Находясь на Дильмуне, вдали от любимого, Аматтея изнывала от тоски, и даже дочурка не так её радовала, как в первые дни после родов. У Аматтеи пропало молоко и её выручали няньки. Если бы не дочка, то лидийка точно бы всё бросила и устремилась бы в Ур, в окрестностях которого находился Набуэль со своими воинами. Иногда лидийка совершала выезды на колеснице в окрестности столицы острова, но далеко она теперь не удалялась от Аваля.
Она выезжала обычно до жары и выбирала какое-нибудь уединённое место, где-нибудь на берегу моря, и пыталась сочинять, чтобы отвлечься от нерадостных мыслей. У моря ей писалось лучше всего. Морские волны её как-то успокаивали. Особенно если с моря дул ещё свежий и не сильный ветер.
За последнее время она уже написала больше десятка стихотворений и несколько из них отправила князю, а от него пришло только два сообщения. Аматтея себя пыталась успокоить тем, что её любимый всё-таки находился в походе и осаждал неприятельский город.
***
А князь не только в это время осаждал Ур. Под осаду попал и сам Красавчик… И осаждали его то же настойчиво.
У Хилины не было иного выбора, как только любой ценой добиться расположения Набуэля, так как она за собой сожгла в Ассирии уже все мосты и ей деваться было не куда. Но Красавчик оказался крепким орешком и всё не поддавался, а Хилина его по сути усиленно преследовала.
Набуэль во сне почувствовал, как кто-то прижался к нему со спины и затем обвил его за плечи. Князь очнулся и понял, что его обнимает какая та девушка. Однако он уже года полтора не держал при себе наложниц, за ненадобностью распустив их, после того как влюбился в свою поэтессу-лидийку!
И на этот раз это оказалась всё та же девица.
Набуэль оттолкнул Хилину от себя.
«Вот же ненасытная потаскуха! – с досадой подумалось Красавчику. – И как ей удалось проникнуть в его шатёр и преодолеть охрану? Это непонятно!»
***
Хилина однако не успокоилась и проявила настойчивость. Она уже успела с себя скинуть одежду и была сейчас совершенно нагой. Девица учащённо дышала и была явно крайне возбуждённой. Она повела себя ещё более напористо, и я бы сравнил её в данном случае с изголодавшейся тигрицей. У неё от переполнявшего её желания сейчас даже набухли соски, и она выгибалась и постанывала. Своими дерзкими ласками она постаралась завести Красавчика. И это ей вскоре удалось, хотя князь поначалу и пытался от неё отстраняться. Он даже выругался. Однако это девицу не остановило. Она слишком хорошо знала Набуэля и она умела ему не только доставлять наслаждение, но и им манипулировать.
После всего того, что между ними произошло, князь обессиленно откинулся на спину. Хилина же никак не могла угомониться и продолжала его ласкать, пытаясь вновь зажечь в нём огонь страсти.
– Да успокойся же, – осадил её князь. – Я уже ничего не смогу…
– Но я же чувствую, любовь моя, что тебе ещё хочется меня. У тебя не прошло до конца возбуждение, значит у тебя должно получиться! Я же лучше знаю! Давай попробуем с тобой ещё? Ну-у-у, ну ещё? – продолжала со страстью ворковать неугомонная Хилина.
– Ты с меня кажется уже всё выжала, – проворчал князь. – Да дай же мне хотя бы немного передохнуть, – Набуэлю действительно уже ничего не хотелось, и он старался как-то отвязаться от настырной девицы, бравшей его раз за разом нахрапом.
– Так ты ничего не делай! – продолжала ластиться к нему Хилина. – Зачем тебе напрягаться? Ты можешь по-прежнему лежать. Лежи и всё. А у меня ещё есть силы и я всё сделаю… за тебя! Сделаю сама…
Набуэлю с трудом, но всё-таки удалось выбраться из объятий Хилины и он повторил свой вопрос:
– Послушай, а как тебе удалось ко мне пробраться?
– Пусть это будет моей маленькой тайной…– ответила Хилина.
– Если ты не признаешься… То будет хуже!
– Ну, ла-а-адно. Ла-а-адно, так и быть, – немного надулась настырная девица. – Я скажу… Я пробралась к тебе используя хитрость.
– Ты обманула охрану?
– Да, я её обманула. Твои охранники все такие доверчивые… Ну просто, какие-то дети! – и Хилина расхохоталась. – Но лучше об этом не расспрашивай хотя бы сейчас…А давай-ка мы с тобой продолжим начатое…
И Хилина вновь разожгла в Набуэле страсть, и он опять вынужденно с ней занялся любовью.
Всё-таки эта девица была бы, наверное, самой изощрённой служительницей в храме богини Иштар, ведь даже жрицы Арбельского храма, посвящённого этой богини, уступали в любовном искусстве Хилине, ну а слава о них гремела по всей империи и по молодости Набуэль не раз посещал этих жриц, и знал, что они могут сотворить с любым мужчиной, причём даже и с не очень темпераментным.
Чего только сейчас не вытворяла эта золотоволосая женщина-вамп! Она ни на мгновение не давала Красавчику сомкнуть глаз.
***
Уже под утро Хилина угомонилась и Набуэль еле встал, настолько бурной оказалась прошедшая ночь.
Военачальник синмагурцев Эшумаль сообщил, что из Ура в их лагерь прибыл перебежчик, который хочет поговорить лично с главным среди осаждающих, то есть с князем.
Набуэль велел Хилине удалиться и затем разрешил ввести перебежчика. Вскоре того привели. Он неуверенно переступил порог шатра и огляделся по сторонам. Это был вавилонянин, обритый наголо. Он был среднего роста. По одежде и по его макушке, сверкавшей как начищенный медный таз и лишённой какой-либо растительности даже над оттопыренными ушами, можно было предположить в нём не простого горожанина, а жреца.
Перебежчик склонился перед князем.
– Я готов тебя выслушать… – произнёс в ответ Набуэль. – Ну и для чего ты меня хотел увидеть?
– Господин, – произнёс жрец, – я-я-а… я-я-а… – перебежчик сильно волновался, и только с третьего раза смог что-то внятное сказать: – я хочу тебе предложить, князь, свою помощь…
Набуэль вновь критическим взглядом окинул перебежчика и переспросил:
– Какую же?
– Я могу провести твоих воинов, князь, в осаждаемый город…
Набуэль задумался. Что-то ему не очень понравилось в словах перебежчика. Князь не готов был сразу поверить ему. «Не-е-ет, на деле не всё так просто. О-ой, что-то здесь может быть не так. Ну а может это всего лишь ловушка?» Набуэль вновь пытливым взглядом окинул перебежчика.
Перебежчику на вид было лет сорок –сорок пять. Глаза у него были небольшие, но проницательные. И он не выглядел слабовольным человечком, который готов был на всё ради спасения своей шкуры.
– Тебе нужно, наверное, золото? Сколько ты его хочешь? – спросил перебежчика Красавчик. Князь захотел проверить жреца и понять мотивы его поступка.
Перебежчик тут же запальчиво ответил:
– О-о, нет-нет, ты меня княззь не понял! Мне платы за это не надо.
Набуэль язвительно усмехнулся:
– А знаешь, что-о… Ты ведь являешься жрецом? Я ведь не ошибся?
– Да, я жрец, – согласился перебежчик.
– Так вот, я и без твоей помощи войду в Ур,– произнёс князь. – Я же знаю, что осаждённые доедают последние сухари, и скоро примутся за свои ремни… И через считанные дни в городе разразится страшный голод и вам всё равно придётся открыть ворота и сдаться.
Жрец не мог скрыть своего крайнего разочарования. Ему нечего было возразить.
Однако это не значило, что князя не заинтересовало предложение жреца-перебежчика. Важно всё-таки было узнать, чего же он на самом-то деле хочет за свою услугу.
Набуэль переспросил:
– Я так думаю, ты же не просто так хочешь нас провести в Ур? Если тебе не надо золота, то тогда что ты за это желаешь получить?
Перебежчик потупил взор.
– Н-ну?..– повторил вопрос Красавчик.
– Князь, – ответил на это жрец-перебежчик, – в городе осталось лишь только треть его прежнего населения. Если ты даруешь этим оставшимся людям прощение и жизнь, и не будешь их обращать в рабов, а также не станешь разрушать город и тем более наш храм, посвящённый богу Нанну, то я проведу уже завтра твоих воинов через подземный ход, и вы попадёте в Ур.
Набуэль велел временно вывести перебежчика из шатра.
Когда это сделали, Набуэль обратился к командиру синмагурцев:
– Эшумаль, а ты что по этому поводу мне скажешь?
Набуэль выжидающе посмотрел на Эшумаля. Это был тоже халдей. Ещё сравнительно молодой и подвижный. Он как бы был правой рукой у Набуэля. Впрочем, князь мог предположить, что этот Эшумаль ему скажет. Было видно, что синмагурец явно относился скептически к перебежчику и его предложению.
Эшумаль не преминул хмыкнуть:
– Наши воины желают вознаградить себя добычей… Они уже несколько месяцев стоят под этим проклятым городом! Мы и без этого жреца займём Ур. Я бы не стал ничего ему обещать…
Синмагурец был в чём-то может быть и прав, но он одного в данный момент не учитывал…
С севера надвигалась стотысячная ассирийская армия. И она буквально на днях вступила на территорию Вавилонии. Так что каждый день промедления и безрезультатного топтания у Ура мог дорого обойтись восставшим.
Князь думал. Он взвешивал все за и против. Думал он достаточно долго и напряжённо. И, наконец, он велел вновь завести в свой шатёр перебежчика.
Жреца привели.
Набуэль произнёс:
– Жрец, я готов принять твою помощь, – и ещё немного подумав, Красавчик продолжил: – Но с несколькими оговорками. Оставшимся защитникам Ура будет сохранена жизнь и свобода, я это тебе обещаю, однако это не коснётся ассирийцев, которые находятся сейчас в городе…
На последнем условии особенно настаивали синмагурцы и вавилоняне, являвшиеся союзниками князя.
– И ещё, – продолжил Набуэль, – я не могу запретить моим воинам и тем более своим союзникам вознаградить себя добычей… Так что всё самое ценное добро, принадлежащее жителям Ура, у них будет отобрано.
– Ну… н-ну, та-а-ак и быть, – вздохнул жрец, – а ты можешь, князь, хотя бы пообещать, что твои воины не разграбят Урский храм?
– Вот это я тебе могу пообещать, – ответил перебежчику Набуэль.
И на следующий день, после многомесячной осады, Ур всё-таки пал.
На крайнем юге Месопотамии в руках Великого царя теперь оставался только один город – Урук, который по-прежнему самоотверженно защищали Бел-ибни и его воины, а также поддерживавшие их жители города.
В Уруке ещё оставалось съестных припасов примерно на три месяца. Ну а что будет дальше… Бел-ибни и его соратники просто боялись так далеко заглядывать в будущее.
***
В Ассирии тогда очень расхожей была то ли шутка, то ли поговорка: «в мире есть только три непреходящих и вечных понятия, это египетские пирамиды, это сфинкс и… это царица-мать Накия-старшая.»
И впрямь, уже больше тридцати пяти лет она вершила судьбу огромной империи и миллионов её подданных, и, казалось, что время над ней было не властно.
После того как царица-мать возвела на трон в Ниневии своего старшего сына, а потом и Ашшурбанапала, она добралась до самой вершины власти, и никто не смел ей ни в чём отныне перечить. Даже Великие цари на это не решались. И об этом в империи всем было известно.
Эта женщина пребывала вне времени. Это может показаться фантастикой (тем более в те далёкие времена люди жили намного меньше и старели гораздо раньше), но и в свои шестьдесят с лишним лет у неё не было ни единого седого волоска, ни единой морщинки, и она выглядела по меньшей мере лет на тридцать. Так о ней отзывались придворные хронисты, и я им склонен всё-таки верить. Вряд ли это было с их стороны всего лишь подхалимством.
Овдовев, Накия-старшая не долго сохраняла траур по погибшему мужу, по неистовому Синаххерибу, и уже через пару недель она завела себе для здоровья (ну и разумеется для поддержания хорошего настроения) первого любовника. Им оказался здоровенный нубиец опахальщик. У него была неимоверная мужская сила и это привлекло внимание его госпожи.
Айягу (а так звали этого раба и по совместительству фаворита) развлекал её примерно с месяца два. Но он был не образован и недалёк, и с ним Накии стало вскоре скучно. И потому уже через некоторое время у неё появились другие фавориты. Они начали набираться и из гвардии, и из дворцового окружения, но чаще всего они подбирались из молодых и привлекательных рабов, и бывало даже так, что Накия заводила одновременно трёх-четырёх молодых и выносливых жеребцов, настолько она вошла во вкус альковной жизни… По сути царица-мать завела себе гарем. Самый настоящий. Только состоявший не из девиц, а из мужчин. А это совершенно уникальный факт для того времени на всём Ближнем Востоке.
Иногда в её гареме находилось до двадцати молодчиков, от которых только требовалось одно. Что именно я пояснять тут не стану, всё и без моих пояснений понятно и достаточно прозрачно. А вообще это для Ассирийской империи было неслыханным делом! И это при том, что у ассирийцев женщина всегда по отношению к мужчине находилась в приниженном положении! Но разве для царицы-матери были писаны какие-либо законы? Она была выше их! Законы её не касались!
А ещё добавлю, что у Накии-старшей в её собственном гареме находились самого разнообразного происхождения юноши-наложники. Тут у неё имелись и халдеи, и эламиты, и нубийцы, и финикийцы, и греки, и даже для разнообразия она завела в нём негра. И нередко Накия со всеми ими и со своими одалисками прислужницами проводила в своём дворце тайные и очень архаичные обряды, посвящавшиеся богине Иштар, которые официально были запрещены за их крайнюю разнузданность и противоестественную извращённость, и их нельзя было где-либо даже упоминать, а не то что проводить.
Впрочем, Накия-старшая не гнушалась предаваться и другим развлечениям…
Все знали, что ещё время от времени с ней делили ложе и девушки, которых она тоже придирчиво для себя подбирала. И никто не смел даже и словом обмолвиться по поводу всех этих её запретных шалостей, которые, конечно же, ни для кого не являлись тайной. Всем о них было известно. Ну и всем так же было известно, сколь крутой нрав был у царицы-матери, и что она никому ничего не прощала.
За то те, кто был предан ей, получали от неё поддержку буквально во всём. Накия-старшая умела ценить это качество.
***
Одно время в её фаворитах числился и князь Набуэль, приехавший из глухой дыры и собиравшийся покорять блистательную ассирийскую столицу. Тогда ему исполнилось едва семнадцать лет, и он только-только переступил порог совершеннолетия. Ну, разумеется, мимо такого красавчика Накия-старшая не смогла пройти мимо. Он быстро стал очередным её трофеем. Наверное, уже на тот момент четырёхсотым. Хотя Накия и не ввела его в свой гарем. Но именно благодаря ей этот халдейский князь возвысился при дворе и получил в итоге, не смотря на свою неопытность, даже должность наместника в Приморье, откуда он и был родом. Впрочем, сейчас, по понятным причинам, он перешёл на сторону взбунтовавшегося Шамаш-шум-укина.
Но как бы Накия не казалась вечно молодой, однако и у этой женщины постепенно заканчивался запал, и она начинала несколько сбавлять в своих альковных похождениях обороты.
В последние года три в её резиденции уже реже устраивались разнузданные оргии, и вскоре она даже распустила свой мужской гарем (как я уже упоминал, единственный тогда на всём Востоке) и постепенно стала остепеняться.
Ну а когда её последним фаворитом стал юный греческий скульптор Филомей, она вообще перестала кого-либо призывать к себе в спальню кроме него.
И они уже зажили с Филомеем почти что как настоящие супруги.
***
Накия обсуждала в мастерской своего юного фаворита его последние работы, когда ей сообщили, что в Южной Месопотамии бунтовщиками был захвачен Ур. Теперь на юге у Ассирии оставался только один оплот, Урук. И неизвестно сколько он продержится.
Встревоженная Накия оставила своего Филомея и порывистой походкой направилась в апартаменты царственного внука. Она застала там не только Ашшурбанапала, но и Главного глашатая. Ишмидаган докладывал Великому царю, как обстоят дела в Вавилонии. При виде Накии Главный глашатай прервался и почтительно приветствовал царицу-мать.
– Я уже всё знаю, – произнесла Накия.
Усевшись в кресло рядом с Ашшурбанапалом, она обратилась к Главному глашатаю:
– Сколько ещё может продержаться в Уруке Бел-ибни?
– Это всё будет зависеть от того, сколько в городе осталось продовольствия, – ответил Ишмидаган.
– Я хочу знать точно, сможет ли Бел-ибни удержать в своих руках наш последний оплот на Юге? Ты можешь мне это сказать?
– Насколько мне известно, Бел-ибни успел создать в Уруке большие запасы зерна, так что там ещё что-то имеется… Думаю, что он сможет продержаться ещё с месяц-другой… Или около того, госпожа.
– Вот видишь… к чему привела твоя излишняя мягкотелость, – обернулась резко к Ашшурбанапалу Накия. – Сколько раз я тебе говорила, чтобы ты не доверял этому Шамашу! Я ведь предупреждала, что он скрывает свои истинные намерения… И вот, ты сам теперь убедился…Дождались! А что от карлика, от него есть какие-то известия?
Ишмидаган ответил:
– Генерал Мардук-апла-иддин со своей армией без боя занял уже всю северную Вавилонию и теперь приближается к самому Вавилону. По всей видимости у стен этого города и произойдёт главное сражение между нашей армией и бунтовщиками. Я полагаю, что это сражение будет уже со дня на день.
***
Читатель, хочу повторить для тебя ещё раз: основные события я описываю, опираясь прежде всего на древние хроники.
И так, что же последовало дальше?..
Армия бунтовщиков дожидалась ассирийцев примерно в четверти фарсаха от Вавилона. Набунацир её расположил так, чтобы его фланги прикрывали с одной стороны Евфрат, а с другой один из каналов, представлявший собой непреодолимую преграду для конницы и колесниц противника. Да и сама эта местность была пересечена небольшими каналами и множеством арыков и использовать свою ударную силу (шестьсот тяжёлых колесниц и пятнадцать тысяч конных скифов и киммерийцев) генерал Мардук-апла-иддин на ней не мог.
Когда карлик подошёл к месту предстоящей битвы, он сразу оценил все преимущества от занятой вавилонянами позиции. Набунацир был серьёзным противником, и он выбрал для себя практически идеальное место для предстоящей битвы.
Это карлик вынужден был признать.