Клуб послов – Пробуждение Всезнайки – Пламя, не пожирающее бумагу – Тайны мистера Малахайда – Голоса в тумане – Флоренс Оукенхёрст и взгляд через замочную скважину – Мадам Ксу посылает предупреждение – Туннель под Темзой
Два года спустя
Мерси уселась в высокое кожаное кресло, поправила подол своего зелёного платья и бросила взгляд в сторону распахнутой двери салона, обитого деревянными панелями. Оттуда доносились мужские голоса, хлопнула пробка – открыли шампанское, – зазвенели бокалы. Даже здесь, в холле отеля «Савой», где Мерси ожидала назначенной встречи в окружении латунных светильников, мраморных колонн, дубовых панелей, красных ковров и тяжёлых портьер, подвязанных золотыми шнурами, газовые лампы, висевшие на стенах, окутывал сигарный дым.
– Мисс Амбердейл, как кстати!
– Мистер Седжвик!
Мерси ждала, что он появится в дверях салона, однако мистер Седжвик возник перед ней внезапно. От него исходил едва уловимый аромат книг. Он был высокого роста и гораздо старше её: почтенный джентльмен в безукоризненном тёмном костюме-тройке, белоснежные волосы причёсаны на пробор, манеры безупречны. В руке он держал продолговатый кожаный саквояж: с такими ходили врачи. Но Седжвик не был врачом.
Он пожал Мерси руку, слегка поклонившись ей, осведомился о её самочувствии и наконец опустился в кресло напротив. Хотя она уже боялась, что у неё онемеет шея, если ей придётся и дальше таращиться на него снизу вверх.
Из другого конца холла послышались тихие звуки рояля.
Под вышитым воротником рубашки Филеаса Седжвика был повязан дорогой шейный платок, из жилетного кармана свешивалась золотая цепочка от часов. Мерси решила, что он заранее вышел в холл и поджидал её там. Вероятно, он некоторое время наблюдал за ней из какого-то укромного уголка, дабы убедиться, что она принесла то, что обещала раздобыть для него.
– Рад видеть вас, – заметил он.
– Вы рады видеть вот это, – возразила она с улыбкой, кивнув на свою сумку. Сумка стояла на полу рядом с её креслом. Мерси положила на неё свою маленькую зелёную шляпку.
Когда он ответил, в его взгляде сквозила дружеская укоризна:
– Вы знаете, что это неправда. Джентльмен моих лет всегда рад показаться на людях в обществе очаровательной, как картинка, рыжеволосой леди, особенно в подобном месте.
Она не была очаровательной, как картинка.
«У меня вполне сносная внешность, – подумала Мерси, – без явных уродств, за исключением серебристого шрамика на щеке, но картинкой уж точно её не назовёшь».
Её лицо казалось Мерси слишком круглым для её худощавого тела, это особенно бросалось в глаза из-за проклятого корсета, нос был слишком большим, шея – чересчур длинной. Переносицу и щёки покрывала россыпь веснушек, в изгибе рта недвусмысленно читалось упрямство – упрямство, которое временами пугало её саму, когда она рассматривала себя в зеркало. Возможно, показаться на людях вместе с ней не означало подвергнуться остракизму, но конечно же она была весьма далека от миловидной молодой девицы, обществом которой богатые джентльмены вроде Седжвика могли бы хвастаться друг перед другом.
Филеас Седжвик был членом Клуба послов, в который входили библиоманты высокого ранга, содержавшие салон на первом этаже отеля «Савой». Женщин в Клуб послов не допускали – как, впрочем, и во все остальные клубы высшего общества. Вместе с сигарным дымом из салона доносились обрывки беседы. Судя по этим обрывкам, члены клуба придерживались весьма своеобразных для библиомантов взглядов: к примеру, только что обсуждалось вредное воздействие чтения на женский пол и что книги как бы являлись первопричиной того, что женщины в последнее время пренебрегали своими обязанностями.
– Вы работаете на меня уже полтора года, мисс Амбердейл, – начал Седжвик, и Мерси обрадовалась, что он отвлёк её от болтовни, доносившейся из салона. Со своего места у двери клуба портье бросал на неё ядовитые взгляды, потому что она слишком часто смотрела в его сторону. – И всё это время вы держите в тайне свои книжные пристрастия.
– Я не особенно ценю книги в качестве источника развлечения, – сухо произнесла она.
Седжвик вопросительно поднял бровь и понизил голос:
– Моя дорогая мисс Амбердейл, вы библиомантка. Вы зарабатываете себе на хлеб тем, что достаёте те или иные издания для коллекционеров вроде меня. И вы не любите читать?
– У меня нет времени, – солгала Мерси. – Кроме того, я интересуюсь другими вещами. – Действительно, с момента своей неудачной экспедиции в Лаймхауз она открывала книги только по необходимости. Даже свою сердечную книгу она больше не носила с собой. В последний раз она пользовалась своим даром библиомантики два года назад, когда прокладывала путь из Чайна-тауна для Темпест и Филандера. Отчаяние и жажда мести придали ей сил, и она уничтожила целую ораву приспешников мадам Ксу. Но после того как Темпест и Филандер оказались в безопасности, она поклялась, что никогда в жизни больше не расщепит ни одного страничного сердца. Библиомантика чуть не погубила её, смерть Гровера была на её совести. С тех пор и по сей день она не нарушала своей клятвы. Поскольку её ремесло так или иначе было связано с книгами, Мерси предполагала, что её талант не полностью угас, однако проверять его наличие она не собиралась.
– Тем не менее вы добываете для меня и других джентльменов книги, – продолжал Седжвик. – Одно с другим не вяжется.
– Если бы драгоценности охранялись спустя рукава, я бы воровала их.
Седжвик от души расхохотался, а Мерси стало понятно, как по-детски она вела себя, пытаясь его спровоцировать. Возможно, впрочем, что его веселье объяснялось просто-напросто высоким положением, которое он занимал за пределами мира библиомантов. Мерси казалось, что Седжвик играет свою роль, одновременно наблюдая за собой со стороны, и это ужасно его забавляет. Что-то неуловимое в нём вызывало её беспокойство, поэтому она всегда старалась побыстрее завершить свои дела с ним.
– Итак, вам снова удалось раздобыть для меня кое-что, – констатировал Седжвик, и в его серых глазах промелькнула искорка. – Не будете ли вы столь любезны?..
– Вы уверены, что это подходящее место?
– Здесь нет никого, кто не входит в число моих друзей.
Она оглядела холл гостиницы: действительно, теперь здесь не было ни души. Огромный зал и даже стойка регистрации опустели. Портье Клуба послов предпочёл удалиться в салон.
– Как вам это удалось?
Седжвик пожал плечами:
– Чистая случайность, не более того. Удобный момент. Не соблаговолите ли вы…
Мерси подняла с сумки свою шляпу, расстегнула сумку и взяла в руки предмет, завёрнутый в мятую газету «Ивнинг стандард».
– Глава из библиотеки аббатства Снэгсби, – произнесла она, передавая Седжвику пакет, который он немедленно развернул.
Под газетными листами обнаружилась коричневатая бутылка, внутри которой помещались свёрнутые в трубочку книжные страницы. Это была одна из восьми глав из Книги бутылочной почты, о существовании которых стало известно. Четыре из них Мерси удалось достать для Седжвика в течение последних полутора лет, ещё две у него были до неё. Глава, которую она передала Седжвику сегодня, оказалась седьмой по счёту. Теперь ему недоставало лишь одной.
Когда Мерси начала работать на пожилого джентльмена, она недвусмысленно дала понять, что для того, чтобы заполучить последнюю главу книги, ему придётся нанимать кого-то другого. Ноги её больше не будет в Чайна-тауне. Это было второе, в чём Мерси поклялась себе той ночью.
Искорка в глазах Седжвика разгоралась по мере того, как он вертел в руках бутылку, рассматривая с разных сторон свёрнутые листы. Он напоминал знатока-дегустатора, который с наслаждением вдыхает аромат пробки от бутылки вина особенно редкого разлива. Некоторое время спустя Седжвик удовлетворённо вздохнул.
– Вы просмотрели эти страницы?
Мерси подняла руки в отрицательном жесте и сразу же разозлилась на себя за то, что ему удалось спровоцировать её на столь явную реакцию.
– Вы спрашиваете меня об этом каждый раз, мистер Седжвик. И каждый раз я отвечаю отрицательно.
– Но это ваше законное право. Не сомневаюсь, что заполучить эту бутылку было нелегко. Неужели вам ничуть не любопытно?
– У наёмной воровки нет никаких прав на добычу. И поверьте, мне совершенно безразлично, что там написано. Теперь эти страницы принадлежат вам. Надеюсь, это вас радует.
Мерси сказала правду. Она не прочитала ни слова из главы, находившейся в бутылке, да, по совести сказать, она и не смогла бы расшифровать тайнопись Книги бутылочной почты. Она ненадолго достала из бутылки свёрнутые листы, но лишь для того, чтобы убедиться, что они испещрены теми же микроскопическими значками, что и прочие главы. Конечно же слухи, ходившие о Книге бутылочной почты, дошли и до неё, однако, для того чтобы расшифровать её, Седжвику требовались все восемь глав. Пока хоть одной главы недоставало, прочитать книгу ему было не под силу, точно так же, как и ей самой. И даже если бы Седжвику и удалось прочесть таинственные знаки, это её никоим образом не касалось. Её специальностью был поиск редких изданий и уникальных экземпляров, и за короткое время она снискала себе в этой области выдающуюся репутацию. Тот факт, что при поисках она не пользовалась библиомантикой, удивлял не только Седжвика. В действительности же большинство библиографических редкостей, за которыми она охотилась, были весьма небрежно спрятаны и охранялись не слишком строго. Любой мало-мальски способный грабитель без труда мог проникнуть в лучшие библиотеки мира: единственной причиной того, что до сих пор это случалось довольно редко, являлась неосведомлённость грабителей относительно ценности некоторых книг. В отличие от них, Мерси об этом прекрасно знала. Она в совершенстве умела не только обращаться с отмычками и ломами, но и штудировать пожелтевшие библиографии и полузабытые картотеки. Кроме того, у неё имелась масса полезных знакомств.
В своё время ей не составило труда выяснить, что именно Филеас Седжвик был анонимным заказчиком, для которого Птолеми поручил им выкрасть главу у мадам Ксу. Ей оказалось достаточно всего лишь проникнуть в лавку Птолеми ночью и заглянуть в тайник, где хранились записи книготорговца о секретных заказах. Должно быть, Птолеми даже не заметил, что кто-то рылся в его бумагах. Вскоре после этого Мерси явилась к Седжвику напрямую и открыто предложила ему раздобыть для него все главы из Книги бутылочной почты – все, кроме одной. Соглашаясь на подобную сделку, Седжвик шёл на большой риск, и Мерси испытывала к нему за это определённую благодарность. Каждый раз, когда впоследствии Мерси вспоминала их знакомство, чувство благодарности усиливалось: к послу Адамантовой академии, откуда ни возьмись, явилась семнадцатилетняя девушка и предложила ему сделку, за которую они оба могли угодить за решётку, а он согласился. До сих пор Мерси так и не поняла, чем заслужила его доверие.
Седжвик открыл свой кожаный саквояж, вытащил из него конверт и в придачу к нему непримечательную картонную коробку размером с папку для документов. И то и другое он положил на журнальный столик, убрал бутылку, обёрнутую в газетную бумагу, в саквояж, а саквояж аккуратно поместил между ботинок.
– Ваш гонорар. – Он передал ей конверт.
Мерси взяла его, не сводя глаз с серой картонной коробки.
– Это он?
Седжвик кивнул.
Мерси бросила взгляд на пачку фунтовых банкнот в конверте и сунула его в сумку.
Седжвик накрыл коробку рукой.
– Его было непросто заполучить. Его изготовили в убежищах.
Мерси с трудом скрывала своё возбуждение.
– Вы его открывали?
– Нет. И вам не советую этого делать до того, как вы окажетесь дома. Меня заверили в том, что это подлинный экземпляр. – Он провёл пальцами по картонной крышке. – Настоящий ветератор. На свете их осталось не так много.
– Вам действительно удалось достать для меня Всезнайку, – тихо произнесла Мерси. – Я поражена.
– Я дал вам слово. – Он хотел было передать ей коробку, но вновь замешкался.
– Не могли бы вы объяснить мне кое-что?
Она нетерпеливо нахмурилась.
– Вы утверждаете, что не пользуетесь библиомантикой. Тем не менее вы настояли на том, чтобы я достал вам вот это в счёт вашего гонорара. – Он постучал по крышке коробки и тут же отдёрнул руку, как будто опасаясь, что изнутри послышится ответный стук.
– Чтобы пользоваться им, собственной библиомантики не требуется, – ответила Мерси. – И вам это известно.
В глазах Седжвика снова загорелись искорки: он явно забавлялся.
– А это не противоречит вашим принципам? Ведь эта штука – чистой воды чудо библиомантики!
– Я сказала, что не собираюсь пользоваться библиомантикой, однако это не значит, что я буду избегать любой библиомантики вообще. Иначе мы бы с вами здесь не сидели.
Уголки рта Седжвика поползли вверх:
– Возможно, однажды вы передумаете. В этом случае у меня для вас будет заказ.
– Мы заключили сделку, мистер Седжвик. Я достаю вам семь из восьми глав, а вы найдёте кого-то другого, кто добудет для вас последнюю главу из тайника мадам Ксу.
– Но я не знаю никого, кроме вас, у кого была бы столь веская причина отправиться в Лаймхауз и показать старой ведьме, где раки зимуют. Даже если оставить за скобками ваши способности, мисс Амбердейл, нельзя упускать из виду вашу, скажем так, личную заинтересованность в успехе, которая в подобных делах бывает очень полезна. У вас есть мотив, перевешивающий презренное золото.
Перед её внутренним взором возник Гровер. Даже сейчас, два года спустя, ей внезапно свело судорогой грудь, так что стоило значительных усилий продолжать дышать. Голова вспотела.
– Вы найдёте кого-нибудь другого, – повторила Мерси и, чтобы отвлечься от мыслей о Гровере, взяла в руки принесённую Седжвиком коробку. Она оказалась очень лёгкой, однако исходившую от неё ауру библиомантики невозможно было не заметить. Теперь Мерси поняла, что имел в виду Седжвик. Всезнайка представлял собой чистую библиомантику, энергию такой силы ей приходилось ощущать нечасто.
Седжвик внимательно наблюдал за ней.
– Вы далеко пойдёте, возможно, даже доберётесь до Уники. Адамантова академия всегда рада приветствовать…
– В распоряжении Адамантовой академии есть джентльмены вроде вас, мистер Седжвик. Для целей, которые она преследует, этого должно быть вполне достаточно.
– В Унике много должностей, которые могут занимать и женщины.
– Для чего там нужны женщины? В качестве горничных? Кухарок?
– Не будьте такой злючкой.
Она пожала плечами, не желая дальше распространяться на эту тему. Уже более сорока лет, с момента падения Алого зала, миром библиомантов безнаказанно управляла Адамантова академия. Происходило это потому, что в состав Академии входили прежде всего джентльмены, желавшие любой ценой сохранить и приумножить власть Трёх родов. Джентльмены, подобные Филеасу Седжвику.
Мерси засунула коробку поглубже в сумку и заметила, что холл «Савоя» внезапно снова наполнился народом. Швейцар широко распахнул перед гостями стеклянную дверь, гостиничный посыльный катил через весь зал отливающую золотом тележку, на которой громоздились чемоданы. Портье, дежуривший перед салоном Клуба послов, тоже вернулся за свою конторку. Разговоры о непослушных жёнах и дурацких романах, на которые они тратили своё время, звучавшие за дверью салона, казалось, лишь на минуту затихли и теперь разгорелись с новой силой.
– Нам удалось не допустить их до избирательных урн, – произнёс чей-то голос. – Неужели удержать их от того, чтобы они совали нос в книги, будет сложнее?
– Всё это наводит их на глупейшие мысли, – со вздохом откликнулся второй голос. – Всё это было бы забавно, если б не было столь утомительно.
Послышался возглас: «Выпьем, старина!», после чего на минуту воцарилась тишина: вероятно, члены клуба поднимали бокалы.
– Прошу прощения! – Мерси вскочила с места, схватила сумку и энергично зашагала мимо Седжвика в направлении салона.
Портье оторвал глаза от списка, лежавшего перед ним, однако, казалось, не допускал мысли, что эта рыжая веснушчатая девица без приглашения собирается войти в клуб для джентльменов. Нет, ничего подобного невозможно было себе представить.
В последнюю секунду сзади возникла рука Седжвика и удержала её.
Мерси, не оборачиваясь, остановилась. Она пристально рассматривала его пальцы, сомкнувшиеся на её запястье.
– Прошу прощения. – Он убрал руку. – Не обращайте внимания на болтовню этих глупцов.
– Это ваши друзья, мистер Седжвик.
– Ошибаетесь, мисс Амбердейл. Друзей у меня нет. – Он произнёс это так серьёзно, что у неё по спине пробежал холодок. – Одна из причин тому – тот факт, что я не стесняюсь давать советы, которых у меня не просят. Поэтому я настоятельно рекомендую вам: не делайте этого. Я допускаю, что портье не остановил бы вас, и уверен, что вы нашли бы, что сказать тем господам в салоне. Однако в конечном итоге вы пожалели бы об этом. Лучше не открывать своё истинное лицо перед таким количеством посторонних: это может выйти вам боком. А ведь именно это вы и собираетесь сделать.
Не обращая внимания на брюзгливую физиономию портье, она заглянула в салон. Оттуда доносился запах вощёной кожи и мебельной полироли.
– Вы одарённая девушка, мисс Амбердейл, у вас огромный потенциал. Однако вам не удастся воспользоваться им, не надевая масок. Не будьте собой до такой степени: вас легко предугадать и несложно уязвить. Вам не обязательно симпатизировать мне, но, прошу, послушайтесь моего совета. Если я вижу вас насквозь, это умение доступно и другим. А вы конечно же не хотите, чтобы правда о Мерси Амбердейл была известна каждому встречному.
Она бросила ещё один взгляд в салон. На лице у портье было такое выражение, как будто за своей конторкой он изо всех сил сжимает кулаки. Секунду воздух между ними, казалось, искрил и потрескивал.
Мерси заставила себя скривить губы в улыбке и задобрить портье, затем перевести улыбающийся взгляд на Седжвика – немного более вымученно. Хотя он был ниже её ростом, сейчас ей казалось, что он на три головы выше. Он тоже улыбнулся – с тем непроницаемым лукавством, от которого у неё бежали по коже мурашки.
– Прощайте, мистер Седжвик.
– И вам всего доброго, мисс Амбердейл.
Она пересекла холл, направляясь к выходу. Она ощущала каждый свой шаг так, как если бы все гости и служащие отеля глядели ей вслед.
Только оказавшись на улице, Мерси с облегчением перевела дух. Всю дорогу домой она крепко прижимала к груди сумку с ветератором.
Крошечная квартирка, где Мерси работала и жила, располагалась на четвёртом этаже дома за рынком Ковент-Гарден. Запах гнилых овощей просачивался в неё днём и ночью даже через закрытые окна. Мерси привыкла к нему – как и к двери, легко распахивавшейся от сквозняков, к скрипучим половицам и к голосу старого шотландца в соседней квартире, который за тонкой стенкой вёл длинные беседы сам с собой.
В медной клетке прыгали с жёрдочки на жёрдочку две птички-оригами. Они возбуждённо захлопали бумажными крылышками, приветствуя её.
Мерси вытащила из коробки ветератор и положила его на письменный стол. Он выглядел как захватанная папка в кожаном переплёте, в которую напихали кучу бумажных листов. С правой стороны ветератора располагалась небольшая латунная застёжка. Мерси доводилось слышать о том, что снаружи Всезнайки выглядели непримечательно, – золотой инкрустации она и не ожидала, – однако теперь её точил червячок недоверия: между кожаными крышками папки оказалось слишком мало страниц. Она хотела было раскрыть его, однако не решилась. Вместо этого девушка сняла шляпку и пальто, небрежно бросив то и другое на незаправленную постель в углу.
Опершись на письменный стол обеими руками, она снова уставилась на тёмно-коричневую обложку – и снова её мысли скользнули в другую сторону.
На противоположной стене висела большая карта Британских островов, в которой торчали многочисленные булавки с нанизанными на них бумажными флажками. Мерси тихонько вздохнула, обошла вокруг стола и стала одну за другой вытаскивать из карты булавки. Она начала с тех двух, которые были воткнуты дальше всего от Лондона: одна отмечала маленький городок на юго-западе Англии, другая – Эдинбург. Ещё одна булавка торчала из середины пустоши в Сассексе. Поместье, где ей удалось раздобыть одну из глав, не было отмечено ни на одной карте. Остальные флажки сосредоточились в большом тёмном пятне под названием «Лондон». Мерси вытаскивала булавки одну за другой, пока на карте не остался только один флажок совсем рядом с изгибом Темзы, в букве «а» слова «Лаймхауз». Она помедлила, набрала в грудь воздуха и наконец вытащила и его. Покоробившаяся бумага с лёгким шорохом вздулась ей навстречу. Надпись «Лаймхауз», изгибавшаяся над многочисленными улочками и каналами, напоминала ехидную усмешку.
– Врёшь, не возьмёшь, – прошептала Мерси.
Она взялась за верхний край карты и одним махом сорвала её со стены. Секунду ей казалось, что на белёной стене остался отпечаток лабиринта лондонских трущоб – словно тень паучьей сети. Она скомкала карту и запустила её в направлении мусорного ведра. Бумажный ком отскочил от его края и закатился под кровать. Птичка-оригами в клетке злорадно захлопала крылышками.
– А теперь займёмся тобой, – продолжила Мерси, вернувшись за письменный стол и разглядывая кожаный переплёт ветератора.
С тех пор как она въехала в эту квартирку почти два года назад, сюда ни разу не попадали предметы, обладавшие более сильной аурой библиомантики, чем она сама. Даже раздобытые ею бутылки с главами книги она здесь не хранила – если бы кто-нибудь напал на её след, это было бы слишком опасно. На стене висела лишь узкая полка со справочниками и книгами, которые требовались ей для работы, однако на ней не стояло ни одного романа. Свою сердечную книгу она оставила в квартире Валентина над его книжной лавкой. Со дня, когда почти двадцать месяцев назад скончался Валентин, она ни разу не появилась в Сесил-корте.
– Ну всё, хватит отговорок, – сказала Мерси, проводя рукой по кожаной обложке без надписи. Кончики её пальцев отмечали каждую царапину и каждую зазубрину. Казалось, кожа прямо-таки пронизана библиомантикой.
Девушка опустилась на стул и отодвинулась назад: теперь она могла достать до ветератора, только вытянув руку. Указательным пальцем она сбросила крючок застёжки и откинула верхнюю крышку обложки.
То, что произошло потом, походило на то, как лопается по швам ящик, доверху набитый бумагой. Из-под обложки хлынули на волю многочисленные книжные страницы, на письменном столе происходил настоящий бумажный потоп. Сотни, а затем и тысячи страниц громоздились друг на друга, образовав сначала холм, а затем и островерхую гору из бумаги. При этом ни одна страница не соскальзывала на пол: все они удерживались вместе с помощью библиомантики.
Спустя каких-нибудь полминуты на столе возвышалась пирамида, состоявшая из нескольких тысяч книжных страниц и продолжавшая расти; пирамида эта напоминала гигантский бумажный кулёк, поставленный на стол остриём вверх, высотой с раскрытый зонтик, и была составлена практически симметрично, только кое-где из неё торчали уголки страниц или даже высовывались целые страницы.
И наконец листы, располагавшиеся вверху пирамиды, причудливо изогнулись, образовав лицо, похожее на те, которые кукольных дел мастер лепит из папье-маше и клея, лицо с выпуклым лбом, широкими скулами и большим носом-картофелиной. Когда Всезнайка открыл глаза, жёлтые, словно пожелтевшие газетные страницы, было хорошо заметно, что он косит.
– Тебе нужны очки, – вырвалось у Мерси, которая сидела, отодвинувшись на своём стуле далеко назад, с таким потрясённым видом, как будто в неё угодил пушечный снаряд.
– А у вас, миледи, двойной подбородок, если вы сидите с таким брюзгливым выражением лица. Если вы, конечно, простите мне эту дерзость.
Она сглотнула и выдвинула подбородок вперёд:
– Я ценю в собеседниках честность.
– Тогда, с вашего позволения, вам следовало бы привести волосы в порядок и отказаться от привычки грызть ногти.
– Пожалуй, столько честности я не вынесу.
В основании перевёрнутого кулька что-то зашуршало: с каждой стороны из-под стопки листов вылезли по три толстых пальца, три слева и три справа.
– Единственный человек, которому разрешается стоять на этом столе, – это я, – заметила Мерси.
– Прошу прощения. – Кряхтя, ветератор неуклюже спрыгнул на пол и, слегка покачиваясь, встал перед Мерси; в его широком основании лежала раскрытая кожаная обложка, но её не было видно. У этого странного существа не было ни рук, ни ног, но было шесть пальцев, и Мерси втайне радовалась этому: иначе он, возможно, ринулся бы расчёсывать её спутанные волосы на манер придворной камеристки.
– Ты больше, чем я думала, – сказала она.
Она по-прежнему сидела на стуле, поэтому её глаза находились примерно на уровне глаз ветератора. Его мятое, сморщенное лицо во всех направлениях покрывали строчки: страницы здесь сходились под самыми невероятными углами. На его широком приплюснутом носу красовались слова «центробежная сила», однако это не означало, что в следующий раз там будет написано то же самое: каждый раз, когда Всезнайка восставал из своей обложки, страницы, из которых он состоял, образовывали новые сочетания.
– Значит, Седжвик сдержал своё слово, – пробормотала она.
– Мне незнаком джентльмен, носящий это имя.
– Похоже, мне также следует отказаться от привычки размышлять вслух.
– Я в высшей степени молчалив. Никто никогда не узнает, о чём мы беседуем. Или о чём вы размышляете вслух.
– Вообще-то я полагала, что ты должен всего лишь отвечать на мои вопросы, когда я задаю их. Как энциклопедия. – Она опустила глаза на его круглые пальцы. – Энциклопедия, у которой есть пальцы.
– Разумеется. – Он разговаривал напыщенным тоном дворецкого. – Если миледи желает получить справку, я немедленно…
– Любимая пища «чёрной вдовы».
Ветератор громко кашлянул. С бумажной пирамиды слетел листок и спланировал на пол.
Мерси подняла его. Это был листок из какого-то справочника. Верхние несколько строк она оставила без внимания, первый же новый абзац на листке начинался напечатанными жирным шрифтом словами: «Latrodectus tredecimguttatus, или европейская чёрная вдова, – вид пауков…» Ниже следовал сухой высоконаучный текст, но, прежде чем Мерси успела пробежать его глазами, Всезнайка пояснил:
– Она питается жуками и иногда маленькими ящерицами.
Мерси кивнула и снова прижала страницу к его бумажному телу. Страница тут же с тихим шелестом убралась обратно и скрылась под другими листами.
– Если хотите, я могу изложить эту тему подробнее, миледи.
– Никакая я не леди.
– В моих глазах вы всегда леди, миледи.
– Потому что ты косишь.
Всезнайка снова кашлянул, на пол прямо у ног Мерси спланировала ещё одна страница. Заголовок на ней гласил: «Ветератор, в просторечии Всезнайка». Далее следовало что-то вроде инструкции по уходу за ним. Она пробежала её по диагонали, потом снова прижала страницу к пирамидальному телу удивительного существа и зачарованно наблюдала за тем, как она скрывается под другими слоями бумаги.
– Ну ладно, – сказала в конце концов она. – То есть я могу спрашивать тебя обо всём, что хочу знать.
– Полагаю, это так.
– А ты будешь выплёвывать мне под ноги страницы, на которых содержатся соответствующие сведения.
– Я бы не употреблял слово «выплёвывать», миледи. Я бы предпочёл термины «предоставить в распоряжение» или «подготовить», если вам будет угодно. Помимо этого, я конечно же в любой момент способен сообщить вам желаемые сведения в устной форме. Доклады научного характера как нельзя лучше соответствуют природе ветератора.
Мерси медленно кивнула, чувствуя, что недолго сможет выносить присутствие ветератора и его напыщенные излияния. С тех пор как она покинула Сесил-корт, она отвыкла от какого бы то ни было общества.
– По всей видимости, вы живёте здесь одна, – констатировал Всезнайка, пренебрежительно сморщив нос.
– Ты умеешь подметать или прибираться?
– Надеюсь, вы заметили, что у меня отсутствуют руки, миледи. Наблюдательность – одно из основополагающих свойств ветератора, и я хотел бы обратить ваше внимание на необходимость соблюдения определённых норм гигиены…
– Пожалуйста, никаких комментариев о незаправленных постелях, разбросанных нижних юбках и остатках еды.
– Как вам угодно, миледи, пока в моём окружении отсутствуют следы липкого варенья и лужицы от пролитых напитков. И то и другое мне вредит.
– Тогда мы поняли друг друга.
Ветератор слегка поклонился:
– Рад быть к вашим услугам, леди… э-э-э, леди…
– Мерси Амбердейл. Для тебя просто Мерси.
– Да, миледи Мерси.
Она вновь смерила его взглядом. Пальцы ветератора нетерпеливо постукивали по полу.
– Что тебе? – наморщив лоб, спросила она.
– Какие ещё сведения вам требуются, миледи?
– Э-э… Я просто хотела… Вообще-то сейчас мне не нужны никакие…
В дверь постучали, и оба собеседника прикусили языки. Хотя Мерси терпеть не могла, когда к ней приходили без предупреждения, сейчас она испытала облегчение оттого, что их беседу прервали. Оригами возбуждённо прыгали по клетке.
– Если вам больше не требуются мои услуги, вам нужно только…
– Я знаю, – быстро ответила она, откашлялась и приказала: – Veterator recedite![1]
В ту же секунду страницы наползли на лицо ветератора, скрывая его. Всезнайка скорчился и на глазах стал уменьшаться в размерах, как будто в полу под ним образовалась воронка. За несколько секунд на полу осталась лежать лишь потрёпанная кожаная папка с небольшой аккуратной стопкой разрозненных страниц. Она захлопнулась, как по волшебству.
Стук повторился.
– Мерси? Я знаю, что ты дома. Я слышал твой голос.
Дрожащими пальцами она взяла кожаную обложку и спрятала её в один из ящиков письменного стола.
В дверь постучали в третий раз:
– Я прошу тебя, Мерси. Ну открой же, наконец.
Скрепя сердце она поднялась, направилась к двери и посмотрела в глазок, чтобы узнать, кто же стоял там, снаружи, на тёмной лестнице.
Как только Мерси приоткрыла входную дверь, человек с длинными седыми волосами произнёс:
– Произошло нечто важное.
Он явно запыхался, его лицо пылало.
У Мерси было достаточно веских причин захлопнуть дверь перед Артуром Гилкристом. Все они, в общем, сводились к тому, что Валентин умер, а виновата в этом была она. Это она не справилась с мадам Ксу, это она допустила гибель Гровера и не смогла достать денег на лекарства для Валентина. Она не желала, чтобы ей напоминали об этом, и Гилкрист был последним, кого она хотела видеть в этой связи.
– Возвращайся домой, Мерси. – Одной рукой он ухватился за дверной косяк.
«Он сильно сдал, – подумала она. – Прежде он так не пыхтел, поднявшись на какую-то пару ступенек».
– Возвращайся в Сесил-корт, – повторил Гилкрист, словно втолковывая ей, что имеет в виду под словом «домой».
Гилкрист считался кем-то вроде неофициального бургомистра улицы книготорговцев: все шли к этому человеку со своими заботами и нуждами. Он улаживал споры, созывал собрания, именно ему удавалось не допускать в Сесил-корт конкурирующих книготорговцев с Холивелл-стрит. Задолго до того как Мерси съехала в Ковент-Гарден, по Сесил-корту ходили слухи о том, что старую застройку квартала собираются снести, а вместо неё проложить новые улицы: именно это произошло уже с несколькими кварталами в центре Лондона. С тех пор и по сей день Гилкрист взял на себя переговоры с графом Солсбери, владевшим землёй, на которой находился Сесил-корт, и однажды даже совершил путешествие в его поместье Хэтфилд-хауз в Хартфордшире.
– О господи, Артур. – Мерси отступила в сторону. – Ты выглядишь, как будто тебя прямо сейчас хватит удар.
– Я просто немного… запыхался.
Когда она пропускала его в комнату, ей бросилась в глаза кровавая рана на шее у Гилкриста.
– Откуда это, чёрт побери… Тебя порезали?
Мерси втолкнула его в комнату и быстро заперла дверь. Потом она подбежала к шкафу, чтобы взять оттуда небольшое льняное полотенце. У неё в шкафу хранилось несколько таких полотенец, и Гилкристу не обязательно было знать, для чего она их обычно использовала.
– Вот, приложи к ране и зажми её.
– Ничего страшного, это всего лишь порез. – Тем не менее он послушался. – И я здесь не поэтому.
– Кто это тебя так отделал?
– Парни из банды Руделькопфа. По дороге сюда я попался им на глаза, и они решили позабавиться и попугать меня.
Испугать Гилкриста было не так просто, он был высок и силён, как портовый грузчик. Большинство людей и не подозревало, сколько тяжёлых ящиков с книгами приходилось ежедневно таскать книготорговцам. За последние два года он сильно сдал, но это не значило, что он представлял собой лёгкую добычу. Вероятно, они напали на него со спины.
– Я думала, Руделькопф больше не берёт с вас откупных.
Гилкрист кивнул, промокая рану. Кровотечение уже почти прекратилось.
– До него дошло, что на книгах много не заработаешь. Иногда он, правда, вспоминает о нас, и тогда мы платим ему пару монет. Ребята, на которых я наткнулся, – всего лишь молодые петухи, они просто хвастались своими ножами.
Мерси обрушила на негодяев поток брани, включавший все известные ей ругательства. Гилкрист с улыбкой наблюдал, как она вышагивает по комнате взад и вперёд с раскрасневшимся лицом и посылает Руделькопфа ко всем чертям.
– Ты, конечно, понимаешь, что ты сейчас ведёшь себя точь-в-точь как Валентин?
Ей было всего три года, когда Валентин взял её к себе, и она стала частью радушной семьи книготорговцев с Сесил-корта. Само собой разумеется, она много переняла от приёмного отца; она сама замечала за собой это, особенно это бросалось в глаза с тех пор, как его не стало.
Гилкрист собрался было присесть, но обнаружил в комнате лишь один табурет, на котором к тому же лежали позавчерашние полпирога. Он аккуратно положил остатки еды на пол и опустился на табурет.
– Я до последнего надеялся, что ты унаследуешь его лавку и продолжишь его дело.
Мерси встала перед ним, подбоченившись.
– Прости великодушно, что я вас так разочаровала, – ледяным тоном произнесла она. – Можешь остаться, пока не отдышишься, а потом, будь любезен, уходи.
Он покачал головой:
– Я пришёл не для того, чтобы увещевать тебя. И пара капель крови не стоит того, чтобы меня жалеть.
Его седые волосы, заметно поредевшие в области пробора, беспорядочно ниспадали ему на плечи. Мерси видела старческие пигментные пятна на его голове, и ей подумалось, что Валентин был не единственным, кого она тогда потеряла. Хотя, если быть честной самой с собой, на самом деле это произошло уже давно, тогда, когда, напуганная, она втихаря сбежала из Сесил-корта. За свою короткую жизнь Мерси успела совершить немало ошибок, однако самой большой из них был побег после поражения в Лаймхаузе, чтобы не смотреть, как умирает Валентин. Ей казалось, что, находясь рядом с ним, она приносит ему несчастье. Вскоре после своего бегства она получила известие о его смерти, и её детские иллюзии на эту тему разбились вдребезги, рухнули, словно гнилые сараи Сент-Жиля.
Несмотря на всё это, вернуться в Сесил-корт она не могла. Передвигаясь по Лондону, она каждый раз аккуратно огибала два района, два белых пятна на её личной карте города: Лаймхауз и местность вокруг Сесил-корта. Что бы Гилкрист ни намеревался сообщить ей, она не изменит своих привычек.
– Птолеми скончался, – сказал он.
Мерси подошла к письменному столу и плюхнулась на стул. Она удивилась этому известию, но не огорчилась. В том, что шайка Турпина проворонила тот заказ, не было вины Птолеми, и всё же он был так или иначе связан с теми событиями. Над ними словно сквозила его тень.
– Ты, конечно, не ожидаешь, что я разражусь рыданиями в связи с тем, что старый скряга отдал концы?
Казалось, Гилкрист хотел возразить ей, однако воздержался. В его взгляде смешались печаль и разочарование, Мерси от этого стало неуютно.
«Он печалится по мне, – подумала она, – а не по покойнику».
– Дело не в том, что он умер, – продолжал Гилкрист, – а в том, как именно он умер.
Мерси выжидала, выдерживая его взгляд, – она не думала, что это потребует от неё такого количества душевных сил. Теперь она снова чувствовала себя маленькой девочкой. Хорошо, что между ними находился письменный стол.
– Птолеми сгорел, – начал Гилкрист. – Сгорел прямо в своей лавке. Его тело обнаружили сегодня утром в нижнем подвале. Дым, вонь – спуститься туда потребовалось немало усилий.
Теснившиеся друг к другу дома Сесил-корта были построены из дерева и допотопных кирпичей. Если при строительстве не хватало кирпичей на кладку, пространства между балками забивали соломой. Однако, если начинался пожар, перенаселённые кварталы Центрального Лондона превращались в мышеловки: деревянные дома занимались сразу, и их жителям далеко не всегда удавалось выбраться наружу. Если бы в лавке Птолеми случился пожар, он бы непременно перекинулся и на соседние здания. Удивительно, что квартал вообще уцелел!..
– Как дела у Джереми и Сайласа? – обеспокоенно спросила она. Джереми и Сайлас были соседями Птолеми.
– Сайлас-то и обнаружил тело Птолеми, и его до сих пор трясёт как в лихорадке. Однако в остальном оба невредимы, и их лавки тоже не пострадали.
– Не может быть…
– Птолеми сгорел посреди своего книжного склада в подвале. Пламя совершенно изуродовало его, просто смотреть невозможно. Однако все книжные полки, вся эта макулатура – одним словом, не пострадало ни клочка бумаги. Даже ни одна книга не обуглилась.
Она вгляделась в лицо Гилкриста, задаваясь вопросом, не уловка ли это. Того, о чём он рассказывал, просто не могло быть. Она знала лавку Птолеми, и в подвале у него она тоже бывала. Как и во всех старых зданиях Сесил-корта, там было очень тесно, по узким проходам между полками человек пробирался с трудом. Одной искры хватило бы, чтобы вызвать пожар. Открытый огонь, а тем более горящий человек должен был в мгновение ока спровоцировать пожар во всём квартале.
– Не пялься на меня так, будто я вешаю тебе лапшу на уши, – напустился на неё Гилкрист, прежде чем она успела возразить ему. – Я не шучу. Сегодня ночью в моём квартале погиб человек, сгорел почти до тла. При этом даже книги, находившиеся от него на расстоянии ладони, совершенно не пострадали. На них, конечно, осела копоть, да и запах горелой плоти, наверное, никогда из них не выветрится, но факт остаётся фактом: пламя не тронуло ни страницы.
– Библиомантика, – ответила Мерси. – Ты ведь это хочешь сказать.
– Если там и пользовались библиомантикой, то такой, о какой я никогда не слышал. Как всё это произошло, для меня загадка. Птолеми, конечно, жалко… но в остальном всё это – настоящее чудо, чёрт побери.
– Почему ты пришёл с этим ко мне?
– Ты – единственная из моих знакомых, кто занимается чем-то вроде расследований.
– Я выслеживаю книги, а не убийц.
– Может, ты могла бы хотя бы осмотреть его дом?
– Почему я? – повторила Мерси. – Вы все знакомы с Птолеми десятки лет. Если бы у него имелись враги, вы бы наверняка знали о них больше, чем я. Чёрт побери, Птолеми был бессовестным скупердяем, весьма вероятно, что его не любила куча народу.
«И прежде всего мадам Ксу, – тоскливо подумала она, – похоже на её почерк».
– Когда-то ты влезла в его лавку, Мерси. Он рассказывал мне. Ты знаешь, где он держал свои секретные бумаги. Ты уже когда-то что-то разнюхивала в его доме, и я хочу попросить тебя сделать это ещё раз. Возможно, тебе удастся напасть на след того, кто сотворил с ним это.
– Но это было два года назад.
Гилкрист устало улыбнулся; Мерси показалось, что разговор с ней истощил его силы, и это печалило её.
– Ты обнаружила его тайник и рылась в его бумагах. Там наверняка упоминались какие-то имена – да бог его знает, что там было. Ты переманила у него заказчиков и не смей утверждать, что это не так.
– Только одного. – Она скрестила на груди руки. – Даже если и так. Благодаря только тем деньгам, которые платил ему этот единственный заказчик, Птолеми мог бы спасти Валентина, если бы не был таким подлым…
– Ты что, правда ничего не знаешь?
Она уставилась на него, наморщив лоб:
– Что?
– Когда ты в последний раз была в Сесил-корте?
– На следующий день после смерти Валентина.
– Как ты полагаешь, что стало с вашей лавкой?
Она понятия не имела.
– Ты наверняка сейчас поведаешь мне это.
– Лавку никто не трогал. Она заперта, внутри полно пыли, но она только и ждёт, чтобы кое-кто вернулся домой и снова вдохнул в неё жизнь.
Мерси дёрнулась вперёд, больно стукнувшись локтями о поверхность письменного стола.
– Это невозможно. Валентин задолжал графу за аренду дома. Сразу после его смерти они должны были…
– Птолеми оплатил все долги Валентина, – спокойно перебил её Гилкрист. – До последней гинеи. Он выкупил у графа долговые расписки и продолжал аккуратно платить арендную плату за вашу лавку до сегодняшнего дня.
– Ты шутишь!
– Нет, Мерси. И это ещё не всё. После того как ты исчезла, Птолеми оплачивал все лекарства Валентина, которые назначал ему врач. Любое снадобье, которое могло хоть как-то помочь ему.
Мерси ощутила во рту горечь.
– Однако в конечном итоге всё это оказалось напрасным, – продолжал Гилкрист. – Снадобья не спасли его.
Взгляд старика скользнул по клетке с оригами, и он добавил:
– Всё это ты давно уже знала бы, если бы не сбежала.
Упрёк больно ранил Мерси, но она была к этому готова. Не проходило и дня, чтобы она не упрекала себя в том же самом. Двадцать месяцев она жила на свете с нечистой совестью, бралась за самые невероятные заказы, выполняя которые рисковала жизнью не раз и не два. Ей удавалось заглушить печаль, но только не угрызения совести.
После смерти Валентина она переступала порог его дома лишь однажды. Она тогда попросила Гилкриста раздать книги Валентина другим торговцам из Сесил-корта, и он скрепя сердце согласился. Она хотела только одного – убежать от прошлого, от своих ошибок и упущений, и она никогда не забудет взгляд, которым он её провожал.
– Я этого не знала, – глухо ответила она.
– Конечно не знала. Тебя слишком занимала жалость к себе. – Каждое слово казалось ей пощёчиной, и, конечно, Гилкрист прекрасно понимал это. – А теперь, Мерси, можешь выставить меня за дверь, если тебе от этого станет легче. Или же ты наконец лицом к лицу встретишься с прошлым и признаешь, что ошибалась. Несомненно, Птолеми был не самым приятным человеком, но тем разбойником, которого ты хочешь из него сделать, он тоже не являлся. Он пытался спасти Валентина. Он сохранил вашу лавку от долговых приставов графа. И он признался мне, ради кого сделал всё это.
Она плотно сжала губы, ощущая, как все её возражения тают на языке словно леденцы.
– А теперь он мёртв, – заключил Гилкрист, – а кое-кому из присутствующих, чёрт возьми, неплохо бы наконец хоть что-то исправить.
Туман сгущался, окрашиваясь в желтоватый оттенок серы, пока Мерси шагала за Гилкристом по узким улочкам к Сесил-корту.
Всего пару месяцев назад в Лондоне за одну неделю от лёгочных болезней умерло полторы тысячи человек: жители города задыхались от едкого дыма, поднимавшегося из труб многочисленных новых текстильных фабрик и мануфактур, располагавшихся на задворках. Туман, в котором Лондонский мост выглядел донельзя романтично и вдохновлял многочисленных уличных мазил на лубочные картинки, в действительности представлял собой не что иное, как удушливое ядовитое облако, в котором ежедневно задыхались люди.
Переулок Сесил-корт располагался на краю Сохо, всего в нескольких километрах севернее Трафальгарской площади. Он располагался строго с запада на восток, фасады, выходившие на него, были узкими и кое-где опасно нависали над мостовой. Практически в каждом доме в Сесил-корте находилась книжная лавка, всего же на улице их было почти двадцать. Единственное исключение составлял паб «Ветчина» в самой середине переулка, где по вечерам цедили свой эль не только книготорговцы, но и сброд из бедняцких кварталов восточнее Сент-Мартинс-лейн и высокомерные слуги из особняков на площади Лестер-сквер.
Некоторые дома в Сесил-корте могли похвастаться стеклянными эркерами, в которых книготорговцы художественно драпировали книги; другим приходилось довольствоваться небольшими витринами. Как и во всём Лондоне, в Сесил-корте пахло грязным дождём, гнилыми овощами, конскими яблоками от кебов и кошачьими экскрементами. Над крышами домов гигантским колпаком висел туман, не позволявший запахам рассредоточиться и удерживавший их между домами. Только когда Мерси проходила мимо открытой двери какой-нибудь книжной лавки, восхитительный книжный дух на несколько секунд вытеснял уличную вонь.
Названия всех лавочек в Сесил-корте были взяты из литературных произведений. Здесь имелся «Остров Просперо», позаимствованный из Шекспира, и «Маргит», названный по не дошедшей до наших дней поэме Гомера. Следующий магазинчик назывался «Пещера Аристотеля», дальше шёл «Храм Сераписа», наречённый в честь «филиала» знаменитой Александрийской библиотеки. Был тут и «Гаргантюа и Пантагрюэль», получивший своё название потому, что в произведении Рабле упоминается знаменитая библиотека аббатства Св. Виктора, содержавшая самые невероятные произведения. Однако честь носить самое странное имя по праву выпала лавочке, над входом в которую красовались светящиеся цифры «2440». В названии обыгрывался никоим образом не номер дома – лавочка находилась в доме номер 24, – а роман «Год 2440», написанный в XVIII веке, в котором библиотекари занимались тем, что жгли ненужные книги, чтобы сохранить для потомков лишь истинную литературу. Неудивительно, что Мерси с детства терпеть не могла заносчивого хозяина этого магазина.
Шесть дней в неделю все магазины квартала открывались в восемь утра и работали до десяти вечера. Днём лавки зачастую пустовали: свои главные барыши книготорговцы получали после захода солнца. Всего несколько десятков лет назад красивые издания могли позволить себе исключительно богачи, поэтому раньше многие книги выпускались в виде дорогих многотомных изданий крошечными тиражами; однако теперь большинство книг стоило не более половины гинеи, и продажа их практически не приносила прибыли. Книготорговцы с Сесил-корта зарабатывали себе на хлеб прежде всего на сделках с антикварными изданиями, за которыми в Лондон съезжались коллекционеры и библиоманы со всей Англии.
Появление Мерси в сопровождении Гилкриста в Сесил-корте сопровождалось нежным перезвоном дверных колокольчиков: завидев их, книготорговцы спешили наружу, чтобы поприветствовать девушку. Многие сердечно обнимали Мерси, словно блудную дочь, целовали её в лоб и щёки – одним словом, вели себя так, будто она наконец-то вернулась домой после долгих странствий. Мерси была не в восторге от всей этой суматохи, хотя и замечала, что большинство жителей Сесил-корта относятся к ней с искренней теплотой. Тем не менее она бы предпочла появиться здесь инкогнито. Гилкрист неприкрыто наблюдал за ней и веселился, замечая, что девушка прямо-таки ошарашена таким количеством неожиданной симпатии.
Хуже всего Мерси пришлось, когда они проходили мимо дома, в котором она выросла. Над витриной лавки Валентина красовалась золотая надпись «Либер Мунди» – название, восходившее к оккультной «Книге М», одной из утерянных книг царя Соломона. Некоторые считали, что в этой книге прописано будущее. Ходили слухи, что её стережёт тайное общество, членом которого когда-то был и знаменитый доктор Ди, лейб-маг английской королевы. Особо любопытные, выражавшие желание заглянуть в неё, рано или поздно исчезали навсегда. Как-то раз Мерси спросила своего приёмного отца, почему он назвал свою лавку именем такой странной книги. Валентин улыбнулся и ответил, что выражение «Либер Мунди» – лишь символ, символ тайн, скрытых во всех книгах на свете.
Дождь и туман оставили на витрине свои изжелта-серые отметины. В витрине были выставлены те же книги, что и в день смерти Валентина, Мерси помнила каждую из них. Она стиснула зубы, чтобы не прижаться лбом к стеклу. Маленькой девочкой она часто представляла себе, как в один прекрасный день сама станет хозяйкой книжной лавки. «Либер Мунди» была её будущим, её призванием, её предназначением.
Она смогла перевести дух, только миновав ещё два дома. До её носа донёсся неуловимый аромат гари – пахло палёным, словно у кого-то выкипел куриный бульон. Кто-то поздоровался с ней: это оказался скрюченный Джереми, державший лавку рядом с лавкой Птолеми. По нему было видно, что он ещё не отошёл от недавних событий, но она обменялась с ним парой вежливых слов и направилась дальше. Вместе с Гилкристом она остановилась возле застеклённой двери с помутневшим стеклом, над которой красовалась надпись «Кунсткамера Дон Кихота». Полиция запечатала вход в магазин восковой печатью и пришпилила на дверной косяк какую-то покоробившуюся бумажку. Гилкрист, считавший себя главным в Сесил-корте, сорвал печать, недовольно пробурчав что-то себе под нос, и вставил в замок ключ.
От толчка Гилкриста дверь распахнулась, и Мерси увидела, что между книжными полками магазина всё ещё висел дым. Вероятно, дымом безнадёжно пропитались все книги Птолеми.
Окна на втором и третьем этажах здания были распахнуты, вероятно, как и окна, выходившие на задний двор: по прокоптившейся лавке гулял ветерок. На прилавке стопками громоздились книги, они стояли и на переполненных полках комнаты, примыкавшей к лавке сзади, откуда чугунная винтовая лесенка вела в подвал, а деревянные ступеньки – наверх, в жилую часть дома.
Когда-то Птолеми заявил, что позаимствовал название своей лавки из шестой главы романа «Дон Кихот», в которой описывалась библиотека, полная рыцарских и пасторальных романов, чрезмерное чтение которых и свело с ума несчастного Алонсо Кехану.
– Пусти-ка меня вперёд, – попросил Гилкрист, протискиваясь к лестнице в подвал. – И дыши через рукав. Внизу запах ещё хуже.
Верхний этаж подвала напоминал первый этаж магазина, сюда тоже допускали покупателей; на нижний же этаж подвала посторонним входить запрещалось. Здесь, как и в большинстве лавочек Сесил-корта, располагался книжный склад, напоминавший лабиринт. Кроме того, в нижнем подвале стоял письменный стол, шкаф с документами и комод. Все три предмета мебели отыскать оказалось нелегко: они были погребены под разрозненными страницами, разного рода документами, бланками заказов, заполненными от руки, и конечно же под многочисленными книгами.
Узкий проход между полками, в котором погиб Птолеми, был не шире плеч Мерси. Чёрное пятно на полу указывало место, где он лежал. Мерси предполагала, что в последние минуты жизни горящий человек должен корчиться от боли, но для этого здесь катастрофически не хватало места. Птолеми умер, вытянувшись в струнку. Судорожно пытаясь за что-нибудь уцепиться в последние минуты жизни, он сбросил с полок довольно много книг. Ни одну из них не тронул огонь, только обуглились несколько полок.
– Что говорит полиция? – Мерси убрала от лица рукав, от него всё равно не было никакого толку.
Гилкрист пренебрежительно фыркнул:
– Они считают, что печная заслонка была приоткрыта, искры из неё выскочили, и, получается, он должен был…
– Печка находится на другом конце подвала, – перебила его Мерси. – Получается, искрам пришлось бы два раза свернуть за угол, не воспламенив по дороге ни клочка бумаги, и, наконец, хорошенько прицелившись, прыгнуть непосредственно на Птолеми.
– Они считают, что примерно так оно и произошло.
– Это смешно.
– Мы в Сохо. У полиции здесь хватает других забот. Расследовать предположительный несчастный случай в книжной лавке они не собираются. Деньги остались в кассе, лавка не разграблена. Одному Богу известно, пропало ли ещё что-нибудь. Ящики, запертые на ключ, уцелели, на первый взгляд никто здесь ничего не трогал. Они взяли у пары человек свидетельские показания, что-то там замерили, начертили схему и объявили, что, если кто-то ещё понадобится, они его вызовут. Это так называемое расследование заняло меньше двух часов, и, если кто-нибудь когда-нибудь что-то ещё о нём услышит, я поставлю в «Ветчине» по кружке пива всем присутствующим.
– Возможно, это действительно был несчастный случай, и полиция ошибается только в том, как именно он произошёл.
– Ты хочешь сказать, несчастный случай с применением библиомантики? Какой-нибудь эксперимент, который проводил сам Птолеми?
– Он был честолюбивым?
– Ты же знала его. Высшим наслаждением для Птолеми было считать деньги. Конечно, он много читал, но я никогда не видел, чтобы он занимался библиомантикой, выходившей за пределы его непосредственных обязанностей. Возможно, он когда-то пытался воздействовать на покупателей, чтобы выручить больше денег. Но ни на что большее он не был способен.
Мерси задумчиво кивнула. Всё это совсем не означало, что у Птолеми не было каких-либо секретов, но версия о том, что он избрал узкий подвальный коридор для занятий книжной магией, опасной для жизни, казалась ей маловероятной.
– Он в последнее время ни с кем не ссорился? Или у него были нелады с конкурентами? Возможно, с кем-нибудь с Холивелл-стрит?
– Если и были, я об этом не знал. И в таком случае мы все под подозрением. Нелады с конкурентами у всех случаются. Однако полиции удалось выяснить хотя бы то, что в момент пожара у Птолеми остальные жители квартала сидели по своим лавкам. Это случилось около девяти утра, все уже открылись. Большинство подпирали притолоки и перебрасывались приветствиями, ты же знаешь, что в Сесил-корте происходит по утрам.
– И что, никто ничего не заметил?
– Есть один мальчишка. Но его видели здесь гораздо раньше, около семи утра, когда всё было ещё закрыто. Мэгпай и Думарест утверждают, что заметили, как из магазинчика Птолеми выходил мальчик-газетчик, а Птолеми собственноручно запер за ним дверь. Мэгпай помнит, что мальчик нёс пакет, ну, такой, в форме книги. Одним словом, книга, завёрнутая в бумагу.
– Мальчик-газетчик покупает книги? В такое-то время?
– Думарест говорит, это твой дружок. Что вы раньше вместе здесь крутились. После твоего побега он сюда частенько заглядывал и торговал на улице «Грошовыми ужасами». Его прогоняли. Пусть наши покупатели покупают книги, а не эту дрянь.
– Филандер? – Мерси вздохнула. – Что у него были за дела с Птолеми?
– Ну если уж даже ты этого не знаешь…
Она покачала головой:
– Мы не виделись уже два года. Понятия не имею, чем он сейчас занимается. Но, похоже, у него в жизни ничего особенно не изменилось, если он по-прежнему торгует этими журнальчиками. – Неужели после её исчезновения Филандер отправился в Сесил-корт, постучался к Птолеми и предложил ему свои услуги? Вряд ли он мог заменить Мерси, с его-то мизерными способностями к библиомантике из бульварной прессы. Возможно, на это была бы способна Темпест, но Филандер… сложно представить себе, чтобы Птолеми пошёл с ним на сделку.
– Ты могла бы с ним поговорить? – спросил Гилкрист.
Мерси выбралась из узкого прохода между полками и направилась на другой конец подвала к письменному столу.
– Не могу сказать, что мы с Филандером расстались по-хорошему. Не думаю, что он захочет говорить со мной.
В действительности дело обстояло скорее наоборот. У Мерси были причины прекратить общение с остальными членами шайки Турпина. Она непрерывно упрекала себя за гибель Гровера и не хотела выслушивать эти упрёки от остальных.
– Вероятно, Филандер работал у Птолеми посыльным, – предположила она. – Он и его старшая сестра Джезебел давно мечтали убраться из Лондона куда подальше, переехать в деревню. И давно копили на это, откладывая по пенни. Вероятно, Филандер по-прежнему берётся за любую работу, какую ему предложат. Но ты сам сказал, что, когда он выходил из лавки Птолеми, тот находился в добром здравии.
– Да, Думарест видел Птолеми у дверей. Но всё равно – возможно, мальчишка что-то знает, а?
– Господи, Артур, ну я же не инспектор Скотленд-Ярда! Вы рассказали о Филандере полиции?
– Ну а ты как думаешь? Конечно рассказали. Но вряд ли они будут обшаривать Лондон в поисках приблудного газетчика, каких на каждом углу ошивается с полдюжины. Кроме того, никто из наших не знает, где он живёт. – Гилкрист смерил Мерси недвусмысленным взглядом, подразумевавшим «никто, кроме тебя».
Она упёрлась спиной в кирпичи, а обеими руками – в тяжёлый письменный стол, чтобы отодвинуть его от стены. Под ящиками слева в полу обнаружился квадратный люк шириной в две ладони. Мерси достала из сумки связку отмычек, опустилась на колени и стала ковыряться ими в замке тайника.
– Что, полиция его не нашла? – спросила она, не поднимая головы.
– Они даже не просмотрели бумаги на письменном столе.
Чтобы разобраться в механизме замка, ей не понадобилось и двух минут. Это был тот же замок, который она вскрывала двумя годами раньше. Тогда она обнаружила в тайнике документы с именем Седжвика. По всей видимости, Птолеми не рассчитывал, что она ещё появится здесь.
Мерси подняла из отверстия в полу стопку бумаг, подхватила их и направилась наверх:
– Я не могу больше находиться в этой вони.
Они двинулись не на улицу, где была куча народу, а в небольшой внутренний дворик. На них хлынул дневной свет оттенка засохшей горчицы.
Мерси и Гилкрист разделили документы между собой, сели на какой-то ящик и принялись искать что-то, что могло бы навести их на след. Гилкрист насадил на переносицу очки для чтения, а Мерси приходилось подносить бумаги к самым глазам, чтобы разобрать написанное.
Гилкрист бросил на неё насмешливый взгляд.
– Что тебе? – взвилась Мерси. – Здесь темно как в погребе. А почерк у Птолеми мелкий.
Гилкрист улыбнулся и молча кивнул.
Они посидели так какое-то время, занимаясь каждый своим делом, пока Мерси не испустила торжествующий вопль, потрясая какой-то бумажкой:
– Вот свидетельство того, что сегодня утром Филандер вышел отсюда с книгой. Я полагаю, можно с уверенностью утверждать, что он взял её не для себя.
– Значит, он и правда ушёл по поручению Птолеми. – Казалось, Гилкрист был немного разочарован. – В расследовании нам это никак не поможет, верно?
– Что это за язык? – Она медленно прочла заглавие книги, аккуратно переписанное Птолеми полностью: – «Der Scharfrichter von Venedig. Moritat über die Hinrichtung eines unschuldigen Mädchens, Racheschwur, Kindsraub, Verbrecherjagd, Schiffsuntergang, Ehebruch und Giftmord. Erster Teil[2]».
– Это немецкий, – пояснил Гилкрист.
– Зибенштерн, – прочла Мерси имя автора. Откуда-то оно было ей знакомо, но она вспомнила, в какой именно связи, только когда Гилкрист пробормотал себе под нос: – Розенкрейцы.
Мерси кивнула. Розенкрейцы входили в число пяти родов, почти пятьдесят лет назад основавших Алый зал, предшествовавший Адамантовой академии. А потом они из-за чего-то перессорились, и дело дошло до кровной вражды. Семейства Антиква и Розенкрейц якобы предали идеалы библиомантики и запятнали себя всякими ужасными преступлениями, вследствие чего их изгнали из Алого зала – они понесли достойное наказание. После этого представители остальных Трёх родов – Кантосы, Химмели и Лоэнмуты – распустили Алый зал и основали Адамантову академию, которая отныне и вершила судьбы мира библиомантов.
Плодовитый автор приключенческих романов Зибенштерн был одним из отпрысков семейства Розенкрейц. Небольшую часть его литературного наследия перевели на английский язык и частями публиковали в «Грошовых ужасах». Валентин, неплохо разбиравшийся в подобной литературе, читал Зибенштерна на немецком. Это слегка удивляло Мерси: ведь аналогичных английских романов было буквально пруд пруди. Однако Валентин владел несколькими языками: помимо немецкого, ещё итальянским и немного испанским.
– Получается, Птолеми поручил Филандеру отнести книгу заказчику, – размышляла вслух Мерси, – книгу, которую написал человек, убитый бог знает сколько лет назад по поручению Трёх родов.
– То была весьма кровавая история, – вмешался Гилкрист. – Говорят, отпрысков Розенкрейцев и Антиква попросту перерезали. Но лучше лишний раз не упоминать об этом, у Академии всюду есть уши.
Мерси решила, что Гилкрист слишком уж осторожничает. Всё это случилось очень давно. И чем бы там ни занималась Адамантова академия, в повседневную жизнь большинства библиомантов она особенно не вмешивалась.
– Но не могли же они из-за этого, – спросила она, помахав в воздухе найденной страницей, – сжечь человека заживо?
Гилкрист пожал плечами:
– Книги Зибенштерна не являются ни особенно редкими, ни чрезмерно популярными. Я полагаю, их много в Германии, да и у нас они временами попадаются. У меня, кажется, тоже завалялась парочка в подвале.
Тут на глаза Гилкристу попался клочок бумаги с семью книжными заглавиями, по всей видимости все немецкие. «Венецианский палач» стоял в этом списке последним.
Все семь заглавий были перечёркнуты.
– Вероятно, это означает, что он их продал, – предположил Гилкрист.
Мерси тем временем нашла ещё один листок, на котором рукой Птолеми было записано: «Библиотека на Игл-стрит».
– Тебе это о чём-нибудь говорит? – Она сунула клочок под нос Гилкристу.
– Это бывшая публичная библиотека в Холборне. Её снесли пару недель назад, чтобы освободить место для строительства подземки. От неё ничего не осталось, только груда обломков. – Он пренебрежительно сморщился, как делали все лондонцы, когда речь заходила о новом общественном транспорте. Целые улицы приносились ему в жертву, но пока никто не понял, ради чего творится всё это безобразие. В конце концов везде, куда нужно, можно дойти пешком или доехать в кебе.
– Прежде чем она пошла на слом, кое-кто из наших скупал из этой библиотеки книги по дешёвке, – продолжал Гилкрист. – Наверное, и Птолеми там удалось чем-нибудь разживиться.
Вместе с Гилкристом Мерси просмотрела остатки бумаг, однако больше они не нашли ничего сколько-нибудь примечательного.
– Он действительно пытался помочь Валентину?
– Клянусь тебе.
Они встали и направились к выходу из прокопчённой лавки. Мерси бросила быстрый взгляд за прилавок: в стену там были вбиты гвозди, на которых висели многочисленные ключи. К одному из ключей, скорее всего, сам хозяин прикрепил клочок бумаги, на котором его же почерком чёрными чернилами было выведено число «четырнадцать». Колеблясь, Мерси протянула руку, спиной ощущая взгляд Гилкриста, и медленно сняла ключ с гвоздя.
Сесил-корт, дом номер четырнадцать. Дом Валентина.
Уже на улице, пока Мерси готовилась с головой окунуться в воспоминания, Гилкрист спросил:
– Ты поговоришь с мальчиком?
– Сомневаюсь, что он захочет со мной говорить.
Прощаясь, она коснулась его руки, в замешательстве на минуту остановилась, потом собралась с духом и поднялась на крыльцо книжной лавки «Либер Мунди».
Оказавшись в лавке, Мерси заперла за собой дверь, чтобы никому не пришло в голову последовать за ней: несколько книготорговцев высыпали из своих лавочек на улицу и теперь с любопытством поглядывали в её сторону. Впрочем, она на них не обижалась.
Торговый зал «Либер Мунди» с трёх сторон окружали книжные полки, возвышавшиеся до самого потолка. Посреди зала стояли несколько столов, которые кто-то заботливо прикрыл простынями. Чихая от пыли, Мерси стащила простыни на пол. Её взору открылся пейзаж, напоминавший античные города: книжные башни и пирамиды, дворцы, выстроенные из энциклопедий и собраний сочинений, роскошные улицы, вдоль которых рядами выстроились позолоченные корешки.
Прилавок «Либер Мунди» был гораздо меньше своего собрата в лавке Птолеми: он скорее напоминал конторку для чтения, в ящиках которой хранилась чернильница, перья, бумага и другие необходимые для ведения документации принадлежности. Бо́льшую часть дня Валентин проводил в ожидании покупателей в глубоком кожаном кресле, и своей писаниной он по большей части тоже занимался там, положив себе на колени доску.
«Я книготорговец, а не зеленщик, – говаривал он, – а настоящему книжному червю для чтения требуется расположиться с удобством, а не восседать за стойкой, словно трактирщик, разливающий пиво».
Тем не менее в детстве Мерси любила стоять за конторкой, в том числе потому, что так делали почти все остальные торговцы в Сесил-корте. Тогда она не понимала, почему Валентину так хотелось отличаться от остальных: только когда она подросла, она стала догадываться о причинах, которыми он руководствовался. Сегодня Мерси жалела о том, что не успела сказать ему об этом. Об этом – и ещё много о чём.
Вонь, пропитавшая её платье и волосы в подвале лавки Птолеми, никак не выветривалась, и всё же аромат книг, царивший в лавке, щекотал в носу так же уютно, как и прежде. Это была лесенка в её детство. Ей казалось, что она ушла отсюда целую вечность назад, а не два года.
В заднем помещении царила полутьма: книжная полка наполовину загораживала единственное окно во двор. Мерси медленно поднялась по скрипучей деревянной лестнице в жилую часть дома. Её глаза, потихоньку привыкавшие к темноте, различили в пыли, покрывавшей ступеньки, чьи-то следы. Возможно, сюда заходил Птолеми. Интересно, забрал ли он отсюда какие-нибудь книги, чтобы продать их у себя? До сих пор Мерси не заметила пустот в книжных полках. Возможно, это было самое поразительное в чудесной истории превращения Птолеми-скупердяя в Птолеми-благодетеля.
В крошечных комнатках второго этажа фахверковые балки тоже почти полностью скрывали многочисленные книжные корешки, заполнявшие полки. Продолжая подниматься по лестнице, Мерси добралась до чердака. Бо́льшая часть помещения была погребена под стопками книг. Это выглядело как настоящие литературные Гималаи с труднодостижимыми вершинами и глубокими расщелинами, в которые периодически низвергались бумажные лавины и обвалы. Чердак служил Валентину дополнительным складским помещением, в котором он отчаянно нуждался, ибо оба подвальных этажа были забиты под завязку.
Уголок, в котором когда-то спала Мерси, находился в дальнем углу чердака под самой притолокой. Здесь стояла её постель, сундук с одеждой и собственная полка: всё это было нетронуто. После её бегства Валентин ничего не менял, как будто до последнего надеялся на её возвращение. В глазах у Мерси предательски защипало, когда она опустилась на колени перед сундуком.
Глубоко вздохнув, девушка откинула крышку. В сундуке лежали два аккуратно сложенных платья: конечно, не последний писк моды, однако для того, чтобы переодеться в них и содрать с себя запах сгоревшей заживо человеческой плоти, они подходили. Мерси вынула из сундука оба платья. Под ними оказались другие предметы гардероба, в том числе две нижние юбки, шарф и вязаная шапка, которую в последний раз она надевала лет в десять. И наконец показалось единственное сокровище, хранившееся в сундуке: плоский деревянный ящичек с резной крышкой. Мерси взяла его в руки, нерешительно покачала, размышляя, стоит ли его открывать и не положить ли обратно.
В конце концов она неуверенно заглянула внутрь. В ящичке лежала её сердечная книга – «Наставления Мамаши-из-Борделя для молодых распутниц». Когда она осторожно коснулась её кончиками пальцев, по её телу от восторга пробежали мурашки. В голове немедленно возникли воспоминания о событиях в Лаймхаузе и ужасах Чайна-тауна, которые она старательно вытесняла и загоняла в дальние уголки памяти. Потолок, который безжалостно опускался на её голову. Смерть Гровера. И снова и снова смерть Гровера.
Она уже собиралась было захлопнуть книгу, когда заметила кончик белой ткани, высовывавшийся из-под переплёта. Она осторожно потянула за неё: это оказались две белоснежные перчатки. Мерси, должно быть, было одиннадцать или двенадцать лет, когда Валентин завёл привычку надевать их на время чтения. Эти перчатки были шедевром библиомантики, к Валентину они попали после сделки. Они запоминали знания, полученные из книг их владельцем, и передавали их тому, кто надевал перчатки следующим. Перчатки были настоящим кладезем информации. Валентин готовил их для Мерси, чтобы облегчить ей управление лавкой, когда настанет её черёд. Если бы она сейчас надела перчатки, на неё обрушилась бы настоящая лавина информации, начиная от содержания третьесортных разбойничьих романов до бульварной поэзии.
Загвоздка состояла в том, что, если бы она надела перчатки, она, пусть и косвенно, снова воспользовалась бы библиомантикой. Валентин желал ей только добра, но применение перчаток противоречило её клятве никогда больше не пользоваться книжной магией вне зависимости от её силы.
Мерси положила перчатки на сердечную книгу, захлопнула ящичек и снова засунула его в сундук. Потом она переоделась в одно из своих старых платьев. Оно пахло плесенью, но сидело прекрасно.
У колонки на заднем дворе магазина она вымыла волосы куском мыла и усердно расчёсывала их до тех пор, пока кожу на голове не защипало. Ей всё ещё не удалось до конца смыть с себя запах смерти, но она хотя бы могла снова показаться на людях. Она уже было собралась пройти через лавку и выйти обратно в Сесил-корт, когда ей во второй раз попались на глаза следы на ступеньках. Они вели не только наверх, но и вниз, в подвал. Ей стало любопытно, и, вооружившись масляным светильником, девушка спустилась вниз.
Здесь тоже громоздились книги, горы книг. Однако на нижнем этаже подвала её ждал сюрприз: в углу, там, где раньше возвышались стопки томов, между которыми не могла проскочить даже мышь, сейчас образовался свободный пятачок, причём было заметно, что книги переставляли бережно: этим занимался либо библиомант, либо заядлый книгочей. Вероятно, это был великодушный, бескорыстный мистер Птолеми.
На пятачке в окружении книжных стопок взгляду открывался люк в полу, достаточно большой для того, чтобы через него мог пролезть человек. Валентин никогда не упоминал о том, что под нижним подвалом находилось ещё какое-то помещение. Мерси не знала об этом.
На полу рядом с люком лежал крюк, с помощью которого он открывался. Мерси так и сделала. Масляная лампа, которую она держала в руке, осветила деревянную лестницу, опущенную в вертикальную шахту кирпичной кладки. Ей придётся спуститься туда, чтобы узнать, что находится там, в глубине, под фундаментом «Либер Мунди».
Мерси храбро ступила на лестницу и устремилась вниз. Ни для кого не было секретом, что подземную часть Лондона пронизывала сеть каналов и туннелей. Некоторые из этих ходов прорыли ещё римляне, основавшие здесь город Лондиниум в первом веке нашей эры. Шли века, некоторые ходы забросили, другие прорыли заново. Под Лондоном протекало несколько рек: давно ушедшие с поверхности земли, они несли свои воды между древними стенами в истоках города. Во время строительства подземки рабочие снова и снова натыкались на заброшенные подземелья, которые им приходилось либо взрывать, либо заполнять землёй, либо укреплять дополнительными подпорками. Крысы в испуге разбежались, но под землёй жили не одни только крысы. Мерси прислушивалась к звукам, доносившимся до неё из темноты. Она всё ещё надеялась, что перед ней сейчас откроется следующий подвал, и на этом ход закончится. Однако, когда под ногами у неё наконец оказалась твёрдая почва, она обнаружила, что стоит в проходе с полукруглым сводом, выложенным из обожжённого кирпича. Здесь пахло влажным камнем. Мерси произвольно выбрала направление, про себя пожалев, что не захватила с собой один из кухонных ножей Валентина. Вместо ножа у неё теперь была лишь масляная лампа, прерывистый свет которой отбрасывал на стены гигантские тени и снова и снова выхватывал из темноты ниши, где копошились пауки и мыши.