Артем

«Завоевание Урала»

Развитие капитализма на Урале, старейшем горнопромышленном районе России, происходило особым, отличным от других районов путем.

До отмены крепостного права промышленность Урала почти целиком была основана на труде крепостных. Пережитки крепостничества сохранялись здесь длительное время и после 1861 года. Рабочий уральских предприятий еще зачастую был занят и крестьянским трудом на земле, принадлежавшей заводчику. Это связывало рабочего по рукам и ногам, превращало его труд в своеобразную барщину с очень низкой оплатой.

В самом начале XX столетия положение уральских горнорабочих и металлургов стало постепенно изменяться. Сказывалось появление в стране марксистской рабочей партии. Свою роль сыграл и приход на Урал пролетариев из других районов России, в частности с Поволжья, центральных и южных губерний. Эти пришлые рабочие, не знавшие крепостнических нравов, бытовавших на заводах Урала, повели за собой молодое поколение и коренных уральских рабочих.

1905 год за ничтожно короткий период времени быстро продвинул древний Урал по пути революционного развития. 1 Мая бастовали рабочие Екатеринбурга, Мотовилихи, Миньяра и других городов Урала.

В сентябре и октябре всеобщей политической забастовкой были охвачены почти все уральские рудники, заводы и железные дороги.

В октябре и ноябре в Екатеринбурге, Мотовилихе, Нижнем Тагиле, Сосьве, Уфе, Надеждинске, Златоусте, Ижевске, Алапаевске, на Боткинском заводе и в ряде других мест создаются Советы рабочих депутатов.

9 декабря в Уфе, 13 и 14 декабря в Мотовилихе происходят вооруженные восстания. Особенно ожесточенными были схватки рабочих с казаками, правительственной пехотой и полицией на Мотовилихинском казенном заводе, который работал на военное ведомство, производил оружие, включая пушки. Восстание это было свирепо подавлено. Часть рабочих не бросила оружие и во главе с Александром Михайловичем Лбовым ушла в уральские леса, превратилась в «лесное братство», в партизан. Лбовцы продолжали внезапно налетать на полицию, производить «эксы». С лбовцами, с их настроениями и влиянием их на рабочую массу приходилось неоднократно считаться Артему, когда он начал свою работу на Урале.

Укрепление большевистских организаций на Урале становилось неотложным делом. Вообще слабая по сравнению с другими пролетарскими центрами большевистская партийная работа на Урале еще более пострадала в результате подавления декабрьского восстания. И положение на Урале сильно беспокоило Владимира Ильича Ленина. Родившаяся у Ленина крылатая формула «завоевание Урала» выражала готовность партии немедленно укрепить партийную организацию Урала лучшими революционерами-подпольщиками. Во главе группы товарищей еще в октябре 1905 года в Екатеринбург прибыл Яков Михайлович Свердлов. Он создал там нелегальную школу партийных агитаторов и пропагандистов — это было важнейшим делом. Получившие политическую закалку люди партии после окончания краткосрочной школы должны были нести идеи Ленина в рабочие массы Урала.

Свердлов, или, как его звали тогда в партии, «Андрей», сумел наладить согласованную работу трех наиболее важных уральских партийных организаций: екатеринбургской, уфимской и пермской. В дни вооруженного восстания товарищ Андрей возглавлял Екатеринбургский комитет РСДРП. В январе 1905 года он переехал в Пермь, прилагая много усилий для восстановления пермской и мотовилихинской партийных организаций, разгромленных охранкой после подавления восстания. Много сил приложил Яков Михайлович, чтобы восстановить разгромленные организации, но в разгар работы он и еще пять большевиков были арестованы.

На смену Свердлову для «завоевания Урала» Ленин послал другого своего соратника — Артема.

В неприглядной, залатанной рабочей робе Артем появлялся на заводе, находил избу надежного человека. Днем укрывался от посторонних глаз, а вечером собирал рабочих. И начинал разговор о самом главном. О жизни трудящихся. О борьбе за лучшую долю. О том, как борются большевики с самодержавием. О том, кто такие меньшевики и как они вредят рабочему делу. Это была будничная, кропотливая работа солдата революции. И, несмотря на частые в то время провалы в организациях, несмотря на подлую работу провокаторов, Артем оставался цел. Для полиции он был неуловим, так как никогда не имел определенного места жительства, ночи проводил где-нибудь и как-нибудь. Квартира любого сознательного рабочего была всегда к его услугам. От нюха шпиков и провокаторов его спасала достаточно оборванная внешность. Благодаря ей он почти ничем не выделялся среди окружающего бедного заводского населения. Его простота и задушевность привлекали к нему все сердца, делали его желанным гостем в бедных рабочих хатах. Неизменная бодрость и веселость его скрашивали самую непривлекательную обстановку. Тяжести работы он не испытывал, она была знакома ему с малых лет. Среди рабочих он был свой. Он умел подойти к рабочему человеку. Если нужно было растолковать рабочему что-либо непонятное, Артем готов был сидеть с ним день и ночь, пока не добивался полного понимания.

За Камой-рекой

Явка в Перми была у технического секретаря организации Марии Загуменных.

«Как живой, стоит передо мной Артем. Чуть выше среднего роста, коренастый, широкоплечий, не то в синей, не то в голубой косоворотке и в кепке. Вечно смеющиеся добрые глаза, порой пускающие стрелы иронии и сарказма в сторону противника», — таким Артем запомнился Марии Загуменных.

Старая, знакомая и вечно новая, волнующая работа подпольщика-революционера. Теперь не на леваде за Сабуровой дачей, а за Камой-рекой, за Егошихой, где-нибудь в могучем уральском лесу собирались массовки, туда приглашались не только большевики и меньшевики, но и эсеры. Артему приходилось вести борьбу со всеми идейными противниками большевизма.

Запомнилась Марии Загуменных одна такая массовка, которую созвал Артем. Ее сорвала полиция. Что ж, и это дело не новое, знакомое!

Чудесный летний день. Ранним прохладным утром из Перми идут за город празднично одетые рабочие.

В условленном месте на опушке леса их встречает пикет. Двое молодых парней расположились на траве и покуривают. У одного из них на плече небрежно лежит белый носовой платочек, другой сидит с раскрытым черным зонтиком, как будто защищает голову от солнца. Так и должно быть: платок и зонтик — это условные приметы пикетчиков. Сообщив пароль и получив отзыв, рабочие продолжают прогулку. Немного поодаль их встречает второй пикет, вторая проверка.

Наконец добрались до большой поляны. Артем уже там. Он ведет оживленную беседу с мотовилихинскими рабочими.

И вдруг послышался сигнал тревоги. Пикетчики предупреждали о приближении полиции. Разные люди были среди рабочих. Опытные сгрудились около Артема и ожидали от него команды к дальнейшим действиям. Но нашлись и новички, которые, услышав о нашествии полиции, бросились бежать во все стороны.

Артем своим громким голосом призвал их к порядку:

— Товарищи, не бегите куда попало. Узнаем прежде, с какой стороны едут городовики, а то нарвемся прямо на них.

К сожалению, многие в страхе не услыша пи Артема и бежали куда глаза глядят.

Артем уходил с последней группой.

Полиции удалось задержать только нескольких рабочих. А Артем ушел, ушел туда, где никакой полиции и духа не было.

В Москву за подкреплением

Знакомство с положением партийной организации уральцев заставило Артема серьезно задуматься над вопросом о кадрах. Охранка не дремала и каждого более или менее заметного «деятеля» брала на учет и при «удобном случае» препровождала на «романовскую дачу».

Урал нуждался в пополнении, и Артему было поручено выехать в Москву за новыми партийными работниками.

На партийной явке у Александры Валерьяновны Мечниковой, которая к этому времени переехала из Харькова в Москву, Артем неожиданно встретился еще с одним харьковчанином, Димой Бассалыго.

Обнял Артем Бассалыго. Крепко, по-мужски ударил по плечу и без всякой дипломатии сказал:

— Едем со мной на Урал.

Дима был счастлив встрече с любимым товарищем и без всяких колебаний согласился следовать за Артемом.

Вскоре выяснились и другие кандидаты. Из Гельсингфорса на Урал по указанию Ленина переводился товарищ Лядов. Была достигнута договоренность о переезде «Петровича» — Степана Рассохацкого, Константина Бассалыго (брата Димы).

Засиживаться в Москве Артем не хотел. На Урале ждет непочатый край работы. Из нелегальной партийной кассы он взял с собой всего лишь 2 рубля.

— Как же мы доедем до Перми с двумя рублями? — спрашивал Дима Артема. — Одни железнодорожные билеты чего стоят! А питание?

Артем хитро улыбался.

— Поездом поедем бесплатно. Товарищи помогут. До Нижнего Новгорода двух рублей нам хватит, а там все равно нужно идти на явку. Значит, достанем еще немного презренного металла. Беречь нужно трудную партийную копейку.

— А если явка провалена?

— Почему провалена?.. Нельзя так, Димушка, мрачно смотреть на жизнь.

Из Москвы друзья везли с собой солидный груз: большую плетеную корзину, эта к пуда на два, наполненную нелегальной литературой.

Переезд в Нижний Новгород обошелся без приключений. Как и предполагал Артем, затрат на железнодорожные билеты не было, а двух рублей для поддержания бренного существования двух молодых и здоровых подпольщиков хватило, хотя и в обрез.

Приехали в Нижний. Артем усадил Диму с тяжеленной корзиной на скамейке в сквере и приказал ждать, пока он не вернется.

— Посиди здесь. Я пойду на явку. Это займет не более двух-трех часов.

Артем ушел. Бассалыго скрутил козью ножку и, посматривая настороженно по сторонам, раскуривал махорочку.

Прошло три часа, а Артема все нет и нет. Городовой явно присматривался к корзине. Нужно уходить, а Артем не появляется. Бассалыго уже встал, схватил корзину и в этот момент заметил Артема.

— Ну, как, все в порядке?

— Явка провалена, — ответил Артем.

— Что же будем делать?

— Надо переменить место, с корзиной тут дольше сидеть опасно.

Вскоре нашли укромный уголок.

Артем снова собрался уходить.

— Ты куда?

— Пойду на какой-нибудь завод, потолкую с рабочими. Быть может, что-нибудь нащупаю.

Артем знал, куда и зачем идет. Он твердо рассчитывал найти тех, кого искал.

Через два часа к томившемуся в ожидании и неопределенности Диме подошел Артем, с ним какой-то незнакомый человек в рабочей одежде.

— Вот товарищ Игнат (так тогда условились называть Диму Бассалыго), знакомьтесь. Это наш нижегородский друг, он берет нас к себе на ночевку.

Отлегло от сердца у Димы. Легко взвалив тяжелую корзину на плечи, пошел за Артемом.

Пришли в рабочую хибарку и кое-как устроились на полу.

Утром Артем снова куда-то ушел. Вернулся в полдень, принес хлеб и сало. Друзья плотно закусили и собрались в дорогу. Из Нижнего на Каму отходил последний в этом году пароход. Стояли уже холодные дни, по реке плыло «сало», и со дня на день ожидался ледостав. Капитан парохода оказался своим человеком, его предупредили о приходе двух подпольщиков. В почти пустом пароходе можно было устраиваться с комфортом. Дима со своей корзиной занял каюту второго класса. Артем в каюту идти не захотел, он поместился на палубе.

Пароход отвалил от пристани и пошел вниз по Волге до Камского Устья.

Проплывали волжские берега.

Оголились деревья, пожелтела трава. Дима прогуливался по палубе парохода. Встречаясь с Артемом, не подавал виду, что его знает. Это были азбучные правила конспирации. Питались друзья одним хлебом. Через три дня на одной из пристаней Артем расщедрился: купил жеребячью ножку и дал ее повару сварить. Жеребенок оказался не слишком юным. Ножка варилась долго. Пенилась юшка, и человеку, непривычному к жеребятине, стало бы дурно. Дима понюхал мясо, сморщился и с сомнением заметил:

— Телятиной не пахнет. Как есть будем?

— Ничего, аппетитом нас бог не обидел, — смеясь, ответил Артем и добавил с кавказским акцентом — Нюхать надо цветы, а жеребятину кушать надо…

Миновали Камское Устье и пошли вверх. Все выше обрывистые берега. Могучие медноствольные сосны сторожат водный путь. С каждым часом все холоднее. Вот-вот мороз скует Каму. Дошли до Боткинского завода. Здесь пароход стал в затон на зимовку.

«Вдоль да по бережку, бережку крутому…»

Вышли наши путешественники на берег, сели на бревна и задумались. До ближайшей станции железной дороги 70 километров. А там? У кого были деньги, те наняли подводы, погрузили вещи и поехали по свежему морозцу. Артем с Димой подсчитали свои ресурсы. На большой мозолистой ладони Артема сиротливо лежали несколько маленьких серебряных кружочков. Весь капитал — рубль. Взвалили на плечи тяжеленную корзину и пошли по бережку.

Дорога далекая, поклажа тяжелая. Идут медленно, времени для разговоров много. Вспоминаются горячие денечки в Харькове, оживают картины близкого прошлого. Артем часто возвращается к своим мыслям, связанным со Стокгольмским съездом РСДРП, с Лениным.

— Ты понимаешь, Дима, никогда и нигде я не встречал такого человека! Он смотрит на тебя и сквозь череп видит, чем ты живешь, какова цена тебе, о чем ты думаешь. А смеется он словно ребенок, заливисто, до самозабвения. Полемизирует с идейными противниками: что ни слово — гвоздь, вколачивает он его без промаха, щелей не оставляет. С «им спорить невозможно, его логика и диалектика убийственны. И до того же мне было горько и досадно после того, когда я что-то промямлил на съезде в присутствии Владимира Ильича, споря с Масловым.

Меньшевики предложили выбросить из программы партии требование установления демократической республики. Их устраивала дума. Они своими нечистыми руками передавали буржуазии — кадетам — власть в стране, вели линию «а свертывание революции.

— Вот идем мы с тобой, тянем эту набитую будто камнями корзину, голодные и замерзающие. Наши люди шли и идут на смерть, на виселицы. Ради чего все это? Ради кадетского «общенационального центра», ради этой паршивой думы. Заменить революцию, свержение самодержавия союзом с либеральной буржуазией, которая лижет царю сапоги, — до чего же скатились меньшевики! Надо было все это бросить им в лицо на съезде, а я этого с достаточной силой, ясностью и прямотой не сделал. Все мы немного грешили, успокаивали себя: если ты чего-либо не сделал, как следует большевику, или сделал недостаточно хорошо, за тебя это на съезде сделает Владимир Ильич. Надеялись на него, как на каменную гору, а сами порой ограничивались выражением своего восхищения и любви к Ленину. А этого, ой, ой, как мало для настоящего ленинца!

В горячих разговорах время проходило быстрее, забывался и голод, только туже подтягивали пояса. Ночевали в лесу. Не сон, конечно, это был на морозе, а какое-то полузабытье. Пришли, наконец, к железной дороге. Увидели на полустанке товарный поезд, взобрались на площадку и «зайцами» доехали до Перми.

Неужели мы доживем до социализма?

Квартира Марии Загуменных была в порядке, туда доставили свой пропагандистский груз Артем и Дима. С величайшим удовольствием помылись в русской бане. Хозяйка явки утром ушла на работу, уверенная в том, что без нее гости хорошо отдохнут, а вечером можно будет поговорить о партийных делах. Возвратясь с работы, Мария, к своему огорчению, увидела, что Артем и не думал отдыхать. «Возвратясь в тот день с работы, я увидела, что Артем сидит измученный, усталый, с какой-то листовкой в руках. Последняя была выпущена в его отсутствие и, видимо, написана была плохо. Я не помню содержания ее, так как все свое внимание обратила на приезжих товарищей и на рассказ Артема о том, как они добрались до Перми.

С его возвращением мы опять почувствовали живую струю в нашей работе».

В тот же вечер, не откладывая, Артем отчитался о результатах своей поездки на заседании Пермского комитета. Артем рассказал товарищам о положении партии, об остром недовольстве избранным на IV съезде РСДРП Центральным Комитетом, который был целиком в руках меньшевиков. Артем говорил о требованиях ряда партийных организаций созыва нового съезда, который положил бы конец засилию меньшевиков в центральных органах партии и их политике сдерживания революционного движения.

На заседании комитета были распределены обязанности среди вновь прибывших товарищей. Дима, теперь именуемый Игнатом, был назначен ответственным пропагандистом; его брат Константин — военным организатором; Саша Садевский (который также прибыл на Урал по вызову Артема) — разъездным работником по заводским партийным организациям

Каждый вновь прибывший получал от Артема исчерпывающую партийную характеристику.

«Какая работа была возложена на Артема, трудно сказать. Он был все — мозг и сердце нашей организации», — пишет Мария Загуменных.

С утра до поздней ночи работал Артем. То он заберется в цех какого-либо завода, найдет место и время для беседы с рабочими. То уйдет на явку, чтобы встретиться с необходимым человеком, прибывшим из отдаленного района Урала или из центра. Не мало времени уходило на расшифровку и чтение партийной почты, на писание листовок и воззваний от имени областного комитета партии, на отчеты в Петербург и Москву. Нужно было найти способ снестись с товарищами, сидящими в тюрьме, и в первую очередь со Свердловым (Андреем). Вечером работы еще больше. Бывало, одновременно в разных концах города назначались массовки, занимались кружки — везде надо побывать, выступить перед народом. И, несмотря на такую занятость, когда некогда, как говорится, свободно вздохнуть, Артем все же находил время для длительных бесед с людьми, не имевшими прямого отношения к партийным делам. Так, по свидетельству Марии Загуменных, Артем превратил в «марксиста» ее деда,

Маленькая комнатушка, негде повернуться. Только что закончилось какое-то конспиративное заседание. Артем сидит на кровати. Вокруг него товарищи. Артем что-то говорит, и товарищи слушают, стараясь не проронить ни одного слова. Днем успешно прошло рабочее собрание. Артем полон впечатлениями дня, он потрясен оптимизмом пермских рабочих, не сломленных временными неудачами революции. Артем мечтательно говорит:

— Неужели мы с вами доживем до социализма?

Сидящая рядом Мария Загуменных, волнуясь, отвечает:

— Жизнь человеческая коротка, а жизнь революционера и того короче.

Артем как бы размышляет над вопросом, который сам задал, и, придя к заключению, говорит:

— Безусловно, доживем. Время это уже недалеко. Смертельный недуг уже давно гложет самодержавие и капитализм. Еще один такой шквал революции, какой был в прошлом году, и зашатается колосс на глиняных ногах. Наше же дело, кротов революции, подтачивать, без устали подтачивать шатающиеся опоры царского самодержавия. Когда снова начнется буря, день будет равен году, а месяц десятилетиям. События не пойдут, а полетят. Доживем мы до светлого праздника нашей победы.

Таким был Артем в небольшом кругу партийных товарищей. Но вот Артем на рабочем митинге.

Уже отговорились меньшевики, приглашавшие рабочих продвигаться в неизвестное потихоньку да полегоньку. Тише едешь — дальше будешь…

— …от того места, куда едешь.

Этот неожиданный конец известной поговорки за меньшевика досказал Артем. Он вышел к столу, где выступали ораторы. Наружностью не то слесарь, не то механик — одним словом, квалифицированный рабочий. Коренаст, лицо, опаленное солнцем, дышит здоровьем, глаза живые, умные. Весь его вид проникнут сознанием чувства собственного достоинства. Так и должен стоять крепко на земле рабочий человек. На нытье меньшевиков, надоевшее до чертиков, о ненужности и вредности вооруженных выступлений Артем отвечал простым и образным языком:

— Декабрьское восстание было необходимо — это наш боевой урок. Придет время, опять поведем рабочих на штурм самодержавия. Смешно пережевывать жвачку и пенять на зеркало, когда рожа крива. Скажите откровенно, господа меньшевики, что цель рабочего одна, а ваша цель другая. Вы боитесь новой борьбы, вот и поете курскими соловьями. Но знайте, ваши песни нас не усыпят! Мы хотя ребята неугомонные, но без нянек проживем!

Рабочие смеются. Меньшевики негодуют, подают Артему с мест реплики:

— Довольно!.. Ирония «е ответ… Надо сказать по Марксу… Довольно!..

Но голоса меньшевиков перекрывают возгласы дружелюбно настроенных к Артему рабочих:

— Говори, брат, говори!.. Правильно, товарищ!.. Ишь, не по нутру пришлось меньшевичкам!..

— Товарищи рабочие меня понимают, — продолжал Артем, — и мы вместе, большевики и рабочие, пойдем к новым восстаниям, к новым боям с врагами. А вы, коли потеряли почву под ногами, ждите у моря погоды хоть до скончания веков…

Митинг окончен. Рабочие окружают Артема. Вопросы, вопросы, им нет конца. Уходит с митинга группа хорошо одетых людей, это гости из центрального района города. Один из них замечает:

— Какой неприятный и резкий человек этот последний оратор!

В другой группе иные суждения. Здесь собрались рабочие из-за Камы.

— Здорово он того, в очках-то, поддел! — смеясь, говорит синяя рубаха.

— Откуда он, оратор веселый?

— Это мотовилихинский рабочий из снарядного цеха.

— Нет, он у Любимова токарем.

— А я его видел у Балашихи.

И все были правы, и все ошибались.

Начало избирательной кампании в думу

За шесть месяцев во второй половине 1906 года, которые Артем и его единомышленники проработали на Урале, общее число большевистских партийных организаций возросло с 12 до 24. Количество членов партии выросло с 4 до 7 тысяч человек. С этими возросшими силами можно было выполнить наказ Ленина о посылке на V съезд партии от рабочего Урала не менее 10 делегатов. Одновременно с выборами делегатов на партийный съезд необходимо было вести избирательную кампанию по выборам во II Государственную думу.

Отношение большевиков к думе в условиях спада революционной волны изменилось. Политику бойкота I думы сменила тактика участия во II Государственной думе. Необходимо было использовать думу, эту брешь в потрепанной крепости самодержавия, как трибуну для революционной агитации, трибуну, с которой в легальных условиях можно обличать самодержавие и контрреволюционную буржуазию.

Избирательная кампания во II Государственную думу была сама по себе хорошим легальным способом ведения широкой политической агитации и политического просвещения пролетариата.

И все наличные силы партии на Урале были брошены для ведения этих двух важнейших кампаний: выборов делегатов на V съезд РСДРП и выборов в депутаты II Государственной думы.

Прокатный цех Мотовилихинского завода. По окончании работы организуется летучий митинг. В цех пришел Артем. Его подняли на станок. Внизу тысячи рабочих. Обветренное, загорелое, немного усталое лицо у Артема.

Он заканчивает свою речь, призывает называть кандидатов в уполномоченные.

— Как его звать? — спрашивает пожилой рабочий у рядом стоящего товарища по цеху. Неискушенный в конспирации член партии, к которому обратились с вопросом, называет имя Артема.

Старик отходит к группе своих друзей-рабочих, и оттуда доносится голос:

— Мы тебя хотим выбрать, Артем!

Опытные в избирательных делах товарищи объясняют рабочим, что Артем не работает на заводе и его нельзя выдвигать в уполномоченные. Артем снова вскакивает на станок и говорит:

— Меня, товарищи, власти не пропустят, выбирайте своих проверенных на деле людей.

Все 7 уполномоченных от Мотовилихи прошли по большевистскому списку. Мария Загуменных вспоминает:

«…Бывало, скажут рабочие:

— Артем, сегодня собрание, будут кадеты, ты должен дать сражение.

Артем, заложив левую руку в карман, голову немного втянув в плечи, правой проведет по волосам, тряхнет головой, немножко лукаво, немножко добродушно улыбнется и скажет:

— Эх, да что там! Побьем. Вы только, товарищи, обставьте так, чтобы можно было пробраться и выбраться оттуда, о разоблачении же кадетов уж будьте спокойны.

Вечером же, вернувшись домой, рассказывал, какой «мы» (не он, Артем, а мы) успех одержали…»

Перевоплощения Артема

Опасности, подстерегавшие подпольщика Артема в эти суматошные и напряженные дни избирательной кампании, естественно, удвоились и утроились. Он должен был выступать перед тысячами людей, и не было гарантии, что среди такого скопления народа не окажутся агенты охранки. Только благодаря неусыпной заботе товарищей большевиков и собственной находчивости Артем до поры до времени избегал провала и ареста.

Артему в эти горячие времена приходилось выступать на избирательных собраниях не только у себя в зоне действия пермской организации, которой он руководил, но и как члену областного Уральского комитета РСДРП и в других губерниях.

И так случилось, что после крупных операций охранки в столице рабочего Урала — Екатеринбурге были либо арестованы, либо провалены лучшие агитаторы. Артема срочно вызвали в Екатеринбург и предложили выступить на ряде избирательных собраний. Одно из них происходило в городском театре. Это не был рабочий митинг, на сей раз здесь собрались приказчики.

Приказчики, городской театр — все это не очень способствовало безопасности агитатора. Охранять Артема было поручено товарищу Шварцу, известному боевику в Екатеринбурге. Шварца и его соратников, его знаменитый браунинг знали и побаивались в полиции и охранке.

Шварц лично сопровождал Артема в городской театр. Артем, славившийся еще в Харькове искусством перевоплощаться, включая гримировку, придал себе вид типичного приказчика из не очень богатого магазина. И речь Артема была построена соответственно слушавшей его аудитории, она была близка и понятна им. Артем горячо, сильно и живо осветил положение и нужды своих слушателей, умело перевел речь на общее политическое положение. Он просто и ясно охарактеризовал цели и задачи, которые ставили перед будущими депутатами думы большевики. Внимание и сердца приказчиков были завоеваны Артемом.

Охранка тем временем, узнав о том, что в театре выступает знаменитый большевистский оратор, организовала у главного входа засаду. Все помещение было окружено чинами полиции и жандармерией. У самых дверей водрузили шпика — верзилу огромного роста с плечами в косую сажень.

План Шварца по спасению Артема от неминуемого ареста состоял в том, чтобы использовать подъем настроения и симпатии, которые Артем вызвал в массе слушателей. Шварц быстро отобрал несколько групп, рассказал людям об опасности, угрожающей оратору-«приказчику», и о своем плане, как помочь ему избежать ареста.

Шварц идет впереди, за ним шаг в шаг, прикрываясь его спиной, следует Артем, сзади движется группа посвященных в план товарищей; они всеми силами задерживают стремящихся выйти из театра избирателей. Когда напор толпы станет настолько сильным, что его нельзя будет удержать, верзила и полицейские будут сметены сплошным людским потоком, его действие будет подобно вылету пробки из бутылки шампанского. Так и случилось. Напором толпы верзила был отброшен, он встретился с глазу на глаз с шедшим впереди боевиком, которого боялся. Артем выскочил из-за спины Шварца за двери, Шварц за Артемом, прикрывая его от преследователей, повалила толпа, все закончилось благополучно. Артем скрылся.

Артем — руководитель пермских большевиков

Роль Артема в ходе кампании по выборам в Государственную думу не могла ограничиться талантливыми и смелыми выступлениями на собраниях рабочих. Руководитель пермской партийной организации, он был обязан направлять весь ход избирательной кампании своей партии, организовывать вместе с товарищами из губернского комитета всю огромную работу в массах.

В воспоминаниях старого уральского большевика А. А. Шпагина хорошо отражены некоторые стороны деятельности Артема в связи с выборами во II Государственную думу.

Меньшевики, сами напуганные до смерти опасностью со стороны черносотенцев, пугали Артема возможностью победы этих мракобесов на выборах. Они требовали идти на выборы в полном союзе с партией буржуазии — кадетами. Артем отверг эту позицию. Только в самой последней стадии выборов и только там, где черная сотня действительно имела перевес в силах, можно идти на блок с кадетами. Меньшевики же сразу пошли в ногу с буржуазией, выставив своего кандидата Матвеева в кадетском списке. Приютив под своей сенью одну меньшевистскую душу, кадеты с неимоверной яростью изливали потоки грязи на большевиков. «Тот, кто не лишился здравого рассудка, пусть не голосует за список заговорщиков-большевиков!»— вопили кадеты. Так писала кадетская газета «Камский край», ей вторили черносотенные «Губернские ведомости» — вешать их, большевиков-супостатов, а не выдвигать в думу. Газеты писали, а охранка действовала.

«Артем буквально кочевал с квартиры на квартиру, ибо его фигура была для охранки самой интересной. В этом отношении у нас с нею никаких разногласий не было. Мы также считали Артема незаменимым». Автор этих строк А. А. Шпагин, активный участник избирательной кампании от пермской организации РСДРП, рассказал, как Артем направлял его действия.

7 января 1907 года в железнодорожных мастерских и депо Пермь было назначено общее собрание рабочих. Оно должно избрать одного уполномоченного по выборам. Из полутора тысяч рабочих-железнодорожников на выборное собрание явилось не более трехсот человек. Одни рабочие боялись участвовать в выборах, чтобы не навлечь на себя гнева администрации и не оказаться без куска хлеба. Другие, в силу антидемократических условий ценза, не имели права участвовать в выборах уполномоченных.

Собрание открыл начальник железнодорожных мастерских. Слово взял Шпагин. Он призвал товарищей по работе избрать такого уполномоченного, который шел бы вместе со всем рабочим классом против буржуазии и самодержавия. Таким уполномоченным мог быть только большевик. Другой оратор внес предложение избрать таким уполномоченным члена РСДРП Шпагина.

Началась процедура голосования. Она заключалась в том, что сначала избиратели подавали списки с именами кандидатов в уполномоченные, а затем следовала баллотировка — голосование.

Были признаны пригодными к баллотировке четыре кандидата. В результате голосования Шпагин получил 250 голосов, двое других рабочих, также членов РСДРП, получили по 25 голосов. Члену «Союза русского народа», черносотенцу, досталось всего лишь 5 голосов.

Радостный за одержанную победу в первом избирательном сражении Шпагин возвращался к себе домой. Там и встретил его Артем.

«Артем расхаживал взад и вперед по комнате. Он с нетерпением ждал моего прихода, — вспоминает Шпагин.

— Ну, Кувалда (Шпагин), как дела в ваших мастерских? — спросил он. Вместо ответа я вынул из кармана клочок бумаги и, подав ему, сказал:

— Вот смотри.

Прочитав бумажку, Артем даже запрыгал от радости. Ему не верилось, что кандидат от «Союза русского народа» мог получить только 5 голосов. Затем, хлопая меня по плечу, Артем произнес:

— Ну, Кувалда, теперь готовься к губернскому съезду уполномоченных. В Мотовилихе тоже успех будет на нашей стороне, — добавил он».

Съезд уполномоченных, о котором говорил Артем, должен был состояться на исходе января 1907 года.

В день его открытия Артем побывал и у Кувалды и у других активистов организации. Еще и еще раз уточнил до мелочей план действий: кто и когда будет выступать с трибуны, о чем будет говорить. Особое внимание Артем и его товарищ по руководству партийной организацией (Накоряков) уделяли работе с уполномоченными по крестьянской курии. От их поведения во многом зависел исход выборов, ибо они представляли подавляющее большинство избирателей: надо было склонить на свою сторону выразителей воли крестьянства.

Съезд открыт. Он происходит в здании краеведческого музея. Собралось около 200 человек. Первым выступает уполномоченный от Надеждинского металлургического завода большевик Василий Чащин. Незадолго до начала избирательной кампании в думу он, отбыв наказание в Николаевских арестантских ротах, снова вернулся к революционной деятельности. Этот избранник народа, побывавший в одной из страшнейших тюрем на Урале, решил рассказать съезду уполномоченных о порядках в этом застенке, олицетворяющем царское самодержавие.

Чащин говорил о гнусных издевательствах над политическими заключенными в Николаевке.

Он рассказал съезду о мучениях, которым подвергали большевика Вилонова. Его неоднократно били, потом голого, истерзанного бросали в каменный мешок— карцер, обливали израненного круто посоленной водой. Восемь бесконечно долгих дней и ночей Вилонов купался в рассоле, соль разъедала раны, превращала их в язвы. Человек могучего здоровья быстро шел к гибели. Чахотка, полученная в Николаевке, доконала Вилонова.

— Возвещенные царским правительством свободы — свобода слова, неприкосновенность личности — есть обман; говорить правду на предвыборных собраниях царские чиновники не дают, жандармы, сыщики, полицейские за каждое сказанное «лишнее слово» хватают и бросают в тюрьмы, а эти тюрьмы в настоящее время превратились в застенки, где наших товарищей истязают, а то и убивают без суда и следствия; военно-полевые суды превратились в постоянное орудие расправы… Расстреляли, повесили и сослали на каторгу тысячи наших лучших товарищей, боровшихся за дело рабочего класса.

Один за другим поднимались на трибуну уполномоченные-рабочие и рассказывали о тяжелой жизни своих товарищей, о своем бесправном положении.

Запомнилась безыскусная речь бедно одетого, в лаптях рабочего-татарина из Бикбарды. Ломаным русским языком, с большой обидой и слезами на глазах он говорил:

— Наш хозяин совсем мало дает кушать. Работаем много, а кушаем мало, нечем кормить жен и детей. Сами работаем шибко, а детей посылаем по миру. Наша водка не пьет, а на хлеб не хватает. Хозяин богата, ему нада башка кончать…

Уполномоченные бурно аплодировали этому оратору в лохмотьях.

После татарина выступил господин в хорошем костюме, при твердом воротничке и галстуке. Он не волновался, говорил спокойно и красиво. Назвал себя господином электриком из Екатеринбурга, рабочим городской электростанции. Он ратовал за 8-часовой рабочий день, но только там, где это будет целесообразно. Он требовал отчуждения земель в пользу крестьян, но за справедливый выкуп, выплачиваемый помещикам, и все в таком же роде. Кадетская личина выпирала из-под белоснежного твердого воротничка. Из зала донеслись крики: «Довольно!» Знаем мы вас!» Это был единственный кадет, затесавшийся в рабочую курию.

Уже был готов список кандидатов в выборщики, составленный большевиками. Собрались этот список огласить, но на трибуну вышел полицейский чиновник и объявил, что время, определенное властями для этого заседания, истекло.

— Прошу очистить зал, — заявил пристав.

Уполномоченные расходились по домам. Вышел из краеведческого музея и Шпагин с товарищами. Не прошли и двухсот метров, как заметили за собой «хвост»: агенты охранки выслеживали уполномоченных по выборам в Государственную думу, — факт примечательный, характеризующий царские «свободы».

Были приняты меры, чтобы отряхнуться от шпиков. Попарно разошлись в разные стороны. Наняли извозчиков и «замели след».

«Через полчаса мы были в Мотовилихе, — вспоминает Шпагин. — Недалеко от станции в одной убогой лачужке нашли Артема. Сделали ему подробный доклад о состоянии дел и представили список кандидатов. Артем просмотрел и внес в него две поправки. Список в окончательной форме немедленно был сдан для размножения и в ту же ночь отпечатан на гектографе в количестве трехсот экземпляров…»

Утром следующего дня у входа в зал краеведческого музея стояли товарищи, которые раздавали большевистский список всем уполномоченным. Этот список был единственным на съезде.

Городской голова Перми Рябинин открыл второе заседание съезда и объяснил порядок избрания — выборщиков. Каждый уполномоченный имел право составить от своего имени список желаемых кандидатов в выборщики и передать его в избирательную комиссию. Из собранных комиссией списков составлялся общий список кандидатов в выборщики, и каждое упомянутое в нем имя подвергалось баллотировке — голосованию. В списке большевиков значилось 10 товарищей, к ним было добавлено уполномоченными еще 25 имен.

В итоге баллотировки восемь из десяти большевиков были избраны выборщиками в Государственную думу. Девятым был рабочий с Юго-Камского завода, также поддержанный большевиками, и десятым председатель съезда железнодорожник Бараш. Этот эсер солгал съезду, что он по убеждениям социал-демократ, и этим обманным путем пролез в выборщики.

Выборщиков поздравляли с избранием, вручали им наказы от избирателей.

Приближался завершающий этап избирательной кампании.

Выборщики съезжались в Пермь. Они должны были сказать свое веское слово — избрать депутатов от Урала во II Государственную думу. Большевикам теперь необходимо было вести политическую работу среди всех выборщиков: рабочих, крестьян и служащих.

«Однажды вечером, за четыре дня до выборов, Артем пришел ко мне на квартиру, — пишет Шпагин, — и заявил, что мне надо оставить работу в мастерских и заняться проведением бесед с вновь прибывающими выборщиками. Потом Артем, глядя на меня в упор, вдруг задал мне вопрос:

— Кувалда, что ты скажешь, если мы выставим твою кандидатуру в члены Государственной думы? Хватит ли у тебя духу выдержать все то, что может последовать в случае разгона думы?

Я был смущен и не сразу мог дать ответ.

— Быть в роли депутата не так-то уж легко, — заметил я, — к тому же, ты сам знаешь, Артем, у меня подготовка невелика.

— Ну, на этот счет не беспокойся, — возразил Артем. — А вот насчет семьи, которая может остаться, — вопрос. Впрочем, оставим это до завтрашнего дня.

С этими словами Артем вышел от меня».

Пятого февраля состоялось первое предвыборное собрание выборщиков. Вершителями судеб были крестьяне, их насчитывалось более ста человек. Большинство из них сочувствовало эсерам, но были и приверженцы социал-демократов. Членов РСДРП среди выборщиков насчитывалось 35 человек, кадетов до 45. При таком соотношении сил большевикам трудно было рассчитывать на значительные успехи.

На предвыборном собрании большевики выдержали натиск черносотенцев. Последние получили от представителей рабочего класса достойную отповедь.

Большевик Петров, человек не молодой, с окладистой бородой, дал отпор царским прихвостням:

— Граждане, вы слышали, как монархисты вызывающе держали себя в своих выступлениях против социал-демократов? Во многих случаях они говорили ложь. Но мы идем прямой дорогой, провокаций не устраиваем, наша партия открыто заявляет, за что она будет в думе бороться, а именно: за отчуждение земли для крестьян без выкупа, за восьмичасовой рабочий день для рабочих и за Учредительное собрание.

Петров и другие ораторы-большевики сделали свое дело: симпатии многих крестьян-выборщиков склонились на сторону товарищей Артема.

Вечером того же дня состоялось нелегальное совещание фракции социал-демократов.

Маленькая узкая комната. Артем сидит на подоконнике единственного окна. Входят товарищи. В числе других пришел и Чащин. Он приблизился к Артему, протянул ему руку. Артем остро взглянул веселыми глазами на надеждинца, чем привел его в некоторое смущение. «Что это Артем так многозначительно поздоровался со мной? Глазами сверлит, а они веселые, озорные… Что-то готовит мне».

Собрались все 35 выборщиков социал-демократов. Артем прошел к столу и объявил совещание открытым. На повестке дня один вопрос: «Обсуждение кандидатур в Государственную думу».

На предварительном совещании фракций различных партий социал-демократы получили три места для выставления своих кандидатов.

Предварительно Артем поставил вопрос: учитывать ли при выдвижении кандидатур в думу признак территориальности, или судить о кандидатах только по личным качествам? Было признано по возможности учитывать и то и другое обстоятельство.

От Екатеринбурга был выдвинут Егор Алексеевич Петров, от пермских железнодорожников — Шпагин, от Надеждинска — Чащин. Обсуждались также кандидатуры товарищей Карелина из Мотовилихи и Ордина из Екатеринбурга.

Во время обсуждения кандидатуры товарищ, о котором шла речь, выходил из комнаты. В списке большевиков остались Петров, Шпагин и Чащин. Эти трое представляли социал-демократов, они были выставлены для баллотировки на предстоящих выборах.

7 февраля в губернском земстве состоялись выборы. Чиновник по особым поручениям при пермском губернаторе знакомил выборщиков с правилами выборов. Проверка полномочий выборщиков уже произведена, и те, кто опоздал ее пройти, от участия в выборах отстранялись.

Голосование было дружным. Согласованный заранее между фракциями различных партий список кандидатов в думу был проведен абсолютным большинством голосов. Ни один черносотенец и монархист в думу не был избран.

Депутаты думы пользовались личной неприкосновенностью. Для большевика-подпольщика, получившего звание депутата Государственной думы, личная неприкосновенность была явлением почти фантастическим. Шпагин решил испытать эту самую неприкосновенность, использовать ее в революционных целях.

Пошел он на один из пермских заводов и во время обеденного перерыва устроил большой митинг рабочих. Произнес революционную речь и предложил рабочим составить ему, как депутату думы, наказ. И свершилось «чудо»: до поры до времени волшебные слова «депутат думы» действовали на охранку и полицию. На митинг, как и полагается, прибыл наряд полицейских, правда к шапочному разбору, когда уже все кончилось. Шпагина, только что произнесшего противоправительственную речь, арестовать было нельзя: депутат думы. И ничего иного не оставалось, как проводить господина депутата до его квартиры, а не взять, как прежде, за шиворот и отправить в тюрьму.

Позже, ознакомившись с законом о правах депутатов думы, Шпагин понял, что полицейские законов не читают. Если бы они заглянули в этот закон, то нашли бы там основание для ареста депутата, захваченного на месте преступления — произносящего революционные речи вне думы.

Через день после выборов Шпагин в последний раз виделся с Артемом. Кооптированный в Пермский комитет РСДРП, Шпагин явился на заседание. Оно состоялось в квартире Марии Загуменных. Решили организационные вопросы, исключили из партии меньшевика Матвеева за то, что он вошел в соглашение с кадетами. Заседание закончилось. Пили чай. Артем с присущей ему веселостью рассказывал о своих столкновениях с охранкой и полицией в Харькове. Рассказал он и о ставшем легендарным эпизоде, когда, в очередной раз спасаясь от гнавшейся за ним по пятам полиции на территории Сабуровой дачи, влетел в часовню и, не растерявшись, вскочил в пустой гроб. Прикрыл над собой крышку, пролежал в гробу несколько часов, дождался, пока сбившиеся с ног фараоны не покинут больницу. Тогда он живехонький вылез ив гроба и ушел подальше от опасного места.

Депутата в думу Чащина провожали из Надеждинска его друзья-единомышленники и масса рабочих завода. В день проводов Чащина была объявлена забастовка. Сотни и сотни рабочих шли к вокзалу, пели революционные песни. Вот уже и поезд подошел к перрону. Один из членов партии поднялся на площадку вагона, потребовал внимания и начал читать наказ надеждинских рабочих своему посланцу в Государственную думу:

«Мы, рабочие Надеждинского завода, собравшиеся на проводы нашего депутата Чащина Василия Андреевича, избранного от уральских рабочих во II Государственную думу, поручаем ему защищать интересы рабочих и крестьян.

Мы твердо верим и надеемся, что ты не побоишься и не остановишься в момент борьбы перед опасностью, даже если бы тебе грозила смерть от врагов народа. Мы знаем, что Государственная дума в подавляющем большинстве будет состоять из помещиков-крепостников, капиталистов, либералов — изменников народа и погромщиков-монархистов — все они являются защитниками самодержавия. Против них с думской трибуны выступит с.-д. фракция, в которой и ты должен состоять, наш избранник, должен открыто, беспощадно разоблачать, вести борьбу со старым отжившим строем — самодержавием. Мы требуем, чтобы с.-д. фракция в Государственной думе отстаивала интересы рабочих, боролась за них в думе и вне ее, держала связь и была бы связана, непосредственно связана с рабочей массой, используя думскую трибуну для организаций этих масс, для завоевания ближайших требований программы РСДРП. Не законодательствовать в думе вместе с сидящими там помещиками-крепостниками, а бороться за Учредительное собрание, демократическую республику, за 8-часовой рабочий день, за конфискацию всех помещичьих, монастырских, удельных земель и за организацию крестьянских комитетов.

Да здравствует демократическая республика и борьба за социализм!

Да здравствует Российская социал-демократическая рабочая партия!»

Чащин бережно принял наказ, поцеловал его, встал на перронную скамейку и в прощальном слове сказал, что сделает все, чтобы оправдать доверие рабочих избирателей. Раздались два удара колокола. Товарищи подхватили Чащина и быстро внесли в вагон. Под тысячеголосое «ура» поезд уходил на юг.

Ленин — делегат Урала

Избирательная кампания во II Государственную думу закончилась невиданным успехом. Нелегальная, жестоко преследуемая правительством, большевистская пермская партийная организация провела в думу трех своих товарищей. Авторитет большевиков на Урале возрос неизмеримо, это наглядно подтвердилось и в ходе выборов на V съезд РСДРП, избирательная кампания на который шла почти одновременно с выборами в думу.

V съезд партии должен был обсудить соглашательскую политику Центрального Комитета РСДРП, в котором прочно засели меньшевики. Оба крыла партии, большевистское и меньшевистское, лихорадочно готовились к съезду. Серьезнейшее сражение между революционными и оппортунистическими силами в партии было неминуемо. Исход этого сражения во многом зависел от числа делегатов съезда — большевиков и меньшевиков.

Число делегатов на съезд того или иного района зависело от количества членов партии в этой организации. Меньшевики шли на любые трюки, чтобы увеличить численность местных организаций, где их влияние было решающим.

Руководители уральской партийной организации и, конечно, в первую очередь Артем ясно представляли себе, что значит для будущего партии обеспечение большевиками перевеса сил на V съезде. Уральские товарищи обещали Ленину послать на съезд крупную, полностью большевистскую делегацию.

На заседании Уральского областного комитета Артем внес предложение провести от одной из низовых партийных организаций Урала делегатом на партийный съезд Владимира Ильича Ленина. Выступая с этим предложением, Артем говорил:

— У нас еще не проводились выборы на съезд на солеварнях в Усолье. Солевары — боевые рабочие, они ведут упорную борьбу. Кандидатуру Ленина они с радостью поддержат. Я предлагаю срочно послать в Усолье товарища Ивана (Иван — это нелегальное имя на Урале Константина Бассалыго. — Б. М.) и поручить ему провести делегатом на съезд товарища Ленина.

Партийное поручение было выполнено. Ленин получил мандат на V съезд РСДРП от большевиков Урала.

На IV съезде партии Урал был представлен тремя делегатами. Выросшая и окрепшая уральская партийная организация имела право послать на V съезд более 20 делегатов.

Артем заканчивал проведение кампании по выборам на съезд партии. Результаты выборов превзошли все ожидания. Было избрано 23 делегата, из них 22 большевика и лишь 1 меньшевик. В числе делегатов был и сам Артем. Сообщение о блестящей победе уральских большевиков на выборах стало известно меньшевистскому Центральному Комитету РСДРП. Немедленно на Урал направляется ревизор — член Центрального Комитета Аким (Леон Гольдман). Ему поручено произвести проверку с пристрастием, правильно ли проведены уральцами выборы на съезд партии. Аким уже прибыл в Пермь, и на 7 марта назначено с его присутствием внеочередное заседание Пермского комитета партии. На комитетском собрании будут присутствовать съехавшиеся в Пермь по пути в Лондон делегаты V съезда партии.

Собрание назначено в центре города, неподалеку от вокзала.