зверь, отличный от прочих зверей,- четыре преемника Александра; затем, до Антиоха, по прозванию Епифан, он насчитывает десять царей, которые были весьма свирепы; а самих царей он помещает не в одном царстве, напр.: Македонии, Сирии, Азии, Египте, а помещает в один ряд царей различных царств - для того, очевидно, чтобы сказанное в писании: "уста, говорящие высокомерно", можно было отнести не к Антихристу, а к Антиоху.) (Дан., 7:8). Порфирий, по-видимому, опровергал и вполне правильно - христианское толкование апокалиптических видений в книге Даниила как пророчеств об Антихристе. Порфирий правильно полагает, что автор книги Даниила, живший во второй половине II в. до новой эры, мог иметь в виду только македонских и сирийских властителей, а отнюдь не римских императоров.
XII Иероним, Comm. in Dan., Praefatio = PL, v. 25, р. 491
(Даниил не только пишет, что Христос придет,- это у него общее с прочими пророками,- но и указывает время, когда он придет, он называет по порядку царей, перечисляет годы и предвещает вполне явные знамения. Порфирий, видя, что все это исполнилось, и не будучи в состоянии отрицать факты, под давлением исторической истины ударился в клевету и утверждает на том основании, что деяния кое в чем сходны, будто) то, что говорится об Антихристе и должно совершиться при конце света, уже совершилось при Антиохе. (Слова Даниила внушают такое доверие, что даже неверующие считают, что пророк не говорил зря, а рассказал то, что уже было.) В этом отношении Порфирий вполне прав: как и вся апокалиптика и "пророческие" книги, автор книг Даниила дает vaticinium post eventum, то есть, приписав авторство книги мифическому лицу, жившему якобы при царе Навуходоносоре, он сообщает об истекших событиях вплоть до своего времени (приблизительно 165 г. до новой эры) как о событиях будущих, которые пророк "предвидел" и "предсказал".
XII. Иероним, Comm. in Dan. XI 44-45= PL, v. 25, р. 573
(И в этом месте Порфирий несет какой-то невероятный вздор об Антиохе): Сражаясь против египтян и проникши в Ливию и Эфиопию, он услышит, что против него затеваются бои с севера и востока; он поэтому возвратится, сломит сопротивление арадийцев и произведет опустошения на морском берегу в финикийской провинции. Немедленно он выступит против армянского царя Артаксия, который двинется с востока и, перебив значительную часть его войска, раскинет свою палатку в местности Апедно, которая расположена между двумя широчайшими реками - Тигром и Евфратом... "И дойдет до вершины той горы" в провинции Элимаиде, составляющей крайнюю восточную область Персии. Там, желая разграбить храм Дианы, владевший неисчислимыми богатствами приношений, он был обращен в бегство варварами, относившимися к этому святилищу с редким благоговением, и умер с горя в персидском городе Табес. Этот отрывок, который Иероним передает, по-видимому, буквально, показывает, что Порфирий, основательно комментируя книгу Даниила, старается перевести сумбурные "видения" автора на язык исторических фактов.
XII Иероним, Comm. inIs., 1. IX (к И с. XXX 2) = PL, v. 24, р. 339
(Сила фараона здесь выражена словом maoz, так же как в конце видения Даниила, (Дан., 11:38) mauzim мы должны понимать не, как болтает Порфирий), "бог селения Модин", (а - "могучий", "сильный" бог).
XIII. Иероним, Comm. in Mallh., 1. IV = PL, v. 26, р. 178
(К XXIV, 16. По поводу этого места, то есть "о мерзости запустения", о которой говорит пророк Даниил как о находящейся в святом месте, много богохульствовал Порфирий в тринадцатой книге своего сочинения против нас;
ему ответил Евсевий, епископ Кесарейский, в трех томах -восемнадцатом, девятнадцатом и двадцатом. Аполлинарий тоже написал обширный труд.)
Иероним, Hebr. Quaest. in Genesim (к I 10) = PL, v. 23, р. 939
(Напрасно Порфирий клевещет на евангелистов, что они, желая создать у неосведомленных людей представление о чуде, когда господь ходил по морю, назвали Генисаретское озеро морем.)
Иероним, adv. Pelag. II 17 = PL, v. 23, р. 553
(Ев. Иоанна 7: 10 гласит: "Но когда пришли братья Его, тогда и Он пришел на праздник, не явно, а как бы тайно", а раньше он сказал, что не пойдет (VII, 8). Сказал, что не пойдет, и сделал то, что раньше отрицал. Порфирий ругает его за непостоянство и обвиняет в изменчивости.)
Иероним, Comm. in Dan. 11= PL, v. 25, p. 495
(Порфирий, не зная этого, (Порфирий полагает, что в Евангелии от Матфея (1:11-12) пропущено после Иоакима одно звено в родословной Иисуса) сочиняет клевету против церкви, обнаруживая свое невежество в своих попытках доказать лживость евангелиста Матфея.)
Евсевий, Praep. ev. V1, 10 Dindorf = Феодорит, Graec. aff. cur. XII 179 (PG, v. 83, p. 1151)
Ныне удивляются, почему, когда в течение стольких лет постигла город болезнь, не видно еще пришествия Асклепия и других богов. Потому что, когда почитают Иисуса, никто не чувствует никакой общественной пользы от богов.
Августин, Civ. Dei X28
(Невежество и многие вытекающие из него пороки никакими таинствами очистить нельзя, а только посредством разума отца (patrikos nous), который знает отцовскую волю. Но Христос не есть этот разум. Разум божий не стал бы рождаться из чрева женщины, не снес бы позорной казни.)
Феодорит, Graec. aff. cur. 16=PG, v. 83, р. 793
(...варвары узнали об истинном боге не только в Египте от египтян, но и от евреев. Об этом говорит и беотиец Плутарх, об этом учил и Порфирий, бесновавшийся против истины.)
Виламовиц-Меллендорф думает, что отрывок из антихристианского произведения мы имеем, кроме того, у Евсевия Praep. ev. 4. Правильно отмечая, что корявая конструкция фразы у Евсевия в этом месте свидетельствует о включении им в свое изложение чужой речи, Виламовиц пытается сконструировать примерно такую цитату: "В качестве кого христиане пришли к своему учению - в качестве эллинов или варваров (третьего ведь нет)? Что у них за программа и образ жизни (об их проповеди я не говорю она для всех ясна)? Ведь мы видим, что они и по-эллински не мыслят, и варварского учения не придерживаются...
Они - нечестивые безбожники, отвергнувшие отечественных богов, благодаря которым держится всякий народ и всякое государство... Какое оправдание возможно для тех, кто отвернулся от богов, которых почитают от века эллины и варвары по городам и весям, цари, законодатели, философы, совершающие в их честь жертвоприношения, процессии и таинства, а для себя отобрали то нечестивое и безбожное, что есть в людях?" и так далее
Аргументация Виламовица, доказывающего, что здесь не просто изложение обычного довода против христианства, а буквальная цитата, звучит убедительно. Но что касается Порфирия как автора приведенной цитаты, то здесь знаменитый филолог руководствуется исключительно своей интуицией и никаких конкретных положительных доводов не приводит. Поэтому нет основания включить эту цитату (даже если это действительно цитата) в число отрывков из книги Порфирия: См. U. von WiIamowitz-Mollendorf - Ein Bruchstusk aus des Schrift des Porphyrius gegen die Christen. "Zeitschr. fur Neutest. Wiss." I, 1900, с. 101 ff.
В 408 г. Августин написал в виде письма к пресвитеру Деограциасу ответ на 6 "вопросов", задаваемых язычниками (Sex questlones contra paganos expositae). Послание построено таким образом, что сначала излагается "вопрос" или возражение язычника, а затем дается опровержение, 5-й и 6-й вопросы не принадлежат Порфирию, об этом прямо говорит Августин (с. 28, 30), но в вопросах 2-м и 4-м Августин прямо ссылается на Порфирия, от которого исходят, по-видимому, и вопросы 1-й и 3-й (qui eas ex Porphyrio proposuit с. 28). Однако вряд ли все вопросы представляют собою буквальные цитаты из книги Порфирия.
Августин, е р. 102 (49), с. 2. Вопрос первый
Некоторых беспокоит и они допытываются, какое из двух воскресений соответствует обещанному верующим - воскресение Христа или Лазаря. Если, говорят они,- Христа, то как может воскресение того, кто родился без всякого семени, походить на воскресение рожденных от семени? Если же утверждать, что воскресение Лазаря соответствует, то и это, по-видимому, нескладно получается. Ведь воскресение Лазаря произошло при еще не разложившемся теле (Ин., 11: 43), тогда как наше воскресение произойдет через много веков, когда тело распадется. Далее, если после воскресения будет блаженное состояние, когда тело не будет знать повреждений, не будет нужды в голоде, то что означает, что Христос ел и показал своираны? После воскресения. Если он сделал это (притворно) ради неверующего, (апостола Фомы, прозванного "неверующим") то он совершил обман. Если же он показал то, что есть на самом деле, то, значит, после воскресения возможны еще раны?
Августин, I.c., с. 28. Вопрос второй
Если Христос называет себя путем ко спасению, благодатью и истиной, если только в себе одном полагает возможность возврата для душ, в него верующих,- то что же делали люди столько веков до Христа? Уж не стану говорить о временах, предшествующих основанию царства в Лациуме; допустим, что человечество существует только со времен Лациума. Согласно римской традиции, основанием римской державы послужило образование царства в Лациуме, где главным городом была Альба-Лонга. Так ведь в самом этом Лациуме богов почитали еще до основания Альбы. В Альбе также была религия и храмовые обряды. Немалое число столетий сам Рим просуществовал в течение долгих веков без христианского закона. Что же сталось со столь неисчислимыми душами, которые все были безгрешны,- ведь тот, в кого можно было уверовать, не удостоил еще людей своим пришествием? Весь мир и сам Рим блистали обрядами и храмами. Почему же так называемый спаситель в течение стольких веков скрывался? Пусть не говорят, что о роде человеческом имел попечение Ветхий завет иудеев; ведь иудейский закон появился гораздо позже и действовал в небольшой области Сирии; лишь впоследствии он проник в пределы Италии, но это было уже после цезаря Гая (Калигулы) или, во всяком случае, в его правление. Что же, в таком случае, сталось с римскими или латинскими душами, которые лишены были милости еще не явившегося Христа до эпохи цезарей?
Августин, I.c., с. 16. Вопрос третий
Они осуждают богослужебные обряды, жертвы, курения и прочее, применяющееся в храмовом культе, а ведь этот самый культ создан ими или богом, которого они почитают, в самые древние времена; бог, по их представлениям, нуждался даже в первинках!
Августин, 1. с., с. 22. Вопрос четвертый
Христос угрожает тем, кто в него не верует, вечными муками, а в другом месте он говорит: "Какой мерой мерите, и вам будут мерить" (Мф., 7: 2). Довольно смешно и противоречиво. Ибо, если он намерен наказать в меру, а всякая мера ограничена пределом времени, то какой смысл имеют угрозы вечными муками?
С 1876 г. к сохранившимся отрывкам из книги Порфирия прибавился значительный по объему и содержанию материал, заключенный в апологетическом труде Макария Магнета "Apokritikos". Интересна судьба этой книги. В XVI в. иезуит Франциск Турриснус цитировал рукопись Макария, находившуюся в венецианской библиотеке; но впоследствии рукопись пропала. В 1867 г. француз Блондель обнаружил другую рукопись книги Макария у хранителя афинской библиотеки Апостолидеса. Блондель тщательно скопировал рукопись и стал подготовлять книгу Макария для печати, но умер, не успев довести дело до конца. Издана была книга лишь в 1876 г. другом Блонделя Фукаром. Когда после смерти Апостолидеса вдова захотела продать рукопись, ее в бумагах покойного не оказалось; не нашли ее также ни в делах Блонделя, ни в афинской библиотеке, и где она сейчас находится,- неизвестно. Но печатное издание сделано Блонделем и Фукаром настолько тщательно и добросовестно (Блондель сохранил даже имевшиеся в рукописи явные описки и орфографические ошибки), что пропажа рукописи существенного значения не имеет.
От труда Макария, состоявшего из 5 книг, сохранились только кн. II (без первых 6 глав), III и IV. Автор построил свою книгу в виде диспута, который в течение 5 дней ведут между собою язычник и христианин в присутствии многочисленной аудитории, причем язычник ставит ряд вопросов, вернее - выдвигает ряд возражений, на которые потом Макарий отвечает (пример этого мы видели в послании Августина к Деограциасу). Совершенно очевидно, что quaestiones язычника Макарий заимствовал из книги, направленной против христиан, так как сам он не мог их выдумать в столь развитом виде и в столь резком тоне. Там, где Макарий пишет сам, то есть в своих ответах, он значительно слабее во всех отношениях, чем его мнимый противник. Что автором антихристианского сочинения, которым воспользовался Макарий, был - прямо или посредственно - Порфирий, сомнений нет. К тем весьма веским аргументам в пользу этого мнения, которые приводит Гарнак, мы считаем необходимым присоединить еще и тот довод, что, как это совершенно очевидно при чтении Макария, книга, которой он пользовался, была значительна по объему, содержала подробную критику христианского учения и автор ее, несомненно, хорошо знал Библию, греческую литературу и эллинскую философию; между тем, если бы существовала когда-либо другая книга против христиан, столь же солидная, как и труд Порфирия, то совершенно невозможно, чтоб даже имя ее автора не сохранилось.
Другое дело, пользовался ли Макарий трудом Порфирия непосредственно или из вторых рук. Последнее более правдоподобно, так как сам Макарий, по-видимому, не знал, что имеет дело именно с Порфирием. Из многочисленных высказываний Евсевия, Иеронима и Августина мы знаем, что Порфирий имел много последователей, что наиболее меткие его аргументы ходили по рукам и, без сомнения, в обращении находились более или менее обширные выдержки из его книг против христиан. Такой сокращенный Порфирий был, надо полагать, в распоряжении Макария.
Книга Макария была написана в конце IV в.; автор ее, вероятно, тождествен с епископом Макарием из Магнезии, участником Эфесского собора 403 г.
Приводимые отрывки переведены с греческого текста, опубликованного Ад. Гарнаком: Harnack Ad. Die im Apocriticus des Macarius Magnes enthaltene Streitschrift. Texte u. Untersuchungen В XXXVII, H. 4, Leipzig, 1911.
КНИГА ПЕРВАЯ.
Кн. I потеряна. Никифор I, патриарх константинопольский (806-815), цитирует гл. 6 книги I в своем "Antirrhetica"; из цитаты видно, что Порфирий подвергает критике сообщение ев. Матфея (9:20 сл.) о кровоточащей женщине.
КНИГА ВТОРАЯ
Главы 1-6, содержавшие вопросы противника, отсутствуют. Из ответов Макария (гл. 7-11) видно, что противник выдвигал следующие аргументы:
1) Мф., 10:34 сл.- "не мир пришел Я принести, но меч" и так далее Порфирий находит меч неподходящим оружием для пропаганды веры.
2) Мф., 12:48 - 49 - "Кто Матерь Моя? и кто братья Мои?" и так далее. В чем в точности заключалось возражение Порфирия, нельзя установить; возможно, что он критиковал это место с той же точки зрения, что и Цельс.
3-4) М.к., 10:18-"никто не благ, как только один Бог". Лк., 6:45 "добрый человек из доброго сокровища сердца своего выносит доброе". Порфирий, по-видимому, указал на противоречивость этих положений.
5) Мф., 17:15-"господи! помилуй сына моего; он в новолуния беснуется" (по-гречески - seleniazetai, от слова selene-луна); Порфирий отсюда заключил, что христиане считают луну причиной бесноватости.
6) Ин., 5:31 - "если Я свидетельствую Сам о Себе, то свидетельство Мое не есть истинно"; отсюда Порфирий заключил, что Иисус сам свидетельствует о ложности показаний о нем.
Гл. 12. Евангелисты - выдумщики, а не историки деяний Иисуса. Все они написали отчеты о страстях, не согласующиеся между собою, а совершенно разноречивые. Один рассказывает, что распятому некто поднес губку, напитанную уксусом (это-Марк), (Мк., 15:36; слова "это-Марк" отсутствуют в тексте, но, как видно из дальнейшего, эта вставка необходима) другой рассказывает иначе: "Пришедши, говорит, на место, называемое Голгофа, дали ему пить вино, смешанное с желчью; и, отведав, не хотел пить" и вслед за тем: "А около девятого часа возопил Иисус громким голосом: элоим, элоим, лема савахтани, то есть - Боже Мой, Боже Мой! для чего Ты Меня оставил?" Это - Матфей. Мф., 27:34, 46; в русском тексте вместо "вино" читают "уксус";
вместо "элоим" в каноническом тексте читаем "эли". Другой говорит: "Тут стоял сосуд, полный уксуса, и вот, привязав сосуд, полный уксуса, к иссопу, (в каноническом тексте Евангелия от Иоанна (19:29) сказано:
"напоив уксусом губку и наложив на иссоп") поднесли к устам его. Когда же Иисус вкусил уксуса, он сказал: "Свершилось" и, наклонив голову, испустил дух". Это Иоанн. Другой рассказывает:
"И, возгласив громким голосом, сказал: "Отче! в руки Твои предаю дух Мой". Лк, 23:46. Это, оказывается, Лука. Из этого блеклого и противоречивого рассказа можно сделать вывод, что речь идет не об одном, а о нескольких пострадавших. В самом деле, если один говорит: "В руки Твои предаю дух мой", другой: "Свершилось", третий:
"Боже Мой, Боже Мой, для чего Ты Меня оставил?", а другой: "Бог, Бог Мой, для чего Ты Меня поносишь?", то очевидно, что это противоречивое повествование относится к нескольким распятым либо к одному, но столь тяжко боровшемуся со смертью, что не мог дать присутствующим ясного представления о своем страдании. В каноническом тексте Евангелия от Матфея этой фразы нет, но она имеется в некоторых рукописях. Если же евангелисты, не будучи в состоянии рассказать правду о способе его смерти, сочинили поэму об этом, то и обо всем остальном они не могли сообщить ничего достоверного.
13. А что они насчет всех обстоятельств его смерти высказали только догадки, доказывается и из другой главы; в самом деле, Иоанн пишет: "Но, придя к Иисусу, как увидели Его уже умершим, не перебили у Него голеней, но один из воинов копьем пронзил Ему ребра, и тотчас истекла кровь и вода". (Ин., 19:33-34) Это говорит только Иоанн, а из прочих никто. Поэтому он хочет сам быть для себя свидетелем; он говорит: "И видевший засвидетельствовал, и истинно свидетельство его"; (Ин., 19:35) это, на мой взгляд, заявление пустослова, ибо как может быть истинным свидетельство, если то, к чему оно относится, не имело места? Свидетельствовать можно о том, что есть, а о том, чего нет, как можно дать показание?
14. Есть и другой рассказ, который может изобличить беспочвенность этого учения,- рассказ о его воскресении, о котором болтают. Чего ради Иисус после страстей своих и, как вы говорите, воскресения своего не явился Пилату, казнившему его, хотя и заявившему, что тот ничего не совершил достойного смерти, или Ироду, царю иудейскому, или первосвященнику иудейскому, или сразу многим достойным доверия лицам, особенно римскому сенату и народу, чтобы они прониклись удивлением перед его деяниями и не стали общим приговором осуждать на смерть его последователей за нечестивость? А между тем он является Марии Магдалине, простой женщине, которая прибыла из какой-то весьма жалкой деревушки и была некогда одержима семью демонами, а с нею - другой Марии, тоже совершенно ничтожной деревенской женщине, и нескольким другим не очень приметным людям; а ведь Матфей говорит, что Иисус предвещал иудейскому первосвященнику, говоря: "Отныне узрите Сына Человеческого, сидящего одесную силы и грядущего на облаках небесных" (Мф., 26:64). Если б он явился людям значительным, то через них все уверовали бы, и ни один судья не стал бы наказывать их, как измышляющих диковинные сказки; а ведь ни богу, ни разумному человеку не должно быть приятно, чтобы многие из-за него подвергались наихудшим наказаниям.
15. Если кто прочтет и следующий написанный в евангелии вздор, он вполне узнает, что там сказано нечто чудовищное, там, где говорится: "Ныне суд миру сему;
ныне князь мира сего изгнан будет вон" (Ин" 12:31). В самом деле, скажи мне, ради бога, что это за суд тогда свершился и что это за князь мира сего? Если вы скажете - император, то он ведь не единый владыка, в мире много властителей,- да и он не был изгнан. Если же вы скажете, что речь идет о некоем умопостигаемом, бестелесном, то такого нельзя изгнать вон; ибо куда можно выгнать того, кто является властителем мира? Если бы вы сказали, что есть где-то другой мир, куда князь будет изгнан, то это еще было бы для нас правдоподобным рассказом. Но раз нет другого - ведь невозможно, чтобы существовали два мира,- то куда будет изгнан князь, если не в тот же мир, где он находится? Но как может кто-либо быть изгнан туда, где он находится? Не так ли, как глиняный сосуд, который, если его разбить, выбрасывает свое содержимое? Однако ведь не в пустое пространство, но в другое тело - в воздух ли, в землю или во что-нибудь другое. Итак, если бы подобным образом - что невозможно - мир разбился и его содержимое было выброшено вовне, каково же то внешнее пространство, куда оно будет выброшено? Какова особенность этого пространства, какова его высота, глубина, длина, ширина? Ведь только обладая этим, если оно все это имеет, оно является миром. А какова причина изгнания князя, как чуждого миру? И как это он, будучи чужим, Мог обладать властью? Далее, как его изгоняют добровольно или насильно? Очевидно, насильно; это явствует из способа выражения: изгоняемое изгоняется против воли. А ведь несправедливость совершает тот, кто творит насилие, а не тот, кто терпит насилие! Такую нелепость евангелий можно преподносить бабам, а не мужчинам. Если бы мы хотели подробнее исследовать подобные (евангельские россказни), мы бы нашли тысячи нелепых рассказов, не содержащих ни одной крупицы разума.
16. Давай послушаем и ту речь к иудеям во время праздника кущей, которая гласит так: "Вы не можете слышать слова Моего. Ваш отец диавол; и вы хотите исполнять похоти отца вашего" (Ин., 8:43-44). Что же это за дьявол - отец иудеев? Разъясни нам это. А те, кто исполняют "похоти" отца, поступают порядочно, подчиняясь мнению отца и выказывая ему почтение. Если же отец дурной, то не следует винить в этом зле детей. Кто же этот отец, чьи похоти они исполняли и потому не слушали Христа? В то время как иудеи говорят: "Одного отца имеем - бога", Иисус отменяет это утверждение, говоря: "Ваш отец - диавол", то есть вы происходите от дьявола. Итак, кто же он, этот дьявол, где он и кого он оклеветал, что получил это прозвище? Первоначальное значение греческого слова diabolos - "клеветник"; мы поэтому в дальнейшем до конца главы вместо "дьявол" переводим "клеветник", иначе все возражения Порфирия будут непонятны. По-видимому, это не основное его имя и он получил его по какому-то поводу. Расследуем надлежащим образом, что можно здесь узнать. Если он называется клеветником за клевету, то перед кем он совершил этот предосудительный поступок? Придется признать и в данном случае того, кто приемлет клевету, легкомысленным, а сильнее всего обиженным оклеветанного. Мы увидим, что совершившим несправедливость является отнюдь не клеветник, но давший повод к клевете. Ведь тот, кто ночью положил на дороге столб, подлежит ответственности, а не тот, кто наткнулся на него и упал; обвинение падает на того, кто водрузил столб; точно так же тот, кто дал повод к клевете, сам больше виноват, а не тот, кто ее подносит и кто ее подхватывает. Вот что еще скажи: клевещущий одержим страстями или бесстрастен? Если он бесстрастен, он не стал бы клеветать; если же он одержим страстями, он заслуживает снисхождения. Ведь никого не судят как преступника, если он страдает от физических болезней, напротив - все его жалеют как страдальца.
КНИГА ТРЕТЬЯ.
1. Как это Иисус дал себя распять с позором? Почему Христос, когда его привели к первосвященнику и к прокуратору, ничего не сказал, что было бы достойно мудрого и божественного человека, нечто такое, что могло бы просветить судью и присутствующих и исправить их, а позволил, чтоб его били тростью, чтоб на него плевали и увенчали его терниями. Почему он не поступил, как Аполлоний, который, произнесши смелую речь перед императором Домицианом, исчез из дворца и через несколько часов открыто показался всем в городе Дикеархии, называющемся теперь Путеоли? В жизнеописании легендарного греческого философа и чудотворца Аполлония Тианского рассказывается, что, когда Домициан вызвал его на суд по обвинению в колдовстве, он произнес смелую защитительную речь и исчез чудесным образом из зала суда (Филострат).А если уж Христос должен был пострадать по предписанию бога, то ему следовало подчиниться наказанию, но претерпеть страдания, по крайней мере, после яркой, свободной речи:
ему следовало произнести перед судьей Пилатом серьезные, мудрые слова, а не подвергнуться поношениям, как первый встречный из подонков общества.
2. Как понимать: "Если возможно, да минет меня чаша"?
Право, полны неясности, проникнуты невежеством и те слова, которые Иисус сказал своим ученикам: "Не бойтесь убивающих тело" (Мф., 10:28); а сам он в смертной тревоге в ожидании страшного не спал, в молитве просил, чтоб миновало его страдание, а ученикам сказал: "Бодрствуйте и молитесь, чтобы не впасть в искушение" (Мк" 14:38). Эти речи недостойны сына божьего и даже (просто) мудрого человека, презирающего смерть.
3. Как понимать: "Если бы верили Моисею, то поверили бы и мне"?
Верхом неясности мне представляется также сказанное в евангелии: "Если бы вы верили Моисею, то поверили бы и Мне, потому что он писал о Мне" (Ин., 5:46), а между тем от Моисея ничего не сохранилось, ибо все его произведения, говорят, сгорели вместе с храмом, а то, что написано под именем Моисея, написано через 1180 лет после смерти Моисея Ездрой и его людьми. А если бы даже допустить, что это сочинения Моисея, то нельзя доказать, что где-нибудь Христос назван богом, или богом-словом, или демиургом. Вообще, кто говорил о распятии Христа?
4. Что это за рассказ о свиньях и бесах? Если же, желая поговорить и о том повествовании,- ...то, что там сказано, представляется действительно ловким враньем, так как Матфей говорит, что два беса вышли из могил навстречу Иисусу, затем, испугавшись Христа, вошли в свиней и многих убили; а Марк, не задумываясь, присочинил колоссальное число свиней. Вот как он пишет (Мк., 5:8-13; текст здесь сильно расходится с каноническим
как по изложению, так и по строению фраз и грамматическим формам): "Он сказал ему: выйди, дух нечистый, из сего человека. И спросили его: как твое имя? И тот ответил... потому что много... И просил его, чтобы он не выслал его вон из страны. Находилось же там пасущееся стадо свиней; и просили его бесы, чтобы он позволил им войти в свиней. И низринулись со скалы в море около 2000 и утонули, а пастухи бежали". Какая сказка, какой вздор, какая воистину чрезмерно смехотворная выдумка! Двухтысячное стадо свиней побежало в море и погибло, утонув! Как можно, слушая, как бесы просят, чтоб их не отправили в бездну, а Христос затем по их просьбе не отправил их, а наслал их на свиней,- как можно не воскликнуть: фу, какое невежество! фу, какое комическое заблуждение - внять просьбе духов-убийц, причиняющих большой вред миру, и позволить им то, чего они хотели! А хотели эти бесы веселиться в жизни и неустанно превращать мир в забаву; они хотели смешать землю и море и превратить вселенную в печальное зрелище; они хотели потрясти стихии в их основах и привести к гибели мироздание. Поэтому этих умысливших зло против человека, этих архизлодеев следовало бросить в ту самую пропасть, которой они страшились, а не, разжалобившись их мольбами, позволить им натворить другую беду. Ибо, если это действительно правда, а не, как мы доказываем, выдумка, то рассказ этот уличает Христа в большом грехе - что он, изгнав бесов из одного человека, наслал их на бессловесных свиней, напугал всякими страхами пастухов, заставил их бежать в смятении, без памяти и навести ужас на город слухами о происшедшем. А ведь следовало загладить вред, причиненный не одному, двум, трем или тридцати людям, а всем людям, тем более что, согласно свидетельствам о нем, Христос ради этого и явился в мир. А просто одного освободить от невидимых оков, чтоб незаметно наложить их на других, или благополучно избавить кое-кого от страхов, чтоб ввергнуть в страх других,- это нелепо; ибо это правильно будет назвать не исправлением зла, а злодеянием. Далее, тот, кто удовлетворяет просьбу врагов поселиться и жить в другой местности, поступает подобно царю, который, не будучи в состоянии изгнать варваров из всей страны, переводит их на жительство из одного места в другое и, освобождая от бедствия одну область, отдает другую во власть бедствия. Если, следовательно, и Христос подобным образом, не будучи в состоянии тогда прогнать беса из пределов области, направил его в стадо свиней, то это поистине чудовищно и может осквернить слух; но вместе с тем это вызывает и дурное подозрение. Всякий здравомыслящий человек, услыхав об этом и сразу оценив этот рассказ, вынес бы свой приговор об этом деле в таком смысле: если он освобождает от зла не всю поднебесную, но прогоняет вредоносные силы в разные страны и о некоторых печется, а о других не заботится, то бежать к нему и искать у него спасения - дело неверное; ибо спасенный огорчается судьбой неспасенного, а неспасенный винит спасенного. Поэтому, на мой взгляд, изложение этой истории - выдумка. Если же это не выдумка, а близко к истине, то здесь есть над чем посмеяться любителю. Исследуем вот хотя бы следующее: как это в стране иудейской паслось тогда такое множество свиней - самых грязных животных, издавна ненавидимых иудеями, и как это все эти свиньи утонули при наличии не глубокого моря, а озера? Но в этом предоставим разбираться младенцам!
5. Что значит: "легче верблюду пройти сквозь игольное ушко, чем богатому в царство божие"? Приводимые здесь и ниже выдержки из Библии не всегда соответствуют русскому синодальному переводу.
Разберем еще одно речение, еще более нелепое, а именно: "Удобнее верблюду пройти сквозь игольное ушко, чем богатому в Царство Божие". (Мф., 19:24) Таким образом, если какой-нибудь богач, воздерживавшийся в жизни от грехов - убийства, воровства, прелюбодеяния, отравлений, клятвопреступления, осквернения могил, порока святотатства, не может войти в так называемое царство небесное, то какая польза праведнику от его праведности, если он случайно богат? С другой стороны, что препятствует беднякам совершать всякие нечестивые преступления? Ведь (по-вашему) не добродетель открывает человеку небеса, а бедность и материальная нужда; ибо если богатство запирает небо перед богатым, то на основании принципа противоположности бедность вводит в него бедных. Естественно, что человек, воспринявший это учение, ни во что не будет ставить добродетель и будет неуклонно стремиться только к бедности и к самому позорному, раз бедность способна спасти бедного, а богатство закрывает перед богатым чистую обитель. Мне поэтому думается, что эти слова исходят не от Христа, если он вообще преподал образец истины, а от наших бедняков, желавших путем такой болтовни отнять имущество богатых. Действительно, совсем недавно, всего только вчера, они читали перед благообразными женщинами: "Продай свое имущество и отдай нищим и будешь иметь сокровище на небесах" (Мф., 19:21) и убедили их раздать бедным имения, которыми они владели, и имущество, а самим, впав в нужду, побираться, перейти от независимости к низкому попрошайничеству, сменить благосостояние на жалостливое лицо и в конце концов быть вынужденными скитаться при домах имущих. А ведь это первая, вернее, последняя обида и несчастье - под предлогом благочестия лишиться имущества и под давлением нужды желать чужого. Поэтому это изречение кажется мне исходящим от унылой женщины.
6. Что значит: "около же четвертой стражи ночи он пошел по морю"? Мк" 6:48.
Давай раскроем и тот евангельский текст, который и вообще написан смехотворно, особенно же смехотворно повествование, что, когда Иисус после трапезы послал вперед своих учеников плыть по морю, он явился к ним в четвертую ночную стражу, когда они бедствовали от сильной бури, так как всю ночь боролись с яростью волн (а четвертая ночная стража, это - десятый час ночи, после которой остается еще три часа). Так вот те, кто правильно сообщают об этой местности, говорят, что там нет моря, а небольшое образовавшееся из реки озеро под горою в направлении Галилеи у города Тивериады; даже на маленьком челноке легко переплыть его не больше чем в два часа, и ни волнение, ни буря на нем не могут разыграться. Итак, Марк выходит далеко за пределы истины, когда пишет весьма нелепым образом этот рассказ о том, что, когда прошло десять часов, Иисус в десятый час, то есть в четвертую ночную стражу, явился и нашел своих учеников приплывающими по луже. Далее, он называет ее морем, и не просто морем, но бурным, свирепствующим, яростно бушующим в смятении волн, чтоб затем вывести Иисуса как свершившего какое-то великое чудо тем, что укротил сильную, необыкновенную бурю и спас учеников, находившихся на краю гибели, от бездны и моря. По таким детским россказням мы видим, что евангелие - ловкая комедия. Мы разберем каждый рассказ подробнее.
7. Что значит: "нищих всегда имеете, а меня не всегда имеете"?
Сейчас, нашедши другое несообразное словечко, сказанное Христом ученикам своим, мы решили и его не обойти молчанием; он говорит: "Нищих всегда имеете, меня же не всегда". Поводом для этого заявления послужило следующее: некая женщина, принесши сосуд с миром, вылила его на его голову, а когда ученики увидели это и стали порицать неуместность этого поступка, он сказал: "Что смущаете женщину? она доброе дело сделала для Меня: ибо нищих всегда имеете с собою, а Меня не всегда имеете". Мф., 26:10-11.
Те немало роптали, что лучше не продали миро за большую цену и не роздали нищим на пропитание; за эти неуместные якобы речи он и произнес эту глупую фразу, сказав, что не всегда будет с ними, а ведь он в другом месте уверял их и говорил: "Я буду с вами до скончания века". Мф., 28:20; в каноническом тексте вместо "я буду с вами": "я с вами". Но, когда он обиделся за миро, он стал отрицать, что будет всегда с ними.
15. Много разговоров вызвало речение учителя, которое гласит: "Если не будете есть плоти моей и пить крови моей, то не будете иметь жизни в себе". Ин., 6:53; в каноническом тексте вместо "плоти моей": "плоти сына человеческого". Это уже действительно не зверство и не нелепость, но нелепее всякой нелепости и более дико, чем любое зверство,- вкушать человеческое мясо, пить кровь единоплеменника и единокровного и, поступая так, иметь жизнь вечную! Какую, скажи мне, чудовищную дикость вы вводите в жизнь, делая это? Какое другое вы можете совершить новое преступление, более проклятое, чем эта гнусность? Ухо не переносит - не говоря уже о самом этом деянии,- но даже речи об этом новом, неслыханном мерзостном деле;
даже фантазии эриний не внушили живущим в изгнании такого бреда, даже жители Потидеи, если бы их не истощил нечеловеческий голод, не пошли бы на это. Было когда-то такое тиестово пиршество из-за братской вражды: фракиец Тереи невольно насытился такой пищей; Гарпаг, обманутый Астиагом, поел мяса любимейшего (сына); но все они невольно подчинились этой мерзости. Эринии в греческой мифологии женские божества, демоны мести, преследующие убийц и внушающие им бред и страшные видения. По преданию, во время осады Потидеи (431-429 гг. до новой эры) жители города вынуждены были прибегнуть к людоедству. Согласно греческому мифу, жена фракийского царя Терея из ревности убила его сына Итиса и мясо подала Терею к обеду. Греческий историк Геродот рассказывает (I, 119), что персидский царь Астиаг, желая наказать своего приближенного Гарпага, велел убить его сына, мясо сварить, и во время пира "Гарпагу подали мясо его родного сына, кроме головы, ручных и ножных пальцев, которые лежали отдельно в закрытой корзине. Когда, казалось, Гарпаг насытился, Астиаг спросил, доволен ли он яством; тот отвечал, что очень доволен. Тогда слуги поднесли Гарпагу прикрытую голову ,его сына, руки и ноги, предлагая открыть корзину. Гарпаг последовал приглашению и, открыв корзину, увидел останки своего дитяти..." Фтейрофаги - пожиратели вшей - и ризофаги - травоядные люди - плоды фантазии невежественных древних географов. Никто, конечно, живя в мирной обстановке, не устраивает в жизни подобной трапезы; ни один учитель не преподал ученику такого мерзкого учения. Если ты в своих исторических изысканиях обратишься к скифам или доберешься до долговечных эфиопов, если ты объедешь вокруг океана, ты найдешь фтейрофагов и ризофагов, услышишь о людях, питающихся гадами и мышами, но от человеческого мяса всюду воздерживаются. Что же означает та фраза? Если она в аллегорическом смысле даже содержит что-то более таинственное и ценное, то запах этого изречения, проникая как-то внутрь, оскверняет самую душу, возмущая ее чувством отвращения, портит весь смысл тайны, настраивая человека так, что у него в глазах темнеет от такого удара. Даже природа неразумных тварей не терпит этого даже ввиду неумолимого, невыносимого голода: собака не ест мяса собаки, и ни одно другое животное не ест никогда мяса того же вида. Многие другие из учителей возвещают странные вещи, но никто из учителей не придумал более неслыханную трагическую выдумку - ни историк, ни философ, ни из варваров, ни из древних эллинов. Посмотрите же, во имя чего вы рассудку вопреки увещеваете легковерных людей примкнуть к вам! Посмотрите, какой порок вторгся не только в селения, но и в города! Вот почему, я думаю, ни Лука, ни Матфей этого не написали, признав это изречение неприличным, странным, режущим слух, никак не совместимым с культурной жизнью. Да и ты сам, прочтя это место, не был бы доволен, как и всякий другой, получивший свободное образование.
16. Разбери также подробно ту главу, где говорится:
"Уверовавших же будут сопровождать сии знамения: возложат руки на больных, и они будут здоровы; и, если выпьют смертоносный яд, не повредит им". Сравните Мк., 16:17-18. Цитата отличается от канонического текста расположением фраз. Таким образом, следовало бы, чтобы выборные представители духовенства, особенно домогающиеся епископства или председательствования, применяли такой способ избрания: предложить смертельный яд, с тем чтоб тот, кому яд не повредит, был предпочтен другим. Если же они не рискнут согласиться на этот способ, они тем самым признают, что не верят сказанному Иисусом. Ибо если вера обладает свойством побеждать отраву яда и уничтожать страдания болящего, то верующий, но не поступающий так либо не имеет искренней веры, либо верит искренно, но считает предмет своей веры чем-то не могущественным, а слабым.
17. Посмотри также на подобное и близкое по смыслу речение: "Если будете иметь веру с горчичное зерно, то, истинно вам говорю, скажете горе сей: встань и кинься в море, и ничего не будет невозможного для вас". Мф., 17:20. Очевидно, следовательно, что, кто не может, согласно этой заповеди, сдвинуть гору, не достоин считаться в числе верных членов общины. Отсюда видно, что не только большинство христиан явно не может быть причислено к верующим, но даже из епископов и пресвитеров ни один не достоин этого имени.
18. Рассмотрим также и следующее место: почему, когда искушавший Иисуса сказал: "Бросься вниз с храма", Иисус этого не сделал, а сказал ему: "Не искушай Господа Бога твоего". Мф., 17:20. Мне кажется, что он сказал это, испугавшись опасности падения. Ведь, если он, как вы говорите, совершил много других чудес и действительно одним лишь словом воскрешал даже трупы, ему следовало бы тут же показать, что он способен и других защитить от опасности, бросившись с высоты вниз и не получив при этом никакого телесного повреждения, тем более что он где-то отнес к себе одно место в писании, гласящее: "На руках понесут Тебя, да не преткнешься о камень ногою Твоею". Мф., 17:20, Пс., 90:11-12. Поэтому было действительно правильно, чтоб он доказал находившимся в храме, что он сын божий
Там же. 4:7. и может защитить себя и своих ближних от всякой опасности.
19. Эти столь часто и пышно прославленные речи вызывают сильное отвращение, а сопоставляемые между собою, разжигают борьбу противоречий. В самом деле, пусть кто-нибудь, первый встречный, захочет истолковать те евангельские слова, которые Иисус говорит Петру:
"Отойди от Меня, сатана! ты мне соблазн! потому что думаешь не о том, что божье, а о том, что человеческое"; затем в другом месте: "Ты - Петр, и на сем камне Я создам Церковь Мою... и дам тебе ключи Царства Небесного"... Мф" 16:23, 18-19. Ведь если он до такой степени презирал Петра, что назвал его сатаной, которого отгоняют прочь, и соблазном, человеком, ни в малейшей степени не обладающим божественным разумением, если он послал его к черту, как ярого грешника, не желая впредь иметь его у себя перед глазами, и отбросил его от себя в толпу отверженных и безвестных людей,- то после такой характеристики какой мы еще можем вынести приговор этому корифею, первому среди учеников? Конечно, если кто в здравом уме хорошенько разжует это, а затем, как если б Христос забыл слова, произнесенные против Петра, услышит: "Ты - Петр, и на сем камне Я создам Церковь Мою" и "Дам тебе ключи Царства Небесного", то разве он не будет смеяться до колик? Разве он не будет хохотать, как в театре? Разве не будет ругаться и сильно свистеть? Не крикнет ли он громко окружающим: либо он, называя Петра сатаной, был пьян и одурманен вином и болтал вздор, либо, назначая его ключарем царства небесного, он живописал сновидения в сонной фантазии? Как это Петр был способен поддерживать фундамент церкви, если он по легкомыслию тысячи раз колебался в своем мнении? Какое видели у него крепкое размышление, или где он проявил непреклонное убеждение? Из-за какой-то жалкой рабыни, услыхав словечко "Иисус", он насмерть перепугался; трижды он нарушил клятву, хотя его не принуждала к этому серьезная необходимость. Если, таким образом, (Иисус) сначала правильно назвал того, кто споткнулся на основном пункте благочестия, сатаной, он потом нелепым образом, как бы не зная, что он сделал, дает ему власть над самым главным!
20. А что Петр повинен во многих грехах, ясно и из того места, где Иисус ему говорит: "Не говорю тебе: до семи, но до семижды семидесяти" (Мф" 18:22) ты отпустишь грешнику грех. А он, получив эту заповедь и закон, ударяет в ухо ничем не согрешившего раба первосвященника (Мф., 26:51) и издевается над ним, хотя он ни в чем не повинен. Разве он в чем-либо согрешил, если по приказанию своего господина участвовал в тогдашнем походе против Христа?
21. Этого же Петра можно уличить и в других несправедливостях. Он умертвил ничем не согрешивших некоего мужа по имени Ананий и его жену Сапфиру за то, что они не сдали всей выручки за участок, а отделили себе кое-что на неотложные нужды. Порфирий имеет в виду Деяния апостолов (5:1-11). Какое они совершили преступление, если не пожелали подарить все свое имущество? А если б даже это считалось несправедливостью, то ему следовало, руководствуясь заповедью Иисуса, учившего, что нужно терпеть до 490 грехов, простить этот один, если действительно содеянное было грехом. Ему следовало бы задуматься, между прочим, и о том, что сам он, поклявшись, что не знает Иисуса, не только солгал, но и произнес ложную клятву, презрев страшный суд и воскресение.
22. Этот регент хора учеников, которого бог учил презирать смерть, бежал, когда Ирод его схватил, и стал виновником казни стражников; бежал он ночью: "По наступлении же дня между воинами сделалась большая тревога о том, как ушел Петр. Ирод же, поискав его и не нашедши, судил стражей и велел их повести", (Деян., 12:18-19 (цитата неточная)) то есть казнить. Воистину удивительно, как это Иисус такому человеку, как Петр, отдал ключи неба, как это он человеку, потерявшему голову от тревоги и при стольких обстоятельствах оказавшемуся ничтожеством, сказал: "Паси агнцев Моих"! Ин., 21:15. Если овцы - это верующие, достигшие таинства совершенства, (в подлиннике игра слов: probaton - овцы; достигшие - probantes) то агнцы толпа оглашенных, питающихся пока нежным молоком учения. Однако сообщается, что, после того как Петр немного месяцев пас овец, он был распят, хотя Иисус сказал, что "врата адовы не одолеют его". Мф., 16:18 (в синодальном переводе: "врата ада не одолеют ее", то есть церковь). И Павел осудил Петра, говоря: "Ибо, до прибытия некоторых от Иакова, ел вместе с язычниками; а когда же пришли, стал устраняться, опасаясь обрезанных. Вместе с ним лицемерили многие иудеи". Гал., 2:12 сл. В этом заключается серьезное обвинение, когда человек, ставший проповедником слова божьего, живет в лицемерии и устраивает свою жизнь так, чтобы угодить людям, да еще водит с собою жену, так как и об этом говорит Павел:
"Разве мы не имеем власти иметь спутницей сестру жену, как другие апостолы и Петр?" (1 Кор., 9:5) - и затем прибавляет:
"Ибо таковы лжеапостолы, лукавые делатели". 2 Кор., 11:13. Итак, если, как об этом рассказывают, он погряз в стольких пороках, то как не ужасаться при мысли, что он владеет ключами неба, связывает и разрешает, когда он сам одержим тысячами прегрешений!
30. Что значат слова Павла: "Будучи свободен, я всем поработил себя, чтоб всех приобресть"? 1 Кор., 9:19. И как это тот, кто говорит, что обрезание - разрезание, (Флп., 3:2; в греческом оригинале послания вместо peritome (обрезание) сказано katatome (разрезание)) сам в Листрах обрезает некоего Тимофея, как повествуют "Деяния апостолов"? Деян.. 16:2 сл. Браво, вот поистине тупоумие в речах! Такие трюки, такие выдумки для смеха показывает театральная сцена! Настоящие кунстштюки волшебников! Ведь как может "свободный" быть "порабощенным всем"? И как может "всех приобрести" тот, кто всем покоряется? Ведь если он, как он говорит, "для чуждых закона чужд закона", "для иудеев - как иудей" и "со всеми" вел себя подобно им, (1 Кор., 9:20 сл) то он действительно был рабом многообразного порока и был чужд свободе, не имел с ней общего, в сущности, был пособником и служителем чужих пороков, замечательным ревнителем непристойного, так как он при каждом случае сживался с пороком беззаконных людей и превращал их дела в свои. Это - не принципы здоровой души, это не выражение свободной мысли; это - основа суждений лихорадочного больного, у которого ослабел ум и способность рассуждать. Ведь если он живет с чуждыми закона и письменно одобряет иудаизм, будучи, таким образом, причастным и к тем и к другим, он сливается и смешивается с ними и вместе с ними делает себя повинным в прегрешениях черни. Под законом имеется в виду Тора, Ветхий завет. Тот, кто до такой степени осуждает обрезание, что проклинает желающих его совершать, и вместе с тем сам совершает обрезание, сам выступает самым суровым обвинителем против себя, говоря: "Если я снова создаю, что разрушил, то сам себя делаю преступником". Гал., 2:18.
31. Этот самый человек, сильный в речах, однажды, как бы забыв свои собственные слова, сказал тысяченачальнику, что он не иудей, а римлянин, (Деян., 22:25) хотя перед этим сказал: "Я иудеянин, родившийся в Тарсе Киликийском, воспитанный в сем городе при ногах Гамалиила, тщательно наставленный в отеческом законе". Деян 22:3. Итак, сказавши "я римлянин" и "я иудей", он ни то, ни другое, потому что причисляет себя к тем и к другим. Кто лицемерит и говорит то, чего нет, тот старается хитростью укрепить положение и, надев на себя обманчивую маску, искажает правду и похищает истину, то так, то этак подавляя настроение своей души, и порабощает легкомысленных людей искусством обманщика. Усвоивший в жизни такой образ мыслей ничем не отличается от непримиримого, жестокого врага, который, лицемерно подделавшись под образ мыслей своих соседей, всех их нечеловеческим образом обращает в рабов. Итак, если Павел лицемерно объявляет себя то иудеем, то римлянином, то чуждым закона, то эллином, а когда ему угодно, оказывается чуждым и враждебным и тем и другим, то это значит, что он вкрался в душу тем и другим и всем им навредил, льстиво присваивая себе убеждения их. Таким образом, он лжет и явно в ладах с ложью, и напрасно он говорит: "Истину говорю во Христе, не лгу"; (Рим., 9:1) ибо, кто вчера облачался в тогу закона, а сегодня - евангелия, тот по справедливости и в личной и в общественной жизни - злодей и зловредный человек.
32. А что он лицемерно принимает евангелие из тщеславия и закон - из корыстолюбия, явно вытекает из того, что он говорит: "Какой воин служит когда-либо на своем содержании?.. кто, пася стадо, не ест молока от стада?" 1 Кор., 9:7. А чтобы подкрепить это, он в защиту своей алчности призывает закон, говоря: "Ибо в Моисеевом законе сказано: не заграждай рта у вола молотящего". 1 Кор. 9:9. Затем присоединяет сюда глупое пустословие, отвергая божественное провидение для неразумных тварей; он говорит:
"О волах ли бог печется? или для нас говорится? Ведь для нас это написано". 1 Кор., 9:9 сл. Мне кажется, что, говоря так, он серьезно оскорбляет мудрость творца, которая якобы не печется о ранее сотворенном. Ведь если бог не заботился о быках, почему же написано: "Все положил под ноги его: овец и волов, и домашний скот, и рыбы"? Пс., 8:7 сл. Если он помнит о рыбах, тем более о пашущих и работающих волах. Поэтому меня поражает этот столь (бессовестный) шарлатан, который, ради своей ненасытности и чтоб получить от подчиненных достаточную плату, так великолепно манипулирует законом.
33. Затем он внезапно поворачивается, как вскакивает со сна человек, напуганный сновидением, и говорит:
"Вот я, Павел, свидетельствую, что если кто сделал одно по закону, то он должен исполнить весь закон", (Гал., 5:3; автор здесь, вероятно, цитирует на память и прихватил часть от. 2. "Закон" здесь и далее означает иудейский, ветхозаветный закон) желая этим сказать, что вовсе не нужно следовать велениям закона. Этот наилучший, мудрец, разумник, "тщательно наставленный в отечественном законе", (Деян., 22:3) столько раз ловко поминающий Моисея, своим учением, как пропитанный вином и пьянством, отменяет предписание закона, говоря галатам: "Кто прельстил вас не покоряться истине?", (Гал., 3:1) то есть евангелию; затем, напугивая и устрашая тех, кто повинуется закону, он говорит: "Все, утверждающиеся на делах закона, находятся под проклятием"; (Гал. 3:10) тот самый Павел, который римлянам писал, что "закон духовен", (Рим., 7:14) и, далее: "Закон свят, и заповедь свята и праведна", (Рим. 7:12) ставит под проклятие тех, кто повинуется святому. Затем запутывая во всех направлениях суть дела, смешивает все в одну кашу и опутывает это мраком, так что у слушателя почти в глазах темнеет и, как во тьме ночной, он спотыкается об то и другое: и против закона грешит, и евангелие нарушает в этой путанице из-за неразумия руководителя.
34. Вы только послушайте рассуждения этого мудреца! После того как он взял из закона тысячи цитат для связи, (то есть использовал ветхозаветные цитаты для установления преемственности между Ветхим и Новым заветами) он лишает силы и значения свои собственные высказывания, заявляя: "Закон же пришел после, чтобы умножилось преступление" (Рим., 5:20) и раньше: "Жало же смерти - грех, а сила греха - закон"; (1 Кор., 15:56) отточив свой собственный язык чуть ли не как меч, он нещадно режет закон на части; а ведь он же многократно увещевает повиноваться закону и говорит, что жить сообразно с ним похвально. Но, как бы усвоив себе привычку выражать невежественные суждения, он всюду сам опровергает собственные положения.
35. Без всякого сомнения, запрещая вкушать идоложертвенное, он, с другой стороны, учит относиться к этому безразлично, говоря, что не надо допытываться и расспрашивать, а есть, если бы даже то было идоложертвенное, если только никто тебя не предупредил. Поэтому он, как сообщают, говорил: "То, что (язычники) приносят в жертву, приносят бесам, а я не хочу, чтобы вы были в общении с бесами". 1 Кор. 10:20. И вот, хотя он так говорит и пишет, он, с другой стороны, пишет об этом вкушении как о безразличном; он говорит: "Мы знаем, что идол в мире ничто и что нет иного бога, кроме единого", (1 Кор. 8:4) и вслед за этим:
"Пища не приближает нас к богу; когда мы едим, мы ничего не приобретаем, а когда не едим - ничего не теряем". 1 Кор. 8:8. Затем, после такой болтовни, он отрыгнул, как возлежащий за столом, такую остроту: "Все, что продается на торгу, ешьте для спокойствия совести без всякого исследования; ибо господня земля и что наполняет ее". 1 Кор. 10:25-26. Вот театральная шутка, никем еще не выдуманная! Вот так чудовищное и противоречивое изречение! Вот так рассуждение, которое само себя режет ножом! Вот так диковинный выстрел, который возвращается и поражает стрелка!
36. В его посланиях мы найдем другое высказывание, подобное этим, именно когда он хвалит девство, а вслед за этим, изменив свое мнение, пишет: "В последние времена отступят некоторые от веры, внимая духам обольстительным... запрещая вступать в брак и (проповедуя) воздержание от пищи", (1 Тим., 4:1) а в Послании к коринфянам он говорит: "Относительно девства я не имею повеления господа". 1 Кор., 7:25. Выходит, что соблюдающий девство не поступает хорошо, а также тот, кто воздерживается от брака, повинуясь указанию кого-либо дурного, так как от Иисуса не получили предписания насчет девства;