Глава 3

«…И услышал я другого от жертвенника говорящего: Ей, Господи Боже Вседержитель, истинны и праведны суды Твои…»

Потерянная Душа город ненавидела из-за шума. Рычащие автомобили, кричащие приемники, магнитофоны и телевизоры, гул толпы и рев самолетов угнетали ее, но она следовала за Ариконой, которая в дебрях каменных джунглей искала то, ради чего заключила сделку с дьяволом – месть.

Они опустились за чертой города и пешком вошли в него. Потерянная Душа сморщилась от шума, но для Ариконы это был привычный мир, в котором еще недавно она жила и познавала страсти земные.

Город двадцать первого века... В нем было до страшного много страданий. Арикона шла по улице и краем сознания улавливала сигналы, поступающие к ней со всех сторон: где-то кого-то избивают, где-то кого-то травят и грабят, где-то кто-то расстался с жизнью по вине врачей... Стенания и плач неслись к ней со всех сторон, но она уже успела привыкнуть к ним и среди всеобщего рыдания умела находить то, что считала необходимым. Для обычных людей горе стало вполне привычным делом, они смирились, теша себя надеждой о светлом мире там, за пределами неба и разума, они жили, потому что никакого выбора перед ними не ставилось, и они наивно полагали, что так и должно быть.

Город, порабощенный злом... Злом? тут же спросила себя Арикона. Что эти люди знают о зле? Только то, что оно доставляет им неприятности. Но они не знают, что не зло виновато в их несчастьях. Что угодно, только не зло.

Утреннее солнце отражалось в зеркальных витринах, играло на плафонах уличных фонарей, отражалось слепящим блеском в лужах, оставленных водяными уборщиками улиц. Толпа текла рекой во всех направлениях, бурным потоком пересекая перекрестки, дружно замирала у светофоров и толкалась в дверях автобусов. Ревели гудки автомобилей, скрипели тормоза, постукивали каблуки туфелек, ботинок и сапог, шуршали бумажные пакеты и целлофановые мешки.

Арикона скользнула по краю ветра и мягко опустилась на крышу городской ратуши. С него открывался отличный вид на город. Утренний смог струился над улицами, благоухая бензином и угарным газом, слабый аромат цветочный клумб терялся в зловонии.

Арикона оперлась плечом о стальную иглу шпиля, сложила крылья и закурила сигарету. Она не торопилась окунуться в свои дневные заботы. Каждое утро она старалась встретить на какой-нибудь высокой точке, откуда бы разворачивался вид – неважно, какой это был вид: речная протока, гладкое озеро, горная долина, шумящий лес или дымный город. Разглядывая пейзаж, она на некоторое время отрекалась от всего, что существовало внутри нее, что было раньше и что окружало ее в данный момент.

Часы на ратуше пробили девять раз. Вибрация от ударов огромного молота подалась и в шпиль, проникнув в тело Ариконы. Она сделала последнюю затяжку и швырнула сигарету вниз, глядя, как кувыркается она, прокладывая себе путь к асфальту.

Расправив крылья, она черной большой птицей пронеслась над улицей и коснулась ногами земли в самом центре шумного города.

Прямо перед ней сияли двери оружейного магазинчика, куда она частенько заглядывала по делу и без. Огнестрельное оружие ее совершенно не интересовало, но вот холодное… У нее была особая страсть к холодному оружию.

Она толкнула дверь, и над ее головой звякнули колокольчики. Продавец тотчас же поднял голову и улыбнулся ей, как старой знакомой. Потерянная Душа с наслаждением втянула в себя ни с чем не сравнимый запах стали и кожи, громко чихнув при этом.

– Будь здорова, душенька моя, – сказал продавец. Душа что-то пробормотала в ответ.

Арикона подошла к стенду с коллекцией холодного оружия. Это был ее любимый стенд, да и хозяин магазина сам оставался неравнодушен к ножам различного типа.

На зеленом сукне с белой неоновой подсветкой красовались настоящие произведения искусства и шедевры мастеров криминального мира. Здесь были микрокинжалы – коварные вещицы размером в три-пять сантиметров, в собранном виде напоминающие стилет. После удара таким ножом в мягкие ткани или живот делался резкий поворот вбок, и лезвие оставалось в теле жертвы, нанося ей еще большие повреждения и боль при малейшем движении.

Отдельно расположились многопредметные складные ножи, ножи охотничьи и туристические без фиксаторов лезвия, ножи автоматические, инерционные и гравитационные – клипиты, ножи Боуи, представленные сразу двумя типами – тяжелым тесаком с массивным перекрестием и скосом обуха, и более легким клинком с кинжальной рукоятью в "византийском" стиле и симметричным стрелообразным участком возле острия, параллельными прямыми лезвием и обухом с односторонней или полуторной заточкой.Рядом таинственным одиночкой сиял складной одно-предметный нож с фиксатором. Хозяин магазинчика частенько говорил с гордостью, что это самое замечательное изобретение двадцатого века. Однако его утверждение было ошибочно. Прообразом этой модели являлись популярные в испаноязычном мире навахи и альбацеты. Именно они предвосхитили появление модели, признанной классической в этом направлении – модели 110 фирмы Buck. Идея такого удобного, компактного и не противоречащего закону ножа просто носилась в воздухе и поэтому сразу и безоговорочно была принята на ура. Несмотря на появление достаточно поздно – во второй половине века, – эта модель по популярности соперничала только со складным многопредметным ножом и копировалась с различными незначительными изменениями и дополнениями практически повсеместно. В настоящее время этот вид ножа плотно сросся с клипитами, радуя своих поклонников разнообразием форм и технических решений.

Украшением стенда служили несколько удачно выполненные танто – японских ножей, бализонг – «бабочка» и мачете, украденный, возможно, из музея, потому что его внешний вид был изрядно подпорчен временем и неаккуратным хранением во влажной среде. На вид ему было лет триста, и за этим старичком никогда особенно не ухаживали – хозяин магазина «великанов» из простонародья не слишком жаловал.

Еще на стенде были скандинавские ножи, финские, французские, но их Арикона даже взглядом не удостоила – плебеи.

– Колюще-режуще-кромсающее, – сказала Арикона удовлетворенно. Продавец покинул стойку и приблизился к ней.

– Ты, как всегда, чертовски красива по утрам, – сообщил он ей. Арикона сняла с пояса свой топорик.

– Затупился. Посмотри.

Продавец попробовал пальцем остроту лезвия, взвесил на руке вес, ответил:

– Сейчас все сделаем, – и ушел за витрину.

Звякнули колокольчики. Вошли еще двое покупателей – молодые крепкие парни. Ариконе они не понравились. Она давно научилась перехватывать дерзкие взгляды отчаянных людей, готовых на любые подлости. А у этих двоих взгляды были более чем выразительные. У одного под курткой сбоку что-то топорщилось и он придерживал это рукой. Арикона шагнула за стойку.

– Я могу вам чем-то помочь? – спросила она.

Парни мигом оценили обстановку – пустой магазин, за прилавком щуплая девчонка, и на улице ни души, за исключением незадачливого водителя, копающегося во внутренностях своего автомобиля.

То, что топорщилось под курткой у одного из парней, было немедленно извлечено на свет божий. Обрез.

– Кассу на стол, детка, – зловеще приказал он, наставляя дуло обреза на Арикону. Она обратила тихий задумчивый взгляд на второго парня. Он припер дверь плечом и вывеску повернул надписью «Закрыто».

– Кассу? – переспросила Арикона. – Торговли с утра пока не было, какая может быть касса, ребята?

В тени витрины кто-то выразительно зарычал.

– Не злите моего друга, парни, – сказала Арикона. – Он с утра не в настроении.

Парень обернулся. В проходе между витринами стоял невероятной величины белый лохматый пес. Глаза его блестели красноватыми огоньками, с оскаленных клыков на пол капала слюна, а шерсть на загривке встала дыбом. Угрожающий рык рождался в глубине могучей груди, а поддергивающиеся в оскале губы и капающая слюна немного дезориентировали бандитов.

Тот, что держал обрез, вдруг резко вскинул оружие, развернулся и выстрелил в пса. Собака необычайно грациозно подпрыгнула в воздухе, как-то странно кувыркнулась, щелкнула челюстями и опять вздернула губы, демонстрируя пойманную пулю. Смачный плевок – и пуля со звоном покатилась по полу.

Напряженно прижимаясь к полу, пес двинулся по направлению к парням. Глаза его загорелись двумя дьявольскими кострами, и в этом огне бандиты неожиданно увидели самих себя, корчащихся в адском пламени и завывающих от боли. Пес приподнялся и оглушительно гавкнул. Зазвенели стекла, за спиной Ариконы на стенде сами собой взвелись курки на пистолетах, а многочисленные ножи и топорики покинули полки и вознеслись над ее головой, подрагивая и в любую минуту готовые вонзиться в беззащитные людские тела.

– Дьявол! – вскрикнул один из парней.

– Всего лишь маленький демон, – скромно поправила Арикона. Дверь отворилась сама. Парни выскочили наружу, бросив обрез, следом за ними гигантскими скачками летел лохматый пес, хватающий их за пятки.

Арикона повела рукой в сторону, и ножи спокойно вернулись на свои места. На шум выскочил хозяин. В руке он зажимал топорик.

– Что случилось? – спросил он, оглядываясь.

– Все в порядке, тебя хотели ограбить, – сказала Арикона, покидая место за прилавком.

– А я испугался было, – облегченно вздохнул он. – Держи, острее бритвы.

Арикона провела пальцем по лезвию, придирчиво осмотрела оружие и, не найдя ни единого изъяна, повесила его на пояс.

В дверь вальяжно вошел белый пес.

– Это достаточно остроумно – стать собакой, – сказала Арикона.

– Одно из самых лучших моих превращений, – ответила самодовольно Душа, становясь опять самой собой. – Они будут бежать еще несколько кварталов. И до конца дней своих близко не подойдут к месту, где обитают белые псы.

Арикона прислушивалась к чему-то на улице, словно уловила какой-то звук, понятный только ей одной, но пока что слишком далекий и рассеянный пространством. Она всегда слышала подобные звуки, и они звали ее, хотя и не были обращены непосредственно к ней. Адское пламя ненависти вспыхивало в ней с необыкновенной силой и Арикона, отдавшая некогда свою душу, тело и разум на растерзание Сатане, спешила на зов даже помимо своей воли.

Поспешно кивнув на прощание хозяину магазина, она стремительно вышла на улицу и опять прислушалась. Следуя за магнитной стрелкой компаса-крика, она миновала несколько кварталов, оглядываясь по сторонам, потом приложила ладонь к кирпичной стене одного из домов и поняла, что не ошиблась адресом.

Стальная дверь, накрепко запертая стальной же задвижкой изнутри, поддалась под напором ее руки без всякого сопротивления. Арикона спустилась по стертым кирпичным ступенькам в полутемный подвал. Душа, прижимаясь к влажным стенам, плыла следом.

Семеро подростков-мальчишек, пыхтя от напряжения и усердия, методично пинали три жалкие фигурки, калачиками свернувшиеся на грязном полу. Избиваемые не произносили ни звука, только старались закрыть голову руками, да свернуться поплотнее, чтобы было не так больно.

Ребята на полу были гораздо младше тех, кто их бил.

Арикона остановилась за их спинами, не вмешиваясь. Покачавшись на каблуках, она забралась на шаткий деревянный стол у стены, подтянула колени к подбородку, обхватила их руками, и стала смотреть на сцену избиения. Подростки явно начали уставать, пинали не слишком активно и уже без всякого удовольствия. Сначала один из них отошел в сторонку, вытирая пот с лица и доставая измятую пачку сигарет из кармана, потом к нему присоединился второй, а потом и остальные устали и, покряхтывая, уселись на полу. Один из подростков прикурил сигарету и швырнул непогашенную спичку в скрюченные тела.

– Курить – здоровью вредить, – негромко произнесла Арикона, не меняя позы.

Дружный вздох испуга был бальзамом на ее прежние раны. Ребята повскакивали, вглядываясь в темноту, а Душа раздула щеки, и белый свет ее тела залил подвал. У мальчишки выпала сигарета изо рта.

Арикона спрыгнула со стола, подтянула голенища черных сапог и покосилась в сторону побитых малышей.

– Никакой справедливости в этом мире, – покачала она головой. – Верно, Потерянная?

– Никакой, – эхом отозвалась Душа.

– Семеро против троих… Просто зверство какое-то.

– Определенно, – поддакнула Душа.

Арикона подошла вплотную к мальчику, оказавшемуся к ней ближе всех. Он весь побелел от страха и если не рванул с места, то только потому, что ужас его парализовал.

– За что вы избили деток? – спросила Арикона, брезгливо беря подростка за подбородок двумя пальцами. – Они не захотели делать за вас домашнее задание? – мальчишка не ответил, и Арикона рявкнула прямо ему в лицо: – Отвечай!

– Нет! – не произвольно выкрикнул перепуганный ребенок, округляя глаза.

– Что – нет? – спросила Арикона. Ее взгляд внезапно упал за обнаженные руки подростка. Она схватила его за запястья, повернула к свету и поморщилась. На тонких детских венах виднелись черные следы уколов. – Вот дерьмо, – сплюнула она.

Шесть ребят, стоящих чуть поодаль, вышли из ступора и начали медленное отступление к спасительной двери. Их маневр Арикона без внимания не оставила.

– Стоять, – сказала она, не глядя на них, и они замерли, как куклы.

Душа, придерживая развевающиеся полы своего плаща, обошла ребят кругом.

– У всех – то же самое, – сообщила она.

– Маленькие уродцы, – в сердцах сказала Арикона. – Через день они решат, что я – всего лишь плод их одурманенного воображения. Никакой благодарности.

Она оттолкнула от себя мальчишку, подошла к скрюченным фигуркам на полу и рывком поставила одного избитого на ноги. Он жалобно смотрел на нее огромными глазами. Он даже не боялся ее, потому весь страх уже из него выбили. Двое других малышей несмело подняли головки, поняв, что бить пока что их не будут.

Вены у этих несчастных были чистыми.

Душа нависла над группкой юных наркоманов и сверлила их глазами.

– Как тебя зовут? – спросила Арикона ребенка.

– Инко, – ответил тот тонким голосом.

– За что вас били?

– Мы не хотели продавать вот это на улицах, – он раскрыл ладошку и показал целлофановый пакетик с белым порошком.

– Сколько тебе лет? Где твои родители?

– Восемь… Бросили…

У Ариконы раздулись ноздри. Еще секунда – и она бы непременно сверкнула глазами, но что-то удержало ее. Она вырвала у Инко белый пакетик, ткнула рукой в стальную дверь, задвижка на которой сама собой отвалилась, и сказала, глядя в пол:

– Уходите отсюда, и больше никогда не связывайтесь с преступниками.

Малыши, вытирая кровь с разбитых лиц, и хватаясь за животы, поспешили наружу. Подростки безучастно смотрели им вслед.

Больше ничего Арикона сделать не могла. Прежде, в первые дни своих странствий, она пыталась как-то влиять на затуманенный наркотиками разум, внушала страх к иглам и белым порошкам, к сигаретному дыму, но ни разу это не оказывало того эффекта, которого она ждала. Несколько часов жесточайшей ломки и – либо смерть, либо новый источник фальшивого наслаждения. Поэтому сейчас она влепила каждому по подзатыльнику, обеспечивая им головную боль, по крайней мере, на сутки, и ушла из подвала.

Загрузка...