Антология советского детектива-25. Компиляция. Книги 1-26

ТАЙНА ШИФРА

ПОДПОЛКОВНИК милиции Михаил Григорьевич Федоров внимательно всматривался в таинственную формулу:

едва заметно отмеченное карандашом число — 129. Ничего себе головоломка. Она привлекла внимание любознательного шофера-дружинника из поселка Эсхар. Он обнаружил бумагу на том месте, где веселилась шумная компания. Молодой парень мечтал о службе в уголовном розыске, помогал в работе сотрудникам милиции, а тут, пожалуйста, — экзамен на смекалку. Долго сам бился над решением этой загадки, а затем обратился к участковому инспектору. И вот листок оказался в руках начальника отдела БХСС управления внутренних дел. Здесь же было краткое сообщение о том, что гуляки, оставившие страничку с загадочной записью, уехали на белоснежной «Ладе» в сторону Харькова. Номерной знак дружинник не успел заметить.

Михаил Григорьевич поднес записку вплотную к настольной лампе, как будто бы она могла пролить свет на подтекст цифровых и буквенных знаков. Всматривался, размышлял. Что скрывается за всем этим? Возможно, и нет ничего. А может быть… Разве в его практике мало было случаев, когда вот такие, ничего не говорящие и, казалось бы, малозначительные фактики становились затем ключом к раскрытию опасных преступлений?

Подполковник милиции снял телефонную трубку:

— Иван Гаврилович, зайдите ко мне с Юхимцом.

И вот начальник отделения БХСС майор милиции Аргунов и старший оперуполномоченный капитан милиции Владимир Андреевич Юхимец в кабинете.

— Кто из вас силен в разгадке головоломок?

— Вам лучше знать, Михаил Григорьевич.

— Посмотрите на эту запись, которую мне передали вчера. Она вам ничего не говорит?

— Погодите, — вспомнив что-то, заговорил Юхимец, — РШ… РШ… Уж не шифр ли это наименования авторучек? На футлярах обычно имеется маркировка, начинающаяся с такого обозначения, а затем номер ГОСТа и другие реквизиты.

— Не исключено. И может быть в «шпаргалке» речь идет о той левой продукции, которой мы сейчас занимаемся? Записку эту обнаружили на берегу Донца, рядышком с пятью пустыми бутылками коньяка. Жаль, не знаем номер «Лады» той веселой компании. Как, кстати, Владимир Андреевич, идет ревизия в магазине «Культтовары»?

— Вчера начали проверку. Сейчас собрался туда ехать.

— Прошу обратить особое внимание на факты поступления внеучетных авторучек. А головоломку возьмите и не выбрасывайте, пусть полежит в сейфе. Авось пригодится…

Один из покупателей сообщил в отдел БХСС об услышанном разговоре двух девушек-продавцов о том, что какой-то приятель завмага Варламова принес ему в большом портфеле «товар».

«Культтовары» был фирменным магазином по продаже ручек. Сигнал, конечно, заслуживал серьезного внимания. По предложению сотрудников милиции администрация торга назначила инвентаризацию товарно-материальных ценностей. Направили двух опытных бухгалтеров-ревизоров, совсем недавно ушедших на пенсию.

Зайдя в помещение и убедившись, что ревизоры ушли с головой в документы, Юхимец решил пройтись по отделам. Зашел в подсобку. Даже при беглом осмотре обратил внимание на беспорядок. Авторучки лежат в коробках из-под обуви, разбросаны как попало. Почему? Где их заводская упаковка?

— Вы уж извините, — разводил руками Варламов, готовый предупредить каждое желание капитана. — Сами понимаете, расширяемся, не знаешь, за что хвататься, а продавцы у нас, в основном, молодые девчата, ветер в голове. Чуть отвернешься — напутают…

Конечно, этот тарарам можно устроить и без злого умысла, без всякой цели. Но интуиция подсказывала: не все здесь чисто. Интересно, что скажут ревизоры? Владимир Андреевич сам неплохо разбирался в теории бухгалтерского учета, знал его особенности, приемы и технику контроля. Сколько раз эти знания выручали Юхимца.

Третий день трудятся его помощники. Стрекочут арифмометры, шелестят страницы. Кое-что начинает проясняться. Например, то, что на полках лежит чуть ли не полтысячи «лишних» авторучек. Арифметика — штука надежная. Выборка за выборкой, и вот уже точно установлено, что незапланированный приток существует давно.

Владимир Андреевич поинтересовался, вся ли выручка, сдававшаяся продавцами, приходовалась. Оказалось, пять тысяч «гуляет» неведомо где.

— Смотрите-ка, что я откопал! — воскликнул один из проверяющих, хватаясь за голову, погрузившись в бумаги.

— А у меня еще страшнее цифры! — отреагировал коллега.

Капитан делал первые выводы. Получалось, что только за последний год заведующий присвоил по меньшей мере около восьми тысяч рублей.

Теперь можно было начинать разговор с ним. И, разумеется, не только о похищенных деньгах…

Варламова на работе не оказалось. Он, как выяснилось, очень некстати «заболел». Поистине стандартный ход для нечистых на руку людей, сразу сообразил Юхимец. Закончив просмотр объемистого дела с бухгалтерскими документами, он надумал потолковать с продавцами, чтобы побольше узнать о том, с кем поддерживал связи завмаг, как вел себя с подчиненными.

Девушки в цветастых халатах очень смущались. Что они могут сказать о начальнике? Человек энергичный, деловой. Скажем, утомится кассир, он тут как тут: «Иди отдохни, я сам пробью чек… Часто не выписывал лоточницам накладные, верил на слово, а выручку по 300—400 рублей брал: «Ступайте, девчата, я все оформлю…» У капитана уже сложилось впечатление об этом человеке. Увы, не было ответа на главный вопрос.

Откуда он получал авторучки? С неба же они не падали. Возможно, приносили с фабрики…

В дверь постучали. Порог кабинета переступила молодая темноволосая женщина. Капитан узнал ее. Она работала в «Культтоварах». Вспомнились ее горячие, запальчивые речи, упреки в адрес заведующего.

— Вы меня простите, — нерешительно начала она, — нельзя ли поговорить наедине?

Юхимец вопросительно посмотрел на ревизоров.

— Мы перекурим, — чуть ли не в один голос сказали те.

— Присаживайтесь, пожалуйста. Как вас зовут?

— Ирой.

— Я вас слушаю, Ирина.

— Может, напрасно вас беспокою, но хотелось кое-что добавить по вчерашнему разговору. Непонятный Варламов для нас человек. Неискренний. Смотрит на тебя — в глазах холод, слова будто цедит сквозь зубы. А появится иной посетитель, не узнать нашего завмага — вежлив, обходителен. Особенно часто захаживал к нему деляга какой-то с толстым портфелем, обрюзгший такой, с пропитой физиономией. Заведующий его Лукичем называл. Они надолго закрывались. А в первый день проверки заявился и, знаете, минут через пять выскочил, как ошпаренный. Слыхала, что Варламов занемог, а моя подруга только что видела его неподалеку в кафе, сидит с Лукичем…

Капитан поднялся из-за стола, горячо пожал посетительнице руку.

— Большое спасибо, Ирина, за помощь.

Вслед за ней вышел во двор, где курили ветераны.

— Товарищи, прошу вас принять участие в небольшом оперативном мероприятии. Пройдемте в закусочную…

Втроем вышли на улицу. Не пройдя и двух-трех десятков метров, они увидели, как из кафе вышел Варламов, следом за ним появился осанистый широкоплечий мужчина. Заведующий оглянулся, но не узнал капитана. «Хорошо, что штатский костюм надел, — подумал Юхимец. — А его приятель, наверное, и есть тот обрюзгший Лукич. Любопытно, куда они держат путь?»

Завмаг и его спутник ускорили шаг. С Плехановской улицы повернули на проспект Гагарина. Когда до поворота остались считанные шаги, они внезапно исчезли из поля зрения. Оперуполномоченный быстро сориентировался: слева проходной двор.

— Вперед, постарайтесь не отставать, — подбодрил он запыхавшихся помощников.

Вдали на тротуаре увидел знакомую пару. Вот миновали перекресток, повернули за угол и направились к старому пятиэтажному дому.

Варламов уселся на скамейке, а здоровяк скрылся в подъезде, но пробыл там недолго. Появился через две минуты с портфелем в руке, передал его ожидавшему завмагу и вместе они направились к троллейбусной остановке.

«Не в этом ли портфеле носят «левый» товар? — подумал Юхимец.

Ситуация требовала немедленных действий.

— Надо догнать и задержать этих! — твердо бросил капитан.

До преследуемых оставалось совсем немного.

— Одну минуточку, остановитесь.

Увидев сотрудника ОБХСС, Варламов невольно отступил назад. Но тут же попытался взять себя в руки.

— В чем дело? Что вам нужно? — с наигранным возмущением спросил он.

— Вы задержаны. Меня вы знаете. Кстати, с благополучным выздоровлением.

Заметив, что у толстяка испуганно забегали глаза, Владимир Андреевич крепко взял его за руку.

— С вашим другом я хорошо знаком, а с вами, вы уж извините, пока еще не имел чести познакомиться. А, по-моему, есть в этом необходимость, не так ли?

Не отпуская локоть толстяка, он другой рукой взял у завмага увесистую поклажу.

— Вы ответите за самоуправство, — погрозил Варламов. — Я это так не оставлю.

Оказавшись в дежурной части райотдела, капитан обратился к приятелю заведующего.

— Ваш портфель?

— Впервые вижу.

— Не будьте наивны. Что в нем?

— Откуда я знаю?

Оперуполномоченный неотрывно смотрел на задержанного и с интересом наблюдал, как на глазах меняется человек. Его широкое мясистое лицо вдруг покраснело, словно ошпаренное кипятком, на лбу выступили крупные капли пота. Руки дрожали.

— Сейчас мы ознакомимся с содержимым, — спокойно произнес Юхимец, открывая замки. Авторучки!

— Это не мои! — истерично закричал толстяк. — Мне их подсунули.

— Хладнокровней, гражданин. Где это взяли?

Тот, вытираясь платком, молчал.

— Предъявите документы.

Он неохотно достал из кармана пропуск на имя Манчукова Ивана Лукича. Работал он на фабрике в должности заместителя начальника литейного цеха.

— Нехорошо получается, Иван Лукич. Давайте говорить начистоту.

Понимая, что играть в молчанку бесполезно, Манчуков стал объяснять:

— Я взял их для ремонта. А сегодня решил отнести назад.

— Как же так: вместо того, чтобы отнести их на предприятие, отдаете Варламову? И потом сами посмотрите — сколько их. И вы их все ремонтировали дома?

Удачная поимка двух дружков с поличным серьезно упростила задачу сотрудников милиции. Теперь предстояло произвести обыски в их домах.

Аргунов, Юхимец и понятые отправились на квартиру Манчукова, ведь именно оттуда хозяин вынес портфель. Дверь открыла пожилая женщина. Она с удивлением смотрела на незваных гостей.

— Жена Ивана Лукича Манчукова?

— Да. А что случилось?

— Ваш муж задержан и находится в милиции. Вот постановление на производство обыска.

— Боже мой, я предчувствовала это, — обреченно произнесла она. — Что ж, смотрите…

Зашли в комнату и сразу увидели то, ради чего пришли. Между кроватью и тумбочкой стояли два таза, доверху наполненные пластмассовыми и металлическими деталями. Старший оперуполномоченный ввинтил в корпус хромированные части и готово изделие. Вывод напрашивался сам собой. Предприимчивый заместитель начальника цеха выносил «полуфабрикаты» ручек, собирал их дома, ну а остальное делал заведующий. А вот крупных сумм или драгоценностей не было.

Изъяв вещественные доказательства, вся группа выехала в поселок Высокий, где находился личный особняк Варламова.

Пришлось долго и настойчиво стучать в наглухо запертую калитку, пока наконец появилась хозяйка. Когда ей предъявили удостоверения и сообщили о цели визита, она подняла крик на всю улицу. «Караул, спасите, грабят!» В иной ситуации Юхимец, возможно, позабавился бы, но тут предстояло действовать без заминки. А женщина не унималась. Кое-как удалось войти в помещение. Вопли сразу прекратились…

Капитан только качал головой: комнаты были обставлены весьма шикарно. Ковры, хрусталь, антикварные изделия, библиотека, наполненная книгами, которые, судя по всему, даже не раскрывали. В баре теснились бутылки редких коньяков и вин. Юхимец вспомнил справку из дела — «скромный» завмаг получал полторы сотни в месяц. Лихо!

Приступили к обыску. В портрете, висевшем на стене, была обнаружена сберкнижка на предъявителя с вкладом на восемь тысяч рублей. Между рамой и зеркалом полированного трюмо в очень узкую щель Аргунов просунул тонкий картон. С противоположной стороны из трюмо выпала еще одна сберкнижка.

Опись имущества длилась более четырех часов. Больше ни в доме, ни в гараже, где стояла белоснежная «Лада», ни в сарае иных ценностей обнаружить не удалось. Вышли во двор. Иван Гаврилович взглянул на Варламову и по ее елейному виду понял, что такой исход ее устраивает. Значит, что-то упустили. Чердак! Вот где надо посмотреть.

— Разрешите мне, — вызвался Юхимец.

— Давай, Владимир Андреевич.

Пригласив понятых, тот поднялся по лестнице. В захламленном помещении оказалось много мусора, обломков кирпичей.

Старший оперуполномоченный тщательно осмотрел все вокруг, не упуская ни малейшей детали, проверил, не спрятано ли здесь что-либо. Увы. Тогда он принялся простукивать карнизы. Особенно заинтересовало местечко над коридором, поскольку там имелась очень удобная ниша, где запросто расположились бы габаритные предметы. Жаль только, что невозможно подсветить фонариком.

Внезапно рука капитана нащупала какой-то тряпичный сверток. Владимир Андреевич достал его, развернул, и вдруг засверкал в узеньком луче света крупный камень. С чисто охотничьим азартом Юхимец снова стал проверять нишу и не напрасно. Рядом оказался еще один узелок, хранивший пять золотых колец и перстней…

Жена завмага уже не вопила и не металась из угла в угол. Как-то сразу сникла, будто потеряла всякий интерес ко всему происходящему. Что ж, такой оборот любого выбьет из седла. Капитан даже почувствовал к ней жалость…

Уголовное дело передали в следственный отдел. Дальнейшую работу с ним поручили старшему следователю капитану милиции Вильяму Мачульскому. Он хоть и был молодым сотрудником, но прошел хорошую школу: несколько лет служил милиционером, затем поступил в юридический институт. Он был из тех сотрудников, которые не удовлетворяются раскрытием преступления, а стараются вникнуть в его суть, разобраться в первопричинах, сделать так, чтобы человек впредь не совершал подобного. И еще одно ценное качество отличало Мачульского — упорство и настойчивость в достижении намеченной цели.

Вильям внимательно изучил материал. А потом, прежде чем встретиться с арестованными, решил заочно получше познакомиться с ними. Начал с завмага. Приехал в торг, представился начальнику отдела кадров.

— Позвольте посмотреть личное дело Варламова.

Даже первое, беглое знакомство с документами насторожило: он увидел дубликат трудовой книжки с записью общего трудового стажа.

— Где и кем работал Варламов до прихода к вам? — спросил следователь.

— Так там отмечено.

— Прочтите.

Кадровик повертел книжку и так и сяк, виновато опустил голову.

— Извините, проглядели…

Завмага не обходили наградами. Ему было объявлено десятка полтора благодарностей за умелую организацию работы магазина.

Вернувшись в УВД, капитан заинтересовался прошлым «умелого организатора». Выяснилось, что он был ранее судим, отбывал наказание в соседней Полтавской области за хищение государственных средств в крупных размерах.

Вильям понял, как важно узнать об этом поподробнее. Решил доложить обо всем начальнику отдела Гулому. Предложил направить в Полтаву Юхимца, с которым его связывала старая дружба. Да и как коллеги они уважали друг друга.

— Разумно, — одобрил подполковник. — Вполне вероятно, что нынешние комбинации Варламова аналогичны прежним. Проще будет работать нам.

Всякий раз бывая в Полтаве, Юхимец остро ощущал на себе живое дыхание давно минувших лет. Воскрешал в памяти прочитанное. Сколько ярчайших, незабываемых событий связано с этим городом! Кажется, вот сейчас по велению великого Петра загремят за окраиной русские пушки и грянет бой! Гоголь, Котляревский… А рядом с седой стариной столько нового! Казалось, отправишься на свидание с этими музеями, памятниками, бульварами, современными заводами, проспектами и не будет ему конца. Жаль, что часика лишнего никогда не было у капитана на это свидание.

В архиве областного суда извлекли пожелтевшее от времени дело по обвинению Варламова. Владимир Андреевич внимательно читал материал, и с каждой страницей перед ним все явственнее вырисовывалось истинное лицо завмага. Бывалый расхититель и в прежние годы был директором, правда, сельского магазина. Впрочем, не только директором, но и продавцом.

Зашел Володя к местным работникам милиции, и эта встреча оказалась очень полезной.

…В то октябрьское утро поступило сообщение, что накануне вечером на заведующего сельмагом Варламова напали преступники, и он, пролежав всю ночь, был утром обнаружен прохожими, а затем в бессознательном состоянии отправлен в больницу.

Оперативная группа выехала на место происшествия, находившееся вблизи дома потерпевшего. На протяжении нескольких метров в сторону дороги тянулся след. То ли кого-то тащили по земле, либо человек сам полз по ней. Рядом в траве отыскали носовой платок, авторучку и пустой бумажник, как выяснилось позже, принадлежавшие Варламову. Закончив осмотр, сотрудники зашли в дом директора, чтобы побеседовать с его близкими. Супруга рассказала, что после работы муж в обычное время не пришел. На рассвете в окно постучали, и какой-то мужчина крикнул, что Марк лежит на обочине окровавленный. Удалось узнать, что он всегда носил в кармане брюк ключи от лавки, но их при нем не оказалось.

Полагая, что, завладев этими ключами, преступники проникли туда, розыскники решили осмотреть магазин. Дверь была приоткрытой, внутри и на полках товар был разбросан как попало. У входа стояли два мешка, наполненные рулонами ткани и бутылками водки. Пол густо посыпан табаком. Складывалось полное впечатление: забравшимся что-то помешало, и они не успели вынести эти мешки. Скрылись, посыпав пол махоркой, чтобы собака не взяла след.

Работникам сельпо было поручено произвести инвентаризацию ценностей. Тут же оперуполномоченный уголовного розыска и следователь отправились в больницу, чтобы узнать о состоянии Варламова и, если возможно, расспросить его. Врач сообщил, что у того сотрясение мозга и потому разговаривать с ним пока нельзя.

Поиски же предполагаемых грабителей ни к чему не привели.

Через несколько дней все же удалось поговорить с директором. Он рассказал, что в тот вечер, закрыв магазин на замок, возвращался к себе. Когда проходил мимо пустого сарая, оттуда выскочили и набросились на него трое или четверо мужчин, ударили чем-то по голове. Очнулся ночью и, вспомнив, что произошло, стал ползти в сторону своего дома. Несколько раз терял сознание и снова полз. Как его подобрали, он не помнит. Приметы преступников не сообщит, так как было темно и все произошло очень быстро. Завмаг при этом жаловался на общую слабость и сильную головную боль, стараясь прервать беседу.

К этому времени закончили ревизию. Ее результаты удивили оперативников: не хватало товаров на 25 тысяч рублей. Но самое главное, недостача возникла задолго до происшествия, нарастала из месяца в месяц. Выходило, что Варламов тщательно скрывал это и перед очередными проверками делал приписки.

Задумались в милиции: а было ли в действительности нападение? И было ли сотрясение мозга у завмага? Или это ловкая симуляция?

Сомнения подтвердились. Пытаясь выйти сухим из воды, Варламов сам инсценировал ограбление, а затем и разбойное нападение. Молодой врач поддался на артистически разыгранное сотрясение. «Больной» же после того, как ему представили неопровержимые улики, не стал отпираться. Он сознался в том, что систематически присваивал крупные суммы и тратил их на дорогие подарки подружкам и на выпивки в компаниях. А когда понял, что скрыть это не удастся, — совершил «ход конем».

Возвращался Юхимец в хорошем настроении. О Марке Варламове он знал уже достаточно. Интересно, что теперь придумает пройдоха?

Мачульский сообщил начальнику о результатах поездки оперуполномоченного. Собственно говоря, они лишний раз убедились в том, с кем имеют дело. И на этот раз заведующий действовал не очень-то оригинально, видимо, рассчитывал на то, что его связь с поставщиком «левого» товара Манчуковым останется в тайне.

Изучая поступившие документы ревизии, Вильям вспомнил о давнем разговоре с Юхимцом по поводу записки, найденной на берегу Донца. Тут же ему позвонил:

— Володя, зайди, пожалуйста, ко мне. И прихвати тайнопись. Да, да! Ту самую!

И вот вдвоем они склонились над головоломкой. Доставалось им решать задачи и посложнее. И все же самая трудная та, которая пока остается без ответа.

— Взгляни-ка сюда, — проговорил Вильям, кладя рядом с листочком объяснение Манчукова, написанное им при задержании с авторучками. — Что скажешь, а?

— Один и тот же почерк! Буквы «Р», «М» и «Ж» совпадают! Вот тебе и на!

— Отправлю-ка я все это на экспертизу. А потом будем расшифровывать формулу.

Подследственный тяжело плюхнулся на стул и мрачно уставился в стену.

— Я — старший следователь капитан милиции Мачульский Вильям Иванович, а вы — Иван Лукич Манчуков. Правильно я назвал ваше имя?

— Верно.

— Вы арестованы за хищение и сбыт крупных партий авторучек и присвоение больших денежных сумм. Вас задержали с поличным, при обыске в вашей квартире обнаружили запчасти для ручек. Предлагаю честно и правдиво рассказать обо всем. И главное о том, откуда и каким путем вы доставали столько деталей?

Манчуков не торопится отвечать. Капитан читает его мысли: ну, конечно, боится сказать лишнее, а вдруг известно очень немногое.

— А что мне говорить? Ни в каких кражах замешан не был. А части брал на фабрике для того, чтобы дома в спокойной обстановке отремонтировать.

Долго еще бы крутил он, неизвестно, но тут увидел бумагу с цифрами, которую капитан «случайно» положил на стол. Его записка! Где он ее забыл, как она сюда попала? Эти мысли лихорадочно проскочили в голове. И ожил в памяти тот день…

…Они встретились у кинотеатра «Звезда». Варламов подъехал на своей «Ладе». День обещал быть жарким. Посовещавшись, решили поехать на Северский Донец.

— Погодите, — стали жеманиться юные спутницы Наташа и Лариса. — У нас нет купальников.

— Нет купальников, зато есть отличная идея, — пробасил завмаг. — Садимся в машину. Наш дражайший Лукич прихватывает коньячок и едем к вам, берете принадлежности для купания, а заодно закусон и продолжаем путь к Донцу. Только мужей не оповещайте. Ха-ха! Нет возражений?

Все горячо одобрили предложение. И вот уже машина мчится по автотрассе в сторону Чугуева.

— Ну как «снежная королева», а? Не идет, летит!

— На трудовые, небось, добыл? — съязвил Манчуков.

— А ты за трудовые каждый день вливаешь в свое бездонное нутро бормотуху?

— Ладно, угомонитесь, — вмешалась Наташа. — Друзья, а собачитесь. Давайте лучше споем что-нибудь.

Но песня не получилась, ехали молча. Вблизи поселка Эсхар свернули к реке. И вот они на берегу. Выйдя из салона, принялись подыскивать место поуютнее, подальше от чужих глаз.

— Натаха! — донесся из-за кустов зычный голос, — я вроде нашел то, что надо.

Черноглазая вертлявая Наташа, махнув остальным, поспешила на зов.

— Прелестно! Премилое местечко, — закружилась она в танце.

— Такую «находку» не грех и обмыть, — Манчуков достал из портфеля бутылку «Солнечного».

— Ах, Ваня, никакого внимания женщинам, сразу за емкость, — притворно надула губки Лариса. Светловолосая, она была чуть полнее подруги и выше ростом.

— Никогда не откладывай на завтра то, что можно сделать сегодня.

— Ну не будем откладывать, — легко согласилась Лариса. — Только мне — моего любимого.

— Заметано, — подхватился с места Ваня и с завидной прытью, которую трудно было ожидать от такого грузного мужчины, метнулся к «Ладе» за шампанским. Подняли бокалы.

— Что ни говорите, а жить надо красиво, — заговорил Варламов, когда они выпили, — не все же время отдавать работе и семье. Я вот по себе чувствую: нужна разрядка, этот замечательный воздух. Надо уйти хотя бы на несколько часов от мирской суеты, от бесконечных дел и забот, сбежать от всех вот так вчетвером и, опрокинув по чарке, блаженствовать.

— Ты смотри, какие речи произносит, — усмехнулась Наташа. — Тебе, Марик, надо в артисты идти, а не в лавке сидеть.

Варламов не почувствовал иронии в ее словах и с воодушевлением продолжал:

— Знаете, как я грежу? Будто я в чудесном дворце, и все вокруг удивительно и таинственно, откуда-то льется мягкий свет, тишина и слышится чарующая музыка. И конечно же, — тут он взглянул на Наташу, — рядом с тобой воркует твоя возлюбленная. Ты открываешь ей свои жаркие объятия и…

— И в этот момент с грозным криком в комнату врывается твоя дражайшая супруга, — с хохотом прервал Манчуков размечтавшегося завмага.

— Типун тебе на язык, — зло бросил Варламов. — Жена у меня, сам знаешь, лютая кобра. На месте бы всех порешила.

— А губа у тебя, Марк, не дура, — опрокинув очередной бокал, заметил приятель. — Обстановка подходящая.

— И ты бы туда не прочь? — язвительно спросил Варламов.

— Еще бы! Ты не возражаешь, Лара?

Лариса распласталась на траве и игриво поглядывала на мужчин.

— Куда тебе в такой рай? В винном отделе лучше, — ответил за нее заведующий. — Только ты, Лукич, не серчай. Это я так. Оно мне надо, твое горе. Лучше плесни в бокалы да хлопнем по единой, утешимся.

— Дело говоришь, — поддержал его Иван, желая перевести разговор на другую тему. — А ведь ты, Марик, не был таким задиристым в тот вечер, когда мы познакомились.

Да, сошлись они лихо. Было это в ресторане «Луч». Случайно оказались за одним столом. Изрядно напившись, сбежали, не рассчитавшись. Рыбак рыбака увидел издалека.

Девушки, видимо, не желали слушать воспоминания опьяневших дружков, они уводили в сторону от дела, ради которого оставили в субботний день свои квартиры, семьи. Манчуков понимал это, но остановиться не мог.

— Хватит! Перейдем к серьезному разговору! — вдруг отрезала Лариса…

Легкий кашель следователя привел Манчукова в себя, мгновенно вернул его в мрачную действительность.

— Узнаете почерк? — спросил капитан, разглаживая записку. — Может, расшифруете?

Подследственный закашлялся.

— Ничего не знаю, — еле выдавил из себя.

— И бумажку эту видите, конечно, впервые?

— Впервые.

— Ну, тогда ознакомьтесь с результатами судебно-почерковедческой экспертизы.

Манчуков пробежал глазами по документу и, опустив голову, молчал.

— Хорошо, Иван Лукич. Вижу, что сегодня вы не в настроении. Продолжим беседу завтра.

На следующий день, едва капитан зашел к себе, раздался робкий стук в дверь. Вошла немолодая женщина.

— Вы меня извините. Я жена Манчукова, который находится у вас под следствием.

— Присаживайтесь. Я вас слушаю.

Посетительница, собравшись с мыслями, стала говорить о том, что, видно, наболело.

— Давно мы сыграли свадьбу с Иваном. Первые десять лет все было как у людей, жили и радовались. Сына и дочь растили — в семье согласие, на производстве он в почете был, назначили даже начальником цеха. А потом — как сглазили его. Стал замкнутым, грубым, раздражительным и, когда после смены приходил, всегда от него несло водкой. И чем дальше — тем хуже. Да и внешне изменился: растолстел, обрюзг. Я с ним и так и сяк, и уговаривала, и ругала, чего только не делала — все напрасно. А потом стал по субботам и воскресеньям исчезать. Вернется в воскресенье поздно вечером — пьяный, измятый весь… Догадалась, что с женщинами время проводит… Бил меня не раз, дважды расходились. Сын и дочь росли, видели все это. Ужас.

Манчукова покачала головой, вытерла слезы.

— Скандалы были не только в семье. На фабрике тоже видели, что муж все больше опускается. Понизили его в должности, чуть вообще не выгнали. Как-то заметила я, что стал он выходить вечером на балкон, воздухом свежим подышать. Что ж, думаю, иди дыши, трезвее будешь. А потом заметила, всякий раз возвращается оттуда и совсем, как говорят, лыка не вяжет. В чем, думаю, дело? Оказывается, он там бутылки припрятывал и добавлял — прямо из горлышка хлестал. Вы представляете, что за жизнь? Что зарабатывал — все прогуливал, на мое иждивение перешел. И хоть верьте, хоть нет — весь мой гардероб — на мне. До чего дожила — стыдно сказать.

Капитан не перебивал, слушая исповедь.

— Подружился Иван на беду с заведующим магазином «Культтовары» Варламовым. Сошлись два сапога, только Марик хитрее. Каждый вечер пьют, часто за город ездят. И одно мне непонятно: на что так шикуют, откуда берут средства. Знаю, что такой, как Варламов, не будет по доброте душевной угощать друга. А тут еще эти авторучки. Я не понимаю, что произошло, но Иван стал часто приносить домой запчасти для них. Я удивлялась, а потом и возмущалась, но муж объяснил, будто начальство так приказывает, мол, надо помогать фабрике.

— Кто-нибудь еще детали приносил?

— По-моему, да. Но в квартиру никто не входил. Скажите откровенно, что он натворил?

— Рано пока еще об этом говорить, — ответил Мачульский. — Скажу только, что ваш муж, к сожалению, не только любитель спиртного. Во всяком случае, пьянки и кутежи довели его до очень крупных неприятностей. Хорошо, что вы пришли сегодня к нам, рассказали обо всем. Но куда было бы лучше, если бы вы сделали это намного раньше.

…И Варламов и Манчуков продолжали упорно твердить, что эпизод с передачей портфеля был всего лишь недоразумением. К тому же Манчуков крепко держался за нелепое объяснение по поводу ручек, обнаруженных у него на квартире. Появился у него и новый аргумент.

— Если бы я похищал детали авторучек, то на фабрике образовалась бы недостача, — убеждал он. — А недостачи-то нет, полный порядок.

И впрямь, основательная проверка в бухгалтерии фабрики не дала никаких заслуживающих внимания фактов.

Варламов, полностью отрицая присвоение выручки, по-прежнему объяснял утечку путаницей в учетах малоопытных подчиненных. А обилие обнаруженного неподотчетного товара пытался свалить на экспедитора, который, дескать, из-за его доверчивости не отмечал поступление отдельных партий.

Где же ловкачи брали столько запчастей? Этот вопрос не выходил из головы Мачульского. Не мог же один человек незаметно вынести столько продукции? Кто сообщники?

Даже в самых сложных ситуациях Вильям не отчаивался, напротив, становился еще настойчивее.

Капитан поехал на фабрику. «Интересно, как здесь обстоят дела с пропускным режимом?» — подумал он, подходя к проходной и не предъявляя удостоверения личности, прошел мимо вахтера. Тот, очевидно по старой привычке ни у кого не спрашивать документов со скучающим видом глядел в окно. «Ничего себе, система, — со злостью подумал следователь. — Если театр начинается с вешалки, а фабрика с проходной, то…»

Добрался до литейки. На его глазах умные машины-автоматы превращали порошок в поблескивающие детали. Сноровисто работают мастера-литейщики: невольно засмотришься. Вот из пресс-формы извлекли отлитое изделие, при этом счистили образовавшиеся по краям заусеницы. Кучки отходов лежали около каждого аппарата.

— А это что, брак? — поинтересовался Мачульский у молодого рабочего.

— Почему брак? Это так называемый облой. Собираем его, а затем отливаем по новой.

— А сколько этого облоя вы собираете? За смену, например?

— Да кто его знает…

Ого, такой ответ мог насторожить кого угодно.

Заглянул Вильям к начальнику цеха, представился и после ничего не значащих фраз спросил об учете вторичного сырья. Как ни странно, инженер без тени сомнения уверил, что никому такой учет не нужен, поскольку все идет на дело.

Капитан потребовал показать ему технический паспорт на пресс-форму. Про количество обратного сырья в нем не было ни слова. Как тут не взяться за голову! Да это для жулика прямо клад!

…Настала очередь серьезно заняться и фабрикой. Предстояло найти тот источник, из которого бежал золотой ручеек прямо в карман жуликам. Вильям любил участвовать в следственных экспериментах. В них было какое-то таинство, точно обряд совершали. Только волнения больше, это ведь не спектакль, тут порой человеческие судьбы решаются…

Девушка взглянула на весы — ровно семьдесят килограммов порошка! Ничего себе! Значит, вот какая масса остается неоприходованной у одного только автомата. Из этой-то массы и черпал Манчуков «левые» запчасти.

Находясь в цехе, Мачульский несколько раз ловил на себе взгляд того симпатичного паренька, у которого он спросил про облой. Подошел к нему.

— Вы хотели мне что-то сказать?

— Есть разговор. Только не здесь.

— Жду, заходите завтра в управление.

— Проходите, пожалуйста, садитесь.

— Спасибо. Я хотел сообщить вам, что есть в нашем цехе две подружки. Так вот, они все время тащат с работы детали для авторучек. Вы арестовали Манчукова, а они одного поля ягоды. Вывели бы их на чистую воду. Ходят в эти дни, как в воду опущенные, чуют, что и за них возьмутся.

Тепло поблагодарив за помощь, Мачульский проводил литейщика к выходу. Вернулся назад, задумался. Два дельца и с ними две женщины… Всего — четверо. Так-так… Осененный догадкой, он быстро раскрыл уголовное дело и достал таинственную записку. А рядом положил заключительный акт ревизии в магазине «Культтовары».

…Долго просидел Вильям над бумагами. Твердое решение добиться истины, найти-таки ответ заставляло его трудиться без передышки. Наконец он позвонил Юхимцу.

— Я, кажется, расшифровал головоломку. Зайди, сейчас приглашаю на допрос Манчукова.

Старший оперуполномоченный с любопытством смотрит на допрашиваемого. Тот мрачный и настороженный.

— Так вот, Иван Лукич, — начал Мачульский, — мы подобрали ключ к вашему шифру. Что за этим шифром? Итак, в июле двое мужчин выехали на Донец на автомашине «Лада». С ними были две женщины. Эта веселая компания прибыла на берег реки, чтобы отдохнуть и обмыть выгодное дело. Ого, я смотрю, вы заинтересовались. Продолжаю. Подвыпив, стали делить «левую» выручку. Вот тогда вы и написали: 1000р/2 = 2200…

Манчуков поднял голову, напряженно слушая следователя.

— Что означают эти цифры? Да вы не хуже меня знаете — стоимость тысячи авторучек 2200 рублей. Вы их разделили так: себе с Варламовым, как мужчинам — 2000 (вот она буковка «М»), женщинам — хотели 200. Ревизия установила, что в июне в магазине было 998 «левых» ручек, то есть на две меньше. Зачем же вы написали тысячу? Нехорошо. Это вначале и меня сбило с толку, но потом понял, что те минус два — как «щедрые» джентльмены вы скостили долю своих дам на сумму стоимости двух авторучек.

— Как? Вы даже и об этом знаете?

— Увы. А о том, что вы писали на листе, вырванном из блокнота Варламова, свидетельствует число «129» — ведь это же номер магазина, которым он заведовал. Как все просто. Не так ли?

Манчуков как-то сразу осунулся, обмяк.

— Жаль, Иван Лукич, что вы, в прошлом прекрасный семьянин, отец двух детей, так низко пали. Увлеклись пьянством, связались с Варламовым, который, по всей вероятности, и втянул вас в эту аферу. А упорствовать и отрицать очевидное бессмысленно. Сами видите, следствием полностью собраны документальные доказательства вашей преступной деятельности. Нашли мы и лазейку, через которую изготовлялась «левая» продукция. Между прочим, и ваши соучастницы — Наташа и Лариса тоже получат свое.

Манчуков, казалось, превратился в восковую фигуру.

— Если вы осознали свою вину перед государством и раскаиваетесь в содеянном, — продолжал капитан, — то должны сами чистосердечно рассказать обо всем. Суд учтет это при определении вам меры наказания.

После долгого молчания подследственный тяжело вздохнул.

— Хорошо. Я расскажу все как было. Только дайте бумагу, мне трудно говорить.

— Вот, пожалуйста, пишите.

На восьми листах написал свою исповедь Манчуков.

— Здесь вся правда, — сказал он, подавая их Вильяму. — Знаете, даже легче стало.

Удалось узнать сотрудникам из этих показаний и кое-что прежде неизвестное. Например, то, что по указке Варламова Иван Лукич отвозил и сдавал крупные партии авторучек заведующим некоторых пригородных сельпо.

Следователь снял телефонную трубку.

— Введите Варламова.

Завмаг нерешительно переступил порог, настороженно поглядывая на своего подручного.

— Садитесь, Марк Александрович, вот сюда, напротив своего старого знакомого. Скучаете, небось, эти дни в разлуке.

Варламов вроде бы взял себя в руки, собрался. С деланным спокойствием уселся на стул, принялся поглаживать подбородок.

— Расскажите, пожалуйста, откровенно, сколько вы реализовали авторучек из деталей, которые похищали на фабрике Манчуков, а также Наташа с Ларисой?

Заведующий застыл с поднятой рукой.

— Какие Наташа с Ларисой? Впервые слышу, — попытался отпарировать он, — а что касается ручек, то я уже двадцать раз объяснял.

Капитан повернулся к Манчукову.

— А вы что скажете, Иван Лукич?

Тот поднял голову и кивнул дружку.

— Вот что, ты не крути. Им все известно, они знают даже про то, как ездили на Донец и делили деньги. Я рассказал всю правду.

— Да ты в своем уме, что ты плетешь? — срывающимся голосом выкрикнул завмаг.

— Теперь-то в своем. Жаль, что раньше плясал под твою дудку…

— Напрасно упорствуете, Варламов, — обратился к бывшему заведующему Вильям. — Не умеете вы извлекать уроки из прошлого. Я имею в виду то дело, за которое вы отсидели восемь лет. Кстати, при обыске в вашем доме, я вам пока об этом не говорил, кроме спрятанных двух сберкнижек на предъявителя нашли бриллиант и золотишко. Так будете говорить правду?

— Буду, — глухо выдавил тот.

БИТАЯ КАРТА

…ЛЕЙТЕНАНТ милиции Хворост внимательно смотрел на уже начавшие подсыхать большие пятна. Их было три, по своим размерам и цвету похожим скорее на темно-бурые лужи. «Нет, это не краска», — подумал он.

— Взгляните сюда, Сергей Владимирович, — словно угадав его мысли, сказал старший эксперт УВД Букшенко, подавая ему стеклянную пробирку. Реакция неизвестного вещества на перекись водорода показывала, что оно биологического происхождения. Что же произошло здесь ночью?

Кого-то ранили или убили? Такое предположение высказали позвонившие рано утром в Октябрьский районный отдел внутренних дел рабочие фабрики, увидевшие на Основнянском мосту эти следы.

Убедившись в том, что это кровь, оперативные работники стали тщательно осматривать место происшествия. Эксперт-криминалист обратил внимание на такое обстоятельство: пятно у края было как бы смазано в сторону ограждения.

— Похоже, потерпевшего столкнули в воду, — заметил Хворост. — Надо осмотреть берега. Вы, Санакоев, обследуете… — обернулся он к участковому.

— Сергей, — прервал его Букшенко, — посмотрите, там что-то плавает…

Действительно, неподалеку на воде виднелся какой-то предмет. Все спустились, подошли ближе и увидели, что метрах в десяти на волнах покачивается куртка или пиджак темно-болотного цвета.

— Надо ее достать и осмотреть, — решил лейтенант. — Если бы «кошку» найти…

Участковый ушел к ближайшим дворам и через несколько минут вернулся с веревкой. К одному концу ее была закреплена «кошка» — специальные вилы с круто загнутыми вверх острыми рожками. Ими обычно достают из колодца упавшие туда ведра.

После третьего броска зубья зацепили ткань. Дернули за бечевку, находка неохотно поддалась. При этом чувствовался такой вес, будто к ней был привязан увесистый груз. Когда находку подтянули ближе, то все увидели, что под намокшим материалом — труп человека.

На вид потерпевшему было около двадцати лет. Невысокого роста, черноволосый, смуглый, одет в кожаный пиджак, вельветовые джинсы. В кармане брюк пачка сигарет «Лира». Прибывший медэксперт приступил к осмотру. По его заключению, тело пробыло в воде несколько часов, на голове — три рубленые раны. Парня сбросили живым.

— Санакоев, — обратился Сергей к участковому, — позвоните в райпрокуратуру, сообщите о происшедшем, пусть срочно выезжает следователь.

Пока розыскники обсуждали возникшую ситуацию, подъехал представитель прокуратуры Савченко. Через несколько минут он согласился с тем, что произошло убийство. Погибшего сфотографировали и отправили в морг…

Возбудили уголовное дело. К часу дня Савченко и сотрудники милиции собрались в кабинете заместителя начальника Октябрьского отдела внутренних дел майора милиции Киричука.

— По всему видно, что перед нами стоит нелегкая задача, — сказал следователь. — Будем разыскивать преступника и одновременно устанавливать личность потерпевшего. Надо начинать с опроса местных жителей.

— Правильно, Валерий Николаевич, — согласился Киричук, — опросить необходимо как можно больше людей. Наверняка найдутся свидетели.

Напряженным выдался этот день для работников уголовного розыска райотдела: удалось добыть сведения, представлявшие особый интерес. Из бесед с рабочим, шедшим домой со второй смены около двенадцати ночи, узнали, что пятен к тому времени еще не было. Появились они, по словам одной женщины, часов в пять утра, ходила на базар, видела их и рассказала об этом. Решила, что кто-то разлил краску. Потолковали с парнем, жившим рядом с мостом. Он слышал, как около часа во многих дворах громко залаяли собаки. Еще более важные данные узнали от монтера. Он видел, как с другой стороны реки по мосту прошли три человека — двое высокого роста в шапках и, как ему показалось, в кожаных куртках, а третий — ниже ростом, тоже в куртке, но без головного убора. Отойдя несколько метров от берега, они остановились и вскоре вернулись назад. Что было потом — не видел, только слышал всплеск воды…

Савченко и работники милиции пришли к единому мнению, что преступление совершено в промежутке между часом ночи и пятью часами утра. На основании показаний можно было предполагать, что убийц двое.

Теперь очень важно было как можно быстрее установить личность потерпевшего. Проверка заявлений о без вести пропавших положительных результатов на дала. Лиц, приметы которых совпадали бы с приметами убитого, в розыске не было. Расследование застопорилось. Новые и новые сотрудники получали задание помочь опергруппе, но увы… Именно тогда включился в поиск и оперуполномоченный по особо важным делам старший лейтенант милиции Юрий Горский.

Горский тут же отправился в райотдел, где не так давно служил сам. Демобилизовавшись из пограничных войск, он пришел в управление внутренних дел и попросился в уголовный розыск. Его направили в отдел, где ему посчастливилось встретиться с капитаном Киричуком. Очень многому научился новичок у него.

Горский зашел в прокуратуру, объяснил Савченко цель своего визита, попросил ознакомить с материалами дела. Убедился: все замерло на мертвой точке. Действительно, полная анонимность личности потерпевшего лишала шансов на успех.

— Есть предложения?

— Что если начать подворный обход, побывать на предприятиях, в учреждениях, общежитиях, частных домах? Объем работы огромный, но другого выхода нет.

— Наши мнения совпали, — согласился Савченко. — Я тоже пришел к этому выводу.

Рядом с местом происшествия немало крупных предприятий, общежитий, ПТУ, частных домов. Распределили между сотрудниками из оперативной группы конкретные участки, и все энергично включились в эту кропотливую работу…

Через несколько дней участковый Санакоев, выступая в одном из цехов прядильно-ткацкой фабрики, обратился к рабочим с просьбой оказать помощь милиции в розыске убийц. Едва закончилась встреча, к нему подошла женщина и рассказала следующее. Недавно она приболела и отправилась в поликлинику, сидела в очереди и волей-неволей услышала интересную беседу. Разговаривали две пожилые женщины. У одной из них жил квартирант, молодой парень-студент. Как-то приехал к нему отец, ушли они к поезду да так парень и не вернулся. Пять дней миновало.

— А как выглядела та, у которой исчез квартирант? — спросил капитан.

— Совсем старенькая. Приметная такая — шрам на носу.

Санакоев в тот же день доложил об этой новости. Горский, да и остальные заметно оживились. Еще бы: не здесь ли крылся ключ к разгадке? Впрочем, не ключ, конечно, а скорее ниточка, за которой потянутся новые факты. Ведь очень многое совпадает: возраст студента и потерпевшего, время исчезновения. И жилье он снимал по соседству с Основнянским мостом. Савченко как организатор расследования предложил отыскать кого-нибудь из больных или медперсонала, кто бы мог помочь найти старушку. Теперь предстояло выйти на хозяйку дома.

На другой день Юрий и Хворост отправились в больницу. Потолковали с врачами, медсестрами и выяснили у врача-невропатолога, что женщина со шрамом на носу и ему рассказывала об исчезновении парня.

— Как ее фамилия и в какой день это было — не помню, — сообщил он. — На приеме она была у меня впервые…

В регистратуре попросили листки самозаписи к невропатологу за три дня. В каждом — по 25—30 фамилий и сплошь женские. Хотели отобрать по возрасту, чтобы не проверять всех, но многие больные не указывали своего адреса, а значит, нельзя было узнать и года рождения. Хочешь не хочешь, а пришлось снова нагружаться. И как обидно было убедиться в том, что время потрачено зря.

Снова Горский отправился к невропатологу.

— А могло быть такое, что та женщина не отметилась?

— Вполне. В те дни медсестра болела, я вел прием один и мог этого не заметить.

Кажется, все рухнуло. Оборвалась ниточка… Нет, Юрий так просто не сдавался. Догадался проверить списки пациентов, направленных в лабораторию, ведь разыскиваемая сидела в очереди именно туда. Очень кстати одна лаборантка вспомнила: появлялась вроде бы у них женщина со шрамом. Взяли журнал учета. И здесь Горский столкнулся с таким фактом: выписывая направления, врачи указывали фамилию больного без домашнего адреса. Подумать только, такое незначительное нарушение, и они опять в тупике. Почему же так не везет? Просто черная полоса какая-то. Небрежность медиков обернулась новыми трудностями.

Заведующая лабораторией Ольга Ивановна искренне старалась помочь им, но ничего не оставалось делать, как вернуть все документы, карточки и развести руками, а затем отправиться по домам бывших больных.

И снова неудача. Оставались, правда, еще две-три фамилии. И тут-то, казалось, повезло: нашли старушку! Хворост, злой и измученный бесплодными поисками, постучал в маленький домик на Лютовской улице. Калитку открыла пожилая, приветливая бабушка со шрамом на носу. Ох, как же она «обрадовала»:

— …Да-да, не было квартиранта. А вчера вернулся. Говорит, отца провожал, да и уехал с ним домой. Вот уж молодежь нынче пошла, хотя бы предупредил. А я так волновалась…

Лейтенант привалился плечом к калитке. Что же делать дальше?

А розыск шел своим чередом. Подоспело сообщение о том, что на двух заводах проходит производственную практику большая группа учащихся из Андижана. А предприятия эти как раз в нескольких шагах от Основнянского моста. Выяснив, что руководитель занятий находится на экскаваторном, Юрий поехал туда. В одном из цехов он отыскал мастера и увидел работавших рядом с ним подопечных. Бросилось в глаза: по внешнему виду многие из них были похожи на потерпевшего. Выяснилось, что студенты, в основном, остановились на частных квартирах, обучение скоро заканчивается, а одна группа уже уехала в Андижан.

— Из оставшихся все на месте, никто не отлучался куда-нибудь, не исчез? — поинтересовался Горский.

— Одного уже неделю нет, — сокрушенно ответил собеседник. — На днях отправляемся, а его нет. Ума не приложим, куда он делся? Может быть, потихоньку с первыми укатил? А?

— Как его зовут?

— Раджаб.

Взяв адрес квартиры, где проживал исчезнувший, Юрий двинулся туда. В доме встретил двух его однокурсников. Представившись, спросил про парня.

— Его нет, уехал куда-то к своим родственникам. А что случилось?

— Да ничего особенного. Нахулиганил малость. Как только вернется, чтобы сразу же пришел с документами в райотдел милиции.

Ребята хоть и старались выглядеть безразличными, были явно взволнованы, отвечали неуверенно, путано. Когда старший лейтенант спросил о том, в какой одежде ходил Раджаб, то со слов домохозяйки получалось, что описание вещей почти полностью совпадает. Почему же так неспокойны его соседи? Юрию в голову пришла шальная мысль: а ведь их двое, вдруг…

Вернувшись к руководителю группы, Горский поинтересовался теми подростками. Хотя версия и зыбкая, но чем черт не шутит. Ответы уничтожили сомнение, как говорится, в зародыше. О студентах преподаватель отозвался тепло, а вот о пропавшем совсем иначе.

Посоветовавшись, следователь и оперуполномоченный приняли решение — если сегодня он не вернется, на следующее утро нужно произвести опознание трупа и узнать доподлинно, Раджаб это или нет. Учитывая то обстоятельство, что первая группа практикантов уже отбыла в Андижан, туда послали телеграмму с просьбой проверить и сообщить, все ли вернулись домой.

Казалось, расследование наконец-то на правильном пути, но к вечеру надежды на скорое раскрытие преступления рухнули. В кабинет начальника отделения уголовного розыска зашли трое андижанцев с документами — старые знакомые Юрия и третий — Раджаб, живой и здоровый — катался к дяде в Ворошиловград. А тут еще получили из Андижана сообщение о том, что там полный порядок. Да, там полный порядок, а здесь…

Слух об убийстве на мосту быстро распространился среди местных жителей. Люди старались оказать посильную помощь милиции, высказывали свои догадки и предположения. Когда лейтенант Хворост, исходив вдоль и поперек свой участок, попал в общежитие прядильно-ткацкой фабрики, ему сказали, что там обосновалась некая Люда, к которой частенько заявляются кавалеры, которые на окружающих производили явно не выгодное впечатление. Что ж, такая девица многое может ведать. Да поделится ли?

Хворост показал ей фотоснимок потерпевшего, и эта дорожка оказалась тупиковой.

Ох, как медленно двигалось дело! Следователь и старший оперуполномоченный ходили мрачнее тучи. Доставалось от начальства, но главное — мучила эта неизвестность, преступники гуляли на свободе, а опергруппа отрабатывала ложные направления…

— А ведь нам зря зарплату платят, Юра, — воскликнул Савченко, буквально потемневший за эти дни. Горский, сидевший у него в кабинете, даже вздрогнул от неожиданности. — Слушай, а почему мы ищем только на этом берегу? Они же притопали с той стороны, туда и вернулись. А мы словно дошколята. Давай-ка в соседний райотдел…

Юрий попал к соседям, когда у них уже заканчивалось совещание. Ох, как нелегко было ему. Ведь целый месяц миновал, и только сейчас он просит о содействии. Слава богу, никто не задавал неприятных вопросов. Коллеги понимают друг друга с полуслова. Понимают и то, что надо выручать опергруппу. Старший лейтенант раздал снимки, назвал дополнительные приметы. И закрутилась карусель…

Утром в дежурную часть райотдела обратилась женщина.

— Хочу написать заявление.

— А что такое?

— Месяц назад мой сын уехал на несколько дней в Москву и его до сих пор нет. Думала, обойдется, но вчера участковый зашел…

— Поднимитесь, пожалуйста, на второй этаж и зайдите к капитану Татаринову.

Александр Николаевич Татаринов был под впечатлением от вчерашней встречи с Горским. Он молча выслушал посетительницу и также молча показал фото.

— Господи, как похож на моего сына! Неужели?..

Капитан позвонил в Октябрьский райотдел Юрию, рассказал о том, что у них происходит.

— Скорее направьте ее к нам, — попросил тот.

На милицейском «газике» заявительницу доставили очень быстро. Розыскники ее с нетерпением ждали, здесь же был и Савченко. Она коротко сообщила о том, что ее восемнадцатилетний сын Леонид уехал в столицу и вот больше четырех недель отсутствует.

Встревоженной женщине дали посмотреть кадры съемки места происшествия, и по тому, как изменилось ее лицо, все стало понятно. Но предстояло еще предъявить одежду потерпевшего. Мать упала на нее и запричитала…

Все расспросы пришлось отложить. Когда она с помощью врача немного успокоилась, следователь попросил:

— Расскажите, пожалуйста, о Лене как можно больше.

— Он был у меня младшим сыном, — тяжело вздохнув, с трудом заговорила Анна Ивановна. — Есть еще старшая дочь, но она давно живет с мужем, отдельно. Воспитывала я его без отца — он бросил нас, когда мальчишке не было и десяти лет. Сын шахматы очень любил. Играл хорошо, всех своих сверстников обыгрывал. А я, к сожалению, не могла уделять ему много времени.

Как-то мы гуляли в саду Шевченко и на скамейках увидели много мужчин, сидевших за досками. Я сказала Лене, чтобы приходил сюда почаще. Жили-то мы тогда совсем рядом с этим садом.

Леня, говорили, талант, он выигрывал у взрослых, хотя самому было тринадцать. А однажды ему предложили сыграть на деньги. Он сказал, что денег-то нет, но ему ответили, потом, мол, отдашь. Леня победил, потом еще и еще. Увлекся. Господи, куда глядели мои глаза!

Она всхлипнула и, пересилив себя, продолжала:

— Сама я виновата, что все так получилось. Как-то вначале не придавала этому значения, считала детскими шалостями. А ведь там, на скамейках, его «привязали» к картам. Сказали, что у него, дескать, математический склад ума, и ему счастье в руки само просится. Он и согласился. Везло ему в эти проклятые карты или как — не знаю, только здорово он наловчился. А я-то еще радовалась, когда он соседей в «дурака» обставлял. Свет не без «добрых» людей: кто-то познакомил его с заядлыми картежниками. В карманах завелись большие деньги, не мелочь, но опять-таки я тревогу не подняла. В это время мы получили новую квартиру, так вместо радости — страх: стали приходить к нему знакомые с колодами карт. Закончил он восемь классов и больше учиться не захотел. Вел себя вроде бы нормально, не хулиганил. Участковый всегда соглашался с этим, а насчет карт строго предупреждал. В девятый класс советовал идти или на работу устраиваться. Сын соглашался, обещал… Да только на словах. Понял, что раз он несовершеннолетний, то и обойдется все.

Сначала около него крутились ребята, такие же как и он, потом появились такие, что по возрасту ему в отцы годились, да и на вид они были какие-то страшные. Стал Леня уезжать, по нескольку дней не бывал дома. Позже узнала, что он побывал в Москве, Львове, Одессе, да мало ли где еще. Внешне сильно изменился. Грубым стал, дерзким. Когда приходили к нему, закрывался в комнате, меня не пускал. Иногда они «дулись» целыми сутками. Как-то я попыталась помешать, он меня чуть не избил. Я никому об этом не сказала, стала его бояться.

Потом появилась у него импортная дубленка, дорогая меховая шапка, японский магнитофон, перстень. Я спросила, откуда такие вещи, он ответил, что выиграл. Разболелось у меня сердце, чуяло — беда будет. А через несколько дней это богатство исчезло. Оказалось, проиграл.

Попросила я, чтобы приняли Леню подсобным рабочим в универмаг, где сама работаю, все же под присмотром. Он поработал немного и уволился, прицепилась накрепко картежная лихоманка.

А недавно сказал, что отправляется в Москву и если его не будет две-три недели, чтобы никуда не ходила. В тот день вечером он пришел домой в чужой куртке, я спросила, где взял, он ответил, мол, попросил у Соколенка — так он называл своего приятеля. Примерно в восемь часов вечера он попрощался со мной и ушел…

Оценив создавшуюся ситуацию, Савченко вынес постановление о производстве на квартире Анны Ивановны Билевич обыска. Он, Юрий Горский и участковый Санакоев отправились по адресу. На глазах хозяйки и понятых изъяли несколько колод игральных карт, специально предназначенных для обмана партнеров, две записные книжки, в которых значились фамилии полсотни людей с телефонами, две телеграммы от неизвестного лица из Мелитополя, в которых содержались угрозы. Кроме того, был найден и список должников Леонида — список весьма внушительный, а сумма долгов и того больше.

Вернувшись в райотдел, особое внимание обратили на телеграммный текст и время их поступления. Все они, увы, были отправлены гораздо позже происшествия на мосту. Тогда вплотную занялись теми, кто попал Билевичу «на карандаш».

Начали с Соколенка. Им оказался двадцатипятилетний Юрий Соколов, живший по соседству с Леонидом. Он тоже был причастен к картежному промыслу, хотя числился на какой-то неприметной должности.

В кабинете Горского он держался свободно.

— Откуда вы знаете Леонида Билевича?

— Познакомились через женщину. Даму треф. Ха-ха. Играл с ним часто. Как-то встретились и он стал клянчить у меня куртку. Свои шмотки он «просвистел». Отдал я ему «Аляску». Потом он сходил домой, попрощался с матерью, вернулся, прыгнул в такси и помчался вроде на Клочковскую.

— С кем еще был Леня хорошо знаком, кто может нам рассказать о нем более подробно?

— Есть у него приятель Сергей, живет где-то в Алексеевке…

К тому времени опергруппа вовсю отрабатывала основную, подсказанную всем ходом расследования версию, базировавшуюся на том, что Билевича убил какой-то его должник.

В Алексеевке нашли Сергея Филенко. Дома, правда, его не оказалось, но зато на следующее утро он сам прибыл в райотдел.

— Вы с Леней Билевичем друзья?

— Да.

— Так вот, Лени нет в живых, его убили. Посмотрите на эти снимки.

Сергей взял карточки дрожащими руками, и по его реакции Горский понял: этот парень переживает случившееся.

— Как же это произошло? — спросил он.

— А вот мы и выясняем. И вы должны нам помочь. Расскажите все, что знаете о нем, о его образе жизни.

— С Леней я познакомился в кафе. Примерно год назад. Карты нас подружили, если хотите. Почти везде мы были вместе. Леня-то был асом, часто отправлялся в другие города и почти всегда был «на коне», но иногда случалось иначе. Бывало, проигрывал, и тогда били его, угрожали.

Он как-то рассказывал, что во Львове проиграл очень много парню из Мелитополя. Тот дважды приезжал к нему и требовал долг. В счет проигрыша Билевич отдал ему магнитофон, кольцо с бриллиантом…

Телеграмма из Мелитополя, обнаруженная при обыске в квартире Билевича, подтверждала показания Филенко. Поток новостей буквально хлынул на розыскников. Выяснилось, кстати, что у Леонида произошел серьезный конфликт с неким Василием Антощуком. И якобы Билевич ударил его ножом, а тот в больнице отказался давать показания. Антощука давно подозревали в разных махинациях, сидел у жены на шее. Словом, тот еще тип.

Вся свара произошла из-за того, что Билевич никак не мог получить «зажатое». А может быть, должник из чувства мести встретился на Основнянском мосту с Леонидом? Предположение было весьма основательным. Его стоило хорошенько проверить.

Лейтенанту Хворосту поручили побеседовать с Антощуком. На допросе тот не отрицал своего знакомства с Билевичем, но не более того. Лишь когда ему напомнили о конфликте, добавив красноречивые детали, заговорил. Но это пользы сотрудникам милиции принесло мало. У Антощука оказалось железное алиби.

Савченко заставил своих помощников «прощупать» всех картежных приятелей Леонида. Среди них и выискался Юрий Бэклин, которому убитый должен был вернуть восемь тысяч рублей. Работал Юрий настройщиком музыкальных инструментов, но не устраивала его тихая специальность, не по его запросам платили. Попав в райотдел, он не стал отпираться и откровенно признался, что уже несколько лет балуется картишками, знаком с Билевичем, часто бывал у него дома, тот тоже приходил к нему, вместе втягивали в игру других. Да, Билевич задолжал ему, но убивать за это… Когда установили, что Бэклин и впрямь не причастен к преступлению, между ним и Горским произошел такой разговор.

— Не кажется ли, Юра, что тебя может постичь участь дружка?

— Пробовал я «завязать», но не выдержал. Когда снова окунулся в этот омут, жутко стало, страх взял, вижу, не люди за столом — волки бешеные. Того и гляди кинутся и загрызут. Но карты, что алкоголь: раз, два попробовал, а потом затянут, как в трясину…

Оперуполномоченный внимательно слушал его рассказ о том, как действуют шулеры…

— Им главное — заманить в свои сети неопытных ребят из семей, где деньги мало считают. Наметив жертву, начинают ее обхаживать. «Сватовство» происходит обычно сразу после выпивки, когда новичка под каким-нибудь предлогом заводят в «надежную» квартиру, притон.

— Башковитый ты, я вижу, парень, — начинает подхваливать его один. — Красиво жить будешь. Деньжата бы только водились.

— Где же их возьмешь?

А другой «затирает».

— Ты что? С такой головой да без банкнот? Ты за столик сядь. Всегда при деньгах будешь. Смотри, вон тот куш какой загреб! «Ладу» купил, и еще тыщи три осталось. Ты не робей. Подсаживайся вон к тому да попробуй. С твоими-то мозгами…

— Денег нету…

— Взаймы у кого попроси. На розыгрыш дадут.

— Чего? На розыгрыш? — приветливо отзывается сосед. — Возьми за ради бога. Хватит сотни?

Взбудораженный спиртным и похвалами окружающих, тот берется за карты. Для «затравки» дают простаку выиграть. Легко доставшиеся червонцы кружат голову. Парень входит в азарт. А вокруг подзадоривают:

— Ловко! Молодец!

А потом «мастер» возвращает все назад, и новенький остается ни при чем. Что же делать?

— Платить, — говорят ему. — У нас такой порядок. Продул — плати.

— Сотня с тебя, — напоминает «приветливый» заимодавец.

— Да чем же? У меня стипендия-то 40 рублей!

— Дома возьми. Колечки, перстенечки мамины, хрусталь, другие вещички можем в долг засчитать.

И жертва, попав в сети, тащит из дома все ценное, попав в кабалу. А потом человек захочет вернуть потерянное, снова отправляется в притон…

В этот день Горский доложил начальнику управления розыска о ходе расследования и предложил связаться с Мелитополем, чтобы побольше узнать об авторе телеграммы.

— Правильно, — ответил полковник, — но посоветуйтесь с Савченко. Я не вправе давать ему указания, но думаю, он согласится. Очень важно разыскать и водителя того такси, который отвез Билевича на Клочковскую.

И вот новая встреча с Соколовым. Что он мог добавить? Оказалось, кое-что существенное. Машина была салатового цвета, за рулем сидела женщина лет сорока, полная, блондинка. Найти ее не составило труда. Приятная и общительная женщина, посмотрев на фотоснимок, долго припоминала, куда могла везти пассажира. Ей подсказали, что примерно в восемь часов вечера он сел на проспекте Гагарина и сказал: «На Клочковскую».

— Да, точно, — наконец сказала она. — Доставила я этого парня до заправочной станции. Там он и вышел.

К кому же он ехал?

Вновь пересмотрели адреса всех знакомых Леонида. Только один из них жил вблизи этой станции. Но Билевич туда не заходил. И в третий раз обратились к Соколенку.

— Вспомните все подробности разговора с Билевичем перед его отъездом в Москву. Для нас это очень важно.

— Не помню, говорил я вам, что Леня должен был встретиться с человеком, со старым знакомым?

— Нет, не говорил.

— Он не называл мне имени того парня, ведь я его все равно не знал. Он только сказал, что уже ездил с ним играть на пару в другие города.

Кто же он, этот еще один неизвестный?

Тут-то и выплыл новый шулер — Михаил Подоленский. Он, как говорили, «гастролировал» с Леонидом. Естественно, сотрудники милиции сразу заинтересовались этой личностью. Подоленский был прописан в одном квартале, а жил как раз неподалеку от Клочковской.

Прежде чем встретиться с Подоленским, Горский решил заочно познакомиться с ним. Незадолго до своей смерти Билевич буквально ободрал напарника, даже собственный «Жигуленок» тот обещал отдать. Но счастье отвернулось от Леонида…

Подоленский был хорошо знаком милиции, он был дважды судим за совершение тяжких преступлений. Все, кто знал этого человека, характеризовали его как дерзкого, хитрого и коварного.

В кабинет начальника отделения уголовного розыска, где находились Савченко и Горский, вошел высокий молодой мужчина в кожаном пальто и ондатровой шапке. Взглянув на него, старший лейтенант вспомнил показания свидетеля-монтера о шедших по мосту двух высоких мужчинах, одетых примерно так же…

— Чем обязан? — высокомерно спросил он.

— Вы, Подоленский, в карты играете? — задал встречный вопрос Горский.

— Да, играю.

— Когда же последний раз?

— Вчера.

— Вы знаете Леонида Билевича?

— Знаю.

— Когда с ним виделись?

— Давно, больше месяца назад.

— При каких обстоятельствах?

— Не помню, забыл.

— Это было в ноябре, в пятницу. Мы-то помним.

— Да и я тоже сейчас вспомнил. Мы собрались с ним в Москву и встретились около заправки. Со мной был мой приятель — Толик Гречкин. Мы и поехали к его матери. Билевич в квартиру не заходил, сидел в машине. Потом закатились к самому Анатолию. После этого Леня сказал, что хочет найти какого-то Сашу Болтухова и занять у него деньги для поездки. Втроем погнали на улицу Стародесятисаженную. В доме было двое неизвестных нам парней, да Болтухов и Игорь Босенко.

Те двое сразу ушли, а Сашка лег спать. Билевич «общелкал» Игоря на сто рублей. Тот сразу же с ним рассчитался. Затем мы собирались уходить. Босенко разругался с Леонидом, жаль было денег, видать, потом смылся. Билевич предложил заглянуть еще в одно место. Но я забрал у него сотню в счет долга и сказал, что никуда не поеду. Тогда он попросил у меня взаймы хотя бы тридцать рублей, чтобы «раскрутить» Игоря, но я отказал, и мы с Гречкиным пошли к нему домой. Там я и остался ночевать. Расстались мы примерно в час ночи. Куда делся Билевич — не знаю. Возможно, вернулся к Босенко. Вот и все. А почему, собственно, вы меня обо всем этом спрашиваете?

— Нас, Михаил Григорьевич, интересует, не имеете ли вы какого-нибудь отношения к трагедии?

— Боже избави. Впрочем, коли я взялся бы за подобные штуки, сделал бы так тонко и чисто, что комар носа не подточит.

— Если сделали — докажем.

— Так это все мои фантазии…

Савченко решил арестовать Подоленского по подозрению в совершении убийства. Чутье подсказывало, да имелись кое-какие факты, говорившие о том, что именно он при содействии Гречкина или Босенко, а может быть и Болтухова, свел счеты с бывшим компаньоном. Между прочим, жилье Игоря находится совсем рядом с местом происшествия. У самого хозяина квартиры были достаточные мотивы для столь серьезного поступка — проигрыш и ссора. К тому же, за его плечами — несколько лет жизни в колонии. Да и остальные ему под стать. Болтухов слыл в округе дебоширом и хулиганом. Гречкин уже трижды побывал в местах не столь отдаленных. Более того, у этих людей и некоторые вещи из гардероба наводили на размышления: кожаные плащи, меховые шапки. Вся четверка гвардейского роста.

Двоих удалось задержать без осложнений. Босенко в общем-то подтвердил показания Подоленского, но категорически отрицал, что Леонид вернулся к нему. Он горячо утверждал: после того, как они попрощались, Михаил, Гречкин и Билевич пошли в сторону моста. Болтухов также категорически отмел все обвинение. Он спал. Объяснения эти выглядели весьма зыбкими, но тем не менее полностью подтвердились.

А вот Гречкин заставил опергруппу поволноваться. Не было его ни дома, ни у родственников. Создалось впечатление, что, узнав о последних событиях, он намеренно скрылся. Но вскоре он удивил еще больше — сам явился в райотдел, шумно выражая недовольство по поводу того, зачем он потребовался милиции.

Горский сразу обратил внимание на такой факт. Когда Подоленскому сообщили, что его дружок внезапно исчез, тот не слишком обрадовался этому обстоятельству. Видимо, оно не входило в его планы. И поэтому, когда Гречкин нашелся, Михаила не поставили в известность. И он по несколько раз в день продолжал настойчивые расспросы.

Объявившийся картежник рассказал о последнем вечере. Его показания почти слово в слово совпадали с показаниями Подоленского.

Ведя допрос, Горский внимательно наблюдал за поведением и психическим состоянием Гречкина, анализировал его ответы и отмечал, что при уточнении разных деталей и мелочей он терялся, тушевался, видно было, что боялся сказать невпопад. Плохо заучил версию, судя по всему, то и дело попадал впросак, невольно выдавая себя.

— Что на вас было надето в тот вечер?

— Кожаный плащ. Мишкин.

— А он в чем?

— В своей куртке.

— Вы вернули ему одежду?

— Да, отдал назад, а он мне «Аляску» подарил. У меня вообще нет приличных шмоток.

— А если мы покажем вам кровь Билевича на этой куртке, то как сможете это объяснить? Да не бледнейте и в обморок не падайте. Подождите, вот заговорит ваш Михаил Григорьевич. Кстати, один из тех, с кем вы тогда играли, видел, как вы втроем отправились к Основнянскому мосту, перешли его, затем вернулись и остановились на середине. Так что круг замкнулся. Кто-то из вас двоих — убийца. Советую рассказать правду. А чуть позже мы дадим тот же совет вашему приятелю. Итак…

Тот молчал. Оперуполномоченный приказал его увести…

Горский уже собирался домой, когда позвонил дежурный по райотделу.

— К вам просится арестованный, хочет сказать что-то важное.

— Приведите.

Гречкин переступил порог. Подавленный, осунувшийся. Сел за стол напротив Юрия, попросил воды. Тут не надо быть психологом, чтобы понять: этот человек пережил нелегкую внутреннюю борьбу.

— Так какое же вы приняли решение?

— Расскажу правду.

— Давно ждем.

Он тяжело вздохнул, сжал кисти рук и срывающимся голосом заговорил:

— Когда, провожая нас, Босенко вернулся домой, Леня предложил поехать к одному из его знакомых «стрельнуть» деньги. Мы согласились и пошли через Основнянский мост, поскольку так было проще добраться до стоянки такси. Забрались на мост. Мишка заныл, что, мол, здесь много грязи, надо возвращаться. Двинулись на исходную. Подоленский и Билевич шли впереди, а я сзади. Они вдруг стали кричать, о чем-то спорить. Потом я услышал шум, возню. Подойдя ближе, увидел, что Михаил бьет чем-то Леньку по голове. Тот упал. Я кинулся, спросил, что, дескать, случилось? Подоленский ничего не ответил, столкнул тело под ограждение моста и крикнул: «Сматываемся!» Мы побежали. Ох, и мчались. У водоразборной колонки он остановился, и я увидел в его руке сапожный рашпиль, один его конец был обмотан тряпкой. Смыв кровь, он воткнул острие в кучу мусора за трансформаторной будкой. Потом, …потом мы оказались у меня. Михаил, заметив, что его туфли тоже запачканы, оторвал от них каблуки и швырнул на крышу соседского дома. Я дал ему свои ботинки. Он тут же заставил меня запомнить то, о чем говорить в случае, если нас будут подозревать. Поменялись одеждой…

Гречкин умолк. Явно расслабился, точно вместе с исповедью с его души свалился тяжкий груз.

На следующее утро он показал место, где Подоленский спрятал рашпиль. Пришлось приложить немало усилий, пока раздолбили эту сцементированную морозом кучу, которая за месяц основательно увеличилась. Так же нелегко было и искать туфли. На крыше дома снег. Счистили его — ничего нет. Когда спросили жильцов, одна женщина вспомнила, что несколько недель назад ее муж отыскал где-то бескаблучные штиблеты и собирался отремонтировать. Савчук попросил, чтобы вызвали этого человека, работавшего неподалеку. Тот быстренько принес обувь.

На коже обнаружили пятна, похожие на кровь. Отправили на экспертизу.

Теперь можно было разговаривать с Подоленским.

— Поручаю вам, Юрий Витольдович, выполнить эту ответственную миссию, — улыбнулся Савченко. — Вы внесли существенный вклад в раскрытие убийства.

— Благодарю за доверие, — серьезно ответил Горский.

Следователь поднял телефонную трубку.

— Введите Подоленского.

Он появился в кабинете как и раньше, с самоуверенной и нагловатой ухмылкой.

— Что же это вы меня совсем забыли?

— Нет, Михаил Григорьевич, — промолвил старший лейтенант, — не забыли. А вот вы помните, как говорили, что способны на «беспроигрышное» преступление? И нам оно будет не по зубам.

— Ну и что вы хотите этим сказать?

— А то, что мы выполнили свое обещание.

— Ну-ну.

Горский положил перед ним на стол снимок рашпиля и увидел, как у того вытянулось лицо. Следующее фото с изображением туфель без каблуков вызвало у Подоленского испарину на лбу.

Ему дали посмотреть кадры, на которых Гречкин показывал место, откуда был сброшен с моста Билевич. Подоленский поднял глаза и глухо сказал:

— Буду говорить.

На убийство его толкнула ярость в момент вспыхнувшей ссоры: Леонид отказался отдать деньги. Рашпиль Михаил взял обдуманно — собирался ехать получать долги, отлично зная, на что способны «собратья»-картежники…

СЛЕДЫ НА СНЕГУ

К ВЕЧЕРУ пурга разыгралась не на шутку. Дед Григорий подошел к окну, отдернул занавеску и вгляделся в белесую мглу.

— Слышь, Марья, — обернулся он к хлопотавшей у печки супруге, — веселая, видать, ночка будет.

Она поставила в угол ухват, прислушалась к завыванию ветра в трубе.

— Разгулялся окаянный. Гляди, теплее оденься, а то продует, и опять будешь кряхтеть со своим радикулитом.

— Ладно уж, оденусь, — согласился дед. — Работы этой ночью хватит. Две свиньи должны опороситься.

Он натянул поверх телогрейки старенький полушубок, подвязался тесьмой, нахлобучил на голову шапку и шагнул к двери.

— Постой, — остановила его жена. — Возьми, вот, горячие пирожки с картошкой.

— Да не хочу я с ними таскаться, — отмахнулся было он, но супруга уже успела сунуть еду ему в карман.

Дед Григорий подошел к двери, сквозь щели которой пробивались струйки снега и тут же мягко оседали на полу.

— Ишь метет как. Надо завтра щели законопатить.

Ферма, где он работал ночным сторожем, была в полукилометре от дома. Не без труда пробивался дед по едва различимой дорожке. Вот и свинарник. У входа раскачивалась на ветру электролампочка.

По неписаным правилам в обязанности сторожа входила не только охрана объектов, но и посильная помощь животноводам. Хлопот хватало, ведь рядом стояло еще два коровника. Время от времени дед наведывался и туда, подбрасывал корм, а потом отправлялся к лошадям, которые находились в пристройке. Сидеть приходилось мало.

Сбросив одежду, дед Григорий направился к клеткам, где готовились разрешиться поросятами Сливка и Коханка.

Вдруг до его слуха донесся звон разбитого стекла. Насторожился, прислушался. Уж не ветер ли так расходился? Но тут раздался резкий треск.

Не успел он добежать до дальнего окна, как кто-то снаружи вырвал раму, и тугой метельный вихрь ворвался в образовавшийся проем. Сторож выглянул наружу, громко крикнул:

— Кто здесь?

В этот момент справа от него мелькнула тень, и на голову обрушился удар. Фейерверк искр вспыхнул в глазах, и он, теряя сознание, упал…

Марья допоздна возилась на кухне. Было уже около двенадцати, когда она задвинула запоры, погасила свет. И тут услышала слабый стук в дверь.

Вышла в сени, включила свет.

— Кто там?

Никто не отозвался. Но ясно слышалось чье-то тяжелое и отрывистое дыхание. Глянула в щелку, мигом распахнула дверь. Прислонившись к косяку, стоял дед Григорий. С головы капает кровь.

— Боже ж мой, — запричитала она, — кто же это тебя?

Шел второй час ночи, когда на столе дежурного райотдела внутренних дел зазвонил телефон.

— Говорит председатель колхоза из Долиновки. Беда у нас. Убит сторож.

— Нельзя ли поподробнее?

— Все, по-видимому, произошло на ферме. У старика правда, хватило сил добраться до дома. Там и скончался.

— Ждите сотрудников около конторы. Минут через сорок будут.

Дежурный позвонил на квартиру начальника райотдела подполковника милиции Ивана Ивановича Кизименко, доложил о случившемся.

— Срочно пришлите ко мне машину, — распорядился тот.

Оперативная группа выехала в село. Из областного управления тоже отправились в Долиновку оперативные работники и эксперт-криминалист.

В конторе собрались председатель, заведующий фермой и участковый Колесников. Они и встретили сотрудников милиции.

— Жаль деда, — глухо бросил председатель. — Из-за чего — непонятно. Бывший фронтовик, уважаемый человек…

Заметив немой вопрос в глазах Кизименко, он поспешил успокоить:

— Мы ничего там не трогали. Только щитом осторожно проем закрыли, чтобы скот не замерз. Охрану выставили.

— Правильно сделали, — одобрил подполковник. — Пока съездим в дом потерпевшего, поговорим с людьми.

Хотя было очень поздно, в окнах ярко горел свет, в доме оказалось несколько селян. Убитый лежал на стульях в кухне. Над ним причитала жена.

В ответ на вопрос о том, кто мог совершить преступление, колхозники недоумевающе пожимали плечами. Немногое могла добавить и вдова. Сквозь рыдания она рассказала о том, что было уже известно.

Во дворе послышался шум мотора. Прибыли представители из УВД. В дом вошел начальник управления уголовного розыска Чумак, следом эксперт-криминалист Московченко. Кизименко поделился теми сведениями, которые были собраны к этому моменту. Внешний осмотр трупа позволил предположить, что смерть наступила в результате удара тупым металлическим предметом по голове, нанесенного с большой силой. Теперь предстояло осмотреть место происшествия.

Запорошенную снегом улицу освещал мягкий серебристый свет луны. Еще заметен ведущий в сторону фермы след. Виднелись пятна крови.

По тропинке добрались до свинарника. Помещение было заполнено густым холодным паром. У окна валялась окровавленная шапка сторожа. Брызги были обнаружены и на деревянной раме. Пол был усеян битым стеклом. Значит, здесь и было совершено преступление.

— Скот цел? — спросил Чумак.

— Как ни странно, пропажи нет.

Эксперт-криминалист, помощник прокурора тщательно осмотрели место происшествия. В снегу обнаружили тридцатисантиметровый обрезок толстого прута из арматурного железа. Им, по всей вероятности, и нанесен удар. Несмотря на наметенную вдоль стены порошу, удалось отыскать следы.

Решили подождать утра и при дневном свете более тщательно осмотреть их, изучить отпечатки. Опергруппа вернулась в дом потерпевшего и вновь точно натолкнулись на взгляд вдовы, а в нем боль, отчаяние.

— Чувствовала, что беды не миновать, — сокрушалась она. — В прошлом году один на него с палкой бросился. И вот теперь…

Чумак хотел было подробнее расспросить ее об этом случае, но передумал: пусть немного успокоится.

— Прошлой осенью в ноябре это было, — с трудом заговорила женщина. — Ехали мы с Григорием на подводе в райцентр. По дороге догнали незнакомого парня. Попросил его подвезти. Все поглядывал на мужа, а потом и пристал к нему, мол, ты, дед, натравил на меня ночью в колхозном саду собаку? Гриша отказываться стал, дескать, собаки у меня нет. А тот и вовсе разъярился. Так ударил по голове палкой, что упал мой дед на повозку. Я закричала, а незнакомец спрыгнул с телеги и побежал в лес. На опушке остановился да еще кулаком погрозил.

— Почему же вы не заявили в милицию?

— Опасались.

— А позже вы его видели?

— Нет, он не из нашего поселка. Должно быть, приезжий какой.

Поселок уже просыпался. Лаяли псы, из сараев доносилось кукареканье петухов.

— Ситуация далеко не ясная, — проговорил начальник управления. — Здесь могли быть и попытка кражи, и сведение счета на почве мести, а, возможно, и что-то еще. Порой логика отступает перед психологией преступника. А чем порадует нас эксперт-криминалист?

Старший лейтенант милиции Алексей Московченко буквально прощупывал каждый сантиметр территории.

Метель крайне осложняла его работу. Благодаря профессиональной интуиции и упорству он смог обнаружить почти незаметную цепочку следов, которая вела к пристройке, где хранился корм для животных.

Внезапно Алексей увидел то, отчего сердце его учащенно забилось. Неожиданно перед ним открылись четкие отпечатки подошвы сапог с рифленым рисунком. Как хорошо, что ветер не занес сюда снега. У стены узкое и продолговатое углубление. Здесь, по-видимому, и лежал металлический обрезок. Московченко сходил за прутом, принес назад и осторожно приложил его к ямке. Совпало!

Остальное уже было делом техники. Старший лейтенант быстро сделал два гипсовых слепка. Тщательно упаковал их, а также осколки стекла, рядом положил завернутое в специальную пленку орудие убийства.

Обо всем доложил Чумаку. Находившийся рядом председатель колхоза поинтересовался:

— Неужто все это так важно?

— У нас любой пустяк может оказаться ключевым, — ответил Алексей.

Чем же располагала следственно-оперативная группа? Итак, потерпевшего ударили прутом. На нем и на отдельных осколках стекла были обнаружены следы. И плюс — отпечатки следов у пристройки.

Начальник управления розыска вместе со следователем Юрьевым решили провести совещание. Много любопытных мнений и версий родилось при обсуждении. Но пока задача вырисовывалась очень непростой.

— В общем так, товарищи, — резюмировал Чумак, — многое будет зависеть от четкого взаимодействия наших сотрудников и прокуратуры. Особые надежды мы возлагаем на розыскников и на участкового инспектора Колесникова. Установлением личности и местонахождения неизвестного, избившего осенью сторожа, займется старший оперуполномоченный Александров. Надо помочь участковому поработать с населением. Впрочем, не исключено, что убийство могли совершить и «гастролеры». Надо держать самую тесную связь с жителями поселка, особенно с дружинниками: сегодня у них нет полезной для нас информации, а завтра, возможно, появится. Практическую помощь группе будет оказывать мой заместитель Пономаренко…

Капитан милиции Виктор Степанович Александров отличался пытливым умом, трудолюбием и особым талантом. Не было, пожалуй, случая, чтобы он серьезно ошибся, не довел дело до конца.

И на этот раз он без промедления взялся за дело. Поехал в село, еще раз подробно расспросил вдову о той давней поездке. Нападавший шел из Долиновки и судя по всему в августе прошлого года пытался похитить яблоки из колхозного сада. Дед Григорий тогда отдыхал. А кто же сторожил в то время яблоки да к тому же с собакой?

Выяснив в конторе, что на вахте стоял местный житель по фамилии Никитенко, капитан направился к нему. На громкий лай рвущейся с цепи овчарки выглянул пожилой человек. Александров решил, как говорится, сразу взять быка за рога.

— Вспомните, пожалуйста, не приходилось ли вам в момент кражи яблок спускать собаку? Это очень важно.

Тот задумался. Потом неторопливо заговорил:

— Было такое. Сижу ночью в курене, а Пальма брешет и брешет. Неужели, засомневался, кто-то через забор махнул? Взял поводок, а эта так и тянет, и рвется вперед, еле держу. И тут при свете луны вижу: идет какой-то мужик метрах в тридцати, а на плечах мешок. Заметил меня, бросил груз и дал тягу. Зло меня взяло, я и отпустил Пальму. Она его вроде бы догнала, он вскрикнул. Перепугался я, вдруг отвечать придется. А собака мне навстречу. Беглец-то был уже далеко, повернул в сторону двора бабки Ефросиньи. Я его уже не стал преследовать, слава богу, все благополучно кончилось.

Оперуполномоченный поблагодарил сторожа за сообщение и вскоре наведался в гости к пенсионерке Ефросинье Трофимовне. Приход человека в милицейской форме переполошил старушку. Она засуетилась, не зная куда его посадить. Успокоил хозяйку и попросил объяснить, не было ли у нее той осенней ночью кого-нибудь.

— Так это же племяш мой, — оживилась Ефросинья Трофимовна. — Я еще со страху чуть не умерла. Стучат в окно, открывай, кричат. Кто, спрашиваю. Да, Ванька, мол. Зажгла свет, распахнула дверь, он: штаны порванные, ноги в крови. Меня, говорит, кобель хватанул. Шел мимо, а он, окаянный, ни за что ни про что кинулся.

— А как фамилия и где живет ваш племянник?

— Сидоркин ему фамилия. Его отец, мой брат, значит, пьяницей горьким был, пил, пил и допился, что сгорел от нее, проклятой. А мать еще раньше померла. Избенка-то у них через пять дворов от меня, точно сарайчик, и внутри пустая. На подпорках держалась. Взяла я к себе Ванюшку, жалко стало, и жил он у меня, а потом вижу: плохи дела — работать не хочет ни дома, ни в колхозе, стал гулять, драться. Терпела, терпела я его выходки, но скоро мне надоело: иди, Ваня, с моего двора, приказала, раз меня не слушаешь. Так он в райцентр к одной, Феньке Солошиной, перебрался. Она в быткомбинате работает…

Теперь Александров знал, кого надо искать и где. Вернулся в Волчанск под вечер, отыскал квартиру Солошиной. На стук вышла женщина лет тридцати. Следом за ней маленькая девочка.

Виктор представился, с разрешения переступил порог, огляделся. Небольшая кухня, комната. Скромная мебель, ничего лишнего.

— Фаина Сергеевна, — назвала себя хозяйка. — Нравится обстановка? Что ж, ведь я одна с ребенком осталась.

— Давно разошлись?

— Шестой год пошел. Все эти годы супруг мой бывший прячется, чтобы дочке алименты не платить. Только найдут его, получу какую-нибудь полсотню, а он снова срывается с места, колесит по городам.

— Так напишите в райотдел подробное заявление, и мы возбудим уголовное дело. Но вы, Фаина Сергеевна, слышал я, замуж собираетесь, а может быть уже и вышли. Надеюсь, ваш новый выбор более удачен?

— Кто вам такое сказал? — вспыхнула она.

— Слыхал, что с Иваном Сидоркиным судьбу связываете.

— Лучше одной весь век мыкаться, чем за такого баламута выходить. Лентяй он, да и без водки ни шагу. Ни разу трезвым не заявлялся. Ревновал, грозился все. Слава богу, на Камчатку укатил.

— И давно он туда подался? — упавшим голосом спросил капитан.

— Вылетел позавчера. Сказал, что будет работать на рыбных промыслах. Представляю себе. Напьется, и за борт. Туда ему и дорога.

Не ожидал такого оборота Александров. Всего на два дня опоздал, и вероятный преступник ускользнул, да так далеко. Что же предпринять? Да и причастен ли вообще Сидоркин к преступлению? Интуиция подсказывала ему, что Солошина говорит правду о своих отношениях с Иваном. Решил выложить ей все начистоту. Как она отреагирует?

— Фаина Сергеевна, я буду с вами предельно откровенным. Мы разыскиваем этого человека по подозрению в убийстве сторожа, о котором вы, конечно, слышали. Не говорил ли он вам что-нибудь об этом? Не торопитесь, вспомните хорошенько.

Она опустила голову, закрыла лицо руками.

— Неужели он мог такое сделать? Какой ужас! Он почему-то еще с декабря опасался, что за ним придут. А уезжая, признался, что попробует жить на Камчатке без прописки.

— Какова причина столь поспешного отъезда?

— Честное слово, не знаю.

— Не оставил ли вам своей фотографии?

Хозяйка подошла к серванту, открыла дверку, извлекла из стопки различных бумаг небольшой снимок.

— Возьмите.

Александров взял его в руки. С нагловатой ухмылкой колюче глядел на него коротко остриженный парень лет двадцати.

— Да, не Аполлон, конечно, — пошутил капитан, — но для штормовой погоды внешние данные не так важны. Кстати, были у него сапоги?

— Да. Он их отправил еще до отъезда.

Оперуполномоченный попрощался с женщиной, поблагодарил за содействие и, несмотря на поздний час, поспешил в райотдел. Зайдя в паспортный стол, обрадовался, что застал сотрудника, который подтвердил, что Сидоркину действительно были оформлены документы на въезд в Камчатскую область по приглашению рыбоконсервного комбината. На другой день, отправив в областное агентство «Аэрофлота» телеграфный запрос о дате вылета, он зашел к начальнику райотдела. Кизименко внимательно выслушал Виктора.

— Я считаю, — сказал подполковник, — что если ответ будет положительным, то надо просить разрешение УВД об откомандировании нашего сотрудника на Восток.

Участковый Колесников шел вечером по центральной улице села. О чем бы он не думал в эти дни, из головы не выходило главное: кто мог совершить преступление? На его участке и без того осложнилась обстановка, а тут еще убийство.

Вот и Дом культуры. В окнах темно, освещен лишь кабинет заведующего. Решил зайти, поговорить. Заведующий клубом играл в шахматы с местным сторожем.

— Что это у нас так тихо? Ни кино, ни концерта, ни танцев?

— С планом мероприятий давно справились. А перевыполнять нельзя, — разоткровенничался завклубом, — а то райотдел кинофикации потом так навалится, что запаримся.

— Вам бы в лавочке торговать, а не культуру поднимать, — в сердцах бросил участковый.

Заведующий пытался оправдываться, но Колесников уже не слушал его. Давно созрела мысль поговорить об этом горе-специалисте с председателем поселкового Совета. Иначе молодежь может распуститься. Недавно молоковоз угнали.

Свежи были воспоминания об этом. Колька Клязьмин, Петька Бондарь и Игорь Стрельченко, самый младший в компании, которому едва исполнилось четырнадцать лет, пришли посмотреть кино. А на дверях Дома культуры замок. Стали размышлять, чем бы заняться. Клязьмин как самый старший предложил зайти в магазин и купить вино. Взяли бутылку портвейна. Охмелевший Бондарь подал мысль:

— К девчатам бы в Павловку смотаться. Да на чем?

— А вон транспорт, — Николай указал на стоящий неподалеку молоковоз.

Забрались в кабину. Рванув с места, понеслись по дороге. Заводила Клязьмин лихо нажимал на газ. И вдруг прямо впереди появилась машина. Шофер встречного бензовоза в последний миг успел выскочить на обочину и тем избежал столкновения. А разгулявшейся троице хоть бы что, не поняли даже, что им грозило.

Только к утру вернулись угонщики в Долиновку…

Разбираться пришлось ему, капитану Колесникову. Все было принято во внимание: нарушение правил продажи спиртных напитков в магазине, халатность шофера, оставившего автомашину без присмотра. А потом учли и возраст правонарушителей. Словом, завмаг и водитель были привлечены к административной ответственности, а родители подростков оштрафованы. Тогда-то участковый и познакомился поближе со всеми тремя парнями. Но многое о них он не знал. Очень многое, к сожалению…

С раннего детства Игорь мечтал о тайге. Сидя на уроках в школе, он часто клал перед собой карту и мысленно переносился в глухие сибирские дебри. Вот он живет в маленькой избушке на берегу тихой речки. У него ружье, запас патронов и, конечно же, шустрая лайка. Летом он питается рыбой, дичью, ягодами и грибами, готовит запас пищи на долгую суровую зиму. А когда тайга укутается снегом, он пойдет на медведя. Одно беспокоило. От одиночества чего доброго и говорить разучишься. И он решил, что поведает о своих тайных планах Петьке или Кольке. С ними и махнет в тайгу.

А раз суждено ему жить вдали от людей, промышлять охотой и рыбалкой, то зачем же учиться? Когда его вызывали к доске или предлагали ответить на заданный вопрос, он чаще молчал или плел околесицу под смех одноклассников. Двойки, которые выставлялись в его дневнике, Игорь аккуратно переправлял на тройки, а то и на четверки. Это в конце концов открылось, и его наказали.

Отца Игорь не знал. Лишь из скупого рассказа матери запомнил, что тот оставил их, когда сыну не было еще и года.

Иногда он доставал из старого комода отцовскую фотокарточку и подолгу всматривался в мужественное лицо и, глядя в зеркало, сравнивал. А потом ему снились сны. Вот они вдвоем идут по улице поселка. А навстречу соседские пацаны, которые не раз дразнили его. Он хочет им что-то сказать и… просыпается. А еще больше хотелось уехать куда-то, еще сильнее влекли к себе таежные дали.

Матери он не боялся, знал, что она в худшем случае покричит на него, заплачет и на этом все закончится. В школе на него давно махнули рукой.

Как-то летом бегал с куском проволоки за колесом по проселку. Внезапно его окликнул проходивший мимо парень с большим портфелем. Игорь остановился.

— Ты в каком классе учишься? — спросил незнакомец.

— В шестом.

— А как тебя зовут?

— Игорем, а тебя?

— Граф.

Мальчишка не понял, имя это или фамилия, но переспросить не решился.

— Дело одно есть, Гарик. Можно на тебя положиться? Умеешь ты хранить секреты?

Тот насупился, молчит, мол, побыстрей выкладывай, раз уж остановил человека.

— Да ты, видно, с характером.

Он еще раз пристально оглядел подростка.

— Пойдем потолкуем, бросай свое колесо, жизнь твоя, брат, иначе завертится.

Стрельченко шел рядом со своим новым знакомым. С трудом скрывал ликование. Как ему будут завидовать Колька, Петька и другие ребята. Гариком назвал!

Между тем Граф привел его на пустынный двор. Зашли в увитую диким виноградом беседку.

— Так вот, Гарик, провернем с тобой одну «операцию». Ставлю перед тобой задачу: надо забраться через форточку окна в квартиру этого дома, найти там деньги, ценные вещи и передать мне. Я слышал, ты парень хваткий.

Игоря словно обожгло. Да за кого этот наглый малый его принимает! Одно дело — разбитое окно, яблоки, унесенные из чужого сада, а чтоб стать вором! Но тут же и другие мысли пошли наперегонки: вот он покажет теперь тем, кто безотцовщиной укорял, кто за двойки попрекал. А как он в глазах дружков своих вырастет! И уже вместо решительного отказа неуверенно спросил:

— А разве я туда пролезу?

— Попробуем.

Тот обошел вокруг дома и убедившись, что никого нет, подсадил подростка. Просунул в форточку голову, а затем протиснул туда свое худое тело — и он в комнате.

— Не спи, быстрее!

Игорь метался по чужой квартире. С обостренной силой ощутил и любопытство, и страх. Сердце готово было выпрыгнуть из груди. Сунул в карман пачку трехрублевок, наручные часы. Схватил транзисторный приемник, будильник, передал их наружу и уже сноровисто выбрался на волю.

— Что в кармане? — Граф оглядел его цепким взглядом.

— Часы и деньги.

— Ладно, двинули в лесопосадку.

Затаились под кустом сирени. Новый знакомый пересчитал «выручку», две трешки отдал Игорю.

— Вот тебе на мороженое и забирай будильник. В следующий раз, если хорошо «сработаем», я тебе вот этот транзистор подарю. И учти — смельчаки языком не болтают, чтоб никому ни звука, понял?

— Понял.

Граф открыл портфель, достал оттуда бутылку вина «Золотая осень», а туда опустил приемник.

— Всякую удачу обмывать положено. Шестиклассники, небось, пока только вино пьют?

Отпил три четверти содержимого, остальное протянул Стрельченко.

— Валяй. Будь мужчиной.

Он спешил на электричку. Уточнил адрес Игоря. Уходя, сказал:

— Увидишь, кирпич лежит на пороге, значит, я тебя жду на этом месте.

Долго еще сидел подросток среди деревьев. Все, что произошло, казалось нереальным. Выпитое обжигало все внутри, кружило голову. Вот перед ним тикающий будильник. Куда же его деть? Домой нести нельзя, мать спросит, откуда? Спрятал в густой сирени, накрыв ржавой миской.

В семье, где рос Петька, были еще две младшие сестренки. Жилось бы им неплохо, да отец любил основательно выпить. Вначале, как сам выражался, потреблял умеренно, а потом стал буквально приползать с работы. Денег не давал, вещи тащил из дома.

Как-то в один из редких дней пробудились в нем отцовские чувства. Пошел он в школу, чтобы узнать, как учится сын. Появился, когда классный руководитель уже объявлял родительское собрание закрытым.

— Очень приятно, что мы наконец увидели папу Петра Бондаря. Как говорится, лучше поздно, чем никогда, — откровенно съязвила учительница. И добавила строго: — К вам столько претензий, что не знаю, с чего начать.

Бондарь-старший дал слово, что с этого дня по-настоящему возьмется за воспитание. Но у ближайшего магазина благие намерения моментально испарились.

С двенадцати лет узнал Петька вкус вина. И приучили его к этому не уличные забулдыги, а родной отец. К ужину на столе непременно появлялась поллитровка.

— Ничего страшного, — говорил он в ответ на протесты жены. — Мужик в семье растет. Закалится смолоду…

Мать как могла поддерживала порядок в доме. И чем больше спивался глава семьи, тем с большей силой, даже с какой-то одержимостью возилась с дочками. И совсем не находила времени для сына. «Старайся, Петя, сам. Ты уже взрослый», — твердила она. А заниматься ему не хотелось. Для него ближе других был Колька Клязьмин. Он на год старше, приучил к куреву, к игре в «попрыгунчика». Петька заставлял ребят из младших классов прыгать: звенит мелочь — выворачивай карманы.

Приятель разведал, что родитель Петра прячет в кухонном столе бутылку с водкой. Часто они наливали себе по стопке, а емкость доливали водой.

— Твой папашка всегда «под мухой» и не разберет, — смеялся Николай, — лишь бы была этикетка.

Все чаще видели подростка навеселе. Соседки внушали матери:

— Смотри за сыном, Алексеевна, а то в отца пойдет, беда будет…

Отец Николая работал главбухом в колхозе, а мать — врачом в поселковой больнице. Родители обожали свое единственное чадо, растили в неге. Только бы не переутомился, сил не перерасходовал, считали, что сын еще наработается в будущем.

В школе он с трудом тянул на тройки. С легкой душой пропускал уроки. Мамаша выдавала ему справки по «болезни».

А когда наступало лето и ребята всем классом шли в поле или на ферму помогать колхозу, он получал очередное освобождение.

Часто, когда подросток отправлялся вечером гулять, мать незаметно совала ему в карман трешку на мороженое. Он стремился выделиться. Носил модные рубашки, туфли, костюмы, щеголял в американских джинсах, получил мотоцикл. Отец намекнул как-то, что в день восемнадцатилетия вручит ему ключи от «Жигулей».

Зашел однажды в семье разговор о том, куда лучше поступать Николаю после восьмого класса.

— Думка у меня есть, — признался родитель. — Устрою тебя за счет колхоза в ветеринарный техникум. Считай, первый огурец — твой, первый помидор — тоже твой. Да и мясо всегда на столе некупленное…

Много беспокойства доставлял Колька жителям улицы ездой на мотоцикле. Чтобы больше досадить им, он снимал глушитель и мотался перед дворами, оглашая улицу раскатистым треском.

Однажды, во время каникул, находясь в райцентре, он отличился, да так, что об этом узнала не только школа, но и весь поселок. В буфете он до такой степени перебрал спиртного, что выйдя на улицу, уселся прямо у входа в универмаг и уснул. Попал в милицию.

Появились у Клязьмина подружки. Собирались в теплой компании, пили водку, вино. «Не надо предрассудков», — цинично втолковывали шалопаи своим приятельницам. Вечера эти заканчивались скандалами, а для девушек еще и молвой в поселке, разочарованием…

Однажды после очередной жалобы соседей на Кольку мать попыталась сделать ему внушение. И впервые ощутила на себе горькие плоды собственного воспитания. Сынок осыпал ее нецензурной бранью, хлопнул дверью и ушел…

«Оболтус растет», — все чаще с горечью думал отец, осознавая свое полное бессилие что-либо изменить, исправить…

Вскоре после угона молоковоза трое дружков договорились встретиться. Купили по бутылке портвейна на «брата» и решили погулять.

Часа за два до этого Игорь обнаружил на пороге своего дома кирпич. Вначале даже оцепенел не то от неожиданности, не то от страха. Граф! Надо быстрее идти к посадке. За кустом лежал его новый знакомый.

— Ну как, Гарик, часы идут?

— Наверное, стоят. Я их здесь спрятал.

— Ай, как нехорошо! — укоризненно покачал головой тот, глядя, как Стрельченко извлекает из тайника будильник. — А если бы нашел кто да устроил засаду? Так не годится. Раз он тебе не нужен, я беру себе. Слушай дальше. Магазин тут один заприметил, да участковый что-то по улице зачастил, погореть можно. А щель там такая, что ты пролезешь, и мы там. Но — в другой раз. Чем сегодня занимаешься?

— Гулять с друзьями будем. Выпьем.

— Молодцы, — оживился новый приятель. — Вино — это хорошо, оно и душу греет, и сердце веселит. Тащи их с бутылками сюда. У меня и колбаса есть, закусим. Заодно посмотрю я на твоих дружков. Да стаканы прихватите…

Колька и Петька с удовольствием восприняли предложение познакомиться с Графом.

— Ну здорово, орлы! Присаживайтесь, будьте, как дома. Как вас, кстати, величать, вот тебя? — обратился он к Клязьмину.

— Николаем.

— И всего-то, — расхохотался парень. — В нашем деле надо переходить на клички. Я был Федор, а теперь Граф. Звучит? То-то! Надо и вам подобрать. Вот ты, — указал он на Клязьмина, — будешь Пиратом, ты, Игорек, Гномом, а тебя окрестим Топор. Моего надежного кореша так звали, да погорел — червонец всучили.

Выпили, съели по кусочку колбасы.

— Добавить бы, — предложил старшой.

Ребята вывернули пустые карманы, переглянулись.

— У нас денег нет, — виновато проговорил Игорь.

— Раздобыть надо. Где до этого брали?

— Кольке родители дают, мне мать, — объяснил за всех Стрельченко.

Тот презрительно хмыкнул.

— И не стыдно у предков клянчить? Так и быть — выручу.

Они вышли из зарослей, повернули в поселок. Около буфета остановились. Граф оставил ребят на улице, сам зашел в помещение, осмотрелся и назад.

— Там два мужика. Сейчас выйдут. Ставлю задачу: мы заходим и вы, прикинувшись пьяными, устроите толкучку у стойки, отвлечете внимание буфетчицы. Остальное сделаю сам…

Ко всему привычная женщина даже дар речи потеряла, такой шум подняли расходившиеся юнцы. Но закалка взяла свое — через минуту кто бы мог подумать, что она способна опешить, принялась их отчитывать, а Федор метнулся к ящику с выручкой и ловко схватил несколько купюр.

— Чего разорались, зелень? — накинулся он на ребят. — А ну пошли на улицу, там поговорим.

Уже в переулке с ухмылкой извлек из кармана краденые деньги. Оказалось двадцать семь рублей. Подростки с восхищением смотрели на своего «учителя».

— Каково, а? То ли еще будет…

Словно гигантская серебристая птица, стремительно летел могучий ИЛ-62 на Восток. Трасса пролегала над побережьем Северного Ледовитого океана. Виктор подолгу не отрывался от иллюминатора. Далеко внизу, в густой мгле, едва вырисовывалась береговая полоса океана, на которой не виделся, а скорее угадывался крошечный поселок. И подумалось: вот он, край белого безмолвия. Там, слева по курсу вроде бы совсем близко Северный полюс…

Миновали Таймыр, Магадан, Охотское море, под крылом — Камчатка. Сколько ни видит глаз — везде высятся горы. Сделав над Петропавловском-Камчатским крутой разворот, авиалайнер пошел на посадку.

Камчатка! Сколько приходилось читать об этом далеком крае. И вот знаменитая Авачинская сопка, живой огнедышащий вулкан, над которым клубится белый пар. Слева взметнулась Корякская сопка.

Здесь удивляло все. Прямо у ограды аэропорта — высокие, припорошенные снегом кусты какого-то лозняка. А вот и каменная береза с причудливо изогнутыми стволами и ветками, с желто-белой корой. Но Александрову в общем-то некогда было любоваться. Его ждали в областном управлении внутренних дел.

Увы, первые сведения оказались мало утешительными. Сидоркин сумел каким-то образом избежать прописки.

Виктор Степанович обратился за помощью и к заместителю начальника УВД. Изложив суть дела, попросил оказать содействие в розыске и, если потребуется, в задержании подозреваемого. Тот заверил, что помощь будет максимальная, дал указание связаться с поселком Октябрьским, поставить в известность местный отдел милиции.

С хорошим настроением вышел старший оперуполномоченный из здания управления. Казалось бы, малознакомые, чужие, можно сказать, люди, но сколько душевной теплоты, доброжелательности проявили они. Да он этого Сидоркина теперь из-под земли достанет.

От областного центра дорога вьется между сопок, покрытых снегом ослепительной белизны. Представил себе пиршество красок в этих местах летом. Но и сейчас все чарует суровой красой льда и камня. Автобус выехал к берегу Охотского моря. Шоссе пролегло по узкой косе. Слева протянулась скованная холодом огромная река, а справа гремел прибой. Студеные свинцовые волны набегали на пологий берег, оставляя гигантский шлейф серебристой пены.

Сидевший рядом паренек обратил внимание на то, с каким интересом смотрел его сосед в окно, и спросил:

— Вы впервые в наших местах? — и стал охотно рассказывать: — Слева река Большая. Километров пятьдесят выше по течению она называется Быстрой. В шторм морские волны перехлестывают через косу и вливаются в Большую. Увидишь такое и впрямь поверишь, что был всемирный потоп.

Капитан слушал пассажира, а сам думал о том, как далеко он забрался. Вспомнил свой райцентр, терпкий смолистый запах соснового леса, тихую гладь Печенежского водохранилища в трепетной прозрачной дымке…

Наконец показались дома.

Вот и поселковое отделение милиции. Кроме дежурного, никого на месте не оказалось. Где-то поблизости проходило совещание. Отправился в поссовет. Может быть, здесь знают Сидоркина? Председатель Белов внимательно выслушал приезжего.

— Был тут один с Украины. Все к одинокой женщине в женихи набивался. Хотел устроиться на рыбоконсервный завод, но что-то с пропиской у него не ладилось. Не знаю, работает он или нет.

Виктор достал фото.

— Он?

— Он самый.

Хозяин кабинета позвонил в отдел кадров завода.

— Белов говорит. У вас Сидоркин трудится? Ну, да тот, что за заведующей магазином приударял…

Положил трубку.

— Нет его там. Пообещал, да не появился. Думаю, наша Федоровна знает, где он обитает. Сельмаг тут неподалеку.

Оперуполномоченный вышел на улицу и еле на ногах удержался: пурга бушует, в двух шагах ничего не видно. Впереди сплошная белая стена, снег глаза засыпает. Ухватился за перила крыльца. А ведь минут десять назад солнце ярко светило.

— Где здесь торговая точка? — крикнул он встречному.

— Да два шага шагнуть.

— А буран скоро утихнет?

— Это заряд с моря. Сейчас утихнет.

И впрямь, внезапно ветер стих, и из разреженной снежной пелены возникли дома, засияло холодное светило. По небосклону низко неслись рваные облака, с размеренным грохотом бился о берег морской прибой…

В магазине его встретила белокурая женщина средних лет. Вопросительно взглянула.

— Вы здесь главная?

Та молча кивнула.

— Я приятель Ивана Сидоркина. Как бы с ним встретиться?

Блондинка изменилась в лице.

— И слышать о нем не хочу.

— Отчего же так?

— А вы не знаете? Какой же вы тогда ему друг?

— Потому и ищу, что друг. Очень он мне нужен.

— За длинным рублем подался. В Каменское, на самый Север…

…В тот вечер после выпивки Граф назначил подросткам новую встречу. Состояться она должна была через три дня. Погода за это время испортилась, шел дождь со снегом.

— Что носы повесили? — весело встретил их Граф. — Климат не нравится? Знайте, что чем он хуже, тем нашему брату лучше. Все живое прячется под крышу, а нам — вольное житье. На настоящее дело пойдем сегодня. И условимся: один за всех, все — за одного. Сам погибай, а друга выручай.

Ребята вопросительно уставились на Федора.

— Ревизию в сарайчике у гастронома сделаем. Там целые ящики водяры. И никакой охраны. Я все высмотрел. Надо только ломик прихватить.

…Выпили водки за удачу. Когда стемнело, направились к магазину. Подкрались с огорода к складу, который выглядел развалюха-развалюхой.

— Заберемся отсюда, — прошептал старшой, — здесь одно гнилье.

Он взял металлический штырь и поддел планку. Конец ее отошел, и в стене образовалась дыра. Таким же образом были оторваны еще несколько досок. Граф легко забрался внутрь.

— Пират и Топор, за мной, — скомандовал он, — а Гарик пусть стоит на «стреме».

Колька и Петька, ничего не видя перед собой в кромешной тьме, держались друг за дружку, жались к Федору.

— Берите вот этот ящик и тащите в конец огорода.

Слегка позванивая бутылками, понесли по тропинке. Потом вынесли еще два ящика.

— Хватит, больше нам не по силам, — сказал Граф. — Надо убрать свет. У кого соколиный глаз?

Все трое вызвались разбить электролампочку. Несколько бросков камнями, и гастроном погрузился в темноту.

— Теперь за магазин беремся, — бросил Граф. — Наружное чердачное окно заблокировано так же, как двери и окна. А люк из торгового зала на чердак открыт, и лестница приставлена. Какие есть предложения?

Подростки молчали.

— Эх, вы! Между обвязкой стены и крышей есть щель. Мы проберемся через нее, а потом через люк спустимся вниз, и денежки наши. Отдушина узкая, но пролезть можно.

Граф ощупал грудь каждого. Выбрал Стрельченко.

— Гном! Полезешь ты. Возьми лестницу и сюда.

Получив подробный инструктаж, как найти люк, где искать деньги, Игорь сбросил шапку, пальто и пиджак, сунул в карман спички и стал подниматься вверх. Было слышно, как он натужно кряхтел, протискиваясь в щель.

— Ну что там? — торопил Федор.

— Застрял. Не могу двинуться ни туда, ни сюда, — донесся из-под крыши отчаянный голос.

Главарь влез к нему, стал подталкивать снизу.

— Ой, сдавило, дышать нечем, — взмолился Игорь. — Я больше не могу. Помогите выбраться назад.

Но все попытки освободиться из тесной щели оставались тщетными. Рубашку изорвали в клочья, кожа на груди и спине подростка была в крови. Он, сжав зубы, плакал от боли и страха.

Вот-вот могли появиться первые прохожие. Что тогда?

— Оставлять его нельзя, — после короткого раздумья сказал Граф. — И вас, и меня заложит. Надо кончать с ним.

— Как кончать? — не понял Петька.

— А вот этой штуковиной, — решительно и как-то безразлично проговорил он, вытаскивая из кармана финский нож. Сняв чехол и обнажив поблескивающее в темноте лезвие, Граф двинулся к Стрельченко.

— Не надо, не надо! — в один голос закричали Клязьмин и Бондарь. — Мы его освободим.

Они побежали во двор, разыскали и притащили увесистое бревно. Один конец его подняли, подвели под крышу. Поднажали. И какое счастье — буквально на миллиметр увеличился просвет, и Игорь отчаянным усилием освободил свое тело из плена. Измученный и обессиленный, он едва не свалился с последней ступеньки.

— Что, перепугались? — ухмыльнулся. Граф. — Нож-то я для острастки, чтобы действовали рьяно. — Но блеск глаз выдавал его с головой, чувствовалось, что этот человек на все способен.

Виктор летел на север Камчатки. Почти на полторы тысячи километров вытянулся полуостров с севера на юг. Это расстояние быстро покрыл юркий ЯК-40.

Домики в Каменском были сплошь деревянные. Рядом бежала река Пенжина, несущая хрустально чистые воды из далеких и суровых сопок Чукотки. Ее стремительный бег даже морозы не могли сковать.

Зашел в райотдел, представился начальнику майору Рогову.

— Мне уже звонили о вас, — улыбнулся тот, крепко пожимая руку.

Выслушав гостя, он задумался.

— Прилетал к нам недавно один с Украины. Я его не видел, но слышал, что хотел он в Октябрьском устроиться на работу, но что-то там не получилось, и он сюда забрался. Сейчас уточним.

Через несколько минут удалось выяснить, что Сидоркин находится в селе Аянка, оформился пастухом в оленеводческом колхозе «Полярная звезда».

— Это недалеко. Километров шестьдесят будет. Выбирайте любой из двух наших лучших видов транспорта: оленей или собак. Быстро, не очень комфортабельно, но надежно. Действуют в любую погоду, — снова улыбка появилась на лице Рогова.

— Поеду на собаках.

Пока каюр готовил упряжку, Владимир Николаевич Рогов поведал, что сам восемь лет назад прилетел сюда с семьей из Подмосковья.

— Жизнь трудная и интересная. Связь с Петропавловском — самолетом, а летом еще один раз в месяц пароходом. Уже в сентябре идет по реке шуга — оледенелый снег, значит, на Чукотке, откуда она течет, начались морозы. А в октябре как ляжет зима и до мая. Морозы градусов пятьдесят, пурга неделями бушует. И ничего, живем. А какая здесь весна! Едешь на лодке по притоку Пенжины и видишь: у самого берега медведь бредет вперевалочку, там — лось или дикий олень застыл, гуси, утки непуганые, хоть руками их бери. А насчет рыбалки и говорить не приходится: кета, горбуша, чир, хариус. Река порой бурлит от рыбы, как кипящий котел…

Как зачарованный, слушал Александров рассказ.

В кабинет зашел дежурный, сообщил, что упряжка готова. В легкие сани было впряжено восемь густошерстных приземистых собак. Они вели себя неспокойно, путали постромки, затевали драки. Молодой коряк посмотрел на одежду Виктора Степановича и укоризненно покачал головой.

— Однако холодно будет. Я тебе свой кукуль дам.

И он вынес что-то большое, похожее на мешок, из оленьей кожи мехом внутрь.

— Лезь сюда. Тепло будет.

Погонщик взмахнул хореем. «Хок! Хок! Вперед!» — крикнул он, и собаки рванули с места и понеслись в тундру, все ускоряя бег по накатанному снежному насту.

«Потьпо! Направо! Кух! Кух! Налево!» — выкрикивал каюр, и упряжка тут же послушно меняла направление.

В пути быстро летело время, начало вечереть.

— Однако скоро приедем, — заметил ездовой.

Вдали показались колхозные постройки. Единственная в поселке улица прижалась к подножью крутой сопки, а кругом, насколько охватывал глаз, простиралась бескрайняя, заснеженная тундра.

Подъехали к поссовету. Капитан выбрался из теплого кукуля и, размяв отекшие ноги, направился к крыльцу. Но дверь оказалась на замке. Выручил погонщик.

— Вы подождите здесь, я привезу председателя.

Он поднял руку, коснулся длинным хореем собачьих спин, и восьмерка понеслась. Виктор, чтобы скоротать время, решил зайти в соседний дом, посмотреть, как живут люди.

Открыла старуха-корячка. Сначала было смутилась, увидев незнакомого человека, но затем радушно пригласила войти. Посреди комнаты — стол, на нем свежесваренная оленья голова. Трое ребятишек сноровисто отрывали куски мяса, из пробитого в голове отверстия ладонями извлекали мозг и, посапывая, аппетитно жевали, размазывая жир по пунцовым щекам.

Старуха куда-то вышла, но тут же вернулась с миской в руках, в которой, словно шляпка гигантского гриба, красовалась свежая печень. Поставила перед гостем.

— Однако кушай. Совсем свежий. Утром олешка резали.

Чтобы не обидеть хлебосольную хозяйку, Александров стал уверять ее, что совсем недавно обедал и не голоден. Поблагодарив и извинившись за беспокойство, удалился. Вдали, взметая снежную пыль, показалась знакомая упряжка. Из саней поднялся невысокий плотный мужчина.

— Прошу вас, — пригласил он гостя, — в помещении, правда, прохладно, но что поделаешь — Север.

Узнав, какое дело заставило сотрудника милиции ехать в такую даль, председатель насторожился.

— Я и сам заметил: этот человек что-то скрывает. Сидоркин под разными предлогами почему-то оттягивает прописку. Паспорт у него вроде бы в порядке, но все крутит. Я уже хотел сообщить об этом участковому.

— Когда же этого ловкача можно увидеть? — спросил Виктор.

— Вопрос нелегкий. Он в тундре с оленьим стадом. А этой ночью ожидается пурга. Если не возражаете, переждем непогоду у меня…

Прогноз оправдался. Проснувшись утром, он невольно прислушался к грозному гулу за окном.

— Пуржит, — заметив недоумение на лице гостя, коротко бросила хозяйка. — Отдыхайте.

— А где муж?

— На работе.

За вздрагивающими от ударов ветра стенами домика стонал и выл буран. Капитан читал о снежных бурях Чукотки. А ведь отсюда и простирается к Северу этот суровый арктический край. Быстро поднялся, умылся студеной водой и поспешил взглянуть на разгулявшуюся стихию.

— Смотрите, чтоб ветер не унес, — улыбнулась хлопотавшая у печки женщина.

Едва отдернул задвижку двери, как ее распахнул мощный порыв ветра. С трудом удержался на ногах. Слепя глаза, в лицо сыпанул густой колючий снег. Ураганный ветер с адским воем и гулом бешено гнал с Севера густую мельтешащую снежную массу. Буквально в трех шагах все было заслонено сплошной белой стеной. Вот это погодка!

— Закрывайте скорее дверь и идите завтракать, — сквозь грохот бури послышался за спиной голос хозяйки. — Это надолго. Насмотритесь.

— Как же ваш муж смог пойти через такой ад на работу? — удивился Александров.

— А у нас по улице поселка проволока натянута. Вот и держатся за нее, чтобы не заблудиться и ураган не унес. Север!

…Неделю бушевала пурга. Стихла также неожиданно, как и началась. Председатель местного колхоза сразу направил в тундру к оленьему стаду вертолет. Все ли там в порядке? Туда же прихватили пастуха для подмены Сидоркина.

И вот подозреваемый в кабинете председателя поселкового Совета. Оцепенело, с испугом уставился на приезжего с материка.

— Сидоркин?

— Да.

— Где ваш паспорт?

— Со мной. Вот здесь, в кармане.

Сидоркин зубами сдернул с руки собачью «лохмашку» и стал шарить за пазухой. С трудом разорвал нитки зашитого кармана, извлек оттуда измятый паспорт и подал приезжему.

— Я капитан милиции Александров. Из Волчанска. Вижу, вам знакомые места. Снимите с себя меха и садитесь. Разговор есть.

Сидоркин снял мохнатый полушубок, собачью шапку и рукавицы, обнажив потемневшие от студеного загара лицо и руки.

Александров смотрел на жалкий вид новоявленного «камчадала». Мысленно представил его в пургу у оленьего стада, сравнил с нагловатым взглядом на фотоснимке. Изменился. Спесь, как ветром, сдуло.

— По какой причине уехали из Волчанска?

— А, да что говорить… Мне теперь все равно…

— Без недомолвок, Сидоркин. Отвечайте правдиво и полностью на вопросы.

— Прошлой осенью это было. Сторож сада в Долиновке спустил ночью на меня собаку. Она ногу покусала. А потом где-то через неделю иду в Волчанск и тот же сторож меня подводой догоняет. Я с палкой был, ну и деда той палкой… Все ждал, что в милицию заберут. Надумал уехать куда-нибудь подальше, на Камчатку. Письмо написал в Октябрьский рыбзавод, чтоб на работу взяли, и получил оттуда приглашение. Все раздумывал, ехать или не ехать. А тут услышал: тот сторож умер. Я подумал, не из-за моих ли побоев? И сразу уехал сюда. А вы меня и в тундре нашли. Вот и все. Вся правда.

— Где вы находились с пятнадцатого по двадцатое декабря, а также вечером 18 декабря?

— В Воронеже. У двоюродной сестры насчет работы. Обещала и место, и заработок большой, а приехал — не взяли. Уехал туда где-то числа десятого декабря, а вернулся после двадцатого, за неделю до Нового года.

Хотя объяснение и выглядело в какой-то мере наивным, капитан не очень-то удивился. Каких только чудаков, а также и непредвиденных ситуаций не бывает на свете. В данном случае необходимо было дать срочный запрос, проверить алиби.

— Вот вам бумага и ручка, Сидоркин. Напишите подробно обо всем, что мне рассказали, а также точный адрес вашей родственницы в Воронеже. И без моего ведома из поселка ни шагу.

— Тут уйдешь! Только в ледяную тундру к медведям.

Раскрытие преступления затягивалось. Заместитель начальника УВД области вызвал Чумака.

— Я сегодня был у генерала, — значительно сказал он. — Необходимо ускорить розыск, оказать максимальную помощь следственно-оперативной группе. И, главное, надо еще раз «пощупать» район. Не исключено, что мы ищем преступника за тридевять земель, а он притаился в той же Долиновке.

…Прибыв в райцентр, руководитель поиска Пономаренко направился прежде всего к помощнику прокурора Юрьеву. Встретились на крыльце.

— Я к вам, Александр Иванович, а вы, вижу, по делам куда-то собрались?

— В райотдел. Снова обсудим ход расследования убийства сторожа. А вы не по этому ли делу?

— Именно по этому.

— Тогда, если не возражаете, идемте вместе.

Обсуждение затянулось допоздна. Сообщение участкового Колесникова вызвало горячие дебаты. Он рассказал о том, что удалось узнать за последнее время. Минувшей осенью на ферме произошел непонятный случай. Утром скотники обнаружили в конюшне трех лошадей. Взмыленных, обессиленных. Кто-то ночью их до того безжалостно и варварски загонял, что бедных животных едва отходили. Но заведующий не придал этому значения.

— Вывод прост, — резюмировал капитан, — если было загнано три коня, значит, столько же и ездоков. Кстати, есть у нас в селе одна троица. Я уже докладывал.

— Правильно, — поддержал Пономаренко. — Это те, что молоковоз угнали. И еще одна новость. Вчера подростки вместе с неизвестным мужчиной шли поздно вечером по поселку и, завидя дружинников, тут же свернули в переулок. Что-то в их поведении показалось подозрительным.

— Очень важно выяснить, кто этот неизвестный, — сказал Юрьев. — Думаю, что это надо поручить Колесникову и инспектору по делам несовершеннолетних.

Кизименко связался с дежурным.

— Направьте сюда Сибирцева.

Старший лейтенант появился через две минуты. Вид у него был настороженным.

— Очень неприятная ситуация, товарищ Сибирцев, — медленно проговорил начальник отдела. — У нас под носом действует группа подростков, которую направляет опытный подстрекатель, а в инспекции об этом ничего не знают. Печально. Раз не сумели предупредить, то остается хотя бы помочь опергруппе задержать правонарушителей. Завтра поезжайте в Долиновку и вместе с участковым все тщательно проверьте.

На стол подполковнику положили какую-то бумагу. Он пробежал текст глазами, вскинул брови.

— Получена телеграмма от Александрова. Он сообщает, что Сидоркин к преступлению непричастен. Отъезд на Камчатку вызван боязнью ответственности за избиение сторожа, кражу яблок.

— Вот, товарищи, как все обернулось, — поднялся Юрьев. — Ну что ж, это можно было предвидеть. Будем искать преступника здесь.

Предельно озабоченным возвращался Колесников из райцентра. В глубине души он надеялся, что розыск закончится на Камчатке. Вроде бы след был верный. Итак, убийство не раскрыто. И кража из квартиры, совершенная через форточку, и попытка кражи из подсобки гастронома. Она, правда, не удалась: ящики с водкой были брошены в огороде, но тем не менее…

Вообще-то, зацепки, которые могут помочь, есть. На окне ограбленного дома обнаружены отпечатки пальцев. На гвозде в проломе склада найден клок ткани. Что еще? В ту самую форточку мог пролезть лишь подросток. Выходит, надо искать его.

С болью замечал капитан, как иные ребята сбивались с правильного пути. Взять хотя бы Николая Клязьмина. Семнадцатый год парню, вон какой вымахал, а в голове каша. Учиться не хочет, от работы отлынивает, шатается по селу. Двое дружков — ему под стать. Колесников понимал, что и его вина есть в том, что мальчишки докатились до преступления. У него почти не оставалось сомнений — да, именно эта троица «поработала».

Примерно через час к нему приехал Сибирцев. Посоветовавшись, решили, что инспектор сходит в школу, поинтересуется поведением подростков, а Колесников побеседует со Стрельченко.

Участкового встретила мать Игоря. Испуганно всплеснула руками.

— Не натворил ли мой чего?

Капитан как мог успокоил женщину, но чувствовалось, цели своей не достиг.

— Трудно мне с сыном, — вздохнула она. — Без отца ведь растет, а тут друзья-приятели с пути сбивают. То встречался с Клязьминым да Бондарем, а теперь какой-то Граф объявился. Взрослый совсем. Что может быть у них общего?

— А этот Граф с Игорем встречается?

— Втроем они ходят. Боюсь я, беду чую.

— А где же хлопец?

— В магазин послала.

Насвистывая мотив веселой песенки, Игорь влетел в комнату и враз осекся. Появление гостя явно смутило его. Он растерянно смотрел то на него, то на мать.

— Что стоишь у порога, проходи, будь, как дома, — улыбнулся Колесников. — Ехал мимо и решил проведать. Как житье-бытье, Игорек? Как учишься, слушаешься маму?

Подросток никак не мог взять себя в руки. И хотя разговор шел на отвлеченные темы, чувствовалось, что он все время ждет и другого вопроса.

— Скажи, только честно, кто такой Граф, откуда он и что тебя с ним связывает?

— Он из райцентра. Федор, а фамилию не знаю. Познакомились с ним летом.

— А этот Федор носит золотой перстень с инициалами «ФС»?

— Да. А вы его знаете?

— Знаем. Это Федор Стешко. Был Бесом, теперь «перекрестил» себя. Недавно освободился, якобы работу подбирает. Да видно, за старое взялся. Шикарный парень.

— Угу. Шмотки у него отличные. Джинсы, пиджачок.

— Красивый.

— Еще бы. Темно-серый в синюю клетку…

— Стоп-стоп… — прервал Стрельченко участковый. — В синюю клеточку, говоришь…

Попрощавшись с хозяйкой и Игорем и попросив о беседе никому не рассказывать, Колесников поспешил к себе. Он вспомнил, что клок материи, найденный у гастронома, по цвету был как раз серым и клетчатым. Значит, надо срочно звонить в райотдел. Не дожидаясь Сибирцева, заторопился к телефону…

Вернувшийся из дальней поездки Александров молча разглядывал доставленного. Так и есть, вон на левом рукаве его пиджака небрежно заштопанная дыра. Виктор достал из ящика кусок ткани, точнее вещественное доказательство, приложил к рукаву. Граф, поначалу пытавшийся возмутиться, сразу сник.

— Вот так, Стешко. — После паузы спросил: — Что помешало взять водку?

— Раздумал красть, предчувствовал, что возьмете, — съязвил тот. — И как в воду глядел. А попытка, гражданин начальник, не преступление. Законы я знаю.

— Мало, Стешко, знать законы. Их надо соблюдать. А ты с ними не в ладах. С кем лазил в сарай?

— Да с тремя паршивцами. Они меня на это и подбили.

— Разберемся, а сейчас поедем к тебе, обыск сделаем.

— Зачем? — насторожился тот. — Ведь ни одной бутылочки не тронули.

— Затем, что слишком хорошо тебя знаем.

Съездили не зря. После недолгих поисков обнаружили транзистор и часы-будильник.

— Как объяснить? — спросил оперуполномоченный.

— Бес попутал, — кисло отшутился Стешко.

— С кем грабил?

— Да с этим, меньшим чертенком. Шел по улице, а он привязался: подсади, да подсади в окно. Уважил, подсадил на свою голову.

На следующий день привезли Стрельченко. Виктор поставил перед ним найденные предметы.

— Знакомы?

— Да, — выдохнул он упавшим голосом…

Пока шло разбирательство, позвонили из Долиновки: сбежал Клязьмин.

Внезапное это исчезновение вызвало у Колесникова уверенность. Оно связано с задержанием Игоря. Значит, очень серьезные дела они натворили. Может быть, и на ферме были в тот зимний вечер, да столкнулись со сторожем? Он связался с Александровым, высказал свои подозрения.

— Логично, — согласился розыскник. — Вполне может быть. Возьмите понятых и посмотрите обувь подростка. Сравним их с теми слепочками. Чем черт не шутит.

Яловые сапоги Клязьмина, вернее рисунок подошвы полностью совпал с отпечатками, обнаруженными у свинарника.

Показали их Стрельченко. Тот в страхе уставился на такую знакомую пару.

— Я не виноват! — вдруг крикнул он, — я испугался и убежал.

— С кем был на ферме?

— С Клязьминым и Бондарем.

— Зачем?

— Хотели покататься на лошадях.

— Расскажи, как все произошло?

— В тот вечер была метель, — запинаясь, начал Игорь. — Мы выпили, и Колька предложил пойти, взять лошадей и покататься, как прошлой осенью. Он прихватил железный прут, чтобы выломать замок. Конюшня была закрыта изнутри. Тогда мы вытащили раму в свинарнике, чтобы оттуда забраться. Но помешал сторож и тут… тут Колька ударил этим прутом по голове…

— Что еще вы натворили вместе с Графом?

— Я расскажу. Без утайки.

Слух о том, что убийство сторожа совершил известный разгильдяй, быстро облетел все село. Клязьмина задержали в райцентре.

Он отпирался больше всех. А потом, пытаясь уйти от ответа, утверждал, что преступление произошло случайно, помимо его воли.

— Ну, выпили мы тогда и на конях покататься захотели, — отрешенно, вяло давал показания. — Взяли железку так, на всякий случай… Ну, и ударили деда…

— Ударили или ударил?

— Ударил, — пробормотал подросток.

Его родители прямо-таки дежурили у милиции. Пытались прорваться к начальнику райотдела, надеясь доказать что-то. Кизименко пригласил их.

— Не могу вас утешить, — твердо сказал подполковник. — Вы пожинаете горькие плоды своего воспитания.

СПЕШИТЕ ДЕЛАТЬ ДОБРО

МАРШРУТ этот ему знаком давно. Восьмой год пошел, как его назначили участковым инспектором. Как сейчас помнит тот сентябрьский день, когда его пригласил к себе начальник райотдела милиции. Говорил о разном, но чувствовалось по всему — о главном будет речь впереди. Начал издалека.

— Понимаешь, Виктора Корнеевича через неделю на пенсию провожать будем. Вот и думаем, кого бы на его место? Тут не каждый справится. Нужен не просто грамотный, энергичный человек. Работа тонкая, в людях надо уметь разбираться.

И совсем неожиданно для Саранюка заключил:

— А что если тебя на этот участок?

Саранюк медлил с ответом. Должность ответственная, справится ли?

И тут же подумал о том, что неспроста повел этот разговор начальник, видно, перед тем о нем, Саранюке, думал, советовался со знающими людьми. Выходит, верят в него, а надо будет, помогут.

Вот с тех пор и служит участковым. Когда-то начинал лейтенантом, теперь капитан. За десять лет не только годами старше стал, но и богатый опыт приобрел, близко сошелся со многими жителями. Разными были эти знакомства: в одних случаях имел дело с порядочными, честными людьми, а в других — с явными нарушителями общественного порядка. С последними приходилось и мирно беседовать, и строго отчитывать, по-разному бывало.

Права Ивана Максимовича сформулированы предельно ясно и четко, а вот обязанности…

Попробуй ограничить их круг, когда каждый новый день, мгновенно порой меняющиеся ситуации диктуют свои решения. Нет, его будни не запрограммируешь циркулярами. Тут многое зависит от твердости и душевности, находчивости и дальновидности. Порой неверно вылетевшее слово может решить человеческую судьбу.

Его встретишь и на заре, когда поливальные машины освежают улицы микрорайона, и поздним вечером, у многолюдного магазина, и в глухом переулке. Для него стало правилом: прежде чем уйти домой — обязательно посмотреть места, где собирается молодежь, встретиться и поговорить с дружинниками, убедиться, что на его территории все в порядке.

Не был исключением и этот день. Обследовал закоулки, повернул на проспект Гагарина.

Все ему здесь знакомо до мелочей. На его глазах взметнул в небо свои шестнадцать этажей этот строгий красавец-дом. И липы вдоль тротуара он помогал сажать. Вот они вовсю цветут, распространяя нежный аромат. Иного обновки в квартире так не радуют, как радует его каждая клумба на ставших родными улицах.

Там, за стенами домов, на балконах — люди. У каждого своя жизнь, свои хлопоты…

Пересек тротуар — остановился.

Хотя бы эти ярко освещенные окна. Сквозь прозрачную кисею занавески угадываются три силуэта. Справа глава семьи, напротив — его жена, посередине маленькая непоседливая тень — малыш. По тому, как он оживленно жестикулирует, нетрудно догадаться: занятное что-то рассказывает.

И вспомнил капитан, как он познакомился с этой семьей.

Тогда, как и сегодня, возвращался домой. Вдруг — навстречу ему женщина, вся в слезах. В то время Иван Максимович только, как говорится, делал первые шаги на участке.

— Помогите, — кричала она. — Муж избил. Пришел пьяный, с топором гонялся. Сказал, чтобы назад домой не приходила.

— Пойдемте к вам, посмотрим.

— Вы один пойдете?

— А что ж, по-вашему, всю улицу на ноги подымать? Как звать-то его?

— Николай.

— А вас?

— Люба.

— Давно с ним живете?

— Семь месяцев. Первое время, как поженились, был человеком. А потом стал пить. Оказывается, он и до знакомства со мной водкой увлекался. Видно, к прежнему потянуло.

Лейтенант скосил взгляд на Любу, быстро шагавшую рядом.

«Беременная, — отметил он, — жить только начали, а уже такое…»

У калитки она замедлила шаг.

— Поговорите с ним сами, я боюсь, здесь лучше подожду.

— Знаете, Любовь, если уж вы ко мне обратились, то будьте добры, подчиняйтесь. Со мной, ничего не бойтесь.

Дверь оказалась запертой. Иван Максимович резко постучал. В окне показалось лицо с мутными глазами и скрылось.

— Откройте! — приказал участковый.

Щелкнул замок, и они вошли в светлую кухню. На кровати сидел мужчина и с ухмылкой глядел на гостя. Затем заметил жену.

— Защиты ищешь, — свирепо процедил он и внезапно кинулся к ней.

Резкий замах, но рука пьяного перехвачена. Дебошир, шумно сопя, стал просить извинения.

— Вот что, — сказал Иван Максимович, — говорить сейчас с ним бесполезно. Отведу-ка его в райотдел, а вас, Люба, попрошу: не убирайте в комнате, оставьте все как есть. Завтра придем сюда вместе. Пусть полюбуется, что натворил.

На следующий день с проспавшимся и протрезвевшим Николаем вернулся в дом. Хозяин понуро смотрел под ноги, отводил глаза в сторону. «Что же, — думал сотрудник милиции, — пусть помучается, ему есть над чем поразмыслить».

— Хорошее у вас жилище, — заметил он как ни в чем не бывало, — сами строили?

— Завод помог.

— Ссуду дали?

— И ссуду, и товарищи по цеху помогли. Люба тоже старалась. Она энергичная, бойкая. Когда мы поженились, выписали лес, кирпич. За два воскресника построили ребята из второго цеха. Век не забуду.

«Вон ты какой, — размышлял лейтенант, — рассуждаешь, как нормальный человек, а сам…

И вот сидят они в комнате вдвоем. Коля молчит. На полу осколки зеркала, куски темно-синего материала с ватиновой подкладкой, клочья цветастого шелка.

— Сколько ж тебе и жене трудиться понадобилось, чтобы купить все это? — с упреком спросил участковый.

Тот поднял голову, через силу выдавил:

— Водка, как выпью…

— Зачем пьешь? Совесть у тебя где? Ты же скоро отцом станешь. Жена молодая. В достатке вроде живете. Что же тебе еще нужно? Имей в виду, Любу мы в обиду не дадим, а за твой поступок тебя можно уже сейчас привлечь к уголовной ответственности.

Хозяин, стиснув зубы, уставился в окно. А когда повернул голову, встретил суровый взгляд Саранюка.

— Я бы, пожалуй, не стал с тобой возиться, — бросил лейтенант, — Любу твою вот только жалко. Ты бы знал, как она просила за тебя. Говорит, мол, случайность это, больше такого не будет. Так вот, хочу знать, что ты сам об этом думаешь?

Николай молчал, только до боли сжимал кулаки. Иван Максимович внимательно наблюдал за ним, видел, что по-настоящему переживает человек. Чувствовал офицер, именно в такие минуты нужно суметь внушить отвращение к недобрым делам, добиться перелома в сознании.

— Товарищ лейтенант, — хрипло проговорил Николай, — на этом конец, поверьте. Такого больше никогда не повторится.

— Хочется верить. Зла тебе не желаю. Оцени хотя бы то, что не составил протокол, не захотел, чтобы было возбуждено уголовное дело. Взял на себя ответственность. А теперь вот что: сейчас же наведи порядок. И обязательно попроси прощения у жены. Она тебе верит. Береги жену, чтобы потом жалеть не пришлось.

Несколько раз после того встречался с молодоженами, беседовал, радовался тому, что наладилась жизнь у них. Одним из первых поздравил их с первенцем — сыном…

Иван Максимович отвлекся от воспоминаний, свернул в ближайший переулок. На его участке давно уже царило спокойствие. И все же он оставался верен себе: лишний раз пройтись по знакомым маршрутам никогда не мешает.

Настроение было явно приподнятым. На днях получил письмо от сыновей. В армии оба служат, через год вернутся домой. Сообщили о своем решении: пойдут в милицию работать. Что же, очень хорошо, молодцы ребята, отцовской дорогой пойдут. А дело это нужное. Кое-кто об опасностях милицейской службы страсти рассказывает. Так ведь надо понимать, во имя чего идешь на риск.

Возле детского сада замедлил шаг. Оглядел ограду, недовольно поморщился: «Ремонт пора делать, что же это они все ждут указания».

Внезапно из-за угла навстречу выплыла фигура. Поравнявшись с Саранюком, незнакомец остановился, нерешительно переминаясь с ноги на ногу.

— Не узнаешь?

Участковый весь как-то подобрался, насторожился. Тень от низко опущенного козырька фуражки не позволяла как следует рассмотреть лицо. Встречный был ниже его ростом, но шире в плечах.

Неужели Урхан? Но ведь он должен быть, в колонии. Сбежал, выходит. Саранюк невольно положил руку на кобуру. А, пожалуй, нет, это не он. У того большой шрам через всю левую щеку.

— Так что, не узнаешь?

Он делает шаг вперед:

— Руки не желаешь подать? Понимаю. Я ведь с благодарностью. Спасибо тебе, Иван Максимович.

Повернулся и, не оглядываясь, зашагал прочь. Что-то в его походке, в голосе показалось очень знакомым. Чуть-чуть прихрамывает, правое плечо немного опущено. Кто же это?

Может быть, Шандула? Ну, конечно, он! Все-таки он сильно изменился.

И припомнился тот вечер, когда в его служебной комнате зазвонил телефон и он услышал в трубке истошный крик:

— У нас в квартире пьяный сосед из ружья стреляет! Шандула! Вот человек, выпьет — сатанеет, зверем становится.

Сколько раз участковый беседовал с ним, просил, предупреждал: брось пьянствовать, горе будет. И вот на тебе.

Через несколько секунд милицейский мотоцикл рванулся с места. По пути к Саранюку подсели патрульный милиционер и дружинник. Вот и нужный дом. Вбежали в подъезд. Соседняя квартира приоткрыта, оттуда выглядывают перепуганные лица.

— Он там, опять заряжает, — сказала старушка и, осмелев, вышла на площадку.

— Вперед! — решительно скомандовал Саранюк.

Резким движением открыл дверь, шагнул в коридор, прислонился к стене. Рядом встали помощники. Иван Максимович осмотрелся. Здесь уже не надо спешить. Ведь буян вооружен, и малейший промах, неосторожность может стоить жизни каждому из них. Сейчас нужно выяснить, в какой комнате он.

Из кухни выглянула женщина с заплаканным лицом.

— Я здесь с ребенком спряталась, — произнесла она, всхлипывая, — спасите меня, ради бога, от этого изверга. Не только мне, а и другим жизни из-за него нет.

— Где он? — спросил участковый.

— Да вон, в той комнате, слева.

«До чего же доводит человека пьянство, — успел подумать Иван Максимович, — семья в смертельном страхе, сам безумствует, далеко ли здесь до беды — нажмет на спусковой крючок сгоряча и все. Убить же может».

Осторожно шагнул в ту сторону, где засел пьяница. Неожиданно скрипнула половица. И сразу же раздался выстрел. С потолка хлопьями густо посыпалась штукатурка.

— Не подходи, прикончу! — донеслась из помещения угроза.

— Брось дурака валять, — как можно спокойнее проговорил участковый. — Выходи, а то всю округу всполошил.

— Не подходи! — горланил хулиган.

— Да перестань ты, — все еще пытался урезонить его Саранюк.

— Не вздумай влезть через окно — плохо будет, — предостерегающе ответил тот.

Ситуация осложнялась. Обезумевшему от спиртного может показаться, что к нему подходят с улицы, и он откроет стрельбу. А там — люди.

— Ризван, — обернулся он к милиционеру, — быстренько перекрой движение пешеходов около дома.

— Есть! — коротко бросил тот и поспешил выполнять приказание.

«Как же тебя обезоружить, чтобы ты беды не натворил?» — стал размышлять участковый, пристально глядя на дверной проем.

Он был застеклен, и это облегчало задачу. Можно разбить верхнюю часть и через образовавшееся отверстие проскочить в комнату. Но это очень рискованно. Вдруг успеет выстрелить в упор… К тому же там темно, а в коридоре свет.

Он швырнул в дверь оказавшуюся под рукой сапожную щетку, затем — ботинок. И вот уже зияет ощерившаяся осколками дыра. Надо попробовать. Иного выхода нет.

Иван Максимович взвел курок пистолета и резко кинул пустое ведро, которое с грохотом покатилось по полу, отвлекая засевшего. И сразу же бросился вперед. Звон стекла, острая боль в предплечье правой руки. Не обращая на нее внимания, метнулся туда, в угол, где в полутьме пьяный перезаряжал оружие…

И вовремя. Тот успел загнать патрон и даже вскинуть двустволку, но нажать на спуск ему не хватило какого-то мгновения. Удар, и ружье выбито из рук Шандулы. В тот же момент подоспевший дружинник и Ризван помогли его скрутить.

И лишь когда уводили задержанного, Саранюк обратил внимание на пятна крови, выступившие на рукаве.

— Ой, вы ранены! — в один голос вскрикнули жильцы, толпившиеся на лестничной площадке.

— Пустяки, — попытался улыбнуться он в ответ, — могло быть хуже…

И вот эта встреча. Что ж, видно те годы лишения свободы для старого знакомого не пропали даром. О многом, видно, передумал, многое понял. Надо будет пригласить его на беседу, помочь с устройством на работу, поддержать добрым словом, да и вообще, присмотреть на первых порах.

…В домах уже гасли огни. На фоне погрузившихся в темноту кварталов ярко переливалось огнями здание автовокзала. Все реже встречались прохожие. Взглянул на часы: за полночь. Что ж, теперь можно в райотдел, а потом и к себе.

Хотел, было, пройти мимо станции, но привычка взяла свое: шагнул к парадному входу, поднялся по ступенькам. Как непривычно тихо здесь после дневного многоголосья. Лишь редкие пассажиры дремали на массивных диванах в зале ожидания. Иван Максимович внимательно окинул взглядом сидящих.

По виду пассажира, по его одежде, даже по вещам участковый почти безошибочно определял, что за человек и куда путь держит. На этот раз никто не вызвал подозрения. Вот сидят три девушки и двое парней, они ведут о чем-то оживленный разговор. Им и позднее время нипочем. Здесь же ворох рюкзаков. Понятно: в туристский поход собрались. Что ж, походы и экскурсии нынче модны. Меняются пассажиры. После войны, он это хорошо помнит, люди переезжали из одного города в другой в поисках лучших условий жизни, тащили за собой детишек, домашний скарб. Теперь совсем иные причины заставляют брать билеты. Их увлекает в дорогу жажда побольше увидеть, узнать. Особенно любознательна молодежь. Едут на места боевой славы, интересуются памятниками старины и архитектуры, на новостройки. Светлый, чистый помыслами, беспокойный народ. Не сидится ему дома…

Капитан уже повернул к выходу, но тут его внимание привлекла девушка, одиноко сидевшая на скамье. Пригляделся пристальнее, подошел ближе. По отрешенному выражению лица, по устало сложенным рукам понял, что с девушкой происходит что-то неладное. Увидев остановившегося неподалеку сотрудника милиции, она смутилась, поспешно поднялась, чтобы уйти.

— Что грустная такая, — мягко остановил ее Саранюк, — от автобуса отстала или билет потеряла?

Она отрицательно покачала головой.

— Куда же собралась?

— Домой.

— Домой? Так поздно? — И с наигранным пониманием, лукаво: — Подругу провожала или брата?

И уже строже:

— Так поздно одной ходить негоже. Раз уж так вышло, провожу тебя. Какой адрес?

Девушка бросила на него растерянный взгляд.

— Как хотите. Живу я на Заводской улице.

Они вышли на проспект. Прохладный осенний ветер заставлял идти быстрее. Свернули на соседнюю магистраль.

— Если не секрет, как тебя зовут?

— Зина.

— Ну вот и хорошо, познакомились, значит. А меня зовут Иваном Максимовичем.

А случайная попутчица шла все медленнее, шаги ее становились все тяжелее.

— Зачем в прятки играть, скажи откровенно, что тебя заставило коротать ночь на вокзале? Случилось что-нибудь? Обидел кто?

— Что вы. Просто приехала поздно из Краснограда, вот и присела отдохнуть.

— Не доверяешь, значит. Думаешь, чужой человек, где ему понять. Напрасно.

Не успели пройти по Заводской несколько метров, как Зина остановилась.

— Пришли. Теперь мне недалеко. Большое вам спасибо за заботу. До свиданья.

— Всего хорошего.

Каблуки ее туфель звонко застучали по асфальту.

«Ишь, шустрая какая, — подумал участковый, глядя вслед удаляющемуся силуэту. — Ох, чует сердце, неспроста очутилась на станции в такую поздноту».

Холодный ветер бил в лицо. Тревожно гудя, раскачивались провода, уныло шумели редкой листвой хмурые деревья. Саранюк зябко повел плечами, ускорил шаг, обернулся, еще раз оглядел серую, слабо освещенную уличными фонарями ленту тротуара и тут же остановился. Метрах в двухстах от него виднелась тень. Новая знакомая? Получается, не пошла домой. Что же все это значит?

Иван Максимович отступил к ближнему подъезду. Зина (а это была она) медленно приближалась. Медленные шаги, усталость и безразличие, сквозившие в каждом движении. Словно сама не знает, куда направляется. И даже не заметила, что он двинулся за ней. Повернула опять к автовокзалу, зашла в зал ожидания, опустилась на прежнее место.

Участковый приблизился к девушке, остановился рядом, но она сидела, низко наклонив голову.

— Вот и снова встретились, — негромко проговорил Саранюк.

Она вздрогнула, сделала движение, чтобы встать, но капитан стал продолжать будто уже начатую беседу.

— Видишь, как иногда бывает. Думаешь, провела, обманула милицию, а оно совсем по-другому оборачивается.

Зина молчала. Только глаза говорили: извините, не привыкла лгать, но так уж получилось.

— Ну, ладно, ладно, — успокоил ее Иван Максимович, заметив скатившуюся по щеке слезинку. — Это я так, по-дружески. А потолковать есть о чем. Не так ли? Разреши?

Присел рядом.

— Только на этот раз без обмана, начистоту.

— Хорошо, — вдруг резко, даже с вызовом сказала она. — Я ушла из дому. Вас устраивает? И никогда туда не вернусь…

Зинаида жила вдвоем с матерью. Отец, по слухам, уехал в Заполярье, когда она была совсем маленькой, нашел себе другую женщину. Ее мать, судя по всему, далеко не лучшим образом выполняла свой родительский долг, если дочь решилась на такой отчаянный шаг.

— Может ты, Зина, преувеличиваешь многое?

— Нет, все правда. Она приводит своих знакомых. Сидят, пьют, кошмар. А один вчера оскорбил меня. Думала, мамаша заступится, а она стала смеяться надо мной вместе с ним. А потом сказала: «Знаешь, Зинка, тебе уже семнадцатый год, не нравится моя жизнь, можешь уматывать на все четыре стороны». Я и ушла.

Больше вопросов он не задавал. Медленно поднялся, на какое-то мгновение задумался и коротко бросил:

— Идем.

Они обогнули площадь Руднева, у моста направились на Московский проспект. Иван Максимович нарушил молчание.

— Тебя не интересует, куда мы идем?

— В ваш райотдел.

— Не угадала. Переночуешь в общежитии, потом посмотрим.

— В каком общежитии?

— Профтехучилища.

Увидев знакомого капитана милиции, дежурная по общежитию переполошилась, уж не натворил ли кто из учащихся чего, но когда узнала, что от нее требуется, засуетилась, захлопотала, быстро нашла свободную кровать, принесла свежее белье.

Саранюк пожелал своей подопечной спокойной ночи.

— Завтра я зайду к тебе. Вместе решим, как быть дальше. А вы, — обратился к женщине, — попросите, пожалуйста, девочек, чтобы утром не шумели. Понимаете, сейчас уже третий час, а Зина очень устала. Будут расспрашивать, что, мол, за нежданная гостья, скажите, дочь одного родственника.

— Задержался что-то ты сегодня, Иван Максимович, — заметил дежурный, когда участковый зашел в райотдел. — Уж не случилось чего?

— Все в порядке, обычные хлопоты. Ты бы подбросил меня, Виктор Иванович, домой, если транспорт есть, а то, сам видишь, спать-то уже почти некогда.

Утром в отделе Саранюк постарался как можно скорее закончить неотложные дела. Справившись с ними, собрался уже навестить мать Зины, но увидел в коридоре старшего лейтенанта милиции Матвеева, который обслуживал как раз ту улицу, где жила девушка.

— Вот кстати, Андрей Иванович, ты мне нужен. Тебе знакома фамилия Клубенко? Есть такая семья на Заводской. Что за люди, чем занимаются?

— Да как вам сказать… Неблагополучная семья. Мать завязывает случайные знакомства, а девчонка предоставлена сама себе.

— Ну, и ты хоть раз вмешался? Помог чем-нибудь?

— Дважды говорил со старшей Клубенко, но без толку. Надо будет принимать к ней более строгие меры.

— А я, Андрей Иванович, вчера случайно вторгся в твою епархию. Извини, но пока ты собирался принять меры к этой особе, от нее ушла дочь.

— Так я сегодня же распоряжусь…

— Не стоит, с твоего позволения я сам возьму над ней шефство, а для начала схожу к матери.

…Двухэтажный дом старой постройки с почерневшими от времени кирпичными стенами. «Да, — невольно пришло в голову участковому, — пройдет еще несколько лет и от этих невзрачных хибар не останется и следа. На глазах меняется город. Как просто. Одно сломал, другое построил. С людьми куда сложнее».

Зашел во двор, и сразу же бросился в глаза беспорядок: куча всякого хлама, разбитые бутылки, клочья бумаги, грязь.

Разыскал нужную квартиру. Постучал.

— Кого надо? — послышался хрипловатый голос.

— Из милиции.

Щелкнул замок, открылась дверь. Перед ним стояла неряшливо одетая женщина. Лицо одутловатое, глаза воспалены, видно, что накануне провела бурный вечер. Это подтверждали и разбросанные по комнате бутылки из-под водки, груда грязной посуды на столе, мусор.

Иван Максимович окинул взглядом комнату.

— А пол-то подметать надо. В курилке и то меньше окурков бывает. У вас что сегодня — выходной?

— Во вторую смену пойду. Да вы не думайте, что у меня всегда так. Просто знакомые в гости заглянули. Что же тут такого? Мы же законы не нарушаем.

— Да уж вижу, каких гостей принимали. Вы одна здесь?

— Почему же одна? Дочь у меня есть.

— Где она?

— Кто ее знает. Ушла и нет. Мы с ней живем всяк по себе.

— А отец вашей дочери давно в Заполярье?

— Откуда вам известно, что он там? — удивилась Клубенко. — А, понятно, Зинка что-то натворила и в милицию попала.

В этих словах было столько холодного равнодушия, что участковому стало не по себе.

— Она действительно попала в наше поле зрения, но думаю, в этом отношении ей повезло.

Участковый хотел узнать побольше о беглом родителе.

— Да я и не знаю, кто он, — с тем же равнодушием ответила хозяйка. — Попробуй, разберись. Безотцовщина она, вот и все.

Сколько раз ему, сотруднику милиции, приходилось иметь дело с рецидивистами, опасными преступниками, но в эту минуту он был буквально потрясен таким цинизмом.

Саранюк решил зайти к замполиту райотдела Тимченко посоветоваться насчет Зины.

— Есть у меня одна мысль. Надо только с ней поговорить. Если согласится — определю на чулочную фабрику. Там ей понравится, уверен.

Виктор Михайлович Тимченко одобрил идею, обещал оказать содействие.

Саранюк наконец попал в общежитие.

— А вашей подопечной нет, — пошутили на вахте. — Новые подружки в столовую увели. Да вот, кажется, они уже возвращаются.

Она сразу заметила капитана.

— Ну как, тебя здесь не обижают? — тихо спросил Иван Максимович.

— Нет. Тут хорошие девчонки.

— Вот и отлично. А я видел сегодня твою мать, говорил с ней. Пожалуй, сейчас тебе домой возвращаться и впрямь не следует. Первое, что надо сделать — это устроиться на работу. И с жильем уладить. Ты, кстати, в каком классе учишься?

— В десятом.

— Придется заниматься в вечерней школе. А кем бы ты хотела работать?

— Если честно, то смотрела передачу о часовом заводе. Там все в белых халатах, с пинцетами в руках. Такие аккуратные, красивые. Как актрисы. Вот бы мне такую работу!

Саранюк постарался спрятать улыбку. Кинозвезды ей покоя не дают. У молодости, конечно, свои точки отсчета. Сам не раз наблюдал, как вроде бы толковые обстоятельные парни в дни призыва в армию не о характере будущей службы спрашивали, а туда просились, где форма понаряднее, поэффектнее.

— А на чулочную фабрику пойдешь?

— Это же совсем не то.

— Да ты же там никогда не была. Между прочим, я через час туда поеду, дело одно есть. Хочешь, возьму с собой?…

Миновав проходную, они сразу направились в производственный корпус. Дверь одной из комнат была открыта, оттуда доносился звонкий девичий смех. Зина увидела длинный ряд зеркал и кресел.

— А зачем здесь маникюрная?

— Как зачем? Ноготки должны быть гладенькими, отполированными. Ведь дело-то люди имеют с тончайшими нитями. Зацепы, обрывы — сразу брак. Вот для чего делают маникюр.

Саранюк порадовался, что оказался здесь, хотя, конечно, дела у него не было. Ради «крестницы» приехал. И вроде не зря. Миновали один цех, второй, третий. Зина внимательно присматривалась. Ее буквально завораживали легкие и быстрые движения девушек у длинного ряда машин.

— Что, интересно, а?

— Очень.

— Если нравится, буду просить дирекцию, чтобы приняли тебя. Так как? Решай сама.

— Уже решила.

…И хотя этот день у участкового был короче обычного — успел он сделать много. Побывал в двух домоуправлениях, три часа принимал жителей, многим помог, как говорится, не выходя из кабинета. Потом и выступил перед рабочими. Его долго не отпускали, сыпались вопросы, предложения.

Быстро сгустились сумерки. Только в девять часов сумел выкроить время, чтобы заглянуть к Зинаиде. По дороге купил колбасу, хлеб, сыр, бутылку ситро…

— Ой, зачем вы? Я же не голодна.

— Ешь, ешь! Завтра на свой хлеб перейдешь.

Чтобы не смущать ее, вышел из комнаты. Поинтересовался у воспитателя:

— Скажите, что за соседки у новенькой?

— Одна погулять любит и других с пути сбивает. Она замужем была, да разошлась. Ее бы отселить к тем, кто постарше. Они бы ее приструнили.

Взял на заметку: попросить коменданта учесть это пожелание.

А подопечная уже выглянула в коридор.

— Все в порядке, заходите, дядя Ваня, — а сама смущенно улыбается.

«Дядя Ваня…» — очень уж растрогали эти слова участкового.

Она проводила его до выхода, но не отпускала, нервно теребила рукав кофточки. Видно, хотела что-то сказать и не решалась. Наконец тихо промолвила:

— Вы так много для меня сделали, но… — и запнулась.

— Говори, что тебя тревожит?

— Дядя Ваня, а мой отец? — и уже решительнее: — Вы поможете мне найти его?

— Обязательно. Мы сразу же займемся этим, когда уладим все дела с работой и учебой.

«Позже скажу ей всю правду, — решил Саранюк. — А пока нельзя. Ей и без того сейчас трудно».

Больше полугода Зина Клубенко жила самостоятельно. Два месяца была ученицей, а потом присвоили ей третий разряд, сама встала к станку. Зарабатывала прилично. Обновки приобрела. Новая соседка, которую по просьбе участкового перевели в Зинину комнату, тоже училась в вечерней школе. Вместе они готовили уроки, ходили на занятия, в кино.

Раз в неделю в общежитие обязательно наведывался Иван Максимович. Разные они вели беседы. Как-то выложил ей всю правду об отце-полярнике. Посоветовал не думать о нем. Она выслушала молча и только до боли стиснула пальцы.

Душевная щедрость встреченных девушкой людей оказала свое благотворное действие. Она потянулась к ним, изменилась даже внешне. Участковый мог считать свою задачу выполненной, но он понимал, что не так просто «переделывается» человек.

Однажды (это было в начале июля) Саранюк заглянул в общежитие, полагая, что Клубенко уже вернулась после смены. Ее подружки занимались своими делами: одна хлопотала на кухне, другая читала книгу, а третья прихорашивалась у зеркала.

Капитан присел на стул у туалетного столика Зины. Его привлекла яркая цветная фотография парня. Ровный пробор, густые бакенбарды, взгляд самоуверенный, если не сказать нагловатый.

— Девчата, а это что за артист?

— Ха-ха-ха!… Артист! — дружно рассмеялись те. — Да это же Зинкин кавалер.

Взял в руки снимок, вгляделся в лицо. Да, причесочка — волосок к волоску. Пренебрежительно вздернуты губы. Нет, этот «кавалер» не вызывал у него симпатий. На обороте надпись:

— И давно этот «яркий образ» стоит здесь?

— Недели три, наверное.

Зашла Клубенко. Увидела гостя, снимок в его руках, смутилась.

Девушки понимающе переглянулись и, чтобы не мешать беседе, покинули помещение.

Иван Максимович повертел так и эдак портрет, вопросительно взглянул на Зину. Ее щеки еще больше залил румянец.

— Ты не обижайся, может, вторгаюсь в личное, но кто этот парень? Где ты с ним познакомилась? Не из простого любопытства спрашиваю.

— В троллейбусе. Ехала из парка, а он рядом стоял. Сама не заметила, как разговорились…

— Понятно. Где же он живет, где учится или работает?

— Живет, по-моему, на Пушкинской. Он недавно закончил литературный институт. Сотрудничает в газете, — восторженно произнесла девушка.

Да, тут не требовалось большого ума, чтобы понять — новый знакомый уже сумел увлечь его подшефную. Прикинул, как бы поскорее толком разузнать о нем. Равнодушным голосом сказал:

— Я, кажется, читал его материалы в газетах, только ты об этом пока не говори своему другу.

— Он хороший, дядя Ваня, вот увидите.

Интуиция не обманула участкового. Адресное бюро дало справку, что Новицкий ни в городе, ни в области не прописан. В местном отделении Союза журналистов тоже о нем ничего не знали.

Так кто же он?

В тот же день Иван Максимович снова отправился к Клубенко.

Тревожить ее своими подозрениями не стал, решил попросить Зину познакомить его с Эдуардом.

— Если хотите, хоть сегодня, — обрадовалась та. — Он через полчаса зайдет ко мне.

Встреча состоялась. Новицкий вопросительно поглядывал на Саранюка, на Зину, всем видом подчеркивая, что не слишком-то доволен.

А капитан будто между прочим попросил девушку сходить в комнату: забыл-де свою планшетку.

Тут-то участковый и начал расспросы. Эдуард запутался с первых же слов. Уличив его во лжи, Иван Максимович предложил ему предъявить документы. Паспорта не оказалось, лишь студенческий билет, удостоверяющий, что Михаил Хоменко пять лет назад был студентом… техникума.

Узнав, что ее приятель никакой ни Эдик, ни журналист, а самый обыкновенный прохвост, Зина как-то вмиг сникла, ее плечи ссутулились, в широко раскрытых глазах застыло отчаяние.

Иван Максимович неожиданно прервал разговор.

— Подожди меня здесь, я сейчас.

Он зашел к Зининым соседкам и дружески попросил их втроем отправиться в кинотеатр. Важно было отвлечь Клубенко от грустных мыслей. Заметив появившихся подружек, Зина понимающе, благодарно улыбнулась участковому.

А Иван Максимович отправился по своим делам службы: инструктировать дружинников перед началом патрулирования. Их командир токарь Виталий Ефимов собрал боевых, энергичных ребят. «Хороший парень, — подумал участковый, — познакомить бы его с Зиной, вот была бы пара». Но разве в жизни так легко «запрограммировать» любовь?

И все же эта мысль неотступно преследовала его везде и даже дома. Рассказывая жене обо всем, он как бы невзначай спросил, мол, есть ли смысл реализовывать затею. Дело-то какое деликатное.

— Ничего у тебя не получится! — решительно ответила она. — Ты их словно на аркане тащишь. И потом, теперь знакомятся в каких-нибудь барах или дискотеках, а ты по старинке…

— Да, Лена, я предпочитаю старинный, веками испытанный метод. Разве не случается так: раз за разом встречаются молодые на улице, возникает у них взаимное чувство, а заговорить не решаются. И ускользает близкое счастье. Завтра вот возьму Виталия и зайду с ним в общежитие…

Свадьба! Из Дворца бракосочетания вереница украшенных лентами «Волг» направилась на площадь имени Дзержинского. Молодожены возложили букеты цветов к памятнику Ленина, сфотографировались. Свадебный кортеж прибыл на Москалевку к дому Виталия. Друзья торжественно проводили невесту и жениха на почетное место за столом. Все расселись, пора как будто и начинать. Но все ждут кого-то.

А тот, по чьей вине возникла маленькая заминка, уже подъехал ко двору. Ничего не поделаешь — служба. Как только капитан милиции сел за стол, отец жениха попросил наполнить бокалы и провозгласил тост за счастье новой супружеской пары. Грянуло дружное «горько».

Николай Величко, друг Виталия, шутник и весельчак, добровольно взял на себя роль тамады. Находчивости, остроумия ему не занимать. Да и традиции Величко знакомы. Вот только… Провозгласил тосты за жениха и невесту, за мать и отца Виталия. Тамада требует наполнить бокалы.

— Уважаемые гости! Предлагаю выпить за родственников нашей Зины…

Кто-то дернул его за рукав, и он осекся, беспомощно глядя по сторонам, пытаясь найти выход из неловкого положения.

Наступила томительная тишина.

И тут встала невеста. В белой фате, просветленная, сияющая, звонко и взволнованно она начала:

— Я продолжу. Предлагаю тост за самого дорогого и близкого мне человека, за Ивана Максимовича Саранюка. Он стал для меня самым, самым родным…

Грянули дружные аплодисменты. Участковый неловко поднялся, не в силах сдержать волнение, поблагодарил за честь…

— Слово отцу! — грянуло со всех сторон.

В ЛОГОВЕ

ТЯЖЕЛЫЕ, свинцовые тучи ползли над лесом. Они словно придавили небольшое село, что прижалось к опушке молодого дубняка. Темень все плотнее обволакивала дома и вместе с первыми каплями дождя сплошной завесой скрыла от глаз огни в окнах. В такую непогоду на улицах не встретишь прохожего, все живое стремится под крышу, в тепло.

Дед Степан проверил запоры на дверях магазина, хмуро поглядел на небо. «К куму, что ли, заглянуть? Вдвоем-то веселее», — подумал он и зашагал к своему приятелю через дорогу к чайной. А дождь совсем разошелся, лил, как из ведра, сбивая с веток пожухлые листья.

На соседней улице надсадно взвыл и тут же умолк мотор автомашины. И снова непрерывный и монотонный шум дождя. Внезапно из мрака метнулись тени. Замерли, прижавшись к забору. Звякнуло железо, глухо охнули ржавые петли.

Когда через полчаса сторож вышел из-под навеса, где-то поблизости во тьме заурчал двигатель, и, вывернувшись из-за поворота, «Победа» чуть не сбила его с ног. Дед едва успел отпрянуть в сторону, в глаза бросились квадратики на бортах машины. Водитель резко крутанул руль, и автомобиль буквально вылетел на шоссе. Почуяв беду, старик бросился к своему посту. Зажег фонарь и замер — засов сорван, на пороге — искореженный замок.

Было над чем задуматься. До сих пор Александру Алексеевичу не приходилось оказываться в такой ситуации. Уже не первая торговая точка ограблена именно таким способом. «Почерк» одинаковый, и всякий раз преступников выручает такси. И никаких явных следов. Сразу видно, что не новички.

Пока удастся распутать клубок, сколько еще натворят грабители. А может, почувствуют, что идут по их следам, затаятся на какое-то время. Нет, что бы там ни было, а он принял решение. Если кончать с этим гнездом, так решительно и наверняка.

Итак, еще вчера Александр Алексеевич для своих многочисленных знакомых был капитаном милиции, сотрудником областного отдела уголовного розыска, а сегодня…

Он пытливо оглядел себя в зеркало. Ну как не позавидовать тем, кому легко дается искусство перевоплощения. Мастерам сцены хотя бы: сегодня играют положительного героя, завтра злодея. Получится ли так у него? Вспомнил недавно прочитанное: артист должен сначала рассердиться и только после этого топнуть ногой. Значит, надо прежде всего внутренне настроить себя. Благо никто не мешает: жена на работе, сын в школе.

Конечно, одно дело появиться перед зрителями и совсем иное — перед теми, из логова… В театре мелкая ошибка может пройти незамеченной, в худшем случае вызовет снисходительную улыбку, аплодисментами не побалуют, а тут все гораздо серьезнее.

«Пробуй, Саша, пробуй, ты должен это сделать», — подбодрил себя мысленно. На миг представил, что он не сотрудник милиции, а рыжеволосый грабитель, с которым встречался в прошлом месяце. Губы сжаты. Вот так. Правый глаз немного прищурен. Похоже. Со стороны-то виднее. Он прекрасно понимал, сколько непредвиденных препятствий может возникнуть впереди. Взял в руки пистолет. Увы, придется оставить его в дежурной части.

Главное — выйти на след. И какой бы трудной ни была эта задача, ее предстояло непременно решить. Тем более в последние дни удалось нащупать ниточку. Это и вселяло уверенность. Когда после тяжелого ранения охранника сельмага в деревне Русская Лозовая нападавшие мчались в сторону Белгорода, один из прохожих успел заметить серию номера неуловимой «Победы», хотя цифры были слегка забрызганы грязью. Такси оказалось белгородским…

Сколько полезных советов слышал он в эти дни от друзей по службе перед тем, как отправиться «туда». И вот последнее напутствие начальника отдела уголовного розыска Лукащука. Этот сдержанный, не лишенный юмора человек на время утратил хладнокровие. Даже зная смелость капитана, стойкость и неистощимую находчивость, он дал добро на эту рискованную операцию, как говорится, скрепя сердце.

— Действуй, Саша, — наставлял он, не скрывая волнения, — наши ребята будут рядом, по возможности будем поддерживать контакт, обмениваться информацией. Если что — подстрахуем. Но, сам понимаешь, будь осторожен, береги себя. Мы верим в тебя…

— Спасибо, Анатолий Евстафьевич. Не подведу.

На стоянках белгородских такси все чаще стал появляться внешне неприметный мужчина. Светлая кепчонка, легкое распахнутое полупальто. Погода держалась чудесная. Лето словно вновь решило выйти на свидание с осенью. Наверное, поэтому сегодня у пассажиров такое благодушное настроение, хотя они давно ждут машину. Шутят, смеются. Веселит всех солдат, знай, сыплет прибаутками.

Любил капитан по смеху определять характер человека. Вот самозабвенно заливается мальчуган. А вот иное снисходительное хихиканье. Ага, это солидный гражданин в зеленой шляпе. А девушка с цветами молчит, задумчиво смотрит на балагура. Может, солдатская гимнастерка вызвала какие-то воспоминания? «До чего же все-таки люди разные», — подумал он.

Александр Алексеевич не обольщал себя надеждами на быстрый успех. Сложность задачи стала более очевидной сразу после начала поисков. Как-то он узнал, что один шофер, случается, выпивает, от товарищей в стороне держится. Присмотрелся к нему. Немолодой уже, неряшливый, сидит за рулем угрюмый. Вроде бы подходящий «кандидат». А узнал человека поближе, не по себе стало. Оказалось, в боях под Киевом тот в плен попал, потом — Освенцим. После войны жена умерла. Четверо детей на руках осталось.

Вот ведь как получается. Рад был, что ошибся в предположениях, и в то же время горько стало на душе оттого, что люди порой так равнодушны друг к другу. Эх, если бы найти часок да побывать в парке, раскрыть людям глаза. Но кто он сейчас…

Задумался капитан. Вот ошибся он, а ему, сотруднику милиции, ошибок допускать нельзя. Сталевары, говорят, различают десятки оттенков пламени. Опыт, интуиция? Вспомнилось прочитанное у Макаренко: «Видеть хорошее в человеке всегда трудно. Хорошее в человеке приходится всегда проектировать. К человеку надо подходить с оптимистической гипотезой, пусть даже с некоторым риском ошибиться».

Именно. Надо идти от хорошего. Предположим, что на автопредприятии все как один — честные работники, чуткие товарищи. Но как же случилось, что не заметили в этом коллективе беду старого шофера? Выходит, могут не обратить внимание и на личность, способную совершить преступление. И все-таки надо доверять.

Тогда-то и пришло решение — встретиться с ветераном, потолковать откровенно, по душам.

И вот встреча. Разговор поначалу не клеился. Василий Петрович, так звали таксиста, не скрывал, что недоволен визитом нежданного гостя. Отвечал отрывисто, нехотя и даже зло, а потом вдруг спросил в упор:

— А чего именно ко мне пришли? Что я, красивее других, что ли?

Александр Алексеевич предпринял еще одну попытку.

— Я ведь, если честно, плохо сначала о вас подумал. Допускал, что вы…

— Вот как!..

Возникло неловкое молчание.

— Рад, что оказался неправ, — заговорил капитан. — Вот и зашел к вам помощи просить. Не откажете?

— Плохо же вы знаете нашего брата, — распалился хозяин. — Откуда это пошло: шофера — калымщики, шофера — пьяницы, шкурники. Да ведь таких единицы!

— Правильно. Именно единицы меня и интересуют, — перебил Александр Алексеевич. — Так посодействуете?

Василий Петрович ближе придвинул стул, долго, не глядя на гостя, мостился тяжелыми локтями на столе. И сразу почувствовалось, что этот человек за любое дело привык браться не торопясь, обстоятельно.

— Ну, что ж, помогу, — степенно сказал он и, легко перейдя на «ты», начал: — Есть у нас ребята, с которыми, если надо, насмерть в одном окопе стоять буду. Надежные… А есть… Только пойми меня правильно. Ничего определенного утверждать не могу. Фактов на копейку, а вот сердце чует: не тот он, за кого себя выдает…

Такси мчалось из Белгорода. Вдруг водитель, только что так живо поддерживавший разговор, умолк, насторожился. «Не верит», — промелькнуло в голове Александра Алексеевича. Долгий разговор на стоянке, продолженный затем в ресторане, 20 рублей, перешедшие в карман таксиста, и щедрые посулы, видно, не дали желанного результата. Надо искать иные «ключи» к нему.

— Чем дальше, браток, тем тяжелее, — сокрушенно вздыхает пассажир, — приятели срок отбывают. Трудно без них. Но ничего, живу. В последний раз неплохо «выгорело». Много взял. Половина добра в Харькове, в надежном месте храню. Приедем, образцы тебе дам, покажешь. Понравятся — перевезем в Белгород, сдадим по сходной цене, а нет — поможешь переправить в Ростов? Вижу, согласен.

Молчит новый знакомый. Может, задумался? А капитан достает из чемодана новую рубашку. Держит ее так, чтобы видно было ярлык.

— Переодеться нужно, в городе в таком виде нельзя появляться.

Высвободился из полупальто, согнулся в три погибели, стянул с себя «ковбойку».

Заметив, что Александр хочет выбросить ее в окно, водитель встрепенулся.

— Погоди. Зачем же добру пропадать?

«Вот какой ты, выходит, барахольщик», — подумал оперуполномоченный и вслух сказал:

— Может, остановимся, горло промочим? У меня пара бутылок.

— Сейчас нельзя.

«Первый вариант не сработал, — констатировал капитан, — используем второй». Он заранее условился с оперативной группой, что или по дороге выпьет с таксистом, или сделает так, что тот превысит скорость. За любое из этих нарушений их и задержат.

Впереди показался въезд в Харьков, у обочины инспектор дорожно-патрульной службы с мотоциклом. Шофер испытующе глянул на клиента, дескать, как тот будет себя вести при встрече с милицией. В глазах у того как будто неподдельный испуг, губы дрожат.

— Жми, проскочим!

Не выдержали нервы у парня, попался на уловку. Поддал газа и, обгоняя грузовик, проскочил мимо сине-желтого мотоцикла. Пассажир удовлетворенно вздохнул: «Получилось!» У инспектора есть повод остановить автомобиль. Вот он уже догоняет.

— Ой, кажется, влипли, — засуетился Александр. — Помни: я тебя не знаю, ты — меня…

И вот оба «незнакомых» в милиции. Проверены документы. Пассажиру приносят извинения и на все четыре стороны отпускают, а водителя просят подождать.

— Почему нет разрешения диспетчера на выезд в другой город?

— А, забыл взять.

— В таком случае мы запросим Белгород. Машина пока останется в райотделе…

Едва таксист вышел на улицу, ему навстречу кинулся Александр.

— Ну что, порядок?

— Дело табак, — бросил водитель. — «Телегу» забрали. Домой будут звонить. Придется ночевать здесь.

После изрядной выпивки в привокзальном ресторане капитан предложил «потерпевшему» переночевать в надежной квартире. Тот отказался, ссылаясь на то, что обычно останавливается у брата. Когда Александр Алексеевич, заметно пошатываясь, вышел из ресторана, «собутыльник» еще долго следил за ним, стараясь быть незамеченным. Убедившись, наконец, в том, что у того нет иной мысли, как добраться до постели, он резко повернул назад.

Ему и в голову не пришло, что, как только он свернул в переулок, капитан тут же преобразился и сменил роль преследуемого на преследователя. Долго он вел наблюдение.

И снова летит такси. Но теперь в сторону Белгорода. У ног Александра небольшой чемоданчик с образцами «украденной» материи. Здесь шерсть, велюр, шифон, батист… Шофера словно прорвало. Шутит, хвастает, обещает познакомить «своего» парня с «настоящими» ребятами, которые притаились в таких местах, что нипочем их не найти.

Уж тут капитан и впрямь убедился, что Пашка Тарасов, так звали водителя, слов на ветер не бросает. В городе, проехав несколько улиц, машина сворачивает к зданию госстраха.

— Куда ты привез? — удивился оперуполномоченный.

А тот захлебывается от хохота.

— Не бойся. Тут мой дядя пристроился на хорошую должность. Сдадим ему вещи, он передаст знакомому завмагу и будь спокоен — выручка в кармане.

Пашкин родственник внимательно осмотрел привезенное, но предложил пока задаток. Дескать, сейчас нет больше денег. Договорились встретиться позже. Садясь в автомобиль, Александр коротко бросил:

— Некогда ждать. Купюры позарез нужны. Вези к тем, кто сразу все выплатит, — и уловив алчный блеск в глазах Тарасова, добавил: — Отблагодарю. Я не жадный.

Тот повез.

…И опять капитан наедине со своими мыслями. Как ему нужен совет друзей, но встречаться с ними нельзя, наверняка за ним приглядывают дружки Тарасова. Вон их, оказывается, сколько. Ясно теперь, что за птица Тарасов, и брат его, живущий на Холодной горе, взят на прицел. И еще дядюшка, который под крышей госстраха притаился, завмаг, перекупщик с базара… Как будто немало он узнал, но за главное звено, которое бы привело в логово, пока ухватиться не удалось.

«Что бы там ни было, а останавливаться сейчас нельзя», — решил сотрудник милиции. Может быть, именно в эту минуту преступники задумали новую пакость. Не исключена и такая случайность, что сюда завернет и кто-нибудь из ростовских «гастролеров», и тогда они расскажут местным, кто он такой. Что ж, с ним церемоний разводить не станут. Народишко препоганый.

И снова он вспомнил тот Пашкин хищный взгляд. Человек чаще открывается в мелочах, хоть тайные думки прячет умело. Пустяк всегда выдает. Проявляет истинную суть души. Случай с той рубашкой, перепродажей товара… Жадностью таксиста надо еще раз воспользоваться. И он начал такой разговор с Тарасовым:

— Парень ты, я вижу, толковый, на тебя можно положиться. Так вот, задумал я кое-что. Понятно, и тебе перепадет порядочно. Но там без ствола не обойтись. Помоги достать.

Пашка буквально впился взглядом в его лицо. Александру показалось, что до провала осталось совсем чуть-чуть. Почувствовал, как вспотели ладони. А Тарасов вроде бы ничего не заметил.

— Хорошо. Есть у меня кореш. Михаилом зовут. Свяжу тебя с ним. Только доля тут такая, что платить наперед надо.

— А не продаст?

— Ты, никак, шутишь?

Несколько раз встреча с Михаилом срывалась. Вот-вот он должен был появиться с оружием, но в условленное время не приходил. Пашка вел себя как-то двусмысленно, темнил. И, наконец, после изрядной выпивки в ресторане признался:

— Не верил я тебе раньше. Еще когда платил мне за проезд до Харькова, слишком уж старательно деньги пересчитывал. Можно было подумать, что они не твои, а казенные, что не даешь ты их мне, а выдаешь, как зарплату — копеечка в копеечку. У нашего брата не такой размах, ведь не за станком зарабатываем. Засомневался. Да и другие тоже. Наводили справочки. Ха-ха. Но теперь вижу, с кем имею дело. Деньги с тобой?

— В кармане.

И вот они едут проселочной дорогой. За рулем незнакомый водитель. Вот еще загадка. Надо запомнить лицо. На окраине небольшого села остановились. Александр расплатился за проезд. Пошли огородами, избегая встречных.

— Стой здесь, — приказал Тарасов и исчез в высоких зарослях. В висках капитана стучало от волнения: в отделе никто не знает, куда он поехал, все вышло очень неожиданно, так и не успел своих предупредить. А что если ловушка?

Вдруг словно из-под земли появилась женщина, кивком головы дала знать, чтобы шел за нею. Из-за высокой стены кукурузы показался небольшой дом. Ставни окон закрыты. На улице за забором слышался людской говор, смех, а здесь — тишина. Он переступил порог и остановился. В полумраке комнаты угадывались очертания фигуры Тарасова.

— Садись, — глухо приказал он, — да не сюда, а ближе к столу. — А сам застыл напротив, настороженный, молчаливый.

«До окна далеко», — промелькнуло в сознании оперуполномоченного. А сзади в углу, он это ясно чувствовал, притаился кто-то третий.

Чьи-то тяжелые шаги раздались за спиной. Стиснув зубы, напрягая все тело, Александр Алексеевич повернулся к подошедшему. В лицо ударил удушливый смрад водочного перегара с табаком.

— Ну вот, дружок, и встретились. Знакомиться не надо Я же тебя знаю.

— А ты меня не узнаешь? — коренастый, широколицый здоровяк наклонился над капитаном. Тот спокойно встретил колючий испытывающий взгляд. И тут словно кто-то подменил хозяина дома.

— Так я же тебя как облупленного знаю, — уже почти весело, во весь голос гоготал коренастый. — Паха столько о тебе рассказывал. Из Ростова, значит, к нам прибыл?

Александр почувствовал, как рубашка прилипла к телу. Он-то думал, что конец. Значит, еще одно очередное испытание. И, наверное, не последнее…

— Открывай, жена, ставни да накрывай на стол. Как следует угостим дорогого гостя! — гремел Михаил. На столе появилась бутыль самогона, поплыли запахи жареного мяса, картофеля.

— Угощайтесь, — пригласила к столу женщина, а глава семьи хвалился:

— И свинины, и баранины у нас сколько угодно. Вон какие вокруг колхозы богатые. Нужно только уметь найти подход.

Его жена, поджав губы, елейно повела беседу:

— Вот так и живем, бога не гневим, людей утешаем.

— Вот какая у меня подружка! — восторженно поддержал ее Михаил. — С виду херувим, муху не обидит, а сама почище сатаны, черта вокруг пальца обведет, под свою дудку плясать заставит.

Он пил много, но не пьянел и вновь тянулся своей рюмкой к гостю. И вдруг стал серьезным.

— Значит, ствол нужен? Вот смотри, — и, положив на стол тяжелую ракетницу, выжидающе усмехнулся, — хорошая штучка.

Александр презрительно повел плечами.

— Пугач. Не годится.

— Ладно, — нахмурился тот, — достану тебе настоящее огнестрельное. Да хватит ли у тебя червонцев?

— Хватит на целый пулемет, — не задумываясь, ответил капитан и сразу же сообразил, что допустил ошибку. В комнате воцарилась тишина.

— Тогда пошли в лес, там и припрятана моя пушка, — пригласил уже совсем иным голосом здоровяк. Александр заметил, что он подмигнул Тарасову. И бросил жене:

— Ты бы, Мария, еще за самогоном съездила.

Та на какую-то секунду заколебалась, испуганно посмотрела на гостя, и тогда Александр Алексеевич все понял. Убить его решили. И зачем сказал, что у него денег невпроворот? Вот и супругу отправляет с глаз долой. И ракетница уже не лежит на скатерти. Тарасов между тем настойчиво подталкивал его к двери, пряча что-то за спиной. «И никто не будет знать, что я был здесь, — промелькнуло в голове. — Концы в воду и все».

За окном чихнул и умолк мотор. Это Мария собиралась в дорогу. Что-то у нее не ладилось с мотоциклом, двигатель не заводился.

— Что же мы стоим, надо помочь, — крикнул капитан. Бросился к двери и мигом выскочил на улицу. Сразу же занялся мотоциклом, завел его, пронесся по проселку. «Не выйдет, сволочи, — шептали его губы. — Вот сколько людей знает теперь, что у Михаила был чужой человек. Попробуй теперь скрой». Через десять минут он возвратился.

— Ну что же, пошли в лес.

— Ладно, не горит, — лениво ответил Михаил, — сами принесем. Что там, в твоем Волчанске? Поделись.

Застолье затянулось до поздней ночи. Чтобы вовсе рассеять недоверие, Александр без устали рассказывал о «своих делах». Держался свободно, раскованно, приводил такие подробности, которые нелегко выдумать, слышал он о них немало. Не зря на допросах время тратил. Наконец, основательно перебрав спиртного, захрапел прямо за столом Пашка, стал клевать носом и хозяин. Вдвоем с Марией вытащили их, уложили как попало. Сам капитан прилег на диван и мигом уснул.

Спал часа два — не больше. Открыл глаза от резкого толчка, будто кто-то сильно дернул за ноги. Осмотрелся — никого. Видно, сказывается нервное напряжение. В комнате полумрак. Разметавшись на полу, храпят «дружки». До слуха донесся шорох, исходивший откуда-то из подполья. И тут же заметил, что в одном месте щели досок будто подсвечиваются. Опять прислушался. Действительно, внизу кто-то ходит. «Погреб», — сообразил он. Затем по донесшемуся из кухни стуку определил, что это хозяйка выбралась из погреба, закрыла крышку. И свет пропал…

Утром гуляки с помятыми и отекшими лицами снова уселись на лавку.

— Держи стакан, ростовчанин, подлечиться малость надо.

Похмелье затянулось до обеда. Вышли во двор. Михаил указал капитану на сарай.

— Лезь на чердак и заваливайся в сено. Заветное мое место. Отсыпаюсь всякий раз после удачного дела.

— С удовольствием, — обрадовался Александр неожиданно предоставившейся возможности отдохнуть от нервотрепки. — Я пошел. Потребуется — кликнете.

Легко поднялся по лестнице. Вот и ворох душистой травы. Упал спиной на него, сладко потянулся, расслабился. Впрочем, что это он, в санатории? Подхватился, посмотрел сквозь щель туда, где оставались эти двое. Их во дворе уже не было. Повернул голову и увидел за плетнем соседнего дома парочку, шустро шедшую куда-то по улице. Теперь можно спокойно поразмышлять над тем, что делать дальше. Вечером они поедут в Волчанск за его «товаром». Но вдруг он вспомнил о погребе. Что там?

Поднялся с сеновала и осторожно оглядел окрестности, дом. Может, внутри никого нет? Рискнуть?

Спустился, подошел к двери. На ней висел увесистый замок. Зашел в сад, приблизился к кухонному окну. Так и есть: форточка открыта, а шпингалеты створок опущены. Прикинул, что, просунув руку, он легко их поднимет.

Несколько мгновений — и он на кухне. Вот и погреб. Где же включатель? Поднял крышку и сразу вспыхнул яркий свет. Ох, оказывается, как хитро устроено. Быстро сбежал по железным ступенькам и на какой-то миг оцепенел…

Перед ним был не просто большой тайник, а чуть ли не подсобка промтоварного магазина. На размещенных вдоль стен широких стеллажах высились рулоны всевозможных тканей, готовых швейных и трикотажных изделий. Отдельно были уложены обувь, галантерея, ювелирные украшения, парфюмерия.

«Вот так и живем… людей утешаем», — вспомнились слова хозяйки. Да, теперь ясно, чем занимаются и с каким размахом действуют преступники, где хранят краденое.

Александр с трудом оторвался от неожиданного зрелища. Да стоит сейчас кому-нибудь зайти, и ему не спастись, живым не выпустят. Быстро выбрался наверх, опустил люк и, не мешкая, выпрыгнул в сад. Убедившись, что поблизости никого нет, закрыл окно и облегченно вздохнул…

Если бы не то тяжелое ранение сторожа в селе Русская Лозовая, можно было бы начинать операцию по задержанию грабителей. Обнаруженный «склад» краденых товаров выдавал их с головой. Но важно довести все до конца, ведь на месте преступления нашли две пули и гильзы, выстреленные из пистолета «ТТ». Значит, нужно во что бы то ни стало добыть этот пистолет для изобличения шайки.

Едва добрался до чердака, как с улицы послышался шум мотора. Во двор заехала грузовая автомашина. Прильнув к «смотровой» щели, Александр увидел выпрыгнувших из кабины Пашку и здоровяка.

— Поднимай ростовчанина, — сказал Михаил, — будем собираться в дорогу.

Тарасов направился к сараю. Капитан распластался на сене и, закрыв глаза, во все легкие захрапел.

Выехали из Волчанска поздно вечером. Казалось, с каждым километром убыстрялся бег времени. Вот уже и Харьков. Квартира, откуда они вывезли «краденый» товар, принадлежала местному сотруднику милиции. Оценив, какую большую добычу взял их новый приятель, сопровождающие с завистью и уважением смотрели на капитана, а затем начали один перед другим хвастаться похождениями.

Вдруг из-за поворота показался грузовик. Яркий свет ударил в стекло кабины, ослепив всех троих. Встречная чуть притормозила, а потом резко рванула дальше, чудом избежав столкновения.

— Сволочь, правил не знает, — выругался Пашка, — так и до аварии недалеко.

Перевели дух. Высказались в адрес водителя, но уже беззлобно. Настроение поднялось, хотелось выговориться.

Михаил, оказавшийся шофером одного из белгородских колхозов, не жалея ярких красок, расписывал, как вместе с женой уже не один год ворует скот с окрестных ферм; как со своими подручными сельмаги очищали. Тарасов также пооткровенничал и сделал предложение, о котором, видимо, думал давно.

— Под Дергачами лавку богатую заприметил. Но придется убрать сторожа. Возьмем ствол. Может, сначала в Дергачи махнем, а потом к тебе…

— Дело говоришь, — одобрительно заметил Александр, — значит, пушка будет?

— Будет, — бросил верзила, вцепившись в руль, — и нужный инструмент достану. Чисто сработаем. Вот только одного я в тебе никак не пойму, — продолжал он, неожиданно повернувшись к «ростовчанину», — что-то ты мало о себе говоришь, больше расспрашиваешь.

— А что трепаться зря. Я человек дела. Разве не видишь, сколько добра взял. Тысяч за девять-десять загоним не глядя.

Дальше ехали молча. Опять это недоверие, опять сомнение, когда все вроде бы решилось… Капитан сделал вид, что задремал, а сам сквозь полуприкрытые веки принялся наблюдать за «дружками». Вот Михаил тронул за локоть Пашку, что-то дал понять взглядом. Тот, подумав, ответил едва заметным кивком головы. Или все это только показалось?

Где-то на полпути машина затормозила.

— Здесь совсем рядом пост ГАИ. Объедем его лесом, не станем судьбу испытывать.

Свернули на грунтовку. Лес подступал к самой дороге. Капитан с надеждой думал об оперативниках, которые, следуя за ними «на хвосте», подстраховывали его. Как бы этот резкий поворот не сбил их со следа.

Промелькнула небольшая речушка. Мотор надсадно взревел и тут же затих.

Михаил точно нехотя спрыгнул с подножки, открыл капот, наклонился. Он явно не спешил. Посмотрел на окрестные кусты, жестом указал на что-то Павлу. Тот помог оперуполномоченному выйти, сам остановился сзади.

— Чего смотрите, помогайте, — будто в сердцах бросил здоровяк, но по всему чувствовалось, что он и не собирается копаться в моторе. В правой руке сжимал увесистый гаечный ключ. Что-то в его позе и шумном дыхании Пашки за спиной почудилось Александру подозрительным. Неужели, все-таки… Только подумал и тут же услышал:

— Вот что, гость ростовский, поговорить надо…

«Убрать надумали, — сообразил капитан. — Там, в селе, не вышло, тут уж не отступят. Глушь какая, темень. А ребят нет, видно, не заметили, как повернула машина, проскочили мимо». Что ж, надо принимать вызов. Еще неизвестно, чья возьмет. Недаром же он лучше всех в отделе владел приемами самбо.

Вдали послышался шум двигателя, и по верхушкам деревьев полоснули лучи автомобильных фар.

— Так о чем же говорить хотел? — с вызовом спросил Александр Алексеевич. — На добро мое позарились, доля малой показалась?

— Да ты что, я насчет курева, — испуганно зачастил Тарасов. А машина была совсем рядом. Двое сотрудников выбрались наружу. К капитану подскочил его воспитанник Евгений Георгиев. Но виду не подал.

— Застряли, помочь, что ли? Мы здесь в командировке, — сказал он неторопливо. — Поехали вместе. Оно и веселее будет, и сподручнее.

«Молодец, Женя, — подумал старший оперуполномоченный, — вовремя подоспел».

Дальше ехали одна машина за другой. «Приятели» Александра виновато помалкивали, а он открыто издевался над ними.

— У нас в Ростове так не делают. Свой своего. Эх, вы!

— Да мы что… — оправдывался Михаил.

— Не понял ты нас, — вторил Тарасов. — И в голове такого не держали.

— Сволочи! — все больше распалялся «ростовчанин». — Вам отправить на тот свет человека, что плюнуть…

Все было расписано с точностью до секунды. Оперативная группа была наготове. Около полудня на привокзальной площади остановилось такси, из которого не спеша вышел Тарасов и направился к чайной. Здесь его ожидал Александр, пригласил перекурить.

— Ствол и пять десятков патронов под сиденьем, — бросил он. — Бери и жди меня…

— Порядок, — кивнул головой капитан и выглянул в окно.

На стоянке собралась большая очередь, и первыми в ней, как и условились, были сотрудники милиции. Сейчас он вместе с Пашкой подойдет, люди заволнуются. Тарасов, у которого совсем другая цель, откажется ехать. Самые настойчивые будут настаивать на своем, поднимется шум, и тогда, хочет Павел или нет, а придется давать объяснение в отделе.

Так и получилось. На ругань отреагировал сотрудник ГАИ.

— Почему он нас не хочет везти? — гремел молодой парень с букетом роз.

— Левый рейс, кого-то выжидает, — сказал другой. Но оба сразу замолчали, когда увидели, что офицер извлекал из-под сиденья машины оружие и боеприпасы. В этот же момент рука одного из «пассажиров» легла на плечо водителя.

«Хорошо еще, что хоть «ростовчанин» успел смыться, — лихорадочно соображал Тарасов. — На него и свалю все».

А «гость из Ростова» и не думал прятаться. Он ждал Михаила. Зашел на колхозный рынок, сел на пивную бочку и не спеша потягивал из кружки прохладный напиток. Итак, Тарасов задержан. Все идет отлично. Сейчас, куда бы ни подъехал тот, другой, где бы не поставил машину, милиционер найдет повод задержать шофера: там дорога перекопана, а здесь неожиданно перенесли знак остановки.

А вон там знакомый сержант в форме прохаживается. Лицо спокойное, даже равнодушное. «А ведь у него семья есть, дети, — вдруг подумал Александр Алексеевич. — Знает, конечно, что через пять-десять минут всякое может случиться. Волнуется, а не заметишь».

Из-за угла дома показался грузовик, тот самый, на котором ездили в Волчанск. Михаил посмотрел в одну сторону, другую, прикидывая, где бы остановиться. Заметив капитана, заглушил мотор.

— Все в порядке, инструмент в кузове, — вместо приветствия бросил он.

— Добро, — ответил оперуполномоченный, и оба повернули к кабине. А рядом внезапно вырос милиционер.

— Что же вы правила нарушаете? Разве не видите, что здесь нельзя останавливаться? Предъявите документы.

Михаил небрежно подал водительские права.

— Пустяки, друг. Извини, не знал. Еще вчера здесь не было знака.

— А это у тебя что? — и сотрудник заглянул в кузов. Наклонился через борт, что-то потрогал руками. Большой мешок зазвенел металлом.

Матерый грабитель весь собрался, словно для прыжка, но встретив твердый взгляд «ростовчанина» понял все.

— Товарищ полковник, разрешите доложить, — начал было Александр Алексеевич, но Лукащук остановил его.

— Молодец, все было как по нотам, — и по-доброму улыбнулся, — а если откровенно — здорово, наверное, перенервничал в доме с подпольем?

— Было малость. Спасибо Евгению, вовремя подоспел. Действовал безупречно, как и вся оперативная группа. Меня сейчас, если честно, больше беспокоит тот старый шофер, благодаря которому я вышел на Тарасова. Как у него теперь?

— Все в порядке. Не оставили его люди один на один с горем. Недавно Василий Петрович квартиру получил.

— Спасибо.

— Тебе надо отдохнуть, — посоветовал полковник, — поговорим обо всем завтра. Кстати, наши эксперты уже сделали заключение о том, что пули, которыми был ранен сторож в Русской Лозовой, выстрелены из пистолета «ТТ», изъятого у Тарасова. Буду докладывать генералу, а ты — домой, там, наверное, уж заждались.

Предвечерний закат золотил стекла окон. Сын не отводил глаз от рук отца. Крепкими пальцами Александр Алексеевич бережно сжимал небольшую модель парусника. Сегодня они с сынишкой закончат ее. И словно забыл обо всем, что было перед этим: встречи, дороги… Сейчас он занят одним. Вот осталось закончить паруса, а потом, в воскресенье — долгожданная поездка на Донец. Представил себе тихую речку, по которой легко мчит их парусник, а по берегам стройные вербы и склонившиеся в вечном поклоне плакучие ивы…