Апостол Павел. Биография

Тарсянин

Павел родился в киликийском городе Тарсе[41]. В Деяниях он назван «Тарсянином» (Деян. 9:11); в другом месте говорится, что он «из Киликии» (Деян. 23:34). Приводятся его собственные слова, обращенные к тысяченачальнику и произнесенные по-гречески: «Я Иудеянин, Тарсянин, гражданин небезызвестного Киликийского города» (Деян. 21:39). Затем Павел, обращаясь к народу, говорит на еврейском: «Я Иудеянин, родившийся в Тарсе Киликийском» (Деян. 22:3).

Колодец ап. Павла в Тарсе

Киликией называлась обширная область на юго-востоке Малой Азии[42], входившая в состав Римской империи. С 27 года до Р. Х. она имела статус императорской провинции, управлявшейся наместником в ранге претора. Провинция отличалась этническим разнообразием. Помимо коренного населения, с I века до Р Х. в Киликии проживала обширная армянская диаспора. Филон Александрийский упоминает Киликию в числе областей, где компактно проживали еврейские переселенцы[43].

Тарс был столицей Киликии. Будучи крупным промышленным и торговым центром[44], он был также крупнейшим центром культуры, науки и образования[45]. Об этом свидетельствует греческий географ Страбон (ок. 64 г. до Р Х. – ок. 23 г. по Р Х.):

Тарс был частью огромной эллинистической цивилизации, сложившейся в результате побед Александра Македонского в IV веке до Р. Х. Эти победы привели к тому, что греческий образ жизни распространился на обширные территории Восточного Средиземноморья. Коренное население завоеванных областей принимало греческие обычаи, в городах строились театры и термы (бани), в гимнасиях занимались атлетикой и другими видами спорта, в театрах ставились драмы и комедии. Греческий язык сосуществовал с местными языками. Во времена Павла основная часть земель, некогда завоеванных Александром, входила в состав Римской империи, но это мало изменило их в культурном отношении. Основным языком империи по-прежнему оставался греческий.

Во многих городах империи проживали евреи. В своем подавляющем большинстве они сохраняли религию Ветхого Завета. В культурном отношении некоторые еврейские семьи диаспоры были эллинизированы, другие стремились сохранить свою национально-религиозную идентичность. При этом все евреи диаспоры говорили по-гречески.

Греческий язык был основным языком Тарса. Неудивительно, что Павел должен был с детства свободно владеть им наряду с арамейским. В Иерусалиме тот факт, что Павел владел греческим, вызвал недоумение у римского тысяченачальника, с удивлением спросившего: «Ты знаешь по-гречески?» (Деян. 21:37). Но для уроженца Тарса в этом не было ничего удивительного: многие образованные евреи диаспоры так же хорошо говорили по-гречески, как и по-еврейски.

Достоверных сведений о том, чтобы Павел получил греческое образование, будь то начальное, среднее или высшее, у нас нет, и мы не знаем, сколько лет он провел в Тарсе. По мнению ряда исследователей[47], в своих посланиях Павел не выказывает глубокого знания греческой философии, литературы или поэзии. Те немногие философские максимы, которые он цитирует, существовали независимо от своих литературных источников в качестве пословиц. Сказанное относится также к единственной во всем корпусе его посланий цитате из греческой поэзии: «Худые сообщества развращают добрые нравы» (1 Кор. 15:33)[48]. Эта цитата стала крылатым выражением, и ее использование вовсе не говорит о знакомстве Павла с греческой трагедией[49].

С другой стороны, нельзя исключить и возможность того, что родным языком Павла был греческий и что он был вполне прилично образован по греко-римским меркам. Не так давно на основании анализа риторики посланий Павла был сделан вывод о том, что «Павел, как сын римского гражданина, получил в своем родном эллинистическом городе филологическое образование в его общей греко-эллинистической форме»[50].

Римский гражданин

Будучи гражданином Тарса (Деян. 21:39)[51], Павел от рождения имел римское гражданство[52]. Об этом трижды упоминается в Деяниях. В первый раз – в связи с арестом Павла и Силы в Филиппах. Когда тюремный сторож объявил им, что римские офицеры готовы отпустить их, Павел сказал: «Нас, Римских граждан, без суда всенародно били и бросили в темницу, а теперь тайно выпускают? Нет, пусть придут и сами выведут нас». Офицерам пришлось приносить извинения (Деян. 16:35–39).

Второе упоминание о римском гражданстве Павла мы находим в повествовании о его пребывании в Иерусалиме, где тысяченачальник решил подвергнуть его бичеванию. Когда его растянули ремнями, он спросил сотника: «Разве вам позволено бичевать Римского гражданина, да и без суда?» Тот донес об этом тысяченачальнику, которому пришлось отменить истязание и лично вступить с Павлом в разговор. В ходе разговора Павел не только подтвердил свое римское гражданство, но и подчеркнул, что обладает им от рождения (Деян. 22:25–28).

Третьим свидетельством о римском гражданстве Павла является случай, происшедший с ним в Кесарии, где римский прокуратор Фест хотел отвести его в Иерусалим, чтобы отдать на суд иудеям. Но Павел потребовал «суда кесарева». Фесту ничего не оставалось, как выполнить требование и отправить Павла в Рим (Деян. 25:10–12).

Римский гражданин (civis romanus) пользовался значительными привилегиями по сравнению с прочими жителями империи. Римского гражданина нельзя было подвергнуть бичеванию, связать, заковать в кандалы, подвергнуть пыткам; нельзя было передать его дело из римской судебной юрисдикции в какую-либо иную. Даже казни для римских граждан, осужденных на смерть, были более «гуманными», чем для прочих. Так, например, римского гражданина нельзя было распять на кресте[53].

Во времена Павла римское гражданство можно было получить несколькими способами: родившись гражданином, отслужив много лет в армии, получив его в награду, получив его в дар, купив за деньги[54]. Павел родился римским гражданином, а это значит, что римским гражданином по одной из указанных причин был его отец.

«Еврей от евреев»

О своем еврейском происхождении Павел упоминает неоднократно. В Послании к Римлянам он пишет: «…Я Израильтянин, от семени Авраамова, из колена Вениаминова» (Рим. 11:1). Во Втором послании к Коринфянам, сравнивая себя с другими апостолами, Павел восклицает: «Они Евреи? и я. Израильтяне? и я. Семя Авраамово? и я» (2 Кор. 11:22). В Послании к Филиппийцам он говорит о себе: «Если кто другой думает надеяться на плоть, то более я, обрезанный в восьмой день, из рода Израилева, колена Вениаминова, Еврей от Евреев…» (Флп. 3:4–5).

Слово «еврей» в данном контексте указывает не только на этническое происхождение, но и на религиознокультурную идентичность: «еврей от евреев» – это тот израильтянин, который «сохранял традиционную еврейскую культуру вместо того, чтобы поддаться искушениям эллинизации в диаспоре»[55]. Противостояние между евреями и «эллинистами» (под которыми понимались эллинизированные евреи, жившие в диаспоре) было характерной особенностью еврейского мира I столетия: оно нашло отражение даже в первохристианской общине (Деян. 6:1).

Еврейское имя, которое Павел получил при обрезании, было Савл (или Саул): этим именем назывался первый царь израильского народа, о котором рассказывается в Первой книге Царств. Весьма распространенным является мнение о том, что после обращения в христианство Савл сменил имя на Павла. Однако это не так. В действительности у него, как у многих евреев диаспоры, было два имени – одно еврейское, другое греческое: оба они упоминаются в книге Деяний. Говоря о юности Павла и его обращении, автор Деяний использует имя Савл. Но, рассказывая о его миссионерских путешествиях, он предпочитает греческое имя Павел.

Савл, хотя и родился в диаспоре, не относил себя к эллинистам: владея греческим языком, он оставался иудеем не только по вере, но и по культуре и по самоощущению. И если в Деяниях апостольских трижды упоминается о римском гражданстве Павла, то в своих посланиях (включая Послание к Римлянам) Павел нигде не говорит о нем: вместо этого он многократно и настойчиво свидетельствует о своей верности еврейской культуре и еврейским религиозным традициям.

Ученые расходятся во взглядах относительно социального статуса семьи, в которой вырос Савл. Некоторые полагают, что он происходил из богатой и знатной семьи. Другие считают, что ремеслом его отца было изготовление палаток. На эту мысль ученых наталкивает упоминание о том, что во время пребывания в Коринфе Павел нашел Акилу и Прискиллу, которые были изготовителями палаток: «по одинаковости ремесла» Павел остался у них и работал (Деян. 18:3). Профессией изготовителя палаток Павел, как думают, мог овладеть еще в детстве[56]; другие полагают, что он овладел им, когда учился у Гамалиила или во время пребывания в Аравии[57]. Каких-либо подтверждений этих гипотез, однако, не имеется.

Наличие у Павла римского гражданства может быть свидетельством высокого социального статуса семьи, в которой он родился. В то же время она имела глубокие корни в еврейской традиции, что подтверждается словами «из рода Израилева, колена Вениаминова»: не всякая еврейская семья в диаспоре могла похвалиться знанием того, к какому колену она принадлежит.

«Воспитанный при ногах Гамалиила»

Начальное образование еврейские дети обычно получали в семье. Вере в Единого Бога обучали с младенчества. Сравнивая язычников с евреями, Филон Александрийский пишет, что последние «избрали себе совсем иное направление жизни и совсем иному были обучены с пеленок родителями, воспитателями и наставниками и, главное, самими священными законами, а кроме них – неписаными правилами жизни: чтить Единого Бога, Отца и Создателя Вселенной»[58].

Образование могло быть продолжено в школе при местной синагоге. Такие школы функционировали один день в неделю – по субботам[59]. Ученики собирались, чтобы послушать учителя, изъяснявшего Тору. Основным методом усвоения материала было заучивание наизусть священных текстов. Там же дети учились читать и писать.

По мнению некоторых ученых, грамотность среди мужчин в Израиле была едва ли не поголовной, так как все мальчики проходили через такого рода начальную школу[60]. Во всяком случае, грамотность среди еврейских детей была выше, чем в целом по империи[61]. Другие ученые менее оптимистичны в оценках: «Несмотря на раздутые утверждения некоторых современных авторов, мы не должны воображать, что любой еврейский мужчина в Палестине умел читать, а женщинам редко давалась такая возможность. Грамотность, хотя и была очень желательна, не была абсолютной необходимостью для повседневной жизни простого человека»[62].

В юношеском возрасте наиболее одаренные ученики могли поступить на воспитание и обучение к одному из учителей закона. Для этого надо было отправиться в Иерусалим: там на постоянной основе базировались знатоки Писания. Многие из них имели свои школы.

Иосиф Флавий. Гравюра из книги: The Works of Flavius Josephus. London, 1737

Основным предметом изучения в школах раввинов была Тора – Пятикнижие Моисеево. Особое внимание уделялось «законам», то есть зафиксированным в Торе постановлениям религиозно-нравственного характера, а также различным толкованиям к ним. По словам Филона, «евреи считают законы богоизреченными, и в этой мысли они воспитаны с детства, так что все предписания навечно запечатлены в их душах»[63]. Иосиф Флавий пишет: «Более же всего мы заботимся о воспитании детей, о сохранении законов, и наиважнейшим делом всей нашей жизни почитаем соблюдение в соответствии с ними исконного благочестия»[64]. Историк считает, что именно изучение законов с самого детства – то, что отличает евреев от других народов: «Большинство людей настолько далеки от того, чтобы жить согласно своим законам, что почти совсем не знают их… Из нас же, кого о них ни спроси, тому, скорее, труднее будет назвать свое собственное имя, чем рассказать их все. Вот потому от самого раннего пробуждения сознания в нас мы изучаем их и имеем как бы начертанными в своем сердце»[65].

Учителя еврейского народа полагали, что чем больше таких законов человек знает, тем меньше у него шансов стать преступником. Именно поэтому законы начинали учить с детства. Способ, при помощи которого они заучивались, изложен Иосифом Флавием в следующих словах, вкладываемых им в уста Моисея:

Этот текст показывает, что законы усваивали при помощи заучивания наизусть. Можно предположить, что способ усвоения Торы в школе, в которой обучался Савл, был примерно такой же, какой описан у Иосифа Флавия: учитель громко читал постановления закона Моисеева, а ученики повторяли их и заучивали.

Параллельно с текстом Торы ученики знакомились с толкованиями на нее своего учителя. Различные школы толковали Писание по-разному: известны, например, школы Шаммая и Гиллеля – двух раввинов, из которых первый считался более строгим и ортодоксальным, второй – более либеральным.

Мы не знаем, каким образом, при каких обстоятельствах и в каком возрасте Савл впервые оказался в Иерусалиме. Но свое религиозное образование он получил именно там[67]. В речи, произнесенной в Иерусалиме, после упоминания о рождении в Тарсе Киликийском, Павел так характеризует себя: «…воспитанный в сем городе при ногах Гамалиила, тщательно наставленный в отеческом законе, ревнитель по Боге…» (Деян. 22:3). В Послании к Галатам Павел вспоминает свою молодость: «…и преуспевал в Иудействе более многих сверстников в роде моем, будучи неумеренным ревнителем отеческих моих преданий» (Гал. 1:14).

Прав. Гамалиил и ап. Павел. Витраж в соборе св. Винцентия монастыря Шалон-сюр-Сон, Франция. XIII в.

Согласно иудейской традиции, Гамалиил был внуком Гиллеля и после смерти последнего возглавил его школу. В некоторых раввинистических источниках Гамалиил фигурирует в качестве главы синедриона; в действительности он был одним из его членов[68]. Еврейское предание приписывает Гамалиилу разнообразные изречения и деяния, свидетельствующие не только о глубоком знании им Писания, но и об определенной гибкости, с которой он применял его в жизни[69]. Раввин пользовался большим уважением, о чем свидетельствует следующее высказывание Талмуда: «Когда Гамалиил скончался, вместе с ним исчезло уважение к Торе, и перестали существовать чистота и воздержание»[70].

В Деяниях Гамалиил упоминается в одном эпизоде, в котором он встает на защиту Петра и апостолов:

Приведенный эпизод свидетельствует как об уважении, которым пользовался Гамалиил в синедрионе, так и о толерантности Гамалиила к зарождавшемуся христианскому движению. Не случайно он стал единственным раввином I века, почитаемым не только в иудейской, но и в христианской традиции. Согласно церковному Преданию, в конце жизни Гамалиил уверовал во Христа и принял крещение[71]. Церковь прославила его в лике праведных; память его празднуется 2 августа.

Выражение «воспитанный при ногах» отражает распространенную практику, согласно которой раввин учил сидя, а ученики располагались на полу или на земле у его ног. В данном случае, однако, оно имеет, скорее, переносный смысл, указывая на то, что Павел считал себя верным и преданным Гамалиилу, обязанным ему своим религиозным воспитанием.

«Фарисей, сын фарисея»

Толерантность Гамалиила к христианам никак не передалась его ученику Савлу. Будучи сыном фарисея и примкнув к школе Гамалиила, который тоже был фарисеем, Савл унаследовал от фарисеев непримиримую ненависть к христианам как вредной и опасной секте.

Конфликт между фарисеями и Иисусом проходит красной нитью через все евангельские повествования. Савл в этих повествованиях не фигурирует, и мы не знаем, какую позицию он занимал по отношению к Иисусу при Его жизни. Однако вскоре после Его смерти и воскресения Савл оказывается в числе ярых гонителей Церкви.

Дважды в Деяниях Павел свидетельствует о своей принадлежности к партии фарисеев. В Иерусалимском синедрионе Павел восклицает: «Я фарисей, сын фарисея» (Деян. 23:6)[72]. Царю Ироду Агриппе Павел говорит: «Жизнь мою от юности моей, которую сначала проводил я среди народа моего в Иерусалиме, знают все Иудеи; они издавна знают обо мне, если захотят свидетельствовать, что я жил фарисеем по строжайшему в нашем вероисповедании учению» (Деян. 26:4–5).

Данные книги Деяний подтверждает Послание Павла к Филиппийцам, где он говорит о своей жизни до обращения: «…по учению фарисей, по ревности – гонитель Церкви Божией, по правде законной – непорочный» (Флп. 3:5–6). Эти слова полностью отражают самоощущение фарисеев как «отделенных» от прочего народа и обладавших праведностью в силу строгого исполнения предписаний закона Моисеева. Праведность и непорочность воспринимались исключительно как внешнее качество, не препятствовавшее фарисеям быть жестокими и непримиримыми к врагам, корыстолюбивыми и алчными, лицемерными, творящими дела благочестия и милосердия напоказ. Именно за эти качества не уставал обличать их Иисус.

О том, кто такие фарисеи и чему они учили, мы достаточно подробно говорили в книге «Начало Евангелия». В ней же мы показали, что конфликт между Иисусом и фарисеями, зародившийся на ранней стадии Его общественного служения, отнюдь не был следствием непонимания или недоразумения, печальной исторической случайностью. Не был он и «семейной ссорой» между представителями разных течений внутри одной и той же иудейской традиции[73].

Святые Гамалиил и Никодим оплакивают св. Стефана. Школа К. Сарачени. Около 1615 г. (Музей изящных искусств, Бостон)

Спор между Иисусом и фарисеями касался самой сути религиозной жизни. Столкнулись две непримиримые и взаимоисключающие позиции. С одной стороны, религия, основанная на понимании верности Богу как скрупулезного следования письменному закону Моисееву и его многочисленным устным толкованиям. С другой стороны, религия, основанная на идеях поклонения Богу «в духе и истине» (Ин. 4:23), любви и прощения, покаяния и примирения с Богом через праведность как внутреннее духовное качество.

Вполне естественно поэтому, что Савл, будучи ревностным фарисеем, разделял негодование фарисеев деятельностью Иисуса и основанной Им общины[74]. Молодой и горячий, он взялся за дело искоренения новоявленной ереси со всем присущим ему пылом.

Словосочетание «сын фарисея» указывает на то, что Савл был потомственным фарисеем. Мы не знаем, где его отец вступил в фарисейскую партию, однако, поскольку о существовании фарисеев в диаспоре ничего не известно, можем предположить, что это произошло после переселения (возвращения) семьи в Иерусалим, когда Савл был еще отроком[75]. Дополнительным аргументом в пользу того, что семья Павла переселилась в Иерусалим, является упоминание о проживавшем там «сыне сестры Павловой» (Деян. 23:16): если в Иерусалиме жил племянник Павла, значит, там могла проживать и его сестра.

«Гонитель церкви Божией»

В своих посланиях Павел неоднократно упоминает о том, что до обращения «гнал Церковь Божию» (1 Кор. 15:9), «жестоко гнал Церковь Божию, и опустошал ее» (Гал. 1:13), был «гонителем Церкви Божией» (Флп. 3:6), был «хулителем и гонителем и обидчиком» (1 Тим. 1:13). Эти слова говорят не только о несогласии с христианским учением, но и об активных действиях, направленных против его носителей.

Данная информация полностью подтверждается Деяниями апостолов. В ней имя Савла впервые упоминается в связи с рассказом о том, как члены синедриона учинили самосуд над Стефаном после того, как он обвинил их в убийстве Праведника:

Савл в этом рассказе назван «юношей»: использованное здесь слово νεανίας может означать молодого человека в возрасте двадцати с небольшим лет. Это является важным указанием на возраст Павла. Убиение Стефана, вероятно, произошло в 33 году по Р. Х.[76]Если к этому моменту Павлу было около двадцати, значит, он родился около 14 года; если ему было 25, значит, он родился около 9 года.

Первомученик Стефан. Гравюра Г. Доре.

1864–1866 гг.

Далее в Деяниях говорится: «А Савл терзал Церковь, входя в домы и влача мужчин и женщин, отдавал в темницу» (Деян. 8:3). Откуда у молодого человека могли быть такие полномочия, чтобы арестовывать христиан и сажать их в тюрьму? И почему именно к его ногам складывали одежды те, кто побивал камнями Стефана? Ответы на эти вопросы могут носить лишь гипотетический характер. Очевидно, Савл уже в молодости приобрел некоторый авторитет в фарисейских кругах, будучи учеником известного раввина, потомственным фарисеем и активным членом фарисейской партии. Сам Павел косвенно свидетельствует об этом, говоря, что он «преуспевал в Иудействе более многих сверстников» в роде своем (Гал. 1:14). Возможно, члены синедриона воспользовались услугами не по годам ревностного Савла, потому что видели в нем восходящую звезду. Не исключено также, что Савл по своей инициативе взял на себя лидирующую роль в борьбе против зарождавшегося христианства[77].

На то, что Савл не был простым исполнителем чьей-то воли, указывает и следующее упоминание о нем в Деяниях: «Савл же, еще дыша угрозами и убийством на учеников Господа, пришел к первосвященнику и выпросил у него письма в Дамаск к синагогам, чтобы, кого найдет последующих сему учению, и мужчин и женщин, связав, приводить в Иерусалим» (Деян. 9:1–2). Здесь Савл предстает как инициатор гонений на Церковь: он не просто заручился письмами первосвященника, он выпросил (ήτήσατο) их у него, одновременно получив от него право связывать уверовавших во Христа иудеев диаспоры и приводить их на суд синедриона. Выражение «дыша угрозами и убийством» указывает на глубокую эмоциональную вовлеченность Савла в преследования христиан.

Кто был первосвященником на тот момент? По имеющимся данным, им по-прежнему оставался Каиафа, осудивший на смерть Иисуса Христа[78]. Хотя в Деяниях упоминаются «Анна первосвященник, и Каиафа, и Иоанн, и Александр, и прочие из рода первосвященнического» (Деян. 4:6), известно, что Каиафа, тесть Анны, был действующим первосвященником до 36 или 37 года по Р. Х., а рассматриваемые нами события происходили до этого времени. Очевидно, упоминание об Анне как первосвященнике указывает на роль, которую он как тесть Каиафы продолжал играть в синедрионе. Об этой роли свидетельствует и Евангелие от Иоанна (Ин. 18:13, 19–24). Но на письмах, которыми заручился Савл, должна была стоять подпись Каиафы.

Зачем Савл отправился в Дамаск? Специально для того, чтобы заняться выявлением и истреблением христиан, или с какой-то иной целью? Этого мы точно не знаем. В Дамаске проживало большое количество иудеев (не менее 30–40 тысяч[79]), было несколько синагог, тогда как христианская община вряд ли была многочисленной[80]. Рассказ Деяний заставляет полагать, что именно борьба против Церкви была главной целью путешествия. Предположения о том, что могли быть какие-то иные цели, не основываются на источниках.

В Деяниях приведены две речи Павла, в которых он подробно описывает свое прошлое в качестве гонителя Церкви. Выступая перед иудеями в Иерусалиме, Павел говорил о христианах:

На допросе у царя Агриппы Павел свидетельствовал о себе:

Из этих упоминаний вырисовывается фигура Савла как человека, не просто участвовавшего в гонениях на молодую христианскую общину, но и проявлявшего в этом особое рвение. Савл был из числа тех, о ком Иисус предупреждал Своих учеников: «Изгонят вас из синагог; даже наступает время, когда всякий, убивающий вас, будет думать, что он тем служит Богу» (Ин. 16:2). Фанатичная ненависть к христианам была следствием глубокой религиозности Савла, но религиозности с ярким фарисейским окрасом. Как фарисеи не сомневались в своей правоте, когда осуждали Иисуса на смерть, так и Савл полагал, что, расправившись с новоявленной ересью, покусившейся на священные основы иудейской религии, он тем самым угодит Богу: «В борьбе с христианством Савл видел свой долг. Он считал, что это его обязанность перед страной, религией, Богом – всячески отвергать претензии Иисуса на мессианство»[81].

Обращение

Чтобы попасть из Иерусалима в Дамаск, требовалось преодолеть около 200 км. Обращение Савла произошло, очевидно, в конце этого пути, где-то на подступах к Дамаску.

Обращение Савла – одно из самых ярких событий всей истории христианства и, безусловно, наиболее драматичный эпизод книги Деяний апостольских. Автора книги это настолько впечатлило, что он описал его трижды: сначала изложил историю этого обращения от себя, а затем привел две речи, в которых сам Павел повествует об этом событии.

История ап. Павла. Миниатюра из «Вивианской Библии» (BNF. Lat. 1. Fol. 386v)

Рассмотрим все три повествования. В 9-й главе книги Деяний рассказывается:

В 22-й главе Павел беседует с иудеями в Иерусалиме. Начав с упоминания о своем рождении в Тарсе и воспитании у ног Гамалиила, Павел продолжает:

Наконец, в 26-й главе Павел предстает пред царем Агриппой и вновь рассказывает ту же самую историю:

Для сего, идя в Дамаск со властью и поручением от первосвященников, среди дня на дороге я увидел, государь, с неба свет, превосходящий солнечное сияние, осиявший меня и шедших со мною. Все мы упали на землю, и я услышал голос, говоривший мне на еврейском языке: Савл, Савл! что ты гонишь Меня? Трудно тебе идти против рожна. Я сказал: кто Ты, Господи? Он сказал: Я Иисус, Которого ты гонишь. Но встань и стань на ноги твои; ибо Я для того и явился тебе, чтобы поставить тебя служителем и свидетелем того, что ты видел и что Я открою тебе, избавляя тебя от народа Иудейского и от язычников, к которым Я теперь посылаю тебя открыть глаза им, чтобы они обратились от тьмы к свету и от власти сатаны к Богу, и верою в Меня получили прощение грехов и жребий с освященными (Деян. 26:12–18).

Обращение Савла. 1601 г. Художник Караваджо (Капелла Черази ц. Санта Мария дель Пополо, Рим)

Как видим, три рассказа имеют очевидное сходство, однако есть между ними и некоторые несущественные отличия. В первом рассказе Савл падает на землю, а его спутники стоят в оцепенении, слыша голос, но никого не видя. Во втором рассказе Савл падает на землю, а его спутники видят свет, но не слышат голос. В третьем рассказе Савл вместе со всеми своими спутниками видит свет и падает на землю: о том, слышат ли спутники голос, не упоминается.

В третьем рассказе, кроме того, значительно полнее изложены слова Иисуса, обращенные к Савлу. Если в первых двух рассказах Иисус лишь повелевает ему идти в Дамаск, чтобы получить указания о дальнейших действиях, то в третьем Савл сразу же получает повеление от Христа идти и проповедовать иудеям и язычникам. Только в этом рассказе упоминается о том, что Христос обратился к Савлу на еврейском языке.

Загадку для толкователей представляет пословица, вправленная в речь Христа: «Трудно тебе идти против рожна»[82]. Ее смысл, очевидно, следующий: не противься неизбежному; не пытайся бороться с Тем, Кто все равно победит; не иди против Бога.

Сказать, что Савл был потрясен произошедшим с ним, значит не сказать ничего. Мы можем только догадываться, какие мысли и эмоции бушевали в нем, когда он лишился зрения, ослепленный светом Христа, когда три дня не мог ни есть, ни пить. Прежний Савл был раздавлен, уничтожен этим неожиданным небесным видением. Должен был воскреснуть новый человек. В чем-то эти дни слепоты и голодания подобны трехдневному пребыванию Христа во гробе перед воскресением.

В своих посланиях Павел будет вновь и вновь возвращаться к этому событию, изменившему ход его жизни на прямо противоположный. В Первом послании к Коринфянам он поставит явление ему Христа в один ряд с Его явлениями апостолам после воскресения:

Буквальный перевод слова έκτρωμα – не «изверг», а «выкидыш». Павел говорит о себе прежнем предельно уничижительно. Но значение явления ему воскресшего Иисуса он не только не умаляет: наоборот, он воспринимает это явление как продолжение событий Евангелия, которое он проповедует. Бог призвал его для свидетельства не о том, что видели и слышали другие, а о том, что видел и слышал он сам. И с присущим ему дерзновением, не боясь, что ему не поверят, он вновь и вновь напоминает адресатам посланий о своем чудесном обращении.

В Послании к Галатам он вновь говорит о том же опыте, подчеркивая, что именно на нем, а не на свидетельстве других апостолов основывается его благовестие:

Здесь Павел описывает свое обращение, используя образы из пророческих книг: «Господь призвал Меня от чрева, от утробы матери Моей называл имя Мое» (Ис. 49:1); «Прежде нежели Я образовал тебя во чреве, Я познал тебя, и прежде нежели ты вышел из утробы, Я освятил тебя: пророком для народов поставил тебя» (Иер. 1:5). Смысл того видения, которое столь радикально изменило его жизнь, Павел видел в призвании к апостольству: именно ради этого, а не ради чего иного Христос явился ему на пути в Дамаск. Служение апостола сродни служению пророка: и в том и в другом случае призвание на служение носит сверхъестественный характер, инициатором его является Сам Бог.

На обращение Павла в научной литературе пытались взглянуть с самых разных позиций и точек зрения. В нем видели галлюцинацию, следствие удара молнии или нервного расстройства; его рассматривали через призму психоанализа или социологии; пытались найти параллели в литературных источниках; объяснить исключительно в терминах «парадигмы смены ценностей» (если ранее Павел следовал закону Моисееву и отвергал Христа, то теперь он отверг закон, чтобы последовать Христу). Само понятие «обращение», употребляемое по отношению к переломному моменту в жизни Павла, может указывать на внутренний опыт без какого бы то ни было внешнего воздействия: понимание обращения Павла исключительно как субъективного опыта достаточно распространено[83].

Обращение Савла. 1528 г. Художник Пармиджанино (Музей истории искусств, Вена)

Между тем ключевым моментом в этом событии является личная встреча: гонитель неожиданно встречается лицом к лицу с Самим Гонимым. Рассказ Луки, как и описания события у самого Павла, свидетельствуют о том, что это событие было для него полной неожиданностью: оно никак не вытекало из его предшествующего опыта, но наоборот, ему резко противоречило. Часто под обращением, или прозрением, понимают внезапное осознание человеком того, что подспудно созревало в нем в течение длительного времени и что он вдруг для себя формулирует. Прозрения такого рода у Павла не было. Была встреча, которая радикально изменила всю его жизнь.

Евангелия наполнены рассказами о встречах Христа с самыми разными людьми. По сути, Евангелия представляют собой летопись таких встреч. Обычно эти встречи не были столь впечатляющими, не сопровождались видением небесного света, но при этом для многих людей встреча с Христом становилась началом новой жизни.

Впрочем, одно чудо, связанное со светом, в Евангелиях описано: когда три ученика взошли с Иисусом на гору, где Он «преобразился пред ними: и просияло лице Его, как солнце, одежды же Его сделались белыми, как свет» (Мф. 17:2). Возможно, Павел увидел тот же самый свет, исходивший от Христа, хотя нигде – ни в Деяниях, ни в посланиях Павла – не сказано, что Христос явился ему в видимом облике. Павел видел свет и слышал голос, но Самого Христа, в отличие от учеников на горе Преображения, не видел.

Событие, случившееся с Павлом на пути в Дамаск, оказало решающее влияние на всю его последующую жизнь. Оно «революционизировало его религиозные убеждения»[84], резко изменив его отношение к христианству на прямо противоположное. Оно поставило Иисуса Христа в сердцевину богословского мышления Павла[85]; дало ему новое понимание истории и эсхатологии[86]; заставило радикально переосмыслить свои представления о взаимоотношениях между Израильским народом и язычниками[87]; повлияло на формирование ключевых вероучительных концептов, таких как оправдание верой, примирение с Богом, завет Бога со Своим народом[88]; оказало влияние на его подходы к нравственным вопросам[89].

Явление Христа Павлу было событием внезапным и молниеносным. Но для того чтобы в полной мере осознать его смысл, Павлу понадобятся долгие годы размышлений и апостольских трудов. Все его последующее служение пройдет под знаком этого события, и он будет вновь и вновь мысленно возвращаться к нему, заново распознавая его значение в свете тех открытий, которые он будет делать по мере своего возрастания в вере во Христа[90].

Крещение

События, последовавшие за обращением Савла, в книге Деяний описаны дважды. Впервые – в той же 9-й главе:

Крещение ап. Павла св. Ананией. Псалом 31.1. XI в. (Ath. Vatop. Cod. 760. Fol. 59)

Второй раз мы читаем о крещении Савла в его выступлении перед иудеями в Иерусалиме. Говоря о том же событии, он несколько по-иному расставляет акценты, чем это сделал автор Деяний:

Автор Деяний, очевидно, описывает происходившее со слов Анании, тогда как Павел излагает свой собственный опыт. В речи Анании Павел отметил то, что считал главным: Бог предызбрал его, чтобы он стал апостолом, вот для чего необходимо было крещение.

В раннехристианской Церкви крещению непременно предшествовало оглашение – научение истинам веры. Когда апостол Филипп пристал к колеснице евнуха царицы Эфиопской, он сначала «благовествовал ему об Иисусе», а потом крестил (Деян. 8:35–38). В случае с Павлом, учитывая экстраординарный характер его обращения, Анания мог ограничиться лишь кратким наставлением, а мог и вообще оставить его на период после крещения.

Несомненно, несколько дней, которые Савл провел с учениками в Дамаске, были для него временем, когда он слушал рассказы об Иисусе – те самые рассказы, которые впоследствии будут записаны и войдут в Евангелия. Пока они существуют лишь в устной традиции, передаваясь от одного ученика к другому, от одной общины к другой. И Савл, знавший об Иисусе только от Его врагов, теперь имеет счастливую возможность услышать о Нем от учеников. Можно представить, с каким вниманием он слушал эти рассказы, впитывая, как губка, сведения о Том, Чьим лютым гонителем он был еще несколько дней назад.

Крещение Савла ап. Ананией. 1631 г.

Художник П. да Кортона (ц. Санта-Мария-делла-Кончеционе, Рим)

Деяния апостольские ничего не сообщают об Анании, кроме того, что это был «один ученик» (Деян. 9:10) и что он был «муж благочестивый по закону, одобряемый всеми Иудеями, живущими в Дамаске» (Деян. 22:12). Что стоит за этими словами? Нигде более в Новом Завете – ни в Евангелиях, ни в других книгах – Анания не упоминается. Может сложиться впечатление, что его роль в раннехристианской общине свелась к крещению Павла. Между тем церковное Предание свидетельствует о том, что он был апостолом от семидесяти и епископом Дамасским, а жизнь закончил мучеником[91].

Павел в Дамаске

Сколько времени Павел провел в Дамаске после крещения? В Деяниях об этом периоде говорится следующее:

Эта информация косвенно подтверждается свидетельством самого Павла во Втором послании к Коринфянам: «В Дамаске областной правитель царя Ареты стерег город Дамаск, чтобы схватить меня; и я в корзине был спущен из окна по стене и избежал его рук» (2 Кор. 11:32). Однако если в рассказе Деяний инициаторами планируемого убийства Павла представлены иудеи, то Павел говорит о правителе Арете – языческом царе соседнего Набатейского царства[92] – как об инициаторе его ареста. Арета IV правил Набатейским царством с 9 по 40 годы. Управлял ли он Дамаском в тот период, когда Павел оказался там, или же под его контролем находилась только торговая колония набатеев, остается не вполне ясным: ученые высказывают разные точки зрения[93].

Христиане Дамаска помогают ап. Павлу бежать от иудеев. Мозаика Палатинской капеллы в Палермо, Сицилия. 1146–1151 гг.

Из Дамаска, согласно Деяниям, Павел отправился в Иерусалим. Между тем мы помним слова из Послания к Галатам: «И не пошел в Иерусалим к предшествовавшим мне Апостолам, а пошел в Аравию, и опять возвратился в Дамаск» (Гал. 1:17). Об этом путешествии в Аравию[94] в Деяниях не упоминается, и мы не знаем, ходил ли туда Павел для размышления о пережитом опыте[95] или для проповеди Христа[96]. В Иерусалим же Павел ходил, его собственному свидетельству, «спустя три года» (Гал. 1:18).

Дамаск в древности

Таким образом, время пребывания Павла в Дамаске, включая путешествие в Аравию, составляло около трех лет (из них около полутора или двух лет могло приходиться на посещение Аравии[97]). И, видимо, именно после возвращения из Аравии Павел начал проповедовать Христа в дамасских синагогах, вызывая все больший гнев местной иудейской общины, так что, наконец, иудеями было принято решение расправиться с ним.

Почему Павел проповедовал в дамасских синагогах, а не в языческой среде? Здесь мы впервые встречаемся с тем миссионерским принципом, который Павел впоследствии сформулирует в Послании к Римлянам: «Ибо я не стыжусь благовествования Христова, потому что оно есть сила Божия ко спасению всякому верующему, во-первых, Иудею, потом и Еллину» (Рим. 1:16). Призыв проповедовать язычникам, который Павел услышал при первом же явлении ему Христа, не означал, что он должен был ограничиться исключительно ими. Проповедь среди сынов Израилевых он считал не менее важной и именно с нее начал свою миссионерскую деятельность.

Иерусалимская община

Что представляла собой иерусалимская община на тот момент, когда Павлу предстояло встретиться с ней лицом к лицу? Чтобы ответить на этот вопрос, нам надлежит вернуться к началу книги Деяний и кратко обозреть первые восемь глав этой книги.

Лука написал ее как прямое продолжение своего Евангелия (Деян. 1:1–3) и начал с того, на чем это Евангелие закончилось: с рассказа о вознесении Иисуса Христа (Деян. 1:4-11). Членов иерусалимской общины он перечисляет поименно, начиная список с Петра:

Собрание этой общины, на которой на место выбывшего из числа апостолов Иуды избирается новый ученик, включало около ста двадцати человек (Деян. 1:15–26).

Возвращение апостолов в Иерусалим. Миниатюра из греко-грузинской рукописи. Кон. XV в. (РНБ. O. I. 58. Л. 43)

Очевидно, именно эту цифру следует считать указанием на количество учеников, оставшихся после Иисуса в качестве членов Его общины. Несмотря на Его популярность при жизни, несмотря на то, что за Ним следовали толпы народа, Его страшная смерть на кресте должна была отпугнуть от Его общины основную массу людей. Остались только самые верные и преданные: одиннадцать ближайших апостолов и, вероятно, другие семьдесят апостолов, упоминаемые Лукой в Евангелии (Лк. 10:1), а также родственники Иисуса по плоти и некоторые женщины из числа Его последовательниц.

Первое существенное пополнение в общине отмечено в день Пятидесятницы, когда на апостолов, собравшихся вместе, сошел Святой Дух в виде огненных языков. Народ, пришедший в Иерусалим на праздник из разных земель, слышал проповедь апостолов, причем для каждого из пришедших она произносилась на его родном языке: «И все изумлялись и дивились, говоря между собою: сии говорящие не все ли Галилеяне? Как же мы слышим каждый собственное наречие, в котором родились?» Апостол Петр, «став с одиннадцатью», обратился к собравшимся с пламенной речью, в которой рассказал об Иисусе Христе как обетованном Мессии, о Его смерти и воскресении, и призвал народ к покаянию и крещению «во имя Иисуса Христа для прощения грехов». Уверовавшие крестились, «и присоединилось в тот день душ около трех тысяч» (Деян. 2:1-41).

Сошествие Св. Духа. Икона. 60-е гг. XIV в. (НГОМЗ)

За один день христианская община увеличилась более чем в 25 раз. Эта община подвергается гонениям со стороны иудеев. После того как Петр и Иоанн исцеляют в храме хромого (Деян. 3:1-10) и после очередной проповеди Петра народу (Деян. 3:11–26) первосвященники, старейшины, начальники и книжники вызывают Петра и Иоанна для допроса (Деян. 4:1-12). Поначалу им приходится отпустить апостолов (Деян. 4:1323), но по мере того, как растет число исцеленных и увеличивается количество примкнувших к общине, усиливается и негодование храмовой элиты. По указанию первосвященника апостолов заключают в темницу, но ангел чудесным образом освобождает их (Деян. 5:17–23).

Затем их вновь приводят к первосвященникам, и вопрос рассматривается на заседании синедриона. Здесь за апостолов заступается Гамалиил – тот самый, у чьих ног воспитывался Савл. Апостолов отпускают на свободу, «запретив им говорить о имени Иисуса». Но они не перестают благовествовать о Нем в храме и по домам (Деян. 5:26–42).

Несмотря на противодействие иудеев, «слово Божие росло, и число учеников весьма умножалось в Иерусалиме; и из священников очень многие покорились вере» (Деян. 6:7). Одним из ярких проповедников нового учения является Стефан: его хватают и приводят в синедрион. Выступление Стефана в синедрионе заканчивается тем, что его выводят за город и побивают камнями. Юный Савл присутствует при казни (Деян. 7:1–8:1).

Как явствует из книги Деяний, литургическая и молитвенная жизнь раннехристианской общины имела два центра. С одной стороны, Иерусалимский храм, который они продолжали посещать ежедневно, с другой, – евхаристические собрания по домам:

Таким образом, приняв крещение, первые последователи Христа не порывали ни с Иерусалимским храмом, ни с иудейским благочестием. Однако к их религиозной жизни добавился существенный фактор: они теперь составляли единую общину, у которой были свои молитвенные собрания.

Еще одним важным фактором, скреплявшим общину в единое целое, было наличие у всех христиан общего имущества. Автор Деяний считает необходимым упомянуть об этом дважды:

Перед нами картина полного единодушия и благополучия. Апостолы сидят в Иерусалиме, к их ногам складывают деньги, община неуклонно прирастает новыми членами. Не эта ли идиллическая ситуация потребовала того, чтобы к первохристианской общине был добавлен чужеродный элемент, способный взбудоражить ее и напомнить апостолам о полученном ими от Христа повелении идти «по всему миру», проповедовать Евангелие «всей твари» (Мк. 16:15), научить «все народы» (Мф. 28:19)?

Фактически именно такую роль предстоит взять на себя Павлу. Его вхождение в раннехристианскую Церковь будет нелегким и общение с иерусалимской группой последователей Иисуса – непростым. Но именно он в конечном итоге станет главным катализатором того процесса, который выведет Церковь за пределы Иерусалима, откроет в нее дверь язычникам, превратит ее из маленькой группы соплеменников-единомышленников во всемирное братство людей, объединенных верой во Христа вне зависимости от их этнического происхождения и места проживания.

Павел и иерусалимская община

Итак, в Иерусалиме Павлу предстояло соприкоснуться с общиной, для которой он был во всех смыслах чужеродным элементом. Во-первых, он был известен всем как лютый гонитель Церкви и христиане должны были опасаться, как бы он не вкрался в общину с целью уничтожить ее. Во-вторых, он пытался войти в раннехристианскую общину не как новообращенный, не как ученик, а сразу же как человек, претендующий на руководящую роль: не будучи апостолом Христа при Его жизни, он настаивал на своем апостольстве, уверяя, что Сам Христос поставил его на это служение. В-третьих, он был, как уже говорилось, по-видимому, моложе других апостолов. В-четвертых, он резко отличался от них по своему культурному уровню и воспитанию: они были в большинстве своем простыми галилейскими рыбаками, тогда как он происходил из диаспоры, обладал «большой ученостью» (Деян. 26:24), свободно владел греческим языком, был профессиональным толкователем Торы.

Ап. Варнава. Роспись ц. Пресв. Богородицы в Курдали, Кипр. 1-я пол. XVI в.

Первые попытки Павла примкнуть к иерусалимской общине были безуспешными, и автор Деяний не скрывает этого: «Савл прибыл в Иерусалим и старался пристать к ученикам; но все боялись его, не веря, что он ученик» (Деян. 9:26). Недоверие к Павлу как новоявленному апостолу было вполне объяснимо: именно в Иерусалиме он более всего прославился в качестве гонителя Церкви. Христианам, принимавшим многочисленные меры предосторожности, чтобы спасти себя и свои семьи от гнева иудеев, было трудно представить, как мог этот недавний гонитель искренне уверовать в Иисуса – Бога и Спасителя.

Роль поручителя взял на себя Варнава[98] – киприот, продавший свою землю и положивший вырученные деньги к ногам апостолов (Деян. 4:36–37). Впоследствии он станет спутником Павла в его первом миссионерском путешествии. Варнава взял на себя смелость представить Павла общине: вместе с Павлом он «пришел сказал им, как на пути он видел Господа, и что говорил ему Господь, и как он в Дамаске смело проповедовал во имя Иисуса». По ходатайству Варнавы Павел был принят апостолами, и «пребывал он с ними, входя и исходя, в Иерусалиме, и смело проповедовал во имя Господа Иисуса» (Деян. 9:27–28).

Апостолы Петр и Павел. Икона. Кон. VIII в.

(Музеи Ватикана, Рим)

На основании этих слов может сложиться впечатление, что Павел провел в Иерусалиме довольно долго. Между тем сам Павел говорит лишь о пятнадцати днях пребывания там:

Пятнадцать дней, проведенные вместе с Петром, должны были предоставить Павлу новую возможность подробно услышать о жизни и деяниях Иисуса от того, кто был Его ближайшим учеником (считается, что именно свидетельство Петра легло в основу синоптических Евангелий, по крайней мере двух из них – от Марка и от Луки). О ком еще могли говорить Павел и Петр в течение этих пятнадцати дней, если не об Иисусе? Но если для Петра рассказы из жизни Иисуса были воспоминаниями о личных встречах, то для Павла они представляли собой прежде всего материал, который предстояло богословски осмыслить.

Ап. Иаков. Роспись придела Пресв. Богородицы кафоликона монастыря ап. Иоанна Богослова на Патмосе. Кон. XII в.

Кто Он, этот Иисус, явившийся ему на пути? Он Бог или человек? Каким образом Его пришествие в мир и Его претензии на равенство с Богом (Ин. 5:18) соотносятся с тысячелетней традицией иудейского монотеизма? В чем радикальная новизна Его учения? Почему иудеи Его не приняли? Почему фарисеи, в их числе сам Павел, не распознали в Нем того Мессию, о Котором предсказывали пророки? На все эти вопросы Павлу предстояло ответить в своих посланиях. Но пока он должен был впитывать информацию об Иисусе из первых уст – от тех, кто лично знал Его, кто находился рядом с Ним во время Его жизни, страданий и смерти, кто затем увидел Его воскресшим.

Другим таким свидетелем был Иаков, брат Господень. Будучи родственником Иисуса по плоти[99], он фактически возглавлял иерусалимскую общину Его учеников; в церковное Предание он вошел как первый епископ Иерусалимский[100]. Роль Иакова как второго после Петра лидера общины явствует из описания Апостольского Собора, где он выступает с речью сразу же после Петра (Деян. 15:7-21). С ним Павел тоже общается, а встреч с другими апостолами избегает.

Кажется невероятным, что человек, который не видел Христа при жизни и которому суждено было стать создателем христианского богословия, уделил столь мало времени общению с теми, кто были «с самого начала очевидцами и служителями Слова» (Лк. 1:2). Мы не знаем, сколько лет провел он у ног Гамалиила, но, вероятно, речь должна идти о многих годах ученичества и внимательного вслушивания в слова учителя. Здесь же мы имеем дело с совсем иной ситуацией: Павел не припадает к ногам апостолов, не ищет общения с как можно большим числом свидетелей. Он общается только с двумя главными действующими лицами в иерусалимской общине, причем общается на равных – не как ученик с учителями и не как младший со старшими. И общение это оказывается совсем недолгим.

Более того, в своих посланиях он будет неустанно подчеркивать, что его проповедь и свидетельство независимы от свидетельства прочих апостолов: он проповедует не то, что услышал от них, а то, что узнал сам – напрямую от Господа. Павел не только не цитирует Евангелия как письменные источники: он не ссылается даже на устные рассказы о жизни Иисуса, не пересказывает Его притчи, не повествует о Его чудесах. В тех редких случаях, когда он упоминает о конкретном событии из жизни Христа, о котором, казалось бы, он мог узнать только от очевидцев, он ссылается не на них, а на Господа.

Так, например, рассказывая о Тайной Вечере, он пишет: «Ибо я от Самого Господа принял то, что и вам передал, что Господь Иисус в ту ночь, в которую предан был, взял хлеб и, возблагодарив, преломил и сказал: приимите, ядите, сие есть Тело Мое, за вас ломимое; сие творите в Мое воспоминание. Также и чашу после вечери, и сказал: сия чаша есть новый завет в Моей Крови; сие творите, когда только будете пить, в Мое воспоминание» (1 Кор. 11:23–25). Весь этот материал почти дословно совпадает с тем, что мы читаем о Тайной Вечере в трех синоптических Евангелиях. Но Павел объявляет своими источниками не их и не устные предания, которые он мог услышать, а Самого Господа.

Основной пафос проповеди апостолов о Христе заключался в том, что они были свидетелями Его жизни и смерти. Иоанн начинает свое послание словами: «О том, что было от начала, что мы слышали, что видели своими очами, что рассматривали и что осязали руки наши, о Слове жизни» (1 Ин. 1:1). Павел не видел Христа своими очами, не рассматривал и не осязал, – и в этом было его главное отличие от прочих апостолов. И тем не менее его свидетельство не вторично. Главным источником этого свидетельства являются, по его словам, те откровения, которые он получал непосредственно от Бога.

Можно предположить, что таких откровений было немало в его жизни. Явление ему воскресшего Христа на пути в Дамаск было лишь первым в цепи многих откровений, которыми сопровождалось его служение. Одно из них относится ко времени его краткого пребывания в Иерусалиме:

Что стоит за этими словами? Из них мы узнаем, во-первых, что Павел, сделавшись христианином, не перестал быть иудеем: как и прочие апостолы, продолжавшие посещать Иерусалимский храм (Деян. 2:46; 3:1; 5:20), он приходил в него и молился. Во-вторых, мы находим объяснение той поспешности, с которой Павел, пробыв пятнадцать дней у Петра, оставляет Иерусалим: ему нечего там делать, потому что его свидетельство здесь не примут. В-третьих, Господь подтверждает Свое повеление Павлу идти на проповедь к язычникам, причем теперь становится понятно, что именно это должно стать главным делом Павла.

В Иерусалиме Павел, по свидетельству Деяний, «говорил также и состязался с Еллинистами; а они покушались убить его» (Деян. 9:29). Под «эллинистами», как уже было сказано, следует понимать эллинизированных иудеев диаспоры. Их ментальность была хорошо знакома Павлу, который сам происходил из иудеев диаспоры, хотя не относился к их числу. Проповедь эллинистам требовала особых навыков, которыми, вероятно, не владели другие апостолы. За свое недолгое пребывание в Иерусалиме Павел успел продемонстрировать способности, которые отличали его от них, включая умение свободно говорить по-гречески. Правда, как мы видим, его проповедь среди эллинистов успеха не имела.

Павел в Тарсе

Ввиду опасности, возникшей для жизни Павла, апостолы принимают решение отправить его в Кесарию и препроводить в Тарс (Деян. 9:30). Была ли угроза его жизни единственной причиной этого решения, мы не знаем. Однако очевидно, что Павел после пятнадцати дней общения с Петром и Иаковом оставался для общины инородным телом, и надо было найти ему какое-то место под солнцем. В конце концов его отправили обратно на родину. При этом автор книги Деяний умалчивает о каком-либо данном Павлу поручении – например, о том, чтобы ему было поручено проповедовать живущим в Тарсе иудеям или язычникам. По всей видимости, он и не искал никаких полномочий от общины, твердо веря в то, что получил прямой мандат на апостольство от Самого Господа. Период пребывания Павла в Тарсе называют «годами молчания»[101].

Античные руины Тарса Киликийского

Никаких сведений о его деятельности в эти годы не сохранилось. Предполагают, что он проповедовал иудеям в синагогах, а язычникам на рынках[102]. При этом считается весьма маловероятным, «чтобы самый пламенный из людей, который пошел не только в Тарс, но и в страны Сирии и Киликии, не был вовлечен в самую активную миссионерскую деятельность»[103]. Указание на то, что Павел ходил «в страны Сирии и Киликии», содержится в Послании к Галатам (Гал. 1:21), однако сам Павел не говорит о том, чем он там занимался; автор Деяний тоже хранит об этом молчание. Лишь общий контекст книги Деяний и Послания к Галатам позволяет утверждать, что в Тарсе, Сирии и Киликии Павел не бездействовал, а проповедовал.

Рассказав об обращении Павла и его первых шагах, автор Деяний возвращается к повествованию о Петре, чтобы сообщить читателям об обращении жившего в Кесарии римского сотника Корнилия, которому явился ангел и повелел призвать Петра, чтобы послушать его наставлений. На другой день после этого явления, когда посланники Корнилия приближались к Иоппии, где находился Петр, около шестого часа Петр взошел на верх дома помолиться. Он был голоден. Придя в «исступление» (греч. εκστασις можно перевести как «экстаз», «вдохновение»), он увидел ковер, а на нем – множество живности и услышал голос: «Встань, Петр, заколи и ешь». Петр ответил, что «никогда не ел ничего скверного или нечистого». Но голос ответил: «Что Бог очистил, того ты не почитай нечистым». Это повторилось три раза, после чего ковер поднялся на небо. Когда Петр размышлял о том, что значит это видение, пришли посланники Корнилия, и Дух Святой подсказал ему, что он должен идти за ними. На следующий день Петр пришел в Кесарию, встретился с Корнилием и крестил его (Деян. 10:1-48).

Евангелист Лука не случайно включает это повествование в книгу Деяний сразу же после рассказа об обращении Савла. Оно имеет прямое отношение к последующим событиям и к главному делу, ради которого Савл был призван Богом: к делу обращения язычников. Иудеи не только должны были в соответствии с предписаниями закона Моисеева воздерживаться от различных видов пищи, считавшейся нечистой. Для иудеев все необрезанные были ритуально нечистыми: иудей не должен был входить в дом необрезанных, есть с ними приготовленную ими пищу, прикасаться к предметам, к которым они прикасались. Чтобы начать полноценную проповедь среди язычников, христиане должны были отказаться от иудейских представлений о нечистоте, существенно пересмотреть свои правила поведения, выработать новые миссионерские подходы.

Споры о чистоте и нечистоте были одним из аспектов жесткого противостояния между Иисусом и фарисеями. Последние считали, что осквернение происходит от соприкосновения с чем-либо нечистым: из боязни оскверниться они не только тщательно мыли руки перед едой, но и постоянно омывали все тело, а также предметы, к которым прикасались: чаши, кружки, котлы и скамьи (Мк. 7:3–4). Иисус же учил: «Ничто, входящее в человека извне, не может осквернить его; но что исходит из него, то оскверняет человека» (Мк. 7:15).

Петр был среди тех, кто слышал поучения Иисуса. Однако и после Его смерти и воскресения он продолжал придерживаться правил закона Моисеева относительно нечистой пищи, нечистых предметов и нечистых людей. Павел не слышал этих поучений, но мог узнать о них от свидетелей, а мог сам, параллельно с Петром и независимо от него и других апостолов, прийти к пониманию того, что «нет ничего в себе самом нечистого; только почитающему что-либо нечистым, тому нечисто» (Рим. 14:14). В религиозной традиции, созданной Иисусом на фундаменте ветхозаветной религии, утверждает Павел, «нет ни Еллина, ни Иудея, ни обрезания, ни необрезания, варвара, Скифа, раба, свободного, но все и во всем Христос» (Кол. 3:11).

Рассказ о крещении Корнилия Петром имеет продолжение: когда Петр вернулся в Иерусалим, «обрезанные упрекали его, говоря: ты ходил к людям необрезанным и ел с ними». В ответ Петр пересказал всю историю, только что изложенную автором Деяний, заключив свою речь словами: «Итак, если Бог дал им такой же дар, как и нам, уверовавшим в Господа Иисуса Христа, то кто же я, чтобы мог воспрепятствовать Богу?» На этом слушатели Петра «успокоились и прославили Бога, говоря: видно, и язычникам дал Бог покаяние в жизнь» (Деян. 11:1-18).

В книге Деяний этот рассказ выполняет функцию прелюдии к тому повествованию о миссии Церкви среди язычников, в котором центральную роль будет играть Павел. Петр и Павел еще не раз встретятся, в том числе на Апостольском Соборе в Иерусалиме. Центральной темой Собора станет вопрос об обрезании: необходимо ли оно для того, чтобы стать христианином? И тот и другой ответят на этот вопрос отрицательно, и апостольская община примет решение отказаться от обрезания, чтобы «не затруднять обращающихся к Богу из язычников» (Деян. 15:19).

Период пребывания Павла в Тарсе иногда описывают как время ожидания и разочарования:

Предполагают, что ко времени пребывания в Тарсе могут относиться события, описанные Павлом во Втором послании к Коринфянам, в частности его бичевание иудеями (2 Кор. 11:24), а также то экстатическое видение, которое Павел описывает в третьем лице, когда он «был восхищен в рай» (2 Кор. 12:1–4)[105]. Другие ученые, однако, считают, что это видение относится к антиохийскому периоду жизни Павла[106]. Поскольку видение произошло за 14 лет до написания послания, его датировка напрямую зависит от того, каким годом ученые датируют это послание.

Павел «восхищен до третьего неба»

Об этом видении следует сказать отдельно. Мы уже имели возможность убедиться в том, что видения играли важную роль в миссионерской деятельности Павла, начиная с того момента, когда на пути в Дамаск ему явился Христос. Однако видение, описанное во Втором послании к Коринфянам, имело для Павла особое значение: не случайно он выбрал форму третьего лица, чтобы поведать о нем. Его описание следует сразу же за рассказом о том, как в Дамаске Павел был спущен по стене в корзине:

Предположение, что Павел говорит здесь о ком-то другом, следует сразу же отмести. Весь контекст послания и то место, которое данный отрывок в нем занимает, однозначно свидетельствуют, что Павел говорит о самом себе. Он четко отделяет себя как человека с присущими ему немощами от себя как избранника Божия, которому дано особое откровение. В течение четырнадцати лет он удерживал его при себе, но теперь посчитал нужным сообщить о нем коринфским христианам – в том числе для того, чтобы в очередной раз напомнить им о своем апостольском достоинстве. Очевидно, это достоинство все еще оспаривалось, и Павел с горечью восклицает: «Я дошел до неразумия, хвалясь; вы меня к сему принудили. Вам бы надлежало хвалить меня, ибо у меня ни в чем нет недостатка против высших Апостолов, хотя я и ничто. Признаки Апостола оказались перед вами всяким терпением, знамениями, чудесами и силами» (2 Кор. 12:11–12).