Аррекс (СИ)

Глава первая Бродячий цирк

— Мясо протухло… — Худощавый седой мужик средних лет брезгливо отшвырнул от себя небольшой розовый шмат свиного окорока. — Придется зверям скормить… Жрать совсем нечего стало… Слышь, Тфим, может у тебя чего найдется? — повернулся он к плотному коренастому мужчине с внушительными залысинами. Оба сидели на козлах одной из довольно больших повозок неторопливо ехавших по ухабистым колдобинам имперского лесного тракта. — Знаешь ведь, в долгу не останусь.

— Ага размечтался… — Насмешливо сплюнул названый Тфимом. — Уже с неделю мотаемся по здешним лесам без нормальной кормежки. Скоро ноги протянем… И о чем только хозяин думает. Звери вот-вот дохнуть начнут. Пардусов кормить нечем. А без хищников доходы сильно упадут, попомни мои слова. Половину труппы потеряем.

— Не каркай. — Оборвал товарища седой. — Хозяин чай не дурак, знает что делает. Завтра должен уже быть Орроу. Вот там и разживемся припасами… — Мужчина мечтательно умолк. Мысленно он уже пировал в трактире и щупал тамошних дородных подавальщиц, которые и сами не прочь были при случае познакомиться поближе с загадочным странствующим артистом…

— Если к тому времени с голоду не окочуримся… — Хмуро проворчал Тфим. — Тебе хорошо, поводил своих зверюг перед толпой на радость почтенной публике и отдыхай, а нам жонглерам сытная еда как воздух нужна чтоб свое дело справлять.

— Дык, а ты своими запасами пробавляйся. — Хохотнул седой, указывая на довольно внушительное брюхо Тфима. — И как ты только с таким пузом свои булавы вертишь… Я эвон худой как щепа и то не жалуюсь.

— Много ты понимаешь… — Обиженно проворчал жонглер. — В нашем искусстве верный глаз и твердая рука важны. Не знал бы я дела, меня бы хозяин уже давным давно бы взашей вытолкал.

— Это да. — Не стал спорить седой. — У Аро не забалуешь. А о пардусах не твоя забота. Я свое дело знаю не хуже твоего.

— Привал. — Коротко скомандовали на передней повозке, и телеги остановились.

— Здесь и расположимся. — Зычным уверенным голосом произнес дорого одетый дородный чернобородый мужчина лет сорока с длинным хлыстом на поясе. — Зверей напоить, накормить и как следует вычистить. Завтра мы прибудем в Орроу, животные должны быть готовы к представлению. Потом можете отдыхать.

— Хозяин, мясо почти закончилось. — Виновато пробасил седой смотритель зверей. — Боюсь, пардусам его не хватит.

— Мяса должно было хватить ровно до Орроу. — Жестоко усмехнулся чернобородый. — Если, конечно, вы втихаря не жрали его сами. — Гибкий черный хлыст опустился на жилистые плечи смотрителя, заставив того закусить губу от боли. — Обворовываешь меня, тварь! — здоровенный кулак хозяина сбил седого на землю. К упавшему тут же подскочило двое крепких охранников с дубинками наперевес и принялись остервенело пинать его тело ногами.

— Всыпьте ему как следует. — Процедил чернобородый. — Но сильно не калечьте. Завтра этой падали еще работать.

— Аро, я слышала неподалеку странный звук… — К хозяину цирка неторопливо приблизилась красивая черноволосая девушка.

— Ага, будто ребенок плакал. — Подтвердил могучий поперек себя шире здоровяк, чьими руками можно было запросто гнуть подковы.

— Проверьте поляну. — Коротко распорядился Аро. — И будьте все наготове. Мы здесь можем быть не одни.

Охранники по его приказу тут же закончили избивать седого смотрителя и принялись обшаривать окрестности, настороженно переглядываясь.

— Хозяин… — Спустя пару минут вернулся один из стражей. — Вам бы лучше взглянуть на это самому…

— Что это… — Брезгливо скривился Аро. — В центре поляны посреди огромного пятна выгоревшей травы лежал абсолютно голый, черный словно головешка младенец. Несмотря на кошмарные ожоги, его грудь слабо вздымалась. Цирковые за спиной хозяин принялись испуганно перешептываться. Глаза ребенка были яркого багрово-алого цвета.

— Демон не иначе… — Выдохнул гибкий мускулистый парень. Он явно едва перешагнул порог отделяющий юношу от отрока, но уже сейчас был невероятно красив и пропорционально сложен.

— Не болтай лишнего, Гвион. — Нахмурился Аро. — Видно здесь ударила молния, а этот оказался рядом вот и обуглился весь. Непонятно как вообще жив остался.

— А где ж его мать? — прищурился старый Тфим. — Неужто бросила свое дитя…

— Верно так и было. — Кивнул хозяин цирка. — Иначе мы нашли бы и ее труп.

— А глаза… — Рискнул еще раз обратить на себя внимание молодой акробат Гвион.

— Так бывает, когда кто или зенки за края зальет или удар кого хватит. — Со знанием дела усмехнулся сухопарый невысокий старик. — Сосуды в белках лопаются, и кровь выплескивается наружу. Выглядит жутковато, но никакой темной магии здесь нет и в помине. Любой лекарь это подтвердит.

— И что с ним делать? — повернулся охранник к хозяину цирка.

— Оставим здесь, он так и так скоро подохнет. У нас все равно нет для него молока.

— У Снежной недавно появилось молоко… — Черноволосая девушка как кошка ласково потерлась о плечо Аро. — Приплод она еще не принесла, а если этот уголек выживет, то в будущем принесет цирку немалую пользу.

— Это так, Аро. — Согласно кивнул могучий здоровяк. На представлениях он играючи жонглировал пудовыми гирями, без особых усилий связывал в узел толстые железные прутья и показывал иные не менее впечатляющие трюки. Остальные артисты крепко уважали и побаивались силача, хотя тот и был спокойного незлобивого нрава. — Погляди на него, вылитый демон. Публике такое не может не понравиться.

— Помолчи, Овр, я и без тебя знаю, как мне вести дела. — Богатырь был единственным человеком в труппе, с которым Аро приходилось считаться и который внушал ему определенную толику опасения. Ведь в случае чего далеко не факт, что даже вся его охрана сообща сумеет справиться с силачом. — Этот младенец может навлечь на нас гнев пресвитеров Всеединого. Хочешь на дыбе признаваться в своих связях с тьмой?

— Да брось, мало ли в империи убогих искалеченных пожарами… — Рассмеялась девушка, приобнимая Аро за шею. — Вот увидишь, этот уголек пригодится тебе. Я чувствую…

— А, проклятая гитанская кровь… — Аро раздраженно сбросил руки девушки. — Ладно накормите его, и пусть Лефор осмотрит его ожоги. Пусть все видят, я добрый атонианец и чту заветы Всеединого… Разбейте лагерь! Если пацан доживет до завтрашнего утра, я сильно удивлюсь.

— Кто же ты такой… — Зивира осторожно взяла на руки завернутого в темное тряпье младенца и сунула ему небольшую кожаную бутыль с пардусовым молоком.

Будучи гитанкой по крови она чувствовала многое из того, что было недоступно простым смертным. Этот младенец не был обычным. Нечто темное, исконно додревнее таилось в самых глубинах его сути. То, что и помогло ему уцелеть в гибельном огне лесного пожара. То, для чего даже у нее не было названия, ибо девушка все же не была настоящим чародеем. Быть может, лишь ее далекие предки в те давно забытые времена, когда магия в мире еще была жива, а ее адепты не были уничтожены вездесущими жрецами Всеединого сумели бы понять, кем именно был тот, кого всемогущая судьба послала им на лесной дороге.

— Спи, маленький… спи и набирайся сил… — Нежно проворковала гитанка, баюкая младенца. — Тебе их понадобится много…

Глава вторая Представление

Зивира… из его горла вырвался звук, который можно было отдаленно принять за радостный возглас. Черные как головешки пальцы ребенка впились в стальные прутья решетки. Черноволосая гитанка была, пожалуй, единственным человеком в труппе, кто относилась к нему с теплотой. Все остальные шпыняли и норовили обидеть при каждом удобном случае, считая искалеченного пожаром парня за нелюдя.

Восемь лет прошло с того момента как безымянного младенца подобрали бродячие артисты, но его ожоги так и не сошли. Кожа и плоть ребенка намертво спеклись и превратились в угольно-черный природный панцирь невероятной прочности. Абсолютно черное напрочь лишенное волосяного покрова тело вкупе с яркими багровыми глазами производили жуткое впечатление на любого впервые увидевшего его. Оттого, наверное, к парню раз и навсегда приклеилось прозвище Уголек, которое и заменило ему имя.

Надо сказать, его новый хозяин не страдал недостатком практичности и потому, едва тому исполнилось три года, вовсю взял парня в оборот, заставляя его трудиться до седьмого пота. Не по годам крепкий и смышленый мальчик несмотря на свои увечья должен был выходить на помост вместе со взрослыми артистами и рычать и кривляться, изображая демона из неведомых преисподний. Народ приходил в настоящее неистовство от вида маленького урода, швыряя в него гнилыми овощами и испуганно шарахаясь в стороны, если тот подходил слишком близко к передним рядам.

А в перерывах между представлениями на его плечи ложилась вся грязная работа. Уголек должен был чистить клетки животных, кормить и вычесывать лошадей и пардусов, а также подрабатывать у зажиточных горожан, которым на пару часов продавал его хозяин цирка за звонкую монету, которая, разумеется, целиком без остатка шла в бездонный карман Аро.

В труппе бродячих артистов Уголек стоял ниже всех, считаясь практически говорящим животным и собственностью хозяина. Аро был властным, жестоким человеком не терпящим от своих людей и малейшего прекословия. Он не раз жестоко бил парня кнутом за как ему казалось недостаточное усердие в работе или просто вымещая злобу.

Остальные, которым тоже нередко доставалось от хозяина, также не упускали случая лишний раз укусить сироту. Особенно в этом отношении отличались фигляры мимы Трим и Тром. Частенько они подстерегали парня где-нибудь в укромном месте и жестоко колотили, благо тот хоть и рос весьма крепким для своих лет, все же был еще слишком мал чтобы дать отпор молодым лоботрясам. К тому же при всей своей ужасающей внешности парень был совершено неответным на злобу и лишь тихо хрипел, покорно снося все побои и издевки. Спал же Уголек и вовсе в ржавой железной клетке, в которой раньше содержали пардусов. Но потом для хищников нашли жилье поновее, и мальчику досталось их старое обиталище.

— Уголек… — Зивира нежно провела изящной смуглой ладонью по черной матово блестящей щеке паренька. — Они опять били тебя… вот поешь. — Из под полы длинного платья гитанки появилась краюха черного хлеба с куском жирного козьего сыра. — Мне удалось стащить это из под самого носа старого Вома… ешь, не бойся. — Девушка, улыбаясь, глядела, как парень жадно впивается в угощение крепкими острыми зубами. — Потом я принесу еще…

Зивира… пожалуй, эта невероятная девушка, которой и самой жилось далеко непросто, заменила парню мать. Зивира была гитанкой, представительницей самого древнего народа Иорля владеющего изначальной магией. Извечные странники, бродяги, певцы и чародеи, они долгое время удивляли всех прочих своими невероятными талантами и умениями.

Однако столетия назад пресвитеры Всевышнего Атона, нового культа никому ранее неведомого, но каким-то непонятным образом очень быстро набравшего силу в империи и вытеснившего все иные религии и верования, почти уничтожили гитан, низведя магию в мире практически на нет. Лишь отдельные небольшие группы еще продолжали скитаться по просторам мира, но ни о какой былой силе детей дорог не приходилось и говорить.

Зивира же была танцовщицей в труппе Аро, а также его любовницей, что, впрочем, не давало ей никаких особых привилегий перед прочими. Аро был из тех людей, что не любят никого кроме себя, и не считался даже с кровными узами не говоря уже о мимолетных связях с артистками собственной труппы.

— Мне пора, представление вот-вот начнется… — Девушка одним гибким движением поднялась с земли. — Постарайся сегодня не разочаровать хозяина и не дать ему повода вновь поколотить тебя.

Представление и впрямь вот-вот должно было начаться. Орроу являлся довольно крупным городом, и публика в нем была весьма щедрой. Особенно если артисты хорошо знали свое дело. У Аро знали, благо методы его обучения превосходно вколачивали необходимые навыки даже в самых нерадивых и непонятливых.

Первыми на уличный помост, сооруженный артистами на главной площади, возле которого собралась разношерстная крикливая толпа, вышли два размалеванных мима в пестром тряпье. Они тут же принялись прыгать и кривляться, своими ужимками и нелепыми вертлявыми движениями вызывая у публики гомерический хохот.

Мимы шутливо боролись и пинали друг друга, разбивая о голову один другого фанерные стулья и прочий специально сооруженный для представления бутафорский инвентарь. Худые нескладные клоуны был похожи на диковинных кукол марионеток и двигались словно на шарнирах. Подобные движения были результатом не только природного таланта, но и долгих изнурительных тренировок, что, впрочем, впоследствии с лихвой оправдывало себя. Зрители были в самом натуральном восторге.

Покривлявшись еще некоторое время, мимы, наконец, оставили арену, освобождая ее для другого участника. Им оказался грузный пожилой жонглер в просторной белой рубахе и широких черных штанах с длинными подтяжками. Глядя на его толстую неуклюжую фигуру, было вообще непонятно, что он забыл в этом месте. Однако стоило ему взяться за дело, все сомнения у публики тут же рассеялись.

Пара деревянных обитых блестящей золотистой бумагой булав порхали в его ловких руках как бабочки, да и сам артист преобразился словно по волшебству. От него будто бы шел некий внутренний свет, и на его фоне был уже не так заметен и объемистый выпирающий из под брючных подтяжек живот, и внушительная розоватая лысина. Да и вообще это просто перестало иметь какое бы то ни было значение. На арене находился истинный художник. Мастер искренне любящий свое дело и посвятивший его постижению всю свою жизнь.

К паре деревянных булав добавилась еще одна, а затем еще и еще… Публика восхищенно замерла. Целых восемь предметов словно по волшебству летали по воздуху, подчиняясь едва уловимым глазу движениям жонглера, а затем артист внезапно поджал левую ногу, оставшись стоять на одной правой. Его руки ни на миг не забывали вершить свою работу, и даже в этом положении он ухитрился не уронить ни одну из булав.

Когда жонглер, наконец, завершил представление, ловко поймав все свои предметы и поклонившись почтенной публике, восторгу зевак не было предела. В широкополую шляпу предусмотрительно выставленную на краю помоста специальным служкой-мальчиком щедро полетели медные и стальные монеты. Благородное серебро или тем паче золото дозволялось иметь только знати и жрецам Всевышнего Атона. И немалую роль в этом запрете в свое время сыграли слуги Всеединого бывшие весьма и весьма падкими на презренный металл.

Получивший свою толику славы грузный жонглер неторопливо покинул арену, и из-за кулис ему на смену вышел молодой раздетый по пояс мускулистый светловолосый парень сложенный на редкость красиво и пропорционально. Женская половина публики восхищенно ахнула. Юноша и впрямь был невероятно красив, а его ослепительная белозубая улыбка могла разбить сердце любой даже самой капризной и своенравной красотке.

Поклонившись народу и продемонстрировав свою великолепную мускулатуру со всех сторон, юноша сделал колесо и легко прошелся на руках из одного конца арены в другой. Затем он выполнил еще пару акробатических элементов, в то время как двое молодых служек поспешно протягивали пеньковую веревку между высокими деревянными столбами расположенными на противоположных концах помоста.

Наконец, дело было сделано, и парень, вновь поклонившись зрителям, одним движением вскочил на туго натянутую веревку. Народ затаил дыхание. Высота, на которой находился импровизированный канат, была совсем пустяковая около полутора метров, но сам факт того, что человек в принципе способен удерживать равновесие на тонком тросе да еще и ходить по нему словно по твердой земле не мог оставить никого равнодушным.

Акробат же те временем преспокойно выпрямился во весь рост и медленно пошел по веревке, с кошачьей ловкостью переставляя по ее тонкой шершавой поверхности свои загорелые босые стопы. Он дошел, раскинув руки до противоположного края арены, а затем столь же медленно двинулся обратно. Внезапно на полпути артист высоко подпрыгнул и сделал сальто назад, опустившись аккурат на узкий пеньковый трос. Затем, практически не останавливаясь, крутанул колесо, вновь умудрившись не сорваться и оказавшись в том месте, откуда и начинал свое шествие и, спрыгнув с каната, изящно поклонился неистовствующей публике, приложив правую руку к груди.

Народ взорвался восторженными овациями. Было видно, что выступление красавца акробата произвело самый настоящий фурор, и монет в подставленную шляпу в этот раз прилетело гораздо больше нежели за все время представления. Аро за кулисами наблюдавший за представлением довольно скалил крепкие белые зубы. Сегодня ночью акробата наверняка будет ждать еще одна работенка в постели какой-нибудь богатой местной матроны, а его и без того увесистый кошелек изрядно пополнится звонкой блестящей медью.

Акробат, ослепительно улыбаясь, удалился за кулисы, и ему на смену вышел могучий сорокалетний здоровяк с двумя также далеко неслабыми молодыми помощниками, которые буквально сгибались под тяжестью свинцовых гирь и иного инструментария циркового богатыря. Овр довольно осклабился, продемонстрировав публике свой могучий хотя и не слишком рельефный торс и толстенные ручищи и принялся жонглировать гирями, не прекращая улыбаться.

Затем он завязал в узел толстый железный прут и под конец выступления, подхватил лежащее на краю помоста здоровенное бревно и присел с ним, положив его себе на плечи. Двое помощников тут же сели на противоположные концы снаряда, и силач, крякнув, поднялся на ноги, удерживая на плечах всю эту импровизированную конструкцию. Публика одобрительно засвистела, выражая богатырю свое одобрение. Седоки вместе с бревном весили никак не меньше двухсот килограмм.

— Ну, кто желает побороться со мной? — насмешливо рыкнул Овр. Его обнаженный торс обильно лоснился от пота. Сегодня он сполна отпахал на арене и был вполне доволен собой.

Один из мужиков стоявших в толпе, смачно хлопнув себя по ляшкам, полез на помост. Он тоже отличался далеко не малой комплекцией, но был все же пониже силача и к тому же обременен внушительным брюхом. Противники сцепили руки и принялись ожесточенно давить на ладони друг друга. Лицо мужика налилось дурной кровью. Он отчаянно напрягал мышцы, стараясь не дать богатырю одолеть себя, но силы были явно неравны. Сперва Овр поставил своего соперника на колени, а затем одним сильным толчком заставил рухнуть на спину. Народ восторженно засвистел, приветствуя победу богатыря, а его противник, сгорбившись, незаметно покинул арену, украдкой потирая кисти. Железная хватка силача явно не прошла для них даром. Более желающих померяться силами со здоровяком не нашлось, и тот, самодовольно улыбаясь, широким шагом покинул помост.

Занавес кулис распахнулся, и на арену выскочили крупные белоснежные кошки, которых сопровождал крепкий седой мужчина с хлыстом в руке. По его знаку животные принялись прыгать и кувыркаться, катаясь по деревянному настилу помоста и выделывая замысловатые кульбиты. Народ испуганно загомонил.

Пардусы были грозными хищниками. Каждому из них ничего не стоило задрать взрослого мужчину не говоря уже о женщине и тем более ребенке, и посему столь близкое знакомство с ними, благо арена, на которой выступали артисты, была абсолютно открытой, не могло не ввергать в трепет. Впрочем, смотритель хорошо знал свое дело. Могучие звери слушались его чуть ли не с полувзгляда, безропотно выполняя все его команды, лишь изредка недовольно взрыкивая и прижимая уши, когда старый Дим щелкал хлыстом особенно громко.

Проворные служки, испуганно косясь на гигантских кошек, внесли на арену огромное загодя облитое горючим маслом железное кольцо на длинном шесте, установив его посреди помоста. Еще один поднес к нему зажженный факел. Ярко вспыхнуло пламя, и снежные пардусы по знаку смотрителя принялись ловко сигать через горящее кольцо под свист и улюлюканье почтенной публики. Представление еще не завершилось, но уже сейчас было понятно, что это был бесспорный успех.

Наконец, настала пора для завершающего шоу. Для него по краям арены были установлены яркие факелы. Публика смолкла, предчувствуя нечто совершенно невероятное. И когда напряжение зрителей достигло своего апогея, на сцене появилась хрупкая черноволосая девушка облаченная в белые полупрозрачные одежды, оставлявшие открытой совершенную наготу смуглого девичьего тела. Она медленно обвела публику взглядом своих черных бездонных глаз и начала танец. Народ затаил дыхание. Ее движения были настолько легкими и неуловимо грациозными, что создавалось впечатление, будто сам ангел атонов спустился на грешную землю чтобы донести до людей светоч истинной красоты и гармонии.

Красотка словно бы ввергала людей в некий таинственный мистический транс, в наваждение, от которого совершено невозможно было избавиться. Негромко зазвучала флейта. Ее чистые кричащие звуки пронизывали до самого нутра и вкупе с танцем земной богини заставляли публику чуть ли не рыдать от восторга. В глазах людей стояли слезы, их лица были непривычно светлы и покойны.

Но вдруг музыка резко сменила окрас, разом превратившись из тихой печальной песни в грозный зловещий марш. На сцене словно из ниоткуда возникла низкая уродливая темная фигура. Народ испуганно ахнул. Ее появление оказалось настолько неожиданным, что произвело впечатление удара под дых.

Тем временем кошмарный уродливый карлик, широко раскинув руки, медленно двинулся к красавице, зловеще ухмыляясь. Девушка же как ни в чем не бывало продолжала танцевать, ничего не замечая вокруг. Среди толпы раздались предостерегающие возгласы. Несколько особенно горячих юнцов попытались даже броситься на выручку прекрасной деве, но были тут же остановлены бывшей начеку охраной Аро. Тот, прекрасно понимая, какие именно чувства порой вызывает в людях финальное действо его шоу, загодя подстраховался и принял все необходимые меры.

Угольно черный урод меж тем вдохновленный поддержкой подбирался к девушке все ближе и ближе. В зловещей темной музыке минорными чайками прорезались тонкие кричащие скрипичные ноты, своими пронзительными звуками высекая глубокие рубцы на душах даже самых черствых и недалеких зрителей. Вот демон оказался совсем рядом с девой и грубо ухватил ее своими сильными корявыми лапами. Народ негодующе заревел. Сейчас эти люди словно бы находились в состоянии некоего транса и непоколебимо верили в истинность происходящего.

Из-за кулис неожиданно стали выскакивать снежно-белые поджарые туши ирбисов. Три могучих кошки неподвижно расселись вокруг девушки, взяв ее в кольцо и преданно глядя на неведомого демона из преисподний с антрацитово-черной кожей и багровыми глазами зловеще полыхающими в вечернем сумраке словно раскаленные угли. Девушка в отчаянии заламывала руки, безмолвно умоляя о спасении, а ее пленитель торжествующе хохотал, раскинув руки и наслаждаясь своей властью над ней.

Внезапно на сцене возник могучий молодой юноша в дивных серебристых доспехах. В его руке был зажат длинный меч ярко сверкающий золотом в свете факелов. Жуткое лицо урода исказилось от страха, и он что-то повелительно рыкнул своим грозным стражам. Пардусы начали медленно окружать витязя, злобно рыча. Народ на площади с напряжением следил за разворачивающейся драмой, боясь лишний раз вздохнуть. Юноша же тем временем разразился грозным кличем и первым бросился на хищников размахивая мечом.

Однако гигантские кошки вместо того чтобы разорвать дерзкого на куски вопреки ожиданиям зрителей испуганно прижали острые уши и кинулись наутек, моментально исчезнув за кулисами. Злодей и герой остались один на один. Монстр ошеломленно попятился. Вид грозного воителя со сверкающим мечом в руке, и то, с какой легкостью могучий витязь только что справился с его слугами, явно произвели на него впечатление. Однако урод быстро сумел расправиться с собственным страхом и двинулся на юношу, широко расставив длинные когтистые лапы.

На лице героя не дрогнул ни единый мускул. Его меч сверкнул серебристым полукружьем и пронзил сердце темной твари. Чудовище рухнуло на землю, содрогаясь в агонии. Из под темной накидки на деревянном настиле растекалась обильная лужа крови. Темный марш резко оборвался на полуслове. Юноша же те временем вбросил в ножны окровавленный меч и одним движением подхватил сияющую девушку на руки. Полилась чистая светлая мелодия в мажоре. Народ на площади неистово закричал, взорвавшись оглушительными овациями. Справедливость восторжествовала. Зло было наказано, злодей повержен, а юная красавица наверняка в скором времени сыграет свадьбу с отважным рыцарем спасшим ее от лап жуткого чудовища. Восторгам и ликованию зрителей не было предела.

Представление бродячего цирка завершилось полным и абсолютным успехом и не в последнюю очередь благодаря каторжному, титаническому труду его артистов. И теперь, отбив, наконец, почтенной публике совместный финальный поклон, они желали лишь одного — как можно скорее вкусить заслуженный отдых.

Глава третья Убийца

Когда представление закончилось, Уголь торопливо сбросил с себя заляпанные коровьей кровью, которую в бычьем пузыре специально подкладывали ему под одежду для пущей реалистичности представления, тряпки, оставшись в одних портках, и поспешил к клетке с пардусами. Хищников требовалось успокоить и вычистить. Все остальные артисты труппы сейчас коротали время в ближайшем кабаке за кружечкой холодного эля, но парню не приходилось мечтать о подобной роскоши. Пусть Аро и находился сегодня в весьма благодушном настроении, он наверняка выпорет его кнутом, если мальчуган забудет о своих обязанностях.

Хищные кошки грозно зарычали, почуяв постороннее присутствие, но различив невысокую фигуру Уголька, тут же притихли. Парень бесстрашно отпер клеть и, ласково погладив вовсю ластившихся к нему кошек, принялся тщательно вычесывать роскошную шерсть пардусов своими крепкими ногтями. Его блестящие черные когти были настолько хорошо приспособлены для этого дела, что Угольку даже не требовался скребок.

Животные блаженно урчали от удовольствия и облизывали руки мальчугана своими мокрыми шершавыми языками. По какой-то причине пардусы как и прочие звери никогда не проявляли к нему агрессии. Среди этих могучих хищников он ощущал себя своим. Особенно его любила Снежная, матерая самка в самом расцвете сил. Именно ее молоком и был вскормлен Уголь, а новорожденных котят, едва те научились питаться твердой пищей, Аро тогда продал одной семье влиятельных аристократов за весьма приличную сумму. Парень отвечал красивой гигантской кошке полной взаимностью, не раз украдкой принося ей кусочек сырого мяса, хотя сам постоянно недоедал.

Закончив вычесывать зверей и вдоволь наласкавшись со Снежной, Уголь двинулся к своей клетке. Сегодня ему повезло. Хозяин, вопреки обыкновению, не нарядил его на работу, а, значит, он мог до завтрашнего утра побыть наедине с собственными мыслями. Замечтавшись, парень совсем расслабился и не заметил мелькнувшую сбоку тень. Сильный толчок сшиб его на землю, и парень несмотря на сгустившийся ночной мрак различил в темноте размалеванные ухмыляющиеся рожи Трима и Трома.

— Ба, посмотрите ка, кто тут у нас! — радостно загомонил Тром. По всей видимости они с приятелем специально покинули трактир раньше прочих чтобы в отсутствии хозяина как следует позабавиться с проклятым нелюдем. — Наш уродец… — Фигляр с наслаждением пнул распростертое тело ногой.

— Да ему и не больно ни капельки! — расхохотался Трим. — Посмотрим, как тебе понравится это. — На плечи тихо хрипящего парня опустилась увесистая суковатая дубина. — Что нравится, отродье тьмы? На, получи! — выкрикнул мим, не прекращая лупцевать скрючившегося на земле Уголька. — Во славу Всевышнего… — Он нанес особенно сильный удар, и мальчуган зашелся хриплым надсадным кашлем, содрогаясь всем телом.

— Ты погляди, Трим, мне кажется, или эта падаль насмехается над нами… — Ощерился Тром.

— Похоже, побои его уже ничему не учат. — Поддержал товарища шут.

— В таком случае пусть его научит огонь. — Усмехнулся Тром и со злобным смехом потащил паренька к костровищу посреди цирковой стоянки.

Уголь попытался слабо сопротивляться, но Трим пару раз ударил его дубиной по голове, и парень затих.

— Давай быстрее, пока хозяин не вернулся… — Поторапливал он своего товарища в лихорадочно возбуждении высекавшего искры кремневым кресалом.

— Сейчас, сейчас… — Усмехнулся тот, когда, наконец, над кострищем показался слабый язычок пламени. Лагерь цирковых располагался за городской чертой на опушке леса, и придти на помощь парню было просто некому. — Сейчас эта тварь узнает, каково это служить тьме…

— Его шкура слишком твердая… — С сомнением протянул Трим, подпалив в разгорающемся огне небольшую тонкую лучину. — Хотя, думаю, я знаю, как это исправить… — Довольно ухмыляясь, фигляр сунул зажженную лучину прямо в и без того обожженное ухо мальчугана.

Дикая непереносимая боль, которую он никогда не испытывал допрежь, пронзила тело Угля. Из его горла вырвался пронзительный нечеловеческий вой, и он, легко вырвавшись из лап мучителя, кинулся на опешившего Трима, вцепившись ему в лицо острыми черными когтями. Клоун заорал от невыносимой боли, попытавшись сбросить с себя паренька, но тем будто овладел дикий зверь. Со свирепым рычанием он повалил мима на спину и принялся остервенело бить фигляра затылком о землю.

Опомнившийся Тром подхватил дубинку и попытался придти на помощь приятелю, но Уголь совершил стремительный рывок и сильно боднул его головой в живот. Не ожидавший этого мим рухнул навзничь, угодив спиной прямо в разожженный костер. Клоун визгливо заорал от боли, принявшись кататься по земле и пытаясь сбить охватившее его одежду пламя. Уголь же схватил оброненную Тромом дубину и обрушил ее на голову так до конца и не оправившегося Трима. Несколько чудовищных по силе ударов раскололи ему череп.

Покончив с Тримом, парень повернулся в сторону второго противника. Тот уже успел вскочить на ноги, но лишь для того чтобы угодить под град ожесточенных ударов озверевшего мальчугана. Когда Уголь, тяжело дыша, более менее сумел прийти в себя, на месте его мучителей остались лишь изуродованные до полной неузнаваемости трупы. Брезгливо отшвырнув от себя потемневшую от крови деревянную дубину, Уголь помчался к клеткам пардусов. Проснувшийся инстинкт хищника нес его будто на крыльях. Это была свобода. Больше не будет изнуряющей тяжелой работы на износ, не будет побоев и постоянных издевательств. Отныне он абсолютно свободен и сам себе хозяин.

Однако прежде чем окончательно оставить цирк, он должен был сделать кое-что еще. Те, кого он считал своей семьей, те, кто всегда были добры к нему тоже не должны были больше прозябать в заточении. Они также как и он заслуживали свободы. И он ее им подарит. Вцепившись в прутья массивной стальной клетки, он одним могучим рывком распахнул прочную железную решетку, едва не сорвав ее с петель. От всего произошедшего его силы, казалось, удесятерились. Пардусы сперва недоверчиво косились на парня, не решаясь оставить свою темницу, но затем инстинкт взял свое, и звери с глухим рыком разбежались по окрестностям.

— …Проворонили, твари! — Аро в ярости лупцевал кнутом что-то испуганно бормочущих охранников.

Оба стража на момент произошедшего находились в лагере чтобы следить за цирковым имуществом, но решили немного поразвлечься и в итоге крепко нахлестались дешевым вином, проспав всю разыгравшуюся заварушку. Аро был просто вне себя от гнева. Мало того что он в одночасье лишился троих артистов, так еще и пардусы сильно погрызли красавца Гвиона, когда тот помогал остальным ловить зверей и загонять их обратно в клетки. Хищники крепко порвали его, изуродовав лицо и практически напрочь оторвав одну из рук. Вряд ли теперь молодому акробату, даже если он и выживет, когда-нибудь снова придется выйти на арену… И все это в самый разгар летних гастролей, когда начинался самый чес! Нет, подобное никак нельзя было оставлять безнаказанным.

На место происшествия не мешкая прибыла городская стража. Двойное убийство — тяжкое преступление, которое никому не могло так просто сойти с рук, и теперь стражи порядка старались вовсю, тщательно исследуя место, где все произошло.

— Преступник известен? — холодно обратился центурион к хозяину цирка.

— Никто не видел, как все произошло, но к гадалке не ходи, это был Уголь. Тот самый урод из моего шоу. — Нахмурился Аро.

— С чего ты так решил? — поднял бровь командир.

— Его нет в цирке, к тому же эта падаль сильно любила моих зверей. Наверняка он их и выпустил чтобы посильнее мне насолить.

— По всей видимости, этот урод опасен. — Задумчиво процедил центурион.

— Он совсем мальчишка, но сила у него недетская. — Пророкотал Овр. — Еще бы малость подрос, мог бы выступать у меня на подхвате…

— Теперь уж не выступит. — Эти слова произнес высокий чуть сутулый мужчина лет тридцати с хищным орлиным профилем облаченный в простую серую сутану. — Мое имя Преон. Я старший пресвитер Святой Церкви Всеединого. Урода следует как можно скорее изловить и доставить на праведный суд Инквизиции. Он явно одержим демонами и может представлять угрозу.

— Разве тому есть доказательства? — нахмурился центурион.

— Помолчи, это тебя не касается. — Возвысил голос пресвитер, и военный нехотя отвел глаза, подчиняясь. С церковью Всевышнего шутки были плохи. — С этого момента сие дело находится на особом контроле у верховного пресвитера и епископа Орроу. Вы поняли меня? На особом. И посему прямая обязанность любого добропорядочного чада Всеединого исполнить волю благочинного Евтериана и как можно скорее доставить нам тварь. По возможности живой. Это ясно? В таком случае смею откланяться. Зверя уже ищут псы господни. Вы все также должны присоединиться к поискам. Думаю, далеко ему уйти не удастся…

Уголь тяжело рухнул на землю, устало переводя дух. В его груди клокотало, а легкие горели от недостатка воздуха. Почти целые сутки бежал он без остановки, стремясь уйти как можно дальше от возможных преследователей. То, что его будут искать, он не сомневался ни секунды. Его обостренное звериное чутье просто кричало ему об этом, призывая двигаться как можно быстрее. Однако ныне его силы были на исходе. Он чувствовал, что если не передохнет хоть немного, то просто умрет от истощения.

Наклонившись к лесному пруду, парень с наслаждением напился чистой прохладной воды. Немного полегчало. Теперь еще бы раздобыть хоть какой-нибудь еды… Усталые мышцы гудели от перенапряжения, и Уголь блаженно вытянулся, давая им долгожданный отдых. Мальчик не мог знать этого, но по иронии судьбы он оказался ровно на том же самом месте, где и нашли его в свое время бродячие артисты. Земля за восемь лет успела залечить свои раны, и от страшного ожога на теле леса не осталось и следа. Ныне здесь как и до пожарища буйно зеленилась густая лесная трава. Ласково светило летнее солнце, легкий ветерок приятно овевал усталое лицо, и изможденный долгим переходом Уголь сам не заметил как провалился в глубокий сон.

Очнулся Уголь от резкой боли в запястьях. Он попытался встать и размять затекшие суставы и понял что не может шевельнуть и пальцем. Парень оказался намертво прикручен к лошадиному седлу крепкими веревками.

— Что очухался… — Хмуро пробасил крепкий жилистый мужик под пятьдесят одетый в дубленую кожаную куртку. — Не трепыхайся, не поможет, я тебе не городской лопух, дело свое крепко знаю…

После нескольких безуспешных попыток Уголь понял, что его пленитель ничуть не погрешил против истины, и оставил тщетные попытки освободиться. Ему следовало беречь силы на случай всяких неожиданностей. Сейчас удача оставила его, но кто знает, как оно повернется дальше…

Однако по всей видимости безымянный охотник и впрямь был настоящим докой в своем деле. После нескольких часов неторопливой скачки они вновь прибыли в Орроу.

— Кто это у тебя. — Кивнул стражник на стреноженного паренька.

— Так демона поймал. — Скупо усмехнулся охотник. — Того самого. Еду за наградой.

— Демона, говоришь… — Прищурился стражник. — Сейчас сдашь его нам, мы сами доставим его пресвитерам. За наградой придешь после.

— Ага, держи карман шире. — Усмехнулся охотник. — За дурака меня держишь. Вы же все денежки себе и прикарманите. Или пропусти, или зови сюда псов господних. Иначе сам потом будешь объяснять епископу, почему вы упустили демона, который находился перед самым вашим носом.

— В опасные игры играешь, Гаст. — Недобро нахмурился страж. — Решил перейти дорогу Святой Церкви Всеединого…

— Не Святой Церкви, а тебе с дружками. — Ничуть не смущаясь, парировал охотник. — Давай уже пропусти меня, мне не терпится как следует промочить горло после долгой скачки.

Стражник еще некоторое время тяжело буравил охотника взглядом, но затем все же нехотя посторонился, освобождая дорогу. Гаст меж тем направил свою лошадь в центр города прямиком к мрачному серому собору, главному оплоту Святой Церкви в Орроу. Молчаливые стражи в серой форме со знаком Звезды Атона беззвучно посторонились словно заранее знали о прибытии охотника и его пленника.

Внутри цитадели двое дюжих воинов из числа внутренней охраны сноровисто подхватили связанного парня и потащили по серым извилистым коридорам. Спустившись вниз по узкой винтовой лестнице располагавшейся в одном из закутков собора, они оказались в мрачном сыром подземелье. Длинный полутемный коридор освещали лишь редкие тусклые факелы. Стражи остановились возле кованой решетки перегораживающей путь и сдали пленника тюремной охране. Те в свою очередь бесцеремонно протащили связанного парня вглубь подземелья словно куль с тряпьем и швырнули в одну из тесных вонючих камер в изобилии располагавшихся по бокам коридора, предварительно освободив от веревок, но нацепив взамен массивные ручные кандалы.

— Уголек…

Этот голос он узнал бы из тысячи. Даже сейчас в грязном измызганном рубище с разбитым заплывшим от многочисленных кровоподтеков лицом она была прекрасна.

— Зивира… — Хрипло выдохнул Уголь. Он умел говорить, но не слишком любил, поскольку его гортань обожженная огнем выдавала звук лишь отдаленно напоминающий человеческий голос. — Почему…

— Пресвитеры… — Голос гитанки звучал печально. — Они дознались кто я и решили сжечь на главной площади как ведьму. Они думают, это я наложила на тебя порчу и заставила убить мимов.

— Аро, он…

— Аро не шевельнет и пальцем чтобы спасти нас. — Покачала головой девушка. — Его самого терзает страх собственного происхождения. Он полукровка, его мать была гитанкой. Если об дознаются слуги Всеединого, ему конец.

— Ты ненавидишь меня…

— Нет, что ты. — Улыбнулась Зивира. — Рано или поздно это все равно бы случилось. К тому же смерть не кажется мне такой уж жуткой. Ведь если даже ад и существует, его обитатели вряд ли более жестоки чем атоновы слуги.

— Ты не сдашь его…

— Аро мерзкий человек. Лет семь назад он не помог даже своему родному брату. Не вызволил его из долговой тюрьмы хотя мог бы это сделать, и тот вскоре умер, не вынеся тягот неволи. Но я не желаю ему зла. Я просто хочу, чтобы все это поскорее закончилось… — Зивира опустилась на устланный прогнившей соломой пол своей клетки и словно бы впала в некую рассеянную апатию. Похоже, ее действительно перестало что либо волновать, и она была готова безропотно принять любую участь, кою уготовят ей слуги Всеединого.

Когда старшему пресвитеру Преону доложили, что к нему прибыл посетитель, он как и всегда находился в своей приемной в главном соборе Орроу.

— Ты? — брови пресвитера приподнялись в легком удивлении. — Чего тебе надо.

— Вы поймали его… — Рослый бородатый мужчина нервно постукивал хлыстом по черному голенищу сапога.

— Да. Я же говорил, что это был лишь вопрос времени. — Пожал плечами пресвитер.

— Я хочу, чтобы его продали на рудники, а вырученные деньги выплатили мне. — Упрямо поджал губы Аро. — Мой цирк понес большие убытки за последнее время, мне непросто будет удержать его на плаву.

— Меня не волнуют твои проблемы. — Усмехнулся Преон. — На мальчика положил глаз сам Первосвященник, Его Святейшество Этос Шестой.

— Зачем он ему. — Скривился Аро.

— Этот парень редкий экземпляр. Он не просто одержим демонами как к примеру твоя танцовщица, нет, судя по всему он и сам нечеловек. А раз так, то его тело после казни будет представлять большой интерес для нашей матери Церкви в том чтобы лучше понять природу тьмы и как именно с ней бороться. К тому же — пресвитер позволил себе слабую усмешку — у Его Святейшества по слухам имеется весьма неплохая коллекция заспиртованных голов подобных нашему уродцу.

— Сжигать мою танцовщицу излишняя мера. — Сменил тему Аро. — Она слишком дорого мне обошлась. Достаточно будет публичной порки.

— Не указывай, что мне делать, полукровка! — вскинулся Преон. — Не забывай, кто ты есть и чем именно ты нам обязан. Запомни, ты живешь лишь пока поставляешь нам информацию об остальных гитанах и им подобных богомерзких созданиях. После случившегося многие в нашей братии вообще требовали, чтобы в очищающем огне сгорела вся твоя труппа вместе с тобой. Поэтому не зарывайся и скажи спасибо, что сам избежал костра… Никакого возмещения тебе не будет. Сам решай свои проблемы. Ровно через месяц я жду очередной отчет от тебя, и моли Всевышнего, чтобы он меня удовлетворил. А теперь пошел вон. У меня и без тебя хватает головной боли.

Глава третья Гитаны

Деревянная повозка сопровождаемая эскортом из десятка дюжих стражей медленно ехала по широкому тракту, подпрыгивая на колдобинах. Уголь неподвижно сидел на полу железной клети, глядя перед собой застывшими мертвыми глазами. Он не обращал никакого внимания на пронизывающий холод и сырую вонь идущие от полусгнившей прелой соломы на полу. Перед его взором стояло лицо Зивиры. Такое, каким он запомнил его в последний раз. Девушку сожгли на следующий день на главной площади Орроу, а его заставили смотреть. В назидание.

Народ перед помостом ревел и бесновался и едва не прорвал заграждение стражей чтобы собственноручно разорвать ведьму на куски. Никогда ранее Уголь не видел и не чувствовал подобной ненависти. Гигантский многоглавый зверь по имени людская толпа оказался воистину ужасающим. Оскаленные перекошенные звериной злобой лица, казалось, навсегда утратили способность выражать какие бы то ни было человеческие эмоции.

И тем удивительнее выглядело на их фоне прекрасное лицо, нет даже лик черноволосой гитанки. До самого последнего мига на нем не отразилось ни тени ненависти к своим мучителям. Даже когда ее прикручивали к деревянному столбу, и когда палач уже поднес факел к загодя приготовленному хворосту, она ничем не выдала своих чувств. И лишь когда разгоревшееся пламя тронуло жадными рыжими языками полунагую смуглую совершенную плоть Зивиры, толпа, наконец, услышала жуткий крик заживо сгорающего тела…

— Готов поклясться, этот урод пялится на меня. — Поежился один из стражей. — Надо было взять в городе какое-никакое тряпье чтобы прикрыть клетку.

— Что, Тир, опасаешься сглаза. — Понимающе усмехнулся его товарищ, зрелый крепкотелый мужчина с короткой черной бородой. — Я слышал, черные колдуны могут одним своим взлядом насылать порчу и даже привести человека к смерти.

— Хватит молоть языком. — Холодно оборвал воинов мощный белокурый рыцарь одетый в тяжелые доспехи и длинный белый плащ с вышитой на нем крупной золотой звездой Всевышнего Атона. — Благословение Святой Церкви защитит нас от любых чар тьмы. Мы воины господни и негоже нам боятся грязных чернокнижников! Когда мы прибудем в столицу, — голубые глаза блондина холодно сузились — эта тварь сполна ответит за все свои злодеяния.

Некоторое время отряд ехал в молчании, но затем паладин нетерпеливым взмахом руки заставил своих воинов остановиться.

— Мне не нравятся здешние места. — Дернул щекой рыцарь. Он кивнул на густые заросли окружавшие тракт по обе стороны. — Они слишком хороши для засады… Тир, Бальт, на разведку! Прочешите окрестности и выясните что к чему.

Надо сказать, причины для беспокойства у паладина имелись. Орроу находился всего в нескольких днях пути от Пустынных земель, бывших вотчиной для самых разнообразных малых и больших кочевых племен, которые империя не контролировала. К тому же там нередко находили убежище разбойники и прочий беглый люд из самой Аррексии, кои движимые жаждой наживы и мести то и дело совершали дерзкие налеты на приграничье.

Чутье не подвело рыцаря. Не успели разведчики отъехать и на пару десятков шагов, как в воздухе засвистели стрелы. Оба воина рухнули с седел пораженные меткими лучниками насмерть.

— Занять оборону! — прогремел паладин, потянув полуторный клинок из перевязи за спиной. Покажем ублюдкам на что способны воины Света!

Однако нападавшие и не думали атаковать в лоб. Вместо этого они скрытые лесными зарослями методично продолжали обстреливать отряд с дальней дистанции. Псы господни схватились было за арбалеты, но их противники был надежно укрыты от глаз густым кустарником, в то время как атонианцы были как на ладони. Все завершилось довольно быстро. Настоящие доспехи были лишь у белокурого рыцаря, но и они в итоге не уберегли его, и он пал вместе со всеми своими воинами дважды пораженный длинными тисовыми стрелами в незащищенную шею.

Убедившись что все противники мертвы, из зарослей осторожно вышло десятка два крепких загорелых воинов с жестокими загрубелыми лицами.

— Хорошая добыча! — довольно прорычал главарь, снимая с пояса убитого рыцаря увесистый кошель полный серебра и золота. Он был высоким и кряжистым и чем-то напомнил Углю Аро, однако в отличие от бывшего хозяина парня крепкая фигура чернобородого воина была лишена и малейшего намека на лишнее мясо. Но не это и даже не его нежданное спасение поразило мальчугана.

— Зивира… — Пораженно выдохнул он, глядя на стройную черноволосую девушку затянутую в боевую черную кожу стоявшую чуть позади атамана. — Ты жива…

— Что ты сказал… — Нахмурилась гитанка, напряженно глядя на странного уродливого мальчика сидящего в железной клетке.

— Ты жива… — Все еще не мог оправиться от потрясения Уголь. — Но как…

— Мальчишку придется прикончить. — Скривился главарь. — Он явно не в себе, к тому же он видел нас в лицо.

— Подожди, Гарон. — Остановила мужчину гитанка. — Он назвал меня именем моей сестры. Ты знал Зивиру? — обратилась она к мальчугану. — Где ты встречался с ней?

— В Орроу… — выдохнул парень. Потрясение от невероятного сходства двух женщин прошло, оставив после себя лишь горький осадок глубокого разочарования. Это была не она. Не его Зивира…

— Меня зовут Чотанна. Зивира моя младшая сестра. Мы потеряли ее лет десять тому назад. Скажи мне где она, и обещаю, мы сохраним тебе жизнь.

— Она мертва. — Безжизненно проронил Уголь. — Псы господни сожгли ее заживо…

С секунду до гитанки доходил смысл сказанного, а затем из ее горла вырвался поистине звериный вопль, и она, обхватив голову руками, изо всех сил рванула волосы чтобы хоть как-то заглушить свою боль. Когда Чотанна, наконец, выпрямилась и взглянула на парня, он невольно отшатнулся. В ее взоре застыла смерть.

— Жаль, что эти ублюдки умерли так легко. — Кивнула она на неподвижные тела церковников. — Но отныне я не буду знать покоя, пока те кто повинен в смерти моей сестры не сдохнут все до единого. Ты поедешь с нами. — Решительно отрезала Чотанна. — И в подробностях расскажешь, как все было.

— Ты уверена… — С сомнением протянул Гарон, с подозрением косясь на парня. — Мы ничего толком не знаем о нем.

— Брось, разве ты не видишь. — Мрачно усмехнулась гитанка. — Такому как он не место в мире людей. Впрочем, как и всем нам… Поедешь на моей лошади позади меня. — Бросила она Углю. — Мы поскачем быстро, поэтому если сверзишься с седла, ждать тебя никто не станет. А если начнешь распускать руки, — хмыкнула воительница — я собственноручно перережу тебе глотку.

Поездка верхом далась Углю нелегко. Разбойники спешили изо всех сил, стремясь как можно скорее оказаться в Пустынных землях, где заканчивалась власть империи, и потому вовсю погоняли лошадей, позволяя себе лишь редкий отдых. Мальчуган же несмотря на свою любовь к коням никогда не был хорошим наездником, но природная ловкость и сила невзирая даже на его увечье с лихвой компенсировали этот его недостаток, и посему он выдержал. Через трое суток они оказались за пределами Аррексии и смогли, наконец, немного расслабиться.

— Вы здесь живете? — Уголь настороженно смотрел на гитанку. Та была как обычно мрачной и неразговорчивой. Впрочем, ее можно было понять. Девушка явно до сих пор глубоко переживала смерть сестры.

— Через пару дней пути будут наши земли. — Нехотя ответила она. — Пока же мы на нейтральной территории, так что расслабляться не советую. Сюда без нужды не суются даже псы господни. А этих ублюдков не назовешь трусами…

— Твоя сестра погибла из-за меня. — Выдохнул парень и рассказал Чотанне все. Он всегда отличался умом и прекрасно понимал, что гитанка легко может убить его за подобные откровения, ведь как ни крути в смерти Зивиры на самом деле была немалая толика его вины, однако ему было все равно. Словно бы с гибелью гитанки умерла и некая часть его самого, оставив после себя один лишь холод и пустоту в душе.

Чотанна долго молчала.

— Я не держу на тебя зла. — Наконец произнесла она. — Империя — ужасное, жестокое место, где нет места жалости и состраданию, и рано или поздно нечто подобное все равно бы произошло. У нас говорят, не старайся обмануть свою судьбу, однажды она все равно тебя настигнет, желаешь ты этого или нет. Я верю в это. Провидение не уберегло мою сестру от смерти, но оно же послало мне тебя, чтобы у меня была возможность отомстить за нее. И будь уверен, я не упущу эту возможность.

Еще через двое суток отряд наконец прибыл в основной лагерь располагавшийся на берегу широкой полноводной реки. Он представлял собой довольно обширное стойбище на пару сотен человек. Здесь собрались различного рода изгои, которым не нашлось места в империи преимущественно гитане и полукровки наподобие Аро. В целом Углю понравился здешний быт. Эти люди были суровы и мрачны, но здесь по крайней мере никто никого не угнетал и за каждым по умолчанию признавалось право на личную свободу и неприкосновенность. В рамках здешних законов разумеется.

А законы степи был суровыми. Уже на следующее утро сонного Угля растолкал усмехающийся Гарон. Впрочем, эта усмешка явно не сулила парню ничего хорошего.

— У нас никто не ест свой хлеб просто так. — Рыкнул он. — Здесь каждый должен работать. А мужчина обязан быть еще и воином. Ты пока еще слишком мал, чтобы ходить с нами в походы, но раз Чотанна тебя отметила, я, так уж и быть, займусь тобой лично.

— Я готов. — Решительно кивнул Уголь. — Я должен стать сильным чтобы отомстить за смерть Зивиры.

— Хорошо. — Одобрительно улыбнулся Гарон. — Тогда начнем. — Они вышли на улицу, и атаман бросил юноше короткий деревянный шест, держа в руках точно такой же. — Атакуй. — Повелительно рыкнул он, и Уголь не мешая нанес своему наставнику сильный, но не слишком умелый удар.

Шест Гарона в ответ пребольно ударил его по пальцам, и оружие выпало из рук мальчугана.

— Никуда не годится. — Констатировал гитан, приставив свой шест к шее парня. — Нам предстоит долгая работа…

Глава четвертая Пустынные земли

— Моревы близко… — Старый Итар настороженно принюхивался словно охотничий пес, а его покрытые густыми седыми волосами острые уши нетерпеливо подрагивали в ожидании. Охотники тут же сбили коней в круг, занимая оборону.

— Будь наготове. — Кивнул могучий чернобородый воин высокому плечистому детине в черной кожаной броне с нашитыми крупными костяными пластинами.

Детина в ответ что-то неразборчиво рыкнул и поднял огромный двуручник в предвкушении скорой схватки.

Моревы появились как всегда неожиданно. Жилистые и худощавые на быстрых степных лошадях они действительно были истыми доками в воинском и охотничьем искусстве и непревзойденными знатоками маскировки. Впрочем, вольные охотники степей тоже прекрасно знали с какого конца браться за меч.

С дикими воплям степняки налетели на ощетинившийся оружием отряд. Их полуголые размалеванные алыми полосами тела смотрелись довольно грозно, однако Уголь, глядя на них, лишь усмехнулся. Разить незащищенную доспехами плоть гораздо легче. Свистнули стрелы степняков, и пара человек в их отряде упало. В ответ мелькнули арбалетные бельты вкупе с более длинными и тяжелыми стрелами вольных выпущенными из тугих охотничьих луков, заставив моревов лишиться разом пятерых всадников. Несколько стрел сломались о костяную броню Угля, но он лишь крепче сжал меч, чувствуя, как внутри начинает зарождаться низкое глухое рычание. Его суть жаждала битвы словно истомленный узник пустыни вожделенной прохладной влаги.

Первого нападавшего он развалил от плеча до пояса, и его останки рухнули с лошади, орошая землю кровью. Воины вступили в рукопашную. Нападавших было в полтора раза больше нежели свободных охотников, но у них не было доспехов, в то время как их противники все без исключения имели как минимум легкую кожаную бронь. Моревы были умелыми бойцами. Они ловко орудовали легкими деревянными копьями, поражая охотников в шеи и сочленения брони. Те в ответ секли дикарей короткими клинками, умело отражая их атаки круглыми деревянными щитами. Сбивая ими копья степняков, они тут же сближались и наносили смертельный удар мечом в бок под ребро воителя, сваливая всадников на землю.

Некоторые охотники были вооружены длинными пиками, коими они тыкали в морды лошадям, заставляя их вставать на дыбы и сбрасывать своих седоков. Обитые железом массивные пики вольных были не в пример более грозным оружием нежели легкие копьеца дикарей с наконечникам из негодного железа, а то и вовсе костяными или кремниевыми. К тому же охотники действовали слаженно, подражая фаланге знаменитых имперских легионов, в то время как моревы сражались каждый сам за себя.

В итоге все завершилось полной победой отряда. Все дикари остались лежать на дикой неплодородной земле великой степи, тогда как охотники потеряли всего шестерых.

— Молодец. — Скупо похвалил Гарон тяжело дышащего Угля. Впрочем, это не было усталостью, просто его ярость не нашла полного выхода и застилала взор парня лютой багровой пеленой. — Без тебя потерь было бы больше.

В последний год предводитель охотников заметно сдал, а в его густых черных волосах и бороде появилась заметная седина. Нет, он до сих пор еще оставался грозным воителем, могучим и опасным противником для бы то ни было, но… но это был уже не тот жуткий неуловимый Гарон, что кочевал по степи лет пять-десять тому назад. Уголь же напротив с каждым годом все набирал и набирал мощь. За те десять лет, что он провел среди охотников, парень превратился в настоящего богатыря. Наголову выше любого из охотников он обладал чудовищной силой и свирепостью в битве, тем самым снискав глубокое уважение среди лихого вольного люда.

В прошедшем бою он лично прикончил семерых противников, одним единственным ударом рассекая их полуголые незащищенные доспехом тела. А ведь когда-то он и помыслить не мог о том, чтобы причинить вред кому бы то ни было… С самого начала по достоинству оценив потенциал парня, Гарон крепко взялся за него, заставив мальчугана изучить и развить до максимума все свои сильные стороны и низвести до минимума слабые.

— Твое увечье это подарок судьбы. — Внушал ему гитан, восторженно постукивая по твердой ороговевшей коже парня. — Это же самый настоящий природный доспех! Ни один меч, ни одно копье не возьмет тебя, а если даже и возьмет, то рана будет неглубокой и совсем пустяковой. К тому же ты очень силен. Правда над ловкостью и техникой необходимо еще поработать. Вольный охотник должен уметь стрелять из лука, биться мечом и копьем так, как будто бы он родился с этими умениями. К тому же я заметил, что ты прихрамываешь на правую ногу.

— Да это немного мне мешает, но я справлюсь. — Кивнул Уголь.

— Твой недостаток это твое преимущество. — Покачал головой Гарон. — Противник видит, что ты хромаешь и приноравливается к твоей манере боя. А ты обмани его. Научись не хромать в бою, когда это нужно. Так ты обескуражишь врага и приведешь его к поражению.

— Разве это возможно. — Улыбнулся Уголь.

— У нас говорят, что судьба человека предопределена до его рождения. Я считаю иначе. Я думаю, что возможно все, было бы желание и упорство. Поверь, если достаточно долго трудиться, возможны и не такие чудеса.

И Уголь начал учиться. Он с жадностью хватал каждое слово своего наставника, заставляя себя до одури упражняться с клинком и прочим оружием. Также преподавал ему Гарон и навыки кулачного боя. Сперва парень бывал постоянно крепко бит во всех видах единоборств, благо гитан не делал ему никаких скидок на возраст, вполне справедливо полагая что мягкость в обучении впоследствии приведет к гибели в реальном бою. Но затем постепенно, по мере того как Уголь рос и набирался сил, он начал выигрывать у наставника и прочих воинов все больше и больше учебных схваток.

И в итоге природные способности вкупе с изнурительными тренировками взяли свое. К восемнадцати годам Уголь стал лучшим воином среди братства вольных охотников, превзойдя в этом отношении даже своего наставника, чего до него не удавалось еще никому и никогда. Уголь не был особенно ловким и подвижным, но обладал феноменальным чувством дистанции и невероятной скоростью когда требовалось нанести всего один единственный удар на опережение. А уж его телесная мощь и вовсе поражала воображение. Парень без проблем мог взять имперского коня тяжеловоза на плечи и пробежаться с ним пару десятков метров. К тому же Уголь излучал странную мистическую силу, которая повергала в трепет любого, кому приходилось сражаться с ним, заставляя леденеть кровь в жилах и самому подставлять себя под смертельный удар.

Помимо воинского искусства парень изучал и обычаи здешних племен, проявляя к этой науке большой интерес. Пустынные земли представляли собой по сути огромную степь. Лишь на западе на самой границе с империей находились неприступные леса гордых дубней, сильного народа, который Аррексия так и не сумела завоевать хотя и не раз предпринимала попытки. Однако густые дубравы полные рослых могучих богатырей оказались ей не по зубам несмотря на всю ее мощь. Не один легион сгинул в тех лесах, ошибочно посчитав их легкой добычей, а их хозяев неотесанными дикарями не знающими толком с какого конца браться за меч.

Сами вольные жили таборами по несколько сотен человек располагавшимся вдоль берегов великой реки Нэй. Близость столь могучего источника пресной воды и удобного водного пути делала эти земли весьма привлекательными и для прочих степных племен, но вольные охотники был достаточно сильны для чтобы отбить охоту посягать на них у кого бы то ни было.

Кочевые племена степи также не были приятными соседями. Свирепые и воинственные, они сами нередко совершали набеги на южные приграничья империи, и Аррексия была вынуждена до поры до времен мириться с этим, благо ее восточный сосед, могущественная империя Мечей ничуть не уступала ей в мощи. По слухам ее император имел магический клинок похищающий жизненную энергию убитых им врагов и продлевал ему жизнь, делая того чуть ли не бессмертным. А воинов у Мечей было столько, что когда они собирались все вместе, под их бесчисленными рядами не было видно земли…

Гитане тоже вызывали немалый интерес в юноше. Именно из этого удивительного народа преимущественно и состоял вольный люд. Странники и менестрели, самую чуточку маги и убежденные фаталисты, они завораживали парня своей притягательной мистической природой. Он мог ночами напролет слушать их чарующие песни и наблюдать зажигательные страстные танцы гитанских девушек и юношей у ночного огня. Он не раз заводил осторожный разговор с Чотанной, стараясь как можно больше узнать о ее дивном вольнолюбивом народе. Та сперва отвечала неохотно, но затем потихоньку привыкла к юноше и с удовольствием рассказывала ему то, что он хотел знать.

Гитане действительно владели многими тайнами недоступными обычным людям. К примеру почти каждый из этого народа мог ввести человека в состояние некоего колдовского транса, находясь в котором, тот делал все что ему прикажут. Впрочем, находилось и немало людей, на которых подобное колдовство не действовало.

— Нужно обладать сильной волей чтобы противиться нашим чарам. — Объясняла Чотанна, и ее глаза завораживающе блестели в свете ночного костра. — На псов господних и прочих его слуг они не действуют почти никогда, их защищает вера в собственного бога. И на тебя они тоже не подействуют.

— Почему? — вопросительно нахмурился юноша.

— Ты загадка для меня. — Нехотя признала гитанка. — Ты совершенно темен изнутри и недоступен для моего взора. Со мной такое впервые. Раньше я всегда могла видеть человека иным зрением, ощущать его суть и потаенные мысли. Так было со всеми, но только не с тобой. Я не знаю, кто ты, Уголь. В тебе дремлют странные силы, и однажды, если ты сумеешь взять над ними власть, ты достигнешь небывалых высот…

— Надо уходить. — Голос Гарона вернул парня в реальный мир. — Моревы могут вернуться. Нам нужно достичь земель союзников раньше, чем нас нагонят возможные мстители.

Воины наскоро перевязали раны и продолжили путь, пустив коней легкой рысью. Степные лошади были на редкость выносливыми и неприхотливыми, но их тоже следовало беречь чтобы не остаться на своих двоих посреди враждебной степи. До земель союзников было еще пару дней пути. Сейчас же они находились на территории моревов, которые не жаловали чужаков и никогда не заключали ни с кем союзов.

Скачка продолжалась целый день, и лишь глубокой ночью Гарон, наконец, скомандовал привал. Уголь задумчиво смотрел на звезды, завернувшись в теплый походный плащ. Нужно было хоть немного поспать, чтобы завтра быть во всеоружии, но сон все никак не шел к нему. Несмотря на то, что с тех пор прошло десять лет, он ничего не забыл и не простил. Равно как не забыли и гитане. Совсем скоро, если их теперешняя миссия увенчается успехом, соберется большой поход. Пять тысяч воинов вторгнутся в земли мнящей себя всемогущей империи и обрушатся на ее южное приграничье. И конечной целью их набега станет Орроу…

Уголь от всей души надеялся, что Аро и все прочие повинные в смерти Зивиры будут находиться в городе в момент свершения его мести. Он ненавидел своего бывшего хозяина всей душой, но еще больше он ненавидел того церковника руководившего его поисками. Старший пресвитер Преон тогда самолично навестил его в камере и долго вещал о том, какая именно участь его ждет. Именно он заставил его смотреть на казнь гитанки, и глаза слуги господа горели восторженным фанатичным блеском, когда ни в чем не повинная девушка умирала на главной площади под громкие вопли разбушевавшейся толпы…

Рассвет застал их уже в пути. Нельзя было мешкать и давать врагам даже малейшей возможности настигнуть себя. Слишком многое ныне стояло на кону, и они не могли позволить себе проиграть. Однако, как выяснилось, моревы отнюдь не были наивными глупцами и тоже извлекли урок из прошлого поражения.

— За нами погоня. — Остроухий Итар как всегда первым учуял опасность. — Похоже, несколько отрядов.

— Проклятье! — свирепо выругался Гарон. — В галоп! Попытаемся оторваться от них!

Всадники тут же пришпорили лошадей, подчиняясь приказу. Все они были бывалыми опытными воинами и хорошо понимали, что их ждет, если моревы их настигнут. В этом случае быстрая смерть в бою покажется раем в сравнении с возможным пленом, ибо по части пыток и развязыванию языков здешние хозяева слыли истыми мастерами даже в сравнении с прочими кочевниками, которые все как один были далеко не мирными землепашцами.

Однако несмотря на все усилия моревы настигали их. Вдали уже можно было различить темные облачка пыли наступавшими на отряд аж с трех сторон.

— Они отрезают нас! — рыкнул Гарон.

— Что будем делать! — выкрикнул один из бойцов. Моревы не теряли времени даром, послав весть всем своим воинам в окрестностях. Теперь дорога к союзникам равно как и путь назад были для отряда наглухо отрезаны.

— Скачите к скалам! — предводитель как всегда первым сориентировался в ситуации. — Попробуем затеряться там!

Охотники повернули на северо-восток, отчаянно погоняя лошадей. Те несмотря на свою выносливость уже были все в мыле и скакали из последних сил, будучи готовыми вот-вот пасть. В обычной жизни вольники и гитане крайне трепетно относились к своим коням, однако сейчас было не до сантиментов. Жизнь людей была дороже.

Лошади пали через пару часов неистовой погони когда до скалистых отрогов оставалось всего несколько сотен метров. Всадники, надо отдать им должное, лихо соскочили с коней и опрометью припустили вперед. Только там в горах среди извилистых непроходимых для всадников троп они имели какой-никакой шанс уцелеть. Моревы к тому времени уже почти нагнали их. Над головами беглецов засвистели стрелы. Двое людей из отряда Гарона упали пораженные в незащищенные спины. Еще пятеро развернулись лицом к нападавшим, поднимая луки и обнажая клинки.

— Уходите, братья, мы прикроем вас! — прокричал тяжело дышащий Итар. Старый охотник разменял уже шестой десяток и попросту не мог продолжать бег.

Уголь тоже остановился было, чтобы достойно встретить смерть, но сильная рука Гарона развернула его назад и подтолкнула в спину.

— Вперед, ты нам нужен для другого! — свирепо рыкнул он, и парню ничего не оставалось кроме как подчиниться.

Оставшиеся меж тем схватились с налетевшими конными степняками. Несколько полуголых фигур упало с коней пораженные меткими стрелами вольников. Еще один всадник рухнул на землю вместе с лошадью, которой ловко подрезал сухожилия безымянный молодой охотник. Старый Итар, яростно завопив, метнул топор в голову выскочившего прямо на него наездника и, выхватив кинжал, кинулся на другого конника, сшибив его с коня, и яростно заработал своим коротким клинком, нанося частые быстрые удары. Так продолжалось до тех пор, пока один из моревов не вонзил ему в спину длинное боевое копье. Старик умер мгновенно, но и его соперник тоже не сумел подняться.

Вольники сражались отчаянно, но добровольные смертники не могли долго сдерживать моревов, благо тех было слишком много, почти полусотня против пяти. Их смяли в считанные секунды, истыкав копьями и стрелами так, что на несчастных не осталось живого места.

Уголь бежал вместе со всеми расчетливым экономным волчьим бегом позволявшим передвигаться достаточно быстро и при этом еще и беречь дыхание. Этим приемом владели все степняки без исключения, а парня ему в свое время обучил сам Гарон, и несмотря на свои увечья тот овладел им вполне сносно.

Когда до скал осталось около сотни метров, охотники резко прибавили скорость и стрелой помчались вперед, выжимая из своих горящих от перенапряжения мускулов последние остатки сил. Степняки были совсем близко, не прекращая стрелять в беглецов даже на полном скаку. То и дело то один, то другой вольник валился на землю с белооперенной стрелой в спине. Скал достигло лишь четверо из них. Уцелевший Гарон лихо вскочил на ближайший уступ и почти в упор выпустил бельт из массивного арбалета в одного из всадников. Степняка буквально смело с коня, и он рухнул на землю далеко позади.

Остальные вольные меж тем продолжали проворно карабкаться вверх, не обращая внимания на бьющие в камни стрелы, проносящиеся порой в считанных сантиметрах от их тел. Когда беглецы оказались, наконец, вне досягаемости от их стрел, степняки с разочарованным криками принялись разворачивать коней. По какой-то причине они не решились преследовать чужаков в горах.

Глава пятая Проход

— Неужели оторвались… — Гарон радостно оскалил белоснежные зубы, устало привалившись к каменному уступу. Вместе с прочими уцелевшими он обнаружил небольшую пещеру огороженную со всех сторон острыми скалами, где беглецы и решили немного перевести дух.

— Почему они не последовали за нами? — вопросительно рыкнул Уголь. Отличавшийся феноменальной выносливостью богатырь устал меньше других, сохранив гораздо больше сил, но и ему также ныне был необходим отдых.

— Эти горы пользуются дурной славой… — неохотно ответил Гарон. — Местные не решаются здесь появляться без нужды.

— И в чем причина? — в голосе парня промелькнул интерес.

— Говорят, тут обитают чудовища. — Вполголоса произнес один из уцелевших, чернявый жилистый гитан, опасливо оглядываясь по сторонам. — По слухам это великаны вдвое больше любого человека охочие до людской плоти.

— Не повторяй бабьи сказки. — Оборвал гитана предводитель. — Люди много чего говорят. Особенно после пары-тройки полновесных баклаг доброго эля…

— Не скажи, Гарон, моревов не назовешь трусами. — Не согласился с атаманом последний четвертый выживший крепкий седоватый воин с жестким дубленым лицом. — Они непросто так обходят эти места стороной. Что-то за этим да должно стоять…

— Да, их глупые суеверия. — Хмыкнул Гарон. — Я даже как-то слышал байку о том, что в этих горах сокрыт тайный проход в мир демонов… Но в любом случае расслабляться нам не стоит. Помните, мы находимся на враждебной территории. Поэтому сейчас отбой, а после обмозгуем, что делать дальше.

Беглецы проспали весь остаток дня и почти всю ночь, даже не озаботившись выставить караул, сказалась изнуряющая нечеловеческая усталость выматывающая порой даже самых железных и несгибаемых с виду воинов. Наутро они двинулись дальше, решив идти вдоль горной гряды на запад, где скалы граничили с владениями торегов, дружественного племени с которым у вольных охотников был заключен союз. Дорога была относительно легкой поскольку вольным не приходилось совершать подъем и рисковать своей жизнью на крутых перевалах и извилистых тропах здешних мест. Первые часы все складывалось без особых происшествий, пока путники не наткнулись на пещеру, из которой ощутимо тянуло зловонным животным теплом и застарелой падалью.

— Похоже здесь логово какого-то крупного хищника. — Прищурился Гарон. — Идем дальше. Не стоит здесь задерживаться понапрасну.

Однако у хозяина здешних мест похоже были иные планы. Внезапно из глубины раздался глухой раздраженный рев и на свет выскочил огромный заросший редким серым мехом человекоподобный великан с непропорционально длинными могучими конечностями. Яростно зарычав, он наотмашь ударил одного из охотников чудовищно толстой лапой, отбросив его на один из острых выпирающих уступов.

Уголь отреагировал мгновенно, выхватив полуторный клинок и отгоняя бестию резкими широкими взмахами, не давая ей приближаться к отряду. Гарон рванул из-за спины арбалет, выстрелив навскидку и угодив чудовищу в плоский твердый как дерево живот. Див недовольно взревел и совершил огромный прыжок, стремясь схватить дерзких козявок своими могучими лапами. Уголь едва успел избежать атаки, полоснув чудовище по мохнатому боку, но и сам получив увесистый тычок отбросивший его назад.

Седой вольник, яростно завопив, воткнул твари свой короткий меч в бок с другой стороны. Тварь, взрыкнув, схватила не успевшего убраться куда подальше старого охотника своими неимоверно сильными лапами и легко разорвала пополам, отбросив в сторону окровавленные изувеченные останки. Гарон тем временем, наконец, сумел перезарядить арбалет, и массивный бельт вонзился на этот раз в ярко-желтый глаз великана, глубоко увязнув в черепе. Див судорожно схватился за голову, яростно ревя, но тут задние конечности, бывшие, к слову сказать, одной длины с передними, отказались держать его, и он, тяжело рухнув на землю, постепенно затих.

— Что это была за тварь… — выругался Гарон, наклоняясь над гитаном, которого бестия вырубила в самом начале схватки. Мужчина тяжело дышал, а на губах его пузырилась кровь. Было очевидно, что он не жилец.

— Прости, брат, ты знаешь закон. — Выдохнул атаман и, выхватив кинжал, одним движением перерезал гитану горло. — Легкой тебе дороги в иных подзвездных мирах…

Некоторое время двое выживших молча сидели на камнях переводя дух и отдавая дань памяти погибшим товарищам.

— Пещера… я чувствую странный зов идущий оттуда… — первым нарушил молчание Уголь.

— Плохая идея, парень. — Покачал головой гитан. — Неизвестно что еще скрывается там внутри…

Однако Уголь уже поднялся с земли и словно завороженный шагнул вглубь темного зева. Гарон с проклятьями двинулся за ним. Внутри было довольно просторно, хотя вонь царившая в логове дива и валявшиеся повсюду полуобглоданные кости самых разных размеров и форм напрочь отбивали всякую охоту здесь находиться сколь либо продолжительное время.

— Оно где-то рядом… — прошептал Уголь, направляясь к самой дальней стене пещеры. Его словно вело некое внутреннее наитие. — Я чувствую…

В самой глубине пещеры меж камнями находилась узкая темная расселина размерами как раз такая, чтобы мог протиснуться достаточно крупный человек.

— Что там? — напряженно спросил гитан. Его врожденная любознательность взяла верх над инстинктом самосохранения.

— Какой-то проход… — Уголь осторожно боком протиснулся в расселину и скрылся из глаз.

— Эй, парень, ты где. — Нахмурился Гарон. Но ответа не последовало, и тогда атаман, кряхтя и ругаясь, последовал примеру своего ученика.

Незнакомые причудливые ароматы обрушились на него подобно тяжелому кузнечному молоту. Некоторое время гитан ошарашено тряс головой, тщетно пытаясь придти в себя.

— Где мы… — выдохнул он все еще не в силах справиться с удивлением. — Что это за место…

— Не знаю. — Рыкнул Уголь. — Но я дорого дал бы за то чтобы узнать…

Гарон озадаченно поднял голову. Эти небеса не были небесами привычного мира. Гораздо чище и прозрачнее, они словно принадлежали некоему сказочному месту сотворенному неведомыми всемогущими небожителями, в пределы которого не было хода простым смертным.

— Здесь совершенно другой воздух. — Выдохнул гитан. — И гораздо теплее чем снаружи…

— Я чую огромную силу разлитую вокруг… — Багровые глаза Угля вспыхнули от дикого переполнявшего его восторга. — Силу, которая только и ждет своего властелина…

— Это темное чародейство, оно замутило твой разум… — Опасливо пробормотал Гарон. — Я тоже ощущаю нечто подобное. Значит, легенды все же не лгали… Нужно поскорее убираться отсюда, здесь не место смертным вроде нас с тобой!

— Да… да ты прав. — С усилием выдохнул Уголь, изгоняя наваждение. — Сейчас нам лучше уйти. «Но однажды придет день, и я снова вернусь сюда». — Уже мысленно закончил он.

Глава шестая Воины степи

— Все в сборе… — Гарон довольно скалился, глядя на бесчисленные шатры раскинувшиеся по зеленой вольной степи. Как и было уговорено все пять тысяч воинов самых разных племен прибыли в ставку вольных охотников когда пришел срок. Стояла середина весны, самое подходящее время для похода в проклятые земли империи. Время когда кровь особенно горяча, а быстрые степные кони так и норовят помчатся вскачь, выказывая свою необузданную природную силу и удаль.

После той заварушки с моревами обоим удалось добраться до земель дружественных им торегов и склонить их к альянсу. У Гарона был повод гордиться собой. Именно ему принадлежала идея разорить южное приграничье Аррексии, и именно его избрали все прочие вожди как лидера, который возглавит великий поход.

— Это лишь начало. — Внушал он Углю, сидя у вечернего огня и с удовольствием хлебая похлебку из мяса косули щедро приправленную ароматными душистыми травами. — Пока племена еще разобщены и то и дело бьются друг с другом, но если все пройдет удачно, в следующий раз соберутся уже десятки тысяч воинов… сотни тысяч! И тогда кто знает…

— Я живу лишь ради того, чтобы нечестивая империя пала, чтобы погиб каждый поганый служитель кровавого культа Атона, — нахмурился Уголь — но их бог силен…

— Я не верю в богов, парень. — Покачал головой Гарон. — Давным давно, когда я был еще совсем молод, мне довелось знать одного колдуна из нашего рода. Могущественного колдуна, сейчас подобных не осталось… Он умел такое, о чем мы с тобой можем лишь мечтать. И он рассказывал мне странные легенды о людях пришедших из под других солнц. Эти люди были во всем подобны богам, им подчинялись даже своенравные силы природы, а время было не властно над ними. Я скорее воин нежели маг, хотя кое-что могу и я сам, но это так, баловство, жалкие крохи истинного знания. Но я не верю во Всевышнего и презираю тех глупцов, которые слепо идут за пресвитерами, бездумно повторяя их никчемные бессмысленные догмы. Они словно стадо послушных овец и сами называют себя агнцами атоновыми… Это они повинны в том, что мой народ был почти истреблен… Ты прав, они не заслуживают никакой жалости. — Темные глаза Гарона вспыхнули давней застарелой ненавистью. — Когда я буду резать аррексийские головы, мой дух будет петь от счастья…

— Как и мой. — Кивнул Уголь. — В этом можешь на меня положиться. Когда настанет положенный срок, моя рука не дрогнет.

— В таком случае ешь, пей и развлекайся пока можешь. — Сумрачно усмехнулся Гарон, хлопнув богатыря по твердому как дерево плечу. — Кто знает, как в дальнейшем повернется наша судьба…

Уголь привычно потянул рукоять двуручного меча. Всего в нескольких сотнях метров впереди находилась надежно укрытая густым утренним туманом приграничная деревушка. Парень чувствовал себя не очень хорошо. Пир по случаю Большого Сбора затянулся на всю ночь. Воины степи поглощали жареное на углях мясо и пили крепкую брагу и вино, то и дело затевая дикие безумные пляски.

Уголь обычно держался в стороне от подобных развлечений, благо его внешность и мрачный нелюдимый характер не слишком способствовали всему этому, однако в ту ночь он не мог не уважить будущих союзников, послушно опорожняя рог за рогом, кои то и дело подносили ему смеющиеся варвары. Отказаться было невозможно, ибо подобный жест в большинстве племен Великой Степи воспринимался как кровная обида, а поставить весь поход под угрозу срыва из-за подобного пустяка было ни в коем лучше нельзя. Ведь второго шанса для подобного схода могло и не представиться. И теперь хмельная бессонная ночь вкупе с последующей долгой скачкой не могли не сказаться. Однако близость врагов и возможность наконец-то отомстить и воздать судьбе за все вмиг смыли весь налет усталости. Парень вновь был полон звериного азарта и жажды битвы.

Приграничная деревня оказалась совсем небольшой, всего пара сотен дворов. Ее жители несмотря на ранний час были уже на ногах и занимались своими повседневными делами, когда из молочной туманной белизны на них со свирепым ревом выскочили разъяренные варвары верхом на своих косматых и диких подобно им самим лошадях. Оглашая воздух воинственными кличами, степняки не замедляя разбега обрушились на виллан, на полном скаку поражая их стрелами и копьями.

Опешившие крестьяне попытались было схватиться за топоры и дреколье, но они не были воинами. К тому же враги застали их врасплох, и оттого варвары практически не встречали сопротивления. Перед Углем оказался могучий бородатый смерд размахивающий вилами. Двуручный меч мелькнул подобно молнии, наискось разрубив ему лицо. Какая-то женщина вцепилась в луку его седла, что-то невразумительно крича. Всадник не останавливаясь наотмашь схлестнул клинком, и та упала, захлебываясь кровью. Уголь равнодушно отвернулся от содрогающейся в агонии вилланки. Перед глазами богатыря стояло лицо Зивиры.

Все закончилось быстро. Смерды не сумели оказать пришельцам достойного сопротивления и были вырезаны ими подчистую. Сами степняки потеряли в столкновении всего двоих воинов. Одного заколол вилами тот самый бородач убитый Углем, а второй сам слетел с седла и сломал себе шею, так как изрядно перебрал на недавнем пиру и не сумел совладать с собственным скакуном. Варвары однако на этом не успокоились и принялись тщательно искать уцелевших и поджигать дома, стремясь предать огню и мечу все что только возможно и прихватывая по случаю все мало мальски ценное. Степняки были воинственным народом, к тому же практически у всех их племен имелся огромный счет к империи, и ныне они жаждали сполна взыскать с нее все долги.

Когда степная орда, наконец, двинулась дальше, на месте некогда цветущей деревни остались лишь лежащие на земле окровавленные трупы и сухой черный пепел.

— Пока все продвигается гладко… — Гарон задумчиво глядел на ощетинившиеся крепостными зубцами город.

— Даже слишком. — Мрачно нахмурился Уголь.

Орда прошлась по южному приграничью огнем и мечом, уничтожая все что попадалось ей на пути. Ни один десяток деревень был сожжен до тла озверевшими от крови степняками. Все это время Уголь сражался наравне со всеми, а рядом с ним безумно хохоча на черном коне носилась гордая не ведающая жалости воительница с волосами темнее воронова крыла. За последние двадцать лет Чотанна ни капли не изменилась. Это была все та же роскошная красотка, за благосклонный взгляд которой был готов отдать жизнь не один воин вольного народа.

Углю же было все равно. Нет, как мужчина он не мог не оценить всех очевидных прелестей своей подруги, но после смерти Зивиры в нем словно бы что-то умерло. Его душа оказалась намертво замурована в гранитный панцирь также как и изувеченное огнем тело. Гарон, опытный воин, тогда не ошибся. Его природный доспех и впрямь был абсолютно неуязвим для вражеских клинков и стрел. Не раз и не два его поражали могучие удары, играючи прошивавшие нательный кожаный доспех. Но собственная измененная плоть берегла богатыря куда надежнее любой внешней брони.

Его боялись. Степняки уже нарекли его чуть ли не сыном предначальной Тьмы, что не имеет границ, и куда после смерти уходят души людей при жизни запятнавших себя теми или иными грехами. Однако ему было плевать на страхи и предрассудки невежественных степных варваров. Не раз и не два он задавался вопросом кто же именно он такой. И каждый раз не находил ответа. А Чотанна… Чотанна была его другом. Верным надежным боевым товарищем, который в случае чего сумеет надежно прикрыть спину. Но не более того.

Никаких иных чувств меж ними не возникло, да они оба к этому и не стремились, благо внешность Угля была слишком уж специфической даже для не отличавшихся особой брезгливостью варваров, а гитанка и вовсе предпочитала не связывать себя никакими узами и проводить ночи в тех постелях, в которых она сама желала. Для этого народа такое поведение женщин было вполне себе в порядке вещей. Но даже на подобных условиях они так ни разу и не были близки.

Уголь до сих пор не знал женщины, но и это его не волновало. Единственное, чего он по настоящему жаждал, была месть. Месть завладела всем его существом, он стал ее квинтэссенцией, ее воплощением, и когда в одной из разоренных ими деревень ему попалась чудом уцелевшая маленькая девочка с огромными голубыми глазищами на пол лица, он не колебался ни секунды. И его рука не дрогнула… Пусть боятся. Пусть страдают. Пусть мучаются также, как мучилась ОНА. Пусть они все каждой клеточкой своего каждой частицей своего духа ощутят и познают что такое настоящая боль…

— Имперцы не трусы и не дураки. — Невесело вздохнул Гарон, возвращая парня в реальный мир. — За свой город они будут биться не на жизнь, а насмерть. Первые наши успехи были вызваны их растерянностью, но теперь игры закончились. Здесь скоро будет очень жарко, попомни мои слова…

— Тогда, быть может, имеет смысл обойти Орроу и продолжить разорять приграничье? — прищурился Уголь. — Так мы понесем гораздо меньше потерь и нанесем империи намного больший ущерб.

— Этот поход лишь начало. — Покачал головой военный вождь степной орды. — Мы готовимся к большой войне, парень. А для нее нам нужны не только воины, но и военные механизмы, которыми богат Орроу. Если мы сумеем заполучить их вкупе с тамошними мастерами оружия, то вскоре сможем штурмовать и гораздо более внушительные крепости. Когда против Аррексии поднимется вся степь, нам все это ох как понадобится.

— Мысль дельная. — Согласно кивнул богатырь. — Но как именно ты намерен взять город?

— Ооо… — загадочно усмехнулся гитан. — Пока что это ни к чему знать даже тебе. Поверь, скоро ты сам все увидишь.

Орроу был атакован спустя несколько часов после состоявшегося разговора. Гарон дожидался арьергардных отрядов которые немного припоздали, увлекшись грабежом и разбоем. Имперцы хорошо подготовились к штурму. Многочисленные бежане в срок принесли весть о вторгшихся в приграничье варварах, и военный легат бывший по совместительству еще и градоправителем сумел вовремя привести войска в боевую готовность и запереть ворота.

Конная лава степняков со свирепыми воплями ринулась вперед. Полуголые тореги скалились жуткими синими лицами, воинственные имры отличались от них лишь цветом боевой раскраски. Их лики были белыми словно у покойников, к тому же в этот же цвет были выкрашены и их длинные развевающиеся от бешеной скачки волосы, что заставляло их выглядеть еще более устрашающе. Помимо вышеназванных в орде находилось еще около десятка самых разнообразных племен, и каждое из них имело свои обычаи, оружие и манеру одеваться.

Атакующая орда действительно выглядела очень грозно, но солдаты на стенах были малыми отнюдь не робкого десятка и прекрасно знали свое дело. На стенах меж бойницами возникли гигантские осадные арбалеты, однако заряжены они были вопреки обыкновению разом целым пуком массивных толстых стрел. Глухо щелкнули спущенные механизмы, и смертоносные гостинцы вынеслись навстречу атакующим. Эффект оказался весьма впечатляющим. Каждое орудие разом выпускало более чем по десятку снарядов, которые имели достаточно широкий радиус разлета. Гигантские стрелы плотным дождем прошлись по степнякам, сшибая их с коней и легко прошивая бездоспешные тела насквозь, нередко убивая разом по нескольку воинов.

К осадным орудиям присоединились и обычные стрелы, также собирая с варваров обильную жатву. Степняки не оставались в долгу, посылая в защитников тучи стрел, однако потери среди последних были минимальны. Наконец, ордынцы достигли стен и с обрадованным ревом полезли наверх, используя для этого специальные крюки и веревки. Худощавые жилистые воины степи с кошачьей ловкостью буквально взлетали наверх, благо укрепления Орроу хоть и были сработанны из камня, не отличались особенной высотой.

На стенах завязались первые рукопашные схватки. Легионеры империи оборонявшие город имели на себе неполный доспех состоявший из стального нагрудного панциря, поножей и наручей. Они как правило были вооружены короткими мечами и средними деревянными щитами, в то время как у дикарей в основном наличествовали копья и дротики.

Как оказалось, солдаты Аррексии превосходно умели сражаться. Даже здесь в тесноте крепостных сооружений они умудрялись сбиваться в небольшие группки по пять-десять человек и сноровисто выстраивали стену щитов. Подобная тактика была превосходно отработана ими на учениях, и посему атака степняков увязла, разбившись о несокрушимый строй и железную выучку имперцев.

Степняки сражались отчаянно, не щадя себя, бесстрашно бросаясь на ровные шеренги аррексийцев, с поистине звериной яростью стараясь забрать перед смертью хотя бы одну вражескую жизнь. Из-за спин щитоносцев в варваров летели меткие лучные и арбалетные стрелы, к тому же прибежавшее на подмогу подкрепление также из числа регулярных имперских частей было вооружено уже длинными копьями специально предназначавшимися для боя во второй и третьей линиях фаланги. Чаша весов начала клониться в сторону горожан. Среди воинов орды падало все больше и больше убитых. Они ничего толком не могли противопоставить подобной тактике и уже были готовы отступить, но тут внезапно на стенах показался тяжело дышащий легионер с окровавленным лицом.

— Северные врата пали! — надсаживаясь, выкрикнул он. — Приказ легата отступать в центр города!

Аррексийцы, надо отдать им должное, не растерялись. Гарон просчитал все четко, и пока основные силы отвлекали имперцев с юга, резервные отряды совершили глубокий обход и тайно атаковали город с севера, откуда защитники не ожидали нападения. И эта тактика полностью оправдала себя. Горожан было гораздо меньше нежели варваров, и теперь когда последние ворвались внутрь крепостных стен, им ничего не оставалось делать кроме как стягивать свои силы к центру города к замку градоправителя и епископскому собору чтобы там на последнем рубеже обороны продолжить сопротивление.

Степняки с ликующими воплями устремились вперед, разом воспрянув духом. Они считали, что победа уже была у них в кармане. Однако, как выяснилось, до полной сдачи города было еще далеко. Легионеры отступали грамотно, не ломая строя, при этом ухитряясь и в отходе наносить своим противникам немалый урон. К тому же к регулярным воинам империи присоединились еще и задействованные в резерве ополченцы. Плохо обученные, вооруженные кто чем, они тем не менее вносили свою лепту в разыгравшуюся битву и не давали варварам скучать, отчаянно защищая свои дома и близких.

А тем временем наступление на Орроу продолжалось. Степняки уже захватили внешние укрепления, выбив из них практически всех защитников, и теперь собирали силы для решающего рывка. Имперцы большей частью сумели пробиться к центру, сосредоточившись главным образом в соборе клириков и замке легата на главной городской площади. Теперь все зависело от того, сумеют ли аррексийцы продержаться до подхода подкрепления из глубинных областей империи. А шансы у них имелись весьма неплохие. Оба здания являлись весьма внушительными хорошо укрепленными каменными строениями, которые не так то просто было взять с наскока.

Варвары окружили последние оплоты обороны Орроу сплошным кольцом. Некоторые немногие отряды правда отстали от своих занявшись грабежом и убийством мирных жителей, но подобных было не слишком много. Как оказалось, оба здания имели весьма внушительные крепкие каменные врата, и теперь степняки были заняты тем что спешно сооружали тараны из подручных средств.

Наконец, под плотным прикрытием лучников ордынцы двинулись на решающий приступ. Защитники также пытались огрызаться ответными залпами, но под осатанелым огнем варваров они практически не имели возможности высунуться из-за надежных крепостных бойниц. Импровизированные тараны сооруженные из связок тележных оглобель ударили во врата, вышибая из них каменное крошево, и тут на нападавших сверху полилась черная тягучая вязкая жидкость.

Обожженные степняки дико вопили, катаясь по земле от невыносимой боли. Защитники прекрасно понимали, что от исхода битвы ныне зависит не только судьба города, но и их собственные жизни и потому не жалели горючего варева. Помимо смолы на пришельцев с юга в изобилии лилось и кипящее масло, и даже простой дымящийся паром крутой кипяток. Замелькали зажженные стрелы выпущенные горожанами, и преддверие крепостей мгновенно превратилось в подобие огненного ада.

Лобовая атака ордынцев захлебнулась в крови, а попытки штурма с тыла наученные недавним горьким опытом защитники также сумели быстро и жестоко пресечь, благо стены обоих твердынь были гораздо более высокими и меньшими по площади нежели городские укрепления и посему оборонять их было намного проще. Всех нападавших сбросили со стен еще на подходе, заставив их отступить ни с чем, а немногих прорвавшихся тотчас же порубили в капусту уже внутри. Выжить из последних не удалось никому.

Осознав, что взять с наскока крепости не вышло, Гарон нехотя отдал команду отойти и взять главную городскую площадь в плотное кольцо окружения. Орде требовалась новая тактика.

— Вождь, на стенах много осадных машин, и еще мы нашли в арсеналах горшки с горючим зельем. — Приблизился к атаману один из вольных. — Если бы мы подогнали их сюда, этим шавкам пришлось бы несладко.

— Так займись этим лично. — Оскалился Гарон. — Бери сколько нужно людей, в случае чего смело ссылайся на меня. Следует как можно скорее покончить с этими засевшими в норе крысами.

Вольный торопливо кивнул и тотчас же помчался выполнять приказ своего предводителя.

— Ты был прав, имперцы оказались не так уж слабы. — К атаману приблизился сплошь залитый вражеской кровью Уголь. — Бились они храбро.

В прошедшей битве он сражался словно одержимый. Его неподъемный двуручник так и летал в его руках, легко рассекая тела имперцев вместе с доспехами. Могучий, практически неуязвимый для обычного оружия богатырь сражался так, что вокруг него мгновенно образовывался настоящий вал из окровавленных тел. Но он, казалось, даже не замечал этого. Из его горла не переставая рвался низкий звериный рык. Боевое безумие почитавшееся среди варваров священным захлестнуло его целиком, превратив обычного пусть и весьма сильного парня в настоящего бога войны, неистового и свирепого, которого в равной степени боялись и свои и чужие, избегая приближаться к темному исполину и стараясь держаться вне досягаемости от его чудовищного клинка.

— Их храбрость им сегодня не поможет. — Хищно усмехнулся Гарон. — Скоро сюда пригонят катапульты и снаряды с аррексийским огнем. Против этого они не устоят.

Уголь в ответ лишь равнодушно пожал плечами. На этой войне он сражался словно некий механизм заведенный неведомо кем лишь для одной единственной цели. Убить как можно больше аррексийцев. И он добросовестно исполнял эту задачу, намертво заперев все свои чувства на семь замков и выбросив ключ.

Наконец, катапульты были подогнаны на достаточное расстояние, и Гарон отдал приказ начать обстрел. В воздух взвились горшки с зажигательным зельем. Они с сухим глиняным треском разбивались о серые гранитные стены крепостей, и их тотчас же охватывало необычайно жаркое пламя, под которым плавился и тек даже камень. Степняки разразились ликующим почти звериным воем. Сейчас они были во всем подобны хищным степным волкам почуявшим долгожданный запах свежей крови.

Однако неожиданно для всех в битву вмешалась третья сторона. Хрипло запела труба, и на опешивших варваров с тыла обрушились ровные шеренги закованных в панцири солдат вооруженных короткими мечами и длинными военными копьями. Варвары если в первые секунды и растерялись, то быстро сумели взять себя в руки и, неистово рыча, бросились на нового противника.

Но несмотря на всю свою отвагу степняки были изрядно потрепаны и измотаны прошедшей битвой, в то время как прибывшие на подмогу городу легионеры оказались гораздо свежее и сохранили намного больше сил. К тому же они были намного лучше обучены и бились в фаланге словно единый живой организм, нежели полудикие кочевники, которые являлись преимущественно штучными воинами и привыкли сражаться каждый сам за себя. Имперцы медленно но верно теснили их монолитной несокрушимой стеной собственного строя, щедро осыпая южных варваров арбалетными бельтами и умелыми клиньевыми ударами дробя их и без того нестройные порядки.

И, наконец, степняки не выдержали. Грозная орда ударилась в беспорядочное бегство, спеша спастись от жуткого многорукого и многоглавого аррексийского чудовища, не имевшего, казалось, ни единого слабого места и не ведавшего жалости.

Однако командовавший легионерами невысокий коренастый человек средних лет с наплечниками центуриона похоже не был намерен выпускать их живыми. Ворота с северной стороны, куда преимущественно ломанулась перепуганная толпа степных воинов, оказались намертво перекрыты небольшим, но зато превосходно вооруженным отрядом имперцев. Аррексийцы грамотно использовали свое положение, умело защищая сравнительно небольшой промежуток прохода, наскоро перегородив его довольно внушительными баррикадами, так что вырваться из города не было абсолютно никакой возможности.

Степняки уже были готовы удариться в самую натуральную панику, но тут неожиданно шум и нестройный гвалт орды перекрыл сильный звонкий девичий голос.

— Слушайте меня! Нужно пригнать сюда баллисты и катапульты! Тогда мы сумеем прорваться! — неистовая Чотанна, дева-воительница, что вообще-то было большой редкостью среди ее народа, оказалась одной из тех немногих, кто не потерял ныне присутствия духа. В битве она ловко орудовала легкой искусно сработанной саблей, ничуть не отставая в этом от мужчин. Гитанка не была особенно сильной, но компенсировала недостаток грубой мощи невероятной ловкостью и умением, а также какой-то отчаянной, абсолютно бесшабашной храбростью в бою. Она всегда сражалась с такой свирепостью и отвагой, совершенно не заботясь о собственной жизни, что казалась сказочной валькирией сошедшей прямиком со страниц древних сказаний.

И теперь чуть было не утратившие всякую надежду степняки ее послушали. Понукаемые повелительными окриками Гарона, сохранившего в отличие от прочих абсолютное хладнокровие, воины орды погнали повозки с катапультами к северным вратам, в то время как их товарищей из последних сдерживали напирающих с юга легионеров вкупе с присоединившимися к ним защитниками крепостей и прочими горожанами из числа тех, ко был достаточно смел чтобы выйти против жутких варваров с оружием в руках.

И карта Чотанны сыграла. Несколько прицельных выстрелов из массивной баллисты напрочь разрушили северные врата и перекрывающую их стену щитов. Воспрявшие духом варвары устремились в образовавшуюся брешь, на ходу остервенело расшвыривая возведенные имперцами рукотворные баррикады из перевернутых телег и нещадно рубя их строителей из числа тех, кто оказался недостаточно проворен чтобы вовремя убраться с их пути. Часть орды попыталась повторить подобных трюк на южной стороне, но здесь было гораздо больше солдат империи, которым быстро удалось отбить у варваров осадные орудия, а затем перебить их всех до единого.

Чотанна мчалась впереди всех, ликующе улыбаясь. Пьянящий азарт боя нес ее словно на крыльях. Густые черные как смоль волосы девушки развевались по ветру, а лицо раскраснелось от бешеной скачки. Она словно бы стала душой самим воплощением этого неистового прорыва. Уже на самом выезде из города тяжелый арбалетный бельт выпущенный одним из уцелевших защитников вонзился ей под ребро, пронзив сердце. Отважная гитанка рухнула с седла, приняв мгновенную смерть. На ее губах навеки застыла улыбка.

Однако тем что последовали за Чотанной и Гароном удалось вырваться за пределы города. Их было около полутора тысяч, все что осталось от некогда грозного орды. Самым забавным было то, что практически каждый степняк изначально имел при себе в походе двух коней. Одного для верховой езды, второго для перевозки возможной добычи. Теперь запасных лошадей пришлось бросить. Благо в нынешних обстоятельствах было совсем не до жиру.

Уголь также находился среди числа уцелевших. Буйный, могучий черный жеребец, специально подобранный Гароном под его стать и характер вынес хозяина из западни едва не ставшей фатальной для всего степного воинства.

Отъехав от Орроу на довольно приличное расстояние, степняки повернули коней на юг. Нужно было как можно скорее покинуть земли империи, пока на них не объявили масштабную охоту.

— Варвары уходят. — Грузный седой градоправитель недовольно уставился на стоявшего перед ним старшего центуриона возглавлявшего прибывшие войска.

— Пусть. — холодно улыбнулся тот. — Мои люди слишком вымотаны чтобы преследовать их. Но я буду не я, если император спустит им эту акцию. Посему, думаю, в скором времени эти язычники сполна заплатят нам за свои злодеяния.

Глава седьмая Аррексион

Уголь молча сидел у огня, рассеянно перебирая травинки могучими пальцами затянутыми в боевую черную кожу. Им удалось вырваться. Проскакав почти три дня практически без остановок, степняки ушли в родные земли, оставив с носом высланные им вдогонку имперские отряды. Но несмотря на спешку варвары пылали жаждой мщения, и посему, когда на их пути попалась еще нетронутая ими деревня, они сполна дали выход сжигавшей их бешеной ярости.

Уголь хорошо помнил, как один из имров, племени крайне жестокого и воинственного даже по меркам степняков взрезал живот поверженного врага и начал жадно пожирать еще теплые внутренности, выдирая их голыми руками. Его белое искаженное в зверином оскале перемазанное кровью лицо могло повергнуть в трепет кого угодно, но богатырю было плевать. После смерти Зивиры его не могло тронуть уже ничто. Даже геройская гибель Чотанны, тело которой им так и не удалось вынести из оказавшегося столь неожиданно стойким города, отозвалась в сердце лишь легким ледяным уколом, боль от которого быстро утихла. В конце концов она была воином и знала на что шла. А Зивира… Зивира была ангелом небесным посланным на землю неведомыми силами чтобы дарить людям свет, и кто-кто, а она уж точно не заслужила той участи, что уготовили ей псы господни. Впрочем, рано или поздно там откуда не возвращаются окажутся все, а значит и горевать об этом бессмысленно.

Глядя же на зверски убитых и замученных имперцев, он и вовсе не ощущал ничего кроме глубокого удовлетворения. Эти твари заслужили свою участь, и Уголь по сути все это время и жил ради этих мгновений. Мгновений, когда можно было сполна дать волю сжигавшей его ненависти. Ведь ничего иного ему попросту не оставили.

— Похоже, мы сильно разозлили имперцев. — Скупо усмехнулся Гарон, рассеянно глядя на собственное отражение в гладком как зеркало лезвии широкого кинжала. Ходят слухи о карательном рейде, что готовится против нас по приказу самого императора.

— Мы не сможем противостоять Аррексии в прямом столкновении. — Покачал головой Уголь. — У них слишком много солдат.

— Боюсь, что ты прав. — Гитан почесал массивный заросший подбородок. — Кочевья придется сменить. Уйти еще дальше в степь, чтобы имперцы трижды подумали, стоит ли овчинка выделки.

— Тебе это покажется странным, но… Помнишь то чудище, что едва не прикончило нас в скалах. Если бы мы сумели выкрасть потомство подобных ему, то смогли бы вырастить их послушными нашей воле. Они стали бы могучими воинами сражающимися за нас…

— Выбрось это из головы, парень. — Нахмурился Гарон. — Мы вчетвером едва сумели прикончить одного, а если станем похищать детенышей… Сколько наших тогда еще погибнет… К тому же там не наши земли, придется биться еще и с моревами, и прочими… Нет, так мы больше потеряем чем приобретем.

— Лишь обороняясь, войну не выиграть. Что предлагаешь ты?

— Мы должны отступить, пока все не уляжется. Аррекс не может рисковать и затевать с нами большую войну, ведь тогда на него обрушатся Мечи. Но это не все. Не так давно мне удалось выяснить кое-что еще…

— Что именно? — рыкнул Уголь.

— Мои люди сумели выведать маршрут следования эскорта принца. Папаша специально направил его на юг, чтобы он под присмотром опытных командиров набирался военного опыта и оттачивал на нас свои зубы. Если император лишится единственного наследника, это станет серьезным ударом для Аррексии. К тому же мы можем взять его в плен и выторговать себе немало уступок.

— Аррекс слывет жестким правителем. Он вряд ли пойдет нам на уступки. — Покачал головой Уголь. — Даже ради жизни собственного сына.

— В таком случае мы просто отправим псеныша на тот свет. — Жестоко оскалился Гарон. — Эти твари сполна заплатят нам за гибель Чотанны и прочих братьев.

— Если мы убьем аррексиона, то рискуем спровоцировать начало большой войны. Вольным не выстоять против всей совокупной мощи имперских легионов.

— В чем дело, парень, ты боишься? — прищурился гитан. — Вот уж не ожидал от тебя подобной мягкотелости.

— Мягкотелость здесь не причем. Я просто просчитываю возможные варианты.

— Ты умен не по годам и возможно однажды станешь вождем. Но пока еще вождь я, и вольные подчиняются моим приказам! Рано или поздно, хочешь ты того или нет, имперцы все равно возьмутся за нас всерьез. Но мы не будем ждать их нападения подобно покорным баранам, а сами первыми нанесем удар! Поэтому если тебе не по нраву мой план можешь проваливать ко всем чертям из клана! Нам не нужны здесь слабаки. — Произнеся эти слова, Гарон резко вбросил кинжал в ножны и быстрым шагом направился к своей палатке, оставив хмуро молчавшего Угля наедине с его мыслями.

Этий Красс, старший центурион и волею императора ныне командующий девятым легионом, отправленным в степь с карательным рейдом против тамошних варваров, настороженно обводил окрестности цепким холодным взглядом жестких серо-стальных глаз. Стойбища вольных, как гордо предпочитал именовать себя этот сброд, вот-вот должны показаться, и если все пройдет по плану, их победа будет лишь вопросом времени.

Сколько себя помнил Красс всегда был военным. Из патрицианской семьи он поступил на службу империи, едва войдя в совершеннолетие в чине помощника младшего центуриона. Но несмотря на высокое происхождение Этий никогда не кичился своей кровью, честно деля с простыми солдатами все нелегкие тяготы армейской службы. Потом было несколько походов на восток, кровавые стычки с Мечами в ближнем приграничье и долгие годы мира и застоя, которые, говоря начистоту, были Крассу совсем не по душе. Как и всякий воин он мечтал о славе и военных победах, которых было не достичь, сидя безвылазно в безопасных, полностью подконтрольных империи землях.

Нет, конечно, даже там нередко бывали проблемы с чересчур расшалившимися разбойниками, Но они, как правило, очень быстро и умело решались обычными, а то и младшими центурионами и полусотней-сотней обученных легионеров. Этого с лихвой хватало на чтобы отправить возомнивших о себе «рыцарей дорог» на свидание с пеньковой невестой.

Старшему центуриону, в чине которого Красс пребывал на протяжении последнего десятка лет, на таких вылазках было попросту нечего делать. Он уже совсем было отчаялся и смирился с тем, что на его век так и не придется ни одной по настоящему крупной войны, и вот неожиданная удача. Набег южных варваров, разоренное, выжженное до тла приграничье, множество убитых и растерзанных безжалостными язычниками благочестивых чад Всевышнего, и император на фоне праведного гнева знати и народных масс решает послать войска в степь.

Красса как одного из самых лучших и опытных военачальников, к тому же блестяще отразившего недавнее нападение превосходящих сил степняков на Орроу, назначили командующим, невзирая даже на то, что, как правило, подобную должность дают людям в чине не меньше легата. Императорский посол прямо заявил ему, что это фактически очередное повышение, которое он, Этий, должен подтвердить своей блистательной победой над степняками, и что аррекс не потерпит провала, и в случае поражения старшему центуриону лучше и вовсе не возвращаться в империю и погибнуть на поле брани.

Тем не менее старший центурион совершенно не волновался. Скорее его существо охватил азарт сходный с азартом гончего пса, наконец, почуявшего вожделенную добычу. Как бы там ни было у дикарей нет ни малейшего шанса против его обученных ветеранов, каждый из которых сполна прошел жестокую легионную муштру и кровавую школу порубежных боев. Десять тысяч отборных легионеров должны были огнем и мечом пройтись по стойбищам варваров и раз навсегда отбить у них охоту соваться в земли священной Аррексии.

Первого стойбища они достигли к вечеру следующего дня. Варвары совершенно не ожидали нападения однако, судя по суете царившей в их лагере, по всей видимости были готовы вот-вот сняться с насиженных мест. Впрочем, теперь было уже поздно. С грозным боевым кличем девятый легион пошел в атаку. Тяжелая конница прикрывающая пешцев с флангов первой достигла врага и осыпала его залпами бельтов из ручных арбалетов, целя преимущественно во взрослых мужчин.

В стойбище возникла паника. Вольные оказались не готовы к столь скорому прибытию врагов и потому теперь растерянно метались по лагерю, не в силах дать имперцам хоть сколь-нибудь внятного отпора. Ведь даже с учетом женщин и детей их было как минимум вдвое меньше нежели солдат Аррексии, и посему у них не было ни единого шанса. Столкнувшись с начавшим было вызревать очагом обороны степняков, железный строй аррексийцев играючи сломил нестройные порядки варваров и рассеял их, а затем началась обычная резня столь привычная в подобного рода войнах.

Легионеры безжалостно преследовали разбегающихся вольных и методично убивали их, не делая различий между мужчинами, женщинами и детьми. Все эти люди были язычниками а, значит, согласно учению Святой Церкви не служивали никакого снисхождения. К ночи все завершилось. Если неукротимые кочевники в своих нападениях были подобны диким зверям, то аррексийцы скорее напоминали некие диковинные боевые механизмы. С безжалостной методичностью специально сотворенных для войны смертоносных машин они перебили всех вольных до единого, не пощадив даже грудных младенцев и оставив лишь нескольких воинов для допроса. Требовалось выяснить места дислокации иных кланов, а также их силы и ближайшие планы.

Все эти вопросы Этий Красс задал одному из пленных, чернявому загорелому гитану лет тридцати. Тот в ответ злобно ощерился и плюнул ему в лицо. Флегматично стерев плевок, старший центурион холодно приказал своим помощникам калить железо. Осенние ночи были длинными, а командир аррексийцев никуда особенно не торопился.

Уголь неподвижно лежал на земле надежно укрытый густыми придорожными зарослями. Вот уже третий день кряду они поджидали вожделенную добычу. Если лазутчики Гарона не обманули, то эскорт принца должен был вот-вот показался. И тогда здесь станет по настоящему жарко. Атаман взял на эту вылазку сорок лучших своих людей, но охрана принца даже по самым скромным прикидкам насчитывала не менее полусотни отборных воинов. Против них играл лишь тот факт, что имперцы вряд ли ожидают нападения и обороняться им придется на открытой местности.

Уголь прекрасно помнил, с какой пугающей легкостью вольные разделались с псами господними во время его плена. Однако теперь все будет иначе. Богатырь чуял это каким-то глубинным наитием, плюс ко всему у него имелся свой собственный план идущий абсолютно вразрез со стратегией Гарона. Ведь как ни крути, а даже всем воинам великой степи вместе взятым не победить империю в открытом противостоянии. И потому сегодня его рука не дрогнет. Он сделает ровно то что должен сделать чтобы отомстить за гибель Зивиры и прочих невинных жертв, ставших поживой для хищного зверя Аррексии и кровавых служителей Атона. Отомстить по настоящему, а не просто красиво и бесполезно погибнуть с громким боевым кличем на устах. И он искренне надеялся, что Гарон и остальные когда-нибудь сумеют его понять…

Мрачные размышления парня прервал постепенно нарастающий далекий стук копыт. Он быстро переглянулся с лежащим неподалеку одним из вольников и тихо кивнул. Все было ясно и без слов. Личный отряд аррексиона был на подходе. Уголь напряг и распустил могучие мышцы в предвкушении. Он командовал отрядом залегшим с правой стороны, и в его задачу входило начать обстрел эскорта лишь после того, как это сделают люди Гарона, расположившиеся на противоположной стороне. Совсем скоро все начнется. Да помогут ему высшие силы…

Кортеж принца, наконец, выехал на открытое пространство. Пять десятков молодцеватых воинов в позолоченных доспехах с гербом черного имперского дракона на груди. Подобные знаки отличия имели право носить лишь члены императорской династии или их личная охрана. Впрочем, ныне это сыграло против них. Передвижение отряда было крайне легко отследить, плюс у нападавших не осталось никаких сомнений относительно того, кто перед ними.

Раздался тихий свист, и один из всадников окружающих карету принца свалился со стрелой в шее. Началось. Мгновением позже к первому стрелку присоединились и остальные вольные.

— Прости меня, брат. — Прошептал Уголь и разрядил свой массивный арбалет в лежащего неподалеку от него воина, а затем бесшумно покинул укрытие, ползком двинувшись вглубь зарослей.

Тем временем имперцы уже успели разобраться что к чему и вскинули круглые обитые железом деревянные щиты, заняв круговую оборону и окружив карету принца тесным сплошным кольцом. Они стреляли в ответ, разряжая арбалеты в густые заросли и пару раз их бельты умел найти свою цель, поразив двоих нападавших насмерть.

Уголь же тем временем совершенно неслышно подкрался к месту лежки одного из своих людей и, навалившись сзади, легко свернул ему шею. Двинувшись дальше вдоль укрытий, он методично уничтожал своих собратьев, убивая их словно курей. Каждый раз ему без труда удавалось задуманное, ибо хотя степняки и были бывалыми, опытными воинами, они совершенно не ожидали предательства. Богатырь успел перебить половину своего отряда, прежде чем вольные решились, наконец, перевести противостояние в ближний бой, исчерпав стрелы. Телохранители принца действительно оказались штучными вонами. Степнякам удалось перебить лишь треть и ранить с десяток. Остальные были целехоньки и горели жаждой защитить своего господина и сполна воздать трусливым разбойникам нападающим исподтишка за все.

Оглашая воздух воинственными кличами, люди Гарона выбегали на открытое пространство, сжимая в руках мечи и боевые топоры. Имперцы в ответ на это подняли длинные военные пики, стремясь встретить нападавших в монолитном строю. Аррексийцы подобно варварам сражались пешими, покинув седла еще в самом начале битвы, ведь всадники были куда более видной и легкой мишенью для стрел. Их кони были переведены в центр поближе к карете, чтобы их ненароком не зацепила случайная стрела.

Впрочем, степняки и не желали причинять вред лошадям, благо среди гитан и им подобных кони считались чуть ли не священными животными, и они крайне неохотно калечили их во время боя или употребляли в пищу. Однако сегодня было не до сантиментов. Слишком многое было поставлено на карту. Гарон сражался вместе со всеми. Широкий метательный нож, пущенный его сильной умелой рукой тут же сразил молоденького темноглазого легионера, заставив его рухнуть под ноги его же товарищам.

Следуя примеру своего вожака, степняки принялись метать во врагов всевозможную снасть от простых ножей до тяжелых стальных шаров на цепях и малых боевых секир. Вольные подобно имперцам ныне сажались холодно и расчетливо, не давая слепой звериной ярости вести себя. И это сразу же дало свои плоды. Среди аррексийцев упало пять фигур. В ответ со страшной силой мелькнули длинные копья легионеров с гладкими как зеркало наконечниками. Эта атака стоила жизни троим нападавшим. Остальные сумели ловко увернуться и избежать гибельного подарка имперцев.

Рукопашная меж этими воинами оказалась и вовсе достойна того, чтобы внести ее во все учебники о тактическом противостоянии меж малыми отрядами и искусстве взаимодействия между воинами во время битвы. Гвардейцы нерушимо держали строй, понимая, что в этом их основное преимущество перед противниками, однако вольные в отличие от большинства варваров не перли дуром на их копья, вместо этого волчком вертясь в непосредственной близости от их рядов и стараясь поймать того или иного бойца на ошибке и выдернуть его из строя.

И степнякам то и дело улыбалась удача. Телохранители принца были превосходными, великолепно вымуштрованными воинами, однако большинство из них не имело реального боевого опыта. И хотя их и готовили в условиях максимально приближенных к настоящей битве, этого сегодня оказалось недостаточно. Они храбро сражались, то и дело обрывая жизнь того или иного вольного, но среди их рядов убитые падали все же несколько чаще.

И когда исход сражения повис на волоске, на поле боя появилась еще одна фигура. Огромный великан в темных доспехах вооруженный гигантским двуручным мечом, неистово рыча, бросился на степняков, одним ударом рассекая их надвое. Вольные настолько опешили от нежданно негаданно прибывшей к их врагам подмоги, что на несколько секунд растерялись, полностью потеряв нить боя.

Этим сполна воспользовались их соперники, не дав варварам ни малейшего шанса вновь перехватить инициативу. Все закончилось буквально в считанные минуты. Все нападавшие неподвижно лежали в лужах собственной крови. Гарон погиб одним из последних, будучи до конца не в силах поверить в предательство собственного ученика. Меч Угля раскроил ему череп, и сердце старого гитана остановилось навеки.

— За императора! — хрипло прорычал залитый кровью своих товарищей Уголь, глядя на выживших гвардейцев. Тех осталось всего пятеро, включая центуриона, и теперь они в свою очередь настороженно поглядывали на великана, не спеша опускать свое оружие.

— Кто ты. — Прищурился центурион. — Назови свое имя и звание, если оно у тебя есть.

— Уголь, господин. — Выдохнул вольный, почтительно склонив голову. — Я человек старшего центуриона Этия Красса. — Он узнал о готовящемся покушении на принца и приказал внедриться в их шайку чтобы помешать их планам.

— Почему мои люди не были поставлены об этом в известность, и почему ты был один? А если бы тебя раскрыли, или с тобой приключилась еще какая беда. — Нахмурился центурион.

— Мой господин узнал обо всем этом слишком поздно. Нам ничего не оставалось делать кроме как действовать быстро и по ситуации. Да и потом меня специально готовили для подобных дел. В одиночку я убил больше десятка разбойников, а внедрить большее число агентов не представлялось возможным. Они были слишком опытными и подозрительными. Мне повезло. Из-за моего облика — Уголь провел ладонью по своей блестящей черной коже — меня в детстве едва не сожгли на костре. Я сызмальства жил на улице и потому мне легче находить общий язык со всяким отребьем нежели прочим.

— Чуть не сожгли на костре, говоришь… А с чего это псы господни пощадили тебя? Или ты сбежал от них?

— Благочестивые пресвитеры сохранили мне жизнь, оттого что я не демон, как обо мне порой судачат, и не темный колдун. Мое тело в детстве искалечил лесной пожар, а это не является грехом.

— Ты с большим почтением говоришь о святых братьях. Стало быть, ты добрый атонианец?

— Истинно так, господин. — Склонил голову Уголь, демонстрируя центуриону стальную нагрудную звезду Атона, которую он до этого прятал под доспехами и благочестиво осеняя себя его знаком.

— Оставь его, Антоний. — Раздался насмешливый молодой голос, и из роскошной кареты показался стройный красивый юноша одетый в дорогую расшитую золотой нитью тогу. — Этот человек отважно сражался за нашу жизнь и достоин поощрения… Приблизься. — Кивнул он Углю, и тот почтительно подошел к аррексиону, упав на колени и поцеловав протянутую ему изящную, пахнущую дорогими благовониями ладонь.

— Откуда ты? — усмехнулся принц, разглядывая гиганта со смесью одновременного восхищения и легкой брезгливости.

— Отсюда с юга. — Не стал врать богатырь. — Много лет провел в степи, добывал сведения для Этия Красса.

— Я знаю Красса. По-моему, он напыщенный солдафон не видящий дальше собственного носа. Но мой царственный отец считает иначе… Как ты познакомился с ним?

— Почтенный Красс подобрал меня, когда я был совсем мальчишкой изувеченным огнем. Это он научил меня сражаться и всему тому, что я знаю. — Низко поклонился Уголь. — Я с радостью умру за него если придется.

— Похвальная преданность. — Холодно усмехнулся аррексион. — А если я, скажем, прикажу тебе убить твоего господина. Ты выполнишь мой приказ?

— Мой господин учил меня, что воля императора и членов его семьи превыше всего. Если таков будет ваш приказ, я сделаю это, хоть мне и будет больно.

— Чувства плебеев меня мало волнуют. — Поджал губы принц. — Ибо сказано мудрыми, что мягкотелый правитель — никудышный правитель. А если быть точнее — аррексион хищно усмехнулся — мертвый правитель… Впрочем, расслабься. Я не собираюсь заставлять тебя убивать твоего господина. Пусть он и дальше служит империи пока может. Что же касается тебя самого, то отныне ты переходишь в мою личную охрану в чине десятника. Такова моя воля. Я лишился почти всех воинов, и эти потери нужно восполнить в наикратчайшие сроки. Считай, что отбор ты прошел. Я никогда ранее не видел бойцов подобных тебе, однако не обольщайся на сей счет. В случае чего я не колеблясь отдам приказ казнить тебя, несмотря даже на то что ты спас меня сегодня. Ты меня хорошо понял?

— Да, Ваше Высочество. — Вновь поклонился Уголь. — Более чем.

— Отлично. В таком случае не будем мешкать и продолжим путь. До Орроу еще полдня пути, и лишь там мы будем в безопасности.

Глава восьмая Старые враги

В Орроу, город ставший судьбоносным для мальчика, а затем и мужа, в которого превратился за эти двадцать лет Уголь, отряд прибыл уже глухой ночью. Естественно аррексиона сразу же узнали и тут же выдели ему и его эскорту лучшие апартаменты прямо в замке градоправителя.

Койка предназначавшаяся Углю оказалась застелена настолько мягкой и душистой свежей периной, что он моментально провалился в тяжелый сон без сновидений. Наутро же их огорошили неожиданными известиями. Оказывается Этий Красс уже три дня как выступил на юг, не став дожидаться принца. И его можно было понять. Император из-за осеннего времени года приказал ему не затягивать с кампанией чтобы успеть завершить все до зимних холодов, когда воевать даже для обученной армии Аррексии станет довольно накладно. Тем паче что сам принц Эльзикс не слишком-то торопился исполнять повеление своего родителя поспешить на юг, делая долгие стоянки в дороге намного чаще, чем это обычно было принято среди простых солдат во время похода.

Надо сказать, аррексион не слишком расстроился сему факту, ничтоже сумнящееся приказав готовить пир по случаю собственного прибытия. В конце концов его отец далеко, и он должен хоть как-то вознаградить себя за все те тяготы, что он испытал во время пути в эту богом забытую приграничную глушь. К тому же воины его отряда сильно пострадали. Многие вообще убиты, а выжившие практически все имели легкие ранения, которые требовали немедленного осмотра и лечения.

Пир оказался поистине роскошным. Градоправитель, старый опытный служака, прекрасно понимал, кого именно ныне принимает, и потому расстарался на славу. Длинные столы в главном замковом зале буквально ломились от различных яств. За месяцы прошедшие с момента вторжения варваров горожане сумели заново отстроить все разрушенное войной и теперь не ударили в грязь лицом перед венценосным гостем.

Люди принца вволю пировали, от души наслаждаясь заслуженным отдыхом и свысока посматривая на воинов градоправителя. Последние хмурились, отводя глаза, но по понятным причинам не рисковали затевать ссоры с чужаками. Храбрые воины, они не боялись честной схватки, но аррексион слыл очень жестоким и мстительным человеком и мог жестоко покарать того, кто осмелится поднять руку на его людей, пусть даже те и первыми спровоцируют ссору.

Уголь ел и пил вместе со всеми, но держался подчеркнуто тихо и скромно, стараясь лишний раз не привлекать к себе внимания, как, впрочем, и всегда. Пока следовало выжидать и по возможности держаться в тени. У него еще будет шанс проявить себя.

— Эй ты, как тебя… Уголь! Отчего ты так невесел и хмур? — принц Эльзикс со смехом уставился на опустившего голову богатыря. — Ты что, не рад моему спасению?

Угля как спасшего жизнь отпрыску царской крови в качестве исключения пригласили за стол для знати, впрочем, как и всех прочих уцелевших гвардейцев принца. Помимо них и аррексиона за ним находились лишь градоправитель, его сын, а также главный пресвитер города, бывший после епископа, который стал уже так немощен и стар, что практически отошел от дел, главным представителем здешней церкви Всеединого.

— Что вы, Ваше Высочество. Ваше спасение — величайшая милость Всевышнего. — Уголь благочестиво осенил себя знаком Атона.

— Воистину так. — Подобострастно кивнул градоправитель и поднял серебряный кубок полный вина, предлагая выпить за сие свершение. Естественно возражений ни у кого не возникло, и пирующие осушили свои кубки, провозглашая громкие здравицы принцу. Что характерно кубки простых воинов были железными, лишь знать имела право есть и пить на серебре. Аррексион же единственный из всех пировал на золоте.

Празднество тем временем шло своим чередом, многие уже были изрядно пьяны, но не пресвитер, который то и дело кидал на Угля весьма и весьма красноречивые взгляды. Сам богатырь с первого взгляда узнал священника. Именно он двадцать лет назад заставил его смотреть на казнь Зивиры, и хотя годы изрядно прибавили брату Преону морщин и седины, взгляд его холодных серых глаз был все так жесток и проницателен.

Оставалось лишь гадать, узнал ли он в нем того мальчишку, которого едва не разобрали на куски для личной коллекции самого Первосвященника, однако это Углю предстояло выяснить в самое ближайшее время. Еще когда он только планировал всю эту авантюру, то прекрасно сознавал, что шансов на успех у него практически нет. Даже самый могучий и удачливый воин не сможет в одиночку противостоять всей ужасающей мощи военной и государственной машины империи подкрепленной к тому же тоже далеко немалыми силами атонианских клирикалов.

Однако его внутренний голос упрямо твердил ему обратное. И он решил послушаться его. Он будет очень осторожен. Он будет годами, а если понадобиться и десятилетиями упорно двигаться к своей цели, постепенно поднимаясь все выше и выше, на самый верх, чтобы когда придет время, нанести дракону один единственный смертельный удар изнутри, в самое сердце незащищенное в отличие от наружной плоти плотной непробиваемой чешуей. Лишь так можно было победить непобедимое и отомстить за всех тех, кого пожрала бездонная утроба ненасытного аррексийского чудовища. Только так и никак иначе…

— Да мое спасение и впрямь чудо… — Принц Эльзикс рассеянно глядел на Угля, но его цепкий колючий взгляд явно говорил о том, что цезарион был не настолько пьян, насколько хотел казаться. — Скажи мне, насколько на самом деле ты хорош, а? — губы аррексиона тронула слабая усмешка. — Как, сумеешь одолеть в единоборстве командира моей стражи?

— Повелитель, воины устали, и… — Предпринял робкую попытку урезонить кесариона Уголь.

— Ничего не хочу слушать! — в голосе принца прорезались капризные истеричные нотки. — Я желаю, чтобы вы бились здесь и сейчас!.. Ну, начинайте!

По знаку Эльзикса оба бойца медленно встали из-за стола и вышли в центр холла, подняв свое оружие, с которым не расставались даже здесь в пиршественной зале. Уголь сжимал свой верный двуручник, в то время как его соперник вооружился круглым щитом и одноручным прямым обоюдоострым клинком, коим удобно было не столько рубить, сколько колоть. Противники начали медленно сходиться. Антоний был довольно крупным мужчиной, но все же ему было куда как далеко до Угля, в котором было как минимум сто тридцать килограмм при росте два метра, и который по меркам этого мира считался настоящим гигантом.

Уголь первым нанес мощный круговой удар, стремясь расколоть щит соперника, однако центурион ловко отвел клинок богатыря в сторону и сам совершил стремительный колющий выпад, от которого, впрочем, колосс, несмотря на свою с виду неуклюжую комплекцию, легко уклонился. Следующая атака силача должна была напрочь сбрить голову более легкого и подвижного центуриона, но тот вновь сумел уцелеть, пропустив лезвие чудовищного меча над собой. Оба воина явно стоили один другого.

Осознав, что он поигрывает своему противнику в скорости и подвижности, Уголь сменил тактику. Слегка согнувшись, он пошел вперед легким стелящимся кошачьим шагом, делая клинком резкие обманчивые выпады и то и дело совершая стремительные ложные движения ногами и корпусом таким образом, что было совершенно невозможно просчитать их систематику и закономерность. Антоний замешкался. Этот стиль боя был личным изобретением Угля натасканного на разбойничьих ухватках вольного народа, которые он отточил и довел до совершенства благодаря урокам Гарона и собственным природным талантам, и гвардеец, которому была гораздо ближе чеканная армейская школа с намного более упрощенными а главное не допускающими столь широкой вольности исполнения приемами, не нашел что ему противопоставить.

Совершив очередной ложный выпад, Уголь неожиданно нанес один резкий стремительный удар, и окованный железом золоченый щит центуриона раскололся надвое. Дальнейшее было уже делом техники. Каким бы искусным воином не был начальник стражи принца, его клинок был намного короче, и посему вскоре он оказался сбит с ног могучим гигантом, а острое лезвие двуручного меча было недвусмысленно приставлено к его шее.

— Браво! — раздался довольный голос принца все это время с неподдельным интересом наблюдавшего за поединком. — Однако бой на этом не закончен. Здесь я решаю, кому жить, а кому умереть. — Голубые глаза на красивом холеном лице Эльзикса холодно блестели в свете факелов. — Тебе повезло, Антоний. За то что ты в той стычке с разбойниками столь рьяно защищал меня, я, так и быть, дарую тебе жизнь. — Эльзикс поднял вверх большой палец, подтверждая истинность своего намерения. — Однако проигравшим не место среди командиров моей личной гвардии. Посему ты понижаешься в звании с центуриона до десятника и поможешь Углю освоиться на его новой должности… Поздравляю. — Повернулся он к Углю. — Отныне ты мой новый начальник охраны. После потолкуем о твоем внешнем виде и прочем, а пока отдадим должное здешним яствам и напиткам. Ешьте, пейте, развлекайтесь и помните о моей щедрости и доброте. — Эльзикс взмахнул рукой, приглашая всех присутствующих возобновить празднество, и шумное хмельное веселье в пиршественной зале закипело с новой силой.

На следующий день Углю пришлось ни свет ни заря приступать к своим новым обязанностям. Его голова еще немного шумела после вчерашнего веселья, однако в целом он чувствовал себя вполне превосходно. Антоний несмотря на пережитое унижение от поражения и последующего за ним понижения по званию все же нашел в себе силы выстроить своих бойцов во внутреннем дворе замка градоправителя и хмурым голосом известить их о том, что у них отныне новый командир.

— Я не стану подчиняться этому отродью. — Нагло процедил один из гвардейцев, с вызовом глядя на Угля. Это был молодой розовощекий парень с полным веснушчатым лицом. — О нем говорят, будто бы он демон, а не человек. А еще в городе ходит слух, что его здесь приговорили к смерти лет двадцать тому назад, но он тогда сумел сбежать, а теперь вот снова объявился.

— Твое имя, боец. — Тяжело проронил Уголь, пристально глядя на парня.

— Да пошел ты. — Выдохнул гвардеец, тщетно стараясь справиться с дрожью в голосе. Взгляд жутких багровых глаз напрочь лишал его воли к сопротивлению. К тому же он прекрасно видел, как гигант одолел Антония, а центурион по праву считался в своем отряде первым клинком. Лишь среди стражей самого императора встречались более грозные бойцы.

— Твое имя, боец. — С нажимом повторил Уголь, медленно приблизившись к солдату и играючи пресекая его заполошную попытку вытащить клинок. — Твое имя. — Твердые как железо пальцы богатыря впились в плечо гвардейца, заставив того непроизвольно всхлипнуть от боли.

— Тит… Тит, господин… — Судорожно выдохнул парень. От его былой бравады не осталось и следа.

— Тебе следует усвоить урок, Тит. Никогда не пререкайся со старшим по званию. — Чугунный кулак Угля вонзился гвардейцу под дых, заставив того рухнуть на колени, хватая ртом воздух. — Вы слышали волю принца. — Богатырь повернулся к остальным воинам, и никто из них не сумел выдержать его взгляда. — Отныне я ваш командир, и за любое неповиновение буду жестоко карать. Если вы думаете, что я блефую, то вы жестоко заблуждаетесь… Сегодня я отпускаю вас. Но завтра к рассвету всем быть здесь в срок. Трезвыми и готовыми к учениям. Я не враг вам, но распускаться и филонить не позволю никому… Разойтись.

Еще через день Уголь под присмотром Антония уже вовсю гонял ветеранов и кандидатов в новобранцы на внутреннем полигоне, когда внезапно на широком посыпанном песком дворе показались серые рясы псов господних. Их было три десятка. Вооруженные копьями пикинеры, за спинами которых безмолвно маячили арбалетчики. Их грозное оружие было заряжено и недвусмысленно направленно в сторону нового командира охранников принца.

— Как это понимать? — нахмурился богатырь, глядя на суровых молчаливых клириков.

— Ты, именующий себя Углем, подлежишь аресту по приказу верховного пресвитера Орроу, благочестивого брата Преона. — Звучным уверенным голосом отчеканил командир вновь прибывшего отряда.

— В чем меня обвиняют? — голос богатыря был абсолютно спокоен. Он был уже далеко не тем беззащитным напуганным мальчиком, которого едва не сожгли на костре вместе с проклятой гитанской ведьмой, путавшейся с нечистыми силами.

— Это ты узнаешь от самого благочестивого брата Преона. — Отрезал командир. — Ну как, пойдешь добровольно, или мне приказать убить тебя на месте?

— Я человек принца Эльзикса. — Предпринял последнюю попытку защититься Уголь. — Вы не можете так просто арестовать меня без его ведома.

— Не смей прикрываться именем принца, отродье! — в голосе пресвитера зазвучала едва сдерживаемая ярость. — Аррексиона мы известим отдельно, что же касается тебя самого, то я даю тебе секунду на размышление. Либо ты идешь с нами, либо мои воины нашпигуют тебя бельтами по самые гланды. Так что ты выбираешь?

И Уголь медленно побрел вслед за тотчас же окружившими его святыми братьями в сторону епископского собора провожаемый злорадными торжествующими взглядами собственных солдат. Внутри собора у него отняли меч и кинжал. Кожаный доспех, впрочем, разрешили оставить, благо богатырь надевал его прямо на голое тело, и, заковав в кандалы, под конвоем препроводили в уже хорошо знакомую ему подземную темницу.

Когда тюремщики, наконец, оставили его в полном одиночестве, Уголь погрузился в мрачные размышления. Все та же тесная клетушка устланная гнилой соломой, да он уже совсем не тот… Двадцать лет минуло, но для него все было словно вчера. Казалось, что даже сейчас среди здешней затхлой вони и смрада застарелых нечистот он отчетливо слышит едва уловимый сладкий аромат смуглой кожи Зивиры…

Итак, его худшие подозрения подтвердились. Старый пресвитер узнал его. Да и как не узнать, когда он даже не озаботился изменить собственное имя. Уголь прекрасно понимал, что по нему его могут легко вычислить, но оно настолько глубоко въелось в его плоть и кровь, что он просто не смог заставить себя назваться как-то иначе. И теперь священник приложит все усилия, чтобы костер, которого ему однажды удалось избежать, наконец-таки настиг его.

Уголь непроизвольно стиснул толстые изрядно проржавевшие прутья решетки. В случае чего ему ничего не стоит выломать ее, убить охранников и уйти в степь, благо ни одного живого свидетеля его предательства не осталось. Однако он не станет этого делать. Гарон и прочие вольные слишком много сделали для него, и их смерти не должны быть напрасны. Он должен сделать все, чтобы там в иных эмпиреях, где ныне пребывают их души, они поняли, почему он совершил именно то что совершил, и простили его. Так или иначе он пойдет до конца.

Слишком долго ждать ему не пришлось. Через пару часов в коридоре послышались тяжелые шаги стражей, которых сопровождал сухощавый лысоватый человек с орлиным профилем в серой пресвитерианской рясе с золотой звездой Атона на груди.

— Вот мы и встретились снова. — Змеиные глаза брата Преона хищно улыбались. — Или ты думал, я не узнаю тебя?

— Я не понимаю, о чем вы говорите, господин. — Пророкотал Уголь, стараясь чтобы его голос звучал как можно более смиренно. — У меня нет прегрешений перед церковью Всеединого.

— Сколь наглая и вопиющая ересь! — Преон даже всплеснул руками от удивления. — А известно ли тебе, чадо, что согласно заповедями Всевышнего все мы грешны и виновны перед ним? Даже самые чистые и непорочные… Уже за одно это тебя следовало бы предать огню!

— Я не говорил что безгрешен перед Всевышним. — Покачал головой Уголь. — Я сказал лишь, что невиновен перед его слугами и законами империи. Если это не так, то я хотел бы знать, в чем именно меня обвиняют.

— А ты сильно изменился с последней нашей встречи… — Протянул верховный пресвитер. — Двадцать лет назад ты, помниться, не мог даже толком говорить, а лишь рычал подобно дикому зверю.

— Я не понимаю, о чем вы. — Нахмурился богатырь. — Я никогда ранее не встречался с вами.

— Упорствуешь. — Губы Преона тронула слабая улыбка. — Напрасно. Это тебе все равно не поможет. На этот раз тебе не отвертеться, отродье тьмы. Я лично прослежу за тем, чтобы твое тело сгорело до тла на очистительном костре, а прах развею по ветру. Пусть повелители ада навеки ввергнут твою душу в геенну огненную, если, конечно, она у тебя есть.

— Согласно учению Атона демоны не могут прикасаться к символам его веры. — Уголь указал на висящую на его шее стальную звезду.

— Умно. — Прищурился пресвитер. Казалось, эта игра забавляла его. — Но Тьма многолика, и кто знает, какими скрытыми возможностями могут обладать ее адепты…

— Что здесь происходит? — в коридоре показались новые лица. Это были гвардейцы принца с ним самим во главе. Эльзикс имел заспанный и недовольный вид. Похоже, его только что разбудили, чтобы сообщить о произошедшем. — По какому праву ты задерживаешь моих людей? — аррексион грозно уставился на пресвитера.

— Ваше Высочество. — Преон отвесил кесариону легкий поклон. Похоже, грозный вид монаршего отпрыска ничуть его не обескуражил. — Сие есть не человек, но демон тьмы, обманом похитивший ваше доверие. Он должен был быть казнен еще двадцать лет тому назад. Я лично выносил ему приговор. Но отродью мрака удалось тогда избежать святого суда матери церкви нашей. Ныне же справедливость будет восстановлена.

— Какие у тебя доказательства того, что мой человек и впрямь демон и одержим нечистой силой? — прищурился принц. — Ну же, отвечай!

— Тот демон который ушел от нас был также обожжен с ног до головы и отзывался на имя Уголь. — Пожал плечами Преон. — По-моему, доказательства более чем достаточные.

— А, по-моему, нет. — Отрезал кесарион. Несмотря на жестокую и избалованную натуру принца, сейчас его голос был тверже металла. — Если вы и хотели сжечь кого-то похожего на него двадцать лет тому назад, это еще ничего не доказывает. Мало ли в империи разных уродов… И, конечно же, каждого вы тут же норовите заклеймить как демона или колдуна… Не юли и не изворачивайся, священник, мне прекрасно известны ваши методы. А что до имени… то как еще назвать того, кто выглядит словно побывавшая в огне головешка… Нет, пресвитер, на этот раз ты заглотил добычу которая тебе не по зубам. Уголь мой человек, и я забираю его.

— Но как же…

— Ты хочешь поспорить со мной, священник? — лицо аррексиона побагровело от ярости. — Я будущий император, и ты играешь с огнем! В Аррексии нет ничего превыше воли аррекса, а я его единственный сын и наследник! Это ясно?! Отвечай!!!

— Более чем, Ваше Высочество. — Склонил голову Преон, подчиняясь.

— Сегодня я забуду о твоей дерзости. — Голос принца ничуть не смягчился, но звучал уже не столь громко. — Но если ты со своими псами еще хоть раз перейдешь мне дорогу, пеняй на себя… Освободить его! — кивнул он на хранившего молчание Угля, и стражи тут же поспешили выполнить его приказ.

Глава девятая Последний поход

— То, что говорил о тебе священник, правда? — принц Эльзикс пристально смотрел на опустившего голову Угля.

— Да, Ваше Высочество. — Пробасил тот. Его внутреннее чутье подсказало что на сей раз лучше не лгать.

— Что ж, ты спас мою жизнь, я спас твою. — Усмехнулся аррексион. — Теперь мы в расчете. И помни, в случае чего я могу очень быстро вернуть тебя обратно в казематы слуг Всеединого. Ты даже и глазом моргнуть не успеешь… Как твоя служба? Антоний донес мне, что солдаты не слишком жалуют тебя.

— Им не по нраву мой внешний облик. — Усмехнулся Уголь, машинально проведя рукой по блестящему лысому черепу. — Но я быстро решу эту проблему и не дам им вольничать, если, конечно, Его Высочество не прикажет обратного.

— Не прикажу. — Улыбнулся принц. — Мои воины всегда должны быть готовы к сражению и нести службу, а не хлестать пиво по кабакам… Однако же твой облик и впрямь ужасает! Золоченые латы гвардии не про тебя. Ты будешь смотреться в них смешно и жалко. Нет, для тебя выкуют специальный темный доспех наподобие твоей боевой кожи… Ну, что скажешь? Почему я не вижу радости на твоей уродливой роже?

— На моей уродливой роже трудно что-либо увидеть. — Усмехнулся Уголь. — Я от всей души благодарю Ваше Высочество за такую заботу обо мне.

— А ты весьма и весьма неглуп… — прищурился аррексион. — Я все больше убеждаюсь в том что сделал верный ход, назначив тебя командиров собственных стражей. Постарайся сделать так, чтобы я не разочаровывался в тебе и впредь. Ведь прежде всего это в твоих интересах. Мой отец уже стар, и недалек тот день, когда настанет его время отправляться в чертоги Всеединого. И вот тогда я, наконец, возьму то, что причитается мне по праву крови и рождения. И я не забуду тех, кто был верен мне… Ты понимаешь меня?

— Более чем, Ваше Высочество.

— Вот и отлично. — Улыбнулся Эльзикс. — Оставайся верен мне и получишь все о чем только можешь мечтать… Скоро нам надлежит отправиться в степь. Позаботься о том, чтобы к тому моменту моя гвардия была полностью восстановлена в числе. А теперь ступай. Я устал и хочу отдохнуть.

Этий Красс спокойно глядел на раскинувшуюся перед ним лаву степных воинов. Те пленные оказались действительно крепкими орешками. Все несравненное умение походных палачей ничего не смогло поделать с их стойкостью. Они ничего ему не сказали, и как следствие опыт с первой деревней повторить не удалось. Вольные отнюдь не были дураками, и посему все прочие их кланы успели сняться со своих насиженных мест и уйти в степь до того, как туда пожаловали солдаты девятого легиона.

Тем не менее степняки не были и трусами и посему спешно объединили силы и встретили имперцев на самой границе своих земель, призвав на помощь своих ближайших союзников. Всего им удалось собрать около пяти тысяч бойцов, что было в половину меньше чем у их противников, однако у аррексийцев практически не было конницы, в то время как у степняков мужчина не имеющий коня не считался мужчиной вовсе, что давало варварам пусть и небольшой, но все же шанс на благоприятный исход битвы.

Красс не особенно нервничал. Мало того что у него тотальное численное преимущество, так еще и его солдаты, большинство из которых были ветеранами, элитой, на две головы превосходят в выучке этих неотесанных дикарей. Однако старший центурион как старый опытный военный прекрасно понимал, чем порой оборачивается недооценка противника на поле боя, и посему приказал легиону выстроиться клиньями.

Это было одно из традиционных воинских построений в имперской армии, когда каждая когорта становится своеобразным треугольником повернутым своим острым краем в сторону возможного противника. Подобный строй был особенно хорош для того чтобы ломать вражеские отряды и дробить их войско на части, не давая воинам объединяться и согласовывать свои действия. Для степной кавалерии, которая наступает единой лавой, но каждый воин при этом сражается сам за себя, подобная тактика будет самым оптимальным решением.

Войско варваров, подбадривая себя неистовыми боевыми воплями, пошло в атаку, на скаку стреляя по порядкам легиона из луков и немногочисленных арбалетов. В ответ со стороны имперцев вынесся настоящий дождь из тяжелых пилумов и арбалетных бельтов. Обоюдный перестрел оказался гораздо более эффективным для аррексийцев, нежели для их противников. Защищенные лишь кожаными доспехами и небольшими легкими конными щитами варвары падали мертвыми намного чаще нежели закованные в панцири легионеры, гигантские щиты которых вдобавок скрывали их чуть ли не целиком.

Наконец войска сшиблись. Кавалерия степняков стремилась с наскока рассечь армию Красса на несколько частей и обратить в бегство. Однако у них ничего не вышло. Опытные рубаки девятого как раз и были обучены биться именно против подобных приемов, и в отличие от зеленых сопливых новобранцев их практически невозможно было взять на испуг. Конница варваров завязла среди железных порядков легиона в страшной тесноте ближнего боя, который как раз таки был более выгоден тяжелой пехоте, а не всадникам.

Грозные военные пики легионеров мерно вздымались, стремительными мощными ударами ссаживая варваров с коней и порой пробивая их полуголые тела насквозь. Короткие гладиусы практически не использовались, благо именно плотная нерушимая стена копий была самым эффективным средством против любой кавалерии. Боевая машина легиона мерно и неостановимо вершила свою кровавую работу, без особой злости и азарта, а скорее просто в силу жестокой необходимости. Клиньевой строй легионеров сполна оправдал себя, в очередной раз подтвердив военный гений Этия Красса. Армия варваров оказалась рассечена на отдельные отряды, которые теперь сражались каждый сам за себя, стремясь тупо выжить любой ценой и уже и не помышляя ни о какой тактике.

Имперцы же тем временем, пользуясь собственным численным превосходством, совершили глубокий охват вражеского войска по обоим флангам, окончательно разрушая его целостность. Степняки сражались не щадя себя, рубя легионеров поверх щитов, и нередко посылали коней в гибельный разбег, совершая отчаянные прыжки с лошадиных спин и своими телами бросаясь прямо на имперские копья, стремясь пусть даже и ценой собственной жизни, но вырвать ускользающую победу. За их спинами лежали их стойбища, и посему даже теперь, оказавшись в столь невыгодном для себя положении, они и не помышляли об отступлении.

Битва была долгой и жестокой. Отважные степняки бились до последнего, сумев положить треть легиона, но железная выучка аррексийцев и безупречный расчет их командира все же оказались сильнее их безумной отваги и звериной ярости, и войско варваров оказалось полностью разгромлено. Практически все его воины полегли на этом поле битвы, и лишь жалкой горстке удалось вырваться из окружения и уйти в степь.

— Мы опоздали. — Антоний недовольно скривился, глядя на военный лагерь девятого легиона разбитый неподалеку от месса разыгравшегося сражения. Варвары оказались достойными соперниками, и теперь солдатам Аррексии был нужен отдых.

— Ваше Высочество. — К сопровождавшему принца отряду приблизился худощавый пожилой легионер с бляхой центуриона. — Добро пожаловать. К сожалению командующий Этий Красс нездоров и не может приветствовать вас лично. От его лица приношу Вашему Высочеству глубочайшие извинения. — Легионер низко поклонился кесариону.

— Что с твоим господином. — Недовольно скривился Эльзикс.

— Гемикрания, (мигрень) господин. — Нахмурился центурион. — Эта хворь уже давно мучает командующего, ведь он далеко немолод.

— Где он сейчас?

— В своем шатре. Но он очень плох, господин. Иначе он ни за что не осмелился бы пренебречь вашим визитом.

— Ладно оставим это пока. Ты дашь мне отчет. Как прошла битва?

— Превосходно, Ваше Высочество. Варвары разбиты наголову. Наши войска понесли ощутимые потери, но воины полны огня и жажды боя.

— Это хорошо. — Одобрительно кивнул принц. — Я так понимаю, кочевники защищали свои стойбища. Я хочу, чтобы эти псы осмелившиеся бросить вызов нашему могуществу были истреблены до последнего человека. Пусть твои люди будут готовы выступить завтра на рассвете. — Губы принца искривила усмешка. — Надеюсь, к тому времени твой господин сумеет оправиться от своего недуга.

Этий Красс болезненно сморщился, силясь унять разыгравшуюся головную боль. Вот опять уже в который раз проклятая болезнь запускает в него свои ядовитые когти, и он ничего толком не может ей противопоставить. Даже гитанские лекари, признанные мастера и искусники в своем деле, мало чем могли ему помочь. Разве что лишь немного облегчить страдания.

Старший центурион тяжело поднялся со своего ложа и дрожащей рукой нашарил походную флягу с разбавленным водой красным виноградным вином, сделав жадный, судорожный глоток. Нужно было как можно скорее завершить этот проклятый поход, а затем с чистой совестью уйти в отставку. В конце концов он получил что хотел. Варвары разбиты, а больше империи воевать попросту не с кем. Мечи, конечно, грозные противники, но они никогда не решатся на большую войну. Впрочем, как и Аррексия. Оба колосса слишком хорошо понимают, чем именно закончится для них подобное противостояние. Вволю напившись, Этий Красс вновь с удовольствием откинулся на ложе. Боль слегка отступила, хотя и продолжала нет-нет да и напоминать о себе. Похоже, это был действительно его последний поход…

Внезапно у входа в шатер возникла гигантская тень.

— Кто там еще… — Недовольно проворчал командующий. — Я же приказал никого не… — И осекся на полуслове. Его шею стиснули огромные железные пальцы, не давая вдохнуть. Этий Красс никогда не был слабаком, но напавший на него намного превосходил силой обычного воина. Даже в лучшие свои годы старший центурион вряд ли сумел бы справиться с ним. Теперь же… Через несколько мгновений все было кончено. Обмякшее тело командующего неподвижно лежало на устланном медвежьими шкурами ложе, а его убийца, убедившись, что дело сделано, неслышно также как и появился покинул шатер, бесследно растаяв в ночи.

Глава десятая Император

— Наконец то, твердые стены… — Эльзикс блаженно откинулся на роскошном парчовом кресле, с удовольствием вытянув усталые ноги. — Должен сказать, эти варвары оказались совершеннейшими трусами. Вот уж не думал, что война на самом деле так скучна и утомительна.

После скоропостижной кончины Этия Красса принц тут же принял на себя командование и приказал теперь уже своей армии идти дальше в степь, чтобы вырезать поселения разгромленных варваров подчистую. Однако его надежды не оправдались. Легкие на подъем кочевники, едва узнали, что их войско потерпело поражение, тут же снялись со своих стоянок и ушли в дальние кочевья. Легионеры, большинство из которых были преимущественно пехотинцами, при всем желании не могли долго их преследовать на враждебной территории, и в итоге после трех дней бесцельных блужданий аррексион нехотя приказал армии возвращаться назад в империю.

В конце концов цель похода была полностью достигнута. Степняки получили жестокий урок и вряд ли в обозримом будущем решатся покуситься на земли священной Аррексии. И это должно было как следует отпраздновать.

— Я решил устроить пир в честь нашей победы и твоего почившего наставника. — Голос кесариона вернул задумавшегося Угля в реальный мир. Ныне они вновь находились в Орроу во дворце градоправителя, что окончательно убедило гиганта, что он воистину связан с этим местом некими незримыми, невидимыми для смертного мистическими узами. — Надеюсь, его смерть не сильно огорчила тебя?

— Этий Красс был мне как отец. — Опустил голову богатырь. — Но на все воля Всеединого. Рано или поздно наш путь здесь заканчивается. Так было, есть и будет всегда, мы не в силах изменить предначертанного нам свыше. Нет, господин, со мной не будет никаких проблем.

— Я в этом и не сомневаюсь. — Жестоко усмехнулся Эльзикс. — Потому что если они все же возникнут, ты тут же присоединишься к своему учителю. Однако ты чересчур умен для обычного убийцы-шпиона. Подозрительно умен…

— Я такой сколько себя помню, ваше высочество. Люди сызмальства ненавидели и боялись меня, принимая за выходца из ада. Мне в свое время пришлось очень постараться чтобы выжить.

— Мой венценосный отец говорит, что трудности и страдания — наилучшие учителя из всех возможных. Получается, тебе следует поблагодарить Всевышнего за подобную судьбу. — Глаза кесариона смеялись. — Возможно за твои беды тебе однажды и воздастся там в его чертогах. Хотя признаться, я мало верю во все эти байки… что, удивлен? Ты хочешь спросить меня, во что я по настоящему верю? Ну же, не робей!

— Если на то будет воля Вашего Высочества…

— Вот в это. — Эльзикс провел рукой по своему дорогому кинжалу из лучшей имперской стали. — И в это. — В руке принца появилась крупная золотая монета с чеканным профилем немолодого волевого мужчины с хищным вытянутым лицом. — Причем, в последнее я верю гораздо больше. Рука держащая клинок может и дрогнуть. А золото… золото всегда приносит нужный результат. Нет ни одного человека, который устоял бы перед его властью.

— Степняки бы с вами не согласились. — Осторожно произнес Уголь.

— И где они теперь? — брезгливо скривился аррексион. — Кормят червей в своих степях, а мы с тобой здесь пьем дорогое вино и наслаждаемся жизнью. Да и потом даже среди этих гордецов немало тех, кто с радостью продает своих соплеменников за звонкую монету. Запомни, в этом мире нет ничего сильнее золота. Рано или поздно этот презренный металл овладевает помыслами любого даже самого с виду верного и несгибаемого человека, и он готов сделать ради него все… — На молодом холеном лице принца внезапно отразилась невыносимая горечь и усталость. — Золото сильнее всего. Оно в конечном счете и правит всем.

Пир по случаю победы над степняками затянулся на неделю. Принц все это время практически беспробудно пил, вставая лишь к обеду и развлекаясь всю ночь напролет. Гвардейцы, которых обычно не допускали на пиры для знати, тем не менее также сполна вознаграждали себя за долгие дни похода и воздержания в многочисленных городских кабаках и домах терпимости, но под бдительным присмотром сурового Угля все же были вынуждены находить время и для ежедневных тренировок.

Так продолжалось до тех пор, пока прибывший из столицы гонец не принес весть о том, что принца вызывает к себе в Геор его венценосный отец. Получив сие послание, Эльзикс, едва придя в себя после очередной попойки, тут же приказал не мешкая готовиться к отбытию. Император Валериан был не тем человеком, чьим приказом можно было пренебречь, пусть даже ты и являешься его единственным сыном и наследником.

И уже на следующий день отряд принца тронулся в обратный путь. Всего в его эскорте ныне насчитывалась целая сотня отборных воинов из числа тех, кто должен был восполнить ряды его личной гвардии изрядно сокращенной в числе отважными людьми Гарона. Конечно, такой заочный набор был лишь временной мерой продиктованной жестокой необходимостью. После большинство потенциальных кандидатов наверняка отсеется, благо желающих попасть в сию воинскую элиту по всей империи было хоть отбавляй, однако на первое время сойдет и так. Тем паче, что, как показала практика, путешествовать малым отрядом по землям Аррексии было отнюдь небезопасно даже для членов императорской семьи.

Ехали верхами как и в прошлый раз, окружив карету принца сплошным плотным кольцом. К слову сказать, последнюю в тот самый злополучный день пришлось оставить, благо у Эльзикса тогда осталось слишком мало людей чтобы без нужды задерживаться на опасном тракте, но после высланный градоправителем Орроу специальный отряд разыскал ее на месте разыгравшейся битвы и вернул прежнему владельцу.

Путь до Геора был неблизкий. Даже для самых быстрых всадников он занимал никак не меньше месяца, а уж зная всю капризную и изнеженную натуру принца и его хроническую нелюбовь к любого рода трудностям, этот поход явно обещал стать намного более долгим.

Как впоследствии оказалось, сии расчеты полностью оправдались. Отряд аррексиона, хотя весь путь и прошел без особых происшествий, достиг столицы лишь к середине зимы. Уголь недобро нахмурился, незаметно покачав головой. Столица Аррексии, славный Геор специально была создана для того чтобы поражать каждого вновь прибывшего своей почти помпезной монументальностью и ошеломляющим великолепием. Ее ослепительно белые мраморные стены вздымались более чем на сотню метров ввысь и были невероятной толщины. Согласно летописям сей город строился пять лет кряду, и для этого сюда согнали рабов со всех концов необъятной империи, а чтобы получить столь гигантское количество мрамора были полностью истощены три крупных рудника, приносившие Аррексии весьма и весьма солидный доход.

Геор был древним городом имевшим богатую многовековую историю, но лишь чуть более столетия назад он стал тем чем стал. Воплощенным символом мощи и нерушимости великой Аррексии. Ее сердцем и средоточием. Циклопические главные ворота целиком сработанные из железа были настолько огромны, что, казалось, будто их сотворили неведомые великаны для нужд себе подобных. Глядя на все это, Уголь именно сейчас как никогда ранее отчетливо осознал, что те, кто построил все это, являлись воистину грозными, почти неодолимыми противниками.

Тем не менее вид столичных красот лишь еще больше разжег его ненависть и подстегнул к осуществлению собственного плана. Сейчас, когда он зашел столь далеко, было уже слишком поздно отступать. Отряд принца въехал в город через специальные малые врата врезанные прямо вовнутрь больших. Главные же распахивались лишь в особых случаях. Например в случае триумфальной победы того или иного полководца или большого празднества. Но хотя Эльзикс и завершил большой поход против варваров полным успехом и формально был достоин триумфа, император из своих личных источников уже получил донесение о том, кто именно одержал победу над степняками, и посему не посчитал своего сына достойным сей чести.

Императорский дворец был вполне под стать внешнему облику столицы, искря золоченым фасадом в свете тусклого зимнего солнца. Уголь зябко поежился, кутаясь в теплый волчий меховой полушубок. Здесь на севере холода были намного более ощутимыми, и организм богатыря еще не вполне освоился в новом для себя климате. На входе во дворец неподвижно застыли могучие белокурые воители в бело-золотых доспехах с массивными бердышами наперевес.

Знаменитые гимнеты, краса и гордость стольного Геора. Избранная дворцовая стража, в которой традиционно служили лишь рослые светловолосые воины из семей потомственных гимнетов, которые уже несколько веков передавали свое дело от отца к сыну. Именно им принадлежала честь охранять и саму священную особу императора, который ныне неподвижно восседал на величественном пурпурном троне расположенном в главном дворцовом зале.

Император Валериан оказался седым худощавым мужем с короткой аккуратной бородкой и абсолютно непроницаемыми темными глазами. Кесарь не обладал особо мощной выдающейся комплекцией, но хорошо знавшие его ни капли не обольщались на сей счет. Валериан небезосновательно слыл очень жестким и сильным правителем. Однако при всем при том он не был тираном и умел как сурово карать, так и щедро вознаграждать тех, кто был того достоин. К тому же аррекс не был склонен и к излишней жестокости и мстительности и являлся смелым и решительным человеком, чем заслужил уважение даже среди своих врагов.

— Докладывай. — Холодно обратился венценосец к непривычно робкому и молчаливому Эльзиксу.

— Ваше Величество. — Принц отвесил своему отцу почтительный поклон. — Как вы и приказывали, варвары разбиты. Теперь они нескоро осмелятся сунуться в наши земли.

— Как именно проходила кампания? — выражение лица аррекса ни капли не изменилось.

— Я толком не знаю… — замялся принц. — Мы прибыли, когда уже все завершилось… Но Этий Красс справился со своей задачей на ура. Очень жаль, что его болезнь в итоге оказалась сильнее его.

— О кончине Красса мне ведомо. — Кивнул головой император. — Я слышал, твой отряд был атакован разбойниками.

— Это так. — Вновь поклонился Эльзикс. — Они застигли нас врасплох и положили почти всю мою охрану. Но в самый разгар боя нам подоспела подмога в лице этого воина. — Принц указал на почтительно стоявшего за его спиной Угля. — Он в одиночку сумел решить исход противостояния и спас мне жизнь. И еще он утверждает что был человеком Этия Красса.

— Вот как? — на лице императора промелькнул вялый интерес. — Что ж, это весьма похвально. Думаю, ты не останешься в долгу и вознаградишь его как должно.

— Не сомневайтесь, отец. Так и будет. — Почтительно склонил голову аррексион.

— Что ж, все завершилось благополучно, и это к лучшему. — Подытожил Валериан. — Если у тебя все, то не смею более задерживать ни тебя, ни твоих воинов. Смойте с себя дорожную грязь и как следует отдохните. После поговорим о вашей дальнейшей судьбе.

Уголь устало откинулся на ложе. Денек сегодня выдался жаркий. Проходили посвящение новобранцы в гвардию принца. Не то заочное, которое имело место быть в Орроу три месяца тому назад, а настоящее, когда прошедшие суровый отбор стражи на всю жизнь давали клятву верности монаршей династии и лично принцу Эльзиксу. Освободить от нее их мог либо император, либо сам аррексион, но подобное случалось крайне редко и лишь в виде исключения. В иных случаях только смерть могла даровать свободу воину по каким-либо причинам пожелавшему оставить свою службу, к слову сказать, самую престижную из всех возможных в Аррексии.

Лишь гимнеты стояли чуть выше, но они вообще считались за образец, и кроме того в дворцовую охрану совершенно невозможно было попасть случайному человеку. Всего несколько сотен семей во всей империи имели право поставлять туда кандидатов, да и то принадлежность к ним отнюдь не являлось стопроцентной гарантией одобрения.

Эльзикс сдержал свое обещание. По его приказу с нового командира его гвардии сняли мерки, и в рекордно короткие сроки лучшие оружейники империи сработали для него полный панцирный доспех из лучшей вороненой стали. Так Уголь приобрел двойную защиту и превратился в самую настоящую боевую башню практически неуязвимую для обычного оружия. Надо сказать, скучать ему не приходилось. Должность центуриона гвардии налагала на него огромное количество обязанностей, но парень справлялся с ними на ура. Он проявил такое недюжинное усердие на этом поприще, что даже Антоний по понятным причинам откровенно недолюбливавший богатыря признал, что тот вполне достоин того места, которое ныне занимает.

Остальные гвардейцы дружеских чувств к своему новому командиру также не питали. Благо помимо своей, мягко говоря, весьма специфической внешности он оказался на редкость суровым и требовательным и действительно не давал солдатам скучать. Однако с приказом принца не поспоришь, и гвардейцы вынуждено смирились и постепенно привыкли к богатырю, а потом и вовсе даже стали втихую гордиться тем, что их тренирует едва ли не первый клинок империи, благо равных ему во владении оружием не нашлось даже среди гимнетов и императорской гвардии. Аррекс как и его отпрыск любивший показательные бои гвардии не раз выставлял Угля против лучших своих бойцов. И всегда тот выходил из них победителем.

Сурова была служба в гвардии, однако и награда была соответствующей. Например, комната, в которой жил новоиспеченный центурион, по сути мало чем отличалась от покоев знатных патрициев, хотя вроде бы ныне и сам Уголь входил в эту касту, однако не знал наверняка, ибо Эльзикс не счел нужным просвещать его в этом вопросе, а сам богатырь не рискнул спрашивать об этом в лоб, полагая, что еще не время. Ведь если принцу его вопрос покажется чересчур дерзким, он рискует потерять его доверие, и тогда осуществить собственный план будет крайне сложно, если вообще возможно. В комнатах поменьше жили десятники, ну а рядовые воины довольствовались малыми казармами по пять человек, которые, впрочем, также были намного чище и гораздо более богато обставлены нежели в иных частях.

Видно судьба действительно играла на его стороне. Дерзкий почти невыполнимый план Угля мало помалу начинал воплощаться в жизнь. Его заметили. Не раз и не два он ловил на себе пристальные заинтересованные взгляды самого императора, но продолжал держаться подчеркнуто тихо и скромно. Ведь госпожа фортуна дама крайне капризная. Ее ни в коем случае нельзя было спугнуть.

А сегодня ему предстояло еще одно испытание. Ныне вечером он должен был биться в поединке не с кем-нибудь, а со знаменитым Марком Драком, легатом императорской гвардии почитавшимся первым мечом Аррексии.

Передохнув пару часов, Уголь одним гибким движением, которое было трудно ожидать от человека его комплекции, поднялся с ложа, глянул на массивные песочные часы стояще у изголовья и направился в императорский дворец. Он прибыл как раз вовремя. Знать уже почти в полном составе собралась в главном зале, с нетерпением ожидая предстоящего поединка.

Наконец, двери во внутренний покой распахнулись, и в зал вошел аррекс в сопровождении своих телохранителей. Их возглавлял крупный коротко стриженный мужчина средних лет с перебитым носом в вороненых латах императорской гвардии. В отличие от гимнетов и охраны принца гвардейцы аррекса считались полноценным воинским подразделением и нередко участвовали в битвах наравне с прочими легионами. По сути их задачей являлась охрана столицы и прилежащих окрестностей. Также по совместительству они выполняли и полицейские функции.

Присутствующие тут же низко склонились перед владыкой Аррексии. Тот в свою очередь поприветствовал их небрежным кивком и взошел на трон.

— Итак, если все в сборе, мы пожалуй, начнем. — Кивнул он богато одетому распорядителю.

— Знатные мужи и матроны! — воскликнул церемониймейстер, поклонившись императору. — Мы собрались здесь, чтобы узреть битву титанов! Доселе непревзойденный боец, коего вы все хорошо знаете, фаворит императора и любимец женщин Марк Драк против темной лошадки. Против того, кого многие считают выходцем из преисподний. Против чудовищного монстра невероятной силы и свирепости по имени Уголь! Да начнется битва!

По знаку распорядителя бойцы вышли в центр зала. Здесь было достаточно просторно для проведения поединка без риска задеть и искалечить кого-нибудь из зрителей, кои расположились возле стен. Уголь был облачен в полный доспех и сжимал свой верный двуручник. Его противник был вооружен круглым щитом легионера и средним копьем с длинным обоюдоострым наконечником, подобное оружие было весьма и весьма эффективным в пешем бою. К тому же на его поясе висел короткий кривой клинок в качестве запасного вооружения. У Угля же помимо меча был лишь длинный кинжал, но это его ни капли не волновало. Если все пройдет по плану, никакого иного оружия ему не потребуется.

Соперники начали медленно сходиться. Драк атаковал первым, нанеся богатырю серию стремительных множественных ударов с поистине змеиной ловкостью. Тот парировал, вынужденно отступая. Молниеносные копейные выпады пару раз задели его грудь, но тяжелый доспех с легкостью отразил вражеское лезвие. Ответная атака Угля должна была лишить Марка его щита, однако тот в самый последний момент успел повернуть его, погасив силу удара и отведя клинок противника в сторону. Следующий выпад гиганта он пропустил над головой и резко уйдя вниз, врезал щитом по колену хромой ноги исполина.

Уголь взрыкнул и припал на одно колено, копье Драка тут же устремилось к его лицу, но было перехвачено в воздухе могучей рукой гиганта и вырвано из рук командира гвардии. Марк Драк тут же попытался разорвать дистанцию и выхватить короткий меч, однако исполин ловко подсек его ноги древком трофейного копья и приставил острие пики к горлу растянувшегося на мраморном полу легата.

— Достаточно! — прогремел Валериан, медленно поднимаясь с трона. — Победитель известен! Это Уголь! Приветствуйте нового чемпиона! И ты, Драк, поприветствуй его, не сожалея о поражении. В конце концов — на губах императора промелькнула слабая улыбка — все когда-нибудь бывает в первый раз.

Тронный зал взорвался овациями в честь нового чемпиона, и облаченная в белую тунику ослепительно красивая гетера поднесла ему серебряный кубок победителя. Гигант под одобрительные возгласы присутствующих залпом осушил его до дна и поднял над головой, тем самым обозначая свою победу. Затем был пир в его честь затянувшийся до глубокой ночи, и лишь под утро сонный и хмельной исполин, наконец, сумел добраться до своих покоев.

Похоже, все складывалось именно так как он и желал. Его популярность растет, а значит растет и его влияние. Вскоре он станет достаточно силен чтобы исполнить задуманное. Занятый своими мыслями, Уголь сам не заметил как уснул, не подозревая, что вскоре произойдет нечто, что перевернет не только его судьбу, но и судьбы всех без исключения жителей империи.

Глава одиннадцатая Империя Мечей

Весть грянула как гром среди ясного неба. То чего не могло произойти ни при каких обстоятельствах, но чего подспудно опасались все без исключения аррексийцы невзирая на звания и сословия, все же случилось. Грозная и загадочная империя Мечей объявила Аррексии войну. Ее войска перешли границу западного соседа и дочиста разорили несколько весьма крупных городов и продолжали методично вырезать аррексийцев и угонять их в рабство. Тамошние легионы не сумели остановить нашествие людей востока и, понеся ощутимые потери, в спешном порядке отошли вглубь империи для того чтобы перегруппировать силы и выработать новую тактику.

Император Валериан отреагировал мгновенно. Тут же были посланы гонцы во все концы необъятной империи со срочным приказом всем легионам ускоренным маршем выступить на восточную границу. Центральные военные части собирались в столице для совместного похода, который великий аррекс возглавит лично, чтобы раз и навсегда положить конец зверствам проклятых иноземцев.

Аррексия замерла в напряженном ожидании. Ее жители издревле привыкли считать себя превыше всего остального мира, однако Мечи ничуть не уступали им ни в мощи, ни в гордыне. На сей счет не возникало иллюзий даже у самых отъявленных глупцов. Чем бы не закончилось это противостояние, оно будет донельзя страшным и кровопролитным и наверняка унесет с собой десятки если не сотни тысяч жизней с обеих сторон.

Всю вторую половину дня Уголь носился как одержимый, раздавая приказы своим людям. Валериан не желал, чтобы его сын рос неженкой, и посему несмотря на риск потерять единственного наследника включил его и его отряд в число собственной армии. И теперь центуриону требовалось как можно скорее подготовить пять десятков гвардейцев к длительному походу. Война по всем признакам обещает стать долгой. И та, и другая сторона отнюдь не страдали недостатком сил и упорства. К тому же сейчас самый разгар весны, до зимних холодов еще очень и очень далеко. Самое подходящее время для кампании, и военачальники Мечей, среди которых, если хотя бы половина того что говорят об их императоре соответствует действительности, вряд ли сыщутся дураки, не могут этого не понимать.

Аррексийская армия собралась в столице аккурат через неделю и тут же не мешкая выступила на восток. Нужно было как можно скорее перехватить врага, пока он не наделал в их землях по настоящему больших бед. Шли ускоренным маршем, по сути бросив обозы артиллерии и фуража, которые должны были подоспеть после. Провиант несли на себе и восполняли запасы прямо в дороге в прилежащих деревнях, до кучи набирая в них добровольцев для ополчения и еще больше тем самым увеличивая собственное число. В ополчение шли с охотой, благо император обещал щедрое жалование с перспективой зачисления наиболее достойных в регулярные части. Принудительно никого не забирали. Знать прекрасно понимала что таким образом может спровоцировать бунт среди черни и не желала рисковать. Ведь в случае поражения империи Мечи не пощадят никого, ибо не принадлежащих к их странной желтокожей расе те попросту не считали за людей.

Продовольствия пока также имелось в избытке. Аррексия была богатой страной, и ее жители даже из числа плебса преимущественно жили хорошо и не ведали нужды. Многие простолюдины даже имели рабов в своей собственности. Невольники, к слову сказать, также были отнюдь не редкими гостями в ополчении, ибо по законам империи в военное время любой раб имел право кровью выкупить свою свободу, став солдатом, и его хозяин не мог ему этого запретить.

Громадное трехсоттысячное войско растянулось на многие лиги, и это были лишь центральные части несокрушимой аррексийской армии. Восточные ныне из последних сил сдерживали врага, не давая им проникнуть в глубинные области империи. Западные же двигались в том же направлении чтобы соединиться с аррексом у великой реки Си, бывшей основной водной артерией государства.

Несмотря на спешку обе армии достигли исходной точки лишь к середине лета. К тому времени Мечи разорили практически все восточное приграничье и теперь собирали силы подле переправы чтобы в едином генеральном сражении окончательно решить исход войны. Войско аррекса всеми силами старалось не допустить этого и встретить врага у реки чтобы занять заведомо более выигрышную позицию, однако имперцы опоздали. К тому времени как они прибыли, их противники уже практически закончили переброску солдат на противоположный берег. А, значит, здесь в условиях равнинной степи преимуществ не будет ни у кого. Бой будет равным.

Аррексийцы не мешкая начали строиться плотными фалангами, спеша по максимуму использовать вынужденную задержку противника. Гигантское пятисоттысячное превосходно вооруженное войско. Целых двенадцать легионов плюс многочисленное ополчение и восемьдесят тысяч конницы. Казалось, что могло противостоять подобной силе? Однако империя Мечей недаром славилась своей чудовищной многолюдностью и сумела привести на это поле боя аж полтора миллиона воинов, что было в три раза больше нежели у их соперников. Столь крупных баталий не случалось в мире уже несколько столетий.

Имперцы хладнокровно ждали наступления, сосредоточив свои основные силы по центру. Фланги были отданы ополчению и коннице. Уголь вместе с принцем и императором находился несколько позади основной линии бойцов в составе резерва. Валериан несмотря на всю свою храбрость отнюдь не был глупцом и не желал рисковать понапрасну. Наконец чудовищный темный вал вражеской силы дрогнул и медленно, но неотвратимо пошел в атаку. Мечи традиционно не жаловали тяжелых доспехов, однако подобно имперцам имели на вооружении широкие щиты и длинные копья. Можно было даже сказать, что их армия была чем-то средним между железными легионами Аррексии и могучей вольницей великой южной степи.

— Щиты наверх! — рявкнули дюжие громкоголосые десятники при виде настоящего темного урагана, который вынесся из бесчисленных рядов желтокожих узкоглазых воителей. Густой словно удушливый черный дым лесного пожара рой жалящих колючих стрел дробно застучал по щитам легионеров, нет-нет, да и находя дорожку к вожделенной живой плоти. Ополчению приходилось и того хуже. Одетые лишь в кожаную бронь преимущественно с легкими наспех сбитыми тонкими деревянными щитами, они валились на землю намного чаще солдат регулярных частей.

Ответ не заставил себя ждать. С оглушительными боевыми воплями в сторону врага полетели грозные тяжелые пилумы, знаменитое «приветствие» аррексийских легионов. Приветствие, после которого у большинства их противников сразу и напрочь отпадала всякая охота продолжать битву. Конница как и ополченцы не отставала от своих товарищей по оружию, осыпая Мечей градом стрел и арбалетных бельтов. Среди наступавших упало множество тел. Но гигантскую пешую лаву сегодня невозможно было остановить одними стрелами.

С воинственными гортанными криками воины востока, прямо на бегу воздвигая сплошную стену копий и щитов, сшиблись с ополчением мало обученным сражаться в едином строю. Разница в выучке тут же не замедлила сказаться. Худощавые низкорослые Мечи несмотря на худосочную комплекцию оказались верткими как вьюны и сильными словно дьяволы. Их более короткие по сравнению с аррексийскими копья мелькали темными жалящими змеями, то и дело забирая жизнь кого-нибудь из воинов. Практически бездоспешные вчерашние виллане и ремесленники были для них идеальными мишенями.

Регулярные части империи Мечей были облачены преимущественно в боевую черную кожу с нашитыми на нее тонкими стальными и костяными бляхами. Не было только деревянных. Доспехи усиленные деревом считались на востоке уделов крестьян, вчерашних мирян угодников. Истинному воину носить их считалось зазорным.

Ополченцы имевшие на вооружении вилы и дреколье мало что могли им противопоставить, однако из-за их спин в Мечей продолжали лететь стрелы, собиравшие с людей востока весьма и весьма обильную жатву. К тому же, как оказалось, большинство вражеских бойцов также были вчерашними крестьянами. Эти и вовсе довольствовались длиннополыми рубахами из плотной грубой ткани преимущественно серых и коричневых тонов. На востоке все так или иначе умели сражаться, ибо там царил самый настоящий культ Меча. Воинское искусство издревле являлось их богом и предметом поклонения. Однако ловкие в одиночных схватках единоборцы не особенно хорошо умели действовать сообща. Эти в основном обрушились на фланги, стремясь тупо смять аррексийцев своей чудовищной многочисленностью. Однако имперцы пока держались, не давая Мечам рассечь их порядки.

Ополчение востока было вооружено кто чем. Устрашающие серпы и боевые цепы, обитые железом посохи и стальные шары на массивных цепях, вот лишь то немногое, что посчастливилось узреть их противникам, многим из них, к слову сказать, уже посмертно. К тому же тактика боя востока существенно отличалась от западной. Один из воинов в длиннополой серой рубахе, худой настолько, что было непонятно, как он вообще стоит на ногах, ловко уклонившись от копейного выпада, вдруг кинулся под ноги одного из легионеров и резко выпрямился, легко бросив здорового, весящего как минимум раза в полтора больше него парня через себя прямо на волну атакующих.

Храбреца тут же пронзило сразу несколько копий, но свое дело он сделал. В открывшийся зазор тут же ринулись его товарищи. И подобный случай был далеко не единичным. Бесстрашные желтокожие воины волчком вертелись подле имперских порядков, норовя отыскать слабое звено и выдернуть зазевавшегося бойца из плотных вражеских рядов. И если оное все же удавалось, Мечи тут же остервенело бросались в образовавшуюся брешь, совершенно не думая о собственной жизни.

И подобная тактика, наконец, возымела эффект. Правый фланг имперцев посыпался. Ополченцы дрогнули и побежали, едва не опрокинув собственную кавалерию, однако бывшие начеку всадники сумели вовремя отойти и продолжить осыпать врага арбалетными залпами с дальней дистанции. Их тоже изрядно потрепало, но потомственные патриции, ибо иные в коннице попросту не служили, не могли ударить в грязь лицом в присутствии своего императора и потому теперь старались как могли, стремясь всеми силами выправить положение.

Осознав, что его войско на грани поражения, Валериан приказал вступить в битву знаменитому Первому легиону оставленному позади в качестве резерва. Ветераны молча и неотвратимо словно сама смерть пошли в атаку. Этих воинов готовили несколько иначе нежели основные регулярные части. Их копья имели подобно восточным более короткое древко, которое было усилено стальными полосами, отчего его практически невозможно было перерубить, а вспомогательным оружием состоял не традиционный гладий, а страшный копис, жуткий клинок представляющий собой по сути идеально сбалансированный короткий вогнутый серповидный меч с постепенно расширяющимся к концу невероятно острым лезвием, заточенным по внутренней кромке. Из-за его необычной формы сиим клинком при должной сноровке можно было легко пробивать даже тяжелую броню.

Это оружие было настолько грозным, что церковь Всевышнего одно время даже пыталась и вовсе запретить его. Однако все чего им удалось добиться, это изъять его из регулярных частей, оставив копис на откуп элиты, что, впрочем, не стало большой бедой, поскольку это оружие при всей его устрашающей мощи требовало и немалого умения от своего обладателя, в отличие от того же гладия, которым можно было обучиться более менее сносно владеть за весьма короткий срок.

Подобным клинком можно было играючи снимать человеческие головы с плеч и наносить страшные резано-рубленные раны, которые потом очень долго заживали и постоянно гноились, нередко сводя получившего их в могилу. Кроме того сия элита была вооружена еще и дальнобойными арбалетами, из которых стреляла на редкость метко. Страшная слава Первого легиона в итоге полностью оправдала себя. Несколько прицельных арбалетных залпов смешали ряды атакующих правый фланг Мечей, а затем последовал страшный копейный удар.

Первые шеренги воинов востока были сметены в мгновение ока. Сами легионеры практически не понесли потерь. Массивные обшитые сталью треугольные щиты скрывали их почти целиком. К тому же ими было удобно не только отражать вражеские удары, но и наносить ответные, которые нередко проламывали противнику череп или просто сбивали на землю прямо под ноги сражающихся. Что же касается мастерства во владении копьем, то здесь Первый оставлял далеко позади все остальные легионы, среди солдат которых также не было неумех и дилетантов. Наступление Мечей захлебнулось в крови. Из-за их чудовищной многочисленности, когда на передние ряды вовсю давят задние, спеша как можно скорее вступить в битву и урвать свою вожделенную порцию крови и славы, захватчиков не удалось обратить в бегство, однако правый фланг аррексийцев выровнялся, уже не угрожая рухнуть, и был готов продолжать сопротивление.

Однако это был еще не конец. Далеко не все войско противника до сих пор вступило в битву, и теперь командующий вражеской армией решил реализовать это преимущество. Без малого тысяч семьдесят воинов обогнули аррексийское войско с левого фланга и, не обращая внимания на открывшийся вражеский тыл, устремилось к императорскому отряду, стремясь одним ударом обезглавить врага. Уголь выругался сквозь зубы, привычно потянув меч из перевязи. Дела складывались для них хуже некуда.

У Валериана в резерве осталось всего двадцать тысяч воинов, десять из которых были псами господними, из которых три тысячи в свою очередь были тяжелыми рыцарями, и еще десять тысяч личной гвардии. Последние были бойцами очень грозными и вряд ли уступали в этом отношении даже ветеранам Первого, а вот насчет церковников у богатыря имелись очень большие сомнения. По его мнению эти серые шавки умели лишь убивать беззащитных в собственных пыточных застенках. Он бы вообще с огромной радостью давно переметнулся к врагу, если бы не знал, что Мечи люто ненавидят всех представителей иных рас, которые в лучшем случае могли стать их рабами со скотскими, абсолютно невыносимыми условиями жизни даже по меркам этого отнюдь не доброго мира. Гарон, мир его праху, в свое время хорошо просветил его на сей счет.

Нет, предательство пока что было не выходом. Он должен защитить Степь, защитить любой ценой, а победа Мечей в этой войне как раз таки приведет к прямо противоположному исходу. Ведь к гадалке не ходи, как только западная империя будет повержена, взор восточного деспота Ши-Нага, о чудовищной силе и жестокости которого давно уже слагали легенды по всему миру, обратится на юг. Пожалуй, он являлся даже большим злом нежели Аррексия. Благо в отличие от воинов востока даже служители Атона в той или иной степени старались идти с покоренными народами на определенные компромиссы. Уголь невесело усмехнулся. Глядя на то, с какой хладнокровной расчетливостью и одновременно безумной яростью сражаются эти желтокожие воители, а также на их полное презрение к смерти, впору поверить, что они и впрямь рождены для того чтобы однажды покорить весь мир. Они воистину взяли все лучшее от степи и империи заката и соединили в одно…

Семьдесят тысяч конных воинов Мечей остервенело ринулись на императорский отряд. Воины аррекса также не ударили грязь лицом, смело встретив и атаку и схлестнувшись с узкоглазыми пришельцами в чудовищном прямом столкновении на полном скаку. Воздух тут же наполнился дикими воплями и жалобным ржанием. В эпицентре схватки мгновенно образовалась кровавая куча мала. Атака Мечей завязла в страшном ближнем бою. Бушующий лесной пожар останавливают встречным палом, и опытные гвардейцы прекрасно знали, что на поле боя действуют абсолютно те же законы. Теперь они всеми силами старались задержать врага и не дать ему окружить их.

Псы господни вопреки опасениям Угля также не дрогнули и показали себя вполне достойными бойцами, тем паче что среди них находились тяжелые рыцари практически неуязвимые в ближнем бою. С фанатичными воплями они рубили нечестивых язычников, вознося хвалу своему богу, и ныне их вера стала тем, что давало им силы не дрогнуть, сражаясь против самых могучих и свирепых воинов этого мира.

Однако Мечи также были отнюдь не новичками в битвах. Пользуясь своим подавляющим численным перевесом, они медленно, но верно теснили аррексийцев, мало-помалу окружая их порядки. Уголь сражался отчаянно, вовсю орудуя своим исполинским двуручником. Его черный жеребец Буйный сам по себе был живым оружием. Он кусал вражеских лошадей и молотил их передними копытами, заставляя их пугаться и сбрасывать своих седоков. К тому же он не забывал и о собственном тыле, не давая приближаться к себе сзади, сокрушительными ударами задних ног проламывая головы юрким хитрым лазутчикам, которые не раз пытались применять против воинов Валериана подобную тактику.

Худые неприметные узкоглазые воители ловко спешивались и незаметно подкрадывались к аррексийцам сзади, ссаживая их с лошадей и перерезая горло тонкими очень острыми стилетами. Уже немало имперцев из числа тех, чьи кони не были столь обученными погибло, вовремя не заметив опасность.

Тем временем кольцо стягивалось все плотнее. Сражение уже почти добралось до находившегося за спинами своих гвардейцев аррекса. Марк Драк, легат имперской гвардии хрипло отдавал приказы, лихо хлеща во все стороны своим знаменитым кописом. Ранее он служил в Первом легионе и не пожелал отказываться от въевшихся вплоть и кровь за долгие годы привычек. Столкнувшись с очередным врагом, он резко нанес рубящий удар. Тот с непостижимой ловкостью отпрянул, и Драк обратным хлестом перерезал горло клюнувшего на уловку Меча. Клинок легата в отличие от традиционных мечей легионеров был обоюдоострым.

К тому моменту псы господни полегли практически все. Лишь рыцари еще худо-бедно сопротивлялись, но хитрые, дьявольски жестокие Мечи не шли с ними в прямое столкновение, а вместо этого подрезали сухожилия их коням и легко добивали упавших скованных тяжелыми латами паладинов, сбивая с них шлемы и перерезая глотки. Дела складывались для аррексийцев совсем плохо. Марк Драк погиб, пронзенный копьем безымянного воина востока, все несравненное боевое умение которого не спасло его от кровавой толчеи битвы, когда смертоносные удары сыплются на бойца разом со всех сторон, и так сложилось, что основной очаг обороны сформировался вокруг Угля. Богатырь по прежнему был жив и, казалось, даже не запыхался. Его несокрушимые доспехи и твердый природный панцирь уберегли его от вражеских клинков, а гигантский меч все с той же мерной неотвратимостью взлетал и падал, рассекая худощавые жилистые тела врагов.

— Ваше Величество, скачите в лес! Оставьте штандарт и скачите в лес! — проревел исполин, разрубив голову очередному всаднику. — Без вас империи конец!

Валериан изумлено вскинул брови, глядя на сплошь залитого вражеской кровью гиганта, но затем все же послушался, и три десятка гимнетов из числа его личной охраны вместе с императором и его сыном галопом понеслись прочь в сторону близлежащей рощи. Захваченные азартом битвы Мечи не сразу заметили бегство вражеского правителя. Несколько десятков всадников запоздало устремились следом, но было уже ясно, что беглецам скорее всего удастся уйти. К тому же императорский штандарт с черным драконом в золотой короне на красном фоне по прежнему гордо реял меж аррексийскими рядами. А значит, еще ничего не было кончено. Битва продолжалась.

От всего двадцатитысячного отряда аррекса осталось едва ли три тысячи. Гвардия продолжала ожесточенно сопротивляться. Псы господни легли все до единого, и Уголь невольно испытал жестокое удовлетворение, глядя на лежащие на земле залитые кровью тела в серых пресвитерских рясах.

— Отступаем к основным силам! — проревел Уголь новый приказ. — Продолжим сопротивление там!

И гвардейцы его послушались. Они прекрасно видели, на что способен в бою этот чудовищный исполин, во многом благодаря которому их до сих пор еще окончательно не разбили. К тому же приказ действительно был толковым. Жизнь аррекса была вне опасности, и им не к чему было теперь погибать. Там среди могучих порядков легионов, которые до сих пор несмотря ни что продолжали сопротивляться, у них появлялся шанс уцелеть. Пусть небольшой шанс, но это было все лучше чем верная смерть здесь на открытом пространстве перед лицом тотально превосходящих вражеских сил. Выжившие всадники неожиданно резко развернули коней и поскакали в тыл собственной армии, отчаянным криками привлекая внимание легионеров.

Слава богу их услышали. Командиры пеших легионов мгновенно оценили опасность и не мешкая отдали приказ на перестроение. Теперь в сторону вражеской конницы также изрядно потрепанной имперской гвардией грозно смотрели стальные наконечники аррексийких копий. Выжившие гвардейцы на полном скаку домчались до стены легионов и тут же спешились, влившись в ряды пеших солдат и бросив коней на произвол судьбы. Последние отдали все силы, спасая своих наездников и уже не годились для битвы. Углю тоже пришлось расстаться со своим жеребцом, хоть тот и сохранил достаточно сил, будучи выносливым словно демон. Но богатырь был за него спокоен. Буйный был достаточно могучим и сообразительным чтобы уцелеть даже в подобной неразберихе и не даться в чужие руки.

Элемент неожиданности был для Мечей упущен. Армия Валериана оказалась в полном окружении, но несмотря на это ничуть не растеряла присутствия духа. Бойцы империи теперь сражались на два фронта. Они отдали очень много сил и держались на одной лишь воле, но и их противники тоже были порядком измотаны и сражались уже далеко не с тем энтузиазмом что вначале битвы.

Жестокое сражение продолжалось до самого вечера, и лишь когда багровый закат окрасил небо, желтокожие воители, наконец, отступили. Аррексийцы обессилено садились на землю прямо посреди луж крови и трупов и тут же забывались тяжелым сном. Их командиры хотя также были невероятно измотаны кошмарной продолжительной бойней все же нашли в себе силы выставить часовых, прежде чем присоединиться к простым солдатам. Мечи расположились лагерем неподалеку. Они понесли тяжелые потери, и им также требовался отдых, однако никто из сражавшихся ни с той, ни с другой стороны не обманывался на сей счет. Несмотря на всю невероятную стойкость воинов Валериана ничего еще не было решено. К утру битва продолжится.

На следующее утро, едва рассвело, Мечи вновь пошли в атаку на ощетинившиеся сталью порядки легионов. Имперцы молча ожидали их. Этой ночью бойцы Ши-Нага несколько раз предпринимали ложные атаки на лагерь аррексийцев чтобы деморализовать противника и не дать ему столь необходимого ныне отдыха. Однако несмотря на это солдаты Аррексии все же сумели урвать себе пару-тройку часов короткого беспокойного сна, благо легионерам было не привыкать к подобным переделкам, и они при нужде могли спать даже на ходу во время марша. Войско Валериана потеряла больше половины воинов, но и их соперникам изрядно досталось. У последних потерь было намного больше, однако из-за колоссальной численности армии востока в ней имелось немало частей, которые до сих пор еще даже толком и не вступали в битву.

Вновь страшная сшибка, но в этот раз лица гордых узкоглазых воителей уже не были столь уверенными. За прошедшие сутки аррексийцы заставили их уважать себя. Уголь вновь уцелел и вновь сражался вместе со всеми в строю грозного девятого легиона, отражая удары Мечей подобранным щитом одного из убитых легионеров. Его легат Алерий Секст в отсутствие императора принял командование и теперь могучим хриплым голосом отдавал приказы из-за спин своих воинов. Ополченцы из числа уцелевших тоже ныне встали в ряды регулярных частей, поскольку последние понесли огромные потери, которые нужно было как-то восполнять. Конницы не осталось совсем. Она оказалась большей частью перебита врагом, а уцелевшие малые отряды предпочли спастись бегством и под покровом темноты оставили поле битвы.

На этот раз биться пришлось практически с самого начала в полном окружении поскольку ночью Мечи совершили глубокий охват аррексийского тыла и флангов. Впрочем, легионеры были обучены отражать и не такие натиски. Ополченцев же поставили в передней линии, наскоро объяснив простейшие азы перестроения. Главным образом уход во вторую и третью линии для краткого отдыха прямо во время битвы. Подобная тактика была донельзя эффективна и вкупе с отработанной до совершенства стеной щитов позволяла легионерам громить наголову намного более превосходящие силы. Конечно, в более сложной ситуации вчерашние крестьяне могли и подвести, потеряться и запутаться в собственных действиях, но с этим уже ничего нельзя было поделать. Как говорится, война без риска не война.

Мечи однако тоже далеко не были новичками в битвах. Уступая в выучке легионам, они вовсю давили их числом, обрушивая на имперцев настоящий ливень из стрел. Однако и те не оставались в долгу, благо благодаря гигантскому количеству убитых с обеих сторон боезапаса у них имелось в избытке. Сей факт вкупе с нежеланием вражеского ополчения сражаться играл аррексийцам на руку и позволял пока худо-бедно держаться против превосходящих вражеских сил.

Осознав, что угодники не приносят должного эффекта, Ши-Наг обрушил на бойцов Валериана свою отборную гвардию. Пятьдесят тысяч конников были вооружены копьями и боевыми бичами с устрашающими лезвиями по всей длине кнута. Эти воины ударили между центром и правым флангом, практически мгновенно разбив войско аррексийцев надвое, и столкнулись с бойцами первого легиона. И здесь желтокожих воителей ждал сюрприз. Легионеры Первого, о которых говорили, будто бы те не боятся даже самого дьявола, вполне оправдали свою репутацию. Своими страшными кописами они подрезали ноги лошадям или попросту сбивали бойцов Ши-Нага с коней могучими ударами щитом, и добивали упавших противников, одним ударом рассекая им глотки и пригвождая копьями к земле.

Конечно гвардейцы восточного деспота не оставались в долгу. Не менее свирепые и обученные они рассекали боевыми бичами лица врагов или вышибали оружие из рук, выворачивая копья и щиты с тем, чтобы боец стал легкой мишенью для их товарищей. К тому же их было намного больше, и лишь плотное построение имперцев, а также тот факт, что у их противников совершенно не было тяжелых доспехов, ныне спасали последних от поражения. Легионеры все еще держались, но их противники мало помалу все же одолевали.

Мечи несли чудовищные потери, продвигаясь вперед, но воинов востока было слишком много, чтобы их можно было остановить усталым измотанным защитникам империи. Они уже практически выбились из сил. Даже двужильный Уголь вынужденно отложил свой верный двуручник и взял более легкий копис, и то в большей степени отражая щитом чужие удары нежели нанося собственные. Рядом столь же молча и ожесточенно бился высокий сильный воин лет сорока с нашивками легата. Алерий Секст никогда не чурался грязной работы и всегда делил со своими солдатами все тяготы и невзгоды военной службы.

Не менее грозными в войске Мечей были и сегуны, пешая гвардия Ши-Нага. Эти воины были вооружены катанами превосходной ковки и имели даже некое подобие тяжелого доспеха из очень прочной и толстой кожи с нашитым на нее внахлест тонкими стальными пластинами. Именно они шли в арьергарде конных гвардейцев и сумели встать мертвым клином между раздробленными частями аррексийского воинства, не оставив ему ни малейшего шанса восстановить собственную целостность.

Эти воины были настолько могучими и умелыми, что даже оказавшись меж двух огней, практически не несли потерь. Их же собственные клинки с легкостью секли и доспехи, и плоть, практически не встречая сопротивления на своем пути. Углю посчастливилось схватиться с одним из этих бойцов, и тот первым же ударом своего клинка рассек ему щит. Впрочем, богатырь не растерялся, а тупо раскрылся навстречу очередной атаке. Катана бессильно звякнула по темным доспехам, не сумев пробить их, и гигант, перехватив меч опешившего врага свободной рукой, одним ударом кописа раскроил ему череп.

Они бились до самого вечера, и когда уже люди совсем было потеряли надежду, грозно запела боевая труба. Семьдесят тысяч воинов наспех собранных из ополчения и наконец прибывших двух западных легионов, наконец, достигли места сражения и пришли на подмогу своим собратьям, обрушившись Мечам в тыл. Последнее стало для них полной неожиданностью. Воители востока уже мысленно праздновали свою победу, и теперь, оказавшись меж молотом и наковальней, они дрогнули.

Войско Мечей обратилось в бегство. Их порядки неуклонно рушились, и командиры Ши-Нага не сумели справиться с людской паникой. Ведь как ни крути, большинство в их войске составляли вчерашние крестьяне не заслужившие право на священную метку костью и металлом. Регулярные части сохранили абсолютное хладнокровие, но помешать бегству угодников уже не сумели и посему стали вынужденно отступать, стремясь минимально сократить собственные потери и не дать имперцам атаковать беглецов в спину.

Так продолжалось до глубокой ночи. В итоге Мечи признали собственное поражение и отступили. У аррексийцев уже не было сил преследовать их. От всего пятисоттысячного войска империи осталось едва ли сто тысяч. Прибывшая подмога также потеряла около половины своих, но при этом сообща за все два дня отгремевшей чудовищной битвы имперцы сумели положить более миллиона солдат противника. Однако даже с учетом колоссальных потерь оставшиеся в живых воины Ши-Нага превосходили их числом как минимум впятеро. Фактически это даже не было победой в полном смысле этого слова, хотя формально поле боя осталось за аррексийцами, что давало им немалый повод гордиться собой, учитывая тотальное численное превосходство врагов.

Глава двенадцатая Состязание

— Докладывай. — Худощавый воитель с жестокими темными глазами облаченный в черный кожаный панцирь с насмешкой глядел на опустившего голову мощного темноволосого мужчину.

— Повелитель. — Отчеканил тот. — По вашему приказу в войсках наведен порядок. Виновные в позорном бегстве казнены. Воины готовы хоть сейчас идти в бой.

— Скажи мне, Миттонг, как так вышло, что армия величайшей в мире империи оказалась остановлена какими-то широкоглазыми бледнокожими отродьями? Те, кто волей самой судьбы должны стать нашими рабами, утерли нос детям Меча… Как ты мне это объяснишь… — Император Ши-Наг рассеянно вынул кривой короткий меч с абсолютно черным поглощающим свет лезвием и осторожно, даже с некоторой нежностью провел им по шее военачальника.

Тот уже открыл было рот чтобы ответить, но внезапно почувствовал, как его голова медленно отделяется от шеи… О знаменитом черном мече императора слагали легенды. Его лезвие было настолько острым, что даже самый тонкий волос, брошенный на него мгновенно распадался надвое. К тому же многие полагали, что клинок пьет жизненные силы своих жертв, даруя своему обладателю вечную молодость. Ши-Нагу было уже далеко за шестьдесят, а он внешне все также оставался зрелым сорокалетним мужем без малейших признаков увядания.

— Жаль, ты служил мне верой и правдой многие годы. Но в моей армии нет места неудачникам. — Констатировал Ши-Наг, равнодушно переступая через обезглавленный труп Миттонга.

Конь военачальника, огромный боевой жеребец бурой масти настороженно косился на императора налитым кровью глазом. Хороший конь, но эта порода специально выведенная степняками за всю жизнь признает лишь одного хозяина. Клинок Ши-Нага превратился в темную размытую полосу, и жеребец рухнул на землю с напрочь отсеченной нижней частью морды, издавая дикий ни на что не похожий чудовищный визг. Воины и слуги стояли, опустив глаза, не смея лишний раз вздохнуть, чувствуя обессиливающий противоестественный ужас перед своим владыкой. Тот же с наслаждением глядел на содрогающееся в агонии животное, не спеша прерывать его мучения. Наконец, ему все же наскучила эта забава, и черный меч одним стремительным взмахом перерезал горло коню, заставив его затихнуть.

— Дэй-Кон! — голос императора резал не хуже клинка. — Ты займешь место Миттонга. Отныне ты мой верховный военачальник. Смотри, не разочаруй меня…

Уголь устало оперся на каменный парапет, глядя на раскинувшееся внизу темное людское море. Сумев выдержать жесточайшее горнило битвы у реки Си, аррексийские войска в спешном порядке отступили к Иэхру, городу расположенному в нескольких днях пути от места боя. Армия Ши-Нага преследовала их буквально по пятам, но все же имперцы сумели вовремя достигнуть городских стен и захлопнуть врата буквально пред самым носом у преследователей. Император Валериан находился там же. Его отряду удалось оторваться от погони, и все его воины, включая и принца, были живы.

Тем не менее дела складывались для аррексийцев не самым лучшим образом. Чуть больше ста тысяч воинов осталось у них против пятисот тысяч Мечей к которым в скором времени должна была подоспеть подмога. У Аррексии в резерве остались лишь три южных легиона которые были нужны для сдерживания степняков, и один северный. Они вскоре должны были прибыть, но эта была капля в море в сравнении с неисчислимыми армадами хищной восточной империи.

Размышления Угля прервал звучный рожок герольда. Возле стен показался небольшой отряд с крупным белым флагом. Мечи вызывали своих противников на переговоры. На стене показался император облаченный в легкий позолоченный доспех в сопровождении вооруженного эскорта.

— Каково ваше послание? — Валериан несмотря на трудность положения держался бодро и был готов и дальше продолжать войну до победного конца.

— Великий Владыка Ши-Наг впечатлен тем, сколь храбро сражались твои воины, и предлагает решить ваш спор в испытании! — посланник довольно сносно говорил на аррексийском хотя и не без акцента.

— О каком испытании ты говоришь?

— Пусть четверо лучших ваших воинов сойдутся с четверыми нашими. Если вы победите, великий Ши-Наг отзовет свою армию.

— А если нет? — прищурился император.

— Вы сдадитесь и признаете власть великого владыки! Подумай, твое войско ничтожно перед неисчислимыми армадами Мечей. Мы можем выставить армию вдвое больше той, что пришла на ваши земли. Император Ши-Наг оказывает тебе великую честь сиим предложением.

— Скажи своему владыке, что мы дадим ответ завтра поутру.

— Хорошо я передам. — Усмехнулся посланец. — Но не советую испытывать терпение Великого. Поверь это плохо для тебя кончится. — С этими словами гонец резко развернул коня и поскакал прочь, следом за ним устремились и его люди.

— Неслыханная дерзость… — Глаза Эльзикса гневно сверкнули. — Да кем возомнил себя этот дикарь…

— Помолчи, он прав. — Нахмурился Валериан. — Мы практически обескровлены. Стоит признать, нам толком нечего противопоставить армии Мечей.

— То есть ты примешь его предложение? — в голосе принца сквозило неприкрытое удивление.

— А что нам остается… — Жестко усмехнулся император. — Да и потом как ни крути все это нам только на руку. Если мы одолеем, есть шанс что Ши-Наг уберется с наших земель. А если нет, то что нам помешает послать этого варвара куда подальше и продолжить войну.

— Ты поступишься своим словом…

— Запомни, сын. — Валериан пристально взглянул в глаза принца. — Жизнь империи дороже чести или даже жизни императора. Мечи несут с собой лишь рабство и смерть. Нельзя допустить, чтобы они одержали победу. Мы должны заставить их убраться. Любой ценой. И если для этого мне придется всего лишь нарушить свое слово, я не колеблясь сделаю это. И пусть после меня судит Всевышний, я свершу что должно…

На следующее утро гонцы императора прибыли вновь и, получив утвердительный ответ, тут же отправились известить своего владыку. Состязание решено было провести перед главными городскими воротами, благо места для того там вполне хватало. Узкая калитка внутри врат распахнулась, и на ристалище вышло четверо воинов Аррексии. Среди них были Уголь, Антоний, Алерий Секст, а также могучий белокурый витязь в полном доспехе из числа паладинов. Последний то и дело бросал на Угля весьма и весьма красноречивые взгляды, но на открытую ссору не нарывался, понимая, что ныне от слаженности их действий зависело не много не мало будущее мира.

Их противники выглядели гораздо более экзотично. Они не имели доспехов вовсе, будучи облаченными в длинные бесформенные одеяния четырех разных оттенков. Однако несмотря на это Уголь сразу оценил и текучую пластику движений и превосходную ковку смертоносных клинков. Ши-Наг явно не был дураком, так что не стоило обольщаться по поводу легкости будущей схватки.

Войско восточного деспота во главе с ним самим расположилось неподалеку от места проведения боя, не рискуя впрочем соваться на дистанцию боя вражеских луков и арбалетов. По его кивку на середину ристалища вышел герольд облаченный в полный доспех сегуна.

— Готовы? — повернулся он к аррексийцам.

Те утвердительно кивнули.

— Бой! — оглушительно рыкнул герольд, и все четверо Мечей тут же сорвались с места.

Воины Ши-Нага как бы воплощали каждый по одной стихие. Закутанный в оранжевую тогу воитель с двумя длинными кривыми клинками схлестнулся с Алерием. Не добежав до него несколько шагов, он неожиданно резко чиркнул клинками, и они тотчас же занялись багрово-рыжим пламенем. Легат Первого если в первое мгновение и опешил от подобного то быстро взял себя в руки и встретил нападавшего молниеносным копейным выпадом. Меч ловко отвел удар и сам атаковал в ответ, с головокружительной скоростью орудуя своими пылающими клинками распространяющими вокруг себя резкий специфический запах. «Масло» — Тотчас же смекнул Алерий, уходя в глухую оборону. Щуплый желтокожий воитель существенно превосходил его в скорости.

Антонию достался воин похожей комплекции в синем балахоне лихо вращающий тессенами, боевыми стальными веерами с острыми тонкими лепестками. Техника его была не столь яростна, но более тягуча и обманчива. По всей видимости сей воитель представлял стихию воды. Вооруженному огромным щитом и не менее впечатляющим полуторным мечом паладину достался Земля. Этот бритый наголо боец в коричневой хламиде отличался богатырской но притом и невероятно жилистой комплекцией и орудовал тяжеленным боевым цепом. Воину господа несмотря на всю его силу с первых секунд боя с трудом удавалось парировать его могучие атаки.

Уголь настороженно приглядывался к тому, с кем выпала честь сражаться ему самому. Этот худощавый высокий воитель был вооружен длинным гибким копьем с белым древком и сам был облачен в белоснежное одеяние. Воздух, который он воплощал, казалось и вправду взял его под свою опеку, ибо никак иначе объяснить его невероятные финты было попросту невозможно. Он не только совершал немыслимо высокие прыжки, но и умудрялся чуть ли не зависать в воздухе, нанося стремительные удары с самых неожиданных позиций и углов. Богатырь уже пару раз пропустил атаки соперника, но полный доспех пока берег его от ран и увечий.

Тем временем Антоний вконец обескураженный необычной тактикой своего противника совершил ошибку, и острый край тессена глубоко пробороздил его незащищенное доспехом бедро. Вода торжествующе усмехнулся и завращал своими веерами с удвоенной энергией, спеша добить соперника и помочь своим товарищам. Огню тоже улыбнулась удача, и он сумел перерубить копье Алерия несмотря на стальные полосы усиления последнего. Тот тут же выхватил копис, прыжком разрывая дистанцию. Уже успевшие погаснуть легкие клинки желтокожего воителя были намного длиннее его меча, и потеря копья сильно осложнила его положение.

Антоний слабел с каждой секундой. Кровь из разорванного бедра и не думала останавливаться. Наконец его руки бессильно опустились, и веер Меча играючи взрезал его горло. Осознав, что они на грани поражения, Уголь в очередной раз с силой взмахнул мечом, парируя удар копья противника и отбрасывая его назад, а затем совершил резкий рывок, неожиданно оказавшись прямо за спиной Огня, и от души полоснул его по ногам. Огонь взвыл, рухнув на колени, и не растерявшийся Алерий одним ударом кописа снял его голову с плеч. Счет выровнялся. Ветер и Вода тут же кинулись на них сообща, и аррексийцы встали спина к спине, отражая новую угрозу. Противники применили к ним новую тактику, принявшись швырять в воинов Валериана стальные звездочки. Одна из них зацепила таки щеку Алерия, но к счастью рана оказалась совсем пустяковой.

Паладин из последних сил отражал бешеный натиск Земли. Тот оказался настолько могуч, что даже обладавший богатырским сложением церковник с трудом держался. Его толстый обитый сталью щит был погнут во многих местах и явно доживал последние минуты, а полуторник воина господня в свою очередь никак не мог зацепить сильного, но притом и донельзя верткого соперника даже самым краешком. В итоге паладин замешкался и пропустил мощнейший удар по шлему железным оголовьем цепа, заставивший его рухнуть на колени. Следующий удар пришелся уже в лицо рыцаря света, в одночасье превратив его в кровавое месиво.

Тем временем Ветер ухитрился распластаться чуть ли не параллельно земле и, избежав слегка запоздалой атаки Угля, вонзил свое копье прямо под нагрудный панцирь Алерия. Легат сплюнул кровью… и неожиданно резко метнул свой копис прямо в Воду. Тот сумел отразить удар, но немного замешкался, и меч Угля разрубил его наискось несмотря на выставленные для защиты веера. Таким образом Уголь остался один против сразу двоих противников. Те пока не спешили атаковать, обходя богатыря с двух сторон. Положение было невеселым. Оба воина явно превосходят его в подвижности, однако на его стороне грубая мощь. Попробовать сыграть на этом?

Стремительно наклонившись над телом Алерия, он подобрал его щит и швырнул его в сторону Ветра, выигрывая время, а сам, яростно рыкнув, сшибся с Землей обрушив свой клинок на голову воителя. Тот принял вызов и с не меньшей силой ударил цепом в ответ. Оба оружия сшиблись с оглушительным звоном, и Земля не сдержал удар. Меч Угля, зазвенев от гнева, вышиб цеп из рук соперника и глубоко пробороздил его бритую голову. Звериное чутье тут же заставило Угля метнуться в сторону и нанести сильнейший рубящий удар параллельно земле, и острие копья Ветра пронеслось в сантиметре от его шеи, а сам воин неба беззвучно распался на две неравные половины сраженный клинком богатыря. Смертельно раненый Земля еще попытался было подняться на ноги, но очередной удар Угля напрочь снес ему голову с плеч. Бой завершился.

Опешившее в первое мгновение темное море воинов Мечей гневно зарокотало, и Уголь поспешил покинуть ристалище, под прикрытием отряда сопровождения отступив в пределы надежных городских стен. Мечи вопреки ожиданиям их преследовать не стали.

Воины на стенах замерли в напряженном ожидании. Они прекрасно сознавали, что если Мечи нарушат свое слово, выстоять вряд ли удастся. Слишком огромен перевес в грубой мощи. Тем паче что к Ши-Нагу в скором времени пожалует еще более внушительное подкрепление. Карта, которую аррексийцам попросту было нечем крыть. Оставалось надеяться лишь на знаменитую, давным давно уже ставшую притчей во язытцах гордость сыном востока. Те, как правило, не нарушали даже данные врагу обещания. Однако изо всякого правило всегда бывают свои исключения…

Армады Ши-Нага неподвижно замерли подле стен Иэхра. Они словно чего-то ожидали. Наконец, от основного скопища отделилась небольшая группа всадников устремившихся к городским вратам.

— Я Владыка Мечей! Я желаю говорить с вашим императором! — раздался могучий сильный голос. Голос истинного воина привыкшего легко перекрывать шум битв.

— Я Валериан, Верховный Аррекс Заката, слушаю тебя. — Голос императора был не столь грозен, но звучал не менее уверенно.

— Я предлагаю тебе еще один бой, владыка Заката. Я сражусь в единоборстве с лучшим твоим воином. Победителю достанется все.

— Мои воины и так уже одержали верх над твоими бойцами. К чему мне рисковать. Ты дал слово, так исполни его.

— Я не отказываюсь от своего слова. — Рыкнул Ши-Наг. — Но если я сейчас уйду, то вернусь грядущей весной. У вас не хватит сил остановить меня. Но я дорожу жизнями своих подданных. К чему бойцам погибать понапрасну, если все можно решить гораздо проще. Падет твой воин, и твоя империя достанется мне. Я потерплю поражение — весь люд в пределах моих земель от мала до велика принесет тебе присягу на верность. А клятва для сынов Меча выше их жизни. Ты станешь самым могущественным правителем в истории, если твой воин сумеет победить…

— Хорошо я услышал тебя. — Кивнул Валериан. — Я дам свой ответ к закату.

— Ты слышал предложение Владыки Мечей? — Валериан пристально глядел на почтительно замершего неподалеку Угля. Когда последнего вызвали к императору, он нисколько не удивился, прекрасно понимая, о чем именно пойдет речь. Едва богатырь был доставлен в его покои, император тут же приказал оставить их наедине.

— Да, Ваше Величество. — Склонил он голову.

— Если я приму его, ты сумеешь одолеть Ши-Нага в единоборстве? — взгляд аррекса стал жестче.

— Я сделаю все что в моих силах, если таков будет ваш приказ. — Отчеканил Уголь.

— Не сомневаюсь. — Усмехнулся император. — Но я спросил об ином.

— Я не могу этого знать, владыка. — Пожал плечами Уголь. — Я не знаю императора Мечей и не видел как он сражается.

— Что ж, по крайней мере, честно. — Хмыкнул аррекс. — Ши-Наг сказал правду, он вернется, если мы отступим сейчас. Поэтому я приму его вызов, и ты будешь тем воином, который выйдет против него. И если тебе дорога твоя родина и память твоего учителя, который всю жизнь посвятил служению ей, ты сумеешь победить. Я верю в тебя, Уголь. Сверши что должно и станешь легатом моей личной гвардии. Таково мое слово. Теперь ступай и отдохни. Час битвы настанет совсем скоро…

На поединок с Ши-Нагом Уголь выходил с тяжелым сердцем. Не потому что боялся поражения, просто сама мысль о том, что ему приходится биться за тех, кого он глубоко ненавидел и презирал не давала ему покоя. Не раз уже он всерьез задумывался, а не стоит ли броситься на императора во время очередного визита и пусть и ценой собственной жизни обезглавить Аррексию. Ведь и к гадалке не ходи такой слизень как Эльзикс в нынешних обстоятельствах профукает империю в два счета. Однако внутренний голос до сей поры ни разу не подводивший богатыря упрямо призывал подождать. И Уголь скрепя сердце раз за разом ему подчинялся. Все же как ни крути жить он хотел.

Багровое тусклое солнце еще лишь поднималось над небосклоном. Бой был назначен на раннее утро чтобы дать Углю как следует отдохнуть и восстановить силы. Ши-Наг несмотря на всю свою жестокость был истым воином и не желал легкой победы. Ведь она не принесет желанной славы, а главное пьянящего чувства азарта и опасности что так знакомо любому из тех, кто однажды избрал путь меча.

Уголь был как всегда облачен в закрытый доспех и сжимал верный двуручник. Император Мечей затянутый в боевую черную кожу уже поджидал его там же, где проходило и первое состязание. Уголь несмотря на то что существенно превосходил противника комплекцией сразу оценил и хищную боевую стойку, и обнаженные руки сплошь перевитые чудовищно толстыми жилами, которые спаивают плоть в единый монолит и превращают обычного человека в несокрушимого боевого голема. Превосходно развитое чутье богатыря буквально кричало ему о том, что никогда ранее он не встречал более грозного противника.

В правой руке император сжимал кривой короткий клинок, при взгляде на который Углю тотчас же сделалось муторно. В мече были явно сокрыты немалые чары причем самого неприятного толка. Голова Ши-Нага была гладко выбита не считая толстого собранного в пучок хвоста иссиня черных волос откинутых назад, а бесстрастные темные глаза неотрывно смотрели на Угля с ожиданием и легкой насмешкой. Похоже восточный деспот был абсолютно уверен в собственных силах.

Уголь медленно пошел на сближение. Враг явно намного быстрее и искуснее его и вряд ли несмотря на мягко говоря невыдающуюся если не сказать тощую комплекцию сильно уступает в грубой мощи. Ходили слухи, что Ши-Наг может положить на землю взрослого разъяренного быка, и глядя на него Уголь отчего-то ничуть не сомневался в их правдивости. А раз так, то привычная тактика здесь не сработает. Нужно нечто неожиданное. И богатырь решил рискнуть, поставив все на одну карту. Не дойдя до императора около пяти шагов, Уголь неожиданно резко припал на одно колено и с чудовищной силой метнул свой клинок прямо в грудь Ши-Нага.

Тот настолько не ожидал от могучего, но не слишком подвижного противника подобного фортеля, что не успел среагировать. Император мечей стоял на земле, с изумлением глядя на торчавший из его груди массивный клинок играючи пробивший кожаную броню, железное тело и добравшийся до самого сердца. Уголь подошел к нему вплотную, тут же перехватив руку сжимавшую черный меч. Несмотря на страшную рану император продолжал бороться, и богатырю даже со всей его могучей силой с трудом удалось заставить его разжать ладонь и завладеть вражеским клинком. Сильный удар кулака облаченного в латную перчатку сбил владыку мечей на землю, а затем пьющий чужие души меч опустился на его шею, одним ударом обезглавив живую легенду.

Темный людской океан неотрывно следивший за битвой титанов как и в прошлый раз замер на несколько мгновений…. а затем все мечи без исключения, все пятьсот тысяч разом опустились перед чужаком повергшим их императора на колени.

Глава тринадцатая Воля аррекса

Новобранцы мерно вышагивали на плацу, резко нанося один стремительный копейный выпад на каждый окрик командира. Уголь глядя на них лишь мрачно усмехался. Уже год прошел со дня его блистательной победы над владыкой мечей, и все это время ему было не до скуки. Император сдержал свое слово, и после того как богатырь преподнес ему знаменитый черный меч Ши-Нага, возвел его в чин легата своей личной гвардии. В столице же его наряду с самим аррексом встречали как триумфатора и нарекли победителем мечей…

А затем вновь начались привычные суровые армейские будни. Война унесла много жизней, и армия как никогда нуждалась в притоке свежей крови. Правда теперь Аррексия располагала еще и колоссальной армадой своего недавнего противника, благо мечи исполнили клятву и присягнули Валериану на вечную верность, но чужая душа потемки, тем паче если речь идет о гордых и загадочных сынах востока, и империи в любом случае нужно было срочно восстанавливать собственные силы.

К слову сказать сегуны, личная гвардия Ши-Нага предпочли умереть, не снеся поражения своего владыки, и их всех обезглавили прямо на месте недавнего поединка. Это было поистине жуткое зрелище. Несколько тысяч человек выстроились в ровные шеренги и встали на колени. К каждому сзади подошел воин с мечом, и по команде Дей-Кона, верховного военачальника Ши-Нага, все палачи разом нанесли удар…

Так закончилась эта война, однако мудрый и практичный Валериан тут же отдал команду об ускоренном наборе в легионы чтобы как можно быстрее восполнить их численность. Особенно жаркой была конкуренция за места в Первом и императорской гвардии. Туда брали лишь опытных легионеров из иных частей либо особо искусных воинов. Нередко находились хитрецы, которые пытались обмануть придирчивых десятников, приписывая себе несуществующий армейский опыт, но таких быстро вычисляли по отсутствию «рогов» на скулах, которые образовывались при длительном ношении защитного шлема и со смехом изгоняли. В обычных условиях наказание за подобную ложь было гораздо более жестоким, но прошедшая война сильно обескровила империю, и теперь военные инстинктивно относились к подобным вещам гораздо снисходительнее, благо многие из хитрецов воевали в ополчении и уже получили реальный боевой опыт, грудью прикрывая тех же солдат регулярных частей.

Жизнь же текла своим чередом. Отгремели шумные пиры во славу блистательной победы Аррексии и ее великого императора, и затем все постепенно вошло в привычное русло. Валериан в последнее время нередко выходил на балкон, лично наблюдая за тренировкой собственных воинов, и то и дело бросал на Угля странные взгляды, значение которых богатырь как не старался так и не сумел разгадать. А затем…

— Тебя хочет видеть император. — Звучный голос гимнета отвлек новоиспеченного легата от обуревавших его дум. — Сейчас.

— Хорошо. — Кивнул Уголь и, назначив вместо себя другого командующего из числа старших центурионов, двинулся следом за дворцовым стражем.

Великий аррекс ждал его в своих личных покоях в окружении верных гимнетов. Эти к слову сказать в войне с мечами не участвовали, благо их задачей являлась исключительно охрана дворца, и сам император не мог оставить столицу совсем уж без защиты. За последнее время Валериан сильно сдал. Длительный поход не прошел для него даром, и в легких стареющего монарха поселилась болезнь заставляющая его то и дело заходиться тяжелым мокрым кашлем с кровавыми выделениями. Во дворце давно шептались, что кончина императора лишь дело времени, и со смешанным чувством страха и нетерпения ожидали, что будет дальше.

— Я ждал тебя. — Голос императора был тих, но в нем все еще ощущались отголоски былой силы.

— Ваше Величество. — Почтительно, но без подобострастия как и всегда поклонился Уголь.

— Мы живем в дивное время. — Губы Валериана тронула слабая улыбка. — Если бы мне сказали раньше, что простой степняк… — аррекса скрутил жестокий приступ кашля.

— Ты знаешь, зачем ты здесь? — наконец сумел справиться с собой император, утирая губы дорогим пурпурным платком. «Чтобы не было заметно крови». — Догадался Уголь. — «Слабость правителя не должен зреть никто».

— Нет, Ваше Величество. — Покачал головой богатырь.

— Так узнай. — Усмехнулся аррекс. — Моя смерть уже совсем близко подобралась ко мне, и когда я уйду — лицо императора потяжелело — ты, а не Эльзикс займешь мой трон.

Уголь замер, но внешне никак не выдал своих эмоций. Подспудно он уже давно ожидал чего-то подобного.

— Ты поражен? — император пристально вглядывался в стоявшего неподвижно словно темная статуя гиганта. — Тебе ведомо, почему я принял такое решение?

— Мечи… — Хрипло выдохнул Уголь. — Все дело в них.

— И не только. Эльзикс слишком слаб для трона. Это моя вина. Я не сумел воспитать его мужчиной, но ничего уже не попишешь. Сделанного не воротить. Клирикалы в последнее время взяли слишком большую власть, да и мечи, как ты сам понимаешь, склонились тогда отнюдь не передо мной… — Император глубоко вздохнул, давя очередной приступ зарождающегося кашля. — Я не хочу, чтобы после моей смерти империя погрязла в войнах и междоусобицах. — Выдохнул он, справившись с собой. — Всевышний вряд ли простит мне это. С тобой же Аррексия будет спать спокойно. Я верю, ты все сделаешь как надо…

— Но ваши подданные, они…

— Они примут мою волю. — Отрезал император. — В истории уже бывали случаи, когда на трон восходил избранный аррексом в обход закона о прямом престолонаследии. Завещание уже составлено, а слово аррекса в империи превыше всего. Ну а если неприятности все же случатся…. — Валериан едва заметно усмехнулся — ты знаешь что делать. Прошу лишь об одном, не убивай моего сына. Пусть мой мальчик остаток дней проведет в неге и роскоши, ведь он по сути невинен в собственных грехах. Это совсем небольшая малость в сравнении с троном величайшей в мире империи. Надеюсь, ты исполнишь ее…

Уголь шел по богато отделанным коридорам дворца уверенным быстрым шагом. Невероятно, но факт. Едва император отпустил его, как тут же прибыл гонец с донесением, что его хочет видеть принц. Не к добру такие совпадения… Остановившись возле покоев принца, он осторожно постучал.

— Войди, не заперто. — Донесся до него мелодичный голос Эльзикса, и богатырь подчинился приказу.

— Как складывается твоя служба? — принц рассеянно полулежал на роскошном пурпурно-золотом ложе, перебирая свои длинные светлые локоны.

— Как нельзя лучше, ваше высочество. — Отчеканил Уголь, стараясь чтобы голос звучал как можно более почтительно. Не стоило рисковать до срока. От этого молодчика можно было ожидать всего.

— Это радует. — Глаза принца смеялись, но в них одновременно застыло и некоторое напряжение. — Мой отец болен, как ты знаешь, и рано или поздно… Нет, не бойся. — Усмехнулся аррексион, видя враз напрягшегося легата. — Я специально отослал всю охрану для этого разговора. Когда аррекса не станет, тебе придется выбирать на чью сторону становиться.

— Я буду верен вашему высочеству до конца. — Тупой преданный служака идеальная роль в нынешней ситуации.

— Что ж, иного ответа я и не ждал. — Удовлетворенно, и, как показалось Углю, с некоторым брезгливым снисхождением улыбнулся принц. — У империи много врагов, видишь ли. Не только внешних, но и внутренних и оттого особенно опасных. Это и аристократия не желающая мириться с единовластием аррекса, и вечно всем недовольные простолюдины, это и мечи, которые теперь тоже часть нас, и у которых наверняка имеются свои амбиции. Будет очень непросто удержать их всех в повиновении… И, конечно же, клирики Всевышнего. Последние особенно опасны. Они словно хитрые мерзкие крысы во все суют свои неугомонные носы. — Глаза кесариона вспыхнули злобным огнем. — Но ничего, рано ли поздно я доберусь и до них… — Эльзикс шумно выдохнул, пережидая вспышку собственного гнева. — Ты чужак в этой игре, Уголь. Что бы ты там о себе не думал, ты чужак не ведающий и малой толики того что нужно знать, чтобы хотя бы выжить в этом змеином гнезде не говоря уже о чем-то большем. Тебя ненавидят и клирики, и одураченный их лживыми речами народ, и знать, и даже бывшие воины Ши-Нага за то, что ты отнял у них их гордость. Никогда не забывай об этом, победитель мечей. Ты один в этом мире. Совсем один… Оставайся верен мне и получишь лучшую из судеб какую только можно пожелать. Но если предашь… Лучше даже и не помышляй об этом. Ведь это, как ты понимаешь, совсем не в твоих интересах.

Оказавшись в своих покоях, Уголь заперся с двумя тяжелыми кувшинами крепкого красного вина. Нужно было хорошо все обдумать. Шанс, о котором твердил ему его внутренний голос, наконец-то представился. А, значит, ни в кое случае нельзя было действовать опрометчиво и завалить все дело. Ведь второй возможности исполнить задуманное у него скорее всего уже не будет. И он не оплошает. Главное император теперь на его стороне, что дает ему немалое преимущество перед иными претендентами на трон. И у него уже есть задумка как именно заставить сыграть эту карту. Уголь зловеще усмехнулся, отчего его грубое гротескное лицо стало еще ужаснее. Ход был поистине гениален. Посмотрим, как его врагам понравится подобный подарочек…

Великий аррекс Валериан Первый скончался через два месяца после того памятного разговора. Все это время Уголь вел себя тише воды, ниже травы, сосредоточившись лишь на своих основных обязанностях легата императорской гвардии. Эльзикс же наоборот и не думал скрывать того что ждет ухода своего отца как великого праздника. И без того заносчивый и надменный юноша теперь и вовсе вел себя так, как будто уже стал императором.

Придворные боялись лишний раз вздохнуть, когда он появлялся во дворце. Ни у кого из них не возникало и тени сомнения, что отпрыск Валериана станет жестоким тираном, едва возьмет трон. Лишь один Уголь, имперский канцлер, да еще несколько тайных поверенных знали правду. Правду, которую ни в коем случае нельзя было раскрывать до срока.

Завещание аррекса должны были огласить сегодня днем в главном тронном зале, в котором уже с самого утра было не протолкнуться от народа. Эльзикс вместе со своей стражей вошел туда одним из последних, чуть отстав от самого Угля, когда церемония уже вот-вот должна была начаться. Принц не скрывал своего торжества, высокомерно глядя по сторонам, и каждый, на кого падал его взор, поспешно опускал глаза. Вызвать неудовольствие нового императора не хотелось никому.

Наконец, двери во внутренние покои кесаря отворились, и в зал вошел высокий худощавый человек облаченный в белую тогу в сопровождении дворцовых гимнетов. Последние подчинялись исключительно аррексу или в особых случаях как этот хранителю его престола, коим в данный момент являлся канцлер Тинус Камп.

В руках канцлер сжимал большой белый свиток перетянутый пурпурно-золотой нитью. Приблизившись к трону, Тинус Камп медленно развернул пергамент и обвел собравшихся пристальным взглядом, привлекая внимание. Наступила мертвая тишина.

— Великий аррекс покинул нас, да будет легким его пребывание в чертогах Всевышнего! — звучный голос канцлера эхом отдавался в тронном зале, заставив всех присутствующих замереть в тягостном предвкушении. — Вот его завещание. По воле великого аррекса Валериана Первого его трон и вся власть над империей достаются бывшему легату императорской гвардии именем Уголь! Да будет славным его правление! Приветствуйте нового императора!

Зал пораженно замер. До присутствующих доходил смысл последней фразы канцлера.

— Немыслимо…невозможно… — Наконец послышались испуганные шепотки.

— ТЫЫЫ!!! — рыку Эльзикса позавидовал бы и голодный пардус. — ТВАРЬ! УБИТЬ ЕГО!

Два десятка вооруженной охраны принца разом обнажили клинки, кинувшись к Углю, но были остановлены холодным блеском арбалетных стрел направленных на них не дремавшими гимнетами. Последние находились в зале в количестве более сотни, ибо в их задачу помимо всего прочего входило также и обеспечение порядка на подобных церемониях. К тому же у Угля имелась и собственная охрана набранная им из таких же наемников как он сам.

— Вы что творите! Я законный аррекс! — Эльзикса не так-то просто было обескуражить. — Взять этого самозванца!

— Это не так. — Покачал головой рослый мускулистый воин в облачении гимнета с нашивками центуриона. — Слово аррекса превыше всего. И его воля известна.

— Да, слово императора сказано. — Низкий тяжелый голос Угля моментально заставил всех умолкнуть. — Отныне аррекс я. Кто-нибудь не согласен?

— Ты еще заплатишь за свое предательство… — Тихо прошипел кесарион, но Уголь его услышал.

— Я терпел тебя достаточно долго, щенок. — Жестоко усмехнулся он, так зыркнув на принца, что того мгновенно прошиб холодный пот. — Взять его. — Кивнул он гимнетам, и те оттеснив телохранителей, выкрутили Эльзиксу руки и поставили перед новым императором на колени. — Обезглавить. — Отчеканил Уголь, равнодушно глядя поверх головы кесариона.

Гимнеты нерешительно замерли. Они привыкли подчиняться приказам, но они не были палачами. К тому же пленник как никак являлся принцем крови, и они заколебались. Тогда новоиспеченный император одним движением выхватил свой двуручник и нанес стремительный удар. Белокурая голова Эльзикса отделилась от тела и беззвучно упала на дорогой мраморный пол, пятная его ярко-алой королевской кровью.

— Это был первый и последний раз, когда я спускаю неповиновение. — Рыкнул он, пристально глядя на опустивших головы гимнетов. — Это ясно?

— Да, Ваше Величество. — Выдохнул десятник. Ему как и его воинам совершенно не нравилось происходящее, но он давал клятву служить империи до последней капли крови и был не намерен ее нарушать.

— Найти и взять под стражу всех приспешников этого слизня. — Уголь брезгливо пнул обезглавленный труп. — Удвоить охрану дворца и столицы. — Аррекс еще раз тяжело обвел взглядом тронный зал, с удовлетворением отмечая, что все те, кто еще вчера брезгливо плевал ему вслед, поспешно опускаются перед ним на колени, а затем медленно взошел на трон.

Глава четырнадцатая Золото и сталь

Императорские покои буквально с первых мгновений ослепили его своей роскошью. Нет не кричащей, а истинно королевской. Они были отделаны в пурпуре — цвете королей драгоценным шелком и бархатом. Полированная деревянная мебель исключительно дорогих пород довершала их облик. Золота почти не было, что лишь еще больше придавало палатам аррекса ощущение благородной строгости и высокого величия.

Неужели теперь это все принадлежит ему… Уголь рассеянно провел ладонью по изящному палисандровому столику, наслаждаясь его идеально гладкой, ровной поверхностью. Странно раньше он не ощущал в себе тягу к подобным вещам. Видно верна поговорка о том, что ко всему хорошему привыкаешь быстро. Однако пока расслабляться еще не время. Его враги сильны и многочисленны, и они не дремлют. Стоит ему совершить хоть один неверный ход и… Но он не совершит. Новоиспеченный аррекс жестоко усмехнулся своим мыслям. Вскоре для его врагов придет время того самого сюрприза, что он запланировал уже давно. Ему осталось всего лишь немного подождать.

Они прибыли ровно через два дня после коронации нового монарха. Пятьдесят тысяч отборных воинов из числа бывших бойцов Ши-Нага явились по зову своего нового владыки. Уголь лишь усмехался, глядя на вытянувшиеся лица придворной знати и атонианских клирикалов. Он попросил Валериана призвать мечей в столицу еще два месяца назад, и аррекс не отказал ему, посчитав просьбу вполне разумной и обоснованной.

Теперь его врагам придется как минимум крепко призадуматься. Пятьдесят тысяч сынов востока — грозная сила. Плюс ко всему вся императорская гвардия тоже на его стороне, благо Уголь позаботился о том, чтобы туда набирали преимущественно наемников, солдат удачи не имевших как и он сам ни дома, ни семьи. Подобные сорвиголовы редко верили во что-либо кроме собственного клинка, и, конечно, могучий воин и лихой командир, коим являлся новый император, был им гораздо ближе нежели слащавые толстопузые клирики и слабосильные женоподобные аристократы.

Однако последние имели и собственные отряды, особенно в этом отношении преуспели слуги господни сохранившие после опустошительной войны с мечами намного больше сил нежели кто-либо другой, поскольку послали в поход лишь малую часть своих воинов. Слуги Всеединого тоже были отнюдь не дураками и после войны рассчитывали еще больше усилить свое влияние, однако при новом кесаре это было попросту невозможно. Это прекрасно понимали обе стороны. Мирное сосуществование исключалось. Должен был остаться кто-то один. И Уголь решил действовать первым.

Этой ночью площадь перед главным собором служителей Атона была практически неосвещена. Согласно новому указу аррекса жители Геора должны были экономить горючее масло, и факелы теперь встречались в городе намного реже чем обычно. Клирики тоже были вынуждены подчиняться этому указу, поскольку также являлись поданными великой Аррексии и лишь скрипели зубами в ответ на богомерзкие новшества новоиспеченного владыки. Два десятка псов господних в серых рясах поверх кольчуг дежурило подле входа в собор. Их возглавляло двое могучих паладинов в полных доспехах и белых плащах с золотой звездой Всеединого.

Внезапно в ночной тьме замелькали неясные тени. Впрочем, стражи этого уже не увидели. Прицельный залп из дальнобойных арбалетов скосил их в два счета. Нападавшие, кем бы они не были, обладали феноменальной меткостью и превосходно знали свое дело. Быстро дорезав тех церковников, что еще шевелились, они кинулись к массивным вратам собора отлитым из чистого золота. Один из них быстро облачился в плащ и доспехи паладина и нетерпеливо постучал в калитку.

— Кто? — голос привратника не предвещал позднему визитеру ничего хорошего.

— Срочное донесение Его Святейшеству Архипрелату. — Раздался в ответ сильный чуть глуховатый голос.

С той стороны некоторое время молчали, а затем калитка нехотя отворилась. Лжепаладин среагировал мгновенно. Тяжелый закованный в сталь кулак с чудовищной силой ударил привратника в подбородок, опрокинув назад. А ночной визитер был уже внутри. Двое стражей заполошно заорали, поднимая тревогу, но на подмогу лжерыцарю уже спешили немногословные затянутые в боевую кожу свирепые узкоглазые воины вооруженные кривыми короткими клинками. Стражники пали меньше чем через минуту сраженные богатырскими ударами предводителя нападавших.

Однако из глубины собора уже спешила подмога. Псы господни были свирепыми бойцами и сражались отчаянно. Архипрелат отнюдь не был дураком и на всякий случай утроил охрану собственной резиденции, однако в его распоряжении было всего лишь несколько тысяч воинов, в то время как аррекс располагал десятками тысяч…

Все закончилось довольно быстро. Нападавшим удалось оттеснить клириков от ворот и распахнуть их во всю ширь, что по сути стало для оборонявшихся началом конца. Церковники сопротивлялись до последнего, забрав множество жизней своих врагов, и в итоге забаррикадировались на верхних этажах. Однако Уголь, который и возглавлял сей штурм, ничтоже сумнящееся отдал приказ сжечь их заживо. После того как собор охватило пламя, многие клирики предпочли сдаться.

Среди них был и сам Архипрелат Этос Шестой, тот самый что хотел заспиртовать голову одного странного уродливого мальчика лет двадцать тому назад. Но случилось так, что с плеч слетела его собственная голова, которая потом заняла почетное место в густом заспиртованном растворе среди его бывшей коллекции любовно сохраненной новым императором, бывшим, как оказалось, весьма и весьма неординарным и любознательным человеком…

Псы господни и прочие клирики уцелевшие в огне пожара также приняли смерть все до единого, несмотря на обещание помилования. Воины мечей беспрекословно выполнили приказ своего владыки, перерезав слуг Атона словно свиней и бросив их окровавленные трупы прямо на площади перед их охваченной огнем твердыней. По законам сынов востока воля императора почиталась превыше всего, и он сам был властен решать держать ему свое слово или нет. А Уголь не собирался оставлять в живых эту накипь земли, с самого детства ненавидимую им всеми фибрами души. Закончив в соборе, аррекс приказал своим людям тщательно прошерстить город и убивать на месте всех клирикалов и их слуг, не беря пленных. Его месть наконец-то начала осуществляться. Но до ее завершения было еще очень далеко.

На следующее утро город приходил в себя после жестокой резни учиненной аррексом и его воинами. Горожане отсиживались в домах, опасаясь лишний раз выглянуть на улицу. Стольный Геор словно бы вымер в одночасье. Повсюду валялись окровавленные изуродованные тела слуг Всеединого, а по улицам вышагивали многочисленные вооруженные патрули. Новый император уверенно брал власть в свои руки и похоже был не намерен ни с кем ей делиться.

Сам же Уголь находился у себя во дворце. Теперь столица была полностью под его контролем, но в империи имелось еще немало проблем, кои нужно было решать как можно скорее. И первоочередной из них были как ни странно его новые поданные. После победы над Ши-Нагом Аррексия оказалась сильно обескровлена, а то, что многие вчерашние крестьяне вынужденно заняли места погибших легионеров, еще более усугубило положение. Империя остро нуждалась в рабочих руках.

И мудрый Валериан быстро нашел выход. По его приказу с бывшей вражеской территории были пригнаны десятки тысяч крестьян, которые должны были работать на благо великой Аррексии практически задаром, искупая тем самым грехи собственной армии. Положение подобных работников в провинциях фактически ничуть не отличалось от участи самых банальных рабов. Знатные патриции вовсю эксплуатировали сынов востока, выжимая из них все соки. Верные слову мечи пока терпели, безропотно снося насмешки и издевательства от вчерашних противников, но у всякого терпения, как известно…

В двери императорских покоев осторожно постучали, и Уголь приказал впустить вновь прибывшего. Им оказался плотный коренастый воин мечей с длинными усами затянутый в традиционную у этого народа боевую кожу.

— Дэй-Кон, я ждал тебя. — Удовлетворенно кинул Уголь. — Скажи мне, тебе нравится то положение, в котором ныне пребывают твои соплеменники? Говори смело и без утайки.

— Твоя воля закон для нас… — Опустил голову командир мечей. — Но… мы воины, а не рабы… видеть то, чем стал мой народ… наитягчайший позор. Хоть мы и сами навлекли его на свою голову.

— В таком случае вот тебе новый приказ. Пусть твои гонцы скачут во все концы империи и объявят мою волю. Отныне вы все свободны. Больше вы не будете гнуть спину на аррексийцев. Теперь вы такие же полноправные граждане империи как и они. Взамен я требую лишь полного повиновения и вечной верности, в которой вы и так мне поклялись. Тебе ясен приказ?

— Владыка… — Дэй-Кон низко склонился перед императором, а его лицо в один миг озарилось неким внутренним светом. — Только прикажи, и все мечи как один умрут за тебя…

— Мне не нужны ваши смерти. — Усмехнулся Уголь. — Напротив, я хочу, чтобы вы жили. Большую часть своей жизни я провел в южной степи, а тамошний народ гораздо больше похож на вас нежели на изнеженных сынов заката. Сталь, а не золото должна стать в империи высшей властью, а для этого нужно уничтожить всех тех, кто станет продолжать цепляться за отжившие свое порядки. Безо всякой жалости. Так ты со мной?

— До смерти, повелитель. — Выдохнул Дэй-Кон.

— В таком случае ступай. — Император небрежным жестом указал военачальнику на дверь. — Но прежде еще одно…

— …Ваше Величество, при всем уважении на мой взгляд неразумно давать этим дикарям слишком много воли. — Женоподобный утонченный щеголь средних лет почтительно поклонился восседавшему на троне могучему закованному в темные доспехи гиганту и вновь занял свое место.

Императорский совет традиционно проходил в большом тронном зале. Первый совет, на котором Уголь находился в качестве владыки половины мира, и который по сути проходил под его эгидой. Ему не слишком нравились подобные церемонии, где помимо знатнейших семей патрициев и наиболее крупных торговых кланов нередко присутствовали и откровенно лишние, а то и вовсе нежелательные люди. Но пока еще он был вынужден считаться с аристократами и влиятельными негоциантами и сохранять хотя бы относительную видимость прежних порядков.

— Я поддерживаю почтенного Зинобиуса. — Вскочил с места круглый низенький толстяк разодетый в дорогие цветастые тряпки, судя по виду торговец. — Эти узкоглазые давали нам изрядный прибыток в казну как дешевая рабочая сила, а теперь, когда им предоставлены права, они начнут требовать своей доли. К чему это все? Ведь всем известно, что у язычников нет души, и они никогда не станут вровень с верными чадами Всевышнего!

— Кто тебе это сказал, клирики, которые ныне кормят ворон на городских свалках? — рыкнул Уголь, смерив торговца презрительным взглядом. — Эти псы восстали против своего владыки и получили по заслугам. Они раз и навсегда лишились священного права толковать заветы Всеединого, а, значит, их догмы должно пересмотреть. Отныне я сам как верховный владыка благословенной Аррексии стану провозвестником воли Творца. И Творец говорит мне, что мечи могут поклоняться тем богам, которым они сами желают, равно как и все прочие поданные моей империи.

— Да что возомнил о себе ты, чужак без роду и племени! — от душившей его бессильной ярости торговец на мгновение потерял всякий страх и осторожность и уже не мог более себя контролировать. — Жалкий неотесанный дикарь! Ты обманом узурпировал власть, ты убил единственного законного наследника престола… — Толстяк осекся на полуслове остановленный пристальным взглядом жестоких багровых глаз императора.

Не отрывая взора от побледневшего негоцианта, Уголь медленно поднялся с трона и приблизился к нему, осторожно даже с какой-то нежностью обхватив его голову могучими закованными в боевое железо ладонями. Торговец затрепыхался, тщетно пытаясь вырваться, но силы были явно неравны. Владыка Аррексии играючи раздавил череп бунтовщика и, брезгливо вытерев пальцы о дорогое цветастое одеяние толстяка, отпихнул залитое кровью еще дергающееся тело в сторону.

— По крайней мере, он был честен. — Гулко пророкотал Уголь, с насмешкой наблюдая за сжавшимися в безмолвном ужасе членами совета, и глаз не смевших поднять на неведомое чудовище, которое не иначе как волей самого дьявола стало владыкой величайшей в мире империи благословенной (благословенной ли?) священной волей Всеединого. Наемники из числа новой императорской гвардии охранявшие тронный зал довольно ухмылялись, с насмешливым превосходством поглядывая на собравшихся. Они уже поняли, что наступило их время. — Кто еще считает так как он?

Ответом была мертвая тишина.

— В таком случае совет окончен. — Рыкнул аррекс. — Я вызову вас при нужде. Пока же всем патрициям и негоциантам, чье состояние превышает сто золотых талантов, приказываю ни под каким предлогом не покидать столицу до получения особых распоряжений. Тот, кто нарушит этот приказ, станет в моих глазах мятежником и бунтовщиком со всеми вытекающими отсюда последствиями. А теперь пошли все вон. Я смертельно устал от вашего жалкого блеяния…

Глава пятнадцатая Ассасин

Роскошный сад во внутреннем дворе громадного облицованного белым мрамором особняка был непривычно тих. Даже райские птицы, известные на весь мир пернатые певуньи, не смели нарушать царившую сегодня здесь тишину.

— Ты все понял? — тучный холеный молодой человек в дорогой белой тоге вальяжно развалившийся в просторном плетеном гамаке пристально глядел на стоявшего перед ним.

Последний явно был воином. Невысокий и худощавый как практически все представители восточных народов он был облачен в боевую черную кожу наемника. На его поясе висел темный клинок смахивающий на копис гвардейцев знаменитого первого легиона, но гораздо шире и длиннее.

— Не волнуйтесь, господин. — Голос воина был сух и невыразителен. — Кукри сделает все как надо…

— Владыка, тревожные вести. — Дэй-Кон почтительно склонился перед своим повелителем. — На востоке вспыхнула война. Повстанцы во главе с неким Тибериусом Титом объявили вас самозванцем и собирают войска по всей империи для грядущего штурма столицы.

— Это было ожидаемо. — Усмехнулся Уголь. — И крайне неразумно с их стороны. Этот Тит напыщенный болван из старой знати думает вернуть прежнее положение дел… Ты отправил сообщение армии мечей, как я приказывал?

— Так точно, владыка. Но ответ еще не пришел.

— Ты знаешь своих сородичей лучше меня. Они могут не подчиниться приказу?

— Исключено, повелитель. Сыны востока скорее умрут чем нарушат клятву.

— В таком случае нам нечего опасаться. У них нет толкового командования, и мечи расправятся с этими щенками в два счета. К тому же армия Аррексии по прежнему мне верна… Теперь ступай и готовь своих людей к возможной битве. И позови мне сюда канцлера.

Едва двери за Дей-Коном закрылись, на пороге королевских покоев возник Тинус Камп, который, зная о происходящем, заблаговременно дожидался, когда император изволит его вызвать.

— Похвальное усердие. — Скупо похвалил Уголь инициативного придворного. — Мне нужно как можно больше таких людей… Готовь новый указ. Пусть глашатаи несут весть в каждый уголок империи о том, что великий аррекс пожизненно понизит налоги вдвое для тех, кто присоединится ко мне в моей борьбе против мятежников. Легионы также получат вознаграждение за верную службу в размере… ну, скажем, десять серебряных монет для рядового, двадцать для десятника, тридцать для центуриона и десять золотых для легатов по окончанию войны. Сумма выйдет приличной, но после победы мы с лихвой покроем ее из имущества мятежных патрициев. Те накопили немало золотишка в своих закромах… И пусть герольды сегодня весь день трубят о том, что я выступлю завтра утром на главной площади столицы. Надеюсь, ты не разочаруешь меня. Вскоре мятежу будет сломлен хребет, и Аррексия станет величайшей империей, что когда-либо существовала под солнцем мира.

Небо с самого утра было затянуто густыми свинцово-серыми тучами. Народ недовольно толпился на главной площади. Хмурые пасмурные лица яснее всего прочего говорили о настрое людей. В империи было неспокойно, и аррексийцы с затаенной тревогой смотрели в будущее, не зная, чего еще ожидать от внезапно обрушившихся на них перемен. Наконец, со стороны дворца показалась внушительная кавалькада облаченных в золоченые доспехи всадников. Во главе на могучем черном жеребце ехал закованный в темные доспехи великан. Его обожженная угольно-черная кожа и жуткие багровые глаза вызывали самую натуральную оторопь у всех, кто зрел его лик.

Но исполину было наплевать на страхи темной невежественной толпы. Придет время, и вся эта чернь с радостью будет идти на смерть по одному его слову… Спешившись, аррекс машинально потрепал Буйного по загривку (неистовый жеребец не иначе как чудом сумел пережить все жестокие перипетии войны с мечами и вернулся к своему хозяину) и медленно направился к высокому деревянному помосту специально сооруженному для подобных случаев.

Толпа на площади замерла в ожидании. Статная могучая фигура нового владыки несмотря на все его увечья выглядела очень внушительно и распространяла вокруг себя незримую ауру величия, которому практически невозможно было противиться.

— Аррексийцы! — низкий рык императора ударил по людским рядам не хуже тарана. — Нам брошен вызов! Мятежники решили свергнуть вашего законного владыку и ввергнуть империю в хаос и террор! За ними стоят клирики обманом присвоившие себе право толковать волю Всевышнего и планировавшие совершить покушение на меня, а также некоторые из числа патрициев! Он думают, что победа уже у них в кармане, но я не допущу этого! Все служители Атона ныне объявлены вне закона! Они предали своего императора и лишились доверия короны! Отныне любой носящий серую пресвитерскую рясу — опасный государственный преступник, и долг каждого добропорядочного гражданина либо донести на него гвардии, либо убить на месте. Будьте верны мне, и вместе мы возродим нашу великую империю, ибо целостность Аррексии для меня превыше всего…

— Именно поэтому ты впустил в нашу страну чужаков и с их помощью чинишь насилие и произвол, узурпатор! — раздался в толпе чей-то одинокий голос.

Воины тотчас же кинулись на звук, стремясь обнаружить дерзкого. Стражникам с трудом удавалось пробивать себе дорогу в этой плотной толчее, и в итоге безымянный обвинитель сумел затеряться в толпе. Человеческое море заволновалось с новой силой, люди исступленно кричали что-то, но не решались на открытое неповиновение, благо предусмотрительный Уголь загодя стянул на главную площадь несколько десятков тысяч воинов в том числе и бывших гвардейцев Ши-Нага. Последние бесстрастно, как и это и было принято у их народа, глядели на горожан, недвусмысленно сжимая в руках мощные короткие луки с грозно блестевшими стальными наконечниками хищных темнооперенных стрел. Было очевидно, что в случае малейшей попытки агрессии они без колебаний пустят их в ход.

— Сыны востока теперь тоже часть нас. — Грозно нахмурился аррекс. — Они принесли клятву повиновения и являются такими же гражданами империи как и прочие! Подумайте, разве мирная жизнь бок о бок с соседями хуже войны? Разве мало аррексийцев уже погибло ради того, чтобы земли обоих империй стали единым целым, и на них воцарился мир… Я обещаю вам, что в самое ближайшее время все бунтовщики будут разбиты и уничтожены! Вас же я призываю всеми силами помогать нашей победоносной армии в этом деле! И помните. Любая помощь заговорщикам является изменой и будет караться смертью! Укрывательство мятежников и недонесение об их планах и местонахождении также влекут за собой смертный приговор!

— Слушайте своего аррекса! — взял слово высокий глашатай стоявший по правую руку от императора. — по всему городу будут вывешены свитки с новыми законами, по которым вы теперь будете жить! Внимательно изучите их и донесите до тех, кто сам не способен читать! Ибо незнание законов не освобождает от ответственности…

Внезапно Угля обожгло острое чувство опасности, и он инстинктивно резко дернул головой вправо. Сделал он это вовремя. Мимо него буквально в считанных сантиметрах пронеслась тяжелая арбалетная стрела.

— Покушение! — рыкнул аррекс, ловя прямо в воздухе очередную стрелу. С крыши одного из домов спрыгнул темный силуэт.

— Вон он! Взять его! — прозвучала новая команда, и в сторону неудачливого убийцы полетели стрелы.

На площади моментально возникла давка. Стражи спешили как можно скорее добраться до преступника, но пробиться сквозь плотную улюлюкающую толпу было не так-то просто. К тому же многие сознательно затрудняли продвижение воинам, сочувствуя убийце и рискуя нарваться на смертельный удар боевым железом. Правда пока гвардейцы ограничивались лишь тем что щедро раздавали удары направо и налево щитами и древками копий. Они не были смертельными, но многих валили наземь прямо под ноги обезумевшему человеческому стаду, и такому несчастному уже редко удавалось подняться.

Однако мечи были не в пример более проворными нежели аррексийские солдаты. Не стесненные в отличие от последних тяжелым доспехом они резво бросились за убийцей. Тот проявлял просто чудеса ловкости и проворства, умело уворачиваясь от стрел и искусно маневрируя в тесных столичных подворотнях. Однако в гвардии Ши-Нага служили лишь лучшие из лучших. Воины востока быстро рассредоточились, постепенно беря беглеца в кольцо.

И в итоге одна из стрел таки нашла свою цель, вонзившись аккурат в лодыжку преследуемого. Тот затравленно обернулся, поднимая широкий черный клинок. Он уже не мог продолжать бег, но все еще оставался очень опасен, в чем сполна и убедились преследователи, опрометчиво вступив с ним в ближний бой. Они не хотели убивать его, и потому уже на первой минуте боя беглецу удалось зарубить троих. Несмотря на рану он сражался как разъяренный пардус, нанося резкие стремительные удары, вертясь волчком и не давая приблизиться к себе и зацепить хотя бы краешком клинка. Все закончилось, когда несколько гвардейцев метнули в него прочную сеть, специально предназначавшуюся для подобных случаев. Здесь уже у загадочного воителя не было ни единого шанса. Его проворно спеленали по рукам и ногам, навалившись всем скопом, а затем один из стражей с силой опустил на его голову тяжелое древко копья.

— Заговорщик доставлен, император. — Почтительно поклонился рослый узкоглазый воин с массивным копьем наперевес.

По знаку гвардейца в тронный зал приволокли худощавого смуглокожего воина судя по виду явно уроженца степи. Тот несмотря на полученную им жестокую трепку от гвардейцев был вполне в сознании и злобно зыркал на аррекса раскосыми темными глазами.

— Отпустите его. — Уголь в свою очередь не сводил с ассасина своих жутких багровых зрак.

Стражи нехотя выполнили приказ, и степняк тотчас же принялся разминать затекшие мышцы. Он все еще прихрамывал от полученной раны, но кровь уже успела свернуться, и нога почти его не беспокоила. В этом собственно не было ничего удивительного, благо лучшие воины востока и юга владели древними секретами медитации и внутренней работы с телом и духом и посему были гораздо более живучими и выносливыми нежели обычные люди.

— Где его оружие? — рыкнул аррекс.

— Здесь, владыка. — Один из гвардейцев протянул Углю необычный клинок убийцы.

— Дай ему.

— Но, великий…

— Делай, что я сказал. — Голос императора звучал абсолютно ровно.

— Ты искусный воин. — Обратился он уже к ассасину. — Будешь биться против меня в поединке. Если одолеешь, получишь свободу. Если я возьму верх, ты сдашь своего заказчика и станешь служить мне до конца жизни. Ты согласен?

Воин, не ответив, стремительно сорвался с места и совершил высокий прыжок, стремясь добраться клинком до шеи императора. Тот скупо уклонился и отмахнулся могучей дланью, отчего ассасина отбросило в сторону, и он покатился по мраморному полу. Впрочем, убийца тут же вскочил и не мешкая повторил попытку. С тем же результатом. Он был искусен и бесспорно силен для своей комплекции, но в нем не было тяжелой мистической мощи того же Ши-Нага, которая позволяла тому раскидывать могучих богатырей словно малых детей и валить наземь здоровенных быков, и посему для закованной в несокрушимые доспехи темной башни, коей по сути и являлся Уголь, он не представлял практически никакой опасности.

Тот от души развлекался, швыряя ассасина по всему залу как игрушку. Наконец ему это наскучило, и дождавшись очередной атаки противника, он играючи обезоружил его и прижал к полу, пресекая всякое сопротивление. Багровые глаза императора в упор уставились на убийцу, ломая его волю, и тот постепенно обмяк, признав поражение. Сейчас он казался лишь искусно сработанной диковинной куклой в руках разгневанного творца.

— Как твое имя? — рыкнул великан, выпуская соперника из своих лап.

— Кукри… господин. — Выдохнул тот, низко склонившись перед аррексом. — Молва не лгала, ты и вправду сильнейший воин этого мира. Для меня будет величайшей честью служить тебе.

— Кто поручил тебе убить меня?

— Этого человека зовут Менус Камп. Он влиятельный торговец здесь в столице. Вы убили его отца, и он жаждет мести.

— Что ж раз так, принесешь мне его голову… Твоя нога… — Уголь рассеянно, словно бы подчиняясь некоему странному наитию, извлек из ножен кинжал и уколол свой палец. Спекшаяся ороговевшая плоть поддавалась нехотя, но в итоге уступила могучей силе императора. Приблизившись к ассасину, он рывком взял его за подбородок и не обращая внимания на его расширившиеся от ужаса глаза, заставил разжать рот и влил в него пару капель собственной темной крови.

— Пей… — Почти пропел владыка половины мира. — Это поможет тебе стать сильнее…