АПРК «Курск» Послесловие к трагедии

Глава первая Трагедия под водой

Как погибают субмарины? В большинстве своем так, что причина их гибели остается неразгаданной, море почти никогда не оставляет ни следов, ни свидетелей. Подводные лодки – корабли потаенные, а потому не только их жизнь, но и их гибель почти всегда окутана тайной.

Так уж получилось, что вот уже на протяжении многих лет я пишу о неизвестных страницах истории нашего флота, в том числе и о катастрофах подводных лодок. Пишу, основываясь прежде всего на официальных документах, протоколах правительственных комиссий, объяснительных записках участников событий, свидетельствах оставшихся в живых. Ибо только так возможно восстановить хронику давних трагедий.

Работая над подводной тематикой, я обнаружил странную на первый взгляд закономерность в версиях гибели отечественных субмарин.

За послевоенные годы наш флот понес существенные потери в составе своего подводного флота. О причинах гибели ряда подводных лодок известно почти все. Так, подводная лодка Балтийского флота М-200 погибла в 1956 году в результате безграмотного маневрирования ее командира и столкновения с эскадренным миноносцем; подводная лодка Тихоокеанского флота С-178 почти в аналогичной ситуации столкнулась с рефрижераторным транспортом; подводная лодка М-256 затонула от взрыва баллонов с жидким кислородом, которые обеспечивали работу экспериментального единого двигателя.

В отношении других подводных лодок, которые погибли при не совсем выясненных обстоятельствах, но часть их экипажа осталась жива, возможно более менее восстановить картину трагедии. К таким лодкам можно отнести погибшую в 1970 году атомную подводную лодку К-8, К-219 (1986 год) и «Комсомолец» (1989 год). Однако даже в этих случаях в заключительных актах правительственных комиссий причина возникновения пожара, приведшего к гибели корабля, не была названа однозначно. Во всех трех случаях комиссии ограничились тем, что констатировали несколько наиболее вероятных с точки зрения экспертов первопричин. В случае с К-8 были высказаны две равнозначные версии: короткое замыкание в кабель-трассе вследствие нарушения внешней изоляции и воспламенение коробок регенерации. Несколько равнозначных версий было высказано также по К-219 и по «Комсомольцу». И это совсем не случайно, ибо практически невозможно найти первопричину, не подняв на поверхность затонувший корабль и не обследовав его корпус. Даже несмотря на то что после каждой из происшедших катастроф проводились многочисленные расчеты, ставились эксперименты по восстановлению хода событий с участием оставшихся в живых членов экипажа.

Однако существует еще одна группа лодок – тех, что погибли в море со всем экипажем. Это пропавшая без вести в Татарском проливе С-117, погибшая в Баренцевом море С-80 и в Тихом океане – К-129. Об этой группе лодок нам следует поговорить поподробнее, потому что «Курск» следует причислить именно к этой группе.

В свое время, знакомясь с материалами правительственных комиссий по обстоятельствам гибели всех трех вышеназванных субмарин, я и обнаружил удивительную закономерность в предположениях о причинах их гибели. Во всех трех случаях перечень возможных причин катастрофы был абсолютно одинаков и включал следующие пункты:

1. Столкновение с надводным судном или с подводной лодкой;

2. Внутренний взрыв;

3. Столкновение со старой миной.

По существу, это «классический» набор стандартных версий, которые «выдаются» после любой подводной катастрофы, когда ничего конкретного о ней сказать нельзя и живых свидетелей не осталось. Это относится, прежде всего, к так и не найденной по сей день С-117. Для нее все вышеперечисленные версии остаются «рабочими» и сегодня. Что касается К-129, то в отношении ее мнение специалистов в последние годы все больше и больше склоняется к возможному подводному столкновению с американской субмариной.

А вот с С-80 все оказалось совсем не так, как считалось вначале. Дело в том, что спустя семь лет лодку все же нашли, подняли, обследовали и установили, что причиной ее гибели стало обледенение поплавка РДП (устройства для обеспечения работы дизеля при нахождении лодки на перископной глубине), как следствие этого – попадание воды в 5-й отсек, его затопление с последующим затоплением почти всех отсеков. Но С-80 – все же скорее исключение из правил. Ведь если бы ее не нашли, то и до сегодняшнего дня о причинах ее гибели рассуждали бы преимущественно в рамках трех главных версий.

А потому, как и следовало ожидать, из всей массы самых вероятных и невероятных версий, связанных с причинами гибели атомохода «Курск», в конечном счете на вооружении Правительственной комиссии остались только три. Это все те же традиционные, «классические» версии причин катастрофы для лодок, погибших со всем экипажем и не поднятым на поверхность: столкновение, внутренний взрыв и мина.

Суть происшедшего с «Курском», за исключением разве что первопричины, была понятна морякам уже на второй день после трагедии. Что касается первопричины, тогда же было совершенно понятно, что узнать ее можно будет, лишь подняв подводную лодку на поверхность и тщательно ее обследовав, как это было сделано в свое время с С-80. Однако несмотря на всю очевидность ситуации, пресса день за днем с настойчивостью, достойной лучшего применения, выдумывала все новые и новые варианты уничтожения подводного крейсера. Причем чем меньше пишущий журналист разбирался в сути проблемы, тем сенсационнее были его «открытия». Чего там только не было! Не поленимся и мы вспомнить хотя бы конспективно основные журналистские версии:

Версия № 1. Это испытания некой супер секретной торпеды, которая вдруг взорвалась в отсеке. На самом деле никакого испытания не было и в помине. Будучи в штабе Северного флота, я видел план учений, утвержденный командующим флотом. Согласно этому плану на 12 августа намечалась стрельба АПРК «Курск» по отряду надводных кораблей. Проводиться она должна была обычной практической торпедой (то есть с болванкой вместо боезаряда)! Этим типом торпед вот уже два десятка лет успешно стреляет весь отечественный военно-морской флот. Единственное отличие стреляемой торпеды было в ее новой, более совершенной аккумуляторной батарее, для этого, собственно говоря, и прибыли на борт крейсера представители завода и военной приемки.

В печати также появилось сообщение, что якобы за два часа до трагедии Лячин выходил в эфир и просил разрешения на аварийный отстрел аварийной торпеды. Теоретически подобное могло произойти. Но вот фактически… До настоящего времени никто не подтвердил этот выход в эфир. Общаясь с множеством людей, в той или иной степени имевших отношение к трагедии «Курска», причем общаясь в неформальной обстановке, я ни разу не слышал даже прозрачного намека на данный факт. Кроме этого, если бы Лячин действительно оповестил командование флотов об аварийной ситуации на корабле, это означало бы отмену его торпедной атаки или хотя бы перенесение ее на более поздний срок. Но ничего подобного не произошло: корабли атакуемого отряда продолжали, как ни в чем не бывало, свое движение, прослушивая море и ожидая пуска учебной торпеды. А потому я твердо уверен, что история с выходом в эфир Лячина по поводу аварийного отстрела торпеды – это очередная фальшивка, не имеющая под собой никаких оснований.

Итересный факт: самыми яростными приверженцами «торпедной версии» почему-то оказались британские эксперты. Исходя из каких соображений они столь настойчиво твердили о мифической эксперементальной торпеде, непонятно. Впрочем, как известно, версия о возможном внутреннем взрыве на «Курске» из-за возникновения аварийной ситуации тоже не отрицается Правительственной комиссией.

Замечу, однако, что теоретически «торпедная версия» все же имеет право на существование. Дело в том, что так называемые «толстые» торпеды имеют двигатель, который, по существу, представляет собой парогазовую турбину. Это обеспечивает торпеде высокую скорость и способность нести достаточно большой заряд взрывчатого вещества, но создает и немало сложностей. Топливом турбины является керосин, сжатый под давлением 200 килограммов на квадратный сантиметр воздуха. Для интенсивного горения керосина используется маловодная перекись водорода – без малого полторы тонны! Это весьма неустойчивое соединение, которое при определенных условиях может самопроизвольно разлагаться, в результате чего возникает взрывоопасная смесь: пар – керосин – кислород. Теоретически можно предположить, что по каким-то причинам могла быть нарушена герметичность торпеды и пролит окислитель, который попал на ткань какого-либо органического вещества, ГСМ или на цветной металл. Это бы привело к разложению окислителя на воду и газообразный кислород. В свою очередь, при увеличении в воздухе кислорода более чем на 23 процента может начаться объемный пожар в отсеке. При таком пожаре подводники оказываются практически безоружными, так как система пожаротушения ЛОХ в данном случае неэффективна. Естественно, что при наличии в отсеке торпед с боевыми зарядами неминуемо произойдет их детонация. Теоретически давно просчитано, что при объемном пожаре взрыв в отсеке присходит через 150 секунд. С одной стороны, эта схема вполне укладывается в известный нам промежуток в 130 секунд между двумя зафиксированными взрывами на «Курске». Но что тогда стоит за первым взрывом, ведь взрыв и пожар – это далеко не одно и то же?

Версия № 2. Это версия о диверсионном акте неких террористов. Ходят слухи, что вскоре после гибели «Курска» кто-то из предводителей чеченских боевиков якобы заявил, что уничтожение российского атомохода – дело их рук. Помимо этого вспомнили давнишнее, почти забытое обещание тех же чеченцев провести диверсию на одном из российских атомных объектов. Вот, пожалуй, на сегодня и весь фундамент так называемой «диверсионной» версии.

Попробуем все же немного порассуждать на эту тему. Начнем с того, что посторонние люди никак не могут появиться на борту атомохода. Как говорится, чужие здесь не ходят! К тому же и своих-то пускают на борт атомных подводных лодок только при наличии определенных допусков.

Будучи в Видяеве, я беседовал с командиром атомной подводной лодки «Псков», участвовавшей в паре с «Курском» в августовских флотских учениях. Вместе перед учениями они зашли в Западную Лицу, где загрузили практические торпеды для предстоящих стрельб. Эти торпеды были привезены двумя машинами-торпедовозами. Сопровождавшие их два лейтенанта с техбазы быстро расписались в сдаче торпед и сразу же убыли восвояси – к лодкам оба даже не подходили. Верные закону гостеприимства, подводники, правда, накормили обедом двух матросов-водителей, но и тех вахтенная служба сопровождала до столовой команды и обратно на стенку. Ни в первом, ни во втором отсеке они не были.

Муссируются слухи о возможном существовании диверсантов-камикадзе среди самих членов экипажа. Однако это тоже не слишком-то реально. Камикадзе делает свое дело не ради денег, а ради идеи. Ну как, скажите мне, в экипаже мог внезапно объявиться фанатичный приверженец ваххабитских идей? Даже если бы таковой вдруг и объявился, его бы вскоре разоблачили. Ваххабизм, как известно, предполагает строжайшее соблюдение всевозможных канонов мусульманской веры (отказ от свинины, отказ от пищи в дни Рамазана, трехкратный намаз в течение дня и так далее). Кто имеет хотя бы отдаленное представление о степени близости членов экипажа на кораблях и в особенности на подводных лодках, сразу поймет, что подобное поведение просто невозможно скрывать на протяжении даже недолгого времени. Однако жажда сенсации напрочь затмевает чувство реальности, а потому, увидев в списке экипажа двух дагестанцев, пресса тотчас дружно начала раскручивать «чеченский след».

Вообще «все это было бы смешно, когда бы не было так грустно», ибо возня вокруг бывших на борту крейсера дагестанцев бросала тень на людей, павших на боевом посту. А по большому счету сеяла подозрительность и недоверие ко многим тысячам представителей народностей Северного Кавказа, честно и добросовестно несущих свою службу в Вооруженных Силах России. И инженер-конструктор Мамед Гаджиев, и старший мичман Абдуркадыр Ильдаров были не новичками в подводном флоте. К ваххабизму и идеям чеченских сепаратистов оба, естественно, не имели ни малейшего отношения. За плечами обоих многолетняя служба в оборонном НИИ и на лодках. Я разговаривал со многими офицерами и мичманами, лично знавшими старшего мичмана Ильдарова. Когда я осторожно задал им вопрос о вероятном участии мичмана в терракте, они восприняли это как смертельную обиду:

– Да вы что, Абдуркадыр Мирзаевич был настоящим патриотом подплава, с которым давным-давно связал свою жизнь!

Кстати, именно старший мичман Ильдаров был единственным членом экипажа, кто имел боевой орден Мужества за выполнение боевой задачи.

То же самое можно сказать и о Мамеде Гаджиеве. И сам он, и его семья никогда не имели никакого отношения к ваххабизму, а были нормальными российскими интеллигентами, живущими интересами своего Отечества.

Правды ради, следует признать, что первоначально руководство ФСБ оговорилось насчет возможности существования «диверсионной» версии (но чего не скажешь в том ажиотаже, который возник вокруг «Курска» в первые дни после трагедии!). Однако на этом, по существу, все и закончилось. Больше никто из серьезных людей к этой версии уже ни разу не возвращался. А потому не будем больше говорить на эту тему и мы. Оставим «чеченскую» тему на совести тех, кто ее придумал.

Впрочем, проблема терроризма на военных кораблях не так уж и невероятна. Вскоре после трагедии «Курска» прогремел взрыв на американском эсминце «Коул», стоявшем в порту Йемена. Взрыв унес жизни 17 моряков. Официальный Вашингтон так и не предоставил мировой общественности никакой информации о том, кто мог стоять за этим взрывом. Американские специалисты говорят об однозначных свидетельствах теракта, профессионально подготовленного и проведенного. По планам террористов, взрыв, видимо, должен был сдетонировать боезапас – ракеты, торпеды и мины, которыми был заполнен корабельный арсенал, так как эсминец заступал на боевое патрулирование у берегов Ирака. Если бы это случилось, то от корабля мало что осталось бы. В прессу просочилась информация о якобы существовавшем масштабном заговоре. Ответственность за взрыв пока взяла на себя никому не известная исламская организация, но ее заявление всерьез не воспринимается. Есть информация, что к взрыву причастен международный террорист Усама бен Ладен, кстати, уроженец Йемена. Два года назад США в отместку за теракты против американских посольств в Африке нанесло ракетные удары по базам бен Ладена в Афганистане, и теперь знаменитый торрорист внезапно для всех сделал заявление пакистанской газете, что «на этот раз американцам не удастся его уничтожить».

Версия № 3 – столкновение с крупным надводным судном. Первоначально об этой версии говорил бывший командующий Черноморским флотом Герой Советского Союза подводник с многолетним стажем адмирал Эдуард Балтин. Речь шла о возможном столкновении «Курска» с крупным транспортом, имеющим мощный ледовый корпус. Слов нет, при подобном столкновении трагические последствия ожидали бы любую подводную лодку. Но, как показало даже расследование первых дней, никаких посторонних судов в учебном полигоне Северного флота не было. Впоследствии, однако, уже и сам адмирал Балтин не настаивал на своей версии однозначно. Это и понятно, находящийся на пенсии и проживающий в Москва адмирал не имел под рукой реальной информации и свои умозаключения строил, исходя из собственного опыта да противоречивых сообщений радио и телевидения.

Сегодня, после проведенной работы, уже совершенно ясно, что и версия надводного тарана полностью лишена какой-либо реальной основы. Во-первых, полигон, где проходили учения Северного флота, был закрыт для прохода гражданских судов, о чем заранее всем было дано соответствующее оповещение. Во-вторых, сегодня уже документально подтверждено, что никакие суда, даже самовольно, в полигон во время учений не заходили. Наконец, в-третьих, после тщательного обследования корпуса затонувшего крейсера совершенно очевидно, что нанесенные ему повреждения надводным судном сделаны быть не могли. Командующий Северным флотом адмирал Вячеслав Попов говорит на сей счет однозначно:

– Я могу безоговорочно утверждать, что никаких надводных кораблей и судов в районе не было. Все находилось под контролем нашей авиации.

Впрочем, когда стало ясно, что версия с неким гражданским «летучим голландцем» не выдерживает критики, любители дутых сенсаций сразу же нашли нового виновника. Логика рассуждений следующая: если не было гражданских судов, то почему бы «Курск» не мог таранить какой-нибудь военный корабль, к примеру «Петр Великий»? Почему именно «Петр»? Скорее всего только потому, что корабль этот у всех на слуху, а следовательно, версия о его причастности к гибели подводной лодки будет легче воспринята обывателем. Об этом новом «открытии» взахлеб писала, например, «Комсомольская правда»: «Водоизмещение «Петра Великого» в четыре раза больше (вопиющая безграмотность – подводное водоизмещение «Курска» и «Петра» примерно одинаковы. – В. Ш.). «Курск», врезавшись в его днище, сразу же получил бы громадную пробоину… Через 3 – 4 минуты лодка уже была бы на дне… Вахтенным журналам доверять нельзя – их содержание можно изменить в течение суток (это еще одна неправда, ибо вахтенный журнал – документ юридический и это знает любой мало-мальски образованный моряк. – В. Ш.) Но такое столкновение не могло пройти не замеченным для членов экипажа надводного корабля. На них сейчас будут оказывать давление для того, чтобы скрыть истину. Однако ясно, что не все моряки будут молчать и правда все-таки выйдет наружу…»

Увы, ожидания любителей «жареного» и на этот раз не оправдались. С момента катастрофы прошло уже немало времени, но пока никто из экипажа «Петра» так и не собрался выступить перед миром с какими-либо откровения. С чего бы так? Да просто моряки «Петра Великого» не собираются рассказывать небылицы!

Версия № 4. Анализ тектонической позиции места гибели АПЛ «Курск», а также фактов, полученных в процессе изучения других обстоятельств происшествия, позволяет выдвинуть и геофизическую версию причины аварии. Вот что говорит по этому поводу сотрудник Института физики Земли РАН Е. В. Барковский:

«Подводная лодка затонула в акватории Баренцева моря, в районе юго-восточной части тектонической структуры, называемой Кольской микроплитой (КМП). Она рассечена тремя крупными разломами, непосредственно на одном из которых покоится АПЛ, с координатами 69.38 с. ш. и 37.18 в. д. Данный тектонический разлом, как и другие, несет следы современных сбросо-сдвиговых тектонодеформаций, проявляющихся даже на поверхности осадочного чехла. Геоморфология дна КМП, в том числе и места гибели лодки, характеризуется уступами и сдвигами вдоль осей разломов, исчисляемыми соответственно десятками метров и километрами. Это указывает на геодинамическую и, следовательно, потенциальную сейсмическую активность КМП в современную эпоху.

В течение мая – августа 2000 года в акватории Северных морей наблюдалась повышенная тектоническая активность, сопровождавшаяся почти беспрерывными штормами. Циклоны и штормы, как мы уже знаем, являются однозначным индикатором тектонического возбуждения в том или ином районе Мирового океана. Не случайно в этот период здесь было зарегистрировано множество землетрясений различной мощности.

В день аварии нами был зафиксирован толчок магнитудой около М 4 с эпицентром в Норвегии. Разумеется, данное событие не имеет непосредственного отношения к аварии на «Курске», тем более что оно произошло позже – в 18 часов 30 минут. Однако оно лишний раз указывает на тектоническую активность в тот день не только Скандинавского полуострова, но и в первую очередь акватории сопредельных морей, поскольку тектонические деформации, генерирующие сейсмику, всегда распространяются в направлении море – континент. Поэтому если 12 августа произошло землетрясение в Норвегии, то в тот день в окружающих ее морях (Балтийском, Норвежском, Баренцевом и др.) должно было произойти множество хотя бы и маломощных, т. н. локальных землетрясений, не всегда даже регистрирующихся береговыми сейсмо станциями. Явным признаком тектонического обострения района катастрофы является циклон и, как следствие, начавшийся шторм в Баренцевом море.

Вполне вероятно, что лодка могла «напороться» на подводный сейсмический толчок. Гидродинамический удар и мини-цунами, вызванные им, могли слегка «кувырнуть» субмарину. Поскольку глубина моря здесь существенно меньше длины ее корпуса и с учетом поперечного размера судна запас глубины от днища составлял всего около 65 метров, даже небольшой дифферент мог привести к тому, что лодка на полном ходу ткнулась носом в морское дно.

Покоится «Курск», как известно, на глубине 108 метров, в то время как в нескольких километрах к югу рельеф дна понижается до 170 м. Это указывает на то, что перед аварией лодка проплывала над многометровым склоном дна моря, вне всякого сомнения, тектонического происхождения. Позже, когда стали известны более точные координаты места гибели АПЛ, на тектонической карте Баренцева моря была однозначно установлена приуроченность данного геоморфологического элемента к мощному глубинному разлому. Наше предположение заключается в том, что данный тектонический разлом КМП и был источником сейсмо-гравитационного удара подводного землетрясения, погубившего «Курск».

Ранее мы приводили и другие случаи «гидроударов» по корпусам подводных судов, провоцировавших аварийные ситуации. Все они реализовывались в сходных геолого-географических и метеорологических условиях. Аварии на ПЛ, как показывает статистика, не происходят во время штиля на море, поскольку тектоника в это время «не работает», но горят, взрываются и тонут лодки, как правило, во время штормов. И ситуация с «Курском» – лишнее тому подтверждение.

В пользу сейсмической версии катастрофы АПЛ «Курск» говорит и такой факт, оставшийся не востребованным исследователями. Во время первого обследования места аварии ПЛ с помощью телекамер на морском дне были обнаружены купола, которые потом исчезли и при последующих погружениях не наблюдались. Такие образования в рыхлых донных осадках – явление весьма распространенное. Например, они наблюдаются над активным разломом в Азовском море и называются «грязевыми вулканами». Песчаные купола или бугры иногда образуются во время землетрясений также и на суше с той лишь разницей, что последние подолгу не рассасываются. Они появляются в результате гравитационных «вздохов» глубинных разломов при землетрясениях.

Кроме того, по словам ген. конструктора НПО «Рубин» И. Спасского, в районе аварии имела место некая магнитная аномалия, также со временем исчезнувшая. Хотя документального подтверждения в отличие от визуально зафиксированных куполов данному факту нет, тем не менее заметим, что электрические и магнитные аномалии всегда сопутствуют сейсмике, а иногда и предваряют землетрясения.

Остается не проверенной до сих пор информация и о двух «мощных взрывах» в районе «Курска», сигналы от которых зарегистрированы американцами 18 августа. Если это не «отпугивающие взрывы», устроенные военными, в то время как на «Курске» взрываться было уже нечему, то происхождение данных сигналов загадочно. При прочих равных условиях, когда идентификация регистрограмм взрывов и близких маломощных землетрясений затруднительна, можно преположить, что источником этих сигналов могли быть афтершоки. Наверняка ситуация во многом бы прояснилась, если своевременно был бы организован сейсмический мониторинг с помощью морских сейсмографов, установленных в районе ПЛ после аварии.

В настоящее время изучаются инструментальные записи двух сейсмических событий, полученных тремя станциями, расположенными в Норвегии и на о. Шпицберген. Одно из них было зафиксировано в 11 ч 29 мин и имело магнитуду М 1,5, а второе – в 11 ч 31 мин с магнитудой М 3,5, что в несколько сотен раз мощнее первого. Достоверно установлено также, что источник сигналов находился в районе аварии лодки, в то время как природа их остается не выясненной в полной мере. Если учесть, что сигнал был зафиксирован также с/станцией на Аляске, в 4500 км от эпицентра взрыва, то техногенное происхождение его весьма сомнительно, даже если предположить, что все торпеды взорвались одновременно. К тому же сейсмический эффект взрыва должен был быть в значительной мере ослаблен прочным корпусом.

Между тем характер регистрограммы второго, «основного», события свидетельствует скорее о природном, нежели техногенном источнике сигнала – сейсмическом толчке. Взрыв же, судя по записи ближней станции, произошел через 12 секунд, а его сигнал наложился на землетрясение и достаточно хорошо выделяется.

Заметим, что эти выводы носят вариационный характер, поскольку основаны на изучении «статичных» сейсмограмм, к тому же с малой временной разверткой, не позволяющих проанализировать частотные особенности сигналов и определить их истинный источник. Надежную интерпретацию сейсмографических данных можно сделать только на основе компьютерной обработки цифровой записи событий, которой мы на сегодня не располагаем.

Однако если наши предварительные результаты анализа сейсмограмм верны, то события перед аварией могли развиваться следующим образом. В 11 ч 29 мин, когда лодка проплывала над разломом, произошел небольшой сейсмический толчок. В 11 ч 31 мин происходит второй, более сильный толчок. Гидродинамический удар и мини-цунами, неизбежные при сейсмогравитационных процессах, подбросили лодку и вызвали продольный крен корпуса. Поскольку глубина моря в этом месте была незначительной, лодка ударилась носовым отсеком на большой скорости о дно. Спустя примерно 12 секунд после землетрясения от удара или иной причины произошел взрыв. Но аварийная ситуация могла быть спровоцирована и первым, относительно слабым толчком.

Однако судно могло погибнуть не только от динамического эффекта землетрясения, но и от тектонического излучения из глубинного разлома, сопутствующего любому сейсмическому процессу. (Заметим, что если бы эти события происходили ночью, то над местом аварии наблюдалось бы ионизационное свечение атмосферы.) Малоизученное всепроникающее тектоническое излучение, если судно попало в его поток, способно инициировать воспламенение и взрыв, например, водорода с его низким порогом ионизации, которого на «Курске» было более чем достаточно. Кроме того, на борту находилась одна торпеда с топливом на водородной основе, которое также могло легко возгореться из-за ионизационного воздействия на него.

Между тем неизбежным следствием воздействия плотных потоков тектонического излучения должны были быть наводки и сбои в маломощных системах компьютерного регулирования или даже электрическое замыкание в высоковольтных системах лодки. Поэтому наряду с другими ионизационный фактор сейсмотектоники, от которого могут происходить и происходят аварии на судах, также следует учитывать при разработке версий гибели таких сложных и в геофизическом отношении уязвимых объектов, как подводные лодки. Впрочем, «геофизику» желательно учитывать еще раньше – на стадии проектирования подводных судов.

В заключение еще раз перечислим возможные факторы сейсмотектонического воздействия, которые в принципе могли вызвать аварийную ситуацию на «Курске», если предположить, что лодка попала в эпицентр подводного землетрясения.

1. Сейсмогравитационный удар по корпусу и внутренней инфраструктуре судна и его последствия. Например, лодка могла удариться о дно, могли сорваться торпеды. Импульсные гравитационные ускорения непосредственно над разломами могли достигать значений 10 – 2– м/с даже при маломощном землетрясении.

Гидродинамическое (мини-цунами) воздействие на корпус лодки с неизбежным продольным креном и последующим ударом о дно носовым или кормовым отсеком.

Ионизационно-термическое воздействие тектонического излучения в процессе землетрясения на внутреннее пространство лодки с возможным возгоранием водорода, ракетного топлива или других легкоинициирующихся веществ.

4. Электрическое перекрытие воздушных зазоров и замыкание в высоковольтных узлах и схемах электрооборудования вследствие резкого снижения омического сопротивления воздуха, ионизированного потоком глубинной энергии при землетрясении.

5. Наводки и сбои в контрольно-измерительных схемах и маломощных системах компьютерного регулирования под воздействием все тех же тектонических излучений и их последствия.

Геофизическая версия причины гибели «Курска» должна рассматриваться наряду с другими, сугубо «техногенными». Она основана на результатах изучения обстоятельств катастрофы и анализе сейсмо– и картографического материалов. Но даже если в данном случае она окажется неверной, тем не менее ее изучение будет полезно, поскольку сейсмотектонический фактор аварийности на морском флоте никогда ранее не рассматривался.

Нам представляется совершенно недостаточным поиск причин аварийности только в системе ЧЕЛОВЕК – МАШИНА (плохой оператор – плохая техника). Правильнее было бы искать причины катастроф в рамках триады факторов: ЗЕМЛЯ – ЧЕЛОВЕК – МАШИНА.

Наш опыт изучения «сухопутных» природно-техногенных аварий и катастроф в рамках новой геофизической парадигмы позволяет заключить, что любая подводная лодка или надводное судно, оказавшееся точно в эпицентре подводного землетрясения, хотя бы и маломощного, не имеют ни малейшего шанса остаться в штатном состоянии».

Версия № 5. Вполне реальная, хотя и обойденная вниманием прессы из-за ее «банальности». Эта версия – «минная». Она куда более реальна, чем предыдущая. О ней достаточно много говорят даже на уровне Правительственной комиссии. Дело в том, что первый взрыв, зафиксированный сейсмологами, вполне соответствует по своей мощности мине времен войны. Однако моряки к «минной» версии относятся более осторожно. Причины на то у них есть, и достаточно веские. Во первых, еще не было в истории мирового флота случая, чтобы одна мина времен Второй мировой уничтожила боевой корабль такого водоизмещения, как двадцатипятитысячетонный «Курск». Более того, летопись Великой Отечественной войны полным-полна фактов, свидетельствующих о том, что даже лодки того времени, подорвавшись на мине, несмотря на значительные повреждения, все же благополучно добирались до своих баз, а ведь они только по размеру уступали «Курску» в десятки и десятки раз, не говоря уже о совершенстве конструкции последнего и его средствах борьбы за живучесть.

Но и это не все! Каким образом вообще могла рядом с «Курском» оказаться старая мина? В годы Второй мировой, как известно, использовались в основном только якорные мины. Возможно, некоторое количество их все еще осталось в море. Иногда, теперь уже не чаще раза в год, в акватории Баренцева моря нет-нет да и всплывет такой проржавевший и обросший водорослями реликт. Что же представляют собой эти мины и где они могут находиться? В период с 1992 по 1999 год в акватории Баренцева моря было зафиксировано шесть старых мин. Последняя из них – в сентябре 1999 года.

В середине 80-х, во время службы на тральщиках Балтийского флота, мне довелось лично участвовать в уничтожении двух внезапно всплывших якорных мин. В обоих случаях их корпус был настолько ржавым от старости, что после нескольких очередей из автомата обе мины просто-напросто тихо затонули без всякого взрыва. А ведь с того времени до событий августа 2000 года прошло еще почти полтора десятка лет! Кроме этого, вполне логично предположить, что те мины, которые остались до настоящего времени в море, давным-давно лежат на дне и могут всплыть на поверхность только в силу каких-то сверхредких обстоятельств (землетрясение, сильнейший шторм, касание рыболовецким тралом). Никто не в силах объяснить, каким образом могла древняя старушка иметь нулевую плавучесть и пребывать в свободном плавании на глубине 10 – 20 метров. Это уже что-то из области фантастики! А потому, когда официальные лица говорят о минной версии, они всегда произносят ее последней. Разумеется, пока документально не установлена едиственная настоящая причина катастрофы, минная версия имеет право на существование, хотя бы теоретическое.

Версия № б. Самая гнусная. Это версия о том, что «Курск» был потоплен атомным ракетным крейсером «Петр Великий», но уже не таранным ударом, о чем мы говорили выше, а ракетой или торпедой.

Удивительно, но явный бред о ракете с «Петра Великого» дружно подхватила пресса. Вначале якобы объявился некий мифический офицер (попросивший, естественно, не называть свои ф. и. о. в печати), который поведал, разумеется строго конфиденциально первому встречному журналисту о том, что с «Петра» по ошибке запустили в сторону «Курска» ракету и утопили корабль. Когда же «Петр» вернулся в Североморск, раскаявшаяся в содеянном команда мгновенно смела с прилавков города всю водку и начала беспробудно пить, глуша совесть на дне стакана. Для убедительности газеты стали дружно публиковать даже некие малоразборчивые карты, на которых были изображены «Петр» и «Курск». С «Петра» при этом взлетала для наглядности здоровенная, в полкорабля, ракета и летела прямо в сторону «Курска». Где журналисты нашли этот комикс, объяснений нет. В каком таком штабе ее выкрали, тоже не говорят. Тайна! В конечном счете можно было бы плюнуть на эту ахинею, если бы не одно «но». Если бы не было обидно за державу!

Ведь не кто-нибудь иной, а именно экипаж «Петра Великого» в рекордно короткий срок нашел затонувший «Курск». Именно «Петр» на протяжении всей спасательной операции находился в районе аварии и его экипаж днем и ночью нес боевые вахты, делая все возможное для успешного проведения работ, так что сметать с североморских прилавков водку у этих ребят просто не было времени. Именно «Петр Великий» уже больше года, сменяясь с другими кораблями Северного флота, посменно несет охрану затонувшего подводого атомохода. А потому вся возня вокруг ребят с «Петра» далеко не случайна. Это самая настоящая провокация, цель которой опорочить честь самого известного корабля нашего флота и его доблестного экипажа, а значит опорочить весь флот в целом. Что касается меня, то в случайность этой провокации я не верю. Все здесь продумано и рассчитано.

Задумаемся теперь, разве можно сегодня заставить молчать тысячный экипаж корабля, разве можно скрыть правду в таком маленьком гарнизоне, как Североморск, разве можно представить, что на всем Северном флоте не нашелся бы ни один честный человек, кто прямо и открыто сказал бы правду?! На все вопросы – ответ один:этого не может быть. А значит, не было и душераздирающей истории, высосанной из пальца ушлыми журналистами.

Будучи на Северном флоте, я неоднократно говорил на эту тему с офицерами и матросами «Петра». Нет слов, как были все они возмущены подобными сплетнями!

– Пусть тот, кто писал эти опусы, приедет к нам на корабль, – говорили они мне в один голос, – мы ему все здесь объясним более чем доходчиво!

Итак, мы обрисовали почти весь спектр предположений о гибели крейсера. Что еще могло случиться с «Курском»? Помимо вышеперечисленного, писалось в газетах и о взрывах аккумуляторных батарей «Курска», и о нечаянной атаке его иностранной подводной лодкой, выпустившей по нашему атомоходу боевую торпеду, и о непонятной подводной засаде, и об испытании некого сверхсекретного оружия или нами, или все теми же американцами. Что еще? Остается разве что нападение НЛО или гигантского подводного змея.

А если серьезно, то поговорим теперь о версии, которая вызывает больше всего дискуссий, на которой останавливается подавляющее большинство специалистов и очевидцев, – о версии столкновения с иностранной подводной лодкой.

Версия № 7. Сегодня уже всем абсолютно ясно, что причиной гибели нашей атомной лодки стал мощный взрыв боезапаса в первом торпедном отсеке. Неясна первопричина этого взрыва, ведь сам по себе боезапас взорваться никогда бы не смог, слишком много степеней предохранения заложили в него конструкторы. Причиной детонации могло стать только чрезвычайно мощное и резкое внешнее воздействие, а таковым вполне мог быть подводный таран. Итак, с определенной долей уверенности можно предположить, что «Курск» стал жертвой тарана иностранной подводной лодки. При этом специалисты уже теоретически рассчитали, что возможное столкновение произошло скорее всего на встречных курсах, когда наша лодка шла на всплытие, а иностранная – на погружение. Эту трактовку событий в свое время озвучил по телевидению генерал Валерий Манилов, ее в определенной мере допускали министр обороны, Главнокомандующий ВМФ и командующий Северным флотом, многие другие профессионалы. Каковы же факты, позволяющие считать эту версию если не доказанной, то наиболее предпочтительной по сравнению со всеми иными?

Во-первых, уже при первоначальном обследовании района гибели «Курска» на дне в близком расстоянии друг от друга были обнаружены две металлические аномалии. Надо сказать, что этот район (так называемая Южномурманская банка) является многолетним полигоном боевой подготовки Северного флота, а потому изучен давным-давно вдоль и поперек. Откуда же две невесть откуда появившиеся аномалии? Как впоследствии оказалось, одна аномалия – это лежащий на дне «Курск». А вторая? Второй, вполне возможно, могла быть лежавшая рядом поврежденная иностранная подводная лодка.

В беседе с автором книги командующий Северным флотом адмирал Вячеслав Попов подтвердил, что «аномалия» подавала международные сигналы SOS, хорошо были слышны стуки внутри нее, это, по-видимому, боролся за живучесть ее экипаж. Возможно, это были именно те самые стуки, о которых в свое время ходило столько разговоров. Они, эти стуки, оказывается, были на самом деле, но, увы, не там, где нам бы так хотелось. Буквально через несколько дней магнитофонные записи этих стуков будут переданы на экспертизу. Их изучат специалисты и заявят, что стучали не люди, а автоматический механизм. Информацию о механической природе стуков подтвердит в телевизионном выступлении и председатель Правительственной комиссии вице-премьер Илья Клебанов. Но аппаратуры, которая бы в автоматическом режиме передавала сигнал SOS, на наших подводных лодках не было и нет, об этом вам скажет любой подводник.

А затем вторая аномалия куда-то исчезла. Раствориться и рассосаться она не могла, испариться – тоже. Так куда же она, черт возьми, подевалась? Гадать здесь особо нечего. Неизвестная лодка, зализав раны, понесенные от тарана, вполне могла медленно уползти восвояси. Здесь необходимо сделать следующую оговорку. Дело в том, что конструктивные особенности наших отечественных атомоходов не позволяют им ложиться на грунт. Если наша атомная лодка легла, значит, дело плохо, самостоятельно она уже не всплывет. Американские же и английские атомные субмарины в отличие от наших ложиться на грунт могут.

Насколько корректен разговор только об американских и английских лодках, ведь не только эти два государства имеют подводный флот? Китайцы, японцы, итальянцы, аргентинцы, чилийцы, перуанцы, мексиканцы, испанцы, греки и турки вряд ли пришлют свои подводные лодки проветриться в Баренцево море. Не слишком много здесь дел и у немцев с французами. Зато представители Лондона и Вашингтона – более чем частые гости в этом районе Мирового океана. Непрерывная разведывательная деятельность у наших северных берегов давно стала для них обычной практикой. Никто из этого не делает никакого секрета, то, что американцы и англичане непрерывно патрулируют у Кольского побережья, знают все. Да и они сами не отрицают своего присутствия в Баренцевом море в августе 2000 года.

То, что пойманная с поличным иностранная подводная лодка могла пытаться как можно скорее уползти с места событий, более чем объяснимо. Разумеется, можно говорить о морском братстве, чувстве долга, наконец, просто о достоинстве и чести моряков, которые обязаны после столкновения всплыть и выяснить обстановку, узнать, не нужна ли их помощь тем, с кем они столкнулись.

Однако общая ситуация в районе столкновения складывалась таким образом, что не располагала бывших там, возможно, иностранных подводников к сентиментальности. Лодка их валялась на грунте с серьезными повреждениями. Наверху над ней собрался весь Северный флот России. Да и сама лодка была уже, по-существу, обнаружена. При этом на карту было поставлено даже нечто большее, чем собственная безопасность подводников. После столкновения всплывать они просто-напросто боялись. Почему? Ответ предельно ясен. Потому, что занималась разведывательной деятельностью у берегов России. Если всплыли – значит, документально подтвердили факт своего технического шпионажа, а это явный международный скандал, снятие с должности не только командира, но и кучи адмиралов и так далее. Единственный выход в создавшейся ситуации: любой ценой уползти как можно дальше от места разыгравшейся трагедии, а там, даже если заставят всплыть или придется это сделать самим, можно уже будет выставлять какие-то контраргументы.

Иностранная субмарина так и сделала – поползла. Почему смогла уползти? Во-первых, в те первые страшные дни все силы нашего флота были направлены исключительно на одно – на спасение экипажа «Курска». Во-вторых, наверху было достаточно шумно: одни корабли приходили в район, другие, наоборот, уходили, то и дело спускались и работали возле затонувшего «Курска» наши мини-подводные лодки, да и гидрология оставляла желать лучшего. Однако вскоре недалеко от района катастрофы «Курска» противолодочная авиация Северного флота внезапно обнаружила иностранную подводную лодку, уходившую в сторону Норвегии с подозрительно малой скоростью для атомохода – всего каких-то пять узлов! Лодку немедленно забросали радиобуями. Сразу же встал вопрос, что делать дальше? Адмирал Попов доложил об обнаруженной субмарине в Москву. Москва дипломатично промолчала. Да и что могла она сказать? Отдать приказ на уничтожение? Но ведь война ни с США, ни с Англией не объявлена, а найденная иностранная подводная лодка находится в международных водах и, соответственно, под защитой всех международных законов! Попробуй ее только тронь! Да и какие основания для этого, ведь никаких доказательств причастности субмарины к трагедии ни у кого не было. Так, ковыляя пятиузловым ходом, иностранный атомоход добрался до Норвегии, а там, переведя дух, растворился в безбрежье Атлантики. Говорили, что именно эту подводную лодку затащили в Плимутский док, ибо повреждения ее были впечатляющими.

Еще 4 сентября, когда о причине катастрофы ходили самые противоречивые слухи, заместитель начальника Генштаба генерал-полковник Валерий Манилов неожиданно для всех объявил о том, что в 50 метрах от «Курска» «обнаружено нечто похожее на ограждение боевой рубки, установленной на подводных лодках США или Великобритании». По словам Манилова, обнаруженное «ограждение боевой рубки» в настоящее время усиленно охраняется боевыми кораблями Северного флота. Кроме этого, генерал отметил тогда и факт исчезновение второй аномалии.

Кроме этого, сразу же после невыхода на связь «Курска» в районе поиска внезапно появилась целая эскадрилья английских противолодочных самолетов «Нимрод», которые усиленно обследовали акваторию. Что или кого они искали? Ответ напрашивается сам собой: они вполне могли искать свою пропавшую подводную лодку, которая, так же как и «Курск», не вышла на связь в назначенное время. Но и это не все! Еще не было официального заявления России об аварии «Курска», а английские спасательные силы уже были приведены в полную готовность и дружно вышли в море. Зачем им объявили тревогу, зачем и куда вывели из баз? Чтобы проверить боеготовность? Чтобы спасать российский «Курск»? А может, спешили спасать своих? Почему же тогда остановились на полпути? Возможно, получили сообщение, что поврежденная лодка все-таки идет своим ходом домой. Кстати, некоторое время ходили упорные разговоры о том, что лодка плелась восвояси с полностью затопленным первым отсеком и пятнадцатью трупами на борту. Но это опять же только слухи…

Много писали о телефонном звонке Билла Клинтона нашему президенту и о скоротечном визите в Москву шефа ЦРУ Джорджа Тенета – оба события произошли в первые же дни после трагедии. Впрочем, мало ли о чем могли говорить два президента и мало ли зачем мог приехать в Москву шеф ЦРУ. Мало ли бывает совпадений, ведь никаких доказательств того, что эти мероприятия были хоть как-то связаны с «Курском», ни у кого нет. Да, был звонок Клинтона, но, справедливости ради, необходимо сказать, что были ведь и другие звонки. Вот лишь два из них.

Генри Уайт, офицер ВМС Великобритании в отставке, Лондон:

– Я отставной офицер флота Ее Величества. Очень уважаю русских моряков, восхищаюсь их мужеством. Такое несчастье может случиться с любым экипажем субмарины. Мы так надеялись, что удастся спасти хотя бы несколько человек. Примите мои соболезнования.

Рэд Мэддокс. Великобритания, Бирмингем:

– Мой дед в молодости был моряком и во время войны ходил с конвоями на судне в Россию. Он любил Россию и русских. У меня хранится его русская медаль «За оборону Заполярья». Мы очень сочувствуем всем матерям и женам погибших моряков. Вся Англия скорбит вместе с вами.

Что нам известно о присутствии иностранных подводных лодок в акватории Баренцева моря в августе 2000 года? Доподлинно известно, что в районе учений Северного флота находились сразу три иностранные подводные лодки: американские «Мемфис» и «Толедо» (обе типа «Лос-Анджелес») и английская «Сплендид». По одним данным, они занимались слежением за кораблями Северного флота (этой же версии придерживаются официальные американские лица), по другим данным – опять же шпионили, однако предмет их интереса был совсем иной и куда более секретного свойства, чем простое наблюдение за ходом флотских учений.

Вот мнение военного эксперта Виктора Афинова о том, как работала в отношении «Курска» разведка США:

«Обстоятельства трагической гибели новейшей российской атомной подводной лодки «Курск» с экипажем вблизи Кольского полуострова в прошлом году высветили новый вид американской разведки. США прибегли к нему при наблюдении за АПЛ «Курск» в ходе проведения самого крупного за последние 10 лет военно-морского учения Северного флота ВМФ РФ. Собственно, объектом разведки была не сама АПЛ (она, видимо, изучена в свое время), а последняя версия российской качественно новой торпеды «Шквал», носителями которой (наряду с массой других, в том числе ядерных, ракет, торпед и мин) являются лодки проекта К-141, флагманской среди которых числилась «Курск».

Новоявленный вид разведки – это американская измерительно-сигнатурная разведка, в английской терминологии – МАСИНТ (MASINT – Measurement And Signfture INTelligence). Поскольку «Шквал» отнесена американцами к категории наиболее опасных средств борьбы на море и характеризуется как самая эффективная и совершенная по мировым стандартам на сегодня торпеда, способная нанести урон доминированию ВМС США на океанских театрах войны, на нее как раз и была нацелена МАСИНТ как всесторонний и потому наиболее информативный вид разведки.

Разведывательную операцию МАСИНТ, проведенную в Баренцевом море 12 августа 2000 года, можно считать последним аккордом в предшествующей серии разнообразных американских мероприятий охоты за «Шквалом». Все это, как, вероятно, в большинстве других случаев, осталось бы, что называется, «за кадром», не всплыви история с бывшим офицером военно-морской разведки ВМС США Эдмондом Поупом, внедренным в России под «крышей» бизнесмена, и профессором лаборатории перспективных исследований Пенсильванского университета Даниэлем Кили за три месяца до гибели «Курска». В этой университетской лаборатории, видимо, весьма глубоко занимающейся военно-морской подводной тематикой, профессор Кили (принимал участие в проведении испытаний на борту ПЛ «Пенсильвания» SSBN-735 класса «Огайо») и Поуп работали совместно с 1994 по 1997 год, после чего последний отправился (или был отправлен?) в Россию, где основал два частных предприятия – «СЕРФ Текнолоджис Интернэйшнл», специализирующееся на «изучении иностранной морской техники», и «ТечСорс Марин Груп Лимитед», «откровенно нацеленной на скупку Западом российских технологий». При этом «бизнесмен», по выражению журнала «Милитари информэйшн текнолоджи», прилагал «неимоверные усилия в приобретении секретов смертоносной торпеды «Шквал».

Главной задачей Поупа-бизнесмена было выявление двух российских технологий: первая – газово-пузырьковая инжекционная система плавающих средств, вторая – высокоскоростные торпеды. Поуп не обошелся без вербовки агентуры. За 30 тыс. долларов он приобрел информацию о «Шквале» у профессора МГТУ им. Баумана Анатолия Бабкина, с которым наладил тесные контакты.

Удивляет безапеляционность оправдательных для мирового общественного мнения причин интенсивной американской охоты за «Шквалом» – противодействие расползанию опасных военных технологий в мире. В данном случае – в Китай (утверждается, что на борту погибшей лодки присутствовал и китайский военно-морской специалист), подводные силы которого, мол, могут приобрести сверхмощные, аналогичные нашим (Россия ведь не считается вероятным противником США) боевые возможности борьбы с американскими авианосными и подводными силами. Китай-де уже закупил нашу самую быструю и бесшумную ПЛ – класса «Акула» 971-го проекта, которую в 1995 году американцы были не в состоянии обнаружить у своих берегов. К тому же Китаю пообещали продать и российское высокочастотное подводное оружие, включая усовершенствованную торпеду «Шквал».

Обеспокоенность американских разведывательных кругов вызвала выдача начальником штаба ВМС США адмиралом Кларком своему российскому коллеге важной информации на основе данных акустической разведки, собранных в день инцидента. Ее затем подтвердил в беседе с секретарем Совета национальной безопасности РФ (в то время) Сергеем Ивановым в Нью-Йорке и советник президента Клинтона по национальной безопасности Бергер.

В интервью же агентству Франс Пресс Иванов подчеркнул два расстроивших американских разведчиков факта: «В переданной технической информации были точные время и географические координаты второго из двух взрывов».

Пентагон поспешил официально заверить в том, что переданные русским сведения, касающиеся трагедии с «Курском», не являются секретом, что, однако, убедило далеко не всех. Ряд высокопоставленных военных опасался гипотетической возможности составить по этим сведениям представление об «американских источниках, методах и эффективности разведки». Тем более что, как стало ясно, использовались источники и методы разведки МАСИНТ, которые были способны в районе действий лодки слышать малейшие стуки экипажа по ее корпусу (и, вероятно, не только стуки и не только слышать).

В операции МАСИНТ приняли участие надводный разведывательный корабль Loyal (T-AGOS-22), обеспечивающий сбор детальных акустических данных, получаемых буксируемой им решеткой гидрофонов подводного прослушивания, и взаимодействующие с ним, по крайней мере, две ПЛ ВМС США класса «Лос-Анджелес» (Toledo, SSN-769 и Memfis, SSN-691). И можно не сомневаться – это только та часть средств, о которых и так знала (уж, во всяком случае, обратила внимание) российская сторона. Неизвестно, должны ли были они маневрировать, если да, то каким образом, как они связывались между собой (и еще с кем-то), как синхронизировали свои измерения, привлекались ли другие средства (аппараты)? Ведь особенность разведки МАСИНТ заключается в ее комплексности и применении разных физических принципов наблюдения за целью».

В ходе работы над книгой мне не раз задавали вопрос: почему Северный флот не провел перед учениями операцию по очищению района от иностранных подводных лодок? И в самом деле, почему? На этот вопрос исчерпывающе ответил командующий Северным флотом адмирал Попов:

– Да, я мог их обнаружить, но у меня нет топлива, чтобы выйти в море, организовать поисковую операцию и вытеснить иностранные подводные лодки туда, где они должны находиться!

Комментарии, как говорится, излишни…

В первые часы после катастрофы «Курска» официальные лица из Пентагона заявили вполне официально, будто их лодка вела наблюдение за «Курском» на расстоянии в 200 миль. Это сущая абракадабра, так как 200 миль – это почти 400 километров. Попробуйте понаблюдать за кем-либо с такого расстояния, да еще под водой! Много ли чего разузнаете? Американцы быстро поняли свою ошибку. Известный подводник Герой Советского Союза вице-адмирал Рудольф Голосов, в недавнем прошлом начальник штаба Тихоокеанского флота и профессор Академии Генерального штаба, утверждает, что буквально через день ВМС США уже признали нахождение своей субмарины на расстоянии… 5 миль от «Курска». Откуда у адмирала такие сведения, мне неизвестно, но цифра огорошивает. Ничего себе разница: 200 и 5! 5 миль – это всего какие-то 9 километров. Естественно, что на такой дистанции вести наблюдение за «Курском» было вполне возможно. Но естественно и другое – на столь малом расстоянии две скоростные стальные махины могут столкнуться так быстро и неожиданно, что никто из их экипажей даже ничего не сумеет понять.

Сразу же после трагедии «Курска» американцы начали весьма назойливо освещать в прессе заход в один из норвежских портов своей атомной лодки «Мемфис». Ее постоянно показывали с телеэкранов, и любой мог воочию убедиться в ее полной целости и сохранности. Однако при этом никто и нигде ни словом не упомянул о находившейся в том же районе, что и «Мемфис», второй американской атомной субмарине – «Толедо». Этой подводной лодки как бы вообще не существовало в американских ВМС. Затем в печать просочилась информация о том, что английский «Сплендид» тоже вернулся в базу и сразу же по возвращении был выведен из боевого состава из-за того, что средства борьбы этой лодки за живучесть не соответствовали установленным нормам. Немного позднее английское командование, однако, несколько поправилось и объяснило причину вывода «Сплендида» из боевого состава по-другому: существовала, мол, вероятность утечки радиактивнои воды из ядерного реактора. Радиактивная вода потекла вроде бы с одной из английских атомных лодок этого проекта, стоящих в Гибралтаре, а потому на прикол до выяснения всех обстоятельств были сразу же поставлены все лодки этого проекта. Объяснение достаточно убедительное, но уж больно все это совпало по времени с трагедией «Курска».

Вот мнение на сей счет Би-би-си: «Катастрофа «Курска», возможно, стала одной из причин того, что британский королевский флот решил на несколько месяцев отстранить от служб все 12 атомных субмарин. Они будут тщательно проверены на предмет безопасности. Впрочем, еще до катастрофы «Курска», в мае, на британской подводной лодке «Неутомимая» была обнаружена утечка в системе охлаждения ядерного реактора. Подлодки, о которых идет речь, имеют обычное вооружение. В отношении четырех атомных подлодок класса «Трайдент», несущих стратегические ядерные заряды, подозрений нет».

Совершенно непонятно, однако, из-за чего же все-таки почти весь атомный английский подводный флот в одночасье был поставлен на прикол. Что такое сверхъестественное произошло, после чего на несколько месяцев прекратились все выходы в море всех без исключения многоцелевых атомных лодок? Чего так испугались в британском адмиралтействе? Авария на одной лодке совершенно ничего не объясняет. Реакторы текли у англичан и раньше, однако никогда еще они не отказывались от боевого дежурства и не закрывали свои атомоходы под замок в базах.

Почти одновременно на Западе была запущена и явная дезинформация с космической фотографией военно-морской базы в Плимуте. Эта «сенсационная» фотография обошла в течение нескольких дней многие издания, ее выносили на обложки и первые страницы, о ней, как о неком откровении, кричали заголовки бульварной прессы. Честно говоря, самым внимательным образом рассматривая это фото, я так и не смог толком понять, что же на нем изображено. Был виден «кусок» порта с плавдоком. В доке стояло нечто, вполне возможно, что подводная лодка, однако больше ничего разобрать было нельзя. Зато неясный контур ремонтирующегося корабля был обведен ярким кругом и надпись гласила, что это и есть сбежавший убийца «Курска». В день выхода газеты с обличающей фотографией я встретился со знакомым офицером, прослужившим немало лет в разведу правлении ВМФ. На мою просьбу прокомментировать напечатанное он только посмеялся:

– Это типичная деза, причем не самого высокого качества, явно рассчитанная на простаков! Подобные фотографии являются прерогативой космической разведки, а потому все они совсекретны. Допуск к ним имеют считанные люди, и совершенно невероятно, чтобы такая фотография вдруг «случайно» попала на страницы прессы. Покупка или воровство здесь исключены. Это или фальшивка, или какая-то спланированная акция, о целях которой остается только догадываться!

Скажу честно, тогда к словам разведчика я отнесся с определенным недоверием. Но прошло совсем немного времени и стало известно, что плимутская фотография вообще не имеет никакого отношения к событиям августа 2000 года, так как была сделана несколько лет назад самими англичанами и в свое время уже публиковалась в печати совсем по иному поводу. Случай с «плимутской космической фотографией» еще раз наглядно показал, что следует быть весьма осторожным, когда имеешь дело с вездесущей прессой…

Сегодня известно, что представители ВМФ России еще в сентябре 2000 года обратились к американской стороне с просьбой осмотреть не «Мемфис», который всем настойчиво предлагали лицезреть, не «Сплендид», который исполнял роль самой заурядной подсадки, а именно «Толедо». И что же вы думаете? Они сразу же получили самый категорический отказ. Отказ был дан и на просьбу осмотреть другие американские лодки, стоящие в европейских портах. Вполне допустимо, что отказ был продиктован соображениями секретности, но, с другой стороны, если у американцев все было «чисто», почему бы им в сложившейся неординарной ситуации не уважить просьбу и тем самым сразу же не прекратить все домыслы и слухи? Еще и извинений можно потом потребовать за необоснованные подозрения. Ничего подобного, однако, не произошло.

Американцы вообще традиционно не склонны признавать свои ошибки и просчеты, ведь они еще ни разу не признали сразу ни один факт столкновения своих субмарин с нашими! Так было в 1970 году при столкновении нашей К-108 с американской лодкой «Тодог». Так было с погибшей на Тихом океане в 1968 году К-129. Ее, судя по всему, таранила в подводном положении атомная американская подводная лодка «Суордфиш», зализывавшая затем свои раны в Йокосуке. Так было с К-219 в Северной Атлантике в октябре 1986 года, когда эту лодку также, по-видимому, таранила и потопила американская «Агоста». Тогда, кстати, тоже состоялся экстренный телефонный разговор между М. Горбачевым и Р. Рейганом, после чего «инцидент» был, что называется, исчерпан. Но и американцам не всегда везло. В феврале 1992 году в Баренцевом море в нашем полигоне столкнулись российская К-276 (позднее ей присвоят наименование «Кострома») и новейшая американская «Батон Руж» (командир кэптен Гордон Кремер). Что там делали американцы, непонятно…

На «Костроме» я побывал, будучи в Видяеве. По случайному стечению обстоятельств она входит в состав той же 7-й дивизии, что и «Курск». На боевой рубке «Костромы» нарисована красная пятиконечная звезда с цифрой «1» в центре. Так в годы Великой Отечественной войны наши подводники вели счет своим победам. Что ж, цифра на рубке нашего атомохода появилась тоже не случайно. На мой вопрос, а не ругается ли начальство на такую символику, командир «Костромы» Владимир Соколов сказал так:

– Вначале, конечно, морщились, мол, американцы нам теперь друзья, затем вроде как попривыкли, ну а после «Курска» кто и что может мне сказать на этот счет?! Разве только то, что цифра уж очень невелика.

Буквально за год до столкновения «Костромы» с «Батон Руж» руководство ВМС США демонстрировало именно эту лодку приехавшему в Америку с визитом Главкому ВМФ СССР адмиралу флота В. Чернавину. А потому новейшая атомная лодка была брошена на самый трудный и опасный участок – против Северного флота России. Тогда при столкновении наш атомоход отделался мелкими повреждениями, «Батон Руж» повезло значительно меньше. Американцы, правда, сумели доползти до своих берегов, но повреждения были столь впечатляющими, что новейший атомоход восстановлению не подлежал и был немедленно списан на металлолом. По неофициальным данным, тот таран обошелся американцам в пять жизней. Борис Ельцин обвинил тогда США в том, что они продолжают развертывать свои подводные силы в непосредственной близости от российских берегов. Чтобы уладить скандал, тогдашний президент Америки Джордж Буш лично прилетел в Москву и, пообещав большой кредит, сумел кое-как уладить дело. Но даже и тогда факт столкновения своей лодки, несмотря на все предъявленные им доказательства (куски корпуса, обшивки, образцы краски, записи шумов винтов и так далее) американцы упорно скрывали от мировой общественности в течение нескольких лет.

Сверхсекретностью вокруг своего подводного флота, впрочем, грешат не одни американцы. Французы, потерявшие дизельную подводную лодку в далеком 1970 году, тогда же заявили, что опубликуют всю информацию, касающуюся той давней катастрофы лишь в… 2018 году, то есть когда уйдет из жизни целое поколение! Еще большей секретностью окружают дела, связанные со своим флотом, англичане. Так, до сих пор они упорно молчат об обстоятельствах гибели линкора «Ройял Оук», торпедированного немецкой подводной лодкой U-47 в далеком 1939 году, хотя, казалось бы, какая уж там тайна! И уж совсем возвели секретность в абсолют японцы, которые до сегодняшнего дня не рассекретили даже флотские документы времен русско-японской войны. На фоне всего этого наша демонстративная «прозрачность» выглядит порой более чем странно.

Впрочем, урок с «Батон Руж» не пошел США впрок, и уже в следующем, 1993 году у российских берегов с нашей атомной подводной лодкой с баллистическими ракетами «Борисоглебск» уже столкнулась американская АПЛ «Греилинг». Доказательством столкновения стали характерные графические борозды на борту «Борисоглебска». В азарте разведки американцы, как это часто с ними бывало, опять потеряли бдительность и сблизились с объектом на недопустимую дистанцию. По счастливой случайности тогда обошлось без жертв.

Всего же за 33 года насчитывается 21 случай столкновения наших и американских подводных лодок. В своем подавляющем большинстве эти столкновения происходили по вине американцев и вблизи наших берегов. По меньшей мере два из них закончились трагически, причем оба раза – для наших атомоходов.

В ту пору я служил заместителем начальника пресс-центра ВМФ и прекрасно помню события, связанные как с «Батон Руж», так и с «Грийлинг», помню, как мы составляли обличающие заявления и рассылали их по информационным агентствам, организовывали интервью с представителями командования ВМФ, помню, как американская сторона направляла в наш адрес извинительные бумаги, как стараниями наших тогдашних дипломатов весь инцидент был постепенно тихо сведен на нет. Все вернулось на круги своя… Все это я говорю к тому, что, если к гибели «Курска» на самом деле, пусть даже непредумышленно, причастна американская сторона, надеяться на признание не стоит.

Есть старый, еще макиавеллиевский принцип: в случае всякого непонятного происшествия прежде всего определить, кому оно выгодно. В случае с «Курском» признание возможной причастности американской стороны к гибели крейсера было смерти подобно, прежде всего, для президента Клинтона. В предверии очередных президентских выборов, когда важен был каждый голос, правда о «Курске» могла взорвать американское общество. Кроме этого, признание вины вызвало бы резкий всплеск антиамериканских настроений не только в России, но и во всем мире. У нас сразу же укрепили бы свои позиции оппозиционные силы, а политики, ориентированные на Запад, потеряли бы доверие народа. Все это могло серьезно подорвать усилия администрации Клинтона в области международной политики и привести демократическую партию к полному провалу на предстоящих президентских выборах.

Справедливости ради, необходимо признать, что до настоящего времени никаких материальных доказательств причастности американцев или англичан к гибели «Курска» не обнаружено. Водолазы не подняли ни одного фрагмента корпуса, на котором были бы оставлены следы некой второй субмарины. Только подняв погибшую лодку, можно будет что-либо утверждать со всей определенностью.

…Почти день в день спустя полгода после трагедии «Курска», 8 февраля 2001 года весь мир облетело новое трагическое известие: американская лодка утопила неподалеку от острова Оаху японский учебный рыболовный траулер «Ихими-мару». Субмариной-убийцей оказалась противолодочная лодка «Гринвил», принадлежащая к тому же типу АПЛ, что и действовавшие в Баренцевом море «Мемфис» и «Толедо». Командовал «Гринвилом» кэптен Скот Уэддл. Во время всплытия в надводное положение американский атомоход не удосужился обследовать своей гидроакустической станцией горизонт и разнес в щепки несчастных рыбаков. Но и это не все! По утверждению капитана японского судна Хисао Ониси, всплыв, американские моряки равнодушно наблюдали из ходовой рубки своего корабля за барахтающимися в море людьми, даже не пытаясь их спасти. В итоге погибли 9 человек, среди которых были и дети. Американская сторона отделалась невнятными комментариями. Чуть позднее было выяснено, что на борту «Гринвила» находились по меньшей мере 16 гражданских лиц, которые в момент всплытия все почему-то находились в центральном посту. Похоже, это была морская прогулка, устроенная американскими подводниками, прогулка, завершившаяся всамделешным потоплением судна. События с «Ихими-мару» еще раз наглядно продемонстрировали всему миру не только низкую профессиональную подготовку подводного флота США, но и исключительный цинизм американских моряков по отношению к тем, кто попал в беду по их вине.

Шила, как известно, в мешке не утаишь, а потому правда о столкновении, если оно было, все равно рано или поздно станет всем известна. Однако, как показывает жизнь, сегодняшняя сенсация спустя некоторое время воспринимается уже достаточно спокойно, а спустя годы она вообще отойдет в область исторических преданий и не будет никого особенно тревожить, кроме, конечно, родных и близких погибших, тех, для кого трагедия «Курска» останется в сердце навсегда.

Глава вторая Мученики 9-го отсека

Девятый отсек… В этих двух словах присутствует некая мистика. Старшее поколение военных моряков помнит, как еще курсантами мы пели под гитару знаменитый и страшный своей безжалостной правдой «Девятый отсек». Эта была, наверное, одна из самых народных флотских послевоенных песен. Никто не знает, когда и кто ее сочинил. Она никогда не звучала со сцен и с экранов, зато ее пели в матросских кубриках и офицерских кают-компаниях, ее не исполняли профессиональные певцы, зато знали и любили все – от матросов из учебок до седых адмиралов, ее переписывали друг у друга в «дембельские» альбомы увольняющиеся в запас и увозили затем домой, разнося по всей земле российской трагическую повесть о 9-м отсеке. Песня была посвящена трагедии печально знаменитой «Хиросимы» (К-19). Но «Девятый отсек» – это не только трагедия одной подводной лодки, это собирательный образ всех трагедий нашего подводного атомного флота. «Девятый отсек» – это предчувствие самой страшной катастрофы ушедшего века. «Девятый отсек» – это народный памятник всем, кто уже погиб и еще погибнет в море. «Девятый отсек» – это предостережение и наша боль… Пусть кто-то найдет слова песни слишком простыми, рифму – непрофессиональной. Пусть! И все же моряки вот уже несколько десятилетий пели и поют «Девятый отсек». Ныне песня обрела новый трагический смысл.

Наверное, никогда еще в истории нашего флота внимание всей страны не было так надолго приковано к одному из отсеков подводной лодки. Ныне о 9-м отсеке «Курска» в России знает каждый. С ним, с этим отсеком, связывали мы свои надежды во время спасательной операции в августе 2000 года. За него молились, в него верили как в некий оберег, который должен спасти попавших в подводный плен ребят. 9-й отсек, надеялись мы, ответит на все вопросы относительно развития событий на аварийной лодке, вопросы о тайне происшедшей с ней катастрофы.

О 9-м отсеке у нас писалось и говорилось так много и часто, что мне порой кажется: сегодня в 9-м отсеке находится сама Россия. Задыхаясь от нехватки кислорода, в холоде и огне, понимая, что помощи ждать не от кого, она все равно продолжает упорно бороться за спасение, свято веруя, что одолеет все трудности и снова увидит солнце в небе…

Что ж, как показало время, внимание к 9-му отсеку было закономерным, ибо именно ему было суждено вписать последнюю и самую страшную страницу в историю трагедии «Курска».

…Уже напечатав название этой главы, я долго затем раздумывал, писать мне ее или не писать. Может быть, лучше ограничиться несколькими фразами, потому что если писать, то получится, пожалуй, самая тяжелая часть в книге? Ее, вероятно, будет трудно и больно читать всем нам, не говоря уже о родственниках и близких погибших подводников. Но, с другой стороны, работая над книгой, я хотел лишь одного – рассказать правду о «Курске», какой бы тяжелой она ни была. Так останавливаться ли теперь на полпути? Говорить все или кое-что оставить за скобками? После долгих раздумий, я выбрал первое. А потому заранее прошу прощения за те строки, где будет сказана, возможно, слишком страшная правда о 9-м отсеке.

В техническом описании он так и называется: кормовой отсек-убежище. Из всех отсеков «Курска» 9-й – самый маленький по размеру. Будучи на однотипном с «Курском» «Воронеже», я, естественно, побывал и в 9-м. Сразу за межотсечным люком вправо находится «знаменитый» теперь АСЛ (аварийно-спасательный люк). К нижнему обрезу выходной шахты приставлен узкий вертикальный трап. Сам нижний люк открыт. На выходе в море он всегда задраивается в готовности к использованию. Командир второго экипажа «Воронежа» Олег Якубина рассказывает, как пользоваться АСЛ:

– Вначале необходимо задраить нижний люк и затопить замкнутое пространство между нижним и верхним люками. Затем давление сравнивается, и только после этого отдраивается верхний люк.

Я попробовал подняться по шаткому трапику к нижнему люку. Добрался, но это было весьма и весьма непросто.

Ветераны «Курска» позднее рассказали мне следующую историю об АСЛ.

Во время сдачи корабля флоту было решено испытать аварийно-спасательный люк в 9-м отсеке. Над ним поставили трехметровую башню, наполненную водой. Для отработки выхода прибыли четыре профессионала-водолаза из Ломоносова. Из четверых водолазов выйти через люк сумел в конце концов лишь один. Двоим это сделать, несмотря на все усилия, так и не удалось, а еще один водолаз получил баротравму легких. И это профессиональные водолазы! И это при столбе воды в 3 метра! И это при нахождении корабля у причала! Тогда-то водолаз (тот самый, который все-таки сумел выйти через АСЛ) сказал ошарашенным подводникам: «Так что, ребята, сами видите, в случае аварии через АСЛ не спасется никто».

Увы, история с испытанием аварийно-спасательного люка была предана забвению. По мнению ветеранов-подводников, в то время все свято верили в ВСК (всплывающую спасательную камеру). Кроме того, развитие событий на затонувших К-219 и «Комсомольце» говорило за то, что лодка всегда сумеет всплыть, а экипаж будет иметь время для эвакуации. На «Курске» же все произошло совсем иначе…

Мы беседуем с бывшим начальником электромеханической службы 7-й дивизии подводных лодок лауреатом Государственной премии капитаном 1-го ранга Виктором Бурсуком. Меня интересует, как могли разворачиваться события после взрыва на пульте управления реактором, находящемся в 5-м отсеке. Дело в том, что, судя по характеру разрушения от взрыва, 5-й отсек был первым из тех отсеков, что заполнились водой не сразу. По мнению Бурсука, на пульте ГЭУ в момент взрыва, скорее всего, находились: командир 1-го дивизиона капитан 3-го ранга Мурачев, капитан-лейтенанты Любушкин и Васильев, возможно, капитан 3-го ранга Щавинский и старший лейтенант Рванин. Теоретически там мог быть и капитан-лейтенант Колесников. Сразу погибнуть они не могли, так как, во-первых, 5-й отсек достаточно удален от 1-го, а, во-вторых, пульт ГЭУ дополнительно хорошо защищен. После взрыва реактор, как известно, был автоматически остановлен. Так как 5-й отсек особенно насыщен автоматикой, там, скорее всего, начался пожар, задымленность. Но пульт ГЭУ имеет газоплотную переборку, кроме того, он оборудован стационарными и полностью автономными средствами дыхания (ШДА), куда воздух подается прямо из системы ВВД, и телефонами, связанными со всеми отсеками. Два часа светило и аварийное освещение. По мнению капитана 1-го ранга Бурсука, «комдив-раз» Мурачев вполне мог принять команду кормовыми отсеками на себя и, связавшись с б-м, 7-м, 8-м и 9-м отсеками, дать первичные указания по борьбе за живучесть. После этого личный состав пульта ГЭУ, надев аппараты ИДА и гидрокомбинезоны СГП, скорее всего, предпринял попытку прорваться в 9-й отсек, к АСЛ, попытку, которая, судя по всему, успехом не увенчалась. Впрочем, возможно, Колесникову все же удалось дойти, если он на момент взрыва находился на посту ГЭУ, а не в 7-м турбинном отсеке.

Итак, к 13 часам 12 августа в 9-м отсеке собралось 23 человека – все, кто к этому времени оставался в живых. Общее командование взял на себя, вероятно, капитан-лейтенант Колесников. Почему вероятно? Потому что ни в одной из двух его записок об этом не сказано однозначно, однако бумаги, найденные в кармане Дмитрия Колесникова, позволяют предположить, что, возможно, командовал именно он. Помимо записок, в его кармане оказался список всех 23 остававшихся на тот момент в живых подводников. Возле каждой из фамилий стояли галочки. Скорее всего, Колесников время от времени проводил перекличку личного состава. По крайней мере, он это проделал дважды – в 13 и 15 часов.

Среди 23 подводников, собравшихся в 9-м отсеке, не оказалось двух офицеров, штатных командиров 7-го и 9-го отсеков капитан-лейтенанта Пшеничникова и старшего лейтенанта Кузнецова. Вместо них там были капитан-лейтенант Колесников и старший лейтенант Бражкин. Скорее всего, они на время выхода и исполняли обязанности командиров 7-го и 9-го отсеков. Однако точно мы этого, конечно, не знаем.

Каково было моральное и психологическое состояние подводников, оказавшихся в 9-м отсеке? Не надо быть провидцем, чтобы понять – оно было крайне тяжелым. Будучи профессионалами, все осознавали трагичность ситуации. Однако паники не было. Сейчас об этом можно говорить уже с полной уверенностью.

Это подтвердили врачи, производившие обследование поднятых на поверхность тел. Неправда, что мертвые не говорят, – они могут очень и очень о многом поведать специалистам. Итак, что же обнаружили врачи?

Начнем издалека. Как известно, в человеческом организме имеются определенные запасы гликогена (сахара и глюкозы). Наибольшее количество сахара и глюкозы – в печени и в мышцах. Меньше – в крови. Гликоген – мощное энергетическое средство, своеобразный стратегический запас человека на случай стрессов. Произошел стресс – и организм расходует запасы сахара и глюкозы на его погашение. Так вот, обследование поднятых из 9-го отсека подводников показало, что в их печени и мышцах ни глюкозы, ни сахара не было. Это означает лишь одно: все пережили сильнейший стресс. Но врачи обнаружили и иное. В крови поднятых подводников гликоген присутствовал, причем его содержание было даже выше нормы! Неспециалистам это ровным счетом ни о чем не говорит, специалистам же, наоборот, говорит очень о многом. Наличие гликогена в крови означает, что запасы его не были израсходованы до конца, то есть стресс был, но он был кратковременным, а затем люди успокоились. Если бы оставшиеся в живых пребывали в состоянии паники, их организмы бы «поглотили» и последние резервные запасы гликогена, но этого не произошло. Итак, наличие спокойной и деловой обстановки в 9-м отсеке можно считать доказанным.

Чем занимались подводники? Прежде всего, они «поддули» отсек, то есть создали в нем повышенное давление, чтобы избежать поступления воды. Во второй записке Колесникова, найденной немного позднее первой, говорится, что давление в отсеке было повышено до 0,6 килограмма на сантиметр квадратный. Этот же показатель видели и водолазы на манометре 9-го отсека. Вода в отсеке была, но ее уровень не превышал 15 – 20 сантиметров.

Аварийное освещение в отсеке отсутствовало. Аккумуляторные батареи на «Курске» размещались в трюме 1-го отсека, и поэтому после взрыва ни о какой электроэнергии не могло быть и речи. Однако в отсеке имелось штатное количество аварийных фонарей, которыми подводники и пользовались. Вследствие резкого падения температуры вскоре стало холодно, и всем пришлось надеть утеплители – костюмы, проложенные прошитым поролоном.

Размотанный шланг ВПЛ красноречиво говорит о готовности к борьбе с пожаром, а подключенная к сети трубка аварийного межотсечного телефона – о попытке прозвонить все отсеки и попытаться определить, кто там остался в живых. Вполне возможно, что именно так была сразу же после взрыва установлена связь с личным составом 6-го, 7-го и 8-го отсеков.

Судя по всему, подводники готовились покинуть отсек свободным всплытием. Для этого были проведены все необходимые мероприятия, приготовлены дыхательные аппараты. По мнению врачей-физиологов ВМФ, при всплытии со 108-метровой глубины 100 процентов выходящих наверх получают декомпрессионную болезнь, а многие – и сильную баротравму легких. Но в подобной экстремальной ситуации вопрос стоит крайне жестко: или жив, или мертв, а потому к сопутствующим неприятностям относятся как к неизбежности. Болезни будут залечивать потом, первоначально же самое главное – спасти жизнь. На этом концентрируются и усилия спасателей.

Но для того чтобы всплыть, подводникам надо еще суметь покинуть подводную лодку. А вот этого находившиеся в 9-м отсеке сделать и не смогли. Все их многочисленные попытки открыть АСЛ снизу успехом не увенчались. Подводники столкнулись с той же проблемой, что и пилоты спасательных подводных снарядов, пытавшиеся присосаться к зеркалу АСЛ. Что-то произошло с аварийно-спасательным люком, но что?

До настоящего момента точная причина несрабатывания АСЛ так и не выяснена до конца. Существует мнение, что присосаться спасательным снарядам было невозможно из-за треснувшего зеркала. Однако многие специалисты в это не верят. Треснувшее зеркало могло помешать присосаться подводному снаряду, но оно ни в коей мере не могло служить помехой для выхода людей из подводной лодки. «Сталь, из которой изготовлено зеркало, – говорят эксперты, – не могла треснуть, а потому, скорее всего, стакан АСЛ, который жестко соединяет легкий и прочный корпуса лодки, просто «повело» (перекосило) в результате взрыва». Именно поэтому снаряды не могли присосаться, а люди – выбраться. Открыть верхнюю крышку удалось только водолазам с помощью специально изготовленных ключей.

Невозможность самостоятельно выйти на поверхность, конечно же, осложнила и без того достаточно тяжелое положение 23 человек, находящихся в 9-м отсеке. Но потеряно было далеко не все! Скорее всего, именно к этому времени относятся написанные Дмитрием Колесниковым слова: «Не надо отчаиваться!» Когда текст записки прозвучал впервые, у многих сложилось впечатление, что эта фраза обращена к родным и близким, что это призыв сохранять присутствие духа после получения трагического известия. Однако теперь более вероятным представляется, что в этих трех словах командир турбинной группы выразил свое собственное состояние: да, выйти из лодки нам не удалось, но остается надежда на то, что нас найдут и спасут, а потому не надо отчаиваться, надо бороться за жизнь, надо выиграть время! То же самое он, по-видимому, говорил и собравшимся в отсеке товарищам.

И капитан-лейтенант Колесников, и остальные подводники прекрасно понимали, что, после того как лодка не вышла на связь, по флоту уже объявлена тревога и их ищут. А потому теперь надо было всеми силами бороться за живучесть отсека, за сохранение собственной жизни и ждать, ждать, ждать. То, что после 15 часов Дмитрий Колесников пишет уже в темноте, тоже говорит в пользу этой версии. Сколько времени придется находиться в отсеке, не мог сказать никто, а потому надо было экономить батареи аварийных фонарей.

Вспомните теперь многочисленные заявления руководителей флота о расчетном времени, которое могли находиться в 9-м отсеке подводники. Чаще всего фигурировал срок в 10 суток. Сегодняшний анализ ситуации в 9-м отсеке подтверждает это: они могли и готовы были продержаться эти самые 10 суток. Однако этого не поизошло. Почему? Потому, что случилось нечто страшное, что разом перечеркнуло надежды миллионов людей. Теперь мы вплотную подошли к тайне 9-го отсека.

Когда врачи приступили к обследованию извлеченных водолазами тел, им сразу же бросилось в глаза, что подводников можно по внешнему виду разделить на две категории. В первую категорию вошли те, чьи тела были совершенно не повреждены. Все они были абсолютно опознаваемы и узнаваемы. Лица и руки имели при этом характерный красноватый оттенок, что бывает обычно при отравлении угарным газом. При нажатии на грудь, слышалось характерное похрустование – это так называемое явление крепитации. Присутствовали и подкожные эмфиземы, явные признаки того, что человек жил и погиб в атмосфере с повышенным давлением и его организм успел насытиться азотом. Из носа выделялась пенообразная жидкость, что тоже говорило о длительном нахождении под повышенным давлением. Таких тел было подавляющее большинство. По мнению врачей, смерть этих подводников могла наступить в районе 19 – 20 часов 12 августа.

Вторую категорию составляли тела, подвергнутые термическим и химическим ожогам. Таких тел было, по меньшей мере, три. У одного из подводников буквально стесано все лицо, на костях черепа – только остатки мышц. У другого полностью отсутствовала брюшная стенка, внутренние органы, однако, целы. От пожара так сгореть люди не могли. Налицо явное сожжение щелочью, причем воздействие было очень интенсивным и кр атко вр еменны м.

Так что же все таки случилось в районе 19 часов вечера 12 августа в 9-м отсеке? А произошло, скорее всего, следующее.

К вечеру в отсеке стало ощущаться кислородное голодание и было решено зарядить РДУ свежими пластинами регенерации. Эту операцию поручено было выполнить трем подводникам. Они подошли к РДУ, имея при себе банку с пластинами регенерации, и начали ее перезаряжать. В этот-то момент и произошло непоправимое. Кто-то из трех уронил пластины регенерации, а возможно, и всю банку в воду, перемешанную с маслом. Почему так случилось, можно только предполагать. Возможно, сказалась усталость предыдущих часов, теснота и недостаток освещения. Возможно, что пластины и не роняли, а просто с подволока капнула вода или масло. Как бы то ни было, раздался взрыв…

По характеру ожога можно предположить, что в последний момент один из подводников пытался накрыть собой упавшую банку с регенерацией и принять всю силу взрыва на себя. Однако даже этот отчаянный смертельный бросок ничто уже не мог изменить… Находившиеся рядом с РДУ люди погибли почти мгновенно. Остальные жили немногим дольше. Взрыв сразу же выжег весь кислород в отсеке, выделив огромное количество угарного газа. Никто не ожидал взрыва, и подводники находились без дыхательных аппаратов, которые вполне обоснованно берегли на случай выхода из подводной лодки. А потому всем им было достаточно одного-двух вдохов угарного газа, чтобы потерять сознание. Это был конец. Люди молча падали в воду, чтобы уже никогда из нее не подняться. Все произошло так стремительно, что вряд ли кто-то из находившихся в 9-м отсеке смог до конца осознать, что же с ними случилось.

Большого пожара, однако, не произошло. Взрыв мгновенно выжег весь кислород, и гореть больше было просто нечему. Понемногу в отсек продолжала фильтроваться вода, и к моменту открытия АСЛ норвежцами он был уже полностью затоплен, исключая лишь небольшую воздушную подушку у подволока с содержанием кислорода в 7 процентов. Люди, как известно, могут дышать при минимуме в 12 процентов, после чего теряют сознание. 7 процентов – это и есть результат интенсивного горения или взрыва. Люди до столь низкой концентрации кислорода никогда «выдышать» воздух не могут.

Узнав о тайне 9-го отсека, я, честно говоря, несколько дней не мог прийти в себя. Было безумно обидно, что нелепая случайность в одно мгновение унесла 23 молодые жизни, что спасательная операция, имевшая все шансы на успех, завершилась ничем. Если бы можно было повернуть вспять время и хоть что-то изменить в прошлом! Хотя бы один раз! Хотя бы чуть-чуть! Увы, ничего подобного нам не дано. Время безжалостно идет вперед, а прошлое не признает сослагательного наклонения. И все же склоним еще раз головы перед подвигом узников 9-го отсека, тех, кто до последнего вздоха стоял на своем боевом посту и принял смерть, когда спасение, казалось, было уже совсем рядом.

Глава третья Пир во время чумы

Трагедия с «Курском» подняла столько грязи и нечистот со дна нашего общественного бытия, что порой поражаешься: разве могут нормальные люди устраивать столь циничные игрища на человеческом горе?

Едва стало известно о катастрофе подводной лодки, в эфире началась самая настоящая вакханалия. Увы, о самих погибших подводниках не слишком-то много говорили, зато каждый стремился извлечь для себя максимальную пользу из случившегося. Политики с жаром обличали друг друга, припоминали старые обиды, обвиняя всех, кроме себя, в происшедшем, давая многозначительные, но совершенно никчемные советы. Люди бизнеса, поняв, что дело пахнет хорошими деньгами, сразу начали проводить громкие акции и организовывать всевозможные фонды. Но особенно неистовствовала пресса. Понятно, что профессия журналиста предполагает уже по самой своей сути известную любознательность, умение первым добыть сенсационный материал, проникнуть туда, куда еще никто никогда не проникал, и тем самым утереть нос конкурентам. Знаю, о чем говорю, ибо в течение пяти лет был заместителем начальника пресс-центра ВМФ и успел насмотреться всякого. Но, признаюсь, то, что творила пресса вокруг «Курска», я наблюдал впервые.

Безусловно, любая трагедия национального масштаба всегда вызывала и будет вызывать повышенное внимание СМИ. Но при этом должны соблюдаться такие основополагающие принципы профессии журналиста, как гуманность в отношении родственников людей, попавших в беду, и компетентность (я уж не говорю о профессионализме!) в той теме, о которой идет речь. Увы, все это в случае с «Курском» было отброшено в сторону и начался невиданный шабаш.

Прежде всего, не стоит удивляться, что гибель «Курска» вызвала настоящую бурю восторга в западной прессе. Погибших там, впрочем, иногда для вида жалели, но в целом тон иностранных газет и телепередач был достаточно злорадным. Примеры? Пожалуйста!

Вот несколько цитат из статей голландского журналиста Питера ван дер Слоота, работающего в Москве:

«У русских подводников с «Курска» была вольготная, привилегированная житуха (?)…» «Жители Курска снабжали своих лучших сыновей каждые 3 месяца вагонами мяса, сигарет, колбасы, шоколада и теплых носков…» «Они, наверно, там уже все передрались…»

Некая Катрин Шперр (газета «Ди Вельт») в статье «О цене человеческой жизни» сначала долго рассуждает о судьбе абстрактного российского моряка, а потом вдруг ни с того ни с сего возвращается к временам СССР и начинает громить коммунистическую систему.

Судьба российских подводников Запад не слишком интересовала, зато интересовало другое: возможные политические и экономические потрясения, которые могли бы возникнуть в России в связи с «Курском». Кроме того, началась еще более масштабная кампания с целью доказать всему миру на примере «Курска», что Россия не может иметь ядерного оружия и атомного подводного флота.

Журналист Джон Грей со статьей, названной весьма многозначительно «Закат России» («Гардиан»): «Что общего имеет судьба росийских подводников с судьбой сибирского тигра? …Разваливающееся российское государство не может ничего сделать, чтобы спасти «Курск»; не способно оно и предотвратить грядущие, еще более серьезные катастрофы. В неудовлетворительном состоянии находятся российские ядерные средства, что таит страшную опасность для России и всего мира…»

Некто Гвин Принс, статья «Катастрофа вполне возможна» (все та же «Гардиан»). Суть статьи в нагнетании страха вокруг псевдоэкологической катастрофы на Кольском полуострове и почти открытом требовании скорейшего уничтожения атомного подводного флота России. Не можете содержать – ломайте, а деньги на уничтожение флота мы вам дадим, не переживайте! Вот так!

А вот еще одна «сенсационная» статья – некого Гисберта Мрозека из «Берлинер цайтунг» с весьма интригующем названием «Лицензия на молчание». Останавливаюсь на этой статье подробнее, потому что, на мой взгляд, она представляет собой наиболее типичный образчик обмусоливания «курской» темы на Западе. Не имея возможности, да и желания приводить весь опус целиком, ограничусь лишь рядом цитат и некоторыми комментариями к ним.

«…Свидетелей отправляют в провинцию, водолазам запрещают говорить – так российские власти обходятся с теми, кто мог бы пролить хоть какой-то свет на обстоятельства трагедии в Баренцевом море. Никто не должен узнать, что же в действительности произошло с «Курском».

Интересно, что подразумевает автор под словом «провинция»? Если окраины России, то и Североморск и Видяево – как раз самая что ни на есть окраина. Куда уж дальше отправлять-то – не в ГУЛАГ же! Что касается водолазов, то в печати и на ТВ выступали как начальник УПАСР ВМФ Г. Верич, так и главный водолазный специалист ВМФ Алексей Пехов.

«…С момента катастрофы у российского руководства не было другой цели, кроме как скрывать правду. Это началось 12 августа. В этот день, как рассказывают пожелавшие остаться неназванными информированные источники, Главком ВМФ Куроедов ожидал повышения по службе. Приказ уже якобы был подписан. Куроедов ждал подтверждения, и тут пришла новость о взрыве на «Курске». Именно поэтому главком информировал всех неправильно и слишком поздно…»

Вообще-то, всем давно ясно, что главной целью российского руководства были все же спасательные работы. Это более чем очевидно. Кроме того, никакого повышения 12 августа ГК ВМФ не ждал хотя бы потому, что ни с одной из вышестоящих должностей в то время никто не уходил. О времени информирования президента и министра обороны о случившемся мы уже говорили с указанием конкретного времени. Там все было сделано вовремя. Ну а кто эти таинственные «информированные источники»? Откуда они? Хоть бы намекнул журналист. Однако читаем далее.

«…История катастрофы в Баренцевом море – это история лжи и подтасовок. Сначала военное руководство оказалось в полном смятении, потом общественности были представлены три версии, которые должны были снять ответственность с военного руководста. «Курск» натолкнулся на немецкую мину времен Второй мировой войны, «Курск» столкнулся с натовской подводной лодкой или же на его борту взорвалась торпеда.. Только один подводник согласился говорить о «Курске». Он пьет третью рюмку коньяка, не рассказывая ничего такого, что могло бы серьезно повредить репутации российского военно-морского командования… 21 августа начальник штаба СФ вице-адмирал Михаил Моцак приказал петербургским подводникам хранить молчание…»

Насчет полного смятения я умолчу, ибо в первые дни руководству ВМФ было не до СМИ, оно занималось спасательными работами, а не болтовней на брифингах. Что касается версий, «снимающих ответственность», то любая из них, наоборот, эту ответственность подразувевает: если мина, то почему ее не вытралили, если столкновение с иностранной подводной лодкой, то почему она проникла в район учений, если внутренний взрыв, то каким было техническое состояние подводной лодки? Пьющего же третью рюмку коньяка и молчащего при этом подводника можно оставить на совести автора. Понять его обиду на собеседника, впрочем, можно: ушлый подводник и весь коньяк выпил, и нового ничего не сообщил… Надул, получается! Обидно! Непонятно и то, как и что мог начальник штаба СФ приказывать отставным офицерам. Они-то уж ему никак не подчиняются, так как, пребывая в отставке, получают законные пенсии и говорят, что хотят и где хотят. Приказывающий отставникам адмирал – это уже нечто из области фантастики даже для западного читателя! Однако пойдем дальше.

А дальше немецкая газета живописует, как «Курск» был утоплен ракетой с «Петра Великого» Эту страшную тайну журналистам поведал некий морской офицер Сергей Овчаренко, который видел якобы этот кошмар с мостика крейсера. Увы, такого офицера на «Петре Великом» никогда не было. Но «Берлинер цайтунг» пишет: «…В действительности несколько человек независимо друг от друга подтвердили, что такой офицер все же вполне реален… Но он больше ни для кого не досягаем…»

Вот это интрига! Может, неизвестного офицер а-правдолюба уже и жизни лишили или упекли куда-нибудь, иначе как понимать последнюю фразу? Но бог с ним, с этим невесть откуда появившемся и невесть куда канувшем дальнозорком офицере, далее нас ждут вещи еще более невероятные. Читаем:

«…В это же время военное командование собрало всех офицеров «Петра Великого» в военно-морской академии Санкт-Петербурга. Там профессор Доценко, спичрайтер (?) адмирала Моцака, представил офицерам еще одну версию гибели российской подлодки: «Курск» был потоплен торпедой, по ошибке выпущенной с американской подводной лодки «Мемфис». Военнослужащие, в августе проходившие срочную службу на «Петре Великом», в сентябре были досрочно уволены в свои деревни. Остальные переведены на другие корабли Северного флота. Свидетели исчезли. …Бывший командир «Курска» Александр Лесков, переживший катастрофу на советской подводной лодке К-3, был категоричен: «Не было никакого столкновения с другой подводной лодкой… Причиной трагедии стал мощный удар внешнего происхождения, больше в настоящее время сказать нельзя…» Но даже Лесков не сообщил о том, что 14 ноября командование снова собрало всех бывших подводников в Санкт-Петербурге, приказав офицерам хранить молчание до следующего лета… Итак, десятки журналистов ждут. Они уже видели клоунов и слонов, только вот водолазы все не появляются. Их выход пока откладывается».

Удивительно все же, для чего надо было снимать всех офицеров с атомного крейсера и везти их в Петербург слушать тамошнего профессора? Не дешевле было бы профессора привезти на крейсер? Не менее удивителен и тот факт, что все офицеры «Петра Великого» повышают свои знания в Питере, а их корабль в это время выходит то и дело в море. Кто же его водит, уж не те ли безвестные моряки, которых столь безжалостно сослали по деревням, во главе с неутомимым мифическим Овчаренко! Свидетели исчезли?! Куда? Им что, трудно дойти с соседнего корабля или приехать в поисках правды из своей деревни?

Еще более любопытна личность «бывшего командира» «Курска». Судя по возрасту и должности, он родной дедушка нашего Овчаренко. Как известно, авария на К-3 произошла в 1967 году. Даже если тогда таинственному А. Лескову было слегка за двадцать, то к моменту спуска на воду «Курска» он давным-давно разменял уже шестой десяток. В таком возрасте только на атомных лодках и плавать! Впечатляет и сам рассказ этого «дедушки российского подводного флота». «Дедушка» вроде бы и категоричен (как утверждает автор), но ничего при этом толком не говорит. Вообще-то за недолгую жизнь «Курска» на нем было всего два командира: первый – Виктор Николаевич Рожков и второй – Геннадий Петрович Лячин. Получается, корреспондента немецкой газеты кто-то опять надул с коньяком! Ну нельзя же дважды наступать на одни и те же грабли! Так никакого коньяка не наставишься!

Но и этот эпизод, в общем-то, мелочь в сравнении с тем, что повествует нам автор дальше. А дальше, если верить информации некоего журналиста Г. Мрозека, командование ВМФ России втайне от мировой общественности провело гигантскую общенациональную акцию – экстренный сбор в Питере всех бывших моряков-подводников! Учитывая численность и продолжительность существования нашего подводного флота, их должно было съехаться туда со всех концов необъятной России никак не менее полутора миллиона человек! При этом каждого ветерана надо было привезти-отвезти, поить-кормить, и все ради того, чтобы этот самый ветеран при встрече с журналистами молчал до следующего лета. Потом пусть себе говорит, а пока надо помолчать! Что вообще может рассказать человек, уволившийся с флота несколько десятков лет назад и проживающий за тысячи верст от места трагедии! Ладно, пусть командование ВМФ все равно боится, что они поведают некую только им известную тайну о «Курске». Однако скажите мне, какой бюджет какой страны выдержит такие столь многочисленные сборища? А еще говорят, что мы плохо живем! Что же касается сравнения наших ребят-водолазов со слонами и клоунами, которым автор завершает свой опус, то за подобное хамство еще совсем недавно просто выводили к барьеру…

Но Запад есть Запад, здесь все понятно. Ничего другого и ожидать не следовало, ибо нет большей радости, чем горе у соседа. Обидно иное, то, что не лучшим образом повела себя и отечественная пресса.

Чего стоят издевательские заголовки некоторых газетных статей: «Как нам врали», «Крах имперских иллюзий», «Почему молчал подводник Путин?» «Никакой спасательной операции нет!» «Трагедию «Курска» спровоцировал синдром «Титаника», «Маршал Сергеев похоронил экипаж лодки», «Спасать или делать вид?», «Как не спасают «Курск», «Курск» могут спасти только погода и НАТО», «Деньги не пахнут? Скоро ли на кораблях, проводящих спасательную операцию, разместят рекламные щиты», «Подводников губят амбиции адмиралов» и так далее…

Что касается содержания этих статей, оно вообще вызывает оторопь, ибо дезинформация, вранье и циничность, а то и неприкрытая ненависть соседствуют в них с вопиющей безграмотностью. Вот выдержка из статьи «Никакой спасательной операции нет!», опубликованной в «Комсомольской правде». У статьи целых четыре автора. Я этому не удивляюсь – сочинить такую ахинею одному человеку явно не под силу.

«…Во время учений «Курск» должен был запустить баллистическую ракету. Она должна была приземлиться на Камчатке. (Откуда на «Курске» баллистические ракеты, непонятно, но разве это для авторов столь важно! – В. Ш.) Ракету запустить не успели, лодка плюхнулась на дно и чудненько лежит теперь с ракетой в брюхе».

Каков стиль, сколько искреннего сострадания к попавшим в беду людям!

А вот еще «зарисовка»: «Один из офицеров перед выходом в море уговаривал пойти на «Курске» своего четырнадцатилетнего сына. Хотел показать мальчишке «романтику морских глубин». Пацан, всю жизнь проживший в гарнизоне Видяево, только отмахнулся: «Да вот еще, отстань, пап!» Теперь папа там, на дне…»

Чтобы написать такое, надо абсолютно ничего не знать о службе на атомных лодках: ведь, чтобы выйти в море на подводной лодке, человек должен пройти не только кучу допусков, но и сдать массу зачетов, в том числе по умению бороться за живучесть корабля и за собственную жизнь, и это не считая медицинской комиссии. А тут как в парке детских аттракционов: захотел покататься – покатался, не захотел – не надо!

Но полистаем газеты дальше. Вот еще один перл нашей прессы:

«…Лодка получила смертельное ранение, выполняя по заданию главкома опасный маневр… Лодка резко выпрыгнула из воды и камнем пошла на глубину. Маневр неофициально называется «прыжок кита». Говорят, выглядит очень красиво. Дальше то ли не сработали приборы, то ли экипаж неверно рассчитал глубину. Но при этом экстренном погружении лодка всеми своими тысячами тонн грохнулась на дно. Удар был страшный. Обычный штатский человек не представляет себе, как выглядит «Курск»…»

Далее горе-журналисты наглядно и доходчиво разъясняют непосвященным, как же на самом деле выглядит атомоход. Вы никогда не видели его воочию? Ничего страшного, сейчас представите! Итак, «это такая «дура» (!!) высотой в два пятиэтажных дома. Размером со стадион. Вот она… при ударе и раскололась…»

Не правда ли, доходчиво? Ну а теперь, когда воображение нарисовало обывателю расколотый десятиэтажный стадион, его можно и припугнуть.

«По нашим данным, под страшным секретом (еще бы, ведь за вранье на флоте могут и по физиономии дать! – В. Ш.) сообщили нам служащие флота (а это еще кто, позвольте узнать, такие? – В. Ш.) – ядерные боеголовки на борту есть. Четыре штуки (!!). А что, – как бы пошутили они, увидев наши обалдевшие лица, – когда вы на охоту идете, ружья без патронов с собой берете?»

Здесь что ни слово, то вранье. «Курск», как известно, ни на какую «охоту» не шел, он занимался чисто учебными делами.

А вот замечание о моральном облике офицеров российского ВМФ, о том, что больше всего запомнилось журналистам «Комсомольской правды» на Северном флоте: «Вместе с нами в самолете летел морской офицер, капитан 2-го ранга. В дупель пьяный…»

Что тут скажешь? Если даже и встретился в командировке один не слишком трезвый офицер, почему в такое время нужно писать именно о нем, тем более что вокруг сотни и сотни трезвых?

Уже тогда, когда, казалось бы, все сенсации были исчерпаны, за «курскую» тему взялась газета «Версия». Опоздали на старте, а потому пришлось догонять остальных. Журналисты «Версия» дошли до того, что сами начали выдумывать несуществующие предсметные записки и щедро поливать грязью павших на боевом посту подводников, сочиняя небылицы о бунте, якобы имевшем место в 9-м отсеке. Чего, кроме презрения, могут заслуживать эти «рыцари пера»?

Со специфической журналистской этикой мне пришлось столкнуться и во время работы над этой книгой. Однажды в течение нескольких вечеров подряд у меня дома беспрерывно звонил телефон. Звонили из Англии, Италии, Германии – представители средств массовой информации. Одни просили продать им право на выпуск книги о «Курске», другие выторговывали для себя какую-нибудь сногсшибательную сенсацию. Чтобы не упустить ничего, сразу же подключали к телефону магнитофоны. Каюсь, но всякий раз приходилось грубо прекращать разговор и с первыми, и со вторыми. Уже позднее я узнал, что, оказывается, мой домашний телефон продавал, в прямом смысле этого слова, всем заинтересованным лицам мой же коллега военный журналист (слава богу, теперь уже бывший).

При общении с членами семей экипажа «Курска» мне всякий раз приходилось оговариваться, что я не просто журналист, а кадровый офицер, капитан 1-го ранга и писатель. Только после этого люди становились более менее откровенными. И такое отношение к представители «четвертой власти» не было случайностью. Не раз мне приходилось слышать об ушлых журналистах, воровавших семейные фотографии, обманывавших матерей и жен погибших. А чего стоит рассказ о неком операторе, пытавшемся запечатлеть крупным планом, как делают укол потерявшей сознание женщине. Слава богу, что нашлись около настоящие мужики и оттащили подлеца. А репортеры, что подстерегали на Мурманском вокзале приезжающие семьи и лезли к женам подводников с распросами о том, любили ли они своих мужей и жалко ли им их теперь!

Удивительно, но, по отзывам тех же членов семей погибших подводников, иностранные журналисты еще соблюдали какие-то нормы приличия. Что же касается наших, то это был полный беспредел: домыслы, сплетни, передергивание фактов и откровенная ложь. А потому неудивительно, что, когда после одного из брифингов к командующему Северным флотом адмиралу Попову подскочили представители НТВ с жалобой, что их не пускают в море на боевых кораблях, адмирал ответил им с моряцкой прямотой:

– А вы бы пустили в свой дом врага? Нет? Вот и я не пускаю!

Да что НТВ, если представители государственных теленакалов, работая в море на кораблях, нет-нет да и выдавали в эфир сплетни и слухи, порочащие моряков-североморцев.

Были, разумеется, и порядочные, честные журналисты, но их голоса, к сожалению, практически тонули в потоке информационной истерии.

Однако было бы наивным думать, что все наскоки на флот, прямые оскорбления военных моряков – дело случайное, вызванное перехлестнувшими через край эмоциями. Это как раз можно было бы понять. Увы, на самом деле все гораздо серьезней. Передо мной стенограмма передачи радиостанции «Немецкая волна». У микрофона ведущий Никита Жолквер:

– Гость нашей программы – капитан первого ранга запаса, эксперт экологического объединения «Беллуна», член совета директоров коалиции «Экология и права человека» Александр Никитин. Об истинных причинах катастрофы подводной лодки «Курск» мы едва ли узнаем раньше, чем эта подводная лодка будет поднята на поверхность, а произойдет это, если вообще произойдет, не раньше следующего года. Но, наверное, уже сейчас можно говорить о последствиях, о выводах, которые необходимо сделать из этой катастрофы.

Никитин: Должен быть рассмотрен состав Вооруженных Сил и, в частности, ВМФ. Какой ВМФ России необходим? Сколько Россия может содержать экипажей? Каковы средства обеспечения для этих кораблей нужны? Сколько Россия может платить за этот военно-морской флот? И для каких целей этот ВМФ? Надо определиться и, определившись, надо четко создать структуру, которая необходима сейчас для ВМФ. Прежде всего, исходя из экономических условий, из экономического состояния государства, это первое.

Второе, что надо сделать президенту и правительству, – это провести очень серьезную работу, открыть глаза и посмотреть, кто стоит у руководства Вооруженными Силами, у руководства военно-морскими силами. Оттуда надо убрать людей, которые считают, что главное для них – это карьера, «кресло», а не то дело, которое им поручено.

Жолквер: Военный бюджет России, насколько я знаю, составляет примерно четверть от военного бюджета ФРГ, у которой флот очень небольшой, но если поделить, получается, что у России должен быть флот в четыре раза меньше, чем у Германии. Что же останется от величия морской державы, если у нее будет такой маленький флот?

Никитин: Тут, я думаю, надо разделять цели. То ли цель – сохранить величие или призрак этого величия, то ли на самом деле – создать или сохранить хотя бы небольшой, но дееспособныый, боеспособный флот. Если нам нужен «мыльный пузырь», то тогда, конечно, нам нужно величие. Но это становится опасным для самой же России. Россия получает взамен этого величия катастрофы, она получает отходы, она получает опасность, которую сама себе создает.

Жолквер: Если я вас правильно понял, Россия должна, чтобы безопасно содержать флот, отказаться от идеи великой морской державы?

Никитин: В том смысле, в котором СССР был великой морской державой. Сейчас уже всем понятно, что Россия не является такой великой морской державой. Величие морской державы, может быть, определяется другими качествами: количеством морей, которые омывают страну, или количеством торгового флота, или количеством гражданского флота. Я не думаю, что великая морская держава – это количество военных, атомных кораблей. Если бы в России было больше торговых, рыболовных, транспортных кораблей, то это бы определяло величие этой державы.

Цель этого пространного диалога предельно ясна: гибель «Курска» показала, по мнению его участников, всему миру, что России противопоказано иметь большой военный флот вообще и атомный, в частности. Ей даже примерно установлена квота – четверть от немецких ВМС. Впрочем, флот нам, возможно, и позволят иметь, но только гражданский. В виде эталона предлагают некие «великие морские державы» с огромными торговыми флотами. Хотелось бы знать, кого именно? Видимо, Панаму и Либерию, ведь именно их торговые флоты сегодня крупнейшие в мире. Очень уж хочется господину Никитину, чтобы список этих «великих морских держав» пополнила и Россия. И как здесь не вспомнить события дней не столь отдаленных, когда «великая морская держава» Панама была в течение нескольких часов захвачена американской армией, а ее законный президент изловлен и посажен в американскую тюрьму. Уж не эту ли перспективу предлагают и нам?

И как здесь не вспомнить Петра Великого с его крылатой фразой о том, что то государство, которое только армию имеет, – одну руку имеет, а то, что и флот имеет, – обе руки имеет! И императора Александра III, сказавшего, что у России есть только два надежных союзника: ее армия и флот! В обоих случаях, разумеется, речь шла, прежде всего, о военно-морском флоте.

А потому, думая о судьбе своей Родины, при всем моем уважении к эрудиции отставного капитана 1-го ранга Никитина, я бы не торопился выполнять его рекомендации.

А потому, думается мне, несмотря на все нанесенные обиды и глумление, оскорбления и ложь со стороны и открытых недругов, и тех, кто просто хочет заработать и погреть на чужой беде руки, несмотря на горечь и боль «Курска», нам, военным морякам, надо, как и прежде, верно и честно делать свое нелегкое моряцкое дело, свято помня при этом, что, покуда мы есть у России, ей, матушке, никогда не бывать однорукой!

Глава четвертая Главком

Говоря о гибели новейшего атомного ракетного крейсера, нельзя не затронуть и тему ответственности высоких должностных лиц за эту трагедию. Первым и главным виновником многие ретивые представители масс-медиа сразу же назначили Главнокомандующего ВМФ. Ему тут же припомнили и недавнюю защиту докторской дисертации, и выступления о необходимости возрождения морской мощи страны.

Слов нет, раз главком – единоличный начальник флота, с него первого и спрос за состояние флотских дел. Кстати, адмирал флота Владимир Куроедов не раз и не два публично заявлял, что ответственность с себя за случившееся не снимает. Он уже подавал рапорт об отставке, который так и не был принят президентом.

Однако не надо быть профессиональным юристом, чтобы понять простую истину: назвать виновников трагедии и определить степень вины каждого из них станет возможно лишь после того, как точно и однозначно будет дан ответ на вопрос: что же все-таки произошло с «Курском»? При этом по большому счету необходимо будет дать ответы и на более глобальные вопросы: кто виновен в обвальном сокращении корабельного состава? Кто виновен в потере нами первоклассных военно-морских баз на Черном и Балтийском морях, в обнищании офицеров и мичманов, в том, что моряки годами не выходят в океан? По чьему недомыслию или, наоборот, злому умыслу доведен до сегодняшнего плачевного состояния еще недавно один из величайших флотов в мире? Если уж спрашивать по-настоящему, так, может, все-таки начинать не с главкома?

Что касается его самого, то он честно служил Отечеству на восточных и западных морских рубежах. Имя его никогда не было запятнано какими бы то ни было махинациями и конъюнктурными поступками. Одно это, по нынешним временам, уже чего-то стоит! Невольно вспоминается фраза Владимира Куроедова во время нашего пребывания на «Регалии». Тогда, обращаясь к командующему Северным флотом, главком сказал:

– Что поделать, если на нашу долю пришло время всеобщего развала! Но времена не выбирают, надо работать!

А говоря о персональной ответственности главкома за потерю ракетного крейсера, уместно будет вспомнить нашу флотскую историю и провести некоторые аналогии.

Сегодня мало кто знает, что выдающийся отечественный адмирал-гидрограф XVIII века Алексей Нагаев, командуя кораблями, дважды терял их на камнях и в обоих случаях был оправдан судом. Уже будучи знаменитым полярным исследователем, потерял новейший линейный корабль Харитон Лаптев. В 1787 году, в бытность младшим флагманом Черноморского флота Федора Ушакова, весь флот едва не погиб во время первого же боевого выхода в море в шторм, надолго утратив свою боеспособность. И это в самом начале войны! При адмирале Михаиле Лазареве в Новороссийской бухте погиб от шторма одновременно целый отряд кораблей. При командовании вице-адмиралом Александром Колчаком Черноморским флотом в 1916 году прямо в бухте взорвался и перевернулся новейший линкор-дредноут «Императрица Мария». Однако это не помешало всем этим флотоводцам стать выдающимися деятелями своей эпохи и свершить немало славных дел на благо Отечества.

Но то, как говорится, «дела давно минувших дней», а вот примеры из нашего недавнего прошлого.

Когда Главнокомандующим ВМФ был адмирал флота Советского Союза Н. Кузнецов, в Севастополе взорвался и погиб, унеся более шести сотен жизней, линкор «Новороссийск». За это Кузнецова, как известно, отправили в отставку. Однако и сегодня все без исключения военные моряки считают такое наказание незаслуженным и воспринимают его как оскорбление, нанесенное всему ВМФ. К слову сказать, в 1950 году, когда тот же Кузнецов командовал Тихоокеанским флотом, у него прямо в базе при разгрузке боезапаса взорвался минный заградитель «Ворошиловск». Спустя несколько месяцев Николай Герасимович, несмотря на это, был восстановлен в должности морского министра, что никого не удивило.

Терял корабли наш флот и за 30 лет руководства им адмиралом флота Советского Союза Сергеем Горшковым. Но разве это перечеркивает другие его заслуги?

Уже в бытность главкомом адмирала флота Владимира Чернавина были потеряны один за другим два атомохода: К-219 и «Комсомолец». Что касается «Комсомольца», то погиб он во время командования Северным флотом адмирала Феликса Громова, который спустя каких-то три года также стал главкомом…

Да, существует ответственность высоких должностных лиц за положение дел в их ведомствах, особенно если вопрос стоит о человеческих жизнях. Но при этом в каждом конкретном случае необходим взвешанный и объективный подход. Отправить в отставку одного или нескольких адмиралов – дело нехитрое, вопрос в другом: где потом взять столь же опытных и подготовленных? Ведь чтобы вырастить командующего флотом, нужно не одно десятилетие.

…Из Североморска в Москву мы возвращались самолетом вместе с главнокомандующим военно-морским флотом адмиралом Владимиром Куроедовым. Почти сразу же после взлета Владимир Иванович пригласил несколько человек к себе в салон, и мы проговорили все время перелета. Суммировав тот наш «воздушный» разговор, я представляю его читателю в виде монолога главкома. На мой взгляд, тема была весьма важной, а позиция главнокомандующего – предельно честной и откровенной, а потому было бы обидно, если бы тот наш разговор канул в Лету. Итак, о чем же говорил адмирал флота Владимир Куроедов в салоне Ан-74 после нелегкой командировки на Север?

– Трагедия «Курска» является не только флотской трагедией, но и трагедией национального масштаба. Всенародное горе показало, сколь любим в Отечестве наш военно-морской флот, как остро переживают случившееся миллионы и миллионы людей. После трагедии «Курска» мы все стали немного другими, более внимательными друг к другу, сострадательными. «Курск» показал, что наше общество горячо переживает за сегодняшнее и завтрашнее флота. Люди откликнулись на беду. Только в мой адрес пришли сотни и сотни предложений по подъему подводной лодки. Все их мы рассмотрели самым внимательным образом. Вся Россия собирала средства вдовам и сиротам. Это ли не показатель всенародной поддержки моряков и их семей?

На мой взгляд, сегодня самое главное, чтобы трагедия, подобная «Курску» никогда больше не повторилась. Слишком большая цена заплачена. В этом я вижу задачу всего руководящего состава ВМФ и в первую очередь свою. Увы, я должен признать, что несмотря на то, что мы в послевоенное время теряем уже шестую лодку и погибло более четырехсот подводников, уроки из этого мы извлекали далеко не всегда. При этом по свежим следам обычно создавалось множество правильных приказов, на флоты отправлялись многочисленные инспекции и проверки, писались тонны бумаг, но проходило какое-то время, и все возвращалось на круги своя. А потому я категорически против сиюминутной директивной кампании. Необходима многолетняя напряженная работа. В «Курске» сфокусировались все наши сегодняшние беды и проблемы. Я вообще считаю, что учиться на одних трагедиях – преступно, слишком дорогая цена. Надо учиться, прежде всего, на профессионализме. Именно профессионализм во всем и должен стать основой всей нашей деятельности.

Что касается «Курска», то сейчас нам необходимо осмыслить происшедшее, кропотливо и целеустремленно трудиться над искоренением всех предпосылок происшедшей трагедии. Прежде всего мы во что бы то ни стало выясним причину катастрофы и установим истинного ее виновника. Что касается конкретных уроков, то нам необходимо посмотреть, все ли у нас сегодня обстоит нормально с живучестью подводного флота, не пора ли внедрять в этом направлении новые технологии? Почему при нашем запасе плавучести в тридцать процентов, а у американцев – в двенадцать при подводном столкновении гибнут именно наши лодки? Почему во всплывающей камере оператор, для того чтобы оторвать ее от корпуса при аварийном всплытии, должен проделать как минимум десять операций, причем для этого ему надо облазить всю камеру. Почему не сделать так, чтобы под рукой был пульт. Нажал три-четыре кнопки, и все. Ведь нажать кнопки можно успеть в самой критической ситуации, а значит – и спасти людей. Давно пора обеспечить наши аварийные буи неким аналогом авиационного «черного ящика». Для этого сегодня есть все: и талантливые ученые, и самые передовые технологии. Нет порой только творчества мысли у заказчика, то есть у нас, не хватает денег. Не промышленность, а мы должны диктовать правила игры.

Нам необходимо стать ближе к кораблям и корабельному составу. Как показывает жизнь, многие проблемы лучше видятся именно с корабельной палубы, чем из московских кабинетов. Мы должны обратить более пристальное внимание на наши военно-морские институты. Именно там создается будущее флота. Мы, наконец, должны вообще повернуться лицом к людям, к их проблемам и нуждам. Самое главное на флоте – это люди, а потому мы обязаны сделать все, чтобы максимально обезопасить их службу. Мы должны беречь наших мальчишек, чтобы не было потом больно смотреть в глаза их матерям и женам. То, что я говорю, вовсе не красивые слова, а веление времени. Мы слишком долго ставили во главу угла «железо», когда надо было заботиться о людях. Будет обеспечена безопасность людей, будет в безопасности и техника…

Бортмеханик заварил чай и, разлив его по чашкам, раздал присутствующим. А потому теперь, при попадании в воздушные ямы, ложки отчаянно позвякивали в форфоровых чашках. Сидя в углу дивана, я едва успевал записывать за главнокомандующем.

– Так уж сложилось на нашем флоте исторически, что мы всегда имели современные корабли и хорошие экипажи, но самую примитивную инфраструктуру. Все то, что мы пожинаем сегодня, закладывалось многие и многие годы. Плоды былого «недосмотрения» обнажились сегодня повсеместно. А потому надо не искать виноватых, которых уже не найти, не заниматься болтовней, а засучив рукава исправлять положение дел.

Как сегодня живут наши моряки, наши подводники? Будучи у Лячиных, я увидел, как в холод обогревается семья лучшего из командиров нашего флота: в отдельную батарею наливают воду и опускают включенный в розетку тэн. Можно ли так жить? Да и вообще, можно ли назвать такое существование жизнью? Ведь это наши семьи, наши жены и дети! Поразительно, но даже в этих условиях люди не зацикливаются только на бытовых трудностях. В том же Видяеве, к примеру, действует прекрасный детский танцевальный ансамбль, которому могут позавидовать и в столице. «Курск» показал, что подавляющая часть молодых офицеров и мичманов в экипаже были детьми тех, кто прошел нелегкую службу в отдаленных гарнизонах. Флот жив семейными династиями! Сегодняшние видяевские мальчишки – это наши завтрашние командиры кораблей. Неужели они всю жизнь будут вынуждены жить в таких экстремальных условиях? Именно поэтому сегодня нам надо как никогда ранее заниматься бытом, причем в самых экстремальных условиях отсутствия денег. Задача сверхсложная, но все же, я думаю, решаемая. Мы будем делать все, чтобы улучшить быт тех, кто несет нелегкую службу в удаленных гарнизонах. Порукой тому наша офицерская честь, поддержка и понимание со стороны правительства и лично президента.

Одна из важнейших наших проблем – это проблема «выращивания» высокопрофессиональных кадров. В самом деле, почему Геннадий Лячин, проведший блестящую боевую службу в Средиземном море и проявивший себя в ходе нее как прекрасный тактик, не оказался в Главном штабе ВМФ? Дело в том, что по устоявшейся традиции вот уже долгое время в центральный аппарат стремятся брать прежде всего тех, кто имеет жилье в Москве. Есть квартира – будешь в Москве, нет – не будешь. Причем даже те немногие, у кого есть возможность перевестись в столицу без жилья, становятся перед нелегкой дилеммой, как выжить с семьей в течение нескольких лет, пока подойдет очередь на жилье? Из-за этого многие перспективные, талантливые офицеры попросту отказываются от службы в ГШ ВМФ. В результате страдает дело. А потому мы изучаем и внедряем зачастую не передовой опыт, а позавчерашние разработки, плодим очередные никому не нужные бумаги. Кто проигрывает? Конечно же, флот! Я твердо убежден, что комплектовать ведущие управления мы должны сегодня, прежде всего, теми, кто сейчас ходит в океан. Именно они знают правду современной боевой деятельности, именно они держат руку на пульсе флотских реалий. К сожалению, в жизни у нас зачастую получается наоборот. Отныне мы будем стремиться собирать в ведущие управления офицеров-профессионалов, невзирая на отсутствие прописки и квадратных метров в столице. Сегодня на рубеже нового века флоту нужны не столоначальники, а мыслители, не чиновники, а энтузиасты. Для службы в руководящих органах мы будем брать лучших из лучших. В следующем году мы обеспечим подавляющую часть офицеров ГШ ВМФ и центральных управлений жильем. Это поможет снять социальную напряженность и создать условия для прихода свежих, творческих сил. Разумеется, перспективным офицерам всегда найдется место и на флоте, однако мы должны думать и о том, кто будет завтра составлять основу основ главного мозгового центра ВМФ – его Главного штаба.

Еще одна проблема в связи с этим. Есть старая пословица, что в тылу всегда больше награжденных, чем на передовой. К сожалению, у нас это тоже есть. Мы далеко не всегда отличаем тех, кто сегодня идет в океан. Почему, к примеру, тот же Геннадий Лячин, прослуживший на подводных лодках не один десяток лет, прошедший четыре боевые службы, не имел до последних событий ни одной правительственной награды? Да и во всем экипаже «Курска» награды имели буквально два-три человека. Или новейший большой противолодочный корабль Северного флота «Адмирал Чабаненко», который сегодня непрерывно находится в море и является одним из лучших. Почему за пять лет ни один из членов его экипажа не был представлен к наградам? Да, мы не можем сегодня в полной мере оплатить труд нашего корабельного звена, но мы можем и должны отмечать их наградами, каким-то образом поощрять. Давным-давно пора поднимать престиж плавсостава не на словах, а на деле!

Да, «Курск» – это наша большая беда, но ни «цусимского», ни какого-либо другого синдрома у нас нет и не будет! Скорее, наоборот, беда подхлестнула всех, заставила собраться с духом и силами. Со всех флотов просят одно и тоже: когда в море? Люди несмотря ни на что хотят плавать. Так уж устроен русский человек, что в тяжелую годину он только крепнет духом. Возможно, кто-то рассчитывал в связи с «Курском» именно на «цусимский» синдром, но он, увы, просчитался. Сегодня флот, наоборот, как никогда горит желанием вырваться на океанские просторы. Будучи в Видяеве, я побывал на АПРК «Воронеж». Весь экипаж начиная с командира и кончая самым молодым матросом рвется в море. Комдив Кузнецов мне только один вопрос при встрече задал: когда ему разрешат выход? И это после такой трагедии! Где еще есть такие офицеры и матросы? А жены наших подводников? Я поражаюсь мужеству Ирины Лячиной. Она в прямом смысле заступила на командирскую вахту вместо мужа. Сто восемнадцать семей держит в руках. Все на нее надеются, ей верят, за ней идут. Жены наших моряков – это наш надежный тыл, они так же, как и их мужья, служат Родине.

Мы были едины в постигшей нас беде, мы и впредь будем едины во всем, что касается будущего нашего флота. Мы должны быть в океане и мы там обязательно будем! Сегодня мы смотрим только вперед, готовим новую кораблестроительную программу, которая станет воплощением последних достижений отечественной науки и техники. Готовим кадры для нашего будущего ВМФ. Я верю в наш флот, в наших людей!

Самолет заходил на посадку. Сквозь стекло иллюминатора вдалеке была видна сверкающая тысячами огней Москва. Резким ударом вышли шасси. Еще минута, другая, и самолет уже бежит по бетонке Астафьевского аэродрома…

Что ж, прав Владимир Иванович Куроедов: «Курск» – это не только наша боль, но и наш – от главнокомандующего до самого молодого матроса – общий тяжелый урок. А потому сейчас надо сжать зубы и не опускать рук. Только так мы превозможем! Только так мы выстоим! И только так мы осилим!