Арена

Бен Кейн Арена (Рассказ)

Осень 12 года нашей эры

Рядом с римской крепостью Ветера, на границе с Германией,

Вместе с несколькими своими товарищами из Пятого легиона легионер Марк Пизон направлялся к поселению за пределами огромного лагеря, в котором он жил и нес службу. Было начало полудня, но водянистое солнце мало что могло сделать, чтобы развеять холод в воздухе. Пизон был пьян. Он пока еще нормально соображал и не приходил в ярость по малейшему поводу – это придет позже, – но пребывал в том расплывчатом, приятном состоянии, которое заставляло его чувствовать доброжелательность ко всем, и мир казался ему лучше. Высокий мужчина с колючими черными волосами, Пизон прослужил в армии четыре года – весной следующего года ему исполнится пять. Вителлий, его язвительный лучший друг, пробыл в армии гораздо дольше, а остальные отслужили между этими двумя периодами. Из всей группы только Пизон и Вителлий когда-то числились в Восемнадцатом, одном из трех легионов, уничтоженных германскими племенами несколько лет назад.

Это был день выплаты жалованья легионерам, радостное событие, которое происходило каждые четыре месяца и было причиной большого веселья и долгожданного пьянства. Подавляющее большинство гарнизона лагеря из двух легионов было освобождено от дежурств после утреннего парада и выплаты денег. Пара сотен неудачников из каждого легиона, отобранных по жребию, остались в лагере в качестве часовых, санитаров и посыльных, но остальные, как Пизон и его товарищи, наслаждались жизнью с того момента, как вышли из массивных ворот форта. Пунктом назначения всех был викус, обширная деревня, которая расположилась недалеко по дороге на север.

Прекрасно понимая важность этого дня, местные лавочники и владельцы гостиниц усердно работали с самого рассвета. Временные палатки – запрещенные при обычных обстоятельствах, но игнорируемые три раза в год – появились прямо за главными воротами форта и выстроились вдоль дороги к викусу. Предлагались вина всех сортов, от обжигающего горло галльского и вызывающего головную боль иберийского до лучших кампанских и гладких, как шелк, фалернских. Розовощекие женщины продавали жареные сосиски и свежий хлеб. Пекари соревновались друг с другом, чья выпечка была лучшей. Один предприимчивый человек даже приготовил жареного поросенка на блюде с яблоком во рту. – Медяк за толстый ломтик, - взревел он. – И хрустящий хлеб бесплатно!

Легионерам платили поочередно когорте за когортой. Находясь в Седьмой когорте, Пизон и его товарищи получили жалование после того как его получило более половины легиона. Они стояли и ворчали вместе с остальными, переминаясь с ноги на ногу, когда их взгляды были прикованы к столам казначеев находившихся вдалеке. Однако, их центурион Тулл орлиным взором наблюдал за происходящим, так что они молчали.

– Ничего не остается делать, кроме как ждать, – пробормотал Вителлий.

– Это все, конечно, дерьмо, – ответил Пизон, – но, по крайней мере, первоначальный безумный порыв закончится, как только они получат свои монеты.

Он был прав. К тому времени, как группа вышла на улицу, поток измученных жаждой солдат захлестнул первые прилавки и перешел к более обильным удовольствиям викуса, сократив очереди и ускорив обслуживание. Пизон и остальные приостановились у ларька, которым управлял мошенник с выпученными глазами, известный всем как Веррукозус (Verrucosus), благодаря большой бородавке на одной из его румяных щек. Сейчас его бы не узнали по чистым столам и скамейкам, выставленным сегодня на всеобщее обозрение, хотя у Веррукозуса было одно из самых грязных заведений в викусе. Однако его вино можно было пить, чего нельзя было сказать о большинстве его конкурентов.

Огромный спрос со стороны шести когорт привел к тому, что запасы Веррукозуса почти иссякли.

– Отправляйтесь в мою таверну – там, всего еще достаточно! - воскликнул он, когда Пизон и его товарищи опрокинули свои третьи и последние кубки вина. Пообещав, что они зайдут, и все еще испытывая жажду, легионеры вместо этого направились прямиком к соседнему ларьку. Только после того, как они выпили там, возможно, еще с полдюжины кубков, они подумали о том, куда бы двинуться дальше.

«Что-то мы медлим», – смутно подумал Пизон. Он остановился перекусить сосисками и хлебом. Один из их группы отошел за ларек, чтобы опорожнить мочевой пузырь, и до сих пор не вернулся. Это был Вителлий. Оглядевшись, Пизон заметил его у прилавка пекаря. К удовольствию Пизона, Вителлий купил два пирожных и кусок миндального торта, которые тут же проглотил.

– Как ты можешь сейчас есть что-то сладкое, не говоря уже о таком количестве? - спросил Пизон.

Вителлий с обычным своим отсутствующим кислым выражением лица пожал плечами: – Сегодня день выплаты жалованья. Я не ел ничего сладкого целый месяц, а то и больше.

– Когда человек пьет, ему нужна нормальная еда, - сказал Пизон, с отвращением покачав головой, когда пекарь предложил ему какое-то липкое кондитерское изделие. – Давай, пошли или мы никогда туда не доберемся.

– Куда это «туда»? - спросил Вителлий, вытирая рот рукавом. Как и Пизон, на нем была надета туника, металлический пояс с прикрепленным к нему кинжалом и сандалии с шипами. – В «Вол и плуг»?

Пизон, который на самом деле еще не решил куда идти, вяло обдумывал эту идею. "Вол и плуг" был одним из самых популярных заведений в викусе. Управляемое Сироной, привлекательной галльской женщиной средних лет, и ее неповоротливыми сыновьями, в нем всегда было чистенько, и там подавали хорошее вино и еду. Главным недостатком было то, что Сирона дружила с Туллом. Сирона Артио, девушка, которую Тулл спас во время кровавой засады на их легион, жила в этой же таверне. – Не сегодня, - сказал Пизо. – Мы должны вести себя наилучшим образом.

Остальные загудели в знак согласия: – А вдруг туда Тулл заявится, - сказал один.

– Совершенно верно. Сегодня нам лучше туда не ходить, - сказал Вителлий. – Благодаря Юпитеру, сегодня день выплаты жалованья. Мы не хотим в такой день все время оглядываться через плечо.

– Тогда куда же пойдем? - спросил Юлий, мускулистый легионер из Капуи.

– Как насчет публичного дома? - предложил Вителлий и добавил, подмигнув: – Пока Бахус не сотворил с нашим настроением самое худшее?

Парочка солдат одобрила это предложение, но большая часть группы не согласилась.

– Говори за себя, старина. Мое настроение всегда поднято, сколько бы я ни выпил, - сказал Пизон. Он хитро посмотрел на Вителлия, который был старше его более чем на десять лет. – Преимущества молодости и все такое.

– Вино снижает пыл любого мужчины, ты, шелудивый пес. Если только ты не сын Приапа? - парировал Вителлий, ткнув его локтем под ребра.

– Возможно, так и есть! Что более важно, так это то, что мне все еще хочется выпить. – По правде говоря, Пизон испытывал отвращение к большинству местных публичных домов, которые, как правило, были населены неряшливыми существами, переносчиками различных инфекционных зараз. Правда, было еще одно заведение, которое ему нравилось, дом красавицы по имени Диана, но цены там были сногсшибательные. Пизон не был уверен, что горсти монет, отягощавших его кошелек, хватит, чтобы оплатить услуги Дианы на час. Если бы он так поступил, он был бы разорен, а до следующей зарплаты было еще так далеко. – Для шлюх еще будет время, - заявил он. – А сейчас нам нужно вино!

Остальные зааплодировали. Нахмурившись, Вителлий замолк.

– Тогда за победу, - сказал Юлий. Он заметил, что Пизон разглядывает букмекерскую кабинку где несколько легионеров бросали кости. – Ты можешь потратить свои деньги и позже. Пошли, пошли отсюда, не задерживайся!

Пизон, который любил все виды азартных игр, подчинился. Если бы они не поторопились, проторчали бы здесь до наступления темноты. Вольготней им было находиться в викусе, где разнообразия развлечений было больше. У него была и другая тайная причина. Чем раньше со своими товарищами он окажется в поселение, тем больше шансов будет убедить их позже отправиться на местную арену, где должны были проходить состязания гладиаторов. Контактер Пизона, один из тяжеловесов, который работал тренером гладиаторов, и поставлял некоторых из них на сегодняшние бои, сообщил ему о новом, никому неизвестном мурмиллоне. Если бы Пизон мог воздержаться от того, чтобы выбрасывать на ветер слишком большую часть своего жалованья, он мог бы приумножить его до гораздо более значительных сумм. С этой счастливой мыслью, доминирующей в его голове, он зашагал за остальными.

Пару часов спустя Пизон оставался в хорошем настроении, но был все же сильно измотан. Он и его товарищи посетили несколько таверн и выпили больше вина, чем он мог бы припомнить. В забегаловке под открытым небом они ели тушеную говядину и посетили оружейную мастерскую, где Вителлий заказал новый пояс, а Юлий - кинжал, и оба шлепнули по своим вкладам с тяжеловесностью пьяниц. Как неизбежным результатом во время таких пьяных оргий, их группа раскололась. Некоторых отвлекали петушиные бои в переулках или случайные встречи с бывшими товарищами. Пизон подумал, не заглянуть ли им в бордель рядом с последней таверной, которую они покинули, но затем передумал. Какова бы ни была причина, только он, Вителлий и Юлий добрались до арены, которая находилась к югу от крепости.

Прогулка из поселения, примерно в полторы мили, была приятной: свежий воздух и перерыв от выпивки дали возможность немного протрезветь. Самый быстрый путь к арене, через форт, не был лишен риска – кое-кто из офицеров были сторонниками дисциплины, даже в такие дни, как этот, – но мысль о том, что придется идти по лагерю, рискуя свалиться пьяным в канаву, была еще хуже. Приняв как можно более трезвый вид и выбрав дорогу, параллельную главной, Пизон и двое его товарищей проделали весь путь без происшествий.

Воодушевленные криками и возгласами, звучавшими в воздухе, они устремились к кирпичному амфитеатру, который располагался у подножия пологого, обращенного к югу холма под главной крепостью легионеров. Здесь было меньше солдат, чем в викусе, но толпа, толпившаяся вокруг лавок и таверн, по-прежнему исчислялась сотнями, и Пизон не сомневался, что внутри амфитеатра их будет намного больше.

– Давайте зайдем внутрь и займем места, - сказал Вителлий, невнятно выговаривая слова. – У меня подкашиваются ноги.

– Да, не повезло тебе с ногами, да! - передразнил Юлий.

Вителлий нахмурился, а Пизон с Юлием рассмеялись.

– Я не так уж сильно жалуюсь, - пробормотал он.

– Я тоже хочу присесть, - признался Юлий. – Наконец-то вино и на меня подействовало.

– Ну, наконец-то! - воскликнул Вителлий. – И это говорит человек, который предложил руку и сердце служанке, у которой зубов меньше, чем у его бабушки!

– Что я могу сказать? Мне нравятся любые женские формы, - парировал Юлий с мерзкой ухмылкой.

– Ты бы запрыгнул на любую задницу, если бы она тебе позволила! - воскликнул Пизон, используя уничижительный термин.

– У меня есть свои стандарты, - запротестовал Юлий, грозя пальцем. – Их немного, но они не включают такого рода отношения. Итак, пойдем внутрь?

– А как насчет ставок? – спросил Пизон.

Вителлий скорчил гримасу: – Я всегда проигрываю. Лучше приберегу деньги на вино и шлюх.

Юлий тоже отрицательно покачал головой, и Пизон вздохнул: – Что ж, пойду один. Я найду вас.

– Дай угадаю… у тебя есть подсказка по одному из боев, – сказал Вителлий.

– Совершенно верно, - ответил Пизон через плечо.

– Ты снова потеряешь все свои деньги, - предупредил Вителлий, но Пизон не слушал. Он ломал голову, вспоминая имя мурмиллона. Какое имя ему назвали - Авилий? Аулус? Аквила? Будь он проклят, если помнит. Его хорошее настроение испарилось, Пизон переходил от букмекера к букмекеру, читая их таблицы, на которых подробно описывались бойцы, выступающие в парах друг против друга в состязаниях дня. Из того, что он смог разобрать, это подтвердил один из букмекеров, остались только две схватки, и в обоих участвовал мурмиллоны. Ни в одной из них не было гладиатора, имя которого начиналось на «А». Опасаясь вызвать подозрения – если бы кто-нибудь из зорких букмекеров заподозрил, что у него есть тайная информация, они все отказались бы брать его деньги, и Пизон воздержался от подробных вопросов о бойцах. С нарастающим разочарованием он услышал, как объявили следующий поединок. Скоро букмекеры перестанут принимать ставки, и он упустит свой шанс - если гладиатор, о котором ему говорили, вообще участвовал в этом проклятом состязании. Пизон выругался себе под нос. Что делать?

Фортуна, должно быть, была сегодня в хорошем настроении, потому что его внимание привлек громкий разговор трех легионеров неподалеку: – Какой смысл ставить деньги на бойца, о котором никто не слышал? - спросил один.

– Лучше помочиться на стену, - добавил второй.

– Мне нравится, как звучит его имя, - запротестовал третий солдат. – И эти свои гребаные деньги, я все-таки поставлю.

– Вместо этого потратьте их на вино… динария тебе хватит до конца ночи, и даже больше, - посоветовал первый мужчина.

– Отвали, - проворчал тот, кто собирался сделать ставку. – У моего отца был старый друг по имени Лонгус. Он был мне как дядя.

«О чем я только думал? Лонгус! – восхищенно поразмыслил Пизон. – Мурмиллона зовут Лонгус!

Легионер посмотрел на ближайшего букмекера, длинноволосого галла: – Привет, приятель. Какие шансы на Лонгуса в финальном поединке?

– Он сразится с Донаром, местным чемпионом. Двадцать против одного, - сказал Галл.

–Почему это Донар… германец, сражается как галл? - спросил легионер.

– Ему пришлось выбрать один из видов. Лучше быть галлом, чем фракийцем или провокатором. Кроме того, представлять себя германцем на здешней арене было бы не слишком уместно после того, что натворил Арминий, - заявил Галл. – Сколько ты хочешь поставить?

– Динарий. В руке легионера блеснуло серебро.

– Ставка принята. Монеты исчезли в глубинах вместительного кошелька Галла.

Пизон не остался дослушивать дальше. Лонгус был тем мурмиллоном, о котором ему сообщили. Действуя дальше, как ни в чем не бывало, ему удалось поставить две ставки разного размера на Лонгуса, не вызвав опасений ни у кого из букмекеров. Молясь теперь, чтобы его подсказка оказалась верной, он направился к ближайшему входу. Пробираясь сквозь толпу, он столкнулся с Дегмаром, жилистым представителем племени марсиев, который служил у Тулла. Пизон дружелюбно кивнул ему. Именно Дегмар спас его с Туллом и около дюжины других легионеров после ужасной засады, устроенной тремя годами ранее. Дегмар, который был с парочкой других своих соплеменников, поприветствовал его в ответ, а затем они разошлись каждый в свою сторону.

Деревянный и полукаменный амфитеатр Ветеры не был грандиозным сооружением, как в Риме и других городах, но над различными входами в него были написаны номера. Пизон выбрал более центральное второе место, как лучший вариант для поиска своих друзей. На узкой лестнице, которая вела к сидячим местам, шум зрителей был оглушительным. Деревянный настил над головой Пизона трясся от ударов сотен подбитых гвоздями сандалий, и воздух звенел от радостных возгласов, непристойных комментариев и смеха. "Это была еще не драка, - подумал он. – Слишком много людей смеется и шумит». Когда он снова вышел на открытый воздух, его взгляд первым делом упал на круг из песка, который образовывал центр амфитеатра. Полдюжины карликов в богато украшенных фантастических доспехах и с оружием в руках гонялись по арене за стаей журавлей с подрезанными крыльями. Было смешно и диковинно так что и Пизон не смог удержаться от смеха.

– Придумайте что-нибудь получше! - проревел солдат за несколько рядов от него. – Убейте их и съешьте!

– А потом скажите каков журавль на вкус? - крикнул другой.

– Это не карлики, а журавли собираются хочет съесть карликов! - парировал какой-то остряк слева от Пизона.

Заметив своих друзей несколькими рядами дальше, Пизон направился к ним.

– Доволен? - спросил Вителлий.

– Да. Я сделал пару ставок.

– Только не говори, что ты выбросил на ветер все свое жалованье, - сказал Вителлий, закатив глаза на Юлия.

- Нет, не вся. – Пальцы Пизона сжали его гораздо полегчавший кошелек.

– Только не занимай у меня деньги в течение следующих четырех месяцев, - предупредил Вителлий.

– Или у меня - поспешил добавить Юлий.

– Что вы за друзья, что так быстро засомневались во мне? - воскликнул Пизон. – Если я выиграю… вернее, когда я выиграю, вы сами будете просить деньги у меня, а не я у вас.

Юлий усмехнулся, но Вителлий примирительно поднял руку: – Надо сказать, иногда ты оказываешься прав. Я оставлю свой совет при себе, пока твой бой не закончится. Кстати, а когда он начнется?

– Это последний бой на сегодня. Я поставил на мурмиллона, который встретится с местным чемпионом.

Вителлий застонал: – Я беру свои слова обратно. Ты все равно потерял деньги.

Юлий окликнул проходившего мимо продавца напитков: – Подойди сюда! Моему другу нужно смертельно напиться. – Он бросил злобный взгляд на Пизона. – Чтобы к моменту поражения он ничего не соображал.

– Пошел ты, Юлий, - парировал Пизон, но без обиды. – Просто налей мне вина.

Прихлебывая жидкость, похожую на уксус, они наблюдали, как карлики гоняются за журавлями и одного за другим разрубают их на куски. Последовало много веселого смеха, когда несколько карликов размазали кровь по своим лицам и, приладив к себе отрезанные крылья, принялись хлопать ими бегая по периметру Арены. Монеты и ломтики хлеба дождем посыпались на маленьких исполнителей; один солдат даже бросил им на Арену бурдюк с вином. С мест раздались отрывочные аплодисменты. Поклонившись и взяв забрав свои скудные награды, карлики сделали еще один круг, прежде чем исчезнуть в одной из дверей, ведущих в песчаный круг Арены.

Церемониймейстер, пузатый ветеран по прозвищу Руфус из-за своего фиолетового носа с пятнами, без промедления вышел на песок. Терпение зрителей в целом оставляло желать лучшего, и легионеры не были исключением. Крики «Начинайте следующее представление!» и «Где гладиаторы?» уже раздавались в воздухе.

– Храбрые солдаты Рима! - воскликнул Руфус, когда рабы начали убирать кровавое месиво из перьев, оставшееся от журавлей. – После представления карликов…

– К фуриям это представление? – заорал легионер в первом ряду, который возвышался над песком Арены всего на человеческий рост. – Не нужны нам такие гребаные представления! – Десятки мужчин закричали в знак согласия, когда солдат с идеальной точностью швырнул спелую сливу, которая раскололась, попав Руфусу в живот, испачкав его и без того грязную тунику. – Покажи нам достойных бойцов, и побыстрее! - пригрозил он.

Руфус отступил к центру Арены, когда в его сторону полетел шквал фруктов, кусков хлеба и глиняных чашек. Каким бы невероятным это ни казалось, его лицо приобрело более темный оттенок красного. – Если будете продолжать оскорблять меня, то состязаний больше не будет, – крикнул он.

Лающий звук гнева и неодобрения заглушил то, что он сказал дальше. В него было брошено еще больше предметов и прозвучали угрозы. Один легионер даже спрыгнул на песок и направился к Руфусу, выглядевшему теперь встревоженным.

– Только не начинайте, - прорычал Пизон. – Убирайся оттуда, дурак! - крикнул он легионеру, к которому присоединился товарищ. Но те не слышали или игнорировали его, и он стиснул зубы. Общественные возмущения и драки были обычным делом в день выплаты жалованья, а иногда вспыхивали и беспорядки. Полномасштабной драки не было уже два года, но она тоже вспыхивала в амфитеатре, и причиной ее были недовольные пьяные солдаты. Пизон не особенно интересовался состязаниями дня, но если бы они были отменены, его ставки были бы аннулированы. Вероятность того, что букмекеры попытаются сохранить его деньги, была низкой, у него были жетоны от каждого, с отметкой о сумме его ставок, но они исчезали в тот момент, когда начинались неприятности. Вероятно, произойдет значительная задержка, прежде чем ему удастся вернуть свои деньги.

Пизон вздохнул с облегчением, когда на песке появились пятеро легионеров во главе с оптионом с разъяренным лицом, который начал яростную атаку своим посохом на пару, вторгшуюся на Арену. Удар! Еще удар! Длинный деревянный посох, украшенный бронзовым шаром на одном конце, был оружием не менее устрашающим, чем виноградные лозы, которыми пользовались центурионы. Взвыв от боли, когда посох прошелся им по головам, плечам и спинам, двое незваных гостей бросились бежать. – Вон отсюда, ублюдки! - взревел оптион, продолжая размахивать руками, пока они вскарабкивались по деревянным стенам Арены с помощью товарищей наверху.

Настроение зрителей, которое на мгновение стало угрожающим, изменилось в мгновение ока. Никто не мог не найти забавным зрелище того, как легионеров бьют по задницам. Пизон смеялся и глумился вместе с остальными.

– Считайте, что вам повезло, что вы так легко отделались, - крикнул оптион. – Следующие нарушители спокойствия, которых я поймаю на песке или где-либо еще, получат взбучку, которую они не забудут, а также месяц форсированных маршей. Держите свои задницы на сиденьях и пейте свое вино. Наслаждайся боями гладиаторов, а потом проваливайте обратно в казармы. – Он медленно повернулся кругом, тыча посохом в любого, кто был достаточно глуп, чтобы встретиться с ним взглядом. Повисло неловкое молчание, и, довольный тем, что солдаты были запуганы, оптион сделал знак Руфусу, чтобы тот продолжал, прежде чем увести своих людей с Арены.

– Позор, - сказал Юлий. – Посмотреть на хороший кулачный бой было бы забавней.

– Не говори глупостей, - тихо предупредил Вителлий, указывая глазами на легионеров позади них. – Мы почти окружены людьми из Двадцать Первого.

Юлий уставился на них, и солдаты, которые его слышали, велели ему отвернуться, если он не хочет, чтобы ему тоже надрали задницу. Выбитый из колеи, он закашлялся, обрызгав Пизона вином.

– Ради Юпитера! Что ты творишь? - воскликнул Пизон.

– Извини, - пробормотал Юлий, стараясь не смотреть на мужчин позади них. – Я и мой длинный язык...

– Не обращай на них внимания и впредь говори потише, - сказал Пизон, фыркнув от запоздалого осознания, сказанного Юлием. Он знал об этих солдатах с того момента, как они сели на эти места. Драки между бойцами разных легионов были обычным явлением. Смертельные случаи были редки - никто не хотел столкнуться с возможным смертным приговором, если его поймают, - но синяки под глазами и переломы костей были обычными явлениями после таких встреч. Если бы он или его товарищи вернулись в казармы в таком состоянии, их канитель на этом бы не закончилась: Тулл, хитрый как лиса, разгадал бы причину их травм и наложил дополнительные наказания в качестве сдерживающего фактора при повторных нарушениях.

Хотя беспорядки были пресечены в зародыше, Руфус быстро объявил о следующем бое, причем без своих обычных витиеватых оборотов речи. – На Арену выходят мурмиллон Селадус с девятью победами, и ретиарий Акелла с двумя победами и одной ничьей.

Ноги снова застучали по настилу, когда бойцы вышли на песок.

Селадус был невысоким и приземистым; некоторые сказали бы, что он начал толстеть. Великолепный шлем с рыбьим гребнем скрывал его лицо. Нижнюю часть его левой ноги покрывал полированный бронзовый понож, а правую руку, в которой он держал гладиус, фигурная металлическая броня. В левой руке у него был прямоугольный щит. С высоко поднятой головой он прошествовал к центру Арены и ударил своим изогнутым мечом по щиту, вызвав гортанный рев зрителей.

Акелла был мускулистым иберийцем со смуглой кожей, одетым только в набедренную повязку. Его левая рука была покрыта набивной наручень, а левое плечо защищал ребристый кусок бронзы. Он расхаживал с важным видом по краю Арены, поднимая сетку и трезубец и призывая толпу болеть за него. Это делали немногие, и интерес Пизона к нему возрос. Ретиарии, как ожидалось, проигрывали своим лучше вооруженным противникам, но это не означало, что так случалось всегда. Он подал знак одному из букмекеров, все еще работающих на трибунах. – Какие ставки на ретиария?

Сразу же из окружения Пизона посыпались насмешливые комментарии о происхождении Акеллы, недостатке его навыков и быстром ожидании поражения или смерти. Человек, принимающий ставки, пожал плечами, как бы говоря: "Послушай лучше их", прежде чем ответить: – Тринадцать к одному за поражение.

– Вот, возьми. – Пизон протянул динарий.

Букмекер записал его имя и вручил ему керамический жетон с надписью – «D 1 R», что означает ставку в один динарий на ретиария.

– Удачи! - сказал он с хитрой усмешкой и перебрался в следующий ряд. – Ставки! Кто-нибудь еще хочет сделать ставку?

– Просто отдай мне свои деньги, – - взмолился Вителлий, когда Пизон вернулся на свое место. – По крайней мере, тогда они были бы у твоего друга, а не у этой больной оспы подонка.

– Я тоже не отказался бы от твоих денег, - сказал Юлий.

– А вы оба поделитесь друг с другом своими деньгами? – парировал Пизон. Вителлий с Юлием усмехнулись, и он рассмеялся. – В таком случае, вы знаете, куда идти.

Взревели трубы, заставляя всех замолчать. Судья жестом подозвал двух бойцов подойти поближе друг к другу. – Во славу императора Августа и нашего полководца Авла Цецины! - крикнул он, опуская свой посох между гладиаторами, пока тот не коснулся песка. – Начинайте!

Поднялся могучий рев, и Селадус и Акелла сошлись.

Пара обменялась ударами и некоторое время кружила вокруг, оценивая мастерство друг друга, поддерживая надежду Пизона на победу Акеллы. К радости Пизона, ретиарий неплохо начал, нанеся удар своим трезубцем в самом начале и пустив кровь из задней части левой икры Селадуса. Реакция Селадуса была яростной, он отбросил Акеллу назад шквалом коротких атак. Он издал торжествующий крик во время последней стычки, когда Акелла поскользнулся и шлепнулся на задницу. Хотя ретиарию удалось преобразовать падение в кувырок и снова подняться на ноги, меч Селадуса сверкнув, оставил длинный неглубокий порез на его спине. Толпа одобрительно взревела. Селадус, однако, не развил свой успех, и Пизон пришел к печальному выводу, что мурмиллон просто играет с ретиарием. Нравится ему это или нет, но его деньги будут потеряны.

Вскоре после этого Акелле удалось поймать мурмиллона в ловушку, но сеть не охватила руку Селадуса с мечом. Тем не менее Акелла попытался пронзить своего противника трезубцем, даже когда Селадус рванулся вперед с мечом наготове. Акелле пришлось поспешно отступить, чтобы не быть выпотрошенным, в спешке потеряв свою сеть. Селадус остановился, сорвал узловатую сетку с гребня своего шлема и отшвырнул ее себе за спину, на дальнюю сторону Арены. – Сдавайся сейчас же, ублюдок! - взревел он.

Аселлус, должно быть, понял, что его шансы на победу быстро уменьшаются, но он был храбрым человеком. Он ответил непристойным предложением и яростным выпадом своего трезубца.

Селадус уклонился в сторону и бросился вперед, ударив своим щитом в живот Акеллы. С места Пизона был слышен свист воздуха покидающего легкие Акеллы. Несмотря на то, что запыхался, он не упал, а отшатнулся назад, и каким-то образом удержал свой трезубец между собой и Селадусом. Разозлившись, мурмиллон замахнулся на зазубренное оружие, но Акелла продолжал поднимать и опускать его, чтобы не датьему приблизиться. Затем он попытался рвануться к своей сети, но Селадус понял его цель и преградил ему путь.

По молчаливому согласию эти двое взяли небольшой перерыв, чтобы перевести дыхание. Из амфитеатра посыпались оскорбления и требования крови, и Селадус возобновил бой под громкие аплодисменты. Специалист по отражению трезубца Акеллы, наклоняя щит, сделал серию стремительных выпадов под древко оружия, каждый раз нанося удар мечом в сторону живота, бока или ног ретиария. Без своей сети Акелла был вынужден был отступать от каждой атаки или рисковал получить серьезную травму, и в конце концов удача отвернулась от него. Кровь брызнула на песок когда клинок Селадуса рассек его правое бедро. Акелла взревел от боли и попятился назад.

Селадус погнался за ним, быстрее, чем гончая за оленем. Клац. Клац. Его меч отбил трезубец Акеллы, который все еще разделял их. Щелчок. Мощным взмахом правой руки Селадус взмахнул лезвием вверх, подняв трезубец в воздух и обнажив Акеллу. Селадус бросился вперед, во второй раз ударив щитом в живот ретиария. Акелла упал плашмя на спину и Селадус выбил трезубец у него из рук, когда тот приземлился.

Легионеры одобрительно загудели. Вителлий взглянул на Пизона, который сделал вид, что ничего не заметил. «Слава богам, что я поставил всего один динарий», – подумал он.

Акелла больше не пытался сопротивляться. Раненый, лежащий на земле, с клинком Селадуса, касавшимся его горла, у него не было шансов. Еще большее беспокойство вызывало то, что многие зрители желали его смерти, скандирование «Югула (Iugula) Горло! Убей его!» эхом разносилось по амфитеатру.

Пизон не присоединился к этим крикам. Это было не только потому, что он поставил на Акеллу – этот человек сражался в меру своих возможностей. Он заслуживал еще одного шанса.

Акелла высоко поднял правую руку, указывая двумя указательными пальцами в небо в просьбе гладиатора о пощаде. Его призыв был встречен хором насмешек.

– Убить его! - потребовал один из легионеров, которых прогнали с Арены. – Продолжайте!

От грохота ног сотрясался деревянный настил. Сотни мужчин тыкали себя большими пальцами в горло, и крики становились еще громче: – Югула! Югула! Югула! Небольшое количество солдат взывало к милосердию, голос Пизона тоже был среди них, но их не было слышно.

Держа острие своего клинка у горла Акеллы, Селадус поднял взгляд на ложу для высокопоставленных лиц, расположенную на виду у Пизона и его товарищей. Хотя губернатор провинции Авл Цецина и заплатил за развлечения, он не потрудился появиться, что означало, что сидевший там штабной офицер был назначен на его место.

Постепенно воцарилась тишина, и скучающее выражение лица офицера исчезло, когда он поймал взгляд Селадуса. Он поднялся на ноги, и наблюдавшие за ним солдаты полностью замолчали. – Вам понравилось это состязание, легионеры Рима? - спросил он.

– Нет-т-т-т! – закричали они в ответ.

Тень раздражения промелькнула на лице офицера. – Селадус хорошо дрался?

– Да-а-а-а! - раздался ответный рев.

– А Акелла?

– Нет-т-т-т!

«Бедный ублюдок», - подумал Пизон.

– Значит, Акелла должен умереть? - спросил штабной офицер, вглядываясь в каждую часть трибун по очереди.

– Да-а-а-а!

– Сегодня ваш день, легионеры, - сказал офицер. Глядя сверху вниз на двух бойцов, он ткнул большим пальцем правой руки себе в горло. – Заканчивайте, - приказал он.

Скандирование и тычки большими пальцами возобновились: – Югула! Югула! Югула!

Селадус отступил назад и позволил Акелле подняться. Ретиарий не предпринял никаких попыток поднять свой трезубец, который лежал в пределах досягаемости. Вместо этого он с побелевшим лицом опустился на колени перед Селадусом. После минутного колебания он поднял подбородок, обнажив шею. Толпа пришла в неистовство.

– Я бы так не поступил. – Губы Вителлия были рядом с ухом Пизона. – Я бы схватился за оружие. Умер бы как мужчина.

– Он и умирает как мужчина, - парировал Пизон. – Нужно быть достаточно смелым, чтобы позволить казнить себя подобным образом.

– Клятва гладиатора - могущественное таинство, - произнес Юлий. – Я бы не хотел быть тем, кто нарушил ее и прогневил богов.

Селадус с большой осторожностью поместил острие своего меча во впадину чуть выше верхней точки груди Акеллы. Он бросил взгляд на штабного офицера, который кивнул, и еще один - на Акеллу, который показал свою готовность. Паузы не последовало. Селадус нанес удар с дикой силой, погрузив свой клинок более чем на размах ладони в грудную клетку Акеллы. Акелла напрягся; его руки яростно дернулись, и слабый сдавленный звук сорвался с его губ. Кровь брызнула в воздух, когда Селадус вытащил меч. На песок брызнули большие жирные капли, покрывая падающее тело Акеллы, голени и босые ступни Селадуса.

– Хабет, хок хабет! - кричали легионеры. – С него хватит!

Аселлус рухнул на землю, и его конечности задергались из стороны в сторону. Еще больше крови хлынуло из красной раны, нанесенной мечом Селадуса, потекло по бокам его шеи и растеклось по всему телу - алое подношение богам.

Он умер достойно. «Пусть он с честью войдет в подземный мир», - мысленно молился Пизон.

Селадус прошелся по периметру Арены, торжествующе подняв свой окровавленный клинок, и снова раздались громкие аплодисменты. Мелкие монеты в изобилии посыпались с трибун, когда легионеры выражали свою признательность, а из ложи высокопоставленных лиц был отправлен раб с тяжелым кошельком - наградой Селадусу за победу. Вскоре после этого он поклонился, когда появились две фигуры и встали рядом с воротами, через которые должны были вынести тело Акеллы. Одна из них была одета в виде демона, перевозчика подземного мира Харона и вооружена молотом, а другая - как бог Меркурий, проводник душ. Солдаты закричали в притворном страхе при виде Харона, и прозвучали неизбежные шутки о том, что мужчины обмочились при этом.

Со своей стороны, Пизон мог думать только о товарищах, которых он потерял в лесу три года назад, и о том, как, должно быть, тогда был занят своей работой Харон.

Рабы уложили Акеллу на носилки и поднесли к Харону, который ударил его своим молотом по голове, чтобы доказать, что тот мертв, прежде чем его унесли с глаз долой. Круглое красное пятно на песке, отмечавшее место его смерти, вскоре было засыпано свежим песком, когда Руфус вернулся, чтобы приказать другим рабам со щетками начисто разравнять песок.

– Легионеры, вы видели захватывающую схватку, с замечательной кульминацией, - воскликнул он. Большинство мужчин проигнорировали его, и он, нахмурившись, повысил голос. – Перед последним, захватывающим поединком дня, Авл Цецина приготовил для вас ... – Руфус сделал паузу для драматического эффекта, – ... акробатов и жонглеров из Иберии!

– Что за блядство? - крикнул кто-то из солдат, вызвав всеобщий смех.

Руфус знал, когда осмотрительность была лучшей частью доблести, и скрылся из виду.

Пизон тоже не интересовался акробатами: – Может, еще выпьем? - спросил он.

Лица Вителлия и Юлия просветлели: – Конечно!

– Вино! Эй! Вина сюда! – крикнул Пизон ближайшему продавцу.

***

– Давай, ты можешь это сделать! – Пизон вскочил на ноги, молотя кулаком по воздуху. На Арене ниже его сиденья последний бой был в самом разгаре, и Лонгус только что в третий раз ранил Донара. Первое неожиданное ранение порадовало Пизона и дало ему надежду, что его ставки могут оказаться плодотворными. Второе, на которое Донар так и не ответил, доказало, что в первом случае не было удачи. Однако Донар упорно сопротивлялся и нанес Лонгусу сильный удар сбоку по лицу. Вместо того, чтобы запугать Лонгуса, неудача, казалось, подзадорила его. Кружась вокруг Донара, как опытный танцор, он проводил атаку за атакой, часто не получая ответа. Донару повезло, что у него была защита в виде кольчуги. Одетый как галл, он держал шестиугольный щит и длинное копье, типичное оружие для его вида.

Третье ранение чемпиона Лонгусом заставило Пизона почувствовать, что его кошелек уже начинает отягощаться выигрышами. Воодушевленный, он хлопал Вителлия по плечу и кричал, пока его голос не сорвался. Большой глоток вина помог ему, и он возобновил аплодисменты. Зрители, которые поначалу с недоверием наблюдали за неожиданным поворотом событий, также начали подзадоривать Лонгуса. – Лонгус! Лонгус! Да здравствует Лонгус! – ревели легионеры вокруг Пизона и его товарищей.

– Люди любят счастливчиков, - заявил Пизон.

– Я бы пока не стал сбрасывать со счетов Донара, - предупредил Юлий, указывая на Арену пальцем.

Посмотрев вниз, крик Пизона застрял у него в горле. Используя дополнительную досягаемость своего копья, Донар отбросил Лонгуса назад шквалом жестоких ударов по щиту. Лонгусу ничего не оставалось, как пригнуться за щитом и ускользнуть. Используя тактику, аналогичную Селадусу, Донар проверил свою руку с копьем и бросился вперед, чтобы ударить своим щитом по щиту Лонгуса, заставив того на скорости отступить назад. Быстро меняющийся баланс сил заставил зрителей замереть от восторга.

Благодаря своему большому мастерству, Лонгусу удалось не упасть, как это сделал Акеллуа. Каким-то образом он занес свой меч за спину Донару. На таком близком расстоянии не было никакой возможности нанести правильный удар клинком – и он не смог бы пробить кольчугу противника, поэтому Лонгус ударил Донара в спину рукоятью меча. Удар на время отвлек Донара и приостановил его наступление. Мощным прыжком Лонгус отскочил назад, подальше от опасности. Вместо того, чтобы отступить подальше, чего ожидали Пизон и все наблюдавшие, он оттолкнулся правой ногой и снова бросился прямо на Донара. Это движение застало Донара врасплох, и он не смог воспользоваться своим копьем.

Оказавшись лицом к лицу со своим противником, Лонгус нанес мощный удар головой. Рыбий гребень и чаша его шлема попали Донару прямо в лоб. Взвыв от боли, Донар отшатнулся, из раны на его голове хлестнула кровь. У него хватило ума попытаться держать свое копье между собой и Лонгусом, но, полуослепленный, он не успел направить его в нужном направлении. Согнув колено, чтобы подвергаться меньшей опасности, Лонгус бросился вперед и снова протаранил Донара своим щитом. На этот раз удара было достаточно сильным, чтобы сбить чемпиона с ног.

Он свалился на спину, и толпа, теперь полностью поддерживающая Лонгуса, одобрительно взревела.

«Все кончено!», - ликующе подумал Пизон.

Однако Донар не зря был чемпионом. Отбросив копье, он схватился за нижний край щита Лонгуса, когда мурмиллон приблизился, чтобы встать над ним. Он дернул его щит вниз, выведя Лонгуса из равновесия, а затем снова поднял, нанеся ему хлесткий удар под подбородок. Атака Лонгуса была остановлена, Донар откатился в сторону, хватая свое копье. У него все еще был щит. Снова поднявшись на ноги, он начал оскорблять Лонгуса.

Из–под шлемом Лонгуса капала кровь, его нос, должно быть, был поврежден или сломан, но он бросился на Донара, стремясь продолжить бой.

Глажиаторы кололи друг друга своим оружием, оба казались взбешенными успехами друг друга. Напряжение было ощутимым, и многие зрители вскочили на ноги, аплодируя и свистя. Даже некогда скучающий штабной офицер наблюдал за происходящим с яростной сосредоточенностью.

Вителлий наклонился ближе: – Все еще считаешь, что победишь?

Пораженный Пизон взглянул на своего друга: – Конечно, – проскрежетал он зубами, хотя уже не был так уверен.

– Пии-и-и-п! Пии-и-и-п! – Судья дал свисток. Ни один из бойцов не признал его вмешательство, и ему пришлось просвистеть еще дважды, прежде чем они услышали и опустили оружие. Освистывание и оскорбительные выкрики посыпались на судью, когда он жестом подозвал раба, чтобы тот снова застегнул нижний кожаный ремень на единственном поноже Донара, который оторвался.

Работа была сделана, раб отошел от греха подальше. Лонгус и Донар посмотрели на судью, который снова свистнул им, чтобы они начинали.

Бой продолжался некоторое время, оба бойца выкладывались по максимуму. Лонгус упал один раз, но судья вмешался, поскольку посчитал, что тот поскользнулся. Некоторое время спустя Донар нанес мощный, но скользящий удар по передней части шлема Лонгуса, повредив скулу и нанеся невидимую травму. Тем не менее, именно Донар начал слабеть первым. Было ли это из-за того, что у него было больше телесных повреждений или он был не в такой хорошей форме, как мог бы быть когда-то, Пизон не был уверен, да его это и не волновало. Важно было то, что Донар теперь больше отступал, чем атаковал, что меч Лонгуса описывал постоянную смертоносную дугу вокруг чемпиона и наносил тому урон. Сначала это был колющий удар в одну из ступней Донара, затем небольшой порез на его правой щеке.

В конце концов, еще одна атака плечом обеспечила Лонгусу преимущество. По воле случая пара оказалась ближе к периметру Арены, чем на протяжении большей части состязания. Отбросив Донара назад и оставаясь в пределах досягаемости его копья, Лонгус толкал его до тех пор, пока барьер Арены не оказался почти на расстоянии касания рукой. Понимая, что произойдет, если отступать будет некуда, Донар предпринял отчаянные попытки действовать чуть медленнее и остановиться. Однако вся инерция была на стороне Лонгуса, и мгновение спустя спина Донара с громким стуком ударилась о дерево. Взволнованные крики раздались от солдат прямо над бойцами, и мужчины перегнулись через край, чтобы лучше видеть.

Осознавая, что его противник по-прежнему опасен, Лонгус бил Донара головой снова и снова, превратив его нос в кашицу. Отведя назад щит, Лонгус ударил им своего противника один, два, три раза. Затем он отступил назад и, прежде чем полуоглушенный Донар смог сделать что-либо, кроме издать стон, нанес удар под нижний край щита чемпиона. Хлынула кровь; Донар вскрикнул, и его правая, незащищенная нога подогнулась.

Лонгус развернулся, и в жесте восторга рассек воздух своим мечом с обагренным кровью кончиком. Пизон и многие другие зааплодировали, а Лонгус сделал полный круг и оказался лицом к лицу с Донаром, который упал на здоровое колено. Несмотря на его стиснутую челюсть, окровавленное лицо и сломанную ногу, ему удалось поднять копье и направить его в сторону Лонгуса.

– Сдавайся! – Голос Лонгуса был приглушен шлемом, но в том, что он говорил, нельзя было ошибиться. – Сдавайся!

Скандирование началось одновременно со всех концов амфитеатра. – Югула! Югула!

Вместо ответа Донар нанес удар копьем. Лонгус с легкостью отразил удар и начал наносить удары по щиту Донара, сначала расколов его, а затем разломив надвое. Тяжело дыша, он отступил на десять шагов, за пределы досягаемости копья. Беззащитный, Донар уставился на него.

– Сдавайся сейчас же или умри, - приказал Лонгус.

Югула! Югула! Смерть! Смерть!

Пизон ухмылялся как придурок. Он подозревал, что его одурманенные выпивкой умственные подсчеты не совсем оправдались, но он сумел выиграть по меньшей мере двести динариев. – Сегодня выпивка за мой счет, братья, - пробормотал он Вителлию и Юлию, подумав, что мог бы побаловать себя и визитом к Диане.

– Делай свой выбор! - крикнул Лонгус, приближаясь к Донару с мечом наготове.

Выругавшись, Донар отбросил свое копье. Лонгус кивнул, наблюдая, как его поверженный противник подает знак штабному офицеру с просьбой о пощаде.

Пизон оказался на ногах прежде, чем осознал это. – Пощады (Mitte)! Пощады! - крикнул он, показывая своим друзьям, что они должны сделать то же самое. На его циничный взгляд он мог бы сказать, что они сделали это только для того, чтобы обеспечить дармовой поток вина, но они сделали так, как он просил.

В течение дюжины ударов сердца к нам присоединились несколько человек, но прекрасный предыдущий рекорд Донара, должно быть, пришел кому–то в голову - и, возможно, энтузиазм Пизона тоже помог тоже. – Митте! Оставь его в живых! взревел придурок, которого оптион выгнал с Арены. Его товарищи присоединились к его голосам. То же самое сделали солдаты позади Пизона. Скандирование распространилось так же быстро, как требование смерти Акеллы в предыдущем бою.

– Митте! Митте! Пощады!

Офицер штаба оглядел толпу. Теперь почти вся аудитория требовала, чтобы Донара пощадили. Пожав плечами, офицер поднял вверх большой палец правой руки, вызвав бурные аплодисменты.

Лонгус кивнул подбородком в сторону Донара, прежде чем прошествовать по Аарене, чтобы удостоиться восхищения легионеров.

– Пошли, - сказал Пизон.

– Хочешь забрать свой выигрыш? - подмигнув, спросил Вителлий.

– Чем быстрее мы уйдем, тем быстрее мой кошелек наполнится, а вино потечет рекой. – Пизон встал и направился к ближайшей лестнице. – Идете? – позвал он.

Выйдя из амфитеатра, Пизон снова увидел Дегмара – они мимоходом кивнули друг другу, – когда он направился прямиком к первому букмекеру, у которого он ранее сделал ставку, длинноволосому галл. Букмекер был не слишком доволен появлением Пизо с жетоном, помеченным "D 5 M U", что означало ставку в пять динариев на последнего мурмиллона. Бормоча что-то о том, что состязание закончилось не совсем правильно, он выплатил сто серебряных монет со скоростью седобородого старца, страдающего артритом. Его тяжеловесы, пара громил со сломанными носами и щербатыми зубами, сердито смотрели на Пизона, и их алчные глаза жадно смотрели, как ему вручают небольшое состояние. Он был более чем рад присутствию товарищей за своей спиной и крепко сжимал кошелек, разыскивая второго человека у которого он сделал ставку, сицилийца с мясистыми губами.

Пизон передал свой жетон, который был помечен так же, как и первый, за исключением того, что семь динариев были обозначены семью отдельными линиями, а не как «VII». Поджав губы, сицилиец долго и пристально вглядывался в нее.

– Куда мы пойдем сначала? - спросил Вителлий.

Пизон огляделся. – К Сироне. Я хочу выпить настоящего хорошего вина.

– А если там будет Тулл?

– Я угощу и его! – Обрадованный перспективой угостить своего центуриона выпивкой, Пизон повернулся обратно. Теперь сицилиец ухмылялся ему, в чем было как-то нехорошо.

– Ты много пил с утра? – Тон сицилийца был шутливым, даже сладковатым.

– Это то, что делают легионеры в день выплаты жалованья, - парировал Пизон. Он протянул руку. – Мои деньги.

– Конечно. – Пальцы сицилийца запорхали над маленькими кучками монет на его столе. – Твои три динария были крупной ставкой. При ставке восемнадцать к одному твой выигрыш составит ... пятьдесят четыре динария.

– Три? –- взвизгнул Пизон. – На моем жетоне семь линий, ты что, слепой ублюдок! Семь!

– Я вижу только три, - сказал сицилиец, кивнув головой в сторону своего германского телохранителя ростом с лошадь и с длинной бородой. Тот встал перед своим работодателем, его руки, похожие на окорочка, сжимали отвратительного вида дубинку. – Три линии, - пророкотал он на плохой латыни. – Твоя ставка а в три динария.

– Ты придурок! – взревел Пизон.

– Вот. Сицилиец протянул жетон. – Посмотри сам.

Пизон схватил его, проклиная свою глупость за то, что обернулся, чтобы поговорить с Вителлием. Ловкость рук, без сомнения, была одним из многих «достоинств» сицилийца. Взглянув на три линии, он горько усмехнулся. – Это не мой жетон. Ты его подменил!

Лицо сицилийца приняло обиженное выражение. – Это то, что ты мне дал. Ты видел, не так ли? Он посмотрел на здоровяка.

– Да, именно этот жетон Солдат дал тебе, - согласился громила.

Порывом Пизо было ударить телохранителя и напасть на сицилийца. Однако, даже если бы он был трезв, он не был уверен, что в этой конкретной стычке сможет выиграть. Вителлий и Юлий могли бы помочь, но они были так же злы, как и он. В любом случае, он был достаточно зол, чтобы серьезно обдумать эту идею, но заколебался, когда сицилиец свистнул, и второй охранник – тоже огромный – появился из-за его прилавка. Вновь прибывший подошел и встал рядом с германцем, почти закрывая собой сицилийца, стоявшего позади них.

Настроение Пизона упало:. – Вы грабите меня вслепую, - прорычал он в промежуток между тяжеловесами.

– Я честный человек, - последовал ответ. Зазвенели монеты, и Пизону сунули маленький кожаный мешочек. – Вот. Пятьдесят четыре динария. Приличная сумма выигрыша для любого мужчины.

Пизон взглянул на своих товарищей – их кивки в ответ сказали ему, что, если он нападет, они тоже ему помогут - и затем он вздохнул. Даже с кинжалами они были настолько пьяны, что преодолеть двух таких громил было бы в лучшем случае сомнительно. Он пересчитал содержимое кошелька, обнаружив, что сицилиец, по крайней мере, в этом отношении, не солгал. – Ты должен мне еще семьдесят два динария! - крикнул он, бросая сицилийцу жетон с тремя линиями.

– Я заплатил тебе то, что причиталось. – Голос сицилийца стал жестким. – Убирайся, или мои люди отправят тебя еще дальше.

Кипя от ярости, Пизон подошел к громиле германцу, который одарил его счастливой ухмылкой.

– Хочешь подраться? –- германец постучал хватким концом своей дубинки по мясистой ладони. – Я готов.

– Пизон. – Рука Вителлия легла ему на плечо. – Это не стоит сломанной руки или ноги… или чего похуже. Давай.

Пизон повернулся: – Семьдесят два динария! Семьдесят два гребаных динария! - прошипел он. – Это почти четырехмесячная зарплата!

– Я знаю это, брат. Юлий тоже. – Сочувствие смешалось с гневом в глазах Вителлия. – Однако это не стоит проломленного черепа, и это все, что здесь предлагается.

– Мы пойдем и возьмем с собой Тулла или Фенестелу, - сказал Пизон, хватаясь за соломинку.

– Без жетона ты ничего не сможешь доказать, - сказал Вителлий.

– Я расскажу всем, что натворил этот ублюдок, - заявил Пизон, махнув рукой в сторону легионеров, выходящих из амфитеатра. – Вон, они помогут.

– Ты узнаешь кого-нибудь? - спросил Юлий. – Я не вижу ни одного из Пятого.

Пизон посмотрел и заскрежетал зубами, потому что все, кого он видел, были люди Двадцать Первого. Отношения между его легионерами и солдатами их легиона варьировались от соперничества до откровенной враждебности. Пизон решил, что вместо того, чтобы покачать столь необходимые мышцы, его ситуация станет поводом для веселья и унижения. Здесь мог бы помочь Дегмар, но его нигде не было видно.

– Пошли, - сказал Вителлий. – Первое угощение за мной.

Даже это ошеломляющее заявление, а Вителлий имел склонность к скупости, не смогло поднять настроение Пизону. Обозвав сицилийца всеми грязными именами, какие только мог придумать, и пообещав отомстить за свои деньги, он ушел.

– Может нам попытаться собрать людей, чтобы разобраться с этими придурками? - пробормотал он.

– При обычных обстоятельствах - да, но сегодня день выплаты жалованья, - сказал Вителлий. – Наша когорта разбросана по всем питейным заведениям и борделям в викусе. Этот ублюдок тоже не дурак. Он и его обезьяны отправятся в путь, как только смогут убрать свой грязный прилавок. К тому времени, как мы вернемся, если нам это удастся, они будут уже далеко.

– Представь, что ты дал этому придурку всего три динария, - посоветовал Юлий. – С теми ста динариями, которые ты забрал у другого букмекера, ты должен быть на седьмом небе от счастья.

– Тебе легко говорить, - сказал Пизон.

– Ты больше ничего не можешь с этим поделать, и думай лучше о том, что твой кошелек полон, - сказал Вителлий, хлопнув его по спине. – Забудь об остальном.

– Хорошо. – Пизон улыбнулся, но внутри него пылала раскаленная добела ярость.

Пизон понятия не имел, который час. Тьма все еще окутывала викус, но рассвет был не за горами. Он и его товарищи находились в "Воле и плуге" таверне Сироны уже давно, фактически с тех пор, как покинули амфитеатр. Незадолго до этого она выставила всех посетителей из своей гостиницы, сказав, что ее ждет кровать, в которую ей нужно забраться, во что бы то ни стало Ничто не заставило бы ее подать еще один кувшин вина, даже пригоршня динариев, которую предложил Пизон. – Прибереги это для другого вечера, - с улыбкой сказала Сирона, указывая на дверь. – А теперь идите домой.

Вителлий и Юлий шли рядом с Пизоном, держась за руки, и на ходу пели. Они настолько опьянели, что смогли вспомнить только первый куплет популярной застольной песни, выкрикивала его снова и снова. Пизон фыркнул от удовольствия, когда ставни на первом этаже соседнего здания открылись и мужской голос пронзительно крикнул: – Заткнитесь и отвалите, шумные ублюдки!

Он рассмеялся еще сильнее, услышав ответ Вителлия с Юлием, которые встали под окном и спели серенаду разгневанному хозяину дома. Только когда на них выплеснулось содержимое ночного горшка, едва не облив их, они предприняли недостойное отступление.

– Что за ночка, невнятно пробормотал Вителлий, положив руку на плечо Пизона. – А?

– Да, - ответил Пизон, снова вспомнив мошенника-сицилийца. – Да, это было то, что стоит запомнить.

– Жаль, что мы не добрались до публичного дома, - сказал Юлий.

– Никто из нас не смог бы справиться с ихними бабами. – Пизон согнул один из своих мизинцев, указывая на землю. – Это было бы пустой тратой денег.

– В следующую ночь после дежурства мы обязательно пойдем в бордели, - объявил Вителлий, спотыкаясь и почти увлекая Пизона за собой.

Пизо хмыкнул, его воображение разыгралось. Несмотря на количество прекрасного вина, которое они выпили у Сироны, большая часть его выигрыша все еще лежала в увесистом кошельке, а это означало, что при желании он мог провести с Дианой целую ночь. Утром, смутно решил Пизон, ему придется вручить деньги квартирмейстеру, иначе их украдут из комнаты в казарме, которую он делил со своими товарищами. А этих семидесяти двух динариев хватило бы ему, чтобы навестить Диану и отправить крупную сумму домой своей престарелой матери. Представив сицилийца, покидающего викус с его деньгами, Пизона снова охватил гнев. «Надеюсь, этот сукин сын умрет медленной, мучительной смертью», - подумал он.

Он подпрыгнул, когда Дегмар материализовался из темноты в сопровождении двух своих товарищей. – Привет ребята! - пробормотал Пизон, когда к нему вернулось самообладание.

– Привет! –- последовал веселый ответ.

– Дегмар! - воскликнул Вителлий. – Рад встрече. Он прошептал объяснение Юлию, который не знал этого воина, и подозрительное выражение лица Юлия смягчилось. Привлеченная все еще открытой таверной, пара неторопливо направилась к нему, сказав, что скоро вернутся. Пизон собирался последовать за ними, но Дегмар схватил его за руку.

– Что такое? – спросил Пизон.

– Ты пьян?

– В стельку! А ты?

– Нет. Я чуть раньше немного выпил, но с тех пор в рот не брал ни капли. Хотя не отказался бы.

– Я бы угостил тебя выпивкой, если бы встретил тебя в викусе, - сказал Пизон, чувствуя себя немного неловко. Так как он знал, что у Дегмара всегда было мало денег.

– Меня не было в викусе.

Все еще больше сбитый с толку, Пизон поискал в лице Дегмара подсказку. – А где, ты был? - спросил он.

Дегмар порылся у себя под плащом.

– Вот, – сказал он, протянув руку.

Пизон вытаращил глаза на протянутый кошелек.

- Что это? - спросил я.

– Семьдесят два динария.

– Семьдесят два динария? – повторил Пизон, как придурок.

– От сицилийца. Это то, что тебе причиталось, не так ли?

– Да, - сказал Пизон, еще больше сбитый с толку. – Откуда ты это знаешь?

– Ты достаточно громко выступал у его прилавка, - сказал Дегмар с мимолетной улыбкой.

– Но как ты смог? Как вообще ты это сделал?

– Он мне тоже был должен был деньги и отказался платить. Мы, – Дегмар указал на своих товарищей, – остались посмотреть, как он загружал свою тележку после вашей размолвки. Эта мразь направился на юг со своей охраной, и мы последовали за ним.

– Вы устроили им засаду? - спросил Пизон, с недоверчивым восхищением.

– Что-то вроде этого. Мы получили мои деньги, твои и даже чуть больше. Монеты звякнули друг о друга, когда Дегмар потряс мешочком у себя на поясе.

– А сицилиец?

– Он больше никого не обманет по эту сторону преисподней. И его тяжеловесы тоже.

Пизо недоверчиво рассмеялся. Это было гораздо больше, чем то, на что он мог надеяться. – Я у тебя в долгу, Дегмар. Спасибо! – Он пожал Дегмару руку.

Лицо Дегмара расплылось в редкой для него улыбке: – Может быть, однажды вернешь мне долг.

– Если я смогу, я рад буду это сделать, - поклялся Пизон. – Клянусь своей жизнью.

– Мы отправляемся искать открытую таверну, – сказал Дегмар. – Спокойной ночи!

С этими словами он и его спутники растворились во мраке. Несколько мгновений Пизон стоял, не совсем веря в то, что только что произошло, и но новый тяжелый кошелек в его руке был достаточным доказательством. Его захлестнуло счастье. Теперь его мать получит деньги, которые он хотел ей послать, и надгробия, которые он давно хотел установить для своих товарищей по палатке, погибших три года назад, также могут реализоваться. Этого хватило бы даже на то, чтобы начать копить для себя, мудрый план, если он хочет покинуть легионы и осуществить свои мечты о том, чтобы стать импортером немецких мехов и тому подобного.

– Теперь я богат, - возликовал Пизон.

– Проголодался? – Вителлий позвал его из таверны. – Иди скорее, я угощаю!

– Да! – Крепко сжимая кошелек, Пизон бросился через улицу. – Тебе тоже повезло, потому что я угощаю!