И ты, грозовая стихия
Безумствуй, сжигая меня:
Россия, Россия, Россия -
Мессия грядущего дня.
Перед вами – книга. Книга не в смысла техническом – листы отпечатанные, тщательно отобранные и переплетенные, снабженные заглавием и перенумерованные.
Таких книг удивительно много на свете, мы к ним привыкли, читаем их чуть ли не ежедневно, ставим на полочку в библиотеку и мгновенно их забываем.
В них рассказы, стихи, интересные приключения, любовные авантюры – всё то, что считается необходимым содержанием современной испечатанной бумаги, переплетённой в демократический дешёвый депрессивный картон.
По существу это не книги.
Независимо от того – талантливо ли они написаны или бездарно, легкомысленно или серьезно, в большинстве случаев они не имеют самого главного: единой объединяющей идеи, того стержня, который является осью настороженного внимания читателя.
В самом деле – что такое книга рассказов?
Отдельный маленькие фабулы, ничем не связанные друг с другом, бессистемно объединяются друг с другом и предлагаются читателю.
Книга должна быть настоящей.
Мы имеем колоссальное количество книг и среди них настоящих книг чрезвычайно мало.
Кто знает, быть может у человечества всего-навсего две книги: Библия, Гомер и… обчёлся.
От них ведут свое происхождение все остальные – они ничто иное как комментарии, перетолкование, перепев этих двух кардинальных, изумительных по своему общечеловеческому содержанию, универсально всеобъемлющих книг.
И вот, на фоне этих бесконечных перепевов – как редко встречается вдруг настоящая книга.
Книга, перед которой читатель как бы останавливается пораженный её содержанием, изумленный её человеческой глубиной, неизмеримой высотой того духа, который пропитывает её страницы, который свидетельствует о ярком пламени, горящем в душе человека, не затушенном ни житейской пошлостью, ни грубостью человеческих отношений, ни унизительной житейской рассудочностью.
Такие книги бывают, но редко, и вот – одна из них сейчас перед вами.
Не ищите в ней стилистических красот, изысканной литературности, запутанно-остроумной фабулы, сложных психологических движений, изящных любовных авантюр – всего того, к чему мы читатели, привыкли и чего мы, в большинстве случаев, требуем.
Перед вами – изображение Якутского похода генерала Пепеляева1 в 21–22 г[одах], продолжавшегося без малого целый год и закончившегося так печально: разгромом белой армии и пленом её командарма.
Это – с одной стороны человеческий документ, с другой – страничка истории, ещё нигде не напечатанная.
И вот именно то, что это – человеческий документ дороже всего, дороже всех литературных красот, всех эстетных ухищрений.
Здесь – собраны дневники генерала Вишневского и отчасти записи полковника Андерса2, где шаг за шагом, просто и безыскусственно запечатлевалась эта героическая, совершенно исключительная эпопея рыцарей белой мечты.
Простые слова, простые сообщения, ничем не комментированные, ни на что не претендующие – но, вместе с тем – изумительно красноречиво говорящие о том, о чём не скажут вам целые тома гладко написанных литературных повестей и романов.
Это – книга о героизме.
Сибирская Добровольческая дружина, отправившаяся в этот поход, составилась из подлинных аргонавтов белой мечты, людей, которые бескорыстно, ни на что не надеясь, отправились в далёкую Якутию, на верную и мучительную смерть, ради сияющего слова: Родина.
Они, эти люди, отказались от материальной помощи, даже от обычного жалованья, от валюты, собранной им якутами, желавшими их поддержать – они верили в свое дело и были подлинными, быть может, совершенно не соответствующими суровой и грубой повседневности, идеалистами.
Это была последняя русская идеалистическая вспышка, последний пример поразительного русского героизма, вспыхнувший на мрачном тёмном фоне гражданской войны.
Насколько идеалистически был настроен вождь белых аргонавтов генерал Пепеляев, видно из того факта, что, в момент военного совещания в порту Аяне3, когда развивались планы на овладение Якутском, генерал Вишневский, учитывая могущее быть поражение, предложил Пепеляеву командировать кого-либо в Охотск и предложить областному якутскому управлению передать в распоряжение дружины запасный Фонд 250–300 тысяч рублей. В случае неудачи эти деньги могли бы помочь всем участникам экспедиции эмигрировать в Америку или другие страны и превратиться в мирных жителей, снабжённых на первое время деньгами и могущими заняться каким угодно делом для поддержания своего существования.
Генерал Пепеляев отказался.
Он верил, что только бескорыстная, лишённая всяких материальных соображений борьба увенчается успехом, и в это верили все эти русские люди, не желавшие ничего и жертвующие всем ради одной цели, которая определяется прекрасным словом Родина.
Вкратце история этого похода такова.
Весной двадцать второго года во Владивосток прибыл представитель съезда якутов и тунгусов в Нелькане4, П. А. Куликовский5, бывший эсер и террорист, сосланный в Якутскую область царским правительством, обрисовал перед временным Приамурским правительством печальное положение области, захваченной красными, и просил о помощи.
Желая помочь пленённой красными Якутии, правительство приказало сформировать для этой области отряд и назвать его «Милицией Северной Области». Впоследствии он был переименован в Сибирскую добровольческую дружину.
Генерал Пепеляев, находившийся в Харбине, выразил желание им командовать. В июне месяце 22 года он прибыл во Владивосток и стал формировать отряд.
И вот перед вами – история этого героического похода, никем не комментированная, изложенная в подлинных дневниках его участников.
Это – превосходный сырой материал, непосредственные источники для будущих работ историков и, в то же время, колоссальное сосредоточение изумительных литературных тем для романистов, поэтов, повествователей.
Впервые появляющаяся в печати, эта литературная работа, трактующая героическую эпопею аргонавтов Белой Мечты, лишний раз покажет всему Миру исключительную особенность русского человека: его идеализм, бескорыстие, высоту его духа, его умение мужественно и безропотно умирать за идею.
Эта книга – документ, удостоверяющей возможность твердой веры в существо русского человека, как личности моральной, главным образом – т. е. как раз то самое, в чём многие и многие разочаровались за годы гражданской войны и в особенности за годы зарубежного беженства.
Крепок ещё дух и никакие силы не в состоянии сломить его.