Антология публикаций в журнале "Зеркало" 1999-2012

Опубликовано в журнале: Зеркало 2004, 24

Алексей Смирнов

Полное и окончательное безобразие

Россия по-прежнему остается глубокой, дремучей и нецивилизованной имперской окраиной Европы, но с византийским привкусом и надкусом. Так иногда надкусывают и бросают сладкое яблочко и губы девственницы, которую почему-то не поломали, но вдоволь приучили к любви за долгую осеннюю ночь, когда ее жадно, до самого тусклого рассвета мяли на очвином тулупе под методичный непрекращающийся стук дождя. Российская империя была внебрачным союзом необласканной степной девы с бронзово-литым телом и петербургского старца-рамолика в шитом золотом сенаторском мундире, у которого плохо стояло на государственную силу. Взаимная любовь всегда дело кровавое и смертное – всё в пятнах крови на платах, знаменах, плащаницах и простынях. Вся история России и СССР – одни пятна, пятнищи и лужищи крови. Русские любовницы и любовники лучшие в мире, но в России самые дрянные на свете жены и мужья. Русские ораторы и публицисты красноречивее римских сенаторов и трибунов, но русские политики самые беспомощные и бессильные в Европе. Когда в России вдруг объявляется внятный политик вроде Столыпина, то все сбегаются посмотреть на него, как на чудо или как на некастрированного самца-яйценоса в общежитии давно облегченных евнухов. В китайском императорском дворце евнухов хоронили с деревянной лакированной шкатулкой в руках, в которой лежали их усохшие, отрезанные при кастрации семенники. В России политиков всех направлений хоронят с грязными банными узелками, в которых гниют их нереализованные, часто гениальные политические программы. Так хоронили в Киеве Столыпина, а до него – несчастного Сперанского, а затем – и все понимавшего в утробных русских делах Милюкова и умнейшего социалиста Плеханова, проклявшего Ленина. А в современной постсоветской эрэфии наступила эра непогребенных праздношатающихся политических мертвецов – по-прежнему по просцениуму бродят тени Лигачева, Лукьянова, Горбачева и Ельцина и из-за кулис иногда выглядывает сам Арбатов с Замятиным. На сцену иногда выносят и переносной катафалк с говорящими антикоммунистическими мощами Солженицына, судорожно держащего в окостеневших, растопыренных, как грабельки, пальцах две свои гробовые скрижали о всесветном вреде евреев – его “Двести лет вместе”, где он добротно доказал, что император Николай II был абсолютно во всем прав, откровенно не любя Богом избранный народец, невесть зачем забредший в Россию.

Очень и очень странные процессы происходят в России и в Москве, ибо Москва – это вторая реальность России. Россия сплошная Тьмутаракань и Царево-Кокшайск, но в ней всегда был и есть один псевдоевропейский город. Таким псевдоевропейским городом был когда-то Санкт-Петербург, а до этого псевдовизантийской столицей пестрого царства чуди и мордвы была Москва. Ах, эти вечные псевдо- и холопские пируэты в стиле бессмертного Дидло и очаровательного Мариуса Петипа, которым вельможно похлопывают откормленные хамы из царских и правительственных лож. В России власть всегда могла делать абсолютно все, что ей угодно, со всеми своими подданными и особенно с актерами и актрисами, вечно затыкавшими, как Александр Матросов, своими задами кремлевские амбразуры, откуда кинжальным огнем официального дерьма веками расстреливали несчастных обывателей, почти тысячелетие метавшихся по московскому “суриковскому” снегу, как испуганные тараканы, как известно, не любящие сурового русского климата. Если не читать нудных сочинений вермонтского лесного отшельника с его нескончаемыми, невесть куда катящимися колесами, то он иногда говорит забавные вещи, вроде того, что весь двадцать первый век все будут плевать против всех и что от Великой России останутся только мысли великих русских писателей и мыслителей об оной. В этом вермонтский лесовик глубоко прав – у него вообще есть политическое чутье и нюх высококлассного литературного маклака, знающего, что и когда надо поставить на литературный и общественно-политический рынок. Он это очень хорошо, профессионально делал и в годы холодной войны и делает это сейчас, натравливая на евреев наших фашиствующих лжепатриотов, заранее априорно снимая с русского народа его историческую вину за всесветный анархизм и глубочайшую страсть к самоуничтожению. Никита Хрущев создал две всемирные эстетические репутации, бросаясь, как одичалый цепной кобель, на Эрнста Неизвестного и высочайше разрешив напечатать очень скучного и посредственного солженицынского “Ивана Денисовича” – хитрована и тупого работягу, решившего любой ценой выжить. Оба эти хрущевские протеже по своей природе довольно заурядны – средний эпигонский эклектичный скульптор и средний областник-деревенщик. Их обоих поднял на щит красный Кремль, уделив им свое внимание. Солженицынская мысль о литературных письменных памятниках, которые только и останутся от погибшей России, во многом цинична – он не учитывает, что в современной многоплеменной России после всех войн, революций, коллективизаций и прочих геноцидных мероприятий все-таки уцелело более десяти миллионов чистых великороссов, и эти десять миллионов могут создать свою автономию в рамках существующей эрэфии или в рамках будущих государств, которые возникнут на ее месте. Наши лжепатриоты не хотят и слышать ни о малороссах, ни о белороссах, ни о великороссах – у них все они русские – плюс еще сто с чем-то миллионов русскоговорящих людей самых разных национальностей и рас. Православные мистики и преподобные, предсказывавшие будущее, называли русский православный народ вторым народом израилевым. Действительно, часть прежнего русского народа глубоко, до самого своего душевного дна, уверовала в учение Иисуса Христа и стала островками подлинной Святой Руси среди моря славянских и угро-финских полуязычников. Те испытания, которые выпали на не очень численно большую Святую Русь, сродни мытарствам первого народа Израилева, вновь собравшегося на земле своих предков. Испытания, которые выпали великороссам в двадцатом веке, столь страшны и чудовищны, что печально думается об определенном духовном избранничестве и о провиденциальной судьбе верующего русского православного народа. Накануне революции великороссов было около пятидесяти миллионов, и великий химик Менделеев, гениальный прогнозист самого широкого профиля, считал, что к концу двадцатого века славян в России (великороссов, белороссов и малороссов) будет не меньше полумиллиарда. Мало кто знает, что Менделеев происходил из семьи еврейских выкрестов-кантонистов, и поэтому брак его дочери с поэтом Блоком был во многом еврейским браком, так как Блок тоже был потомком немецкого еврея Блоха, служившего лейб-медиком при императорском дворе и получившего потомственное русское дворянство. Прогноз Менделеева был основан на быстром увеличении народонаселения Российской империи в последние десятилетия ее существования, когда великороссов стало вдвое больше. Внешне великороссы – это обычно крупные белотелые блондины с серыми и голубыми глазами, незлобивого нрава, любители заунывных песен и долгих праздничных застолий с пивом, медом и квасом, после которых обычно бывали хороводы и пляски. На великороссов наиболее похожи литвины и северные немцы, смешавшиеся с завоеванными ими пруссаками, кашубами и другими славянскими племенами.

Князь Отто фон Бисмарк, подолгу живший в своем северном имении, писал: “По ночам воют волки и кашубы”. Бисмарк хорошо знал Россию, любил охотиться в ее непролазных лесах и однажды заблудился в зимнем лесу вместе со своим русским кучером, который утешал его: “Ничего, выберемся”. И в конце концов вывез будущего создателя германской империи на дорогу к теплу. С тех пор Бисмарк всегда говорил в сложных политических ситуациях: “Нитчего”. И вопрос действительно разрешался. Великороссов подрубила Первая мировая война, совершенно бессмысленное для России мероприятие. Мир в Европе мог удержаться только на союзе трех империй – Российской, Германской и Австро-Венгерской. Царь-миротворец Александр Третий, в честь которого его сын Николай Второй построил свой знаменитый мост с позолотой, заключивший франко-русский союз и отучивший русскую армию воевать, фактически обрек своего несчастного наследника с семьей на гибель. Александр Третий, умнейший император-блядун, охотившийся за петербургскими юбками, как волк за куропатками, был по матери, чистой пруссачке, ближайшим родственником прусского короля – будущего первого германского императора Вильгельма I и никогда бы не допустил такого идиотизма, как русско-германская война. На что был дурковат Григорий Ефимович Распутин, штатный юрод последних Романовых, но и он сказал о первом августе четырнадцатого года: “Будь я в Петербурге, я бы этой глупости не допустил”. Но в это время Распутина порезала, пырнув ножом в живот во время совокупления, одна религиозная половая психопатка, и он, еле живой, отлеживался, залечивая весьма серьезную рану. Массу русских людей поубивали и перекалечили на фронте, угробили в польских болотах кадровую армию с лучшей частью офицерского корпуса и вооружили винтовками миллионы русских крестьян – детей и внуков вчерашних крепостных рабов. Ничего этого делать было нельзя – крестьяне были освобождены в 1861 году, всего 53 года назад, от трехсотлетнего позорного крепостного рабства – и они, конечно, повернули штыки против своих вчерашних угнетателей, поголовно убивая офицеров, помещиков и весь романовский клан и его окружение.

Когда при Керенском царскую семью посадили фактически под арест в Александровском дворце царского села, то солдаты охраняли его с лютой злобой, мечтая всех глухой ночью перебить и переколоть. Сам Керенский боялся солдатской охраны, пытаясь вывезти царскую семью в Англию на линкоре через Мурманск, и это бы ему удалось, если бы не английский парламент и правительство Ллойд-Джорджа, отказавшиеся принять своего вчерашнего союзника с семьей, приходившегося к тому же ближайшей родней семье тогдашних Виндзоров. Уже одно это показывает излишность и вредность для России Антанты, совершенно не считавшейся с колоссальными русскими потерями и готовой воевать до последнего русского солдата, принимавшего на себя основной удар германцев. Кутузов, умирая в Вильно, укорял императора Александра I предстоящим заграничным походом, говоря, что Россия не простит императору предстоящих русских потерь, с его точки зрения бессмысленных. Тот же Кутузов, очень тертый и хитрый калач, говорил представителю Англии при его ставке Вильсону о нетерпимости для него требований Англии о беспощадности в борьбе с Бонапартом. Кутузов явно хотел выпустить Бонапарта из России, чтобы он продолжил борьбу с Англией без участия России. Приход к власти такого чудовища, как Гитлер, и Вторая мировая война были фактически предопределены грабительским для Германии Версальским миром и сознательным попустительством странами Антанты утверждению режима большевиков. Они бросали белых на произвол судьбы, эвакуируя свои части из северных и южных портов. В помощь белым генералам страны Антанты послали минимум вооружений и своих войск, не оказав нужной поддержки проевропейским русским силам и обрекши на физическое уничтожение европеизированные высшие классы России. Запад через свою многочисленную агентуру все знал о красном терроре, о его масштабах и крайней азиатской жестокости методов подавления и уничтожения. Фактически в России был массовый геноцид русского народа, главным образом в его великороссийской части. И этот геноцид был сознательно не замечен и профессионально замолчан. С большой неохотой и неудовольствием о нем вспоминают и сейчас, так как среди так называемой современной эрэфовской политической и экономической элиты полно потомков людей, проводивших этот геноцид. Если о Холокосте пишется достаточно много, то о вырезании турками армян писать не любят, не любят вспоминать и об истреблении коммунистами великороссов, а затем и камбоджийцев. Слава Богу, хоть говорят и пишут об уничтожении Саддамом курдов. Объясняется все это тем, что испокон веков западная католическая Европа с неудовольствием взирает на то возникающий, то исчезающий на Востоке – в Византии, на Балканах, в Греции, в России – второй европейский культурный и государственный центр. По мнению очень и очень многих западных европейцев, Европа должна быть однополярна, а все, что вне этого, – ненужное и лишнее, и его нужно всячески подмять, задавить и наслать на них всех непокорных мусульман, с которыми гораздо легче договориться, чем с греками и славянами. Возникновение Израиля связано не только с тысячелетиями древней еврейской истории, но и с Ост-Европой. Сама идея возрождения Израиля родилась среди остевропейского еврейства и несет на себе груз чисто восточного идеализма, мистики и геополитических притязаний на, казалось бы, навеки утраченные земли. Для нас, славян и потомков византийцев, после возникновения Израиля возможно и возрождение Византии и нашего святого города Константинополя, где вызрели золотые зерна нашей недолгой и трагической цивилизации, по-прежнему очагово тлеющей, как подземные горящие торфяники среди нескончаемых русских пожарищ и руин.

Двухполярная Европа еще существует, еще что-то происходит в Белграде и Софии, в Новочеркасске, Екатеринодаре, Тамбове и Самаре. Какие это все примет формы и чем закончится – никто на свете предположить не может. Пока что происходит полное и окончательное безобразие, порожденное насильственным заселением этих исторически освоенных славянами мест различными мусульманскими племенами, спускающимися с гор и ползущими тараканьими толпами из Азии, причем у большинства ползущих в заду и в желудке лежат пакетики с героином, которые периодически лопаются, и тогда трупы пополняют морги Москвы и других городов России, куда прикатывается эта мутная волна с Кандагара и памирских горных плато, где афганцы и таджики высеивают опиумный мак в количествах, достаточных для вымирания не только России, но и всех европейских стран до Ла-Манша и за ним тоже. В сознании очень многих все еще существует плотная потная русская мужицкая спина, подпирающая собою Европу и заслоняющая своей пердючей черноземной жопой хилых европейцев с их тонкими паучьими ручками от давления азиатов и мусульман. Увы, и эта спина, и прикрывающая всех и вся прославленная русская жопа уже очень и очень давно являются мифом. То, что не смогли сделать турецкие таборы во время второй осады Вены, откуда их погнали до самого Дуная венгерские и польские всадники, сделали сами европейцы, переложив черные работы на своих хоздворах на турок и арабов, плодящихся, как насекомые, и заполняющих собою все древнеевропейские щели и закоулки. Тихая и ползучая мусульманизация Европы решается европейцами в глухой ночи, когда Пьер и Жанна, Ганс и Хильда, предаваясь высокотехнологичным половым радостям, не хотят зачать детей. В России же тотальная мусульманизация решается в гинекологических креслах и на столах абортариев, где ежегодно убивается несколько миллионов славянских младенцев. Расовые катастрофы происходят обычно в полной тишине, но последствия их бывают ужасающими. На сегодня во время призыва новобранцев в московском регионе из десяти рекрутов только двое могут встать под знамена, а остальные восемь – полудохлый шлак и уголовники с несколькими судимостями. Фактически русская армия уже перестала существовать: вместо великороссов служат мордвины, чуваши, марийцы, коми-пермяки, татары и прочие угро-финские и тюркские племена, сходящие за русских. Большинство великороссов не доживают до сорока и пятидесяти, массово умирая от наркотиков и самопальной водки, которую азеры в сараях и гаражах разливают из бочек с техническим спиртом по стандартным водочным бутылкам с наклейками. С продажи чудовищного пойла имеют абсолютно все – от участкового милиционера до членов областного правительства и федеральных министров. Точно такая картина и с наркотиками – это выгодно абсолютно всем ступеням чиновничества, вплоть до самых высших. Нынешний премьер-министр Касьянов, бывший правофланговый роты кремлевского охранного полка, уже очень давно имеет кличку “Миша три процента”, так же, как Горбачев еще в свои ставропольские времена имел кликуху “Мишка-конверт”. Эти клички прокручены через все средства массовой информации всех направлений и стали уже общим местом.

Границы Эрэфии с Казахстаном и Средней Азией по-прежнему открыты и контролируются на шоссе у контрольно-пропускных пунктов со шлагбаумом. Были в свое время прекрасные работы Джиласа, Авторханова, Васленского о сущности советской номенклатуры. Это фактически предисловие, пролог к происходящим в Эрэфии и во всех странах СНГ процессам. Но за прологом разыгралась и сама драма, и ее никто всерьез изучать и описывать не хочет.

Из всех этих перестроек и псевдодемократий есть только один прок: добротно растаскана советская военная машина – из территорий, некогда входивших в Россию, больше не полезут на Запад клепаные из уральской стали жуки-танки с десантами на броне из пустоглазых раскосых солдатиков, готовых все жечь и всех убивать по приказу родной партии и своих отцов-командиров, так хорошо описанных Виктором Некрасовым, Борисом Васильевым, Василем Быковым, Владимиром Бондаревым. Я всегда не ненавидел, а только презирал всех до единого красных командиров, и у меня свой счет к Гитлеру – он и его армия не освобождали Россию от коммунистов и не формировали нормальную русскую освободительную армию, что и привело к выдаче Сталину двух миллионов русских людей, ушедших с Вермахтом на Запад. Это страшная трагедия, и великое дело сделал граф Николай Толстой, издавший книгу “Преданные в Ялте”. Трагедия подлинных антикоммунистов, в чьих семьях никто никогда не вступал в ВКП(б) – КПСС, продолжается и сейчас – ни в ельцинской, ни в путинской России им нет места. Я дружу со своим ровесником, главой одной иудаистской общины, внуком расстрелянного чекистами в Одессе еврейского купца первой гильдии. И когда мы с ним встречаемся и подолгу пьем чай, то у нас с ним нет вообще ни одного противоречия или хотя бы одного пункта, где бы мы расходились во взглядах. И он, и я рассматриваем происходящее как массовую, исходящую сверху дебилизацию и варваризацию населения всех рас, наций и конфессий. И он жалуется: в нашей еврейской общине почти нет молодежи, они все отошли от Бога и Закона. Я, будучи старостой православной, не зависимой от патриархии общины, говорю ему то же самое, и вдвоем мы ходим пить чай к проповеднику протестантской общины, который разделяет наши взгляды. Но все мы трое никогда не найдем согласия со священниками московской патриархии, ныне ставшей Государственной церковью и полностью и во всем поддерживающей и оправдывающей власть, заняв идеологическую нишу упраздненного Агитпропа ЦК КПСС. Особенно прихожане наших трех общин страдают от нашествия кавказцев всех видов и систем, среднеазиатов и цыган. Все эти племена в основном занимаются перепродажей и распространением наркотиков. Укореняясь в Подмосковье и в Центральной России, они отнимают дома у населения, убивают и травят домовладельцев, насилуют женщин всех возрастов, а когда те протестуют, то сжигают их дома, желательно вместе с людьми. Я знаю одну еврейскую семью, сбежавшую из Израиля от террористов снова в Россию, но здесь их стали усиленно травить дагестанцы, пользующиеся поддержкой администрации. Мне еле-еле удалось предотвратить этот конфликт и уговорить предводителя местных “дагов” не убивать молодую мать-одиночку с ее мальчиком, прижитым в Израиле.

Насилиям подвергаются особенно коренные жители Поволжья. В Тверской области, в городке Кимры, где когда-то был центр изготовления обуви на всю Россию, цыгане фактически захватили при помощи властей и милиции город, отравив всю его молодежь наркотиками. Под городом цыгане построили городок из огромных кирпичных особняков и чувствуют себя там хозяевами жизни. Таких случаев в Подмосковье и в Центральной России я знаю множество, и это уже стало повседневным бытом.

Бывшие граждане СССР и Эрэфии, выехавшие в Израиль, переживают в иной среде аналогичную ситуацию, сталкиваясь с арабами. Это все я и называю полнейшим и окончательным безобразием, то есть потерей образа Божьего в сердцах людей. Вот сейчас идет большая дискуссия о создании объединенной Европой общеевропейской конституции, где авторы убирают всякое упоминание о Боге, о христианской религии. Я откровенно не люблю нынешнего римского папу Иоанна Павла II, в миру шахтера Кароля Войтылу, политического конъюнктурщика и единомышленника пана Збигнева Бжезинского, известного русофоба и скрытого антисемита. Его отец, консул при Пилсудском в довоенном Киеве, где и рос молодой Збышек, был чудовищным антисемитом. Его хорошо знала сестра моего деда, тетя Лёля, жена популярного в те годы киевского профессора, часто кормившая консула обедами. Консул, хорошо выпив вишневой наливки теткиного изготовления, разнуздывался и, целуя теткины ручки в кольцах (надо сказать, дама она была очень красивая и величественная и, главное, очень молодая, в годы оккупации при ее появлении в трамвае немецкие офицеры тут же вскакивали, уступая ей место), страшно поносил евреев. А тетка к евреям, с дочерьми которых она дружила и в гимназии, и в советской послереволюционной школе, относилась очень спокойно. Ее дядя при гетмане Скоропадском служил в его штабе, а красавец-адъютант был ее общепризнанным женихом. Тетке в революцию было пятнадцать, и она два года доучивалась уже в советской школе. А адъютанту Кеттена “Володьке”, как она его называла, было уже под тридцать. Он убежал до Бразилии, где открыл ресторан и писал после войны тетке письма. К булгаковским “Дням Турбиных” тетка относилась скептически.

Выросший в ненависти к советам Збышек – Збигнев Бжезинский – додумался теперь до того, что территорию бывшей России надо разделить между Западом и Китаем, этим умиротворив желтого дракона. Со времен Мюнхена и сэра Невилла Чемберлена с Лавалем хорошо известен путь уступок агрессорам за счет слабых государств. Кароль Войтыла, человек очень хитрый и неглупый, не так давно посетив Грецию, прямо на аэродроме опустился на своих негнущихся ногах на колени и просил у православной Греции прощения за все то зло, которое Ватикан веками наносил и наносит православному Востоку. Так вот теперь этот же Кароль Войтыла стал увещевать руководство Объединенной Европы и авторов ее новой “прогрессивной” конституции включить хотя бы упоминание о Боге. Такое органическое безбожие и секуляризм современной Европы у меня лично вызывают страх и глубокое отторжение от всех так называемых общеевропейских моральных и антиморальных ценностей, замешенных на текущих с якобинской гильотины потоках христианской крови. Я сторонник умеренного религиозного фундаментализма и консервативной революции и именно поэтому хорошо отношусь к Израилю. В истории человечества все уже было, все уже изобретено и пройдено, и пора наконец остановиться, оглянуться в прошлое, самоограничить себя абсолютно во всем, впасть в аскетизм и подумать наконец о сохранении земного Ковчега Бога – окружающей нас природы во всем ее многообразии. Общество безудержного потребления, машинизированная, технически прогрессирующая цивилизация скоро приведут абсолютно всех людей, где бы они ни жили, к грани исчезновения в общемировой экологической катастрофе, которая и будет библейским концом света. Через пятьдесят лет закончится нефть, а через семьдесят – газ. А далее начнется повышение уровня мирового океана и затопление прибрежных городов. Почему об этом говорят только экологи, которых избивают в парадных, как избили здешнего академика Яблокова, полного добродушного старика со шкиперской бородкой? Территория бывшего СССР уже очень давно превращена в ядовитую, никем не обследованную и не изученную помойку, и фактически половина территории Эрэфии опасна и непригодна для жизни. Без религиозного отношения к жизни, к природе, к воздуху, к животным и всем видам живности оздоровить общество невозможно. Великий президент Соединенных Штатов Америки Рональд Рейган победил безбожную “империю зла” – СССР только потому, что он начинал и заканчивал свои тексты и речи с имени Бога. Бог постоянно, в том или ином качестве, присутствует в жизни любого человека, семьи, науки и государства. Без этого присутствия Творца и обращения к нему ничего не происходит. Я не очень хороший человек – желчный стареющий подагрик и иногда издеваюсь над людской тупостью. Но я всегда делаю три добрых дела. Первое: если вижу идущих через дорогу насекомых, лягушек и ящериц, то всегда останавливаюсь, даже если куда-нибудь спешу. Второе: я периодически беру лопату и иду закапывать убитых машинами кошек и собак, причем часто отковыриваю лопатой божьих тварей, расплющенных на асфальте. За это надо мной постоянно издеваются обыватели. Третье: я собираю замерзающих на улицах пьяниц и отравленных наркотиками и заношу их в теплые парадные, где они могут уцелеть в русские морозы, доходящие иногда за минус тридцать. Этой зимой я увидел три замерзающих тела, по-видимому, разнорабочих с Украины или Молдавии, приехавших в Москву на заработки. Я собрал кучу еще держащихся на ногах алкоголиков, и они занесли эти три тела в парадное коммунального дома на четыре квартиры. Жильцы, выбежав из своих коммуналок, страшно ругали меня матом, объясняя, что обдолбанным наркотиками гастарбайтерам надо отрезать носы, уши и половые члены. Я объяснил им, что это тоже божьи создания и что у матерящихся креста нет. “Какого еще креста?” – спросили они. Я объяснил: обыкновенного восьмиконечного православного и упомянул Иисуса Христа и Матерь Божью. Они переключились с меня на этих особ и стали немыслимо богохульствовать. Я же, как православный, знаю: Господь поругаем не бывает, и, молча выслушав все это, поклонился беснующимся, попросил у них прощения и сказал, что они могут вызвать милицию и сдать эти тела в медвытрезвитель. Милиция редко собирает теперь бедных людей, замерзающих на улицах, они интересуются только теми, кого можно ограбить.

Богохульство постсоветских граждан связано с массовым безбожием русских людей, так и не повернувшихся к Богу после девяносто первого года, когда официально перестали преследовать за исповедование христианства. Люди было потянулись во вновь открываемые Храмы, но вышло так, что сергианское прокоммунистическое духовенство разогнало абсолютно все московские и подмосковные общины, возникшие снизу, включая общину по возрождению Храма Христа Спасителя. Этот храм злоязычные москвичи прозвали Храмом Лужка Спасителя. В его подвалах есть и гаражи, и бары, и склады водки и табака, которые не один раз выгорали. Так что православное возрождение в России не состоялось, вместо него получилось одно сплошное номенклатурное безобразие и надругательство над христианством. Внешне Храм Лужка Спасителя усилиями безвкусного скульптора Церетели стал похож на станцию метро сталинской эпохи. Я в этот храм ни разу не входил и не войду, считая его обителью темных сатанинских сил и сим оберегая себя от еще одного осквернения. Я и в советские времена избегал посещать советские учреждения, а когда мне приходилось по работе бывать в отделах культуры областных исполкомов, то всегда, выходя из них, я плевал на порог, говоря: “Чтоб вы все сгорели”. И был очень рад, когда Ельцин решительно разогнал советы всех уровней, давно ставших рассадниками не народоправства, а чиновного произвола. В отделы культуры исполкомов я ходил носить взятки чиновникам за разрешение расписать храм. Они все до одного были чудовищными мздоимцами и казнокрадами, и я не удивился краху СССР, всецело обязанному не успехам Запада, а желанию номенклатуры бесконтрольно раскрадывать все, что есть в России, до самой подземной магмы. Когда меня оскорбляли люди, хотевшие отрезать уши и половые члены у замерзающих хохлов и молдаван, то я все время думал о том, почему они так ненавидят само упоминание имени Бога. Кроме этого случая, у меня в копилке памяти было множество исповедей постсоветских простолюдинов, в основном на тему “надо ли зарезать зятя или убить жену брата или сына сестры” – обычно за довольно маленькие неприятности, приносимые ими семье. Еще в советское время из каждых ста убийств 67 совершались в кругу семьи. Был описан случай, когда тесть зарезал зятя, смотревшего телевизор, ударом ножа под лопатку. Сколько мне показывали по России подоконников, порогов и табуреток, которыми простолюдины лишали друг друга жизни. Очень многое виденное и слышанное убедило меня в том, что большинство русского простонародья отказалось от Бога и исполнения христианских заповедей. Я знал случай, когда в Нижегородской губернии в тридцатые годы следователь из крестьян разорвал рот священнику, отцу десяти детей, который именно этого следователя в детстве учил грамоте в церковно-приходской школе. Священник, отец Димитрий, говорил блестящие проповеди, и за это чекисты наказали его, разорвав ему рот. Жене моего дяди, белого генерала, чекисты в подвале ростовской ЧК отрезали груди, а живот через влагалище распороли штыком. Она была немецкой баронессой, и моего дядю, мстившего за нее красным, чекисты долго искали в послевоенной Европе, чтобы повесить на внутреннем дворе Лубянки вместе с его сослуживцами – генералами Шкуро, Красновым и Крум-Гиреем.

Я знал приход, где во время гражданской войны весь причт красноармейцы пятой армии в день рождения Ленина запихнули в бачки из-под солонины, пробили их большими гвоздями и сбросили этот живой страдающий груз в Волгу. При этом они чудовищно хохотали и прыгали. К концу Второй мировой войны красная армия совершенно чудовищно расправилась с населением Восточной Пруссии. В этом им активно помогали поляки, до этого также активно помогавшие немцам в истреблении польских евреев. Об этом не любят ни писать, ни говорить ни в России, ни в Польше, ни в Германии, ни в объединенной демократической Европе. Людоедские акты в Европе не выгодны никому – они подрывают общеевропейский дух и мифы о благотворном влиянии всемирного якобинства, на самом деле бывшего прообразом всех крайних режимов прошедшего двадцатого века – якобинский террор, большевистский террор, гитлеровский террор. Где будет следующий – вот в чем вопрос. С русским народом, массово отпавшим от христианства в его православной фольгово-мишурной синодальной упаковке, вопрос стоит особо и неприятно по последствиям для всех нас, русских. Вполне возможно, что историческая и религиозная вина русского народа суммарно так велика, что Господь его покарает на века, а может, и на тысячелетия: лишит родины и рассеет, как народ Израилев, по миру. Многое говорит именно о таком развитии событий. Возможно, что среди мертвых русских камней и останется какая-то Россия, заселенная мордвой, кавказцами, татарами и разными метисами, а остатки великороссов уйдут жить в иные места и страны. Может, на ту же полупустую Аляску, может, в Канаду или Австралию и там составят особый небольшой русский этнос. Всматриваясь в мистический кристалл будущего, я не вижу больше России за Уралом, России в центральных губерниях, а вижу только русскую этническую территорию на границе с Прибалтикой и в бывших казачьих землях на юге России. Все остальное мне кажется проигранным. Дай Бог, чтобы мой пессимизм был напрасен и мои прогнозы не сбылись. Год назад я сидел на кухне одного русского националиста, создавшего умеренную русскую партию не фашистского толка, и мы с ним сошлись на одной цифре: из каждых пятидесяти тысяч русских мужчин только один осознает себя русским и готов что-то делать для сохранения своего народа. Это очень печальная и пугающая цифра. Виноват во всем сам русский народ, и если ему придется рассеяться по миру, то винить в этом никого, кроме самих себя, не надо. Хотя есть и персонажи совсем иного толка, вроде предводителя “Союза хоругвеносцев”, некоего господина Симоновича, правнука банкира Симоновича, бывшего секретаря Григория Распутина, написавшего интересные мемуары о своем патроне. Симоновичи-младшие перемешались с русскими, и их потомок с окладистой бородой лопатой пишет патриотические стишки, клянет сионо-фашизм и возглавляет шествия тысяч мужчин с хоругвями в руках по улицам Москвы. Симонович постоянно выступает по частной радиостанции “Радонеж”, где собралась компания православных антисемитов, винящая во всех бедах России евреев. Я невольно вспомнил царского премьера графа Витте, который в своих мемуарах писал о главе московского отделения Союза Архангела Михаила некоем господине Грингмуте, полном рыжем еврее, выдававшем себя за немца. Витте знал, что писал, так как вторым браком был женат на красивейшей еврейке-разводке госпоже Лесневич, чем вызвал неудовольствие двух последних русских императоров, недолюбливавших евреев.

Ехал я в годы перестройки в поезде и услыхал прекрасную песню, начинавшуюся словами: “Листая старую тетрадь / Расстрелянного генерала / Я долго силился понять / Как ты могла себя отдать / На растерзание вандалов...”

Речь идет о России, и написал эту песню поэт и певец Игорь Тальков. Он оказался автором только одного этого произведения – все, что он писал затем, было гораздо слабее и отдавало дурным вкусом. Став популярным, Тальков надел на себя царский офицерский мундир с полным солдатским Георгиевским бантом и стал заседать в разных “Русских национальных соборах” генерала КГБ Стерлигова и ему подобных провокаторов. Внешне Тальков был похож в профиль на молодого Пушкина и по матери происходил из приличной еврейской семьи. Сын популярного детского советского писателя Штильмарка, потомка обрусевших датчан, создал одно время черную сотню, одев ее в черную форму. В электричках часто ходят бедно одетые молодые люди, раздавая бесплатно антисемитские “Опричные листки”, напечатанные на дрянной дешевой бумаге. Это все способы лисицы, желающей увести свору собак от норы с лисятами, т. е. от проблемы массового безбожия русского народа, приводящего его к массовому ускоренному вымиранию. Ведь именно тупых ваньков из великороссов, которых Бухарин презрительно называл “пахомами”, а Ленин – просто “русскими идиотами”, большевики и чекисты в основном использовали как исполнителей своей преступной воли и бредовых замыслов и прожектов. Я слыхал от свидетелей, как шли в атаку голодные, плохо одетые и обутые красноармейцы после пламенных речей Льва Троцкого, залезавшего на крышу вагона и оттуда рвавшего горло и поворачивавшего разбитые Деникиным бежавшие красные части назад. Именно так была выиграна гражданская война, и именно так был взят штурмом Перекоп, когда тысячи под мелодию “Интернационала”, захлебываясь в жидкой грязи, шли, погибая, вперед через Сивашский пролив.

Генерал-майорские погоны за строительство перекопских укреплений получил от барона Врангеля муж сестры моего деда тети Маруси, царский инженер-полковник дядя Воля – Владимир Максимович Догадин, которого потом большевики, взяв семью в заложники, принудили работать на себя. Дядя Воля говорил, что на построенные им перекопские бастионы большевики буквально залезли по горам своих трупов. Это все делали сами русские люди, и теперь наступает время окончательной расплаты за содеянное. Дело в том, что вымирающие от водки русские мужики ждут, как Мессию, “честного” вождя типа Ленина и Троцкого, который разрешит им разграбить особняки новых русских и вволю поубивать цыган, кавказцев и евреев, на которых их уже давно натравливает бывшая советская номенклатура через подставные организации самого крайнего толка. Эти семьи партийных бонз и зубров прекрасно знают, как они развалили СССР, как разграбили его запасы, вывезя капиталы на Запад. Теперь эти господа-товарищи, верхушка которых обосновалась в особняках поселков вдоль Рублевско-Успенского шоссе, скупают во Франции и Бельгии деревянную отделку старых замков и особняков, резные панели, демонтируют, грузят в грузовые автопоезда и гонят прямиком на Рублевку. У меня есть знакомый церковный резчик, который теперь занялся сборкой этих настенных панно и резных потолков. Так делали в начале двадцатого века только американские миллионеры, скупая и разбирая на вывоз английские замки. А врачам, медсестрам, учителям между тем не выплачивают их и так мизерные зарплаты, и они, как в войну, питаются наваром с ободранных костей и мерзлой, выброшенной с овощных баз картошкой. Я знаю целые объединения пенсионеров, среди которых есть доктора наук и профессора, которые дежурят около контейнеров помойки, куда из дорогого магазина выбрасывают просроченные продукты.

Вот это все я и называю полным и окончательным безобразием. Преемник Ельцина президент Путин довольно умело стабилизировал и систематизировал этот распад и безобразие, придав им статичный характер. Возможно, что Путин сойдет со временем с политической сцены, так и не сказав ни одного конкретного слова и не совершив ни одного политического волевого поступка, навеки оставшись Господином Никем. Пока что он довольно умело маневрирует между различными политическими и экономическими кланами, стравливая их и довольно неумело устраняя тех, кто ему непосредственно сегодня опасен. А русский народ не хочет работать на новых хозяев, предпочитая пить и подыхать и ожидая привычного для него кровавого разрешения назревающего социального конфликта. А между тем даже в условиях номенклатурного чиновничьего псевдокапитализма русские могли бы объединяться, возрождать русские деревни, разводить много скота, что позволит возродить многодетные семьи, создавать домашние моленные и выживать как нация. Но они этого не делают и на предложения идти этой дорогой только машут руками. Вымирание великороссов идет полным ходом, и при существующем раскладе сил остановить его невозможно. Верховный муфтий России недавно с сожалением сказал: “Русские тают, как снег”. Это вымирание основано на почти вековой связи развратителей и развращенных: развратители – это номенклатура, а развращенные – это оболваненные номенклатурой великоросские простолюдины. Заселение на русские просторы кавказцев, а теперь и таджиков инспирировано номенклатурой. Причина довольно проста: азиаты дают взятки чиновникам тихо и покорно, а русские протестуют и разглашают тайну взятки. Азиаты привыкли у себя дома кормить чиновников, как клопов и вшей, и у них выработались традиции и технологии покупки властей всех рангов. Я еще в советские годы отбивал зад на асфальтированных дорогах, проложенных прямо по буеракам, без выравнивания почвы, и любовался развалинами коровников и свинарников, построенных прямо на грунте, без фундаментов. А таджики, которых подрядчики, отобрав у них документы, держат в глубоких подвалах и погребах, где они живут, как грязный скот, составляют основной локомотив московского строительного бума Лужкова–Ресина.

По-видимому, вымирание великороссов должно принять совершенно новые и катастрофические формы, и только тогда из обалделых постсоветских людей начнут вылупляться русские птенчики. Будут ли это дети ночных сов, стервятников или же белые голубки и лебедушки – никто не знает. Поживем – увидим, а точнее – ощутим: или нам будут рвать когтями и клювами спины, или же мы, подставив ладони, будем кормить зернышками ласковых белых птичек.

В номенклатурных жопах всегда было черным-черно, как и в их воспитанных в обкомовских кабинетах душах. Простой народ по-прежнему в полной власти своих мордатых начальников и пока не знает, что с ним решено сделать. И только когда русские или то, что от них останется к тому времени, сами решат, как им дальше жить, снова возникнет не известная нам пока русская культура.

Все-таки есть большая разница между свободной русской литературой и русскоязычной. То, что происходило и в СССР, и в эмиграции весь двадцатый век, было произрастание щетины и ногтей у покойника и ничем больше. Мое главное противоречие не с Западом, где сохранилась своя особая историческая преемственность, и где все вполне понятно, и где можно при желании размотать клубок, а с нашими лжепатриотами, пытающимися возродить Россию, срастив большевистское прошлое с православием. Когда нарушена историческая преемственность, как в России, все надо безжалостно вскрыть и удалить омертвевшие ткани и чуждые предметы, т. е. надо публично судить ВКП(б)–КПСС, провести люстрацию, освободив госаппарат от наследников ленинизма, а также признать факт геноцида великоросского и других народов России, предоставив им особые права истребляемых и преследуемых наций, и провести частичную реституцию отнятых имуществ. Без этого я не принимаю псевдовозрождения России, на чем часто спекулируют чиновники всех уровней, желающие сохраниться как правящий класс, владеющий абсолютно всем и всеми мерами не позволяющий возникнуть среднему классу, который, восстав из пепла, рано или поздно попрет их из кресел и от жирных кормушек. Культура возникает не по приказу, а как следствие совокупных усилий национальных сообществ, желающих выразить свое особенное мировоззрение и ощущение мира.

На сегодня великороссы молчат, они не осознают себя нацией и не имеют своей культуры. Культура великороссов и в верхушечной части, и в массовой закончилась после эвакуации свободных добровольческих войск из портов России, унесших с собою не только горсти земли на могилу, но и частицы генетической памяти народа. Все, что происходило и происходит в России с тех пор, связано с большевистскими насилиями и казенной псевдокультурой. Да, была антисоветская контркультура, но она закончилась с победой Запада в холодной войне. Что же происходит сейчас? Ведь книг издается весьма много, и все на русском языке, но новой русской литературы не возникло. А почему? По-видимому, из-за страха. Пишущие люди по-прежнему боятся писать правду о власти номенклатуры, сохранившей все свои позиции. Обо всем этом пускай пишут другие. Я же часто покупаю и мне дарят современную русскую прозу, и я ее обычно бросаю, не дочитав, меньше, чем на середине. Я вижу, как автор из страха обманывает и себя, и, следовательно, читателей. А литературоведы и критики мне напоминают толстую похотливую молодую бабу, которую положили в постель с паралитиком. Что она только ни делает с его гениталиями – но у него все равно не встает. Вот так и с великой русской прозой – она молчит мертво. И я свято убежден в том, что она будет молчать до тех пор, пока остатки великороссов не попытаются, освободившись от общей безликой русскоязычной массы, создать свое, пусть небольшое, но национальное формирование. В русской республике может появиться и своя русская литература.

Идея создания Израиля породила возникновение разноязычной еврейской литературы – это живой для нас, великороссов, пример. Лучшие же пишущие на русском языке современные люди самых разных национальностей невольно оказались в трагическом положении пражских евреев, собравшихся в пражском кафе, где бывали Франц Кафка, Макс Брод и их литературные друзья, писавшие на немецком. На них косились и чехи, и сами немцы, но в результате всего вышло так, что именно эта кучка затем в большинстве погибших и убитых людей составила гордость обывательской и ограниченной страны, где им пришлось прожить жизнь и ужасно умереть.

Сейчас в России от идеологической и экологической чахотки вымирает народ, давший название этой стране, а на обеденном столе лежит окоченевший труп великой русской культуры, вокруг которого шумит русскоязычный фуршет, так и не понимающий, где он находится: то ли на поминках, то ли на чьей-то презентации, где все сильно попахивает мертвечиной. Я вспомнил песню Талькова о тетради расстрелянного генерала, так как действительно держал в руках в одной дворянской семье такую тетрадь, где царский генерал описывал свои впечатления о разваливающемся при Керенском фронте. Генерала большевики расстреляли как заложника в восемнадцатом году. Генералы нашей семьи почти все воевали у белых и убежали из России, дожив в эмиграции почти до ста лет, что даже для меня как-то удивительно.

Средненький шансонье Тальков задел чужую для него струну, написав несколько рвущих душу слов, как когда-то Вертинский выжимал слезу из белогвардейцев, эксплуатируя внутренне чужую для него тему. Еще с тридцатых годов Вертинский связался с Лубянкой, вымаливая у нее возвращение в Россию. Это все фигляры и лицедеи, и не о них речь. Перебирая письма и тетради расстрелянного генерала, я о многом думал. Вспомнил и посещение Брянской области, куда ездил к новозыбковским староверам, называющим себя древнеправославными. Оказывается, там до войны компактно жило много евреев, убитых немцами, и хозяева-старообрядцы спустили мне с чердака старую плетеную коробку, полную еврейских писем, документов, открыток на русском, польском и немецком языках. Староверы купили пустующий дом после войны и сохранили еврейские реликвии. Староверы вообще хорошо относятся к евреям, считая их народом своих праотцов, и отменно знают Ветхий Завет.

Я разглядывал открытки из Вильно, Кракова, Вены, Могилева с надписями: “Дорогой Моня”, “Дорогая Ривочка”, “Милая Софочка” и т. д., где описывались их житейские горести и радости, и мне было очень тоскливо на сердце, что этих людей подвергли в двадцатом веке насильственной смерти. Два года назад мне надо было купить в провинции деревянный дом с большим участком, и я объехал на машине с водителем несколько губерний бывшей России и всюду встречал и целые вымершие деревни, и отдельные дома, многие из которых были открыты, и на их стенах висели в застекленных рамках никому не нужные теперь фотографии и самих крестьян, и крестьянок, и их ушедших на войну молодых мужчин в красноармейской, а иногда еще и в царской форме. У всех были тупые и бравые лица служак, рабов и почти что идолов. Очень редко попадались задумчивые и грустные лица. Ни в одной деревне не было деревьев вдоль дорог и улиц – все голо и пустынно, как во времена Смутного времени. Иногда, услышав мои шаги по скрипучим половицам опустевших домов, выбегали одичавшие кошки, не дававшиеся в руки и шипевшие, как змеи. “Вот и ваш черед пришел, голубчики”, – подумал я. А места кругом были божественные: березовые рощи, перелески, заросшие ольхой поля и ободранные, как скелеты, руины храмов с погнутыми коваными крестами. Раньше здесь кипела полнокровная жизнь и сотни тысяч семей рождались и умирали под свои грустные и радостные песни. Но они все сами разрушили и довели до полного запустения свой край, восстав против Бога и решив жить своим слабым человеческим разумом, поверив злонамеренным утопистам.

Дом я, в конце концов, купил на самых границах Прибалтики, в местах, где испокон века жили староверы, бежавшие от московского ига подальше. Среди брошенных деревень шныряли грузовики с прицепами, полными армян и дагестанцев, валивших бесхозный лес и вывозивших его на московские строительные рынки. Гортанные голоса, как воронье карканье, разрушали тишину пустеющей и вымирающей центральной и северной России. И все виденное мною во время моих странствий я мысленно называл полнейшим и окончательным безобразием.

Москва, 2003 г.

© 1996 - 2016 Журнальный зал в РЖ, "Русский журнал"