Антология сатиры и юмора России ХХ века

Случай возле бани

Впервые опубл. в ежен. «Неделя», февраль 1980.

Пират дядя Петя

Впервые — в газ. «МК», апрель 1988.

Сюрприз

Первая публ. — в газ. «МК», апрель 1988.

— Ни за что не догадаешься, что я приготовил тебе в подарок, — хитро прищурившись, сказал папа, входя в Никитину комнату и держа руки за спиной. Сердце Никиты сладко заныло, голос от волнения пропал, он еле слышно прошептал:

— Неужели автомат?

Папа прищурился еще хитрее и отрицательно помотал головой.

— Конструктор! — радостно выпалил Никита и, не выдержав, захлопал в ладоши.

— М-м, — сказал папа, почти зажмурив глаза от еле сдерживаемого торжества.

— Бадминтон! — не веря своему счастью, закричал Никита и подпрыгнул чуть ли не до потолка.

У папы от смеха потекли из глаз слезы.

— Все равно не догадаешься, — сказал он и, достав руку из-за спины, показал Никите покрасневший от напряжения кукиш.

Вожатый и трамвай

Первая публ. — в «МК», июнь 1984.

Портрет

Впервые — в ж. «Юность». № 4. 1986.

Иван Петрович и какаду

Впервые опубл. в газ. «Вечерняя Казань», июнь 1982.

Это кто? Считалочка для одного

Первая публ. — в газ. «МК». октябрь 1982,

под заголовком «Это кто такой красивый…»

Сцена у фонтана

Впервые опубл. в газ. «Гудок», сентябрь 1983.

Однажды я гулял по парку, и ко мне подошел какой-то дядя с фотоаппаратом на шее. На голове у него была белая шапочка с козырьком, а на рукаве — повязка с надписью «фото».

— Хочешь сфотографироваться? — спросил меня дядя.

— Не знаю, — сказал я.

— Как это не знаешь? Такой хороший мальчик, а не знает, хочет ли он сфотографироваться. Вот я, когда был маленьким, очень любил сниматься. Ну-ка давай я тебя щелкну на память о нашей встрече, а потом ты скажешь мне свой адрес, и я вышлю тебе снимки по почте. Знаешь, как мама с папой обрадуются.

Я подумал, что маме с папой действительно может быть приятно. Они у меня такие вещи любят.

— Ладно, — говорю, — куда мне встать?

Дядя поставил меня спиной к фонтану и отошел на несколько шагов.

— Стой смирно и смотри в объектив, — сказал он, — сейчас вылетит птичка.

— Не вылетит, — сказал я.

— Это еще почему? — удивился дядя.

— Потому что там впереди линза.

— Ишь ты, — сказал дядя, — акселерат, понимаешь. Ладно, тогда просто так смотри. Только не шевелись.

— Не шевелиться я не могу. Это будет неестественно. Вы лучше выдержку поменьше поставьте.

— Чего-о?

— Выдержку. При этой освещенности должно хватить.

— С тобой никакой выдержки не хватит, — сказал дядя, но выдержку все-таки перевел.

— Готов? — спросил он.

— Я-то готов, а вот вы, по-моему, нет. Диафрагму нужно приоткрыть. На одно деление.

Дядя достал из кармана большой платок и вытер лоб. Потом перевел диафрагму.

— Можно?

— Что-то мне по свету не нравится. Рисунка как-то не чувствуется. Вы немножко правей встаньте, а я на вас развернусь.

— Он еще мне будет указывать, где стоять, — возмутился дядя. — Я на этом месте стоял, еще когда твоя мамка под стол пешком бегала. Молод еще, понимаешь!

Он полез в карман, достал из жестяной коробочки какую-то белую таблетку и положил под язык. Потом встал на то место, которое я ему показал.

— Ну теперь-то можно?

— На фоне фонтана? — спросил я. — Может вы туда еще кадку с фикусом поставите? Так теперь даже на рынках не снимают. Ракурс нужно искать. Выразительную точку.

— Стар я уже твои точки искать. Семья у меня. Внуки тебе ровесники. Ладно, говори, где тебя снимать, только побыстрее. У меня план двести рублей в день, а я с тобой тут уже на триста наговорил.

— Давайте я спрячусь за дерево, потом вы меня позовете, я высунусь, и тут вы меня снимете.

— Надоели мне твои фокусы, — сказал дядя, — прячься где хочешь.

Потом он записал мой адрес и говорит:

— Слушай, а ты не торопишься?

— Нет.

— Тогда, может, ты меня щелкнешь разок? Сколько лет работаю, хоть бы раз кто снял.

— Давайте, — говорю.

— Только, пожалуйста, без этих ракурсов. По-нашему, по-простому. Эх, жаль, фикуса нет. Ничего, к следующему сезону пробьем.

Он встал к фонтану руки по швам, развернул плечи, надул живот и, вытаращив глаза, крикнул:

— Давай!

Я нажал на спуск, и тут вдруг из аппарата вылетела птичка. Честное слово! А может, просто воробей в это время пролетал.

Я не знаю.

Точный адрес

Печатается по книге «Ряд допущений»,

изд-во «Независимая Газета», М., 1998.

Песенка о бесхвостой кобыле

Первая публ. — в газ. «Гудок», апрель 1984,

под заголовком «Печальная кобыла»

Сколько будет четырежды три?

Первая публ. — в газ. «МК», декабрь 1985.

Я уже очень давно просил папу пойти со мной на Птичий рынок, но у него все не было времени. И вот в воскресенье за завтраком он, как бы между прочим, спросил у мамы:

— Есть у нас какие-нибудь претензии к нашему сыну?

— Да вроде бы нет. — задумчиво сказала мама, — если не считать, конечно, этой ужасной привычки разговаривать с набитым ртом.

— Ну, это дело поправимое. А в остальном все в порядке?

— По-моему, да, — сказала мама, — а к чему ты, собственно, клонишь?

— Я клоню к тому, что решил поехать с ним сегодня на Птичий рынок.

— Ура! — закричал я.

— И что же вы там собираетесь купить? — спросила мама дрогнувшим голосом.

— Ну почему обязательно что-то покупать? Погуляем на свежем воздухе, познакомимся с представителями фауны.

— Между прочим, один такой представитель сегодня утром сгрыз мои шлепанцы, — сказала мама и посмотрела на эрделя Тотошу, который лежал в углу и делал вид, что эти слова к нему не относятся.

— Ладно, — сказал папа, — это все детали. Главное, что я принял решение, а своих решений, как вам известно, я не отменяю никогда. Одевайся, и поехали.

…Мы ходили по рынку уже два часа, когда в самом дальнем углу у забора я увидел дядю в длинном пальто и смешной вязаной шапочке с помпоном. Из-за пазухи у него торчала голова попугая.

— Извините, пожалуйста, — сказал я, — как называется ваш попугай?

— Ара, — сказал дядя.

— А он говорить умеет?

— Он все умеет. Он даже таблицу умножения знает.

— Не то что некоторые, — сказал папа. — А как его зовут?

Попугай отвернулся и уткнулся в лацкан дядиного пальто.

— Гриша его зовут, — сказал дядя. — Гриша хорошая птичка. Возьмите, задешево отдам.

— А характер у него как? — спросил папа.

— Изумительный характер. С таким характером человека не найдешь, не то что попугая.

— Добрый, значит? — обрадовался пала. — Гриша добрая птичка, да? — и погладил попугая по голове.

Попугай резко повернулся и клюнул папу в руку.

— Эй, ты чего? — крикнул папа. — Ты чего это, брат, дерешься?!

— Играет, — объяснил дядя, — он у меня игрун редкостный. Возьмите, не пожалеете.

— Ну пусть хоть что-нибудь скажет, — попросил я.

— Гриша, скажи мальчику — какое сегодня число?

Попугай презрительно посмотрел на меня и отвернулся.

— Гриша, — ласково попросил дядя, — ну будь умницей, скажи нам, какое сегодня число.

При этом он незаметно показал попугаю кулак. Но я заметил. И попугай, по-моему, тоже.

— Замерз, наверное. — сказал дядя. — Мы тут с утра стоим. Ничего, дома отогреется и такое вам расскажет!

— А он меня слушаться будет? — спросил я.

— О чем разговор, конечно. Он у меня знаете какой послушный! Правда, Гриша?

В ответ попугай отрицательно помотал головой.

— Что-то я не ощущаю особенного энтузиазма с его стороны, — сказал папа.

— Может, он больной? — испугался я.

Попугай закатил глаза и свесил голову на бок.

— Врет он все, — сказал дядя, — здоров как бык. Ну-ка, хватит придуриваться!

— Я все понял. — сказал папа. — Он просто не хочет, чтобы вы его продавали. Правда, Цилла?

Попугай кивнул головой.

— Может, он к вам привык? — спросил я.

Попугай опять кивнул и потерся о дядин шарф.

— Вообще-то, пожалуй, это к лучшему, — сказал папа, — представляешь, что бы он нам дома устроил?

Попугай закивал изо всех сил и оторвал помпон на дядиной шапочке.

— Вот-вот, — сказал папа, — примерно это я и имел в виду.

— Ну ладно, — вздохнул дядя, — ничего не поделаешь, пошли домой. Век мне с тобой, видно, маяться.

— Ур-ррра! — закричал попугай, — Гр-р-риша хор-ррроший! Мор-р-рально здор-р-ров!! Четыр-режды тр-рри тр-ринадцать!!!

— Между прочим — двенадцать, — сказал я.

— Это он от радости, а так-то знает, — сказал дядя и зашагал выходу.

Точность — вежливость королей

Первая публ. — в газ. «МК». февраль 1986.

В воскресенье утром мы решили с папой пойти в парк культуры.

— Тыщу лет там не был, — сказал папа, последний раз, помню, мы с мамой туда ходили. На первом курсе. Сперва я ее на лодке катал, а потом в кафе угощал шоколадным пломбиром.

— Если мне не изменяет память, — сказала мама, на лодке тебя в основном катала я. Как только мы оттолкнулись от берега, выяснилось, что ты совершенно не умеешь грести. А пломбир, и это я помню абсолютно точно, был вовсе не шоколадный, а обыкновенный сливочный.

— Кто там из нас не умел грести, мы не будем уточнять по педагогическим соображениям, — сказал папа. — Что же касается пломбира, то он, кажется, действительно был сливочный, но зато с шоколадной подливкой.

— С какой бы подливкой он ни был, — сказала мама, — обед будет готов к трем часам. Прошу не опаздывать.

…Ох и здорово мы отдохнули в тот день! И на качелях покачались, и на каруселях покрутились, и мороженого поели. А когда шли к выходу, папа, кивнув на деревянный павильончик с яркой вывеской, как бы между прочим произнес:

— А не зайти ли нам в тир?

Мне никогда раньше не приходилось бывать в тире, и я изо всех сил закричал:

— Конечно, зайти! Вот здорово! Ура!

— В самом деле, — сказал папа, — отчего бы двум еще не старым мужчинам не испытать меткость глаза и твердость руки столь доступным способом?

В павильончике было пусто. За деревянным барьером сидел дядя в парусиновой кепке. Перед ним была газета с кроссвордом, а на газете стояла банка с квашеной капустой. В левой руке он держал вилку, а в правой — химический карандаш.

— День добрый, — сказал папа. — Не дадите ли нам, любезнейший, шесть пулек? По три на брата.

— Восемнадцать копеек, — сказал дядя. — Остров в Эгейском море из четырех букв, вторая «р», — и, не отрываясь от кроссворда, протянул нам ровно шесть блестящих от масла пулек.

— Каждый делает по три выстрела, — сказал папа, — кто победил, тот молодец.

— А кто нет? — спросил я.

— А кто нет, тот огурец. Ты, кстати, стрелял когда-нибудь из духовушки?

— Нет, — честно признался я.

— Это тебе не из рогатки по стеклам шмолять. Тут, брат, целая система. Сейчас я тебе все объясню, а ты запоминай. Сперва, переламываешь ствол, потом вставляешь туда пульку, далее отводишь ствол в прежнее положение. После этого упираешься локтем в барьер, совмещаешь мушку с прорезью прицельной планки и плавно тянешь на себя спусковой крючок. Усек?

— Усек.

— Ну и отлично. У вас ружья как пристреляны? — обратился он к дяде.

— По центру, — буркнул дядя, — семнадцать вниз. Венгерский живописец.

— Центрального, стало быть, боя, — пояснил папа, — а то еще бывают под обрез. Ладно, поехали. Стреляю в ту утку. А ты?

— А я в мельницу.

— Эх, — крякнул папа, — где мои семнадцать лет? — и нажал крючок. Пулька отскочила от потолка и попала в банку с капустой.

— Шесть вдоль, — сказал дядя, — крайняя степень увлечения чем-нибудь.

— Механизм заело, — объяснил папа. — ничего, это бывает.

Я зажмурил левый глаз. Ружье было тяжелым и качалось вверх-вниз. Когда оно на мгновенье остановилось, я изо всех сил дернул крючок. Крылья мельницы несколько раз повернулись в одну сторону, а потом быстро завертелись в противоположную.

— Случайность, — сказал папа, покосившись в мою сторону, — настоящее мастерство приходит с годами. Носорога видишь?

— Вижу, — сказал я.

— Больше не увидишь, — пообещал папа и вдребезги разнес плинтус.

А я, прицелившись как следует, попал в африканского слона.

— Совпадение, — сказал папа, — но задатки есть.

— «Чревовещание» как пишется? — спросил дядя, поплевав на кончик карандаша.

— Не говорите под руку, — рассердился папа, — прицелиться, понимаешь, как следует не дадут. Сбиваю самолет! Трубка два. Прицел ноль.

— Ложись! — крикнул дядя и бросился на пол, но совершенно напрасно, потому что пуля угодила в лампочку сбоку.

— Папа, а можно мне попробовать в самолет? — попросил я.

— Валяй, — согласился папа, — только ты его в жизни не собьешь. Уж если я не смог…

Он не успел договорить, как самолет уже заскользил вниз по натянутой проволоке.

— Это уже не совпадение, — сказал дядя, — это уже привычка. Молодец, мальчик! Продолжать будете?

— Извините, — сказал папа с достоинством, — но нас к обеду ждут. К пятнадцати ноль-ноль. А точность, как известно, вежливость королей. Так что всего доброго.

— Бывайте, — кивнул дядя, — двенадцать вдоль. Индийский полярный исследователь.

Иван Петрович и НЛО

Впервые — в книге «Вертикальный срез»,

изд-во «Советский писатель». М., 1990.

Считалочка для всех

Впервые под заголовком «Считалочка» —

в газ. «МК», сентябрь 1986.

онцерт на малой ’ эстраде

Печатается по книге «Пират дядя Петя»,

изд-во «Белый город», М., 1998.

В воскресенье мы с папой гуляли в парке и зашли в шахматный павильон.

— Уважаемый, — обратился к папе старичок в полотняном костюме, — а не сгонять ли нам партийку-другую?

_Отчего же, — вежливо ответил папа, поправляя очки. — Только я, знаете ли, в этом деле не большой специалист. Вот шашки — дело другое.

— Все мы тут не Каспаровы, — хмыкнул старичок, — присаживайтесь, сделай те милость. Я уже и фигуры расставил.

— Ты погуляй, пока мы с товарищем отношения выясняем, — сказал папа, — а потом подходи. Смотри только — без фокусов!

Я дошел до конца аллеи, обошел тир, где мы были с папой в прошлый раз, вышел к деревянному мостику через пруд и вдруг услышал объявление по радио: «Уважаемые граждане отдыхающие! Сейчас на малой эстраде нашего парка начнется выступление артиста филармонии Федоровского. Приглашаются все желающие. Повторяю…»

Я спросил у продавщицы мороженого, где находится эта малая эстрада, и через несколько минут оказался у небольшого деревянного помоста. Перед ним стояло несколько длинных скамеек. Народу не было никого, только большая ворона клевала оставленный кем-то стаканчик из под мороженого. На помосте стоял стул, а на нем сидел человек с большой трубой. Труба была похожа на свернутый пожарный шланг. Только медный. Это, наверное, и был артист филармонии Федоровский.

Я сел рядом с вороной и приготовился слушать.

— Что ж, — сказал артист, обращаясь ко мне, — будем считать, что это и есть все желающие. Ну, здравствуйте. Это твоя ворона?

— Нет, — сказал я, — общая. А как называется ваша труба?

— Бас-геликон, — сказал артист и почему-то вздохнул. — Однако пора начинать. У меня сегодня еще три концерта. Григ. «Пер Понт». «В пещере горного короля».

При первых же звуках ворона перестала клевать и внимательно уставилась на сцену. Закончив играть. Федоровский встал и поклонился. Я изо всех сил захлопал в ладоши, а ворона крикнула «Кар-р-р!».

— Ну как, — спросил артист, — нравится?

— Да, — сказал я. — Главное — громко.

— Ничего не поделаешь. Такой инструмент. У флейты, конечно, звук нежнее. Да и таскать ее легче. Но у флейтистов свои проблемы. Ладно, не буду утомлять тебя профессиональными тонкостями. Верди когда-нибудь слышал? Марш из оперы «Аида»?

— Нет, — честно признался я.

— Сейчас услышишь. Птяди-ка, нашего полку прибыло.

И точно. Откуда ни возьмись, прилетела вторая ворона и уселась рядом с первой.

Федоровский надул щеки и заиграл: бу-бу, бу-бу, бу-бу-бу-бу, бу-бу-бу-бу-бу-бу.

Я представил, как мы всем отрядом идем под эти бодрые звучен в какую-нибудь даль, и стал притоптывать ногами в такт музыке. Марш был замечательный. И, когда он закончился, я даже не смог сразу остановиться и еще некоторое время продолжал топать.

— Стой, раз-два! — сказал артист и, достав из кармана платок, вытер им свое большое лицо. — Что бы тебе еще такое сыграть героическое? «Варяг» знаешь?

— Конечно. — обрадовался я. — как раз то, что надо!

— А слова помнишь?

— Еще бы! «Наверх вы, товарищи, все по местам…»

— Отлично. Ну, три-четыре.

У меня вообще-то слух неважный. И чтобы это было не так заметно, я всегда стараюсь петь очень громко. Тогда все обращают внимание на голос, а про слух как-то забывают.

Я пел так громко и старательно, что не заметил, как начался дождь. Артист тоже увлекся. Дождь становился все сильнее, вороны куда-то улетели, а мы с ним все продолжали.

— Грандиозно, — сказал артист, закончив и выливая из геликона воду. — В следующий раз для такой погоды специально прихвачу водосточную трубу. Что бы ты хотел послушать в заключение нашей творческой встречи?

— «Пусть бегут неуклюже…»

— Сильная вещь, — похвалил Федоровский, — что ж, рискнем.

«Мальчик Дима десяти лет, — послышался вдруг металлический голос откуда-то сверху, — тебя ждет папа у центрального входа».

— Это не тебя, случайно? — спросил Федоровский.

— Меня, — вздохнул я.

— Ну иди, чего сидишь, — сказал он, как мне показалось, немного обиженно.

— А как же песня?

— В другой раз.

— Но вы же обещали.

— Ладно, так и быть. Но потом беги к отцу.

Когда я прибежал к входу, папа ходил там большими кругами, словно тигр в клетке.

— Где ты болтаешься?! — напустился он на меня. — Я тут, можно сказать, себе места не нахожу.

— Артиста Федоровского слушал. На малой эстраде. Марш Аиды из оперы «Пер Понт». А как ты со старичком тем сыграл?

— Обыграл он меня два раза. Зато я его потом в шашки семь раз подряд. Или даже восемь.

Лесная школа

Первая публ. — в ежен. «Лит. Рос.», сентябрь 1987.

Это что?

Под заголовком «Это что растет у вас?»

впервые — в газ. «Смена», февраль 1989.

* * *

Печатается по книге «Пират дядя Петя»,

изд-во «Белый город», М., 1998.

Тик-так

Печатается по книге «Три Петра и два Ивана»,

РИА «Magazine», М., 1995.