Глава 5

Уфир был верхом на великолепной, размером со слона, палевой лошади. Прекрасный великан со сложенными за спиной черными крыльями… Густые, платиновые, ослепительно сияющие кудри рассыпались по плечам и спине, ярко-синие глаза были слегка прикрыты, как бывает со всяким, кто выходит из темноты на свет. Именно так когда-то Наталья и представляла себе ангелов. Подумала бы она так и сейчас, если бы не заметила торчащие из-под блондинистой шевелюры короткие острые рога с чуть загнутыми назад кончиками, похожие на рога серны.

Подобно почетному караулу следом за Уфиром вышли шесть огромных псов – черные, как сгустки мрака, покрытые тусклой, комковатой шкурой, под которой перекатывались крепкие мышцы. В тупоносых, бульдожьих мордах Наталье виделось что-то человеческое, и она не сразу поняла, что это глаза. Безумные человеческие глаза, горящие ненавистью и жаждой убийства. Такие глаза она видела на фотографиях самых страшных маньяков. Такие же глаза пару десятков лет назад смотрели на нее… из собственного зеркала.

Она хотела отвернуться, но не могла. Нутро глодал истошный страх за сына, который совершенно беззащитный, немощный и одинокий лежал в кругу света на камнях.

- Ни-е тро-о-о… - протянула она, едва ворочающимся языком, пытаясь произнести «не тронь его».

Уфир не обратил на нее никакого внимания, грациозно спрыгнул с коня, от чего земля разошлась от него волнами, гремя доспехами, припал рядом с Лехой на одно колено и положил изящную, длиннопалую ладонь ему на лицо. Все вокруг застыло, словно театральная инсталляция. Даже огонь факелов будто превратился в стекло, вытянувшись и замерев. Шевелились лишь губы Ардана, быстро и беззвучно произносящего над книгой какие-то слова… Заклинание? Молитву?

Как только губы сомкнулись в молчании, все снова пришло в движение. Захрапел исполинский конь; роняя слюни из раззявленных, зубастых пастей взвыли псы. Ардан поднялся и кинул конверт в серый огонь, мечущийся по центру стола. Поднялся и Уфир, оставив на Лёхином лице красноватый, вспухший, словно ожог, отпечаток ладони. Наталья во все глаза глядела на своего ребенка. Жив? Мертв?...

Ардан пощелкал пальцами, словно подзывая официанта, и «Ирина» немедленно оказалась у стола, протягивая колдуну руки. Тот ссыпал ей в сложенные горсточкой ладошки пепел от сожжённых писем. Наталье показалось, что на его бесстрастном лице промелькнуло выражение беспомощного отчаянья, какого-то болезненного осознания. Но лишь на мгновенье, после чего лицо снова стало бесстрастным и даже скучающим. Колдун с усилием произнес несколько слов и с тоской поглядел на свое жалкое лежбище в углу. Вся его поза говорила о том, что он мечтает поскорее закончить с неприятными обязанностями и вернуться обратно, под одеяло, забыться сном…

Михаил тронул ее за плечо, но она лишь дернулась, скидывая его руку, не в силах оторваться от ребенка, пытаясь издалека определить, дышит ли? Но разве можно различить дыхание под толстым спальником. Оцепенение постепенно покидало ее, и она ждала лишь одного – когда демон оставит ее сына, вернется обратно в Ад, и она…

- Бежим отсюда, - послышалось сзади. Наталья нетерпеливо обернулась и увидела, что Михаил осторожно пятится назад – к границе света и тьмы. Глаза его лезли из орбит.

- Успокойся. Сейчас дылдон отвалит, заберем Лёху. Неужели ты думаешь, что я уйду без ребенка?

- Ты не понимаешь… Что-то тут нечисто…

Наталью против воли заразила паника мужа. Она тоже поднялась и пристально наблюдала за адской троицей. Пока она разговаривала с мужем, менестрель снова преобразился, превратившись в кого-то очень… знакомого.

Простые длинные одежды, сандалии, каштановые волосы до плеч, аккуратная бородка и… терновый венец на окровавленном лбу. Он подошел к Уфиру и, почтительно склонив голову, протянул в окровавленных ладонях горстку пепла. Уфир склонился и, высунув неожиданно длинный, черный, шершавый язык, облизнул ладони… Синие глаза прикрылись от удовольствия и сдержанного торжества. Он единым, плавным и совершенно неуловимым движением оседлал своего скакуна и тихо, отчетливо и очень ласково произнес: «UnusDuoTres… ».

Псы закрутились между ног коня, возбужденно повизгивая и норовя куснуть собратьев.

- Я говорю, бежим! – услышала она мужа и в растерянности и тревоге увидела, что он отошел уже к самой кромке леса, а потом развернулся и побежал. Все мысли, включая Лёху, вылетели у нее из головы, тело само приняло решение, и она бросилась наутек, петляя меж деревьев и отчаянно надеясь, что они бегут в правильном направлении. Да, она с грехом пополам окончила единственный курс, но большого образования и не требовалось, чтобы понять, что Лорд Уфир – Демонический Врачеватель – ведет отсчет.

Раз, два, три, четыре, пять… я иду искать…

Она бежала так, как не бегала никогда в жизни. Селезёнка билась о ребра, мышцы ног ныли и дрябли, сухое дыхание сипло вырывалось из груди, и она вознесла Всемогущему бессвязную и заполошную молитву, что они с Михаилом хотя бы не курят!

« Quatutor Quinque Sex …», - разносился мягкий, глубокий шёпот по лесу.С такого расстояния она никак не могла его слышать, но слышала и только благодарила, что считалочка не закончилась на классическом «пять». А Михаил где? И где автобус? Она уже должна была добраться…

«SeptemOcto…».

Она остановилась, прижавшись к мокрой, холодной березе, хотела крикнуть мужа, но испугалась, что выдаст себя и только беспомощно всхлипнула, озираясь…

Боже! Во тьме, всего в паре десятков метров отчаянно раскачивался бледный огонек, выхватывая из темноты ржавые бока их «транспорта».

Хватая ртом воздух и, одновременно, хватаясь за бок, Наталья преодолела последние метры под

«NovemDecem…»

и, запнувшись за торчащий корень, упала на ступеньки пазика, отбив дыхание. Все силы уходили на попытки дышать. Она разевала рот, как рыба, выброшенная на берег, и скребла ногтями ржавую ступеньку, когда над лесом после символической паузы пронеслось:

«Eas…!»

В тот же миг из темноты салона вынырнули ледяные, дрожащие мужнины руки и бесцеремонно затащили ее внутрь, содрав, казалось, вместе с курткой и свитером кожу на груди и животе. Но она почти не испытывала боли. Что это за «Иас!»?.. Какой-то древний, внутренний голос подсказывал, что это без сомнения что-то вроде «Фас!», «Ату́» - побуждение к охоте. И, словно в подтверждение ее слов, издалека донесся не то визг, не то лай, не то человеческий хохот.

- Заводи блядские будильники!! – зашипел Михаил, подтыкая одеяло на входе и приваливая сверху всем, что попадалось под руку, - Немедленно!

- Лёха…, - начала было Наталья, но как-то неуверенно. Лёха сейчас казался чем-то отвлеченным, неважным, придуманным, … а визги и лай слишком близкими, несущими физическую угрозу их беззащитным, мягким телам.

Она кое-как дотянулась до будильников и быстро завела их на минуту. Главное… тронуться.

Салон пазика вновь имел свой первоначальный, неприглядный и запущенный вид. Груда ржавого железа с привинченными к полу дугами сидений. Тикающие будильники, пара керосиновых ламп и завешенные старыми одеялами окна. Все остальное – рюкзаки, скарб, клетка с Порфирием – пропало. Как и сын…

Она кое-как уселась и, расстегнув куртку, с гримасой отлепила начинающий присыхать к израненному животу свитер.

- Там… Лёха…- всхлипнула она.

- Лёха мертв! – Михаил шарил безумными глазами по салону, пытаясь обнаружить малейшие незаконопаченные щели, - Ты разве не поняла?!

Оглушительно задребезжали будильники и супруги, бросились их глушить и заводить по новой – на три минуты.

Прислушались.

Собачья возня, казалось, отдалилась. В визгах слышалось что-то алчное и, одновременно, тоскливое, словно те боялись опоздать.

Михаил спешно затушил огоньки керосиновых ламп, и супруги оказались в кромешной, тикающей будильниками темноте. Помолчали, мысленно отсчитывая секунды. Жалкие минуты казались напуганным супругам настоящей вечностью. Но если им удастся их пережить, то они спасены.

- Не поняла – чего? – всхлипнула Наталья, когда гомон совсем стих.

- Она же нас всех продала! – звенящим шепотом ответил Михаил, стиснув во тьме ее трясущееся плечо, - расплатилась нами за свои собственные желания!

- Но как же…? - Наталья замолчала, пытаясь осмыслить его слова, - Это ж больше года назад было…

- Тогда-то она нами и расплатилась с Колдуном, ведь Леха уже болел, и она прекрасно знала, что рано или поздно мы, доведенные до отчаянья, согласимся на любую дичайшую авантюру.

- Неужели такое возможно? А если бы мы не повелись, как бы она…

- Да, какая разница! Если бы, да ка бы… Мы ведь согласились и припёрлись! А то, что давно она это провернула… может, тут возможна отсрочка или кредит, или как там еще… А может, для этой нечисти время вообще ничего не значит. Нам она пела, что самое сложное – добраться, а плата, дескать, пустяковая. А мы, идиоты, только и занимались тем, чтобы добыть все это никому не нужное барахло, а о главном даже не задумались!

Помолчали, прислушиваясь. Издали снова послышались визги и лай, переходящий время от времени в какое-то захлебывающееся бормотание – такие звуки иногда издают кошки, когда собирался блевать. По-прежнему далеко, но уже ближе… Только бы хватило времени! Сколько осталось? Минута? Две?

- Я то, дурак, сначала проникся, когда этот ряженый сказал, что за Лёху уже расплатились. Даже не удивлюсь, если и болезнь его она подстроила! Не спрашивай, как. Не знаю. Но с ее-то связями…

Мучительно тикали секунды. Казалось, прошло уже не пять, а все пятьдесят минут. Но снова зажигать огонь, чтобы увидеть циферблаты, они не решались.

- Приближаются, - голос Натальи дрогнул, - Боже…

- Может, мы уже тронулись?

- Тогда бы мы их не слышали…

Звуки погони нарастали. Большинство псов было еще далеко, но некоторые подавали голоса в пугающей близости. Супруги затаились, стараясь даже не дышать, прижались друг к дружке.

Вожделенный звон разразился как всегда совершенно неожиданно, но радость не продлилась и мгновения. Что-то было не так… Звенели в унисон оба будильника…

- Ну, уж нет…, - прошептал, не веря, Михаил и потянулся к будильникам, - Может, на обратный путь требуется больше…

Он не договорил, осознав, что лай по всей округе резко стих.

- Они... услышали…, - прошептала Наталья и начала истово молиться.

Михаил дернул ее за шиворот и оттащил в дальний конец автобуса. Жалкое укрытие, но чем богаты… Теплилась надежда, что чертовы псы все же не смогут войти…

- Тише, не бубни, - жалобно попросил он ее, заслышав снаружи шорохи и фырканье, а потом сам же заговорил, жарко, сбивчиво, задыхаясь, - Я тогда знал, что это не ты, а твоя сестра… Ты прости меня! Просто хотел узнать, чем вы там… отличаетесь. Ирка ни о чем не подозревала. Я ее долго втихаря ото всех окучивал, прежде чем в постель затащил…

- Это я Полинку убила – шептала, одновременно с ним, Наталья, - Не могла Ирке простить ни тебя, ни удачного замужества… Оторвала чертову пуговицу и сунула ей в рот. Положилась на волю Господа. Решила, что если Ирка не виновата, то и ребенок не пострадает.

Супруги едва ли слышали друг друга, сосредоточив все внимание на звуках снаружи. Фырканье, шелест дюжины лап по палой хвое, вот кто-то задел то ли боком, то ли хвостом по ржавому боку пазика. Они почти не дышали и только дергали головами в направлении звуков. Туда-сюда…

А потом в кромешной тьме салона запахло зоопарком и озоном. Наталья даже не вскрикнула, когда ее лица коснулось жаркое дыхание, а перед глазами зажглись два рубиновых огонька.

Эпилог

Леха протер глаза и сел, оглядываясь. Конечно, это сон… вернее, продолжение сна, но на этот раз – приятное. Вокруг простирались подсвеченные первыми лучами восходящего солнца зеленые холмы. Воздух был прохладным, но удивительно ароматным. Осень делала только первые, неуверенные шажки по захвату этой территории. Но помимо красоты окружающего его мира, он чувствовал то, от чего уже давным-давно отвык – собственное тело. Молодое, послушное … здоровое! Голова крепко сидела на плечах, руки и ноги были блаженно расслабленными. Никаких судорог, боли… А, то, что он видит всю эту красотищу… Значит, он больше не слепой!

И это, к сожалению, лишь подтверждало, что он спит.

На голову его упала мягкая ладонь.

- Мам? – удивился он, но тут же понял свою ошибку, - Тёть Ир, ты как тут…?

- Держи, - Она протянула ему парящий пластиковый стакан, распространяющий невероятно аппетитный запах.

Он неуверенно пригубил горячий шоколад.

- Пей, поднимайся и поехали домой, - произнесла Ирина. Вид у нее был уставший и растрепанный, но в то же время умиротворенный. Она отошла на несколько шагов и замерла, глядя на восход.

Странный это был сон. Он видел парок от своего дыхания, видел яркую картинку на боку стаканчика, чувствовал его слегка шероховатую поверхность… Сон это все-таки или…?

Он совершенно ничего не помнил. Ни что было накануне, ни месяц назад. Помнил только обрывки предыдущего сна – ночь, полная чудовищ, склонившееся над ним лицо ангела и его рука…

Он коснулся пальцами лица и тут же отдернул – больно!

Поднявшись на трясущиеся, но вполне рабочие ноги, он огляделся. Поле было усеяно огромными, черными валунами, мелькающими меж осеннего разнотравья.

- Тёть Ир? Это правда ты? Я не сплю?!

- Нет, Лёха. Не спишь, - отозвалась она, не оборачиваясь.

- Господи… Как мы тут…? Что это за… место? – спрашивал он с затаенной радостной жутью, крутясь вокруг своей оси.

- Это Мортлейк… Когда-то на этой земле жил великий философ…, - рассеянно ответила тётя.

- Мортлейк?! Ничего себе! Я прочитал уйму книг про Джона Ди…, - Лёха умолк, изо всех сил пытаясь припомнить хоть что-то… Если он на развалинах Мортлейка, то ему предшествовал многочасовой перелет… Он что? Один летел? Он снова напряг память, но на ум навязчиво приходил лишь какой-то осыпающийся ржавчиной потолок.

Ирина недвижным взглядом посмотрела через плечо на племянника. Вот оно как все обернулось. Святоши уверяют, что Преисподняя умеет только лгать и брать, но ей она дала гораздо больше, чем взяла. Знание!

Когда чуть больше года назад она всеми правдами и неправдами разузнала маршрут к Ардану, то честно готова была расплатиться собственными телом и душой за здоровье племянника. Единственное, о чем она попросила для себя – в последний раз прижать к груди дочь…

- Увы…, - менестрель Фалько с сожалением развел руками, - У наших Исполнителей нет доступа к невинно убиенным… тем более – к младенцам…

- Что? - перебила она его и надолго замолчала в недоумении, - Убиенным…? Разве?...

Язык не желал двигаться, сопротивлялся этому вопросу. Смерть Полинки была трагической случайностью, ее собственной фатальной небрежностью. Она была молодая и неопытная, и, без сомнения, ответит на Страшном Суде за свою беспечность, но… убиенная?

Ирина лихорадочно перебирала варианты. Неужели Лёхина детская шалость? Но он с сам был от горшка два вершка… Разве можно его винить?

Она затрясла головой и отшатнулась, когда внезапно голова у нее поплыла и начала наполняться видениями. Слышались радостный Полинкин гулёж, Лехина беготня, грохот посуды и запахи готовящейся на кухне еды. Ирина незримым призраком потянулась в детскую, к дочери, но тут из кухни, вытирая руки полотенцем, вышла Наташа и остановилась перед зеркалом. Увидев ее взгляд, Ирина захотела отвернуться, но как отвернуться, если у тебя нет головы? Сестра долго стояла, рассеянно вытирая совершенно сухие руки и с исступленной яростью вглядываясь в собственное отражение. Потом лицо ее задергалось, скулы напряглись, а тело сотрясла лихорадочная дрожь.

Спустя миг она решительно шагнула в комнату, бесцеремонно выставила из нее захныкавшего Лёху и закрыла за собой дверь, а через пару минут вышла с совершенно мертвыми глазами и спокойно вернулась на кухню.

Из комнаты еще долго доносились захлебывающийся кашель и хрипы. Потом все стихло.

Ирина, вернувшись обратно в свое тело, упала на колени и глухо завыла, царапая себе лицо от боли и ярости. А когда слезы иссякли, менестрель составил новое прошение. Ирина отдала за знания десять лет оставшейся ей жизни, а за жизнь Лёхи…

Она усмехнулась, поняв, что переоценила «благие намерения» Преисподней. В конечном итоге, она, Преисподняя, как всегда оказалась в выигрыше. Получила за Лёху не одну жизнь, а две…

Ирина глубоко вздохнула, глядя воспаленными глазами на поднимающееся солнце, потом вернулась к племяннику.

- Поехали? – спросила она, когда Лёха допил и смял стаканчик, - Впереди долгий путь.

Она неспешно зашагала к припаркованной в сотне метров машине. Лёха двинулся следом, с неясными подозрениями оглядываясь на оставшиеся среди руин носилки. Тётка что, в одиночку притащила его сюда? На носилках? Зачем?..

Но все вопросы меркли на фоне радости и счастья от осознания собственного исцеления. Значит, будут и долгая жизнь, и великие открытия и невероятные приключения.

- Порфирий, старый ты чёрт! – радостно осклабился он, обнаружив на заднем сидении клетку с любимцем, который жадно поглощал салатные листья. Занятый морской свинкой, он не заметил, как Ирина, прежде чем сесть за руль, взяла с капота и уложила на обочину крошечный, перевязанный черной шелковой лентой букетик полевых цветов. И украдкой смахнула набежавшую слезу.

Загрузка...