Армейская история

Глава 16.

Марина Черкасова сидела в кресле и тихо плакала. Казалось, что совсем еще недавно муж сидел в этом самом кресле и успокаивал ее…. Что все будет хорошо. Потом был тот страшный день, когда в дверь позвонили и, открыв ее, она увидела командира части, отводящего взгляд в сторону, стоящего рядом с ним замполита и прапорщика из санчасти. Она поняла все сразу. Ее словно ударили обухом по голове. Все дальнейшее происходило, словно в страшном сне и как будто бы не с ней. Она не помнит, что говорила и что кричала им. Как выла, что это не правда, что этого не может быть…. Как сидела возле цинкового гроба, в каком-то туманном трансе и ничего не соображала. Участливые взгляды о чем-то шушукающихся соседей, смолкающих при ее приближении. И недоуменные взгляды дочерей, так до конца и не осознавших, что у них теперь нет отца.

Марины почувствовала, как слезы ручьем хлынули из ее глаз. Сиротинушки вы мои…. Если б не вы, сразу на себя руки наложила бы.

В спаленке трехлетняя Светочка болтала с куклой, и Марине все было хорошо слышно.

– У Сашки из соседнего подъезда есть собака, машинка, велосипед. Мама. И папа. А наш папа далеко. На войну уехал. Но он скоро приедет, и мы все вместе пойдем его встречать на вокзал. Я надену самое красивое платье. Как на день рождения. Ну, ты видела, в горошек. Мама торт сделает. Папа сильно-сильно обрадуется….

Марина уткнулась лицом в подушку и зарыдала. Никогда мы не пойдем встречать папу…. И никогда он больше не попробует торта. И вы, доченьки мои, сиротки, никогда его не увидите…. И будет он с вами только на фотографиях. Будь ты проклята, война! И ты – кровавая Красная звезда, которая никогда не сможет заменить детям отца…

Это был не сон. Это был бред…. Наталья Валерьевна Воинова в полусознательном состоянии металась по кровати, исходя крупными каплями пота. Она знала, что ее сердце не обманешь, знала, что с того самого момента, как была разорвана телесная пуповина, связывающая ее с сыном, их начала связывать невидимая, но явственно существующая и почти что физически ощущаемая духовная связь…. Она знала, чувствовала, что Димке плохо и больно, но не поверила, когда к ним в дом военком принес похоронку. Потому что знала – Димка жив. Она не поверила цинковому гробу, который было категорически запрещено открывать. Просто знала, что сын жив, и в гробу его нет. И все.

И вот этот кошмар. Это была явь. Она знала – это правда. Она видела злобные чужие горы, окутанные дымом от разрывов снарядов и мин, видела чуть проступающее сквозь пороховой дым солнце, окровавленных людей, истощенных и изнеможенных, ведших неравных бой. Внезапно картинка резко приблизилась, сфокусировав ее внимание на одном силуэте. И сразу узнала родной затылок с двумя макушками «на счастье».

– Дима-а-а! – зашлась Наталья в крике. Она не чувствовала, как пытался успокоить ее муж, не видела, как держал ее за руку отец, Димкин дед… Она была там, с Димкой…. И Димка услышал ее нечеловеческий крик. Он вдруг странно вздрогнул, неуверенно медленно обернулся, чуть не упал, еле удержавшись за самодельные костыли, и она увидела, что у него нет одной ноги.

– Димочка! – застонала она. Он взглянул ей в прямо в глаза. В глазах была боль. Она вдруг явственно ощутила и пропустила через себя все те страдания, которые перенес ее сын, и от этого количества физической и душевной боли ее словно ударила молния. В его глазах была тоска и боль.

– Мама! – прошептал он. Она поняла, что он тоже видит, чувствует ее, – Мама! Прости меня…. Прощай…

Он последний раз решительно взглянул ей в глаза, потом вдруг его лицо исказила гримаса ненависти к кому-то там, в дыму, и он, ощерившись, словно дикий волк, вложил в зубы кривой нож и, опираясь на костыли, решительно шагнул в дым, пытаясь не отстать от своих товарищей. И Наталья Валерьевна вдруг поняла, что он уходит навсегда. Что больше она его не увидит. Что сына у нее больше нет.

Она зашлась в диком крике, билась подраненным лебедем в руках мужа и отца, которые не могли удержать ее, и путала сон с явью. Димкин дед сурово смотрел на нее, и из глаз его катились скупые слезы. Он верил в материнское чутье и надежда на то, что внук жив, что похоронка врет, еще теплилась в сердце. И вот она угасла…. Оборвалась….

Война преследовала его всю жизнь. В сердце. Во снах. В боли от фронтовых ран. И вот она достала его через внука. Сука ты война! С-сука!!!…