Арт-Джаз

Глава 1

Не очень любил Коротков ездить поездами. Назойливые попутчики, запах еды, перемешанный с потом и водочным перегаром, вонь из туалета — все это вызывало в нем чувство брезгливости и отвращение. Но на самолет ему денег выделять никто не собирался — не велика птица, на поезде доедет. На самолетах в командировки только генералы летают, а простой смертный должен быть благодарен, что хоть поезд ему оплачивают.

На вокзал следователь приехал за час до отправления — еще одна старая привычка. Он не любил, когда кто-то опаздывал, и никогда не опаздывал сам. Народа было полно. Все толкались, пихались, переругивались. Глядя на озлобленные лица соотечественников, Коротков размышлял о том, что вся эта злоба, в сущности, есть следствие того скотского положения, в котором пребывает из века в век население России. Мысль эта скакнула в его голове и улетучилась. Правда, как выяснилось чуть позже, ненадолго.

Майор прошел вдоль палаток, установленных на подступах к выходу к путям. Из дома он с собой взял только вещи, но еду никакую не припас. Может, была бы жена — позаботилась бы. А так… Он подошел к ларьку, от которого исходил сомнительный аромат запеченной курицы и попросил, чтобы ему завернули целого цыпленка. Получив пакет и расплатившись, он зашел в небольшой магазинчик, где взял бутылку водки и пару пива. Настроения напиваться у него не было, но и ехать трезвым тоже не хотелось. Выйдя на перрон, он нашел свой поезд, который уже подошел и ожидал своих пассажиров. Проводница с непроницаемым лицом проверила его билет, вернула паспорт и пожелала приятного пути.

— Спасибо, — поблагодарил Коротков, и бутылки предательски звякнули в пакете.

Проводница кинула на него презрительный взгляд и тут же занялась следующим пассажиром.

Войдя в поезд, майор, лавируя в узком коридоре, добрался до своего купе и отодвинул дверь. В купе уже сидел человек. Это был здоровый мужик с красной рожей, по которой градом катился пот. Заметив Короткова, он приподнялся и протянул ему руку.

— Николай, — представился он.

— Сергей, — отрекомендовался Коротков. — Приятно познакомиться.

— Взаимно! — обрадовался мужик, который, похоже, искренне был рад, что в одном купе с ним оказался нормальный с виду гражданин, с которым можно будет опрокинуть грамм по двести.

— Ну, — зычным голосом произнес он. — Надеюсь с остальными попутчиками нам тоже подфартит! Я к жене еду, а ты куда?

Он выпучил красные глаза на Короткова, который как раз собирался убрать свою сумку под нижнюю полку.

— А я так, по работе… — неопределенно ответил он.

— По работе? — гаркнул мужик. — Бизнес что ли? Нет, постой, я угадаю, Серега!

— Ну, попробуй, — согласился милиционер.

Николай принялся изощряться в логике. Сначала он предположил, что Коротков действительно бизнесмен. Но подумав, отказался от этой идеи, так как по его мнению, выглядел попутчик не так, как «они выглядят», да и вообще «рожа честная». Второй версией стало возможное криминальное настоящее Короткова.

— Может, ты героин какой в жопе везешь? — заржал Коля, сотрясаясь всей своей тушей. — Нету там ничего у тебя?

— Нет, Николай… — Коротков усмехнулся. — Но ты уже близок к разгадке, я тебе скажу.

— Да!? — обрадовался Коля. — Сейчас, сейчас…погоди-ка… Все! Точно! Ты мент! А? Угадал?

— Угадал, — удивился майор. — Как догадался-то?

На душе у Короткова стало не очень приятно: что же у него на лице что ли написано, что он в органах служит? Вообще-то пару раз в его жизни были случаи, когда люди догадывались о его профессии, но там было именно что пальцем в небо. А Николай, похоже, вычислил его по каким-то одному ему известным признакам.

— Секрет фирмы! — заржал пуще прежнего Николай. — Но я вас за версту чую! Мне стоит с человеком в замкнутом пространстве побыть минут пять-десять, так я его насквозь видеть начинаю. Ладно. Шутка! Бамбарбия кергуду! У тебя ж из под куртки ствол на километр выпирает! Я сначала подумал, что показалось, а потом присмотрелся…нет, точно ствол. Ну, а тут, что — одно из двух: либо бандит, либо мент! Элементарно, Ватсон!

Коротков опустил глаза га куртку и понял, что левый бок у него, и правда, подозрительно раздут. Раньше как-то на это внимания он не обращал.

Они уселись на полки, друг напротив друга, и принялись ждать остальных пассажиров. Николай достал мобильный телефон и принялся тыкать в кнопочки своими здоровенными пальцами. Набрав номер, он состроил недовольную физиономию и уставился в окно. Довольно долго он вслушивался в гудки, а когда ему ответили, то заорал чуть не на весь вагон:

— Алё! Маша? Алё! Это я, Коля! Я выезжаю! Чего? Говорю, выезжаю я! Встречай завтра в девять. Чего? Утра, утра! Какого вечера? Я что, с Колымы что ли еду? Ну, все, давай! Чего? Давай говорю!

Засунув телефон в чехол из кожзама, который висел у него на поясе, Николай пристально посмотрел на Короткова и спросил:

— Серег, а ты-то женат?

— Обошлось, — отшутился Коротков.

— Это ты зря! Зря ты так, Серег! Жена — это, это…

Договорить он не успел. Дверь купе снова отъехала в сторону, и на пороге показался сутулый мужичок лет пятидесяти. Он застенчиво осмотрел присутствующих, поздоровался и робко ступил в купе.

— О! — выкрикнул Коля. — Отлично! Третьим будешь!?

Фраза про «третьим будешь» прозвучала с неопределенной интонацией — не то вопросительной, не то утвердительной. Мужичок зашоренно посмотрел на Колю, перевел взгляд на Короткова и смущенно промямлил:

— Нельзя мне. Язва…

Коля сразу погрустнел и опять начал разглядывать отъезжающих и провожающих, которые толпились на платформе. Робкий попутчик деликатно попросил Короткова встать, чтобы запихнуть свой чемодан под полку. Пока он устраивал свои вещи, у Коли созрел еще один вопрос:

— А ты куда едешь?

— Домой, — поднял голову недавно вошедший. — Я в Питере живу. Меня, кстати, Семеном зовут.

Коля с Коротковым представились и все трое обменялись рукопожатиями, после чего Семен известил их, что, оказывается, в Москву он приезжал навестить родственников мамы и один из них должен был ехать с ним Санкт-Петербург. Но он заболел, а билет сдавать было уже поздно. Таким образом, получалось, что четвертого им ждать было не надо. Этот факт Короткова порадовал — четвертым мог оказаться кто угодно, а эти двое были вполне терпимыми. Семен вообще не называл никаких нареканий, так как вел себя настолько тихо, что его присутствие вообще в купе не ощущалось. А с такими как Коля Коротков умел справляться. Поезд тронулся. Зашла проводница, предложила чай и сказала, чтобы все приготовили билеты. Как только процедура была закончена, Коля немедленно достал пузырь ржаной водки, огурцы, помидоры, картошку в мундире, соль, завернутую в туалетную бумагу, и пригласил всех к столу. Семен к этому времени уже забрался на верхнюю полку и взирал оттуда забито на все эти приготовления.

— Спускайся, Семен, — приказным тоном повелел ему Николай. — Не пьешь, так хоть посидишь с нами. У меня квас есть на запивку — его будешь пить.

Семен слез со своей верхней полки и пристроился рядом с Коротковым. Пьянка началась. Через час майор с Николаем были уже порядочно пьяны, хотя Коля пил на порядок, а то и все два, больше собутыльника. Проглотив очередную порцию водки, закусив помидоркой и утерев сочащийся по подбородку сок, Коля гипнотическим взглядом вперся в Семена и спросил:

— Еврей?

— Еврей, — скорбно согласился Семен. Глядя на него Коротков подумал, что Семен наверное весь этот час только и ждал, когда же до него начнут докапываться.

Николай тяжело ударил кулаком по столику, так что, посуда подпрыгнула, и потянулся к Семену, который инстинктивно схватил за руку Короткова.

— Коля, ну-ка, назад, — оттолкнул его Коротков.

— Да вы чего, братцы? — изумился Николай. — Я же руку хотел человеку пожать. Я евреев-то люблю! Он чего, подумал, что я бить его буду что ли? Да сдался он мне! Ты, Семен за кого в арабо-израильском конфликте, кстати? А?

— За наших, — заикаясь ответил Семен.

— Во! Молодец мужик! И я за наших! Ну к черту этих арабов! Ты прикинь, Серег, и ты Сёма тоже, если этим уродам в руки бомба атомная попадет? А? Да я бы этот Иран сам лично разбомбил!

На Иран Николай переключился исключительно по наитию, так не слова больше не сказав ни про Израиль, ни про Палестину. Вся его дальнейшая витиеватая речь сводилась к тому, что рано или поздно кто-нибудь в кого-нибудь все же шарахнет, но лучше, чтобы это были мы, а не в нас.

— Понимаешь, Семен, тут палка о двух концах, — проявлял просто удивительные для своего уровня развития политологические способности Николай. — Вот мы все за Израиль тут. Ты, кстати, Серега, за Израиль? Правильно! А вот США тоже за Израиль! Вот чего плохо-то… Мы ж с ними ракеты сокращаем, сокращаем, а они чего? Хрен два они чего сокращают. В итоге мы без штанов останемся, а они нас закидают ими как тухлыми яйцами. И Израиль вместе с ними. Понимаешь, Семен? Так теперь ты мне скажи, чего хорошего в твоем Израиле?

Семен совсем запутался в Колиных выкладках. Пришлось за него вступаться Короткову.

— Что-то я, Коль, тебя не совсем понял. То ты за Израиль, то против…

— Правильно! Я против, но я же и за! Понимаешь? Ведь если их не будет, то арабы со всякими там хрен знает кем загребут все — и тогда по нам шибанут. За все сразу отомстят. За Чечню. У меня сосед там был…

Его понесло. Следующие пятнадцать минут он в красках рассказывал про своего соседа, который воевал в Чечне, вернувшись оттуда без ноги и с одним глазом.

— Так выходит, Коль, что для нас — то никакой разницы и нет, — резюмировал Коротков, когда история про соседа прервалась, ибо Николай потянулся за водкой, потеряв нить повествования.

— Это как же нет? — Рука Коли зависла с бутылкой в руке. — Почему ж нет?

— Ну так в любом случае по нам долбанут. А какая разница кто?

— Эээ, нет, Серега, не черта ты не понимаешь! — Коля снова начал заводиться. — Если мусульмане решат кашу заварить, то хрен ты с ними договоришься. Ни о чем ты с ними не договоришься. Они и предупреждать не будут. Пойдешь утром на работу в свою ментовку, голову поднимешь, а в тебя уже ракеты косяком идут. Вот так и будет. А с этими еще остается шанс. Понимаешь? Семен, скажи ты ему!

Семен послушно закивал головой.

— Хотя, — вдруг неожиданно грустно и тоскливо сказал Николай, — я во все это не верю. Успокаиваю себя. Разницы и правда никакой — итог все равно один будет. Но ты, Семен не бойся, ты хоть и еврей, я тебя бить не буду… Полезай на свою полку. Спать будем ложиться.

Они убрали со стола, свалив все отходы в полиэтиленовый мешок и отправив с ним Семена в район туалета. А потом расстелились и легли.

Коротков еще долго не мог заснуть, случая оглушительный храп Николая. А когда заснул, ему приснились косяки ракет с ядерными боеголовками, которые словно птицы летели в московском небе…

Глава 2

Арт сидел на берегу озера Сенеж, кутаясь в ватник, и читал. Над ним был навес, сооруженный кем-то из ребят, чтобы хоть иногда можно было расслабиться и просто посидеть, глядя на воду. И пусть вокруг серая унылая хмарь, пусть мир стал таким, каким он стал, но жизнь, в любом случае, продолжается. А, значит, надо жить!

На деревянном столе перед Артом лежала обожженная тетрадь, которую ему перед выходом из бункера дал Солдат. Солдат был заместителем Командующего — главного в Лесу и лидера Сопротивления. Солдата звали Дмитрием Солдатовым, а Командующего — Владимиром. Фамилию его никто не называл, как понял Арт, из соображений безопасности. Его он видел всего один раз, сразу после того, как они добрались до Леса. Владимир был невысоким крепким мужчиной. Светлые волосы на его голове были коротко острижено, а чуть резкие черты лица придавали всему его образу мужественный вид, вызывая уважение.

Солдат был другим. Арт сразу заметил, что с ним ему будет проще. Да и, как выяснилось, общаться ему пришлось именно с Дмитрием. Внешность у Солдата, несмотря на прозвище, была более мягкая и располагающая. Как и голос.

Манеры у Димы (он сам велел Арту так его называть) были под стать внешности. Никаких резких движений, плавность даже какая-то. Но, в то же время, чувствовалась в нем выправка и закалка. Да ведь и не зря Командующий сделал его своим замом.

Так размышлял Арт, сидя возле озера и вглядываясь в серую пустоту. Вода была неспокойна — рябь то и дело набегала с разных сторон, заставляя небольшие волны набегать друг на друга. Эту особенность ветра Арт уже понял. Видимо, что-то случилось в атмосферных слоях, отчего образование ветреных потоков стало хаотичным и беспорядочным. Ветер дул сразу со всех сторон, а иногда прекращался вовсе. Арт вспомнил, что однажды еще в институте ему на глаза попалась какая-то статья, посвященная проблеме «ядерной зимы». В статье говорилось, что в случае глобального катаклизма огромные массы пепла поднимутся в атмосферу, что и породит нарушение всех природных процессов, в том числе и связанных с направлениями ветра.

Арт посмотрел на тетрадь. Солдат сказал, что тетрадь многое объяснит. Что ее читали все вновь прибывшие. Внешне она выглядела так, словно кто-то в последний момент спас ее от огня. Концы были обожжены, а бумага из белой превратилась в серую. Арт открыл первую страницу, на которой ровным подчерком было написано:

ДНЕВНИК ИВАНА КРАЕВА

Он перевернул страницу и начал читать. Первая запись в тетради датировалась шестым марта тысяча девятьсот восемьдесят четвертого года.

«6 марта 1984 года

Это первая запись в моем дневнике. И она будет не самой веселой. Но, надеюсь, перечитав ее лет этак через десять, я просто улыбнусь, вспоминая свои беспочвенные страхи и воспоминания. Итак, начну.

Международная обстановка все больше обостряется. Вчера в программе „Время“ почти полчаса рассказывала про новые инициативы со стороны Соединенных Штатов Америки. Мы обсуждали это сегодня на заседании партийной ячейки, но к единому выводу так и не пришли. Очень все странно. Что еще за „Стратегическая оборонная инициатива“? И почему о ней заговорили только теперь? В программе „Время“ сообщили же, что ее разработка началась еще в восемьдесят третьем…

Разговаривали вчера с Костей по телефону по этому поводу. Он тоже мало что понимает, но, по крайней мере, у него в институте побольше сведений, чем у нас на заводе. Костя говорит, что дело идет к большой войне, что Черненко совсем плох, а там (он сказал „там“, но я — то понял, что разговор идет о США) боятся, что к власти придут люди из Комитета, которые ударят первыми. Вот такие разговоры, значит, ходят среди интеллигенции…

У нас же на заводе пока все спокойно. Если не считать повального пьянства среди рабочих, то проблем, практически нет. Но не спокойно на душе. В чем проблема?

7 марта 1984 года

Все тоже самое. Одни и те же новости, в которых повторяют, словно стихи, избитые истины. Советский Союз за мир, за солидарность, за… Да, мы знаем все это — зачем напоминать по сто раз на дню? Они что, держат нас за тупых баранов?

Сейчас около одиннадцати. Маша уложила Павлика, а сама теперь в ванной. Я на кухне. Курю и делаю эту запись. Маша не знает, что сегодня я пришел с работы раньше обычного. Ко мне приезжал Костя. Он знает, как настроить западное радио. Я сначала сомневался, но потом пришел к выводу, что другого выхода просто нет: иначе можно будет сдохнуть от этой неизвестности. Костя пришел в шестнадцать ноль-ноль. Мы включили мой прибалтийский „многоканальник“, и Костя долго крутил ручки, пристраивая принесенную с собой специальную антенну. У нас получилось.

Я английский не знаю, но Костя владеет свободно. Он переводил. Если не долго, то говорили примерно следующее: генеральный секретарь компартии СССР при смерти, а к власти в стране рвутся высокопоставленные сотрудники Комитета государственной безопасности. Если произойдет худшее и ситуация выйдет из-под контроля, США нанесут превентивный удар по территории Советского Союза.

Я сначала Косте не поверил. Не хотел верить. Но потом, конечно, принял эту информацию… Маше пока ничего не говорю. Она и так еще не совсем отошла после недавней ангины — ей нервничать еще нельзя. Да и, скорее всего, все обойдется. А радио американское тоже может своим мозги мыть.

Пока все. Завтра восьмое марта. Договорились с Костей на девятое.

9 марта 1984 года

Вчера приезжали родители. Посидели очень хорошо. Отец где-то достал болгарское вино и венгерский вермут! Всех удивил. Маша наделала салатов. Обсуждали, конечно, и текущую ситуацию. Отец считает, что причин для паники нет. Ну, он человек военный — ему хочется верить. Но вот только даже ему не верю сейчас. Он говорит, что ситуация под контролем. Что кто-то из них ездил по делам в Генеральный штаб и там все уверены, что американская система — чистой воды страшилка. А на самом деле ничего нет. Мать с Машей вообще в разговор не вникали — все нянчились с Павликом. Смотрю на них и понимаю, что они живут в каком-то своем мире. И им там хорошо и комфортно. В их мире нет места для ядерных боеголовок, атомных бомб, межконтинентальных ракет и космических систем ПРО.

Что же это за мир такой волшебный? Почему меня там нет?

Костя пришел сегодня снова около четырех. Мы настроили нужную волну и слушали. Сегодня говорили куда больше и страшнее… Черненко умер. От советских граждан этот факт скрывают и огласят лишь тогда, когда одна из сторон одержит верх. Скорее всего, к власти в СССР придет председатель КГБ СССР Рунов. Если это случится, Соединенные Штаты Америки не будут дожидаться развития ситуации и первыми нанесут удар по „Империи зла“ во имя демократии и свободного мира.

Долго еще сидели с Костей (даже после возвращения Маши, которая привела Павлика из детского сада) и разговаривали. Он считает, что надо уезжать. Сам он при любом раскладе останется здесь — у него мать больная и больше никого нет. А у нас Машина родня в Иркутске. Туда нам Костя и советует лететь. Причем срочно.

Маша услышала нашу беседу. Сначала ругалась, говорила, что мы сошли с ума, что я безответственный, если не думая о ней и Павлике, настраиваю дома американские радиостанции. Но потом успокоилась, притихла и включилась в разговор. Ни к какому решению не пришли. Будем действовать по обстановке.

10 марта 1984 года

Только что по телевизору объявили, что скончался Черненко. Значит, американцы не врали — он действительно был при смерти. А раз не врали про это, то не врали и про все остальное.

(Час спустя)

Долго спорили, но я все же уговорил Машу срочно вылететь в Иркутск. Ближайшим рейсом. Сейчас собираюсь и выезжаю в аэропорт за билетами. Допишу, когда вернусь

Ночь 10/11 марта 02:46:34

Это безумие. Это самое настоящее безумие. В связи с трауром все дороги перекрыты. Из города выехал чудом, заплатив гаишникам. В аэропорту настоящее вавилонское столпотворение. Никогда не видел столько людей — и все хотят вылететь из Москвы, и все непременно сегодня. Пока стоял в километровой очереди столько всего наслушался! Но итог один: все чувствуют, что скоро что-то будет. Прямо, само собой, никто ничего не говорит — вокруг сотрудники в штатском. Уезжают же люди под самыми разными предлогами, но большая часть как и мы: навестить родственников.

Ложусь спать. Наш рейс завтра в 17:30.

11 марта 1984 года

Маша покует вещи. Все время переживает за моих родителей. Но я им пока ничего не сказал — да они бы никуда и не полетели. Отец звонил с утра, сказал, что все нормально, правда есть опасность, что американцы попробуют дестабилизировать ситуацию в стране. Но, скорее всего, как обычно, чужими руками. Его версия — наступление в Афганистане. Да, оно было бы совсем ни к стати. Но не думаю, что это самый реалистичный сценарий.

Телевизор молчит. Павлик смотрит „В мире животных“ и смеется над обезьянами. Но где новости? Где информация? Или советский народ не обязательно должен знать, кто им сейчас правит? Верчу ручку переключения каналов каждые пять минут, но все бессмысленно. Да и чего крутить? Если что и скажут, то только по первой программе.

Мы почти не разговариваем. Все молча. Родне решили не звонить. Каков бы ни был расклад — они всегда будут рады. Своим позвоню из аэропорта. Все, на часах тринадцать ноль-ноль. Пора выходить из дома — с этим режимом на дорогах ни в чем нельзя быть уверенным.

Следующую запись планирую сделать на борту самолета».

Арт закрыл тетрадь. Ему казалось, что он читает какой-то фантастический роман, а не реальный дневник реального (видимо, уже мертвого) человека. Он посмотрел на озеро и уже собирался продолжить чтение, но густой мужской голос оповестил, что через три минуты ужин. Что же, военные законы есть военные законы. Все по команде.

Глава 3

— Ну, рассказывайте, ребята, как вам все же удалось оттуда выбраться. — Приятный мужчина с окладистой бородой и озорными голубыми глазами, которого все здесь назвали дядя Саша, с интересом смотрел на Катьку с Артом, которые сидели напротив него за длинным обеденным столом, установленном в специальном помещении в бункере.

— Да вот выбрались, дядя Саш. Чудом выбрались. Если бы не Артем… Да и Спас здорово помог. Думаю, Артем лучше меня все расскажет. Давай, Артем.

…Переодевшись в униформу «ядерщиков» они бросили бронетранспортер и углубились во дворы. Разбитые детские площадки с покореженными проржавленными качелями и лесенками встречали из пугающей тишиной. Людей здесь не было точно. Но вот насчет мутантов и уродов Катька была неуверенна. Зато она с полной уверенность заявила, что «ядерщиков» здесь, скорее всего, точно нет.

— Они стараются без лишней надобности в такие места не соваться. Опасно. Да и поживиться нечем.

Пройдя сквозь череду многоэтажек, они вышли к старым домам, построенным еще годах в шестидесятых двадцатого века. В основном это были хрущевки, почерневшие от копоти и гари. Некоторые из них лежали в руинах, сложенные, словно картонные домики.

— Отсюда километра чуть меньше километра до границы, — сказала Катя, сверившись в картой. — Но сейчас нам придется немного отклониться от маршрута.

— Ты, может, скажешь уже, куда мы идем? — спросил Арт, а Спас его активно поддержал. — Или я все еще не заслужил полного доверия твоего величества?

— Ну что ты глупости говоришь, Артем, — махнула на него рукой Катька и снова уткнулась в карту. — Сейчас сориентируюсь и все расскажу. Оказалось, что сейчас им надо добраться до Очаково, то есть взять резко на северо-запад. Там, по информации, которую Катька почерпнула из косвенных намеков Арсения, жила некая женщина, которая могла помочь.

— Что значит помочь? — не понял Арт.

— Не знаю, — честно призналась Катя. — Арсений просто говорил, что если будут проблемы, очень большие проблемы, то надо постараться добраться до нее. Это все, что я знаю. Может оказаться, что нет и вовсе никакой женщины. Может, Арсений просто поддерживал меня так в трудные минуты. Не знаю. Но сейчас нам придется поверить, что она все-таки существует. Другого выхода у нас нет. К тому же, оттуда будет быстрее добраться до Леса. Опаснее, но быстрее.

И они двинулись в выбранном направлении. Тишина вокруг угнетала. Только ветер завывал, да пулеметные очереди раздавались где-то вдалеке. Катька объяснила, что это, скорее всего, идут облавы.

До Очаково добрались без приключений. Арт даже не ожидал такой легкой прогулки. Внутри он был напряжен и готов вступить в бой в любую минуту — автоматное дуло блуждало из стороны в сторону, а палец не сходил с курка. Остальные были в таком же состоянии готовности. Да и в психологическом тоже.

Они вышли к железной дороге, по которой уже много лет не ходили никакие поезда.

— Вот теперь всем быть начеку, — предупредила Катька. — Выгонов здесь до черта. Это плохо.

— Думаешь, в них кто-то может быть? — насторожился Арт.

— Точно есть. Отличное укрытие, а для многих и просто жилище. «Ядерщики» периодически зачищают их, но люди все равно возвращаются, так как другого жилища просто нет.

Арт задумался, а потом спросил:

— Слушай Кать, ты же там у нас жила, да?

— Да.

— Книжки там всякие читала?..

— Читала, — подтвердила девушка.

— Я вот чего спросить-то хотел. Ты Маковского «Метро — 2099» читала?

— Читала. Ты про метро что ли? Хочешь узнать, что с ним? Арт, книжки — книжками, а жизнь — это жизнь. Метро сейчас используется «ядерщиками» У них там и правда целый подземный город — тут Маковский был прав. Но как рассказывал Арсений, именно в метро во время Удара людям было хуже всего. Когда объявили, что США (ага, все-таки США!) активизировали свои пусковые ракеты, и была объявлена общая тревога, первым делом народ ломонулся именно в метро. Арсений говорил, что там везде был один сплошной час-пик — люди стояли, прижавшись друг у другу, не могли рукой пошевелись. Все ждали. А когда наверху все случилось, то оказалось, что те, кто остался там — настоящие счастливчики. Они погибли практически мгновенно. А те, кто был под землей так и умерли стоя. Понимаешь? Вентиляционные шахты никто не отменял. А выходы можешь заваливать сколько угодно.

Внезапно послышался шум. Он нарастал, но источник его определить пока было невозможно. Все трое принялись вертеть головами. Первым все понял Спас.

— Там, — указал он в сторону путей.

Арт с Катькой обернулись и увидели приближающуюся к ним дрезину, к которой, как показало Арту, был прикреплен двигатель чуть ли не от запорожца, а может просто от мотоцикла — так он шумел.

Они бросились в укрытие. Спрятавшись за одним из вагонов, они стали наблюдать. Дрезина затормозила недалеко от них. На ней стояло два человека. Теперь Арт был точно уверен, что это именно люди — кое в чем он уже научился разбираться. Уроды бы так спокойно на дрезине не катались… Люди озирались вокруг, о чем-то перешептывались. А потом сошли на землю и направились к одному из вагонов, который внешне выглядел, пожалуй, похуже всех остальных. Войдя в него, они закрыли дверь и больше ничего не происходило.

— Надо с ними поговорить, — тихо сказала Катька. — Если они тут так свободно разъезжают, значит не просто так.

— Ну, пойдем, поговорим, — согласился Арт.

— Ты с ними как собираешься говорить в таком виде? — Усмехнулась Катька.

Арт и забыл совсем, что они одеты в униформу «ядерщиков». Да, если в ней сунуться в вагон, то можно и пулю получить. Не факт, конечно, что у этих в вагонах есть оружие, ну а если все-таки есть? Здесь стоило подумать.

Отбросив несколько не самых реалистичных вариантов, они остановились на одном, который, с их точки зрения, выглядел наиболее приемлемым. Было решено идти в том, в чем есть, но не изображать из себя бедных овечек, а показаться на глаза людям в вагоне именно в роли «ядерщиков». Катька должна была оставаться на месте и прикрывать мужчин. Арт со Спасом выдвинулись к вагону.

Подойдя к двери, они в последний раз переглянулись, и Арт как можно громче крикнул:

— Открыть двери! Проверка! Повторяю: открыть двери!

Спас бросился вдоль вагона, свеча фонарем в окна, и со всей силы молотил железным прутом, найденным по пути, о стены.

Внутри послышалось какое-то движение. Топот ног, голоса: мужской и женский. И дверь открылась. На пороге стоял мужчина с испуганными глазами. Арт направил на него автомат и приказал спускаться на землю.

— Сколько человек в вагоне? — железным голосом спросил он.

— Четверо. Я, моя жена и дети. Мы здесь давно уже, вы же сами нам разрешили. Мы же работаем, как и договаривались. Я совсем недавно общался с господином полковником Моховым, он подтвердил все наши договоренности! Я не совсем понимаю…

Арт тоже не совсем понимал. Что за работа? Какие договоренности?

— Все должны выйти из вагона, — приказал он. — Выводите семью.

Мужчина позвал жену, которая тут же оказалась рядом с ним, держа за руки перепуганных детишек лет трех. На лицах у них были грязные марлевые повязки, которые, впрочем, вряд ли могли бы хоть от чего-нибудь защитить.

— Проверь вагон, — бросил Арт Спасу.

Спас схватился за поручни и, подтянувшись, оказался в тамбуре. Он довольно долго не возвращался, чем-то гремел.

— Что ты там возишься? Что там? — Арт начинал нервничать. Обитатели вагона могли его и обмануть — все могло оказаться ловушкой. Но Спас снова появился в тамбуре живым и здоровым. — Неплохо они тут устроили по нынешним временам! — В руках у него был какой-то приемник весьма приличного вида и пакет.

— Что в пакете? — спросил Арт.

— Еда. — Спас заглянул в пакет. — Тут такие деликатесы, которые себе и «ядерщики» рядовые на техстанции, когда я там работал, позволить не могли. Консервы! Это ж надо…

Арт повернулся к мужчине и на сей раз приставил ствол автомата к его лбу.

— Кто такие? Откуда это все? — он кивнул на Спаса.

— Так от вас же, — залепетал мужчина. — Вы же сами нам даете. За работу. Я говорю: я только недавно был у господина полковника. Вы просто не проинформированы.

В этот момент из-за соседнего вагона вышла Катька. Вид у нее был грозный. Она подошла к семье и сняла шлем. Арт заметил удивление на лицах обитателей вагона, из чего сделал вывод, что женщины, видимо, в армии «ядерщиков» не служат.

— Все быстро обратно в вагон. Я сказала быстро!

Последнюю фразу она крикнула таким страшным голосом, что даже Арту стало не по себе, а Спас так и вообще вздрогнул. Все засуетились. Мужчина подсадил детей, помог забраться жене, а потом залез сам. На верху их встречал Спас. Арт с Катькой замыкали.

Они прошли по узкому коридору и оказались в просторно помещении. Стены между купе здесь были убраны, и получалась достаточно большая, хоть и не широкая комната. Арт оценил обстановку. Все было вполне прилично — даже какое-то подобие обоев на стенах. По стенам стояло два дивана весьма потрепанного вида. Так же был стол, несколько стульев. В углу Арт заметил несколько прозрачных баков с водой. Пить хотелось ужасно. Да и есть тоже. Но он урезонил себя и взял под контроль свои желания. Не время.

Семья в полном составе села на один из диванов, а Катька устроилась на стуле, который поставила прямо напротив них. В руках у нее был автомат, который она медленно переводила с одного члена семьи на другого, включая детей.

— Я вас внимательно слушаю, — обратилась она к ним. — Рассказывайте.

— Чего рассказывать-то? — мужчина смотрел на нее непонимающими глазами. Дети жались к матери.

— Что за работу вы делаете для «ядерщиков», — рявкнула она в ответ.

Не моргнув глазом, мужчина начал рассказывать. Он, похоже, все еще не понимал, кто перед ним и был уверен, что разговаривает с настоящими военными. Оттого был искренним.

— Обычную работу, госпожа… Простите, не знаю вашего звания. Обычную работу самую. Смотрим здесь, присматриваем. Потом докладываем коменданту западной зоны, господину полковнику Мохову, что да как…

— Что «что да как»? — Потребовала уточнить Катя.

— Ну, как?… Кто ходит, кто что делает… Ну, вы же понимаете — в городе то и дело появляются люди из Сопротивления. Многие стараются им помочь, кров предоставляют. Вот мы и смотрим, чтобы с этим все в порядке было. А если что замечаем, то сразу докладываем господину полковнику.

— А за это жрачка и относительно свободное передвижение на этой колымаге?

— Да, — чистосердечно признался мужчина. — Вот я на той неделе господину полковнику очень интересную информацию дал. Очень интересную. Потом на Юго-западной сразу четырех сопротивленцев взяли. А это я помог! Госпожа… я всеми силами помогаю. Все делаю для нашей Новой России!

Арт заметил, что Катька с трудом сдерживается, чтобы не нажать на курок. Оно было и понятно.

— Документы есть? Разрешение на повозку эту вашу?

— Есть…

— До Очаково имеете право ездить?

— Конечно, и даже чуть дальше, можем даже…

Катька не дала ему договорить, со всей силы ударив ногой по лицу.

Глава 4

— Раздевайтесь!

Мужчина, вытирая кровь, забито смотрел на Катьку, которая стояла над ним, поигрывая автоматом. В глазах его застыло непонимание.

— Что?

— Шмотки свои снимай, тварь! — Крикнула Катя, а потом обратилась уже к его жене: — И ты тоже!

Супруги принялись стягивать с себя вещи. Оказавшись лишь в нижнем белье, которое, на взгляд Арта, тоже было весьма себе ничего по здешним меркам — по крайней мере, не тряпки какие-то. Он тут же поймал себя на мысли, что ему действительно интересно, а какое нежнее белье сейчас на Кате… Вообще за эти полдня он привык к ее новому облику (эта проблема — изменение внешности — его волновала не меньше всех остальных, но Катя на корню обрубила все попытки начать разговор на эту тему, сказав, как обычно, что в Лесу все объяснят). Теперь она казалась ему не менее красивой, чем там, в той Москве. Конечно, он предпочел бы видеть ее в женственном платье, на каблуках, с идеальным макияжем, а не в ватнике или черной мужской униформе. Но дела это не меняла — Катька ему нравилась все больше и больше, а мысли о ее нижнем белье вообще вскружили ему голову. Но Арт не дал волю своим фантазиям, запретив себе даже мечтать на эту тему. Да и какие мечты, если у нее несколько часов назад погиб муж? Но, с другой стороны, теперь-то она свободна!

— Переодевайся, Артем, — обратилась она к нему. — И отвернись, я стесняюсь.

Арт послушно отвернулся и стал стягивать удобный черный костюм. Через пару минут он уже был одет в одежду осведомителя, а Катька разрешила его повернуться обратно. Она тоже была готова.

— Сумка есть какая-нибудь? — зло спросила она у супругов. — А еще лучше рюкзак. И побыстрее!

Хозяин вагона, похоже, все окончательно понял. Трясущимися руками он принялся разбирать какие-то вещи, сваленные в большой коробке, стоящей в углу. Катька внимательно наблюдала за каждым его движением, чтобы он не наделал глупостей. Арт контролировал жену. Спас присматривал за детьми.

— Вот, нашел, — протянул мужчина рюкзак, который был точно как советские рюкзаки, с которыми еще родители Арта ходили в походы, когда тот был совсем маленьким. — Я прошу, вы только не убивайте нас… Мы же не со зла, не специально. Ну, жизнь такая. Ну, куда деваться? Иначе ведь все отнимут, все отберут!

— А чего ты к ним служить-то по— настоящему не идешь? Трусишь? — Съехидничала Катя. — Проще у жены под жопой отсиживаться и людей на смерть отправлять? Так получается?

Мужчина был полностью деморализован. Катькин тон точнее всяких прямых слов и угроз говорил о том, что над этой семьей нависло черное крыло смерти.

— Да я… — еле стоя от страха на ногах начал объяснять муж. — Я к ним не хотел…То есть не взяли… То есть… Не убивайте нас, пожалуйста! Мы никому не скажем. Я вам обещаю! Я клянусь! Детьми клянусь!

— Детьми? — окрысилась Катька. — Детьми, мразь, клянешься? Да ты же и своих детей не пожалеешь, лишь бы самому удобно было.

Она смачно плюнула ему в лицо. Мужчина утерся и по щекам его потекли слезы. Арту стало его жалко. Что же поделать? Не всем же рождаться героями. Кто-то должен быть и предателем.

— Ладно, Кать, хватит. Достаточно, — попытался он успокоить подругу. — Черт с ним.

Но Катька и сама уже поняла, что слишком поддалась эмоциям. Она приказала хозяину дома пересесть на диван, а потом, пошарив по шкафам, нашла веревку, и принялась привязывать мужчину к его жене. А потом, уже обоих сразу — к дивану. Тоже самое она распорядилась сделать с детьми. Спас взял веревку и связал их.

— После победы с вами разберемся, — бросила Катька на прощание, и все трое покинули вагон.

Оказавшись на улице они поняли, что дело сделано лишь на половину. Да, теперь Арт с Катькой, воспользовавшись документами предателей и их же средством передвижения смогут добраться до Очаково, но как быть со спасом? Решение пришло само собой. Изобретать велосипед не пришлось — решили действовать по прежней схеме. Спасу дали нормальный шлем, который теперь не был нужен Арту, и выглядеть он стал куда более пристойно — до полноценного «ядерщика», конечно, не дотягивал, но все же.

Они двинулись по железнодорожным путям. Дрезина ехала медленно и шумела как реактивный самолет. Но для конспирации это было самое оно. Со стороны все выглядело так, словно чета предателей объезжает вверенный им участок, а рядом с ними в качестве сопровождающего идет военный. Или просто идет рядом. По-крайней мере у обычных обитателей придорожной территории эта картина не должна была вызывать сомнений — Катька была уверена, что вся округа знала о деятельности этой семейки, а потому их мирное движение вместе с «ядерщиком» должно было быть воспринято всеми как само собой разумеющееся. Соседство с военным должно было обезопасить и от всяких тварей, вроде уродов, которые могли попасться на пути.

— Кать, а какова сейчас численность-то населения в Москве? — спросил Арт, который не продолжал удивляться столь малому количеству людей и прочих существ вокруг.

— Когда все случилось, в восемьдесят четвертом в Москве жило около восьми миллионов. Спаслись лишь те, кто сумел уехать. Сделали это не многие. Если учитывать тех, кто в то время был в отъезде и приплюсовать тех, кто сумел вовремя покинуть город, то, я думаю, от населения Москвы осталось не больше десяти-пятнадцати тысяч человек. Многие из них, да большая часть, погибли позже. Так что по примерным подсчетам, из живущих здесь коренных москвичей осталось, может, тысяч пять. Из других частей страны люди подходили — еще тысяч десять. Так что на весь город максимум 15 тысяч жителей. Плюс «ядерщики».

Арт был ошеломлен. Пять тысяч от восьми миллионов?…

— А что в других частях страны — то творится? Известно хоть что-нибудь?

— Известно. Где-то тоже самое. Например на Урале. Там местные военные все взяли в свои руки. Но, говорят, что режим намного мягче, и уживаются все вполне. Дальний восток отсечен полностью. Там многие ушли в Китай, а оттуда кто куда. Есть, правда, еще информация о некой Освободительной армии, которая, якобы действует в Зауралье, в районе Байкала, но это, скорее, из области мифов.

— Понятно, — Арт переваривал полученную информацию. — А что с остальным миром?

— Хаос. Северной Америки нет. Туда был весь арсенал отправлен. Так что, видимо, у них вообще мало что осталось. Все рванулись на южную часть материка. Но там сейчас вообще ужас — радиация, эпидемии, перенаселение. Кошмар, короче.

— А откуда это все известно?

— От моряков. Корабли-то многие во время удара были в плавании. Потом кто куда направился. Некоторые вернулись в Россию спустя несколько лет. Вот они и рассказывали. А с Россией все сложно — ведь ни одного самолета даже не осталось. Вернее они есть, стоят, ржавеют, разваливаются. А пилотов где взять? Техников? Механиков? Штурманов? Есть, конечно, единичные специалисты, но так сколько уже сами-то самолеты на приколе стоят, те, что уцелели. Опять же, по рассказам, была попытка вылета где-то в районе Кавказа — набился полный самолет. Как взлетели, та и упали. Да и если ты хоть до Москвы долетишь, то садиться где? Как? Аэропорты разбиты, диспетчеров нет. Одним словом, грустно это все…

Какое — то время двигались молча. Наконец, впереди показались первые дома, а потом и станция «Очаково». Все те же пустые вагоны — некоторые на рельсах, а некоторые просто лежащие на земле — искореженные и почерневшие. Никого из живых вокруг не наблюдалось.

— Слава богу, добрались, — тихо сказала Катька. — Теперь уже не долго. Сейчас надо будет идти налево, в старые районы. И искать ее землянку.

— Землянку? — хором переспросили Арт со Спасом.

Катька с улыбкой посмотрела на них и полезла за картой. Сверив координаты, она окончательно определилась с направлением. И они пошли дальше, бросив дрезину на произвол судьбы.

Беда случилась неожиданно. Никто из них не заметил, как обожженные, покрытые коростой твари подкрались, практически окружив их. Это были уроды. Но что еще хуже, среди них встречались и мутанты. Арт смотрел и не мог поверить — прямо на него двигалось нечто с руками, заканчивающимися клешнями и длинной до локтя. Прыгающая походка придавала комизма существу, но один единственный глаз, располагающийся на щеке и являющий собой один большой зрачок, не оставлял места для каких-либо шуток. Существо скалилось, издавая не то рык, не то какое-то странное урчание.

В следующую секунду Арт услышал выстрелы. Очередь. Еще одна. Еще. Тварь упала в метре от него. Катькин крик вывел его из оцепенения:

— Артем, сзади!

Арт обернулся и инстинктивно нажал на курок. Автомат стал плеваться огнем, укладывая монстров и полулюдей. Они орали, рычали и извивались. Но подыхали медленно, цепляясь за свою уродливую жизнь из последних сил.

— Бежим! — Катька бросилась в ближайший подъезд.

Арт побежал за ней, периодически поворачиваясь и паля напропалую. Замешкался лишь Спас. Твари зажали его у стены дома напротив, и он стрелял и стрелял. Арт с Катькой поддержали его огнем с другой стороны, всаживая пули в спины существ, но все было тщетно — через несколько минут магазины опустели. Но Спас еще стрелял, правда теперь все больше одиночными выстрелами.

Перестав слышать пальбу и наблюдать движение со стороны подъезда, твари, словно животные, потеряли всякий интерес с Арту с Катей, полностью переключившись на Спаса. Молодые люди ни чем не могли ему помочь — выйти из подъезда означало погибнуть.

— Подходите, подходите, сволочи! — кричал Спас. И в крике его не было страха или отчаяния. Одна ярость. Злость. Ненависть.

Когда полукруг из чудовищ практически замкнулся, прижав Спаса к стене, Арт с Катькой услышали его последний крик:

— Передайте отцу, что я всегда хотел быть похожим на него!

Сказав это, Спас бросил себе под ноги сразу три гранаты, которые через несколько секунд взорвались, разметав ошметки тел порожденных радиацией животных. Спаса больше не было.

Арт стоял не в силах сказать ни одного слова. Он в книжках только в детстве только читал про пионеров-героев, которые ценой собственной жизни спасали других, не давая общему делу погибнуть. Теперь он увидел такого героя своими глазами. Он посмотрел на Катю и увидел слезы, которые катились по ее щекам. Лицо ее было искажено болью.

Но медлить было нельзя. Каждая минута могла стать последней. Каждая минута была решающей. И они вышли из подъезда, стараясь не смотреть на полуразрушенное стену, по которой были размазаны остатки Спаса.

Огнестрельного оружия у них больше не было — только несколько гранат. Арт подумал, что в крайнем случае сделает тоже самое, что сделал Спас.

— Я тоже, — глядя в серую хмарь прошептала Катя.

Глава 5

Коротков остановился в небольшой гостинице в районе Московского проспекта. До этого он никогда не был в этой части Питера и с удовольствием для себя отметил, что здесь и, правда, все очень похоже на столицу: широкий проспект, «сталинские» дома, да и вообще атмосфера.

Кинув вещи и приняв душ, следователь переоделся и первым делом решил навестить своего питерского коллегу Гену. Ему он позвонил еще накануне выезда из Москвы, и тот с радостью воспринял новость о приезде московского знакомого, решив, что рыбалке все-таки быть. Узнав, что Коротков приезжает по делам, он немного расстроился, но все равно сообщил, что будет в полном распоряжении Сергея Ивановича и окажет ему всю посильную помощь в частном порядке. Само собой, питерские милиционеры должны были помочь Короткову и официально — соответствующий запрос был отправлен в Санкт-Петербург, а кроме того, начальством Короткова были сделаны все нужные звонки.

Отпускать его в командировку не очень хотели, но майор настоял на своем. В деле всплыли новые подробности, как оно часто и бывает. Расследуют одно, а в итоге раскрывают совершенно другое преступление. Вот и здесь, в деле о происшествии на Яузском бульваре неожиданно проклюнулось дело о пропавшей без вести жительницы Санкт-Петербурга, которая, возможно, каким-то образом причастна к смерти сотрудников Алмазяна.

Коротков набрал Гену и сказал, что он прибыл и готов встретиться в любой момент. Геннадий кота за хвост тянуть не стал и предложил увидеться через полчаса в тихом кафе на Невском, где можно было бы спокойно посидеть и обсудить все дела.

Кафе московский следователь нашел быстро: оно действительно оказалось тихим и неприметным. Если бы Гена не объяснил, что ему надо свернуть в арку сразу после магазина известной арки, а потом войти в обшарпанную дверь безо всякой надписи, то времени на поиски ушло бы куда больше. Но Коротков располагал полной информацией, а потому через пол часа он уже входил в полумрак небольшого зала, где еле слышно играл джаз, а занят был лишь один столик в самом дальнем углу. Приютившаяся там парочка лениво оглянулась на вошедшего, и тут же вернулась к своему воркованию.

Коротков опытным взглядом окинул помещение и выбрал столик недалеко от зашторенного окна. Не успел но еще присесть, как в кафе вошел Гена. Он приветственно поднял руку, по дружески перекинулся парой слов с барменом и официантом, и сделав на ходу заказ, подсел к москвичу.

— Ну, что лет не виделись! — Крепко сжал Гена руку Короткова. — Я там два завтрака нам заказал. Они тут стандартные, так что извини, что лишил тебя права выбора. Но обещаю, что после этого завтрака ни в одном другом кафе Питера ты больше завтракать не захочешь.

Гена выглядел по-настоящему счастливым человеком. Короткова всегда удивляли такие люди, которые словно вовсе не знали бед и разочарований в этой жизни. Капитан Гена Михайлов был как раз из этих людей. Он всегда улыбался, всегда был доволен абсолютно всем, никогда гримаса удовольствия не искажала его лицо, а глаза светились каким-то неподдельным счастьем и радостью. Да внешность у Гены была под стать его внутреннему состоянию: невысокий, округлый, со светлыми волосами и чуть вздернутым носом, увенчанном увесистой картофелиной.

— Тоже рад тебя видеть, Ген, — улыбнулся Коротков. — Спасибо, что нашел время. А то если по правилам сейчас волынку заводить, то время потеряю черт знает сколько. А мне надо побыстрее.

— Побыстрее, так побыстрее. — У Гены, как показалось Короткову, похоже и правда в жизни было все легко и просто. — Давай, излагай.

— Короче, в центре Москвы завалили двух пацанов. Вернее, один другому мозги вынес, а потом под трамвай голову положил. В машине, из которой они перед всем этим шоу выскочили, была дамочка. Был и свидетель, который на днях утонул в Подмосковье. Дамочка с места преступления скрылась, но по всем раскладам очень похоже, что это была Екатерина Рогова.

— Та самая что ли? Наша?

— Точно. Та самая, которая без вести пропала два года назад в вашем славном городе. Но это еще не все. Парочка, которая в ящик сыграла в центре Москвы, тоже числилась пропавшей без вести. Жили под чужими документами в Москве. Человек, который мог бы прояснить ситуацию, увы, сейчас, что называется, вне зоны доступа. Как мне сказали — отдохнуть решил, на солнышке погреться. Вот такие дела.

Гена почесал голову. Принесли завтрак: дымящуюся яичницу с ветчиной, овощной салат, две больших чашки кофе и булочки. От одного взгляда на еду, Коротков мигом уверовал, что в других кафе он точно в Питере питаться не будет — прав был капитан. Они с аппетитом начали жевать.

— Есть и еще кое-что, — отправляя в рот добротный кусок яичницы продолжил Сергей Иванович. — У парней этих не наркоты, ни алкоголя в кровушке не нашли. Свидетель утверждал, что они словно под гипнозом были. Выскочили, орали что-то, а потом на тот свет отправились. Но есть еще один нюанс. Перед самым отъездом мне наши эксперты подкинули еще одну задачку. У мальчиков этих обнаружили повышенное содержание в организме радиоактивных компонентов. Очень повышенное.

— Похоже, игра крупная, — отхлебнув кофе, резюмировал Гена. — А под дядей серьезным мальчики ходили.

— Да как сказать. Из бывших. Сейчас легализовался. С нами работает, если очень попросить. Официально — ресторатор. Трясли сто раз, но придраться там не к чему. Но что-то подозрительно резво этот господин на юга подался…

Они доели, расплатились и вышли на улицу. Погода была похуже, чем в Москве. Этот вечный питерский ветерок, который и летом не дает косточкам как следует попарится под солнцем. Коротков застегнул куртку и поднял воротник. Гена же словно и не замечал природных неудобств — все ему было хорошо.

Сев в Генин «форд», они поехали на «Приморскую».

— А на работу-то не опоздаешь? — Коротков смотрел на пролетающий за окном утренний город.

— Я отгул по такому случаю взял. — Гена лихо обошел ехавший впереди грузовик, умудрившись заскочить на свою полосу за пару сантиметров до начала сплошной двойной. — Если понадобиться, то и еще возьму. Друзьям надо помогать.

Коротков сидел и думал, что, наверное, здорово быть таким вот беспечным парнем, как капитан Михайлов. Записывать в друзья едва знакомых людей, бросаться, очертя голову, им на помощь, и быть всегда жизнерадостным и позитивным. При этом, что было удивительно, со стороны Гены не чувствовалось никакой навязчивости. Он явно делал все по зову сердца, а не из каких-то корыстных побуждений. Человеком он вот таким был.

Тем временем центральные кварталы остались позади, и они уже мчались по питерским окраинам. Впереди мелькала станция «Приморская». Нужный дом они нашли не сразу. Куча корпусов, строений — извечная городская болезнь. Наконец, дом нашелся. Припарковавшись, они вышли из машины и, пройдя через сомнительно благоустроенную детскую площадку, вошли в подъезд, от самой земли и до козырька изрисованный граффити.

Лифт не работал. На шестой этаж пришлось идти пешком. Лестница была буднично загажена: кое-где милиционеры заметили даже использованные шприцы. Увы, это давно не вызывало у них никаких эмоций — реальность есть реальность. Пусть участковый с детской комнатой милиции работают.

Позвонив, майор с капитаном какое-то время вслушивались в тревожную тишину за дверью, а потом замок щелкнул и они увидели маленькую женщину, в годах, но все еще весьма привлекательную. Коротков сразу заметил, что она очень похожа на пропавшую Екатерину.

— Доброе утро, — начал первым московский гость. — Майор Коротков. Милиция. Разрешите?

— Проходите, — как-то легко согласилась женщина. — У меня не убрано. Извините.

— Ничего, — подбодрил ее Гена. — Это все мелочи.

Она проводила их в гостиную, запретив снимать обувь. Усевшись в кресла, милиционеры начали беседу. Вернее, начал Коротков, а Михайлов внимательно следил за реакцией матери. Так они условились еще в машине. Обычно, такой прием действовал очень даже неплохо: разговаривающий мог из-за втянутости в беседу упустить некоторые психологические нюансы. Поэтому внешний наблюдатель был бесценен.

— Анастасия Сергеевна, — неспешно заговорил Коротков, стараясь придать своему голосу как можно более спокойный тембр. Сделать это было сложно. Внутри у него все клокотало. Причину этой тревоги он объяснял себе близостью раскрытия тайны. Хотя какой тайны? На что он надеялся? — Анастасия Сергеевна, мы хотели бы поговорить о вашей дочери, если вы не против.

— Против? — мать Роговой иронично усмехнулась, приподняв правую бровь. — С чего бы? Правда, я не совсем понимаю, о чем еще говорить, но если вы настаиваете. После больницы ко мне вообще мало кто заходит, так что я рада любым гостям.

— Вы болели?

— А вы будто не знаете? Что ж у нас за милиция такая? Где дочь моя — не знают. Что творится с человеком, которого по кабинетам своим сами же затаскали, когда дело расследовалось — не знают.

Говорила она спокойно, ровно, не заводясь.

— И все же? — Мягко перебил ее Коротков.

— Муженек мой, теперь уже бывший, в психушку меня упек. Так что я, в определенной степени, сумасшедшая. Теперь каждые полгода лежу в стационаре, таблеточки ем, укольчики мне всякие делают. Потом полгода хожу как зомби, а когда более менее голова проясняется — тут уж опять пора. Она поднялась, горделиво откинула прядь со лба, и сверху в низ посмотрела на милиционеров.

— Чай хотите?

Вопрос обоим показался неуместным, но отказываться мужики не стали. В такой ситуации лучше во всем идти на поводу у собеседника, не заметно самими этот поводок перетягивая в свои руки. Чай так чай.

Она минут пять хлопотала на кухне, а потом вернулась с подносом. Кроме трех чашечек из чайного сервиза, на нем стояла небольшая вазочка с конфетами. Гена тут же потянулся за одной.

— Берите, берите, — закивала Рогова. — Катя я очень любит. Для нее специально держу.

Рука Рогова так и осталась лежать на вазочке с конфетами. Он уставился на хозяйку, а потом медленно перевел глаза на Короткова. Тот чуть заметно кивнул ему: мол, не тормози, бери конфету; все под контролем.

Михайлов поймал сигнал и, пошарив в вазочке, выбрал одну из конфет. — Столько конфет, — улыбнулся он Роговой. — Глаза разбегаются! Не знаешь, какую и выбрать!

Анастасия Сергеевна внимательно посмотрела на него, сделал небольшой глоток чая, а потом, поставив чашку на поднос, тихо произнесла:

— Товарищ милиционер, я понимаю, что вы теперь тоже считаете меня старой слетевшей с катушек дурой, но пусть я хоть всю оставшуюся жизнь проведу в психушке, никто не переубедит меня: Катя жива. И она бывает у меня. Она стала немного другой, но это все ее новая жизнь. Она жива, понимаете?

Глава 6

Коротков жадно глотнул обжигающий чай. Дело принимало острый оборот.

— Анастасия Сергеевна, а почему же муж вас в психиатрическую больницу отправил? Что-то я не очень понимаю…

Она посмотрела на него исподлобья, и взгляд ее показался следователю не менее обжигающим, чем чай, который она заварила. Чисто внешне Рогова производила вполне адекватное впечатление. На сумасшедшую она никак не была похожа. Прилично одета, здраво рассуждает, на людей не бросается. Коротков прекрасно понимал, что сумасшедшие, конечно, бывают разные. А уж маскироваться под здоровых людей и лицедействовать умеют так, что любой заслуженный артист России позавидует. Но ведь была у него и еще одна причина для того, чтобы усомниться в умолишенности Анастасии Сергеевны Роговой: он сам, своими собственными глазами видел ее дочь.

— Хорошо, я расскажу, — согласилась Рогова. — Я понимаю, что вы теперь тоже смотрите на меня как на сумасшедшую, но это ничего… Можете слушать как бред психа. Катя приходит ко мне иногда. Примерно раз в полгода. Обычно это случается в самых неожиданных местах. Не дома, нет. А конфеты я с собой эти всегда ношу. — Она кивнула на вазочку и снова смахнула челку, которая настырно лезла ей в глаза и делала похожей на девчонку. — Но Катя сейчас стала другой. Она не говорит, где живет. Все потом, да потом. Мол, отстань, мама. Красивая она теперь, конечно, очень. Я так думаю, что она в Москве живет, но вот только не пойму, почему прячется… Мужу я когда рассказал, он у виска покрутил и все — лечиться отправил, а потом развелся сразу.

Коротков тщательно фиксировал на бумаге каждое слово Роговой.

— А чем занимается, она вам не говорила? Ну, может, намекала хотя бы?

— Нет, — отрицательно покрутила головой Анастасия Сергеевна. — Но одну странность я заметила. Знаете, лицо у нее все ухоженное, одета с иголочки, а вот руки…

— Что руки? — Коротков поднял на нее глаза. — Что с руками?

— Да ногти какие-то обломанные все… Царапины, синяки… И кожа такая грубая, словно она лопатой ворочает с утра до вечера. Ничего я не понимаю.

Рогова зарыдала, мелко тряся маленькими плечами.

— Ну, ну, — начал успокаивать ее майор. — Не плачьте. Я к вам потому и пришел, что тоже считаю, что у нас есть все основания полагать, что ваша дочь жива. И находится именно в Москве. О больницах можете забыть — больше вы туда не вернетесь. Успокойтесь.

Анастасия Сергеевна, всхлипывая, устремила благодарный взгляд на Короткова, и улыбка заиграла у нее на губах. Похоже, она никак не могла поверить, что этот интеллигентный милиционер не только воспринял ее слова всерьез, но еще и сам подтверждает, что Катя жива.

— Ладно, Анастасия Сергеевна, — сказал Коротков, поднимаясь с кресла. — Нам пора. Спасибо большое, что согласились побеседовать. Как только у нас будет хоть какая-нибудь информация, мы тут же свяжемся с вами. Но и вы, если что-то вспомните, а уж тем более снова увидите дочь, сразу дайте нам знать.

Сергей Иванович протянул Роговой свою визитку. Она покрутила ее в руках и бережно убрала в кошелек, который взяла на полочке, недалеко от стола.

— Да, и еще одно, Анастасия Сергеевна, — Коротков пристально посмотрел на нее, давая понять, что это последнее, что он сейчас скажет, особенно важно. — При встрече с Екатериной, я вас очень прошу, ни слова о нашем визите. Это для ее же блага. Я могу на вас положиться?

— Можете.

Милиционеры попрощались и покинули квартиру. — Ну, что думаешь? — жизнерадостно спросил Гена, когда они оказались на лестнице.

Коротков пока не знал, что ответить. Он промолчал, не сказал Роговой, что ее дочь, возможно, замешана фактически в двойном убийстве. Ни к чему это пока было ей знать. Не сказал и то, что сам видел Екатерину. Впрочем, не сказал он этого и Гене.

— Думаю, что пора объявлять девушку в федеральный розыск. Но уже ни как пропавшую без вести.

— Согласен. Похоже, девица натворила дел. Скорее всего, впуталась она во что-то еще до своего исчезновения, а теперь вообще полностью ушла в тень. А если ты говоришь, что парни убитые радиацией светились, то игра, чувствуется, идет по крупному.

— Может и так, может и так… — Коротков потер лоб. У него начинала болеть голова.

— Слушай, Серег, и внешность она изменила. Может, «пластика»?..

— Может… — Все также неопределенно отозвался Сергей Иванович. — Посмотрим.

Они доехали до центра. Гена деликатно оставил Короткова одного, словно чувствуя, что его московскому товарищу надо подумать, упорядочить мысли. Майор в очередной раз подивился чуткости этого человека, так странно сочетавшего в себе качества неунывающего весельчака и тонкого психолога.

В гостиницу Коротков решил пока не возвращаться. Ему захотелось побродить по городу, который он толком-то в своей жизни и не видел. Те мимолетные визиты во время бурного романа в расчет можно было не брать — он тогда был полностью поглощен ей, а город был всего лишь фоном, красивой декорацией. Следователь прогулялся по Невскому, заглянул в пару магазинов, где так ничего и не купил, потому что покупать ему там было нечего, постоял на горбатом мостике, глядя в черную воду реки.

Желание позвонить Оле возникло словно бы спонтанно, хотя Коротков и чувствовал, что оно давно в нем зреет. Он всячески гнал от себя эти мысли, заставляя работать в мозги только в направлении работы. Но ничего не мог с собой поделать. Он поймал себя на том, что дело дошло до того, что в душе у него поселилась ревность. И это было самое страшное и неприятное — какое право он имел ревновать ее к кому-то? Кто она ему?..

Коротков все еще боялся признаться себе, что влюбился.

Он достал мобильник и нашел в записной книжке ее номер. Долго стоял, глядя на мерцающий экран телефона, сомневаясь, стоит ли делать этот звонок. Убрал телефон. Снова достал. И, наконец, позвонил. Оля взяла трубку практически сразу.

— Здравствуйте, Оля, — не узнавая свой голос, поприветствовал девушку Коротков, кляня себя за слабость. — Это Коротков. Сергей Иванович.

Она, сразу узнала его (конечно, подумал про себя Коротков, номер-то, наверное, определился). Ему показалось, что в голосе ее звучали теплые нотки, но до конца он уверен не был, считая, что, все же, ему показалось. Он спросил как ее здоровье, как себя чувствует Крылова. Со всеми все было в порядке. Женщина находилась в стабильном состоянии, да и у самой Оли первый шок прошел, и теперь она постепенно приходила в себя после пережитого потрясения.

Ему безумно хотелось сказать ей что-нибудь хорошее, нежное, ласковое, но вместо этого он говорил холодным официальным тоном, прячась за стандартными казенными формулировками.

— Ну, хорошо. Я вам еще позвоню, чтобы узнать, как там у вас и что.

Сказать больше было нечего. И вдруг она спросила:

— Сергей Иванович, а вы когда в Москве будете?

Сердце у Короткова чуть не выпрыгнуло из груди. Конечно, за этим вопросом могло стоять что угодно, а он, дурак старый, вот так сразу понадеялся. Сердечко шалит? Да тебе, старина, давление бы пойти померить, да таблетку под язык, а ты за девчонкой вдвое младше себя увиваться вздумал…

— Я завтра буду, — переборов волнение, ответил Коротков. — Вы что-то хотели?

Ага! Ничего умнее спросить не мог? Сейчас она тебе скажет: да, Сережа, я по тебе так соскучилась! Приезжай, милый… Ой, дурак!

Коротков был готов бросить телефон в реку, провалиться сквозь любую из питерских мостовых, глубоко — глубоко, чтобы никто не видел его нелепого позора.

— Я бы хотела с вами встретиться. — Он все никак не мог понять, каким тоном она это говорит. Равнодушно? Заинтересованно?

— Да, конечно, Оля, — собрав волю в кулак, сказал майор. — В любое время. Когда вам будет удобно.

— Тогда давайте прямо завтра. Вы приезжаете утром?

— Да, в восемь. Надо будет еще заехать домой…

— Конечно, конечно… Часов в одиннадцать нормально будет?

— Да. А что-то случилось? — Ее настойчивость начинала его волновать, но теперь уже и в рабочем порядке. — Оля, у вас все в порядке?

В трубке зашумело, и Коротков испугался, что связь сейчас прервется. Но все обошлось. Просто помехи.

— Да, Сергей…Иванович, — ответила она. — Я просто хотела вас увидеть.

Она не дала ему ответить. Коротков ошеломленно посмотрел на экран телефона и несколько раз прочитал фразу «вызов завершен». В голове у него шумело — давление и правда подскочило. Он так и стоял еще минут пятнадцать на мосту, пытаясь осознать, что же это было. Неужели он смог ее чем-то заинтересовать? Неужели понравился? Но как же так — у нее же парень несколько дней назад погиб, а она вот так… Короче, одни вопросы. Коротков вернулся в гостиницу, положил на стол листок бумаги и нарисовал схему. Обычно это помогало устаканить мысли.

Итак, что он имел? Первый прямоугольник: Екатерина Рогова. Версия первая и пока единственная: предположительно три года назад связалась с поставщиками радиоактивных материалов (компонентов?). По каким-то причинам была вынуждена залечь на дно и работать нелегально. Возможно, владеет гипнозом (ему подвергся Крылов и он сам). Изменила внешность (скорее всего, пластическая операция).

Второй прямоугольник: Арсений. Есть только имя. Стрелочка к Роговой. Она сама о нем рассказала, когда он был под гипнозом. Зачем?

Версия: Рогова хочет отойти от дел, избавиться от опеки преступной группировки. Для этого вышла на него.

Еще один прямоугольник: Алмазян. Погибли именно его люди. На теле и в организме обнаружены радиационные компоненты. Версия (пока единственная): Алмазян под прикрытием легальной ресторанной деятельности занимается контрабандой. Скрылся. Срочно взять помощника Алика Нежданова.

Отдельно на листе: Артем Крылов — единственный свидетель, погиб. По утверждению своей подруги был похищен человеком по имени Арсений на берегу озера Сенеж.

Коротков еще долго сидел над листом, на котором появлялось все больше стрелок, восклицательных и вопросительных знаков. Он несколько раз заваривал себе кофе, много курил, наполняя гостиничный номер облаками сизого дыма. Мысли путались, а голова болела все больше. Поезд был только в двенадцать ночи. А на часах — два часа дня. Он вышел из гостиницы и побрел по Московскому проспекту, в поисках какого-нибудь недорогого кафе. Но вокруг были сплошные итальянские патио, да французские закусочные, в которых можно было прилично выложиться, так и не почувствовав вкус еды.

Завибрировал мобильный. Коротков извлек его из кармана куртки и увидел номер Гены. Голос у его питерского приятеля звучал еще бодрее, чем с утра:

— Серег, время обеденное! Я тебя к себе приглашаю. Разносолов не обещаю, но щей наваристых целая кастрюля! Ну, и бутылочка имеется. Ты как?

Коротков с радостью согласился. «Удивительный все же парень этот Генка», — снова подумал он и улыбнулся.

Глава 7

Арт сжимал гранату, готовясь в любой момент метнуть ее, а, может, и просто бросить себе под ноги. Они шли словно тени. Шума и так уже было создано столько, что, скорее всего, патруль «ядерщиков» рано или поздно должен был появиться. Им надо было успеть.

Катька уже не сверялась с картой — искала интуитивно. Искала какие-то одни ей известные приметы. Арт не мешал, а просто шел рядом, стараясь, по возможности, сделать эти поиски как можно более безопасными. Унылые ряды однообразных девятиэтажек, казалось, не закончатся никогда, но вдруг Катька остановилась и дала ему рукой знак, чтобы он тоже замедлил шаг. Она как собака начала водить головой из стороны в сторону, словно пытаясь учуять, в какую сторону им теперь идти. Но уже через минуту Арт понял, что Катька не просто так крутится на месте как заведенная. Он услышал ее мысли. Катька обращалась к невидимому собеседнику, посылая сигнал во все стороны. Она просила женщину откликнуться. Часто повторяла имя Арсения. Умоляла.

— Думаешь, поможет? — Спросил он вслух. — Я — то тебя слышу, только когда глазами встречаемся. Да и то далеко не всегда…

— Она совсем другое. Твои способности пока лишь на стадии становления. Им развиваться не год и не два. Ей же глаза не нужны. Так, по крайней мере, Арсений говорил.

Арт понимающе кивнул и замолчал. Мешать было нельзя — это он хорошо понимал. Так прошло порядка пяти минут. И вдруг он услышал. Услышал отчетливо. Женщина начала указывать направление. Она не говорила номера дома или чего-то в этом роде. Просто указывала: прямо, направо, прямо, снова направо, налево… Они двинулись, повинуясь ее словам.

Оказалось, что они были совсем рядом. Катька и правда обладала сверх интуицией — совершенно верно определила место для контакта, и сумела выйти на связь.

Поплутав между домами, Арт с Катей вошли в подъезд стандартного девятиэтажного дома семидесятых годов постройки. И здесь Арту стало плохо. Удушье сковало ему грудь. Он задыхался и начинал терять сознание. Хватаясь за стены, Арт сумел преодолеть несколько ступенек и сел, издав гортанный звук, который был самым явным из всех призывов о помощи. Катька бросилась к нему и сунула в рот черное драже.

— Глотай! Глотай!

— Не могу… — Арт пытался изо всех сил проглотить таблетку, но глотательный рефлекс не хотел проявлять себя.

Катька достала из сумки бутылку с водой и начала заливать жидкость Арту в рот. Вода брызнула обратно, но один глоток ему все же сделать удалось. Драже провалилось в желудок. Еще несколько минут он лежал практически без чувств, а после дыхание стало понемногу восстанавливаться. — Ты чего не сказал, что тебе плохо? — закричала на Арта Катька. — Под пулями выжил, а так глупо умереть хочешь?

Арт и сам перепугался не на шутку. То, что надо периодически принимать драже он совсем забыл. Да и попробуй не забыть, когда смерть ходит так близко и совсем не в образе отравленного воздуха. Окончательно придя в себя, Арт поднялся со ступенек, виновато посмотрел на

Катьку и подумал, что все же здорово, что она за него волнуется. И волнение-то не просто ради галочки, а самое что ни на есть настоящее, искреннее.

— Нечего радоваться, — покраснела Катя, и Арт понял, что мысли его были прочтены. А ему только того и надо было. — Пойдем.

Они оказались на лестничном пролете перед лифтами. Катька прислушалась к голосу, который звучал у нее внутри, и уверенным шагом направилась не вверх по лестнице, а наоборот, под нее.

— Помоги, — попросила она Арта и принялась сдвигать в сторону бетонную плиту, лежавшую прямо на полу. — Давай, хватайся с той стороны.

Арт схватился обеими руками за тяжеленную плиту, и вместе кое как они сумели отодвинуть ее в сторону. Под ней оказалась полость.

— Ну-ка, еще немного, так не пролезем. — Катька опустила ноги в черную пустоту и попыталась пролезть в расщелину.

Они снова взялись за бетонную глыбу и, что было сил, рванули ее в сторону. Теперь проход получался вполне приемлемым. Первой в него спустилась Катька, хотя Арт и пытался протестовать, настаивая, что это может быть опасно. Но, никаких возражений девушка не принимала. Характер.

Внизу оказалось темно, а вонь стояла такая, словно совсем недавно здесь начался процесс распада какой-то органики, и теперь идет полным ходом. От первых же их шагов в сторону побежали крысы, которых здесь оказалось неимоверное количество. Ни фонаря, ни даже керосинки с собой у них не было, а потому пришлось идти в слепую, на ощупь.

Катька приказала Арту положить ей руки на плечи, чтобы он четко следовал за ней и не сбился с курса.

— Она мне диктует, — коротко пояснила она. — Главное, не убирай руки.

Через пять минут черепашьей ходьбы они уткнулись в стену.

— Тупик? — Арт потрогал рукой холодную металлическую дверь. То, что это дверь было ясно по ручке, которую он нащупал, шаря по поверхности.

— Нет, — отозвалась Катька. — Мы на месте.

И, действительно, в следующий момент дверь со скрипом открылась и, немолодой уже голос предложил им войти.

В помещении горел тусклый свет. Прямо перед ними на старом, с оборванной обшивкой кресле, сидела женщина. Глядя на нее Арт все никак не мог сообразить, кого же она ему напоминает… А потом догадался. Больше всего она была похожа на бабу Ягу из детских советских фильмов. Грязные лохмотья вместо одежды, косынка, больше похожая на половую тряпку, была завязана не под подбородком, а сзади, на пиратский манер. Лицо у женщины было под стать ее одеянию — морщинистое, усыпанное не то бородавками, не то какой-то крупной сыпью, дряблое, с выдающимся вперед горбатым носом. Одним словом, самая настоящая баба Яга.

— Садитесь. — Женщина указал на пол, на котором лежало подобие ковра. — Рассказывайте.

Катька как можно более кратко пересказал все, что с ними произошло за последние несколько часов.

— Жалко Арсения, — задумчиво произнесла старуха, когда Катя закончила сове повествование. — И парня твоего жалко. Попал в переплет. Теперь как назад? Никак.

Арт вздрогнул. Речь явно шла о нем. Но почему же назад теперь «никак»? Он снова почувствовал легкое головокружение. Но вопросы решил оставить на потом. По тону женщины было ясно, что перебивать ее нежелательно.

— Вы можете помочь нам выйти из города? — Прямо спросила Катя. — Без Арсения мы этого сделать не сможем, вы же понимаете. Он был единственным Проводником… Ну, то есть единственным, как я понимаю, кроме вас…

— Правильно понимаешь, — усмехнулась старуха.

Арт все никак не мог взять в толк, о чем они говорят. Что еще за Проводник?

— Пойдем.

Старуха поднялась со своего убогого седалища и с трудом перебирая ногами побрела куда-то вглубь комнаты, где стояла импровизированная ширма, сделанная то ли из кусков картона, то ли из пластмассы. Раздвигалась она, как и подобает подобным конструкциям, гармошкой. Отодвинув ширму в сторону, старуха вытянула руку, жестом говоря, что пришедшие должны подождать. После этого, она нагнулась, открыла подпол и извлекла из него прибор, который внешне напомнил Арту миниатюрный автомобильный двигатель, насколько он вообще его себе представлял. После нажатия кнопок, прибор засветился. Вернее, на нем засветился небольшой экранчик. Старуха какое-то время внимательно всматривалась в него, а потом поманила Арта с Катькой к себе.

— Что, прямо здесь? — удивилась Катька.

— А ты хочешь выйти в город? — удивилась старуха. — Здесь, конечно.

Она посмотрела на прибор и тяжело вздохнула:

— Передай Солдату, что мы можем остаться вообще ни с чем. Не думаю, что они найдут что-нибудь на месте взрыва. Думаю, второй «эвакуатор» полностью уничтожен. Пусть думают, что делать. Я и так сижу здесь сутками, света белого не вижу из-за того, что постоянно кого-то перекидывать надо. Так хоть Арсений подстраховывал, могла в Лесу передохнуть… А теперь что? Короче, пусть думают.

Катька с состраданием посмотрела на старуху.

— Придумают что-нибудь. Смену пришлют, в конце концов.

— Какую смену, девочка? — женщина снова тяжело вздохнула. — Сколько нас таких, кто может слышать?

На это Катя уже ничего не ответила. Как понял Арт, старухе и дальше придется сидеть в этом мрачном подземелье без каких-либо перспектив выбраться. А что будет, когда она умрет?

— Ладно, хватит болтать. Готовы? На полную мощь не включаю, так что у вас пять-десять секунд. Кто не успеет, тот опоздает.

Она засмеялась и затряслась всем своим иссохшим тельцем, глядя то на Арта, то на Катьку. Насмеявшись вдоволь, старуха подтолкнула их поближе к прибору и нажала на нем еще одну кнопку. Сначала ничего не произошло, но спустя немного времени Арт заметил, что вокруг все словно поплыло. Краем глаза он заметил, что женщина задвигает ширму, скрываясь за ней. Он посмотрел на Катьку, но та была абсолютно спокойна и, кажется, даже расслаблена. Ее умиротворенный вид придал ему смелости, и он закрыл глаза (у Кати они были закрыты).

Арт почувствовал что его трясет. Очень сильно трясет. Еще он успел понять, что Катя взяла его за руку. Он до боли зажмурил глаза. По губам что-то потекло. Он лизнул языком и понял, что это кровь, которая пошла носом. И вдруг его куда — то отбросило. Ему показалось, что чья-то невидимая рука схватила его и швырнула, словно камень, который вот-вот ударится о…воду.

Арт открыл глаза. Он стоял по пояс в холодной воде. Рядом, словно окаменев, застыла Катя. У нее из носа тоже текла кровь. Когда она открыла глаза и огляделась, облегченно выдохнув, Арт догадался, что все прошло успешно.

— Где мы? — спросил Арт.

— В лесу, — тихо ответила она. — Слава богу…

И здесь Арт решил кое-то прояснить:

— Кать, а почему Арсений не мог нас так перекинуть? Чего мы из квартиры вышли? Чего ради?

— Понимаешь, — голос ее был абсолютно спокойным. — «Эвакуатор» работает лишь в определенной точке пространства. Вот и весь ответ. Тот, который переместил нас, только в том подвале. Тот, что был у Арсения… Да, теперь уже неважно. Так работают и местные «эвакуаторы», и глобальные.

— То есть и появляемся мы тоже в определенном месте? — догадался Арт. — На сенежском озере?

— Точно.

— Так значит, Петька меня не зря на дачу к себе позвал?… Он что, тоже?

— Да, но он помощник. У него нет способности, нет дара. Здесь он не нужен. Но там мы его используем. И еще многих таких, как он. Ты поймешь со временем, Артем. Все поймешь.

Глава 8

Они выбрались из воды и Катька произвела рекогносцировку на местности. Разложив на земле мокрую от воды карту, она поводила по ней пальцем, а потом, сложив и убрав бумажный лист обратно в сумку, бодро отрапортовала, что с направлением все ясно.

— Теперь, по крайней мере, можно идти спокойно. Вертушки могут появиться, но в лесу это не так страшно. Если что, сразу на землю.

— Понял, — ответил повеселевший Арт. Настроение к нему потихоньку возвращалось. Он был жив — и это было главным на тот момент. — А вертушки-то откуда? Ты же говорила, что пилотов нет и все такое…

Катька посмотрела на него со странной улыбкой, а потом, потрепав по волосам, ответила:

— Артем, ну все уж так буквально воспринимать не надо. Да, вокруг разруха, нищета, но вертолет — это не самое сложное даже в нашей жизни. Их осталось много и военные ими с большим удовольствием пользуются. Чтобы взлететь на нем, а потом посадить, совсем не нужно иметь под рукой аэропорт со сложной системой управления полетами. Понимаешь? Я тебе и больше скажу: уверена, что где-то на территории страны есть и самолеты. И они возможно даже летают. Только до нас не долетаю. А мы не можем добраться до них.

— А пешком, на машинах? — осенило Арта. — Неужели за все эти годы никто не попытался выехать из Центрального региона? Я не поверю!

— И правильно сделаешь! — Катька на кавказский манер подняла вверх руку с вытянутым указательным пальцем. — Конечно, пытались. И наши пытались. И «ядерщики» — есть у нас на этот счет информация. Только не возвращался никто… К тому же, путь есть только один — на восток. В Европе все границы закрыты на сотни замков — у них и самих гуманитарная катастрофа. Про Америку я тебе все рассказала, но ты и сам понимаешь, что для нас они теперь вообще другая планета. На юге во всю орудуют исламисты. По нашим данным там уже создано единое исламское государство, в которое вошли и зараженные районы Кавказа. Индия с Китаем частично поражены, и что там творится вообще не понятно. Остается Африка с Австралией. Но и в них не попасть. Вот такие дела.

Арт задумчиво шел за Катей сквозь мертвый лес, в котором, как он заметил, не было ни одного дерева, даже отдаленно способного покрыться листвой. Почерневшие стволы торчали из земли, отбрасывая на нее черные тени от веток, которые как изуродованные артритом руки тянулись в разные стороны. С неба все падали и падали серые хлопья. Но к ним Арт уже попривык, почти убедив себя, что они мало чем отличаются от снега.

Тишина вокруг немного пугала, но уверенная походка Кати и ее боевой настрой не давали поводов для волнения. Все, вроде, было нормально…

— Нам далеко? — поинтересовался Арт.

— Да нет, километров пять на север. Сейчас будет несколько

неприятных участков, так что приготовься.

— Опять? Ты же говорила, что здесь все свои и опасаться нечего. Да и оружия у нас толком нет. — Настроение у Арта снова подпортилось.

— Не истери, — грубо оборвала его Катя. — Никаких врагов здесь действительно нет. Мы подходим к лазаретной зоне. Это поселения прокаженных, тяжело больных, умирающих. «Ядерщики» таких выгоняют из Москвы и других окрестных городов, пригодных для жизни. Нам они тоже не очень нужны. Но просто так дать подыхающим от лучевой болезни людям пинка мы не можем, а потому создали сеть поселений на базе бывших деревень, где размещаем этих несчастных. Я тебя сразу предупреждаю — зрелище это страшное. Многие из них настолько изуродованы, что просто невозможно смотреть. Но другого пути у нас нет. Справа от нас мертвый Солнечногорск, в котором в массе совей обитают Уроды. Думаю, туда тебе не хочется. Нам надо обойти город. Единственный путь — через лазареты.

Арт с недоверием посмотрел на свою спутницу. Вообще, любые физические уродства он воспринимал весьма болезненно. Даже брезгливо. Хотя, казалось бы, как художник не должен был их чураться, ибо они, в какой-то степени, являлись частью реальной жизни, отражать которую на своих холстах он и стремился. Но ничего с собой поделать Артем не мог — калеки, убогие, прокаженные вызывали у него чувство омерзения.

— Через лазареты, так через лазареты, — недовольным голосом промычал он. — Раз уж другого пути нет…

Через пару километров появились первые деревенские дома. Они встречались и до этого, но те, что видел Арт, были всего лишь горами пепла, из которых торчали печные трубы. Картина живо ему напомнила кадры из любого фильма про Великую отечественную. Дома же, которые теперь предстали их взору, были более менее приличного вида. Многие покосились, шатались всеми стенами, но некоторые, построенные из кирпича, смотрелись очень даже ничего.

Навстречу им выбежала собака. Виляя облезлым хвостом, она радостно принялась виться вокруг молодых людей, выпрашивая что-нибудь поесть.

— Нет у нас ничего, хороший мой, — ласково обратилась к собаке Катька. — Сами рады были бы чего-нибудь уже пожевать.

— Надо было у тех гадов сумку с едой забрать, — посетовал Арт, у которого от упоминания о еде свело в желудке.

— Ага, — засмеялась Катька. — А тащил бы ее ты? И далеко бы унес?

Конечно, она была права. И Арт это великолепно понимал. Но поделать с собой ничего не мог — есть хотелось ужасно.

Где-то в далеке послышался голос. Арт прислушался и понял, что кричит ребенок. Голос все приближался, но видно никого не было. Ребенок звал собаку, кличка которой оказалась до банального простой и очень родной: Дружок. Арт с Катькой закрутили головами, чтобы определить откуда доносится голос, но поняли это, когда обладатель его был уже в нескольких метрах от них.

Арт в ужасе отпрянул назад, отвернув голову, чтобы не видеть этого кошмара. Катя, как, видимо, привыкшая к подобным картинам, сумела удержать себя в руках, но все равно сделал шаг назад.

Прямо перед ними на земле сидело безного существо, которое должно было быть ребенком. Оно говорило детским голосом, тянулось к Дружку, но поверить, что это настоящий ребенок было невозможно. Короткие обоженные ручки подтягивали изуродованное безного тело. Череп был обтянут кожей, но набухшие вены делали его синим, а не телесно-розовым, как у нормального человека. Черные губы и провалившиеся щеки дополняли этот ужасный лик болезни. И только детские глаза и тоненький голосок выдавали в существе человеческого детеныша.

— Здравствуй, — улыбнулась ребенку Катя. — Тебя как зовут?

— Оля, — радостно прощебетало существо.

Оля? У Арта внутри аж все перевернулось. Ему почему-то представилось, что эта его Оля, которая осталась там, в Москве. Но вот что-то случилось с ней и она превратилась в это… Мысль об Оле тут же сменилась мыслью о матери. Как она там? Что с ней?… Галопом, галопом, и вот снова он уже думал о том, что не может просто такого быть что безногая изуродованная калека — эта девочка по имени Оля. Не может быть просто потому, что не может быть. Он не готов был в это поверить. И тут случилось то, чего Арт никак не ожидал. Ребенок пополз к нему, ухватился за сапог, который был единственным атрибутом, оставшимся от формы «ядерщиков», и начала карабкаться вверх, протягивая руки. Арт с ужасом смотрел на две культи, которые сжимали его ногу.

— Что?… Что ей надо? — Он в панике посмотрел на Катю, которая с улыбкой взирала на эту сцену.

— Тепла, Артем. И любви. Как и всем остальным людям. Возьми ее на руки. Ты же видишь — она просится.

— Я… я…я не могу. — Арт инстинктивно тряхнул ногой и маленькая Оля чуть не слетела на землю. Но удержалась и безо всякой обиды улыбнулась Арту.

И он сделал это. Переломив все, что можно было переломить в себе, он обеими руками подхватил безногое тельце и поднял его. А затем и прижал к себе. Сердце у него бешено колотилось. Он попытался абстрагироваться, представить, что это не он держит ребенка, а кто-то другой. Но ничего не получалось. Это был он. И мысль эта все глубже проникала в его сознание. И все четче Артем Крылов начинал осознавать, что теперь он неотъемлемая часть этого мира. Он и это ребенок — они вместе обречены на вечные муки на этой выжженной земле, которая и через несколько сотен лет не сможет дать всходов. Но это их земля.

Он изо всех сил прижал девочку к груди и почувствовал, что слезы текут у него по щекам.

— Пойдем, — тихо позвала его Катя. — Отнесем ее в деревню.

Они вошли в поселение прокаженных. И с удивлением Арт обнаружил, что жизнь здесь куда более похожа на привычную ему, чем в Москве. Люди свободно передвигались по улицам. Иногда целыми группами. Кто-то мастерил какие-то приспособления для своих домов. А некоторые так и вообще передвигались на велосипедах, хотя грязь под ногами, в которой сапоги просто утопали, не очень-то этому и способствовала.

Но была у этой жизни и другая сторона. Безумные старики, одетые в лохмотья, словно блаженные что-то выкрикивали в серые небеса. Одноногие, безногие, безрукие — все они копошились, цеплялись, пытались. И кое как двигались к поставленным целям. И Арт сделал еще одно открытие — у этих людей была жажда жизни, была воля к выживанию, к самосохранению. Да, они были физическими уродами, ходячими мертвецами. Но они хотели жить и имитировали жизнь, насколько могли себе это позволить.

С некоторыми из них Катя здоровалась. Они улыбались ей, брали за руки, что-то говорили. Арт смотрел на это словно со стороны. У него шел трудный процесс самоидентификации себя в новых условиях. Он буквально физически ощущал, как старая кожа сходит с него, оголяя мышцы, нервы, внутренние органы. А на смену ей приходит кожа новая — грубая, жесткая, готовая стерпеть самые сильные боли и скрыть самые явные эмоции.

— Привыкаешь? — улыбнулась ему Катя, которая, как понял Арт, нет-нет, да заглядывала в его мысли. — Ничего. Ты сильный. Я тогда, на бульваре, когда в первый раз установила с тобой контакт, честно говоря, немного сомневалась. Потянешь ли ты все это. Но, с другой стороны, дар не может быть у слабых людей. Внешне, в той жизни человек может казаться хилым, неуверенным. Но это всего лишь его социальные установки. По настоящему он открывает себя, когда познает свой дар. И тогда он становится другим человеком.

— Я понимаю о чем ты. — Арт чуть не поскользнулся, но удержался на ногах. Оля у него на руках взвизгнула от восторга. — Я чувствую это. Мне надо время, но… Знаешь, я здесь всего день, но мне кажется, что рано или поздно я бы в любом случае попал сюда. Это неизбежность. Я прав?

— Прав.

Из дома, который они как раз проходили, вышла женщина. Она бросилась через небольшой дворик и подбежала к Арту.

— Спасибо вам большое. Спасибо, — запричитала она. — Я уж думала, что не найду ее. Такая баловница. Покоя с этой девчонкой нет. Стоит отвернуться, ее и след простыл.

Арт улыбнулся женщине и подумал, что она говорит о своей дочери точно так же, как говорила бы в том мире о своем здоровом непоседливом ребенке любая другая мать. Везде жизнь, повторил он про себя, везде.

Он отдал Олю матери, выслушал все благодарности и поспешил раскланяться. Им надо было идти. Идти, чтобы принести в лагерь Сопротивления плохие вести: погиб Проводник, остался всего один «эвакуатор». Да и тот локального действия. Арт пока не очень понимал всю суть этой информации, но отлично осознавал ее значимость. И не только для себя, но и для всех окружавших его людей.

Глава 9

— Вот и все. — Арт отправил в рот ложку с горячей кашей и испытывая просто неземное блаженство проглотил жидкую безвкусную субстанцию. — Выйдя из деревни, мы прошли еще несколько километров и оказались здесь.

Бойцы, слушавшие рассказ, загудели. Все с интересом рассматривали Арта, словно он был пришельцем из космоса. Но и сам Арт во все глаза смотрел на людей, которые окружали его. Они были разные. Кто-то всем своим видом походил на настоящего бойца, прошедшего ни через одно сражение. Но такими были далеко не все. Среди сопротивленцев встречались и солдаты вроде него: не богатыри, обычные ребята, на лицах которых не было печати героизма или отваги. Арту пришла в голову мысль, что многие из них, как и он, когда-то жили другими жизнями…

Он доел, отнес грязную тарелку на импровизированную кухню и уже собирался подойти к кому-нибудь, чтобы узнать что ему делать дальше, но не успел. К нему подошел Солдат и пригласил пройти с ним.

Они вошли в крепкое одноэтажное кирпичное строение, стоящее посреди базы Сопротивления, и оказались в довольно милой обстановке. Арт в первую секунду даже не поверил, что такое возможно. Внутри все было абсолютно так, словно никакой войны вокруг не шло: идеальная чистота, белые стены, хорошая мебель. Даже картины на стенах.

— А картины откуда? — удивился Арт.

— Ну, ты у нас не первый художник, — рассмеялся Солдат. — Да и наши ребята талантом не обделены. И мебель их рук дело. Да и весь наш лагерь. Ты уже осмотрелся немного?

Да, Арт уже немного осмотрелся. То, что он успел увидеть, внушало уважение. Лагерь или база занимал территорию в несколько гектаров. То там, то здесь стояли разнообразные постройки. Некоторые из них служили в качестве казарм, другие — для административных целей. Вдалеке Арт увидел огромные ангары, в которых, как он понял, стояла техника. Кроме этого, он заметил вертолетную площадку, на которой стояло достаточно много вертушек советского производства.

— Да, осмотрелся, — ответил Арт. — Большой лагерь… Странно, что «ядерщики» до него не добрались еще. От Москвы то рукой подать.

— Ну, почему же не добрались. — Лицо Солдата стало серьезным. — Еще как добрались. Примерно раз в месяц, иногда чуть реже, нам приходится очень крепко стараться, чтобы сохранить то, что мы имеем. Да вон, посмотри в окно.

Солдат отодвинул штору, и Арт увидел разрушенные здания, которые явно подверглись мощному артобстрелу. Около руин крутились люди, которые разгребали завалы, вывозили на тачках мусор, подвозили кирпичи и так далее. Шел процесс восстановления.

— И так почти ежемесячно. — Солдат прошелся по комнате, рассматривая ее так, словно попал сюда впервые. — Да и вот это пристанище всего пару месяцев назад построили. На сколько хватит — не знаю. Они же обычно на «мишках» появляются, которых у них приличное количество. А тут уже насколько у нас средств противовоздушной обороны хватит. Установки-то есть, а вот снарядов для них нет. Вернее, не всегда есть. А чтобы были, надо самим примерно раз в месяц осуществлять боевые операции, захватывать их склады, хранилища. Так и живем.

— А что за «мишки». — Арт пока еще слабо разбирался в терминологии, а потому решил уточнить.

— Ми -171 — советский еще транспортно-боевой вертолет. У него пусковые блоки будь здоров. Да и людей в него набивается прилично — до двадцати пяти человек. «Ядерщики» любят их использовать. Кроме того «мишки» и бомбы кидать умеют. Причем большие. Ну и от зенитных ракет уходит так, что сколько не целься, все равно все мимо — только попугать. Там тебе и ложные тепловые цели, и помехи. Короче, полный набор. У нас тоже есть пара таких машин, но мы их бережем, даже на земле не держим.

— А где же вы их держите?

— Сейчас покажу. Я с Екатериной парой слов перекинулся, она мне кое — что рассказала — так что могу показать.

Они вышли из «идеального домика», как его про себя окрестил, Арт и направились к выходу с территории базы. Было уже совсем темно. Арт не знал точно, сколько времени — его часы остановились еще в квартире Арсения.

— А пока мы идем, я в общих чертах расскажу тебе, что здесь происходит и как ты сюда попал. — Солдат поприветствовал караульных, представил им Арта, и они покинули расположение лагеря.

Солдат рассказывал не спеша. Арт понял, что он хочет, чтобы новенькому все было абсолютно понятно…

Это произошло в десятый год после Удара. Люди начинали постепенно приходить в себя, выбираться из своих убежищ и осваиваться в новых условиях. В центральную часть страны потянулись люди с востока. Тогда это еще можно было сделать. Мутации лишь начинались, а банды и новые государственнл0-политические образования, вроде Новой России находились еще в зачаточном состоянии. Этот человек пришел с Урала. Он рассказывал, что жил в Свердловске и работал в НИИ, которое занималось секретными физическими разработками под чутким присмотром КГБ. Кому рассказывал? Тому человеку, который сейчас является лидером Сопротивления. Они познакомились случайно — беда часто сводит незнакомых людей, делая их близкими друзьями и соратниками. Владимир первое время лишь с интересом слушал рассказы человека, которого звали Арсением. Да и тот, до поры до времени, только рассказывал, никак не подтверждая свои слова конкретными вещами. Лишь через год, в девяносто пятом, Арсений привел Владимира в свою землянку недалеко от Зеленограда и показал.

Два прибора на первый взгляд выглядели весьма подозрительно для того, чтобы сойти за гениальное изобретение свердловских физиков. Да и сам Арсений вынужден был признать, что испытания приборы не проходили, а все расчеты носят чисто теоретический характер.

И предложил попробовать.

Но для этого надо было попасть на определенную территорию — прибор работал не везде, а лишь в конкретных точках, где создавался нужный для его функционирования резонанс. Таких мест оказалось два: на берегу Сенежского озера и в городе, в районе Очаково. Первое место Арсений нашел опытным путем, обследуя метр за метром пространство в Москве и вокруг нее. Второе помогло найти испытание прибора.

Первым решили испытать «эвакуатор» (а именно так сам Арсений называл прибор) локального действия. То есть тот, который способен преобразовывать пространственно-временной континуум и перемещать человека с места на место. Проблема была лишь в том, что было неизвестно, где конкретно окажется человек в результате этого перемещения. Но со слов самого изобретателя, настройки «эвакуатора» локального действия были ограничены в пространственном отношении. Сто-двести километров — не больше.

Они решились на эксперимент. Владимир вызвался быть добровольцем, хотя Арсений и настаивал, чтобы тот лишь руководил настройкой «эвакуатора». После первого же испытания стало ясно, куда прибор перемещает физическое тело — на берег озера Сенеж. Этим был предопределен выбор места для создания будущего лагеря Сопротивления.

После этого они перешли к испытанию «эвакуатора — 2», рассчитанного на проникновение в параллельное пространство. И здесь было несколько проблем. Во-первых, Арсений не успел провести расчеты, которые бы точно говорили о том, что в результате такого перемещения человек останется в живых. А во-вторых, Арсений не знал, что там, в этом параллельном пространстве. И есть ли оно вообще. Узнать это можно было только одним способом: попробовать.

Владимир и здесь вызвался быть добровольцем. Другого выхода не было. О тайне знали только они вдвоем, а жертвовать жизнью гениального физика было бы опрометчиво.

«Эвакуатор — 2», как выяснилось по показаниям прибора, работал лишь на берегу Сенежа. Всего же у Арсения было по два экземпляра каждого прибора — больше с собой он вывести не сумел, хотя и говорил, что опытных образцов было больше. Было решено пойти на риск. Владимир должен был взять с собой один прибор и, в случае успеха, самостоятельно активизировать его, чтобы вернуться, предварительно замаскировав «эвакуатор». Так они и поступили.

В результате эксперимента будущий лидер Сопротивления оказался… в Подмосковье. На том же самом берегу. Прибор сработал.

И это было первой большой победой. Перемещения в пространстве стали с того времени осуществляться регулярно. Но никакого конкретного смысла в них не было. Можно было бы, конечно, навсегда эвакуироваться в параллельную жизнь, но что там делать? Как жить? Да и чувство долга перевешивало — бросить людей в беде, а самим сбежать?… Нет, они были людьми не той породы.

Решение пришло, как обычно, неожиданно. Арсений, вообще-то, всегда был странноватым, но что взять с гения? Все они такие. Но однажды он начал слышать голоса в голове. Вернее, один голос. Женский. Да-да. Это был голос той самой старухи из подвала в Очаково. Она сама вышла на связь с физиком. Нашла его случайно, увидела на улице, встретилась глазами и установила контакт. Оказалось, что Арсений — контактер. То есть способен читать чужие мысли на расстоянии. До Удара он не замечал за собой ничего такого, да, и как выяснилось, старуха тоже. Видимо, это был результат воздействия радиации — другого объяснения найти не удавалось.

Контакт на расстоянии оказался крайне полезной штукой. С этого дня они стали бродить по городу и искать контактеров — но их не было. Это было уникально, странно, но, тем не менее, реальность была именно такова. И тогда они решили искать таких людей в другой Москве, в той, в которую они могли попасть с помощью прибора. И начали свои поиски.

Арсений отправлялся в параллельную Москву еженедельно, но результатов все не было. Но однажды случилось то, чего физик ожидал меньше всего. В само центре города, в оживленном кафе, в котором он обычно занимал столик, чтобы сканировать посетителей, он столкнулся со своим бывшим институтским коллегой. Сначала Арсений не поверил своим глазам. Д а и его старый знакомый тоже был шокирован не меньше самого Арсения. Они заговорили. Знакомый сообщил, что тоже сумел вывести несколько приборов. И теперь они в распоряжении тех, кого с недавних пор было принято называть «ядерщиками».

Так стало ясно, что секретом обладает не только нарождающееся Сопротивление, но и их заклятые враги. Война между ними переносилась теперь и в параллельную реальность.

Со временем Арсений научился вычислять контактеров. И вербовать их. Интересно было то, что при перемещении в другую Москву, внешность человека менялась. Тоже самое происходило и обратном порядке. Объяснения этому найти так и не удалось. Но если человек дважды и более раз совершал переходы, то происходили и вовсе интересные вещи.

— Тебе это будет понятнее на примере Екатерины. Здесь ты видишь ее настоящую. Но только ты. Ну, не только ты, а все, кто родом оттуда. Мы же видим ее такой, какой ты видел ее там. Это сложно объяснить. Но глядя на тебя сейчас, я не знаю, какой ты настоящий. Я вижу твой искаженный образ.

Арт спохватился, что ни разу еще не видел свое отражение попав сюда. Он испуганно ощупал свое лицо, но не смог определить, насколько сильно оно изменилось. Солдат рассмеялся.

— Да не переживай, Артем! Прекрасно выглядишь!

— Дмитрий, — обратился Арт к Солдату. — А что «ядерщики» делают там, у нас?

Солдат нахмурился и, глядя себе под ноги, ответил:

— Мы не знаем, Артем. В этом-то и вся проблема. А теперь может уже никогда и не узнаем — «Эвакуатор — 2» Арсения уничтожен. Второй прибор спрятан на берегу озера в вашей реальности. Но смысла теперь от него никакого — мы не можем попасть туда. Вот такие дела, брат.

Глава 10

Вернувшись из Питера, Коротков хотел сразу включиться в текущую работу. Дел было полно, а нераскрытых и того больше, как он сам любил шутить. Но первым делом, только сойдя с поезда, он набрал номер Ольги и сообщил, что прибыл в Москву и готов, как они и договаривались, через три часа встреться в любом удобном для нее месте. Ольга предложила кафе на Красных воротах. У нее были потом дела в центре, а Короткову оттуда было две минуты до отделения.

В одиннадцать часов майор уже сидел в большом зале кафе «Колесо». Людей было мало, официанты лениво прохаживались между столами, смахивая крошки и мух. Наконец к нему подошла девушка и сообщила, что готова принять заказ. Коротков взял стакан сока и пару бутербродов. Дома он успел перекусить, а потому голоден не был.

Оля немного задержалась. Он увидел ее сразу, как только она вошла в зал. Девушка покрутила головой, в поисках Короткова и тому даже пришлось поднять руку, чтобы обозначить свое местоположение. Зал действительно был слишком большим.

— Здравствуйте, Сергей Иванович. — Она протянула ему руку и Коротков слегка пожал ее, ощущая, как его пробирает дрожь. — Извините, чуть-чуть не рассчитала время.

— Ну что вы, — стушевался Коротков, уже и не надеясь совладать с собой. Он был по-настоящему счастлив в эту минуту. Глядя на Олю, следователь окончательно убеждался, что эта девушка ему не безразлична. Совсем не безразлична. — Все в порядке. Я вот пока сок себе заказал. Вы что будете?

— Я бы не отказалась от чашечки кофе, — улыбнулась Оля. — Я вообще по утрам ем плохо. Знаете, некоторые, когда просыпаются, слона готовы слопать, а я только к обеду раскачиваюсь. Так что кофе.

Коротков громко окликнул официантку и сделал заказ.

— Вы ездили в Санкт-Петербург? — спросила Оля, не сводя с него глаз. — Это все по тому же делу?

— Да. Надо было прояснить кое-какие нюансы. Дело оказалось куда более запутанным, чем можно было бы подумать. Всплывают все новые и новые обстоятельства. Жаль что… — Он осекся.

— Жаль, что Арт погиб… — закончила она за него. — Я все никак не могу привыкнуть к мысли, что его больше нет. Прошла уже несколько дней, слезы все выплаканы, и головой все понимаешь, а вот сердце никак…

Они тяжело вздохнула и достала из сумочки сигаретную пачку. Выудив тонкую длинную сигарету, она изящно прикурила от зажигалки и выпустила облако прозрачного дыма, окутавшего ее голову. Коротков снова залюбовался ее красотой.

— А вот курить бы вам не стоило, — зачем-то сказал он, понимая, что не хватало еще выступить в роли заботливого папочки, который запрещает дочке баловаться сигаретами. Как же все нелепо!

— Я знаю, — очаровательно улыбнувшись, ответила Оля. — Я знаю. Но ничего не могу с собой поделать. Еще с института привычка. Там все дымили. Художники! Богема! Мундштуки! Да я и не курю толком — так, занимаю руки, когда их некуда деть…

Коротков не до конца понял, как воспринимать эту фразу. Но тему про курение решил не развивать.

— Оля, я хотел спросить у вас. Я понимаю, вам сейчас тяжело, но все — таки…

— Спрашивайте.

— Вы больше ничего не вспомнили? Похоже, что Артем стал свидетелем не просто каких-то мелких бандитских разборок, а эпизода в куда более серьезной игре. Возможно, международного уровня. Девушка, которую он видел, да и вы тоже (про себя он снова решил умолчать), так вот, эта девушка уже два года числится в списках пропавших без вести. Но как мы все видим, она жива и здорова. Значит, зачем-то ей надо было сделать так, чтобы все считали ее исчезнувшей. Есть и еще некоторые детали, о которых я не могу распространяться. Но сейчас любая деталь, любая подробность может стать решающей.

Оля сбросила пепел с кончика сигареты в металлическую пепельницу и откинулась на спинку стула.

— Я вам рассказала все. Действительно все, Сергей Иванович. Если бы я хоть что-нибудь вспомнила, будьте уверены, я тут же сообщила бы. Но, увы, вы и так все знаете.

Им принесли их заказ. Коротков глотнул сок, а бутерброды есть ему, отчего-то, расхотелось. Оля принялась помешивать кофе, наблюдая за коричневыми кругами, образующими воронку, словно затягивающую ложку на дно. Она затушила сигарету и сделал маленький глоточек.

— Сергей Иванович, вы простите, что я отнимаю у вас время… Но просто в связи со всеми этими событиями вы стали для меня человеком, с которым я могу спокойно поговорить обо всем случившемся. Друзья, конечно, выслушивают, сочувствуют, но не понимаю что ли… Вернее, как-то не совсем правильно все понимают. Бросаются утешать, жалеть, соболезновать. А мне этого не надо.

— Ну, их можно понять. — Коротков напрягся. Он все еще никак не мог понять, куда клонит девушка и в каком аспекте надо воспринимать все то, что она говорит. Каждое ее высказывание в свой адрес майор подвергал жесточайшему анализу, который каждый раз не давал ровным счетом никаких результатов. — Вы потеряли любимого человека, жениха..

Оля подняла на его глаза. Коротков впился в них взглядом и не смог сразу оторваться. Мог бы вечность смотреть, подумал он. Целую вечность.

— Жених? — Она странно улыбнулась. — Сергей Иванович, не был он мне никаким женихом. Я за ним несколько лет хвостом ходила, все надеялась, а с его стороны была только дружба. И не больше того. Скажите тоже, жениха…

Внутри у Короткова все возликовало. Он вдруг почувствовал необычайный прилив сил, а сердце его заработало с удвоенной силой. Он даже чуть не расплылся в идиотской улыбке, но вовремя спохватился и удержался от этого опрометчивого поступка. Но главное он узнал — Крылов был просто другом!

— Что ж… — майор пытался подобрать правильные слова, чтобы не выдать своей радости. — Я тоже хотел вас увидеть.

Она удивленно подняла брови и с интересом посмотрела на него.

— Вот как? А что, Сергей Иванович, вы делаете сегодня вечером?

Это уже был гром среди ясного неба.

— Ничего… — неопределенно ответил Коротков, соображая, что ему теперь делать. Но Оля все сделал за него.

— Я хотела вечером сходить на выставку одной моей приятельницы. Она давно зовет, да и сидеть вечером дома невыносимо. Надо хоть немного развеяться. Вы не составите мне компанию?

— С удовольствием, — выдохнул Коротков. — Во сколько и где?

Они договорились на восемь около памятника Пушкину — извечного места встречи московских влюбленных. Сам Коротков никогда не назначал там свиданий, считая это дурным тоном, но на этот раз, услышав, что галерея, в которую им предстоит пойти, находится в переулках недалеко от Тверской, сам предложил именно это место. Захотелось ему романтики юношеской — хорошо было у следователя на сердце.

Они попрощались, и каждый пошел по свои делам. Оля упорхнула в московские переулки, куда-то в сторону «Комсомольской», а Коротков бодро пошагал на работу — хотя официально у него был еще один открытый командировочный день, но ему хотелось непременно сегодня составить отчет о своей поездке и ее результатах. К тому же, надо было срочно заводить механизм по поискам Алмазяна. Но пока тот был в не зоны досягаемости, Коротков решил побеседовать по душам с его другом и бессменным заместителем по ресторанным делам Аликом.

Алик безо всяких отговорок согласился прибыть в отделение, и к обеду уже сидел напротив Короткова, закинув ногу на ногу и изучая свои ногти.

— Ну как, сам все расскажешь или помочь? — вяло поинтересовался милиционер.

— О чем? — не отрываясь от маникюра, не менее вяло отозвался Нежданов.

— Ладно, Алик. — Коротков резко повысил тон, от чего Нежданов невольно опустил руки на колени и выпрямился. — Экспертиза тел ваших бойцов показала, что у обоих из них фактически лучевая болезнь. Все кишки радиацией пропитаны. Есть что сказать по этому поводу? Только не надо мне рассказывать, что они отпуск в Чернобыле проводили у бабушки, хорошо?

Лицо Нежданова побледнело, что не ускользнуло от внимания следователя. Он явно занервничал — разве что не начал грызть свои идеальные ноготки.

— Слушаю тебя, — немного сбавил обороты Коротков. — Давай. Медленно и с расстановкой.

Нежданов молчал как партизан. Первая реакция на слова следователя у него прошла, и теперь он смотрел в пол и не издавал ни звука. После нескольких минут запирательства, он процедил:

— Я ничего не знаю. Если вопросов больше нет, то я могу идти?

— Можешь, — легко согласился майор. — Задерживать тебя не за что. Пока. Но над моим вопросом ты подумай хорошенько. Договорились?

— Договорились.

Бледный как белый лист Нежданов поднялся со стула и пошел к двери. Взявшись за ручку, он обернулся, бросил на Кроткова короткий взгляд, и вышел. Коротков тут же поднял телефонную трубку:

— Коротков говорит. Да, товарищ полковник, только что закончили разговор. Он еще в отделении. Считаю необходимым установить слежку. Понял. Есть распорядиться.

Обрушив кулак на рычаг, Коротков быстро набрал еще один номер и распорядился, чтобы оперативная группа немедленно взяла объект под опеку. Теперь оставалось ждать результатов. Коротков надеялся, что они все же будут — уж слишком затрепыхался Алик, слишком разнервничался.

Теперь у него было несколько свободных часов. Он раскрыл несколько папок, лежавших на столе и начал изучать материалы. Но сосредоточится никак не мог — лишь две темы интересовали его по-настоящему: дело Роговой и Оля. И самое странное, что он не мог с уверенностью сказать, что именно в этом порядке эти дела его интересуют…

Кое-как досидев на работе до семи вечера, он пулей сорвался с места, прыгнул в свои «жигули» и поехал в сторону Тверской. Машину пришлось бросить еще на подъездах к главной московской улице — пробки были такими, что пробиться через них и успеть было практически нереально. Припарковавшись в переулке, он пешком догулял до Пушкинской, не забыв купить по пути букет. Без пятнадцати восемь он во всеоружии стоял у Памятника и ощущал, как проходящие мимо молодые пары с улыбкой рассматривают его, шушукаясь между собой. Но ему это было даже приятно — он и сам дивился своей прыти. Еще неделю назад следователь считал себя закоренелым холостяком, в жизни которого есть работа, но никак нет места женщине, а теперь он словно двадцатилетний мальчишка переминался с ноги на ногу с букетом в руках, кое — как сдерживая волнение.

Оля вынырнула из подземного перехода и помахала ему рукой. Она была прекраснее, чем с утра: волосы были красиво уложены, глаза как-то замысловато подведены, а стройную фигурку скрывало обтягивающее черное платье до колен, поверх которого был накинут такой же длинны модный бежевый плащик.

У Короткова перехватило дыхание. Не чувствуя под собой ног, он двинулся ей навстречу, держа букет, как знамя. Когда они поравнялись, Оля мягко взяла букет из его рук и поцеловала милиционера в щеку.

Майор милиции Сергей Иванович Коротков был окончательно повержен.

Глава 11

Арт с Солдатом углублялись все дальше в лес. Идти было трудно — видимость упала практически до нуля, а ветки под ногами так и норовили подставить подножку. Арт ступал как можно более аккуратно, стараясь повыше поднимать ноги, чтобы не спотыкнуться. Солдат же шел уверенно, то и дело оглядываясь на своего спутника, словно проверяя, не потерялся ли он. Видно было, что этой дорогой он идет далеко не в первый раз в жизни.

Через полчаса ходьбы они, наконец, остановились. Вокруг был все тот же непроходимый бурелом из мертвых деревьев. Но, Солдат знал, что делает. Он попросил Арта помочь ему сдвинуть пару стволов, которые на поверку оказались весьма легкими, так как внутри у них все давно сгнило и когда-то твердое дерево превратилось в труху и пепел. Откинув стволы в сторону, Солдат попросил Арта отойти в сторону, а сам ухватился за ручку, которую новобранец сначала принял за обычный сук или ветку, и изо всех сил потянул е на себя. Глаза у Арта полезли из орбит — это оказался люк, который был так хорошо замаскирован, что никакой «ядерщик» при всем своем желании не смог бы его обнаружить.

— Полезли! — Солдат ловко спрыгнул в углубление в земле и уже оттуда снова позвал своего спутника:

— Давай, Артем, спускайся!

Арт с опаской посмотрел вниз и полез вслед за Дмитрием. Не успел он еще поставить вторую ногу на пол, как в помещении зажегся свет. Арт увидел перед собой длинный туннель, вдоль которого тянулась проводка и каждые десять пятнадцать метров висели фонари.

— Даже свет есть… — вслух удивился он.

— Автономная электростанция. Мощность маленькая, но для таких масштабов хватает.

Они пошли по коридору. Арт смотрел по сторонам и видел, что это не просто прорытая в земле нора, но действительно выстроенный по всем правилам туннель: потолок подпирали толстые деревянные сваи, пол был так же уложен деревянными досками. Как и потолок. Завершался ход тяжелой деревянной дверью, над которой Солдат довольно долго колдовал, прежде чем она поддалась.

— Вечная проблема, — пожаловался он Арту — Замки заедают.

Артем был готов увидеть многое, но не такое. Перед ним открылся целый подземный город. Огромная площадка, величину которой он затруднился определить, была сплошь заставлена техникой: бронетранспортеры, грузовики, танки и вертолеты. Все это тянулось на несколько сот метров. Вокруг машин крутились люди, которые, завидев Солдата, радостно его приветствовали, а некоторые и отдавали честь.

— Это вы все сами?… — восхищенно спросил он. — Я имею ввиду выкопали?

— Нет, — засмеявшись, ответил Солдат. — Мы лишь случайно нашли вход. Здесь должен был быть, видимо, какой-то военный объект, но по неизвестным нам причинам стройка была заморожена, причем довольно давно. Был найден вход, тот самый коридор, по которому мы с тобой прошли. Раньше над входом стоял небольшой домик, по типу сторожки — его для маскировки, видимо, еще тогда поставили. Мы домик снесли. Технику сюда, конечно, не сразу заволокли. Долго ждали, не появятся ли над объектом «ядерщики». Среди них полно бывших кадровых военных, которые вполне могли знать о существовании этой подземной галереи. Но к нашему удивлению этот квадрат их вообще интересовал меньше всего — ни одного вертолета. Само собой, мы выждали и тогда, когда поставили сюда первые машины — кто знает, может это была своеобразная ловушка? Понимаешь? Мы загоняем сюда технику или людей, а они нас накрывают с верху, погребая под землей навеки. Но и тогда ничего не произошло. Короче, они просто не знали про объект. Это было настоящим везением! Теперь у нас тут стоит вся наиболее ценная техника, которая используется лишь по большим праздникам. Но не для парадов!

Солдат снова засмеялся. Он вообще много смеялся, как сумел заметить Арт. Но смех этот был не тупым или злобным, а, наоборот — добродушным, открытым, ироничным. Дмитрий по прозвищу «Солдат» нравился Крылову все больше и больше.

Обойдя всю внушительную территорию подземной базы, они вышли обратно на поверхность.

— Дмитрий, — обратился к Солдату Арт. — Я еще у Кать хотел спросить, но все случая не было. А почему меня отсюда в город перекинули? Зачем? Если «эвакуатор» доставил меня сюда, на вашу территорию, то какой смысл был пересылать меня в Москву? Я что-то не очень понимаю…

— Правильные вопросы задаешь, Артем. — Солдат подмигнул ему и пару раз легонько поддал ладонью по спине. — В городе в тот момент была Катя. Она выполняла задание. Арсению в любом случае надо было эвакуироваться туда, чтобы забрать ее. Тебя он взял потому, что хотел знать, что ты за человек. Как проявишь себя в трудной ситуации. Да, он рисковал твоей жизнью. И, отчасти, Катиной… Но своей нет… Дело в том, что Арсений был уже смертельно болен. Радиация, возраст, болячки — все это давало о себе знать. Наши врачи отводили ему не больше месяца. И тут появился ты. Появился там, в той своей Москве. Арсений был волком стреляным. Хоть Екатерина и была его женой, но он жен все понимал. И любил ее больше всего на свете. А потому, когда понял, что ты ей нравишься, решил, что прежде чем передавать жену в твои неокрепшие руки, неплохо было бы посмотреть, на что ты способен. Да и, я думаю, он хотел, чтобы и Катя сделал свои выводы относительно тебя. И, могу тебя заверить, они их сделала. Удовлетворен ответом?

— Вполне.

Теперь настала очередь Арта улыбаться. Сказанное Солдатом обрадовало его. Сам он уже полностью был уверен, что к этой девушке его влечет, но то, что и он ей нравится — это было самой хорошей новостью за последнее время.

— Еще вопросы есть? — Солдат помог Арту перебраться через поваленное дерево, которое в темноте являло собой довольно трудное препятствие. — Спрашивай лучше сейчас. Потом времени на это не будет. — Есть еще один вопрос. Откуда у вас такая уверенность, что все, кого вы перетаскивали оттуда сюда, согласятся воевать, бороться за ваши идеалы? Почему вы думали, что я соглашусь, например?

— И снова хороший вопрос! Ты мне положительно начинаешь нравиться, парень! Да не было никакой уверенности. И каждый человек — это риск. Очень большой риск. Но самый главный аргумент, которым мы руководствуемся — это любовь.

— Любовь? — Чуть не поперхнулся собственной слюной Артем.

— Именно она, родимая. Екатерина так попала сюда. У них с Арсением действительно были очень теплые отношения. А там, у вас, она была одиночкой, никому не нужной серой мышкой. Тоже самое с тобой. Когда мы поняли, что ты, выражаясь по простому, запал на нашу Катьку, то решили, что самое время брать тебя. Прости, что так прямо и грубо — но это правда.

Арт некоторое время шел молча, обдумывая все услышанное. Выходит, выбора у него действительно не было. Это был какой-то замкнутый круг. В любом случае, он пошел бы в то утро писать высотку, увидел бы все, что увидел… Стоп. А что он увидел — то?

— Дмитрий, а что же случилось на бульваре? Что произошло?

— На бульваре? — Он словно не понял, о чем Арт его спрашивает. — Ты про тех двоих?

— Ну да, — подтвердил Арт верность его догадки. — Что она с ними сделала? И почему?

— Я уже сказал тебе, что «ядерщики» владеют «эвакуатором» второго типа. Они находятся там, у вас. Ты спрашивал, что они там делают? Я тебе честно ответил — не знаю. Мы даже не знаем где открываются их «окна» в обеих реальностях. Но мы подозреваем, что в целом заняты они тем же, чем и Сопротивление — вербуют сторонников. Те двое на бульваре — были из «ядерщиков». Их вычислил Арсений. Совершенно случайно. Катьке нужно было лишь сыграть небольшую роль и понять, куда они едут и что вообще там у вас делают. Она сделал все, чтобы парни ее склеили. Ребята явно просидели здесь у нас и у них давно не было женщин. Но в машине Екатерина прокололась. Они полезли ее лапать, а она им по рукам, не смогла… Ну, они за пушки, конечно сразу. Оставался только гипноз. Как она это умеет, ты на себе прекрасно ощутил. Этой техникой она владеет в совершенстве. А где научилась — не говорит.

— А потом? — потребовал продолжения Арт.

— А что потом? Потом ей на хвост сели ваши менты. Коротков ваш, который тоже оказался контактером, только слабым. Да их у вас в органах вообще хватает — кого-то обучают, а кто-то от рождения владеет даром. Хотя не каждый об этом и догадывается… Одним словом, дальше оставаться ей у вас было нельзя. Напоследок она прощупал следователя на предмет пригодности для нашего дела и эвакуировалась. После у нее было небольшое дело в городе, а нами было принято окончательное решение по твоей кандидатуре. Дальше ты все знаешь.

— Так выходит, по поводу того, что «ядерщики» делали в Москве так ничего и не выяснилось? — подытожил Арт.

— Ничего. Выход на эту парочку был самой настоящей удачей. Так же, как и последующий выход на Короткова. Ведь начал расследовать это дело, а значит знал, кто эти убитые, чем занимались и так далее. Понимаешь? Мы планировали забрать его сюда в ближайшее время, но ситуация вышла из под контроля. Теперь мы заперты. И, как я уже сказал, возможно, что и навсегда.

Они вышли на опушку, от которой начиналась нормальная тропа. Идти стало намного легче. Но вот на душе у Арта стало намного тяжелее.

Во — первых, ему только что сообщили, что у него есть все шансы провести всю оставшуюся жизнь в этом диком мире, где человеческое существование сводится к элементарной борьбе за эту самую жизнь. Не сказать, что это слишком отличалось от жизни в его Москве, но все же не в той реальности эта борьба протекала не в таких жестких формах.

Во-вторых в его душе поселился вполне ощутимый страх за свой привычный мир. Если «ядерщики» теперь остались монополистами в области пространственных перемещений, то чем это все может закончится?…

Единственной приятной новостью было известие о том, что он все же приглянулся Екатерине. Это действительно многое компенсировало — тут Солдат был абсолютно прав.

Миновав КПП, Арт с Дмитрием вошли на территорию лагеря, который уже начинал медленно погружаться в сон. Арт спохватился, что снова забыл про драже и поспешил поскорее проглотить лекарство.

Усталость накатила на него внезапно. Уже около «идеального домика» он понял, что с трудом стоит на ногах. Слишком много свалилось на него за это безумный день. Глаза закрывались сами собой.

— Э, брат, — присвистнул Дмитрий. — Да ты уже спишь. Давай, проходи в дом. Сегодня будешь ночевать здесь, а завтра переведем тебя в казарму. Душ можешь принять — воды очень мало очищенной, но сполоснуться хватит.

— Слушай, Солдат, — преодолевая зевоту промычал Арт. — А что случалось с теми, кто попадая сюда к вам отказывался воевать и просился назад?

— Они отправлялись назад. Потом мы пару раз отслеживали их — обычно дело для них там у вас кончалось психиатрической больницей… — Дмитрий пожал плечами в знак того, что сочень сожалеет.

— Ну, это понятно. А сколько все же согласилось остаться? Отряд наберется из наших-то? — Арт попытался придать своему голосу бравады.

Дмитрий замялся, отвел глаза в сторону и, после недолгой паузы ответил:

— Да, по правде, Артем, вас всего двое таких: ты да Екатерина.

Услышав это, Арт даже не нашел в себе сил удивиться. Двое, значит, двое. Он больше не мог бороться со сном, и едва умыв лицо, рухнул на жесткую кровать.

Глава 12

На следующее утро Арта разбудил бодрый голос Солдата:

— Подъем!

Вчерашний живописец подскочил на койке и разлепил глаза. За окном была все та же серая мгла, он вполне можно было определить, что на дворе утро, а не ночь.

— Сколько время? — спросил Арт, натягивая штаны. — Долго я проспал? — Часов двенадцать проспал, — отозвался Солдат из соседней комнаты. — Дали тебе выспаться. Чувствуешь себя нормально? Таблетки-то опять забыл принять вчера на ночь. Хорошо Катя напомнила, разбудили тебя.

Арт поморщился и с трудом припомнил, что его кто-то действительно теребил, требуя каких-то действий. Но, видимо, он до конца в тот момент так и не проснулся, а потому помнил все настолько смутно, что можно сказать, в целом-то, вообще ничего и не помнил.

Одевшись, он вышел из небольшой комнаты, в которой ночевал и увидел, что в соседнем помещении присутствует не только Солдат, но и Катя, а также еще несколько человек, которых он раньше не видел. Они сидели молча и, казалось, просто скучали. Но стоило появиться Арту, как все они поднялись со своих мест и начали наперебой здороваться с ним и знакомиться.

Оказалось, что его пробуждения практически в полном составе ждал высший командный состав Сопротивления, за исключением Владимира, который должен был присоединиться к ним позже. Арту было предложено позавтракать, а потом явиться в бункер номер четыре, который, как стало ясно позже, был той самой подземной галереей, в которой он побывал вчера вечером. Командиры откланялись и ушли, а с Артом осталась лишь Катя, которая должна была отвести его в «столовую», а потом сопроводить до бункера.

— А чего они все пришли-то? — удивленно спросил Артем Катю, как только дверь за последним из сопротивленцев закрылась, а их голоса стихли. — Это у вас всех тут так встречают?

— Оттуда — всех. Не так часто здесь появляются люди из параллельной реальности. Ты бы не пришел посмотреть на человека, например, отсюда, если бы он попал к нам? Вот и им интересно. Но помимо интереса, конечно, есть и другие аспекты. Высший военный совет заседал всю ночь, пока ты дрых. Были приняты кое-какие решения.

— Что еще за решения? — Арта начинал напрягать тот факт, что все здесь решают за него, не спрашивая даже для приличия его согласия.

— Давай сначала позавтракаем? — вместо ответа предложила Катя. — Не стоит торопить события.

И к этому Арт тоже никак не мог привыкнуть — сплошные секреты. Добиться от кого-то внятного ответа сразу — дело почти нереальное. Все потом, все после. Но радовало лишь то, что после, все же, объясняли и на вопросы отвечали. Но почему сразу-то было нельзя?…

Завтракали они в той же «столовой», где и ужинали накануне вечером. Вокруг никого не было. Они сели за длинный деревянный стол и приступили к еде. Это опять была каша. Но если сразу после прихода в лагерь Арт был рад чему угодно — только бы уже поесть, — то выспавшись он начал смотреть на некоторые вещи слегка под иным углом зрения. Каша представляла собой отвратительное липкое месиво, не имеющее вкуса. На вид она была такая же серая, как и низко нависшее над землей свинцовое тяжелое небо.

— Из чего каша-то? — Арт смотрел как с ложки жижа стекает длинными липкими струями обратно в тарелку. — Хотя бы соли иди сахара добавить бы…

— Забудь о вкусной еде, Артем. И ешь, что дают. Каша из риса. Это одна из немногих культур, которая теперь произрастает в холоде. Конечно, это не совсем тот рис, к которому ты привык, но, по крайней мере, есть ее можно без опасения наглотаться всякой гадости. Кстати, никогда ничего не ешь, если на сто процентов не уверен, что пища проверена. Ты, вон, вчера ныл, что зря мы сумку с продуктами у тех сволочей не взяли. А ты знаешь, что там была за еда? Я — нет. Скорее всего, это был паек, состоящий из продуктов, доставленных оттуда. Но будь уверен, что все они были просрочены, а уж чем успели пропитаться, пока дошли до рук этой семейки я и думать даже не хочу. Ешь, давай.

Поняв, что капризничать бессмысленно, Арт проглотил содержимое тарелки, запив холодной водой. Как ни странно, но, несмотря на всю мерзость каши, насыщала она отлично. Крылов почувствовал себя бодрым и готовым к новым свершениям. Не забыл он и проглотить драже, за что тут же получил поощрение от Екатерины.

Закончив со скудной трапезой, они вышли из лагеря и уже относительно знакомой Арту дорогой пошли к четвертому бункеру. Днем дорога показалась новобранцу намного легче — все препятствия были видны и, оказалось, что обойти их не так уж и сложно. Ловко перепрыгивая через поваленные деревья, молодые люди уже через пятнадцать минут были на месте. Арт вспомнил, что ночью они с солдатом потратили на дорогу не меньше получаса.

Вход в бункер был все так же завален. Катька объяснила, что кто-то один всегда остается на поверхности и маскирует люк, чтобы в случае чего, ни с земли, ни с воздуха он не был замечен военными.

— А где еще один выход? — проявил любопытство Арт, которого еще с ночи интересовал вопрос, как в подземелье попала техника.

— Он недалеко от озера. Ты чем болтать, лучше бы помог. Или мне одной бревна тягать?

Поняв свою оплошность, Арт помог Кате с расчисткой люка, а потом сам дернул на ручку, открывая вход в подземное хранилище. Они спрыгнули вниз и, миновав, туннель, вошли на территорию подземной базы. Катька провела его через весь зал и подвела к неприметной дверце, которая практически сливалась со стеной. Справа о двери был звонок. Катька позвонила и за дверью послышались шаги. Их пустили внутрь.

Теперь им снова пришлось идти по коридору, который мало чем отличался от первого, уже знакомого Арту. Тот же деревянный пол, те же фонари на стенах. Проводник довел их до очередной двери и пошел обратно. Катя снова позвонила, вдавив кнопку звонка так, что она полностью ушла в стену.

Дверь им открыл Солдат.

— Долго ж вы завтракаете! — не то с укором, не то просто в шутку сказал он. — Мы заждались.

Взгляду Арта открылась большая ярко освещенная комната, посреди которой стоял круглый стол, сразу же вызвавший у Крылова ассоциации с рыцарскими посиделками у короля Артура. Все места, кроме двух, были заняты. Как понял Арт, два свободных стула предназначались для них с Екатериной. Он не ошибся — их пригласили сесть за стол.

Первым заговорил Владимир. Теперь Арт мог разглядеть его получше. Накануне вечером он видел его лишь мельком — Командующий тогда пожал ему руку, кратко поприветствовал и удалился, оставив вновь прибывшего на попечение своего заместителя. Сейчас же он сидел напротив Арта и смотрел ему прямо в глаза.

Владимиру было около пятидесяти. Высокий, плечистый, с волевым лицом — он как нельзя лучше подходил на определенную ему жизнью роль. Особенно поразили Арта глаза Командующего: ярко-голубые, пронзительные. Пожалуй, таких глаз он не видел до этого никогда. Глядя в них Арт подумал о том, как резко они контрастируют с окружающей серой реальностью… Одет Владимир был тоже ни как все. На нем была довольно приличного вида куртка защитного цвета, из под которой вылезал ворот вязанного свитера черного цвета. Остальные присутствующие за столом были, по большей части, в ватниках все того же унылого серого цвета.

— Друзья. — Голос у Владимира был под стать внешности. Это «друзья» раскатом грома прокатилось по комнате. — Друзья, сегодня за нашим столом присутствует новый человек. Вы все с ним уже знакомы, но я все же хочу представить его официально. Крылов Артем Викторович. Будем надеется, в будущем, а, может, уже и в настоящем, — верный боец Сопротивления, наш друг и соратник.

Арт поднялся с места и зачем-то слегка поклонился. Покраснев, он снова сел, и какое-то время выдерживал на себе любопытные взгляды членов командования.

— Я полагаю, — продолжил Владимир, — мы можем перейти прямо к делу. Все уже в курсе, что у нас возникла серьезная проблема. Мы потеряли важнейшего для нас человека — Арсения. Это значит, что мы потеряли не только друга, но и Проводника. Что еще хуже, мы лишились «эвакуатора», без которого, конечно, мы, может, и справимся, но нам будет куда сложнее. Без «эвакуатора» мы лишаемся продуктов, лишаемся вещей, лишаемся возможных союзников и помощников — таких, как Артем и Екатерина. Но это все, конечно, не конец света. Борьбу можно продолжать и опираясь лишь на свои ресурсы. Но, есть еще одна проблема. Мы можем сказать, что она нас не касается, но я все же считаю, что касается. И даже слишком. «Эвакуатор» есть у «ядерщиков». И они пользуются им в своих целях. Есть все основания полагать, что там, откуда прибыли Артем с Екатериной, военные вербуют людей. Может, дело обстоит еще хуже — они готовят базу для переброски туда своих сил. Этот вариант маловероятен, но исключать его нельзя. Таким образом, именно мы несем моральную ответственность за то, что «окно» продолжает оставаться открытым.

— Владимир, — вмешался полноватый человек, сидевший по левую руку от Командующего. — Я с тобой не согласен. Думаю, что мы не должны взваливать на себя этот груз. Не мы дали «ядерщикам» «эвакуатор»!

Стол оживился. Все принялись переговариваться. Но Владимир тут же пресек разброд и шатание:

— Предлагаю поставить вопрос на голосование. Крылов с Роговой тоже голосуют. Суть вопроса: нужно ли нам приложить все усилия, чтобы «эвакуатор» ядерщиков стал нашим?

Новость о том, что он допущен к голосованию Арту понравилась: наконец-то ему дали право голоса, а не в очередной раз решили все за него. Он переглянулся с Катей, и та едва заметно улыбнулась ему давая понять, что тоже рада такому раскладу. Нагнувшись к Арту, она прошептала:

— Думаю, все решится в нашу пользу.

Арту этого очень хотелось. Если присутствующие проголосуют против — это означало лишь одно: он останется здесь навсегда.

— Итак, — прервал его размышления Командующий. — Кто за то, чтобы организовать операцию и попытаться, возможно и дорогой ценой, но добыть прибор? Прошу голосовать.

Руки потянулись вверх. За столом было ровно двенадцать человек. Арт судорожно пересчитывал руки: одна, вторая, третья, четвертая… Так, его пятая. Катька уже проголосовала. Пять? Он уже отчаялся, но в этот момент вверх взметнулась рука самого Владимира, а вслед за ним — и Дмитрия. Семь!

Толстяк, который пытался перечить Командующему сидел теперь с понурым видом, впершись взглядом в стол. На лицах других членов командования, которые собирались голосовать «против», также было написано разочарование. Видимо, подумал Арт, ночью дискуссия была не шуточная. И вдруг он почувствовал, как под столом ему на колено легла Катина рука. Легла и застыла. Арт неуверенно опустил одну руку и положил ее сверху Катиной. Он думал, что она выдернет кисть, но ничего подобного не произошло — Катька даже не пошевелилась. Так они просидели до конца совещания, которое длилось после голосования считанные минуты. Решение было принято, а, значит, вскоре, предстояло крупное и очень опасное дело. Арт с трудом мог себе представить, как им удастся осуществить задуманное, но на обратном пути, в Лесу, Катя, все еще держа его за руку, заверила, что Командующий просто так слов на ветер не бросает.

Глава 13

Разработка операции под кодовым названием «Эвакуатор» началась в тот же день, хотя Арт узнал об этом, как обычно с некоторым опозданием. Но для обсуждения всех ключевых моментов его пригласили в «идеальный домик», где собрался узкий командный состав в лицу Командующего, Солдата и того самого толстячка, что изначально был против всей этой затеи. Кроме них присутствовали Арт и Катя.

Толстячок оказался третьим по значимости человеком в рядах Сопротивления — это Арт понял в ходе беседы. Звали его Игорем и на поверку он оказался неплохим парнем, но немного упертым.

— Володь, я все же считаю, что это полное сумасшествие. — скороговоркой заговорил он, как только началось оперативное совещание. — Мы даже не знаем, где они хранят прибор. Я уже не говорю, что мы понятия не имеем, где у них «окно». Даже если «эвакуатор» окажется у нас в руках, что мы с ним будем делать? Ты вспомни, сколько Арсений блуждал, прежде чем нашел нужные точки!

Игорь раскраснелся и несмотря на холод, по лицу его потекли струйки пота, которые он то и дело вытирал рукавом своего ватника. В целом, говорил он толково, но в словах его сквозил сплошной пессимизм. Именно на это и указал в первую очередь Командующий:

— Игорек, с такими настроениями как у тебя вообще лучше носа на улицу не высовывать! Да, я согласен, что это будет непросто, но ты пойми, что нам главное захватить прибор. Пусть потом у нас уйдет пять, десять, двадцать лет на поиск «окна», но рано или поздно мы его все равно найдем. Москва — город большой, но все же… Мы должны пытаться, а не стоять на месте. Понимаешь меня?

— Понимаю, — угрюмо отозвался Игорь, который, похоже, и правда, все понимал, но отчего-то давал задний ход — видимо, действительно не верил в успех мероприятия. — Ладно. Чего уж там. Все решили уже ведь…

— Вот именно, — перехватил инициативу Владимир. — Все решили. Так что не будем попусту тратить время. Мы с Димой накидали кое-какие мысли. Я хотел бы их озвучить.

Первый вариант сводился к следующему: предлагалось осуществить широкомасштабное наступление на город с участием всей имеющейся в наличие техники. В общих чертах можно было с определенной долей уверенности говорить о том, что в случае успеха и захвата высокопоставленных военных из числа «ядерщиков» из них можно было бы выбить нужную информацию. Но здесь риск был крайне велик — можно было потерять кучу людей, машин, но так ничего и не добиться.

Второй вариант предполагал более тонкую работу, но выполнять ее должны были уже не военные, а…Артем.

— Слушай внимательно, Артем. — Командующий говорил медленно, с расстановкой, чеканя каждое слово. — Ты в праве отказаться. Операция может стоить тебе жизни — это я говорю тебя прямо и без обиняков. Теперь о сути. Есть идея отправить тебя в город в качестве, скажем так, засланного казачка. Дело в том, что несмотря на жестокую реальность, люди и здесь у нас продолжают мигрировать, перемещаться с места на место — в определенных пределах, конечно. И наша армия, и армия «ядерщиков» так или иначе пополняется из приходящих из других районов людей. «Ядерщики» вообще-то занимаются рекрутингом, объезжают деревни, села, маленькие города и отбирают подходящих себе людей. Ты бы им подошел. У нас есть люди, которые служили у военных, а потом перебежали к нам. Они тебя проинструктируют по полной программе. Расскажут про все проверки, все подводные камни. Но здесь надо решиться. И понимать, что твое пребывание там может затянуться на очень долгий период — ни на день, ни на два, а, возможно, на годы. И то, результат гарантирован не будет — ведь не факт, что тебе удастся выяснить хоть что-нибудь про прибор. Но игра стоит свеч. А вдруг получится?

Арт внимательно выслушал Владимира, и в голове у него закрутился один лишь вопрос, который он и озвучил:

— Владимир, а почему я? То есть, почему бы не послать туда кого-нибудь из ваших людей? Зачем идти именно мне — я же автомат в руках толком держать не умею! Прихлопнут там меня в два счета — и все.

Владимир хитро улыбнулся и чуть прищурил один глаз:

— Вопрос абсолютно верный. Почему ты? Я отвечу тебе на него. Но сначала, расскажу немного о человеке, которой зовут Игнат Краснов. Еще его называют Игнат Красный, а иногда и просто Красный, безо всяких Игнатов.

— Кто он? — спросил Арт.

— Диктатор Новой России. — Глаза Командующего превратились в две ледышки, от чего Арту стало не по себе. — Это страшный человек, Артем. Очень страшный. Он убил сотни, да что там сотни — тысячи людей! Он лично расстреливает, пытает. И ему все равно кто перед ним — здоровый мужчина, хрупкая женщина или дитя. И лишь одна его слабость известна всем. Он обожает живопись. Он жить не может без картин. И что самое удивительное, по нашей информации больше всего он любит… как ты думаешь что?

Арт задумался, но ответа так и не нашел. Он вопросительно посмотрел на Владимира, который явно наслаждался моментом. Выдержав паузу, он ответил сам:

— Городские пейзажи, Артем. Городские пейзажи. А ведь это твой конек, если меня правильно проинформировали?

— Правильно, — подавленно ответил Арт, который в глубине души все еще надеялся, что на это опасное для жизни задание отправят кого-нибудь более профессионально подготовленного, чем он. Но, как выяснилось, самым подготовленным был он сам.

Тем не менее, он смалодушничал и предпринял последнюю попытку:

— Но, я же видел картины в доме… — неуверенно произнес он. — И Дмитрий (Арт бросил на него короткий взгляд) сказал, что у вас есть художники…

Владимир недовольно посмотрел на своего заместителя, который поспешил спрятать глаза и придать своему лицу виноватое выражение. Смерив Дмитрия взглядом, Командующий снова обратил все свое внимание на Арта и спокойным голосом сказал:

— Артем, это была всего лишь глупая шутка. Все картины, которые ты видел у нас на стенах — из вашего мира. Есть один нюанс, который ты не знаешь, но пришло время его узнать. Наш мир очень похож на ваш, я бы сказал, что они практически идентичны. Мы изучили книги по истории, которые доставили от вас — многое совпадает. Но не все. Я не хочу сейчас вдаваться в детали — это лишнее. Есть, конечно, некоторые расхождения в событиях, именах, да чего тут говорить — у вас в восемьдесят четвертом не было никакого Удара. Но, есть один момент, о котором нельзя умолчать: рано или поздно все равно все происходит и у нас, и у вас. Но, возможно, в разных формах. Ваш девяносто первый год — это всего лишь отсроченный Удар нашего восемьдесят четвертого. И так далее. — Командующий замолчал, вбил ладонью из пачки сигарету и закурил, после чего продолжил: — И есть еще кое-что. В нашем мире искусство, как бы тебе сказать — оно было, конечно, было, но далеко не в тех масштабах, что у вас. Каждый художник, каждый музыкант у нас — на вес золота. Краснов — прекрасный художник. До удара он считался чуть ли не гением. Но война все перевернула и вместо кисти в его руке оказался автомат. И здесь он тоже преуспел. Не даром же говорят, что талантливый человек талантлив во всем. Краснов помешан на живописи. И если тебе удастся сделать так, а это будет совсем не сложно, чтобы он узнал о твоем таланте, то можно считать, что твоя судьба будет предрешена — он в любом случае захочет посмотреть на тебя.

— Так может, — перебил Командующего Арт, — мне просто убить его?

— И что это изменит? Ты сам тут же окажешься мертв, а его место займет кто-нибудь еще. Нет, нам нужен «эвакуатор». Это наша цель. И если ты сможешь стать лицом, близким к Краснову, то у нас появится шанс…

— Но как я смогу вообще попасть к военным? — поинтересовался Арт. — Не могу же я просто прийти и сказать, что вот, мол, я пришел!

— Это уже другой вопрос, — серьезным тоном ответил Владимир. — Мы что-нибудь придумаем. Легенда будет тебе обеспечена. Это уже наши проблемы. Сейчас мы должны получить от тебя принципиальное согласие на участие в операции. Просто «да» или «нет».

Арт уставился на стену и не знал, что ответить. Ему было страшно, но в тоже время он понимал, что другого выхода у него, похоже, нет. Конечно, если он хочет вернуться домой. Как он понял, военную операцию назначать никто не будет — риск слишком высок. Это первое предложение было всего лишь умелой подводкой ко второму варианту, который лидеры Сопротивления изначально рассматривали в качестве основного. Итак, да или нет?

— Я могу подумать? — стараясь не смотреть в холодные глаза Владимира тихо спросил Арт.

— Конечно. — Голос командующего стал мягче. — Думай столько, сколько тебе понадобиться. Вот что-что, а спешить с принятием решения точно не стоит. Обо всей опасности операции я тебя уже предупредил. Так что думай. А когда ответ будет готов, дай знать. Договорились?

— Договорились.

Арт развернулся и, не спросив ни у кого разрешения, вышел из комнаты. Проходя мимо картин, развешанных в коридоре, он заметил в углах некоторых их них даты. Все они были совсем свежими. А на холстах были изображены прекрасные пейзажи, которых в этом мире нет уже целых двадцать пять лет. Само собой, размышлял Арт, уже идя по территории лагеря, их могли написать и по памяти — это не так сложно. Но что-то в этих картинах говорило о том, что они все же дышат настоящим — живым, наполненным свежим воздухом, порывистым ветром, запахами листвы и цветов. Нет, не врал Владимир — картины были из того мира.

Катька нагнала его, когда Арт уже подходил к своей казарме, в которую его определили на жительство.

— Послушай, — взяла она его за руку. — Тебе совсем не обязательно жить здесь. Ты можешь жить со мной. У нас с Арсением был отдельный домик — маленькая комнатка и все. Это было небольшой привилегией за вклад Арсения в дело Сопротивления. Теперь я там одна. И хотела бы, чтобы со мной там был ты.

— Ты серьезно? — Арт внимательно смотрел в его глаза, пытаясь заглянуть в мысли девушки. Но у него ничего не получалось. Да, Екатерина была талантливой по своему. Она могла читать других, но так же могла и не давать прочесть себя. — А как к этому отнесутся остальные?

— Нормально, — улыбнулась девушка. — Владимир сам только что предложил мне этот вариант. Нет, я и сама об этом думала, но тоже опасалась, что могут не понять. Но они хорошие люди. Действительно хорошие. И к тому же, все прекрасно знали, почему я жила с Арсением…

— Да? — хмыкнул Арт. — И почему же, если не секрет?

— Никакого секрета. Сначала это была любовь, которая слишком быстро прошла. А потом уважение и…жалость. Но это, когда он уже заболел, начал кашлять… Я же не могла его оставить одного.

— Хорошо. Я согласен.

Они резко дали вправо и пошли по направлению к ангарам, крыши которых активно латались бойцами Сопротивления. Теперь-то Арт знал, что эти ангары пустые, что они лишь декорация.

То, что Катя назвала домиком, оказалось, скорее, полуземлянкой. Вниз вела лестница в несколько ступенек, а над землей, примерно на метр возвышался выступ. Он весь был засыпан землей и ветками. Так, что даже с высоты человеческого роста нельзя было сразу его разглядеть. А с воздуха — уж тем более.

Арт спустился вслед за Екатериной и вошел в свое новое жилище.

Глава 14

Потянулись часы раздумий. Арт никак не мог найти верное решение. С одной стороны он был полностью согласен принять участие в операции, но страх перед возможной гибелью останавливал его, заставляя вновь и вновь прокручивать в голове ситуацию. Проведя в раздумьях почти половину дня, он решил взять небольшую паузу. Взяв со стола дневник Краева, который ему дал Солдат, он углубился в чтение.

Дневник Ивана Краева.

«11 марта 1984 года

На самолет сели с боем. Хотя билеты были на руках, пускать не хотели. Бесконечные вопросы: куда, зачем, на сколько? Кое-как уговорил нас пропустить, хотя уже никто не надеялся, что мы улетим. Многие (как я видел) проходили на борт без билетов. По „корочкам“. Иногда за „корочкой“ проходила целая семья. В итоге, Павлик сидит у Маши на коленях — его место оказалось занято. Скандалить бесполезно. Хорошо, что вообще сели.

Разговоры вокруг самые разные. Кто-то говорит, что, может, уже сегодня вечером в стране будет объявлено чрезвычайное положение. КГБ уже, якобы, полностью взял ситуацию под контроль и Рунов вот-вот будет назначен новым генеральным секретарем партии. О судьбе Горбачева ничего не известно. Кто-то высказал версию, что его и нет уже на этом свете.

Писать неудобно — весь завален сумками, которые не удалось сдать в багаж. Такое ощущение, что самолет еле ползет по небу — приспособлены ли ИЛы для таких перегрузок? Хочется верить…

12 марта 1984 года

Иркутск. Слава богу, долетели. Из аэропорта взяли машину. Добрались до родни быстро — дороги свободны, не то, что в Москве. Встретили хорошо. Немного ругались, что не предупредили, но не более того. В целом все поняли и признали, что это было единственно правильным решение в сложившейся ситуации.

Постоянно работает телевизор. Все напряженно ждут, когда же хоть что-нибудь скажут. Но в новостях опять ничего, кроме подготовки к посевной и похоронам генерального секретаря ничего не происходит. Все у нас в квартире понимают, что эта тишина — самый плохой признак. Значит точно что-то не так. Точно что-то не в порядке. Если бы все было нормально, давно бы уже людям сказали, кто теперь у власти.

Разговаривал с Василием Петровичем, Машиным двоюродным дядей, в семье которого мы и остановились. Он, как и отец, бывший военный. Настроения у него не очень. Говорит, что в случае чего воевать будет не с кем. Вон, в Афганистане уже навоевали — только спецназ гэбэшный да ГРУ профессионально работали. А остальные как котята слепые.

(Два часа спустя)

Ходил по городу. Первоначальное спокойствие оказалось мифом. В магазинах ничего нет — люди сметают последнее. Берут все подряд. Заговорил со стариком около продуктового, спросил, зачем столько соли и спичек накупил. А он в ответ: говорят, война будет. Я спрашиваю: кто говорит-то, отец? А он: американцы. Я удивился, спрашиваю, а откуда ж вам это известно? А он и глазом не моргнув: сын с невесткой радио их слушают, там уже все сказали. Я опять удивился. Говорю: что же вы первому встречному об этом на улице рассказываете? Теперь уж все равно, говорит, иди, докладывай. Все равно всем крышка.

13 марта 1984 года

9:23

Наконец. Объявили. Действительно Рунов. Страна переводится на чрезвычайное положение. Объявляется всеобщая демобилизация. Все военнообязанные должны явиться на призывные пункты по месту прикрепления. Те, кто находится за пределами своих населенных пунктов, обязаны в течение трех часов заявить в центральные органы власти по месту пребывания о своем присутствии и дожидаться дальнейших распоряжений.

Собираюсь в райисполком.

13:41

Паспорт забрали. В обмен дали какой-то талон, в котором отмечено, что мои документы временно изъяты в связи с военным положением. Кроме этого, в повестке написан номер части, в которую я должен прибыть не позднее девяти ноль-ноль четырнадцатого марта, то есть завтра. Каике войска никто, конечно, не сказал. Но что делать — придется ехать.

Дома суета. Родственники считают, что очень даже неплохо, что к власти пришла „сильная рука“. Василий Петрович уже несколько раз успел поменять свою позицию, но сейчас склонен смотреть на все происходящее с пессимизмом. Как, впрочем, и я. После жарких дебатов, было решено, что женщинам и детям лучше всего будет вообще уехать из города. За старшего с ними должен отправляться Василий Петрович, который как пенсионер освобожден от призыва, а потому относительно свободен в плане передвижения. В отличие от меня.

Решение об отъезде вызвано тем, что микрорайон, в котором живут Машины родственники, находится в непосредственной близости от Иркутской ГЭС. Мы с Василием Петровичем пришли к выводу, что она вполне может стать объектом для нанесения удара, в случае начала войны.

18:00

Остался в квартире один. Договорились, что как только завтра я проясню свое положение, сразу же найду способ известить, где я и что со мной. По телевизору передают балет. Дикость, но именно так оно и есть. „Лебединое озеро“ по всем программам. Уму не постижимо — страна находится на грани войны, а у них балет!.. Конечно, искусство — одна из высших ценностей в нашем мире и это высшее наслаждение, наблюдать за танцем, но не в такое же сложное время!

21:54

Началось. Я пока не понимаю, что происходит, но объявлена всеобщая тревога. Я даже не знал, что все улицы города (в Москве, интересно, тоже самое?) оснащены громкоговорителями. Они надрываются сейчас так, что стекла трясутся. Электричество выключено. Город погрузился во мрак — наверное, для маскировки. Хотя, какая к черту, маскировка? Если ракеты наведены на цель, то, можно подумать, отсутствие освещения собьет их с толку. Смешно. Так, репродукторы замолчали. Все… Один длинный гудок. Два коротких. Снова один длинный. Два коротких. Сигнал „Атомной тревоги“. Значит, все-таки, началось.

Ухожу из дома. Следующая запись — только если выживу…».

Арт закрыл тетрадь, хотя в ней была следующая запись. Значит, выжил. Решение было принято. Описание жизни некоего Ивана Краева за несколько часов, а может и минут до катастрофы что-то перевернули в душе Артема. Ему стало жутко и нестерпимо больно — он словно сам был в этой малогабаритной квартирке на окраине Иркутска. Его жизнь точно так же висела на волоске, и был лишь один шанс из миллиона, что ему удастся выжить. Но Краев выжил! Значит, и у него все должно получиться…

Пройдя через весь лагерь, Арт нашел Командующего, который давал какие-то распоряжения группе солдат, собирающихся покинуть территорию «России». То, что свой лагерь сопротивленцы называют именно так, Арт узнал от Кати. Это был своего рода символ, говорящий о том, что настоящая Россия сосредоточена именно на этом клочке земли, а все что за его пределами — вражеское окружение, временщина.

— Интересно, сколько таких «Россий» по всей стране? — задумчиво спросил Арт, когда Катька объяснила ему, почему именно так, и никак иначе, называется база Сопротивления.

— Думаю, что наша — не единственная. — Катька сказала это с какой-то непоколебимой уверенностью. — Мы часто говорили об этом с Арсением. Он считал, что очаги с жизнью разбросаны по всей стране, а значит, так или иначе, какие-то процессы происходят. Ты, кстати, дневник читаешь?

— Начал, но пока немного успел… — Признался Арт.

— Ну, когда прочитаешь, многое поймешь. Краев был из Иркутска. То есть, сам-то он был москвичем, но во время Удара находился там. И он описал все, что там творилось. Конечно, с того момента как дневник попал к нам прошло уже больше десяти лет и кто знает что теперь происходит, хотя бы за пятьсот километров от Москвы. Но надежда есть. Я уверена.

— Слушай, Кать, — у Арта созрел вопрос. — А почему в Москве и вокруг нее все же какая-то жизнь сохранилась, а там, дальше — выжженная земля на сотни километров?… По идее-то, первым делом Москву должны были накрыть.

— И накрыли, — подтвердила Катя. — Но система ПРО отлично показала себя. Ущерб был минимальный, если можно так выразиться. Ты же понимаешь, что если бы все ракеты попали в цель… Да одной стратегической ракеты с ядерным зарядом в одну мегатонну способна смести за пару минут город — миллионник. Но Москву прикрыли. Чего нельзя сказать о всей стране… Кое-какие города тоже неплохо сохранились, но в целом. Тебе Командующий рассказал, что с искусством у них здесь туго, но зато все было в порядке с технологией. В этом плане эта реальность намного опередила нас — и ракет у них было побольше. Мягко говоря. Мне это все Арсений рассказывал…

Арт остановился и дождался, пока Владимир даст последние указания. Он что-то объяснял, то и дело разрубая воздух рукой. Обернувшись, Командующий заметил Арта и помахал ему рукой, а потом что-то быстро дообъяснял солдатам и направился к ожидающему его художнику.

— Привет! Что-то хочешь мне сказать? — Говорил он прямо, что импонировало Арту. Никаких уловок, ну, кроме хода с первым вариантом операции по добыче «эвакуатора». Но и там Владимир лишь немного схитрил, сыграв в тонкую психологическую игру. — Я слушаю тебя, Артем.

— Я согласен. — Слова с трудом вырвались на волю, но все же были произнесены. Обратного пути больше не было. И Арт повторил, но теперь уверенно и жестко: — Согласен.

Я так и думал. — Владимир положил руку Арту на плечо, приобнял его, и они пошл по направлению к «идеальному домику». — Это единственно правильное решение, Артем. И ты никогда не пожалеешь о своем выборе. Я тебе это обещаю. И знаешь почему? Потому, что когда все закончится, ты станешь уважать себя в сотни раз больше. А это самое главное, Артем. Человек, который не уважает себя — не уважает других. Не замечал? Типичный пример — алкоголики. У нас, кстати, алкоголь в лагере запрещен.

Они вошли в дом и Арт сел за стол, за которым еще недавно проходило обсуждение. Владимир подошел к шкафчику, открыл его, и достал бутылку водки. Арт с удивлением наблюдал за его манипуляциями. Вслед за бутылкой на столе образовались два стакана и кусок рисового хлеба серого цвета.

— Вы же сказали, что запрещено? — удивился Арт.

— Запрещено, — подтвердил Командующий, — но сейчас надо. Знаешь, в мирной жизни, еще до удара, у нас с друзьями была традиция — обязательно выпить по сто грамм за успех дела. И мы всегда ее придерживались. Где бы не находились в момент принятия важного решения. Я когда жениться собрался, сообщил об этом своего товарищу посреди ржаного поля. Представляешь? Лето было, жарища. Мы в деревне отдыхали. Так он тут же все организовал — зашел в первый попавшийся дом и попросил двести грамм водки, объяснив в чем дело. Представляешь? И водку ему дали!

— Помогло? — спросил Арт.

— Нет, — помрачнел Владимир. — Она умерла в первый же год после Удара. Мы и семи месяцев вместе не прожили…

Владимир поднял стакан и, резко изменив выражение лица, провозгласил:

— За успех!

Глава 15

Выставка оказалась весьма интересной. Сам Коротков ни как не мог называть себя знатоком живописи, даже с большой натяжкой, но картины Олиной подруги произвели на него определенное впечатление. Творила девушка в стиле, который сама обозначала как «постядерное искусство». Большинство картин представляли собой изображения земли после ядерной катастрофы. И, надо сказать, получалось у Марго, а именно так звали художницу, весьма и весьма недурно.

— Не приведи Господь, чтобы все это когда-нибудь стало реальностью, — проронила Оля возле одного, наиболее выразительного, полотна, на котором были изображены дымящиеся руины, по котором ползли женщины, старики и дети с застывшим в глазах ужасом. — Марго давно этой темой увлекается. Фильмы все пересмотрела, книжки перечитала. У нее прямо сдвиг какой-то.

— Заметно, — съюморил следователь и тут же поймал неодобрительный взгляд своей спутницы. — Ну, то есть, я хотел сказать, что действительно очень оригинальное видение мира. Обычно, вроде как, все поля рисуют, реки… Не знаю… Интересно было бы с ней побеседовать.

— У вас будет такая уникальная возможность, — улыбнулась Оля. — Если, конечно вы не отвергнете с ходу мое предложение. Рита пригласила нас с вами и еще несколько человек к себе домой, после закрытия галереи. Что скажите?

— Скажу, что согласен, — расплылся в улыбке Коротков. — Было бы очень любопытно.

Они около часа бродили по галерее, рассматривая изображения мучений людей, взрывов, смертей и прочего. В девять выставка закрывалась, и она вышли на улицу, где уже собралась небольшая толпа из почитателей творчества Марго, которых она, по-видимому, тоже пригласила к себе.

Все бурно общались, размахивали руками, объясняли друг другу что-то про особую экспрессию и уникальный колорит. Кротков с интересом рассматривал художественную братию — в таком богемном обществе он оказался впервые. Художники напоминали майору разноцветных птиц, причудливых, необычных. Стоя рядом с ними о внезапно понял, насколько сер сам. Даже внешне. Старые брюки, поношенный джемпер, сбитые ботинки. И это его выходная одежда! Да и не в одежде дело-то… Коротков понимал, что его сознание сплошь вымазано серой краской, которая поглощает все остальные цвета. И что он о себе возомнил? Что сможет чем-то заинтересовать Ольгу? Чем? Расскажет ей парочку историй из криминальной практики? Так это только в кино, в какой-нибудь «Улице разбитых фонарей» все эти истории романтичные и захватывающие! В жизни-то все не так — обычная работа, рутина, ежедневное общение со всякой мразью, загаженные квартиры, заблеванные подъезды, дешевые проститутки и алкоголики, решившие, что они не «твари дрожащие». Об этой ей рассказать?…

Коротков нервно курил, уткнувшись взглядом в асфальт — такой же серый, как и он сам. Оля отделилась от галдящей группы знакомых и подошла к нему.

— Вы чего это загрустили? — немного обиженно спросила она. — Вам скучно?

— Это вам со мной скучно, — ответил Коротков, выпуская плотный сигаретный дым в холодный сентябрьский воздух. — Я себя чувствую здесь немного лишним, если честно. Не в своей тарелке, что ли. Глупо как-то все. Здесь все такие яркие, творческие люди, а я-то что?…

Оля оглянулась на компанию, а потом, повернув голову обратно, приблизила свои губы к уху Короткова и прошептала:

— Не говорите глупостей, Сергей Иванович. Если бы вы знали, как я сама их всех не люблю. Всю это публику. Ну, хотите, мы прямо сейчас уйдем? А Марго я что-нибудь совру. Хотите?

— Нет, ну что вы! — встрепенулся майор. — Еще не хватало, чтобы из-за меня вы бросали своих друзей.

— Я же сказала, что сама этого хочу…

— Ну, если так…

Они дождались, пока из галереи выйдет виновница торжества, и Оля без зазрения совести сообщила ей, что у нее жутко разболелась голова, а потому она вынуждена отказаться от столь заманчивого предложения. Рита рассыпалась в сожалениях, жеманно, не дотрагиваясь губами до щеки, поцеловала Олю и выразила надежду, что в следующий раз они наверняка отлично проведут время. Оля охотно согласилась.

Распрощавшись со всей компанией, Коротков с Олей догуляли по Тверской до машины следователя.

— Я вас довезу, — вызвался проводить девушку майор. — Вам куда?

— На Профсоюзную

— Ну и отлично. — Коротков открыл перед ней дверцу автомобиля. — Прошу!

Оля не стала отказываться, что вселило в сердце Короткова еще немного надежды, которая, то загоралась ярким пламенем, то наоборот почти затухала. Машина тронулась с места, и они поплыли в свете рекламных огней по вечернему городу. Некоторое время ехали молча. Коротков включил музыку, чтобы немного разрядить атмосферу.

— И все-таки странная выставка, — решился завести светскую беседу милиционер. — А вы, Оля, кстати, что пишите? Я ведь так ничего и не знаю о творческой стороне вашей жизни.

— Я разное… — неопределенно ответила она. — В последнее время часто подхватывала заказы Артема, которые он не успевал делать. Так что писала город.

— Понятно. — Коротков соображал, чтобы еще сказать, чтобы пауза не затягивалась, но ничего умного в голову ему не приходило. Да и вообще, этот вечер во многом стал для него показательным: он отчетливо продемонстрировал, что они с Ольгой разного поля ягоды. Но это майора уже не могло остановить — двигатель был заведен и он на полном ходу мчался… К очередной любовной катастрофе?

С Ленинского проспекта выехали улицу Профсоюзную. Машин здесь было меньше, а потому Коротков поддал газа, отчасти вымещая на несчастной машине свое настроение. Оля заметила, что со следователем творится что-то неладное.

— Вы, я смотрю, все занимаетесь самоедством?

— Что-то вроде. — Коротков чуть сбавил скорость, поняв, что быстрой ездой выдает свое душевное смятение.

— Сергей… — Оля опустила руку на руку Короткова, лежавшую на рычаге переключения передач. — Я могу вас так называть?

Майор лихо обошел шедший перед ними «Мерседес», едва не задев его.

— Можете… То есть, конечно. Я и сам все собирался предложить, но не решался. Я не совсем свободно чувствую себя рядом с вами, Оля. Да вы и сами это, наверное, чувствуете.

— Да, — согласилась Оля. — Я все вижу. Но даже не знаю, как заверить вас в том, что все ваши сомнения напрасны.

Она запнулась, поняв, что хватила лишнего. Этот Коротков ей нравился. Очень нравился. Ей даже было стыдно перед собой — Арт погиб буквально на днях, а она так просто переключилась на другого человека! Оля понимала, что это неправильно, неправильно перед Артом, но ничего не могла с собой поделать — какая-то неведомая сила влекла ее к этому сильному, спокойному и такому робкому в душе человеку.

— Сергей, — ее рука продолжала оставаться все на том же месте, — если вы из-за этой выставки, то плюньте десять раз. Я серьезно. Я и сама теперь жалею, что потащила вас в эту галерею. И Марго эта мне никакая не подружка — так, седьмая вода на киселе. Учились вместе, вот она и таскает всех бывших однокурсников на свои выставки, которые ее папик орагнизует.

— Отец?

— Да какой отец! — Свободной рукой Оля всплеснула в воздухе. — Любовник. Содержатель.

— Аааа… — протянул майор. — Это сейчас на каждом углу. Кстати, а почему на выставке не было Строкова? Он ведь тоже с вами вместе учился?

— Действительно странно. Уж кто-кто, а Петька такие мероприятия не пропускает.

Коротков сделал еще один крутой вираж. Отсутствие Строкова на выставке его озаботило. По всем сведениям Петр Строков был завсегдатаем светских тусовок. А здесь даже не появился…

Они свернули с улицы во дворы и, проехав несколько домов, остановились около Олиного подъезда. Следователь заглушил двигатель и повернулся к девушке. В полумраке ее профиль показался Короткову еще более прекрасным, чем при свете дня. Она сидела не двигаясь, словно позволяя любоваться собой.

— Сергей, спасибо, что подвезли, — она словно очнулась ото сна. — Я очень хорошо провела вечер. Вы, действительно, хотя бы на пару часов помогли мне позабыть весь этот кошмар. Большое вам за это спасибо. Мои окошки, кстати, вон там, на третьем этаже.

Она показа пальцем на дом, а потом нагнулась через промежуток между сидениями и, как и при встрече, поцеловала Короткова в щеку обжигающими кожу губами. Быстро выскочив из машины, Оля, застучав каблуками, добежала до подъезда и, не оборачиваясь, вошла в него. Коротков подумал, что надо было бы проводить ее до квартиры, ведь, несмотря на гибель Крылова, для нее опасность все еще существует — она тоже видела Рогову, а, значит, является потенциально опасной фигурой. Решив уже, было, броситься за ней, в последний момент он передумал, решив, что волноваться нечего. К тому же, буквально через пару минут на третьем этаже, где располагалась Олины окна, зажегся свет. Значит, все в порядке — она дома. На сердце у майора стало легко и спокойно.

До дома он добирался минут сорок. Московские постепенно рассасывались, и он успел проскочить самые сложные участки без каких-либо серьезных затруднений на дороге. За время пути Коротков успел многое обмозговать. Совладав с нахлынувшими чувствами, он прорабатывал в голове проблему отсутствия на выставке Строкова. Возможно, его богатый папаша решил пока попридержать сынка дома, при себе, чтобы тот снова не влип в какую-нибудь историю. Что ж, это выглядело вполне правдоподобно. Также, Строков сам мог по каким-то личным причинам не смочь явиться в галерею. Тоже вариант.

Короткову не давала покоя Ольгин рассказ о том, что произошло на озере. Сама она больше не возвращалась к этому разговору, попытавшись, видимо, увериться в мысли, что все это было лишь галлюцинацией, ввиду недостатка кислорода. Возможно. Но слишком странной была эта галлюцинация. Да и роль Строкова в ней была неоднозначной — по словам девушки именно он передал Крылова человеку по имени Арсений.

Припарковавшись около дома, майор закрыл машину и бодрой походкой в приподнятом состоянии духа направился к своему подъезду. Он не успел набрать код домофона, как его мобильный телефон завибрировал. Звонил Прошин.

— Сергей Иванович, — взволнованно заговорил он в трубку. — Нежданов, похоже, собирается делать ноги. В данный момент грузит личные вещи в машину. Потом, наверное, в аэропорт. Что делать? Брать?

— Да как ты его возьмешь? У тебя есть что-нибудь на него? Незаконное задержание… Ладно, жди моего сигнала. Я постараюсь что-нибудь сделать. А пока ведите его.

— Понял. Буду звонить.

Коротков рванулся обратно к машине. Для него вечер только начинался.

Глава 16

Нежданова задержали при прохождении паспортного контроля — Коротков успел договориться с начальством и получил соответствующую санкцию. Майор вошел в отделение при аэропорте как раз в тот момент, когда Алик заходил на очередной круг отборной матершины в адрес стражей правопорядка и пограничников.

— Да я вас всех размажу к чертовой матери! Это незаконно! Вы поняли? А!?

— Поняли, поняли, — снисходительно бросил Коротков, входя в кабинет. — Заканчивая, Алик, этот концерт.

Нежданов недовольно посмотрел на Короткова, чье появление, судя по выражение его лица, он уже давно ждал.

— А, приехал, — сквозь зубы процедил он. — И в чем причина этого беспредела? Потрудись, Сережа, объясни. Да и Алику тебе придется кое-что объяснить.

— Ты мне не угрожай, — спокойно ответил следователь. — Борзые я смотрю все стали — совсем страх потеряли. В отделении милиции угрожать сотруднику органов… М — да, Алик, что-то ты палочку-то перегибаешь…

Алик демонстративно скрестил руки на груди и отвернулся к стене, делая вид, что слова Короткова его ничуть не волнуют. Вообще, весь его внешний вид говорил о том, что он более чем уверен в себе, а все происходящее — лишь досадное недоразумение.

— Ладно, Нежданов, будем считать что все, что ты сказал, я не слышал. У тебя даже может появиться уникальная возможность продолжить свое путешествие, если ты потрудишься объяснить нам одну вещь. Что это такое?

С этими словами Коротков кивнул Прошину и тот, выйдя из кабинета, через полминуты вернулся в него с одним из чемоданов, который был при Нежданове в момент задержания. Прошин открыл багаж и извлек оттуда странный прибор, завернутый в материю.

— Слушаем тебя внимательно, Алик.

Нежданов бросил беглый взгляд на прибор и снова отвернулся к стене, не проронив не единого слова. Коротков отметил, что держится на сей раз Алик куда более уверенно, чем во время их разговора в обед. Наглости у него прибавилось, а говорить, похоже, он не собирается.

— Значит, будем играть в молчанку?

— Это просто прибор. И больше ничего. — Алик говорил отрывисто, выплевывая слова. — Какие претензии, товарищ майор? Или человеку нельзя перевозить в чемодане электрические приборы? Так у меня еще и бритва с собой электрическая есть — ее тоже к делу подошьешь?

— Нет, бритву оставлю тебе, чтобы в камере было чем приводить себя в порядок, — усмехнулся Коротков. — А вот про эту машинку, уж будь любезен, объясни.

— Да не буду я ничего объяснять! — Взорвался Алик. — Вы, похоже, совсем ох. ели! Задерживаете, снимаете с самолета, и даже сами не знаете за что! Надо же, кусок железа у меня в чемодане лежит! И чего? Я требую адвоката!

Коротков понимал, что требование Нежданова вполне законно. У него самого было лишь разрешение на предварительный допрос, по результатам которого уже и следовало принимать окончательное решение. При таком раскладе не оставалось ничего другого, кроме как отпустить Нежданова с богом на все четыре стороны, вместе с его странным прибором. Надо было что-то срочно предпринимать. И Коротков придумал. Дав указание Прошину позволить Алику сделать все необходимые звонки, он пулей вылетел из кабинета и направился к начальнику аэропортового отделения милиции.

Найти его оказалось несложно, и уже через несколько минут Коротков сидел в удобном кожаном кресле напротив лысоватого человека в погонах полковника, который внимательно слушал рассказ своего московского коллеги.

— Да, Сергей Иванович, аппаратура, в принципе такая есть, которая могла бы вам помочь, но она не в нашем распоряжении, увы.

— А в чьем?

— Ну как, она у пограничников, то у ФСБ. Чисто теоретически можно попробовать поговорить. Но не уверен, что они будут рисковать. Ведь никаких оснований проверять этого твоего Нежданова нет — одни слова. Но давай я звоночек все же сделаю.

Полковник поднял трубку и набрал короткий номер. Откашлявшись, он бодро заговорил в трубку:

— Петрович? Не занят сейчас? Ага, отлично. Слушай, я к тебе сейчас подойду с человеком одним. Есть дело по вашей части. Нормально? Ну, мы идем.

Он лихо выскочил из-за стола и оказался такого маленького росточка, что Короткову стало даже немного неловко, так как теперь смотреть на полковника приходилось сверху вниз.

Они прошли через зал ожидания и оказались в небольшом узком коридоре, отделенном от основного пространства зала стеклянными дверями. У дверей дежурило два человека в штатском, которые со стороны могли бы сойти за простых ожидающих или, наоборот, провожающих кого-то.

В конце коридора была дверь, за которой их ждал невидимый собеседник полковника. Им оказался строгий мужчина лет сорока, в хорошо сидящем сером костюме и такими же серыми глазами, которые смотрели испытывающе и изучающе.

Коротков представился, на что фээсбэшник ответил легким кивком, не потрудившись назвать свою фамилию. Вместо этого он предложил сразу перейти к делу.

— Слушаю вас, товарищ Коротков. Дмитрий Гаврилович сказал, что у вас что-то по нашей части?

— Да, — утвердительно ответил Коротков. — В отделении милиции аэропорта в данный момент находится человек, в багаже которого лежит странный предмет. Чисто внешне он напоминает миниатюрный автомобильный двигатель, но с экраном. Применение его неизвестно. Задержанный отказывается его пояснять. В качестве справки еще кое-что: задержанный Нежданов является правой рукой криминального авторитета Алмазяна, который в ближайшие дни будет объявлен в федеральный розыск. Есть основания полагать, что он причастен к контрабанде ядерных материалов и веществ или что-то в этом роде.

— Что-то в этом роде? — ухмыльнулся человек в сером костюма. — Ну-ну, продолжайте.

Эта высокомерная манера общения раздражала Короткова. По службе ему приходилось несколько раз сталкиваться с комитетчиками, и всегда он испытывал на себе это отношение — пренебрежительная, надменная. Казалось бы, милиция и госбезопасность — птенцы одного гнезда, и у тех, и у других Феликс на стенах в самых высоких кабинетах, но время сделало свое дело — милиция стала чем-то вроде отстойника, в котором находились люди второго сорта. А-то, что многие из них точно так же ежедневно рисковали своими жизнями — да кого это волновало? Вот и этот, в сером костюме, во всю демонстрировал ту же самую неприглядную сторону этого странного соперничества…

— Последнее, — огрызнулся майор. — Несколько дней назад было убито два бойца Алмазяна. Экспертиза показала, что они просто светятся от радиации. Нужна аппаратура, чтобы проверить прибор, который находится в багаже гражданина Нежданова.

Фээсбэшник побарабанил пальцами по столу и зачем-то поправил узел галстука, который и так идеально лежал под воротником рубашки. После этого он взял карандаш, лежавший на столе, и подбросил его вверх, ловко поймав. Коротков удивленно поднял брови — это была его привычка! Что, простое совпадение? Или психологический трюк? Но откуда комитетчику знать, что у Короткова точно такая же дурацкая привычка?.. Да нет, просто совпадение.

— А бумажка от вашего начальства у вас есть, товарищ Коротков? — с улыбкой спросил сотрудник органов. — На каком основании мы будем сейчас проводить экспертизу? Чтобы потом этот ваш уголовник на нас в суд подал?

— Бумажки нет, — признался Сергей Иванович. — Но…

— Что но? Что? — повысив голос недовольно чуть не прокричал хозяин кабинета. — Странный вы человек, товарищ Коротков. И просьбы у вас странные. Ей богу. Экспертизу ему подавай! Тут из толпы выведешь, чтобы собачка сумку понюхала — скандал каждый раз такой, что… А вы у меня такое просите. Нет уж. Сделаете документ — милости просим.

Лысенький полковник вскочил со своего стула и попятился к двери, виновато приговаривая:

— Ты уж извини, Петрович, за беспокойство. Я сам не подумал, что без бумажки-то…

— Ничего, ничего, — по-отечески похлопал фээсбэшник полковника по плечу. — Идите.

Выйдя из стеклянных дверей, полковник тут же набросился на Короткова.

— Товарищ майор! Ну что же вы так! Ни документов у вас на арест, ничего нет. Мы с вами таких людей беспокоим. Ну, не хорошо. Не хорошо это все. Давайте-ка сейчас отпускайте своего Нежданова — на самолет он еще успеет, а значит, может, без жалоб все обойдется. А-то ведь сейчас адвокат его приедет — тут уж точно влипнем.

Коротков шел, глядя себе под ноги, и думал о том, что даже если жизнь станет совсем тяжелой и невыносимой, он никогда, никогда не превратится вот в такое существо, которое сейчас шло рядом с ним, что-то лепеча. Неужели все такие? Быть такого не может! Ведь кто-то ловит преступников, пресекает контрабанду. Но когда Нежданов успел всем им сунуть на лапу? Да нет, размышлял следователь, он, конечно, этого успеть не мог. Алика работа. Предупредительный, гаденыш. Все продумал… А, может, внезапно прервал свой ход мыслей Коротков, зря он так на них? Ведь и правда, бумаг у меня нет, а это, по сути, нарушение закона… А полковник просто трусоват, да и место у него такое теплое, что лишний раз идти на риск особого желания не возникает. Да, черт их всех знает…

Они вернулись в отделение, где картина ничуть не изменилась с момента их отбытия. Алик все так же презрительно и брезгливо поглядывал по сторонам, стараясь не встречаться взглядом с присутствующими. Прибор стоял посреди комнаты внутри открытого чемодана.

— Вы свободны, гражданин Нежданов, — объявил полковник. — Просим принять извинения за это недоразумение. Ваш рейс еще не вылетел, так что я бы посоветовал вам поспешить, так как посадка вот-вот закончится.

Нежданов развязно поднялся со стула и остановился возле чемодана. Упаковывать прибор сам он явно не собирался, решив полностью насладится унижением Короткова и Прошина. Прошин посмотрел на своего начальника, и тот, легким кивком указал ему на чемодан. Вздохнув, оперативник сел на корточки и, завернув прибор обратно в материю, закрыл замки.

— Пожалуйста, — протянул он чемодан Алику.

Тот не проронив ни слова, взял багаж в руки и не попрощавшись ни с кем, вышел из кабинета. Как только дверь за ним закрылась, Коротков схватил телефонную трубку и как сумасшедший с бешенной силой принялся колотить по кнопкам, набирая номер. Полковник с Прошиным, которые теперь единственные, кто остался в помещении вместе с майором, удивленно наблюдали за происходящим. Прошин полез за чем-то в карман, но тут Коротков, в два прыжка преодолев пол комнаты, с криком «Нет!» не дал ему это сделать. Прошин застыл в оцепенении. Вернувшись к телефону, Сергей Иванович поднял брошенную на стол трубку и начал быстро давать указания. Закончив, он повернулся к Прошину.

— Ничего не трогай. Вообще ничего. Положи руки на колени ладонями вверх и так и сиди. Минут через пятьдесят приедут наши ребята, сделаю все необходимые анализы. Не уйдут они от нас никуда.

Полковник снова откашлялся и с неподдельным уважением сказал:

— Да, недооценил я тебя, майор. Профессионально работаешь.

Глава 17

— Читаешь? — Солдат заглянул Арту чрез плечо. — Ну вот, почти к самому интересному подбираешься.

— Я уж понял, — ответил Арт, переворачивая страницу.

— Ну, ладно. Не буду тебе мешать. — Солдат хлопнул Арта по плечу и пошел прочь.

Арт с облегчением вздохнул. Теперь он ждал последнего решающего разговора, на котором ему предстоит узнать, какой план по внедрению его в окружение «ядерщиков» разработан руководством Сопротивления. Отчего-то этот момент хотелось оттянуть как можно дольше — сейчас ему удалось достичь хоть какого-то душевного равновесия, когда можно посидеть в Катькиной комнатушке и спокойно почитать. Не сказать, что чтение было из развлекательных, но каждая строчка, написанная Иваном Краевым, придавала Арту еще одну капельку уверенности в своих силах.

«Дневник Ивана Краева

21 марта 1984 года

Эту запись мне удалось сделать спустя неделю после всего случившегося. Я сижу в бомбоубежище, которое находится под зданием школы, построенной еще в пятидесятые годы. Да, они наивные ждали этого ада тогда, все заготовили. И если бы знали те люди, как я им сейчас благодарен. И не я один, а все те, кто сейчас находится здесь рядом со мной. Нас около пятидесяти человек. Есть целые семьи. Есть и одиночки, вроде меня. Причем таких больше. Мы не были в момент Удара (а именно так мы между собой называем все произошедшее) обременены мыслями и сомнениями, которые обычно возникают, если думать начинают две, а то и три головы. Мы приняли решение и спаслись. Но сколько людей осталось там? Об этом пока даже не хочется думать.

Как только я услышал сигнал „атомной тревоги“, я тут же выскочил из дома. К моему удивлению никакого столпотворения или паники на улицах не было — люди, видимо, надеялись, что все обойдется. Не обошлось. Все мысли мои были заняты мыслями о семье — только бы у них хватило соображения укрыться… Но куда? Осознание этого просто парализовало мое сознание. Какие же мы были дураки! Я своими руками обрек свою семью на гибель! Где они в деревне укроются от волны? В погребе?…

Казня себя и ощущая полную беспомощность, я бежал по улице, а в ушах гудела сирена, которая без остановки посылала в обреченное пространство вечернего города сигнал о скорой гибели всего живого.

На школу я набрел случайно. Просто добежал до здания, которое чисто внешне показалось мне наиболее крепким — вокруг были сплошные панельные пятиэтажки. И я не просчитался. Впереди меня ковылял старик, который, как я понял, направлялся туда же.

— Думаете, там можно будет… в случае чего? — крикнул я ему.

— Я в этой школе в пятидесятых учителем работал, — ответил он. — У нас по гражданской обороне занятия каждую неделю были. Там есть бомбоубежище.

Мы вошли в здание школы и обнаружили там еще около двадцати человек. Некоторые были с тюками и чемоданами — готовились к худшему заранее. Почему-то подумалось, что, наверняка, все вокруг лишь посмеивались над этими людьми, когда они собирали вещи…

— Все вниз, — скомандовал старик, который неплохо ориентировался в здании.

Все толпой мы бросились вниз по лестнице, которая вела в подвал. И здесь нас ждал неприятный сюрприз — тяжелая металлическая дверь оказалась насмерть закрыта, если вообще не припаяна к такому же внушительному коробу.

— Кто-нибудь из учителей есть? — выкрикнул старик.

Никто не ответил — стало ясно, что нет, учителей этой школы среди нас нет. Но, зато, оказалось несколько учеников. Один из них, Степан, парень лет четырнадцати хулиганского вида, внезапно заявил, что знает, где могут храниться ключи — они, мол, с пацанами, ни раз шастали по учительской, да и в кабинете директора бывали в его отсутствие. Нам ничего не оставалось делать, кроме как поверить ему. Наши жизни оказались в руках подростка, который мог ошибаться. А эта ошибка стоила бы всем нам жизни.

Я вызвался идти вместе со Степаном — вдвоем сподручнее. Мы, перепрыгивая через несколько ступенек, влетели на третий этаж, где располагалась учительская. На стене действительно висела полка, на которой лежали ключи от кабинетов. Но ни один из них даже отдаленно не походил на тот ключ, который был нужен нам. Все ключи были маленькие, стандартные, в то время, как замок железной двери был явно куда более мудреным.

Оставался последний шанс— кабинет директора. Мы уже собирались бежать туда, но внезапно меня осенило.

— Где у вас кабинет „Гражданской обороны“?

— На пятом. — Степан, похоже, ловил все на лету. — Давайте скорее.

Ключ мы нашли в одном из ящиков учительского стола. Он единственный был закрыт на ключ, но это уже не могло нас остановить — стол мы буквально разорвали на куски. Из кабинета мы заодно прихватили пару противогазов, а так же старенький автомат, который в виде макета висел на стене под стеклом.

Первый взрыв мы услышали, когда я вставил ключ в замок и, что было сил, крутанул его. Все вздрогнули. Дверь поддалась, и мы со Степаном потянули ее на себя — с трудом, еле-еле, она открылась.

— Скорее! — крикнул я, и толпа хлынула в темень бомбоубежища.

Я зашел последним и изнутри закрыл дверь, моля всех богов сразу, чтобы за годы она не деформировалась, и между ней и коробом не образовалось хотя бы малейших щелей.

И здесь раздался гул. Он нарастал с каждой секундой. Все притихли и сгруппировались — незнакомые люди жались друг к другу, испуганно глядя вверх, где под потолком тускло горела лампа.

Следующее, что мы почувствовали — тряску. Нас буквально всех трясло. Единственное, чем я сейчас могу это сравнить — поезд в туннеле метро. Да, очень похоже.

— Вот и все… — сказал кто-то.

Но, по-моему, в тот момент мало кто понял смысл этих слов. Все переглядывались, испуганно перешептываясь. У всех был только один вопрос: что случилось? Верить в худшее никто не хотел. Да, признаюсь, и я еще на что-то надеялся, хотя понимал, что эта детская надежда уже ни к чему. Замигала лампочка, и погас свет. Мы оказались в полной темноте. Вот теперь людям стало по — настоящему страшно. Послышались первые рыдания, которые затем сопровождали нас первые два-три дня. Большинство женщин были в глубоком шоке. Да некоторые и сейчас — боюсь, что сознание их уже навсегда потеряло свою ясность.

Через час, прошедший в полном оцепенении, мы поняли, что живы. По всем правилам (это некоторые из нас помнили еще со школы), если бы радиация проникла в наше убежище, то все мы давно были бы уже на том свете. Значит, двери все-таки выдержали.

Старик, которого завали Игнат, вызвался быть старшим в нашей группе. Оказалось, что у него с собой были свечи. Когда они зажглись, я, приглядевшись, понял, что не такой уж он и старый — лет пятьдесят. Просто в суматохе показалось, да и ранняя седина Игната сбивала с толку.

Краем глаза я заметил, что кроме свечей и разных вещей в сумке Игната лежат кисти, карандаши, какая-то особенная бумага… Я-то далек от искусства, куда мне. Но когда с людей спал первый испуг и некоторые более менее пришли в себя, я с удивлением узнал, что сижу в одном подвале с самим Игнатом Красновым — гениальным художником, чьи картины весят (вернее, висели) в лучших музеях страны… Краснов всегда славился своей экстравагантностью — это все хорошо знали. Да многие и в лицо его не знали. Он мог бы пользоваться всеми благами и привилегиями, но вместо этого жил чуть ли не отшельником. В молодости он действительно работал учителем изящных искусств в обычной районной школе, что было просто непостижимо! Такие люди, способные творить, жили не хуже самых высокопоставленных лиц. Но он выбрал другой путь.

Наличие гения в нашем подвале сказалось на общей атмосфере. Лидерство Игната все признали безоговорочно. Видимо, что-то есть такое в людях — они думают, что если человек был тогда великим, там, наверху, то и здесь в подвале он сотворит что-то невероятное, какое-то чудо…

Но за прошедшую неделю чуда не произошло. Мы изучили все бомбоубежище. Оно достаточно обширное и вместительное, но нам приходится экономить свечи. Мы нашли две двери, помимо той, через которую вошли. Что за ними — никто не знает. Открывать их пока опасаемся.

На наше счастье, в убежище оказались сухие пайки, которые, похоже, лежат здесь еще с пятидесятых. Печенье, ставшее каменным, сахар, консервы, срок годности которых истек уже много лет назад. Но надо что-то есть — и мы едим их.

Думаю, запасов, при жесткой экономии, нам хватит еще на неделю-полторы. А потом надо будет что-то думать. Игнат, как я понял, изо всех других, больше всего доверяет почему-то мне. Хотя, если не брать в расчет женщин и детей, то из тех тринадцати мужиков, что находятся в бомбоубежище, я действительно наиболее подходящая кандидатура. И это не пустая бравада. Во-первых, я из Москвы, я это резко повысило мой авторитет среди присутствующих, поставив почти на одну планку с Игнатом. А, во-вторых, и это, конечно, куда важнее, в моральном плане я держусь куда лучше остальных. Я не знаю в чем причина. Никогда бы не подумал, что я настолько хладнокровный. Может, просто до этого в моей жизни не было таких экстремальных ситуаций, и я просто не мог проверить себя?…

Но что-то случилось. Что-то изменилось во мне. Прошлого словно не было. Не было Москвы, не было работы, не было Маши, Павлика, родителей — ничего. Я как-то легко смирился с мыслью, что все это было лишь странным сном, который затянулся и затянул в круговорот меня. А теперь я проснулся. И вот она — реальность. И ничего не может быть реальнее этого бомбоубежища, этих испуганных людей, большей части из которых, скорее всего, в ближайшем будущем придется умереть.

Эти мысли пугают меня. Я пытаюсь думать по старому, но у меня ничего не выходит. Прошлого нет. Есть настоящее. И будущее. И в наличие последнего я, сам не знаю почему, твердо уверен. Как и Игнат. Нас только двое таких в этом темном холодном помещении. И я уверен, что мы выживем.

Сейчас я прекращу запись. Свечка и так уже совсем маленькая. Ловлю на себе заинтересованные взгляды Игната — ему, похоже, интересно, что я тут крапаю в тетрадке огрызком карандаша. Но и он ловит свет от моей свечи. Сам сидит с листом бумаги и рисует. Остальные разбрелись по углам, и, похоже, уже похоронили себя заживо. Только вот Степан еще бродит как неприкаянный туда — сюда — хорошо держится пацан, не сдается. Что-то мне подсказывает, что он тоже все сдюжит. Да и Игнату он нравится. Игнат, вообще, как я понял из коротких бесед с ним, считает, что то, что в обществе принято воспринимать как отклонение — на самом деле норма. А потому он и симпатизирует Степану — хулигану, шпане, оторве.

Все. Гашу свечу. Остальное после. И сейчас я уверен, что „после“ будет».

Глава 18

Арт ошеломленно смотрел на лежащую перед ним тетрадь. Так это дневник человека, который в момент удара находился рядом с самим Красновым! Теперь ему стало понятно, почему ему дали прочесть эти записи — впереди было еще достаточное количество страниц, прочитав которые он должен понять, что за человек глава «ядерщиков». Вот, оказывается, как все. Значит, к роли шпиона его готовили чуть ли не с первых часов в лагере. Видимо, как только стало ясно, что «эвакуатор» накрылся, в голове Командующего (или Солдата? А, может, Кати?) созрел этот план.

Арт в очередной раз ощутил себя игрушкой в умелых руках кукловодов, которые тонко и изящно манипулируют им, подкидывая все новую и новую наживку, которою он охотно заглатывает.

Ему захотелось пройтись. Сидеть в тесной комнате наедине со своими мыслями было невыносимо. Отложив тетрадь, он встал из-за стола и вышел на улицу.

На поверхности жизнь продолжала бить ключом. Все куда-то шли, откуда-то возвращались, о чем-то разговаривали, смеялись. Они ко всему привыкли. Они жили в своей повседневности, где свинец небе с ядерными осадками — просто еще одна данность. Арту стало совсем тяжело — в глубине души он прекрасно понимал, что у людей просто нет другого выхода. Что им еще оставалось делать? Проклинать судьбу? Кончать с собой? Они выбрали жизнь. И уже за это одно стоит относиться к ним с уважением. И не просто жизнь, но жизнь в борьбе.

— Вышел воздухом подышать? — услышал Арт у себя за спиной. Он обернулся перед ним стоял толстячок Игорь. Вид у него был, как обычно, недовольный, но в глазах не было никакой злобы. Вот таким она был человеком — вечно на что-то сердящимся, но лишь для порядка, а не из-за того, что что-то его действительно раздражало.

— Да, что-то захотелось пройтись… — неопределенно ответил Арт, ожидая новой подачи от собеседника. И он ее получил.

— А там, — Игорь кивнул на «идеальный домик», — сейчас такие страсти кипят. Решают, как тебя лучше внедрить.

— А чего меня опять не позвали? — Арт почти крикнул эту фразу. Внутри у него все закипало. — Я тут что? Мальчик, которому сказали, он сделал?

— Ну-ну, не кипятись, — принялся успокаивать его Игорь. — Я тебе это, можно сказать, по секрету сказал, а ты на весь лагерь раскричался. Зачем тебе там сидеть? Обстановку ты все равно не знаешь — потом тебя подробно проинструктируют. Все правильно. И поверь, мальчиком тебя никто не считает. После того как ты дал окончательное согласие, Владимир стал к тебе относится с еще большим уважением. Так что расслабься, наслаждайся этой жизнью, насколько оно вообще возможно…

Игорь горько усмехнулся, а потом заглянул Арту в глаза и спросил:

— Слушай, Артем, а как там у вас? Расскажи…

— У нас? — Арт призадумался. — Даже не знаю, что тебе и рассказать…

— Да все расскажи, — загорелся Игорь. — Ты понимаешь, Артем, мне сейчас тридцать пять, то есть во время удара было десять. Ты много помнишь из этого возраста? Вот и я не очень. Сплошные обрывки. Конечно, остались в голове воспоминания о синем небе, ярком солнце, обычных днях, о родителях. Но все стерто, все смазано. Никаких ясных образов. Я много раз просил Владимира разрешить мне побывать там, у вас. Но ни разу он не сказал «да». То ли не доверяют, то ли еще что-то. Не могу понять. Но я здесь, Артем, задыхаюсь. И вся наша борьба… Нет, конечно она важна, кончено это смысл всей нашей жизни, но, понимаешь, Артем, даже если мы победим, небо-то от этого голубым не станет…

Арт слушал Игоря и сердце его наполнялось жалостью к этому несчастному, по сути, человеку. Он все понимал, так как и сам не мог представить, что больше никогда не увидит привычный, такой простой, в сущности, мир, который он так мало ценил. Нет, конечно, он ценил его намного больше, чем многие другие — хотя бы потому, что был художником, а потому фиксировал моменты жизни по зову души. Но души ли? Что, все эти заказы для иностранцев были работой для души? Были, но крайне редко. Вот, высотку на бульваре он рисовал для души, а не только ради денег. И чем это закончилось?

— Я, Игорь, все понимаю, — выдавил из себя Арт, подыскивая правильные слова. — Но я честно не знаю, как рассказать тебе о голубом небе. О солнце. Не знаю. Мог бы написать на холсте, но разве краски и холст передадут хоть что-то? Да, к тому же, картины у вас и так есть. Знаешь, если все получится, и «эвакуатор» будет наш, я постараюсь уговорить Командующего, чтобы он отпустил туда, хотя бы на пару дней. Я тебе обещаю.

— Да не отпустит, — в чувствах махнул рукой Игорь. — Не верит он мне. Боится, что сбегу.

— Сбежишь? — Арт заинтересовался. Теперь вопросы к Игорю были уже у него самого: — А что, были случаи?

— Были, — вздохнул Игорь. — Несколько человек осталось у вас. Мы пытались их отследить, найти, но так ничего и не вышло. Кроме одного случая. Один из наших после пары лет скитаний стал там у вас популярным писателем. Описал все, что тут у нас произошло, его издали — наши книгу во всех магазинах видели, а по Москве рекламу на каждом столбе. Прославился. Мы думали выкрасть его и придать здесь суду, а потом…

— Что потом?

— Потом я, видимо, и совершил ошибку, из-за которой сам никогда не попаду к вам. Я заступился за него. Кипишь был большой. Вопрос даже на голосование ставили. В итоге, большинство решило не трогать.

— И из-за этого…

— Да, я стал ненадежным. А знаешь, что такое стать ненадежным? Это значит навсегда забыть о том, чтобы хотя бы одним глазком взглянуть на ваш мир. Нас таких здесь немного, но я не один. Меня после этого случая даже хотели из руководящего состава Сопротивления выставить, но люди поддержали. Вот Владимир меня и терпит.

Все новые и новые стороны жизни лагеря Сопротивления открывались Арту. Внешне доброжелательная атмосфера дружбы и согласия, оказывается, имела не самую приятную изнанку. Среди бойцов существовало некое разделение на своих и не совсем своих — ненадежных. Более того, даже в руководстве Сопротивления не все было так благодушно и безоблачно.

— Не боишься, что расскажу о твоих жалобах Владимиру или Солдату? — Вопрос Арт задал из чистого любопытства. Конечно, он бы не стал рассказывать об этом разговоре ни одной живой душе. Но для себя он сделал определенные выводы.

— Не боюсь. Боюсь другого — чтобы тебя не использовали и не выкинули за ненадобностью на свалку. Нет, они благородные люди, у них есть совесть, но превыше совести у них интересы дела. Ты как сам думаешь, после того, как ты, допустим, приволочешь им «эвакуатор», они тебя отпустят с миром? Разрешать туда-сюда мотаться?

Такого поворота разговора Арт не ожидал. До этого момента он как-то и не ставил под сомнение своего возвращения, в случае, если он решит, что ему это надо. А так как надо, то и разговоров никаких быть не могло.

— Игорь, но ведь Катя спокойно возвращалась!

— Катя была повязана здесь по рукам и ногам, дрогой Артем. Ее держал Арсений. Он-то всегда возвращался, а его оставить она не могла. Так что ее и одну туда к вам спокойно отправляли. А что тебя держит здесь? Сам догадаешься? Или все же подсказать?

Арт догадался — особо большого ума для этого было не надо.

— Вот именно, — подтвердил его догадку Игорь. — Вместе вас никто туда не пошлет. Никогда. Это эффект цепи — каждый последующий оказывается связанным с предыдущим. Я не знаю, намеренно ли это было сделано или получилось случайно, но схема работает. И вот что я тебе скажу…

Но договорить Игорь не успел. К ним подошли два человека, рядовых бойца, которым срочно требовалась помощь Игоря в проработке какого-то маршрута.

— Потом договорим, — бросил Игорь и ушел с сопротивленцами.

Арт снова остался наедине со своими мыслями. А поразмыслить было над чем. Неспроста Игорь начала весь этот разговор. Но насколько можно ему верить? А, может, это все проверка? Проверяют его — не поддастся ли он уговорам всяким, не откажется ли. Или же у Игоря есть свои планы?…

Арт побрел обратно в Катькин домик. Ему очень захотелось продолжить чтение. Может дневник Краева прояснит хоть что-то… Хотя, веры в это у Крылова было мало.

«Дневник Ивана Краева

28 марта 1984 года

Прошла ровно неделя с последней записи. Все идет так, как я и предполагал. Продукты на исходе. Дышать тоже становится все сложнее — уже было несколько обмороков. Продолжать сидеть в бомбоубежище — значит обрекать себя на медленную смерть. Надо что-то предпринимать.

Вчера полночи решали этот вопрос с Игнатом. Он за то, чтобы открыть те две двери, о которых я писал в прошлый раз. Что за ними? У нас одни лишь догадки. Там может быть еще одно помещение. Или просто тупик. Или, не дай бог, выход на улицу. Тогда точно конец.

С утра разговаривали с людьми. Некоторые против того, чтобы открывать двери. Кто-то все еще надеется, что вот-вот придет помощь, и нас вытащат отсюда. Все разговоры о том, что никакой помощи не придет, так как наверху не осталось ничего живого, воздействия не имеют. Это уже помешательство.

Будем открывать.

Сейчас Степан ищет подходящий инструмент — по подвалу раскидано много чего, но, видимо, придется использовать лом и топор — щиток с противопожарным инвентарем прибит к стене.

Честно говоря, не могу сказать, что испытываю страх. Смерть и так слишком близко. Она уже здесь, в этом бомбоубежище. И там, за дверью, через которую мы сюда попали. Возможно, она притаилась и за одной из двух дверей, которые мы собираемся открыть. Какая разница?

Игнат тоже абсолютно спокоен. Сидит, перебирает свои рисунки, рассматривает — словно хочет на всякий случай посмотреть на них, если все же нам суждено умереть.

Степан тоже держится молодцом. Выполняет все указания, но слишком возбужден. Похоже, он все еще воспринимает все происходящее как некую игру, не особенно осознавая, чем эта история может закончиться. Может, оно и к лучшему — не самая плохая смерть. Я тоже был бы не против умереть играючи. Есть только одна проблема — я уверен, что открыв эти двери, мы не умрем.

Все. Пора. Степан принес инструмент и теперь стоит у меня над душой, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу. Остальные (сорок два человека, из которых четвертая часть — мужчины!) скучковались у дальней стены, в ужасе глядя на нас. У некоторых из них в руках свечи. Женщины начинают читать какие-то молитвы — этого еще не хватало.

Игнат убирает рисунки в сумку. Значит, и мне пора заканчивать запись. Следующая заметка — уже по ту сторону одной из дверей.

Мне не страшно.

Мне совершенно не страшно».

Глава 19

Утром Коротков первым делом позвонил Ольге. Ее мобильный оказался выключен. Посмотрев на часы, майор решил, что девять утра — слишком раннее время, — а потому с головой окунулся в работу, которой накопилось за эти дни предостаточно. Перебрав все папки, лежавшие на столе, он отобрал те, что требовали немедленного вмешательства: нападение на мужчину на прошлой неделе, в результате которого тот лишился мобильного телефона и бумажника, а также странная история со старушкой, которую, похоже, мошенники нагрели с квартирой, пообещав заботиться о пожилой женщине до гробовой доски, в обмен на несколько подписей в документах, отпечатанных таким шрифтом, что Короткову пришлось подносить листы чуть ли не к самому лицу.

Время бежало быстро, и в одиннадцать следователь снова позвонил возлюбленной. Телефон все так же не отвечал. Это уже было странно. Порывшись в своей записной книжке, Коротков отыскал домашний номер Оли и не раздумывая набрал его. Результат был тем же самым — трубку никто не брал.

Заставив себя расслабиться и перестать беспокоиться, милиционер вновь обратил все свое внимание на текущие дела. Так прошло еще полтора часа. И снова мобильный ответил ему стандартной фразой о том, что аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети. Домашний номер встретил длинными гудками, которые, казалось, могли длиться до бесконечно.

Подходило время обеда, а потому с чистой совестью Коротков покинул отделение и на всех парах помчался к Оле домой. Затормозив, визжа тормозами, около ее подъезда, и распугав всех окрестных голубей, он выскочил из машины и вбежал в подъезд. Оказавшись около двери Ольгиной квартиры, он отчего-то, не звоня, тут же начал колотить по ней кулаками. Никто не отвечал.

И вдруг сзади раздались шаги, которые затихли прямо за его спиной. Коротков замер, готовясь осуществить резкий разворот. Но сделать это он не успел. Голос, принадлежавший человеку, стоявшему позади него, тихо обратился к нему:

— Что, уже так соскучился?

Майор повернул голову и увидел Ольгу, которая с обворожительной улыбкой смотрела на него сквозь темные очки. Голову ее украшал черный вязанный берет, одетый чуть набок. В руках она держала мольберт и сумку, из которой торчали кисти.

— С тобой все в порядке? — Коротков почувствовал, что ноги его подкашиваются и он вот-вот осядет на пол. — Я уж думал…

— Я была на этюде, — все также невинно улыбаясь сказала Ольга. — Надо закончить то, что начал Арт. Я работала на бульваре. Уехала из дома в восемь…

— А мобильный, почему мобильный выключен? — Коротков спросил это так требовательно, что почувствовал себя в роли ревнивого мужа, которой заподозрил свою красавицу-жену в чем-то нехорошем. Сбавив обороты, он перешел на более официальный тон, вспомнив, к тому же, что на «ты» они не переходили. — То есть, почему у вас не работал мобильный телефон?

— Я его всегда выключаю, когда пишу. Чтобы ничего не отвлекало. А включить забыла, дырявая голова. — Она хлопнула себя ладошкой по беретке и засмеялась. — Вот такая я рассеянная. Обедать будете?

Оказавшись не готовым к такой резкой смене темы беседы, Коротков промычал что-то нечленораздельное, чем вызвал у Оли еще один приступ очаровательного смеха. Она залезла в сумку, и, порывшись, извлекла из нее ключи.

— Подержите. — Она сунула Короткову в руки свой мольберт, а сама начала возиться с замком. — Вечно заедает!

Справившись с дверью, она вошла в квартиру и предложила сделать тоже самое майору, который все еще топтался в обнимку с мольбертом на лестничной клетке:

— Заходите, что вы там все мнетесь? — Немного капризно потребовала она. Тон этот Короткову понравился.

Он зашел в небольшой коридор, поставил художественные принадлежности к стене и снова застыл в нерешительности.

— Ну, ботинки снимайте! — играючи прикрикнула на него Оля. — Вы что, в гости никогда в жизни не ходили?

— К женщинам — давно. — Коротков присел на корточки и принялся расшнуровывать свои старые ботинки. Сняв один, он обнаружил, что на большом пальце на носке здоровая дырка. На его счастье, рядом стояли закрытые тапочки, которые хоть и были на несколько размеров меньше необходимого, но все равно стали спасением.

— Я руки пойду помою, — сообщил Коротков. — С дороги-то…

— Да, с дороги-то не помешало бы, — передразнила его Оля, скопировав интонацию майора и снова рассмеявшись.

Коротков заметил, что настроение у девушки весьма хорошее. Но помыслить, что ее легкость и веселье вызваны его приходом, он все же боялся. Помыв руки, он прошел в небольшую кухоньку, впрочем, весьма милую и уютную. Усевшись на табурет, он сложил руки на коленях и стал дожидаться Ольгу, которая скрылась в комнате и, кажется, переодевалась. Через несколько минут она появилась — испачканные краской джинсы были заменены обтягивающими бедра черными спортивными штанами, расклешенными к низу. Безразмерная рубашка превратилась в белую обтягивающую футболку, под которой четко просматривались рельефы бюстгальтера. Коротков непроизвольно задержал взгляд на груди девушки, но, поняв свою оплошность, поспешил отвести глаза и уткнуться в пол. Оля сделал вид, что ничего не заметила.

Она подошла к холодильнику, достала из него кастрюлю и сковородку и поставила это все на плиту.

— Разносолов не обещаю, но грибной суп и котлеты с пюре в наличие есть. Все, замечу, собственного изготовления. — Она смешно подняла указательный палец вверх, пытаясь придать моменту особый пафос. Вышло смешно, и оба они засмеялись. Атмосфера немного разрядилась.

А потом она захотела достать хлеб, который лежал на полочке, подвешенной прямо над головой Короткова. Подойдя к нему почти вплотную, она уже потянулась к полке, как Коротков решил ей помочь. Он неловко поднялся, и Оля сама того не ожидая (ожидая?) оказалась практически в его объятиях.

Больше Сергей Иванович Коротков сдерживать себя не смог. Он наклонился и впился в нежные губы девушки, ожидая чего угодно, хоть удара коленом между ног. Но, к его удивлению, в ответ он получил влажный горячий поцелуй, полный страсти.

Они целовались не меньше пяти минут, пока Оля не высвободилась из его объятий, сообщив, что еще чуть-чуть и весь суп окажется на плите. Она оказалась права — буквально в последнюю секунду ей удалось успеть снять кастрюлю, а вслед за ней и сковородку, из которой уже во всю валил дым.

— Ну вот, котлеты подгорели, — с грустью констатировала она.

— Да и черт с ними. — Майор подошел к ней, обнял и они снова начали жадно целоваться.

Руки Короткова гуляли по нежному телу Ольги, гладя все, что так хотелось погладить и чуть сжимая все, что так хотелось сжать.

— Не здесь, — успела выдохнуть она между поцелуями. — Пойдем в комнату.

Он подхватил ее на руки и отнес в комнату, где уже был разложен и застелен диван. «Значит, ждала, хотела этого», — с радостью подумал майор и нежно опустил девушку на ложе любви.

Все остальное превратилось для Короткова в один безумный сон, который хотелось длить и длить. Они занимались любовью так, как если бы никогда в жизни не делали этого — жадно, нежно, чувственно. Коротков заласкивал ее до исступления, проникая в самые укромные уголки нежного Ольгиного тела. И она отвечала ему тем же, отдавая себя полностью.

Через полчаса, изнеможенные, они лежали, обнявшись, не в силах выпустить друг друга из сплетенных рук. На кухне тихо играло радио, где-то в коридоре тикали часы, а за окном шумели дети.

Коротков был счастлив.

Оля тоже.

Но все хорошее имеет свойство заканчиваться.

— Мне надо возвращаться на работу. — Он посмотрел на нее, вложив свой взгляд всю нежность, на которую только был способен. — Я очень не хочу, ты же знаешь, но мне надо идти.

Она неохотно разжала руки и выпустила его, бесстыдно раскинувшись на диване и закурив сигарету. Эта сцена показалась следователю немного вульгарной и наигранной, но сейчас он был готов простить ей и это.

— Ты приедешь вечером? — натягивая на себя простынь, тихо спросила она.

— Ты этого хочешь? — Коротков застегивал пуговицы на рубашке.

— Если бы не хотела, то, наверное, не спрашивала бы…

— Тогда «да». Но только не знаю во сколько…

— Во сколько хочешь. Я буду ждать.

Коротков вышел в прихожую, влез в свои ботинки и молча вышел из квартиры, захлопнув дверь снаружи. Он был не в силах сейчас сказать ничего. В душе его безумным снежным комом набегала какая-то невозможная гамма чувств, с которой он был не в состоянии справиться. С одной стороны, все произошедшее было сродни чуду — он так этого хотел, и вот оно случилось. Но с другой — романтическая сторона следователя бунтовала. Он представлял себе все немного иначе. Его удивила та инициатива, которую проявила Ольга. Нет, он был не против, но черные мысли закрадывались в его голову одна за одной — вот так легко она легла с ним в постель? И сколько еще таких перебывало в этой постели до него?

Кляня себя за столь грязные догадки в адрес ни в чем не виноватой девушки, он, уже подъезжая к отделению, пришел к выводу, что проблема вовсе не в Ольге, а в нем — в его комплексах, в его зашоренности, в его страхе. Девушка открылась ему, отдалась вся, а он еще смеет осуждать ее…

С туманом в голове, Коротков вошел в свой кабинет, сел за стол и уставился в стенку. Из ступора его вывел вошедший Прошин.

— Товарищ майор, разрешите?

— Заходи, — моментально отреагировал следователь и постарался сосредоточиться. — Что у тебя?

— Установили, куда прибыл Нежданов.

— И куда же?

— В Иркутск.

— В Иркутск? — опешил Коротков. — Чего он там забыл-то?

— Не знаю… — Прошин пожал плечами, всем своим видом давая понять, что ему действительно неведомы причины столь странного выбора места на карте родной страны. — Дела, наверное…

— Дела…Так, связывайся с местными ребятами, давай им все ориентировки и пусть приглядывают между делом. И что с Алмазяном?

— Все в порядке. Получена санкция — объявляем в федеральный розыск. Как раз над этим сейчас работаю. Да, Сергей Иванович, там к вам посетитель.

— Посетитель?

— Ну да. Строков. Тот, что проходит по несчастному случаю с Крыловым. Уже час вас дожидается. Я его пытался разговорить, но он н в какую — только, говорит, с Коротковым буду беседовать.

— Что ж ты раньше-то молчал! — Взорвался майор. — Давай его сюда!

Прошин поспешил ретироваться, чтобы не навлечь на себя начальственный гнев, и не успел он скрыться за дверью, как на пороге кабинета появился Петр Строков. Короткову хватило одного взгляда, чтобы понять, что с парнем что-то не то. Петр словно похудел, осунулся и выглядел забитым — это был совсем не тот Петр Строков, которого он видел на берегу озера Сенеж в день трагедии.

Глава 20

Уже почти целый час Коротков слушал рассказ Строкова. Иногда ему начинало казаться, что он вот-вот поверит во все, что говорит этот молодой человек. Но стряхивая с себя наваждение, милиционер включал критическую половину своего сознания и отказывался воспринимать этот бред. Но Петр раз за разом повторял одно и тоже…

— Сергей Иванович, вы должны мне поверить. На моей совести исчезновение Артема, — Строков был готов разрыдаться и с трудом держал себя в руках, чтобы окончательно не скатиться к банальной истерике. — Именно исчезновение. Арт жив. Как вы и я. Но его здесь нет, понимаете?

— Честно говоря, не очень, — нахмурился Коротков. — Я бы сказал, что человек либо жив, либо мертв. Если он жив, то он находится среди живых, но если ты говоришь, что его здесь нет, значит, мысля логически, я прихожу к выводу что он мертв.

— Да при чем тут ваша логика!? — в сердцах воскликнул Петр и обхватил голову руками, начав нервно перебирать свои шикарные волосы, которые, впрочем, в этот момент были скатаны и выглядели так, словно их владелец не мыл голову последние пару дней. — Не работает тут ваша логика! Не работает! Понимаете? У меня есть доказательства. Я же сам его переместил туда. В месте с ней, с Роговой, и с Арсением. Я теперь все могу рассказать, потому что они не вернулись. Еще позавчера должны были вернуться, но не вернулись. Я их ждал там, у озера. Они должны были появиться, но не появились!

Строкова скрутило и он сложился на пополам, на сей раз обхватив длинными руками колени. Со стороны он производил впечатление не совсем здорового человека. Заслышав крики, в кабинет заглянул Прошин, но Коротков выставил его вон.

Вся речь Строкова действительно могла показаться чистой водой бредом сумасшедшего, если бы ни одно «но». Он назвал имя Роговой и Арсения. А, значит, парень что-то знал.

Коротков прокручивал возможные версии, глядя на раскачивающегося взад-вперед Петра. Основной была следующая: Рогова с Арсением все же вычислили Крылова, добрались до него на даче и убили во время лодочной гонки. Это объясняет и ведения Оли, которая тоже наблюдала старика. Выходит, это была вовсе не кислородная недостаточность, а самая что ни наесть реальность — она видела убийцу. Произошло все быстро. Крылов со Строковым в запале гонки сильно оторвались от других участников и с середины озера сложно было разглядеть, что творится там, на другом берегу. Сделав Строкова сообщником (пригрозив ему смертью?), Арсений убил Крылова (возможно, задушил), а заодно и слегка придушил Олю, которую, вполне возможно, вырубили еще в лодке, на подходах к берегу. На берегу она очнулась и увидела то, что увидела. Потом оба тела бросили в воду, а лодку ловко перевернули. Ну и что, что совсем возле берега? Всякое бывает — жизнь она такая. Что получалось в итоге? Строков, раскаявшись, и не имея больше душевных сил хранить всю правду в себе, пришел в милицию с повинной. Похоже, что пасьянс сходился.

— Петр, давайте так. Я даю вам лист бумаги, вы все пишите. Потом я читаю, и мы продолжаем разговор. Согласны?

— Не верите? Не верите что Арт там? На войне? Я вам докажу. Я — хранитель «эвакуатора» в нашей реальности!

Теперь Строков вообще безо всяких сомнений являл собой пациента палаты номер шесть. Глаза его безумно светились, всклокоченные волосы торчали в разные стороны, а все тело ходило ходуном, не в силах спокойно сидеть на стуле. Коротков быстро плеснул в стакан воды и протянул его посетителю:

— Ну-ка, попей, попей. Успокойся.

Следователь поднял трубку, чтобы набрать номер дежурного врача, который обслуживал отделение в этот день, но Строков внезапно вскочил со своего места, бросив стакан на пол, и телом накрыл телефон, словно это была вражеская амбразура. В кабинет опять заглянул Прошин.

— Да закрой ты эту дверь, мать твою! — сорвался Коротков. — Позову, если надо будет!

— Извините, Сергей Иванович, — пролепетал Прошин и его физиономия исчезла из дверного проема.

Майор приподнял содрогающегося Петра и усадил обратно на стул. Тот не сопротивлялся, а только всхлипывал, все пытаясь что-то сказать, но в очередной раз захлебывался и лишь беззвучно, словно рыба, шевелил губами. Наконец, он сумел произнести несколько слов:

— На д-д-д-а-а-ч-че… Т-т-т-а-м…

— Что? Что на даче? — Коротков придвинул свой стул поближе к Строкову и теперь сидел почти рядом с ним. — Что ты хочешь сказать?

— П-п-п-о-е-х-а-л-и туд-д-д-а…

— Надо ехать к тебе на дачу? — сообразил следователь. — Тебе есть что там показать?

Петр судорожно затряс головой.

Коротков вернулся за свой стол, набрал номер начальника и сообщил, что в целях расследования ему немедленно требуется отбыть в Солнечногорский район на дачу свидетеля гибели Артема Крылова. Получив согласие, он помог Строкову встать, и, взяв его под руку, вышел с ним из кабинета. Прошин все еще стоял под дверью, но завидя шефа с трясущимся юношей, отошел к стене и чуть ли не вжался в нее, попуская их.

— Прошин, если что-то срочное — я на мобильном. Полковник в курсе. Остаешься здесь и дежуришь до моего возвращения. Все понятно?

— Понятно, — согласно тряхнул бритой головой Прошин и состроил верноподданническое лицо. — Все будет сделано!

До дачи домчались быстро. За время пути Строков более-менее пришел в себя, хотя периодически его тело содрогалось в непроизвольных конвульсиях, а изо рта вырывались какие-то всхлипывающие звуки. Он все больше молчал, а Коротков ни о чем и не спрашивал. Довольно было того, что сейчас они ехали фактически на место преступления, и свидетель готов показать что-то важное. А пока пусть оклемается.

Остановив «жигули» возле шикарной дачи Строкова, майор вышел из машины и всей грудью вдохнул свежий осенний воздух. Сентябрь катился к своему завершению, но солнце все еще пригревало, а деревья сохраняли свой лиственный покров, хоть и изрядно пожелтевший. Коротков вытащил из пачки сигарету, но быстро передумал — курить на таком воздухе? Да это настоящее преступление — и против воздуха, и против себя самого. Засунув сигарету обратно в пачку, майор дождался, пока Петр соберется с силами и выйдет из автомобиля. Было заметно, что движения даются ему с трудом — нервная система была расшатана у парня до предела и тело просто не слушало сигналов, посылаемых мозгом.

— Воздух-то какой! — попытался подбодрить его Коротков. — Не надышаться!

В ответ он поймал затравленный взгляд, в котором столько всего было намешано, что майор затруднился определить, какая из эмоций в данный момент является главенствующей в сердце Петра.

— Пойдемте, — монотонно позвал Строков и направился прочь от дома.

— А мы разве не на дачу? — удивился Коротков.

— Нам к озеру, — сообщил Петр и покачнулся, еле удержав равновесие.

— Давай-ка обратно в машину. А-то, я смотрю, ты в таком состоянии далеко не уйдешь.

Строков послушно вернулся в машину. Они тронулись с места и через пятнадцать минут были на берегу озера.

— Нам на ту сторону, — Петр указал рукой на противоположный берег. — Тут объезд сложный. Проще на лодке.

— Ладно, давай на лодке, — пожал плечами Коротков, который был окончательно заинтригован.

Они взяли лодку, заплатив сразу за час. Коротков сел на весла, а Петр устроился на корме, глядя отсутствующим взглядом на воду. Майор активно заработал веслами, в предвкушении скорой развязки. Скорее всего, думал он, Строков хочет на месте преступления рассказать и показать как все произошло. Коротков хорошо знал, что такое бывает — так же, как преступников тянет на место преступления, так же и раскаявшихся в содеянном людей влечет место совершения злодеяния. Почему-то там им психологически легче обо всем поведать.

Причалив к противоположному берегу, они выбрались из лодки, и Коротков затащил ее подальше на землю, что она самовольно не покинула свое временное пристанище. Петр покорно ждал, пока следователь производил эти манипуляции. Руки его безвольно болтались вдоль тела, а голова понуро покоилась на груди, словно шейные мышцы отказывались держать ее ровно.

— Ну, я готов, — сообщил Коротков, отряхивая руки.

— Пойдемте, — снова односложно отозвался Строков и побрел куда-то за деревья, которые, к слову, росли здесь весьма бурно и часто. Пройдя метров двадцать, Петр резко остановился и оглянулся на своего спутника, давая понять, что они на месте.

— И что здесь? — не понял Коротков. — Здесь Арсений прятался?

— Нет, — отрицательно повертел головой молодой человек. — Здесь мы храним «эвакуатор».

На секунду Коротков пожалел, что поддался на уговоры этого слетевшего с катушек юнца и поддался на авантюру, потеряв столько времени. Но, то, что произошло дальше, показало, как он был не прав. Строков опустился на колени, и принялся расчищать участок земли размером примерно метр на метр. Это заняло у него пару минут, после чего взгляду Короткова открылся квадратный металлический лист. Петр взял валявшуюся рядом палку и подцепил металлическую пластину, в результате чего та встала на попа и откинулась верхней стороной на землю. Внутри был тайник, в котором что-то лежало.

Коротков делал несколько шагов и приблизился к углублению. В нем стоял небольшой ящик, который Строков тут же извлек наружу и поставил перед следователем.

— Что в нем? — В голове у Короткого промелькнуло несколько не самых приятных сцен. Пару раз в своей практике, в девяностые, ему приходилось уже видеть такие вот ящечки, в которых оказывались отрезанные головы или какие-нибудь другие части тела. Неужели и сейчас ему предстояло увидеть что-то подобное? Короткова передернуло.

Строков, тем временем, достал из кармана небольшой ключ замысловатой формы и вставил его в замок. Провернув механизм несколько раз, он открыл крышку. В ящике лежал точно такой же прибор, который совсем недавно он видел у Нежданова в аэропорте.

— Что это?

— «Эвакуатор», приспособление для перемещения в другое измерение, — буднично ответил Петр, словно перемещение в другое измерение было делом обычным и в какой-то степени даже обыденным. — С помощью него Артема забрали туда.

— Куда «туда»? — уточнил Строков, разглядывая странный аппарат в ящике.

— На войну, — тяжело вздохнул юноша и грустно посмотрел на милиционера.

— На какую еще войну, Строков? Что вы несете? — Терпению майора пришел конец. Он устал слушать этот бесконечный бред и хотел уже понять, что же все-таки происходит. — Я жду объяснений.

Глава 21

«Дневник Ивана Краева.

4 апреля 1984 года

Мы живы. Но теперь нас больше — наша группа расширилась до двухсот с лишним человек, большая часть из которых — военные. В это пока все еще слабо верится, но… Обо все по порядку.

Степан вставил лом под круглую вращающуюся ручку двери, просунул его так, чтобы часть его уперлась в стену, и мы с ним, что было сил, потянули его на себя. Лом изогнулся. Это было невероятно, но он начал гнуться. А дверь оставалась на месте. Мы предприняли еще несколько попыток, но ничего не получалось. Люди со свечами наблюдали за нами, но никто не стремился помочь.

— Мужики, да помогли бы! — не детским голосом сорвался Степан. — Сколько можно за бабские юбки прятаться?

Толпа зашевелилась, и два человека выделились из нее — Михаил и Сергей. Они были здесь с женами и, к тому же, наиболее молодыми. Подойдя к двери, оба застыли, ожидая дальнейших указаний. В дело вступил Игнат.

— Давайте-ка, смените Степана. У него силенок пока маловато.

Они послушно схватились за лом, и теперь мы уже втрое, толкая друг другу плечами, потянули его на себя. Эффект был тем же самым — лом лишь еще больше деформировался.

— Да бессмысленно это все… — опустил руки Сергей. — Разве сами не видите? Мы все обречены, если будем продолжать оставаться здесь. Мы посовещались с людьми (он сделал кивок в с сторону несчастных) и решили, что единственно верным решением будет выйти отсюда через ту же самую дверь, через которую мы сюда и попали. Если вы не отдадите нам ключ, то нам придется забирать его у вас силой.

Он переглянулся с Михаилом и тот подтвердил его слова. Толпа одобрительно загудела. Послышались женские голоса:

— Правильно…хватит тут сидеть…там, наверняка, все в порядке…ничего страшного не случится.

Игнат подошел вплотную к двум представителям взбунтовавшихся. Довольно долго он просто стоял молча, глядя в глаза то одному, то другому. Потом задал вопрос:

— И когда вы собираетесь отсюда выйти?

— Завтра, — уверенно ответил Михаил. — Мы решили дать вам последний шанс с этими двумя дверьми. Если до завтрашнего утра они не будут открыты, то мы открываем ту дверь.

— Что же… — Игнат явно напряженно размышлял. — Хорошо. Завтра утром ключ будет у вас. Но не раньше. Если кто-то попытается забрать его у меня раньше этого времени — пристрелю.

Игнат поднял с пола тот самый автомат, который мы со Степаном прихватили в кабинете Гражданской обороны.

— Да он не стреляет!

В толпе послышался смех. Люди явно ликовали. Им казалось, что выход найден и очень скоро они вновь окажутся в своих теплых родных домах. И не было никакой возможности объяснить им, что домов этих больше нет. Людям хотелось верить, и эта иррациональная вера застилала им глаза, вводя в заблуждение.

— Не стреляет? — Игнат усмехнулся. Он нагнулся, поднял автомат и нажал на курок. Очередь прошила потолок. Посыпалась бетонная крошка. Смех резко прервался. — Этого достаточно?

— Достаточно, — хмуро ответил Михаил. — Но завтра ровно в девять ключ должен быть у нас.

— Хорошо.

Все разошлись по своим углам. Я смотрел на Игната и не мог поверить, что он согласен на этот самоубийственный шаг. Но он был спокоен — снова уселся на свой импровизированный лежак, достал рисунки и стал водить карандашом по бумаге. Через полчаса мучений, я все же подсел к нему.

— Игнат. — Я был взволнован. — Мы же погибнем. Это верная смерть.

— Успокойся. — Его тихий голос звучал уверенно. — Завтра с утра нас здесь уже не будет. Ночью постарайся не заснуть. Да, и оттащи свой лежак подальше от этой стены.

Я с самого первого дня располагался как раз у той стены, где находились две запертые двери. Как и Игнат со Степаном. Остальные, видимо подсознательно и инстинктивно обосновались около двери, через которую мы вошли в бомбоубежище.

Удивленно посмотрев на Игната, я выполнил, что он сказал: взяв свои скромные пожитки, я перебрался метров на пятнадцать дальше, устроившись неподалеку от семьи Михаила, которая состояла из его жены и двоих малолетних детей. Жена Михаила посмотрела на меня как на врага народа, но ничего не сказала. Видимо, сочла выше своего достоинства общаться с душегубом, который запрещает ей и ее детям покинуть этот мрачный подвал.

Через некоторое время все свечи были задуты, и бомбоубежище погрузилось в тяжелый и тревожный сон. Я не смыкал глаз, как мне и сказал Игнат. Что должно произойти, я понятия не имел, да должно ли было? Может, Игнат сказал это, чтобы просто успокоить меня, подбодрить…

Через три часа без сна мои глаза стали смыкаться сами собой. Я как мог боролся со сном, но ничего не получалось. И здесь…

Взрыв прозвучал неожиданно. Он был оглушительным, словно тысяча огромных барабанов в раз бахнули в помещении. Я вскочил на ноги, но видно ничего не было — темнота и пыль. Дышать стало трудно. Люди вокруг тоже повскакивали. Повсюду слышали крики, вопли. Кто-то начал в панике бегать по помещению.

А потом раздались голоса. Незнакомые.

— Есть кто живой? Живые есть!?

Рядом со мной оказался Игнат со Степаном. Мы бросились в сторону той стены, где еще недавно была стена с двумя дверьми, а теперь сквозь пыль мерцал свет, и неподвижно стояли какие-то силуэты.

— Кто это? — крикнул я Игнату, пытаясь перекричать голосящих женщин и детей.

— Понятия не имею, но думаю, что военные — прокричал в ответ Игнат.

Они оказались военными. И Игнат знал, что они должны прийти. Оказывается, еще в молодости, когда он двадцатилетним пацаном преподавал в этой школе, ходили разговоры, что за стеной бункера есть ход, который должен соединять это убежище с другими. Разговоры были на уровне слухов, но все же. А пару дней назад, ночью, Игнат услышал какие-то звуки за стеной. Еле слышные. Это были ни голоса, ни звуки механического происхождения — просто шорох. И он понял, что за стеной люди. Именно для этого он спровоцировал Михаила с Сергеем на конфликт — чтобы сделать очередь из автомата, который он все эти дни приводил в рабочее состояние. Это было нужно для того, чтобы те, кто были за стеной поняли, что в нашем бомбоубежище есть живые…

Риск был велик, но Игнат не просчитался. Там действительно оказались военные, которые обладали более совершенными средствами для отпора дверей, нежели лом.

Их оказалось около ста пятидесяти человек — по большей части рядовые и младший командный состав. Страшим у них — майор Агафонов. Смелый мужик и просто хороший человек. Он, как выяснился, вопреки приказу не покидать части, вывел своих подопечных и успел укрыть в бомбоубежище.

Они уже много дней бродили по подземным лабиринтам, но живых практически не находили — и вдруг услышали нас.

Итак, теперь нас почти двести человек. Стадо, которое было в относительном подчинении у Игната, кажется радо такому повороту событий. Все чаще можно услышать среди них разговорчики о том, что, если бы они вышли наверх, то еще бог знает, что там могло бы с ними случиться. И если бы не бравые военные… Но на нас с Игнатом смотрят волком, словно бы и не мы их уговаривали не выходить из укрытия. Хотя, думаю, еще через пару дней ситуация изменится — первые ласточки среди них уже появляются. Ходят, смотрят в глаза, словно прощения выпрашивают. Ладно, поживем — посмотрим.

Таким образом, начальники у нас теперь — Игнат и Агафонов. Общий язык они нашли быстро и, похоже, сдружились. Про меня и Степана Игнат тоже не забывает, держа при себе.

Вообще, коридоры, по которым мы теперь блуждаем — штука весьма интересная. Здесь много ответвлений, небольших коридорчиков. Везде есть свет. Агафонов объяснил это тем, что работает автономная электростанция, питание которой хватит на довольно долгий период. На вопрос Игната, насколько долгий, Агафонов сказал, что на несколько лет. Не знаю, насколько в это можно верить, но что еще остается? Только верить и надеяться.

Выправилась ситуация с продуктами. Вот их-то точно хватит на несколько лет — целые склады. Мы накормили людей. Да и сами наелись. Жизнь явно улучшается. Если ничего не случится (а Агафонов говорит, что случиться ничего не может, так как убежища построены настолько прочно, что прочнее, пожалуй, просто нельзя), то года четыре, а то и все пять, мы здесь продержимся. А дальше будем смотреть. Здесь все зависит от того, насколько сильным был Удар. Но, судя по разговорам между военными, он был очень сильным. Та вибрация, которую мы все ощутили говорит о том, что на поверхности взрывной волной сметало целые районы. В принципе, теоретически, через пять-шесть лет можно будет попробовать. Но не раньше.

Наша основная задача сейчас — поиск людей. Агафонов уверен, что они есть — надо только искать. И действительно, мы довольно часто встречаем закрытые двери, точные копии тех, что были у нас. И за каждым из них — потенциально живые люди. Но взрывать каждую дверь — нельзя (хотя все возможности для этого у нас есть). Почему нельзя? Нет гарантий, что люди, пытавшиеся спастись — сделали это. Они могли успеть зайти в убежище, но не закрыть дверь. Или плохо ее закрыть. А это значит, что стоит нам взорвать стену и попасть в такое помещение, и мы тут же получим такую дозу радиации, после которой долго не протянешь… Поэтому мы периодически утраиваем минуты тишины.

Ходим небольшими отрядами. Женщины и дети находятся в специально отведенном для них помещении. Там созданы все условия, насколько это возможно.

И все же, самая большая проблема — это люди. Некоторые почти смирились, почти обжились. Но есть и те, кто все еще хочет наверх. Самое удивительное, что такие есть и среди солдат, которые укрылись вместе с Агафоновым. Человек шесть рядовых находятся в крайне тяжелом психологическом состоянии — боюсь, что им уже ничем не поможешь. Два дня назад я предложил Игнату создать для них что-то вроде лазарета, куда поместить и часть нашей группы, которая не может прийти в себя. В принципе, он согласен. Но говорит, что это может быть опасно в моральном плане, а как следствие, и в социальном — может возникнуть недовольство. В итоге сошлись на том, что дождемся, пока здоровая часть сама попросит их изолировать. Игнат уверен, что рано или поздно это произойдет.

Игнат вообще много в чем уверен. Я хочу сказать, что не встречал раньше таких людей. Каждый его шаг заканчивается успехом. Каждое решение — верное. Не знаю, стоило бы так идеализировать человека, но ничего не могу с собой поделать. Наверное, это слабость. Я сам не могу похвастаться такой уверенностью. Видимо, не каждому дано. И кто бы вообще мог подумать, что художник окажется в экстремальной ситуации чуть ли не самым (если не самым) незаменимым человеком? Да, видимо, гении гениальны во всем…

Заканчиваю на сегодня. Следующую запись сделаю, когда ситуация более менее устаканится — писать каждый день (и даже неделю) не имеет смысла.

Мы выживем».

Глава 22

Коротков сидел на берегу озера и смотрел на рябь, оставляемую осенним ветром на его поверхности. Строков только что закончил свое повествование, и, примостившись рядом, тоже взирал на воду. Оба молчали.

Майор чувствовал себя полным идиотом. Такого в его многолетней практике еще не случалось. Разные были запутанные дела, но без примеси какой-то сомнительной фантастики. Все, что рассказал Строков другими словами назвать было сложно. А рассказал он следующее…

Выпускной в Строгановке прошел весело, да и сам выпускной курс был яркий, талантливый. Решили, что праздновать будут в день получения диплома в небольшом кафе «Художник», что недалеко от «Новокузнецкой». Еще во время учебы ребята сиживать там, выпивая что-нибудь покрепче и обсуждая последние тенденции в мире искусства. А потому, чтобы не ломать голову, все сошлись во мнении, что лучшего места и придумать нельзя. Обязанности по организации мероприятия были возложены, конечно же, на главного заводилу и балагура курса Петьку Строкова. А тот и не думал отказываться — ему это было только в удовольствие. Петька собрал со всех деньги, снял кафешку на целый вечер, чтобы им никто не мешал, и к назначенному дню было подготовлено в лучшем виде.

Шестого июля в пять вечера веселая ватага вновь испеченных деятелей российской культуры шумно ворвалась в маленькое кафе, заставив хозяина заведения на несколько минут даже пожалеть, что он согласился на это мероприятие. Все расселись за столики, которые были уже отлично сервированы и, и праздник начался.

Примерно через час после начала посиделок хорошо выпивший Строков вышел на улицу в компании нескольких друзей подышать воздухом, а заодно и покадрить проходящих мимо девушек — свои и та за годы учебы надоели. Компания устроилась на скамейке в небольшом скверике, располагавшемся в минуте ходьбы от «Художника» и принялась за дело. Точно можно сказать, что укрыться не было возможности ни у одной проходившей мимо девушки — каждая из них бралась в кольцо и не выпускалась из него до тех пор, пока телефонный номер «жертвы» не оказывался в кармане у кого-нибудь из ребят. Проколов практически не случалось — лишь изредка, если на нужном пальчике у незнакомки оказывалось золотое колечко.

Она появилась минут через пятнадцать с момента начала забавы. Голубое платье, прекрасно облегающее фигуру, шикарные формы, белокурые волосы и голубые глаза — одним словом кадр что надо. Кто-то из компании даже попытался одернуть Петьку, мол, фифа слишком шикарна, чтобы с ней этот детский сад проделывать. Но Строкова было не остановить. Он уже вошел в азарт, да изрядное количество выпитого алкоголя делало свое дело. Он первым вскочил со скамейки, а вслед за ним, неохотно, последовали и остальные.

— Девушка, — бойко начал Строков. — Вы мне, конечно, не поверите, что я готов смотреть в ваши глаза не то что всю жизнь, а вечность. И правильно сделаете! Ибо подобные заявления надо подтверждать поступками!

Сказав это, Петька бросился к соседней клумбе, сорвал несколько заботливо выращенных цветов и вернулся к месту дислокации дамы, которая с любопытством наблюдала за его действиями. Упав на колени и состроив жалостливую физиономию, Строков выпалил:

— Я молю вас о пощаде на коленях! Имя! Только имя! — Он протянул ей цветы.

Девушка снисходительно улыбнулась и приняла подарок. Решив, что наживка проглочена, Петька перешел ко второй части Мерлезонского балета:

— Ах, да! Какой же я дурак! — он в сердцах обхватил голову обеими руками, а потом вознес свои длинные конечности к небу. — Я же сам не представился! Петр! Художник! И я клянусь, что вашими портретами я украшу этот мир!

Выкрикнув последнее, он встретился глазами с незнакомкой и… Ему показалось, что он вот-вот потеряет сознание, все вокруг закружилось и в голове он услышал голос:

— Здравствуй, Петр. Очень рада с тобой познакомиться. Меня зовут Екатерина. Сейчас, к сожалению, я должна идти, но мы с тобой еще обязательно встретимся. Как тебя найти?

Петька машинально начал называть свой домашний адрес и телефон. А потом открыл глаза. Он лежал на земле, а над ним нависло несколько испуганных лиц друзей, в глазах которых застыл испуг.

— Что случилось? — перепугался Строков, пытаясь подняться.

— Ты сознание потерял, — пояснил ему один из товарищей. — Просто рухнул, когда девку эту кадрить начал. Протянул цветы и все. Как мертвый… Мы уже собирались скорую вызывать.

— А Катя где? — Спросил Петька, пытаясь глазами найти девушку, которая по его расчетам должна была быть где-то неподалеку.

— Какая еще Катя? — Не понял товарищ. — Брыкова что ли, с нашего курса? Так она в кафе…

— Да какая, к черту, Брыкова! — Петька встал на ноги и теперь отряхивал дорогой костюм. — Эта, которой я цветы подарил!

И здесь он заметил валяющийся на земле импровизированный букет. Он удивленно посмотрел на свою компанию.

— Слушай Петь, — озабоченно сказал все тот же однокурсник. — Давай, все же ко врачу сейчас. Ты, может, когда падал, головой ударился. Мало ли. Та цаца даже на цветы твои не посмотрела, а когда ты рухнул, чуть ли не через тебя переступила, уселась в черный «Кайен», который дожидался ее в конце сквера, и укатила.

Петька решительно ничего не понимал. От врача он все же отказался, вернулся в кафе, пол часа поломал себе голову, а потом напился пуще прежнего и позабыл обо всем на свете.

Прошло несколько дней. В одно прекрасное утро, он, как обычно, в восемь утра вышел из подъезда своего дома, стоявшего в самом начале Ленинского проспекта, напротив Первоградской больницы, чтобы выгулять американского боксера Тайсона — свою собаку. Сделав пару кругов по двору, он уселся на скамейку, ослабив поводок, и закурил.

Она подошла сзади и тихо поздоровалась. Петька вздрогнул от неожиданности. А когда обернулся, то был просто изумлен — перед ним стояла Екатерина. Она была все в том же платье, которое ей шло настолько, насколько вообще может идти вещь человеку. На губах ее играла улыбка.

— Не ожидал?

— Нет, — честно признался Строков, пытаясь сообразить, как такое вообще возможно. — А как вы меня нашли?

— Ты же сам назвал адрес, — улыбнулась она. — Забыл?

— Нет, но…

И тут снова все поплыло у него перед глазами. Откуда-то сбоку появился старик, который что-то быстро объяснял девушке. Когда Строков снова открыл глаза, то оказалось, что он находится на берегу озера, расположенного недалеко от его дачи.

— Что происходит? — Попытался потребовать объяснений Петька, но ощутил такую слабость во всем теле, что не нашел в себе сил продолжить, просто опустившись на траву.

— Ничего страшного, — послышалось откуда-то издалека. — Сейчас тебе предстоит небольшое приключение. Ничего страшного.

И он снова провалился в небытие. И на сей раз, очнувшись, увидел перед собой нечто страшное… Темное, почти черное небо нависало так низко, что казалось, оно вот-вот рухнет на землю. Из этого страшного неба вних сыпался не то снег, не то пепел. Дышать было тяжело. Посмотрев на себя, Строков обнаружил, что поверх его одежды на нем надет старый ватник, а ноги упрятаны в такие же ватные штаны и валенки.

— Где я? — испуганно спросил он у двух человек, стоявших рядом сними. В одном из них он узнал Катю. Вернее не узнал, а просто понял, что это она, хотя внешность ее резко изменилась в худшую сторону. — Кто вы?

Ему объяснили. Оказалось, что находится он ни где попало, а в параллельной реальности, пережившей чуть больше двадцати лет назад ядерную войну. Сначала Строков нервно захихикал, но потом ему предложили отправиться на небольшую экскурсию. Старик достал какой-то прибор, нажал кнопки и через несколько секунд они оказались в еще одном, куда более страшном месте — вокруг были дымящиеся руины, а неба не было видно вообще. Черные пятиэтажки стояли как обелиски ушедшей жизни, глядя на этот страшный мир глазницами черных оконных проемов.

Петька решил, что у него просто съехала крыша. Он пытался щипать себя за разные места, хлестать ладонями по щекам, зажмуриваться и вновь открывать глаза. Но вокруг ничего не менялось.

Он пробыл там ровно сутки. Он выходил на улицу и видел странных уродов, видел бронетехнику, которая патрулировала улицы, видел, как на этих самых улицах расстреливают людей. Он словно побывал в аду.

На следующее утро его снова доставили на берег озера и задали вопрос, хочет ли он вернуться назад, к привычной жизни, к друзьям, к родителям? Конечно, он ответил «да». И тогда перед Строковым было поставлено условие: он должен был стать хранителем «эвакуатора» — того самого прибора, с помощью которого происходили перемещения в пространстве. Он спросил, что будет, если он откажется и расскажет обо всем там? Старик, которого звали Арсений, популярно объяснил ему, что если Петька решит поступить именно так, то при всех раскладах ничего кроме дурдома в его мире его не ждет. Поразмыслив, Строков согласился с этим. Но задал еще один вопрос:

— А если я просто откажусь вам помогать?

— Петя, — ласково улыбнулся Арсений. — Жизнь — длинная штука. В ней много чего происходит. Что ты мог сделать, чтобы не попасть сюда? Правильно: ничего. Мы в любой момент сможем снова забрать тебя, но уж не сюсюкаться здесь с тобой, а просто бросить посреди улицы. Ты понимаешь?

— Понимаю, — мрачнея, согласился Строков.

— Но и это еще не все, — продолжил Арсений. — Вокруг тебя находятся близкие, родные люди, которым ты вряд ли желаешь оказаться здесь. Но и у них в противном случае появятся все шансы сдохнуть на мостовой, расчленяемыми уродами или мутантами. Так что у тебя есть только одна возможность избежать сотрудничества с нами — укрыться за стенами дурдома. Оно тебе надо? Не думаю. Тогда соглашайся помочь нам. Это не потребует много времени. Просто иногда я или Катя будем навещать тебя, чтобы ты помог нам отправиться назад. И тебе надо будет хранить «эвакуатор». Ну, может, иногда будут появляться дополнительные задания и обязанности, но, я обещаю, напрягать тебя никто не будет. Согласен?

Он согласился. А что еще оставалось в такой ситуации? Его вернули обратно. Научили пользоваться «эвакуатором». И с этого дня он стал связным, проводником. Никаких обязанностей сверх на него не возлагали, до того момента, пока Рогова не потребовала от него доставить Артема на берег Сенежа. Они ничего не объясняла. Действовала все больше угрозами, так как сначала Строков отказывался делать это. Но, в итоге, ему пришлось согласиться…

— То есть, ты хочешь сказать, что ты, своими собственными руками отправил Крылова, так сказать, в параллельный мир, где во всю продолжается «ядерная зима», а Россия лежит в руинах? — Коротков спросил это без улыбки, но и безо всякой интонации. Просто спросил, словно ответ был ему безразличен. В какой-то степени так оно и было. Поверить, что рассказанное Строковым правда, было нереально.

— Именно так. При помощи вот этой штуки. — Петр кивнул на прибор.

— Слушай, — Короткову в голову пришла интересная мысль. — А ведь до тебя тоже кто-то, значит, был, как ты выражаешься, проводником? Так ведь?

— Так, — согласился Строков. — Я много думал об этом. Кто был этот человек, я понятия не имею. Но с ним что-то случилось, раз им потребовался я. Я вообще мало что знаю. Моя задача — отправлять их туда и хранить «эвакуатор»…

— Строков, — перебил молодого человека майор. — Вы же понимаете, что я не готов вам поверить.

— Не готовы? — усмехнулся Петька, который к этому моменту окончательно успокоился. Видимо, ему просто надо было выговориться, излить душу. — Тогда попробуйте найти тело Артема в озере. Просто попробуйте. Вы можете ждать неделю, две, три, десять, но оно не появится, не всплывет. Потому что его там нет. Арт жив. Ну, если, конечно, еще жив…

— Ну, а рассказать ты мне решил это все, потому что твои хозяева, назовем их так, из того мира не прилетели сюда? — стараясь оставаться серьезным спросил милиционер.

— Именно. Они сказали, что будут здесь на следующий день. Но никого не было. Такое произошло впервые. Они меня предупреждали, что если подобное случится, я должен буду продолжать свою миссию по хранению «эвакуатора» и ждать. Но я просто не мог… Если бы не Арт, а кто-то другой, тогда моежт быть. А тут еще и мать его чуть не при смерти. И все по моей вине…

Он снова начал мелко трястись, находясь на грани очередной истерики. Коротков тут же сменил тональность:

— Ну будет тебе, будет… Ты же мужик. Хватит нюни распускать. Успокойся. Разберемся мы со всеми твоими летунами.

Они вернулись на берег, но уж с ящиком, и сели на бревно, лежавшее почти у самой воды. Оба молчали. Каждый думал о своем, но каждый понимал и то, что это «свое» теперь у них общее.

Глава 23

Арт перевернул страницу и обнаружил, что дальше идет довольно ощутимый пропуск, так как целая куча листов просто отсутствовала. Следующей датой значилось 15 июня 1986 года…

«Дневник Ивана Краева.

15 июня 1986 года

Месяц назад я написал, что ситуация может выйти из под контроля. Но я не думал, что дело настолько серьезное. Не думал. Все намного хуже, чем не казалось вначале. Люди словно посходили с ума. Такое ощущение, что не было двух лет, которые они провели в относительном спокойствии и благополучии. Можно подумать, что все это время они только и ждали момента, чтобы начать творить то, что они делают.

За прошедший месяц я много говорил с Игнатом. Он винит себя за эту ошибку, но назад ничего вернуть уже нельзя. Если бы Агафонова тогда удалось отговорить… А теперь именно это и вменяют в вину Краснову — якобы, он специально сделал все, чтобы Агафонов поднялся на поверхность…

Я почти каждый день мысленно возвращаюсь в март, когда все произошло. Тогда не было возможности писать обо всем подробно, так что восполню пробел сейчас. Чтобы не забыть самому, и, чтобы, те, кто, быть может, прочитает мой дневник, знали, как все обстояло на самом деле…».

Запись снова обрывалась. А после шли страницы, которые Арт сначала принимал за продолжение дневника, но которые, на деле, оказались лишь повторением уже написанного — очень похожим подчерком, но, при ближайшем рассмотрении, явно чужим. Арт закрыл тетрадь и решил, что ему следовало бы найти Солдата или Игоря, чтобы узнать, что же было дальше. Он побродил по лагерю и, наконец, наткнулся на Дмитрия, который изучал карту, разложенную перед ним прямо на земле. Сам он сидел под широким тентом, распахнувшись и без головного убора.

— Не холодно? — поинтересовался Арт.

— Нормально. Я специально так — что-то вроде закаливания. — Солдат оторвался от карты и поднял глаза на Крылова. — Ты что-то хотел? Или так, просто гуляешь?

— Вообще-то хотел, — признался Арт, доставая из сумки дневник Краева. — Я тут дочитал… Но все прерывается как-то ни на чем. Хотелось бы узнать, что там у них произошло.

— Ааа… — Солдат взял тетрадь из рук Арта и сунул за пазуху. — Ну, давай я тебе расскажу, что там было дальше. Слушай.

— Я только уточнить хотел, — перебил его Арт. — А откуда вам известно, что было дальше? И, вообще, дневник-то этот откуда у вас?

— От Краева. — Ару показалось, что фамилию автора дневника Дмитрий произнес не очень довольным тоном. И он не ошибся. — Краев перебрался к нам в две тысячи четвертом. Это долгая история, но, если в двух слова, то он элементарно предал Краснова и перебежал на нашу сторону. Выдал много ценной информации, очень помог. Но, как ты понимаешь, бесплатный сыр бывает только в мышеловке. В прошлом году он сбежал второй раз, только теперь уже от нас.

— Обратно к Краснову?

— Нет, туда, к вам.

— К нам?

— Да. При помощи нашего «эвакуатора». При этом, кто-то из наших ему помог это сделать — ведь всегда нужен второй человек, который бы активизировал прибор и следил за его работой.

— Нашли?

— Нет, — отрицательно помотал головой Солдат. — Не нашли. Но есть некоторые подозрения. Хотя, это только подозрения…

Арт сразу же понял, на кого намекает Солдат. Конечно, он сам не так давно в лагере, и, возможно, здесь есть и еще кандидаты на роль помощника Краева, но Арт знал пока только одного такого человека — Игоря. Сам Дмитрий этого имени вслух так и не произнес, поспешив перейти к рассказу о том, что произошло в бомбоубежище под Иркутском в далеком восемьдесят шестом году.

…Споры между Игнатом и Агафоновым шли уже второй месяц. Игнат крепко стоял на совеем: на верх поднимать еще рано, даже при наличии костюмов химзащиты, которыми они располагали. Надо выждать еще несколько лет. Да это звучало дико — ни дней, ни недель, ни месяцев, а лет! Но по другому было просто нельзя… Агафонов же придерживался противоположного мнения. Он считал, что за два года радиационный фон снизился, а потому специальные средства защиты вполне смогут уберечь от смертельного воздействия радиации.

В результате он сделал по-своему. Игнат отступил. И как выяснилось позже, отнюдь не из-за слабости. То было тактическое отступление, осуществленное в стратегических целях. Вероятно, таким образом он решил расчистить себе путь к единовластию.

И Агафонов поднялся на поверхность. Для этого была выбрано одно из помещений в отдаленном конце лабиринта, в котором имелся выход наверх. Он пробыл в городе чуть больше получаса, а когда вернулся, то на нем не была лица. То, что он там увидел, едва не лишило его рассудка. Он рассказывал страшные вещи: руины, черное небо, пепел, горы трупов повсюду. И самое ужасное — существа… Все прекрасно понимали, что за столь короткий срок мутация могла произойти лишь на самом примитивном уровне, но Агафонов видел собак с двумя головами, облезлых, разрывающий свою плоть, от невозможности принять решение, в какую сторону бежать…

И еще он видел людей. Живых. Это были ходячие мертвецы, которые все никак не могли уйти на тот свет окончательно. Они жили в уцелевших домах, питались мясом мертвых животных. Агафонов был шокирован, но на него они не обратили никакого внимания — им все уже было безразлично, они просто ждали освобождающей смерти.

Первый месяц после возвращения Агафонов чувствовал себя превосходно и даже собирался повторить свою вылазку. Но к концу второго месяца он слег. Резко. В один день. Умирал майор страшно — в агонии он метался по кровати и кричал так, что выдержать это могли немногие. Радиация проникла сквозь защиту. После недели адских мук, Агафонов скончался. Всем стало ясно, что выходить наверх рано.

Но в то же самое время по убежищу поползли и слухи о том, что Игнат намеренно избавился от Агафонова. Надо сказать, что к этому моменту людей стало еще больше, и колония теперь насчитывала порядка тысячи человек. Так или иначе, все они подчинялись Агафонову с Игнатом. Теперь же остался только Краснов.

Бунт случился через месяц после смерти Агафонова. В планах заговорщиков было убить Краснова и устроить чуть ли не демократические выборы. Но Игнат был начеку, его было не так просто провести. Он сумел подавить восстание — около ста человек, участвовавших в заговоре, были публично казнены. Трех главарей путчистов ждала куда более страшная участь. Их Краснов выгнал из убежища — в обычной одежде, без оружия… Они валялись у него в ногах, умоляли, чтобы их просто расстреляли, но Игнат был не приклонен.

Так в убежище был выстроен новый порядок — фактически военная диктатура во главе с Игнатом Красновым, великим, в прошлом, художником, чье имя гремело на весь Союз.

На поверхность они вышли только в девяносто первом…

— Я удовлетворил твой интерес? — усмехнулся Солдат.

— Отчасти. Ведь после этого Краснов как-то попал в Москву. — Эта часть истории Арта тоже очень интересовала.

— Артем. — Солдат положил руку ему на плечо. — Ты и так уже слишком много знаешь. Слишком много. Это лишнее знание. Мы с Владимиром уже пожалели, что дали тебе этот дневник. Идя туда, к Краснову, ты должен быть «чистой доской», чтобы никак не выдать себя. Теперь ты знаешь о дневнике Краева, но представь, если ты просто случайно, в разговоре упомянешь его фамилию или какую-то информацию, полученную из этих записок? Это же конец. Ты проколишься моментально, это будет провалом, за которым последует неминуемая смерть.

Арт призадумался. Действительно, Дмитрий был прав: уж лучше ничего не знать.

— А сейчас пойдем, — прервал его размышления Солдат. — Владимир мне как раз сказал, чтобы я в ближайшее время нашел тебя. Готовы варианты твоего внедрения.

Сердце Арта бешено заколотилось. Вот и пришло время. Теперь уж точно обратного пути назад нет, а если вспомнить еще и то, что говорил Игорь, про замкнутый круг — да, обратно он вернется только с Екатериной. Это решено окончательно и бесповоротно. И пусть только попробуют запретить ему.

Беззвучный монолог в голове Арта завершился как раз к тому моменту, когда они подошли к «идеальному домику», где их дожидался Владимир. Они вновь уселись за громоздкий стол. Их было четверо: буквально через несколько минут к мужчинам присоединилась Катя.

— Артем, — неспешно начал Командующий, когда девушка заняла свое место за столом. — Мы прокрутили несколько возможных сценариев предстоящих событий и остановились на одном, который нам кажется наиболее реалистичным. Сразу скажу, что если ты будешь против, мы все переиграем и предложим тебе вариант с учетом корректировок. Идет?

— Идет, — согласился Арт и приготовился слушать.

Владимир приступил к делу. Он предложил Арту следующий вариант: его на два-три месяца отправляют на жительство в одну из деревень. Это нужно для того, чтобы он обжился, а облик его стал более подходящим для этого мира — пока что Арт выглядел слишком чистеньким. В деревню он отправится один, но жить будет у проверенного человека, который связан с сопротивление. Человек его обучит всему необходимому. Примерно через три месяца «ядерщики» объявят всеобщую мобилизацию — они это делают раз в год. На практике это означает, что отряды военных ездят по окрестным деревням и забирают тех, кто годен к военной службе. Народа набирается мало — каждый новобранец на вес золота. Задача Арта — попасть в этот набор и завербоваться в армию «ядерщиков». Дальше уже по обстоятельствам.

— Как тебе? — поинтересовался Владимир, когда закончил излагать.

— Ну… — протянул Арт. — Даже не знаю… Выглядит все вполне правдоподобно на первый взгляд… Хотя… Мне ведь надо будет как-то объяснить, откуда я взялся в деревне?

— Верно. И здесь есть только один вариант: тебе придется сказать, что ты раньше был с нами. Но решил уйти.

— Да они же меня на месте расстреляют! — вскинулся Арт, не очень довольный подобной перспективой. — Не знаю, не знаю…

— Успокойся, — примиряюще сказал Солдат. — Никто тебя не расстреляет. Прецеденты есть. Но в этом заключается еще одна опасность — там мы можешь столкнуться с бывшими нашими. Однако, и здесь есть выход. Мы тебе не сказали сразу, но чертовски похож на одного нашего парня, который погиб пару месяцев назад — Олега Ильина. Придется те, правда, сбрить свои локоны, а так же похудеть немного — точно вылитый Олег будешь. Поэтому, когда придут «ядерщики» тебе надо будет лишь рассказать им следующую сказку: да, мол, сбежал от этих сволочей, звать Олегом, хочу к вам. Должны взять. Проверять, конечно, будут по полной программе, но биографию Олега ты выучишь. Единственное, Ильин не обладал твоим талантом. Вот здесь придется как-то выкручиваться. Но это лишь в том случае, если ты реально встретишься с кем-то из наших, а это совсем не факт — «ядерщиков» несколько десятков тысяч все-таки.

— Хорошо. — Такой расклад Арта, в целом, устраивал. — Но есть еще вопросы! А если военные решат объявить набор не через три месяца, а через две недели, например?

— А вот это уже только наша забота. Если потребуется, то притормозить их и втянуть в бои мы сможем в два счета. Ради такого дела-то…

Солдат не договорил, но Арт прекрасно понял, что он хотел сказать. Да, ради такого дела никого не жалко, а, значит, люди будут гибнуть, прикрывая его. И это явно накладывало на Крылова дополнительные обязательства — он должен был сделать все, чтобы операция закончилась успехом. У Арта проскочила мысль, что его опять ловко затягивают в психологическую ловушку.

— Я все понял. — Ответил он. — И как, я понимаю, никаких каналов связи с вами у меня не будет? То есть, с момента попадения к ним, я оказываюсь предоставлен сам себе?

— Почти. Человек, у которого ты будешь жить в деревне — он будет связным. При удачном раскладе, если у тебя появится возможность выезжать из города, ты всегда сможешь передавать информацию через него. К нему же тебе следует, в случае успеха, направляться с «эвакуатором».

— Когда все начнется? — Арт поймал себя на том, что волнение куда-то исчезло. Ему все стало абсолютно все равно. Внутренне он был готов.

— Я думаю, — с радостной улыбкой ответил Владимир, — не стоит откладывать дело в долгий ящик. Сегодня мы предупредим нашего человека, а завтра перебросим тебя к нему. Согласен?

— Да.

Глава 24

До Москвы ехали молча. Слушали радио, какую-то попсу. Коротков вообще был безразличен к музыке — его устраивала любая, а Строков был так глубоко в себе, что ему тем более было по барабану, что там играет. А по радио, тем временем, заиграл джаз из восьмидесятых. Культовый джазовый экспериментатор Sun Ra выдавал свою «Nuclear War». Коротков, конечно, и не догадывался, кто это, но английский язык он кое-как помнил, а потому невольно вслушивался в слова, барабаня пальцами по рулю. Из динамиков неслось:

Nuclear war. Nuclear war.

They're talkin' about Nuclear war.

It's a motherfucker, don't you know?

If they push that button your ass got to go.

Gonna blast you so high in the sky.

You can kiss your ass

Goodbye, goodbye.

Radiation, Mutation. Fire.

Hydrogen bombs, Atomic bombs.

(Tell 'em about it, Tyrone…)

What you gonna do,

Without your ass?

Melting… People…

Buildings… Burnt grass…

Farewell. Goodbye, ass.

Майор старательно переводил про себя. Текст был жестким и весьма вызывающим на его взгляд, но и само название песни — «Ядерная война» — было, прямо скажем, не из веселых и жизнерадостных…

Песня была настолько в тему всего происходящего, что Коротков невольно подумал, что есть в этом какая-то знаковость. Строков словно прочитал его мысли (Коротков и не догадывался, что он их на самом деле прочитал — хоть слабый, но дар у Петра, все же, был)

— Правильные слова в песне, — глядя в окно, сказал он. — Все так и есть: радиация, мутация, сгоревшая трава — одним словом «прощай, задница», что, выражаясь литературным языком, означает полный пи…ц. Это Сан Ра.

— Чего? — не понял Коротков.

— Исполнителя и автора композиции зовут Сан Ра. Восемьдесят второго года вещица. Как в воду глядел.

Коротков усмехнулся.

На заднем сиденье лежал ящик с прибором, который слегка подпрыгивал, когда старенькие «Жигули» опадали в пробоины на дорогах.

— У нас тут и без ядерной войны дороги такие, словно по ним ракетный удар нанесли, — недовольно произнес следователь, подскочив от очередного провала колесу в дыру в асфальте. — А ты говоришь параллельное измерение…

У Короткова завибрировал мобильник. Звонил Прошин.

— Слушаю, — коротко рявкнул Коротков в трубку.

— Сергей Иванович. — Голос у Прошина был взволнованный. — Есть результаты анализа вещества, снятого с моих рук. У меня все руки в какой-то пыли радиоактивной оказались!

— Понял тебя. Я скоро буду. Отчет по экспертизе мне на стол.

Он убрал трубку в карман и повернулся к Строкову, краем глаза поглядывая на дорогу.

— Слушай внимательно, Петр. Ты влип в очень нехорошую историю. Я сейчас скажу тебе одну вещь, только ты не удивляйся. Я вот такой же «эвакуатор» видел совсем недавно у очень плохих людей. Я подчеркиваю — у очень плохих. Только что мне доложили, что фонит тот прибор так, что мама дорогая. Не сомневаюсь, что твой, эээ… «эвакуатор» покажет точно такие же результаты. Давай будем считать, что я забыл все эти сказки про параллельное измерение, что я их вообще не слышал. Ты же взрослый человек и все должен понимать. Просто расскажи мне правду. Что это за штуковина? Чем ты занимаешься? Контрабанда? Крылов что-то узнал, и за это вы его убрали? Так?

— Разворачивайте машину, — внезапно заявил Строков.

— Чего?

— Не верите, я вам покажу. Только нам придется для этого поймать собаку или кошку, например. Хотя подойдет и какой-нибудь большой предмет. Я этого делать не хотел, так как если они узнают, что я запускал «эвакуатор» без их ведома, то мне точно конец. Но, как я понимаю, другого выхода нет.

— Бросьте эти шутки, Строков. Нашутились уже. — Коротков и правда считал, что игра слишком затянулась. — Ничего я разворачивать не буду.

Не успел майор договорить последнюю фразу, как Петька отстегнул ремень безопасности и открыл дверь автомобиля, высунувшись наружу на половину. Коротков вдарил по тормозам.

— Разворачивайтесь! — страшным голосом заорал Строков.

— Ты совсем что ли больной? А? — майор еле держал себя в руках. Таких сюрпризов он не любил, а уже когда дело доходило до откровенного шантажа… — На тебя наручники нацепить?

— Не надо наручников, — внезапно жалостливым голосом заговорил Строков. — Просто давайте вернемся. Мы же еще не так далеко уехали. Полчаса и мы на месте. Но зато вы все увидите своими глазами.

Коротков вырубил радио и вцепился обеими руками в руль. Идти на поводу у сопливого пацана он не хотел, но, с другой стороны, в целях следственного эксперимента. По крайней мере, это окончательно расставит все точки над i. Пусть этот полоумный покажет, что там за параллельные миры. Скорее всего, конечно, он просто тянет время, но что толку-то? Отпираться бессмысленно — у него точно такая же штуковина, как и у Алмаза. И ему придется рассказать, для чего она. А фокусы свои на озере пусть покажет — так хотя бы будет положен конец всем этим бредовым разговорам.

— Черт с тобой.

Майор резко крутанул баранку и машина, пересечя двойную сплошную, рванула в обратную сторону. Буквально через сто метров их тормознули гаишники. Матюгнувшись, Коротков отпустил стекло и ткнул в упитанную наглую рожу, почуявшего легкую добычу мента, удостоверение. Лицо гаишника тут же стало скучным и грустным. Он извинился и тоскливым голосом пожелал счастливого пути. Дослушивать Коротков не сдал. Он вдавил в пол педаль газа и машина сорвалась с места.

На подъездах к дачным участкам Строков начал озабоченно смотреть по сторонам.

— Чего головой крутишь? — осведомился следователь.

— Животное какое-нибудь ищу. — Ответил Петька. — Вон, смотрите, собака.

По обочине действительно семенила такса, забавно переваливаясь из стороны в сторону.

— Так ведь это чья-то… — выразил сомнение Коротков. Но тут же подумал про себя, что в любом случае максимум через полчаса такса будет возвращена на эту же обочину, а хозяева, может, и не заметят ее кратковременного отсутствия. — Ладно, давай, подбирай ее.

Он остановил машину около собаки, и Строков ловко подцепил ее правой рукой, затащив в машину. Такса попыталась дергаться, но оказавшись на руках у Петра, притихла и даже пару раз лизнула ему руку.

— Слушай, а чего к озеру тащиться? — внезапно спросил Коротков. — Давай тут сейчас в лесок заедем и ты запустишь свой «эвакуатор». И время терять не будем, и хозяева собаки панику не поднимут.

— Нельзя, — серьезно ответил Петька. — Нужно определенное место, где есть «окно».

— А… — протянул Строков. — Окно… Ну-ну.

Все повторилось. Они припарковались недалеко от лодочной станции, взяли лодку и пересекли озеро. Оказавшись на другом берегу, Коротков снова затащил лодку на землю, а Строков в это время смирно стоял рядом, держа в руках ящик. Коротков действовал весьма спокойно — он был уверен, что Строков и не подумает бежать. Он знал такой психологический типаж — если этот человек ломался, то у него уже не было сил подняться и снова ввязаться в бой. По крайней мере, без посторонней помощи. А сейчас Строкову этой помощи найти было негде.

— Ну, давай, заводи свою шарманку, — кивнул майор на ящик.

Петька аккуратно поставил ящик на траву, открыл его и извлек «эвакуатор». После этого он снова опустил крышку и поставил на нее прибор. Далее начались манипуляции с кнопками, которые Коротков, по началу, даже не заметил.

— Что за кнопки? — Он заглянул Петьке через плечо, внимательно наблюдая за его действиями.

— Не знаю, — пожал плечами Строков. — Я понятия не имею, как эта штука работает. Просто нажимаю определенную последовательность кнопок и все.

Засветился небольшой экран, по которому тут же заскакали цифры.

— Ты точно умеешь с этим обращаться? — забеспокоился следователь. — А-то сейчас взлетим к чертовой матери…

— Не волнуйтесь. Так, отойдите метра на два назад. Через тридцать секунд все начнется. Приготовьте собаку.

— Готова, готова твоя собака, — скривил рот Коротков, который все никак не мог оторвать глаз от экранчика.

— По моему сигналу бросите ее. — Петька нажал еще одну кнопку и вместо хаотического метания цифр, на экране начался обратный отсчет.

— Куда бросать-то?

— Сейчас сами увидите.

И здесь случилось что-то странное. Коротков начал замечать, как в нескольких метрах от него с картиной мира начинает происходить что-то странное. Все будто поплыло в мареве, смывая контуры и четкие очертания. Эффект носил локальный характер, но уже через несколько секунд сфера его влияния начала распространяться, поглощая все большие и большие участки берега.

Теперь Коротков видел перед собой вроде бы тот же самый берег, но почему то земля на нем была словно бы выжженной, а сверху на землю падали какие-то странные серые хлопья. Вдали, там где до этого виднелись деревья, покрытые желто-красной листвой, теперь торчали черные обгоревшие мертвые стволы.

— Отойдите еще назад! — крикнул Строков.

Коротков машинально сделал несколько больших шагов назад.

— Что происходит? — испуганно спросил он у Петра, не отводя глаз от сюрреалистических метаморфоз вокруг.

— Окно открывается, — пояснил молодой человек. Приготовьте собаку. По моей команде просто бросайте ее вперед.

Коротков держал таксу на вытянутых руках. Собака отчаянно извивалась и скулила — для нее все происходящее, по всей вероятности, тоже казалось не совсем нормальным.

— Давайте!

Коротков бросил таксу в искаженное пространство, а Строков тут же нажал какую-то кнопку. Не прошло и секунды, как все вернулось на свои места — берег вновь стал обычным, точно таким же, каким и был, когда они только причалили к нему. Все было тем же самым. Кроме одного. На берегу не было собаки…

— А такса где? — не понял Коротков.

— Такса осталась там, — печально ответил Строков.

Майор стоял, не в силах выдавить из себя больше ни одного слова. Он лишь водил взглядом, то на Строкова, то на «эвакуатор», то на природу вокруг.

— Так значит… — Коротков и хотел бы поверить во все увиденное, но просто не находил в себе сил и смелости сделать это.

— А вы не верили…

— Я и сейчас не верю, — упрямо ответил майор, понимая, что ведет себя как ребенок. — То есть, верю, он все это…это все…требует каких-то объяснений. И откуда такая же техника у Алмазяна?…

— Вот уже ничего не могу вам сказать на это счет. Я даже не знаю, кто такой этот самый Алмазян. Теперь мы можем ехать.

— Да, пожалуй…

Они сели в лодку. Коротков греб, не ощущая самого физического процесса. Мысли его витали далеко от этой лодки, воды и вообще всего, что окружало следователя в эту минуту. Пустым взглядом он смотрел на удаляющийся берег. И вдруг картины искажения пространства начали меркнуть в его сознании, а на первый план вышел образ…таксы. Коротков подумал, что ее хозяева будут очень сильно расстроены.

— Nuclear war. Nuclear war. They're talkin' about Nuclear war, — тихо пропел Петька у майора за спиной и у него получилось очень похоже на Сан Ра.