Апостолы атомного века. Воспоминания, размышления

И. В. Курчатов

Говоря о новейшей истории, нельзя представить ее без Атомного Проекта, а говоря об Атомном Проекте, невозможно представить его без блестящего научного руководителя И. В. Курчатова. В свою очередь, ученого Курчатова невозможно представить вне великолепной научной школы — центра физической науки страны в двадцатые-тридцатые годы — Ленинградскому физико-технического института под руководством Абрама Федоровича Иоффе.

Весна 1925 года. Курчатов принят в Физтех. Приведу рассказ И. Н. Головина о школе Иоффе. Еженедельно молодые физики шли к Иоффе и приносили аннотацию прочитанного за неделю. Иоффе хранил у себя карточки с аннотациями, постоянно пополняя их. В библиотеке на журналах сотрудники находили, сделанные Иоффе надписи — «Курчатову», «Кобеко»… Никто не имел права не прочесть этих статей. Контроль был строжайший. Каждую неделю Иоффе заходил в лабораторию на час-полтора, расспрашивал о сделанном. Если результатов было мало или если они не были осмыслены — начинал скучать и уходил. Если кто-либо не выступал на знаменитом семинаре с новой работай в течение года — Иоффе увольнял такого сотрудника. Рассказ Иоффе: Игорь Васильевич начал работать в Физтехе, ему было 22 года, а институту семь лет от роду, и молодость сотрудников была привычным делом». Поддразнивая, институт называли «детским садом папы Иоффе». Игорь Васильевич был беспредельно предан науке и жил ею — рассказывал Иоффе. Почти систематически приходилось в полночь выгонять его из лаборатории. За пять лет (1925—1950) Курчатов стал заведующим крупной лабораторией. 20 сотрудников Физтеха удалось отправить за границу на сроки от полугода до двух лет. И каждый раз, когда Курчатову надо было выезжать, у него шел интересный эксперимент, который он предпочитал поездке. Это символично: судьба, видимо, «держала» Игоря Васильевича в «детском садике папы Иоффе». Научная школа «папы» в результате оказалась эффективнее заграничных стажировок. В 30 лет — доктор наук, ас в физике твердого тела. Но уже два года Курчатова привлекают исследования атомного ядра, которые едва ли будут иметь практическое значение. А институт — физико-технический, должен быть выход в технику. Но есть мудрый «папа Иоффе». После получения Иоффе письма от Фредерика Жолио и сообщения Чедвика об открытии нейтрона, — Игорь Васильевич заболел стремлением познать атомное ядро — основу вещества во Вселенной. Иоффе, приняв на себя мощные удары критики за работы, не имеющие практического выхода, дал Курчатову зеленый свет на изучение атомного ядра, поддерживая его морально и материально. 11.02.43 года И. В. Курчатов по рекомендации Иоффе был назначен И. В. Сталиным научным руководителем Атомного Проекта СССР. Дали физтеховцы практический выход, да такой, что весь мир поставили «на дыбы», заставили считаться с Россией. 15 ученых-воспитанников физтеховской школы Иоффе работали на ответственных участках в Атомном Проекте и день победы 29.08.1949 года приближали как могли. Они защитили наш народ от бед атомной войны, но не успели защитить учителя. Представьте чувства учеников, особенно Курчатова, всех физиков, когда они узнали, что Иоффе в 1948 году снят с поста директора Физтеха, после 30 лет безупречной работы. Стало окончательно ясно: благодарностью за любые заслуги власть себя обременять не собирается. В моральном кодексе коммунизма, как, по-видимому, и капитализма, в отличие от христианства, понятие благодарности отсутствует. Дальше мы в этом еще многократно убедимся на примере многих «усыпанных» наградами руководителей Атомного Проекта.

Отношения Курчатова и Щелкина были товарищескими, теплыми. Вот что говорил отец: «Игорь Васильевич Курчатов самым редким счастливым образом сочетал в себе талант крупного ученого, способности выдающегося организатора, ум подлинного государственного деятеля и качества обаятельного человека…, нельзя сказать, что с Игорем Васильевичем было легко работать, он обладал способностью загружать сотрудников выше всяких общепринятых норм, вовлекать множеств людей в самую напряженную и тяжелую работу. Это ему удавалось может быть потому, что он сам работал больше всех и увлекал личным примером. Он мог вызвать человека поздним вечером, поручить ему кучу дел, попросив сделать все к утру и на прощание сказать: «Ну иди отдыхай». Требовательный, он постоянно был бодр, весел, любил остроту, шутку… Мне кажется, что в стремлении сделать дело наилучшим способом проявлялись только гражданские чувства Игоря Васильевича, но и некоего рода азарт, которым он заражал всех, кто с ним сотрудничал. Это обнаруживалось не только в делах, поступках и решениях на работе, но и в редкие часы отдыха. Он мог, например, заплыть на самую середину стремительной сибирской реки и плыть по течению многие километры время от времени издавая лихие восторженные возгласы… Однажды вечером ко мне в больницу совершенно неожиданно приехал Игорь Васильевич. Сам тяжело больной, занятый множеством дел, он находил время — это почти всегда было за счет его отдыха — навестить заболевшего товарища. Мой сосед по палате Василий Семенович, председатель колхоза из Киргизии, приняв участие в общем разговоре, вскоре деликатно ушел… Поговорив около двух часов, Игорь Васильевич собрался домой и стал разыскивать Василия Семеновича, он не хотел уезжать, не попрощавшись с ним. После ухода Игоря Васильевича мой сосед спросил у меня, кто этот приятный и умный человек, и долго не мог успокоиться: «Неужели это сам Курчатов? Человек, известный всему миру, только подумать, сидел здесь, просто и скромно разговаривал со мной». Это впечатление, произведенное Игорем Васильевичем, очень характерно. Все, кому посчастливилось с ним разговаривать, навсегда запомнили его скромность, простоту в обращении с людьми, независимо от их ранга, точность и глубину высказываний — свойства, присущие только истинно выдающимся людям». Эта беседа в больнице, о которой вспоминает отец, произошла за два дня до внезапной кончины Игоря Васильевича.

Л. М. Щелкина, К. И. Щелкин, И. В. Курчатов. Барвиха, 1959 год. Фото помощника И. В. Курчатова Д. С. Переверзева

Приведу еще два случая внеслужебных «контактов» Курчатова и Щелкина. Министерство предложило отцу трехкомнатную квартиру на первом этаже нового высотного дома. Отцу некогда было на нее взглянуть, так как он, по обыкновению, спешил на полигон. Смотреть поехали мы с мамой. Квартира понравилась, но почему-то оказалась не на первом этаже, а на антресольном. Окна и потолки в квартире оказались заметно ниже, чем во всем остальном доме. Отец знал, что квартиру ему выделили именно на первом этаже, и понял: кто-то из сотрудников Министерства «рокировал» ее со своей на антресольном. Возмущенный обманом, он отказался от квартиры. Игорь Васильевич случайно, от кого-то услышав об этом, сказал: «Я тебе дам жилье, будешь жить как герцог, приезжай, смотри». Отец, посмотрев, пытался отказаться, ссылаясь на то, что такой большой дом ему не нужен. Это был шестикомнатный коттедж рядом с институтом Курчатова. Игорь Васильевич обыграл эту ситуацию, «обвинив» отца в капризах: «То тебе низкие окна, то высокие потолки, тебе не угодишь»

Отец сделал себе палку, внутри залитую свинцом, весом 3 кг, и всегда гулял с ней. Игорь Васильевич заинтересовался, зачем ему такая тяжелая палка. Отец объяснил: ходить приходится мало, поэтому, чтобы повысить эффективность прогулок, он таким образом увеличивает нагрузку. Игорю Васильевичу идея понравилась, он попросил отца сделать ему такую же палку и постоянно гулял с ней.

Я часто видел Курчатова в первый год жизни в Арзамасе-16. Руководство объекта обедало в «генеральском коттедже». Когда мать уезжала в Москву, мы с отцом тоже обедали в коттедже, постоянно за одним и тем же столиком. В коттедже была застекленная веранда. Кругом был очень красивый лес. Курчатов приезжал позже нас и сразу проходил на веранду. Садился спиной к обеденному залу, лицом к лесу, всегда один. Я сидел в метре от него за стеклянной стенкой и видел, что он постоянно смотрел на деревья, пытаясь, быть может, компенсировать недостаточное общение с природой. Отец рассказывал, как Курчатов уговаривал его выбрать место для строительства подаренных им Сталиным дач в Крыму в Мисхоре. Он так красочно и восторженно рассказывал, какая именно в Мисхоре замечательная природа, что чуть было не уговорил. Отец понимал, что почти никогда на далекую дачу в Крыму не поедет, и выбрал Подмосковье. Курчатов выбрал Мисхор и был на своей даче всего два раза. Кстати, это была единственная дача, которую не строили заново: Сталин забрал одну из дач Ворошилова и подарил ее Курчатову.

Отец был одним из ближайших сотрудников Игоря Васильевича, который ему очень доверял. Академик М. А. Садовский говорил: «Среди советских ученых-атомщиков К. И. Щелкин более других был похож в жизни и деятельности на Курчатова». Поразительно, насколько совпадают их судьбы.

Отец Курчатова землемер, отец Щелкина землемер. Отец Курчатова родился в семье, где было десять детей; мать Щелкина родилась десятым ребенком в семье. Мать Курчатова учительница, мать Щелкина учительница. Семья Курчатова переехала в Крым из-за болезни сестры Курчатова туберкулезом, сестра умерла; семья Щелкина переехала в Крым из-за болезни отца Щелкина туберкулезом, отец умер. На лето отец Курчатова — землемер — вывозил семью на работу в село. На лето отец Щелкина — землемер — вывозил семью на работу в село. Школьником Курчатов помогал нуждающейся семье, работая во время учебы (огород, пилка дров, слесарь, помощник механика). Щелкин помогал семье во время учебы в школе (огород, хозяйство, пилка Дров, помощник кузнеца). Курчатов окончил Крымский Государственный университет, во время учебы работал в университете; Щелкин окончил то же учебное заведение, переименованное в Крымский педагогический институт (во время учебы работал в институте). Курчатов после окончания института занялся наукой в Физтехе у Иоффе, Щелкин после окончания института занялся наукой в Химфизике, у ученика Иоффе, Семенова. Курчатов с первых дней войны добровольно на Черноморском флоте защищает корабли от мин, Щелкин с первых дней войны добровольно рядовым красноармейцем защищает Родину на передовой. Курчатов в I960 году ушел из атомной отрасли, причина — смерть; Щелкин в 1960 году ушел из атомной отрасли. Курчатов умер на 57-м году жизни, Щелкин умер на 57-м году жизни. В 1987 году С. В. Рябчук написал про Курчатова и Щелкина: «Они умерли в одном и том же возрасте — 57 лет, словно повторяя две судьбы, два подвига, две славы и два самопожертвования во имя науки». Что же касается нравственных качеств, о них речь ниже, пока напомню только о том, что было видно всем, кто с ними общался. «Внимательность к людям. Человечность и доброта Игоря Васильевича известны каждому, кто хоть сколько-нибудь был с ним знаком», — писал о Курчатове Щелкин. «Такт и внимательность ничуть не противоречили чрезвычайной требовательности», — писал П. Асташенков о Курчатове. Эти же, слова — надеюсь, читатель согласится со мной, прочитав книгу, — можно отнести и к Щелкину. Больше всего меня поражает, что, выполняя крайне важную для страны, исключительно сложную и срочную работу, испытывая нечеловеческие психологические и физические нагрузки, зная, что в случае неудачи их ждет смерть, а семьи — страдания и лишения, Курчатов и Щелкин оставались высоконравственными людьми, тактичными, внимательными и добрыми к подчиненным, никогда не сваливая на них неудачи, по-человечески заботились и помогали людям. Только так можно было «поднять» молодежь на высокоэффективный творческий труд. Только так можно было в кратчайшие срок выполнить задание Родины. Это один из ярких примеров, когда нравственность, духовность в России претворялась в материальную силу. Но почему у Курчатова и Щелкина оказались так необычайно крепки нравственные устои? Оба были из семей небогатой трудовой интеллигенции начала XX века, с периферии России. В том, что это дорогого стоит, мы еще раз убедимся в главе об А. Д. Сахарове.

О дальнейших событиях и поступках Игоря Васильевича, подоплека которых до сих пор была скрыта от постороннего наблюдателя, постараюсь рассказать читателю.

И. В. Курчатов в 1957 году заказал А. Д. Сахарову статью о вредном влиянии на человека воздушных испытаний ядерного оружия. В середине 1958 года он же помог Андрею Дмитриевичу ее опубликовать Позднее, когда я буду писать об Андрее Дмитриевиче, мы остановимся подробнее на этом. Пока скажу о результате: общее число жертв от од ной мегатонны воздушного взрывав работе оценено в 10 тысяч человек В 1957 году взрывали уже 50 мегатонн в год — 500000 жертв. У всех причастных, имеющих совесть, стали очень плохо на душе. То, что США проводили взрывов гораздо больше, чем мы, мало успокаивало. По инициативе Арзамаса-16 стали резко возрастать мощности водородных зарядов, и под радостное подбадривание и поощрение Генерального секретаря Н. С. Хрущева «взлетели» до 100 мегатонн. Цитирую Л. П. Феоктистова: «…если меня сегодня спросить, в чем я вижу самое главное достижение Челябинска-70 в военной области, ответ будет совершенно определенным: миниатюризация. Наш первый научный руководитель К. И. Щелкин был горячим сторонником малых зарядов. Он говорил: — «Разве для такого большого города, как Москва, недостаточно 20 или 50 килотонн, чтобы деморализовать население, подавить связь, управление?». Вспоминаются слова гениального Эйнштейна: «Моральные качества выдающейся личности, имеют, возможно, большее значение для данного поколения и всего хода истории, чем чисто интеллектуальные достижения».

Присутствуя 17.05.2001 года на заседании Ученого Совета Челябинска-70, посвященном 90-летию К. И. Щелкина, в выступлении академика Л. П. Феоктистова я услышал, что были случаи, когда на испытания, проводимые по плану Министерства, с использованием зарядов, разработанных Челябинском-70, Арзамас-16 инициативно предлагал свою аналогичную разработку. Рассказывали про случай, что когда Щелкин узнал, что Арзамас по своей инициативе опять направил на испытания аналогичный заряд, он прямо в дороге развернул эшелон со своим зарядом и отказался от испытаний. Феоктистов предлагал руководству Челябинска-70 поискать в архивах Министерства документы по этому поводу. По-видимому, в этом вопросе придется разбираться будущим историкам.

Ветераны атомной отрасли г. Снежинска, работавшие с К. И. Щелкиным, — участники торжественного заседания Ученого Совета института, посвященного 90-летию К. И. Щелкина, 17 мая 2001 года

Начиная с 1958 года, настроение отца стало заметно меняться. Будучи в Москве, он уже не рвался скорее в «Женеву». Часто и подолгу беседовал с сотрудником Курчатова — А. М. Андриановым, занимавшимся в теперешнем ИАЭ имени И. В. Курчатова экспериментальными исследованиями в области термоядерного синтеза. С большим интересом и подолгу беседовал с физиком-теоретиком Анатолием Борисовичем Михайловским, также сотрудником ИАЭ имени И. В. Курчатова, крупнейшим специалистом в области физики плазмы, по вопросам теории управляемого термоядерного синтеза.

Чтобы лучше понять действия Курчатова и Щелкина, рассмотрим повнимательнее события, связанные с ними в 1958—1960 годах: статья Андрея Дмитриевича о неминуемых жертвах при воздушных взрывах, 10 тысяч умирающих в мучениях безвинных людей на одну мегатонну мощности, запараллеливание по инициативе Арзамаса-16 воздушных испытаний, близких по мощности и конструкции зарядов разработок двух ядерных центров. На вооружение всегда шел только один из них. Челябинском-70 была разработана и ждала испытаний конструкция супербомбы — система для испытаний целого ряда сверхмощных термоядерных зарядов — изделие 202. Цитирую участника испытаний этого изделия С. М. Куликова: «Оно имело невиданные до сих пор массогабаритные характеристики: масса 26 т, длина 8 м, диаметр 2 м. В обиходе это изделие получило название «Иван» — звучало характерно и было своего рода легендой прикрытия». Парашют для этой системы, надежный, как все, что делал Щелкин, использован Королевым для оснащения спускаемых космических летательных аппаратов, более сорока лет служит космонавтам и ни разу не подвел их.

Больной, не оправившийся от второго удара Курчатов, летом 1958 го да едет к Хрущеву…находящемуся в отпуске в Крыму. Дальше цитируй Сахарова: «Поездка в Ялту к Хрущеву (с просьбой не возобновлять испытания не увенчались успехом. Упрямый Никита нашел наши предположения неприемлемыми. Деталей разговоров не знаю, но слышал, что Никита был очень недоволен приездом Курчатова, и с того момента до самой смерти (через полтора года) Курчатов не сумел восстановить той степени доверия к нему Хрущева, которая была раньше.

Представители трех поколений семьи К. И. Щелкина — дочь Анна, биофизик, доктор физико-математических наук; внук Дмитрий, студент Московской консерватории; правнучка Вера, студентка МГУ, — в музее ядерного оружия Челябинска-70 у изделия 202, занесенного в Книгу рекордов Гиннеса, 2001 год

Не думаю, что Курчатов стремился восстановить доверие Хрущева. Он не просил себе наград, премий, должностей, он просил не убивать сотни тысяч безвинных людей, в этом уже не было острой военной необходимости, связанной с безопасностью страны. Основные задачи Атомного Проекта были к тому времени выполнены. Можно было с испытаниями уходить «под землю». Курчатов в вопросах атомного оружия всегда был высшим авторитетом, в том числе и для диктатора Сталина, но, как оказалось, не для Хрущева. Отказ Генсека означал, что воздушные испытания будут возобновлены не только осенью 1958 года, но и после основательной подготовки, во время временной приостановки испытаний в 1959—1960 и первой половине 1961 года. С невиданной силой. Это решение Хрущева было четвертым и самым неприятным, даже неприемлемым для Курчатова. Он во всех публичных выступлениях продолжает неистово бороться за запрещение испытаний, уже зная, что «минутный бог» (или дьявол?) Хрущев не собирается этого делать. Создается впечатление, что это были проповеди апостола Атомного века. Цитирую малую их часть: «Мы надеемся, что стремление народов к миру победит, что в ближайшее время… (уже зная, что до невиданных ранее испытаний осталось полтора года — Ф. Щ.) между заинтересованными государствами будет заключено соглашение о прекращении испытаний ядерного оружия повсеместно и на вечные времена. Я глубоко верю, и твердо знаю, что наш народ, наше правительство только благу человечества отдадут достижения этой науки». Кажется, Курчатов еще надеется на чудо, произнося эти заклинания. И наконец, главное заявление этих двух последних лет: «Народ может быть спокоен. Оборона Родины теперь надежно обеспечена». Это сказано за полтора года до назначенных Хрущевым испытаний. Эта фраза произнесена на сессии Верховного Совета в последнем публичном выступлении Курчатова. Обращаете на себя внимание, что это первое прямое обращение апостола Атомного века к народу. Уже никакого правительства. Это отчет перед народом России. Задача, поставленная Курчатову 17 лет назад Сталиным, выполнена. Оружие, которое защитило Россию и сохранило мир на Земле, создано. Решение принято. Морально Курчатов сдал оружейную вахту. Идеалы Курчатова всегда были глубоко мирными. Курчатову 56 лет. Можно целиком отдаться работе над воплощением в жизнь самой большой своей мечты:

«Превратить синтез ядер водорода из оружия разрушения в могучий, живительный источник энергии, несущий благосостояние и радость всем людям на Земле».

Подготовка к тому, чтобы сделать эту работу для себя основной началась в 1958 году. «Вихрем закрутил работу по расширению термоядерных исследований» в московском институте, уже зная, что новый министр Славский не будет финансировать научные работы молодых ученых Челябинска-70, не связанные с основной тематикой, и запланированной помощи в работе над «термоядом» оттуда ждать не приходится. На самом представительном форуме страны — XXI съезде КПСС феврале 1959 года свое выступление Курчатов посвящает управляемой термоядерной реакции и, конечно, опять страстно призывает запретить испытания атомного и водородного оружия. Наконец, в 1959 московским институтом Курчатова получены ассигнования и сделан очень важный (и для нашей семьи) шаг. Щелкин был приглашен Курчатовым в свой московский институт возглавить экспериментальную часть исследований по термоядерному синтезу. Он с радостью согласился. Ведь все события двух последних лет жизни Курчатова напрямую затрагивали и Щелкина. Вы познакомились с его характером, надеюсь, согласитесь, что это были люди, близкие по духу и, как говорят, одной крови, одной судьбы. Отцу было в это время 48 лет.

Совпадения в судьбе Курчатова и Щелкина продолжились. Хрущев отказал Курчатову в его просьбе о запрещении испытаний. Поскольку должности Щелкина — научный руководитель и Главный конструктор Челябинска-70 — были номенклатурой ЦК, он же отказал Щелкину, не отпустив его с работы в Челябинске-70. Казалось бы, почему генсеку не выполнить просьбу двух самых в то время заслуженных, если считать по наградам, людей в стране? Видимо, он прекрасно понимал, что этот демарш сразу двух не самых последних людей в Атомном Проекте направлен против проведения испытаний сверхмощных термоядерных зарядов, 100-мегатонной бомбы, против запараллеливания испытаний двух практически одинаковых мощных водородных зарядов и, в не меньшей степени, против отказа политического руководства страны создать «наукоград» на базе Челябинска-70.

Первые три причины демарша Курчатова и Щелкина касались моральной стороны дела, а также несогласия с дальнейшим развитием ядерного оружия в сторону гигантомании. Четвертая причина — отказ правительства финансировать фундаментальные научные теоретические и исследовательские работы в Челябинске-70, не связанные с оружием. Этот вопрос для двух апостолов Атомного века был принципиальным при создании Челябинска-70. Ими одним из первых был создан и действовал научный сектор №10, занимавшийся созданием экспериментальной установки для работ в области управляемого термоядерного синтеза. Они по себе знали, что заниматься только оружием ученому совершенно недостаточно, а государству просто накладно не в полную силу использовать уникальный интеллектуальный потенциал, прекрасную экспериментальную и технологическую базу, оснащенные по последнему слову техники лучшие в стране опытные заводы. Сегодня ясно, что это была одна из самых крупных ошибок Хрущева. Этим решением Хрущев фактически заложил мины замедленного действия под ядерные центры страны. Ядерное оружие — пока единственная реальная защита России. Ядерные центры, и только они, способны создавать, совершенствовать, испытывать, осуществлять жизненно необходимый надзор за эксплуатацией и хранением ядерного оружия, продлевать сроки его эксплуатации, заниматься разборкой. Это означает, что ядерные центры должны жить и процветать, а власть «обречена» вечно их содержать вне зависимости от того, хочется ли ей это.

А вот слова одного из бывших министров атомной энергии В. Н. Михайлова, работавшего в Арзамасе-16 и являющегося сейчас его научным руководителем: «…одна из самых стратегических ошибок руководства Арзамаса-16 в том, что они вовремя не заметили изменения ситуации. Лос-Аламос всегда имел 30—40% гражданской тематики… А мы всегда занимались только военной тематикой…». Здесь не могу не прервать цитату министра. Поистине, нет пророка в своем отечестве. Они не заметили, видите ли, что делалось в Лос-Аламосе! У них на глазах «давили» Курчатова и Щелкина, фактически запретив заниматься мирной тематикой в Челябинске-70. И Арзамас-16 не возражал. Продолжу цитировать В. Н. Михайлова: «Надо было организовать исследования по фундаментальным проблемам для гражданского направления, а не «штамповать» боеголовки… К сожалению, те, кто хотел заниматься сугубо мирными областями науки, вынуждены были уехать «с объекта» — здесь они не находили должной поддержки… Руководители Арзамаса-16 могли добиться расширения тематики, возможности работать в широком секторе науки — у них был большой авторитет, на самом верху, и к их мнению прислушивались руководители государства». Сегодня я считаю, что в 1959, когда Хрущев и Славский принимали решение «закрыть» наукоград в Челябинске-70, поддержка Курчатова и Щелкина тремя апостолами из Арзамаса-16 (Харитоном, Зельдовичем и Сахаровым), возможно, была бы решающей.

Самое время «посмотреть» на Америку. Слово Э. Теллеру, отцу американской водородной бомбы: «Мне хорошо известен Лос-Аламос. В годы войны я знал всех, кто был там… После войны Лос-Аламос был открыт — это замечательный город! Большинство людей там — ученые. Они очень хорошо живут и очень хорошо работают. И их дети тоже становятся учеными. И это тоже прекрасный эксперимент, но уже жизненный…». Американцы не только сохранили бесценное сокровище страны — интеллектуальную мощь Лос-Аламоса, но и наращивают ее. Перепроизводство ядерного оружия в США и, как следствие, существенное сокращение государственных ассигнований, породили кризис, связанный с ошибкой руководства американского ядерного центра. Попробуйте догадаться, что за ошибка? 40% работ по мирной тематике оказалось слишком мало, только 60% таких работ позволили спокойно пережить кризис и продолжать заниматься оружием, постоянно совершенствуя его, обходясь государственным финансированием, существенно сокращенным. Наши ядерные центры накрыл не кризис, а катастрофа, когда о них вообще практически забыли на целых десять лет. Они не смогли, как Лос-Аламос или Ливермор, почти безболезненно существовать за счет «гражданки». Высказывания теперешних руководителей и специалистов двух наших ядерных центров об этом времени у меня под рукой, но цитировать их здесь я не хочу, так как эта страница новейшей истории России крайне печальна и еще не перевернута.

Вернемся в 1960 год. Итак, Хрущев отказался отпустить Щелкина с работы в Челябинске-70 для перехода в московский институт Курчатова.

Здесь не могу не сделать отступление из разряда «если бы…». Если бы Хрущев и Славский руководствовались не только личными амбициями, а прислушались к просьбе Курчатова и Щелкина, и отец проработал бы на любой должности в институте Курчатова, куда рвался всей душой, те восемь лет, которые ему оставалось жить, я абсолютно уверен, что Чернобыльской катастрофы просто не могло произойти. Действительно, вспомним, что в стране одновременно эксплуатировались десятки тысяч ядерных боеголовок. С ними производились миллионы операций, причем каждое движение работающего с ядерными боеприпасами сотрудника проводилось строго по инструкции, под пристальным контролем двух специалистов. Харитон и Щелкин поставили безопасность ядерного оружия во главу угла. Конструкторские, технологические и организационные меры по обеспечению безопасности ядерных боеприпасов были слиты в единую неразрывную систему, которая и обеспечила безопасное изготовление, эксплуатацию и утилизацию ядерных боеприпасов, назначение которых взрываться! С другой стороны, из девяти атомных станций, которые ни при каких условиях не должны взрываться, одна взорвалась — по причине именно отсутствия единой системы безопасности. Цена амбиций в Атомном веке личностей, занимающих ключевые государственные посты, может быть очень велика…

Однако, продолжу. Отец демонстративно ложится в больницу на обследование с целью оформить инвалидность. А уж причин получить при желании инвалидность у Щелкина и Курчатова хватило бы на четверых. Для Хрущева это был всего лишь еще один демарш, который, как мы увидим дальше, не остался безнаказанным. Конечно, если бы отца не вынудили таким единственно возможным способом выразить протест против действий руководства страны и Министерства, оставив себе при этом возможность продолжать, хотя бы бесплатно, дома заниматься любимой наукой, он никогда не «пошел бы» на инвалидность в 49 лет.

В феврале 1960 года, когда отец лежал в больнице, внезапно умирает Курчатов. Отец очень тяжело перенес смерть друга. Резко ухудшилось здоровье. Тем не менее, он не переменил решение: в течение семи месяцев оформляет инвалидность и в сентябре 1960 года увольняется.

Годом ранее я видел, как горели глаза у отца когда он беседовал с Андриановым и Михайловским о работах Курчатовского института по термоядерному синтезу. Какой интерес, проявлял к этой теме Курчатов, видел весь мир. Попробую показать, почему именно эти два человека так стремились именно к этой работе.

Каждое явление имеет два аспекта. Например, добро—зло, свет—тьма, ангел—дьявол, атомный реактор—атомная бомба, термоядерный реактор—водородная бомба. Для того чтобы сделать атомную бомбу, Курчатову пришлось сделать атомный реактор и лично запустить его в работу в декабре 1946 года. Это был первый атомный реактор в Европе. Атомная бомба была сделана через два с половиной года. Человечеством (как «бесплатное» приложение к атомной бомбе) был получен новый источник энергии, основанный на делении ядер урана нейтронами. Наука подарила человечеству надежду, та как нефти, газа, угля при хорошем раскладе осталось не больше чем и 150 лет. Водородную бомбу сделали за пять лет. А где термоядерные реактор? Ведь с момента создания водородной бомбы прошло уже семь лет. Все «привычные» для Курчатова и Щелкина сроки появления второй ее стороны (термоядерного реактора) нарушались. Курчатову хорошо известно, что дейтерия как топлива для реактора на Земле хватит на сотни миллионов лет при самом бурном развитии энергетики. Он уверен, что если еще немного поднажать, привлечь к работе друга-соратника Кирилла, талантливого и удачливого экспериментатора, у которого все быстро и хорошо получилось с бомбами, — и успех придет. Отец тоже верит в это. Судьба, однако, защитила их от сильнейшего разочарования в жизни. Все государства выделяют большие деньги и ресурсы только на создание оружия. Если бы, как это было с атомной бомбой, для создания водородной бомбы был необходим термоядерный реактор, и США, и Россия его давно бы создали. Небеса распорядились иначе — бомбу дали, реактор нет. Видимо, в этом есть какой-то смысл.

Вера Щелкина на открытии мемориальной доски 17.05.2001 года на здании, где работал прадедушка. Из этой двери он вышел последний раз 41 год назад

Вспомнился лозунг Ильича: «Коммунизм есть советская власть плюс электрификация всей страны». В Атомном веке Курчатов дал нам всем альтернативный лозунг: «Благосостояние и радость всем людям на земле даст электрификация всего мира». Ради справедливости надо отметить, Владимир Ильич предсказывал, что атом неисчерпаем, и не ошибся. «Превратить синтез ядер водорода из оружия разрушения в могучий живительный источник энергии», сегодня мы это знаем, оказалось труднее, чем создать атомный реактор, атомную бомбу и водородную бомбу вместе взятые. Не хочет пока Небо отдать людям на землю частицы Солнца и позволить управлять ими.

Мы рассматриваем две стороны одного явления — термоядерного синтеза, с которым человечеству отныне суждено жить или умереть. Одна сторона — водородная бомба — зло, причем такое, которого еще не было в истории. Выше мы предположили, что оно дано нам Небесами, еще и для того, чтобы напомнить призыв уходящего от нас Христа к человечеству, остающемуся на разделенной ненавистью земле, жить в любви и единстве. Другая сторона — термоядерный реактор — добро, которого пока не было в истории, но его еще надо заслужить. Чтобы заслужить Небесный Дар, зажечь на Земле много рукотворных солнц на благо всего человечества, пользоваться ими, как когда-то подаренным людям небом огнем, наконец, просто выжить, необходимо сделать точно то же самое — выполнить завещание Сына Божия.

Блага, которые даст термоядерный реактор, должны быть доступны всем людям на Земле. Нельзя даже представить, что термоядерный реактор будут иметь только несколько богатых стран, как сейчас водородные бомбы, а остальные люди будут пытаться выжить у них на глазах, это даже не требует обсуждения. Гитлер и Пол Пот будут выглядеть невинными младенцами по сравнению с жителями таких стран. Уже сегодня все развитые страны, работающие над созданием энергетики будущего, и тем более все остальные страны должны понять: ядерная энергетика будет давать энергию или всем странам, как об этом говорил великий Курчатов, или никому. Работа предстоит гигантская — и всем, всему миру. Значит, времени на войны и распри уже не осталось. Человечеству просто некуда деться. Ядерную энергетику будущего, альтернативы которой еще не придумали, будь это деление тяжелых ядер нейтронами, синтез легких или их комбинация, наука сможет сделать абсолютно безопасной, экологически чистой и доступной всем. Однако варварское разрушение Таких генераторов энергии, например, террористами, принесет большие беды людям и окружающей природе. Освободиться от идеологического догматизма, национальной и государственной ограниченности и эгоизма, с общечеловеческих глобальных позиций с терпимостью, доверием и открытостью призывает людей и государства общаться А. Д. Сахаров. Любой другой путь ведет человечество к гибели. Сколько еще «намеков» с Небес ждать, сколько еще пренебрегать призывами наших духовных лидеров?! Говоря словами Курчатова, я глубоко верю и твердо знаю, что родина русских апостолов Атомного века, Россия, возглавит процесс духовного единения человечества.

Чтобы поверить в это, читатель, вместе, посмотрим только на одно, но чрезвычайно важное явление в истории России — русскую экспансию на восток в XVII столетии — под углом зрения замечательного русского поэта и мыслителя Д. Л. Андреева. Это глубочайшая загадка нашей истории. «…Почему и ради чего… русский народ, и без того донельзя разреженный на громадной, необжитой еще Восточно-Европейской равнине, в какие-нибудь сто лет усилиями отнюдь не государства, а исключительно частных людей, залил пространство, в три раза превышающее территорию его родины, пространство суровое, холодное, неуютное, почти необитаемое, богатое только пушниной да рыбой, в следующем столетии перешагнул через Берингово море и дотянулся до Калифорнии. Почему эти территории, пушные и рыбные богатства не привлекли, например, китайцев, обитавших к ним гораздо ближе, в культурном отношении стоявших в XVII веке бесспорно выше русских, к тому же страдавших от перенаселенности в своей стране?… Почему Небеса внушили именно русским первопроходцам совершить это великое деяние: силами нескольких сотен богатырей захватить и закрепить за сверхнародом российским грандиозные пространственные резервы — всю пустующую территорию между, массивами существующих ныне на земле культур… Даже само солнце мешало остановиться нашим богатырям, поднимаясь над таинственными восточными просторами, словно указывая молча путь и цель. Поразительно, что вплоть до XX столетия государство так и не поняло зачем, собственно, история и его собственный народ обременили его Сибирью и Дальним Востоком. И когда пушной промысел перестал играть в государственных доходах заметную роль, Сибирь превратилась в место ссылки, а Русская Америка была продана… Достаточно очевидно, что превращению России из окраинной восточно-европейской страны в великую евразийскую державу, заполняющую все полое пространство между Северо-западной, Романо-католической, Мусульманской, Индийской и Дальневосточной культурами (то есть между почти всеми культурами ныне существующими), Небесами придавалось особое значение. Можно догадываться, что это имело отношение ко всемирно-историческому назначению России и что эти пространственные резервы должны послужить ареной для тех творческих деяний сверхнарода, свидетелем которых явится XXI или XXII век. Культура, призванная перерасти в интеркультуру, может осуществить свое назначение, лишь тесно соприкасаясь со всеми культурами, которые она должна ассимилировать, объединить и претворить в планетарное единство. Если сверхнарод предназначен стать реактивом, трансформирующим и себя, и все сверхнароды мира в духовно единое Человечество, то ему должны быть уготованы пространства, соответствующие размаху его борьбы, его идей и творческого труда. Россия предназначена для единственной и неповторимой роли, миссии мирового масштаба, которую, как видно, никто, кроме нее, не в состоянии выполнить». Это и есть национальная идея России.

Для этого не нужны горы денег и оружия. Нужна целенаправленная работа по стремлению воспитать на примерах российской и мировой культуры, одухотворенных людей, у которых «воля освобождена от импульсов себялюбия, разум — от захваченности только материальными интересами, а сердце — от кипения случайных, мутных, принижающих душу эмоций». Таких, какими были апостолы Атомного века, добавлю я.

Сейчас очень удачный момент. Используя современные средства связи можно донести в каждый уголок России, буквально до каждого ребенка, минимально необходимый уровень знаний о сокровищах мировой культуры, духовных лидерах России, морали, этики. Эти знания необходимы каждому, чтобы осознанно сделать выбор в сложнейших жизненных ситуациях, найти для себя ту черту, через которую нельзя переступить ни при каких условиях. Или не найти. Но равный шанс должен быть у всех: и у детей, воспитывающихся в благополучных и неблагополучных семьях, и у детдомовцев, — у всех молодых россиян без малейшего исключения. Только такой подход и будет подлинным соблюдением неотъемлемых прав каждой личности. Вышеуказанными знаниями будут в виде доверительных бесед с молодыми друзьями делиться несколько лучших высоконравственных ученых-гуманитариев России. Дружеские интересные беседы достигнут сердца и души большинства, вызовут рост духовности россиян, помогут им окончательно вырваться из «материалистического карцера», сделают Россию духовным лидером в мире.

Особенно благодарный отклик эта работа вызовет на периферии России, где духовное уже преобладает в среде учителей, врачей, технической интеллигенции. Как только количество одухотворенных людей превысит некую «критическую массу» в обществе, «Россия должна дать пример миру и первой поставить государство под этический контроль так как природа государства внеэтична по своему существу». Сложите институт народной дипломатии, которая станет гарантом «отношений народов и государств между собой, освободив их от национальной государственной ограниченности и эгоизма, выступая с общечеловеческих глобальных позиций, с терпимостью, доверием и открытостью».