Апокалипсис вчера: Комментарий на Книгу пророка Даниила

1

Ночь я провел в городе Сиань, а утром сел на автобус и поехал осматривать терракотовую армию Желтого императора.

Армия – главный туристический аттракцион Китая. По популярности она даже чуточку опережает Великую стену. Обнаружили ее случайно. В 1974-м местные жители решили выкопать колодец. Однако, начав копать, из-под земли пораженные крестьяне извлекли глиняного воина в полном вооружении. Причем на дне ямы виднелось еще множество рук, ног и доспехов. Находка крестьян напугала. Воину они на всякий случай раскололи голову и сбросили назад в яму. Но поскольку докопаться до воды все равно не удалось, о находке сообщили властям.

Армию извлекают из-под земли больше тридцати лет. Но конца раскопкам все равно не видать. Тысячи воинов, сотни коней, глиняные лучники прищурили правый глаз. Место раскопок, словно стадион, накрыто громадной крышей. В самом раскопе царит полумрак. Воины бесстрастно и бесстрашно смотрят прямо перед собой. Их лица спокойны. Руки уже какую тысячу лет сжимают оружие. А возле раскопа в почетном карауле замерли военнослужащие Народно-Освободительной армии КНР. Такого же роста, с похожими чертами скуластых лиц. За последние двадцать три века у китайских военных здорово поменялась униформа, но в остальном все по-прежнему. Воины отважны, полководцы мудры, Китай – самая великая империя планеты.

Живые солдаты, охраняющие глиняных воинов, – эта картинка помогает понять очень важную штуку. Ты заглядываешь в раскоп и осознаешь, что Китай практически вечен. Эта цивилизация возникла одновременно с древним Вавилоном и пережила расцвет тогда же, когда древний Рим. Но где они, эти Вавилон с Римом? А Китай – вот. Тысячи лет истории, сотни ушедших поколений – и ничего не изменилось.

Сегодня Китай – это миллиард человек населения плюс самая динамично развивающаяся экономика планеты. Эта страна пережила войны, катастрофы, бунты, вторжения и дворцовые перевороты... Однако она все та же. И что бы ни произошло дальше, Китай все равно будет существовать. Эта империя победила само время.

Не сумев утрамбовать все прошлое человечества в непрерывную линию от питекантропа до наших дней, последнее время историки предлагают другую концепцию, посовременнее. Они считают, что прошлое стоит мерить отдельными цивилизациями. Раз никакой общей, одной на всех истории позади у нас нет, значит, есть много отдельных историй (логично?). Даже университетские учебники по истории теперь делятся на отдельные тома: «Европейская цивилизация», «Египетская цивилизация», «Цивилизация ислама», «Цивилизации доколумбовой Америки». И самая длинная из всех – «Китайская цивилизация».

Авторы учебников утверждают: история – это не линия, а поле, на котором растет множество цветов. Между собой цивилизации никак не связаны. Какие-то из них умирают быстро. Другие живут на протяжении тысячелетий. Если читатель не дурак, то поймет: апокалипсис вовсе не неизбежен. Если его можно избежать, мы его избежим.

Насмотревшись на терракотовых воинов, нащелкавшись камерой, туристы выходят на свежий воздух. Улыбаются и идут пить кофе или Sprite. Настроение у них приподнятое. Вслух об этом никто не говорит, но вывод туристы делают правильный. Если уж Китай смог победить историю, то скорее всего с этой задачей справимся и мы. Пусть наши собственные цивилизации появились на карте мира позже, чем Китай. Зато они никогда с этой карты не исчезнут. Точно так же как Китай, мы переживем все войны, все революции, все катаклизмы, все концы света. Раз это удалось Китаю, значит, это возможно – ведь правда? Значит, и мы тоже можем существовать вечно.

2

Отыскать автобус, идущий от императорских могил назад в Сиань, мне удалось с большим трудом. Автобус был тесный, переполненный. На сиденье, рассчитанном на двух седоков, уместилось сразу пятеро, причем трое из них непрерывно курили. Но главной проблемой было даже не это, а то, что я не был уверен, что еду в правильном направлении. Несколько раз я пытался выяснить у водителя или у пассажиров, скоро ли мы попадем в город, однако ответа так и не добился.

Китай – сложная страна. Ездить здесь – это как, будучи глухонемым и подслеповатым, без светофора переходить скоростное шоссе: никогда не знаешь, что случится в следующую секунду. Даже жесты в Китае не такие, как у нас. Цифру «десять» здесь показывают, скрещивая указательные пальцы рук. А цифру «шесть» – отгибая мизинец и большой палец.

Запомнить слишком короткие китайские слова невозможно. Выучить хоть один иероглиф – немыслимо. А по-английски китайцы говорить не умеют. В результате вы не можете ни спросить дорогу, ни уточнить цену, ни поблагодарить, ни возразить, ни даже позвать на помощь. А что бы ни сказали вам, вы не поймете.

Автобус все трясся по незнакомой дороге. Я во все глаза смотрел в окно и боялся, что если пропущу свою остановку, то потом никогда в жизни не сумею ее отыскать.

Отдельная сложность: китайская кухня. Поесть в Китае – спорт, в котором лично у меня шансов не было. В Сиани сразу за моим отелем начиналась развеселая улица, состоящая из одних кафе. Вчера вечером я изучил ассортимент и приуныл. Посетителям предлагались блюда из освежеванных гадюк, хорошо проваренных кошачьих голов, засахаренных скорпионов на шпажках, а также студень из морских звезд, пельмени из саранчи и много всего прочего в таком же роде. Ясное дело: все это аттракцион, рассчитанный на туристов. Однако то, что едят сами китайцы, от перечисленного отличается не очень сильно. Например, местные крестьяне прямо на улице торговали незнакомыми мне овощами и живыми жабами, упакованными в огромные сетки. Я был не против купить и жабу, да только как бы я стал ее готовить?

Отыскав более или менее цивилизованное кафе, вчера вечером я попытался съесть курицу. Заказ принимала вежливая официантка. Симпатичная в общем-то девушка. Единственная проблема: как и все в Китае, она любила харкать на пол. Удивительная национальная особенность: все, с кем бы вы ни разговаривали, посреди разговора вдруг начинают громко прочищать горло и отвратительно харкают прямо вам под ноги. На пальцах я пытался объяснить официантке, что хотел бы не очень spice, не совсем огнедышащее блюдо, а так, средней остроты. Та вроде бы поняла. Но есть принесенное ею блюдо я все равно не смог.

От первого же кусочка курицы у меня запылал мозг. Прежде я не мог и представить, что еда бывает настолько острой. Я почувствовал, что сейчас потеряю сознание и вниз лицом упаду на заплеванный пол. Недожеванный кусок я выплюнул назад в тарелку. Попытался закусить кусочком хлеба, чтобы сбить остроту. Это было бесполезно: вкус перца я чувствовал на языке еще сутки.

Совсем вечером я повторил попытку. Зашел в другое кафе и заказал совсем другое блюдо. Результат оказался точно таким же. Дальше экспериментировать было бесполезно. Пора было переходить на европейский фаст-фут: чипсы, снеки, сандвичи, комбинированные обеды в McDonalds. Так что утром в продовольственной лавке на автовокзале я купил себе вроде бы арахис: небольшой пакетик, надпись иероглифами, внутри на ощупь что-то круглое. Не ахти что, но перед этим я не ел уже почти сутки. Пусть теперь будут хотя бы орешки.

Стоит ли говорить, что никакого арахиса в пакетике я не нашел? Когда я заглянул внутрь, там обнаружился чей-то порубленный на позвонки хвост. Запах от него шел омерзительный. Поесть опять не удалось.

3

Времени до моего отлета из Китая оставалось еще почти два дня. Я решил, что успеваю съездить в город Лешань. Главная тамошняя достопримечательность – гигантская статуя Большого Будды, который по-китайски называется Ду-Фо.

От пирса к изваянию ходят хлипкие прогулочные суденышки. Я купил билет и поднялся на борт. Матросы велели всем надеть оранжевые спасательные жилеты. Они были старые, потертые. Едва отвязали веревки, которыми кораблик был привязан к причалу, как течение подхватило нас, отнесло на середину реки, начало разворачивать носом на скалы. Рулевой крутанул штурвал, кораблик заскрипел, задрал нос и Большого Будду я увидел неожиданно. Он был неимоверно огромный.

Скала рассекала реку почти пополам. И на ней, во всю высоту, был высечен Ду-Фо. Колени до высоты девятиэтажного дома. Туловище размером с футбольное поле. Голова – будто церковный купол.

Корабль сразу же снесло в сторону. Вода в реке была цвета капуччино. Иногда вдоль борта проплывали отломанные ветки или полиэтиленовые пакеты, и тогда становилось заметно, какое бешеное в реке течение. Полторы тысячи лет назад кататься по этой реке решился бы только полный псих. Изгиб считался смертельно опасным. Корабли бились о скалы, людей затягивало в водовороты, грузы ухали на дно, капитаны бледнели, едва заслышав слово «Лешань». А в хижине на берегу, неподалеку отсюда, жил буддийский монах. Он видел, что творится, и очень переживал. Для него суть проблемы была ясна: у данного места что-то напутано с кармой. Как-то к его хижине вынесло очередную порцию утопленников, и после этого монах все-таки решил вмешаться. Из скалы, о которую так долго бились лбы моряков, он решил высечь статую Будды. Взял кайло и молоток и отправился ваять.

Для Китая это были тяжелые времена. Последние пару-тройку веков Поднебесную лихорадило. Династии сменяли друг дружку так быстро, что рябило в глазах. Сперва то, что было единым Китаем, оказалось поделено между четырьмя враждующими государствами. Еще через двадцать лет – уже между девятью. Без перерывов шли гражданские войны, военные перевороты, массовые репрессии населения и вторжения варваров. Воевали все против всех. В результате за триста лет население Поднебесной сократилось с пятидесяти шести миллионов человек до одиннадцати миллионов. Больше чем в пять раз...

Монах все работал. Полтора десятилетия ушло только на то, чтобы высечь гигантские Буддины ноги. А впереди была еще самая сложная часть работы. Каждое утро монах просыпался, брал свое затупившееся кайло и шел рубить скалу. Спешить ему было некуда. Предыдущий Китай уже умер, а новый еще не родился. Страна зарастала лесами. Поскольку крестьяне больше не обрабатывали землю, в стране царил голод. Хроники утверждают, что людоедство приобрело массовые масштабы. Столица Сиань лежала в руинах. Императорский дворец зарос травой и бурьяном. Среди рухнувших перекрытий и треснувших стен ютились выжившие придворные. У них больше не было ни одежды, ни оружия, ни печатей, а пищу они добывали, собирая съедобные коренья.

Рулевой еще раз развернулся и попробовал подойти к скале как можно ближе. Перекрикивая двигатели, тетка-экскурсоводка предлагала всего за семь юаней сфотографироваться на фоне очередного чуда света. В одной руке я держал сигарету, а второй держался за бортик, чтобы не упасть. Никто не знает, сколько лет нашему миру. Никто не знает, сколько миров родилось на протяжении истории человечества. Но совершенно точно известно, что сегодня все эти миры мертвы.

Каждая культура несет в себе семена собственного уничтожения. Не важно, каким будет способ, но однажды эта программа заработает и культура падет. Одни цивилизации гибнут под натиском варваров. Другие сгорают в огне гражданской войны. Третьи встречают конец в затяжной и бессмысленной борьбе с соседями. Четвертые тихо разлагаются под собственной тяжестью. Но ровно через пятнадцать веков после рождения умирает каждая из появившихся культур.

Китайская цивилизация родилась в незапамятной древности. О том, как именно это произошло, сказать историкам почти нечего. Известно лишь, что первые китайские династии Ся и Шан правили страной полторы тысячи лет, а потом пали. На величественные китайские столицы набросились голодные орды варваров, а сами китайцы были так истощены, что уже не могли себя защитить. Императоры пытались бежать и переносили столицу все восточнее. Суровым богам они приносили все более кровавые жертвы. Но совладать с ситуацией китайские боги так и не смогли. Время допотопного Китая кончилось, императорские дворцы ушли под землю, а на руинах городов теперь жили лишь одичавшие собаки. Старинные летописи рассказывали, что пришел момент, когда китайцам пришлось все начинать с чистого листа.

Они и начали. Дворцы были отстроены заново, поэты сложили прекрасные оды, а философы попробовали очередной раз объяснить мир. Тяжелые времена для империи остались в прошлом. Варваров отогнали от границ, политическая и экономическая системы были отлажены. Дальше можно было бы жить да радоваться. А вместо этого ровно пятнадцать веков спустя Китай вдруг взял и опять умер.

В общей сложности над статуей Ду-Фо монах работал тридцать с чем-то лет. Он все-таки сумел придать скале вид сидящего Будды. Корабли перестали биться об утес, и даже течение в этом месте стало поспокойнее. Постепенно к лучшему выправились дела и на остальной территории Китая. К тому моменту, когда статуя была окончена, Китай был готов попробовать еще раз начать все с нуля. Попробовать заново построить то, что со временем все равно умрет.

4

Накануне у себя в отеле я долго смотрел в окно. Через черное небо иногда мелькали падающие звезды. Из дому я уехал больше месяца назад. И за это время почти обогнул планету. Скоро я вернусь к себе в Петербург и опять стану заниматься текущими делами. Проще говоря, тем, о чем назавтра мне будет и не вспомнить, а год спустя я и сам не поверю, будто мог заниматься подобной ерундой.

Возвращаться не хотелось. Но и от поездки я, честно сказать, смертельно устал. А особенно устал за последние дни. Мне хотелось уехать из Китая: все равно куда, лишь бы отсюда. Тем не менее, вернувшись из Лешаня на север, я не стал убивать время в отеле, а заставил себя съездить посмотреть на монастырь Шаолинь.

В монастыре шел дождь. С самого утра тучи висели низко, а после обеда наконец ливануло. К монастырским воротам тут же высыпали продавцы зонтиков. Девушки-экскурсантки взвизгивали и пытались спрятаться под деревьями. Молодые папаши на носочках перепрыгивали через лужи и пиджаками прикрывали от капель своих маленьких китайских детей. И только продавцы сувениров так и остались сидеть перед своими прилавками. Они ели лапшу с мясом из пластиковых мисок, а вода лилась им прямо в еду, но продавцы не обращали внимания и продолжали как автоматы палочками совать лапшу себе в рот.

До монастыря меня подвозила женщина-таксист. Выглядела она роскошно. Брови на круглом плоском лице дама выщипала и взамен нататуировала себе жирные зеленые полосы. Несколько татуировок у нее было и на могучих волосатых руках.

Вчера в отеле я, досмотрев на падающие звезды, разделся, лег в постель и начал засыпать. И именно в эту минуту в дверь постучали. Я долго напяливал джинсы и искал ключ. В коридоре стояла решительная китайская тетечка, а рядом девица – совсем школьница. Тетка сально улыбалась, пихала девицу в комнату и тыкала пальцем в ламинированный прейскурант. Я пытался объяснить, что мне ничего не нужно, а китаянка возмущалась: «Как это не нужно? Ты посмотри, какая красивая девочка!» Спросонья мне было никак не сообразить, что обычно делают в таких ситуациях. Тетка хватала меня за руку, впихивала в нее ладонь своей подопечной и чуть не насильно пихала нас обоих в постель. Все равно уже расстелена, чего и время терять.

Дошло до того, что тетка грубо задрала на падчерице футболку. Тело у девицы оказалось тощим, детским. Грудь была крошечная... меньше, чем у меня. Девица села на кровать, а потом, не поправляя футболку, всей спиной откинулась на подушки и раздвинула ноги. Она просто лежала, почти голая, и смотрела на меня. Взгляд у нее был равнодушный, ко всему безразличный. Смотрелась девица крайне развратно.

Я все-таки выгнал их обеих. За руку поднял девушку с постели, выпихнул за дверь и ее, и мамашу. Но сон они мне сбили. Заснуть после инцидента я не мог долго. Ворочался, несколько раз просыпался, рано встал и сегодня чувствовал себя разбито.

Снаружи все еще лил дождь. Вернее, не лил, а так, накапывал. Зато внутри машины было тепло и играла музыка. Куртка моя насквозь промокла. Деньги, которые лежали в нагрудном кармане, тоже намокли и слиплись. Когда мы подъехали к воротам монастыря, дама-таксист остановилась и заглушила двигатель. Я вытащил мокрые купюры из кармана и долго их разлеплял. Таксистка никуда не торопилась. Она смотрела на меня и улыбалась. В стекла бился дождь.

5

Слово «Шаолинь» переводится с китайского как «Молодой лес». Когда-то лесок здесь и вправду был, но к моменту, когда в Шаолинь приехал я, его уже вырубили.

Говорят, монастырь был основан индийским проповедником. Как-то он шел мимо, увидел симпатичную лужайку и решил тут помедитировать. Местность была располагающая: гора и лесок у ее подножия. Спешить мужчине было некуда. Он сложил пальцы колечками, закатил глаза – и на девять лет выпал из реальности. Монах сидел так неподвижно, что за эти годы его тень даже протерла в камне дыру. Мутный силуэт и до сих пор показывают паломникам.

Билеты в монастырь стоят по китайским меркам очень дорого. Платишь, проходишь внутрь и дальше полчаса идешь вдоль бесконечных рядов тренирующейся молодежи. Каждый китайский школьник мечтает стать Джеки Чаном. Набыченные бритые ребята в красных спортивных костюмах учатся махать руками-ногами. Больше всего они похожи на люберецких тинейджеров двадцатилетней давности.

Телефонные будки в монастыре украшены статуэтками Будды. Кроме них, ничто не напоминает о буддийском прошлом Шаолиня. Обычная спортивная школа. Правда, если за кельями и часовнями подняться на гору, то там есть еще старое монастырское кладбище. А совсем на отшибе – мало кому известная подвесная канатная дорога. Тросы скрипят, хлипкие сиденья вибрируют. Ты садишься в разваливающееся деревянное креслице и вскоре обнаруживаешь под собой сорок метров пустоты. Ощущения – незабываемые.

Скала над монастырем была огромная и серая – под цвет дождя. Задыхаясь и чертыхаясь, я по извилистой дорожке забрался на самый верх. Мне хотелось увидеть сразу весь Шаолинь, но из-за дождя я не увидел ничего. Тучи висели слишком низко. Монастырь утонул в тучах – я смотрел на него и не видел. Различить можно было лишь блестящие от дождя дорожки у самой пагоды – а дальше только серый туман. Я сел на мокрый камень и потянулся за сигаретами.

Считается, будто история Китая насчитывает четыре с чем-то тысячи лет. Хотя на самом деле никакой единой истории в Китае никогда не существовало. Выражение «китайская цивилизация» неплохо звучит, но к реальности не имеет никакого отношения. Потому что прошлое Китая – это несколько совсем разных стран. Не важно, что страны существовали на одном и том же месте и носили одинаковое название. Каждые полторы тысячи лет Китай умирал. А когда потом рождался заново, то был уже совсем другим. Победить смерть невозможно. Это не удавалось никому – не удалось и Китаю.

История мира состоит из отдельных глав. Мир рождается, живет, а потом умирает. У всего на свете есть срок годности. Средний возраст человека – семьдесят лет, а при большой крепости – восемьдесят лет. Некоторые рожденные живут очень долго. И нам начинает казаться, будто из-под власти закона можно увернуться. Однако это иллюзия. Говорят, вороны живут по сто пятьдесят, а слоновые черепахи дотягивают до четырехсот. Но и после столь долгой жизни они тоже умирают. То же самое относится и к культурам. Их предельный возраст – полторы тысячи лет. Затем следует смерть.

Может показаться, будто это случайность. И существуют способы как-то отменить смертный приговор. Если бы не вандалы, Римская империя существовала бы и до сих пор... Если бы не 1991 год, коммунисты и в наши дни правили бы Россией... На самом деле исключений из этого правила нет. Перед вами – самый неодолимый закон мира. Все, что началось, должно кончиться.

Промокшая сигарета сломалась, и я ее выкинул. Чуть в стороне от тропы был отгорожен небольшой пруд, а в него по камням сбегал небольшой водопад. В прудике плавали золотые рыбки. Капли дождя бились в воду, а рыбки, глупые, думали, будто кто-то бросает им корм, и, махая хвостиками, подплывали поближе. Ездить по свету мне надоело. Возвращаться домой не хотелось. Дождь все капал, а я просто сидел и молча смотрел на лежащий под горой туман.