Артефакты древних могильников (СИ)

Глава 1

Ализе с трудом открыла глаза и несколько минут с недоумением разглядывала совершенно незнакомую комнату, в которой она очнулась. Хотела потереть глаза, и только тогда она обнаружила, что руки и ноги связаны. Ужас окатил панической волной. Она завозилась на кровати, пытаясь выпутаться из веревок, и тут услышала, шаги.

Дверь открылась. Ализе приподняла голову, чтобы рассмотреть вошедшего, и в первую секунду обрадовалась, увидев, что это Лириэлль и еще какая-то незнакомая девушка, но слова незнакомки ее еще больше напугали:

— Что, очнулась? — грубо сказала незнакомка. — Давно пора. Мы уже хотели тебя окунуть в холодную воду, чтобы привести в чувство.

— Лириэлль, — дрожащим голосом обратилась Ализе к подруге, — что происходит? Где я? Почему связана?

— Сколько вопросов, — издевательски протянула незнакомка, и Ализе, не понимая такого враждебного тона, посмотрела на нее внимательно.

Взглянула — и замерла. Она, несомненно, видела эту девушку, вернее, не ее саму, а ее портрет… в том медальоне, что нашла у Даххарста в столе.

— Мама! — тихо ахнула она.

Незнакомка вздрогнула, ее лицо непроизвольно передернулось. Казалось, ей, было очень неприятно слышать это слово.

— Меня зовут Исилите, — резко ответила она и вышла из комнаты.

Едва закрылась дверь, Лириэлль присела на кровать Ализе.

— Прости меня, — сбивчиво заговорила она. — Меня заставили, меня принудили так поступить с тобой. Может, ты чего-то хочешь? Воды или еды?

Ализе отрицательно замотала головой, слезы сами собой побежали из глаз.

— Лириэлль, что происходит? — она жалобно заплакала. — Почему меня связали? — но вдруг она неожиданно осознала, что только что произошло. Слезы мгновенно высохли, и она дрогнувшим голосом спросила: — Это ведь была моя мама? Я не ошиблась?

Вместо ответа Лириэлль ласково и нежно погладила ее по щеке, а про себя подумала: «Такую мамочку и врагу не пожелаешь». Вслух же сказала:

— Успокойся. Тебе никто не хочет причинять вреда. Возможно, тебя скоро отпустят.

— Когда — «скоро»? — встрепенулась Ализе.

— Не знаю, — честно ответила Лириэлль, — это не от нас зависит.

— А от кого?

Лириэлль молчала, видимо решая, говорить или нет, потом с сожалением ответила:

— Не могу сказать, скоро ты сама все узнаешь.

Еще раз, погладив Ализе по щеке, Лириэлль вышла из комнаты, оставив пленницу одну. Несколько минут Ализе бездумно смотрела в потолок, пытаясь осознать все произошедшее с ней. Почувствовав, как затекли и онемели кисти рук, она захотела прогнать сквозь тело магическую волну, что быстро восстановило бы силы, захотела прогнать… и не смогла. Ее магические способности оказались полностью блокированы.

Вместо исцеляющей магической волны ее накрыла волна панического страха и ужаса. У Ализе уже один раз, благодаря мужу, были заблокированы магические способности, и она хорошо помнила свое состояние полной беспомощности перед любой опасностью, что ей угрожала, и вот теперь все вновь повторилось.

«Зачем я им? — думала она. — Зачем меня похитили? Может, мама решила меня забрать? Но почему она этого не сделала до свадьбы, или за те десять лет, что мы с Саннаэтелем скрывалась от Дахарста? Даххарст!» — чуть не закричала она, вспомнив о муже. Все другие мысли были мигом вытеснены из головы.

Ализе еще раз со страхом осмотрела себя. Одежда была в порядке, стало немного легче. Она попыталась вспомнить, что случилось, но последнее, что сохранилось в памяти — как она пьет что-то из кружки, которую подала Лириэлль. Скорее всего, в напитке было какое-то зелье или снотворное. Ей снова стало страшно. Страшно от того, что кто-то за ее спиной приложил столько усилий, чтобы ее схватить. Но для чего? Она не понимала, и от этого становилось еще страшнее.

В горле пересохло, захотелось пить. Тихим голосом она позвала Лириэлль, та тотчас появилась.

— Лириэлль, я хочу пить… ну, и остальное.

Лириэлль, что-то крикнула, и в комнату вошли двое молодых мужчин. Они встали около кровати, на которой лежала девушка, а Лириэлль, тем временем развязывала веревки на руках и ногах. Ализе поднялась с кровати, но тотчас пошатнулась. Затекшие ступни не держали.

— Я сейчас, — быстро сказала Ализе и по привычке вновь хотела прогнать магическую волну сквозь тело, и снова почувствовала блокировку.

Мужчины при этом напряглись, и Ализе вдруг поняла, что это именно они блокируют ее силы. Она посмотрела в лицо тому, что стоял ближе. Обычное приятное лицо, только глаза выглядели пустыми, бездонными колодцами. Она сразу отвернулась, догадавшись, что мужчина находится в трансе, концентрирующем его силы.

Вдруг новая мысль заставила ее мучительно покраснеть:

— А как же я буду при них… — она, с мольбой посмотрев на Лириэлль.

— Не бойся, рядом с тобой буду только я, они останутся за дверью.

Ализе, под присмотром Лириэлль быстро умылась. Когда они вернулись, их ждал накрытый стол. Она с трудом заставила себя немного поесть, потом ее снова связали и положили на кровать. Ей вдруг стало понятно, что похитители кого-то ждут.

Мысли в голове мчались бешеным галопом: «Саннаэтель ее уже ищет. Наверное, заметили, что вместе с ней пропала и Лириэлль. Конечно, Саннаэтель выяснит, что она была в трактире. Как же стыдно! Хоть бы он не сказал об этом Даххарсту. А вдруг скажет?» — от этой мысли Ализе покрылась холодным потом.

— Лириэлль, — снова позвала Ализе свою недолгую подругу. Когда девушка подошла, Ализе одними губами спросила: — Вы ждете, когда сюда придет Саннаэтель? — Лириэлль секунду сомневалась, но решила, что все равно Ализе ничего не сможет изменить, даже узнав правду, и отрицательно покачала головой. — Тогда кого же? — не успокаивалась Ализе. Лириэлль молчала, и тогда Ализе, от всей души надеясь, что она ошибается, спросила: — Даххарста? — Лириэлль чуть заметно кивнула головой в знак согласия. Вот теперь ужас и страх полностью затопили сознание Ализе. Даже страх за собственную жизнь, куда-то исчез. — Зачем вам Даххарст? — губы почти не слушались.

— Клянусь, не знаю, — шепотом ответила Лириэлль.

Время тянулось мучительно. Ализе еще раз покормили и больше не обращали на нее никакого внимания. Лириэлль тоже исчезла. Ализе смотрела в потолок, машинально вслушиваясь в звуки в доме. Хлопнула дверь одной из комнат… что-то открывали, похожее на люк… шаги, спускающиеся вниз… тихий разговор… Ализе попыталась услышать, о чем говорят, но голоса были слишком тихими. Кажется, удалось расслышать фразу: «Все готово, он не уйдет». От услышанных слов Ализе бросило в жар. «Он — это Даххарст. Не уйдет — значит, ему приготовили ловушку. Его хотят схватить, так же, как когда-то схватили отца! Его будут мучить, а потом убьют!»

Слезы полились из глаз, собственная беспомощность приводила ее к отчаянию.

Она услышала шаги. Двое мужчин и мать вошли в комнату.

— Сюда идет твой муж. Мы тебя развяжем, ты подойдешь к окну и подзовешь его, помахав рукой, — резко сказала Исилите. — Поняла?

Ализе отрицательно замотала головой:

— Я не буду этого делать!

Мать с ненавистью взглянула на нее.

— Тебе так понравилось быть в объятиях Темного? — ядовито спросила она так многозначительно, что Ализе бросило в краску. — Впрочем, какая разница? Ты сделаешь то, что нам нужно, хочется тебе этого или нет. Тащите ее к окну, — приказала она двум мужчинам, что вошли вместе с ней.

Ализе подняли на руки и поднесли к окну. Она видела, как Даххарст стоит возле калитки, пристально изучая дом. Видела, как он двинулся к нему, видела, как отмахнулся от Саннаэтеля с Ранхгартом, когда те пытались его задержать. Лицо мужа пылало таким гневом и яростью, что если бы было возможно, Ализе испугалась бы еще сильнее.

— Подтащите ее ближе к окну, чтобы он мог видеть жену, — снова приказала Исилите и добавила: — Приготовьтесь. Когда он ступит на верхнюю ступеньку, бросайте на него сеть.

Вот Даххарст шагнул на одну, потом на другую ступеньку. Желание спасти мужу было настолько невыносимым, что Ализе мысленно закричала изо всех сил: «Назад! Это ловушка!»

Даххарст отшатнулся назад… и исчез, унося с собой Ранхгарта с Саннаэтелем.

— Это ты, дрянь, его предупредила? — рванула Исилите дочь за руку.

— Не-е-ет, — Ализе была настолько потрясена увиденным, что начала заикаться.

— Это мы проверим, — зловеще и многозначительно сказала мать и отдала приказ убираться из дома вместе с пленницей.

Глава 2

Порталом их перенесло на лесную поляну. Ализе пугливо посмотрела по сторонам. Высоченные деревья стояли вокруг, таких великанов она никогда не видела, даже в королевском парке. Они в Древнем лесу!

То ли от страха, то ли от холода девушку стал бить озноб, она обхватила руками плечи. На кистях рук остались полосы от веревок. Кружилась голова, тело регенерировало очень плохо, очевидно, из-за блокады магических сил. Ноги почти не слушались.

Впрочем, далеко идти не пришлось, и скоро Ализе оказалось в небольшой комнатке.

— Отдыхай, — коротко бросила мать.

Дверь в комнату захлопнулась. Ализе огляделась. Выбеленные стены. Единственное окно под потолком закрыто решеткой. Кроме кровати и столика, на котором стоял кувшин с водой, в комнате больше ничего не было. Ализе села на кровать. Тюфяк прикрыт чистой простыней. Тонкое одеяло в ногах, подушка.

Ализе думала, что после пережитых волнений не сможет уснуть, но едва голова коснулась подушки, девушка провалилась в забытье. Она пришла в себя от того, что ее грубо трясли за плечо.

— Поднимайся, — приказала мама. Теперь она повела Ализе по коридору, который с каждым поворотом выглядел все богаче, красивее и роскошнее. Когда они подошли к цели своего пути, и стены, и двери, украшенные позолоченной резьбой, были настолько великолепны, что Ализе залюбовалась, забыв о страхе. — Заходи, — это было второе слово, что проронила ее мама за весь путь.

Ализе шагнула в комнату, в ту же секунду краска стыда за свой неряшливый внешний вид залила ее лицо. Мужчину такой красоты она еще никогда не встречала. Ей стало тошно, что он видит ее в таком неприглядном виде. Неумытую, непричесанную, в грязном мятом платье. Мужчина смотрел ей в глаза, а она мечтала только об одном — провалится сквозь землю. Мысль о том, что она уже два дня не принимала душ и не меняла белье, повергла Ализе в такой шок, что в ее сердце не осталось даже страха.

Девушка замерла у порога, стараясь не дышать и с тоской мечтая оказаться где-нибудь очень-очень далеко. Если бы не это чувство стыда, полностью парализовавшая мыслительные способности, она наверняка задумалась бы, почему этот мужчина вызвал у нее такое смятение. Ализе вообще не обращала внимания на мужчин. Сначала она была молода, потом болела, потом муж стал занимать все ее мысли. Замечать других мужчин не было ни времени, ни желания, и вдруг — такая странная реакция. Но Ализе не думала об этих странностях, она не думала ни о чем, незнакомый мужчина полностью захватил все ее существо.

— Ализе, подойди ко мне, — сказал мужчина. У девушки задрожали ноги. Этот голос проникал в ее сознание, разливался по венам раскаленной лавой. Она сделала три неуверенных шага. — Посмотри мне в глаза, — вновь произнес он. Ализе вскинула голову и утонула в этих чудесных серо-голубых глазах. Ее охватило осознание, что так стоять и смотреть на него она может целую вечность, и при этом не будет никого счастливее ее в целом мире. — Ализе, — голос мужчины внезапно стал холоден и строг, — расскажи, что произошло в том доме, когда все ожидали твоего мужа. Расскажи мне честно и без утайки, как получилось, что он в последнее мгновение избежал ловушки, в которую неминуемо должен был попасть. Ты его предупредила? Как? Ты можешь с ним общаться ментально, так же, как и с братом?

— Нет! — Ализе отчаянно замотала головой. — Между нами нет никакой связи: ни ментальной, ни какой другой!

— Ализе, — еще достаточно мягко, но уже с жесткими нотками в голосе, от которых у Ализе пробежал по спине озноб, настойчиво сказал мужчина. — Я не верю тебе. Ты меня обманываешь. Признайся, ты врешь?

— Нет! — почти истерично закричала девушка. — Я клянусь, никакой связи между мной и мужем нет!

Мужчина вопросительно глянул куда-то за спину Ализе. Потом согласно кивнул головой и продолжил:

— Нет, Ализе, я не верю твоим клятвам. Ты уже много лет являешься женой Темного. А они — известные лжецы, предатели и враги всех Светлых сил земли. Поэтому, как мне ни жаль, но я должен убедиться в искренности твоих слов. Посмотри мне в глаза, — Ализе послушно устремила взгляд в зрачки его глаз. — Я хочу, чтобы ты мне полностью доверяла, — голос стал вкрадчиво-ласково-спокойным. — Ты веришь мне? — она кивнула, не в силах сказать ни слова. Он с минуту пристально смотрел ей в глаза, потом досадливо отвернулся. — Ничего не получается. На ее сознание установлена блокада. Или она сама, или ее брат поставили ее. Я не могу читать ее мысли.

— Ты можешь снять эту блокаду? — будто издалека услышала Ализе голос матери.

— Снять не могу, но я могу пробить блокаду. Вот только выдержит ли она? — в голосе мужчины зазвучало сомнение.

— Выдержит, — уверенно ответила Исилите. — ты же помнишь, насколько силен магически был ее отец. Ты так и не смог пробить его блокаду, хотя чуть не сжег ему весь мозг.

Мужчина дернул плечами, очевидно, воспоминания были не из приятных. Он резко повернулся к девушке и взял ее лицо в ладони.

— Смотри мне в глаза. Не смей закрывать глаза, чтобы ни происходило, — приказал он.

Ализе замерла. Ей показалось, что в глаза ударил луч света непередаваемой силы. Боль была настолько сильной, что она дико закричала, но продолжала смотреть. Она кричала и кричала, а боль все не проходила. Потом все потонуло во тьме. Она не слышала, как мужчина зло и раздраженно сказал:

— Никакой связи нет. Очевидно, происшедшее было случайностью. Она будет спать двое суток, пусть ее не тревожат.

— Что будет дальше? — обеспокоенно спросила женщина. — Ты ее отпустишь?

— Об этом не может быть и речи. Ты совершила страшную ошибку, оставив дочь на воспитание в королевстве отца. Ты должна была задействовать все наши силы, чтобы забрать детей. Теперь мы это исправили. Ализе еще очень молода, впереди у нее длинная жизнь, мы поможем ей прожить ее так, как лучше для нашего народа.

— Ты забыл, что у нее есть муж и брат. Они ее будут искать.

— Я очень на это надеюсь, — с усмешкой ответил он.

Глава 3

Ализе очнулась от голосов.

— До чего же она красива, — с восхищением говорил мужской голос, от которого все внутри Ализе задрожало от счастья и радости.

— А почему бы ей не быть красивой? — в женском голосе отчетливо звучали ревнивые нотки. — Мы с Эллентиэлем считались самой красивой парой.

— Ты очень красивая, — подтвердил мужчина, однако нотки безразличия заставляли усомниться в том, что он так, действительно, считает. — Только ваша красота совершенно различна, — вдруг спохватился он. — Ты — яркая, дикая, необузданная, а она… — он чуть подумал, — а она — истинная женщина. Не друг или соратник в борьбе, не мать или хранительница очага, а именно женщина, возлюбленная, любимая, которую хочется защищать, которую хочется оберегать. Нежная и беззащитная.

— Что ж, тем лучше, — грубо сказала Исилите. — Значит, нам не придется долго ждать, когда муж соизволит прийти за ней. Кстати, ты решил, как с ним поступишь?

— Решил, теперь уже я решил окончательно, — губы мужчины исказила злая улыбка. — Он умрет. Умрет сразу, как только мы вытрясем из него все, что нам надо. Вот только меня беспокоит мысль: что, если Ализе не смирится с его смертью? Что, если она любит его настолько сильно, что не примет потом нашей помощи?

— Нет! — яростно крикнула женщина. — Она не может любить Темного! Она — моя дочь! Он зачаровал ее, запутал, наложил заклятие, только поэтому она была с ним. Она ненавидит его и всех Темных так же, как и я. Эта ненависть в ее крови. Тебе надо только выжечь яд той нити, которой он ее к себе привязал. Снять чары, которые он наложил. И ты сам увидишь, что она не питает к нему никаких чувств, кроме ненависти!

— Хорошо, если так, — голос мужчины зазвучал успокаивающе, — у меня на нее большие планы. Она может стать достойной женой одного из воинов, которого я выберу, и достойной матерью.

— А я думала, ты ее для себя хочешь оставить, — в голосе женщины звучала радость и явное облегчение. Ты так хищно смотрел на нее.

— Я еще ничего не решил. Во-первых, ее муж еще жив. Во-вторых, я не знаю, каким образом он привязал ее к себе. Мне нужно, чтобы она его ненавидела. Ненавидела не только во время моего воздействия на ее сознание, но и ненавидела, когда я перестану влиять на нее. Это придется, к сожалению, сделать обязательно. И еще нам придется разблокировать ее магические способности.

— Зачем? — удивилась Исилите. — Когда ее способности заблокированы с ней намного спокойнее. Она настолько напугана, что и не помышляет ни о каком сопротивлении.

— Неужели непонятно? — раздраженно возразил мужчина. — Если она зачнет ребенка в момент, когда ее способности будут заблокированы, то ее ребенок их не получит! А для нас главное заставить ее передать свои способности ребенку.

— И ты, похоже, уже подобрал кого-то на роль будущего отца, — голос женщины вновь дрогнул, от сдерживаемой ревности.

— Я же уже тебе сказал, об этом говорить пока рано! Сначала я должен быть точно уверен, что Ализе ненавидит своего мужа и с радостью примет его смерть. Мне не нужна Ализе, страдающая от любви к погибшему супругу и одновременно ненавидящая нас. В идеале лучше всего было бы заставить ее саму убить Темного.

— Чтобы убить Темного, его надо сначала поймать, — резонно возразила Исилите. — А это сделать будет непросто, — она хотела еще что-то добавить, но увидев недовольное лицо мужчины, коротко сформулировала дальнейшие шаги в отношении Ализе, что следовало предпринять: — Сначала необходимо снять с Ализе путы, какими Темный ее к себе привязал. Потом, когда ее сознание очистится, и она поймет в каком аду жила, надо заставить ее, пересилить свою слабость, трусость, неуверенность, и собственноручно убить этого негодяя. Думаю, только тогда со временем, она сможет успокоиться и полюбить кого-нибудь достойного себя. Мы все время должны быть рядом с ней, помогая ей выйти на правильную дорогу, — мужчина согласно кивнул, а Исилите между тем продолжала: — Я так понимаю, тебе нужны дневники, которые вели отец Даххарста и Эллентиэль, и еще тебе нужен код к шифру, чтобы прочитать их, а что еще ты хочешь выпытать у Темного?

— Самое главное мне надо знать, как они вообще проникали в гробницы. Я столько лет пытался это сделать, но кроме новых и новых трупов ничего не получал. Мне надо знать, как они входили внутрь, какие заклятия, амулеты при этом использовали, какие ощущения у них при этом были и главное: где располагались эти гробницы. Может я не в тех землях искал, может сила заклятий, наложенных на эти могилы, ослабла, — его голос задрожал от какой-то алчности, от какого-то нетерпения. Он сделал несколько резких шагов, — меня выводит из себя сама мысль, что этим негодяям, занимающимся раскопками от безделья, и из чистого любопытства удалось то, на что я безрезультатно потратил несколько столетий. Как такое могло случиться? Если бы не та глупая девка, мы никогда не узнали бы о существовании этих дневников. Эта мысль бесит меня и выводит из себя. Случайность на случайности. Это не правильно, так не должно быть.

— Успокойся, — Исилите ласково накрыла ладонью его руку, — может все как раз не случайно. Может именно сейчас и пришло время.

В этот момент Ализе застонала.

— Наконец! — радостно сказал мужчина, — наконец, она пришла в себя.

Глава 4

Дальнейшее Ализе помнила урывками. Нет, ее глаза фиксировали каждое мгновение того, что с ней происходило, а вот мозг воспринимал только отдельные моменты. — Как ты сегодня отдыхала? — ласково спросил самый желанный, самый дорогой для нее на свете голос. Она зарделась от смущения и счастья, что небезразлична ему, что он заботится о ней. — Хорошо, — едва слышно пролепетала она, и ее лицо вновь озарилось счастливой улыбкой. — Мы сейчас идем гулять в парк, — зачем-то сказал мужчина, взяв ее за руку.

Ей было все равно, куда идти, лишь бы его рука прикасалась к ее руке. Они некоторое время шли по дорожке. Вдруг Ализе увидела мать. Страх холодком пробежал по ее спине. Мужчина это почувствовал. — Не бойся, — шепнул он ей, — пока ты со мной, никто на свете не причинит тебе вреда. Ты веришь мне? Ализе подняла на него полные счастливых слез глаза, и прошептала:

— Да, верю. Я верю только Вам, и больше никому на свете!

Довольный ее ответом, мужчина засмеялся, и, оставив Ализе в одиночестве, подошел к ее матери. — Вот бы навсегда оставить Ализе в таком состоянии, — мечтательно сказал он. — Тебе мало тех девушек, что окружали и окружают тебя всю жизнь? Еще не насытился? — достаточно едко спросила Исилите. Мужчина удивленно глянул на нее, и Исилите виновато поджала губы. — Я хотела сказать, что Ализе ничем не отличается от тех девушек, что рядом с тобой, — поправилась она, сгладив грубость своих первых слов. — Не отличается ничем, — слегка передразнил ее мужчина, — кроме невероятной красоты и столь же невероятной силы Дара родовой магии. Исилите молчала, возражать было нечего, он был абсолютно прав. Она удивилась самой себе — никогда еще она так резко с ним не разговаривала, никогда, ни разу за все долгие-долгие годы, что знала его. — Когда ты собираешься выводить ее из этого состояния? — уже спокойным, деловым голосом спросила она.

Он нахмурился и еще раз посмотрел на девушку, которая продолжала стоять на том же месте, где он ее оставил, и все так же счастливо улыбалась, глядя в пространство. — Я хотел это сделать, как только мы схватим ее мужа… но, пожалуй, это будет неправильно. Ей понадобиться время, чтобы осмыслить в полной мере, что он враг, которого надо уничтожить. Ты сама возьмешься ей все это объяснить? — Мне кажется, что она мне не поверит. Наша встреча была не из приятных. Лучше пусть сначала с ней поговорит Лириэлль. Ализе ей доверяла и очень многое рассказала и о себе, и о муже. — А она не решит, что Лириэлль ее предала? По-моему, это Лириэлль заманила ее в ловушку, Ализе будет настороже. — О! За это не волнуйтесь! Я проинструктирую Лириэлль, как надо восстановить доверие моей дочери. Лириэлль поплачет, расскажет какую-нибудь душещипательную историю о том, как ее принудили к этому обману, и Ализе вновь начнет доверять ей. А потом, когда Ализе будет знать, что ее окружают друзья, мы объясним ей, что все то время, пока она была рядом с мужем, она находилась под его воздействием. Думаю, поняв это, она возненавидит его всем сердцем и с радостью воспримет его смерть, как месть за то, что он с ней учинил. Мужчина согласно кивнул. Этот план ему понравился.

Ализе отвели в ее комнату. Она все так же с любовью смотрела на мужчину, что держал ее за руку. Мужчина коснулся ее лба, и Ализе потеряла сознание.

Когда она открыла глаза, рядом с ней сидела Лириэлль и гладила ее по руке. Ализе хотела отдернуть ладонь, но Лириэлль не позволила ей этого сделать. — Прости меня, прости меня, — горестно запричитала Лириэлль. — Я так виновата перед тобой! Но я клянусь, если бы я не знала, что это все делается для твоего блага, я никогда бы так не поступила! — Для моего блага? — удивилась, еще не конца пришедшая в себя Ализе. — Конечно, для твоего блага! Ты ведь говорила мне, как обижал, как издевался над тобой муж. Когда твоя мама узнала об этом, она не стала ждать и минуты и тут же захотела забрать тебя от него. Забрать в свою семью, где тебя по-настоящему любят и никогда никому не дадут в обиду. Лириэлль говорила и говорила, ее голос журчал ласково и успокаивающе. Ализе силилась вникнуть смысл сказанного бывшей подругой, и не могла. Слова сливались в единую фразу: «Муж не любит тебя, он никогда не любил тебя, он никогда не полюбит тебя. Он несет только боль и несчастье, он подчинил тебя себе, он наслаждается твоими мучениями и страданиями. Ты никогда не будешь счастлива, пока он будет жить!» Ализе старалась сбросить с себя оцепенение, пыталась избавиться от ощущения паутины, липнущей к телу, но не могла. Собственных сил у нее не хватало, а ее Дар, ее силы родовой магии оставались заблокированными. — Уйди, — слабым голосом, в который раз просила она Лириэлль.

Но та продолжала еще более страстно убеждать Ализе.

— Вспомни, — шептала она, — как он был груб и жесток с тобой в первую ночь после свадьбы. — Его обманули, — пыталась защитить мужа Ализе. — Обманули? — ядовито засмеялась Лириэлль. — Он что, маленький мальчик, который верит каждому сказанному слову? Да если бы он любил, то постарался бы сам узнать о тебе, что только возможно, и никто, повторяю, никто не смог бы его обмануть или запутать. Ты ему безразлична, ты должна признать это. Ты ему безразлична как жена, как любовница, как друг. Ты разве сама этого не видишь и не чувствуешь? — Он потом говорил, что любит. Да, он любит меня, — уже более уверенно возразила Ализе. — Любит?! — голос Лириэлль был полон насмешки. — Тогда почему ты ушла от него? А главное, как он мог смириться с твоим уходом, как он отпустил тебя, если он любит? Темные никогда не отдадут и не выпустят из рук, то, что им по-настоящему дорого. Ты разве этого не понимаешь? Ализе задрожала. Слова Лириэлль били точно в цель. Перед глазами возникло перекошенное от гнева и ярости лицо мужа в последние мгновения перед тем, как он исчез. Страх заползал ей в душу. Ее никто не любит. Она никому не нужна, может, только брату. — Ализе, — уже немного спокойнее сказала Лириэлль, — если бы твой муж любил тебя, то он уже был бы здесь и пытался тебя освободить. Ты так не думаешь? Но он прекрасно пережил твое исчезновение, может, даже поблагодарил нас, потому что теперь он сможет наслаждаться жизнью, как только пожелает. Ты ведь понимаешь, что сейчас он проводит время в чьих-то объятиях? Щеки Ализе вспыхнули алым цветом. Мысль о том, что Даххарст в эту минуту с другой женщиной, была мучительна и нестерпима. Лириэлль правильно поняла ее реакцию. — Такой муж тебе не нужен, — убежденно зашептала она. — Муж, который может предать в любую минуту, в любую секунду. Муж, думающий не о тебе, а о других женщинах, мечтающий заполучить их в свою постель. — Замолчи! — взмолилась Ализе, у которой больше не было сил выносить этот разговор. — Пожалуйста, дай мне отдохнуть. Я прошу тебя! Лириэлль поняла, что Ализе говорит правду, и тихо выскользнула из комнаты.

Ализе откинулась на подушку, мечтая сейчас быстрее заснуть, но сон не шел. Слова Лириэлль беспрестанно крутились в голове. Хотелось кричать от боли, но Ализе молчала.

Глава 5

Ализе надеялась, что теперь ее оставят в покое, но она ошиблась. Это было только начало. На другой день Лириэлль сообщила, что им можно немного погулять. Ализе уже было обрадовалась, что, покинув комнату, где ее магические силы блокировались, она вновь ощутит их, и она снова ошиблась. На прогулке девушек сопровождали двое мужчин, которых она уже видела в доме. Их присутствие сначала тяготило и угнетало ее, но потом она как-то перестала обращать на них внимание, и стало значительно легче.

Незаметно опустился вечер, в ветвях деревьев стали вспыхивать огни, откуда-то доносилась музыка. — Что это за музыка? — решилась спросить Ализе у своей спутницы. — Так сегодня же праздник! — обрадовалась Лириэлль ее интересу. — Хочешь, пойдем, посмотрим? Сейчас начнутся танцы. В круг мы, конечно, заходить не будем, но постоять в стороне и понаблюдать за танцующими тоже приятно. Ализе в ответ лишь пожала плечами и покорно пошла по тропинке вслед за Лириэлль.

Открывшееся перед ними зрелище было довольно красиво. Девушки и парни стояли друг против друга, дожидаясь начала мелодии. Когда мелодия заиграла, разделились на пары, касаясь друг друга только ладонями. Танец был изысканным и целомудренным, как раз таким, какие любила Ализе. Никакой страсти, никакого неистовства, только невесомый, едва ощутимый намек на нежность и внимание, легчайший, почти незаметный флирт, который, тем не менее, горячил кровь, будил мечты и желания. Ализе всегда нравились такие танцы. Недосказанность, завуалированные, глубоко скрытые чувства, словно игра, в которую играли только двое, и о которой больше никто не мог догадаться. Темные танцевали не так. В их танцах бурлила откровенная страсть, откровенное неприкрытое желание, словно танцы являлись прелюдией к ночи любви. Ализе так танцевать стеснялась и даже втайне осуждала женщин, почти непристойно льнувших к партнерам во время исполнения некоторых фигур. А вот на танцы Светлых она смотрела с наслаждением. Сдержанность, почти холодность в движениях и прикосновениях в противовес страстным взглядам, полным нежного томления. — Ах, как красиво они танцуют! — не сдержалась Ализе, и тут же, словно испугавшись своего порыва, быстро развернулась, чтобы вернуться в свою комнату. — Не спеши, — остановила ее Лириэлль. — Пойдем, посидим вон там. Они двинулись в сторону беседки, увитой красивыми цветами. Но когда девушки подошли достаточно близко, то поняли, что эта беседка занята, и не просто занята — в беседке шло страстное объяснение в любви. Ализе и Лириэлль замерли от неожиданности, и, прежде чем они спешно ушли, Ализе услышала несколько слов, от которых ее сердце заколотилось, как сумасшедшее. Но не потому, что эти слова разбудили какие-то особенные страстные чувства, а потому, что именно о таких словах она мечтала всегда, и именно таких слов никогда не говорил ей Даххарст. Его слова любви можно было описать одним словом: «хочу». «Как я хочу тебя… какая ты вкусная… как я соскучился по твоим губам… я не могу дождаться, когда мы останемся одни, и я стисну тебя… не могу оторваться от тебя, не могу насытиться тобой!» А Ализе временами хотелось от него слышать нечто совсем другое: «До встречи с тобой я не жил… за минуту счастья быть с тобой я отдал бы все прожитые годы… ты свет, ты счастье моей жизни… мне в жизни больше ничего не надо, только знать, что ты рядом со мной… без тебя я не буду жить ни минуты на свете…», и многое-многое другое, столь же возвышенное.

Даххарст терпеть не мог подобных слов, никогда не произносил их, и, как иногда с сожалением отмечала Ализе, никогда даже не думал подобным образом. Они были слишком разными, соединенные друг с другом волею судьбы и обстоятельств. Теперь Ализе понимала, что она подчинила себя ему, сломала себя ему в угоду, постаравшись подстроится под его характер и привычки, а вот он… А он не сделал ей навстречу ни одного шага. И вот теперь случайно услышанные чужие слова вновь всколыхнули в ее душе затаенную боль и обиду. Ализе отчетливо поняла, что она глубоко-глубоко несчастлива. Лириэлль пытливо смотрела на подругу, стараясь понять, какие чувства бродят в ее душе. Вот Ализе замерла, слушая чужие слова любви, вот ее глаза полыхнули гневом, и вот она поникла, съежившись и сжавшись в комок, мгновенно став тихой и грустной. — Ты думаешь о своем муже? — решилась на прямой вопрос Лириэлль. Ализе не ответила, молчаливо подтвердив это предположение. — Не думай о нем! — тут же воспользовалась ситуацией Лириэлль. — Забудь его, будто его никогда и не было. Он не стоит тебя! Ты умная, красивая, нежная, утонченная, тебе разве такой муж нужен? Он не ценит, не понимает тебя. Он разве знает твои мысли? Твое тело — вот что его интересует, и только. Похоть и еще раз похоть — это единственные чувства, что он к тебе испытывает. Но он скоро насытится и выбросит тебя, как ненужную вещь, заменив новой любовницей. Ализе, он не любит тебя! Ты не можешь этого отрицать. Признайся, ведь ты и сама так считаешь. Ализе не отвечала и только с тоской посмотрела куда-то вдаль.

На другой день они снова гуляли, теперь в красивейшем лесу. Трава была, словно шелковое покрывало, запахи самых разных цветов смешивались между собой и создавали непередаваемо чудесный аромат. Ализе с наслаждением вдохнула полной грудью. — Как же мне не хватало всего этого, — тихо прошептала она, но Лириэлль услышала ее слова. — Замок Даххарста расположен в красивом месте? — словно ненароком спросила она. — У него несколько замков, — охотно ответила Ализе. — Но все они расположены в горах, в очень труднодоступных местах, и попасть в них можно только с помощью портала. — В этом нет ничего удивительно. Темные подозрительны и осторожны. Если сам замышляешь каждую минуту что-то недоброе, то такого же ждешь и от окружающих. Доверчивы только те, кто сами добры и искренни, — пояснила Лириэлль свою мысль.

Ализе была вынуждена с ней согласиться. Так день за днем, минута за минутой Лириэлль делала все, чтобы доказать Ализе, что только со своим народом, среди своих родных ей будет по-настоящему хорошо и спокойно. Доказывать-то она пыталась, только ее доказательства разбивались, как волны о берег, когда Ализе видела стоящих за своей спиной мужчин, что блокировали ее силы. Как бы Лириэлль не исхитрялась, Ализе чувствовала себя узницей, а все окружающие воспринимались ею, как тюремщики. — Пока Ализе не разблокируют силы, она не будет никому здесь доверять, — в который раз пыталась убедить она маму Ализе. — Как только она докажет, что ей можно доверять, мы разблокируем ее силы, — неизменно отвечала Исилите. Это был какой-то замкнутый круг, выхода из которого Лириэлль не видела, но в один из дней все изменилось. — Лириэлль, как ты считаешь, Ализе уже достаточно сильно ненавидит мужа? — Исилите ждала ответа, глядя на девушку не мигая, словно кобра. — Трудно сказать, — осторожно ответила Лириэлль. — Когда мы говорили о ее муже в Академии, Ализе была на него зла и обижена. Но если я начинаю эту тему сейчас, она вроде бы и согласна, что он редкий негодяй, но в то, же время в таких разговорах она больше отмалчивается. Ализе страдает от того, что ее никто не любит. И если бы Вы показали ей, как она Вам дорога, как Вы любите ее, думаю, ее ненависть к мужу усилилась бы. А так она чувствует себя одинокой и беспомощной. И вот в один из дней в комнату к Ализе пришла не Лириэлль, а Исилите. — Здравствуй, Ализе. Думаю, пришло время нам с тобой поговорить. Ализе настороженно смотрела на мать, что-то ей подсказывало, что разговор будет тяжелым и неприятным.

Глава 6

— Здравствуй… мама, — чуть запнувшись на слове «мама», ответила Ализе и бессознательно стиснула руки, словно собирая силы для борьбы. Или сопротивления чему-то.

Этот жест не укрылся от внимания Исилите и вызвал гримасу раздражения на ее лице. Она в который раз внимательно посмотрела на дочь, и в который раз подивилась, насколько же Ализе не похожа на нее. Она не имела в виду не внешнюю несхожесть, а внутренний стержень, внутреннюю силу, которая у ее дочери напрочь отсутствовала. Такое бесхребетное безволие страшно раздражало Исилите, ей было невыносимо обидно, что у нее такая никчемная дочь. Своей вины за это она не ощущала, твердо уверенная, что характер или есть — тогда любые испытания его только укрепят, или его нет, и тогда, как ни воспитывай, а тряпка останется тряпкой. Ее дочь, к сожалению, принадлежала именно ко второму типу. Но в этом был и один хороший момент. Исилите была уверена, что подчинит Ализе своему влиянию, и тогда она сможет заставить ее делать все, что ей будет от нее нужно. Сегодняшний разговор был вынужденным, лично Исилите считала, что Ализе еще к нему не готова. Но кое-что случилось, и теперь приходилось форсировать события. В Древний лес прибыл Лаэдель с сообщением, что очень скоро в их руках окажется муж Ализе. Исилите с Лаэделем не разговаривала, она его терпеть не могла, презирая горячо и искренне, с ним беседовал Наставник, он и передал ей суть этого разговора. Схватить Даххарста было бы большой удачей. Наставник еще ни разу не пытался ломать Темного из Высших, ему было очень интересно узнать, чьи силы окажутся сильнее. Впрочем, это было и так понятно, он сломает Даххарста, причем, не только физически, но и морально. Когда тот увидит в роли палача свою жену, то его последние мгновения жизни будут не из приятных. После встречи с Лаэделем, оставшись наедине с Исилите, Наставник медленно произнес, словно припоминая что-то: — Миранель… Это разве не она рассказала тебе о планах твоего мужа относительно Ализе? И о том, что он предал Светлых, перейдя на сторону Темных? — Исилите передернулась от неприятных воспоминаний, но утвердительно кивнула головой. — Простить себе не могу, — продолжил мужчина, — что заранее не узнал об этом. Он ведь даже не скрывал, что общается с Темным. Они вместе учились, а потом вместе добывали артефакты из могильников, — он в раздражении стиснул зубы. — Но Вы ведь сами настаивали, чтобы эльфы Древнего леса прекратили любые контакты с внешним миром, — осторожно напомнила Исилите. — Да, настаивал, — со вздохом признал свою ошибку Наставник. — Я хотел оградить наш народ от разлагающего влияния мира, который катится в пропасть, и вот что получилось. Первый же эльф, да не простой эльф, а один из сыновей погибшего Правителя, оказался предателем. А эта Миранель? Как считаешь, ей можно доверять? — Конечно, нет! — с жаром закричала Исилите. — Она училась в одной группе и с моим мужем, и с отцом Даххарста. И я думаю, она рассказала о нем не потому, что считала его поступки неправильными, а из ревности! Она была, как кошка, влюблена в моего мужа, — Исилите чуть подумала, что-то припоминая, — или в отца Даххарста, — она снова задумалась. — Или в самого Даххарста. До меня доходили самые разные слухи. — В Даххарста? — тут же подхватил ее мысль Наставник. — Это интересно. А нельзя ли использовать эти сведения, чтобы показать Ализе, насколько низок, насколько мерзок ее муж? Мне нужна Миранель. Доставьте ее ко мне! — резко и сухо приказал Наставник.

Исилите молча кивнула. Исилите ненавидела и глубоко презирала Миранель за ее беспринципность, за то, что та вешалась на шею каждому встречному мужику, потом следующему, и следующему. Она осторожно следила за ней эти годы, каждый раз убеждаясь, что не ошиблась в своем отвращении, к немалому своему удовольствию. А еще она постаралась разузнать о ее прошлом, и, поскольку Миранель не делала из него особой тайны, Исилите удалось узнать много интересного. И вот теперь, пока Миранель еще не доставили в Древний лес, она хотела поговорить с дочерью, используя имя ненавистной соперницы, чтобы поселить в душе Ализе еще большую ненависть к мужу. — Ализе, я почти не знаю тебя, мы расстались, когда ты была еще совсем маленькой. Но я верю, что мы сможем если не подружиться, то хотя бы понять, а самое главное — доверять друг другу. Ведь так? — Исилите пытливо посмотрела в лицо дочери. Ализе смутилась от такого вопроса и неуверенно кивнула головой. — Твой отец предал свой народ и фактически продал тебя, согласившись на твою помолвку с Темным и клятвенно подтвердив своей кровью это обещание в нашем Храме.

При этих словах Ализе удивленно посмотрела на мать. Она не знала таких подробностей той давней помолвки, Даххарст ничего не говорил, но, возможно, он тоже этого не знал.

— Ты не знала? — спросила мать. — Неужели ты думаешь, что я оставила бы тебя ему, если бы не эта клятва. С той минуты, как он, разрезав свою ладонь, скрепил вашу помолвку, твоя судьба стала страшной и незавидной. Или Темный, или никто — вот как отец предопределил твой выбор. Он фактически лишил тебя его. Освободить от этого брака может только смерть твоего мужа, но убить Темного, тем более, Темного из Высших, почти невозможно. Исилите внимательно смотрела за реакцией дочери и была очень сильно разочарована. Она думала, что когда она скажет, что Ализе навечно привязана к мужу, та расстроится, но дочь продолжала спокойно смотреть на нее. Она думала, что когда скажет о том, что смерть Даххарста сможет вызволить ее из кабалы, глаза дочери засветятся радостью, но и этого не случилось, Ализе все так же спокойно продолжала слушать ее рассказ. Исилите была умна, поняв, что ее слова не находят отклик в сердце дочери, она оставила тему смерти Даххарста и заговорила совсем о другом. — Ты знаешь некую Миранэль? — спросила Исилите. Ализе дернулась, и Исилите поняла, что это имя дочери не только знакомо, но и вызывает очень неприятные эмоции. — Что ты знаешь о ней? — уточнила Исилите.

Ализе почти с вызовом взглянула ей в глаза. — Я знаю многое. Например, о том, что она была любовницей отца, когда училась с ним в Академии. Знаю, что потом она была… — голос Ализе предательски дрогнул, но она быстро с собой справилась и твердо закончила: — была любовницей Даххарста. Жаль, что Ализе не могла заглянуть в мысли матери, иначе она бы сильно удивилась: мать очень расстроилась, увидев, что сенсации не получилась.

Но Исилите не сдавалась. — Ты думаешь, у них была легкая интрижка или ни к чему не обязывающий романчик? — вновь спросила она дочь. — Если ты так думаешь, то очень сильно ошибаешься. Не знаю, любил ли он ее в нашем понимании или просто это была страсть с его стороны, но их роман полыхал, словно лесной пожар. Правда, до тех пор, пока Миранель не дала ему повод усомнится в себе. Нет, она ему не изменила, она только дала повод подумать, что может ему изменить. И все. Он порвал с ней сразу и бесповоротно. Это потом она в отчаянии делала ему гадости, сначала же она молила его о прощении. Она была готова принести ему любые доказательства своих чувств, готова была поклясться на крови перед алтарем, а ты знаешь, нарушение подобной клятвы — смерть. Но все было напрасно. Даххарст не позволил ей больше приблизиться к себе, выкинув из своей жизни. Ализе слушала мать, полностью растворившись в ее словах. Она точно знала — та говорит правду. Даххарст именно такой. Он если что-то решит, изменить это уже будет невозможно. — Ты понимаешь, о чем я хочу сказать? — продолжала Исилите.

Ализе понимала. Тот случай в трактире не просто давал Даххарсту повод усомниться в ее верности. Она, действительно, могла изменить ему, даже против воли, под действием снадобья, которое, тем не менее, она выпила добровольно. Вспомнилось лицо мужа, когда он подходил к тому злополучному дому. Гнев и ярость, а может быть, даже ненависть ясно читались в его глазах. Ализе закрыла лицо руками. Только в эту минуту до нее окончательно дошло, что она наделала. Именно в эту минуту она поняла, что потеряла мужа навсегда. Исилите, без труда читающая по лицу Ализе, что у той творилось в душе, была удовлетворена и разговором, и теми эмоциями, которые он вызвал у дочери.

Глава 7

После разговора с матерью Ализе никак не могла прийти в себя. Как ни странно, но она лучше всех понимала, почему Даххарст когда-то бросил Миранель, усомнившись в ее чувствах. Вся причина была в отце Даххарста, который погиб в результате предательства жены. Ализе пыталась припомнить, рассказывал ли Даххарст хоть раз, насколько его потрясла смерть отца, или что он чувствовал при этом, и не могла. В то же время в ее душе почему-то жила странная убежденность, что эта смерть была самой большой трагедией в его жизни. И снова жалость к мужу затопила ее сердце. Жалость, несмотря ни на его плохое к ней отношение, ни на его измены, ни на то, что он женился на ней без любви. Ни на то, что она нужна была ему только в качестве инкубатора для вынашивания ребенка, который соединил бы в себе два вида магии. Ализе злилась на саму себя. Ну почему она не такая сильная, как мама? Почему, едва подумав, как Даххарсту тяжело пришлось в жизни, вся ее ненависть к нему мгновенно улетучилась, освободив место если не для любви, то для сочувствия точно. Ответ был один. Она слабая, безвольная, никудышная, она не достойна любви.

…Наставник сидел за столом своего кабинета, медленно перебирая артефакты, с помощью которых он собирался воздействовать на Темного Высшего Лорда. «Да, это будет очень интересно, — думал он. — Впервые мы сможем встретиться с Темным лицом к лицу, да еще на нашей территории. Нет, убивать его нельзя, по крайней мере, быстро. Второй такой возможности поэкспериментировать может и не быть». От нетерпения как можно быстрее увидеть Темного у него зачесались руки.

Раздался осторожный стук в дверь. — Войдите.

На пороге стояла Исилите. — Даххарст у нас, — не скрывая радостный блеск глаз, почтительно сказала она. — А Миранэль? — быстро спросил мужчина. — Нет, — раздраженно ответила Исилите, — Миранэль доставить не удалось. Добровольно идти с нами она отказалась, а когда мы хотели ее заставить, вмешался младший брат Даххарста. — Сколько с тобой было воинов? — недовольный рассказом Исилите, спросил Наставник. — Недостаточно, чтобы вступать в схватку с Темным Высшим, к тому же с ним была еще и Миранэль. Но ничего, это только вопрос времени. — Где поместили Даххарста? — В подвале. В камере с защитной сетью. Вырваться он не сможет, но его способности мы тоже не можем заблокировать. Он спит, но скоро проснется, — Исилите вопросительно посмотрела на Наставника, ожидая дальнейших указаний. — Я сейчас спущусь в подвал. У меня есть несколько артефактов, посмотрим, как они работают, и насколько они смогут его удержать. Исилите поклонилась и вышла из кабинета.

Исилите беспокоилась за Наставника, который остался в камере один на один с Даххарстом. Помучившись немного, она решительно открыла дверь камеры.

— Вы разрешите мне присутствовать на допросе? — спросила она.

Наставник благосклонно кивнул головой, не переставая выкладывать на стол какого-то жуткого вида предметы и инструменты. Он достал из сумки пузырек с мутно-зеленой жидкостью и любовно встряхнул ее.

— Наконец-то мы сможем убедиться, насколько эффективны наши яды, разработанные против Темных! Я уменьшу концентрацию, чтобы не убить его сразу, а потом постепенно буду увеличивать, наблюдая за тем, как они действуют и как скоро Темный сможет восстановиться после отравления и судорог, которые будут выкручивать его тело. Сила судорог такова, что у людей, на которых мы опробовали этот препарат, разрывались связки и сухожилия, и они очень быстро умирали из-за остановки сердца. Но у Даххарста, надеюсь, такая же регенерация, как и у нас. Посмотрим, что будет происходить с ним.

Исилите на миг стало неприятно, но не из-за жалости к Даххарсту, а из-за того, что ее Наставник врал. Он опробовал этот яд не только на людях, но и на ее муже. Исилите об этом узнала случайно, и, разумеется, никому не стала говорить о своем открытии, даже Наставнику. И вот теперь она думала, что поимка Даххарста нужна была ему не только для того, чтобы узнать шифр дневников, но еще и для того, что ему очень хотелось сравнить, как это ядовитое зелье действует на Высших Темных и Светлых. Эта мысль ей не понравилась, и она подошла взглянуть на пленника, все еще лежащего без сознания.

— Почему Вы не надели на него пут, блокирующих магию? — ахнула она, увидев лежащего на полу Даххарста. Тот крепко спал в самой непринужденной позе, подложив руку, согнутую в локте себе под голову.

— Исилите, — серьезно ответил Наставник, — ты зря волнуешься. Во-первых, наши наручники предназначены для блокировки магии Светлых, на него они не особенно-то и подействуют. Я уже пробовал, можешь мне поверить. Нет, удержать его смогут только штыри, созданные нашей магией, они намертво прибьют его тело к стене.

— Так почему же Вы до сих пор этого не сделали? — не унималась Исилите.

Наставник тепло и солнечно улыбнулся. Эта улыбка могла бы растопить и камень, если бы в глубине его глаз не пряталось какая-то садистская радость от предвкушения будущего развлечения.

— Как же ты не понимаешь? — почти с укором сказал он ей. — Если я пригвозжу его к стене сейчас, пока он в таком бессознательном состоянии, то я могу убить его, поскольку не буду знать, как моя магия действует на него.

И снова Наставник врал, Исилите это прекрасно понимала. Физиологическое строение Темных ничем не отличалось от строения Светлых. Все жизненно важные точки тела находились в одних и тех же местах, поэтому о том, что Наставник мог случайно убить Даххарста, не было и речи. Что же он хотел на самом деле? Исилите взглянула Светлому в лицо и едва сдержала брезгливую улыбку — у Наставника хищно раздулись ноздри и мелко подергивались губы.

Ей и без объяснений стало понятно: Наставник хотел видеть, какой мукой будет искажаться лицо Даххарста, когда он будет вбивать в его тело очередной штырь. Исилите опустила глаза, понимая, что не вправе осуждать своего учителя. Он мог позволить себе подобные небольшие слабости, ведь главное — они шли на пользу общему делу.

Все же она еще раз попыталась убедить Наставника в том, что оставлять Даххарста свободным очень опасно. И снова Наставник с ней не согласился.

— Когда он очнется, то в первые несколько секунд будет пытаться осознать, где он находится и как он тут оказался. Поверь, мне ничего не угрожает, я, в любом случае, окажусь быстрее его.

Потом, вспоминая этот разговор и, особенно, то, что случилось дальше, Исилите всегда помимо воли улыбалась. Она понимала, что это неправильно, но все, же злорадное веселье нет-нет, да и проскакивало во взгляде при мысли, насколько Наставник ошибся в оценке Темного.

…Сначала ровное дыхание Даххарста сменилось прерывистым. Исилите догадалась, что он приходит в себя. Она искоса глянула на учителя — тот стоял в расслабленной позе, следя за Темным, и даже сложил на груди руки. Исилите не понравилось это подчеркнутое пренебрежение опасностью, но она, разумеется, оставила при себе свое мнение.

Вот веки Даххарста дрогнули, и он открыл глаза. В ту же секунду сгусток черной мглы полетел в сторону Наставника и Исилите, они одновременно выставили щиты, отбивая атаку, но это мало им помогло. Сгусток разбился на тысячи крохотных шариков, которые начали хаотично метаться, вонзаясь во все предметы, стоящие на их пути. Ни Исилите, ни Наставник не смогли полностью защититься от них, боль была настолько сильной, что их крики слились в одновременный вопль, тем более что Даххарст вслед за шарами метнул в Исилите с Наставником все приготовленные для пыток предметы, что лежали на столике. Ножи, иглы им удалось отбить, но вот раздавленный пузырек с ядовитым зельем окатил Наставника микроскопическими брызгами с ног до головы. Он заорал так, что охрана, с беспокойством прислушивающаяся к крикам в камере, но не смеющая нарушить приказ и войти, теперь ворвалась внутрь.

Наставник корчился на полу, Исилите, превозмогая боль, била Даххарста прозрачными острыми осколками, пытаясь заставить его забиться в угол. Вбежавшую охрану он смел одним движением, и они бесчувственными куклами повалились друг на друга. Но тут подоспели несколько воинов из Высших. И только тогда совместными усилиями они смогли прибить Даххарста к стене, истыкав его прозрачными штырями так, что он стал похож на булавочную подушку. Даххарст не издал ни звука, лишь только с издевкой чуть склонил голову в приветственном кивке, обращенном к Исилите, и потерял сознание.

Глава 8

Исилите зашла в комнату дочери. — Что с тобой, мама? — ужаснулась Ализе, увидев лицо матери, побитое, словно оспинками, красными воспаленными точками. — Это сделал твой муженек, — скрипя зубами от ненависти с Темному, процедила Исилите. — Ничего, он за это заплатит, дорого заплатит. Мы его схватили, он сейчас в камере для пыток, к сожалению, без сознания. Но когда он придет в себя… — она злобно и многообещающе улыбнулась.

Ализе стало страшно. — Вы схватили Даххарста? Как вам это удалось? — стараясь унять дрожь, спросила она. — Нам помог его младший брат и Миранэль. Теперь ты будешь отомщена. Он ответит за все обиды, которые нанес тебе. С ним немного поработает Наставник, потом я приведу тебя, и ты посмотришь, в какого слизняка превратится твой муж, слизняка, каким он, в действительности, и является. Увидишь, что вся его храбрость, и все высокомерие слетят, словно шелуха, оставляя вместо себя трусливое, дрожащее существо, какими на самом деле и являются все Темные. Ализе чуть не потеряла сознание, от нарисованной матерью картины. — Не надо! — жалобно попросила она. — Я не хочу это видеть. — Ты будешь смотреть! — резко встряхнула ее мать. — Ты должна доказать, что ты истинная дочь нашего народа. Ты должна показать, что так же, как и я, ненавидишь Темных. Ты поняла? Ализе опустилась на кровать и закрыла лицо руками. Исилите с отвращением посмотрела на дрожащие плечи дочери и вышла из комнаты. Не о такой дочери она мечтала. Исилите была уверена, что как только Ализе увидит ее иссеченное лицо, ненависть к мужу вспыхнет в ее сердце жарким огнем, но все получилось наоборот. Не ненависть, а страх за Даххарста увидела Исилите в глазах дочери. «Ничего, ничего, — успокаивала она себя, — я все равно заставлю Ализе смотреть на страдания Даххарста, а потом и на его смерть, даже если ее придется держать при этом». Ализе так была оглушена словами матери, что даже не слышала, как щелкнул замок на двери. Она пыталась осознать, что она чувствует к своему мужу. Безусловно, обиду, это она точно знала. До сих пор ее сердце сжималось от боли, когда она вспоминала, что женился он на ней только для того, чтобы она родила ему ребенка. Ребенка, соединившего в себе два вида магии — магию высших Светлых и Темных. Но эта обида не заставила ее желать ему смерти. Она хотела остаться одна, жить в каком-нибудь тихом укромном уголке… и вспоминать о тех немногих минутах счастья, которые она испытала, когда была рядом с мужем. И никто не смог бы забрать у нее эти воспоминания. Пусть он не любит ее, она это понимает и осознает, но он все равно смог сделать ее счастливой, хоть это счастье и оказалось обманом. «Зачем они схватили его? — неожиданно подумала она. — Зачем он им? Зачем им его смерть и его мучения?» — этот вопрос теперь не давал ей покоя, но спросить было не у кого. Разве только у матери или Лириэль. Вот только Ализе не доверяла ни той, ни другой. Более того, она их обеих боялась. Но теперь ее сердце стал заполнять страх за жизнь Даххарста. Она ясно представила, как ее притащат к нему в камеру (а в том, что мать ее туда притащит, она ни секунды не сомневалась). Даххарст измученный и окровавленный посмотрит на нее… Он, наверное, даже не удивиться ее присутствию, а чему тут спрашивается удивляться? Его мать предала отца, и того убили, Исилите отправила своего мужа в пыточную камеру, вот теперь и Ализе пришла полюбоваться и убедиться, насколько ему плохо.

Едва представив эту картину, Ализе рухнула на кровать, уткнулась лицом в подушку, зажмурила глаза и закрыла уши, так она всегда поступала в детстве, когда ей было очень страшно. Но теперь ей это не помогло, наоборот, в голове очень четко определилась мысль, что она должна спасти мужа любой ценой. Ализе рывком села на кровати, стиснула виски руками: «Думай! Думай! — твердила она самой себе. Перед глазами встало лицо матери, все покрытое воспаленными оспинами. — Есть!» — мысленно радостно закричала Ализе и, подскочив к двери, забарабанила в нее кулаками.

— Мама, мама, мне надо тебе что-то сказать! — Через несколько минут дверь открылась. Голос матери был сух и бесстрастен:

— Чего тебе?

— Мама, — торопливо спросила Ализе, боясь, что мать уйдет, недослушав ее, — твое лицо пострадало от магии Даххарста? — Исилите утвердительно кивнула. — Когда мы поженились, — все также торопливо продолжала говорить Ализе, — в первую брачную ночь Даххарст ударил меня своей магией. Так вот кроме него никто не сможет тебе помочь, и вылечить тебя. Можешь мне поверить! Мы с Саннаэтелем десять лет пытались это делать. К каким целителям только не обращались, какие ритуалы только не проводили, какие артефакты только не использовали! Пока сам Даххарст не вылечил меня, после того, как мы помирились, — Ализе старалась говорить убежденно, не давая, матери ни малейшего шанса заподозрить, что вылечить ее сможет и другой Высший Темный. Если бы так произошло, то шансы Даххарста остаться в живых сильно бы понизились. Но Исилите поразило другое.

— Ты его простила, после того, как он ударил и покалечил тебя?! — потрясенно переспросила она. Ализе пришлось кивнуть, выдержав еще один презрительный взгляд матери. Но Ализе знала, что она не может рассказать, как и она ударила Даххарста в ответ. Ведь если она это скажет, если мать узнает, что магия Светлых также может очень серьезно калечить Темных, то ее мужу будет только еще хуже. Пусть лучше ей.

— Я тоже была виновата в нашей ссоре, — опустив голову, тихо стала оправдываться Ализе. — Мы тогда не поняли друг друга. Но это все в прошлом, — она уже смелее посмотрела на мать. Я хочу сказать, что только он может избавить тебя от этих оспинок, оставленных на твоем лице его магией.

— Понятно, — Исилите поджала губы так, что они превратились в тонкую линию. — Ты хочешь, чтобы я унизилась перед Темным, до просьб об исцелении? — глаза матери грозно засверкали от едва сдерживаемого гнева.

— Нет, нет! — в ужасе залепетала Ализе. — Я просто хотела сказать… — она помолчала, не решаясь продолжать, — что возможно в обмен на то, что вы сохраните ему жизнь, он согласится помочь тебе.

— Нет! Твой муж умрет. Мне не нужна его помощь! — тон Исилите не оставлял никаких сомнений, что свое слово она сдержит. Ализе больше не спорила, и не сказала больше ни слова в след уходящей матери. Матери? Нет, эту страшную женщину Ализе не считала своей матерью, во всяком случае, такой, о какой она мечтала в детстве, когда ей особенно было плохо и одиноко.

Два дня к Ализе никто не заходил, только молчаливый охранник приносил еду, ставил ее на стол и уходил. Ализе была рада своему одиночеству, ей никого не хотелось видеть, не хотелось ни с кем разговаривать, она думала, думала, думала. Все ее мысли были об одном: как помочь своему мужу. Общаясь со своей матерью, Ализе отчетливо поняла, насколько та ей чужда. Ни одной связывающей их ниточки она не ощущала, а вот с Даххарстом…

Глава 9

Ализе вспоминала каждый день, проведенный с ним перед ее глупым уходом. То, что ее поступок был глупым, необдуманным, она поняла уже давно, тем более, что он привел к таким страшным последствиям. Как же ей хотелось все вернуть назад. Пусть даже ее Даххарст и не любил, пусть женился на ней только из своих корыстных побуждений, он ни одним жестом, ни одним словом не дал ей понять, что это так. Он могла оставаться в своем заблуждении еще долгое время, ощущая себя невероятно счастливой. А потом она окончила бы Академию…

В эту секунду такая простая и ясная мысль осенила ее: «Почему я себя веду, как никчемная, слабая беззащитная идиотка? Я же сильная! Меня же учили драться, не только применяя магию, но и обычным оружием. Саннаэтель учил меня рукопашному бою, я хорошо бросаю кинжалы, владею мечом, я быстра, инструктор сколько раз говорил мне это, — едва Ализе подумала об этом, как надежда на то, что она сможет помочь мужу наполнила ее сердце, и она заметалась по комнате, обдумывая свой план. — Когда меня приведут в камеру, где пытают Даххарста, наверняка там будет много оружия. От меня никто не будет ждать подвоха. Можно будет выждать момент, когда на меня не будут обращать внимания, схватить любое оружие и ударить тех, кто будет рядом. Потом освободить Даххарста и помочь ему уйти порталом. Стоп! — остановила сама себя Ализе, — Он будет ослаблен, ему будет нужно время, чтобы прийти в себя. Мне нужно будет задержать охрану! Я обязана их задержать! Но как? Амулет! — радостно мысленно закричала Ализе. — Они блокируют мою магию, но это никак не отражается на действии амулетов. Я столько их видела у других эльфов, когда гуляла с Лириэлль. Ну почему, ну почему я не догадалась стащить хотя бы парочку?! Мать говорила, что на Даххарсте будут испытывать действие каких-то мерзких зелий и очень сильных амулетов. Вот он шанс. Ведь я могу применить их против охраны, что ворвется в камеру».

Но тут ее снова охватили сомнения, что она одна сможет противостоять матери и ее Наставнику. Вспомнив об этом мужчине, ее охватило такое непереносимое отвращение к нему. Отвратным было все: и его красота, и его голос, и его манера поведения. Она не понимала, почему мать так преклоняется перед ним, в какой-то, просто рабской зависимости. Может она его любит? Тогда зачем она вышла замуж за отца и согласилась родить двух детей. Неужели только для того, чтобы сохранить и передать свой сильный Дар? От таких мыслей стало неприятно.

Если так, то чем она лучше Даххарста, также желающего вырастить магически одаренного ребенка? Ничем! Ничем ни мать, ни этот мерзкий Наставник не лучше ее мужа, нет, это он лучше их всех вместе взятых. И она поможет ему. Спасет его. Пусть даже если она при этом погибнет! — Ализе впервые всерьез подумала о своей гибели и не ощутила никакого страха. Она осознала, что совсем не боится за свою жизнь. И ей было, не жаль, что она умрет, исчезнет, а Даххарст продолжит жить без нее, наоборот, какая-то горькая радость кольнула сердце, при мысли, что Даххарст будет долгие годы с благодарностью и грустью вспоминать о ней.

Едва приняв решение, во что бы то ни стало спасти мужа, Ализе стала спокойной и собранной, теперь она день и ночь ожидала, когда ее поведут к нему в камеру, но прошло уже три дня, а о ней словно забыли. Если раньше она содрогалась от ужаса при мысли о том, что увидит истерзанного, израненного мужа, прикованного цепями к стене, но теперь она не могла дождаться, когда же, это произойдет. Ее ненависть к матери, а особенно к ее Наставнику крепла с каждой минутой, и достигла таких высот, что Ализе с радостью всадила бы нож ему в грудь, не колеблясь ни секунды.

И вот этот день настал. Скрипнула дверь и в ее комнату вошла мама.

— Иди за мной, — коротко бросила она дочери, и, не дожидаясь ее, быстро пошла по коридору. Ализе спокойно шла за ней, бросая быстрые взгляды по сторонам, теперь она по-новому осматривала окружающее пространство. Теперь она осматривала с точки зрения возможного побега, стараясь запомнить и предусмотреть малейшие детали. Они стали спускаться по лестнице в подвал. Здесь не было окон, коридоры подземелья освещались неяркими магическими светильниками, от света которых коридор казался еще мрачнее и страшнее.

Исилите подошла к двери одной из камер, и только хотела ее открыть, как замерла неподвижно, прислушиваясь к едва доносившимся голосам. Ализе также напрягла слух. Несомненно, разговаривали двое мужчин: Даххарст и Наставник. Голос Даххарста был хриплым, слова давались ему с трудом, но насмешку в голосе, все равно можно было услышать. Голос Наставника был наполнен злобой и ненавистью.

Ализе ждала, когда мама войдет в камеру, но та поступила совершенно другим образом. Тихонько возвратившись к двери камеры, которую они только что прошли, она зачем-то открыла ее и зашла внутрь, Ализе вошла вслед за ней. Исилите подошла к смежной стене между камерами и очень осторожно отодвинула пластину. Голоса из соседней камеры зазвучали громче, стало хорошо слышно, о чем они говорят.

— Я пораспрашивал о тебе у наших, — тихо говорил Даххарст. — Все знавшие тебя, в те давние времена, в один голос твердили, что второго такого тупого идиота, как ты, трудно найти. Твоя узколобость, в сочетании с высокомерным ханжеством, неуклюжестью и косноязычием увальня, вылезшего из дремучего леса, при этом уверенного в собственной умопомрачительной красоте, стали нарицательными. Как тебя тогда называли, кажется, «твердолобый архар»? Архар, это тот, кто пробивает своим лбом камни и не видит других, более легких путей, — любезно добавил Даххарст. — Хотя, если не ошибаюсь, девушки тебе дали другое прозвище, напомнить какое? — и Даххарст засмеялся издевательским смехом, тут же перешедшим в хрипение и кашель, стало понятно, что в лицо ему плеснули какую-то гадость, вызвавшую судорожные конвульсии, однако Даххарст не успокоился, и когда ему стало немного полегче, все также издевательски продолжил: — Но это было до того, как ты положил свою команду, пытаясь добраться до древних могильников в поисках старинных артефактов. Скольких ты тогда угробил? Десятерых? Но ты и тогда не угомонился, вновь и вновь пытаясь попасть в захоронения. Вот тогда прозвище «Чокнутый Сибилл или Гробокопатель» за тобой закрепилось окончательно, — Даххарст снова язвительно засмеялся. — Это ты себя сам назвал Наставником? Герит, когда я сказал ей об этом, хохотала, как сумасшедшая, а потом… — Даххарст не успел закончить, забившись в судорогах.

— Тебе смешно? — наконец, подал голос Наставник. — Уверяю, скоро тебе будет не до смеха.

В эту минуту Исилите осторожно открыла дверь и выскользнула в коридор, махнув Ализе рукой, чтобы она следовала за ней. Уже не таясь, они обе вошли в пыточную камеру. Ализе с жадностью и одновременно со страхом взглянула на мужа.

Он был прибит к стене. Одежда свисала клочьями, кожа груди, лица и шеи была изъедена какими-то серыми потеками, все тело истыкано острыми стержнями, раны постоянно кровоточили.

В первую секунду Ализе хотела отвернуться, зажмуриться, чтобы не видеть его мучений, но она, собрав всю свою волю в кулак, продолжала смотреть. Ей даже удалось сохранить, при этом зрелище, спокойное, отрешенное выражение лица.

— Даххарст, посмотри, кто пришел полюбоваться на тебя! — голос Наставника сочился ядом, в предвкушении удовольствия, посмотреть на лицо пленника, когда тот увидит, что жена, которую он считал похищенной, на самом деле добровольно ушла в Древний лес. Даххарст с трудом поднял голову и встретился взглядом с Ализе. Даже в эту секунду она не дрогнула, продолжая все также смотреть на мужа. Даххарст же поприветствовал ее учтивым поклоном головы, вызвав волну дикой ярости у своего мучителя. Несколько металлических острых предметов тут же впились в тело Даххарста, вызвал мучительную дрожь от неожиданной боли, но он даже не застонал.

Хорошо, что в этот момент ни мать, ни Наставник не смотрели на Ализе, иначе бы заметили, что судороги боли, прошли не только по телу Даххарста, но и Ализе. Ей так было жалко своего мужа, что ощущала его боль, словно свою собственную. Но мать и Наставник этого не заметили, а вот Даххарст, наоборот, как-то особенно пристально посмотрел ей в глаза. Однако в эту секунду Ализе было не до размышлений, она внимательно оглядела камеру, в поисках предметов, что могли помочь ей освободить мужа. Осматривая камеру, она случайно глянула на Наставника, глянула… и застыла от неожиданности, пораженная его странным, вернее ужасным видом.

Все его лицо, шея и кисти рук были покрыты розоватыми пятнами, восстановленной кожи, еще значительно отличавшейся по цвету. Волосы Наставника были коротко острижены, это позволяло увидеть проплешины на голове, лишенные волос и тоже едва успевшие затянуться тонкой кожицей. Однако Ализе видела, что эта новая, нарощеная кожа имеет нездоровый красноватый цвет, и Ализе знала, что это означает только одно: полного выздоровления не произошло, очаг воспаления остался, и теперь не даст Наставнику полностью восстановиться. Даххарст ударил его сгустком тьмы. Она и сама, пока Даххарст не помог ей, не могла выздороветь десять лет, несмотря на все усилия врачевателей, с Наставником происходило тоже самое. Осознав это, Ализе едва сдержала довольную улыбку, несмотря на весь ужас происходящего. Теперь она поняла, почему Даххарст прибит к стене, а не распят на пыточном столе, Наставник боялся к нему приближаться вплотную, предпочитая воздействовать на расстоянии. От этих мыслей такая гордость за мужа, и такое презрение к его мучителю поднялось в ее душе, что последний страх и сомнения исчезли.

Еще раз внимательно оглядела камеру: клинок, пристегнутый к поясу, валялся в углу на табуретке, несколько кинжалов — на низеньком столике, рядом бутылочки с какой-то жидкостью, и главное несколько амулетов, часть из них вызывали временное ослепление, часть — лишали возможности двигаться. Вот на эти последние Ализе и нацелила все свое основное внимание.

— Ализе, — неожиданно обратился к ней Наставник, — не желаешь рассказать мужу, насколько тягостен был для тебя ваш брак, как ты жалеешь, что согласилась на него, как ты ненавидишь своего мужа за те страдания, что он тебе причинил. Можешь подкрепить свои слова любыми способами воздействия вот из этого арсенала, — и Наставник любовно указал рукой на столик, где лежали амулеты. Ализе только это и было нужно. Ей даже не пришлось притворяться, делая заинтересованное лицо, разглядывая амулеты, это так на самом деле и было. — Начни вот с этой, — и мужчина нежно погладил бутылочку с какой-то мерзкой гадостью красноватого цвета, — эта жидкость вызовет ощущения дикого жжения, не проходящего долгое время, несмотря на всю регенерацию твоего мужа, а если при этом еще использовать вот этот амулет, то время действия снадобья увеличится почти в полтора раза.

— А посильнее ничего нет? — сквозь зубы тихо прошептала Ализе.

— Посильнее?! — расхохотался Наставник. — Можно и посильнее, — он дотронулся до бутылки с черной жидкостью, — только здесь другой порядок применения. Сначала надо рассечь ему кожу, как можно глубже, но в тоже время, стараясь не задеть важных органов, — с этими словами Наставник метнул в Даххарста одновременно несколько лезвий, потом небрежным движением выдернул их из тела Темного и возвратил на место. — Вот теперь можно применять этот раствор, — он откупорил бутылочку, и несколько черных шариков зависли в воздухе. — Можешь метнуть их в него, только старайся целиться в открытые раны, так зелье воздействует особенно эффективно.

— Я не смогу, — все также тихо прошептала Ализе, но увидев, как презрительно скривились губы матери, поспешно добавила, — у меня, же заблокированы силы, но я могу подойти к нему…

— Нет, не надо, — быстро сказал Наставник, — приближаться к нему опасно.

— Он мне ничего не сделает, — уверенно возразила Ализе, и, взяв пузырек, подошла к своему мужу. Она посмотрела ему в глаза и мысленно взмолилась: «Прости меня, прости! Я должна так поступить! Ты потерпи, потерпи совсем немножко, я сейчас помогу тебе, я постараюсь спасти тебя, ты только потерпи!», а потом она облила Даххарста этой отвратительной жидкостью, и, не став любоваться, как он корчится и извивается от боли, снова подошла к матери и Наставнику. Ализе не видела, как Даххарст рванулся вслед за ней, хотя со стороны выглядело, словно его выворачивает от судорожных болей. Ализе только видела подобревшие глаза матери, и удовлетворенную улыбку Наставника, и еще она ясно услышала в своей голове его шепот: «Ализе, не делай ничего, прошу тебя. Не пытайся меня спасать, не надо!», но она только мотнула головой, решив, что это ей только мерещится.

— Молодец! — похвалила ее Исилите. — Теперь я знаю, что ты настоящая дочь нашего народа.

Ализе кивнула в ответ, собравшись и приготовившись для броска.

Глава 10

Дальше все случилось настолько быстро, что Ализе не только испугаться, а даже осмыслить все полностью не успела. Она схватила со стола два ослепляющих амулета и синхронно активировала их, ослепив одновременно мать и Наставника. Потом, схватив парализующие амулеты, воткнула их Наставнику в живот, а матери в руку. «Исилите тоже надо воткнуть в живот, — услышала она в голове совет мужа, — иначе она очень быстро восстановится», — Ализе удивленно глянула на Даххарста, снова посчитав, что его голос ей померещился, но он кивнул, подтверждая, что она действительно его слышала. Ализе некогда было раздумывать над всеми этими странностями. Она подошла к матери и вдруг поняла, что не сможет воткнуть амулет ей живот.

— Я не могу, — жалобно сказала она, развернувшись к мужу, — я не могу ударить маму в живот.

Даххарст досадливо вздохнул:

— Следи за ней, она очень быстро придет в себя, — Ализе испугано оглянулась, но Исилите лежала без признаков движения. — Ты можешь освободить меня? — спросил он. Ализе закрыла глаза, попытавшись почувствовать возвращение сил.

— Еще нет. Силы еще не вернулись, — Ализе горестно качнула головой, но только она это сказала, как, тут же, ощутила покалывание в кончиках пальцев. Она радостно взглянула на мужа, он без слов понял, что происходит.

…План Даххарста по возвращению Ализе трещал по швам. Нет, сначала все шло, как и должно было идти. Сибилл, или как он сейчас себя называл Наставник, вел себя именно так, как Даххарст и предполагал. Единственным не планируемым событием, был момент, когда Даххарст пришел в себя. Увидев ненавистное лицо, он на какой-то миг позабыл, зачем он здесь, постаравшись причинить и лицу, и его хозяину максимально возможный вред. И хоть Даххарсту после этого пришлось не сладко, он ни секунды не жалел о содеянном, любуясь изуродованной физиономией врага.

Очень быстро Даххарст понял, что сокровища Древних могильников интересуют Сибилла намного больше, чем просто его убийство. Едва Даххарст это осознал, как сразу успокоился, выжидая удобного момента, чтоб добраться до Ализе. Конечно, магические штыри, которыми его прибили к стене, изрядно осложняли задачу, он уже придумал способ, как заставить Сибилла освободить его от них.

Дневники, какое волшебное слово, едва во время допросов о них заходила речь, как глазки Наставника начинали сверкать не совсем нормальным огнем, грея душу Даххарста. Дневники были тем самым крючком, на какой он собирался поймать этого садиста.

В том, что Сибилл садист, Даххарст убедился еще в первый день заточения. Наставник притащился к нему в камеру, несмотря на боль от сожженной кожи лица и головы, выглядел он ужасно, и все же он не вышел из камеры, пока не испробовал на Даххарсте все свои пузырьки и амулеты. Даххарст с содроганием вспоминал ту бесконечную ночь, когда в какой момент, он уже было решил, что сил терпеть, совсем не осталось, еще чуть-чуть, и он начнет орать от боли. Даххарст выдержал тогда на чистом упрямстве, уж очень ему не хотелось видеть довольную усмешку на этой страшной, обезображенной морде.

Сибилл ему пообещал, что скоро в пыточную камеру приведут Ализе, глаза Наставника при этом победно поблескивали, а сам весь он выражал такое самодовольство, что у Даххарста от плохого предчувствия сжалось сердце. Но он быстро отогнал дурные мысли, с нетерпением ожидая встречи с женой. Он столько раз пытался ее прочувствовать, столько раз пытался дозваться ее, ничего не получалось. Очевидно, она находилась слишком далеко. Но прошел один день, второй, третий, Ализе он не видел. Даххарст боролся с собой изо всех сил, чтобы не спросить у Сибилла, где Ализе, это могло бы насторожить Наставника, а этого делать не следовало, иначе весь план Даххарста по спасению жены мог провалиться. Даххарст ждал, ждал терпеливо, а что ему еще оставалось. Сибилл или Наставник, как он сам себя называл, прекрасно «скрашивал» его досуг, но к счастью, больше не зверствуя так, как в первый день. Он жадно требовал от Даххарста любых сведений, о том времени, когда Даххарст вместе с отцом и Элентиэлем вскрывали могильники. Сибилл требовал рассказов о любых мелочах, скрупулезно расспрашивая обо всех деталях. Его интересовал интерьер гробниц, внутреннее убранство, порядок расположения предметов какие рисунки, какие амулеты видел Темный. Но главное, требовал все подробности ритуала, какие позволили снимать с могильников нанесенные посмертные Проклятия, чтобы проникнуть внутрь.

Даххарст рассказывал. Рассказывал много, жаль, что Сибилл не знал, насколько специфически Даххарст преподносил эти сведения. Темный развлекался, на ходу придумывая тысячи несуществующих мелочей и утаивая, или искажая, действительно, важное. Даххарст мысленно предвкушал, как этот болван, полезет в могильник, руководствуясь его рассказами. Какой сюрприз его будет там ждать!

А еще Даххарсту нравилось дразнить Сибилла, напоминая тому далекие студенческие, и очевидно не самые лучшие для последнего, годы. Даххарст хорошо подготовился, Наставника он видел уже несколько раз, и знал, что тот лично пытал отца Ализе. Среди Темных, к удивлению Даххарста оказалось очень много таких, кто знал его в давние времена. Над ним немало издевались, но уже тогда, он выделялся из всех своей невероятной целеустремленностью и жестоким хладнокровием. Ему давали много кличек, одной из которых была Инквизитор. Уж очень он напоминал, в некоторые моменты бездушного, жестокого фанатика.

Даххарст не стеснялся в выражениях, он был уверен, что скоро вместе с женой покинет это негостеприимное место. Но его планы полетели кувырком, и, как, ни странно, именно из-за Ализе.

В один из дней, дверь камеры, в которой Наставник, в очередной раз расспрашивал Даххарста о могильниках, открылась и на пороге появилась Ализе, в сопровождении своей матери. Даххарст постарался взглянуть жене в глаза, но она упорно отводила взгляд. Он жадно рассматривал ее, стараясь заметить следы страданий или мучений, но Ализе была спокойна и сосредоточена.

Ализе долго не желала встречаться с ним взглядом, с большим интересом слушая наставления Сибилла о методах пыток и способах причинения максимальной боли. Потом, взяв один из пузырьков, подошла к мужу. И только, приблизившись почти вплотную, посмотрела ему в глаза. В ее взгляде было столько сострадания и сочувствия, что у него потеплело на душе, и казалось, прибавилось сил. «Потерпи, — мысленно попросила она его, — я сейчас помогу тебе!». Когда ее слова дошли до его сознания, он с силой рванулся за ней, умоляя ничего не предпринимать. Ее помощь в данный момент могла только навредить, ломая и круша его планы. Но Ализе его не послушала. Он ничего не мог делать, ему оставалось только наблюдать за тем, что происходило дальше.

Он видел, как она взглядом ищет заранее присмотренные амулеты. Видел, как она косится на мать и Наставника, соизмеряя расстояние, чтобы ударить, как можно точнее. Видел, как она активировала ослепляющий амулет, и даже успел зажмуриться, спасаясь от полной временной слепоты. Когда через секунду он открыл глаза, то успел увидеть, как Ализе всадила в живот Наставнику парализатор. Живот был не лучшим местом, лучше бы она всадила амулет ближе к шее, например, под ключицу. Даххарст оценивал работу Ализе глазами профессионального воина, и недовольно скривился, увидев, как Ализе, жалея мать, возила амулет ей в руку. Это было неумно, хуже места нельзя было и придумать, разве что в щиколотку. Исилите настолько сильна, что быстро сможет преодолеть действие амулета.

Даххарст был великолепным стратегом, до мелочей разрабатывая и продумывая сложные многоходовые операции, иначе он просто не смог бы остаться в живых, будучи шестым претендентом на престол.

Однако, если ситуация требовала принятия спонтанных, неожиданных решений, в таких случаях ему вообще не было равных. И вот сейчас, в пыточной камере, сложилась, именно такая ситуация. Даххарст не ожидал, совсем не ожидал, что тихая, пугливая, нежная Ализе так отважно бросится его спасать, попытавшись, справится с такими сильными противниками. Ее поступок был, конечно, смелым, но уж очень безрассудным, Даххарст не мог этого не отметить. Она не продумала ни пути побега, на случай удачи, ни пути отступления, в случае провала. Она ведь не могла знать о Древнем амулете, который был у Даххарста, который был его главной надеждой на их спасение.

И вот сейчас перед Даххарстом встал вопрос, активировать амулет или нет. Все зависело от Ализе, если она не сможет освободить его от магических штырей, то с амулетом лучше повременить. И все же…

— Ализе, к тебе вернулись силы? — Даххарсту это надо было знать в первую очередь.

— Нет еще, — виновато ответила Ализе, но тут, же ее глаза радостно блеснули, и Даххарст понял, что силы постепенно возвращались.

— Ализе, ты можешь освободить меня от штырей? — Ализе с сомнением и испугом посмотрела на иглы, которыми было утыкано тело Даххарста. — Это надо сделать как можно быстрее, — Даххарст старался не давить на нее, понимая, что Ализе и так делает все, что может.

Она сконцентрировалась и очень осторожно вырвала один осколок из его живота, который причинял ему особенно много боли.

— Мелкие иглы не тронь, вырывай только те штыри, которые вбиты в камень, — командовал Даххарст, — на все другие не обращай внимания.

Ализе снова сконцентрировалась и с трудом вырвала небольшой стержень, что торчал из его кисти. Освобожденная рука плетью повисла вдоль туловища.

— Молодец, — похвалил он. — Теперь вторую кисть.

Даххарста удерживало восемь штырей, Ализе вытаскивала их по очереди один за другим. После каждого усилия она на несколько минут замирала неподвижно, концентрируя энергию. Даххарст все с большим беспокойством следил за Исилите, в какой-то момент ему показалось, что у нее дернулись пальцы на руке. Как ему хотелось закричать жене: «Быстрее! Быстрее освобождай меня!», но он усилием воли сдержал себя, понимая, что любое волнение только еще больше задержит ее.

Осталось два штыря, но силы совершенно покинули Ализе. Теперь, в ожидании накопления магической энергии, она уже не могла стоять, а сидела на полу, бессильно привалившись спиной к стене. Даххарсту было мучительно жаль ее, но сам без ее помощи он не мог освободиться. Он тоже находился в плачевном состоянии, Наставник весьма умело воткнул магические иглы в его тело, регенерация была практически заблокирована, но Даххарст не обращал на это внимания. Главное — отлепиться от стены, потом он схватит Ализе, и Саннаэтель вытащит их отсюда.

Когда остался последний штырь, Даххарст активировал амулет. Сначала ничего не происходило, потом он почувствовал, как половинка амулета, что была на его груди, стала накаляться.

И в этот момент Исилите дернула рукой и стала приподниматься с пола.

— Ализе, твоя мать пришла в себя! — закричал Даххарст.

Ализе бросилась к столу в надежде найти еще что-нибудь, чтобы хотя бы на время нейтрализовать ее. Но она не успела. Исилите мгновенно поняла, что происходит, и метнула в Даххарста поток магической энергии, снова пригвоздив его к стене. Ализе бросилась вперед, прикрывая мужа и принимая на себя весь удар, а потом мешком свалилась на пол.

Исилите переступила через тело дочери и, подойдя к Наставнику, освободила его от парализатора. А затем они вместе с большим удовольствием снова вбили штыри в тело Даххарста. Сам он в отчаянии смотрел на жену, лежащую без сознания, и понимал, что все пропало. Они не успели. Он почувствовал, как раскалился амулет, и как натянулась нить, чтобы тащить их. Но все было напрасно, они не успели освободиться. Последним усилием воли, собрав все свои силы, он сжег амулет, свое единственное средство спасения. Дороги назад не было.

Глава 11

…Миранэль давно не плакала. Очень давно. Вернее сказать, ТАК не плакала, поскольку пьяные слезы вперемешку с соплями и в сочетании с острой жалостью льются из глаз и носа, или нарочитые слезы пред очами очередного любовника с целью выкачать из него побольше денег, привилегий или каких-то услуг, плачами в настоящем понимании этого слова она не считала. Настоящим плачем также не считались слезы «за компанию» — это когда в редкие периоды своей жизни она приятельствовала с какой-нибудь эльфийкой, и подружки по очереди делились друг с другом горькими обидами, полученными от мужчин. Слезы, которые сейчас лились из глаз Миранэль, были другими. Они по-настоящему разъедали ей сердце, рвали его на части от боли.

Кажется, в последний раз она так плакала, когда ее бросил Даххарст. Как же больно ей тогда было! И вот история повторяется, только теперь с его младшим братом. Хотя, конечно, формально он ее не бросал, просто он ведет себя так, словно их разделяет ледяная стена или непроходимая пропасть.

Сначала Миранэль понравилась эта холодность и отстраненность, особенно после тех двух сумасшедших ночей. Она даже втихомолку подсмеивалась над ним: «Ершись, ершись, мой мальчик, все равно ты скоро приползешь и ляжешь у моих ног милым котиком. В чем, в чем, а в соблазнении юных отроков мне нет равных!»

Миранэль была уверена в силе своих чар. Таггар не Даххарст. Таггар не был искушен в любовных играх, как его старший брат. Да, даже Даххарст поддался ее обаянию и казался вполне влюбленным в нее аж до того прискорбного случая с его отцом, когда Миранэль не в добрый час вспомнила о своей былой влюбленности.

Миранель даже заскрежетала зубами от злости на саму себя: «Ну почему, ну почему меня так тянет к Темным? — с тоской думала она. — Ну почему мне так противны вежливые, выхолощенные до такой степени, что хочется выть, нудные и правильные Светлые? Ну почему меня раздражают эти скромненькие букетики цветов и умилительные игрушки, от которых другие светлые эльфийки пищат в восторге? Почему меня бесят долгие и невыносимо скучные ухаживания, которыми славятся точно соблюдающие букву этикета мужчины Светлых? Ну почему мне нравится страсть, огонь, когда одно прикосновение дает почувствовать, хочешь ты этого мужчину или нет. А если ты его хочешь, и он хочет тебя, то к черту условности! Темные ведут себя именно так!» — Миранэль снова вздохнула, припомнив студенческое лето, когда она впервые узнала о своих вкусах, таких несвойственных для Светлых эльфийек. У нее как раз тогда начался достаточно страстный роман с Эллентиэлем, и роман этот должен был закончиться свадьбой. Она даже слышала краем уха, что ее кандидатура была одобрена для роли жены третьего принца.

Миранэль один раз видела, как отец Даххарста одним только взглядом своих черных сверкающих глаз смог соблазнить сразу трех девиц, которые имели неосторожность бродить поблизости. И все три подружки остались более чем довольны последующими событиями, даже не поссорившись между собой из-за ревности — отец Даххарста каждой уделил достаточно внимания. Сама же Миранэль в это время сидела на поваленном дереве, любуясь стоячим озерцом, затянутым тиной, и слушала нескончаемую любовную балладу в исполнении Эллентиэля, одновременно представляя, что сейчас творится у Темного в спальне. Да… Тоска зеленая.

Она и сама не заметила, как влюбилась, а тут еще Эллентиэль очень кстати уехал на некоторое время, оставив ее на попечение друга. Миранэль возликовала: ее час настал. Поразмыслив, она решила, что небольшое любовное приключение ей не повредит. Замуж за отца Даххарста она не собиралась, и она была полностью уверена, что он не расскажет об этом флирте Эллентиэлю, такими вещами не делятся.

Она продумала все варианты, кроме одного. Отец Даххарста просто-напросто выгнал ее из спальни, когда она пришла к нему в гости в одном пеньюаре, под которым ничего не было. Выгнал достаточно грубо. Вот тогда Миранэль испугалась и испугалась достаточно сильно, все-таки синица в руке в виде Эллентиэля, лучше… чем совсем ничего.

Миранэль в ужасе раздумывала, что ей предпринять, и не придумала ничего лучшего, чем обвинить Темного в попытке ее соблазнения и даже насилия. Она думала, что Эллентиэль поверит ей, а он поверил другу. Это было обидно не только из-за раненного самолюбия, но еще и из-за того, что она потеряла такого жениха.

Миранэль долго страдала. Единственным утешением были доходящие до нее слухи, что семейная жизнь отца Даххарста была очень далека от идиллии. Он постоянно ссорился с женой, или она с ним, слухи ходили и те, и другие. Они не просто ссорились и ругались, они дрались! Дрались по-настоящему. То она ходила с синяком под глазом, то он с расцарапанным лицом. Эти сплетни были бальзамом на ее обиженную душу.

Прошло много-много лет, и вот в один из дней она познакомилась с самим Даххарстом. Она долго не знала, кто его родители, и не подозревала о его высоком статусе. Даххарст вскружил ей голову. Вот в него она влюбилась во второй раз в жизни.

Он был не таким, как его отец. Намного более утонченный, любезный (когда этого хотел), веселый и страстный. Она просто потеряла голову. Какое-то время ей казалось, что и он испытывает к ней серьезные чувства, иначе чем другим можно было объяснить то, что он повез ее знакомить со своими родителями? Вот тогда все и случилось.

Сначала все шло более-менее хорошо. Мать Даххарста Ханния, никогда не видевшая Миранэль, приняла ее достаточно благосклонно, да и отец Даххарста, когда у него прошел первый шок, не выказал никакой враждебности. А потом Даххарст с матерью отправились по делам, а Миранэль со своим будущим свекром, сидя у камина, предались воспоминаниям о минувших днях. То ли вино было слишком крепким, то ли обида так и не утихла в ее сердце, только слово за слово, и они снова вернулись в тому вечеру, когда Миранэль нагрянула к нему в спальню.

— Ты помнишь, как выгнал меня тогда? — с горечью спросила она, и пьяные слезы безудержно полились из ее глаз. — Помнишь?

— Помню, — сдержанно отвечал Темный, — я помню все.

— Почему ты так поступил?! Ты не имел права выгонять меня!

— Я не имел права оставить тебя, — глухо возразил он. — Как бы ты мне ни нравилась.

— Я тебе нравилась? — тут же ухватилась Миранэль за это признание и в мгновения ока оказалась у него на коленях. — Я знала, я знала это! Я чувствовала, что нравлюсь, — пьяно лепетала она, обвив его шею руками и впиваясь поцелуями в его шею…

И вот, в этот самый момент вернулись Даххарст и Ханния. Что потом было!

Ханния, как тигрица, бросилась к ним. Отец Даххарста повел себя, как настоящий мужчина, приняв весь удар на себя. А Даххарст схватив Миранэль за руку, перенес ее в какой-то богом забытый уголок земли и там бросил, не пожелав слушать никаких объяснений.

И вот теперь она влюбилась в третий раз, и снова неудачно.

Глава 12

Сначала она не восприняла Таггерта всерьез, отнеслась к нему, как к очередному любовнику, таких у нее было предостаточно. Все изменилось в тот момент, когда Таггерт осознал, что он натворил. Никакие уговоры и доводы, что «похищение» Даххарста было спланированной операцией, что он не предавал брата, что только так Даххарст мог попасть к Светлым, не вызвав у тех подозрения, не помогали. Таггерт чувствовал отвращение к самому себе за этот подлый поступок и не желал слушать никакие успокоительные слова и убеждения. А еще он больше не проявлял никакого интереса к Миранэль, и это очень сильно ее задело. Она пыталась вызвать его желание обычными женскими штучками, например, своим чудесным халатиком. Халатик этот еще ни разу не оставил равнодушным ни одного из мужчин, Таггерт оказался исключением.

— Таггерт, ты же сам желал ему смерти, — в сотый раз пыталась его успокоить Миранэль.

— Да, желал. Да, я его ненавижу, — с горечью подтвердил Темный. — Но я хотел убить его сам лично, в честной дуэли, и уж точно не собирался отдавать его Светлым.

— Твоя честная дуэль была бы в твоей жизни последней! — все так же терпеливо твердила Миранэль. — Ты, как воин, по сравнению с Даххарстом просто беспомощный котенок, ты же это понимаешь? Он убил бы тебя, даже не запыхавшись от усталости.

— Пусть так, — Таггерт стиснул зубы и повторил: — Пусть так. Но это лучше, чем мысль о том, что все будут считать — это я отдал своего брата на растерзание Светлым, тем более, Светлым из Древнего леса.

Миранэль тяжко вздохнула, упрямство Таггерта начинало ее раздражать, тем более, что при этом он почти не обращал на нее внимания. То бегал, как заведенный из угла в угол, то сидел неподвижно у стены, сжавшись в комок. Миранэль его не понимала, совсем не понимала. Что ему еще нужно? Даххарст добровольно отправился к Светлым спасать женушку, воспользовавшись помощью брата. Если всю ситуацию рассматривать с этой точки зрения, то Таггерт вообще получается героем. Но Таггерт думал иначе. Он считал себя предателем из предателей. Такая взгляд на ситуацию злил Миранэль, особенно потому, что ей не удавалось его изменить.

«Ничего, — думала она, — вот вернется Даххарст, и я заставлю его сказать Таггерту, что этот поступок не был подлостью», — мысль о таком решении вопроса успокаивала Миранэль, она с нетерпением ждала, когда же вернется Даххарст.

Все это время они все вместе жили в его доме. Благо дом был огромен, и комнат хватало на всех.

— Даххарст активировал амулет, — закричал Саннаэтель в один из дней, вбегая в комнату, — я чувствую это!

Миранэль облегченно вздохнула. Таггерт радостно встрепенулся, нетерпеливо поглядывая на Светлого в ожидании, когда натянется нить, соединяющая Саннаэтеля и Даххарста.

— Как только Даххарст появится, я сразу же исчезну, — шепнул Таггерт на ухо Миранэль. — Не хочу, чтобы он видел меня.

— Я с тобой! — она крепко схватила его за руку. — У меня тоже нет никакого желания любоваться ни на Даххарста, ни, тем более, на Ализе.

Глаза Таггерта радостно блеснули, ему, без сомнения, было приятно общество Светлой.

Вот только их планам не суждено было сбыться. Саннаэтель расстегнул пуговицы на рубашке, и все смогли увидеть, как засветились на амулете незнакомые символы. Они разгорались все ярче и ярче, и вдруг потухли. Мало того, вместо амулета на груди Саннаэтеля оказалась только серая пыль, которая осыпалась на землю.

— Что случилось?! — в страхе закричал Светлый. — Где Даххарст и Ализе?

— Даххарст не смог забрать Ализе, — догадалась Миранэль. — А чтобы амулет не вытащил его из тюрьмы, он его сжег.

— Как же он теперь оттуда вырвется? — с ужасом спросил Ранхгарт. — Этот амулет был его единственным шансом на спасение.

Все четверо замерли, в полной мере осознав, что случилось. Таггерт выдернул свою руку из руки Миранэль и двинулся к выходу.

— Ты куда? — Миранэль бросилась за ним.

Но Таггерт не отвечал, впрочем, ответа и требовалось, стоило только посмотреть в его глаза. В них светилась твердая решимость отправиться вслед за братом… и погибнуть.

— Ты никуда не пойдешь! — вцепилась она ему в руку. — Мы обязательно вместе что-нибудь придумаем. Мы вытащим Даххарста.

— А что тут можно придумать? — с горечью спросил он. — Это я виноват, что Даххарст оказался, захвачен этими фанатиками, значит, я должен и спасти его.

— Подожди, Таггерт, — стала умолять Темного Миранэль. — Ты не можешь идти один. Ты погибнешь!

— Ну и что? — совершенно равнодушно возразил он. — Или ты предлагаешь мне продолжать жить, как ни в чем не бывало? Я не смогу так жить! Понимаешь, не смогу!

— Таггерт, — поддержал Миранэль и Ранхгарт, — не горячись. Я вот сейчас думал о том, что мы можем сделать, чтобы помочь Даххарсту. У нас есть еще три амулета. Можно попытаться один из них передать Даххарсту в тюрьме. Думаю, это вполне реально сделать.

— Я пойду! — обрадовался Таггерт.

— Нет, идти должен я, — перебил его Саннаэтель. — Мое появление никого не удивит. Всем же понятно, что я волнуюсь за сестру и пришел выяснить, что с ней случилось.

— Если ты попадешь в Древний лес, то тебя назад уже не выпустят. Ализе не выпустили, и тебя не выпустят, — вполне здраво заметила Миранэль. — Ты не знаешь, какая у тебя мать.

— Ты не представляешь, какая у тебя мать.

— А может, ты ошибаешься? — Саннаэтелю было неприятно слышать такие слова о матери.

— Ошибаюсь?! — Миранэль просто задохнулась от гнева. — Да второй такой злобной, жестокой и лицемерной ханжи не сыскать на наших землях! Даже ее красота не могла привлечь к ней ни одного мужчину. Она отпугивала всех своими непримиримыми фанатичными взглядами и поступками, пока твой отец не женился на ней. Он потом, наверное, сто раз пожалел об этом, когда попал в подвалы их тюрьмы.

Саннаэтель отвернулся, всем своим видом выражая несогласие, а в это время Ранхгарт коснулся руки Миранэль, привлекая ее внимание. Она взглянула — Ранхгарт показывал глазами на Таггерта.

Таггерт со скучающе-безразличным видом слушал их перепалку, и только его глаза говорили о том, что он для себя уже все решил и ждет момента, чтобы воплощать свой план в действие.

— Ты никуда не пойдешь! — снова кинулась к нему Миранэль.

— А ты попробуй меня удержать, — почти грубо ответил он, но Миранэль не обратила никакого внимания на эту грубость. Ее мысли метались в попытке подобрать необходимые слова и аргументы, чтобы удержать его.

— Таггерт, а ты уверен, что сможешь помочь брату? — вкрадчиво спросила она. — Что, если твоя попытка не обернется ничем, кроме твоей гибели? Подумай, как обидно умереть вот так просто, ничего не сделав! Более глупую смерть трудно и представить.

Глаза Таггерта гордо блеснули.

— Я, может, и не такой сильный боец, как мой брат, но уверяю тебя, я тоже могу кое-что. Если я погибну, то заберу с собой немало Светлых. А вы в это время сможете прорваться к Даххарсту.

Миранэль отрицательно покачала головой. Этот план ее совершенно не устраивал. Терять Таггерта она не собиралась.

— Нет, на верную гибель я тебя не отпущу, — твердо сказала она и, тяжко вздохнув, добавила: — В Древний лес пойду я. Это единственный выход. Лаэдель мне передал, что Наставник отправил на мои поиски целый отряд, так что мое появление будет вполне оправданным.

— Ты не пойдешь! — с испугом закричал Таггерт.

— А ты попробуй меня остановить, — сказала Миранэль так же, как и Таггерт несколько минут назад.

— Легко, — засмеялся он. — Запру тебя в своей комнате, и никуда ты из нее не денешься!

Миранэль опешила. Если угроза Таггерта была по-настоящему серьезной, то ее угроза выглядела просто смешно.

— Таггерт, — снова убежденно сказала она, — единственный шанс реально помочь Даххарсту — это мне отправиться в Древний лес.

Лицо Таггерта потемнело.

— Значит, ты так сильно желаешь спасти моего брата, что готова ради него рискнуть жизнью? — в славах темного звучала такая неприкрытая ревность, что Миранэль засмеялась.

— Какой же ты, Таггерт, дурак! Из-за твоего брата я бы и пальцем не пошевелила, даже с интересом бы наблюдала, как Светлые с ним развлекаются в камере пыток, но я не могу допустить, чтобы ты погиб. Понимаешь, ТЫ?

Таггерт порывисто стиснул ее в объятиях.

— Тогда пойдем вместе. Я накину на себя иллюзию того же Саннаэтеля. Я буду рядом с тобой, и если что-то случится, смогу перенести тебя.

Миранэль отрицательно покачала головой.

— Нет, так не получится. Даххарст говорил, что он уже использовал иллюзию, чтобы вытащить Эллентиэля, теперь там установлены амулеты, развевающие любую иллюзию. Я должна идти одна.

— Тогда пусть Саннаэтель идет с тобой! — не сдавался Таггерт.

И снова Миранэль не согласилась:

— Саннаэтель останется последней возможностью что-либо предпринять, чтобы помочь и мне, и Даххарсту, если что-то пойдет не так. Не волнуйся, — она нежно прикоснулась рукой к щеке Таггерта и ободряюще улыбнулась, — со мной ничего не случится. Я еще и не из таких передряг выбиралась.

— Я вытащу тебя, — шепнул ей Таггерт на ухо. — Вытащу, чего бы мне это ни стоило, — Мираэль молча прижалась к нему, он еще крепче стиснул объятия. — Но если случится что-то невозможное, и я не смогу забрать тебя, — тихо, едва слышно продолжал он, — то я вернусь к тебе и буду рядом, разделяя все муки. Я буду рядом с тобой, даже если в конце меня ждет смерть. У Миранэль сжалось сердце, слёзы потекли из глаз. Еще никто и никогда так не признавался ей в любви! В том, что это любовное признание, можно было не сомневаться, хотя слово «любовь» не было упомянуто ни разу.

Мираэль вытерла ладонью глаза и притворно-залихвацки улыбнулась.

— Все будет хорошо. Во всяком случае, я в это твердо верю!

Глава 13

Сначала Миранэль наведалась к Лаэделю.

— Я слышала, меня ищут эльфы Древнего леса, — спокойно, словно речь шла о чем-то незначительном, спросила она.

Лаэдель, который потратил на поиски Миранэль огромное количество денег, времени и нервов, потому что именно его попросили, а вернее потребовали найти девушку, также спокойно, делая вид, что эти поиски ничего особенного не значат, ответил:

— Да. Ко мне недавно наведалась Исилите, и в разговоре спросила о тебе. Где ты? Как поживаешь? Я не удивился ее вопросам, вы ведь с ней давно знакомы. Кстати, я могу ее, сейчас, вызвать, чтобы вы с ней поговорили, — и Лаэдель, не дожидаясь ответа девушки, послал Исилите сигнал вызова.

Та ответила незамедлительно, а еще через минуту Миранэль оказалась в Древнем лесу.

— Кого я вижу, — издевательским тоном протянула Исилите, — это же сама Миранэль — знаменитая шлюха, что не брезгует спать с каждым встреченным мужиком, и которой без разницы кто перед ней Светлый или Темный!

Хоть Исилите и старалась говорить в иронично-саркастичном тоне, глаза ее просто полыхали от ненависти. Но Миранэль такими взглядами было не испугать.

— А ты, похоже, все никак не можешь забыть, что твой муженек сначала выбрал меня, — любезным и от этого еще более обидным тоном равнодушно поинтересовалась она у давней ненавистной соперницы.

— Да мне плевать на то, что ты спала когда-то с моим мужем, — свистящим от ярости голосом процедила Исилите, — а вот то, что ты мне не сказала о его давней дружбе с Темным…

— А с какой стати я должна была тебе это говорить? — неподдельно удивилась Миранэль, перебив ее. — Если ты забыла, что сказала мне при нашем знакомстве, то я это хорошо помню. И я с удовольствием ждала того дня, когда ты узнаешь об отце Даххарста. Хороший был тогда день, — и Миранэль мечтательно закатила глаза, вспоминая о том безумстве, что учинила тогда ее собеседница.

— Ах, ты тварь! — закричала Исилите и рванулась к ней. Однако Миранэль ждала от нее чего-то подобного, поэтому успела ловко отскочить в сторону.

— Исилите, прекрати! — гневно прикрикнул Наставник, который, несмотря на резкий тон, с удовольствием слушал перепалку женщин. — Мы искали Миранэль не для того, чтобы ты сводила с ней старые счеты. Успокойся, — добавил он мягким, увещевающим тоном. Две женщины смотрели друг на друга, как две тигрицы, готовые немедленно кинуться в бой. Но Миранэль — это была не кроткая и тихая Ализе. У Миранэль в отчаянные, критические минуты в душе поселялась безудержная храбрость и какая-то сумасшедшая отвага. В такие моменты она не боялась никого и ничего, не испугалась она и Исилите.

— Я знаю, что Даххарст у вас, — обратилась Миранэль к Наставнику, резко сменив тему «светской» беседы. Мне очень бы хотелось его увидеть.

— Интересно, зачем? — полюбопытствовал мужчина.

— Видите ли, — улыбнулась ему Миранэль чарующей улыбкой, — у меня к нему небольшой должок. Очень бы хотелось его вернуть.

— Какой, именно? — снова спросил Сибилл.

— Однажды Даххарст выволок меня из своего дома и бросил одну на бескрайней равнине, очень и очень далеко от ближайшего поселения.

— Неужели ему не понравилось, как ты его удовлетворяла? — ядовитым голосом встряла в разговор Исилите. — Как странно. Я думала, при том количестве мужиков, что ты через себя пропустила…

— Исилите, замолчи! — прикрикнул на нее Наставник. И снова обратился к Миранэль: — Мы вообще-то хотели поговорить о том дневнике, что ты отдала Лаэделю… — он на минуту задумался, — Впрочем, почему бы и нет. Если ты так жаждешь увидеть Даххарста, ты его увидишь, — и он любезно предложил ей следовать за ним по коридору.

— Я с этой дрянью не желаю оставаться в одной комнате! Я не желаю дышать с ней одним воздухом! — бесновалась Исилите.

— Как было бы хорошо, если бы ты сейчас немедленно сдохла! — проникновенно ответила Миранэль и издевательски дунула той в лицо. Исилите второй раз бросилась на нее, но у Миранэль было намного больше опыта спасаться от взбешенных дамочек, например, от той же Ханнии. Поэтому Миранэль ловко повторила старый трюк, спрятавшись за спину Наставника. И острые когти уже второй мегеры, вновь разодрали лицо ни в чем, ни повинного мужчины.

— Исилите! — не своим голосом заорал Сибилл. — Прекрати немедленно!

Исилите развернулась и ушла с гордо поднятой головой, а Миранэль с Наставником отправились в камеру Даххарста.

— Нет ли шампанского? — мурлыкающим голосом обратилась Миранэль к Сибиллу. — Я в предвкушении невероятного развлечения, хотелось бы это как-то отпраздновать, — ее взгляд был томным и призывным, не оставляя сомнений, что после обещанного развлечения Сибилли ждет немало приятных минут.

— Поищем, — голос Наставника был мягким и ласковым, он явно старался очаровать женщину.

Сибилл, судя по его поблескивающим глазкам, был очень доволен ложившейся ситуацией: вражда двух женщин в борьбе за его внимание, чрезвычайно льстила его самолюбию. Нужно еще добавить: очень красивых женщин. И Исилите, и Миранэль были на редкость красивы, хотя каждая по-своему. У Миранэль было живое открытое лицо с лукавыми, вернее даже плутовскими глазами, которые, тем не менее, очаровывали и завораживали, и улыбка, что обещала так много. У Исилите глаза горели изумрудным светом, несгибаемой воли, силы и решительности, один взгляд, брошенный на нее, сразу говорил, что в своих убеждениях она пойдет до конца. Видимо Сибилл сравнивал двух женщин, решая, кто из них победил бы в противостоянии. Миранэль, без труда читающая его мысли, глядя в лоснящаяся лицо, едва сдерживалась, чтобы не сказать: «Милый мой, да если бы ты был мне нужен, и если бы мы по-настоящему сошлись с Исилите в борьбе за тебя, ты бы света белого не взвидел! Мы бы такое устроили. Ты бы тысячу раз пожалел об этом, потому что перья летели бы не только от нас, но и от тебя в первую очередь».

Миранэль знала, о чем говорила. Пусть ее Дар, ее способности не так сильны, как у Исилите, но и она имела несколько сюрпризов «про запас». Дело в том, что «больной мозолью» Миранэль, ее позором, ее обидой на весь мир была ее мать. Отец Миранэль имел невероятно сильный магический Дар, один из самых сильных на землях эльфов, и он мог бы передать его своей дочери, если бы безумно не влюбился в человечку. Невероятно красивую, невероятно одаренную, но все равно человечку. И вот вместо драгоценного сильного Дара, Миранэль получила в наследство, что-то, примерно половину от того Дара, которым владела та же Ализе. Это было очень обидно, хотя могло не быть и этого. Она лично знала несколько подобных союзов, когда рожденные дети не имели вообще никаких способностей. Миранэль едва удалось скрыть, что ее мать простая человечка, иначе позор был бы несмываемым.

Но кое-что мать ей передала по наследству такое, чего не было, ни у одной эльфийки. Мать Миранэль была ведьмой, настоящей черной ведьмой, насылающей проклятья на врагов, привораживающей нужных людей, манипулирующей окружающими для своей выгоды. Мать Миранэль могла причаровывать, привораживать, причем настолько сильно, что, например, отец Миранэль, несмотря на то, что его возлюбленная умерла три столетия назад, все еще тосковал по ней, высматривая в человеческих поселениях девушку и иссиня черными волосами и глазами цвета болотного мха. Не зелеными, как у Исилите, а скорее желтыми. Бр-р-р. Хорошо, хоть ей достался в наследство цвет глаз отца. Она вполне была довольна, их синим цветом.

Миранэль тоже могла причаровывать, но ее привороты быстро рассеивались, хотя некоторое время ей удавалось управлять нужным мужчиной, тем же, Сибиллом, например. Глядя на его фигуру, вышагивающую впереди нее, она не могла нарадоваться, что ей так легко удалось наложить на него свои чары. Она шла вслед за ним в камеру Даххарста, по пути прикидывая, как ей улучить момент и передать пленнику часть амулета, что способен вытащить его из тюрьмы. Бросить на пол, чтобы Даххарст потом его сам поднял? Всунуть незаметно ему в руку?

Действительность перечеркнула все ее планы. Даххарст самостоятельно не мог ни поднять амулет с пола, ни самостоятельно прикрепить к груди.

Миранель быстро оценила сложившуюся ситуацию и стала действовать по обстоятельствам, тем более что сам Даххарст в этом ей сильно помог.

Сначала в ее душе даже шевельнулась жалость к Темному прибитому к стене, но один его взгляд, брошенный на нее, в котором было столько неприкрытого презрения и отвращения, быстро убил это доброе чувство. Она выжидательно посмотрела на Сибилла, он правильно истолковал ее взгляд, тут же, словно радушный хозяин, предложив на выбор целый арсенал средств пыток. И началось. Миранэль с удовольствием стала по очереди использовать их, запивая глотком шампанского и поцелуем с Сибиллом каждое удачное попадание, любуясь тем, как корчится Даххарст.

— Хочешь, я покажу, что я умею, — смеясь, шепнула она на ухо своему собутыльнику и нежно приложила ладонь к его щеке, наложив перед этим на свою ладонь заклятие нестерпимого жара.

— А-а-а-а-а! — заорал от боли Сибилл, а Миранэль в ответ пьяно расхохоталась.

— Больно? А знаешь, как будет больно ему? — она кивнула головой в сторону Даххарста и пошла к тому вихляющей, не совсем трезвой походкой. Однако это была только видимость. Приблизившись к Даххарсту почти вплотную, она произнесла одними губами, глядя ему в глаза:

— Вот теперь мы квиты!

Потом она незаметно достала часть амулета и приложила к его груди обе ладони. Одна ладонь активировала амулет, а вторая вызвала такое жжение, что Даххарст забился в болевых судорогах. Сибилл захохотал.

— Мне надоело, — капризно сказала Миранэль Сибиллу, — я хочу отдохнуть, — она с намеком посмотрела ему в глаза.

— В моем доме есть гостевая комната…

— Я с радостью воспользуюсь вашим гостеприимством, — не дожидаясь пока он закончит свою речь, перебила она его. Вместе они вышли из камеры Даххарста.

Дом, в котором жил Сибилл был вполне уютным. Он провел ее в спальню. Она с одного взгляда поняла, что это не гостевая комната, а комната хозяина. Сделав вид, что она не догадалась об этом, Миранэль кокетливо сказала:

— Мне надо привести себя в порядок. А ты пока не мог бы позаботиться об ужине?

Он кивком головы указал, где находится ванная и еще одним кивком подтвердил, что ужин будет.

Миранэль встала под душ. Она понимала, что сейчас произойдет, на душе было противно и тягостно. Однако она понимала, что выбора у нее нет. Она много раз бывала в подобных ситуациях, когда мужчина не вызывал у нее ни малейшего внимания, но когда только таким способом, она могла получить что-то желаемое. Она постояла немного и только собралась открыть дверь, как за ее спиной тихий голос, достаточно ехидно спросил:

— Ты куда-то собралась?

Глава 14

Миранэль быстро оглянулась, рядом с ней стоял Таггерт.

Сердце Миранэль ухнуло куда-то вниз, но вовсе не от радости. Она поняла, что Таггерт догадался, что она собиралась сделать, и ее поступку в его глазах, не было ни какого оправдания. Она снова наступила на одни и те же грабли! На душе стало так пусто, и так противно, что она не захотела больше оправдываться и просто, молча, смотрела ему прямо в глаза.

— Ты собралась идти… к нему? — снова спросил Таггерт, едва выдавив из себя последние слова.

— Ты и сам это знаешь, — едва слышно выдохнула она в ответ.

— Почему ты так со мной поступаешь? — в голосе Теггарта звучала горечь. Миранэль, не отвечала, не знала, что отвечать. — Тебе нравится Сибилл? — неожиданно спросил Таггерт. В его голосе звучало ревнивое подозрение. — Ты знала, что так все будет и заранее приготовилась к этому! — догадался он. — Тебе так хочется переспать с ним? — глаза Таггерта гневно засверкали.

— Нет, нет, нет! — яростно возмутилась Миранэль, от несправедливости его слов. — Мне этот Сибилл противен и отвратителен! Я собиралась только навесить на Даххарста амулет, и тут же вернуться назад. Но когда я увидела Даххарста, то поняла, что без моей помощи он не справится.

Я должна вернуться в камеру к Даххарсту и освободить его. Если я ему не помогу, то сам он никогда отсюда не вырвется! И мне надо задержать Сибилла до утра. Даххарсту нужно время, чтобы найти Ализе.

— И как ты собираешься удерживать Сибилла до утра? — голос Таггерта стал холодным и тусклым. А взгляд, которым он окинул девушку, полным пренебрежительного отвращения.

Она с бешенством, вызванным несправедливой обидой взглянула на него.

— Неужели не понятно? — ее губы скривились в издевательской усмешке. — Тебе подробно рассказать, что я собралась сделать? Во всех деталях?

Она намерено говорила грубо. Все равно он теперь ее не простит, он все равно теперь бросит ее, так пусть же это случится как можно быстрее. Ее стрелы попали в цель. С лица Таггерта исчезло брезгливое выражение, и оно стало откровенно несчастным, но он держал себя в руках и даже постарался уточнить некоторые детали.

— Как же тогда ты поможешь Даххарсту, если всю ночь… — он не договорил, судорожно сглотнув, потом взял себя в руки и все же докончил: — Сибилл отпустит тебя посреди ночи?

— Я не собираюсь спрашивать его разрешения. У меня есть средство, что успокоит его до утра, — и она показала Таггерту пузырек с зеленоватой жидкостью. — Достаточно трех капель и до утра он не проснется.

— Ты ему собираешься подлить зелье до того как переспишь с ним или после? — ядовито уточнил Темный.

— Как получится, — жестко и честно ответила Миранэль, и взялась за ручку двери, собираясь выйти из ванной.

— Но зачем, зачем? — шепот Таггера срывался на крик.

— Потому что я пообещала помочь, и я помогу, — усталым голосом, не желая больше спорить, ответила Миранэль. — Даххарсту надо время не только самому освободиться, но и найти Ализе, возможно, что она находится в очень тяжелом состоянии. Когда мы с Сибиллом шли к его дому, я не удержалась и спросила, почему он ведет к себе меня, а не эту придурочную Исилите. Ведь всем ясно и понятно, что она влюблена в него, как похотливая кошка. На что он мне ответил, что он предпочитает находиться от Исилите как можно дальше, не переходя границ личностных отношений, особенно после того, что она сделала со своей дочерью. Я не стала уточнять, что именно, но точно знаю, с Ализе сотворили что-то скверное.

Миранэль надавила на ручку двери, но Таггерт оттащил ее назад.

— Ты туда не пойдешь! — гневно прошипел он. Глаза Миранэль сузились от ярости. Она не любила, чтобы ей командовали, и указывали, что делать, особенно, в моменты, когда она точно знала, как необходимо поступать.

«Я пойду!» — хотела закричать она, но Таггерт прижал ее голову к своей груди, не позволяя вымолвить, ни слова.

— Ты к нему не пойдешь, ясно!

Миранэль попыталась вырваться из его крепких рук, но это было невозможно. — Ты не пойдешь, — снова повторил Таггерт, вместо тебя пойду я!

Не успела Миранэль и глазом моргнуть, как она уже смотрела на свою копию с хрустом сжимающую кулаки, готовясь к нанесению удара.

— Сибилл заметит подмену, у него есть амулет, рассеивающий иллюзию.

— Это вряд ли, — не согласился Таггерт. — Во-первых, это не иллюзия. Во-вторых, он уже проверял тебя, зачем это ему делать еще раз?

— Как это не иллюзия? — поразилась Миранэль. Она прикоснулась рукой к щеке Теггерта, и ее пальцы ощутили каждый изгиб на его новом лице. — Как же такое возможно? — потрясенно спросила Миранэль.

— Это так действует амулет, что мне дал Саннаэтель, — пояснил Таггерт. — Самое удивительное, что этот амулет воспринимает магию и Темных, и Светлых, я могу на него воздействовать, так же, как и Саннаэтель.

— А где он его взял? — заинтересовалась Миранэль, и тут же сама и ответила на этот вопрос: — В Древних захоронениях, вот где. Скорее всего, этот амулет оставил ему отец. Не знала, что они находили такие амулеты, — тихо про себя пробормотала Миранэль. — И все равно, Таггерт, — продолжила она с жаром убеждать Темного. — Это очень опасно. Ты не должен так рисковать. Сибилл очень силен, ты можешь не справиться с ним!

— Ну почему ты так меня недооцениваешь? — обиделся Темный, снова приняв свой облик. — Мой отец стоял на несколько ступеней выше к престолу, чем отец Даххарста, а это говорит не только о его родословной, но и о магической силе. Я также силен, как и Даххарст, возможно у меня меньше опыта и знаний, но поверь мне, со мной справиться совсем не просто. К тому же на моей стороне будет внезапность, думаю, у меня все получится.

— Только не убивай его, — попросила Миранэль.

— Я и не собирался. У меня к нему нет никаких претензий. То, что он братику немного кожу подпортил, так я ему за это даже благодарен. Я и сам собирался так поступить.

Миранэль тихонько засмеялась, но потом новая мысль отвлекла ее от обсуждения судьбы Даххарста.

— Значит, твой отец занимал очень высокое положение в вашей королевской иерархии, и если бы все так не случилось, то ты был бы в числе претендентов на престол? — пораженно спросила она.

— Да, наверное. Отец Даххарста не давал маме развода, а она уже носила меня. Мой отец не хотел, чтобы я родился вне брака, тогда бы я стал незаконнорожденным, ну и…

— Ты, наверное, очень страдал, что лишился этой возможности?

— Возможности стать одним из претендентов? — уточнил Таггерт. — Не особенно. А теперь это и вовсе не важно. Даххарст вылетел из претендентов, женившись на Светлой, ну и я бы тоже… — Таггерт не договорил, испытующе посмотрев в глаза Миранэль.

— Что «тоже»? — не поняла она.

— И я тоже вылетел бы, поэтому какая разница.

Миранэль непонимающе смотрела на него, потом догадка озарила ее.

— Ты хочешь сказать…

Он коротко кивнул и, упав перед ней на колени, быстрым шепотом произнес:

— Миранэль, я прошу тебя стать моей женой!

От неожиданности она на секунду опешила, потом такая радость, засветилась в ее глазах, она опустилась на пол рядом с ним, обвила его шею руками, и, задыхаясь от счастья, ответила:

— Я принимаю твое предложение, я стану твоей женой и буду рядом с тобой, чтобы не выпало нам в жизни. Буду с тобой всегда: и в радости, и в горе, и в счастье, и в несчастье.

А потом они целовались, целовались непрестанно до тех пор, пока не услышали, как Сибилл вошел в комнату.

— Ну, я пошел, — сказал Таггерт, и снова перед ней предстала ее копия, — жди моего сигнала.

Миранэль приложила ухо к двери и прислушалась к звукам в соседней комнате. Стук тарелок, расставляемых на столе, шаги Таггерта… и звук упавшего тела.

— Миранэль, — тихо позвал ее Таггерт. Она зашла в спальню и застала Темного, крепко связывающего Сибилла шнуром с оборванного балдахина, сам балдахин валялся рядом с кроватью. — Что дальше? — все так же тихо спросил он, подняв глаза на девушку.

— Дальше я вернусь в тюрьму и постараюсь освободить Даххарста.

— А тебе откроют его камеру?

— Откроют, я там специально забыла свою сумочку, как только поняла, что придется возвращаться. Я бросила ее под стол, чтобы была уважительная причина для возвращения. Боюсь только одного — вдруг мне не хватит магических сил, чтобы освободить Даххарста от штырей? — грустно призналась она.

— Так я могу перенести в камеру Саннаэтеля! — обрадовано предложил Таггерт. — Его сил точно хватит! Когда зайдешь в камеру, приложи руку к амулету на груди. Это будет сигналом, что я могу перенестись к тебе со Светлым. Я почувствую, я уже это проверил.

Миранэль вспомнила, как в ванной, не желая идти в спальню к Сибиллу, она машинально приложила руку к амулету, словно набираясь сил перед очень неприятным и тягостным делом. Наверное, тогда Таггерт и почувствовал ее. Что ж, это все намного упрощало. Она двинулась к двери, но Таггерт дернул ее за руку и притянул к себе. Несколько жадных поцелуев, и она направилась к тюрьме.

Миранэль успела почти дойти до здания, когда Исилите преградила ей дорогу. Эта встреча была не просто нежелательна, она была очень опасна. Лицо Исилите, а особенно, глаза не сулили Миранэль ничего хорошего. Сердце на секунду сжалось от страха, на одну малюсенькую секундочку. Но вместо того, чтобы отступить, Миранэль тряхнула головой, гордо вздернула подбородок и твердым шагом, словно таран, двинулась к сопернице, собираясь снести ее со своего пути.

— Куда это ты идешь? — любезно настолько, что сводило скулы, спросила Исилите.

— Я в камере Даххарста забыла одну вещь, пришлось возвращаться, — сухо, стараясь побыстрее закончить этот неприятный разговор и продолжить путь, ответила Миранэль.

— И что эта за вещь, которая тебе так срочно понадобилась? — Исилите не отступила ни на миллиметр.

— А тебе какое дело? — грубо ответила Миранэль и попыталась оттеснить ее плечом с прохода, но этот номер с Исилите не прошел. Она стояла, не шелохнувшись, как скала. Миранэль немного запаниковала. — Нам с Сибиллом очень понадобилась одна вещица, которую я здесь забыла, вот, иду забирать, — уже более миролюбиво, надеясь, что Исилите, наконец, отстанет, сказала она.

Но в глазах Исилите, наоборот, засветилось явное любопытство. Миранэль снова испугалась. «Этой дряни Исилите вполне хватит наглости пойти вместе со мной в камеру и обыскать сумочку, — в ужасе думала она. — А в сумочке… ничего нет. Вот я дура! Могла бы положить в нее пару вещичек, увидев которые, Исилите убежала бы с выпученными от возмущения глазами. И у меня было бы алиби, объясняющее, ради чего я прерывала вечер и оставила любовника в одиночестве, — расстроившись от собственной недальновидности, со злостью на саму себя думала Миранэль. — И что мне теперь делать? Впрочем, кто мне мешает рассказать ей об этом?»

От этой мысли лицо Миранэль озарилось улыбкой, которая очень не понравилась Исилите. Она с подозрением спросила:

— А где Сибилл? Почему он сам не пошел, тебя отправил в тюрьму?

Вопрос Исилите был вполне резонен, но Миранэль уже знала, что ей отвечать:

— Он не может, — честно и совершенно искренне ответила она. Но заметив, как напряглось лицо Исилите, медовым голосом, сочащимся ядом, ласково добавила: — Алые атласные ленты удерживают его руки привязанными к столбикам кровати, повязка на глазах не дает видеть, ему остается только слушать и ждать, когда мои шаги раздадутся у двери его спальни. Он ждет меня, изнывая от страсти, зная, что за вещицу я сейчас принесу. Не вещицу, а игрушку, ну, из этих самых, ты понимаешь, о чем я, не так ли? — Исилите дернулась, словно ее ударило током, а Миранэль с наслаждением любуясь этими подергиваниями, подливала и подливала масла в огонь: — А хочешь, я тебе ее покажу? Может, и ты когда-нибудь такой воспользуешься? — Исилите побледнела, как мел, с ненавистью глядя на Миранэль, а та все не унималась: — А может, ты со мной пойдешь? А что? Хорошая мысль. Думаю, твое присутствие придаст еще большую пикантность и остроту происходящему.

— Ты, мерзкая шлюха, предлагаешь мне участвовать в твоих грязных забавах?! — с яростью, едва сдерживаясь, чтобы не вцепиться Миранэль в волосы, прохрипела Исилите.

— Почему это шлюха? — возмутилась в свою очередь Миранэль. — Шлюхи, чтоб ты знала, милая Исилите, — нравоучительно продолжила она, — не могут выбирать себе мужчин. Я же сплю только с теми, кого я захотела! — гордо сказала она.

— Судя по «славе», что идет вслед за тобой, ты хочешь слишком многих, — не удержалась от укола Исилите.

— И что с того? — искренне удивилась Миранэль. — Да, мне нравятся многие мужчины, и я себе не отказываю в изысканных удовольствиях. И я всегда, — в голосе Миранэль зазвучала гордость, — всегда получаю мужчину, которого хочу!

Миранэль сильно покривила душой, причем дважды. И когда говорила, что не спит ни с кем против своего желания, и когда утверждала, что всегда получает желаемого мужчину. Но, к счастью, никто, кроме самой Миранэль, об этом не знал. И она не испытывала никаких угрызений совести. Главное — победить в споре, а для этого хороши любые аргументы, даже не совсем честные.

— А сейчас тебе захотелось Сибилла? — тихо, едва слышно спросила Исилите.

— А ты в этом сомневаешься? Кто же не захочет такого красавчика!

И Исилите отступила. Резко развернулась, бросив на ходу:

— Чтобы утром тебя в Древнем лесу не было. Иначе я за себя не отвечаю.

— Ф-ф-ф-ф! — фыркнула довольная победой Миранэль. Какое удовольствие спорить с ханжой на морально-этические темы! Все равно, что избивать младенцев!

Миранэль решительно открыла двери тюрьмы. Ей предстоял еще один очень неприятный разговор с Даххарстом, от которого она намеревалась добиться обещания никогда не трогать Таггерта.

Глава 15

Разговор с Исилите оказался весьма кстати, во всяком случае, стражник, охраняющий вход, пропустил ее без единого слова возражения. Он, несомненно, слышал бурную беседу двух дам и сделал соответствующие выводы. Он также любезно проводил Миранэль до самых дверей камеры, и даже попытался зайти внутрь, но Миранэль жестко пресекла эту попытку.

— Я хочу побыть с пленником наедине. У нас с ним разговор еще не окончен, — при этих словах она так жестоко оскалилась, что бедный стражник вылетел из камеры, словно пробка. Убедившись, что ее никто не слышит, Миранэль вплотную подошла к Даххарсту.

Выглядел он ужасно, но ей его было, не жаль, Миранэль знала, что он очень силен, и сможет выдержать и не такие испытания, к тому же, чем ему хуже в данный момент, тем ей будет проще получить нужные ей обязательства.

— Даххарст, — прямо и откровенно, едва слышно, начала она разговор, не спеша избавлять его от страданий. — Твой брат сделал мне предложение, и я его приняла, — Темный не отвечал, лишь иронично усмехнулся, в ответ на ее слова. Такое откровенное пренебрежение взбесило Миранэль, но она сдержала себя, и, достаточно спокойно продолжила: — Я хочу быть счастливой. И буду! — чуть повысив голос, добавила она. — И меня совсем не устраивает перспектива остаться вдовой, если вы с Таггертом решите свести счеты. Я требую, чтобы ты мне поклялся, что никогда, ни при каких обстоятельствах не тронешь его!

Даххарст без сомнения удивился, услышав ее слова, он немного подумал.

— Ты же понимаешь, что я не могу дать тебе подобное обещание.

— Ты же понимаешь, — в тон ему ответила Миранэль, — что я не могу допустить, чтобы Таггерт погиб, в случае вашего противоборства.

— Ты же понимаешь, что подобный конфликт может возникнуть даже без моего желания, и даже против моего желания.

— Мне все равно. Ты должен поклясться, что не будешь драться с ним и тем более убивать его. Но если такое случится, — голос Миранэль дрогнул, — то я клянусь, что ты горько об этом пожалеешь. Я не Исилите или Сибилл, я найду способ и возможность искалечить тебя так, что ты сам предпочтешь сдохнуть! — яростно прошипела она.

— Ты же понимаешь, что я не боюсь, — глаза Даххарста гордо и гневно блеснули. Спор зашел в тупик. Миранэль немного помолчала и начала говорить совсем уже другим тоном.

— Даххарст, Таггерт это все, что у меня есть в жизни! Я люблю его, я не могу даже мысли вынести, что с ним может что-то случится.

— Тогда купи крепкий ошейник и посади его на цепь рядом с собой, — с бешенством прошептал он.

— Даххарст, ты мне обязан, я спасаю тебя, быть может, даже от смерти! — напомнила она ему. Глаза Даххарста сощурились.

— Миранэль, — мягко сказал он, — если бы тебе мое спасение не было нужно по каким-то твоим личным мотивам, то я мог бы сдохнуть у твоих ног, ты бы и шагу не сделала мне навстречу, ты бы и пальцем не пошевелила, чтобы спасти меня. Ведь я прав?

Миранэль раздраженно дернула плечами, поскольку Даххарст видел ее насквозь.

— И все равно, я прошу, я умоляю тебя не причинять Таггерту вреда! — с жаром начала просить она.

— Неужели ты не понимаешь, что мне сейчас нет никакого дела до Таггерта, но если он бросит мне вызов, у меня не останется никакого выбора!

Даххарст был прав, Миранэль не могла не согласиться с его словами. Со вздохом она потерла амулет на груди, в ту же секунду Таггерт и Саннаэтель оказались в камере. Таггерт с такой насмешкой, с такой оскорбительной улыбкой оглядел брата, что у Миранэль зачесались руки отвесить ему подзатыльник. Несомненно, именно, Таггерт провоцировал брата на ссору, и делал это вполне умышленно. Миранэль махнула ему рукой, чтобы он приблизился, тихо сказала ему на ухо несколько слов, и Таггерт исчез. Миранэль послала его к себе домой, рассказав, где найти несколько очень интересных штучек. Она хотела подстраховаться, на всякий случай, вдруг Исилите придет в голову проверить, действительно ли она, что-то забыла в камере.

Саннаэтель принялся освобождать Даххарста от штырей, Миранэль стала ему помогать.

Светлый делал это бережно, стараясь не причинять боли, Миранэль же дергала изо всех сил, а поскольку ее магические силы были малы, то выдирая штыри, она еще больше ранила Темного. Даххарсту не перед кем было «держать лицо», поэтому он, не сдерживаясь, заорал от боли.

Стражник, услышавший этот крик, содрогнулся от ужаса, представив, что Миранэль делает с пленником. До этого Даххарст ни то, что кричать, даже не стонал ни разу, выдерживая все пытки Исилите и Наставника.

Наконец, Даххарста освободили, оставив на его руках имитацию, в случае, если кому-нибудь придет в голову взглянуть на него. Миранэль вызвала Таггерта, чтобы он забрал Саннаэтеля, сама же она, как ни в чем ни бывало, собиралась из камеры, чтобы не вызвать у охраны подозрений. Таггерт протянул ей что-то завернутое в тонкую шелковистую бумагу, глаза его при этом так светились, в предвкушении чего-то, что Саннаэтель, заметивший это, сильно удивился, еще больше он удивился, увидев, как покраснела Миранэль под таким взглядом Темного.

Когда Таггерт и Саннаэтель исчезли, Миранэль, напоследок, предупредила Даххарста.

— У тебя времени разыскать и вытащить Ализе, только до утра. Учти, она ранена, возможно, даже серьезно, — он кивнул в ответ, подтверждая, что хорошо ее понял. Она толкнула дверь камеры, и вышла из нее с гордо поднятой головой. Охранники, стоявшие у выхода, шарахнулись от нее в разные стороны. Миранэль довольно улыбнулась. На всякий случай, она снова пошла к дому Наставника, небезосновательно подозревая, что Исилите следит за ней. Демонстративно она открыла сумочку и вытащила из нее завернутые в бумагу предметы, потом бережно положила их обратно, заметив краем глаза удаляющуюся фигуру женщины.

«Так тебе и надо! — со злорадством, думала она, до сих пор не простив Исилите за жестокие, обидные и несправедливые слова, что та когда-то бросила ей в лицо. — Интересно, — подумала Миранэль, — зачем Исилите вышла замуж за Эллентиэля? Ведь и слепому ясно, что она без памяти любит Сибилла. — Миранэль взвесила все обстоятельства, прикидывая эту ситуацию на себя, — Наверно, она хотела отомстить Наставнику, сделать ему больно, надеясь, что этот брак покажет ему, насколько тот был не прав, отталкивая Исилите. Да, — окончательно решила Миранэль, — так все и было! Вот только страдать она заставила не Сибилла, а Эллентиэля, Ализе, Саннаэтеля, и скорее всего себя!»

Миранэль тряхнула головой, отбрасывая ненужные мысли о ненавистной сопернице, и бодро протопала к дому Наставника.

Сибилл все еще был без сознания, Миранэль улыбнулась, подумав про себя, что Таггерт хорошо его приложил. Она потерла печать, вызывая любимого. Когда он появился, Миранэль затащила его в ванную.

— Не хочу, чтобы Сибилл даже случайно увидел нас вместе, — шепотом объяснила она. — Мало ли что? А так у меня всегда будет отговорка, что я была не я, а Темный, наложивший на себя мою иллюзию. А то, что амулеты Светлых этого не распознали, объясню тем, что амулеты иллюзий Темных, взяты из Древних Могильников. Сибилл поверит, я в этом уверена.

Довольно засмеявшись, они исчезли.

Глава 16

Ализе лежала, скорчившись на полу возле стены в камере, в которую ее затащила мать. Боли уже не было, но это ничего не меняло. Ализе больше не хотела жить. Она отказалась от пищи, отказалась от воды, которую ей заботливо подсунул один из охранников, искренне сочувствующий девушке. Она не плакала, уже не плакала, все слезы были выплаканы еще после ухода мамы. Мамы? Ализе теперь никогда не назовет эту страшную женщину даже в мыслях мамой. В голове постоянно звучал последний разговор, что произошел между ними.

Когда Ализе прикрыла собой мужа, приняв магический удар матери, она от боли потеряла сознание. Очнулась, когда ей в лицо кто-то плеснул воду. Ализе открыла глаза и обнаружила, что находится в камере. Здесь не было ни мягкой постели, ни матраца, ни подушки, только голый холодный пол. Встать она не смогла, ноги не держали, поэтому она села, привалившись к стене.

— Что, ноги не держат? — услышала она холодный равнодушный голос. Ализе подняла глаза, и тут же отвела, испугавшись того, что прочла во взгляде матери. — На что ты надеялась, совершая свой глупый бессмысленный поступок? — вопрос звучал риторически, и Ализе не стала и пытаться на него ответить. — Я спрашиваю, чего ты добивалась своими действиями? — Исилите повысила голос, гневно глядя на дочь.

— Я… я хотела… я не могла смотреть на то, как мучается Даххарст, — наконец, выдавила она из себя.

— Ты не хотела видеть, как мы справедливо — я подчеркиваю: справедливо — наказываем негодяя за все те мерзости, что он совершил?!

— Он не негодяй, — едва слышно прошептала Ализе.

— Что?! — возмущению Исилите не было предела. — Ты мне говоришь, что он не негодяй, после всего того, что он тебе сделал? Ты забыла, как он тебя покалечил, и как ты десять лет страдала и мучилась? — Исилите, действительно не понимала свою дочь и хотела услышать ответ.

— Он нечаянно, он не хотел, так получилось, — залепетала, пытаясь оправдать мужа, Ализе. — К тому же и я его тоже покалечила, он тоже страдал десять лет.

Но для Исилите такие аргументы не были оправданием, гнев буквально клокотал в ее глазах.

— Его поступкам нет оправдания, нет прощения, и он за них ответит!

— Мама, я его простила, и я не хочу, чтобы он страдал, — Ализе тихо заплакала, не зная, как еще оправдать мужа.

Ее слезы и слова просто взбесили Исилите.

— Ты его простила?! Да где же твоя женская гордость, где твое самоуважение? Ты, как половая тряпка, позволяешь вытирать о себя ноги!

— Я не тряпка, — от таких слов слезы на глазах Ализе мгновенно высохли. — Я не тряпка, — повторила она, — наши отношения — только наши, и больше никого не касаются. Если я простила его, значит, для этого были основания.

Но Исилите ее не слушала. Она в ярости смотрела на дочь, не в силах поверить, что это ее плоть и кровь.

— Ты, что не понимаешь, что я тебе говорю? — потрясенно спросила она. — Твой муж не только поднял на тебя руку, главное — он не любит тебя! Понимаешь, не любит, и никогда, никогда не полюбит! Так зачем ты пыталась его спасти?

Ализе видела, что мать искренне не понимает ее, не понимает мотивов ее поступка, не понимает ничего, и тогда Ализе сказала мягко, спокойно, как говорят с маленьким, глупым несмышленышем:

— Я знаю и понимаю, что он меня не любит. Я это очень хорошо поняла и осознала благодаря вам. Но дело в том, что я люблю его! Люблю настолько сильно, что воспринимаю его боль, как свою собственную. Если бы было можно, я отдала бы все мои оставшиеся годы только, чтобы спасти его. Я отдала бы жизнь, чтобы помочь ему. Я жалею, что ушла от него, когда мне было так хорошо рядом с ним. Ушла, узнав, что он женился на мне не по любви, а по долгу чести. Ушла, даже не попытавшись бороться за него, не попытавшись вызвать ответных чувств.

Но такие жаркие слова вызвали у Исилите только ядовитый смех.

— Бороться за его любовь? Это, моя милая, бесполезно. У Темных все по-другому. Он никогда бы не полюбил тебя! Он же Темный! А они никого не любят, и ты бы не была исключением, — жестко оборвала свой смех Исилите.

— Откуда ты знаешь? — вдруг спросила Ализе. — Когда я была с Даххарстом, я видела, как он горевал о гибели своего отца, слышала, с каким уважением он говорил о моем. Ты не права. Темные также могут любить, как и мы. Вот только я не захотела ждать, когда он меня полюбит, и полюбит ли вообще, я хотела сразу ощутить его чувства ко мне, и вот я наказана за свое нетерпение, за свою поспешность, за свою гордыню. Как я жалею, что услышав, что ему хочется, чтобы у нас родился ребенок, я сразу резко ответила: нет. Сказала, что никогда, никогда не захочу родить ему малыша.

— Ребенка?! — в ярости прошипела Исилите. — Он хотел, чтобы у вас родился ребенок?

Ализе с удивлением посмотрев на мать, хотела сказать, что это и так понятно, хотела сказать… и не сказала. Лицо Исилите стало таким страшным, глаза горели ненавистью, губы сжались в тонкую полоску.

— Ты согласилась бы родить Темному ребенка?! — снова бессмысленно повторила она, будто смысл этой фразы никак до нее не доходил.

— Нет, я отказалась, поэтому и ушла от него, — тихо забормотала Ализе, напуганная безумным видом матери.

— Но сейчас ты об этом жалеешь? — не давая, дочери уйти от ответа, настаивала Исилите.

Ализе молчала, боясь честно ответить на этот вопрос. — Ты жалеешь о своем отказе? — еще раз, еще более страшным голосом спросила мать, и Ализе, собрав все свои силы, твердо ответила:

— Я люблю его очень сильно, жаль, что я поняла это слишком поздно. Да я хочу, чтобы у нас был ребенок, я хочу, чтобы хотя бы малыш соединил нас. Неужели тебе кажется странным, что женщина хочет иметь ребенка от любимого человека? — поскольку Исилите не отвечала, все, также пристально вглядываясь в лицо дочери, Ализе, продолжала, все увереннее и увереннее. — Я хотела сначала сказать, что ты должна была бы меня понимать лучше других, поскольку ты родила нас с братом, но теперь я в этом сомневаюсь. Мама, признайся, ты ведь никогда не любила отца? Ты всегда любила этого, как его… Сибилла. Зачем же ты вышла замуж за папу? Зачем родила нас?

— Я родила вас с братом, — глухо сказала Исилите, — потому что это был мой долг перед моим народом, передать свою силу, свои способности по наследству, чтобы наш народ стал сильнее и мог бороться с нашими врагами, уничтожая их с лица земли. Я родила детей для блага и процветания нашего народа, — еще тише продолжала Исилите, — а вот ты хочешь родить ребенка для нашей гибели, — Ализе вскинула голову, со страхом глядя на мать, она почувствовала, что сейчас произойдет что-то страшное. — Только этому, покуда я жива, не бывать, — все таким же страшным голосом говорила Исилите. — У тебя не будет ребенка от Темного. У тебя вообще не будет детей!

— Мама, не надо! — закричала Ализе, но было поздно, в живот Ализе ударился светящийся шар, и дикая боль затопила все ее тело. В последнее мгновение, перед тем как потерять сознание, она увидела Сибилла ворвавшегося в камеру, и мать, что отлетела в сторону от его удара, потом — темнота.

Глава 17

— Ализе, Ализе, — услышала она в своей голове голос мужа, истошно зовущий ее. Она не отвечала, решив, что это ей мерещится в бреду, но голос не унимался, — Ализе, Ализе.

— Даххарст? — неуверенно спросила она.

— Да, да, — обрадовано откликнулся мужчина.

— Ты где? Я не вижу тебя, — тихо, едва слышно сказала Ализе.

— Ничего не говори вслух, — торопливо остановил ее голос мужа, — только думай.

— Ализе, — сразу приступил к самому главному Даххарст, — сейчас мы должны обговорить, как нам вырваться отсюда, уйти нам надо как можно быстрее, — спокойным, деловым тоном начал он.

— Я не хочу никуда уходить. Я не хочу жить, — медленно растягивая слова, тихим безразличным голосом ответила Ализе. Она, похоже, ничуть не была удивлена, что слышит голос мужа, а может, решила что бредит.

— Ализе, — в ярости закричал Даххарст, — Как это ты не хочешь уходить? Я видел, что с тобой сделала мать, ты не можешь здесь оставаться.

— Ты видел, что мне сделала мать? — немного удивилась она, потом поняв, что он имеет в виду то, как она ударила ее в камере на его глазах, беззвучно рассмеялась, диким, истеричным смехом.

— Ты смеешься? — поразился Даххарст такое ее реакции. Он думал, что Ализе, наоборот, заплачет, но она, не слушая его, все еще смеясь своим странным смехом, только повторяла.

— Нет, ты не видел, что мне сделала мать, ты ничего не видел.

— Ализе, — в голосе Дахарста зазвенело беспокойство. — С тобой что-то случилось? Ты ранена? — но Ализе не отвечала. Горе, которое она, наконец, стала осознавать в полной мере, затопило ее, вытеснив все другие чувства. «У нее никогда не будет детей. НИКОГДА. Она будет жить одна, до конца жизни. Дахарст, который сейчас пытается ее спасти, вернее не ее, а будущего ребенка, которого он надеется от нее получить, — от этой мысли ее бросило в дрожь, — сразу ее бросит, как только обо всем узнает», — но ее мысли перебил голос Даххарста, ворвавшийся в ее сознание.

— Ализе! — не смей так обо мне думать. Ты слышишь — не смей! Мы выберемся отсюда и обо всем поговорим!

— А зачем мне отсюда выбираться? — тусклым голосом возразила девушка. — Мне больше не для чего жить, — немного помолчав, она добавила едва слышно: — У меня никогда не будет детей. Никогда, — как только она произнесла вслух свой приговор, как вновь чудовищное, черное отчаяние нахлынуло на нее. — У меня никогда не будет детей… у меня никогда не будет детей, — безмолвно шептала она, и только Даххарст слышал ее слова.

— Ализе, — в отчаянии закричал он, в ужасе от мыслей Ализе и от поступка ее матери — пожалуйста, не думай сейчас об этом! Нам надо выбраться отсюда, потом все решим, вместе решим, но Ализе не слушала его, повторяя вновь и вновь.

— Зачем? Зачем мне уходить отсюда? Я не хочу, и не буду жить, так не все ли равно где умирать?

— Ализе, — в голосе Даххарста слышался страх и паника, пожалуйста, пожалуйста, не бросай меня, не уходи! Ализе, ты самое дорогое, что у меня есть на свете, ты мое счастье, моя душа, без тебя, и я не захочу жить! Пожалуйста, не уходи!

Но Ализе его словно не слышала.

— Мне больше незачем жить, мне больше незачем жить… — беспрестанно повторяла она, словно внушая самой себе, эту мысль.

Потом Ализе заплакала тихим безутешным плачем, не приносящим никакого облегчения.

— Ализе! — уже истошно орал Даххарст, в бессилии колотивший по стене кулаком, от невозможности прижать к себе жену, удерживая ее от глупого, необдуманного шага. — Ализе, — постаравшись хоть немного успокоиться, продолжал Даххарст почти нормальным голосом, — пожалуйста, послушай меня, давай сначала вырвемся из этого проклятого места, а потом поговорим, поговорим обо все, что мучает и терзает тебя. Прошу тебя, не думай пока ни о чем, кроме как, о том, чтобы оказаться на свободе. Ты слышишь меня?! — требовательно спросил он. Но Ализе не хотела его слушать. Она не переставала плакать, и Даххасту приходилось вновь и вновь пытаться убедить ее не делать непоправимого. Потом она уснула. Он это почувствовал и очень обрадовался, надеясь, что после сна к ней вернется спокойствие и здравомыслие, а главное у нее прибавится сил.

— Милая, любимая, бесстрашная моя девочка! Я люблю тебя, я так сильно люблю тебя! Не сомневайся во мне, ни секунды не сомневайся! — это было первое, что она услышала, очнувшись ото сна.

— Любимая… бесстрашная… — словно кукла, повторяла она за ним, не вникая в смысл слов.

— Да. Любимая и бесстрашная, — говорил Даххарст. — Ты встала под удар, стараясь защитить меня. Никто никогда такого бы для меня не сделал! Ализе, я восхищаюсь тобой, и от этого люблю еще сильнее.

— А как же ребенок, соединяющий в своих генах родовую магию Светлых и Темных? Ты уже больше не мечтаешь о нем? — в голосе Ализе неожиданно прорезались сарказм и насмешка. — Ты женился на мне только ради рождения ребенка. Ты согласен жить долгие-долгие годы с нелюбимой женой, потеряв надежду получить столь желаемое дитя? — при слове «дитя» из голоса Ализе исчезли циничные нотки, и она словно поперхнулась. — Теперь этого никогда не будет, никогда, — снова зашептала она.

У Даххарста от ее слов, от ее интонации мурашки ужаса поползли по спине. Переубеждать, что она нужна ему любая, хоть с ребенком, хоть без, было бессмысленно. Ализе ему не верила, просто не слушала его слов и уверений, полностью замкнувшись на своем горе.

— Ализе, — совсем другим тоном произнес он, — я клянусь тебе нашей Темной богиней, что сделаю все, что только будет в моих силах, чтобы исцелить тебя. Мы обратимся ко всем врачевателям, которых только найдем!

— Ничего не получится, — всхлипнула Ализе. — Когда я болела, ну, после той первой ночи, мы с Саннаэтелем обошли всех целителей, и никто мне не помог. Мать очень сильна, после ее магии никакая другая магия меня не исцелит.

Однако Даххарст думал иначе, поэтому продолжил с еще большей решимостью:

— Вы с братом были у Светлых целителей, а теперь мы обратимся и к Темным.

— Нет, — упрямо твердила Ализе, — против такой сильной родовой магии, какой владеет моя мать, и целители Темных будут тоже бессильны.

Даххарст сжал кулаки. Он уже впадал в отчаяние от невозможности убедить жену бежать из этого страшного места, и как можно быстрее. Он немного походил по камере, стараясь ступать так, чтобы не было слышно шагов.

— Ализе, — мысленно позвал он. — Если магия и Темных, и Светлых целителей окажется бессильна излечить тебя, я найду амулеты Древних, и они тебе точно помогут.

Ализе молчала, он обеспокоенно снова позвал ее: — Ализе!

— Ты думаешь, такие амулеты существуют? — наконец, неуверенно спросила она.

— Существуют, еще как существуют! — обрадовался он. — Я их найду!

Даххарст достаточно твердо произнес это обещание, хотя сам без содрогания не мог вспоминать о последнем Могильнике, в котором он побывал вместе с отцом Ализе.

…Это захоронение отличалось от других. Если другие Могильники, встречавшиеся им раньше, имели круглую форму, то этот стоял на каменной пиктограмме. И холм насыпанной земли был выше, и сам Могильник был большей площади. Но Даххарст в тот момент подумал лишь о том, что большая площадь Могильника обещает и большую добычу расхитителям.

Эллентиэль призывал к осторожности, но Даххарст был тогда очень молод, охотничий азарт заставлял забыть об осторожности.

Они быстро откинули землю, просканировали несколько раз входной лаз и, не почувствовав никакой опасности, осторожно отодвинули камень. Они попали в небольшое помещение. Огромная плита с барельефом преграждала дальнейший путь.

Сначала они осмотрели стены. Многочисленные рисунки, магические знаки, руны укрывали и стены, и пол, и потолок. К сожалению, знания об этих символах были давным-давно утеряны, они могли только рассматривать их и пытаться догадаться о содержании.

Потом они изучили плиту, надеясь найти дверь или механизм, который отодвигал бы ее в сторону. В первую очередь они осмотрели барельеф. Фигура, полностью закутанная в плащ с низко надвинутым капюшоном, оставляющим видимыми только губы и подбородок. Руки, выглядывающие из прорезей плаща, крепко сжимали какой-то предмет, не то скипетр, не то булаву. Каменная плита выглядела… как каменная плита, никакой магии ни Даххарст, ни Элентиэль в ней не почувствовали.

Они стали руками шарить по ее поверхности, надеясь пощупать щель или выемку. В какой-то момент Даххарст случайно прикоснулся к барельефу. Прикоснулся и замер, не в силах ни сдвинуться с места, ни даже пошевелиться. Вот тогда он испытал самый настоящий ужас, поскольку почувствовал, как холодный камень буквально высасывал из него силы и жизнь. Даххарст даже не мог позвать на помощь, стоял, окаменев, чувствуя, как холодеют руки и ноги, а Эллентиэль, увлеченный поисками, ничего не замечал и не обращал на него внимания.

И все же, именно Эллентиэль спас его тогда. В какой-то момент он глянул на притихшего Темного и за долю секунды оценил происходящее. Он, с бешеной силой, откинув сначала его от стены, выволок потом из склепа.

Пока Эллентиэль снова засыпал вход, Даххарст лежал на земле, а потом еще несколько часов собирался с силами, чтобы перенести их обратно домой. Даххарст сам не мог точно сказать, почудилось ему это или нет, но только он явственно видел, как в последний момент дрогнули губы каменного изваяния, выглядывающие из-под капюшона.

… Теперь, дав слово Ализе сделать все возможное для ее исцеления, он вспомнил именно об этом Могильнике, решив еще раз попробовать вскрыть его.

— Ализе, — еще раз повторил Даххарст, — если целители тебе не помогут, я найду амулеты Древних. Магия, что заточена в них, сильнее магии твоей матери!

И Ализе ему поверила.

Глава 18

— Что мне надо сделать, чтобы мы выбрались? — тихо спросила она.

— Твоя и моя камеры укрыты магической сетью. Но если видеть узлы ячеек, то их можно немного раздвинуть. Саннаэтель это проделал в моей камере, так что я смогу легко выбраться, но для того, чтобы я мог попасть к тебе и забрать тебя с собой, необходимо также раздвинуть узы, увеличив размер ячеек или разорвать их.

— Разорвать? — сразу же испугалась Ализе. — Как же я их разорву?

Даххарст тихо засмеялся.

— Как? — переспросил он. — Да очень легко. Магия Темных сможет ее разорвать.

— Но я, же не владею магией Темных, — напомнила ему Ализе, удивившись, что Даххарст забыл об этом.

— Ализе! — в голосе Даххарста явно зазвучало торжество. — В брачных магических браслетах, что ты носишь, заключено столько магической энергии Темных, что ты, приложив браслеты к сети, сможешь ее разорвать. Только надо постараться найти узел, чтобы разрыв был достаточно большим, и я бы мог в него пройти.

— Как я найду узел?! — Ализе чуть не плакала от бессилия. — Я же не вижу сети.

Даххарст задумался, потом начал спокойно рассуждать.

— Самые густые ячейки сети, наверное, находятся около двери и окон, а вот на стене, что отделяет камеру от камеры, сеть может быть не такой густой. Значит, ты должна соединить руки, постаравшись, чтобы браслеты коснулись друг друга, а потом сомкнутыми руками провести по стене. Может тебе повезет, и ты разрушишь узел, но в любом случае придется рисковать. У нас только одна попытка. Если мы не вырвемся, то твоя мать узнает и о браслетах и о том, что я пытался вытащить тебя, думаю, после этого нам придется плохо.

— Я боюсь, — заплакала Ализе. — Я такая невезучая, я обязательно все испорчу, и ты погибнешь из-за меня. Беги сам. Я не буду даже пробовать разорвать сеть.

— Ализе! — рявкнул Даххарст. — Я никуда без тебя не уйду! Погибнешь ты, погибну и я, но пойми, как это глупо даже не попытаться сбежать.

— У меня не получится, у меня не получится, — твердила Ализе, закрыв уши руками, как будто это могло заглушить голос мужа, звучащий у нее в голове.

— Ализе, пожалуйста, — Даххарст постарался говорить, как можно мягче, уже жалея, что сказал ей о том, что эта попытка побега единственная, и что в случае неудачи… впрочем, о неудачи он даже не хотел думать. У них все получится! — Ализе, ты должна попробовать разорвать магическую сеть.

Ализе закрыла руками не только уши, но и глаза, и все, же слова мужа заставили ее действовать. Она убрала руки от лица, и чуть не закричала от неожиданности. На стенах своей камеры она увидела тускло мерцающие ячейки магической сети. Она быстро оглядела камеру, стараясь не думать, как такое, возможно, выбрала самые крупные ячейки и прикоснулась магическими брачными браслетами к узлу, что их соединял. Едва кожа ее рук коснулась сети, как сразу появился легкий темный дымок, буквально испаривший узел.

— Готово! — в полный голос закричала она. Даххарст появился в ту же секунду, схватил ее в охапку и исчез.

С Ализе было плохо очень плохо. Она неподвижно, скорчившись в небольшой комочек, лежала на роскошной кровати, почти ни на что не реагируя. Отказывалась от еды, не радовалась ни подаркам, ни вниманию. У Даххарста, от бессилия что-либо изменить, опускались руки. Она не радовалась даже приходу брата. Когда она его видела, глаза ее вспыхивали на короткий миг, и тут же гасли, и она снова безразлично смотрела куда-то мимо, не воспринимая окружающих.

А ведь сначала было все так хорошо. Столько радости, когда Даххарст появился в своем доме, крепко обнимая жену. Санаэтель чуть не плакал от счастья, обнимая сестру, и она тоже вроде была счастлива. Потом все пошло наперекосяк.

Служанки помогли Ализе принять ванную, Даххарст, как ребенка кормил ее чуть не с ложечки. Уложил спать, а когда Ализе проснулась, она была уже такой. Бесчувственной и равнодушной. Что Даххарст только не делал, что вернуть свою прежнюю жену, чем только старался не порадовать ее, все было напрасно. Ализе наотрез отказалась от того, чтобы ее осмотрел целитель. Когда Даххарст слишком рьяно пытался убедить ее показаться лекарю, она крепко сжала его ладони своими худенькими пальчиками и твердо сказала, глядя ему в глаза, что ей не нужны ни целители, ни врачеватели, что ей вообще никто не нужен.

Он ждал, что она добавит «кроме тебя», но Ализе этого не сказала.

Вот уже три дня она лежала маленьким, худеньким холмиком, почти незаметном на огромном ложе, и Даххарст не знал, и не понимал, что ему делать.

Он пытался ее целовать и нежно, едва дотрагиваясь до ее кожи губами, и страстно, стискивая в объятиях, но от этого становилось еще хуже. Он чувствовал себя каким-то чудовищем, домогающимся слабую, беззащитную жертву. Нет, он был уверен, что если бы стал настаивать на своих супружеских правах, Ализе бы ему уступила, вот только ему такие уступки, были не нужны. Он хотел совсем другого.

Даххарст спрашивал Саннаэтеля, как помочь Ализе, но Саннаэтель лишь беспомощно разводил руками. Даххарст никому не сказал, что случилось с его женой, они, не сговариваясь, решили сохранить это в тайне, слишком больно было бы посвящать, кого бы то ни было в такие мучительные подробности. Время шло, ничего не менялось.

Постепенно в душе Даххарста закипали обида и гнев на жену. И вот в один из дней, грубо схватив в охапку, он перенес ее на берег озера к тому водопаду, где Темная богиня соединила их узами.

— Ализе, я хочу, чтобы мы вместе вошли в эти воды, — попросил ее Даххарст, раздевшись донага. Ализе подчинилась, но сняла только пеньюар, в котором была, когда Даххарст забрал ее, нижнюю сорочку Ализе снимать отказалась, и прямо в ней зашла в озеро.

— Сними сорочку, — приказал Даххарст, но Ализе так глянула на него, что он больше не стал на этом настаивать, лишь скрипнул от злости зубами. Они вместе встали под струи водопада. Вода была очень холодной, вся кожа Ализе покрылась мурашками и сам она отчетливо застучала зубами от холода. Даххарст ждал. Чего он ждал, он и сам бы не смог объяснить. Может того, что Ализе вспомнит, что тут происходило несколько месяцев назад, вспомнит и встрепенется, сбрасывая с себя равнодушие, безучастность и какое-то оцепенение. Но ничего не происходило. Ализе терпеливо тряслась от холода, ожидая его разрешения выбраться на берег.

…На самом деле ничего странного в поведении Ализе не было. Чем ярче и прекраснее становился в ее глазах муж, тем никчемнее становилась она, в своих собственных.

«Что она может дать своему необыкновенному, красивому, умному, сильному, мужественному, бесстрашному, — в отчаянии думала Ализе (подобные эпитеты, рождающиеся в ее голове в отношении Даххарста, невозможно было перечислить, и самое страшное, что все они соответствовали действительности. — ЧТО? Красоту? Так у него красивых женщин было хоть пруд пруди. Ум? Смешно даже говорить, особенно учитывая ее последний самый глупый поступок, (побег от мужа), приведший к таким страшным последствиям. Сексуальное удовлетворение? — Ализе иронично хмыкала, вспоминая, что не она, а Даххарст приложил невероятное количество усилий, чтобы их интимная жизнь, была такой яркой, чувственной и возбуждающей, а вот она… она только уступала, нисколько не заботясь, и нисколько не думая о том, насколько хорошо с ней Даххарсту. Ализе не сомневалась, что другие женщины смогли бы доставить ему неизмеримо больше наслаждения. Единственное, что она ему могла дать, и чего не дала бы ему ни какая другая женщина в мире — это ребенок!» — и вот, постоянно доходя до этой мысли, Ализе погружалась в пучину черного отчаяния. Чем больше Даххарст проявлял к ней внимания, тем хуже ей становилось от мысли, что она навсегда связала его с собой. Такой серой, такой неумной и такой… несчастливой.

…И вот теперь она стояла рядом с ним, становясь минуту от минуты еще более несчастной, поскольку понимала, какие усилия прикладывает ее муж, чтобы помочь ей.

А Даххарсту хотелось схватить Ализе за плечи и трясти, трясти, пока все дурные мысли в ее голове, которые он отлично слышал, не повылетают, словно мусор или шелуха. Он не знал, и не понимал, что с ней делать! И вдруг совершенно неожиданная мысль, сверкнула в его голове, будто молния. Даххарст с минуту стоял неподвижно, а потом резко шагнул к жене, взял в руки ее лицо и заставил посмотреть себе в глаза.

— Ализе, — тихо, но твердо произнес он. — Моё имя Сиггурт-Атиг-Баст.

Ализе так удивилась его словам, что на секунду совсем забыла, какая она несчастная, и стала пораженно смотреть на Даххарста.

— Разве твое имя не Даххарст?

— Даххарст, это имя, которое мне дали родители. Но понимаешь, у Темных в момент инициации, когда магические силы наполняют каждую клеточку твоего тела, наша Темная богиня, дает каждому еще одно тайное имя. Это мое тайное имя. Никто, никогда не должен его узнать, — начал объяснять Даххарст. — Если провести один ритуал, используя какую-нибудь мою личную вещь, то я приду, к вызывающему меня, даже против своей воли, даже зная, что меня ждет ловушка, смерть или страдания.

— Зачем ты мне это сказал? — в ужасе закричала Ализе. Даххарст как-то горько и грустно улыбнулся.

— Ну, например, если ты сочтешь меня недостойным мужем и захочешь избавиться от меня, ты можешь сказать это имя моим врагам, и я исчезну, как поступила моя мать с моим отцом, — голос Даххарста был сух и небрежен, но Ализе знала, какую боль скрывают его слова. От мысли, что он мог предположить, что и она может поступить так же, как и Ханния, ее охватила бешеная ярость, Ализе с кулаками бросилась на него, молотя изо всей силы по его груди.

— Гад, гад, гад, — в гневе кричала она. — Как ты мог подумать такое обо мне?! Как ты мог?! Как ты посмел?! Да я люблю тебя! Люблю тебя так сильно, что согласна отдать за тебя жизнь!

Даххарст подхватил ее на руки, и, не пытаясь даже уклониться от ударов, начал целовать ее волосы, глаза, лоб. Он терся лицом о ее кожу и, стискивая ее в объятиях, тихо шептал:

— Как же я соскучился по тебе! Как же я соскучился!

Ализе, которая в момент нападения на Даххарста напоминала маленького, мокрого, взъерошенного воробья, теперь с наслаждением прижималась к горячему телу мужа, впитывая в себя не только физическое, но и эмоциональное тепло, исходящее от него.

— Да сними же ты с себя, наконец, эту мокрую противную тряпку, — простонал Даххарст, не имея возможности полностью прижаться к телу жены. Он дернул сорочку за одну лямку и разодрал ее пополам, но сорочка не желала сдаваться и покидать свое законное место, плотно облепив тело Ализе. — Да что же это такое? — прорычал он, раздирая в клочья ненавистное одеяние, со смеющейся Ализе.

Он понес ее под струи водопада. Ализе обвила его шею руками, ногами оплела его талию, крепче прижаться к телу мужу было уже невозможно. Теперь она терлась о его лицо, запускала руки в его волосы, и никак не могла насладиться этими ощущениями. Даххарст сначала задышал, как загнанная лошадь, потом, начал целовать все, что подворачивалось под его губы. Волосы, лоб, щеки, губы, плечи. Руки же его были заняты тем, что приподняв ее за бедра, пытались, пристроить ее поудобнее, чтобы войти в нее.

Ничего не получилось, несколько бессмысленных тычков не принесли желаемого результата. Даххарст с тоской посмотрел ей в глаза.

— Ты не хочешь меня? — чуть слышно шепнули его губы.

— Х-х-хо-чу, х-х-хочу, — стуча зубами от холода, успокоила его Ализе. — Просто я так сильно замерзла в этой ледяной воде, что…

Она не договорила, но и сам все понял, и, выругавшись сквозь зубы, мгновенно перенес их красивую спальню, залитую солнечным светом.

— Я сам тебя вытру, — быстро сказал он, заметив, что Ализе ищет глазами полотенце. Себя он поисками утруждать не стал, а сдернув с кровати шелковую простынь стал вытирать Ализе лицо и руки, помогая поцелуями просушивать кожу.

Ализе смущалась. У них уже так давно не было близости, и такие откровенные ласки, заставляли ее стеснительно замирать, не давая расслабиться. Хорошо, что Даххарст был умен и опытен, без труда распознав состояние жены. Было несколько способов вывести ее из подобного состояния. Даххарст воспользовался самым быстрым и легким. На секунду отстранившись от жены, он вернулся назад с небольшим подносом.

— Попробуй, — сказал он, протягивая ей бокал с рубиновой жидкостью, — этому вину больше тысячи лет. Это из личных запасов моего деда. Вино невероятное тебе понравиться, к тому же тебе выпить просто необходимо, чтоб разогнать кровь, согреться и не заболеть.

Ализе сделала небольшой глоток. Вино было восхитительно. После первого же глотка, жар побежал по ее венам. Она хотела отставить бокал, но Даххарст не позволил.

— Выпей до дна, — попросил он. — Это вино не пьянит, оно… — он чуть подумал, — убивает тоску и хандру, от него радость заполняет сердце и мысли.

Даххарст не соврал. Когда последние капли вина, скатившись со стенок бокала, на секунду замерли на ее губах, Даххарст быстрым движением слизнул их. Этот жест буквально зажег ее. Никакого стыда, никакого стеснения. Ализе откровенно провоцирующим движением потянулась на кровати, бесстыдно демонстрируя своему мужчине красоту своего тела. Глаза Даххарста стали пьяными от наполнявшей их страсти. Теперь он не жалел Ализе и не деликатничал, но Ализе этого было и не нужно. Поцелуи, заканчивающиеся укусами, но они вызывали не боль, а только еще большее возбуждение.

Сумасшедше быстрые и резкие, заставляли стонать, и полностью терять рассудок от наслаждения. Даххарст знал, что делать, от Ализе только требовалось не мешать ему, и полностью раствориться в ощущениях.

Глава 19

Она пришла в себя от осторожного шороха. Даххарст что-то переставлял на маленьком столике, стоящем возле кровати. Скорее всего он сервировал стол для ужина. Ализе обвела глазами комнату. Здесь она еще ни разу не бывала.

— Что это за место? — спросила она. Он пренебрежительно махнул рукой.

— Мне понравился вид на эти горы, вот я и построил здесь маленький домик. Таких небольших домиков в самых разных, приглянувшихся уголках, у меня много. Если я могу себе это позволить, почему бы мне так и не поступить?

Ализе нравилось все: нравился сам дом, нравилось его убранство, но более всего ей нравился ее спутник. Она буквально млела от счастья, ощущая себя настолько желанной и любимой. Счастье и любовь переполняли ее, даже когда схлынула первая волна страсти, и Даххарст расслаблено лежал, бездумно глядя в потолок.

— Мой, мой, мой, — думала она, пропуская его волосы сквозь пальцы. — Он любит меня, он дорожит мой, — в ее голове вспыли последние картинки того, что только что происходило, и хоть краска смущения залила ее щеки, вместе с этим чувством где-то в душе вновь вспыхнуло возбуждение.

Даххарст немного лениво, с ласковой насмешкой в глазах, посмотрел на нее.

— Ализе, перестань так думать, — голосом кота наевшегося сметаны, но при этом еще с удовольствием поглядывающего на вкусную рыбку, — произнес он. — Иначе отдыха тебе точно не видать, а ты еще очень слаба, и поэтому мне все же лучше сдерживаться.

Ализе покраснела, как маков цвет и чтобы скрыть неловкость тут же спросила:

— Ты мне ничего еще не рассказал об этой способности слышать мысли друг друга. Откуда у нас эта способность?

Даххарст смущенно засмеялся, но поскольку ощущать чувство вины он не любил, также как оправдывать и просить прощения, поэтому, не желая смотреть в глаза Ализе, он просто уткнулся лицом ей в плечо и глухо произнес.

— Этой способностью наградила нас Темная богиня в наш первый раз, ну, в том гроте, — напомнил он ей.

— Ты что же все это время читал мои мысли?! — возмущенно закричала Ализе. Даххарст утвердительно кивнул, сопроводив это движение тяжким вздохом, который, вероятно, должен был символизировать его искреннее раскаяние, в которое почему-то верилось с трудом. — Как ты мог мне ничего не сказать?! — все так же гневно, продолжала выговаривать мужу Ализе, стукнув его кулаком по спине. Тогда он нехотя повернул голову, и неожиданно серьезно, без тени иронии или сарказма ответил.

— Ализе, это же я добивался тебя, пытаясь пробиться через все психологические и эмоциональные барьеры и щиты, что ты против меня понаставляла. Можешь мне поверить! Для меня было намного важнее знать твои истинные мысли, чем для тебя знать мои. К тому же теперь мы находимся в равных условиях. Теперь ты можешь всегда знать, что я думаю, разумеется, кроме тех моментов, когда я умышленно закрою от тебя свои мысли.

— Я тоже так смогу? — сразу же успокоилась Ализе.

— Сможешь, сможешь, — немного ворчливо пробормотал Даххарст, явно не в восторге от этой мысли, но деваться ему было некуда, — я тебе объясню, и как читать мои мысли, и как закрывать от меня свои, я все тебе расскажу… потом.

— Что?! — закричала Ализе, пораженная до глубины души такой несправедливостью. Но Даххарст нагло закрыл ей рот поцелуем, придавив ее своим сильным телом к кровати, не давая ей возможности даже шелохнуться.

— Что слышала, что слышала, — в перерывах между поцелуями умудрялся шептать он, — я не хочу, чтобы ты закрывала от меня свои мысли! Не хочу и все тут!

Ализе едва сумела вывернуться из-под него, и, треснув Даххарста по голове единственным орудием, что было под рукой — пуховой подушкой, грозно зашипела:

— Ах ты, гад! Почему ты не хочешь, чтобы я могла прочитать твои мысли? О чем ты таком думаешь, что не хочешь, чтобы я знала?

— Ализе, — неожиданно серьезно, без тени улыбки сказал Дахарст, — я просто боюсь того, что ты сможешь читать в моих мыслях. Понимаешь, я на столько старше тебя и за эти годы… Нет, нет, нет, — уловив ее мысли, протестующее закричал он, стиснув Ализе в объятиях. — Дело совсем не в моих любовницах. О них-то я как раз могу рассказать все, что ты только захочешь знать. Может даже, и поучишься чему-нибудь, — вкрадчивым голосом добавил он, но получив кулаком в живот увесистый удар, снова продолжил очень серьезно: — Ализе в моей жизни бывали минуты черного, безмерного отчаяния, и тогда я думал, а иногда и творил очень страшные дела, вот этого я боюсь! Вдруг ты, узнав о чем-то, разлюбишь и бросишь меня.

Теперь задумалась Ализе. Ей очень хотелось сказать, что она никогда его не разлюбит, чтобы не узнала о нем, но как она может пообещать, если не знает, что ее ждет. Но его слова о черном, безнадежном отчаянии запали ей в душу, почему-то показалось, что в такие плохие минуты он вряд ли любуется прекрасными краевидами из окна, и она по какому-то наитию тихо попросила.

— Даххарст, я хочу увидеть место, твой самый потаенный, твой самый скрытный уголок, куда ты уходишь в самые тяжелые минуты своей жизни.

Даххарст как-то странно глянул на нее, потом, не отвечая ни слова, сгреб в охапку вместе с одеялом и они очутились в каком-то мрачном холодном склепе. В углу стоял узкий лежак, рядом… лежал стол, вернее его обломки, весь потолок и стены покрыты следами гари, какие-то сожженные тряпки рядом с лежаком, подозрительно напоминающие покрывало и подушку, куча пустых бутылок, часть их которых была разбита. Ализе оглянулась и увидела на стене, напротив лежака картину, вернее раму, внутри которой остались обгоревшие обрывки, бывшие когда-то портретом.

Вероятно, любая другая девушка сморщилась от отвращения, оказавшись в таком свинюшнике, а вот Ализе, наоборот, почувствовала, какая яростная боль бушевала в этих стенах. Осторожно на пальчиках она подошла к кровати и присела на ее краешек.

— Иди сюда, — позвала она мужа. Он, молча сел рядом с ней. — Можно я прилягу? — спросила она, Даххарст с деланным безразличием пожал плечами. Ализе, завернувшись в покрывало, вытянулась на этом лежаке и попыталась представить на своем месте мужа. Вот он также лежал и смотрел в потолок. Зрелище было тоскливое и тягостное. В этот момент Даххарст завозился и тоже лег рядом с ней. Лежак был узкий, поэтому им пришлось тесно прижаться друг к другу.

— Назови меня по имени, — вдруг попросил Даххарст.

— Даххарст, — как-то неуверенно сказала Ализе.

— Нет, назови меня моим тайным именем, — еще раз попросил он. Ализе охватил ужас.

— Даххарст, — чуть не плача сбивчиво стала говорить она. — Зачем, зачем ты мне сказал это имя? А вдруг что-то случится, и на меня наложат заклятие, вдруг меня обманом, мороком, гипнозом заставят его произнести. Вдруг в меня вселится чужая душа и узнает об этом. Даххарст, ты не должен был мне этого говорить! Понимаешь, не должен!

Он не отвечая смотрел в потолок, а потом каким-то глухим и до того страшным голосом, что у Ализе сжалось сердце, сказал:

— Знаешь, когда отца призвали этим ритуалом, он знал, что впереди ждет смерть. Как он боролся, как он сопротивлялся, как он хотел выжить!

При этих словах голос Даххарста дрогнул, и из горла вырвались сдавленные звуки… рыданий. Ализе изо всех сил прижала к себе голову мужа, целуя его в затылок, гладя по волосам и щекам, и быстро-быстро стала повторять:

— Тише, тише, все уже прошло, все уже прошло.

Но Даххарст не успокаивался.

— Он извивался так, что чуть не вывернул руки из суставов. Он бился в силках, как сумасшедший, — Даххарст вытер ладонью глаза, и вновь прижался лицом к жене. — Когда я думаю об этом, я просто схожу с ума от отчаяния, что не мог помочь ему. Если бы я только мог!

— А ты, что видел, как твоего отца затянуло в эту ловушку? — осторожно спросила Ализе. Он отрицательно затряс головой. — А, откуда же ты тогда знаешь эти подробности? — еще тише и еще осторожнее спросила она.

— Так этот же ублюдок мне все и рассказал, — едва слышно ответил он, и, увидев, как Ализе непонимающе взглянула на него, нехотя уточнил: — Отец Таггерта.

— А, эачем он тебе это рассказал? — удивилась Ализе. — Ведь это выдавало его, выдавало его причастность к смерти твоего отца.

Даххарст немного помолчал.

— Понимаешь, ему было необходимо вынудить меня вызвать его на дуэль, — заметив, что Ализе не совсем его понимает, он начал объяснять. — По нашим законам вызвать на дуэль может только более слабый, более сильного, а никак не наоборот. Отцу Таггерта во что бы то ни стало было нужно убить меня. Иначе он всю жизнь должен был бы оглядываться, ожидая от меня удара в спину.

— Не проще ли и ему было убить тебя из-за угла? — не удержалась Ализе, и тут же вцепилась в Даххарста, ужаснувшись только от одного предположения, что его могли убить.

— Нет, не проще. Моя смерть (не вследствие дуэли), положила бы конец и его жизни. Он это понимал. Даже если бы он нанял посторонних исполнителей, ему бы это не помогло. Дед достал бы их и из-под земли. Даже мертвыми, они выдали бы заказчика. Заставить меня вызвать его на дуэль, а потом убить меня было намного проще. Никто за это его бы не осудил. Со мной все было иначе, чем с отцом. Он ведь сказал, что между ними была дуэль по взаимному согласию. Ему не могли не поверить, и поскольку его силы и силы моего отца были, примерно, равно, то смерть отца ему практически сошла с рук. Оставалось только убить меня. Если бы ты знала, как он меня изводил, заставляя бросить ему вызов. Но я этого не делал. Не потому что боялся, а потому что не хотел доставить ему такой радости — убить меня. Я осознавал, что слабее, осознавал, что у меня мало опыта, как же я бесился от невозможности отомстить ему!

И вот тогда-то он мне и рассказал о последних минутах жизни отца. Он не врал, я это точно знаю, он упомянул такие подробности, что сомнений быть не может. И тогда я не выдержал, боль за отца меня буквально испепеляла, ненависть к убийце была такой, что я бросил ему вызов! — при этих словах Ализе сжала голову мужа своими тонкими худыми руками, не в силах выносить эту исповедь, она ощущала всю боль Даххарста, как свою собственную. А Даххарст уже немного успокоившись, продолжал.

— Он думал, что я, ослепленный гневом, брошусь на него, ничего не видя и не слыша, но он просчитался. Свою ярость я скрутил в тугой комок, и когда подвернулся нужный момент, выплеснул ее, увеличив свои силы. Я бил его. Не просто убил, я разорвал его.

— К-к-ак разорвал?! — ахнула Ализе.

— Я оторвал ему голову, — мертвым голосом сказал Даххарст. — Я в тот момент был таким чудовищем, что оказался способен на это. А потом сжег и тело и голову.

При этих словах он посмотрел в глаза жене, он хотел знать, что сейчас она думает о нем.

А Ализе… А Ализе еще никогда не любила его так сильно, как в эти минуты. Такая горячая любовь, такое горячее сочувствие затопило ее сердце. И еще она вдруг поняла, что можно влюбиться в красивого, успешного мужчину, но вот полюбить всем сердцем можно лишь приняв все недостатки любимого, его слабости, страхи боль. И она приняла их. Она знала, что всегда будет на его стороне. Чтобы ни случилось в их жизни.

Он без слов понял ее, ощутил ее эмоции, ее любовь. Он крепко прижал ее к себе, и это единение было дороже самых красивых слов любви, дороже самых горячих и страстных любовных ласк.

В эти минуты, в этом мрачном, захламленном гроте, Ализе испытала настолько пронзительные, настолько невероятные минуты счастья, забыть которые было невозможно.

И если раньше она любила Даххарста, заранее соглашаясь на второстепенную роль в их союзе, этакая серая мышка, при ярком, выдающемся муже, то сейчас ощутив, насколько важна для него, насколько дорога ему, ощутив, что она для него единственная во всем мире, она знала, что их союз будет союзом равных.