Глава 3

Не так-то просто устроить себе по-настоящему приятный час размышлений, когда твоя лучшая подруга вдруг больше не хочет с тобой дружить. Как я ни старалась, в голову лезли одни грустные мысли.

И не важно, что у меня такая замечательная комната, а письменный стол большой и в меру замусоренный и что я могу слушать Мириам Брайан так громко, что стёкла в окнах дребезжат. Я просто лежала на полу с тяжёлым камнем на сердце и думала: «Ну почему, почему, почему?»

– Привет, Астрид! – Это папа просунул голову в дверь. – Как дела в школе? Почему ты на полу?

Я не могла ему ответить. Казалось, что тело моё всё из расплавленного олова.

Первый школьный день был каким-то нереальным. Марьям словно приклеилась к Элли, а мне за весь день – ни словечка. В столовой они вместе с Рафаэлем и Яннисом уселись подальше, а мне пришлось обедать с Вибеке, и она без умолку болтала про шетлендского пони, на котором каталась всё лето.

Стоило мне посмотреть на Марьям, она тут же отворачивалась и принималась вместе с Элли хохотать.

– Тебе грустно? – спросил папа.

Я кивнула.

– Что стряслось?

– Марьям больше не хочет ходить со мной в школу. Она теперь дружит с Элли.

– Ясно, – сказал папа. – А втроём дружить вы не можете?

– Конечно нет.

Я расплакалась. Не прошло и десяти секунд, как Бланка, у которой слух как у слона, заглянула в комнату.

– Почему Астрид плачет?

– Марьям не хочет больше ходить с ней в школу, – объяснил папа.

– Марьям? Я её видела сегодня. Ну она и размалевала себя!

– Это у неё такой новый стиль, – всхлипнула я.

– Тоже мне стиль! Да наплюй ты на неё!

– Может быть, это не так просто, – сказал папа.

Они сели на пол рядом со мной. Папа был похож на печального пса. Он жевал снюс и похлопывал меня по руке. А потом пора было готовить ужин.



Мы втроём спустились в кухню. Бланка помогала с картофельной запеканкой, а я нарезала помидоры. Но, когда мама пришла домой и мы сели за стол, я была совсем не голодная.

– О нет, Астрид, неужели в твоём классе теперь начнутся интриги! – огорчилась мама, когда узнала, что случилось.

– Похоже на то, – ответил папа.

– Как неприятно, – вздохнула мама и обняла меня.

Ну почему всё так неудачно складывается!


Посреди ужина явился Юлле. Он почти всегда опаздывает, хотя, может, это и к лучшему, когда дело касается ужина. Потому что, если бы он приходил вовремя, то съедал бы всю еду и другим бы ничего не оставалось.

– Милый Юлле, предупреждай, когда задерживаешься! – раздражённо сказала мама.

– Что это вы такие мрачные? – спросил Юлле.

– У Астрид небольшие проблемы, – объяснил папа.

– Что? Кто тебя обидел? Кому мне надавать по шее?

– Марьям из третьего «Б», – доложила Бланка.

– Марьям? Всего лишь Марьям? Что же она сделала? Да наплюй ты на неё! Астрид, хочешь я её к тебе припечатаю? Без проблем! – усмехнулся Юлле.

– Прекрати! – перебил его папа. – Такие дела решают словами, а не дракой.

– Астрид, советую тебе на время успокоиться и найти себе другую подругу, – сказала мама поспешно.

– И кого же? Мне никто больше в классе не нравится! – прошипела я.

– Может, Вибеке? – предложила мама. – Она милая, мне кажется.

– Вот сама и дружи с ней! И разговаривай о шетлендских пони, готландских лошадках и фьордских лошадях, если считаешь, что это так уж интересно. А я не хочу! – выкрикнула я и убежала к себе в комнату.

Я улеглась на кровать и злилась на весь белый свет. Больше всего на Элли, которая увела у меня подругу. На Марьям, не хотевшую со мной дружить. И на маму за её дурацкие советы.

На Бланку я тоже немного злилась, и на Юлле, хоть он и предложил поколотить Марьям. На старших братьев и сестёр можно злиться сколько угодно, они вечно тебя то задирают, то дразнят, когда меньше всего этого ждёшь, так что приходится постоянно быть начеку.

Кто-то постучал.

Папа открыл дверь и вошёл. Он принёс поднос с чашкой чая и двумя горячими тостами.

– Ты ничего не ела, так что я поджарил тебе парочку тостов, – сказал он.

– Они с крыжовенным вареньем?

– Да, бабушкиным.

Он поставил поднос на тумбочку и чуть не сбил рамку с фотографией, где мы вместе с Марьям, когда были маленькими – может, года четыре всего. У нас одинаковые хвостики, и мы лежим на огромной куче разноцветных листьев. Я привыкла, засыпая, смотреть на эту фотографию. Но теперь схватила её и швырнула в угол.

– Ну почему?! Что я такого сделала?! – крикнула я.

– Ты? Ты же ничего не делала!

– Тогда почему Марьям не хочет больше со мной дружить?

Папа присел на край кровати. И стал теребить усы – он так всегда поступал, когда думал о чём-нибудь важном.

– Знаешь что, Астрид? – сказал он немного погодя. – Эта ваша дружба с Марьям, она не может вот так разрушиться в одночасье.

– Что ты имеешь в виду?

– Мне кажется, Марьям теперь себя испытывает. Может, ей хочется иметь больше друзей, и в этом всё дело.

– Почему она испытывает себя именно со мной? – спросила я.

– Я понимаю, Астрид, больно, когда тебя бросают.

– Но что же мне делать?

– Тут ничего не поделаешь, – сказал папа. – Просто оставайся такой же чудесной, весёлой выдумщицей. Той Астрид, которую я так люблю! У меня есть предчувствие, что Марьям со временем вернётся. А теперь ешь!

Хоть я и горевала, но голод не тётка, а чай с жареными тостами – лучше всего на свете. Я бросила в чашку четыре кусочка сахара, что лежали на подносе. Папа решил остаться и посидеть со мной, чтобы составить мне компанию.



– Да пусть она валит, куда хочет, – проворчала я, отхлебнув крепкого сладкого чая. – Только как бы ей не споткнуться на высоченных каблучищах и не заработать растяжение. И поделом ей тогда!

– Я понимаю, что ты чувствуешь, – сказал папа. – Жизнь бывает несправедлива.

Когда папа ушёл, я отправилась чистить зубы. А потом улеглась и прижала к себе мишку Топа. Он-то, по крайней мере, друг надёжный. А Марьям пусть проваливает.

Загрузка...