Серёжа только-только проснулся. Ему показалось, что где-то стреляют из мелкокалиберной винтовки.
Он открыл глаза. Бабушка Матрёна хлопотала возле печи. По стенам, оклеенным голубыми обоями, прыгали солнечные зайчики. Серёжа с минуту посмотрел на прибитый гвоздиками к дощатой перегородке большой плакат, на котором были нарисованы длинный приземистый дом с маленькими узкими окнами, краснощёкая женщина с ведром в руках и вокруг неё десятки, а может быть, и сотни белых одинаковых кур. Он прочёл крупную чёткую надпись на плакате: «Птицеводство — доходная отрасль колхозного хозяйства», потянулся, сжав кулаки, сбросил с себя одеяло и быстро соскочил с постели.
Звуки, похожие на треск винтовочных выстрелов, слышались откуда-то со стороны печки. Серёжа заглянул в горящую топку и лишь тогда понял, отчего получается этот треск. Жарким пламенем пылали дрова, и вдруг одно полено как щёлкнет — во все стороны густо брызнули искры, несколько красных угольков выскочили из печки на пол.
Бабушка Матрёна, плюнув на пальцы, быстро подхватила их и ловко забросила обратно в печь. Но Серёжа разглядел на полу возле печки чёрные пятнышки. Видно, не всегда бабушка успевает вовремя подхватить выпавший из печки горящий уголёк, вон как они половицы прожгли, будто клякс наставили.
— Проснулся, милок? А то поспал бы ещё, понежился. Тебе, чай, не на работу спешить, у тебя отпуск, — ласково улыбнулась бабушка, выдвигая сковородником из печки на шесток сковороду. — А я тебя, милок, надумала тут угостить оладками да шанежками.
— Я, бабушка, уже выспался, — не отводя глаз от огня, ответил Серёжа. — Сейчас сбегаю на ручей, умоюсь.
Он надел тапочки, набросил на плечо полотенце и вышел во двор.
Солнце поднялось над лесом ещё невысоко и не палило, как днём, а ласково пригревало. В овраге у ручья было прохладно. Сюда не попадали солнечные лучи. Длинные тени от домов и деревьев дотягивались до противоположного склона. В траве поблёскивали капельки росы. За мостом, в низине, над лужайкой, стоял лохматый туман, словно там паслось стадо серых барашков.
Поёживаясь от свежей прохлады, Серёжа быстро умылся и бегом взбежал вверх по склону оврага к дому.
Он поел оладьев с маслом и, взяв книжку, залез на крышу сарая.
Отсюда сквозь прозрачные ветви берёзы было видно Каравай-поле и на той стороне оврага, за молодым ельничком, длинное-длинное деревянное здание птицефермы, совсем такое, как на плакате.
Доски, которыми была покрыта крыша, уже просохли от ночной росы и нагрелись. Серёжа смахнул вниз прошлогодние сухие листья и лёг на спину, заложив руки за голову.
Над ним голубело небо, медленно покачивались тонкие и прозрачные веточки берёзы.
Вдруг он заметил высоко в небе чёрную точку.
«Жаворонок? — подумал Серёжа. — Да нет — слишком уж высоко. Может быть, кто змея запустил?»
Серёжа не сводил глаз с чёрной точки. Она приближалась, увеличивалась. Вот он уже стал различать крылья птицы.
Птица опускалась. Широко раскинув крылья, она парила, как планёр. Птица описала круг над деревней и вдруг камнем стремительно упала возле птицефермы. Серёжа увидел, как бросились врассыпную белые куры, и тут понял: ястреб!
Он вскочил на ноги, шагнул к краю крыши, на мгновение остановился, потом махнул рукой, присел и прыгнул вниз.
— Ты чего не смотришь, куда прыгаешь? — услышал он Антипкин голос. — Чуть не зашиб.
— Ястреб на птицеферму полетел!
— Ястреб? Точно?
— Сам видел. Он вниз, а куры от него в разные стороны.
— Поймал?
— Не знаю, не видел. Может, и поймал.
— Бежим туда!
Поравнявшись с Фимкиным домом, Антипка громко крикнул:
— Фимка-а, айда скорей с нами!
Фимка выскочил из ворот, но, увидев Серёжу, остановился.
— Что случилось? — спросил он.
— Бежим! — бросил на ходу Антипка. — Ястреб на птицеферме! Его Серёжа сейчас засек. Может, поспеем.
Ребята со всех ног припустились вниз по оврагу, с разбегу перескочили ручей и тропинкой, через ельник, побежали к птицеферме.
— Здесь где-то, в лесочке, — сказал, задыхаясь от бега, Серёжа. — Он сюда спустился.
Мальчики с тропинки ринулись в лес, раздвигая колючие ветки.
— Здесь он, здесь где-то, — бормотал Серёжа. — Я видел…
Вдруг прямо перед ним из-под куста, лениво взмахивая большими тёмно-коричневыми крыльями, медленно вылетела большая птица. Серёжа вздрогнул от неожиданности: он не думал, что ястреб такой большой и такой страшный. Он был от него так близко, что Серёжа ясно разглядел его жилистые лохматые лапы с загнутыми большими когтями и хищный крючковатый клюв.
И только когда ястреб, выбравшись на полянку, стал подниматься вверх, мальчик опомнился и закричал во весь голос:
— Ребята, сюда! Он здесь!
— Где? Где?
Послышался треск веток, из-за ёлок выскочили Антипка и Фимка.
— Вон он… Всего метрах в двух от меня был, — с волнением говорил Серёжа. — Э-эх, хоть бы палку!
— Или рогатку, — подхватил Антипка.
— Нет, из рогатки не подобьёшь, — с сомнением сказал Серёжа. — Крылья у него во-от какие!
Фимка заглянул под куст, откуда вылетел ястреб, и поманил ребят:
— Смотрите, что он тут делал…
В кустах лежала окровавленная белая курица. Вокруг неё на земле и на ветках белели разбросанные перья и клочки пуха с яркими капельками крови на них.
— Эх, немного не поспели, — вздохнул Фимка, поднимая курицу. — Ну что ж, надо её тёте Глафире отнести…
Поднявшись ещё немного по склону, ребята вылезли из оврага и пошли к птицеферме напрямик через ёлочки и низкие пышные кусты можжевельника. Ёлочки и можжевельник подходили к ферме почти вплотную.
Впереди, за острыми вершинками ёлок, показалась длинная крыша фермы. Между кустами бродили, белые куры.
— Куть-куть-куть! Куть-куть-куть! — позвал Антипка, и несколько кур наперегонки подбежали к ребятам.
Серёжа поймал одну курицу и, прижав её к груди, запел:
— Ко-ко-ко да ко-ко-ко,
Ко-ко-ко да ко-ко-ко…
Фимка неодобрительно посмотрел на него:
— Сам, что ли, сочинил песню-то?
— Нет. У нас такая пластинка есть. Это сербская песенка. «Курица» называется.
Серёжа снова запел, покачивая в такт головой:
— Ко-ко-ко да ко-ко-ко…
Но Фимка перебил его:
— Брось тут самодеятельность устраивать. Ещё увидит кто, смеяться будет. Да отпусти курицу. Кур, что ли, не видел…
— Она хорошая, смирная, — погладил Серёжа курицу по спине.
— Я их тоже люблю, — сказал Антипка и ласково провёл пальцем по красному гребешку. Но курица повернула голову и клюнула Антипку в палец.
— Ай-яй-яй! — вскрикнул Антипка, и Серёжа поспешно бросил курицу.
Курица, громко кудахча, бросилась в кусты.
— Ха-ха-ха! — засмеялся Фимка. — Вот вам и смирная, и хорошая. Маленькая, а такого большого обидела.
На шум выбежала тётя Глафира — заведующая птицефермой.
— Это вы, ребята, — сказала она. — А я-то подумала, может, опять этот разбойник кур моих гоняет…
Но тут она увидела в руках у Фимки убитую ястребом курицу, всплеснула руками и хлопнула себя по бокам.
— Батюшки, да что же это получается? Каждый день по курице губит. Что же мне с ним, проклятым, делать — ума не приложу!
Ребята молчали, опустив смущённо головы, как будто они были виноваты в том, что ястреб таскает с птицефермы кур. А тётя Глафира, взяв у Фимки курицу, горестно причитала:
— Что за напасть такая! Не успеешь зайти на ферму, чтобы зерна́ вынести, он уж тут как тут. Целыми днями караулю его, а он меня караулит. Вон на той ёлке каждое утро сидит.
Мальчики повернули головы в ту сторону, в которую показывала тётя Глафира.
— Да вон он, ворюга! — закричала тётя Глафира. — Опять прилетел!
На голой сухой ёлке, возвышающейся над кустарником, на самой макушке, нахохлившись, сидела похожая издали на охапку сена большая птица.
— Нет на него никакой управы. Подстрелил бы кто его. Ведь было где-то у Никанорыча ружьё. Бывало, когда в сторожах ходил, день и ночь с ним таскался. Хоть бы припугнул разбойника…
— Есть у дедушки ружьё, — кивнул головой Антипка. — Оно у него за печкой стоит.
— Или вы, ребята, разок бы пальнули, — вздохнула тётя Глафира. — Нагнали бы страху на ворюгу. А то уж совсем от него спасения нет.
— Что ж, мы можем, — медленно, словно обдумывая что-то, проговорил Фимка.
— Наверно, твой дедушка не даст нам ружья, — с сомнением сказал Серёжа, повернувшись к Антипке. — Скажет, малы или ещё что-нибудь…
— Для такого дела даст, — решительно перебил его Фимка. — Только подойти к нему надо умеючи. Уж мы-то с Антипкой его знаем. Конечно, если сразу сказать ему: «Дай ружьё», обязательно откажет. А если издалека да вежливо…
— Ладно, пошли к деду, — сказал Антипка.