Его слова не вызвали шок, как он опасался — или, возможно, как подсознательно надеялся. Очевидно все слишком устали для этого. Они ошеломленно замерли, хотя его слова были слишком невероятными чтобы оказаться абсолютно бессмысленными. Трудно было сказать кого сильнее — Кливера или Мишеля — уязвили слова Руиза-Санчеса. Наверняка видно было лишь то, что Агронский первым пришел в себя от удара и теперь демонстративно прочищал уши, будто готовясь услышать как Руиз-Санчес отречется от своих слов.
— Так, — начал Кливер. И снова, удивленно, по-стариковски покачивая головой: — Та-ак…
— Объясни, почему же, Рамон, — сцепляя и расцепляя руки, спросил Мишель. Он старался говорить равнодушно, но Руиз-Санчес почувствовал в его голосе страдание.
— Обязательно. Но предупреждаю что начну издалека. То что я собираюсь сказать, кажется мне предельно важным и я не хочу чтобы мои аргументы были отброшены под предлогом того, что они являются продуктом моего специфического обучения и предрассудков — что, возможно, интересно для изучения как заблуждение, но неуместно при обсуждении самой проблемы. Подтверждающий мое решение факт невозможно опровергнуть. Он просто перевернул мое представление о планете и разрушил надежды, которые я на нее возлагал. Я хочу рассказать вам о нем.
— И еще он хочет чтобы мы поняли, — немного придя в себя, желчно сказал Кливер, — что у него аргументы религиозного содержания, которые не выдержат никакой критики если он точно их сформулирует.
— Тихо, — сказал Мишель. — Слушай.
— Спасибо, Майк. — Хорошо, продолжим. Мне кажется, что эту планету можно назвать западней. Давайте я коротко расскажу как я это представляю или, скорее, как я это понял.
Лития это рай. Больше всего она походит на Землю в ее до-Адамовый период истории незадолго до начала ледникового периода. Сходство заканчивается как раз на этом, потому что на Литии никогда не начнется ледниковый период и рай не закончится, как это произошло на Земле. Здесь мы встретили совершенно смешанный лес в котором бок о бок абсолютно дружелюбно растут совершенно разные растения. Такое миролюбие в значительной степени характерно и для здешних животных. Лев не спит здесь рядом с ягненком, потому что на Литии нет таких животных, но в качестве аналогии фраза уместна. Паразитизм встречается здесь значительно реже, чем на Земле и лишь несколько растений питаются здесь насекомыми. Почти все живущие на суше животные травоядны, а растения, что свойственно только для Литии, превосходно устроены для борьбы с животными, а не друг с другом.
Экологическая система здесь необычна и одна из ее странностей состоит в настойчивой, будто кем-то организованной рациональности.
В этом раю есть доминантное существо, литианин, человек Литии. Это существо разумно. Оно естественно и без заметного принуждения живет по высочайшему этическому кодексу, равного которому мы никогда не имели на Земле. Чтобы обеспечивать действие этого кодекса не требуется никаких законов — хотя он никогда не был записан, все почему-то безропотно подчиняются ему. Здесь нет преступников, нет инакомыслящих, нет каких-либо отклонений от нормы. Этот народ не приведен к общему стандарту — в отличие от нашей весьма неудачной попытки решить известную этическую дилемму путем всеобщего уравнивания, здесь каждый представляет собой индивидуальность. Хотя, тем не менее, никто никогда не совершал антиобщественных поступков.
Майк, а теперь ответь мне: как ты можешь это объяснить?
— Так же как я уже говорил тебе, — сказал Мишель. — У них исключительно высоко развита наука об обществе, которая очевидно основана на точной психологической науке.
— Очень хорошо, я продолжаю. Мне тоже сначала так показалось. Потом мне пришло в голову, что у литиан нет инакомыслящих — подумайте только, нет инакомыслящих — потому что их кодекс образцовой жизни, благодаря невероятнейшему совпадению, от первой до последней страницы повторяет наши заповеди, те заповеди которым мы так стараемся следовать на Земле. Подумайте пожалуйста, как ничтожна вероятность такого совпадения. Даже на Земле никогда не было общества, которое независимо от опыта христианства точно повторило бы христианские заповеди. Действительно, несколько совпадений было и их оказалось достаточно, чтобы вдохновить Двадцатый Век на поиски синтетических религий вроде Теософиии или Голливудской Венданты, но на Земле нет ни одной независимой этической системы которая до запятой соответствовала бы христианским заповедям.
И вот, кого же мы встречаем здесь, в сорока световых годах от Земли? Христианский народ у которого нет лишь специфических личных имен и христианской символики. Я не знаю, как вы относитесь к этому совпадению, но я нахожу его чрезвычайным и конечно же, абсолютно невозможным — теоретически невозможным — и поэтому имеющему лишь одно приемлемое объяснение. Я скоро дойду до этого объяснения.
— Как по мне, то скоро до него дойти ты не сможешь — угрюмо сказал Кливер. Это вне моего понимания, как может человек, находясь в глубоком космосе, в сорока световых годах от дома, нести такую ветхозаветную ерунду.
— Ветхозаветную ерунду? — более сердито, чем от него ожидали сказал Руиз-Санчес. — Ты что же, хочешь сказать что то, что истинно на Земле, в глубоком космосе автоматически подвергается сомнению? Кливер, я позволю тебе напомнить, что квантовая механика как-будто истинна и на Литии, и в таком ее поведении ты не видишь ветхозаветности. Если в Перу я верил что вселенную создал Бог, то я не вижу никакой ветхозаветности в том, что и на Литии я верю в это.
Совсем недавно я решил, что случайно обнаружил спасительную лазейку. Чтекса рассказал мне что литиане хотели бы регулировать количественный рост своей популяции — он имел в виду, что они согласились бы как-нибудь регулировать рождаемость. Но, как оказалось, на Литии невозможен тот метод ограничения рождаемости который порицает моя Церковь и Чтекса размышлял о таком контроле на ступени зачатия, с которым моя Церковь уже согласилась. Таким образом, даже такая мелочь снова заставила меня вернуться к мысли, что на Литии мы обнаружили колоссальнейший укор нашим притязаниям — целый народ который без особых усилий живет жизнью которую мы приписываем только праведникам.
Учтите, что мусульманин не понял бы этого если бы посетил Литию. Не понял бы этого и даосист. Не понял бы этого и зороастриец, если бы такой еще существовал и классический грек. Но для нас четверых — включая и тебя, Кливер потому что несмотря на твое мошенничество и твой агностицизм ты все же в значительной степени разделяешь этику христианства хотя и насмехаешься над ней — то что мы нашли здесь на Литии это совпадение которое не поддается описанию. Это более, чем невероятное совпадение — не существует понятия способного передать степень этой невероятности.
— Подожди минутку, — сказал Агронский. — Теософский туман. Майк, я ничего не смыслю в антропологии, здесь я перестал понимать. Я следил за Отцом до того, как он говорил о смешанном лесе, но я не могу судить об остальном. То что он говорит, это правда?
— Да, думаю правда, — медленно сказал Мишель. — Но отсюда можно сделать разные выводы, если из этого вообще чтолибо следует. Рамон, продолжай.
— Я едва начал. Я все еще описываю планету и более подробно останавливаюсь на литианах. О литианах нужно говорить гораздо больше — пока я сообщил лишь самые очевидные факты. Я могу напомнить много не менее известных фактов: то что у них нет деления на нации и нет соперничества между нациями (причем если вы посмотрите на карту Литии, то вы найдете все предпосылки для подобных межнациональных распрей), что они обладают эмоциями и чувствами которые, тем не менее, не приводят их к безрассудствам, что они говорят на едином языке, что они живут в гармонии со всем существующим в их мире. Короче говоря, таких людей не бывает, но они все же существуют.
Майк, я знаю, что мы не найдем более совершенной иллюстрации того, как должны себя вести человеческие существа хотя бы потому, что сейчас литиане ведут себя так, как люди уже вели себя когда-то, до того, как в нашей истории произошли разные, письменно зафиксированные события. Но я убежден, что литиане бесполезны для нас как пример для подражания, потому что до наступления Царства Божьего слишком мало людей сможет повторить их образ жизни. Человеческие создания, в отличие от литиан, имеют какой-то врожденный изъян, так что после тысячелетних испытаний мы даже отдалились от наших исходных заповедей, в то время как литиане никогда не отступали от своих и на шаг.
Между прочим, не забывайте, что эти заповеди одинаковы на обеих планетах. Это невозможно. Но это так.
Теперь я хочу рассказать о еще одной отличительной черте литианской цивилизации. Неважно, воспримете ли вы этот факт как доказательство моей точки зрения или нет. Дело в том, что литиане подчиняются лишь логике. У них нет богов, нет мифов, нет легенд — нет всего того, что сопровождает любого землянина независимо от его происхождения. Они не верят в сверхъестественное, в то, что на современном варварском жаргоне мы называем «паранормальными явлениями». У них нет традиций. У них нет табу. У них нет никаких верований. Они рациональны как машина. От органического компьютера литианин отличается фактически лишь тем, что он обладает этическим кодексом и следует этому кодексу в жизни.
Но все это — я прошу вас обратить внимание — абсолютно неестественно. Их разум основан на наборе аксиом и суждений которые были «заданы» со дня творения, причем литиане и не допускают, что когда-нибудь существовал Тот Кто Дал Закон. Для любого литианина, для того же Чтексы, например, каждый индивидуум является святыней. Почему? Наверняка не из рассудочных соображений, потому что это утверждение невозможно логически обосновать. Это аксиома. Чтекса верит в юридическую защиту, в равенство всех перед законом. Почему? Можно вести себя разумно исходя из утверждения, но не обосновывать логически свой путь к нему.
Если вы допустите, что степень ответственности перед законом зависит от вашего возраста, профессии или семейного положения, то ваше поведение может логически следовать из одного из этих предположений; хотя и к этому невозможно прийти опираясь лишь на разум. Кто-то начнет с утверждения: «Я думаю, что люди должны быть равны перед законом.» Это мнение существует на уровне убеждения. И не более того. Литианская цивилизация так упорядочена, что приходится предположить что можно дойти до основополагающих заповедей христианства и всей Западной цивилизации Земли, при помощи одного лишь голого разума, хотя абсолютно очевидно, что это невозможно.
— Это аксиомы, — проворчал Кливер. — К такому не придешь и при помощи веры. До этого вообще не додумаешься. Это самоочевидно.
— Подобно аксиоме о том, что к данной прямой линии можно провести только одну параллельную прямую? Продолжай, Кливер, ты же физик; брось в меня камень и скажи, что это самоочевидно, что он твердый.
Это странно, — тихо сказал Мишель, — что хотя литианская культура фактически основана на аксиомах, литиане даже не имеют понятия об этом. Я не мог сформулировать свои сомнения прежде, Рамон, но меня тоже смутила бездоказательность многих их суждений. Посмотри, чего они достигли например в физике твердого тела. Эта наука является примером логического построения и аксиому о реальности материи получаешь когда доходишь до ее основ. Откуда они это знают? Как же логика ведет их к знанию? Если я скажу что атом это просто дырка-в дырке-через дырку, то где же здесь сможет вмешаться разум?
— Но это срабатывает, — сказал Кливер.
— Так же срабатывает наша физика твердого тела — но мы используем другие аксиомы, — сказал Мишель. — Не об этом речь. Что касается меня, то я не понимаю, на чем строятся такие грандиозные логические построения которые создаются литианами. Не похоже чтобы они на что-либо опирались.
— Это я вам объясню, — сказал Руиз-Санчес. — Вы не поверите, но, тем не менее, я расскажу, потому что я должен это сделать. Им помогают. Это простой ответ и, одновременно, полный ответ. Но сперва я хочу добавить еще кое-что о литианах.
— Полная физическая рекапитуляция происходит у них вне тела.
— Что это значит? — сказал Агронский.
— Знаете ли вы как растет человеческое дитя в материнском чреве? Все начинается с одноклеточного организма, который вырастает в простейшее существо, напоминающий гидру или простейшую медузу. В своем развитии оно очень быстро проходит через много других животных форм, включая рыбу, амфибию, рептилию, низшее млекопитающее и уже перед рождением, наконец принимает почти человеческий облик. Этот процесс биологи называют рекапитуляцией.
Считается, что эмбрион в ускоренном режиме проходит через различные стадии эволюции которую прошла жизнь от одноклеточного организма до человека. Между прочим, в процессе развития имеется стадия, когда у эмбриона есть жабры. Почти до самого конца пребывания плода в чреве у него есть хвост и иногда он остается и после рождения. Система кровообращения плода на одной из стадий развития соответствует системе кровообращения рептилии и если эмбрион не сможет благополучно пройти эту стадию, ребенок рождается с врожденным пороком сердца. И так далее.
— Понятно, сказал Агронский. — Я просто не понял термин.
— Итак, литиане, по мере развития, также проходят через такую череду метаморфоз, но развиваются они вне тела матери. Вся планета представляет собой одно гигантское материнское чрево. Самки литиан откладывают яйца в свою брюшную сумку а затем идут к морю где и дают жизнь своим детям. У них рождается не рептилия, а рыба. Некоторое время такая рыба живет в море, затем развивает рудиментарные легкие и выходит на берег. Попав при помощи приливов и отливов на отмель, легочная рыба копошась в грязи развивает рудиментарные ноги и учась переносить невзгоды жизни вне моря, становится амфибией. Постепенно ее конечности укрепляются и увереннее служат туловищу и она превращается в большое, похожее на лягушку существо, стаи которых мы иногда видим лунными ночами, когда они убегают от крокодилов.
Большинство переживает эти превращения. Они продолжают прыгать и в джунглях, где снова изменяются и превращаются в маленьких, похожих на кенгуру рептилий — мы часто вспугиваем их в зарослях. В конце концов, они вырастают, выходят из джунглей и селятся в городах как готовые к образованию молодые литиане. Но к этому времени они уже познали все ловушки этой планеты, кроме тех, что может им предложить их собственная цивилизация.
Мишель снова сцепил руки и взглянул на Руиза-Санчеса. — Но ведь это бесценное открытие! — сдерживая восторг сказал он. — Рамон, уже только это открытие оправдывает наше посещение Литии. Я не могу представить почему оно привело тебя к мысли о необходимости закрыть эту планету! Разумеется, твоя Церковь никак не может отрицать этого — в конце концов, ваши ученые признали рекапитуляцию человеческого эмбриона, как и геологические срезы которые демонстрируют протекание подобного процесса в более продолжительные отрезки времени.
— Нет, — сказал Руиз-Санчес, — мы сделали это лишь до известной степени. Как обычно, Церковь согласилась с фактами. Но, не прошло еще и десяти минут как ты сам предположил, что одни и те же факты одновременно подсказывают пути в совершенно разных направлениях. Церковь так же враждебна к теории эволюции — особенно к ее части о человеке — как и всегда была, и основывается в этом на убедительных доказательствах.
— Или на дурацком упрямстве, — сказал Кливер.
— Хорошо, Поль, взгляни на все с точки зрения Библии. Если мы допустим, что человек был создан Богом, то создал ли Он его совершенным? Я предполагаю, что Он создал его именно таким. Будет ли человек совершенен без пупка? Я не знаю, но я склоняюсь к мысли, что нет. Хотя первый человек, Адам, не был рожден женщиной — допустим и это — и таким образом действительно не нуждался в пупке. Тем не менее, без него он был бы несовершенен, и клянусь, он имел пупок.
— Что же это доказывает?
— То что геологические сведения, как и рекапитуляция не доказывают теорию эволюции. Если мы примем мою исходную аксиому, по которой мир создан Богом, то из нее абсолютно логично следует что он должен был дать Адаму пупок, Земле геологическую историю а эмбриону процесс рекапитуляции. О реальном прошлом эти явления никак не свидетельствуют — просто иначе они были бы несовершенными.
— Ого, — сказал Кливер. — А я был уверен, что это релятивистская теория Милна трудна для понимания.
— Да, любая цельная концепция при тщательном изучении углубляется и усложняется. Я не вижу причин почему моя вера в Бога, которую вы не можете постичь, более умозрительна, чем представление Майка об атоме как о дырке-внутри-дырки-через-дырку. Я подозреваю, что после продолжительных исследований, мы доберемся до тех частиц из которых состоит вселенная, и обнаружим, что на самом деле там ничего нет — просто Ничего которое перемещается Никуда в Не-Времени. В тот день, когда это произойдет, у меня останется Бог, а вы останетесь ни с чем — хотя ничем иным мы не будем различаться.
Но, между тем, то что мы обнаружили на Литии не вызывает сомнений. Теперь я наконец могу быть откровенным — планету и живущий на ней народ создал Верховный Враг. Эта гигантская западня поставлена на всех нас. Единственно что мы можем сделать, так это отвергнуть ее, сказать ей — Retro me, Sathanas[5]. Мы будем прокляты если станем как-нибудь сотрудничать с ней.
— Почему, Отец? — тихо сказал Мишель.
— Взгляни что нам дано, Майк. Раз — для поступка всегда достаточно рассудочного решения. Два — самоочевидное всегда реально. Три — добро не руководит их действиями. Четыре — честность и порядочность никак не связаны с хорошими поступками. Пять — хорошие поступки возможны без любви. Шесть — мир не нуждается во взаимопонимании. Семь — этика возможна без дурных альтернатив. Восемь — мораль может существовать без совести. Девять — но нужно ли продолжать дальше? Мы уже слышали все эти предложения раньше и мы знаем Кто делал эти предложения.
Кроме того, мы видели подобные свидетельства и ранее — например, сначала нам предлагалось поверить, что лошадь эволюционно произошла из эогипуса. Затем, открытие внутриутробного эволюционного развитие плода, которое должно было уничтожить веру в первородный грех, но, тем не менее, и эта попытка объединить человечество вокруг эволюционной теории провалилась. Оба аргумента были весьма коварны, но Церковь повергнуть нелегко, она основана на камне.
Теперь, на Литии, перед нами новое свидетельство, самое утонченное и в то же время самое откровенное из всех предыдущих. Это свидетельство совратит множество тех людей, которых невозможно было совратить другими способами и которым недостанет проницательности или жизненного опыта, чтобы понять что это свидетельство ложно. Создается впечатление, что уже сам масштаб демонстрации послужит неотразимым аргументом в пользу эволюции. Предполагается раз и навсегда разрешить сомнения, оттеснить в сторону Бога, разорвать цепи которые уже столько веков скрепляют камень Петра. С этого времени исчезнут сомнения — не будет больше Бога, останется лишь феноменология — и, конечно, за кулисами, в дыре, которая внутри дыры которая через дыру будет таиться само Великое Безбожие собственной персоной, которое из всех слов знает лишь слово Нет. Оно имеет много других имен, но мы знаем его главное имя. Вот что останется для нас.
Поль, Майк, Агронский, ко всему сказанному я могу добавить лишь одно — человечество стоит на краю Преисподней. По милости Божьей мы все еще имеем возможность вернуться. Мы должны вернуться — и я уверен, что, это наш последний шанс.