Аристократия духа

Глава 4. «Требовать от красоты ещё и ума — значит притязать на совершенство, а это в наше время неразумно…»

Гостиная в доме, снимаемом милордом Ренном, была уютна и просторна, стены, обитые бледно-желтым штофом, словно крашеные желтой охрой, контрастировали с тёмными эбеновыми панелями, поверх которых были развешены гравюры в таких же тёмных рамках. Сейчас по эстампам скользил последний солнечный луч, бледный и почти бесцветный, рассыпаясь едва заметными искрами по лаковой поверхности рам.

Мисс Мелани Хилл молча следила за своей подругой Эбигейл Сомервилл, которая, отвечая просьбе подруг, зажгла свечи и опустилась с книгой на диван, сама же Мелани сидела у окна в кресле и то и дело бросала недовольный взгляд за окно, где медленно темнело.

— Если на то пошло, я вообще не помню, чтобы она хоть раз куда-нибудь пришла вовремя. Но если небольшое опоздание на светский раут вполне допустимо, то почему нужно заставлять ждать подруг? — мисс Мелани не скрывала раздражения. — Из-за неё мы не попали в лавку Шеффилда, а теперь и вовсе идти поздно. Это просто неуважение, дурное воспитание и нежелание считаться ни с кем, кроме себя.

Ей никто не возразил. Сидящие вокруг девицы были согласны с мисс Хилл, а промолчали лишь потому, что были заняты. Одна из них, мисс Рейчел Ренн, была одета этим вечером куда роскошнее, чем два дня назад, и голубое шелковое платье подчеркивало бездонную глубину глаз, белизну кожи и безупречный овал её красивого лица. Она осторожно нанизывала на нитку аккуратно вырезанные лепестки из тонкой кисеи розового цвета, собирая их в цветок, коим намеревалась украсить шляпку. Ей пособляла мисс Энн Тиралл, кареглазая особа с тонкими чертами фарфорового лица, обрамленного волосами цвета лесного ореха, правда, помощь заключалась в том, что девица держала шляпку и давала советы. Цветок наконец был готов, к нему добавили три крохотных листика, сшитых из зеленого бархата, и мисс Ренн несколько секунд с восторгом любовалась своей работой.

Просто прелесть.

Меж тем Энн, тоже одобрительно кивнув, ответила на тираду Мелани, хоть и обратилась к мисс Ренн.

— Это не мое дело, Рейчел, — заметила она, прикладывая цветок к шляпке Рейчел, — но с Джоан действительно стоит поговорить. Недостатки её воспитания уже просто бросаются в глаза. Она рано осиротела, воспитывалась не в лучшем обществе, это можно понять, но в ней порой проступает что-то столь высокомерное и наглое, что, если не вразумить глупышку, от неё скоро отвернутся все знакомые. А с того бала, когда её пригласил племянник милорда Комптона, она и вовсе стала неуправляемой. Леди Эллисон сказала мне, что она просто нагла, милорд Комптон назвал её «бедной сироткой», но таком тоном, что у меня мороз по коже пошёл, а милорд Беркли тихо обронил, что требовать от красоты ещё и ума — значит притязать на совершенство, а это-де в наше время неразумно… Милорд Дарлингтон тихо пошутил, что природа наградила её красотой в надежде, что поумнеет она сама, и жаль, что не все надежды оправдываются… Каково слышать такое?

Мисс Хилл утвердительно кивнула, а Рейчел поморщилась, но было непонятно, то от слов Энн, то ли от усилия, вызванного протыканием шляпки иглой и закреплением на ней цветка.

— Что толку в разговорах с той, — наконец ответила она, — кто ничего не хочет слышать и ничего не намерена понимать? Разве мало мы с ней говорили? К тому же, брату она не нравится, Альберт вообще против того, чтобы мы приглашали её. — Она вынула иглу, протащила за ней нить и снова вонзила иголку в цветок. — Но вот наша Эбигейл утверждает, что она не виновата, просто обстоятельства сложились для неё столь печально… У неё же ни отца, ни матери.

Сама Эбигейл Сомервилл, о которой шла речь, на упоминание своего имени не откликнулась. Она читала.

— Причём тут печальные обстоятельства? — живо возразила Энн Тиралл, — Эбигейл и Эрнест тоже сироты, но оба воспитаны безупречно. К чему оправдывать Джоан в том, что является её недостатком? Ведь в итоге самоуверенность и неразумие рано или поздно приведут её к беде!

— Ну, что ты всё пророчишь беды, Энн? — Рейчел снова поморщилась. Ей явно не нравился этот разговор, — она привлекательна, скоро выйдет замуж, всё может быть хорошо.

В разговор вмешалась мисс Хилл. Она вздохнула и покачала головой.

— Не тешь себя иллюзиями, Рейчел. Энн права. Джоан в ослеплении от своей привлекательности уже сейчас наделала столько ошибок, что любая следующая может стать роковой. Надо попытаться поговорить с ней.

Сидящая по левую руку от мисс Ренн мисс Эбигейл Сомервилл, двоюродная сестра мисс Ренн, всё это время не принимала участия в беседе и не помогала кузине, но была погружена в чтение небольшого томика в дорогом кожаном переплете. Она обладала странной внешностью: черты были безупречны, тонкий профиль дополняли прекрасные синие глаза, белокурые волосы были густы и пышны, и в глазах ценителя проступал подлинный шедевр изящества. Она напоминала статуэтку Антонио Кановы, но эпоха изящества, увы, давно миновала, подлинных ценителей становилось все меньше, и потому мисс Эбигейл несколько терялась на фоне своих менее утончённых, но более ярких подруг.

К тому же она не любила привлекать к себе внимание.

Мисс же Хилл не отличалась красотой, но в ней был избыток той прелести, за которую многие отдадут и красоту. Милейшее округлое личико с красивыми карими глазами, волосы цвета имбиря и симпатичнейшие веснушки, кои она сама ненавидела, полноватый, но изящный стан, кокетливая игривость и здравомыслие вдобавок к весьма солидному приданому — все это нравилось молодым людям, и мисс Мелани, будучи особой живой и общительной, пользовалась успехом куда большим, нежели подруги. Последние два часа Мелани ждала Джоан Вейзи, та обещала придти к пяти, но, как всегда, опаздывала. Меж тем мисс Сомервилл закончила чтение и закрыла книгу.

— Ну и как этот новомодный немецкий шедевр, Эбигейл? Ты одна способна оценить его до того, как появится перевод, — мисс Ренн с улыбкой полюбовалась на свою работу, цветок украшал и преображал шляпку, — говорят, автор был подлинно гений…

Мисс Эбигейл задумчиво смотрела в камин.

— …Здесь говорится об искусительной возможности вернуть время, прожить его заново… Герой — мудрец и книжник Фауст, считает, что прожил жизнь впустую, накапливая знания, но свою новую, данную дьяволом молодость тратит как последний глупец — на разврат, на пустые интриги, на придворные аферы, на путешествия за химерой и блуждания по краям фантасмагорий, он губит души, ищет прекрасную Елену и пытается отнять у моря клочок затопляемой приливом суши… И в итоге за эту суетность, по мысли автора, он прощён Богом. Гёте называет это… «исканиями, стремлениями». Идея… какая-то перекошенная. Слова-то высоки, но им не веришь, ибо суета слишком уж проступает… Ослепший Фауст в предпоследнем действии ликует — он слышит, как работают каменщики, ему мнится, что идет стройка, дьявол же смеется: «это не траншею роют, а могилу…». Это и есть конец. Зря автор написал последний акт. Если такие люди спасаются — можно перестать верить в Бога.

Мисс Ренн, мисс Тиралл и мисс Хилл молча переглянулись. Эбигейл часто пугала подруг странным направлением ума. Надо сказать, что подлинной близости у мисс Сомервилл с сестрой и подругами не было — но не потому, что они сторонились её. Совсем нет. Всё девицы без возражений признавали умственное превосходство Эбигейл, все были высочайшего мнения о её внешности и душевных качествах, считая её подлинным совершенством, но всем им казалось, что Эбигейл слегка «не от мира сего». Девица не любила изящные безделушки, её не занимали светские сплетни, она не интересовалась любовными романами. Подруги Эбигейл не были пустышками, но даже им казалось, что мисс Сомервилл судит обо всём с излишней строгостью. Именно поэтому девицы предпочитали делиться друг с другом подробностями своих любовных увлечений и рассказами о молодых людях, которые вызывали их интерес, к Эбигейл же обращались только тогда, когда хотели услышать верное суждение по вопросам более сложным, нежели повседневные. При этом глубокие и разумные рассуждения подруги они неизменно принимали к сведению.

Но тут мисс Рейчел торопливо поднялась, заметив, что у порога стоит высокий черноволосый смуглый юноша, которого брат по приезде представил ей как своего друга, но о котором не доложили, ибо мисс Хилл отправила лакея за лентами в лавку.

— Мистер Кейтон? Как мы вам рады! Альберт скоро придёт, его увёл поверенный по имению, — это ненадолго. Это мисс Мелани Хилл, вы уже знакомы, Энн, Эбигейл, позвольте представить вам друга и сокурсника моего брата — мистера Энселма Кейтона, это моя кузина, мистер Кейтон, Эбигейл Сомервилл, а это Энн Тиралл, моя подруга.

Кейтон, который последние несколько минут до того стоял у порога, ибо о нём некому было доложить, невольно слышал слова мисс Сомервилл. Он помнил приглашение Ренна, полдня колебался, но потом решил всё же зайти, просто оттого, что хотелось избыть в самом себе дурную память позапрошлой ночи, перебить её свежими впечатлениями. Родня Ренна приняла его по приезде радушно, а больше, кроме Бювета, пойти было некуда.

Сейчас он, пытаясь скрыть неловкость первых минут знакомства, поспешно сказал мисс Сомервилл, что тоже читал эту поэму и согласен с её суждением. Если человек добровольно заключил договор с дьяволом — со стороны Бога не по-джентльменски вмешиваться в сделки третьих лиц. Его голос, вначале звучавший от волнения несколько глухо и сбивчиво, постепенно выровнялся, утратил принужденность, став мелодичным и приятным.

Эбигейл, на минуту смущённо опустив глаза, улыбнулась и ответила, что, возможно, Гёте ставит божественное милосердие выше справедливости, но это почему-то не кажется ни справедливым, ни милосердным. Можно понять, почему прощена Маргарита, но как простить того, кто погубил её? Сама она с интересом рассматривала вошедшего молодого человека, чей образ удивительно совпал в её воображении с обликом Мефистофеля, о котором она только что читала. Смуглое горбоносое лицо мистера Кейтона подлинно несло печать чего-то мефистофелевского, глаза казались туманными и печальными, они манили и отталкивали одновременно, красивым он не был, но высокий лоб незнакомца говорил об уме, а улыбка была завораживающей. Кейтон же, заметив, сколь внимательно его разглядывают, снова смутился и опустил глаза. Он не любил внимания к себе, пристальные взгляды смущали и нервировали его.

— Возможно, мисс Сомервилл, Гёте смотрит на своего героя как на самого себя, а себе мы склонны прощать то, что не простили бы другим. Герой ищет не высшей истины, но земных благ, не Бога, но прекрасную Елену…

Она улыбнулась, слегка пожав плечами.

— Но ведь все равно не находит, или обретя, теряет. Человек, которого не волнует ни честь, ни Истина, страшен, и как можно было спасать его? — Мисс Сомервилл предложила ему сесть и сама опустилась на диван. — Для кого честь пустяк, для того и все остальное ничтожно… — тихо проронила она.

Кейтон почти не поднимал глаз, разглядывая кресла, на спинках которых красовался орнамент с виноградными листьями, как на лестничных перилах в старинных особняках, но теперь, вскинув голову, бросил мимолетный взгляд на собеседницу. Это суждение было ригористичным и болезненно для него перекликалось с событиями ночи у Клиффорда.

Он с усилием улыбнулся.

— Это приводит нас к далёким от литературы вопросам, мисс Сомервилл. Мне самому показалось, что в своём герое Гёте изобразил, скорее, свои грёзы о несбыточном, а так как он был весьма умён, то понимал, что итог несбыточного — «Man spricht, wie man mir Nachtricht gab, von keinem Graben, doch vom Grab…» «Согласно последнему приговору, роют не котлован, но могилу…» А финал в раю — самооправдание в мечтах, только и всего.

— Это искусительная книга…

Кейтон рассмеялся.

— Не помню, кто это сказал, мисс Сомервилл, но подлинно искусительны не толстые тома в дорогих кожаных переплетах, а дешёвые книжонки по два пенса…

— Книжонки по два пенса искусительны для черни, её вообще легко искусить, низость её мышления диктуется низменностью её устремлений, но лживость подлинного таланта особенно опасна — и не для черни…

Энселм снова согласился.

— Да. Говорок Мефистофеля весьма отчетливо слышится на этих страницах, и возможно, он отравил ядом своего дьявольского красноречия и самого автора. К несчастью, Мефистофель получился весьма обаятельным, я, помнится, даже влюбился в его остроты. Он должен был по исходному сюжету, заимствованному ещё у Марло, погубить Фауста, но беда в том, что он просто затмил его по ходу действия. Не знаю, как вам, а мне неинтересен был Фауст с его нелепыми метаниями и глупыми поисками, и судьба его, хоть по замыслу автора он воплощает человечество, была мне глубоко безразлична. А это значит — Мефистофель победил.

— И вас это радует?

— Скорее смешит, мисс Сомервилл. Но это же свидетельствует и о вашей правоте. Как ни вытаскивай Гёте своего героя из ада, — мы все равно чувствуем, что ему там самое место, и сочувствуем чёрту. И весь замысел творца поэмы — летит ко всем чертям… — все это время Кейтон, изредка бросая взгляд на собеседницу, тут же отводил глаза. Мисс Сомервилл продолжала смотреть на него слишком пристально, и это раздражало его.

Тут двери снова распахнулись и вошли Альберт Ренн и Гордон Тиралл, брат Энн. Гостиная сразу наполнилась голосами. Ренн обрадовался Кейтону, приветствовал его тепло и искренне, мистер Тиралл, с которым Кейтона тут же познакомили, оказался чуть полноватым молодым человеком с приятной улыбкой на округлом лице. От него веяло покоем и силой, той апатичной уверенностью в себе, которая свойственна людям, не имеющим нужды в самоутверждении. Он вежливо и спокойно поклонился, рассматривая Энселма взглядом безмятежным, но твёрдым. Они обменялись несколькими словами приветствия, и в эту минуту возвратившимся лакеем было, наконец, доложено и о прибытии с двухчасовым опозданием мисс Вейзи, и девица, о которой Кейтон был столь наслышан, появилась на пороге.

К удивлению Кейтона и Ренна, сопровождал её их сокурсник Остин Роуэн.

— Возле собора столкнулись две кареты, — столпотворение вокруг, пришлось объезжать за три квартала, — удостоила она объяснить причину своей задержки. — Потом мы заехали к полковнику Корнишу, и он угостил нас отменным вином.

Кейтон внимательно рассматривал девицу. Мисс Джоан Вейзи отличалась величественным сложением и той внешностью, что приковывает к себе все взгляды. Она была высока, белокожа и сияние её больших круглых карих глаз было заметно издали. Губы её изгибались под причудливым углом, были крупны и чувственны, крылья изящно выточенного носа, стоило ей рассмеяться, чуть раздувались. В её обществе все остальные девицы погасали, словно звёзды в свете фонаря. Было заметно, что мисс Вейзи сама прекрасно осведомлена о том, сколь яркое она производит впечатление, взгляд её был прям, в нём проступали уверенность в себе и некоторое самодовольство. Кейтону показалось, что она явно кокетничает с Роуэном, по крайней мере, улыбается, слушая его остроты, и называет просто Остином, и Энселм удивился, не поняв, когда они успели столь коротко познакомиться. Он знал Остина, тот был третьим сыном баронета, и ему предстояло посвятить себя церкви. Приехать в Бат он мог всего на несколько часов раньше, чем они. Но, может, они в родстве?

Мисс Хилл окинула вошедшую раздраженным взглядом, но ничего не сказала. Мисс Ренн собралась было вежливо заметить мисс Джоан, что ничего страшного не случилось, но её опередил мистер Тиралл, обратившийся к девице с витиеватым комплиментом. Мисс Мелани, вздохнув, небрежно передала мисс Вейзи какие-то письма и карточки, молодые люди обступили её, и сразу завязался непринуждённый разговор. В секундном промежутке в общей беседе Кейтону, поднявшемуся навстречу вошедшей гостье, показалось, что мисс Вейзи шёпотом спросила мистера Роуэна о нём и услышал тихий голос Остина, почти на ухо мисс Вейзи отрекомендовавшего его как младшего сына графа Кейтона.

Кейтон заметил, что и мисс Ренн, и мисс Тиралл смотрели на гостью с неприязнью, но мисс Эбигейл встала и поздоровалась мягко и вежливо. Однако, именно её приветствие было встречено особенно холодно. Это не обескуражило мисс Сомервилл, выполнив свой светский долг, она повернулась к нему и снова продолжила разговор.

— Вы со своей риторикой и дидактикой — подлинно адвокат дьявола, мистер Кейтон.

— Я знаком с этими дисциплинами, мисс Сомервилл, — улыбнулся Кейтон, — но я скорее просто схоласт и немного софист.

— Мефистофель — тоже.

Все начали рассаживаться, но тут хозяин дома заметил, что не успел познакомить мисс Вейзи и мистера Кейтона.

— Дорогая мисс Джоан, позвольте представить вам мистера Энселма Кейтона, моего друга и сокурсника, человека больших дарований и большого ума.

Кейтон снова встал. Мисс Вейзи повернулась, окинула его безразлично-презрительным взглядом, затем пробормотала еле слышно, что весьма рада. Тут мисс Ренн пригласила всех к чайному столу, мисс Джоан поспешно отошла от мистера Кейтона. Видимо, вино, коим угостил их полковник Корниш, несколько ударило ей в голову, и она довольно громким шепотом пробормотала на ухо мистеру Роуэну, что ей никогда еще не доводилось видеть столь уродливых троллей…

Все рассаживались, стулья двигались, однако, сам Кейтон расслышал эти слова и почувствовал, как пол закачался под ногами. Остин Роуэн ничего не ответил мисс Вейзи, но заговорил о том, сколь радует его то, что в последнее время стоит такая мягкая погода, он надеется, что она и в дальнейшем будет благоприятствовать им. Остальные поспешно поддержали разговор, выразив надежду на устойчивость погоды, и только мистер Тиралл выразил противоположное мнение, заявив, что после нескольких весенних дождей всё пошло бы в рост и зазеленело по-летнему.

Все старались сделать вид, что ничего не расслышали.

Кейтон несколько минут сидел, как в чаду, чувствуя, что задыхается, не поднимал глаз и почти ничего не видел. Медленно приходил в себя, и вскоре ощутил прикосновение к своей руке нежных пальцев. Мисс Сомервилл предлагала ему пончики. Глаза девицы были опущены, он понял, что она тоже была свидетельницей бестактности мисс Вейзи, и теперь пытается утешить его. Его странно затрясло, словно в ознобе. Разговор же за столом изменился. Теперь он касался последних речей в парламенте, лондонских сплетен, событий на континенте, но Кейтон не принимал в нём участия.

Альберт Ренн был взбешён произошедшим до дрожи. Он вообще терпеть не мог мисс Джоан Вейзи, неоднократно выражал неудовольствие сестре и кузине по поводу того, что они продолжают дружить с этой особой. Она казалась многим живой и непосредственной, остроумной и яркой, но Ренн полагал, что у этой молодой леди весьма предосудительные понятия и удручающе мало такта. Сегодня он лишний раз в этом убедился. Перед Кейтоном ему было мучительно стыдно. Несколько раз он бросал гневный взгляд на сестру, и заметил, что она отводит глаза. Стало быть, понимает всю тяготу ситуации для него, как хозяина дома, и боль того, кого он пригласил. Поднимал Ренн глаза и на мисс Джоан, продолжавшую как ни в чём ни бывало болтать с мистером Роуэном. Альберт понимал, что присутствие Остина усугубляет ситуацию, хоть и не думал, что сокурсник способен разболтать обо всем в университете, ибо был порядочен. Однако Альберт знал и Энселма, и понимал, сколь больно для того быть униженным при посторонних. Это усугубляло горечь его размышлений, и Ренн дал себе слово потребовать от сестры навсегда прекратить общение с мисс Вейзи.

Мисс Сомервилл при этом удивила Ренна. Кузина никогда не высказывалась при гостях, была сдержана и молчалива, но сейчас оживлённо болтала с мистером Кейтоном, то и дело подливала ему чаю, интересовалась, как он находит те сцены в немецкой поэме, что относятся в Вальпургиевой ночи, не напомнили ли они ему Шекспира? Это сходство тематики или общность духа всех великих? Альберт догадался, что кузина по-своему пытается поддержать его приятеля, и был ей благодарен. Мистер Кейтон, чуть придя в себя, тихо заметил, что тоже отметил некоторое единство духа старого немца и классика Англии, но скорее не в тематике и не в духе, а в том, что Гёте называл die seilige Sehensucht, блаженное томление, святой экстаз…

Кейтон не замечал усилий разговаривавшей с ним девицы, чувствовал только унижение, понимая же, что она старается утешить его, ощущал удвоенную боль, ибо действительно предпочёл бы, чтобы свидетелей нанесенного ему оскорбления не было. Тут, однако, он сообразил, что далеко не все молодые девицы в Англии могут читать Гёте в подлиннике и поинтересовался у мисс Сомервилл, откуда она знает немецкий? Оказалось, в детстве она по нездоровью провела несколько лет в Германии, в Бадене, там, общаясь с детьми в пансионе, выучила.

Любезность мисс Сомервилл простерлась так далеко, что она от имени мистера Ренна пригласила мистера Кейтона на пикник, назначенный на среду. Миссис Хилл, мать мисс Мелани, прекрасно предсказывает погоду, и уверяет, что в ближайшее время ветер не переменится. И адмирал Флетчер утверждает то же самое — правда, ориентируется он не по ветру, а по своей подагре. Все они собираются за город, возьмут холодные закуски и этюдники, покатаются на лодках.

Ренн горячо присоединился к кузине, мисс Рейчел же сказала, что хочет, чтобы он оценил её этюды — он просто обязан поехать. Мисс Мелани Хилл, весело блеснув глазами, уверила, что мистер Кейтон обязан согласиться ради неё.

Мисс Рейчел, Энн и Эбигейл изумлённо воззрились на подругу.

— Я собираюсь надеть мою зелёную амазонку, — пояснила мисс Мелани, — все вы её уже видели, а для него она будет новинкой.

Кейтон понимал, что его пытаются утешить и успокоить, пытался растянуть губы в улыбке, но ощущал только досадливое уныние и злость. Он болезненно поморщился, понимая, что сейчас нужно во что бы то ни стало удержать себя в руках, ни в коем случае не показать, как он задет, как болезненно уязвлена гордость, какая злость поднимается в душе. Кейтон глубоко вздохнул, искренне пытаясь успокоиться, но не получалось. В висках стучало, темнело в глазах. Бунтовало самолюбие, которому претили и нанесённое унижение, и предлагаемые утешения.

Однако спокойные замечания мисс Сомервилл, которая поделилась с ним размышлениями о гетевском шедевре, все же дали ему время придти в себя. К концу вечера Кейтон, даже начал поднимать голову, оглядывал стол. Он не встречался глазами с мисс Джоан, ибо она сидела с той же стороны стола, что и он, но слышал обрывки её разговора с Роуэном. Джоан неуёмно кокетничала с их сокурсником, стараясь навести разговор на свои успехи в обществе.

— Граф Дарлингтон сказал мне, что я обязательно буду приглашена на званый обед к милорду Комптону, а леди Мария Каролайн, супруга милорда Беркли, утверждает, что именно я должна открывать бал в их доме…

Роуэн вежливо заметил, что она, бесспорно, будет украшением всех балов и вечеринок, и осведомился, давно ли в Бате лорд Дарлингтон? Мисс Джоан этого не знала, но мистеру Роуэну ответила мисс Хилл. Он приехал давно, в ноябре прошлого года, вместе с больной родственницей, миссис Кари. Остин тут же спросил, давно ли в Бате сама мисс Хилл? Мелани проронила, что она здесь тоже с начала ноября, приехала с матерью.

— Я слышал, что мисс Митчелл именно здесь в прошлом году сразу, едва появившись в свете, нашла свою судьбу?

Глаза мисс Хилл блеснули. Она улыбнулась.

— Да, Кетти была просватана так быстро, что никто ничего и не понял. Адмирал Донован сделал ей предложение — и она согласилась. Он всем нам понравился — человек остроумный и обаятельный. Сам он сразу увлекся мисс Митчелл, ну, да это и понятно — Кэтрин просто красавица.

В их разговор вторглась мисс Вейзи.

— Ой, ничего особенного. Гордячка и ничего больше.

Мисс Мелани поморщилась, но мистер Роуэн уже с улыбкой многозначительно проронил.

— Мистер Чарльз Донован мой троюродный брат. Но сам я на месте мистера Донована, мисс Хилл, увлекся бы совсем другой особой… — Он бросил на мисс Мелани взгляд, весьма смутивший её и возмутивший мисс Вейзи.

Джоан почувствовала себя задетой и сообщила, что ей пора. Мистер Роуэн тоже поднялся, сообщив, что обещал проводить мисс Вейзи, при этом его лицо помрачнело. Сестра хозяина мисс Ренн ответила мисс Джоан, что желает ей всего доброго, не пытаясь задержать её. Однако тут впервые за столом раздался голос мисс Энн Тиралл. Она любезно осведомилась у мистера Роуэна, не в родстве ли он с мисс Вейзи? Оказалось, нет. Родственник мистера Роуэна, милорд Беркли, познакомил их вчера в Бювете.

Кейтон заметил, что девицы при этих словах многозначительно переглянулись, и подумал, что общество не расположено к мисс Вейзи, они смотрели на неё с явным неодобрением, а мисс Ренн — так и с откровенным гневом, при этом ему показалось, что причина подобной неприязни — отнюдь не в бестактности мисс Джоан по отношению к нему. Кейтон был эгоистичен и не верил, что кто-то способен обидеться на ближнего за обиду, нанесённую другому.

Напоследок Ренн, виновато улыбнувшись, спросил его, решил ли он ехать с ними в среду? Энселм предпочёл, чтобы у него об этом не спрашивали, но отказаться не мог: это было бы воспринято так, словно он всё ещё таил обиду и не мог простить оскорбления. Скрепя сердце, Кейтон пообещал быть в среду в восемь утра возле дома.

При этом он заметил и взгляд Роуэна, с которым тот распрощался с гостями. Было заметно, что Остин сильно огорчен чем-то, но чем — Энселм не понял. Кейтон торопился уйти, но сделал это только после того, как Роуэн с мисс Вейзи и мистер Гордон Тиралл с сестрой откланялись. Тогда он поспешно распрощался с хозяевами, поклонился на прощание мисс Мелани и мисс Эбигейл, сойдя с крыльца и заметив в свете фонарей вдали квартала мисс Вейзи, содрогнулся, и резко свернул в сторону моста.