Архитектор Душ V

Глава 1

Я спокойно смотрел ему в глаза. Он не отвел взгляд. Мы стояли друг напротив друга, два неподвижных фехтовальщика в белом, разделенные только узкой полосой пространства и скрещенными клинками. Каждый выжидал, когда противник сделает первое неосторожное движение, чтобы перехватить инициативу и закончить бой одним точным ударом. Ситуация напоминала шахматную партию в начальной стадии, где оба оппонента собираются уделать врага детским матом в четыре хода.

Время тянулось медленно. Солнце стояло высоко, его лучи били прямо в глаза, заставляя щуриться. Я слышал только шелест ветра между древними камнями крепости и приглушенный гул голосов зрителей, замерших в ожидании первого удара.

— Вы так и собираетесь стоять как два истукана⁈ — раздался чей-то нетерпеливый выкрик из толпы. — Ударьте уже кто-нибудь!

Я мысленно усмехнулся. Собравшиеся люди жаждали шоу. И неважно, какая кровь текла по организму, «голубая» аристократическая или «красная» крестьянская. Итог был один: все вокруг ждали хлеба и зрелищ.

Словно по невидимой команде, мы одновременно шагнули вперед. Сталь взвизгнула, высекая искры. Бой начался.

Орлов был быстр. Невероятно быстр для человека его возраста. Его клинок не просто атаковал, он описывал в воздухе сложные траектории, непредсказуемые и опасные. Выпад следовал за переводом, укол за батманом — весь арсенал классического фехтования обрушился на меня с первых же секунд боя. Я отбивался, парировал, отступал, чувствуя, как с каждым ударом тяжелеет рука, как пот начинает выступать под плотной тканью костюма.

Первые минуты я пытался работать по намеченному плану — навязать ему свой ритм, поймать его клинок в изматывающее связывание, но Орлов был слишком опытен. Он не давал мне ни единого шанса применить отработанный прием. Каждый раз, когда я пытался захватить его рапиру, он легко уходил от захвата, меняя угол атаки, темп и направление. Он не просто фехтовал — он демонстрировал превосходство профессионала над любителем.

Я видел его лицо, презрительную усмешку на губах. Он наслаждался своей силой и мастерством. И я понимал: еще несколько минут такого давления, и я просто перестану, как это называется, «вывозить» физически, а следом и морально.

Нужно было срочно менять тактику.

Я отбросил все сложные приемы последних недель и вернулся к базовым принципам, о которых уже размышлял не раз. Парирование и контратака. Никаких изысков, только сухая эффективность выживания. Я перестал пытаться его переиграть и начал просто защищаться.

Если клинок летел к моей груди — я отбивал его коротким движением. Укол в плечо — парирование и мгновенный ответный выпад, заставляющий его отступить. Я перестал анализировать происходящее, тело работало на чистых рефлексах и мышечной памяти.

В голове мимолетно пронеслись слова Рихтеровича: «Перестань думать, Громов. Просто делай».

И я делал.

Постепенно ритм боя начал меняться. Орлов, привыкший к моему пассивному сопротивлению в начале поединка, столкнулся с упорной обороной. Он продолжал атаковать, но в его движениях появились торопливость и раздражение. Он больше не играл с жертвой, а стал настойчиво долбиться, пытаясь пробить защиту, но раз за разом натыкался на сталь моего клинка.

Я был моложе и выносливее. А от него, несмотря на пот и пыль, доносился слабый запах перегара. Вчерашний алкоголь давал о себе знать, забирая силы и замедляя реакцию. Эх, господин Орлов, зря вы к бутылке прикладывались все это время. Пока вы заглядывали на дно стакана, я практиковался и готовился. Это то, о чем я говорил. Недооценка противника может сыграть злую шутку.

Новый план сформировался сам собой — я буду его изматывать. Не искать победы активными действиями, а заставить его самого отдать ее.

Мы перемещались по площадке, клинки звенели, искры разлетались во все стороны. Толпа шумела, подбадривая то одного, то другого участника. Я краем глаза видел раскрасневшиеся от возбуждения лица зрителей. И, кажется, заметил силуэт Феликса Рихтеровича в толпе. Может, показалось?

Для большинства присутствующих это было захватывающее представление, для нас — тяжелая, изнурительная работа.

Я не атаковал первым, только отвечал на его действия. На каждый выпад — парирование, на каждый хитромудрый финт — простой отвод. Я заставлял его двигаться, тратить силы, выдыхаться. На его лбу выступили крупные капли пота, вены на шее вздулись, дыхание стало прерывистым и тяжелым.

И в какой-то момент я почувствовал перелом. Орлов все еще оставался быстрым, но его удары потеряли изначальную мощь. Начали проскальзывать мелкие ошибки. Признаки, которые свидетельствовали о подступающей усталости. И было еще кое-что. Что-то в его движении изменилось. Поступь? Что не так?

Второе дыхание, кажется, открылось само собой. То самое чувство, когда думаешь, что вот-вот и сорвешься, но внезапно происходит прилив сил, словно от вдохновения. Адреналин обострил чувства и ускорил реакцию. Усталость отступила, осталась только холодная концентрация на единственной цели.

Он сделал очередной выпад. Слишком широкий и предсказуемый. Я легко отвел его клинок и в ответной атаке направил удар не в корпус, а вниз, целясь в ногу. Просто чтобы проверить догадку.

И он, слегка прихрамывая, отскочил в сторону. Правая нога подкосилась на мгновение. Он тут же выпрямился, пытаясь скрыть слабость, но я уже все понял.

Старая травма.

Теперь я знал его уязвимое место. Я начал активно перемещаться вокруг него, не атакуя напрямую, но заставляя поворачиваться, переступать с ноги на ногу, переносить вес именно на больную конечность. Каждый мой шаг был рассчитан, каждое движение продумано. Я больше не оборонялся пассивно, я методично использовал его слабость. Кто-то скажет, что это грязный прием. Но покажите мне хоть одного человека, который в дуэли не воспользовался бы слабостью оппонента? Сколько раз в боксе я наблюдал, как один боец, нанеся небольшую сечку на брови, начинает работать в это место, чтобы выбить противника техническим нокаутом.

— Ты сукин сын, — прошипел он сквозь зубы, его глаза горели бессильной яростью.

Он пытался атаковать, но я легко уходил от ударов, не давая сократить дистанцию. Он пытался занять удобную позицию, но я тут же смещался, снова заставляя его опираться на травмированную ногу.

Я громко рассмеялся, и этот смех окончательно вывел его из себя. С яростным криком он бросился на меня, забыв о технике и тактике. Выпад был сильным, но неточным. Я не стал парировать, а просто сделал шаг в сторону, пропуская клинок мимо. Оказавшись за его спиной, я коротко, но сильно пнул его ногой в зад так, что аж отпечаток остался.

Орлов споткнулся, взмахнул руками, пытаясь удержать равновесие, и едва не упал лицом в пыль. По толпе пронесся сдавленный смешок, но никто не решился рассмеяться открыто. Это уже выходило за рамки благородного поединка. Но мне было плевать. Во-первых, он опозорил честь двух девушек грубейшими высказываниями. А, во-вторых… да пошел он к черту!

Я отступил на несколько шагов, давая ему возможность подняться и прийти в себя. Легким движением кисти провернул рапиру, описывая в воздухе восьмерку.

— Признаете свое поражение, господин Орлов? — спросил я громко, чтобы слышали все присутствующие. — Девушки находятся здесь. Достаточно просто извиниться перед ними, и мы разойдемся, а ваш беленький мундир будет запятнан только моим пинком, а не кровью.

Он не ответил, только медленно выпрямился, тяжело дыша. По его лицу, залитому потом, текли слезы ярости и унижения. Белки глаз покраснели от напряжения, правая нога заметно дрожала, с трудом удерживая вес тела. Он был загнан в угол, но отступать не собирался.

Орлов снова атаковал, но в этот раз отчаянно и безрассудно, вкладывая в попытку последние силы.

Я ждал именно этого момента. Видел, как он собирается с силами для финального удара, как в его глазах вспыхивает последняя надежда на победу.

И когда его клинок устремился ко мне, я применил прием, который отрабатывал все эти недели.

Le liement.

Моя рапира встретила его клинок не ударом, а слиянием. Я не сопротивлялся его напору, а принял его, пропустил через себя и, используя инерцию противника, повел его оружие по дуге вверх. Его защита полностью раскрылась — корпус и лицо остались беззащитными, а клинок, как и в тренировках с Феликсом, вылетел вверх.

И я нанес удар.

Короткое режущее движение по диагонали сверху вниз. Острие моей рапиры прочертило на его щеке, чуть ниже глаза, тонкую ровную линию, словно разрез ланцета.

Он замер, его атака оборвалась на полпути. На белой ткани костюма на груди появились багряные капли. Кровь. Первая кровь.

Я отскочил назад и вскинул рапиру вверх.

— Touche! — крикнул я.

Сердце колотилось так сильно, что пульс отдавался в ушах. Одежда, промокшая до нитки, прилипла к телу, по спине струился холодный пот, несмотря на жар от физической нагрузки.

Орлов стоял неустойчиво, прижимая ладонь в белой перчатке к лицу. Когда он отнял руку, на ней было яркое алое пятно. Он смотрел на собственную кровь с выражением почти детского недоумения, словно не мог поверить в произошедшее. В то, что он, непобедимый мастер, проиграл.

После мгновения оглушительной тишины толпа взорвалась криками, свистом и аплодисментами. Зрители получили свое зрелище — кровь была пролита, честь защищена, поединок завершен по всем правилам.

Орлов, ослепленный яростью и унижением, снова шагнул вперед, поднимая рапиру. Я напрягся, готовый продолжить бой, если потребуется. Но его секундант — высокий седовласый мужчина — быстро встал между нами, мягко, но настойчиво опуская руку Орлова.

— Все кончено, — сказал он негромко, но достаточно четко, чтобы все услышали. — Бой завершен. Ты проиграл, Дмитрий. Успокойся.

Секундант протянул Орлову платок. Тот с яростью выбил его из руки и, прихрамывая, развернулся и пошел к выходу. Он уходил молча, не удостоив меня ни словом, ни взглядом. Его сгорбленная фигура говорила о поражении красноречивее любых слов.

Я опустил рапиру. Корней подошел, забрал у меня оружие и положил руку на плечо.

— Ты отлично справился, — сказал он коротко, и в его голосе звучало искреннее уважение. — Мое почтение, господин Громов, — а затем тише добавил: — Где ты так шпагой размахивать научился?

Я скосил взгляд в сторону Лидии и затем туда, где, казалось, видел фигуру Феликса Рихтеровича. Но его и след простыл.

— Да так, были хорошие учителя. Ладно, мне надо идти.

Мы пожали руки. Я схватил свои вещи, которые он держал во второй руке.

Мастер Корнелиус кивнул в ответ. Я развернулся и пошел с площадки мимо возбужденной толпы. Люди расступались, провожая меня любопытными и восхищенными взглядами, но, к счастью, никто не пытался заговорить. Последнее, что мне сейчас было нужно — поздравления и пустая светская болтовня, словно я рок-звезда, выходящая из зала к толпе фанатов.

Алиса, Лидия и Лизавета уже ждали у машины. Три женские фигуры с разными выражениями лиц. У Алисы на щеках играл румянец, в глазах горел восторг от увиденного. Лидия сохраняла внешнее спокойствие, но в глубине ее взгляда читалось облегчение. Лизавета была бледной и напряженной, ее губы плотно сжаты от переживаний.

Я огляделся в поисках Шаи, но эльфийка исчезла так же незаметно, как появилась. Зачем она приходила? Просто посмотреть на поединок? Поддержать своим присутствием? Или хотела что-то сказать, но не решилась? Вопросы остались без ответов, но сейчас это было неважно. Главное, что я победил.

— Поехали домой, — сказал я, открывая водительскую дверь.

Влажная ткань фехтовального костюма неприятно холодила кожу. Единственное, чего я сейчас хотел это — добраться до дома, принять горячий душ и отдохнуть от пережитого напряжения.

Дорога домой прошла в молчании. Даже Лиза, сидевшая рядом на пассажирском сиденье, не задавала вопросов. Она смотрела прямо перед собой на дорогу, нервно теребя ремешок сумочки.

Я понимал, что разговор неизбежен. Напряжение между нами требовало разрешения. Поэтому я не стал спрашивать, куда ее отвезти, а просто поехал к себе домой.

Машина катила по улицам, залитым ярким полуденным солнцем. Город жил обычной субботней жизнью — люди гуляли в парках, сидели в уличных кафе, занимались своими делами. Мимо проплывали витрины магазинов, яркие афиши, беззаботные лица прохожих. Этот мирный пейзаж казался странным контрастом после только что пережитой дуэли.

Я остановил автомобиль у ворот своего дома, заглушил двигатель.

— Выходите, — сказал я, открывая дверь.

Мы вошли в дом. Прохлада и полумрак холла после яркого солнца и адреналина поединка подействовали успокаивающе. Алиса и Лидия молча удалились в сторону своих комнат, понимая, что нам с Лизаветой нужно поговорить наедине.

Я прошел на кухню, открыл холодильник и достал бутылку холодной воды. Сделал несколько больших глотков, чувствуя, как прохлада растекается по телу, снимая остатки напряжения.

— Лизавета, зайди сюда, пожалуйста — позвал я, не оборачиваясь.

Она вошла и села за стол. Ее движения были скованными, напряженными. Сумочка легла на колени, но руки продолжали теребить застежку. Я сел напротив.

— Ты хотела поговорить, — констатировал я.

— Да, — ответила она тихо, почти неуверенно. — Но теперь даже не знаю, стоит ли начинать этот разговор.

— Не знаю, стоит ли, — ответил я честно. — Но если у тебя есть вопросы, задавай. Я отвечу максимально откровенно.

Она подняла на меня глаза, в которых смешались упрек, обида и растерянность.

— Во-первых, что эти две особы делают в твоем доме?

Я ожидал этого вопроса — он был самым очевидным.

— Арендуют комнаты, — ответил я спокойно. — У Бенуа серьезные финансовые проблемы после инцидента с ее отцом. Дом заложен, идти ей было некуда. Требовались работа и жилье.

— А Морозова?

— Домой возвращаться не хочет. Ты знаешь, какие у нее отношения с отцом, — спокойно аргументировал я. И тут не к чему было прицепиться.

О том, что буквально на днях Лидия ездила домой и о чем-то беседовала со своим отцом, я упоминать не стал. Да и не нужно это было в данный момет.

— Хорошо, допустим, это я могу понять, — сказала Лиза после паузы. — Но что ты делал с ними на приеме у Муравьевых? Почему взял их, а не меня?

Она смотрела прямо на меня, и в ее взгляде читался главный невысказанный вопрос: «Почему не я была рядом с тобой?» Я на мгновение задумался, подбирая слова. Как объяснить, не раскрывая сложной подоплеки происходящего?

— Громов, ты что, спишь с ними обеими? — вопрос прозвучал резко, с плохо скрываемой ревностью.

— Нет. Этого точно нет, — ответил я, позволив себе легкую усмешку, чтобы немного разрядить обстановку.

— По лицу вижу, что мысль такая была, — не унималась она.

— Не угадала. Хотя идея интересная, — хмыкнул я. — Не думала про ЖЖМЖ?

— Громов, — ее голос стал строгим, требовательным. — я сомневаюсь, что тебя хватит на стольких одновременно.

Я вздохнул. Наверное, мне следовало сказать правду. Иногда, конечно, ложь во благо — это отличный инструмент, но я считал, что мне надо было хотя бы начать избавляться от привычек старого Громова.

— Слушай, ты сама знаешь, что некоторое время я вел себя неадекватно. Много пил, замкнулся в себе, затворничал.

— Да, это было заметно, — кивнула она.

— Когда я решил взять себя в руки, а меня настойчиво звали к Муравьевым, мне нужны были люди, которые не позволят мне сорваться и напиться. Те, кто будет жестко контролировать мои слабости, не давая поблажек.

Однако пускай эта чудесная особа продолжает оставаться в легком неведении. Да и не лгал я. Просто недоговаривал, как говорили классики.

— Громов, ты мог просто попросить меня: «Лиза, не давай мне пить на приеме».

— Так не работает, — возразил я. — Ты слишком добра ко мне, слишком лояльна. Возможно, даже чересчур снисходительна к моим слабостям. А эти две мне спуску не давали весь вечер.

Она долго смотрела на меня, словно пытаясь понять, вся ли это правда, затем тяжело вздохнула.

— Это все равно не оправдывает твоего решения взять именно их. Но что теперь обсуждать прошлое, — она протянула руку через стол и накрыла мою ладонь своей. Ее пальцы были холодными от волнения. — Главное, что ты остался жив после этой дуэли. И где ты вообще так научился фехтовать? Я никогда не видела тебя с рапирой.

— У меня есть определенные скрытые таланты, — усмехнулся я. — А если серьезно, последний раз я держал рапиру в руках еще в студенческие годы в столице. Пришлось целый месяц усердно тренироваться, вспоминать всю технику. Ты, кстати, знала, что у Орлова старая травма ноги? Колено или голеностоп.

— Нет, откуда мне знать такие подробности? — на ее лице отразилось искреннее удивление. — Как ты это понял?

— В какой-то момент боя он начал прихрамывать. Я заметил это по его движениям. Честно говоря, именно эта травма и разница в возрасте сыграли ключевую роль и дали мне возможность победить.

— Хорошо, что все закончилось твоей победой, — она взглянула на часы. — Ладно, мне еще нужно на маникюр и к парикмахеру перед отъездом. В понедельник поезд в шесть вечера, не забыл? Раз времени на отель или ресторан уже не остается, я заеду к тебе вечером.

— Договорились, — кивнул я.

Она поднялась, поправила платье, разгладив складки на юбке. Я проводил ее сначала до выхода из дома, затем до калитки. У самых ворот Лиза остановилась и повернулась ко мне. На ее лице отражалась сложная смесь чувств, которую я не мог до конца расшифровать — облегчение, тревога, может быть даже нежность.

Я наклонился и легко поцеловал ее в щеку. Кожа была прохладной, пахла едва уловимым ароматом духов. Она не ответила на поцелуй, только кивнула и, развернувшись, зашагала по улице. Ее низкие каблуки четко отстукивали ритм по тротуару, пока фигура не скрылась за поворотом.

Я закрыл калитку. Еще мгновение постоял, глядя на опустевшую улицу, затем вернулся в дом, попутно доставая телефон из кармана. Надо было договориться с…

Вззззз.

Хм. На ловца и зверь бежит. С экрана с окошком уведомления на меня смотрела остроухая.

«Поздравляю с победой».

«Спасибо», — напечатал я быстро. — «Когда будем проводить ритуал, или что у нас там по планам?»

«Ну-у-у-у… раз уж ты соизволил выжить, то… можем хоть сейчас».

«Да?».

«Дэ. Вы приедете, или мне приехать?»

«А как правильнее?»

«Правильнее не влезать в сомнительные ритуалы, господин коронер, чтобы потом не искать помощи у всяких малознакомых эльфиек».

«Никто не мешает познакомиться поближе», — ответил я.

'…

…