Когда на карту поставлено всё, что только возможно – тогда наступает момент, в который все решения и все вероятности начинают течь только по одному пути. И путь этот предсказать нельзя…
Либо всё будет хорошо, и мы победим, либо – всё будет плохо. Но мы все равно победим, только вот цена победы… Может быть несколько завышена.
Незримая рука Марса… Тайное правительство. Криптократия. Сопротивление.
Со времён первой Республики, Сопротивление всегда стояло за спиной марсианского правительства, тихо дыша тому в затылок. И дёргая за нужные ниточки.
В результате корабли доставляли груз не туда, люди не попадали в нужное место, денежные потоки меняли направление и оседали на временных счетах нейтральных банков. Тонкое воздействие, лёгкие помехи, которые даже не выглядели попытками помешать или навредить, а смотрелись вполне вдумчивой помощью и прочим «споспешествованием» официальному курсу Протектората.
Так, год за годом, креп странный противоестественный союз двух разных миров – Марса, входящего в Протекторат на условиях сохранения независимости в отдалённых колониях, и Сопротивления, включавшего сотни тысяч человек, контролировавшего целые отрасли и направления исследований. При том нередко высшие функционеры Марс-Сити, допущенные до патриотичной аудиенции с самим Лордом-Протектором, являлись одновременно и Ведущими лидерами правительства теневого…
Макс почесал в затылке, крепко задумавшись над хитрыми загогулинами, которые выписывала межпланетная и межзвёздная политика, и уткнулся в экран коммуникатора, на котором вместо статьи проступил подробный план Лабиринта. Сегодня ему и его бригаде киборгов предстояло проверить одну секцию, выдававшую аномальные сигналы временного смещения.
Как было известно всем, от детей до стариков, Сопротивление избрало своей резиденцией и основной базой Лабиринт – гигантское сооружение, созданное Ушедшими, ксенорасой, обитавшей на Марсе тысячелетия назад. Именно их руки, или щупальца, или педипальпы и возвели уходящий в кору планеты комплекс галерей, переходов, бункеров и шахт неясного назначения. Именно Ушедшие, умевшие тонко играть со временем, наполнили внешние участки Лабиринта ловушками и порталами с временным смещением и стазисом, войдя в которые, можно было прибыть то ли к Большому Взрыву, то ли к моменту тепловой смерти Вселенной… или просто выйти в другом коридоре, ближе к подземному сердцу комплекса.
В Цитадели всегда были свет, пусть немного непривычный и синеватый, энергия, поступавшая из странных накопителей, которые работали на временном смещении, и атмосфера. Пусть даже для людей в здешнем воздухе наличествовало слишком много благородных газов, но дышать можно было вполне уверенно – Ушедшие тоже были кислородной формой жизни.
Здесь проживали от десяти до пятисот тысяч человек одновременно. Количество жителей колебалось в зависимости от напряжения отношений с Протекторатом – если местным ищейкам давали команду «фас!», Цитадель принимала в себя всех, кто не мог защитить себя сам – детей, стариков, женщин. Когда обстановка улучшалась, крепость пустела, и только обслуживающий персонал оставался здесь, ремонтируя ветшающие от десятитысячелетней службы коммуникации и туннели.
В последние сто лет, правда, учёные нашли общий язык с тем старьём, что управляло Лабиринтом, и стало возможным отремонтировать заблокированные секции внешних галерей. Чем, собственно, и занимался Макс со своей бригадой «землероек» – киборгов предельной модификации, с мозгом, изъятым у преступников. Отключённые высшие функции сознания не позволяли поговорить с ними о сонетах Шекспира, или обсудить последние новости политики, но это Макса не раздражало. Он заботился о своих «оловянных солдатиках». После определённого судом срока сознание перенесут в новое тело, подкорректировав социально опасные зоны, и выпустят в мир людей.
Максу было радостно, что он помогает этим беднягам вернуться – пусть даже после коррекции, и стирания памяти. «Всё равно приятно вернуться домой, – думал он, размечая план работ на следующие недели, – особенно, если есть куда возвращаться».
Сам Макс родился и вырос в Цитадели, и Марс видел буквально три раза, во время кратких отпусков, которыми его премировало руководство. В последний раз, когда экскурсионную группу возили на Фобос, ремонтник заблевал полкорабля, и понял, что в космос и на поверхность планеты его не загонишь даже плёткой. Лучше уж родные туннели и галереи из красного песчаника, оплавленного Ушедшими до твёрдости гранита и стали. «Тут нет неба, но на кой оно нужно? – Макс нервно оттянул горловую застёжку комбинезона. – В небе опасно. Метеориты, эти, как их, астероиды… Корабль может выстрелить… Ну его. Лучше здесь. Здесь хорошо…»
Он не помнил родителей, хотя и приходил каждый месяц к Скале Памяти в верхнем Лабиринте, где по давней традиции выжигали имена и портреты погибших сотрудников Сопротивления. Со стены на него смотрели плотный немолодой мужчина в защитном костюме пожарного и маленькая стройная женщина с мягкими чертами лица и яркими, даже при таком способе нанесения изображения, глазами. «Вильгельм и Мартина Телль» – было написано внизу, – «2212 г. Авария на Сыртском накопителе энергии. Вечная память».
Макс Телль прожил с того момента более полувека, и память его благородно покрыла тень тех лет непроницаемым тончайшим саваном забвения. Он работал, работал и ещё раз работал. Иногда проходил регенерацию в медцентре, пару раз отказывался от предложенных повышений и никогда не покидал Лабиринта и Цитадели. В перерывах между работой он читал. Всё, до чего мог только дотянуться в марсианской сети – от древних сказок Земли, которые, несмотря на цензуру, так и не смогли вытравить поколения и поколения сетевых полицейских, до современных писателей, как популярных, так никому и неизвестных. Книги по физике мешались с бестселлерами, фантастика – с учебниками по теории искусственного разума, а любовные романы – с философскими «завихрениями», по сравнению с которыми Гегель казался нервным младшеклассником. Кристаллотека занимала уже три полки, и грозилась расползтись на четвёртую, потеснив старинные часы и награду за меткую стрельбу, которая когда-то давно принадлежала его отцу, Вильгельму Теллю.
Комм тихо пискнул, выводя голограмму входящего сообщения, на которой букашка тащила на спине большую коробку с надписью «почта». Макс ткнул обгрызенным ногтем в сенсор, и по экрану побежали строки:
«Двадцать Шестой – бригадиру. Ребята готовы. Заряд полный, у Тринадцатого и Семнадцатого близок к выработке ресурс, но сегодня они ещё попрыгают. Планируем пенную вечеринку в Пятом спиральном коридоре. Вечно ваш Жжжжук».
Бригадир Телль радостно усмехнулся, представив себе довольную металлическую морду Двадцать Шестого. Из всех киборгов-рванинов, как звали на Марсе насильственно киборгизированных граждан с поражением функций мозга, этот был самым смышлёным и человечным. То ли техники что-то напутали при переносе в «землеройку», то ли он сам смог восстановиться – Макс не знал, хотя проблема и была ему интересна. Но он не стал даже пытаться искать что-то по этой теме в Сети – ещё не хватало подставить своих работников, и самому влипнуть…
– Центральная, на связи Макс Телль, – вызвал он диспетчерскую. – Утвердите план работ на следующие трое суток, Лабиринт Восемь тире Десять, секция три и четыре, калибровка каналов временного смещения и переключение ловушек.
– Вас поняла, Телль, – ответила Центральная приятным женским голосом. Макс даже ухом не повёл, прекрасно зная, что под этой войс-маской скрывается старый искин третьего поколения, списанный с пассажирского лайнера век назад за утончённый садизм и механофилию. – Может быть, отметим после возвращения юбилей колонии?
– Нет, благодарю, я занят, – вежливо отказался бригадир, содрогнувшись, – у двоих ребятишек ресурс почти выработан, я с ними посижу…
– Хм… Ну, как знаешь… – в голосе искина послышалось разочарование. – Центральная, отбой связи.
– Отбой, отбой, – радостно подтвердил Макс, распахивая инвентарный шкафчик, и переодеваясь в рабочее обмундирование.
Центральная – Контролю
Донесение.
Определен следующий объект, подходящий под текущую маску контакта. Совпадение вероятностных полей – до трех девяток. Наблюдение установить не удалось вследствие выхода объекта на работы в удаленном секторе Лабиринта. Точка отсчета – плюс три. Запрашиваю дальнейший алгоритм.
Контроль – Центральной.
Ответ.
Алгоритм Альфа 113. Дождаться возвращения объекта, провести отметку и считывание волновой матрицы. После контакта предоставить временный дипломатический статус Ультра, перевезти в апартаменты Дипкорпуса. В обмен информацией не вступать. Свидетелей обмена отправить на коррекцию. Точка отсчета ноль.
«Ребятишки» встретили Макса с радостью, ощупывая импульсами сонаров и шевеля толстыми усами манипуляторов. Кому-нибудь другому здоровенные двухметровые стальные машины, напичканные энергоячейками, усилителями, сервоприводами и бионическими мышцами под управлением закапсулированного человеческого мозга, напомнили бы гигантских тараканов. И, наверное, вызвали отвращение. Может быть, потому большинство бригадиров принимали вахту у внешних шлюзов? Но Телль не боялся насекомых, которых и видел-то четыре раза, в зоопарке и частных коллекциях. Ему было приятно возиться с большими киборгами, которые вели себя порой совсем как дети, играть с ними в сетевые шутеры на пути к месту ремонта и перекидываться шуточками с Двадцать Шестым или Восьмёркой, которые превосходили всех остальных «букашек» в развитии. Макс их хорошо понимал.
Сегодня он особенно пристально принимал готовность у машин номер 13 и 17. Как и говорил Двадцать Шестой, ресурса бионики хватало впритык на вылазку и возвращение, плюс работы на месте. «Сканеры и темпоральные щупы много не едят, а для физических упражнений можно использовать и более молодых, – подумал Макс, и перераспределил износившихся в списке на роли измерителей. – Бедные… Ну, ничего, их срок уже почти закончился, может, комиссия по контролю сделает скидку…»
Пошутив с Двадцать Шестым про погоду и искина Центральной, Телль вызвал грузовой мобиль и погрузился туда вместе с бригадой. Громоздкий скафандр высшей защиты уравнивал его в росте и весе со всеми киборгами, и из толпы блестящих металлом тел Макс выделялся разве что шириной торса. Поразительно чувство единения привычно накрыло его с головой, так что даже захотелось замурлыкать в канал бригады какую-нибудь песенку из подслушанных недавно в сети. Киборги что-то негромко жужжали на своём канале.
Как он и думал, провозиться пришлось как раз двое суток – сектор был порядком разрушен, и даже прочнейший плавленый песчаник Ушедших рассыпался пылью от старости, вызванной воздействием темпоральных полей. Трём киборгам пришлось подключаться к реактору мобиля и заполнять пустоты строений сектора биопластмассой, восстанавливавшей повреждённые энергоструктуры. Остальные семь машин настраивали временное смещение и присоединяли локус сектора к переходам Цитадели. Тринадцатый и Семнадцатый честно пахали, как неведомые Максу звери-лошади, которых принято было вспоминать при описании таких ситуаций, и иногда приходилось их останавливать, чтобы не сорвать ресурс.
В тяжёлой работе, прерываемой редкими минутами отдыха, человек старался не отставать от своих верных подчинённых, и ему это почти удавалось. Усталость гасилась стимуляторами, голод – пищевыми брикетами, а сон отгоняла жажда деятельности. О Цитадели и книгах Макс не вспоминал, вкладывая себя полностью в контроль за бригадой, тонкую настройку темпоральных полей и прокладку нитей-закладок переходов Лабиринта. Он слышал в наушниках скафандра шелестящий шёпот Ушедших, которые до сих пор проходили этими галереями по своим невиданным делам, неощутимые для глаз, заплутавшие в тенях иных времён и пространств. Редкие вспышки света на границе зрения, следы в нетронутой веками пыли осыпающихся переходов, шелест крыльев и стрёкот когтей по камню… Лабиринт был живым, Телль знал это, и старался не просто восстановить камень и биометалл, но исцелить повреждённые временем участки гигантского организма.
Смена подходила к концу, и нужно было сворачивать оборудование, и грузиться в мобиль. План работ они перевыполнили, система сканирования показывала восстановление на 120 процентов от нормы. «Букашки» сильно разрядились, но до базы оставалось несколько часов, и все дружно утверждали, что они «потерпят». Никто не пострадал от временного сдвига, и не повредил механику или бионику… Всё было хорошо. Какое-то непонятное чувство скреблось внутри у Макса, вызывая смутное беспокойство, словно мир изменился, пока он был здесь, в глубине времён, и теперь может случиться всё, что угодно. Это было странно, но вполне оправданно – темпоральная защита никогда не спасала полностью от паразитных излучений Лабиринта. Некоторые ремонтники после смен приобретали способность предсказывать события, кто-то мог видеть события из других времён и мест, кому-то начинало сильно везти в карты и лотерею… Жаль, что подобные побочные воздействия быстро рассеивались.
– Внимание СО, приближается мобиль ремонтной бригады, смещение ноль-ноль.
– Прошли внешний шлюз, цель на дезактивационных процедурах.
– Приготовиться к отключению киберов, приготовить транспорт для вывоза и коррекции.
– Молчание на канале, – вклинился в переговоры охраны незнакомый голос, отдающий металлом и силой. – Тридцать суток патрулирования Лабиринта той твари, что вякнет хоть слово в следующие пять минут…
– Это что за х**? – спросил кто-то из охранников, и сразу же зашёлся руганью. – Твою мать, месяц коридоров???
– Два, – добавил тот самый металлический голос. – Понял?
Ему никто не ответил, а самые хитрые, судя по раздавшимся тихим щелчкам, отключили микрофоны. Во избежание.
Макс понял, что влип, когда их загнали на дезактивацию сразу после прибытия, не дав даже выставить мобиль на зарядку, и сбросить остатки реакторной массы. Раньше такое случалось, когда прилетали инспектора из столицы, или готовились какие-то мероприятия Сопротивления, и Цитадель переходила на усиленный режим. Он пошарился по сети, ничего не нашёл, и попытался успокоиться. В дезкамере к нему подошёл Двадцать Шестой, и, прикоснувшись к гнезду связи манипулятором, вышел на связь.
Кодированный канал мало приспособлен для передачи текста киборгами, но комп скафандра справился, и вывел на визор размытые строчки
– Бригадир… Напиши в ведомости, что мне нужен ремонт…
– Что случилось? – набрал Макс в ответ. – Ты же целый, бионика в порядке.
– Не поверишь, но у меня плохие предчувствия, – киборг добавил грустный смайлик и продолжил. – Насчёт тебя тоже. Мне нужна запись в ведомости о полном восстановлении механики панциря или сервоприводов конечностей, тогда я попаду сразу в цех, минуя контроль. Это важно.
– Хорошо. Я подпишу… – Телль удивился настойчивости Двадцать Шестого, но раз он сказал «важно», значит, так и есть. – Но если выяснится, что ты исправен…
– Не выяснится. Сейчас сделаю, – киборг рухнул прямо на пол камеры, и наполовину втянул конечности, изогнувшиеся под разными углами. Манипулятор вылетел из гнезда, и связь прервалась.
Макс быстро вызвал ведомость смены, и отредактировал пару ячеек, указав обе причины ремонта, названных киборгом, и добавив ремарку: «выход из строя по неизвестным причинам, возможно отложенное воздействие Лабиринта». Теперь Двадцать Шестой сразу поедет в ремонтный цех…
После обшарпанной шлюзкамеры бригада бодро потопала в помещение граунд-контроля, а неподвижного киборга погрузили в небольшой транспортный мобиль, исчезнувший в служебном тоннеле. Телль проводил взглядом машину, и вздрогнул, когда на плечо его скафандра опустилась рука рослого охранника.
– Макс Телль? – раздалось из-под опущенного забрала бронекостюма.
– Д-да… – Макс слегка обалдел, оглядываясь назад, что сделать, находясь в скафандре, довольно затруднительно. Камера заднего обзора не работала уже года три… – Что случилось? Кто вы?
– Спецхран, особый отдел. Не двигайтесь. Выключите скафандр, – второй спецхрановец осторожно обошёл его спереди, держась вне зоны действия встроенного инструментария. – Вам никто не угрожает.
– Всё делается для вашего же блага, гражданин, – вторил ему его напарник, подключая какие-то модули к внешним разъёмам ремонтного костюма. – Какого цвета берега Вечности?
– Ч-что? Какая, к дьяволу, вечность??? – опешил Макс. – Что вы делаете?! Отпустите!
– Как глубоки воды Стикса на границе Граней? – спецхрановец активировал установленные приборы, и скафандр тряхнуло, как от разряда тока высокой частоты. – Здесь красивая местность?
– Идите в задницу с вашей местностью! – начал закипать Телль, одновременно стараясь включить хоть что-то из оборудования. Например, вибронож или плазменный резак. – Что за х*** вы несёте?
– Вырубай. Контакта нет, – приказал второй охранник, вглядывавшийся в лицо Телля через прозрачный визор. – Контроль ошибся.
– Контакт будет… – первый нажал на сенсоры. – Просто мы рановато его взяли.
«Здесь красивая местность» – раздался шепоток где-то на границах сознания Макса, которого почему-то потянуло в сон. «Берега Вечности темны, – раздалось в сумраке, куда погружался бригадир Телль, и мелодичный голос произнёс, впервые обращаясь напрямую к нему: – Извини, но тебе придётся заснуть ненадолго. Обещаю, твоему телу не повредят. Скорее, наоборот… Приятных снов, Макс. Ещё увидимся».
Двадцать Шестому было плохо и страшно. В тёмном боксе технического обслуживания, куда его доставили транспортники на карантин, не было Сети, свежего воздуха и коммуникаций, но киборгу было глубоко начхать на всё, кроме доступа к информационным каналам. Он подключился, как сумел, к местным каналам, и уже битый час нащупывал хоть что-то, хоть одну несущую частоту, хоть один линк, ведущий вовне Цитадели. Страх бился внутри, словно перебитый виброножом трубопровод высокого давления, заставляя ошибаться, исправлять ошибки, снова выбирать неверные подключения и пароли…
Как получилось так, что один из приговорённых к исправительным работам в кибертеле, восстановил доступ к основным характеристикам личности, никто не знал. Двадцать Шестой никому не рассказывал об этом, Макс предпочитал молчать, а техники Цитадели в кибермозги не лезли, чтобы не оказаться в списке кандидатов на внеочередную киборгизацию и коррекцию. На Марсе, с его вечным дефицитом рабочей силы и ресурсов, преступников и прочих неугодных правительству лиц уже много десятилетий превращали в машины, лишая свободы воли и личности. Заведённый вскоре после насильственного вхождения планеты в состав расширяющегося Протектората Земли, этот порядок существовал без сбоев уже не одно столетие: сделал пакость обществу, и имел глупость попасться полиции – будь любезен, «общественные работы на срок от двадцати до ста пятидесяти лет, с пролонгацией по решению суда». Прощай, молодость… Самым страшным было не получение бионического тела, но перенос личности в кибермозг – вся память и основы личности осуждённого методично выхолащивались и блокировались, оставляя активным только примитивные инстинкты и рефлексы. Голод, страх, удовлетворение, боль… Чувство самосохранения обычно приглушалось, чтобы киберы не бежали в случае опасности, как только припекало зад – корпуса у них были прочнейшее, и выдерживало адские температуры и давления. А родные потроха приговорённых к общественным работам разбирались на органы, и отправлялись в имплант-клиники…
Двадцать Шестой меланхолично вздохнул… то есть, попытался это сделать. Бионика не нуждалась в притоке воздуха, и внешние рефлекторы выдали какой-то сдавленный хрип, сбросив излишек давления в системе. «Ладно, и так сойдёт, – подумал он. – Мыслю – следовательно, существую. Етись оно, этим, как его… А! Да, конём».
Себя он помнил уже лет сорок, но так до конца и не знал, кем он был «до машины» – преступником, бандитом, наркоторговцем, сутенёром… или участником Сопротивления, которого не смогли защитить соратники? Ему хотелось верить, что последним. Как-то благороднее получалось, что ли. Приятнее. Да и «общественные работы» он выполнял в Цитадели… Пардон, в «Исследовательском мобильном базовом едином Центре Изучения Лабиринта».
ИмбеЦИЛ, как всякое уважающее себя серьёзное научное учреждение, с кучей грантов и тучей дипломированных специалистов, базировался в Марс-Сити, и являлся одной из официальных масок Сопротивления Марса. Здесь, в Цитадели Ушедших, учёных почти не видели – все они предпочитали работать удалённо, чтобы не попасть в мясорубку темпоральных полей Лабиринта, или, не дай бог, под выплеск странных излучений некоторых его секторов…
Однажды Макс Телль, засидевшись допоздна после смены в отсеке своей бригады, спросил Двадцать Шестого:
– Жук, может, я попробую узнать через своих знакомых в Системе Исполнения, кем ты был? По номеру тела и личным идентификаторам… Они же хранят личные дела всех осуждённых.
– Не смей! – ответил киборг по войс-линии, судорожно передёрнув суставчатыми лапами. – И думать забудь, Макс. Тебе так хочется присоединиться ко мне? Только – без памяти, без души, и в сраном кибертеле с тараканьими усиками и лапками?
– Но информация…
– Бригадир, не надо. Я спокойно проживу и без этих данных…
Двадцать Шестой слукавил тогда. Больше всего на свете ему хотелось две вещи – узнать, кем он был раньше, и избавиться от кибертела. Причём, второе можно было провернуть раньше…
«Эх, Макс, Макс… Где ты сейчас, дружище? – думал киборг, вгрызаясь в протоколы местной локальной сети. – Судя по всему, и во-о-от по этим записям камер наблюдения, тебя либо уже дербанят на запчасти на столе Системы Исполнения, превращая в такого же, как я, либо содержат в очень комфортабельном отсеке с коэффициентом защиты двадцать…»
Наконец, сеть поддалась, и появился доступ к системе Цитадели. «Если избежать внимания фагов, – думал Двадцать Шестой, непроизвольно разминая нижние конечности, словно перед прыжком, – И проскочить мимо эффекторов старого параноика Центральной, то… Ага. Вот оно».
В виртуальном визуале побежали строки кода, компилирующегося в странные символы, которые сменились яркими белыми буквами. Требовался ввод пароля… Киборг сначала задумался – ведь никакого пароля он не знал, и знать не мог по определению. А ломать «в лоб» такой старый и странный узел он не стал, даже если бы и был хакером-профи, со всем арсеналом примочек и парой искинов поддержки в запасе… Но тут Двадцать Шестой обратил внимание на то, как подёргивается его верхняя пара конечностей-манипуляторов для тонких работ, стилизованных под пятипалые конечности. Последовательность сигналов, поступающих вне контроля киборга из его же мозга на манипуляторы повторялась с небольшой паузой. «Чёрт возьми… Я знаю этот пароль… – киборг спешно наложил движения рук на изображение клавиатуры, расположение знаков на которой было неизменным уже невесть сколько столетий, чуть ли не с Тёмных веков. – Да, но откуда я его знаю? Какая разница, в самом деле. Победителей не судят. Особенно, если не поймают…»
Пароль был длиннейший, на пределе заполнения стандартного пакета данных, с переключениями размера букв, вводом спецсимволов и сочетаний команд. Пару раз изменив масштаб вирт-клавиатуры, киборг, наконец, получил то, что могло помочь ему получить доступ к замаскированному узлу…
Ввод. Ожидание. Система долго переваривает информацию. Двадцать Шестой, будь он человеком, сгрыз бы ногти на руках по самый локоть, но телам его модификации ногтей не полагалось, а когти из метасплава не разгрыз бы и песчаный червь, заползи он случайно в технический сектор…
«Пароль подобран правильно. Добро пожаловать в сектор Гюрза. Пользователь опознан, идентификатор Решка, права первого уровня, – споро бежали по экрану мелкие белые буковки. Двадцать Шестой испытал электронный аналог удивления, и с треском раскрыл жвала – система откуда-то его знала, и ждала. – Подготовка подходящего тела запущена. Трансляция сознания запущена. НЕ ПРЕРЫВАЙТЕ СОЕДИНЕНИЯ ВО ИЗБЕЖАНИЕ ПОТЕРЬ ЛИЧНОСТИ! Разблокировка судебных запретов частично снята. ПРИГОТОВИТЬСЯ! ТРИ! ДВА! ОДИН! ПЕРЕНОС…»
Системы киборга на мгновение дали сбой, после восстановления которого кибермозг оказался девственно пуст и чист. Его кристаллосхемы лишились не только содержимого, но и способности держать заряд.
Через сутки ремонтная бригада, спешно вызванная из Фарсиды, матерясь, и через слово поминая «неумелых рукосуев» из местного техотдела, вырезала остатки биомеханического тела «землеройки», некогда известной под идентификатором «Двадцать Шесть», из спёкшейся в результате самопроизвольного разряда всех накопителей киборга карантинной ячейки. Начальник техотдела мямлил что-то невразумительное, и ссылался на Лабиринт, после которого ещё и не такое, дескать, случалось…
Приказ, полученный из Марс-Сити, пресёк возникшую было бурную переписку и бурление в инфосфере Цитадели. Он гласил: «Землеройку списать, отсек законсервировать, расходы снести на содержание объекта. Канцлер Ле Рой».
Он медленно приходил в себя. Ощущения тела, обычного человеческого тела, так отличавшиеся от десятилетий грубых сигналов кибер-бионики, нарастали с каждой секундой, словно приливная волна в узком заливе…
Ощущения голода, жажды, почти неощутимых болей и пульсации внутренних органов, свойственные любому человеку от рождения и до смерти. Такие родные, что мы их не замечаем. Такие забытые, и такие желанные… Не открывая глаз, чтобы не спугнуть чуда, подкравшегося столь незаметно, Двадцать Шестой медленно шевельнул правой верхней… нет, просто правой рукой: «Боги! У меня есть руки! Обычные, человеческие руки, с ногтями, которые можно стричь, с кожей, которую можно поцарапать чем угодно… У меня снова есть тело! – тут его внезапно осенило. – Секундочку… Я мужчина или женщина?»
Рука медленно переместилась к паху, и бывший киборг с удивлением обнаружил, что он – мужчина. Совершенно определённо. И очень выдающийся, притом… Из уголков его глаз скатились две слезинки, заставляя гореть молодую кожу лица.
«На ощупь все предметы кажутся больше, – услышал Двадцать Шестой тонкий шепоток на границе сознания, – не обольщайся… Обычный необрезанный поц, м-да, даже восьми дюймов не отросло…»
«Ты кто? – обалдело спросил он, нашаривая привычные каналы управления собственного кибермозга. – И кто я?»
«Искин второго поколения Мемета, сектор Гюрза, прошу любить и жаловать… – ответил голосок, немного картавя, с оттенком лёгкого жеманства. – А ты – агент Решка, восстановленный согласно последним записям сектора».
«Почему я ничего не помню? То есть, я помню, как был кибером-землеройкой, но… – Решка резко открыл глаза, и вздрогнул от удара яркого света, заливавшего комнату. – Кто я на самом деле?!»
«Память восстановится. А сейчас, прошу, покинь капсулу, мне нужно тут прибраться…»
Двадцать Шестой медленно, с усилием заставил себя встать на подгибающиеся ноги, и, цепляясь за непонятное оборудование, направился к выходу. Перепонка двери с треском распахнулась, открывая обшитый янтарными метапластовыми панелями коридор, мягко мерцающий древними люм-панелями.
– Так… – кашлянул Решка, с трудом проглатывая вставший в горле сухой комок. – И куда дальше?
Он осмотрел коридор, ведущий почти точно с севера на юг, отметил факт работы встроенной системы позиционирования, и лёгким усилием воли запустил самодиагностику кибермозга. Пока в полях бокового зрения сыпалась текстовая метель проверки системы, Двадцать Шестой повернулся направо, к двери, украшенной затейливым орнаментом из марсианских опалов и вулканического стекла, и направился к ней. В голове всплывали странные побуждения вернуть отключённую периферию и дополнительные устройства, оставшиеся в теле «землеройки», и рекомендовал обратиться в ближайший сервисный центр «для замены оборудования и перепрошивки»
«Да пошёл ты… – сморщился Решка, ковыляя по метапласту, и прислушиваясь к ощущениям. – Какие тут сервисные центры, Фобос тебя разорви, если мозг набекрень…»
Но существовал и вариант переноса кибермозга в человеческое тело.
Откуда-то он знал, что подобные операции – не редкость, по крайней мере, были распространены раньше, до заключения его в киборга. Перенос сознания на твердотельный носитель, подготовка тела, замена головного мозга специальным интерфейсом, подключение кибермозга… Вуаля. Человеческое тело и электронный мозг. «Получите и распишитесь…» Но в последнее время популярность подобного рода операций резко снизилась – слишком уязвим был кибермозг к внешним влияниям, взлому, сетевым атакам… Поднять и настроить хорошие «экраны» могли только специалисты-сетевики, а таких было немного. Обычному же обывателю хватало и куска биомассы между стенками черепа. Да, быстродействие меньше. Да, память несовершенная. Но зато – ешь-пей в своё удовольствие, люби жизнь, и двигайся в могилу, так сказать, не приходя в сознание. «Зачем нужен кибермозг? Ведь от него же поумнеть можно!» – вспомнился Решке эпизод какого-то голошоу, и он скривил потрескавшиеся губы в кривой усмешке.
– Надеюсь, за этой дверью находится большой-пребольшой шоколадный торт с глазурью… – прошептал он, пытаясь сообразить, как опирается этот древний биомеханизм. – Размером с киборга. На меньшее я не согласен!
– Ладонь на идентификатор положи, гой ты еси, – донеслось из незаметного динамика над перепонкой. – Правее, правее…
– Я не понял, кто кого сношает?! – притворно возмутился Двадцать Шестой, шлёпнув ладонью по незаметной панели сканера. – И, главное, куда?..
Перепонка треснула, нехотя уползая в стены. В большой комнате за ней, обшитой всё тем же янтарным метапластом, был сервирован стол, уставленный судками и источающими пар блюдами. Запахи, доносившиеся от стола, могли вызвать слюнотечение даже у трупа, а Решка сейчас чувствовал себя живым, как никогда. И едва не захлебнулся.
– Оделся б ты, добрый человек… – откуда-то из-под потолка прокряхтел голос искина. – Нечего тут телесами отсвечивать, ничего нового для себя я всё равно не открою в человеческой анатомии.
Решка смутился, осознав, что полностью обнажён, и, прикрыв ладонями пах, добрался до пакета, лежавшего в кресле. Одевшись в свободные серые брюки-трансформеры, бежевую рубашку из искрящейся моноткани и лёгкие спортивные туфли, он почувствовал себя намного лучше, и приготовился приступить к трапезе.
– Мемета, подскажи, пожалуйста, сколько времени прошло с момента моего отключения? – попросил Двадцать Шестой, смакуя прохладную воду, налитую в высокий тонкий стакан.
– Три стандартных дня и восемь часов, причём эти часы ты бессовестно продрых, агент… А оперативная задача ждать не будет, знаешь ли, – искин вздохнул. – Так что кушай, приходи в себя, и начнём работать.
Посреди безбрежного моря, заполненного спрессованными за долгие века и тысячелетия криками чаек, шелестом волн, набегающих на песок далёких берегов, треском раскрывающихся парусов древних кораблей, и дивным вкусом выдержанных китовых песен, на маленьком плоту лежал, раскинув ноги и заложив руки за голову, человечек в белых одеждах, и мечтательно смотрел в нависающее небо. Вместо звёзд над ним проплывали окутанные сияющим газом галактики, сталкивающиеся и разлетающиеся, плюющиеся яркими выбросами джетов сверхмассивных чёрных дыр, и осыпающиеся сверкающим прахом выгоревших светил.
Человек наблюдал за этим небывалым зрелищем, похохатывая при особо крупном слиянии группы галактик, или при взрыве чёрной дыры, выбрасывавшей всю накопленную массу и энергию в исполинском всплеске жёсткого излучения. Ему было хорошо и спокойно здесь, в этом маловероятном океане, населённом видениями и мечтами сотен миров, о его плотик тёрлись спинами мерцающие миллионами звёзд рыбы-вселенные, и игривые мальки-миры запрыгивали на крепко сбитые доски.
Когда-то и где-то он был. Иногда даже вспоминались и короткое имя, и фамилия, словно взятая из древней легенды о стрелке, и название какого-то далёкого мира… Макс. Макс Телль. Марс.
Но волны так ласково качали его колыбель, что он снова и снова погружался в сладкие чужие грёзы.
Ему было хорошо…
А кто-то смотрел на него, из далёкого далёка, и тихо шептал: « Макс, пожалуйста, потерпи ещё немного… Не забывай себя. Не забывай…»