Главное, не забыть номер. Если забыть, возникнут трудности с выполнением задания, которое, кровь из носа, а выполнить надо.
А какой номер?
Хороший. Самый лучший номер из возможных. Последний из первой половины от общего числа, а это означает седьмой и, стало быть, «счастливый».
Номер группы всплыл сам собой: вторая.
За ним вдогонку пристроился номер курса — четвёртый, а идентификационному номеру, как оказалось, и всплывать незачем — до того он врезался в память…
Интересно, в чью это память?
Вместо ответа забухало.
Вот так: бух-бух-бух.
Нет, скорее уж: БУХ-БУХ-БУХ!
Настырно и методично.
Так могли забивать сваю в твёрдый грунт, но буханье шло изнутри и с каждым ударом становилось всё навязчивее. Скоро оно могло стать совершенно невыносимым, поэтому справиться с ним нужно было как можно скорее, пока черепная коробка не раскололась. Но как же справиться с этой задачей?
И тут сама собой объявилась догадка: от буханья следовало отвлечься.
Чем?
Не чем, а как! Лучше всего напрячь мозги.
Железная логика.
Точнее, не железная, а модифицированная. А если еще точнее — то не логика, а область памяти. Модифицированная Область Памяти. Сокращённо МОП.
О, МОП, благословенная и чудовищная! Благословенная, потому что хранит подробные сведения из бессчетного множества областей знания и способна за минимум времени обработать их для выявления ассоциативных цепочек и скрытых синэргических связей. А чудовищная, потому что в некоторых случаях (хвала звёздам, что они достаточно редки!) самым непредсказуемым образом способна повлиять на мышление пользователя, заставив его мозг, если применить компьютерную терминологию, «сбоить» и «глючить».
Но не будем о грустном, ибо настала пора загрузить МОП поиском решения самых насущных проблем. А первая проблема какая?
Правильно, идентификационная.
И все же, чьи это были мысли?
Не все ли равно?
Нет, а в самом деле?
Пусть не сразу, а постепенно, то есть растянуто по расплывчатой оси времени, возникло ощущение, что это мысли не чьи-то отвлеченно посторонние, а его собственные.
Собственные?
Да.
А кто в таком случае этот собственник?
Чётко высветилось внутри переливающейся всеми цветами радуги пирамиды: седьмой номер второй группы четвертого курса.
А ещё кто?
Сосредоточиться мешала пирамида. Геометрическое тело, с которым было связано что-то очень важное. До того важное, что сразу заныло в висках, а надсадное бухание мгновенно уплыло далеко-далеко и скрылось в чёрном тумане.
С туманом оно тоже было связано.
«…и чёрная вуаль неизведанных далей манит к себе сильнее, чем блеск родных очей». Бертран Фрише. «Послание в далёко».
Видимо, МОП наткнулась на внутреннюю сноску, ибо всё внезапно встало на свои места. А, может быть, прошли последствия фантомизации, и мозговые ткани, а, следовательно, и нервные волокна восстановились в полном объёме.
Итак, разрешите представиться: Суровцев, Алексей Степанович. Собственной персоной. Среди друзей известен под кличкой Лёха Бурый, 204 года рождения, чистый вес 108 кило. Рост по утрам 203 см, вечером чуть меньше. Бурым прозван не за цвет кожи или волос, а потому, что является вице-чемпионом «Бирюзовки» по боевому манипулированию, сиречь рукомашеству с целью разбития чужих мордальонов и во время поединков предпочитает идти напролом, подобно своему косолапому тотему. Здоровье практически идеальное. Социальное положение — холост. Ни во вредных привычках (кроме повышенного интереса к прекрасному полу в свободное от занятий и спортивных тренировок время), ни в порочащих связях с «жучками» от наркоэлектроники не замечен. Правонарушений старался не допускать, поэтому органами надзора и контроля к ответственности не привлекался. Так что Лёха Бурый имел все основания воспользоваться своим правом на гиперпрыжок, во время которого зеро-пользователь в старт-точке распадается на элементарные информационные частицы, чтобы практически мгновенно переместиться в пункт назначения. Для инициирования процесса фантомизации следовало проделать простенькую процедуру: ввести в вену содержимое ампулы с транспортным изомером, что и было проделано в стартовом контейнере Бирюзовской высшей школы Звёздного Патруля, курсантом которой АС. Суровцев имеет честь быть вот уже восьмой семестр. А после того, как бесконтактный инъектор пробил кожу в ключичной ямке, произошла вспышка, и наступил провал в ощущениях до тех пор, пока информационные частицы не собрались воедино в финиш-точке, признаком попадания в которую служила радужная пирамида. Эх, знать бы ещё, в какую именно финиш-точку занесло!
Почему?
Потому что данный рейд необычен. Причем сразу по двум признакам. Во-первых, в заявке его категория значилась «индивидуальной», а не как обычно, «групповой»; во-вторых, ампулы, рассыпанные перед курсантами на кураторском столе, были не маркированы, так что с равным успехом можно было вытянуть землеподобную планету (на жаргоне межзвёздников «терраморф»), расположенную как неподалеку от родной системы, так и на самом краю галактики, лишь бы там хватало кислорода в атмосфере и имелась в достаточном количестве пресная вода. Почему дело обстоит именно так (наличие кислорода и воды), никто из специалистов, включая Адамовича и Бейкер, открывших изомерный зеро-джампинг, пока вразумительного ответа не дал. Главное, что в незапамятные времена в галактике между терраморфами кем-то (Скитальцами? Огненными Всадниками? Расой Семь? Маленькими зелеными человечками?) была проложена гиперпространственная транспортная сеть. Это факт неоспоримый и доказанный хотя бы тем, что несколько секунд назад некто Суровцев находился в Бирюзовске (Открытый регион Европа), а сейчас — совершенно в другом месте.
А ещё некто Суровцев никак не мог понять, почему ему дует в ноги, да так, что пальцы приходится подгибать. Правда, с этой неприятностью справиться можно, надо только поотчетливее представить, что загораешь где-нибудь на пляже в Акапулько или на Французской Ривьере и овевает тебя приятный бриз, а не противный сквозняк.
Сказано-сделано.
По мышцам потекло выдуманное, но вполне реальное тепло, а заодно окончательно перестало стучать в ушах, да и головная боль пропала — оно и понятно: строго соответствуя синдрому Малишевского— Гануччи: нервная система уже пришла или приходит в норму в результате восстановления физического тела после принудительной фантомизации.
Тем не менее, противный сквознячок продолжал задувать снизу. Немудрено, если обнаруживаешь себя нагишом. Мало кто из современников Лёхи Бурого слышал о древнегреческом философе Бианте, но его изречение Omnia mea mecum porto знает каждый, кто хоть раз в жизни воспользовался услугами транспортного изомера. Переносясь через сотни и тысячи световых лет в виде информационного потока, нельзя прихватить с собой ни одежды, ни пищи, ни оружия. Мало того, любые инородные предметы, такие, как протезы, контактные линзы, кардиостимуляторы и даже зубные пломбы, остаются на месте старта. Так что использовать для перемещения процедуру зеро-джампинга мог только абсолютно здоровый человек, который объявлялся в конечном пункте, что называется, в костюме Адама.
Если он, конечно, принадлежал к полу мужскому.
Или Евы, если соответственно — к женскому.
Когда первые в мире зеро-физики (от английского zero) Геннадий Адамович и его ближайшая соратница и впоследствии жена Кэтрин Бейкер только-только приступили к изучению феномена межзвездного зеро-джампинга, о таком понятии, как посадочная станция, никто даже не помышлял, и добровольным помощникам гениальной пары, бескорыстным энтузиастам гиперпространственного перемещения, приходилось довольно туго, если не сказать больше. Хорошо, если на финише зеро-пользователя поджидала терпимая погода и, пока его ищет поисковый винтоплан, он под порывами ледяного ветра не успел покрыться гусиной кожей. В противном случае можно было и в «долгий ящик загреметь». Это уже в нынешнем столетии, добравшись на шприц-звездолете до очередного терраморфа, Искатели первым делом пытаются найти тех представителей местной флоры или фауны, у которых в клетках присутствует транспортный изомер. Благо, что искать приходится в строго определённом районе, над которым распростёрла свой шатёр радужная пирамида.
Радужная пирамида — это не физическое явление. Её не видно с орбиты. Её нет на поверхности изучаемой планеты в реальности. Это скорее виртуальный знак, который становится видим, если человек вводит себе в кровь транспортный изомер. Если новый мир похож на Землю, можно быть уверенным, что он отмечен этим знаком. Последнее, что видит зеро-пользователь в старт-точке, и первым, чем встречает его финиш-точка — это радужная пирамида. Если это так, значит, зеро-джампинг прошёл успешно.
А как только установлен носитель транспортного изомера, те же Искатели начинают строить посадочную станцию для приёма зеро-пользователей. Причём в районе, над которым возвышается радужная пирамида, ибо к этому моменту её местоположение определено. Можно плясать и от другого: радужная пирамида обычно размещена там, где в избытке пресная вода. Неизвестная раса, придумавшая и осуществившая идею гиперпространственной сети, связавшей самые удалённые уголки галактики, пеклась о том, чтобы путешественник, попадая в пункт назначения, мог дышать полной грудью и не страдал от жажды. Так что Космофлот выдавал лицензию на присоединение нового узла к гиперпространственной транспортной сети, только если были выполнены следующие условия: известен носитель изомера и оборудована посадочная станция.
А мог и не выдать!
Размышления о глобальных проблемах бытия плавно перетекли в мысли о сиюминутном.
Интересное дело, подумал Суровцев, снизу поддувает, а лоб покрылся испариной. Фу, до чего же душно в этих сталегласовых объятиях… Давайте порассуждаем вместе, дорогой товарищ Алекс, если ещё не разучились. Итак, какие имеются соображения? Исходя из опыта предыдущих гиперпрыжков, в голову приходит одно — приёмный контейнер установлен не строго параллельно полу, горловина приподнята и в ней собирается нагретый дыханием воздух. Надо будет после рейда поставить в известность куратора, пусть накатает телегу в транспортное Управление на местное руководство. Эх, кабы ещё знать, по какому адресу катать!
Ну да ладно, разберёмся, в конце концов, мы не какая-нибудь маргинальная шушера, в сырых подвалах мегаполисов вдыхающая через спиральку «райский порошок» или лопающая горстями эйфориак последней серии, а без пяти минут звёздный патрульный.
Пора на волю!
Суровцев протолкнул ладони за голову, уперся покрепче в крышку и напряг бицепсы, чтобы вытолкнуть себя из «пенала», как в просторечье именовали курсанты приёмный контейнер посадочной станции. Процедура должна была пройти без особого напряга — последние месяцы он только тем и занимался в тренажерном зале, что впихивал себя в эмулятор «пенала» за шесть секунд, а покидал и того быстрее.
Время пошло!
Алексей выскользнул из тесных объятий «торпедного аппарата» (ещё одно прозвище приёмного контейнера), как кета из гидрожелоба, идущая по рыбопроводу на нерест. Обычно восстановившийся после прыжка зеро-пользователь выпадал на кушетку, установленную под «пеналом», но в данном случае голые пятки ухнули на полметра вниз, потом упёрлись во что-то шершавое и мягкое одновременно и по инерции протянули это «что-то» за собой. Хвала звёздам, что протянули не до конца, иначе пришлось бы основательно приложиться спиной к керамическим термальным плиткам, какие космофлотчики обожали применять для внутренней облицовки посадочных станций. Он открыл глаза и обнаружил у себя под седалищем махровое полотенце с вышитым по центру кокетливым сердечком.
Ну-ну, и на том спасибо. Когда рейд закончится, надо будет доброй самаритянке из числа обслуживающего персонала плитку газированного шоколада отжалеть.
Суровцев огляделся.
Мягкий свет струился из-под потолочных панелей, под ними ритмично шелестел лопастями вентилятор. Возможно, это из-за него было так зябко в контейнере, а не из-за перекоса горловины. Никаких окон в помещении не наблюдалось. Оно и понятно — транспортное управление предпочитало утапливать приёмные станции в почву. На всякий пожарный случай. Историю этого вопроса курсантам прочли ещё на первом курсе — на двойной планете Маринда-Маренго гигантская приливная волна прошлась по станции, не оставив камня на камне. Потом Большое Жюри долго мытарило архитекторов-проектировщиков, дизайнеров и эксплутационников, пытаясь найти виновных, не предусмотревших последствий сезонного цунами, но в итоге так никому обвинения и не предъявило, поскольку сезон приливов на этом оригинальном небесном теле наступал раз в сорок лет. Естественно, что этого не сумели предвидеть ни на стадии проектирования, ни на стадии строительства, ни на стадии эксплуатации, поскольку по причине систематического недофинансирования Искательской Службы, ставшего притчей во языцех, из штатного расписания маринда-маренгового полевого отряда была вычеркнута должность ксеноклиматолога.
Алексей уже более внимательно окинул взглядом интерьер.
Как и следовало ожидать, приёмник действительно был слегка наклонён. Значит, вентилятор можно все-таки реабилитировать. Зато кушетка, которая должна была располагаться прямо под контейнером, нашлась поодаль. Это кто ж такой умный догадался её отодвинуть?
Надавать бы ему по шее за подобные художества!
Хотя, с другой стороны, возможно, шутник руководствовался соображением, что курсант, травмированный падением, поохает от боли, но вспомнит золотое правило «семь раз отмерь, один отрежь». А то бывали случаи, когда путешественник, благополучно покинувший торпедный аппарат, считал, что ему море по колено и, не экипировавшись соответствующим образом и не выяснив, куда его занесло, покидал станцию. И хотя теперь для курсантских рейдов не выбирают планет, на которых наступил сезон зимних холодов, а маршрут тщательно готовится и по нему накануне проходит куратор, это вовсе не означает, что зеро-пользователь застрахован от неожиданностей. Например, от встречи с такой симпатягой, как «энергетическая змея» Навсикаи или эркшайский «гоблин-призрак». За примерами ходить далеко не надо: в позапрошлом году шалопаи из пятой группы после группового прыжка на Форт-Спеллмиш не нашли ничего лучше, чем устроить марш-бросок на базу «Дымное Лекало», что называется, а ля натурель. Прослышали, что там отдыхает женская сборная по гормональной оркестровке, и решили подшутить. На свою беду шутники-эксгибиционисты повстречали в окрестностях базы «паучью невесту», которая вот уже несколько месяцев пребывала в поисках брачного партнера. Итог рандеву оказался плачевен: семеро из списочного состава с разного рода травмами угодили в ведомственный госпиталь, а улыбчивый Гога Цискариани и вовсе отправился в родное селение в виде груза-200. Вряд ли его родных удовлетворил тот факт, что паучата, появившиеся на свет ровно через три четверти года после трагедии, общаются между собой исключительно на грузинском.
Да ладно с ней, с «паучьей невестой», в конце концов, её можно и уболтать, если не принимать всерьез двусмысленного предложения перекусить «чем бог послал» сразу после спаривания, а вот во время предстоящего рейда можно ожидать и более серьёзных сюрпризов. Причем, не только и не столько естественного происхождения. На заключительном семинаре Пётр Аркадьевич пообещал выписать на один из возможных маршрутов не кого-нибудь, а пресловутого «громыхающего дэва». А ведь с него станется, лишь бы подопечный растерялся и не сразу сообразил, как с подобной напастью сладить. Впрочем, на то и поставлен куратор, чтобы строить козни курсантам.
— А у, люди! Есть кто живой?
Но людей, тем более живых, как и следовало ожидать, в помещении не оказалось. Тот, кто отодвинул кушетку, с возможными жертвами своих гнусных устремлений встречаться не пожелал, а добрая самаритянка, видимо, вышла на минуточку. Носик попудрить или сигаретку кислородную выкурить на свежем воздухе, только бы не стеснять своим присутствием голого мужика. Впрочем, чего там выдумывать — в служебных помещениях станции во время появления курсанта никого и не должно быть.
Во избежание возможной утечки информации.
Да и на стенах не висели постеры с местными видами, по которым можно определить, где ты очутился. Зато на столике в углу призывно чернела космическим мраком сфера включенного, но не активированного видеома.
Алексей кое-как пристроился за консолью, размеры которой не позволяли вместить слишком голенастые мослы, резко взмахнул ладонью, привлекая внимание сенсорных датчиков, и нарисовал в воздухе код родного учебного заведения. Сфера подёрнулась серебристыми разводами и посветлела, в её глубине возникло миловидное девичье личико.
На секунду кровь прилила к лицу Алексея — зеро-пользователь при всём своём желании не мог одеться до того момента, как отметится у дежурного оператора, и теперь ощущал себя чрезвычайно неуютно, представ перед милашкой с голым торсом. Но девушка и глазом не моргнула — должно быть пообвыкла, что её респонденты облачены отнюдь не в смокинги.
— Добро пожаловать на наш… — последовала легкая запинка, после чего Алексея одарили обворожительной улыбкой, — гостеприимный мир.
Аборигенка опустила ресницы, должно быть, сверяясь с каким-то не видимым в поле зрения курсанта списком:
— Желаю вам, господин Суровцев, успешно справиться со своим рейд-заданием. Меня зовут Милана. Я готова ответить на все ваши вопросы, за исключением тех, на какие отвечать не положено.
— Приятно, — заулыбался в свою очередь «господин Суровцев», — что после гиперпрыжка тебя встречают такие красавицы и такие умницы, как вы, Миланочка. До чего же ловко вам удалось обойти то, что меня интересует в первую очередь, — название вашего гостеприимного мира.
Миланочка кокетливо стрельнула глазками:
— Надеюсь, что из вас выйдет отличный патрульный.
Потом сменила игривый тон на официальный:
— Отсчет времени пойдёт с момента получения вводной записки. После этого у вас на выполнение задания останется двадцать четыре стандартных часа. Если в ходе рейда возникнут какие-то проблемы, можно связаться со мной на фиксированной частоте, и я переадресую вызов вашему абоненту. Мобильный телефон входит в комплект экипировки. Помните, вы имеете право только на один звонок.
— А могу я воспользоваться мобильником не во время, а после рейда?
Девушка удивлённо подняла бровки:
— Зачем?
— Чтобы выяснить, не будете ли вы заняты через двадцать четыре стандартных часа. И где вам удобнее будет встретиться со мной, милая Милана.
Перед тем, как сфера потемнела вновь, Милана ещё раз улыбнулась, явив жемчужное ожерелье из не знающих кариеса зубок, и сердечно пожелала удачи. Не успел Алексей спросить, а где же обещанная вводная, как перед ним материализовался запечатанный конверт.
Внутри оказался лист плотной полилипидной бумаги. Алексей узнал ровный почерк и телеграфный стиль куратора второй группы:
Господину курсанту…
Думайте, анализируйте, но постарайтесь принять верное решение. Третий слева, 700, прямой контакт недопустим, финал —on. «Освобождение „Принцессы“
Третий слева?
Что это такое — третий слева? Вход, выход, посадочный перрон рейсового экобуса?
Хорошенькое дело, ничего не понять. Тоже мне инструкция называется. С равным успехом можно было написать не по-русски, а, скажем, на протомонгольском, как на основании Золотой Бабы, которую раскопали пять или шесть лет назад родители Суровцева в самом центре Алтая, — всё равно не дотумкаешь. Зато сокращение расшифровывается однозначно: оп. — это, несомненно, операция. Интересно, а что означает число 700?
С другой стороны, дружище Алекс, ты ещё не экипирован для выполнения задания, а уже взялся за гадание. Так не годится. Решать проблемы надо по мере их поступления и желательно в обратном алфавитном порядке. Сперва э-кипироваться, потом г-адать.
Ага, чувство юмора в результате фантомизации «господина Суровцева» не покинуло, стало быть, всё в порядке.
Итак, что мы имеем? А имеем мы стандартный приёмный блок из сталепласта. Примерно полсотни стандартных квадратов площади с двумя выходами, за одним из которых должна находиться душевая кабинка, а за вторым…
Суровцев поднес ладонь к термозамку — дверь, снятая Миланой с блокировки, плавно скользнула вбок. Ага, так и есть: «предбанник», где хранится одёжка-обувка.
Алексей прошёл внутрь и встал на пенолитовый коврик, который приятно холодил ступни. Вот же необъяснимые странности зеро-джампинга: сразу после того, как соберёшься воедино, иногда зябнет спина и дует в ноги, и ощущаешь себя ужасно некомфортно, а когда выберешься из «пенала» и под ногами окажется коврик с охладителем, то это даже приятно. Доктор Чагин говорит, что подобные тактильные ощущения связаны с асинхронной адаптацией нервной системы, которая во время фантомизации обязательно испытывает травму.
Так что тут у нас приготовлено для бравого курсанта?
В крайнем левом шкафчике — бронелитовый костюмчик артикула «Добрыня». Конечно, этот цельноклёпаный клифт в принципе неплох, но с примеркой спешить не след, может быть, отыщется что-нибудь более современное. Например, многофункциональный «Бэтмэн» четвёртой модели, снабжённый антигравом типа «ковёр-самолет» или «ифрит-ликвидатор» со встроенными плазмомётами.
Однако инвентаризация остальных секций показала, что здешний администратор, к сожалению, заботился о чём угодно, только не о нуждах будущих патрульных, предпочитающих в дизайне боекостюмов последние веяния. Во всех шкафчиках висели одни и те же распяленные на стальных вешалках «Добрыни», варьировавшиеся только размерами.
В конце концов, Алексей отобрал нулевой — самый большой из имеющихся, развернул костюм к себе тылом (поворотись, избушка, к лесу передом, а ко мне… ) и проткнул пальцем тонкую полилипидную перепонку, опоясывающую бронелит в области крестца. Из дырки сразу потянулся густой белый дым — газ-дезинфектор. Ну, хоть с этим было всё в ажуре. Алексей не считал себя брезгливым, но влезть в использованный до него костюм его не смогло бы заставить и Большое Жюри.
Ещё с пяток минут ушло на подгонку множества застежек, ремней и клапанов, зато, когда он предстал перед зеркалом, скрытом в нише за шкафчиками, на него пялился натуральный былинный богатырь, упакованный в чешуйчатую кольчугу с головы до ног. Если быть совсем точным, то голову Суровцева защищала не чешуя, а шлем из наборных титанитовых пластин, оставляющий открытыми лицо и уши, а на ногах красовались высокие десантные башмаки типа «минус-нейчур» с подошвой, которая нейтрально настроена по отношению к любому типу микроорганизмов. Из наружных карманов, кроме мобильника, торчали саперно-монтажные инструменты, с помощью которых можно без особого труда взломать, взорвать, разрезать или расчленить хитроумную преграду, возведенную из любого мыслимого материала, к поясному ремню приторочен спиральный меч, а из-за левого плеча выглядывала ракетная установка ЩБН, известная среди специалистов под ласковым прозвищем «щелбан», — устройство безотказное и для своих габаритов на редкость мощное. Алексей сам был очевидцем, как год назад на третьекурсников, расположившихся за свежевыструганными столиками летнего лагеря на Джиневре, из степи неожиданно налетело стадо разъяренных буйволов Шенгреева. Обычно они мирно паслись на привольных равнинах, но в этот раз тысячи копыт неистово молотили землю, вздымая серебристую пыль. Животные вели себя так, будто в одночасье стали невменяемыми: глаза налились кровью, с вывороченных мясистых губ опадали клочья пены… И вот, когда казалось, что Патруль не досчитается почти сотни своих будущих членов, преподаватель оперативной тактики, фирст-майор Ганитуллин сдёрнул со стола учебное пособие, по счастью оказавшееся ЩБН, в одно мгновение взял на изготовку и разрядил стоп-ракету в передового быка. Очень долго потом Комондор планеты пытался выяснить, с какой целью руководство лагеря в ясный день напустило столько тумана, оградив территорию лагеря от любых попыток визуального контроля с орбитальных спутников. Такие вот в «щелбан» были встроены тактико-тактические возможности.
Что ж, коль в броне укрыты чресла, то можно смело в бой идти!
Суровцев прислушался к внутреннему «я», как оно прореагировало на желание выйти за пределы станции.
Ничего, нормально среагировало.
Без надрыва, без мандража, но в рамках осторожности и бдительности. Как любил повторять Пётр Аркадьевич, если вы в ладах с самим собой, стало быть, нечего страшиться внешних воздействий. Легко быть в ладу с собой, находясь в аудитории, а Суровцев представления не имел, куда занёс его немаркированный инъектор. В обычных условиях всё просто как дважды два, прочёл этикетку, засандалил в вену стандартную дозу и отправляйся, куда выпишет путевку транспортный изомер. А сегодня это не катит — Лёхе Бурому предстоит вылазка в неведомое…
Хотя почему в неведомое?
Вон костюмчики заготовлены, и стоп-выстрел припасен, а в навесной «аптечке» на противоположной от шкафчиков стене наверняка выстроилась целая обойма полных инъекторов, и все они промаркированы конечным пунктом с согревающей душу надписью «Земля».
Он не отказал себе в удовольствии проверить это предположение. Внутри аптечки и в самом деле были закреплены в кронштейнах медицинские инъекторы с вытяжкой из байкальского омуля. Именно из этой рыбёшки был выделен транспортный изомер и страшно подумать, что было бы, стань нежная рыбка жертвой браконьеров и загрязнения окружающей среды. Земля разом бы лишилась всех преимуществ зероджампинга.
Алексей поправил амуницию и открыл дверь, снабжённую массивным компенсатором — на кислородных мирах могла наличествовать агрессивная биосфера. Но всякой дряни вроде панцирных волков бояться — в Патруль не ходить!
Он предполагал, что придётся встретиться лицом к лицу с чем угодно: бешеной круговертью атмосферы, хороводом призрачных теней или даже стаей плотоядных хищников, сидящих кружком в ожидании добычи, и внутренне приготовился к этому, но за дверью его встретил не порывистый ветер или бушующая гроза, а затхлый воздух подземелья. Значит, строители приемной станции не просто углубили её в почву на несколько метров, а полностью спрятали под поверхностью. При этом и воздух, и подземелье явно были рукотворными. Последнее представляло собой туннель, прямолинейный и тускло освещенный, в четыре метра диаметром, который начинался сразу за порогом и терялся в полумраке, сгущавшемся в отдалении до чернильной густоты.
Прежде чем отправляться на поиски приключений, следует все же попытаться выяснить, куда он попал. Итак, порассуждаем. Для этого у него имеется такая замечательная штука, как МОП. Напоминаю тем, кто забыл: Модифицированная область памяти, этакий справочник на все случаи жизни. Удобная штука; курсант может проспать все лекции до единой, но МОП помнит их дословно. Итак, принцип отбора объектов предельно ясен: какие миры славятся подземными ходами?
В первую очередь это знаменитая Джиневра, потом Розовый Феникс, а также Великолепная Обитель, а из новых — Матрёшкин Двор. Но на Джиневре хитроумный лабиринт, созданный предположительно Скитальцами, самой известной и самой загадочной из перворас галактики, на всем своем протяжении был намного шире, а штрековые вырубки — намного уже, чем то, что наблюдал сейчас Суровцев. Стало быть, Джиневра, как искомый объект, отпадает.
Возьмем теперь изрытый наподобие швейцарского сыра Феникс. Пронизывающие всю его твердь туннели являлись результатом жизнедеятельности дремлинов, странных созданий, которые были больше энергетическими сгустками, нежели белковыми существами, хотя это обстоятельство не помешало им вступить в ООРАН и стать верными союзниками Солнечной Федерации. Долгое время ученых мучил вопрос, для какой надобности аборигенам эти извилистые ходы, похожие на синусоиду в разрезе? Сперва ксенофрены всячески избегали разговоров на эту тему, но потом кто-то из них проговорился, что подземные коммуникации используются исключительно для разгона перед самым любимым у дремлинов времяпровождением — качанием на электромагнитных волнах.
Алексей поднёс запястье к глазам. Насколько можно было разглядеть показания агрегатной запонки, магнитное поле практически отсутствовало. Значит, и к Розовому Фениксу здешний туннель не имел никакого отношения. Да и странно, если бы его, вооружённого и отлично экипированного, высадили на планету, обжитую ксенофренами. Вряд ли дремлины сочли бы его появление за вторжение, но дипломатический скандал был бы обеспечен.
Идём дальше.
Великолепная Обитель предполагала разветвленную сеть проходов в базальтовой толще тектонических плит, проделанных червями-камнерезцами — полуразумными, но чрезвычайно болтливыми порождениями Высотника. На протяжении множества поколений они «…создали подлинный шедевр так называемой сквозной топологической лингвоархитектуры», как написала об этой планете вошедшая недавно в моду сенсибилитистка Ганя Штуркина, наследница и продолжательница литературных традиций великого Клапки. Поскольку эти кольчатые говоруны являлись убеждёнными коллективистами, созданный ими лабиринт не пустовал ни на одном миллиметре своей протяженности. Мало того, они ни секунды своей сравнительно короткой жизни не тратили на отдых, непрерывно точили базальт, подчиняясь универсальному закону Верховного Феромона. А поскольку Алексей не переставал вслушиваться, но так и не смог уловить несмолкаемого шелеста ложнолапок, значит никаких камнерезцев не было ни прямо по курсу, ни в боковых ответвлениях. Стало быть, Великолепную Обитель также можно отбросить.
Что остается?
А остается Матрёшкин Двор — до удивительности странное небесное тело, получившее название от своего внутреннего строения, которое больше всего напоминало вложенные друг в друга резные шары, между оболочками которых кипела удивительно разнообразная, но малопонятная даже для ксенобиолога жизнь. Искатели открыли Матрёшкин Двор недавно и не успели обследовать даже сотой части её оболочек, но то, что там имелись соединительные туннели, наподобие здешних, было установлено однозначно. Как и то, что не стоило туда соваться без особых оснований: зазеваешься, вмиг прижмут, а то и вовсе по стенкам размажут. Да, Матрёшкин Двор, без сомнения, не самое приятное место в галактике, но что о нём известно в первую очередь?
Суровцев лихорадочно пролистал модифицированную область памяти, куда он, как и подобало образцовому курсанту, заносил любые сведения об обжитых и ещё не освоенных мирах, поскольку в скором времени ему предстояло там служить, если, конечно, он успешно пройдёт сегодняшнее испытание «огнём, мечом, водой и прочей пакостью», как поэтически выразился в своем напутственном слове Пётр Аркадьевич Линёв.
Итак, Матрёшкин Двор — сравнительно небольшая планетка, чьи внутренности больше всего схожи с детской загадкой про кочан капусты: «сорок одёжек, и все без застёжек», вот только одёжек, или «вложенных оболочек», если следовать классификации всемирно известного авторитета Джошуа Нисвомбы, было гораздо больше сорока, а если быть уж совсем точным, то восемьсот семьдесят три, не считая промежуточных, сработанных наполовину из органических, наполовину из демагогических отходов. Причем каждая оболочка отделялась от прочих абсолютной непроницаемостью, а в сквозные туннели можно было проникнуть только с помощью криптолингвистических ключей. Если Алексею не изменяла память, ключи эти представляли собой аллитерации и синекдохи двойного предназначения, а с инопланетными говорами у него всегда была напряжёнка, чай он не кентвуш… Ничего, авось прорвемся, хотя некоторые проходы охраняли сторожевые нематоды из ордена Священного Синтаксиса, а это еще те паразиты, без лишней запятой к ним и не суйся!
Он достал из ножен вибротесак, подключил к активной разработке словарь идиом, чтобы те были готовы сорваться с языка по первому требованию, и крадущейся походкой заскользил вдоль стен туда, где его ожидала полная неизвестность.
Уже вскоре Суровцев почувствовал неясную тревогу. Сначала он не врубился, что заставило его нервничать, но, повторно проанализировав зафиксированные органами чувств данные, выявил причину дискомфорта. Там, где с левой стороны по ходу движения пол переходил в боковую стену, поверхность была темнее. Стало быть, в туннель исподволь просачивались подземные воды. Понятно, что пресные воды. И как же он не придал значения столь очевидному факту? Ведь посадочные станции зеро-джампинга, как известно, всегда располагаются рядом с самым большим скоплением пресной воды на планете, а таковое — озеро Купель Глаголящих — имело место на поверхности Матрешкиного Двора, но никак не внутри оболочек…
Данное соображение не получило логического продолжения по единственной причине: именно в этот момент прямой, как стрела, туннель завернул под углом чуть ли не в девяносто градусов, и Алексея едва не застиг врасплох огненный сгусток, с бешеной скоростью вылетевший откуда-то из глубины. Хорошо ещё, что он расплескался о стену, лишь опалив жаром курсанта, а не стал причиной его бесславной гибели в самом начале рейда. Вот же не повезло — в темноте таился огнедышащий дракон.
К чести курсанта можно сказать, что он не забыл выматывающих тренировок и поэтому во время рейда включил на полный обзор не только обычные чувства, но и такие, не свойственные простому человеку, регистраторы окружающей среды, как статусквоатура и органический датчик колебаний телец Сметанина, встроенный в подкорку. Они позволяли патрульному почувствовать грозящие неприятности за долю секунды до того, как они должны были произойти. Поэтому процент погибших Искателей и сотрудников Звёздного Патруля во время несения службы был так мал.
Что касается непосредственно Суровцева, то, как только смутное предчувствие беды кольнуло сердце, он предоставил своему организму максимум свободы. Так что не успел каменный свод озариться багровым сиянием, как ноги спружинили, подбросив Алексея чуть ли не до потолка, и перенесли к противоположной стене прохода. Итак, статусквоатура не подвела, а просчитала возможные исходы и постаралась переместить своего хозяина в мёртвую зону, где обстрел огнемётными плевками, по крайней мере в ближайшее время, не грозил. Еще повезло, что здешняя гравитация была значительно ниже земной.
Ниже, чем земная?.. Постойте, постойте!
Хотя Матрёшкин Двор уступал Земле в диаметре, но тамошнее тяготение лишь на сотку меньше привычного земного. Думай, голова, думай, приказал Суровцев. Не зря же куратор акцентировал на этом внимание курсанта в вводной. Так что же выходит? А то и выходит, что первоначальное предположение не имеет никакого отношения к реальности. Наличие внутренних вод, куда меньшая, чем положено, гравитация — всё один к одному. Стало быть, туннель имеет место быть не на далеком от Солнечной Федерации Матрёшкином Дворе, а…
…а где?
Какие ещё факты могут сгодиться для анализа? Факт один: туннель не проплавлен, не прогрызен, а пробит чем-то вроде струйных пескоматов…
Звёздьявол побери, ну, конечно же, — Суровцев мысленно шлёпнул себя по лбу. Где в Содружестве царство сплошных песков? А прямо, можно сказать, под боком у славного града Бирюзовска и всех остальных славных градов метрополии. Опять же примем во внимание плевок огнедышащего дракона, едва не стоивший курсанту жизни. Теперь-то ясно как дважды два, что никакой это не дракон, а метательное орудие типа «огнебой». Такие пару миллионов лет назад применялись на ближайшем соседе Земли глеями, таинственными обитателями красной планеты.
Ну до чего же все-таки хомо сапиенс склонен искать экзотические объяснения вещам привычным и, можно сказать, обыденным! Ведь и Джиневра, и Розовый Феникс, не говоря уже о Матрёшкином Дворе, отстоят от родной солнечной не в пример дальше Марса, о котором Суровцев даже не вспомнил, а ведь именно на красной планете люди встретились с первыми рукотворными туннелями.
Но обо всем этом можно будет порассуждать потом, в спокойной обстановке, лёжа на диванчике в студгородке, сейчас важнее решить, как действовать дальше, ведь древний «огнебой» ещё та загвоздочка! Для того чтобы проскочить невредимым через высокотемпературную преграду, которую он способен поддерживать в течение долгого времени, нужно обладать «…подвижностью песчаного шуршавчика, хитростью лисы и решимостью богомола», если цитировать такого авторитета по ксеноадаптации, как профессор Игумнов.
Допустим, с подвижностью у Суровцева дело обстояло неплохо, поскольку малая гравитация позволяет выделывать акробатические чудеса, решимости ему тоже не занимать, а вот насчёт хитрости… Алексея потому и прозвали Бурым, что всегда и во всем он пёр напролом, как его косолапый тёзка. А против «огнебоя» напролом не попрёшь — сожжёт заживо, несмотря на «Добрыню», так что привычный стиль поведения здесь не поможет, необходимо придумать что-нибудь новенькое…
Он легонько постучал костяшками пальцев в висок — иногда модифицированная память циклила, как это бывало с устройствами, образованными по стековому принципу, а, в частности, она не хотела восстанавливать дословно нужные страницы учебника истории глеев. Ну, давай же, давай, милая, не цикли!
Ага, кажется проскочило, поехало как надо, ну-ка, ну-ка, поподробнее, не части, милая. Ага, теперь понятно: орудия подобного типа были изобретены в период расцвета империи Хоздеров. Широкомасштабное применение «огненных баллист» привело к блистательной победе достославного князя Кжевеши Пятого над его основными соперниками в претензиях за трон Владыки Сумеречного Пояса… И ещё, оружие это считалось по тем временам чрезвычайно прогрессивным и тот, у кого огнебоев имелось в достатке, считался непобедимым и мог претендовать на самую вершину власти. Но хоть огнебой усадили Кжевешу на трон, удержать там достославного мужа не сумели. Побил его, причем в собственной фамильной цитадели, некий Хрында, больше известный как Царь Горемык… Да-да, если не врут учебники марсианской истории, точно побил. А вот как? Сейчас, сейчас, только считаем в буфер дополнительный материал, а он мелким шрифтом прописан, да и картинка иллюстрационная как назло двоит… В памяти Алексея как на старинной фотобумаге проявилось схематическое изображение хитроумца Хрынды, который «… изворотливостью превосходяща ворога своего», а также описание способа, который Царь Горемык придумал, чтобы обойти огненную баллисту. Да, чертёж в трёх проекциях это, конечно, здорово, но всё же следовало собственными глазами удостовериться, что память не подвела и противостоит ему ни что иное, как марсианская артиллерия «дней давным-давно минувших».
Что в арсенале имеется для такого случая?
Суровцев пошарил по карманам и выпростал гибкий световод в виде змейки с миниатюрной голокамерой вместо головки, потом выставил из-за стены, осторожно, по миллиметру в две секунды, ибо чувствительность датчиков движения у огнебоя позволяла засечь даже вздох отдельной бактерии.
Вскоре огневая точка стала видна как на ладони. Она размещалась на чём-то вроде пирамиды в человеческий рост высотой, и до неё было не больше сотни метров. Огнебой представлял собой узкогорлый сосуд из огнеупорный глины, который шарнирно крепился к массивной гравимагнитной подставке, похожей на примитивный гончарный круг, и закрывал боковой вход в перпендикулярное ответвление от центрального туннеля. Раздвоенное рыльце сосуда рыскало из стороны в сторону, пытаясь распознать, почему появившийся на мгновение в пристрелянной зоне объект больше не кажет носа. Возможно, именно там, за баллистой, скрывался проход в пещеру с «Принцессой», которую требовалось освободить. Что собой представляла «Принцесса», Алексею было неведомо, да это сейчас и не было главным. Главное — выполнить поставленную куратором задачу. Не выполнить — значит подвести Петра Аркадьевича. А также товарищей по группе, в настоящее время бредущих по другим мирам, непохожим на Марс, но обустроенных непременно столь же неприятными сюрпризами, как огнебой глеев.
Заодно пришло и понимание числа семьсот, упомянутого в записке Линёва. Шагомера у курсанта не было, однако автоматический просчет пройденного пути выдал примерное (плюс-минус четверть метра) расстояние от посадочной станции до того места, откуда плюнул дымным пламенем огнебой. И Суровцев нисколько не удивился, когда выяснилось, что оно равняется семистам метрам.
Как же добраться до баллисты невредимым?
Конечно, можно было бы пульнуть в нее стоп-ракету с закрытой позиции, благо ШБН допускает такую возможность, но, во-первых, негоже тратить самое мощное оружие на первое же возникшее препятствие, кто знает, что за напасти поджидают дальше; а, во-вторых, неровен час от сотрясения при разрыве обвалится кровля и засыпет вход в ответвление, сколько тогда промаешься, разгребая завал? В списке регламентного оборудования «Добрыни» компактный бульдозер не значится. Так что пулять в огнебой себе дороже. Что в таком разе остается? А остается посмотреть, что придумал Царь Горемык, которого на пути в неприступную цитадель пытались остановить аналогичные огнемёты? Водяных щитов у марсиан не было, плохо на Марсе было в те далекие времена с водой. Асбестовых доспехов глеи не знали. Силовых коконов не изобрели. Всего перечисленного не было и у Суровцева, а «Добрыня» при всей своей огнеупорности выдержит против открытого пламени пару десятков секунд, если не меньше. Потом придётся его сбрасывать, если не жаждешь спечься заживо, а другой защиты, кроме боекостюма, у Суровцева нет.
Хм, а вот у Хрынды, кстати, даже «Добрыни» не было. Что же этот прохиндос придумал? Какой-то остроумный, не вписывающийся ни в какие рамки ход. Помнится, курсанты на той приснопамятной лекции Игумнова хохотали до колик, дескать, молодчина марсианский предводитель эмоционально нищих, нестандартно подошёл к проблеме.
Как же именно?
В МОП почему-то об этом не говорилось, должно быть на сбойный сектор записалось. Попробуем ассоциативный поиск. Угу, нечто, связанное с песчаными шуршавчиками, точнее, с тем, как они передвигались по барханам… А как эти проворные твари взбираются на гребни?
Ещё мальчишкой ему довелось побывать на Марсе, когда отец уступил настояниям сына и взял его на раскопки реликтового города протоглеев, на который наткнулись переселенцы во время закладки атмосферной станции. Тогда они пробыли на плато Мемнонии чуть больше трёх суток, причём первую ночь провели в термопалатке у песчаного костра. Именно тогда шкет Лёшка, обладающий врожденной нокталопией, впервые наблюдал, как карабкаются на соседний бархан эти юркие членистоногие. Перед глазами как живая встала картинка; приподнятые жёсткие зады, быстро перебирающие по песку лапки и колебательные движения головогруди, словно шуршавчики выплясывают старинный танец твист. Остается припомнить, какое отношение имели шуршавчики к победоносной тактике?
А вот какое: тот же Кжевеша Пятый, который не сумел сдюжить против Царя Горемык, вошёл в историю как глей, первым озаботившийся негодным состоянием экологии собственной планеты. Он не мог дозволить в окрестностях своей цитадели истребление шуршавчиков, которых, как и земных насекомых, тянуло на огонек, и посему повелел своим бомбардирам вставить во все без исключения огнебои защитные контуры, запрещающие палить в то, что движется в ритме твиста.
— Ну что, паренёк, спляшем? — спросил Суровцев самого себя.
— А как же иначе? — ответило второе «я». — Не отступать же будущим патрульным перед первым же испытанием!
Тем временем в модифицированной памяти отыскалась запись подходящего мотивчика трехстолетней давности, обработанного постперцептуалистами в современном стиле, — каждый третий синкоп в такт сокращению сердечной мышце пользователя. Суровцев закольцевал звучащий в душе музончик на всё время, пока будет приближаться к марсианской баллисте, и для разгона проделал несколько вихляющих движений, придавая пояснице необходимую подвижность. Потом отставил зад, поднял руки, имитирующие лапки шуршавчика, и в такт разухабистому твистэгейну, полифонично звучащему в голове, вышел на открытое пространство.
В глубине души Алексей сомневался, что в боекостюме он хотя бы отдалённо напоминает марсианского шуршавчика, но ассоциативный поиск не подвёл: сведения о ратном прошлом марсиан оказались точными. Вихляющие движения таза были засчитаны защитным контуром огнебоя как правдоподобные и вполне соответствующие природоохранительным принципам радетеля экологии Кжевеши. Никаких плевков пламени не было в течение двух с половиной минут, за которые Алексей успел поравняться с огнеметательной машиной, от рыльца которой исходили вполне ощутимые волны жара.
Фу, утёр он струящийся по переносице пот, как только оказался за спиной у марсианской штучки. Чтобы не оставлять в тылу неприятный сюрприз, курсант не отказал себе в удовольствии накинуть баллисте на хобот прочный металлизированный шнур, моток которого предоставил ему в распоряжение запасливый карман «Добрыни», и крепко стянул горловину подачи горючки, чтобы огнебой больше не разевал пасть. Если не навечно, то хотя бы до окончания миссии…
После того, как баллиста заткнулась, в боковом ответвлении стало совсем темно. В принципе Алексей с возрастом не растерял ничего из того, чем владел в отрочестве. Имеется в виду его редкая способность видеть ночью так же отчётливо, как и днём. Так что ему не понадобилось даже вытаскивать из кармана «светлячок» — переносной фонарь, сконструированный специально для искателей.
Глубокая ниша, на пороге которой был установлен огнебой, завершалась круглым лазом, не прямым, как предыдущий туннель, а закрученным винтом, уходящим вбок. В нём вполне могли таиться ловушки, на установку которых были так горазды марсианские фортификаторы. Алексей больше не сомневался, что его занесло в самую сердцевину лабиринта подземных цитаделей, возможно, не до конца изученного ксеноисториками. С другой стороны, Пётр Аркадьевич не брезговал всевозможными каверзами, которыми обожал обустраивать курсантские маршруты. Причём второй вариант представлялся более предпочтительным, поскольку вряд ли в окрестностях посадочной станции стали бы терпеть активированную баллисту. Ведь зеро-джампингом, тем более в самом центре Федерации, пользовались не только курсанты-выпускники, но также учёные, администраторы и даже отдельные туристы-экстремалы. А это означало, что Алексею предстояло обезвредить сюрпризы куратора.
Все до единого.
Что ж, лиха беда начало. Будем надеяться, что и прочие ловушки одолеем. Алексей осторожно приблизился к отверстию лаза. Обычно глеи подстраховывали свои огневые позиции устройствами типа сервочасовых или, что было гораздо опаснее, целым гнездом «зеркальных дервишей». Чтобы не рисковать, он поднял камешек и бросил его в лаз.
Никакого шевеления в глубине, никаких разноцветных вспышек. Либо сервочасовой давно вышел из строя, либо его вообще поблизости не было. Равно как и «зеркальных дервишей», поскольку они непременно выдали бы себя инфразвуковыми волнами, которые всегда инициируются при первой же попытке побеспокоить их позицию. И в тех и других в отличие от баллист никогда не встраивали экологических контуров, поскольку они являлись ограниченно интеллектуальными устройствами, способными адаптироваться к изменяющимся условиям. Не могли же они за прошедшие миллионы лет эволюционировать настолько, чтобы не обращать внимания на дурацкие выходки потенциального противника, вроде вбрасывания в зону повышенного внимания кусков песчаника?
Ха, а что еще Алексей мог использовать в качестве мобильного разведчика? Разве что универсальные плоскогубцы. Но из-за своей конфигурации они плохо рикошетируют от стен.
Делать нечего, надо лезть.
Алексей нагнул голову и перешагнул нечто вроде каменного порожка. И сразу возникло малоприятное ощущение, будто он пища, которая увлекается по пищеводу с зеркальными стенками, узкими, гладкими и блестящими, выстланными чем-то вроде алюминиевой фольги. Протискиваясь, курсанту приходилось время от времени касаться их плечами. Он никак не мог отделаться еще и от чувства абсолютной незащищенности. Ведь Суровцев представлял собой громоздкую и хорошо различимую мишень, в которую наверняка нацелены метательные снаряды. Сердце гулко билось, на носу повисла потная капля, которую некогда было смахнуть, в паху зудело от отсутствия белья. При этой мысли ему стало весело до безумия. Да, хорош звёздный патрульный, мечтающий о кальсонах! Самое то.
И тут, когда лаз неожиданно расширился, знаменуя переход в новый туннель, ждал Суровцева очередной сюрприз. Перед ним выскочила «смертельная пружинка» и задрожала, словно в нетерпении от долгожданной встречи. Потом стала крениться, пока не упёрлась вторым основанием в грунт и принялась как бы переливаться в него, как гусеница капустницы.
На этот раз Алексей влип основательно. В отличие от огнебоя, пружинка действовала на ближних расстояниях и, несмотря на свой вроде бы несерьёзный вид, была на порядок круче. На счету её товарок как минимум полтора десятка искателей, которые никак не ожидали, что детская игрушка может стоить им жизни. И пусть все эти трагедии произошли на заре освоения Марса, всё равно приятного мало.
Мысли заметались в поисках выхода. У него в запасе оставалось не больше пятнадцати секунд, в течение которых сенсорные датчики этой псевдоинтеллектуальной пакости склонялись к выбору, каким из своих оснований, шокерным или нейротропным, застать жертву врасплох. Оно и понятно, если пружинка не потанцует пятнадцати секунд, словно Буриданов осёл, не умеющий выбрать меж двух кормушек, а прыгнет сразу, то о какой тогда неожиданности может идти речь?
В свою очередь и курсант принялся размышлять о вещах вполне отвлечённых: неужто какая-то допотопная машинка, да еще сварганенная разумными насекомыми, способна перехитрить венца творения иного пути эволюции, высшего примата?! К тому же не просто примата, а примата, освоившего полный курс выживания на терраморфных планетах! А Марс разве не терраморф, особенно, после освоения восстановительной программы «ВОЗДУХ-220»?
Да ладно, оставим все эту заумь о приматах и терраморфах на долю преподов, надо решаться! Думай, Бурый, думай! Шевели мозгами!
И Алексей сделал первое, что пришло в голову: задействовал спецрезерв чувств, те самые тельца Сметанина, внедрённые каждому курсанту в гипоталамус сразу после принятия присяги на верность народам Солнечной Федерации. Если бы его в этот момент спросили, почему он так поступил, Алексей лишь пожал бы плечами, поскольку точного ответа не знал. Хотя ответ вроде бы лежал на поверхности: зря, что ли, он столько часов потратил на адаптационные тренировки, гоняя свой грешный организм в усиленном режиме? В конце концов это должно было когда-то сработать!
И организм не подвёл.
Пока «смертельная пружинка» соображала, как оптимальнее покончить с врагом, тельца Сметанина сориентировались и с ходу смоделировали рядом с настоящим Суровцевым его псевдокопию, отличавшуюся от прототипа только тем, что была она сработана не из материальных частиц, а из фантомных, избыток которых позволял звёздным патрульным переносить процедуру зеро-джампинга на порядок легче, чем гражданам неподготовленным и, тем более, лишённым этих благословенных телец.
С полсекунды между двойниками не было разницы в поведении, но вскоре псевдокопия обрела индивидуальность, вследствие чего начала вести себя самостоятельно. Для затравки она резко отпрыгнула в сторону. Это, конечно же, не могло не спровоцировать «пружинку», которая устремилась за ней, ошибочно полагая, что если противников стало двое, наибольшую опасность представляет тот, кто ведёт себя активнее. Но свою промашку марсианская пакость осознала чуть позже, если вообще осознала когда-нибудь, потому что настоящий Суровцев тоже не мышей ловил. Из ангарда он перешёл в молниеносную атаку. Ему пришлось изогнуться в немыслимой позе, так называемом «выпаде Тихомирова», чтобы рассечь «пружинку» развернувшимся, как веер, клинком своего спирального меча.
Хрясть!
Разрубленные по оси половинки резко взвихрились, пытаясь обвиться вокруг необычного врага, но, достигнув вершины амплитуды, свернулись кольцом, не представляя больше угрозы ни для одного живого существа.
— Ну что же ты, дурашка, не поспешила с решением: бить меня током или усыпить? — собирая спиральный меч в круглые ножны, сказал Алексей вместо эпитафии. — А надо было поторопиться, поскольку другого случая не представится!
Вторая по счету победа над наследием давно истлевших глеев не вызвала особой эйфории, поскольку Суровцев прекрасно отдавал себе отчет, что его личная заслуга в этом деле минимальна. Он просто воспользовался опытом нескольких поколений патрульных, который неустанно вкладывали в него на протяжении последних четырех лет. И надо сказать, небезуспешно, доказательством чему было хотя бы то, что он до сих пор жив и здоров. Уже задним числом Алексей вспомнил, что первым смоделировал свою псевдокопию никто иной, как Джозеф Лях-Козицки, легендарный кварт-генерал родного ведомства. Правда, использовал он её не против «смертельной пружинки», а против минус-аватары, да и произошло это не на Марсе, а на периферийной планетке с романтическим названием Дальний Фронтир, но разве от этого меняется суть вопроса?!
Отдышавшись, Алексей выглянул из лаза, надеясь обнаружить параллельный туннель, но не тут-то было. Перед его взором предстала вознесенная на несколько метров и укрепленная гранитными блоками площадка — типичный блокпост, охраняемый сервочасовым. Так вот где канашка свил своё логово! Пока сервочасового видно не было, наверное находился у дальнего края, совершая очередной обход, но через несколько секунд его плоское «лицо», если таковым можно назвать закругленную вершину равнобедренного треугольника, должно было выглянуть из-за кромки площадки. На вооружении у подобного рода механизмов состояли пульсационные карабины, способные на расстоянии до полутора сотен метров вызвать паралич мышц у любого существа, обладающего таковыми, и «световая петля», попав в которую, освободиться можно лишь после того, как иссякнет заряд в практически вечном аккумуляторе сервочасового.
Лучше не попадаться ни на то, ни на другое — перед глазами Суровцева точечной вспышкой промелькнуло моментальное фото ксеноисторика Ахмеда Сен-Серази, одного из членов многострадального экспедиционного отряда Загазянца, найденного через пятьдесят пять лет после своего исчезновения под Центральным насосным узлом. На искажённом лице навсегда застыло выражение невыносимой боли — пульсирующий заряд разорвал бедняге миокард в тот самый момент, когда второй сервочасовой набросил на него «световую петлю»… Веселенькая перспективка, что и говорить! Но, как издревле гласит народная мудрость, на каждого инопланетного хитреца найдётся земной болт с метрической нарезкой… В частности, марсианские часовые совершенно не ориентировались в таких элементарных для каждого землянина понятиях, как правое и левое, и это обстоятельство следовало использовать оптимальным образом. Раз в запасе остаются секунды, лучше подобраться поближе к вершине площадки — Суровцев постарался как можно быстрее вскарабкаться по уступам, что называется «взлетел ясным соколом», и притаился, оставаясь чуть ниже уровня площадки, чтобы охранный агрегат не обнаружил его раньше времени. Когда сервочасовой склонился над ним, поводя клинообразным стволом карабина из стороны в сторону, но, так и не сумев идентифицировать потенциальную мишень, курсанту оставалось проделать то, что он собирался. В силу своей ограниченности марсианский простофиля так и не смог допетрить, каким образом то, что вспорхнуло с одной стороны из-под «ног» его плоского тела, непонятным образом оказалось уже с другой стороны (подскок кульбитом с пируэтом прогнувшись над головой охранного сервомеханизма), а потом в два приёма выдрало у него из захватов карабин и свернутое лазерное лассо.
Алексей задрал голову, потряс кулаками и заорал в гулкую пустоту акустического колодца:
— Милана, любовь моя беззаветная, услышь меня! Я сделал этого недоумка с первой же попытки! И так станет с каждым, кто встанет у меня на пути!
Внутренний голос робко попытался усовестить разошедшегося двадцатидвухлетнего остолопа, дескать, хорошо смеётся тот, кто… но курсант, находясь во власти обуревавших его чувств, грубо на него шикнул. А зря, потому что следующим пунктом преткновения для будущего патрульного стала «сухопутная медуза».
Это коварное порождение марсианских оружейников было, пожалуй, самым неприятным из обширного арсенала глеев и потому пряталось в глухом тупичке, в полукилометре от площадки, на которой остался обезвреженный сервочасовой. Поскольку серьезных усилий Суровцеву затратить на предыдущие преграды не пришлось, он несколько притупил бдительность и последний участок пути преодолевал быстрее, чем следовало. Так что ниша, мимо которой Алексей прошествовал бодрой поступью, не вызвала у него никаких ассоциаций с грядущей опасностью.
Ведь на полу краем глаза он отметил окаменевшее образование, более всего напоминавшее веник из берёзовых сучьев, наверное, оставленный в незапамятные времена любителем марсианской «парилки». Хотя Суровцеву стоило призадуматься вот над чем — веник выглядел настолько безобидно, что вполне мог оказаться не менее опасным, чем та же «смертельная пружинка». Но все мы, люди-человеки, крепки задним умом.
Ни обостренный слух, ни нокталопия, ни даже тельца Сметанина не помогли вовремя обнаружить, что за спиной у Алексей бесформенная куча «берёзовых сучьев» медленно, но неотвратимо стала оживать. Даже за миллионы лет вынужденной спячки «медуза» не утратила реакции на перемещающиеся в зоне наблюдения предметы. В глубине её кристаллического мозга возник слабенький электрический ток, который включил следящие рецепторы и привёл в действие всасывающую мантию. То, что секунду назад казалось веником, быстро вошло в рабочий режим и приняло оптимальную форму для преследования, превратившись в нечто вроде раскрытого зонтика, причём «берёзовые сучки» взяли на себя роль спиц, поддерживающих купол. Мантия впрыснула под купол нагретый воздух, воздушный пузырь приподнял «медузу», чтобы и в дальнейшем поддерживать на некотором расстоянии от пола. Основной задачей этого автомата-преследователя являлось обездвиживание того, что попало в сферу его действия. Так она была задумана своими изобретателями, и остановить её во время погони мог только сигнал экстренного отзыва. Но тот глей, который был персональным индуктором автомата-преследователя, успел превратиться в прах ещё во времена синантропов, так что сигнала отзыва не могло последовать по определению…
Опасной «медуза» стала примерно через минуту после начала инициализации. За это время она успела не только сформировать программу преследования, но и накопить смертельную дозу яда, призванного остановить странный предмет. Сократив мышечное кольцо, выстилавшее нижнюю кромку мантии, автомат-преследователь бесшумно выскользнул из ниши. Как давно он не охотился! Сколько живых существ не пополнило своими агониями перечень побеждённых! Настало Бремя показать, на что он способен. Рецепторы не давали сбиться со следа, программа активизации минимизировала транспортные издержки — ничто не могло остановить «медузу» во время преследования: ну держись, прямоход!
Происходи всё это в благословенные времена расцвета цивилизации глеев, автомат-преследователь вряд ли смог бы догнать торопящегося Алексея — Марс тогда катастрофически быстро терял атмосферу, и устройство, использующее для передвижения принцип воздушной подушки, не имело шансов создать необходимую компрессию б мантийной полости. Другое дело сейчас, когда на полную катушку эксплуатировалась общепланетарная экопрограмма «ВОЗДУХ-220», благодаря которой люди могли свободно обходиться на красной планете без кислородных масок.
Без кислородных масок, но не без охранной сигнализации.
Конечно, врожденная нокталопия не предусматривала дополнительных глаз на затылке, но их с успехом заменяла та самая статусквоатура, которая наряду с тельцами Сметанина постоянно находилась на страже жизни и здоровья хозяина. Оба дополнительных органа чувств имплантировались представителям таких экстремальных профессий, как гидронавты, пожарные, спелеологи, водители экзоскелетов, и, конечно же, без него не могли обойтись все, кто был связан с Большой Высотой. Включая, естественно, звёздных патрульных. Принцип действия статусквоатуры был достаточно прост: вокруг хозяина в форме того или иного тела вращения (оно зависело от положения в пространстве) постоянно вибрировал энергетический кокон. Его внешняя оболочка выполняла роль сторожевой собаки, поднимающей лай при приближении незнакомого объекта, поскольку проникновение в кокон инородного предмета или излучения тут же вызывало тревожный сигнал в подкорке, благодаря чему даже спящий человек, обладающий статусквоатурой, мог предпринять ответные действия. Старый как мир закон: предупреждён, значит, вооружён.
Как только «медуза» на своем неотвратимом пути к цели пересекла незримые нити сторожевой паутины, Алексей услышал комариный писк — за спиной враг. Он сразу понял, что враг этот, может быть, самый серьезный из тех, кого он уже «отфиксировал на месте». (Так на жаргоне спортсменов-манипуляторов именовалась победа в поединке: с соперником, будь он человеком или продуктом технологии иной цивилизации, не суть важно, главное, чтобы в результате оказаться на коне!) Ни о форме, ни о величине, ни о намерениях преследователя статусквоатура сообщать не могла, она давала знать только о самом факте преследования. И Суровцев сделал единственное, что ему оставалось: припустил со всех ног. Иногда своевременно предпринятое бегство выручало получше всякого спирального меча или той же стоп-ракеты. Одновременно он наскоро пролистал модифицированную область памяти в той её части, где хранился фортификационный артикул Сумеречных Времён. Выяснилось, что обычно в комплекте с сервочасовым шли «мокрая вертячка», «гном-бормотун» или оверкиллер. Так кто же из них?
Пожалуй, «гном» отпадает — не способен этот недоросток двигаться бесшумно, а Алексей не слышал ни одного подозрительного звука.
Он не успел перебрать доводы в пользу остальных, как ощутил болезненный толчок в левую икру.
Болезненный, да, но отнюдь не смертельный. Значит, это и не оверкиллер, с удовлетворением подумал курсант. Поскольку этот гаврик, если засёк противника, норовит засандалить ему промеж глаз чем-нибудь поувесистее: шипалицей, например, или гравитационной битой, а вот впиваться в нижние конечности не станет, ибо подобное деяние посчитает недостойным себя…
Алексей инстинктивно занёс свободную ногу, чтобы как следует пнуть нападавшего, который и не помышлял отпускать добычу.
«Русше потерепи», — неожиданно сказал внутренний голос с каким-то необычным, скорее всего, японским акцентом.
— Зачем терпеть-то? — удивился Суровцев. — Если это «вертячка», то у меня хватит сил и желания затоптать её насмерть.
«Это не вертясика», — в интонации было столько убеждённости, что Алексей сразу расхотел спрашивать, откуда сие известно.
— Что же делать?
«Я зе сказара: потерепи, торико не смотри».
Ага, теперь во внутреннем голосе неожиданно заговорило не только японское, но и женское начало.
С чего бы это вдруг?
Однако с женщинами Лёха Бурый предпочитал не спорить.
Не стал он и пинать неизвестную гадину, авось бронелит выдюжит и не поддастся внешнему воздействию! И даже не обернулся, мало ли что? Но и оставаться на месте не было резона, поэтому он поковылял дальше, несмотря на дополнительное украшение к левой штанине «Добрыни».
Как ни странно, внутренний голос оказался прав. Протащив прицепившуюся пакость метров двести, Суровцев ощутил, что нога освободилась.
— Теперь можно посмотреть?
«Мосина».
Он повернул голову.
«Сухопутная медуза» распласталась в метре от ноги и снова напоминала бесформенную охапку березовых сучьев, по которой курсант скользнул равнодушным взглядом, когда проходил мимо ничем не приметной ниши. Потом Алексей осмотрел свой боекостюм в том месте, где в него запускала свои стрекательные волокна безумно ядовитая гадина, но ничего, даже крохотной дырочки не отыскал. Теперь он понял полезность советов внутреннего голоса: единственной открытой частью его тела было лицо, и пока он находился к «медузе», как бы это поделикатнее выразиться, тылом, что ли, паралич от соприкосновения кожи с ядом ему не грозил. А старичок «Добрыня» так и так не подвёл: не по зубам марсианским живоглотам полевые костюмы из карбидовольфрамовых нитей!
Тем временем вымотанная схваткой, точнее, яростной трёпкой чужой икры, «медуза» воздела стрекательные щупальца в ритуальном жесте Последнего Прощания («Каноны благоблистательного поведения придворных охранных автоматов» под редакцией академика Ю Сунь-чи) и, поскольку не смогла одолеть супостата в отведённое программой время (14 минут и 13 секунды с четвертью в земном исчислении), пронзила собственную мантию одной из ядовитых капсул.
Суровцеву ничего другого не осталось, как отсалютовать «благоблистательному поведению» придворного охранного автомата, покончившему с собой в лучших традициях средневековых самураев (хм, а уж не сам ли он транслировал во время атаки необходимые советы своему сопернику?), потом потёр левую штанину перчаткой и всё тем же скорым шагом двинулся дальше.
По параллельному коридору Алексею пришлось пройти чуть ли не втрое больше, чем по первоначальному туннелю, прежде чем он оказался в овальной пещере. Естественное происхождение просторного помещения подчеркивалось обилием сталактитов и сталагмитов, а в центре потолка был устроен светоход, благодаря которому внутри было достаточно светло. По-видимому, глеи в свое время не поленились установить на пути прохождения слабеньких солнечных лучей хроматические призмы, ибо на гранях известковых колонн периодически вспыхивали разноцветные искры, что придавало интерьеру карнавально-феерический оттенок. Наверное, именно где-то здесь и должна была храниться упомянутая в записке «Принцесса», которую требовалось освободить. Знать бы ещё, что она собой представляет! То ли хитроумный марсианский механизм, наподобие сервочасового или «сухопутной медузы», хотя и не особо агрессивный; то ли какие-нибудь сокровища, спрятанные слугами императора во время очередного мятежа; то ли чудом сохранившийся кокон с подлинной личинкой прекрасной глеи? В последнем случае имя Суровцева будет занесено в скрижали ксеноархеологии! Причём, навеки.
Он наглядно представил себе этот гипотетический кокон почему-то в виде хрустального ящика, через прозрачную крышку которого можно во всех деталях разглядеть хитиновые покровы спящей «Принцессы». Бедняжка забылась безмятежным сном и над ней пронеслись ни много, ни мало, а два миллиона лет. И вот, когда уже кажется, что пробуждение никогда не наступит, в последний приют несчастной вступает храбрый витязь. Могучим ударом он разбивает крышку, наклоняется над марсианкой и…
«Ишь, губу раскатар, фанатазёр!»
Следовало признать, что своевременное замечание сразу вернуло курсанта на грешную землю. И тут у него возникло сразу несколько соображений. Во-первых, «сухопутную медузу» следовало исключить из списка возможных собеседников, поскольку она сделала себе харакири и вообще осталась далеко позади; во-вторых, истинный внутренний голос никогда не обзывал Алексея обидными прозвищами типа «фантазёр», из чего следовало, что с ним вёл диалог кто-то посторонний. И этот посторонний способен читать мысли. Во всяком случае, мысли курсанта Суровцева. Ну ты, Лёха, и влип!
Самое удивительное, что никакого страха от этой мысли он не испытал. Не было ему страшно, и всё тут. Зато засосало под ложечкой.
Он скосил глаза на левое запястье, туда, где в бронелитовую манжету гермоперчатки был вделан таймер. Выходя из предбанника, Алексей по заведенной вот уже четыре года привычке запомнил местное время начала операции: 03.16. А сейчас было 08.59. Да, чем дальше, тем становится, как говорила героиня из классической сказки Льюиса Кэрролла: «всё страньше и страньше». Неужто на то, чтобы пройти каких-нибудь три с половиной километра, пусть даже на Марсе, пусть даже с приключениями, ему потребовалось больше пяти часов? Ни фига себе! Стало понятно, почему вверенный ему организм, измотанный непрерывным стрессом и борьбой за выживание, потребовал неотложного подкрепления. А коль организм требует, требование надлежит удовлетворить, и притом немедленно. Суровцев присел на покрытый белесыми потеками валун, чтобы проверить, каким пайком снабжают «Добрынь».
О том, что кроме внутреннего японского голоса тут могут быть ещё какие-нибудь инопланетные сюрпризы, Суровцев, разумеется, не думал. Главное — пожрать, а опасности подождут.
Вот помнится на третьем курсе после транспортного перехода в систему Божья Зарница Алексею достался фирменный костюмчик «Галахад-Молния» производства открытого региона Австралии. Тогда курсанты из двух групп (кураторы Пётр Линёв и Клод Дюплесси) должны были выйти к Плазменному озеру на смурной планетке Флеш-Рояль и по дороге через горную седловину попали под обстрел каменными бомбами — разыгрался вулкан с причудливым названием Серп Сета, Молот Тора. Тринадцать часов без малого ребята жались друг к другу на хлипком каменном козырьке, каждую секунду ожидая, что она станет последней. Но, хвала звёздам, более или менее обошлось, не повезло только Кольке Швыдченко, которому рикошетом раздробило два пальца на ноге. А пусть не выпендривается и не корчит из себя героя, когда чужепланетная стихия разыгралась не на шутку! Когда же незапланированный учебными планами фейерверк закончился, ребята проголосовали за прибавку шага, чтобы успеть к контрольному сроку на рандеву с руководителем курсовой. Один Алексей упёрся и заявил во всеуслышанье: «Всё это, конечно, замечательно, но с места не стронусь, пока не слопаю НЗ!» Подвергнутый обструкции, обозванный «закоренелым индивидуалистом», он продолжал стоять на своём и знай твердил в своё оправдание: «О какой прибавке шага можно говорить, если мы потеряли в весе!» И в конце концов переубедил товарищей, объявивших «десятиминутный общий перекус». А если честно, то почему он не хотел отправляться в путь, не подкрепившись основательно? Да потому, что в походный НЗ входили так называемые «карамельные биточки» — гениальное изобретение Жоржа Дементьера, великого виртуоза от кондитерии! Даже при одном воспоминании об этом гастрономическом чуде рот Алексея наполнился слюной.
Нынешний паёк оказался не в пример скромнее австралийского: самоподогревающаяся жестянка с полулитром украинского борща, галушки в клубничной заливке и шмат розового с прожилками сала. Сразу видно, что рацион составляли сородичи Кольки Швыдченко.
Суровцев стянул зубами тугие перчатки и выдернул из консервной банки чеку для самоподогрева, но как только из неё потянуло крепким борщовым духом, послышался короткий, но пронзительный свист. Так могли свистеть только «пикирующие дротики» — ещё одна омерзительная придумка Царя Горемык!
Неужто под самый конец своей миссии такой прокол? И ведь что примечательно, ни статусквоатура, ни тельца Сметанина даже намека не подали, что с пещерой непорядок! Если он останется жив, доктору Чагину не позавидуешь, ведь именно сей эскулап не уставал повторять, что дополнительные органы чувств — залог успешных действий звёздного патруля ныне, присно и во веки веков! Но все эти соображения пришли в голову уже после того, как Алексей нырнул за валун, надеясь, что тот прикроет его от прямого попадания, а жестянка с борщом отлетела в другую сторону.
Но модифицированный слух не зафиксировал ни царапанья обсидиановых наконечников о камень, ни треска сломанных древков! Так что секунд через двадцать, проведённых б скрюченном состоянии, Суровцев понял, что с выводом будто свист издали нацеленные в него «дротики», он несколько поспешил.
Герой задом выполз из щели, в которую забился как таракан, повернулся и обомлел.
Метрах в трех от него, не дальше, стояла ни кто иная, как «Принцесса».