Ассистент доктора Кларка

Рисунки Ю. Ефимова

Не помню, когда он впервые появился у входа в «Клариссу»… Но с некоторых пор, покидая после вечернего сеанса Синий зал, я обязательно замечал на тротуаре высокую, чуть сутулую фигуру, странно одинокую в беспокойном людском море. Одним из первых выйдя из кинотеатра, он отходил немного в сторону, чтобы не быть смятым толпой, шумно вывалившей вслед за ним, и останавливался в раздумьи. Невидящим взглядом смотрел он поверх человеческих голов и, казалось, прислушивался к чему-то, не слышному другим из-за уличного шума.

«Верно, это такой же бедняк, — подумал я, — и у него, как и у меня, нет иных развлечений, кроме «Клариссы». Только он, может быть, больше моего повидал в жизни, — не оттого ли его худое, усталое лицо изборождено сеткой глубоких морщин?»

Скоро я перестал замечать его и забыл бы совсем, не случись то непонятное происшествие в «Клариссе», о котором так много писали в газетах.

В тот вечер я сидел в одном из последних рядов Синего зала. На экране развертывалась пестрая летопись успехов и неудач неустрашимого Красавчика Томми — здоровенного верзилы с неожиданно приятным лицом. Он без сожаления приканчивал мерзкого старикашку и выяснял потом, что убил родного дядю, кутил в респектабельном ресторане, совершал отчаянные грабежи, мастерски уходил от погонь. Зрительный зал настораживался, когда над Томми нависала опасность, и облегченно вздыхал, когда тот снова выходил победителем…

Вот Красавчик, вступив в единоборство с очередным своим противником, мощным ударом в челюсть сбросил его с балкона седьмого этажа. И тут произошло что-то невероятное. Я совершенно отчетливо ощутил, как железный кулак Томми врезался… в мой подбородок! Я еще успел отметить про себя, что это был великолепный «хук левой». Боль резанула челюсть, меня швырнуло на спинку стула, в глазах потемнело. К ощущению резкой боли в нижней челюсти прибавилось не менее острое ощущение быстрого падения. Падение не было долгим и завершилось тем, что меня со страшной силой вдавило в мягкое сиденье. Я почувствовал, что теряю рассудок. Очнулся, когда постепенно утихала боль в пояснице. Ныли онемевшие десны…

Я огляделся и в полумраке увидел, как, судорожно вцепившись в подлокотники кресла, сжался в комок и негромко причитал сосед справа. С чувством сморкалась в платок сухонькая старушка в черном, сидевшая впереди меня. Беспокойно ворочался и возмущенно бубнил сосед слева, здоровенный — под стать самому Красавчику — парень с перекошенным носом. Со всех концов зала доносились до меня сдавленные стоны, приглушенное всхлипывание, выкрики… Сокрушительный удар в нижнюю челюсть, головокружительное падение с высоты седьмого этажа — это не было только моим ощущением. Его испытал, видимо, весь зал. Значит, мне не померещилось, происшедшее не было случайностью!

Сеанс был сорван. Побледнел и погас экран, в глаза ударил ослепительно яркий свет. Служители торопливо распахивали двери, ведущие из зала. Растерянная, ошарашенная публика повалила к выходу…

Я вышел из кинотеатра. Справа от выхода уже стоял незнакомец, пропуская мимо себя взволнованно гудевшую толпу. Что-то в нем поразило меня. Внимательно присмотревшись, я понял, в чем дело. Он… улыбался. Этот хмурый, усталый человек улыбался, чуть раздвинув тонкие бледные губы. Мне вдруг показалось, что он больше других знает о случившемся.

— Что это было? — непроизвольно вырвалось у меня, когда я, несомый людским потоком, поравнялся с ним.

Он ничего не ответил. Он все улыбался. Сетка морщин исчезла с его лица, и оно показалось мне даже молодым…

Не буду приводить кричащих заголовков, украсивших на другой день полосы утренних газет. Вы, возможно, и сами еще помните их… «Умопомрачение в «Клариссе» вызвало в печати самые противоречивые объяснения. Комментатор солидных «Утренних новостей», ссылаясь на сообщения очевидцев, утверждал, что все случившееся явилось результатом полуобморочного состояния зрителей, наступившего из-за поломки вентиляционного устройства. Бульварный «Утренний листок» оповестил своих читателей, что во всем повинны «красные»: это они подбросили в кинозал ампулы с сильным наркотиком, расстроившим нервные системы граждан великой «Страны Истинной Демократии»… А «Глас Всевышнего», орган одной из религиозных общин, считал сверхъестественное явление в «Клариссе» знамением близкого второго пришествия Христа, готовящего людям очищение и Страшный суд…

Густые толпы стояли в тот день у билетных касс «Клариссы».

Тут же, возбужденно судача, толпились те, кому возраст или нервы не позволяли получить удар в зубы и упасть с седьмого этажа. Этим не оставалось ничего, кроме безграничной зависти — зависти перед закрытыми кассами. Запретный плод, как известно, сладок…

Впрочем, напрасными были и ожидания счастливчиков, ставших обладателями заветных полосок зеленой бумаги. Ни на одном из десяти сеансов не произошло ничего необычного.

— Видимо, неполадки в вентиляции уже исправили, — с сожалением говорили подписчики «Утренних новостей».

— «Красные» сделали свое дело и смылись, — рассуждали приверженцы «Утреннего листка», значительно посматривая на полисменов, которых сегодня было здесь больше обычного.

Что касается тех, кто ждал второго пришествия, то они ощущали еще больший прилив веры: конечно же, Христос не будет дважды оповещать заблудших о своем появлении…

Незнакомец в этот день не появлялся у «Клариссы». Не пришел он ни завтра, ни послезавтра. Он словно забыл о существовании кинотеатра.

Время шло.

Однажды, удачно подработав на переноске вещей одной дамы, я возвращался в свою конуру.

Настроение у меня было превосходное, и я обрадовался, когда на перекрестке двух пустынных улиц обнаружил зеленый скверик.

«Чудный уголок для заслуженного отдыха», — подумал я и вдруг увидел его…

Волнение охватило меня при виде высокой, но узкой в плечах и чуть сутулой фигуры. Вот идет он, этот незнакомец, возможный виновник происшествия в «Клариссе». Его взгляд безразлично скользит по лицам встречных, не задерживаясь ни на одном из них… Неужели за этим тусклым взглядом невыспавшегося человека скрывается разгадка удивительной тайны? Столько времени я думаю об этом явлении и до сих пор ни на сантиметр не приблизился к его пониманию.

— И не приблизитесь, пока я сам этого не захочу!

Что это?..

Тонкие губы незнакомца были плотно сжаты. Он даже не взглянул на меня. Но ведь это его слова! Ведь это произнесено им?!.. Или мне показалось?

Незнакомец уже миновал меня. Затих глухой скрип его ботинок. Однако, показалось ли? Я замедлил шаги, потом и вовсе остановился.

— Вы не ошиблись, это действительно мои слова, — явственно прозвучал у меня в голове ответ на мой непроизнесенный вслух вопрос.

Ошеломленный, я ни о чем не думал в тот момент. Я проводил незнакомца растерянным взглядом и машинально продолжал свой путь, забыв о скверике, где хотел отдохнуть, не замечая ничего вокруг.

Прошло недели две. Я возвращался с вокзала, куда попал в погоне за случайным заработком. Мне не повезло — карманы были пусты. Пассажиров в вагоне надземной дороги оказалось немного, никто из них не привлек моего внимания. С раздражением отвернувшись к окну, я уставился на серый лоскут предвечернего неба. И вдруг…

«Дик, мне необходимо с вами встретиться. Как вы на это смотрите?» — так же ясно и отчетливо, как и полмесяца назад, прозвучало во мне.

«Что за чертовщина?!.»

«Не надо чертыхаться, дружище, — появилась новая посторонняя мысль. Мне почудилось, что невидимый собеседник слегка поморщился. — И будьте любезны, ответьте все-таки на мой вопрос…»

— Послушайте, кто вы там!.. — заорал я на весь вагон, с ужасом видя, как ко мне поворачиваются удивленные лица пассажиров. — Перестаньте морочить мне голову, слышите?! Я не хочу!

«Зачем же так громко? Я и так прекрасно вас слышу… Успокойтесь, прошу вас».

В другое время я, вероятно, был бы рад заговорить с ним. Но сейчас, усталый и голодный, я был вне себя от настойчивости, с которою этот человек преследовал меня. И он, видимо, понял это.

«Я чувствую, вы устали. Ну, что ж… Отложим наш разговор. Идите к себе и успокойтесь…»

Это была последняя из посторонних мыслей.

Таинственного незнакомца больше не существует!.. Есть доктор Кларк и я — его сотрудник. На другой же день после разговора в «надземке» он пригласил меня к себе.

Я согласился.

В половине пятого, как мы условились, я поднимался на третий этаж серой громадины. Дверь с табличкой «Дж. У. Кларк, доктор биологии»…

Я позвонил.

— Это вы, мистер Харлей? — услышал я негромкий глуховатый голос. Я представлял его голос именно таким — негромким и чуточку глуховатым.

Доктор открыл дверь и, видя, что я медлю, ободряюще кивнул.

— Входите, Дик, я жду вас…

Я почти ничего не запомнил из беседы с доктором — слишком велико было волнение, охватившее меня в его просторном кабинете. Огромные, до потолка, стеллажи с книгами и грудами журналов вдоль стен. Письменный стол, пишущая машинка на нем. Никаких реторт в штативах, клеток с белыми мышами и прочих аксессуаров учености я не заметил. Но предчувствие чего-то удивительного, тайного не покидало меня все время, пока я был у доктора…

И вот я его сотрудник. Коллега, можно сказать.

Мои обязанности не отличались сложностью. Я не возился с пробирками и колбами, не замерял показаний новейших приборов, не вел наблюдений за подопытными свинками. Словом, ничем не обогащал ту науку, что в чинном спокойствии громоздилась на полках стеллажей в кабинете доктора. Внешне жизнь моя текла так же, как и до знакомства с Кларком, я по-прежнему искал постоянную работу. Но вместе с тем должен был теперь с точностью до секунды регистрировать моменты появления в моем мозгу посторонних, сообщаемых мне доктором мыслей, чувств. Я должен был отмечать их четкость, силу, продолжительность, их влияние на мои собственные мысли и чувства.

Почему именно я был избран для исполнения этой несложной работы?

Как-то я спросил об этом у доктора. По его словам, дело обстояло так.

Получив «препарат Кси» — химическое соединение, над созданием которого Кларк работал последнее время, он встретил затруднение. Необходимо было проверить свойства открытого им вещества. Ректор университета, где доктор читал лекции, был почетным членом редколлегии газеты «Глас Всевышнего». Не стоило и думать о перенесении исследований из крохотной комнаты, помещавшейся рядом с кабинетом доктора, в прекрасно оборудованные залы университетских лабораторий. Даже поделиться сомнением ему было не с кем. Да он и не решался на откровенность. Оставалось одно: на собственный страх и риск вынести эксперимент на улицу, провести его, как выразился Кларк, под открытым небом. Месяц назад так был опробован «Кси-1», первый вариант долгожданного препарата. Приняв таблетку «Кси», Кларк постарался как можно ощутимее представить себе происходящее на экране. И люди, сидевшие в Синем зале «Клариссы», не только восприняли его ощущения, — они сами пережили их…

Этот успех радовал и страшил. Если в добропорядочный мир коллег доктора по университету просочатся самые ничтожные слухи о его опытах, — ему несдобровать. Он прослывет шарлатаном, осквернившим светлый храм чистой науки. Он потеряет не только имя, — не это главное, в конце концов! — но и место, а с ним и возможность дальнейших исследований.

И все-таки Кларк вторично вышел на улицу.

Приняв небольшую дозу «Кси-2», он покинул подъезд и медленно направился к скверику возле дома. И тут появился я… Сумбур моих мыслей заинтересовал доктора. Он вмешался в мои размышления… Не знаю, чем я понравился Кларку, но только он уже не выпускал меня из виду. Когда же встал вопрос о сотруднике, выбор пал на меня.

Сотрудничество наше, по словам доктора, протекало весьма успешно. За несколько месяцев, что оно продолжалось, Кларку удалось установить целый ряд закономерностей в действии препарата. Он, например, точно выяснил, что последний его образец — «Кси-4» — позволяет безупречно читать и передавать мысли на любом расстоянии — от двух шагов до двух тысяч километров. Для этого он отправил меня в недолгую поездку по стране, и всюду, где бы я ни был, — в мягком вагоне экспресса, в салоне воздушного лайнера, в кинотеатре, на ипподроме, в магазине, — словом всюду, — меня ежедневно настигало: «Как поживаете, дружище?» — и следовал очередной наш разговор. Мне незачем было вести дневник. Я тут же, в нашей мысленной беседе, сообщал доктору все, что его интересовало: место, где я находился, точное время обмена мыслями, четкость моего восприятия…

Правда, как ни совершенен был «Кси-4», он не снимал огромного напряжения мозга, которое требовалось для прослушивания и передачи мыслей.

И все же какие перспективы! Полное вытеснение телефона! Достаточно принять таблетку «Кси-4», как великая волшебница Мысль подключит вас к самому сокровенному, что есть у вашего знакомого, — к его мозгу! Конечно, вы будете достаточно скромны и тотчас оповестите его об этом.

Возможно, удастся переправить мысль и в другие миры — на Марс, на Венеру и еще дальше — к планетам иных солнц. С чем вернется она? Кто откликнется на зов человека, повелителя Земли, — невидимой глазу песчинки, затерявшейся в безбрежном океане космоса?..

Но стоп! — сказал я себе на шестой или седьмой день поездки, когда понял, что безбожно устал от этих восторгов. — Ведь есть же у человека что-то по-настоящему сокровенное, чего не откроешь так, сразу, первому встречному? И вдруг выяснится, что все его мысли и чувства, все, что он с гордостью называл своим, личным, оказалось на виду у всех! Нет, чувствовать себя нагишом, даже в обществе не менее нагих окружающих, — привлекательного в этом мало…

Препарат доктора Кларка заинтересует не только работников почтовых трестов. К нему, несомненно, протянут хищные руки и такие далеко не безобидные организации, как, скажем, наше Государственное бюро расследования. Уж они-то сумеют его использовать! Случайная, даже не высказанная вслух нотка протеста — и человек навсегда оторван от семьи, от близких и друзей… А если расширить горизонт? Какой-нибудь проходимец, завладев им, вообразит себя этаким новым Бонапартом. Принудит человечество мыслить так, как угодно ему. Ввергнет всю планету в иго модернизированного рабства, где люди — стандартизованные и оглупленные живые механизмы… Впрочем, одному проходимцу, пожалуй, не осилить такой грандиозный «бизнес». Но ведь его роль с успехом может сыграть целая компания! Хотя бы то же военное министерство.

Дождавшись очередной беседы с Кларком, я тут же выложил ему все свои опасения. В ответ он только невесело рассмеялся. Точнее, в голове у меня возникло ощущение посторонней грустной улыбки.

«Ваши рассуждения логичны, — услышал я. — Но, Дик, не забывайте: о препарате знаем лишь мы двое. Состав его засекречен надежно — он у меня в голове, и я никогда не доверю его тайну бумаге…»

Доктор нашел меня поправившимся, загоревшим до черноты и… поумневшим. К моему огорчению, я не мог ответить ему теми же комплиментами. Доктор еще больше ссутулился. На всей фигуре лежал отпечаток какой-то отрешенности. Словно безмерная усталость навалилась на него — таким вялым, безжизненным было каждое движение.

Он грустно усмехнулся в ответ на немой вопрос, видимо, слишком явно сквозивший в моем взгляде, но промолчал.

Однажды все же мы разговорились об этом.

— Препарат «Кси-4» далеко не образец, — заметил он, выслушав мои соображения насчет прямого обмена мыслями с обитателями Марса. — В нем еще много лишнего. Лишнего и вредного.

Он вдруг оживился, глаза молодо блеснули, совсем как тогда, у кинотеатра.

— Вы еще не пробовали их, — кивнул он на кучку зеленоватых таблеток, лежавших на листке бумаги рядом с пишущей машинкой. — Они тают во рту, как мятные конфеты. Проглотив такую таблетку, чувствуешь, как тотчас свежеет голова, мысли становятся изумительно ясными и даже какими-то прозрачными. Восприятие окружающего необычайно обостряется, и тогда пробуешь сосредоточить внимание на чьем-нибудь образе, к примеру на вашем, Дик… Образ ускользает, расплывается, нужно собрать всю волю, могуче напрячь нервы, чтобы увидеть вас, представить ваше лицо. Когда это сделано, в мозгу появляется первая чужая мысль, вначале неясная, но постепенно все более четкая. Это ваша мысль, Дик, та самая, что в этот миг копошится в вашей голове. — Помолчав, доктор снова кивнул в сторону таблеток — Скоро я предложу вам опробовать очищенную копию этой зелени. А пока даже не мечтайте. Слишком дорого достается сейчас каждая секунда ясновидения…

Он закрыл глаза и просидел так минут десять, отдыхая. Потом с такой тоской взглянул на меня — цветущего, свежего, молодого, что я, вовсе не будучи ясновидцем, отлично понял, о чем он думает. Слишком много отдавал Кларк своему препарату, слишком больших усилий стоили ему ежедневные сеансы…

Достижения доктора были необычайны. Он не желал подчиняться случаю. Чтение и передачу мыслей он превратил в систему. Как же ему удалось? Я десятки раз возвращался к этому вопросу, но решить его без помощи самого Кларка попросту не мог. Ведь я не биолог. О деятельности мозга я судил на основании десятка популярных брошюр, прочитанных мною за последнее время.

Развязка между тем приближалась. Я чувствовал это, наблюдая, с каким трудом организм доктора справляется с заданиями его все еще жизнедеятельного мозга. Все-таки наступила она неожиданно быстро.

Я приценивался к недорогому светло-серому костюму в специализированном магазине «Только для мужчин». Собственно, я уже выбрал и примерил его, мне оставалось только отбить чек.

«Дик, где вы?!. Где вы, Дик!.. Мне очень плохо. Скорее!.. Слышите, скорее!..» — заколотилось в моем мозгу.

Как сумасшедший, выскочил я из магазина, оставив костюм в руках изумленной продавщицы. В подвернувшемся такси я домчался до сквера перед домом Кларка. Вихрем ворвался в подъезд…

На площадке между первым и вторым этажами меня настиг конец всей этой истории.

«В нижнем ящике стола…», — или кончилось действие таблетки, или же остановилась мысль доктора: больше я ничего не услышал. Это были последние его слова. Когда я вбежал в квартиру, было уже поздно. Я нашел его в спальне неподвижно лежащим на широкой неразобранной кровати. Кларк покинул этот мир, унося с собой тайну своего открытия…

В самом деле, что я могу сказать о составе препарата?.. Его знал один Кларк. Это было что-то принципиально новое. Опыты по чтению мыслей были известны, но ни один из них не был связан с химией. Бумаге доктор не доверял.

В нижнем ящике письменного стола я нашел крошечный газетный сверток с надписью: «Дику X. — в случае моей смерти». В нем была таблетка зеленоватого цвета — все, что осталось от удивительного препарата после внезапной смерти его творца. «Впрочем, такой ли уж внезапной?» — с горечью думаю я иногда.

Я храню этот сверток и таблетку.

К вечеру затихает город, и улицы темнеют от сплошных теней остывающих после июльской жары зданий.

В такие часы я засиживаюсь в подлестничной каморке, которую снимаю в той самой серой громадине, где работал Кларк.

Часто вынимаю серый газетный сверток. В полутьме зеленоватая таблетка кажется прозрачной и похожей на застывшую дождевую каплю.

И так же часто, как вынимаю сверток, задумываюсь над одной мыслью…

Ведь чудодейственная сила препарата может проникнуть сквозь бетонные толщи министерских кабинетов и заставить бесноватых генералов отказаться от бредовых военных идей, заставить заговорить о том, что хочу я, что хочет мой безработный сосед по койке, весь простой народ «Страны Истинной Демократии»…

Я бережно храню эту таблетку…

Быть может, мне удастся восстановить ее секрет?

Путь к вершинам знания будет нелегок. Я — в самом его начале. Пугающе длинный, он еще весь впереди…

Сумею ли я одолеть его?