Ночью Семена поднял с постели телефонный звонок. Дежурный врач сообщил, что состояние Терехова неожиданно ухудшилось, ему нужна срочная операция, а он требует встречи с Бугаевым.
— Недалеко от вашего дома «Скорая», — сказал врач. Если поторопитесь, они вас прихватят.
Когда Семен вышел из подъезда, «Скорая», тревожно мигая синим огоньком, вывернула со стороны Большого проспекта. Бугаева посадили рядом с носилками, на которых тихо стонал пожилой мужчина.
— Потерпите, потерпите, — уговаривала больного медсестра. — Сейчас наш коктейль подействует, и боль пройдет.
Оказалось, что у мужчины почечная колика и ему только что сделали обезболивающий укол.
Дежурный врач курил в ожидании Бугаева на лестничной площадке.
— Поздно вечером у Терехова подскочила температура, рассказывал он, помогая Семену надеть халат. — Хирург считает — перитонит. Нужно оперировать. Минуты на счету, а ваш подопечный — ни в какую!
В широком коридоре было темно, горела лишь настольная лампа на столике дежурной сестры, но сама сестра отсутствовала. Она оказалась в палате, где лежал Терехов, мерила температуру.
— Сорок, — шепнула она дежурному врачу. — В операционной бригада готова.
— Семен Иванович, — громко, срывающимся голосом сказал Терехов, узнав Бугаева. — Недолго музыка играла...
— Миша, без паники. — Семен старался говорить спокойно, но от взгляда на Гогу сердце сжалось — так обострились, истончились черты его красивого лица, такие густые тени залегли у глаз. — Мы еще наговоримся, а сейчас тобой займутся врачи.
Терехов поморщился.
— Не нужны мне там чужие грехи... Вертушку свою взяли? — Он оглядел Бугаева колючим взглядом, остановился на небольшом портфельчике, в котором у Семена был магнитофон.
— Ладно, — согласился майор. — Поговорим. По дороге в операционную. — Гога хотел возразить, но Бугаев сказал твердо: — Миша, прения закончены. — Он обернулся к врачу: — Вызывайте санитаров! Как это у вас делается? Давайте, давайте!
Врач исчез. Семен вынул магнитофон, включил. Протянул Терехову крошечный микрофон. Гога попытался взять его в руку, но пальцы бессильно разжались, и микрофон упал.
— Ничего, Миша! — прошептал Бугаев, подбирая микрофон. — Ничего! — Он взял микрофон, положил руку на одеяло. Даже через одеяло чувствовалось, какое горячее тело у Гоги.
— Его, падаль, трудно будет взять, — сказал Терехов. — У него еще и пушка есть.
— У кого, Миша?
— Лазуткин. Шоферит у одного босса... — Терехов помолчал немного, потом собрался с силами. — Это он меня... Исподтишка...
Раскрылась дверь, двое санитаров вкатили в палату носилки. Осторожно переложили на них Терехова. Бугаев пошел рядом, повесив магнитофон на плечо, а микрофон придерживал на груди у Михаила. Гога то и дело дотрагивался до него рукой, словно хотел убедиться, что микрофон никуда не исчез.
— Ну вот, — сказал он недовольно. — Теперь не успеем.
— Успеем, — успокоил Бугаев. — Ты сейчас о главном. Подробности потом.
— Работенку левую я нашел... Камины в старых домах снимать... Рухлядь всякую. Жильцы уедут и бросят. Сундук бабкин, стол, ручки бронзовые, рамы от картин... А любители скупают, реставрируют...
— Кто?
— Многие. У меня — дядя Женя. Пузанчик один. Знакомый Лазуткина. Да вы плохо не думайте — вещи-то брошенные, ничейные.
Санитары, катившие каталку по слабо освещенному коридору, внимательно прислушивались к разговору.
— Невелик приварок, — продолжал Терехов. — Вот только камины! А их мало. Да и знать надо — где. Дядя Женя знает. Даст адрес, даже фото. Платит прилично...
Санитары остановили каталку перед лифтом. Лифт был вместительный, и Бугаев по- прежнему смог остаться рядом с Тереховым.
— Он мужик безобидный. Свой приварок имеет, конечно, да и я не внакладе. Эта падаль... — Гога задохнулся от злости, и Бугаеву показалось, что он больше не сможет продолжать, но Миша справился. — Злой, сволочь! Псих! Он со своей «пушкой» наделает дел. Антон Лазуткин. Запомнили, Семен Иванович?
— Запомнил.
— Пузан этот нас и свел. Все смеялся — фирма подержанных вещей «Антон, Мишель и К°»!
Они снова двигались по коридору, но теперь более светлому. Семен поднял голову, у раскрытых дверей стоял в ожидании дежурный врач.
— За что же он тебя? — спросил майор, понимая, что разговор подходит к концу.
— Дядя Женя сказал, что знает один царский камин. На пару косых. Я решил посмотреть.
Носилки остановились у открытых дверей операционной.
— Дальше нельзя, — сказал Бугаеву врач.
— Стоять! — прошипел Гога, и в его слабом голосе сохранилось еще столько властной силы, что санитары подчинились. А может быть, им было интересно узнать, о чем еще расскажет распластанный на каталке пациент.
— А на камин уже Лазуткин глаз положил. Мы с ним там и встретились. Он как с цепи сорвался. Чуть не пристрелил меня на месте.
— И что же?
— В доме кто-то был. Пришлось смываться. А больше я туда не ходил. Пусть подавится этим камином! Я так и дяде Жене сказал.
— А из-за чего ты с Плотским ссорился? — спросил майор. — На поляне?
— Все, все! — строго сказал дежурный врач, санитары вкатили носилки в операционную. В последний момент перед тем, как дверь закрылась. Бугаев увидел на лице у Гоги недоуменную гримасу.
— Теперь остается только ждать, — сказал дежурный врач и протянул Семену раскрытую пачку сигарет. — Покурим на лестнице?
— Спасибо, не курю, — отказался майор. — Мне бы позвонить по телефону.
Терехов скончался под утро во время операции.