Пролог

«Идеологию гитлеризма, как и всякую другую идеологическую систему, можно признавать или отрицать, это – дело политических взглядов.

Но любой человек поймет, что идеологию нельзя уничтожить силой.

Нельзя покончить с ней войной. Поэтому не только бессмысленно, ни и преступно вести такую войну, как война за «уничтожение гитлеризма», прикрываемую фальшивым флагом «борьбы за демократию».

В.М. Молотов

* * *

Те, кто назвал действо, происходившее с двадцатого ноября сорок пятого по первое октября сорок шестого года в нюрнбергском Дворце правосудия, Международным Военным Трибуналом – безусловно, были большими любителями чёрного юмора. Потому что трибунал – это суд; судом он был во времена инквизиции, им же оставался в годы французской буржуазной революции; где-то с середины девятнадцатого века судом первой инстанции и органом аппеляции (с середины девятнадцатого века) трибунал являлся в судебных системах Франции и Италии; военный трибунал во многих странах мира решал (а кое-где и посейчас решает) судьбу проштрафившихся военных. В любом случае, до второй декады ноября сорок пятого года слова «трибунал» и «суд» были синонимами.

Двадцатого же ноября эти понятия радикально разошлись. Ибо НЮРНБЕРГСКИЙ ТРИБУНАЛ – ЭТО НЕ СУД.

Нюрнбергский трибунал – это месть.

Нюрнбергский трибунал – это заметание следов.

Нюрнбергский трибунал – это лживый фарс, призванный навечно скрыть от возмездия подлинных виновников Второй мировой войны.

Главной его целью было не правосудие – но отмщение; во имя отмщения этот «трибунал» отмел подавляющее большинство норм судопроизводства и принципов уголовно-процессуального законодательства, выработанных мировой юстицией к середине двадцатого века; специальным Уставом этот «трибунал» избавился от всех обязанностей, лежащих на его «судьях» – оставив за собой лишь одно-единственное право.

ПРАВО МЕСТИ.

Для того, чтобы эта месть свершилась, было сделано очень многое.

Обвинители были по существу и судьями, и палачами.

Обвиняемые считались виновными еще до суда.

Главных нацистов обвинили в преступлениях, совершенных с января 1933-го по май 1945-го – но обвинили по законам, которые были объявлены таковыми Уставом трибунала только в июле-сентябре сорок пятого; их обвинили в преступлениях, не существовавших в мировой юриспруденции до появления в вышеуказанном Уставе и, следовательно, не имевших места в 1933–1945 годах – хотя до Нюрнбергского процесса любой суд руководствовался принципом Римского права – «Nullum crimen, nulla poena sine lege», «без закона нет ни преступления, ни наказания»

Статья девятнадцатая Устава трибунала гласила: «Трибунал не должен быть связан формальностями в использовании доказательств, и может допустить любые доказательства, которые помогут ведению процесса». Тем самым «трибунал» признавал «доказательствами» любые слухи, сплетни, байки и досужие выдумки – лишь бы они ложились в общую канву обвинения и были соответствующим образом оформлены. Трибуналом не было рассмотрено НИ ОДНОГО реального немецкого документа об убийствах миллионов людей с помощью пресловутого газа «Циклон Б» – НИ ОДНОГО! Советским обвинителем Львом Смирновым трибуналу были предъявлены банка с ядом «Циклон Б» (а таких банок по опустевшим лагерям можно было в 1945 году собрать вагоны, потому что эпидемия тифа, для борьбы с переносчиками коего этот яд и предназначался, в конце войны бушевала в них в полную силу), абажур с цветочками, сделанный из человеческой кожи, и мыло, изготовленное из тел замученных узников. А для пущей достоверности даже была представлена предполагаемая формула для производства этого мыла, разработанная доктором Рудольфом Спаннером, главой института в Данциге. Как известно, после длительного расследования прокуратура не нашла доказательств, что Данцигский институт когда-либо производил мыло из человеческих тел, а затем окончательно миф о мыле из людей был опровергнут Людвигсбургским Центральным Ведомством по расследованию преступлении нацистов. Профессор современной истории и теории Холокоста в Эморском университете Дебора Липштат (человек, никак не принадлежащий к лагерю ревизионистов) в 1981 году написала, что «нацисты никогда не использовали для производства мыла ни тела евреев, ни какие-либо иные человеческие тела». И основная масса «доказательств» трибунала – из той же серии жутковатых слухов и домыслов, не имеющих ничего общего с действительностью. Учитывая, что настоящих, живых, реальных свидетелей нацистских преступлений было допрошено всего сто шестнадцать человек из сотен тысяч «выживших в Холокосте». Для обвинений в убийстве миллионов это не слишком много, вам не кажется?

Статья двадцать первая, самая «любимая» статья ревизионистов, объявляла, что «Трибунал не будет требовать доказательств общеизвестных фактов и будет считать их доказанными» – тем самым подводя юридическую базу для признания уничтожения нацистами шести миллионов евреев произошедшим в действительности. Массовые убийства евреев в Освенциме, Треблинке, Маутхаузене, Дахау, Равенсбрюке, Бухенвальде на основании этой статьи судьями «трибунала» решено было считать «общеизвестным фактом» – и, следовательно, «трибуналу» не требовалось доказывать это обычными методами криминального расследования. Иными словами, убийство одного человека ВСЕГДА требует тщательного расследования соответствующими органами – убийство же шести миллионов никаких расследований не требует, ибо оно попросту «известно»!

А уж то, что адвокатам обвиняемых не было разрешено подвергать свидетелей обвинения перекрестному допросу, по сравнению с остальными вопиющими нарушениями – выглядит просто невинной шалостью и малозначительным пустяком.

О непреложном факте, что Нюрнбергский «трибунал» был не судом, но отмщением, говорит то известное обстоятельство, что, по свидетельству американского юриста Эрла Каррола, принимавшего участие в этом действе, шестьдесят процентов персонала прокуратуры – были немецкие евреи, которые выехали из Германии после принятия там расовых законов. Меньше десяти процентов американского персонала на Нюрнбергском процессе были рождены в США! А поскольку ключевым обвинением против руководителей Германии было обвинение в убийстве евреев – то Нюрнбергское судилище нарушало фундаментальный юридический принцип: никто не может судить непосредственно касающееся его дело. Поэтому не напрасно Марк Лаутерн, который наблюдал за работой Трибунала, писал в своей книге: «Вот все они приехали – Соломоны, Шлоссбергеры, Рабиновичи, члены прокуратуры».

* * *

Надо сказать, что довольно много юристов победившей стороны отнеслись к Нюрнбергскому судилищу с откровенной брезгливостью – уж слишком очевидным был неправовой статус этого мероприятия. Хорошо известны слова члена Верховного суда Айовы Венерштурма, после ознакомления с Уставом трибунала тут же хлопнувшим дверью и улетевшим на Родину: «Члены прокуратуры, вместо того, чтобы сформулировать и попытаться применить юридические нормы ведения процесса, занимались в основном преследованием личных амбиций и мщением. Обвиняющая сторона сделала все возможное, чтобы не допустить выполнения единогласного решения Военного Суда потребовать от Вашингтона предоставить дополнительные документы, находившиеся в распоряжении американского правительства. … Обвинение не давало возможности защите собрать улики и подготовить дело, в судах не пытались выработать принцип законности, а руководствовались исключительно ненавистью к нацистам. Девяносто процентов администрации Нюрнбергского трибунала состоит из людей с предвзятым мнением, которые по политическим или расовым причинам поддерживали обвиняющую сторону… Обвиняющая сторона, очевидно, знала, кого выбирать на административные посты военного трибунала, и потому там оказалось много "американцев" чьи иммиграционные документы были очень недавними и кто либо своими действиями по службе, либо своими действиями, как переводчиков, создали атмосферу, враждебную обвиняемым… Настоящей целью Нюрнбергского процесса было показать немцам преступления их фюрера, и эта цель также явилась предлогом, под которым был создан Трибунал. Если бы я знал заранее, что будет происходит в Нюрнберге, я бы туда не поехал»

Впрочем, не только юристы подвергли сомнению правомочность этого «трибунала». Американский сенатор Тафт говорил, что сама идея проведения такого трибунала, да еще с потугами на непредвзятость, «откровенно омерзительна». Он публично утверждал: «Суд победителей над побежденными не может быть беспристрастным, вне зависимости от того, насколько он ограничен рамками справедливости. Во всем этом судилище присутствует дух мести, а месть редко бывает справедливой. Справедливость победителей – это вовсе не справедливость. Хотя средства массовой информации и придали процессам образ справедливости в декорациях зала суда, все это очень поверхностно. Реальной справедливости не может быть там, где обвинители контролируют судей, обвинение и защиту. Наша западная концепция закона основывается на идее о беспристрастности. А возможно ли это, когда судьи являются политическими противниками обвиняемых? Возможно ли это, когда людей обвиняют в совершении во время войны действий, которые союзники и сами совершали? Заслуживают ли доверия суды, если они признают огромное количество свидетельств, не подвергая свидетелей перекрестному допросу… когда так называемые показания состоят из признаний, полученных под пытками… когда свидетели защиты в случае появления в суде могут быть взяты под стражу … когда людей судят за нарушения законов, которых даже не существовало во время совершения этих действий? Повешение одиннадцати заключенных – пятно на американской истории, о котором мы будем долго сожалеть».

* * *

Но, как известно, не сенатор Тафт, не генерал Патон (тоже крайне отрицательно отнесшийся к идее осуждения руководителей Германии) и не почтенный судья из Айовы со слишком уж для этого «трибунала» немецкой фамилией решали, быть или не быть «Нюрнбергскому шоу»; Соглашение о создании Международного военного трибунала и его устава были выработаны СССР, США, Великобританией и Францией в ходе лондонской конференции, проходившей с двадцать шестого июня по восьмого августа сорок пятого года – посему судьба руководителей нацистской Германии была предрешена. Те из них, кто дал «правильные» показания или чью вину было затруднительно доказать, ввиду непричастности к организации массовых убийств – получили тюремные сроки, от пожизненного (Гесс, Функ и Редер) до ограниченного по срокам (двадцать лет – Ширах и Шпеер, пятнадцать лет – Нейрат и десять лет – Дёниц); большинство же, продолжавшее отказываться считать свою деятельность «преступной» – взошли на виселицу. Были повешены Риббентроп, Кейтель, Кальтенбруннер, Розенберг, Франк, Фрик, Штрейхер, Заукель, Зейсс-Инкварт и Йодль. Геринг покончил жизнь самоубийством, Борман был приговорён к повешению заочно.

НИ ОДИН ОБВИНЯЕМЫЙ НЕ ПРИЗНАЛ СЕБЯ ВИНОВНЫМ…

Эти люди знали, на что шли, когда в начале двадцатых годов начинали свою политическую деятельность; они знали, что может их ждать, после того, как пришли к власти в Германии и начали осуществлять программу своей партии, вводя в действие Нюрнбергские законы о защите германской расы и крови, отвечая на бойкот германских товаров в мире бойкотом еврейских торговцев в Германии; и уж тем более они знали, чем для них может закончиться их деятельность, когда после «Хрустальной ночи» они объявили войну мировому еврейству. В своём последнем слове Геринг сказал: «Победитель всегда является судьей, а побежденный – осуждённым…. Гитлер был нашим вождём. Я бы не смог видеть его стоящим перед иностранным судом. Ваши люди знали фюрера. Он бы первым поднялся и сказал: «Я отдавал приказы и потому беру на себя полную ответственность». Но лично я предпочел умереть десять раз, чем видеть подобное унижение германского лидера. Смертный приговор ничего не значит для меня. Я никогда не боялся смерти после двенадцатилетнего возраста…. Я не признаю решение этого судилища… Я продолжаю быть верным нашему фюреру… Массовые убийства? Уверяю вас, что я и не помышлял о них. Я лишь думал о том, что мы должны убрать евреев с занимаемых ими постов в большом бизнесе и в правительстве. И это всё. Но не забывайте, что именно евреи организовали жуткую кампанию против нас по всему миру…. Мой народ подвергался унижению и прежде. Приверженность к немецкому единству и ненависть к врагу вновь объединят немцев. Кто знает, может быть, в этот момент уже появляется на свет человек, который отомстит за наше унижение? То, что печатают газеты, контролируемые американцами, не имеет никакого значения. Я могу сказать только одно: в Германии мы имели демократию тогда, когда наши дела шли из рук вон плохо. Не заблуждайтесь в данном вопросе. Наши люди знают, что они стали жить лучше при Гитлере. Не забывайте также, что Гитлер был для нас больше, чем просто глава правительства. Следующее поколение найдёт своих собственных лидеров, и они будут отстаивать наши национальные интересы. Поэтому вы попридержите вашу мораль, ваше покаяние и вашу демократию, – попытайтесь продать их кому-нибудь другому, а не нам! Я рад, что меня приговорили к казни, а не к пожизненному заключению, ибо тех, кто сидит в тюрьме, никогда не производят в мучеников».

Они знали, чем для них – в случае неудачи их борьбы – может завершиться жизненный путь, и были готовы к такому концу. Единственное, что попросили у суда Йодль и Кейтель – это не повесить, а расстрелять их, как солдат; гросс-адмирал Редер же, узнав о своём пожизненном сроке – просил заменить ему этот срок смертной казнью. Они знали, чем закончится это судилище – и поэтому приговор Нюрнбергского трибунала не был для них чем-то ошеломляющим. Они не ждали от «правосудия победителей» снисхождения – слишком хорошо зная, кто на самом деле эти «победители».

* * *

В этой книге я не стану подвергать сомнению обвинения трибунала относительно «шести миллионов уничтоженных нацистами евреев» – сегодня, слава Богу, в мире достаточно людей, взваливших на свои плечи тяжесть борьбы с теми «свидетельствами очевидцев» и «письменными показаниями», на основании которых был создан миф о Холокосте. Я хочу написать о другом – как мне кажется, не менее важном аспекте.

Статья шестая Устава трибунала гласит: «Следующие действия или любые из них являются преступлениями, подлежащими юрисдикции Трибунала и влекущими за собой индивидуальную ответственность:

a) преступления против мира, а именно: планирование, подготовка, развязывание или ведение агрессивной войны или войны в нарушение международных договоров, соглашений или заверений, или участие в общем плане или заговоре, направленных к осуществлению любого из вышеизложенных действий».

Поскольку все остальные обвинения против руководителей Германии вытекают именно из этого пункта – ибо без планирования и подготовки агрессивной войны невозможны ни военные преступления в её ходе, ни преступления против человечности, сопровождающие её – то, стало быть, именно это обвинение и есть главное и основное во всём Нюрнбергском процессе. «Все обвиняемые совместно с другими лицами в течение нескольких лет, предшествующих 8 мая 1945 года, являлись руководителями, организаторами, подстрекателями и соучастниками создания и осуществления общего плана или заговора для совершения преступлений против мира, военных преступлений и преступлений против человечности, как они определяются в уставе данного Трибунала, и в соответствии с положением Устава несут индивидуально ответственность за свои собственные действия и за все действия, совершённые любым лицом для осуществления такого плана или заговора».

Это – самая главная ложь Нюрнбергского «трибунала». Потому что никакого «заговора для совершения преступлений против мира», для развязывания мировой войны – со стороны руководства Третьего Рейха в действительности не существовало. Не просто не существовало – но и не могло существовать. На самом деле,


Национал-социалистическая Германия НЕ ГОТОВИЛА МИРОВУЮ ВОЙНУ.

Национал-социалистическая Германия НЕ СПОСОБНА БЫЛА ЕЁ ВЕСТИ.

Национал-социализм НЕ ЯВЛЯЕТСЯ ИДЕОЛОГИЕЙ АГРЕССИИ И ВОЙНЫ.


И я это докажу.

Загрузка...