— Илья, Анечка, пойдёмте на улицу, сейчас шашлык, потом песни. Вы же поёте?

— Я? — я искренне удивилась такому предположению.

— Пойдёмте, если и не поёте, то послушаете.

Самое интересное, что я пела, мы вместе пели, и слова были знакомые, тех самых песен, что пели мама с папой, и песни группы «Браво», которую так любил дядя Глеб.

Разошлись мы по комнатам почти под утро. Я так устала. Уснула практически мгновенно. И только подвинулась к краю кровати, когда Илья, поцеловав меня в щёку, попросил об этом, сказав, что пол холодный, и он замёрзнет там. Он спал со мной рядом.

Понимаете — рядом.

========== Ваня ==========

Как мне не хотелось расставаться с Ильёй! Кто бы только знал, как не хотелось.

Он привёз меня домой почти в восемь вечера, и мы все сидели в машине и говорили, так, ни о чём и обо всём сразу. А ещё целовались, и никак не могли оторваться друг от друга, но прошло почти два часа, а я обещала родителям в десять быть дома, вот и пришлось прощаться.

Я поднималась на лифте, и всё вспоминала и думала. Глупая блаженная улыбка никак не сходила с моего лица. Господи, была б моя воля, я бы… Какая разница, что бы я сделала. Есть чувство долга и родители меня ждут.

А завтра в институт. И там будет Ваня.

Только сейчас про Ваню думать совсем не хотелось.

Я вошла в квартиру, поздоровалась, отказалась есть и глянула на мой проснувшийся мобильник. От Вани была целая куча сообщений.

Я написала, что отдыхала за городом, что встретимся завтра. И после душа собиралась завалиться спать.

Пришло сообщение, глянула — от Ильи. Писал, что дежурит завтра и что я могу прийти, а потом простое — «Спокойной ночи!»

Я чуть не расцеловала телефон.

— Анюта, спишь? — в дверях стояла мама.

— Нет, мамуль, собираюсь.В процессе.

— Как отдохнула? Хотя, что спрашиваю, сама молодая была…

— Всё хорошо, просто замечательно.

— Ань, я поговорить хотела, просто предупредить, что ли.

Мама была немного смущена. Меня же это просто забавляло.

— Говори, мамуль.

— Я о контрацепции. Анют, рано ещё детей заводить. А он взрослый мужчина, он на прогулках и кино не остановится. Понимаешь, ребёнок?

— Понимаю. Но пока ничего такого не было. Мамочка, это ты никак жалеешь, что меня рано родила? Мне кажется, что вы с папой не очень о контрацепции думали?

— Что за глупости говоришь, мы хотели детей. И потом папа — это папа! Нюта, институт бы закончить. Мы, конечно, поможем, и всё, что в наших силах… Ты понимаешь, что есть вещи неприемлемые в нашей семье.

— Мамуль, не беспокойся, вот ей-богу. Я разберусь. Я всё знаю. Что переживаешь так?

— Переживаю. Сильно переживаю, дочь. Я же люблю тебя. И мне далеко не всё равно, с кем ты. И вообще страшно, жизнь сложная…

— Мама, но ведь не жить невозможно. Как пойдёт, так всё моё будет. Проживу, и вы рядом. Я люблю его, мама.

Мама обняла меня как маленькую, а я обняла её, и мы так сидели молча, просто прижимаясь друг другу и понимая, как хорошо, что мы есть друг у друга. С мамой хорошо, с мамой спокойно, с мамой тепло даже в самый лютый мороз.

Нет никого роднее мамы.

***

Утром я чуть не проспала. Собиралась как бешеная, только успела родителям сказать, чтобы вечером не ждали, что я на дежурство.

В лекционный зал влетела аж запыхавшись. Плюхнулась на сиденье рядом с Ванькой.

— Анют, я поговорить с тобой должен, серьёзно.

Чёрт, прям официальный такой!

— Конечно, поговорим, только после занятий.

— Я домой тебя провожу.

— Я на дежурство сегодня.

— К нему?

— В хирургию. И ещё у меня там в отделении дядя Глеб лежит.

— А-а-а… Тогда другое дело. Я на дежурство провожу, вот и поговорим.

На занятиях Ваня всё больше молчал. А мы сидим с ним всегда вместе, так то за руку возьмет, то мою руку своей накроет. Чудной!

Занятия закончились, смотрю — ждёт. Оделся, готов уже уходить, но стоит, ждёт, пока я копаюсь.

Вышли из здания института, идём, молчим. Говорю ж, чудной он какой-то приехал…

— Вань, как каникулы?

— Думал, я много думал, Анюта. И об учёбе, и о жизни, и о тебе.

— Вань, меня за ту пьянку под домашний арест посадили. Я из доверия вышла, прикинь.

— Прости!

Насупился, опять молчит.

— Вань, так что ты сказать хотел?

— Не хотел, а хочу. Аня, я понимаю, что у меня ничего на данный момент нет, я понимаю, что мне ещё трудиться и трудиться, я даже думаю, что твои родители прогонят меня в шею. Но я люблю тебя. Выходи за меня замуж!

— Сейчас?

Это был самый глупый вопрос, который я могла задать, но я его задала. Потому что ожидала чего угодно, только не вот такого признания. И никак не такого предложения.

— Аня, я не шучу, я люблю тебя, понимаешь, люблю! Я хочу жизнь с тобой прожить! Я даже понимаю, что ответных чувств у тебя нет. Но они будут, они придут, я буду очень стараться, и ты полюбишь меня. Вот увидишь, что полюбишь!

Я была просто ошарашена. Я не могла сказать твёрдого «нет». Я боялась обидеть его. Я не хотела его обижать! Господи, он был мне настолько дорог, просто как друг, что не будь в моей жизни Ильи, я бы, пожалуй, согласилась и вышла бы замуж за Ваньку. А что, может быть действительно полюбила бы его со временем…

— Вань! Это так неожиданно. И потом, я люблю тебя как друга. Ты мой единственный друг, понимаешь?

— Замуж пойдёшь? — он злился.

— Не знаю. Сейчас — точно нет. Ни за тебя, ни за кого другого. У меня другие планы. Мне учиться надо. И потом, на чью шею я мужа приведу? Об этом ты не думал? Скажу такая — папа, ты знаешь, мне тут сексу захотелось, так вот вам ещё и сын, кормите и поите, а мы развлекаться будем. Так?

— Аня, ты жестока. Моей любви хватит на двоих, а то, что ты говоришь — удар ниже пояса.

— А то, что предлагаешь ты, не имеет под собой никакой базы. Давай решим всё знаешь как?

— Как?

— Ты мне ничего не говорил. Мы друзьями были и друзьями будем. И пусть пройдёт время, а там жизнь покажет. Видно будет.

— Что видно? Полюбишь? Или за другого пойдёшь, материально обеспеченного?

— Ну, или осёл сдохнет, или царь умрёт.

— Смеёшься, всегда смеёшься надо мной. Высокомерная ты, Анька. Вот за то тебя девчонки не любят.

— Прекрати, Ваня! Прекрати! Я не хочу с тобой ссориться, а ты всё время нарываешься. Я не люблю войны, я… Ты мой единственный друг, Ваня. Ну что же ты!

Я побежала от него со всех ног, а он остановился и догонять не стал. Я не обернулась, но шагов сзади не было. Добежала до больничного сквера и остановилась. Слёзы надо высушить, прежде чем в отделение идти. Сейчас сначала дядю Глеба навещу, с ним посижу, а уж потом, когда приду в себя в полном смысле этого слова, тогда можно будет и на глаза Илье показаться.

Гуляла в сквере. На снег смотрела, а он искрился по краям дорожек на деревьях. Переливался всеми цветами радуги в лучах заходящего солнца.

Руки и ноги замёрзли у меня почти до потери чувствительности. Вот тогда я в здание больницы вошла. Поднялась в отделение и прямо на Илью наткнулась.

— Анюта? Почему глаза на мокром месте? Что случилось-то?

— Илья Владимирович! Илюша, ну почему я не умею быть счастливой?

— Не умеешь? Странно, я бы не сказал, что не умеешь. Но раз ты так думаешь… Научу!

========== А любовь сладкая? ==========

Время приобрело у меня совсем другой отсчёт. От встречи до встречи с Ильёй. Я жила только рядом с ним. Мне так казалось, остальное время я просто существовала: занималась, сидела на лекциях, писала конспекты, разговаривала с Ванькой, ела, делала какие-то домашние дела. И считала мгновения до звонка, до свидания. Он стал моим сумасшествием, моей жизнью, моими эмоциями.

Я бегала на все его дежурства и все свободные вечера проводила с ним. Мама лишь вздыхала и пыталась запихать в меня еду, когда я возвращалась домой. Да, я похудела, совсем одни кожа и кости остались. И ещё глаза.

— Анюта, я скучаю по тебе, — говорила мне Юлька, забираясь ко мне в кровать, и рассказывала все свои девчоночьи, такие детские проблемы про отношения с подружками. Смешная и наивная. Даже не верится, что и я такой была когда-то.

Она моя младшая любимая сестра, а у меня просто не хватает на неё времени. А Глебка здоровается и не лезет ни с какими рассказами, ни с расспросами. Я и не вижу его почти.

Да я маму с папой почти не вижу, не говоря уже про дядю Глеба с Лёней.

Иногда слышу разговор родителей у моей комнаты:

— Маша, наша красавица пришла? — это спрашивает папа.

— Котлету съела, спит.

— Съела, уже хорошо. Ей надо витамины купить, Маша.

— Купила, говорит, что пьёт. Всё будет хорошо, правда, Саша? — а в голосе столько беспокойства.

— Ну, все через этот период проходили…

— Нет, я не проходила.

— Так ты дома была, а я при тебе… Но я-то проходил. Он заканчивается, период этот, Машенька.

Вот так я живу.

Знаете, о чём мечтаю? Замуж хочу. За Илью. Просто чтобы не расставаться никогда. Но он почему-то не зовёт, а я всё не решаюсь спросить. Ещё подумает, что навязываюсь.

А не так давно, на восьмое марта, я стала его женщиной. Всё так случайно и одновременно закономерно произошло. Сначала были поздравления, немного коньяка, поцелуи, а потом случилось.

Улыбаюсь, вспоминая. Что находят в этом так называемом сексе, я так ещё и не поняла. Но Илья говорит, что всё со временем. Но ему хорошо со мной, так и мне хорошо от этого.

Я хочу быть с ним, всегда, каждый день. Хочу вставать по утрам и готовить ему завтрак, и ждать его с работы с накрытым ужином. Почему же не зовёт замуж, почему тянет? Ведь говорит, что любит. Не понимаю я.

И про это самое «любит» спрашиваю. А он смеётся и ребёнком меня называет. Я не ребёнок — я женщина. Мне нужно внимание, стабильность и определённость. А если нет этих трёх составляющих, вернее, даже четырёх, ЛЮБОВЬ-то — главное, то в душу закрадывается беспокойство. А это такая гадость, скажу я вам. Потому что закрадывается самая маленькая капелька тревоги и начинает расти, и толстеть, и множиться, как снежный ком, или так растут бактерии на питательных средах в термостате.

А что из этого выходит — да болезнь или боль. Реальная или душевная. Вот я ещё молодая совсем, а причину всех болезней установила: беспокойства и переживания всему причина. А боль — она перетекает из душевной в физическую и болит, кажется, лишь душа, а страдает сердце… Вот куда меня занесло. И самое интересное, что всё это душевно-страдательное дело можно обосновать при помощи биохимии. Вот!

А вчера и позавчера произошли события, которые не просто беспокойство в душу поселили, а тревогу какую-то. Причём сильную тревогу, потому что касались очень близких мне людей.

Но сейчас всё расскажу по порядку.

Позавчера вечером была у Ильи дома. Мы ужинать собирались, я чебуреки нажарила, салат с капустой накрошила. Тут звонок в домофон. К нему пришли Влад с Ольгой. Без предупреждения пришли.

Ну, я их к столу пригласила, я ж готовила, вот на правах хозяйки и позвала. А Влад и говорит:

— Смотри , Илюша, как девочка твоя освоилась, хозяйку изображает.

Не знаю, почему, но не понравилось мне это. А потом за столом разговор о делах пошёл, о договорах и сделках. И тут Влад заявляет:

— Я на поставки Поддубному рассчитывал очень. Институт крупный, перспективный, на них можно деньги сделать. А тут влезает эта стервь Говорова и требует пересмотреть цены. Нет, ты понимаешь, Поддубный почти подписал. Он ручку в руках держал уже. И всё, как отрезало. Выслушал он «Машеньку» и потребовал пересмотра цен. Педик чёртов.

Вы думаете, я смолчала? Нет! Я высказалась по всем пунктам, от неправильной ценовой политики его фирмы, до нанесения личных оскорблений близким мне людям.

А Илья просто ржал.

— Так, не понял, что значит — близким людям? — Влад совершенно опешил и даже растерялся.

— А близким людям, друг мой, значит то, что профессор Говорова — мама Анечки, а профессор Поддубный — её родной дядя. Вот как-то так. А моя девочка, естественно, грудью на амбразуру за родню кинулась. Вот за это люблю её ещё больше.

— Ань, прости, я не знал, — Влад извинялся, а его жена только и сверкала глазами.— Не, ну правда, не знал. Я уважаю их обоих, несмотря на их отвратительные характеры. Хотя, ты понимаешь, это же дела, может быть, в жизни они премилые люди. Да я даже уверен, что просто замечательные люди. Это бизнес, Анечка, не более чем бизнес. Ну и эмоции…

— А может быть, мы попросим Анечку повлиять на родственников? — заговорила Ольга. — Нам действительно очень нужен этот контракт.

— Я ни на кого влиять не буду, и даже о нашем знакомстве слова им не скажу. Дела через детей не делаются, а я не в теме. Вы ещё через Юльку повлиять попробуйте, это сестра моя младшая, в первый класс пошла. И вообще, я не знаю, почему всегда так привлекательны чужая жизнь, чужая постель и чужие деньги. Причём деньги — особенно, так всем и хочется забраться в явно не свой кошелёк и отгрести как можно больше.

Чем больше я распалялась, тем больше они все смеялись. А это так обидно, когда смеются над тобой просто так, только потому что я младше. Я ведь права и умные вещи говорю! Ну, я-то думаю, что умные. А почему не умные, истины прописные я говорю.

Короче, я чуть не разревелась, вскочила и побежала одеваться. А Илья за мной.

— Анечка, прекрати. Пойдём обратно. Не над тобой мы смеялись, а над собой, циники мы, понимаешь, старые циники. А тут такое чудо!

— Кто это чудо?

— Ты — чудо моё!

Обнял он меня, а я растаяла. И отпустило, и гнев мой весь улетучился. Вернулась я за стол. Влад тоже извинился. Потом просто так болтали, про жизнь меня расспрашивали и про маму с папой тоже. Только про папу больше Илья говорил. А он папу очень уважает и ценит как специалиста.

Вот такая история у меня случилась позавчера. Я в ту ночь с Ильёй осталась, он меня не отпустил, я только родителям позвонила, предупредила, чтобы не теряли и не волновались.

А вторая случилась со мной вчера на дежурстве.

Я уснула. Прямо в ординаторской в отделении, а Илья в приёмный покой спустился. Меня будить не стал. Предыдущая ночь-то почти бессонной была (не думаю, что нужно озвучивать — почему).

В общем, я проснулась, а за окном ночь, и я одна. Встала, привела себя в порядок, халат надела и пошла в приёмный.

Уже подходила к ординаторской хирургии, как слышу голоса. Один Ильи, а второй Нины.

— Илюша, да ты с ума спятил. Думаешь, она тебе пара? Что творишь-то, дурачок ты мой? Она ж надоест тебе через месяц-другой. В постели она кто? Бревно! Да по ней же видно, что негодная она в постели. Да и так тоже, ты Говорова зятем хочешь быть? Так я тебе просто не завидую. Он тебя съест за дочь. Все наши говорят, что он просто сумасшедший отец. И стервец он тоже приличный, и зануда.

— Я не пойму, Нина, куда ты клонишь? И зачем вообще этот разговор завела. Почему мои сугубо личные отношения тебя так волнуют?

— Потому что я тебе не чужая!

— Ты?

— Я, Илюша, я! И стонал ты от моих ласк не хило.

Я не выдержала и вошла в ординаторскую, а они замолчали, будто и не говорили. Нина вышла, так свысока на меня глянув.

Мне-то это в душу запало. Зерно нехорошее там посеялось и корни дало.

Вот такие у меня дела. Счастливая я с одной стороны, а с другой стороны все с ложкой дёгтя в очереди стоят…

========== Выход ==========

— Дядя Глеб, Лёня дома?

— Нет, заходи. Я дома.

— Где Лёня? Мне бы поговорить…

— Нюта, он в командировке. Утром улетел на неделю. Случилось что?

— Нет, ничего. Вот понимаешь, вроде ничего не случилось, и хорошо вроде всё. И радоваться мне надо, а тошно так, что хоть волком вой.

— Из наблюдений за единственной близкой мне женщиной, такое состояние у твоей матери было в начале беременности каждой.

Он ещё и улыбается при этом. Мне плохо, а он улыбается!

— Да нет, ни о какой беременности речь не идёт, просто я как подумаю… Ай, что б ты понимал!

— Да куда мне? Насчёт беременности — я в деды согласен, а вот что тебя беспокоит, расскажи.

— Вы с Владом работаете, ну, он фирму медоборудования возглавляет?

— Работаем. Всё в порядке там с поставками, он, конечно, цены завышает, зато по качеству и срокам у него всё идеально. А ты Влада откуда знаешь?

— Он друг Ильи.

— Понятно. Анют, я что сказать тебе хочу. У Ильи с тобой разница в возрасте примерно как у меня с Лёней. Это тревожит поначалу. Потому что жизнь за плечами и груз всякой всячины тоже немалый. И волей-неволей перекладываешь его на любимого человека. В этот момент трения всякие бывают.

— Я поняла.

Разговаривать мне не хотелось. Надо было одной остаться. Эта Нина не шла из головы. Вот бесила она меня, всем своим видом, и голосом, и то, как она к Илье обращалась тоже «Илюшенька». И заботой своей лживой, и своим существованием бесила. Бревно, это я-то! Да как она смеет?! Я что, на проститутку учусь? Так нет вроде, на врача. А он тоже хорош, почему не защитил меня? Почему не стал ей возражать и с ней спорить? Почему в бой за меня не кинулся?

Ой! Чего-то совсем мне тошно стало.

Вошла в свою комнату и спать завалилась. Проснулась от звонка мобильника.

— Аннушка, милая, чем занимаешься? — Илья, конечно. И время самое его.

Тоску и обиду как ветром сдуло.

— Ты предложить что-то хочешь?

— Я весь в твоём распоряжении. Вот, во двор в ваш заруливаю.

— Я сейчас выйду, минуточку.

Минуточка вылилась в полчаса. То в душ, то косметика, потом выбор одежды. Пока собиралась, смотрю, он уже у нас на кухне сидит, чай с папой пьёт. Ну, я вещи с собой взяла и учебники тоже, потому как ночевать у него останусь, это ясно как божий день.

Папа до дверей меня проводил. Юлька тут же выступила, что займёт мою комнату, если я дома ночевать не буду. А Глебка обещал нарисовать ей куколок и одежду королевскую для них. Она и уступила. Илья только посмеялся.

В ресторан заехали поужинать. Ем, а он всё на меня поглядывает.

— Знаешь, Анечка, я думаю, что нам надо быть вместе всегда.

Никаких признаний, ни пылкости в голосе, ни торжественности момента. А просто так быть вместе ВСЕГДА. Дождалась. Вот я и дождалась своего часа.

— И когда мы начнём быть вместе?

— Если ты согласна, то хоть сейчас, а завтра в ЗАГС сходим и заявление подадим. Или если совсем по старинке, то могу к твоим родителям пойти, руки твоей просить.

Мне так спокойно стало… Надёжно. Вот то самое состояние надёжности, о котором мама говорила.

— Я согласна и на заявление, и к родителям.

— Как скажешь. Теперь ты моя хозяйка.

Ах, какая меня ждала ночь, просто сказочная ночь. Только ни сказке не суждено было случиться, ни второй такой ночи в моей жизни не предвиделось.

А произошло вот что.

Как только закончилась последняя пара, я собралась ехать к Илье. Мы договорились у него встретиться. Он и ключи мне дал от квартиры своей. Вот подхожу я к дому и слышу голос Нины.

— Аня, подожди, дело есть.

— Нет у меня с вами никаких дел и быть не может.

— Есть, выслушаешь меня сама поймёшь.

— Слушаю.

— Аня, ты не должна выходить замуж за Илью.

— Почему? Потому что вы так хотите? Так мне нет никакого дела до ваших желаний.

— Нет, потому что я беременна. Ребёнок должен расти с отцом. Он слишком увлечён тобой, ты молодая, свежая, глупая. Рядом с тобой он сам себе кажется сильным. Это понятно, но ещё месяц назад мы были вместе, и он мечтал, чтобы я родила ему сына. Мечты осуществились, но появилась ты.

— Я не верю.

Она достала заключение УЗИ, там совершенно отчётливо было видно и фамилию, и имя, и то, что плод действительно существует.

— Убедилась? Неужели ты позволишь ему жениться на тебе? Как ты жить будешь, зная, что ради тебя он от ребёнка собственного отказался? Я живу на зарплату, я не смогу одна поднять его. Значит, вынуждена буду прервать беременность, убить эту не рождённую жизнь. Видишь, что ты делаешь? Видишь, на что ты людей обрекаешь? А малыша на смерть.

Она смотрела прямо мне в глаза, она плакала. Действительно искренне плакала. А у меня внутри бушевала такая буря.

Да, я сама из обеспеченной семьи и меня бы не бросили с ребёнком. Я бы и родила, и вырастила. Родители бы от меня не отступились. А она говорит, что ей совсем помочь некому…

Мне вдруг так её жалко стало. И малыша этого. Только вопрос один никак не решался. Я не могла поверить, что Илья на такое способен — собственного ребёнка бросить. Старшего он не бросал, и несмотря на развод, общался с ним. И отцом ему оставался, а тут?!

Он даже с сыном собирался меня познакомить… И созванивались они каждый день. Я слышала, разговоры телефонные слышала. Как же так?

Тот ли он человек? Может быть, напредставляла я его сказочным принцем, а он-то другой.

Я попросила ещё раз показать мне снимок УЗИ. Ещё раз перечитала все данные. И решение пришло мгновенно.

Нет, не буду я убийцей этого крошки. Я не могу рушить жизни и на обломках свою строить. Я знаю, как прервать наши отношения с Ильёй так, чтобы навсегда, чтобы ненавидел он меня и возврата никакого не было. И я решилась.

— Рожайте и будьте счастливы, — больше я ей ничего не сказала.

Стремительно вошла в подъезд, открыла двери его ключами.

И больше не сдерживала слёз. Я выла и причитала, я молилась богу, я просила… Я так и не поняла, чего я просила. Молилась и за Илью, и за того малыша с фотографии УЗИ, и за счастье, и за любовь. Я жалела, что сама не забеременела от него…

А потом я нашла фотокарточку Ильи на какие-то документы, положила её в своё портмоне и ушла, оставив ключи у входа. Просто захлопнула дверь.

Я долго блуждала по улицам, пока совсем не стемнело. И наконец решилась на последний свой шаг.

***

Ваня сразу открыл двери комнаты, как только я постучала.

— Аня, что с тобой? Что случилось? Ты себя видела?

— Вань, твоё предложение ещё в силе? Помнишь, ты меня замуж звал, говорил, что твоей любви на двоих хватит?

— Звал. Говорил.

— Я согласна, Ваня.

========== Что-то не то ==========

Ваня долго смотрел на меня. Потом пригласил войти.

— Что случилось?

— Ну, вот замуж за тебя собралась…

— Зарёванная в нет. Взбудораженная и вся вообще не такая как обычно. Аня, давай чай поставлю, поговорим.

— Так берёшь замуж?

— Беру, только ты за меня не хочешь, хочешь за него, за хирурга того, да? Рассказывай, будем решать твои проблемы.

— Как, Ванечка, решать? У него другая…

Слёзы снова полились из моих глаз.

— Поэтому ты и решила, что у него другая, а у тебя другой. Так?

— Так… Ну как-то так!

— Родителям позвони, отец тебя искал. Звонил, спрашивал.

— Искал? Почему?

—Наверно, потому, что твой хирург тебя потерял. Он хоть знает, что ты его бросила?

— А разве это важно?

— Не знаю. Раз ищет, значит, важно. Рассказывай.

— Хороший ты, Ванечка.

— Только любишь его. Не меня.

— Прости…

— Да простил, давно уже простил и смирился. Звони родителям.

Я выпила горячий чай и засобиралась домой.

— Я провожу, — Ваня вскочил с табуретки.

— Нет, я сама, я позвоню, как дойду.

— Хорошо. Только не руби сплеча. Подумай сначала, взвесь. Может быть, всё не так страшно, как думается тебе, Анюта.

***

Пожар в душе не утихал. И даже подходя к дому, я ощущала его всполохи. Открыла двери своими ключами.

На звук открывающегося замка выскочили из комнаты все: и мама с папой, и дядя Глеб, и Илья.

— Анна Александровна, совесть где? Мы тут уже чуть с ума не посходили! — дядька злился.

— Аня, я вернулся домой, а там ключи… что случилось? — у Ильи дрожали руки. Я первый раз в жизни видела, чтобы у него дрожали руки. Но меня это не волновало. Пусть нервничает, пусть мучается, пусть испытает хотя бы сотую долю того, что переживаю сейчас я. А у меня просто рухнул мир. Исчезло счастье. Ничего у меня не осталось. Мне бы выжить как-то, а тут он. И ещё, типа, волнуется, стоит и про ключи вещает…

— Зачем ты пришёл сюда, Илья? Ты разберись сначала с собой, со своей жизнью, своими женщинами и своими детьми, а потом уже морочь голову другой дуре, только не мне.

— Не понял…

— Жаль! Уходи.

Он хлопнул дверью. И этот звук эхом многократно отразился у меня в голове. Я посмотрела на родителей и прошла в свою комнату.

Чувство потери просто съедало. Слёз и то не было. Высохли все или закончились, источник иссяк.

Мама присела рядом со мной на кровать и ждала, видимо, объяснений. Но она молчала, и я тоже молчала. Молчание затягивалось, а говорить смысла не было. Жить и то смысл закончился, не то, что говорить.

— Мамуль, не бойся, иди. Мне надо побыть одной.

Очень хотелось поведать о Нине, о том, что есть правда. Но тогда может пострадать ребёнок, а я не убийца. Я всё сделала правильно. Пройдёт время, и станет легче.

Я всё-таки уснула и проспала до утра. Только мама сказала, что я и во сне всхлипывала.

***

В институт я не пошла. Никого не хотелось видеть. Так и провалялась в постели весь день.

Илья звонил много-много раз, а я не ответила. Хотя безумно хотелось забыть обо всём и оказаться рядом с ним, в его объятиях…

Интересно, я смогу разлюбить его когда-нибудь? Или оно всегда будет болеть, как незаживающая рана?

Ответ на этот вопрос предполагал наличие жизни впереди, а мне, как назло, было всё равно.

Даже не жить, наверно, предпочтительней.

Но в районе четырёх дня я поплелась на кухню готовить ужин на всех. Скорее бы Лёня вернулся, он единственный поймёт меня сейчас. И ему я смогу поведать всё.

Если бы вы знали, как я рыдала когда шинковала лук! Если бы вы только знали… И вовсе не луковые это были слёзы.

Вечером за столом папа сказал, что Илья отменил все плановые операции, что работать не может. Снова все пытались выяснить причину разрыва. Все наперебой, даже братец мой, Глебка.

— Всё, оставьте её в покое, — вдруг заявил дядя Глеб. — Пусть пройдёт время, а к Илье я заеду и ему объясню. Есть причина, вижу, что есть. Но дело, как мне кажется, не в Анюте и не в Илье. Давайте подождём. Время рассудит.

Мама с папой неожиданно с ним согласились. И мне самой вдруг стало легче. Время действительно рассудит. И время позволит Нине родить, и время позволит Илье определиться — будет он с Ниной или нет. Он ведь развёлся с женой когда-то, значит, не хочет жить с нелюбимой женщиной, так чем Нина лучше? Если бы у него к ней были бы чувства, то меня бы с ним не было. Три года он не женился на ней, но на мне-то собирался. И года не ждал.

Да, время решит всё.

Тут раздался звонок домофона. Глебка сообщил, что явился Ваня с букетом.

Цветы он вручил моей маме.

— Анют, ты опять плакала? — так он поздоровался со мной.

Мужчины нашего семейства только улыбались и переглядывались. Мама пригласила Ваню к столу и заставила поесть, прежде чем он произнесёт хоть слово.

А потом он попросил моей руки. Официально, красиво, торжественно! И сам был такой интересный в тот момент.

Жаль, что я люблю другого. Ваня хороший.

— Ванечка, а ты у Ани согласие-то спросил? — это был папа.

— Она вчера согласилась, скорее, от отчаяния, конечно. Но я ее люблю и, думаю, смогу прожить с ней жизнь так, чтобы она была счастливой.

Тут мама расплакалась.

Я тоже была на грани. Ну почему всё происходит не так, как надо?

Почему человек, который мне просто друг, испытывает ко мне искренние чувства, а тот, которого люблю я, не может разобраться со своим прошлым?

Игры какие-то. Марионеткой чувствую себя, вот не иначе, как марионеткой.

— Ваня, давай решим так. Впереди сессия и каникулы, летние каникулы. Ты уедешь домой и там всё обдумаешь. Ситуация непростая. На согласии от отчаяния жизнь не строят. А в сентябре вернёшься и будет видно, абсолютно всё будет видно. Если моя дочь выберет тебя, то так тому и быть. А если нет… Я её неволить не стану. Но друзьями вы останетесь. Это же счастье, иметь такого друга, как ты.

Как я потом папу благодарила за эти его слова. Вот смог же, никого не обидев, всё правильно рассудить.

А мама причитала, что выдала бы за Ваньку с удовольствием свою дочь, только младшую и лет так через десять.

========== Как я ошибалась! ==========

Сессию я сдала очень уж паршиво, но сдала, не отчислили и ладно. Экономическую теорию чуть не провалила, политологию с социологией на четвёрку, а вот нормальную физиологию (гос. экзамен), биологическую химию (гос. экзамен), микробиологию (экзамен), я учила, так и сдала нормально, на отлично, а иностранный язык, логику, военную подготовку не дотянула, четвёрки у меня. Физкультуру поставили просто так.

Я ж не ходила с мая. Мне не до физкультуры, у меня живот растёт. Я физкультурнику бутылку коньяка французского принесла, так он так рад был.

Ага, вот такие новости.

Только о них никто не знает, ни мои мама с папой, ни отец того, кто в животе. Скажу потом, когда можно будет. Пока не видно ничего, ну, почти не видно. Я то замечаю все изменения своей фигуры. Мой организм и я сама ему хозяйка.

На практику напросилась в роддом. Надо присмотреться. Скоро и я сюда… А ещё акушерство — совсем неплохо как альтернатива хирургии.

Интересно, как Он живёт? Вспоминает ли меня? Или совсем забыл? Все знакомые женщины утверждают, что мужчины любят, пока видят. А как только с глаз долой, то любят другую.

Больно-то как… Что ж так больно! Почему не отпускает? Ему же уже давно всё равно! Убеждаю себя в этом и сама себе не верю.

Уже больше двух месяцев я его не видела и не слышала о нём ничего. А так хочется, хотя бы издали, хотя бы минуточку, нет, секундочку хотя бы …

В роддоме мне понравилось. Скучать там так точно не приходилось. Вот где круговерть!

Я сначала в приёмном практиковалась. Истории заполняла, замеры всякие делала: рост, вес, акушерские размеры таза. На родах присутствовала. Интересно.

Это просто чудо — рождение человека.

А первый крик! Сморщенная, как бы обиженная рожица крохи. Удовольствие неповторимое.

Кстати, одна опытная акушерка могла по крику отличить, что испытывает пришедший в наш мир человек. Она утверждает, что есть четыре тональности первого плача: протест, ужас, боль и слабость. Но что бы не выражал этот крик, ребёнок жив. И вот оно — счастье!

Не знаю, почему мне всё это таким близким кажется, не знаю, почему так душа радуется в роддоме. Нигде и никогда раньше такого не было, даже в хирургии за операционным столом. Видимо, акушерство ближе мне, чем хирургия, а может, потому что во мне самой человек живёт. Необыкновенно любимый человек. Думаю, что девочка. Даже имя для неё придумала. Илиана. Видите? Чувствуете? Да? Там половина имени его, а половина моя. Хотя я смотрела в интернете, имя означает «солнечная». Конечно, солнечная, а какая ещё может быть моя любимая дочурка?

Догадываются о чём-то мои родители или не догадываются, я не знаю. Они ни о чём меня не спрашивают и сами ведут себя как обычно. В душу не лезут.

Говорим о практике, о работе, о детишках, о восторгах о моих. Ну, как-то так.

Только в один из дней моя будущая работа не показалась мне столь радужной, как раньше. А дело было так.

Я занималась ничегонеделаньем в приемном. Врач, которая дежурила, ушла на кесарево, вторая из отделения принимала сложные роды. Акушерки в родзале, а я осталась одна. И тут «скорая». Женщина вся в слезах, родила в дороге, ребёнок глубоко недоношенный. Крохотный такой, ей (девочка это была) пуповину пережали, а плаценту даже отделять не стали. Но ребёнок живой, дышит.

Врач со «скорой» её так бросила на стол:

— Оформляйте, — говорит, — всё равно не жилец.

А у меня сердце чуть не выскочило. Схватила я ребёнка и утащила в детскую реанимацию. Реаниматолог-неонатолог удивилась, а я плачу, объясняю, что без помощи погибнет девочка.

Они её взяли, пуповину отделили, в специальный бюкс положили. Вес, говорят, кило четыреста, шансов мало.

А у меня брат всего на сто граммов больше весил, так вон какой дядя вырос. Ему тринадцать, а размер ноги сорок четвёртый и выше он меня почти на голову. Выжил же.

Значит, можно спасти ребёнка при желании.

Я всё это сбивчиво врачам повторяю, уже раз на десятый пошла.

А в приёмном паника — пропал ребёнок.

Они его ищут, найти не могут. Ой, как ругали меня потом!

Сначала всё оформить надо было, а только потом неонатологов вызывать. Но я же хотела как лучше, быстрее так. Шансов у ребёнка больше.

Могла домой уйти, не ушла, с девицей рядом с бюксом осталась. Позвонила родителям, чтобы не волновались.

Только вечером следующего дня девочку оставила. Врачи сказали, вне опасности она.

***

Дома меня тоже ждал сюрприз. Папа за ужином рассказал, что Нина пригласила его с мамой моей на свадьбу. Даже приглашение показал.

У меня аж вилка упала на пол, вместе с куском мяса.

— Анюта, что с тобой? — забеспокоилась мама.

— Папа, ты хочешь сказать, что Илья женится? — меня уже просто трясло.

— Илья?! Причём тут Илья? Нет! Аня, ты здорова?

— Анна, что ты напридумывала? — дядя Глеб взял меня за плечи. — Саша, за кого выходит замуж Нина?

— Да рентгенолог у нас новый, месяца они не встречались, так вот сразу и замуж. Мы там ржём все. Наконец она нашла себе кого-то, правда, он пьёт прилично, но ведь ей это не мешает. Анечка, какое тебе дело до Нины?

— А ребёнок?

— Ничего не понимаю. Аня, какой ребёнок, и как Нина связана с Ильёй?

И тут я всё рассказала. И про тот разговор с Ниной, и про то, как к Ваньке заявилась с просьбой жениться на мне. И про свою беременность тоже.

Никогда не забуду выражения их лиц…

Мама обняла меня и поздравила. Представляете, ни слова осуждения. Вот такая у меня мама! А папе сбивали давление.

Он потом так долго ругался. Нет, не на меня. Он поражался подлости человеческой.

Только у меня как будто камень с души упал. Мои всё знают, Нина никогда не была беременной, а уж от Ильи — так точно.

Завтра попробую с ним поговорить. Я так решила. Завтра, обязательно завтра.

***

Утром летела в роддом как на крыльях и сразу в детское отделение.

Палату мыли. Санитарки старательно надраивали окна и панели. А маленькая девочка лежала в своём кювезе мёртвая и давно холодная.

Её просто отключили.

Как же я ревела!

Врачи пытались сказать, что она всё равно бы не выжила, так зачем давать мнимую надежду матери. Ещё говорили, что нормальной она бы никогда не была. Но ведь Глебка есть.

Я никак не могла не могла успокоиться, я винила их во всём, они просто убили её, они — люди, не бог. Бог давал девочке шанс, а люди его отобрали.

Только плачь не плачь, а жизнь обратно не вдохнёшь. Убить можно, а оживить не в нашей власти.

Меня прогнали из роддома, велели домой идти.

И я пошла, только не к себе домой, а к Илье. У него отпуск, так папа сказал.

Кафедральные все в отпусках.

Я долго звонила в двери, потом стучала. Мне никто не открыл.

Пошла к соседке, разузнать.

— Так он уехал, детка. Ключи мне оставил, цветы поливать.

— Уехал?

— Да, уехал. С сумкой такой большой, а вот куда — забыла.

========== Он вернулся ==========

Я очень долго и упорно объясняла соседке Ильи, что мне нужно войти в квартиру и оставить записку на самом видном месте.

— Понимаете, — всё повторяла и повторяла я, — я должна ему написать, чтобы он, как только вернётся, связался со мной. Это очень и очень важно.

— Кто ты ему?

— Невеста.

— Невеста его бросила. Он мне сам сказал. Давно, ещё в начале мая. Пришёл сам не свой вечером, да как долбанёт по стенке кулаком. Я услышала и прибежала. В кровь руки разбил. А он хирург. Я тогда с ним до утра сидела. Всё успокаивала, пыталась объяснить, что жизнь на бабе не заканчивается. И я тебя после этого в квартиру пущу? Да?! Да он из-за тебя съезжать собрался. Сказал, надоело всё, надо начинать на новом месте жизнь с нуля… Вот и поехал искать новое счастье на новом месте.

— Как съезжать?! Куда?! Совсем?! Так он не вернётся?!

— Вернётся за вещами и квартиру продать…

Я сползла по стенке на пол, живот скрутило, прямо сильно так, больно.

Испугалась я, ой, как испугалась. Телефон достала и давай набирать. У мамы вне доступа, от папы пришло сообщение — «не могу сейчас говорить». Ответил только дядька.

— Да, Анюта, что? У меня совещание. В темпе говори.

— Дядя Глеб, Илья уехал совсем, квартиру продавать будет. Меня соседка внутрь не пускает, записку оставить, и у меня живот схватило, а девочка умерла, её отключили.

— Где ты? Адрес давай, и попроси соседку дать тебе но-шпу. Если сильно болит — вызывай «скорую». Сейчас мать твою найду. Та девочка, из роддома?

— Господи, какая девочка умерла? — соседка захлопотала около меня. — Тебе плохо детка, давай ко мне заходи, сейчас принесу воды, сколько но-шпы? — слышала она, что ли, то, что дядька говорил? Ну да, у меня же громкая связь включена. — Ага, две таблетки, да? — продолжала соседка. — Или давай ампулу дам, выпьешь ампулу, вкус мерзкий, но ничего, действует быстро. Нет у меня в таблетках, а желчный приступы даёт, вот Илюша и велел ампулы но-шпы в доме держать. Он мне и колет, и вообще сколько раз он мне жизнь спасал…

Я полулежала у незнакомой тётки на диване, ампула довольно быстро возымела своё действие, и мне стало легче, физически легче.

— Так он не вернётся? — сквозь слёзы опять спрашивала я.

— Я ж сказала, приедет. С животом что?

— Ребёнок!

— Ильи ребёнок?

Я только головой кивнула.

— А какого ты его прогнала?

— Да мне наговорили всякого.

— Сама ещё ребенок, как погляжу. Вот горе луковое Илюше-то досталось… А такой парень видный. Теперь у него двое детей, не считая сына. Вот же ты горе луковое!

Она причитала, жалея Илюшу, и взмахивала руками. Расхаживала по комнате, что-то говорила, рассуждала, а я не слушала, потому что все мои мысли были направлены на моего ребёнка, мою девочку. Ей сейчас было плохо, и так хотелось ей помочь. Ведь она должна жить. Должна родиться и жить. Обязательно!

Приехал дядя Глеб с мамой, вызвали «скорую», и я залегла на сохранение.

***

Капают и капают, конца и края этим капельницам не видно. А от Ильи ни слуху ни духу. Зато Ванька звонит чуть ли не каждый день.

Уже три дня прошло. А я реву, день и ночь реву. Потому что я сама ещё тогда, давно, удалила номер Ильи из телефона, и позвонить я ему не могу. Просила папу позвонить. Он рассердился.

— Аня, ты считаешь что тебе всё позволено? Хочешь — гонишь, хочешь — зовёшь? Нет, жди, приедет — тогда и поговорите. Если поговорите.

Дядю Глеба просила, он повторил папины слова. Как сговорились. Только ещё добавил, что за свои поступки надо отвечать, да и за слова тоже.

Ваньке сказала, что беременная, так он заявил, что его любви на троих хватит. Глупый, у моей девочки есть отец. Я верю, что есть.

Про мои слёзы врачам донесли соседки по палате, и в результате на ночь мне сделали снотворное.

Ещё отругала меня врачица, что я спокойной должна быть ради ребёнка, а я истерю. Сильно отругала, даже грубо. Со мной в жизни так никто не разговаривал.

А под утро мне приснился сон, что Илья в палату рвётся, а его не пускают, санитарка про часы посещений что-то говорит. Сладкий сон такой, и Илюша мой совсем как настоящий. Просыпаться мне не хотелось, хотелось дальше сон смотреть, только снилось уже что-то другое. Не помню что, да и не важно.

Но потом я всё-таки открыла глаза. Думала про процедуры, про завтрак мерзкой кашей и про капельницы. Повернулась на другой бок, а у моей кровати он.

— Анюта, выспалась? Слухи ходят, ты тут концерты устраиваешь? — говорит, вроде ругает, а у самого в глазах чёртики прыгают.

— Ты! — Я вскочила и повисла у него на шее. А он просто подхватил меня.

Больше всего боялась, что отпустит.

Мама в своё время эту фразу мне говорила, про папу. Только сейчас я её истинный смысл поняла.

Больше всего опасалась, что уйдёт, что попросят его из гинекологии. Нет, не ушёл. Тётки в палате перешёптывались, обсуждали, но мне не до них и не до разговоров.

Он мне рассказал, что поехал он к маме, в глубинку, она там фельдшером до сих пор работает, хотя уже по возрасту пенсионерка. Медик на деревне — это не профессия, это жизнь. Он у неё каждый год отпуск проводит, помогает, больных принимает, да всё, что приходится, то и делает. И в доме дел полно, дом содержать мужик нужен, отец умер, сестра с двумя детьми в другом посёлке. Вот он и старается, где по работе подсобить, где по дому. А мать пока на огороде возится да заготовки на зиму консервирует. И ей подспорье, и он с собой домой берёт.

Мать к нему переезжать не хочет, ей дома привычней, и подружки у неё, да и могилу мужа оставлять вроде как грех.

Связь там плохая, так что сообщение от соседки получил не сразу, а только вчера, когда в город за продуктами приехал.

Вот, вернулся. Родителей разбудил ни свет ни заря, узнал, где я, и ко мне прорвался.

Родной такой! Необыкновенно родной!

Он со мной весь день был. Врач моя даже обрадовалась ему: я-то успокоилась, и вместо слёз на моём лице поселилась улыбка.

***

Через неделю Илья забрал меня из больницы сразу к себе. Потом мама его приехала и сестра, да и мои все. Мы расписались.

Дядя Глеб снова покупал мне платье. Смеюсь — да, ещё одно платье для уже семейной жизни.

Фамилию я менять не стала, буду Говорова, папе на радость.

С сыном Ильи мы пока не нашли общий язык. Он бывает у нас часто, но на меня косо смотрит. Я для него не авторитет.

Расстраивалась я по этому поводу.

Но Илья считает, что всё сделает время. Сын ведь и ревнует, и добра отцу желает, и мать слушает. А мать тоже ревнует к молодой женщине, пришедшей ей на смену. Бессознательно ревнует, ведь сама-то уже давно замужем и во втором браке у неё всё сложилось.

Мы часто бываем у моих. Они приняли Илью, он стал таким же, как и все в нашей семье.

Мой муж как-то сказал мне:

— Ты знаешь, Анечка, я твоего отца уважал всегда. Очень хороший, мощный врач, умный, тактичный, спокойный, рассудительный. Я знал его только по работе. Но теперь я просто преклоняюсь перед ним как перед человеком, отцом, главой семьи. Понимаешь, глава семьи у вас он. И вы все при нём. Даже Глеб с Лёней. Я знаю, к кому могу обратиться всегда за любой помощью. Потому что он поможет и не осудит. Никогда не осудит. Это уметь надо — быть таким человеком.

========== Дочь! ==========

Моя маленькая Илиана родилась в новогоднюю ночь.

Ни раньше и ни позже. Но у меня ж всё не как у людей.

Роды в праздник, особенно в Новый год — это грустно, правда?

Все где-то там веселятся, пьют шампанское, говорят тосты, смотрят «Голубой огонёк», пугают злых духов фейерверками петард.

А тут лежишь в четырёх стенах, одна-одинёшенька, и ещё у тебя схватки. Настроение совсем-совсем в «нет», потому что увезли меня прямо из-за празднично накрытого стола. А теперь мне ужасно одиноко, мерзко и больно. А ещё обидно — не только себе, но и всем своим праздник испортила. Ведь подарки мы с Илюшей всем купили, так вручить не успели. Ничего не успели, даже поесть. И все сорвались и со мной сюда приехали.

Интересно, мама духовку выключила? Или забыла? И не спросишь, теперь точно не спросишь. Телефон у меня отобрали.

Все приехали со мной вместе. Только их не пустили. Теперь я даже не знаю, где они. Неужели под дверями роддома мёрзнут? Они так рвались быть со мной, Илья утверждал, что он муж и отец, и просто обязан присутствовать на родах. Мама умоляла её пустить, потому что не может оставить свою девочку в такой ответственный момент, и вообще, она врач по образованию. Всегда спокойный и молчаливый папа вдруг потребовал связать его с руководством, потому что без его помощи я родить не смогу. Аргументов у дяди Глеба, Лёни, Глебки и Юльки не нашлось. Я видела, что они просто стоят в стороне и переговариваются между собой, а дядя Глеб спрашивает папу, кому звонить, чтобы меня взяли на контроль.

Представляете? Всё именно так и было. А в пять утра родилась моя дочь. Вот такой подарок она маме с папой преподнесла. Саму себя. Теперь Новый год для нас — двойной праздник.

В самую волшебную ночь свершилось самое большое чудо — человек родился!

Илья смеётся, что когда наша дочь подрастёт, она будет уверена, что вся эта рождественская суета, огоньки, подарки, ряженые — всё это устраивается в честь именно её рождения.

А ещё все мои родичи придумали имена для моей девочки. Каждый своё. И каждый очень надеялся, что я выберу имя, которое предложит он. Но имя у неё было с самого начала, как только я узнала о её существовании. Она — часть мамы и папы, и имя у неё и от папы, и от мамы.

Пришлось им со мной согласиться.

***

Интересно, что сын Ильи полюбил мою кроху, меня — нет, так и не воспринимает, а к Илианке бегает, гуляет с ней вместе с папой, и так смешно, когда уходит домой, напутственно мне говорит:

— Ты береги её, ладно?!

Смешной.

Мы летом, когда к свекрови в посёлок поедем, его с собой возьмём. Раньше его Илюша никогда не брал, мать, Илюшина бывшая жена, не пускала, а теперь он большой, может настоять на своём. Он хочет, он рад. Вот там, вдали от цивилизации, я надеюсь, что наши отношения наладятся. Всё-таки всё к тому идёт.

***

— У тебя совесть есть?! А?! Илиана, доченька, где твоя детская совесть?

— И-и-и! Га-а-а! — отвечает с придыханием дочь своему отцу и улыбается.

— Ты почему спать не давала всю ночь?! А?! Сокровище, а сокровище, где твоя детская совесть? У матери экзамен сегодня. У меня две плановых. Понимаешь? Ну что ты лыбишься, чудо ты моё?

Вот это милое общение отца с полугодовалой дочкой я могу наблюдать хоть всё время. Это такой кайф. Просто великое удовольствие смотреть на них, таких милых, забавных и влюблённых друг в друга.

Но пора вставать и собираться на экзамен. Сейчас уже совсем скоро придёт няня, и мы, под вопли собственного ребенка, никак не желающего оставаться без родителей даже на несколько часов, и с разрывающимся от этого сердцами, пойдём кто на работу, а кто на занятия. На экзамен, пардон.

Жизнь идёт своим чередом, возникают новые проблемы, какие-то неприятности. Мелочи! Потому что мы вместе и жизнь продолжается. Всё решаемо!

Кажется, я немного поумнела! Нет?! Ну, самую малость…

Да ладно, у меня всё ещё впереди!

Загрузка...