Анубис

Если утверждение Грейвса, что они находятся в трех милях от побережья, соответствует действительности, то им потребуется по меньшей мере час, а то и больше, чтобы добраться, потому что барка, хоть и пошла быстрее, все-таки двигалась страшно медленно. Громадные блоки тесаного камня, которыми был выложен туннель, и колышущиеся в воде нити делали почти невозможным определить, в каком темпе они передвигались, однако Могенс не думал, что быстрее, чем со скоростью медленно бредущего пешехода. Скорее всего, путешествие продлится не час, а два, но, возможно, и это не играет роли — так или иначе вряд ли они с ним справятся.

После пророчества Грейвса воцарилось тягостное молчание. Кажется, даже мисс Пройслер наконец осознала, в какой они находятся опасности, и, возможно, из слов Грейвса ей тоже стало ясно то, что понимали все, но никто не отважился высказаться вслух, и тем не менее невысказанное витало в воздухе: у них есть лишь одна надежда, как бы ужасно это ни звучало. Надежда на то, что упыри схватят Тома до того, как он слишком близко подберется к пирамиде. Мысль эта была столь бесчеловечна, что Могенс стыдился даже подумать ее, но не мог от нее отделаться, хоть в то же время и подозревал, что Том не даст себя остановить.

Гнетущее молчание между ними, бегущими от смерти, все более сгущалось. Единственное, что нарушало тишину, было набиравшее силу журчание и плеск воды, в котором Могенс теперь улавливал скрытый ритм, хотя пока и не мог его классифицировать, но чувствовал, что вот-вот ухватит смысл. Могенс присел, прислонился к корме и закрыл глаза. Тьма за закрытыми веками испугала. Он поспешил снова открыть их и посмотрел на Грейвса, который занял позицию на буге. То, как он там стоял, поставив одну ногу на низкий борт с лампой в поднятой руке, напомнило Могенсу капитана Ахава,[26] поджидающего белого кита. Эта мысль чуть не заставила его истерично расхохотаться и в то же время бросила в дрожь. И не из-за абсурдной символичности образа, а потому, что пробудила в нем другое воспоминание, которое до сих пор он считал забытым навсегда. Воспоминание о… чем-то гигантском.

— Куда выходит этот канал, Джонатан? — задумчиво спросил Могенс.

— Полагаю, в океан, — с легкой иронией ответил Грейвс. — Разве ответ не очевиден, если учесть, что вода в нем соленая? А что вдруг за вопрос?

Могенс не мог так сразу ответить. Воспоминание было еще смутным, но уже припоминалось, что оно как-то связано с Томом.

И вдруг его осенило. Это было в тот первый день прибытия, когда Том вез его из Сан-Франциско. Часть пути пролегала по побережью, вот тогда-то он и ощутил присутствие чего-то гигантского и чуждого, что затаилось под толщей океанских вод, скрытое и неведомое — существо, ожидающее своего часа с неимоверным терпением, потому что время не имеет для него значения. Что там Грейвс говорил, когда вернулся из пирамиды? «Там сплошь вода»?

— Удивляюсь вам, профессор, — шепотом сказала мисс Пройслер. — Не знаю, утерпела бы я на вашем месте.

— Утерпели бы? От чего?

— Не засыпать вопросами.

— Вопросами? Какими вопросами?

— Профессор, — в тихом голосе мисс Пройслер слышались материнские нотки. — Вы знаете, что я не в восторге от того, чем вы занимаетесь. Но прекрасно понимаю, что все это здесь — исполнение мечты всей вашей жизни, что бы я об этом ни думала. У вас должна быть тысяча вопросов.

«Ошибаетесь, мисс Пройслер, — подумал Могенс. — Не тысяча — миллионы». Но этот подземный мир отнюдь не предел его мечтаний. Он, может, и был бы готов отдать жизнь, чтобы глянуть на него хоть одним глазком, но теперь только покачал головой:

— Есть ответы, которых человеку лучше не знать.

— И это я слышу из уст ученого мужа! — возмутился Грейвс.

Хотя говорили они едва слышно, он, должно быть, разобрал каждое слово. Могенс промолчал, но не мисс Пройслер.

— Именно ученому не помешает толика смирения, доктор Грейвс, — с достоинством заявила она.

— Как скажете, моя дорогая, — вздохнул Грейвс.

У него явно не было желания продолжать эту тему, по крайней мере, не с ней. Но мисс Пройслер так легко не сдавалась. Она уже приготовилась к колкому ответу, как из саркофага донесся негромкий скребущий звук.

Могенс выпрямился, как свеча, и даже Грейвс едва приметно вздрогнул и уставился на саркофаг.

— Что… — начала мисс Пройслер, которая в пылу сражения, очевидно, не придала ему значения.

Грейвс резко перебил ее.

— Тихо! — цыкнул он. — Помолчите!

На удивление, мисс Пройслер и впрямь замолчала. Она легонько отстранила от себя девушку и поднялась на ноги.

Могенс прислушивался с бьющимся сердцем. Звук не повторился, но по реакции Грейвса он понял, что ему не послышалось. Звук был слабым, но таким режущим, будто провели ножом по стеклу… или твердым, как камень, когтем по не менее твердому дереву. И не примешивалось ли к нему нечто вроде тяжелого с присвистом дыхания?

— Что это было? — настороженно спросила мисс Пройслер.

— Ничего, — отрезал Грейвс.

— «Ничего» так не скрежещет, — упорствовала она.

— Ничего необычного! — Грейвс вдруг разозлился. — Скрипнуло дерево или еще что. Прошу вас, мисс Пройслер! Наше положение и так не из приятных, давайте не будем его усугублять до умопомешательства!

Он постарался смягчить резкость слов запоздалой улыбкой, но и это ему не удалось, особенно когда, направляясь к ним, он обошел саркофаг, держась как можно дальше от него. Мисс Пройслер ничего не сказала, но взгляд, которым она окинула вырезанную на крышке фигуру, был красноречивее всяких слов. Секунду спустя она развернулась и прошествовала к своему месту. Барку опасно качнуло, когда она усаживалась, чтобы снова прижать к себе девушку.

Устрашающий скрежет больше не повторялся — по крайней мере, в последующие полчаса, когда барка в ровном темпе скользила по водной глади. Никто не проронил ни слова. Странный шелест в воде, который так встревожил Могенса, постепенно затихал, а потом и вовсе умолк, так и не явив своего происхождения. Становилось холоднее. Время от времени лодку захлестывала волна, так что была явная угроза, что ее в конце концов затопит. Но поделать с этим они ничего не могли. Вычерпывать было нечем, а делать это горстями никому и в голову не приходило — все прибывающая лужа на дне кишела извивающимися волосками. Пусть Грейвс и утверждал, что они в принципе безобидны, проверять это на деле не хотелось. Ни Могенсу, ни остальным. «Хотя, может быть, все-таки придется, хочется того или нет», — озабоченно подумал он.

Порою барка налетала на препятствия, скрывавшиеся под водой, или шаркала днищем по дну канала, причем все чаще. Для Могенса это было прямым доказательством того, что либо воды в лодку налилось слишком много, и она постепенно оседала, либо мелел сам канал. Могенс, всю свою жизнь проведший на суше и не имевший ни малейшего опыта в морских путешествиях, некоторое время бесплодно раздумывал — главным образом для того, чтобы хоть чем-то занять голову, — на сколько еще может понизиться уровень воды, пока отлив не достигнет своей кульминационной точки. Когда они отплывали, под баркой было самое большее с полметра глубины, теперь же вряд ли будет с ладонь. И бросающие в дрожь поскребывания под днищем, когда барка, содрогаясь, проволакивалась по камню, свидетельствовали, что так повсюду. Строители канала, несомненно, зачисляли какой-то груз — но вряд ли они рассчитывали на дополнительный вес четверых людей.

— Впереди что-то брезжит, — вторгся в размышления Могенса голос Грейвса.

Могенс распрямил спину и посмотрел в указанном направлении. Однако ничего нового не обнаружил: все те же тьма, вода и камень. Мисс Пройслер тоже устремила туда взгляд, а потом вопросительно глянула на него. Могенс только пожал плечами.

Грейвс одной рукой поднял качающийся фонарь, а указующий перст другой направил вперед. Разумеется, яркий свет тут же ослепил их, и в первый момент перед глазами поплыли только белые круги, постепенно бледнея до зеленоватых следов на сетчатке. Могенс зачел Грейвсу еще одно очко не в его пользу, но от комментариев воздержался, терпеливо выжидая, пока глаза привыкнут к другому освещению.

Сначала он подумал, что зрение все еще играет с ним злую шутку, когда перед глазами появилось размытое серое пятно, постоянно меняющее свою форму и по временам исчезающее.

— И что дальше? — спросила мисс Пройслер.

— Мы сделали это! — возбужденно провозгласил Грейвс.

— Сделали? — голос мисс Пройслер преисполнился горечи. — Вы имеете в виду, что Томас не добрался до цели?

— Именно, — холодно ответил Грейвс. — Будь это иначе, нас бы сейчас не было в живых. Как, впрочем, и остального человечества. А вам по душе иной исход?

— Разумеется, нет, — мисс Пройслер сникла. — Но не такой ценой. Мне жаль бедного мальчика.

— Мне тоже, мисс Пройслер, — ответил Грейвс, и его голос звучал почти искренне. Но он тут же махнул рукой, а в его тоне зазвучали вдохновенные нотки. — Вы что, не соображаете? Там впереди дневной свет! Это выход!

И вправду, бледный свет все больше напоминал предрассветный полумрак, чем зеленое мерцание, наполнявшее подземный мир. Тем не менее мисс Пройслер с сомнением посмотрела на Грейвса:

— Дневной свет? Но это…

— …значит, что на Земле уже рассвело, — взволнованно перебил ее Грейвс. — Мы немного задержались в пути, но какое это теперь имеет значение? Через несколько минут будем на воле. Мы сделали это!

Могенс не спешил разделить энтузиазм Грейвса. Разумеется, он тоже почувствовал облегчение, но мысленно произведя подсчет, пришел к выводу, что, с тех пор как они прошли через врата в церемониальной палате, минуло самое большее два часа. Если даже время здесь текло тем медленнее, чем опаснее развивались события, все равно снаружи не мог настать день.

— Очевидно, в этом мире не властвуют наши законы, — сказал Грейвс, заметив его скептический взгляд. — Не ломай над этим голову, Могенс. Главное, что сейчас имеет значение: мы сделали это!

Могенс отнюдь не был в этом уверен. Серое пятно из размытого становилось все более отчетливым, когда теперь Грейвс не светил туда своей лампой. Но что-то с ним было не так.

Мисс Пройслер снова бросила Могенсу взгляд, на сей раз он прочел в нем неподдельное беспокойство. Он даже усомнился, что она так крепко прижимала девушку к себе только ради того, чтобы дать ей ощущение тепла и защищенности. Возможно, этот жест имел двойной смысл. По меньшей мере, за время их последних злоключений Могенс окончательно понял, насколько сильной натурой оказалась эта женщина — но это вовсе не значило, что иногда и ей самой не требовались поддержка и защита, какими она щедро наделяла всех вокруг.

Барка продвигалась вперед мучительно медленно, как ему казалось. Серое пятно в конце туннеля приближалось с такой неспешностью, будто барка все больше мешкала, чем ближе подходила к цели. Могенс все еще не мог определить, что его так смущает, однако чувство это не только не ослабевало, напротив, крепло.

Пока он боролся с недобрыми предчувствиями, барка все замедляла ход. Наконец, Могенс отвлекся от своих невеселых мыслей и впервые за долгое время оглянулся по сторонам. До сих пор и смотреть было особо не на что. Грейвс во время всего путешествия неизменно направлял луч своего фонаря вперед, чтобы высматривать попадающиеся на пути камни и другие препятствия — правда, толку от этого было мало, ведь на барке не имелось ни весел, ни руля, чтобы сменить скорость или курс, — а теперь он поворотил лампу в сторону, чтобы ее свет растворял слабое свечение в конце туннеля, так что глазам Могенса предстала совершенно иная картина.

Если бы он не видел подземного города и не знал, на что стоит обращать внимание, он бы никогда не додумался, что видит искусственное сооружение, а не естественным путем образовавшуюся пещеру. Время стерло следы тысячелетних иероглифов и рисунков, как не оставило и намека на каменотесные работы и искусно вырезанные линии рельефов. Некогда тщательно отполированные блоки, облицовывавшие стены и свод, за бессчетные столетия покрылись наслоениями известковых пород, были разъедены влагой и солью, и за долгие миллении стали пористыми от плесени, гнили и терпеливого труда микроскопических организмов. Тут и там из потолка вывалились и ушли под воду целые плиты, стены осели и деформировались, так что тот факт, что они еще поддерживали свод, противоречил всем законам природы.

И чем ближе они подходили к источнику серого света, тем заметнее были разрушения. Будто они не только проделывали путь назад, но и совершали обратное путешествие во времени. Если раньше, спустившись по лестнице за вратами, они очутились в прошлом за многие тысячи лет, то теперь возникало ощущение, что все эти века проплывают мимо них назад в том же размеренном темпе, в каком скользила по водам барка. Неведомая сила, которая оберегала подземное царство от разрушительной власти времени, здесь, на дороге к концу туннеля, медленно отступала. Даже Могенс — и то только потому, что знал, чего искать — на последнем отрезке едва мог различать искусственные формы: линию, слишком прямую, чтобы быть созданной рукой природы, угол, слишком точно построенный, округлость, чрезвычайно ровную. Однако менее внимательный путник, случайно попавший в эту пещеру, никогда бы не натолкнулся на мысль, что здесь есть нечто, не возникшее естественным образом. Даже водная поверхность не была больше гладкой — из нее то здесь, то там торчали зубцы скал, острые края обрушившихся камней, которые образовали целый лабиринт, — и было чудом, что барка передвигалась по узкой быстрине, ни разу не напоровшись на что-нибудь.

И тут послышался скрежет. Две-три секунды Могенсу еще удавалось уговаривать себя, что это всего лишь камни, царапающие днище лодки, но и тогда он знал, что это вовсе не так. Более того, он знал, откуда исходит скребущийся звук.

Саркофаг.

Поскребыванье и царапанье раздавались из саркофага. Звук был не громче, чем в первый раз, но характер его странным образом изменился: он стал целенаправленнее и агрессивнее… И на этот раз все было наоборот: не его фантазия порождала звук, а скребущийся звук вызывал картины в его голове.

Они были слишком ужасны, чтобы отдаться им, но действительность представала не более радужной и не давала ни малейшего шанса на самообман. Не он один услышал этот звук. Мисс Пройслер распрямила спину и посмотрела на саркофаг — пристально и встревоженно. Выражение ее лица мало выдавало ее внутреннее состояние, но безмятежным оно явно не было.

— Так, значит, дерево скрипит, да? — спросила мисс Пройслер. В словах должна была звучать ирония, однако ее голос слишком дрожал, и лицо покрылось мертвенной бледностью.

Грейвс нервно потер здоровой рукой подбородок.

— А что же еще? — пробормотал он.

Из саркофага снова донеслось царапанье, на этот раз куда более яростное, и Могенс позволил себе заметить:

— Может быть, тебе стоило подумать об этом раньше? Прежде чем посылать нас на эту барку?

Это было несправедливо, он и сам знал. Грейвс среагировал соответственно.

— У нас был не слишком велик выбор, если ты помнишь, друг мой! — рявкнул он. — Да и чего ты переполошился? Там ничего нет. Черт из табакерки, выскакивающий в последний момент, чтобы утащить отважных героев в преисподнюю, существует только в плохих романах.

Из глубины саркофага, словно в знак одобрения, опять заскреблось. Грейвс занервничал сильнее и еще неистовее тер подбородок. На этот раз левой рукой. И что-то в этом жесте, что Могенс не сразу осознал, привлекло его внимание. Лишь долгой секундой спустя он понял, что. Рука Грейвса не обрела свою прежнюю форму, но и такой размозженной, как прежде, она уже не была. Если бы не лопнувшие швы перчатки, увечье вряд ли бросилось бы в глаза.

— Может быть, просто выбросим за борт эту ужасную штуку? — нервозно предложила мисс Пройслер.

— Давайте попробуйте, — язвительно скривился Грейвс. — Думаю, «эта штука» весит с тонну, если не больше. Но вас ведь это не остановит?

Мисс Пройслер поджала губы, одарила его негодующим взглядом, но своего предложения повторять не стала. Грейвс отвернулся и принялся вглядываться в даль за бугом. Из саркофага раздался приглушенный лязгающий звук, который напоминал щелканье ножниц.

Тем временем они почти достигли конца канала. На последних метрах течение усилилось, и барка пошла заметно быстрее, по-прежнему словно ведомая таинственной рукой, обходя все препятствия. Теперь впереди обозначилось нечто вроде небольшого порога, на котором вода, вскипая белой пеной, разбивалась об острый гребень скалы и подводные рифы. В других обстоятельствах эта картина до смерти напугала бы Могенса, но сейчас страх даже не дал о себе знать. Наверное, потому, что Могенс нисколько не сомневался, что барка легко преодолеет и это препятствие. Пугало же его то, что ждало за перекатом.

Канал выходил в круглое озерко, расположенное в котловине пещеры с куполообразным сводом. И Могенсу, наконец, стало ясно, что его настораживало все это время. Серое свечение на самом деле оказалось дневным светом. Только шел он не оттуда, откуда надо. Над ними поднимался мощный купол из серовато-черных скальных пород, в которых не наблюдалось ни зазора, ни трещины. Свет шел из воды.

Грейвс тяжело вздохнул:

— Кажется, у нас возникла проблема.

Он медленно повернулся вокруг своей оси, одновременно пристальным взглядом охватывая прибрежные полосы и массируя правой рукой расплющенную левую, будто стараясь придать ей нужную форму. Барка медленно, очень медленно, закружилась на месте. Жуткие звуки из саркофага стали явственнее. Что-то там происходило.

— Профессор! — окликнула мисс Пройслер.

— Знаю, — нервно сказал Могенс. — Джонатан…

Грейвс повелительным жестом приказал всем умолкнуть. Могенс видел, как напряженно работает его мысль. Взгляд все торопливее и тревожнее обшаривал берега, и по нему было видно, что ищет он нечто определенное.

И так же отчетливо виделось, что не находит.

— Джонатан, — снова позвал Могенс.

Из глубин саркофага пробился скрежет, а потом глухой грохот.

— Надо… надо прыгать в воду, — сказал Грейвс. Его голос был чистое отчаяние.

Могенс ахнул.

— Ты с ума сошел?

— Это единственный выход, — решительно заявил Грейвс. — Я надеялся, здесь есть…

Договаривать он не посчитал нужным. Паника плясала в его взоре, когда он все лихорадочнее озирался вокруг в поисках того, чего явно не было. Несмотря на правильной формы купол, пещера была не более чем пещера, а не искусственное сооружение. Может быть, по узким прибрежным полосам когда-то и стояли статуи или другие изваяния, но и в этом случае они давно пали жертвой времени. Источенный камень скал и правильные формы купола — вот и все, что имелось в наличии. Никакого выхода.

— Джонатан! — в третий раз кликнул Могенс, и теперь в его голосе звучали истеричные нотки.

Словно в ответ, из саркофага раздался звук, будто клинок точат о камень.

— Надо плыть, — твердо сказал Грейвс. — Это единственный путь! — Он указал на свет в воде. — Из пещеры есть выход в океан. Посмотри сам!

Плыть? У Могенса волосы встали дыбом. Грейвс точно рехнулся. Даже если бы в воде не кишели бесчисленные волосья «водорослей», покинуть пещеру этим путем не представлялось возможным. Без всякого сомнения, пещера соединялась под водой с океаном, свет, конечно, был тому доказательством. Но до источника света должно быть не меньше пяти, а то и десяти метров под водой!

Барка крутилась все сильнее, будто попала в водоворот, который неумолимо влек ее ко дну. Но ведь никакого водоворота не видать! Поверхность озера выглядела ровной и спокойной, и даже невысокие волны от кружащей барки не покрыли рябью его гладь.

И тут Могенс понял, что глубоко заблуждается. Движение в воде было. Только происходило оно не от круговорота лодки.

Пряди тонких волосков, колыхавшиеся в воде, начали складываться в определенный узор. Сравнение с водоворотом напрашивалось само собой. То, что до сих пор казалось самопроизвольным неверным прощупыванием, выискиванием, скольжением, постепенно формировалось в кольцо из миллиардов собранных в пучки тончайших волосков, и кольцо это постепенно, но неотвратимо сужалось вокруг барки.

— За борт! — крикнул Грейвс. — Плывите к берегу!

Но было уже поздно. Раздалось шипение, будто на гигантскую раскаленную плиту упали миллионы капель воды, и внезапно из воды поднялся целый лес хлестких щупалец. Грейвс отпрянул, сколь отчаянным, столь и бессмысленным жестом прикрывая лицо, и споткнулся о саркофаг. Несмотря на тяжесть, тот от толчка заметно содрогнулся. Крышка со скрежетом съехала и упала за борт.

Из саркофага восстал кошмар.

Это было живое воплощение гравюры на крышке, только создание оказалось несравненно громаднее — настоящий исполин, против которого даже упыри казались карликами. Невообразимо, каким образом этот массивный, двухметрового роста гигант помещался в деревянном ящике. Тело его на самом деле походило на человеческое, правда, такое чрезмерно мускулистое, что выглядело почти комично. Вместо кистей рук у него были две клешни. Но самый чудовищный кошмар представляла собой голова: нагромождение беспорядочно извивающихся в конвульсиях тысяч и тысяч хлестких щупалец — эдакая пародия на морскую анемону, из вороха щупалец которой таращились выпученные, исполненные неукротимой злобой глаза, и ужасали они более всего своей схожестью с человеческими. Под ними щелкал горбатый клюв попугая, в котором ворочался мясистый язык.

Но жуткий вид этого чудовища был ничто против тех чувств, которые он пробуждал. Кошмарный монстр распространял вокруг себя такой ядовитый запах, что Могенсу буквально перехватило горло. Могенс видел и несравненно более отвратительных и безобразных уродов, но то, что содрогало его до глубины души — так это бесконечная чужеродность существа. Все в нем было абсолютно неправильно, и человечность Могенса корчилась от одного только признания факта его существования.

Грейвс пронзительно закричал, развернулся и ударил исполина лампой. Это не было ни обдуманным поступком, ни героическим деянием — слепой рефлекс с катастрофическими последствиями. Лампа угодила в высоко поднятую клешню чудовища и разлетелась мелкими осколками. Брызнула кровь неестественного мерзкого цвета, и, прежде чем фитиль окончательно погас, огонь успел поджарить пучок из массы щупалец, извивающихся вокруг черепа кошмарного чужеродца. Тот пронзительно завизжал голосом, похожим скорее на птичий клекот, чем на рев морского чудища, которое явно вышло из водных глубин. Монстр тяжелой поступью развернулся к Грейвсу и выкинул вперед жуткие клешни. При внешней неповоротливости движения его были настолько молниеносны, что глаз едва мог уследить за ними. Грейвс прикрылся руками, и гигантские ножницы отхватили ему кисти ровно у запястья.

Грейвс издал единственный, полный муки крик, который оборвался на самой верхней ноте, остекленелыми глазами глянул на свои культи, откуда фонтанами хлестала ярко-алая кровь, и в следующую секунду опрокинулся за борт. Чудовище с вздыбившимися щупальцами и клацающими клешнями повернулось и затопало в сторону Могенса и обеих женщин.

Часть его черепа и левое плечо обгорели, а в выпученных глазах пылала адская смесь боли, ярости, неукротимой ненависти ко всему сущему и чувствующему. И тут началось…

Началось с еле заметного возмущения водной глади. Его было недостаточно даже для того, чтобы поднять зыбь на озере или нарушить легкий след от киля барки.

— Томас, — тихонько ахнула мисс Пройслер.

Словно в подтверждение ее слов, по воде пробежала вторая, более сильная волна дрожи. Даже монстр остановился и недоуменно — а пожалуй, и обеспокоенно — уставился в сторону туннеля, откуда они приплыли. То тут, то там начала бурлить вода, будто ее температура достигла точки кипения. Барка теперь не только кружила на месте, но и довольно заметно раскачивалась. Могенс инстинктивно затаил дыхание и раскинул руки, чтобы за что-нибудь зацепиться. Но качка кончилась так же внезапно, как и началась, он даже не успел испугаться. Вода моментально успокоилась. Волокна в ней еще мгновение беспокойно поколыхались, как камыш на ветру, и замерли.

Последовавшая тишина оглушила. Она была абсолютной — будто то возмущение унесло с собой все звуки, наполнявшие мир. Полное безмолвие длилось одну-единственную, но бесконечную секунду, будто само время остановилось. А потом страшный грохот чуть не разорвал Могенсу барабанные перепонки — это чудовище сделало следующий шаг в их направлении, а над головами разнесся жуткий рев. В долю секунды вода в озере опустилась больше чем на ладонь, барка накренилась и не опрокинулась только потому, что ей не давали лесом поднявшиеся «водоросли». И так же мгновенно уровень воды поднялся снова. Барку буквально вытолкнуло вверх. Монстр раскинул руки и растопырил ноги, пытаясь сохранить равновесие.

И вдруг исчез свет.

Не то чтобы потухли их фонари или погас тусклый дневной свет, как в первый момент показалось Могенсу. Просто в одно мгновение спустился полный мрак, какого Могенс еще никогда не видел и даже не предполагал, что такое может быть. Как предыдущее содрогание уничтожило все звуки, так этот толчок искоренил само понятие света. Но и свет возвратился так же внезапно. Вдруг белые круги от ламп снова оказались на месте. Из воды забрезжил день. Свет не умер, просто образовалась тьма, будто в этот момент мир перешагнул за грань реальности, где свету нет причины существовать.

Могенс очнулся, лежа на спине на дне лодки и судорожно хватая ртом воздух. По всей видимости, исчезали не только звуки и свет, но и кислород.

Барка бешено плясала на поверхности озера, которое в одно мгновение превратилось в бурный горный поток. Свет рудничных ламп тоже отплясывал дикий танец по купольному своду и стенам. Вокруг все бурлило и кипело, вздымалась пена и тысячи белесых тонких рук, словно в агонии, хлестали по воздуху. Стоял нестерпимый грохот и рев, он все нарастал, если это вообще было возможно, переходя в инфернальный шум бесконечно длящегося взрыва, волнами накатывающего через туннель.

Монстр исчез, как и большая часть щупалец, как и Грейвс.

Мисс Пройслер что-то кричала, но он не слышал ни слова. Могенс попытался за что-то ухватиться, но тщетно! Лодка встала на дыбы, как понесший конь, жаждущий сбросить своего седока. Могенса швыряло от борта к саркофагу. Потом барка начала раскачиваться из стороны в сторону, снова закрутилась на месте, будто попала в водоворот. Последний фонарь опрокинулся, заскакал по палубе, как неуклюжий серебристый мяч, и полетел в пучину, когда лодка от страшного удара задрала нос. Посыпался град камней. Купол содрогнулся, вся пещера задрожала, как гигантское живое существо в предсмертной агонии, и начала разваливаться по кускам. По барке забарабанили скальные обломки, перемалывая дерево в щепу, пробивая насквозь днище, брызнули фонтаны воды. Плита весом в тонну обрушилась на буг и отсекла его, как каменная гильотина, и вдруг вся вода испарилась. Лодка всем своим весом рухнула на илистое дно, усеянное камнями, треща завалилась набок, лишь для того чтобы тут же снова взмыть, когда вода вернулась так же внезапно, как и исчезла.

Каменные потоки не прекращали извергаться. Могенс уже отчаялся сосчитать, сколько получил ударов. Он не знал, был ли он ранен или уже умер, не знал, что сталось с остальными. Все произошло в одну бесконечную секунду, хотя вместе с тем время уносилось с такой скоростью, что его собственные беспомощные движения превращались в гротесковую пантомиму. Он находился в ловушке хаоса, в эпицентре урагана судорожного света и кипящих вод, в воронке воющего на разные голоса смерча, и конца этому не было. Из туннеля вырвалась взрывная волна, сметая последние надстройки с палубы барки и выжимая из легких воздух. На рушащихся стенах и своде ярко раскалились сверкающие пятна, будто сажу на внутренней стенке камина лизнули невидимые языки пламени, и тут же погасли, когда новый толчок невообразимой силы потряс всю каменную обитель. Земля застонала, содрогаясь до самых своих глубин. Ливень камней, обломков, щебня пробивал земную твердь. Воздух завибрировал, так что дышать стало совсем невозможно, в теле теперь ощущалась каждая косточка, неся нестерпимую боль. Хуже уже быть не могло.

Но хуже стало.

Вой-гул-треск достиг такой силы звука, что переступил границу терпимого и просто перестал быть — и вовсе не потому, что умолк. Просто Могенс оглох, возможно, навсегда.

И тут барка перевернулась.

Описав по воздуху широкую дугу, Могенс шлепнулся на водную поверхность, которая вдруг оказалась такой твердой и неподатливой, как стекло. Инстинктивно он постарался задержать дыхание и сгруппироваться, чтобы смягчить удар. Но ни то, ни другое ему не удалось. Столкновение оказалось таким жестким, что буквально выбило из него дух и чуть не лишило сознания. Его вдавило под воду метра на три и завихрило так, что на какой-то момент он потерял всякую ориентацию. Вестибулярный аппарат просто выключился. Если бы даже он оказался в состоянии грести, то не смог бы определить, где верх, где низ. Легкие горели, словно их заполнил жидкий огонь, и все косточки казались перемолотыми.

Это было несказанным чудом, что он снова очутился на поверхности.

Он жадно глотнул воздуху. И тут же новый водоворот опять утянул его под воду, но этот единственный драгоценный вдох, возможно, разрешил спор между жизнью и смертью. В легких все еще невыносимо жгло, и малейшее движение причиняло мучительную боль, однако теперь он знал, где верх, где низ, и, ожесточенно барахтаясь, каким-то образом снова сумел вынырнуть.

Что-то схватило его за ногу и вялой, но неумолимой хваткой повлекло на глубину. Могенс запаниковал, дико забил ногами, зашлепал руками и лишь в последний момент одумался, что этим делает только хуже. Вопреки всем своим инстинктам, он заставил себя успокоиться, подавил нестерпимый импульс вдохнуть и осторожно высвободил ногу из цепких щупалец «водорослей». Через секунду он уже пробил толщу воды и снова оказался на поверхности.

Пещера была на месте. Даже если все, происшедшее с ним, заняло целую вечность, здесь прошло лишь несколько секунд. Пещера все еще качалась. Огромная зигзагообразная трещина расколола мощный купол над головой на две неровные половины. По каналу, приведшему сюда, вырывались густые облака пара, в которых вспыхивали ослепительно белые и оранжевые сполохи. Озеро все сотряслось. Барка, перевернувшись вверх килем, плавала поблизости от Могенса. Ни Грейвса, ни мисс Пройслер с девушкой не было и следа.

И тут на берегу он заметил фигуру.

Она стояла, выпрямившись во весь рост, совершенно неподвижно, и весь творящийся вокруг хаос из рушащихся, скал и фонтанами вздымающейся воды, казалось, нимало не задевал ее. Она стояла — не более чем тень — и манила его рукой. Хотя Могенс и не мог разглядеть лица, он узнал ее сразу.

Это была Дженис.

Даже в своем истеричном состоянии Могенс понимал, что видит галлюцинацию. Дженис умерла. Девять лет назад, за сотни миль отсюда. А если и нет, то здесь, и тем более сейчас ее быть не могло. Просто он видел то, что хотел видеть.

Тем не менее, ни секунды не колеблясь, Могенс поплыл в сторону фантома.

До берега было метров двадцать пять или тридцать — даже для такого неопытного пловца, как он, не такое уж непреодолимое расстояние. Но вокруг повсюду все еще сыпались камни. Собственно, землетрясение уже кончилось. Сами по себе землетрясения, даже такой силы, длятся всего лишь секунды, и со времени первого толчка миновало уже несколько минут, однако вода в озере не переставала бурлить, а купол над головой раскачивался. В воздухе стоял непрерывный гул, треск и стон. Вся пещера грозила вот-вот рухнуть. Могенс, конечно, геологом не был, но даже он понимал, что землетрясение нарушило самые ее основы.

Быстрее плыть он не мог — вода прямо-таки кишела тонкими, колышущимися нитями. Вроде бы жуткие сплетения не проявляли к нему никакого интереса, но мешали движению и обжигали, как слизь гигантской медузы, и, кроме того, он боялся запутаться в их живых сетях и попросту захлебнуться. Вода была ледяной и с каждой секундой казалась еще холоднее. Могенс заставил себя плыть размеренно и неторопливо, каким-то образом ему даже удалось не обращать внимания на беспорядочную бомбардировку мелкими камушками и целыми глыбами, срывающимися в воду с потолка. Все равно поделать с этим он ничего не мог, а если уж какой снаряд угодит в него прямой наводкой, он так и так пропал.

Невероятно, но ему удалось добраться до плоской береговой полосы невредимым, но совершенно измотанным. Он выполз на каменный уступ, достаточно далеко, чтобы вода не захлестывала лицо, и повалился, испытывая блаженство просто от того, что не надо больше мучительно двигать в воде ногами и руками, дабы не поглотила бездна.

Какое-то время он лежал без движения, сознавая, однако, что долго позволить себе такой роскоши не может. Все мышцы ломило, холод пробирал до костей, и, как бы нелепо это ни звучало, была опасность, что он просто заснет, и заснет навсегда.

«Не спать! Не спать!»

Но он так вымотался!

Он закроет глаза только на пару секунд, чтобы дать отдых усталому телу… Пары секунд хватит, чтобы набраться сил и протащиться несколько шагов до спасительной расщелины в скале… Всего две, ну три секунды…

Кто-то окликнул его по имени. А когда он даже не открыл глаза, холодная рука коснулась его лица и погладила по щеке.

Могенс испуганно вскочил. С бешено колотящимся сердцем принялся озираться.

Не было никого. И никто не звал его по имени. И не трогала никакая рука. В дюйме от берега в воду упал камень величиной с голову, и прикосновение, которое ему почудилось, было всего лишь пригоршней воды, брызнувшей в лицо. Ледяной ужас пронзил его, когда он понял, что все это на самом деле значило: он заснул. И его подсознание нашло способ стряхнуть сон.