Была среда, опасная среда, какой она всегда бывала в начале месяца. Среда, третье декабря. Дул пронизывающий холодный ветер, и улицы этого старинного швейцарского города, с незапамятных времен считавшегося центром европейских интриг, утопали в снегу.
«СПАЛЬНЫЙ ВАГОН. Москва — Минск — Варшава — Берлин — Франкфурт — Хейдельберг — Базель».
Табличка на боку единственного спального вагона, стоявшего на первой платформе, как бы приглашала совершить романтическое и опасное путешествие. Пассажиры давно уже покинули вагон, и теперь он одиноко стоял на базельском вокзале, а табличка придавала ему немного зловещий вид. Каждую неделю этот спальный вагон цепляли к различным поездам, и он совершал путь из центра коммунистической империи в сердце Западной Европы.
В понедельник первого декабря в день, когда советское Политбюро одобрило проведение широкомасштабных военных маневров под личным командованием маршала Григория Прашко, вагон покинул московский вокзал. В 9.20 поезд прибыл в Базель. Сейчас стрелки часов показывали 9.45. Проводники ушли, и вагон стоял пустой на безлюдной платформе. Возле привокзального ресторана стояли двое мужчин в темных плащах и шляпах. Один из них, невысокий и кряжистый, курил французскую сигарету, пытаясь скрыть отвращение — табак был для него непривычным.
— Все тихо, — прошептал он на немецком языке.
— Спокойно, Густав, — ответил второй, более высокий мужчина. — В нашей профессии надо уметь ждать.
В ресторане, за столиком у самой двери, молодая англичанка посмотрела на часы и отпила глоток кофе, который ей совершенно не хотелось пить. Она уже заплатила по счету и была готова уйти из ресторана в любой момент. Эльза Лэнг выглядела крайне непривлекательно — мятый плащ армейского образца, шляпа с обвисшими полями, уродливые очки на пол-лица. Туфли были со стоптанными каблуками, а серый чемодан — обшарпанным. Она продолжала пить свой кофе ровно до десяти часов. Как только секундная стрелка дошла до двенадцати, Эльза встала.
Взяв чемодан, она вышла из ресторана, пройдя мимо двух мужчин в темных плащах и шляпах. Мужчина помоложе скользнул по ней взглядом и отвел глаза. Она шла медленно, близоруко оглядываясь по сторонам, плечи опущены, как будто чемодан оттягивал руку. Густав закурил вторую сигарету «Голуаз» — в напряженные минуты он мог курить что угодно — и кивнул в сторону женщины.
— Ну и уродина, — хмыкнул он.
— Не отвлекайся, — прошипел Вальтер Фишер.
По крайней мере это имя было записано в паспорте, который лежал у него в кармане. Паспорт был изготовлен в отделе фальшивых документов, располагавшемся в подвале здания КГБ на площади Дзержинского в Москве. Фишер нервничал. Перрон быстро наполнялся пассажирами, спешившими на трансальпийский экспресс Базель — Вена и другие поезда. Оба мужчины прошли вперед, чтобы продолжать наблюдение за спальным вагоном, а Эльза Лэнг растерянно пробиралась сквозь толпу.
В этот момент из здания вокзала вышел невысокий мужчина в белой куртке стюарда и быстрым шагом направился к спальному вагону из России. Он уверенно вошел в него, как будто имел на это полное право. Вытянув шею, Фишер увидел, что произошло.
— Кто-то вошел в вагон, — прошептал он. — Одет, как стюард. — Он схватил за рукав своего компаньона, который уже ринулся вперед. — Не спеши. Подождем, пока он выйдет. Надо разобраться с этой белой курткой… — Он снял плащ и повесил его через руку.
Войдя в вагон, стюард в белой куртке быстро направился к третьему купе. Зайдя внутрь, он закрыл дверь, открыл створки умывальника и глубоко засунул правую руку в широкую трубу стока. Кассета была закреплена водонепроницаемой липкой лентой, и стюард бормотал проклятия себе под нос, пытаясь достать ее оттуда. В любой момент могла появиться швейцарская железнодорожная охрана. Он изо всех сил дернул за кассету, и она оказалась в его руке. Сорвав с кассеты остатки липкой ленты, он сунул их в карман.
На перроне толпились пассажиры, когда стюард вышел из вагона и направился к выходу. Фишер и Густав бросились за ним, расталкивая пассажиров. Стюард задел плечом Эльзу Лэнг, беспомощно стоявшую в людском водовороте, и пошел дальше к выходу, где его перехватили. Здесь было безлюдно, только у стены, уткнувшись в газету, стоял усатый мужчина. Пряча под свернутым плащом «люгер» калибра 9 мм, Фишер ткнул дуло пистолета в спину стюарда.
— Только рыпнись, и ты — покойник. А теперь иди туда…
Они провели стюарда в пустынный зал ожидания возле выхода.
— Одевай этот плащ, — приказал Фишер, пряча «люгер» в карман. Пока побледневший стюард выполнял приказание, Фишер не сводил взгляд с усатого мужчины, читавшего газету. — А сейчас садись в тот «мерседес» у тротуара. На заднее сидение.
Поток пассажиров схлынул, и улица была пустынной. Только неприметный фургон, доставляющий белье из прачечной, стоял впереди «мерседеса».
В машине Густав профессионально обыскал стюарда. Фишер уселся на место водителя и повернулся назад.
— Нашел только это, — доложил Густав, держа на ладони скрученные обрывки липкой ленты.
— Обыщи его еще раз, да побыстрее. Мы опоздаем на экспресс… — Фишер принялся наматывать шерстяной шарф на дуло «люгера». Это погасит звук выстрела, когда он пристрелит стюарда. Тело они спрячут на полу и накроют рогожкой, так что его не скоро обнаружат. К тому же машина взята напрокат в Мангейме, и пока швейцарская полиция будет наводить там справки, Фишер и его компаньон уже прибудут на трансальпийском экспрессе в Вену.
Матт Лерой, усатый американец, одетый на английский манер, шел по перрону, лениво постукивая по ноге свернутой газетой. Водитель фургона заметил этот сигнал в зеркало заднего вида, что-то сказал сидящему рядом с ним мужчине и вылез из кабины, держа в руке стопку чистых полотенцев. Подойдя к «мерседесу», он наклонился к окошку и сказал по-немецки:
— Выходи из машины и быстро в фургон.
Фишер резко повернулся к нему. Из стопки полотенцев на него смотрело дуло пистолета.
— С вашего позволения. — Человек в комбинезоне левой рукой взял «люгер» с коленей Фишера и сунул себе в карман. Второй мужчина из фургона резко распахнул заднюю дверцу и наставил пистолет на Густава. Стюард быстро разоружил Густава.
Из зала ожидания Матт Лерой наблюдал, как четыре человека залезли в заднюю дверь фургона, а стюард сел за руль и включил зажигание. Только когда фургон двинулся с места, Матт Лерой поспешил на перрон, но, увидев время на больших часах — 10.08, замедлил шаг. Оставалось еще две минуты до отправления трансальпийского экспресса, следующего до Цюриха без остановок.
Внутри фургона Фишер решил отвлечь внимание своих похитителей.
— Что он взял в вагоне? И как он мог потерять?.. — С этими словами он попытался ударить сидящего напротив человека в комбинезоне в пах. Тот увернулся и с силой ударил Фишера по голове пистолетом.
— Очень глупо, — с улыбкой сказал он Густаву и кивнул.
Его напарник обрушил свой пистолет на голову Густава. Оба удара оказались смертельными. На полу движущегося фургона лежали два трупа.
На рассвете следующего дня швейцарский полицейский, патрулировавший по берегу Рейна возле Шаф- хаузена, заметил машину, застрявшую между двух валунов. Понадобилось четыре часа, чтобы прибыло полицейское судно с подъемным краном, и еще час, чтобы вытащить машину из бурного потока. Вытащив ее на берег, полиция обнаружила внутри обнаженные тела двух мужчин с проломленными черепами. Ничего другого им обнаружить не удалось.
Когда Матт Лерой медленно шел по перрону, постукивая газетой по ноге — подавая сигнал водителю фургона, — Эльза Лэнг садилась в вагон первого класса трансальпийского экспресса Базель — Бена, который отправлялся в 10.10. Убедившись, что в коридоре никого нет, она шмыгнула в уборную, заперев за собой дверь. Там она быстро сбросила с себя мятый плащ, поношенные туфли, очки в роговой оправе и бесформенную шляпу. Сняла темный парик и расчесала волосы.
Повесив на крючок свой серый чемодан, она расстегнула молнию на чехле, под которым оказался дорогой саквояж из свиной кожи. Из него она достала туфли фирмы «Гуччи», сумочку «Гуччи» в тон туфель и шубу из соболя, которую одела на себя. Чехол, парик и стоптанные туфли она засунула под дорогое белье. Закрыв саквояж и достав косметичку, привела лицо в порядок. Посмотрев на себя в зеркало, Эльза Лэнг осталась довольна. Очки она сунула в сумочку. Когда Эльза Лэнг вышла из уборной, она совершенно не была похожа на ту неряшливую женщину, которая вошла туда несколько минут назад.
Одежда не только изменила ее внешность. Когда она направлялась на свое место, ее походка — по которой так легко распознать человека — стала совершенно другой: легкой, грациозной. Войдя в пустое купе, она бросила шубу на соседнее сидение, а сумочку поставила на сидение напротив. Ей не хотелось ехать с попутчиками. Усевшись, она скрестила ноги и посмотрела на часы — 10.08. Экспресс отправится через две минуты. Открыв сумочку, где в боковом кармане лежала переданная стюардом кассета, Эльза достала мундштук из слоновой кости, вставила в него сигарету и глубоко затянулась.
«Господи, — сказала она себе, — снова у меня мурашки по коже. Неужели я никогда не избавлюсь от этого чувства?»
И тут она вспомнила слова Гарри Уогрейва: «Когда у тебя притупится чувство опасности, тебе придется уйти — в нашей профессии нервы должны быть всегда на пределе». Вспомнив об этом, она немного успокоилась и откинулась в кресле, чувствуя, как пульс приходит в норму.
Ей стало совсем спокойно, когда в окно она увидела Матта Лероя, направлявшегося в соседний вагон. Боже, подумала она, почему в этот раз так поздно? Поезд тронулся и стал выезжать из-под купола вокзала, направляясь на восток. В Цюрих он прибывал через час.
Через несколько минут, когда экспресс уже набрал скорость, появился контролер. Он долго рассматривал ее билет. Ему хотелось подольше насладиться красотой этой женщины. Пробив билет, он снова посмотрел на нее. Серые глаза смотрели на него с легкой насмешкой. У нее были правильные черты лица! прямой нос, пышные губы и волевой подбородок.
— Приятного путешествия, мадам, — сказал он по- английски, пожал плечами и поглядел в окно. — Хотя погода сегодня… — И вышел из купе.
Наблюдательный швейцарец, подумала Эльза Лэнг, пряча билет в сумочку. «Мадам». Он заметил у нее на руке обручальное кольцо, хотя на самом деле она не была замужем. На этом настоял Гарри Уогрейв. «Замужняя женщина привлекает не так много внимания, как одинокая женщина, путешествующая одна».
В коридоре контролер проверил обратный билет американца Матта Лероя, который курил, облокотившись на поручни.
— Я просил билет в вагон для курящих, — небрежно сказал он, — а мне дали это. — Лерой кивнул на купе для некурящих, где на одном из сидений лежала его багажная сумка.
По акценту контролер предположил, что это англичанин. Говорить с британским акцентом Лерой научился в Англии, когда в течение двух лет работал офицером безопасности в американском посольстве на Гросвенор-Сквер. На американце было пальто из верблюжьей шерсти, купленное на Савил-Роу[1].
— В купе для курящих есть места, можете пройти туда, — предложил контролер, возвращая билет.
— Ничего, — ответил Лерой. — До Цюриха недалеко.
На самом деле Лерой специально купил билет в вагон для некурящих, чтобы находиться рядом с Эльзой Лэнг. Когда контролер отошел, Лерой посмотрел на часы и подергал себя за усы. График всегда был напряженным, и оставалось только уповать на Господа, чтобы экспресс вовремя пришел в Цюрих. Он, как и Эльза, ехал по обратному билету, на этом настоял Гарри Уогрейв.
— Создается впечатление, что вы вернетесь в Базель, — наставлял он. — Мало ли кто может стоять рядом…
В 11.12 экспресс прибыл на цюрихский вокзал. Эльза Лэнг, держа сумку в руках, стояла у дверей, чтобы выйти первой. Пройдя через контрольный барьер, она поспешила к стоянке такси возле отеля «Швейцерхоф» и села в первую машину. Закрыв дверцу, она тихим голосом сказала таксисту:
— Цюрихский аэропорт. Я опаздываю на самолет…
Сойдя с поезда, Матт Лерой быстрым шагом двинулся мимо багажного отделения к выходу из вокзала, зажав в руке ключи от «ситроена». Машина стояла в условленном месте. Двигатель завелся сразу — машину оставили здесь всего несколько минут назад, — и он вырулил на привокзальную площадь как раз в тот момент, когда оттуда отъезжало такси с Эльзой Лэнг. Она выглядывала из окошка, чтобы он мог ее заметить. Не упуская такси из виду, он следовал за ним все десять миль до аэропорта.
В свои тридцать четыре года Лерой походил на молодого ученого, но на самом деле это был человек действия. Время от времени он посматривал в зеркало заднего вида, чтобы убедиться в отсутствии «хвоста». В его задачу входило обеспечить, чтобы Эльза Лэнг добралась в цюрихский аэропорт без происшествий. В этом ему помогала команда из Базеля, которая расправилась с людьми, захватившими стюарда. Он облегченно вздохнул, когда такси остановилось у здания аэропорта, и из него вышла Эльза Лэнг. Она поспешно направилась в зал регистрации. Выйдя из «ситроена», Лерой последовал за ней.
В зале ожидания он снова облегченно вздохнул, заметив высокого темноволосого англичанина, просматривавшего книги у киоска. Матт Лерой выполнил свою задачу. Теперь за дело брался Гарри Уогрейв.
К тридцати семи годам Гарри Чарлз Фредерик Уогрейв прожил три жизни, по сравнению с обычным человеком. Ростом в шесть футов, стройный, ловкий, он, казалось, с насмешкой смотрел на всех остальных. У него был длинный нос, выдающиеся скулы, на губах всегда играла легкая улыбка. Глядя на него, любой мог подумать, что у этого человека легкое отношение к жизни и живет он по принципу «наплевать-мне-на- всех». Немало людей пожалели, что сделали столь поспешный вывод. Некоторым это стоило жизни.
В девятнадцать лет Уогрейв заработал «крылышки» морского пилота. В то время он был самым молодым летчиком британских ВМС. Он также летал на вертолетах. Научился управлять торпедными катерами и иногда называл себя «сумасшедшим механиком».
— Стоит мне только увидеть новый аппарат с двигателем, как мне хочется покорить его, — говорил он.
Перейдя на службу в военно-морскую разведку, он в чине командора стал служить в британском посольстве в Вашингтоне, помогая вылавливать шпионов, передававших секреты — общие с американскими — в Советскую Россию. Но это было только начало. Зная французский, немецкий, итальянский и сербохорватский языки, он перешел на службу в британскую секретную службу, все еще самую лучшую в мире, несмотря на усилия некоторых писателей представить ее в виде клуба профессиональных идиотов.
После работы в различных странах Западной Европы — тогда он познакомился с начальниками всех разведок и контрразведок — Уогрейва перевели на Балканы. Имея штаб-квартиру в Афинах, он принимал участие в операциях, о которых предпочитал не распространяться.
— Человеческая мясорубка номер один, — так однажды он назвал Балканы. — Если человек выживет там, он выживет везде.
В тридцать шесть лет он ушел со службы и эмигрировал в Канаду, где, следуя советам миллионера- промышленника Уильяма Ривертона, увеличил свой скромный капитал в десять раз.
— В нашей профессии надо уходить, пока тебе не исполнилось сорок или пока тебя не убили, — так он объяснял свое решение.
Теперь, стоя у книжного киоска в цюрихском аэропорту, он знал, что Эльза Лэнг прошла регистрацию, и ее чемодан уже поставили на ленту багажного конвейера, хотя он ни разу не посмотрел в ее сторону. Он посмотрел на часы — 11.37. Напряженнейший график, но Эльза просто молодчина, все сделала, как надо. Уогрейв всегда настаивал на том, чтобы график был напряженным. Споря как-то с Маттом Лероем, он опроверг его, казалось, веские доводы.
— У нас не остается ни секунды времени, — протестовал Лерой. — Минимум времени, чтобы достать кассету из спального вагона. У Эльзы всего несколько минут, чтобы сесть на трансальпийский экспресс. Экспресс должен прийти точно по расписанию, чтобы она успела на свой рейс…
— Именно, — сказал Уогрейв.
— Господи! Это все, что ты можешь сказать?
— Чем быстрее бежит лиса, тем меньше шансов, что гончие унюхают ее, Матт. — Уогрейв иронично улыбнулся. — Уж если для нас этот график сложный, то для противника и подавно. Ты видел, как ястреб хватает добычу? Падает камнем, хватает ее и тут же улетает. Мы должны действовать, как он…
Уогрейв уже хотел отойти от киоска, чтобы пройти регистрацию — он летел тем же рейсом, что и Эльза Лэнг, — когда заметил, что рядом стоит Матт Лерой. Американец имел право на контакт только в случае непредвиденных обстоятельств, и Уогрейв внутренне напрягся. По громкоговорителю объявили, что посадка на рейс 160 заканчивается.
Лерой купил роман Хэролда Роббинса, положил на него несколько журналов и стал доставать бумажник. Уогрейв попросил девушку, чтобы она принесла ему такую же книгу. Он не взял ее сразу, когда продавщица положила роман рядом с книгой Лероя, а подождал, пока она начнет обслуживать другого покупателя. Затем он взял книгу Лероя и поспешил на посадку.
В салоне первого класса швейцарского ДС-10 Уогрейв сел на противоположной стороне от Эльзы и на один ряд дальше. Она сидела у окна, скрестив свои длинные ноги в нейлоновых чулках. Он сам настоял на этой детали, когда год назад начались их ежемесячные поездки.
— В самолете всегда скрещивай ноги…
— Это зачем? — иронично поинтересовалась она. — Ты боишься, что я потеряю девственность на высоте тридцати тысяч футов над Атлантикой?
— Вряд ли мне это удастся, — признался он, — но если кто-нибудь увидит, что я смотрю на тебя, ноги будут прекрасным предлогом.
— Может, ты просто пользуешься служебным положением для удовлетворения своих сексуальных потребностей?
Уже не в первый раз, разговаривая с Эльзой Лэнг, Уогрейв не знал, что ответить. Он вспомнил об этом, глядя на ее ноги и рассматривая других пассажиров, в то время как самолет выруливал на взлетную полосу. Я нарушил последовательность, подумал он, сначала надо осмотреть пассажиров, а потом уже глядеть на ноги Эльзы. Когда самолет наберет высоту, ему надо будет пройти в туалет и прочитать записку, переданную Маттом Лероем в книге.
Сидя в «ситроене» на стоянке перед зданием аэропорта, Лерой курил, ожидая, когда самолет поднимется в воздух. Печка работала на полную мощность. Снег перестал идти, но небо было затянуто свинцовыми облаками. Синоптики предсказывали, что Европу ждет самая суровая за последние десятилетия зима. И это после изнурительной засухи в Западной Европе, когда далее в южных районах Англии столбик термометра поднимался до сорока градусов. «Это называется компенсация», — сказал сам себе Матт. Подняв глаза, он увидел самолет.
ДС-10 быстро набирал высоту. Затем он исчез в облаках. Но конечным пунктом рейса 160 компании «Свисэйр» была не Великобритания и не Соединенные Штаты, что было бы логично в подобной операции года три назад. Самолет должен приземлиться в Монреале, Канада.
На десятом этаже здания «Батон Руж» в Монреале двери лифта раскрылись ровно в 15.00 и оттуда вышла Эльза Лэнг. Следом за ней шел Уогрейв, держа в руках ее саквояж. Все еще была среда, третье декабря. Посмотрев по сторонам, Эльза направилась к двери с табличкой «Ривертон Корп. Инк.» В приемной за огромным столом сидела секретарша.
— Нас ждут, — сказал Уогрейв с американским акцентом, не вынимая сигару изо рта. На нем были темные очки. — Миссис Перкинс и Клайд Уилсон. Мистер Ривертон ждет нас…
На Эльзе Лэнг был темный парик и очки в роговой оправе, которые она надела, когда Уогрейв вез ее из аэропорта на машине, взятой в пункте проката. Скользнув по ней взглядом, секретарша нажала на кнопку селектора и сказала, что они могут пройти. Эльза открыла знакомую дверь и вошла. Уогрейв тщательно закрыл за ними дверь, глядя, как из-за стола — гораздо меньшего, чем у секретарши — встал подвижный мужчина с непроницаемым лицом…
— Рад снова видеть вас.
Это все, что сказал Уильям Ривертон, легендарный канадский миллионер, медленно подойдя к боковой двери. Во время Второй мировой войны Ривертон возглавлял одну из самых секретных организаций, занимающихся контрразведкой в Западном полушарии. Даже сейчас, в семьдесят три года, было видно, что этот человек обладает огромной силой воли и стойким характером. Уогрейв с теплотой смотрел на закаленного бойца. Канадец открыл тяжелую дверь и пропустил вперед Эльзу и Уогрейва.
Просторное помещение за дверью было без окон и освещалось флюоресцентными лампами. На одной из стен располагались часы, показывающие время в различных частях земного шара — в Цюрихе, Бухаресте, Москве… Атмосфера была накалена.
— Садитесь, вы, должно быть, устали. Ну и как все прошло? Кофе?
Голос принадлежал американцу лет пятидесяти пяти, среднего роста и с седыми волосами. Он приветливо и добродушно улыбался. Но глаза всматривались в их лица, ища признаки напряжения, тревоги. Джулиан Халлер обнял Эльзу, помог ей снять плащ и усмехнулся, когда она избавилась от парика и очков.
— Так гораздо лучше, — прокомментировал он.
— Спасибо, Джулиан. — Эльза одарила его улыбкой. — Если бы ты еще предложил горячий кофе, как мне нравится… От этих перелетов у меня все в голове перемешалось.
— Все готово. — Джулиан Халлер налил ей кофе и добавил сливки, именно такой кофе любила Эльза. — На столике тебя ждет виски, Гарри. Эд позвонил из аэропорта и предупредил о вашем прибытии.
Протягивая чашку Эльзе, он увидел, как Уогрейв вставляет в магнитофон кассету, которую вытащил из сумочки Эльзы.
— К чему такая спешка? — спокойно спросил Халлер.
— Небольшой инцидент в Базеле, — ответил Уогрейв. — Такое впечатление, что кто-то вплотную подбирается к Анжело. Двое вооруженных людей схватили Некерманна после того, как он передал кассету Эльзе.
Эльза резко повернулась к нему.
— А мне ничего не сказал, — обвиняюще сказала она. — Хотя у тебя было достаточно времени…
— Ты выглядела такой уставшей. Мне не хотелось тебя беспокоить.
Повернувшись к американцу, Уогрейв продолжил свой рассказ. Халлер закурил. Улыбка исчезла с его лица, и он внимательно слушал англичанина.
— Лерой оказался на высоте, — сказал Уогрейв. — Он заметил, что произошло, и его команда освободила Некерманна.
— И где теперь люди, что схватили его?
— Полагаю, на дне Рейна, — непринужденно сказал Уогрейв. Увидев, как Эльза вздрогнула, он быстро продолжил — Сейчас послушаем, что нам хочет сообщить неизвестный русский друг Анжело. Готовы?
В комнате воцарилась напряженная тишина, а из динамика раздался приглушенный хриплый голос, явно искаженный, голос, обращавшийся к ним из Москвы за четыре тысячи миль отсюда. Голос — только сейчас они это поняли, — который мог принадлежать только одному из членов советского Политбюро.
Голос человека, который был известен им только по кодовому имени Анжело, закончил свое сообщение. В комнате царило молчание. Такого ужасного сообщения Анжело никогда еще не передавал. Эльза, обычно спокойная и невозмутимая, сидела выпрямившись, забыв о сигарете, обжигающей пальцы. Халлер неподвижно сидел за столом, слегка склонив голову набок. Вытащив кассету из магнитофона, Уогрейв посмотрел на Халлера.
— Итак, мои действия?
— Вылетаешь в Вашингтон первым же самолетом. Я предупрежу Бруно, что ты уже в пути.
Достав из ящика стола расписание полетов, американец посмотрел на часы, показывающие монреальское время.
— Если ты поспешишь, Гарри…
— Я поехал…
Халлер открыл своим ключом дверь, ведущую в кабинет Ривертона, и Гарри, одев темные очки, быстро вышел. Он отсалютовал канадскому миллионеру, который молча кивнул в ответ. Через шестьдесят секунд Уогрейв уже сидел за рулем прокатного автомобиля.
Двигаясь с максимально разрешенной скоростью, он прибыл в аэропорт за несколько минут до окончания посадки на рейс, следующий в Вашингтон. Когда самолет оторвался от взлетной полосы и исчез в густой облачности, Уогрейв откинулся в кресле, но глаза закрывать не стал. Он еще не отошел после перелета из Цюриха в Монреаль. В его внутреннем кармане пиджака лежала кассета. На ближайшие несколько часов придется забыть о сне. Гарри Уогрейв направлялся на встречу с Бруно. Это было кодовое имя Джозефа Мо- инхэма, президента Соединенных Штатов.
В аэропорту Даллеса Джеймс Райдер, крупный мужчина с выпирающим животом, действовал, как обычно. В темных очках и в пальто из викуньи, придававшем ему солидный вид, он стоял с чемоданом в руке, глядя на пассажиров, прибывших из Монреаля. Смешавшись с толпой, он вышел из здания аэропорта и подождал, пока все пассажиры не уехали на автобусе и такси. Несколько раз он нетерпеливо смотрел на часы. Казалось, он раздражен, что его машина до сих пор не прибыла.
Через десять минут у тротуара остановился голубой «кадиллак». Райдер подождал, пока высокий шофер в униформе обошел машину и открыл ему дверь. Райдер молча залез на заднее сидение, а шофер сел на свое место.
— Ладно, поехали. Да поживее, — приказал Райдер и, вытащив из кармана журнал, углубился в чтение.
За все время, пока они ехали к Белому дому, пробираясь через автомобильные заторы, ни один из них не проронил ни слова. У ворот в Белый дом они предъявили агенту секретной службы специальные пропуска, лично подписанные Джозефом Моинхэном. Без всяких формальностей их немедленно провели в комнату, из которой можно было войти в Овальный кабинет. Агент секретной службы оставил их одних и вышел, заперев за собой дверь.
Райдер уселся в кресло и снова принялся читать свой журнал, в то время как Гарри Уогрейв снял фуражку, поправил форменный китель и постучал в дверь, ведущую в Овальный кабинет. Никто, даже сам начальник секретной службы, охранявший президента, не знал, что из этих двоих важной персоной был шофер.
Выйдя из самолета в аэропорту Даллеса, Уогрейв сразу же направился в комнату, предназначенную исключительно для него. Там он быстро переоделся в форму шофера. Затем поспешил на стоянку, где был припаркован голубой «кадиллак», и подъехал к ожидающему его Райдеру. Райдер был «ширмой» и не имел ни малейшего понятия, кто такой Уогрейв, предполагая только, что тот по происхождению канадец. Являясь одним из агентов охраны президента, Райдер часто выполнял его личные приказания, не задавая никаких вопросов и не ставя об этом е известность своего непосредственного начальника.
Президент Моинхэм сам открыл дверь и, пропустив Уогрейва, снова закрыл ее.
— Непредвиденные обстоятельства, Гарри? — резко спросил Моинхэм.
— Мы так полагаем, господин президент…
Подойдя к столу, на котором стоял магнитофон, Уогрейв вставил кассету. Джозеф Моинхэм был ростом в шесть футов, во всей его внешности чувствовались сила и целеустремленность. С круглым лицом и проницательными голубыми глазами, он, казалось, излучал энергию. Он постоянно находился в движении, его речь была четкой и ясной. В свои сорок один год он был самым молодым президентом США в этом столетии и самым антикоммунистическим лидером со времен русской революции. Усевшись на край стола, он скрестил руки на груди, внимательно слушая голос человека, которого они называли кодовым именем Анжело.
«Анжело сообщает… Западная Европа перед лицом опасности… Маршал Прашко только что закончил военную репетицию захвата Германии, Франции, Голландии и Бельгии… Согласно плану, через тридцать минут после часа „X“ советские танки войдут в Гамбург, а через сорок восемь часов в районе Рейна будут оборудованы три плацдарма. В операции примут участие сто шестьдесят советских дивизий. Из них — сто мотострелковых, пятьдесят танковых и десять воздушно-десантных… Передовые отряды броневой техники должны занять порты на побережье Ла Манша через семь дней после часа „X“. Маневры „Гром“ проводились на Украине и в Казахстане, где расстояния были точно такими, какие придется преодолевать Красной Армии в Западной Европе…»
С ужасающей подробностью Анжело описывал все этапы операции «Гром». Взяв выполненную на кальке карту Западной Европы, ее наложили на равнозначную по величине территорию западной России. Река Волга превратилась в Рейн. Были установлены указатели — для американских спутников надписи были слишком мелкими — «Париж, 30 км», «Гамбург, 45 км», «Кале, 80 км».
Одна группировка Советской Армии играла роль противостоящих сил НАТО. Главные ударные силы Красной Армии, превосходящие войска НАТО три к одному — как это и было на самом деле, — находились под командованием самого маршала Прашко. Прорыв был настолько стремительным, что напрашивался вывод о невозможности нанесения Соединенными Штатами сдерживающего ядерного удара.
Кассета заканчивалась, и последние слова Анжело звучали твердо и решительно: «Жизненно важно продемонстрировать мощь американской военной машины, чтобы остановить маршала Прашко и его сторонников, которые скоро наберут большинство голосов в Политбюро…»
Воцарилась такая же тишина, как и в комнате монреальского здания «Батон Руж», когда пленка закончилась. Но тишина продолжалась недолго. Как только Уогрейв выключил магнитофон, Моинхэм встал.
— Я полагаю, что ситуация критическая, — прокомментировал президент. — Спутниковая разведка подтверждает, что в районе, о котором говорит Анжело, действительно проходили широкомасштабные военные маневры. Конечно, глядя на снимки со спутников, мы не могли получить той информации, которую сообщил нам Анжело. Существует еще и проблема лазеров. И наши ученые и их московские коллеги уверены, что стоят на пороге грандиозного открытия.
— Какого именно?
— Скоро, возможно, даже очень скоро, лазерные лучи, посылаемые на дальние расстояния, смогут воздействовать на систему управления ракет. Это означает, что ракета может упасть на то место, откуда ее выпустили. Вывод номер один. Конец ядерной разрядке напряженности. Вывод номер два. Советы могут беспрепятственно использовать свои сухопутные силы в Европе, не боясь ядерной конфронтации…
— Каким же будет ответ? — спросил Уогрейв.
— Вот таким. — Моинхэм нажал на кнопку селектора. — Эд, надо провести экстренное совещание Совета Национальной Безопасности. Через час. Меня не волнует, где они находятся. Через час все должны быть здесь…
Уогрейв почувствовал несказанное облегчение — облегчение от того, что именно Джозеф Моинхэм занимал президентское кресло. Сколько предыдущих хозяев Белого дома смогли бы так быстро принять решение? Как бы прочитав его мысли, Моинхэм добавил:
— Совещание — это всего лишь формальность. Я уже решил, какие шаги следует предпринять. «Спарта» потрудилась на славу. Хочу, чтобы ты услышал это лично от меня, Гарри. — Он крепко пожал руку Уогрейву. — И передай эти слова Джулиану Халлеру.
Через двадцать четыре часа Уогрейв увидел результаты действий, предпринятых президентом. За ночь три военно-воздушные дивизии США из Форта Борт, Техас, погрузились на транспортные самолеты «Локхид С-5А». Президент Моинхэм всю ночь провел в Белом доме, разговаривая по телефону с канцлером Западной Германии, премьер-министром Великобритании, президентом Франции и командующим силами НАТО в Брюсселе. И все это время гигантские транспортные самолеты поднимались в воздух, направляясь через Атлантику в Европу. Расписание полетов было составлено таким образом, чтобы получить от него наибольший психологический эффект — поднять моральный дух европейцев.
В девять часов утра, когда жители Лондона спешили на работу, в небе раздался рев моторов. Подняв головы, лондонцы увидели нескончаемую цепь американских самолетов, летящих под облаками. Меньше чем через шестьдесят минут воздушная кавалькада пролетела над Брюсселем и через час приземлилась в Западной Германии. Свой успех Моинхэм развил в Вашингтоне, выступив с речью по телевидению, которая транслировалась во многие страны мира.
— И пусть знают все, — со своей обычной прямотой заявил президент США, — граница американских интересов простирается по границе Западной Германии с сателлитами Советского Союза. Да, в ФРГ приземлились наши самолеты. Скоро их там будет еще больше…
«Спарта» поработала на славу…
Когда президент благодарил Гарри Уогрейва, он имел в виду спецподразделение контрразведки, действующее за пределами США — в Монреале, Канада. Чтобы объяснить, как образовалось это необычное подразделение, надо вернуться на год назад — в то время, когда вице-президент Моинхэм занял президентское кресло после того, как его предшественник трагически погиб во время несчастного случая в горах.
В тот момент истории Матт Лерой, который затем стал охранять Эльзу Лэнг в ее ежемесячных поездках из Базеля до цюрихского аэропорта, заканчивал свою работу в качестве офицера безопасности американского посольства в Праге. Восьмого декабря погода стояла хорошая, хотя в Татрах уже выпал снег. Американский посол давал прием в честь делегации советского Политбюро, находящейся с визитом в Чехословакии. Это был последний день Лероя в Праге, и он с нетерпением ждал начала приема.
— Впервые мне выпала возможность разглядеть вблизи своих противников, — сказал он военному атташе.
Посол, однако, был не так рад этому событию. Он только что получил личное послание от Джозефа Моинхэма — недавно занявшего президентское кресло, — в котором четко у ясно излагались инструкции. Никаких заигрываний с кремлевской сворой. Вежливо, но решительно отстаивать наши интересы. И ни в коем случае самому не провозглашать тост за их фальшивую разрядку…
Матт Лерой двигался по залу с отсутствующим выражением лица, держа в руке бокал бренди. На самом же деле он внимательнейшим образом рассматривал всех присутствующих, не упуская ни малейшей детали. На приеме присутствовал и Анатолий Зарубин, советский министр торговли. Подойдя к американцу, Зарубин чокнулся с ним.
— За продолжение разрядки, мой друг, — провозгласил он тост на безукоризненном английском.
— За разрядку, — вяло согласился Лерой.
Зарубин был невысокого роста, с темными волосами и аккуратными усиками. Улыбчивый и любезный, он любил расточать комплименты женщинам. Несмотря на различие во взглядах, Лерою нравился этот веселый и разговорчивый человек, обожавший джаз Дэйва Бур- бека.
— У меня есть все его пластинки. Я постоянно слушаю их. «Тэйк Файв»— моя любимая вещь…
Остальные советские гости были менее симпатичными.
К девяти часам вечеринка была в самом разгаре, и там, где сидел советский министр обороны маршал Прашко, водка текла рекой. Бочкообразный Прашко явился на прием в военной форме, увешанный наградами. «Этих медалей хватило бы, чтобы завалить до потолка ломбард на Первой авеню», — подумал Лерой. Маршал явно пытался споить окружающих, предлагая один тост за другим.
— За разрядку! За разрядку! Кто не хочет выпить со мной? Кто выступает против мира на земле?
Лерой незаметно рассматривал советского министра обороны. У того был мясистый нос, выдающийся подбородок, а из ушей и ноздрей торчали волосы. «Самый главный негодяй, — подумал Лерой. — Не завидую я тем, кто находится под его командованием». Лерой медленно ходил среди гостей, пытаясь найти единственного человека, которого он не знал в лицо. Мог ли здесь находиться полковник Игорь Шарпинский?
О полковнике Шарпинском, заместителе председателя КГБ, мало что было известно западным секретным службам. Его даже называли «полковник Тень». Все сведения, которые удалось собрать о Шарпинском, занимали в его вашингтонском досье меньше страницы. Да и они не отличались конкретностью. «Ходят слухи, что он является офицером КГБ, осуществляющим связь с ГРУ, советской военной разведкой… Считается, что в разное время он находился в различных посольствах СССР под вымышленными именами». И больше ничего.
Через минуту Лерой увидел еще одного члена Политбюро, к которому не питал ни малейших симпатий. Лерой удивился — этот человек не значился в списке гостей — и отпил немного бренди, наблюдая за человеком, которого боялся весь мир. Это был генерал Сергей Маренков, председатель КГБ. Глава советской тайной полиции наблюдал за присутствующими.
Генералу было пятьдесят пять лет. Невысокий, широкоплечий, он пришел на прием в синем деловом костюме. Стоя неподвижно, с бесстрастным лицом, Ма- ренков вглядывался в лица гостей. Казалось, он систематизирует их. Вероятно, глава КГБ именно этим и занимался. В отличие от его таинственного заместителя, досье на Маренкова было толщиной в десять сантиметров. Известно, что генерал обладал энциклопедической памятью. «Я уверен, что ему все известно о служащих американского посольства — чем они занимаются и когда ходят в туалет», — подумал Лерой.
Маренков стал медленно двигаться среди гостей. В зале было шумно, слышались смех, громкие голоса и нескончаемый звон бокалов. Когда Маренков проходил рядом с ним, Лерой решил воспользоваться возможностью. Он поднял свой бокал.
— За мир и процветание, генерал!
Маренков ответил что-то по-русски, чокнулся бокалами, пристально посмотрел на американца из-под мохнатых бровей и пошел дальше. Встреча оказалась не особенно дружеской, но Лерой не мог упустить шанс посмотреть в лицо председателю КГБ хотя бы несколько секунд.
К концу приема Лерой почувствовал разочарование — ничего интересного не удалось узнать. Он не смог определить, находился ли среди гостей Игорь Шарпннский. Так он и напишет в своем отчете. Потрясение пришло лишь после окончания приема.
Вернувшись в свою комнату после полуночи, чтобы собрать вещи — утром он вылетал во Франкфурт, — Лерой полез в карман за сигаретами и оцепенел. Всю усталость как рукой сняло. В кармане его пальцы нащупали незнакомый предмет, которого там быть не могло. Он медленно вытащил запечатанный конверт. Печатными буквами по-английски на нем было написано: «Только для глаз президента».
В ту ночь Лерой лег спать гораздо позже, чем ожидал. Разбудив своего технического помощника, он заставил его исследовать конверт. Приборы показали, что там нет ни взрывчатки, ни яда. Просветив запечатанный конверт рентгеном, они увидели явные очертания кассеты. На ее боку нацарапанные буквы — АН.
— Где вы это взяли? — спросил его помощник.
— Мне это передали, — коротко ответил Лерой. — И не вздумайте сказать об этом кому-нибудь после моего отъезда.
Вернувшись к себе в пять утра, Лерой собрал чемодан и в одежде лег на кровать, одолеваемый странными мыслями. Он знал, что конверт положили ему в карман — и очень искусно — во время приема. Он переоделся в этот костюм всего за несколько минут до начала приема. Это мог сделать — как ни фантастически это звучит — только кто-то из русских. И все это под пристальным наблюдением генерала Сергея Маренкова, председателя КГБ. Кто бы то ни был, нервы у него железные. Или его толкнуло на это отчаяние?
Чем больше Лерой об этом думал, тем логичнее ему это казалось. То, что его секретная миссия закончилась и он возвращается в Штаты, наверняка знали в советском посольстве. Поэтому тот, кто передал ему кассету, знал, что в Праге она будет находиться лишь несколько часов. «Черт побери, как же мне теперь передать ее президенту?» — подумал Матт Лерой. Лерой чувствовал, что не должен ставить об этом в известность своего непосредственного начальника в Вашингтоне. Уже приземлившись в американской столице, он все еще не мог найти ответ. Но проблема решилась сама собой.
Через двадцать четыре часа в Вашингтон по приглашению американского правительства прибыл канцлер ФРГ. Матта Лероя пригласили в Белый дом, чтобы он доложил канцлеру о политической ситуации в Чехословакии. Это вызвало недовольство Чака Гранта, начальника Лероя.
— Я бы сам мог изложить им есю ситуацию, — ворчливо пожаловался он Лерою.
— Возможно, канцлеру хотелось бы услышать это от человека, побывавшего там, — невинно заморгал Лерой.
Но эта идея принадлежала президенту. Он так прямо и заявил одному из своих помощников: «Только оперативник знает истинную обстановку. А кабинетные ребята обожают интерпретировать сводки. Хотя вместо слова „интерпретировать“ надо поставить „искажать“. Они пытаются показать, что их работа гораздо важнее, хотя я не понимаю, зачем они нужны вообще…»
На приеме в Вашингтоне Лероя представили Моин- хэму, и когда тот собирался проводить его к канцлеру, оперативник быстро сказал:
— Минутку, господин президент. — В двух словах он рассказал ему о кассете. — Она при мне. Там мог находиться динамит…
— Правда? — широко улыбнулся Моинхэм. — Говоришь, динамит? Интересно посмотреть.
— Я уже проверил конверт на содержание взрывчатки, — поспешно добавил Лерой. — В Праге и здесь…
— Я пошутил. Конечно, вы это сделали. Скажи, можешь ли ты засунуть мне конверт в карман так же искусно, как его засунули тебе?
— Он уже у вас, господин президент.
— У тебя крепкие нервы, парень. Подойти ко мне, минуя непосредственное начальство…
— Я готов нести за это ответственность, — ответил Лерой.
— Тебя зовут Матт Лерой? Так? Возможно, в будущем мне понадобится недисциплинированный парень вроде тебя. Хотя некоторые, — Моинхэм улыбнулся, — называют это инициативой. А теперь пойдем поговорим с нашим высоким гостем.
Поздно вечером, оставшись один, Моинхэм прослушал кассету в Овальном кабинете. Незнакомый человек, сделавший эту запись, сообщил, что его кодовое имя будет Анжело, все свои сообщения он будет передавать на пленке, а на кассете будут нацарапаны буквы АН, подтверждающие, что информация исходит от него. Он сообщил сведения о советской политике, о взглядах самых влиятельных членов Политбюро, о боевых порядках Красной Армии в Восточной Европе.
Но дальше следовало нечто совсем невообразимое. Информатор дал президенту распоряжение создать за пределами США спецподразделение, которое должно перевозить кассеты из Европы в Северную Америку. «Ваши разведывательные службы уничтожены вашей же прессой и Конгрессом. Вряд ли КГБ удалось бы достичь такого результата, — продолжал голос. — Чтобы защитить меня, вы должны создать специальное подразделение, возглавляемое американцем, но с личным составом из европейцев — не забывайте, им придется работать в Европе. На вашем месте я выбрал бы англичан, на них можно положиться…»
Дальше следовали подробности, каким образом кассеты будут переправляться в спальном вагоне московского экспресса, прибывающего в Базель, Швейцария, каждую первую среду месяца. Голос сообщил, в каком купе и где именно будет расположен тайник. Если кассета будет доставлена президенту, в следующую пятницу в пять часов вечера в программе «Голос Америки», вещающей на Восточную Европу, должна звучать мелодия с определенной пластинки. В подтверждение получения этой кассеты голос просил поставить «Уан Оклок Джамп» Кунта Бэйзи. Кассета заканчивалась предупреждением:
«Никто из агентов вашего спецподразделения не должен пытаться установить мою личность. Это обязательное условие. Пусть вас не беспокоит, по какой причине я решил передавать вам информацию. Следующую кассету ждите в Базеле…»
Предыдущий президент, полагавшийся на чужое мнение, несомненно обратился бы за советом к министру обороны, начальнику ЦРУ и еще Бог весть знает к кому. Но Анжело сделал правильный выбор. На следующее утро президент Моинхэм навел некоторые справки и к концу дня был убежден, что вся секретная информация на кассете была настоящей, а под именем Анжело мог находиться только член Политбюро. Он вызвал к себе Джулиана Халлера из Агентства Национальной Безопасности.
Моинхэм — в прошлом морской летчик — познакомился с Джулианом Халлером во время вьетнамской войны, и с тех пор их дружба продолжалась. Халлер тоже был ветераном ВМС — он служил во время Второй мировой войны на эсминце «Саванна», а затем в разведке ВМС. Именно в этом качестве он познакомился с человеком, которому в будущем было суждено занять президентское кресло. «Халлер, — с любовью говорил Моинхэм, — это один их тех людей, кто всегда говорят правду. Он ненормальный — у него нет никаких политических амбиций…»
Джулиан Халлер молча слушал, как президент рассказывает ему о случившемся, и какие шаги советует предпринять Анжело.
— Эту информацию мог сообщить только член Политбюро, — подчеркнул президент. — Я это проверил.
— Возможно, это хитроумная ловушка, — предупредил Халлер. — Дадут сначала настоящие данные, а потом погонят дезинформацию.
— Я уже подумал об этом. Но Анжело сообщил слишком много ценной информации.
— Согласен, — осторожно ответил Халлер. — И он предсказывает события, которые могут убедить нас в его искренности. Если они произойдут на самом деле. И что мы будем делать?
— Ты исчезнешь. Официально уйдешь на пенсию из АНБ. Уедешь из Штатов и создашь это спецподразделение. Анжело прав — наши специальные службы никуда не годятся. Некоторые конгрессмены и газетчики ослабили наш защитный барьер. — Лицо Моин- хэма потемнело, и он стукнул кулаком по столу. — А КГБ в это время действует безнаказанно — собирают сведения, проводят диверсии, саботажи, — и все это при поддержке Политбюро. Когда я стал президентом, я принес клятву защищать Соединенные Штаты и, клянусь Богом, сделаю это!
— В ЦРУ появились новые люди…
— ЦРУ — это сборище идиотов!
— Но если все всплывет, нас могут обвинить в нарушении конституции, — снова предупредил Халлер.
— Я уже думал об этом. Президент, который ради безопасности страны не захочет пойти на риск импичмента, не заслуживает сидеть в этом кресле.
— Интересная мысль, — признал Халлер. — Самое подходящее место — Канада, — продолжал он. — Могу я воспользоваться твоим именем, чтобы заручиться поддержкой Уильяма Ривертона, канадского промышленника? Он работал в разведке союзников во время войны и может оказать нам неоценимую помощь.
— Конечно. Я его знаю. Передавай старому вояке мои наилучшие пожелания. — Моинхэм задумался. — А не повлияет все это на твою личную жизнь? Ведь на протяжении всей операции тебе нельзя будет ступить на американскую землю. Что делать с Линдой?
Халлер был счастлив в браке: тридцать лет женат на Линде, которая работала модельером в Нью-Йорке. Но, даже работая в разных городах, они проводили вместе как можно больше времени.
— Впрочем, мы изыщем возможность, как финансировать ее поездки в Монреаль. Теперь участники…
— Это самый легкий вопрос, — усмехнулся Халлер. — Есть у меня друг, англичанин по имени Гарри Уогрейв. Раньше служил в военно-морской разведке, тесно контактировал с нами. Думаю использовать его в качестве связного между Монреалем и Вашингтоном, а может, поручу ему еще что-нибудь. Он сейчас в Канаде, занимается рыбалкой на озерах. — Халлер ухмыльнулся. — Ему тридцать шесть, и он считает, что ушел на пенсию.
Благодаря энергичным действиям Джулиана Халле- ра спецподразделение, задачей которого являлась переправка кассет из Европы в Северную Америку, было создано за семь дней. Но, несмотря на усилия Халлера, это стало возможным только потому, что канадский миллионер Уильям Ривертон согласился сотрудничать с ними. Первая встреча Халлера с канадцем была на удивление короткой. Сидя за своим столом в кабинете на десятом этаже здания «Батон Руж», Ривертон читал письмо от Моинхэма.
— Сейчас я сожгу его, — сообщил он Халлеру, сидящему напротив с сигаретой в руке. — Вернусь через минуту.
Когда он снова сел за свой стол, Халлер принялся извиняться.
— Мы так много просим у вас…
— Насколько я понимаю, — перебил его Ривертон, — вам поручено создать суперсекретное подразделение, направленное против КГБ. Это все, что я знаю и хочу знать. Правильно?
— Правильно.
Ривертон продолжал, глядя перед собой, как будто Халлера не было рядом. Американец слушал его, затаив дыхание. Он чувствовал, как напряженно работает мозг Ривертона, когда канадец решал одну проблему за другой.
— Вам нужна абсолютно безопасная база. За стеной моего кабинета расположены комнаты, которыми я пользовался во время Второй мировой войны. Они полностью в вашем распоряжении. Я прикажу немедленно установить там новейшее электронное оборудование против подслушивающих устройств КГБ. На крыше расположены радиоантенны, с помощью которых я поддерживаю связь с филиалами компании за границей. Я передам вам мощный передатчик, и вся моя система коммуникаций будет в вашем распоряжении.
— Мы можем привезти свое оборудование… — начал Халлер.
— Неразумно. Ничто не должно пересекать границу. Человек, чье письмо я только что сжег, предлагает переводить деньги через подставные банковские счета, — на мгновение Ривертон улыбнулся, а затем на его лице вновь появилась непроницаемая маска. — Если глубоко копнуть, то можно обнаружить истинного хозяина счета. Поэтому я положу на ваш счет один миллион долларов, которые вы будете расходовать по мере надобности…
— Вам это все возместят, — перебил его Халлер.
— Я не хочу, чтобы мне что-либо возмещали. Один вопрос. Будут ли ваши люди приходить сюда регулярно?
— Думаю, что только два-три человека будут приходить сюда раз в месяц. Очевидно, одни и те же люди.
— Сообщайте мне за день об их прибытии. Я буду менять секретарш — у меня в городе много офисов, — чтобы одна и та же секретарша не видела ваших людей дважды.
Устроившись в потайных комнатах Ривертона, Халлер сделал несколько телефонных звонков. Гарри Уогрейв был первым, кого Халлер вызвал в Монреаль. Он предупредил его, что надо соблюдать конспирацию, и англичанин явился в канадской одежде и разговаривал с секретаршей с канадским акцентом. Уогрейв обладал замечательным даром за несколько дней научиться говорить с тем же акцентом, что и жители страны, где ему приходилось находиться.
— Мне понадобится Эльза Лэнг, — сказал англичанин, когда Халлер описал, чем им придется заниматься. — Она станет курьером — женщины привлекают меньше внимания. Ее отец был британским адмиралом, она говорит по-французски, по- итальянски и по-немецки, обладает незаурядным мужеством и имеет допуск к секретной информации, так как работала под моим руководством в вашингтонском посольстве.
— Значит, ты согласен нам помочь? — Халлер внимательно посмотрел на англичанина. Тот криво улыбнулся. — Что-то не так?
— Когда ты мне позвонил, я собирался жениться на одной канадской девушке. Я ей сказал, что получил работу, которая требует ежемесячных отлучек — я имею в виду работу, которую ты мне предложил. Она возмутилась и сказала — либо я остаюсь дома, либо свадьбы не будет. Не будет, так не будет, сказал я…
— Гарри, мне это не нравится.
— Ты не понял меня. Ей просто повезло. Рано или поздно меня бы потянуло на нечто более интересное, чем работа простого чиновника. Ты ведь знаешь меня…
Достаточно было одной телеграммы, которую послал в Лондон Уогрейв, чтобы первым же рейсом Эльза Лэнг вылетела в Монреаль. Она только что закончила работать гримершей в одной кинокомпании, и у нее уже стали «чесаться руки», как она объяснила Уогрейву во время первой их встречи.
— Работа, которую ты мне обещаешь, как раз в моем вкусе.
— От агента разведки до гримерши долгий путь, — широко улыбнулся американец. Досье на Эльзу лежало в ящике его стола, и девушка сразу же понравилась ему. Халлера поразило, с каким спокойствием она восприняла его слова о риске, которому ей придется подвергать себя.
— В наши дни и улицу переходить опасно, — с озорной улыбкой ответила Эльза. — Мне нравится работа, которую вы мне предлагаете.
Халлер закурил и задал ей еще один вопрос, внимательно наблюдая за реакцией девушки.
— Вы умеете пользоваться оружием?
— Да. Я привыкла стрелять из «смит энд вессона» 38-го калибра и других пистолетов. В Вашингтоне Гарри водил меня в тир ФБР, где я тренировалась в стрельбе. В то время КГБ похитил шифровальщика из французского посольства, и Гарри решил, что я должна уметь постоять за себя.
Следующего сотрудника выбрал Халлер. Хотя Матт Лерой и был американцем, у него был огромный опыт борьбы с советскими шпионами в Европе. А во время работы в американском посольстве в Лондоне он научился говорить с таким британским акцентом, что его принимали за англичанина. К тому же именно он привез первую кассету из Праги. Была еще одна деталь, связанная с Прагой, не ускользнувшая от внимания Халлера. Техника, который проверял запечатанный конверт на содержание взрывчатки и яда, уже отозвали из Чехословакии. Сейчас он направлялся на самолете к новому месту службы — Фейрбэнкс, Аляска, — самая дальняя точка Соединенных Штатов. Это решение принял сам президент Моинхэм.
Имя для организации предложил Уогрейв, ветеран тайной войны на Балканах. Они как раз собирались лететь через Атлантику, чтобы Матт Лерой и Эльза Лэнг на месте ознакомились с обстановкой.
— Нам надо как-нибудь назвать наше подразделение, — сказал Халлер. — Президент будет Бруно. А мы?
— Может, «Спарта»? — ответил англичанин. — Звучит героически, мужественно — а в этих ежемесячных поездках в Базель эти качества нам как нельзя будут кстати. Но самое главное, оно относится к Греции. Если КГБ что-нибудь пронюхает, это отвлечет их внимание от Швейцарии.
— Итак, «Спарта»…
Операция продолжалась уже двенадцать месяцев. В Базеле Уогрейв организовал команду поддержки для Матта Лероя. Один из них — Питер Некерманн — раньше служил в криминальной полиции Западной Германии, и англичанин полностью доверял ему. Под видом «стюарда» в белой куртке Некерманн заходил в вагон и забирал кассету из тайника. Для защиты Не- керманна он отобрал людей, которых знал не один год — один из них был агентом французской секретной службы, рано ушедший на пенсию, а второго — датчанина — порекомендовал ему генерал Макс Шольтен, начальник датской контрразведки. Все трое были ярыми антикоммунистами и никто не знал, в чем заключается смысл операции. Уогрейв сделал из «Спарты» сверхсекретную закрытую организацию.
Регулярно бывая в Швейцарии, он тем не менее держал все в секрете от своего старого друга, полковника Леона Шпрингера, заместителя начальника швейцарской контрразведки. Здесь Уогрейв шел на риск, о чем и сказал в Монреале Джозефу Халлеру.
— Рано или поздно Шпрингеру станет известно о наших регулярных поездках в Цюрих и Базель. Он хорошо меня знает, поэтому сразу заподозрит шпионскую операцию…
— Придется рискнуть, — ответил Халлер. — Теперь мы полностью уверены, что получаем от Анжело бесценную информацию. Просто невообразимо: можно сказать, Бруно присутствует на всех заседаниях Политбюро.
— Анжело — это скорее всего Анатолий Зарубин…
— На фотографии он такой красавчик, — вставила Эльза. — Как бы мне не влюбиться в него. — Она бросила взгляд на Уогрейва.
— Посмотрим…
Несмотря на предупреждение Анжело, они все равно пытались узнать, кто же он такой на самом деле.
— Он самый воспитанный и цивилизованный член Политбюро, — сказал Уогрейв. — Все, кто с ним встречался, считают Зарубина здравомыслящим человеком.
— Это идол, которого Кремль показывает Западу всякий раз, когда он начинает сомневаться в так называемой разрядке, — заметил Халлер. — Его основная задача — пускать пыль в глаза.
— Но вернемся к полковнику Шпрингеру, — повторил Уогрейв. — Придет время, и я почувствую, что пора с ним встретиться. Разумеется, я и словом не обмолвлюсь о том, чем мы занимаемся.
— Делай, как знаешь. За Европу отвечаешь ты.
Американец имел в виду, что он никогда не покидал Монреаль — в Европе действовали Уогрейв, Эльза и Матт Лерой. Уогрейв встал, собираясь уходить, но Халлер жестом показал, что еще не закончил. Нахмурившись, он рассказал им об инциденте в Москве, о котором сообщил один из русских агентов.
— Анатолий Зарубин — а мы считаем, что он и есть Анжело — часто посещает московскую железную дорогу в качестве министра торговли. Он следит, чтобы отправка грузов на Запад осуществлялась без задержек. Они ведь так нуждаются в валюте, поэтому его визиты не вызывают подозрения.
— Именно тогда он и прячет кассету в московском экспрессе, — сказала Эльза.
Инцидент, о котором упомянул Халлер, произошел в три часа дня первого ноября. Температура упала до минус десяти градусов, смеркалось, когда Анатолий Зарубин в шубе и меховой шапке шел по сортировочной станции вдоль московского экспресса. Через несколько минут состав должны были подать на вокзал.
Поднявшись в спальный вагон, который через два дня должен прибыть в швейцарский город Базель, Зарубин принялся осматривать купе. В Политбюро знали о его любви к порядку и аккуратности. «Этот экспресс, — часто говорил он, — наше пропагандистское оружие. Запад судит о нас по нашим поездам и самолетам…» Вдруг Зарубин резко остановился. Из следующего купе вышел человек и поспешно спустился по ступенькам с другой стороны вагона. Ускорив шаг, Зарубин подошел к входной двери и выглянул наружу.
Пистолетный выстрел разорвал тишину, затем раздался еще один. Выстрелы прозвучали так близко, что Зарубин от страха присел. Стоявший неподалеку человек с фонарем погасил огонь и исчез за товарными иагонами. Внезапно мощный луч света ударил в лицо Зарубину. Он ждал, что сейчас раздастся третий выстрел.
— А…это ты, Зарубин… — Голос принадлежал генералу Сергею Маренкову, председателю КГБ. — Выйди посмотри на это.
Ошарашенный Зарубин медленно подошел к Маренкову, который стоял над распростертым телом. В руке генерала был пистолет. Генерал посветил на лицо убитого им человека.
— Это Старов из ГРУ, — объяснил Маренков. — Саботажник — видишь гранату в его руке? Хотел прикрепить ее под вагоном. — Внезапно нахмурившись, Маренков посмотрел на Зарубина. — А ты что здесь делаешь?
— Проверяю вагон…
Человек с фонарем, которого никто не заметил, был уже далеко. Он мысленно составлял рапорт, который прочтут в Вашингтоне.
В комнате на десятом этаже здания «Батон Руж» воцарилась тишина, когда Халлер закончил рассказ о том, что произошло на сортировочной станции в Москве.
— Может, это совпадение, что Маренков появился там в то же время, что и Зарубин…
— Если не считать, что у меня лежат два донесения от нашего агента о том, что генерал Маренков не первый раз интересуется железной дорогой, — ответил американец. — Похоже, время Анжело подходит к концу.
Следующую кассету они должны были забрать ь среду третьего декабря. Это будет уже двенадцатая кассета на счету у «Спарты». Во вторник второго декабря Гарри Уогрейв находился в цюрихском отеле «Швейцерхоф». Тогда он еще не знал, что на кассете будет информация об операции «Гром», проходившей под командованием Григория Прашко. Именно это заставит президента Моинхэма принять решение об отправке в Западную Германию нескольких воздушно- десантных дивизий.
Эльза Лэнг и Матт Лерой были уже в Базеле, поселившись в другом отеле. Согласно инструкции Уогрей- ва, им запрещалось дважды останавливаться в одном и том же отеле. Сейчас англичанин принял важное решение — он собрался встретиться с полковником Леоном Шпрингером из швейцарской контрразведки. Подчинялся ли он интуиции? А может, на это его толкнули слова Халлера, что «Спарте» осталось действовать недолго? Уогрейв не знал. Он только знал, что инстинкт еще никогда не подводил его.
Был полдень, когда он зашел в маленький кабинет Шпрингера на втором этаже здания, окнами выходящего на реку Лиммат. Он позвонил заранее из отеля, и швейцарец сразу же согласился встретиться с Уогрей- вом. Шпрингер вышел из-за стола и направился к Уогрейву, протягивая руку.
— Добро пожаловать в Швейцарию, Гарри. Сейчас времена поспокойнее, чем когда мы виделись в последний раз, — заметил он на превосходном английском языке.
В свои тридцать три года полковник Леон Шпрингер совершенно не был похож на холодных, любящих точность швейцарцев, какими их изображали на карикатурах. Стройный, с орлиным носом, он постоянно улыбался и шутил в самые напряженные моменты. Одетый в изящный костюм синего цвета, швейцарец был постоянно в движении и курил, не переставая. Поглаживая усы, он другой рукой наливал кофе.
Упоминание об их последней встрече заставило Уог- рейва вспомнить то время. Тогда он помог Шпрингеру раскрыть сеть коммунистических шпионов, действующих в Женеве. Трое советских агентов погибли, двое из них — от пули Уогрейва.
— Я теперь часто приезжаю в Швейцарию по делам, Леон. — сказал англичанин, принимал чашку кофе и усаживаясь в удобное кожаное кресло. — Надо было раньше позвонить тебе.
Сев за свой стол, Шпрингер снова погладил усы и посмотрел в окно — на улицы одного из самых красивых городов Европы падал снег. От Уогрейва не ускользнуло выражение лица швейцарца: было заметно, что он нервничает.
— Ты решил оставить любимое занятие и посвятить себя мирному бизнесу? — поинтересовался Шпрингер.
Уогрейву показалось, что в этих словах прозвучала ирония.
— Не такой уж он и мирный, — непринужденно заметил он. — В бизнесе, как в джунглях, те же законы — выживает сильнейший. — Он отпил кофе. — Одна разница — в тебя не стреляют. По крайней мере не так часто.
— Выживает сильнейший? — повторил швейцарец. — Встреча с Советами — вот какой урок надо преподать многим нашим мягкотелым политикам Запада, прежде чем будет слишком поздно. Я постоянно молюсь об этом. По крайней мере я благодарен Богу, что в Белом доме находится Джозеф Моинхэм. Его предшественник был ни рыба, ни мясо…
— Полностью согласен. — Уогрейв поспешил перевести разговор на другую тему. — Теперь для вас настали легкие времена. Надеюсь, бригадир Трабер процветает?
Щпрингер заморгал. Англичанин дал ему возможность, которую он ждал.
— Я передам ему твои пожелания. — Швейцарец замолчал. — Мы оба будем процветать, если сможем решить одну чрезвычайно серьезную проблему. Полагаю, если я попрошу тебя о помощи, ты скажешь, что отошел от дел и занимаешься бизнесом, — многозначительно добавил он.
— Выкладывай, в чем проблема, Леон.
— У тебя обширные связи, Гарри, многие перед тобой в долгу. Можешь ли ты сделать так, чтобы кто- нибудь приехал сюда и оценил ситуацию? — Он снова замолчал. — Мне даже не обязательно знать имя человека, которого ты выберешь. Но должен предупредить, риск большой…
— Я же сказал, выкладывай…
Шпрингер подался вперед, глаза его заблестели.
— У нас есть основания полагать, что в районе Андерматта — а это стратегическая зона — действует крупная коммунистическая ячейка. Одного из моих людей, следившего за тем районом, обнаружили мертвым на Ронском леднике в одном из ледяных туннелей. Сначала полагали, что он умер своей смертью, пока ребята из лаборатории не обнаружили след от укола у основания черепа. Мы до сих пор не знаем, какой яд ему ввели.
— Но это доказывает, что в горах что-то происходит?
— Именно. Мне надо, чтобы на Андерматт взглянули свежим глазом. Возможно, иностранец заметит нечто, что пропустили мы, швейцарцы. Я не хочу давить на тебя, тем более что это будет касаться твоих друзей…
— Считай, что я выполнил твою просьбу.
В два глотка Уогрейв допил кофе. Он не хотел хитрить с проницательным полковником, к которому относился с большим уважением. Излишние разговоры слишком опасны. Выходя из здания швейцарской контрразведки, Уогрейв был доволен собой: он объяснил, чем вызваны его частые поездки в Швейцарию и укрепил связи с швейцарцами, пообещав помочь.
Как только англичанин ушел, Шпрингер позвонил своему шефу, бригадиру Артуру Траберу, по защищенному от прослушивания телефону. В тот день Трабер находился в Берне, столице Швейцарии.
— Есть какие-нибудь новости из Андерматта? — спросил он, услышав голос Шпрингера.
— Уогрейв наконец зашел ко мне. Я знал, что рано или поздно это произойдет. Он прикрывает свои частые поездки в Швейцарию. Но самое главное, он согласился послать своего человека в Андерматт.
— Ты знаешь, кого? — спросил Трабер.
Шпрингер прищелкнул языком.
— Так он мне и ответит. Уогрейв — одинокий волк, поэтому он так эффективно работает. Настоящий фокусник. Возможно, он добьется успеха там, где нам не повезло. — Шпрингер опять щелкнул языком. — Он мне сказал, что занимается бизнесом.
— Разведкой?
— Уверен в этом. Единственное, что мне непонятно, так это его ежемесячные поездки в Цюрих. Первый вторник каждого месяца он прилетает из Монреаля, снимает номер — каждый раз в новом отеле, — проводит там ночь и в среду улетает обратно в Монреаль. Но почему в Монреаль?
— Почему?
— Понятия не имею. Наши люди видят его в аэропорту, вот и все. Но я чувствую, дело тут на высоком уровне, на очень высоком уровне…
Уогрейв возвращался в отель «Швейцерхоф» кружным путем, на случай слежки. Это было маловероятно, но за долгие годы вошло в привычку. Взяв такси на Квайбрюке — последнем мосту перед озером, — он заплатил водителю, подождал пока трамвай будет готов к отправлению и запрыгнул в него в самый последний момент. Через несколько минут он выпрыгнул из него, когда двери стали закрываться, и пошел по Банхоф- штрассе к отелю «Швейцерхоф».
Войдя в номер, он тут же заказал междугородный разговор. Ему пришлось долго ждать. Он выкурил несколько сигарет, прежде чем телефон зазвонил. Это произошло в три часа дня, как раз во время обеда — обед принесли ему в номер. Разговаривал он всего несколько минут, используя иносказания, которые прекрасно понимал его собеседник.
— Да, Андерматт, — повторил он, прежде чем повесить трубку. Тогда Уогрейв сам не знал, что этот звонок был самым важным за всю его карьеру разведчика.
Уогрейв позвонил во вторник второго декабря. А утром в среду третьего декабря Эльза Лэнг получила двенадцатую кассету от Питера Некерманна, «стюарда» в белой куртке, за несколько секунд до того, как Некерманн был схвачен двумя агентами КГБ, чьи тела потом выловили из Рейна.
Именно в этой кассете Анжело передал тревожную информацию об операции «Гром» под командованием маршала Прашко. Именно эта кассета подтолкнула президента Моинхэма послать в Западную Германию воздушный флот гигантских самолетов «Локхид С-5А».
Чрезвычайное заседание советского Политбюро было назначено на восемь вечера в пятницу пятого декабря. Один за другим черные ЗиЛы заезжали в кремлевские ворота. Водители — все из КГБ — были одеты в темно-синие пальто и шляпы. Первым из своей квартиры в девятиэтажном здании на Кутузовском проспекте, 26 прибыл Первый секретарь Леонид Седов. Генерал Сергей Маренков, занимавший квартиру этажом выше, приехал следом за ним, а через несколько минут появился Анатолий Зарубин, министр торговли.
Последним — без трех минут восемь — пришел маршал Григорий Прашко, как всегда в форме и со всеми регалиями и наградами. Леонид Седов подумал, что тот специально приходит последним, чтобы подчеркнуть свою важность. Как только Прашко уселся в кресле, Седов открыл заседание.
Заседание проходило бурно. Впервые получив такую возможность, умеренные набросились на сторонников жесткого курса — маршала Прашко и его сторонников. Целый час Прашко молча выслушивал обвинения, сыпавшиеся со всех сторон.
— Вы спровоцировали американцев на ответные действия. Никогда еще моральный дух западных капиталистических стран не поднимался так высоко… Вы ослабили позиции наших товарищей в Италии и Франции, которые стараются проникнуть в правительства этих стран… Ваше бряцание оружием привело к тому, что Запад начнет сомневаться в искренности нашей разрядки…
Прашко, опытный политик, специально ждал окончания словесной атаки, а затем — как и положено генералу — предпринял контрнаступление. Нарочито медленно он открыл папку и вытащил оттуда лист бумаги, который положил перед собой на полированный стол. Откинувшись в кресле — его медали заблестели в свете люстр — он заговорил:
— Передо мной лежит секретный доклад полковника Игоря Шарпинского, заместителя нашего товарища, генерала Маренкова, у которого тоже имеется экземпляр этого доклада. Как вы знаете, полковник Шарпин- ский является посредником между КГБ и ГРУ, поэтому, видя, какая опасность угрожает стране, он решил, что должен поставить меня в известность.
— Минутку! — прервал его Первый секретарь Леонид Седов, сидящий во главе стола. Седову было за шестьдесят. Среднего роста, седовласый, со странной формой челюсти — ходили слухи, что недавно ему сделали операцию. Он повернулся к генералу Маренкову, который невозмутимо смотрел на маршала Прашко из-под густых бровей. — Генерал Маренков, может, вы предпочитаете сами ознакомить нас с этим докладом?
— Не имею ничего против, если это сделает маршал. Как он только что сказал, вопрос не терпит отлагательств.
— Тогда я продолжу. — Прашко нахмурился. — Операция «Гром» проводилась за сотни километров от границы стран НАТО, поэтому даже по условиям так называемой разрядки мы не обязаны были ставить о ней в известность командование НАТО. Абсолютно невозможно, чтобы спутниковая разведка американцев догадалась об истинных целях этих маневров, — продолжал маршал. — С воздуха нельзя прочесть, что написано на дорожных указателях. Тем не менее через несколько дней после маневров американский президент принимает решение перебросить огромный контингент своих войск в Европу…
— Простите, — перебил его Седов. — Я не понимаю, к чему вы клоните. Нельзя ли поконкретнее?
— Только кто-то из сидящих за этим столом мог сообщить об этом американскому президенту.
Его слова произвели эффект разорвавшейся бомбы.
— Это невозможно, — запротестовал Анатолий Зарубин.
— Вы зашли слишком далеко, — отметил Павел Суслов, узколицый теоретик партии. Он, как Зарубин и Маренков, тоже присутствовал на приеме в Праге, когда Матту Лерою положили в карман кассету.
Седов, который всегда старался сохранить равновесие между умеренными членами Политбюро и сторонниками жесткого курса, снова обратился к маршалу Прашко.
— Одних обвинений мало, нужны доказательства, — хмуро сказал он.
— Доказательства здесь. — Прашко вытащил из папки кипу документов. — Шарпинский сделал детальный анализ наших действий в прошлом году и ответных мер Вашингтона. Моинхэм постоянно опережает нас. Все это указывает на то, что информация идет от высокопоставленного источника…
Генерал Маренков подался вперед.
— Я читал доклад, — резко сказал он. — Я уверен, что изложенные в нем факты верны. Поэтому предлагаю немедленно создать комитет, который немедленно займется этим вопросом. Действиями комитета будут руководить Первый секретарь, я и маршал Прашко…
— Мы все должны иметь доступ к этому докладу, — заявил Зарубин.
Снова вмешался Седов:
— Предлагаю голосовать за предложение генерала Маренкова.
С минимальным перевесом предлолсение было принято. Все еще споря, члены Политбюро выходили из зала. Только три человека остались сидеть за столом — Леонид Седов, маршал Прашко и генерал Маренков. Охота за Анжело началась.
— Я хочу, чтобы в этот раз вы были особенно внимательны, — «Спарте» скоро конец. Я это нюхом чую, — сказал Джулиан Халлер, обращаясь к Уог- рейву и Эльзе Лэнг.
Был понедельник, третьего января. Пятого января, в среду, они снова будут в Швейцарии, чтобы получить тринадцатую кассету от Анжело. Эльза чувствовала, что погода действует на Халлера. По всей Европе бушевали метели, многие аэропорты были закрыты. Самая суровая зима за последние сорок лет, так писали в газетах. Эльза попыталась поднять настроение американца.
— Чертова дюжина? Вот уж не знала, что ты суеверный, Джулиан. А еще атеист. Стыдно.
— Знаешь что… — рявкнул Халлер. Выражение лица Эльзы заставило его пожалеть о своей невыдержанности. — Видишь ли, я уже много лет играю в эту игру. И чувствую, когда операция, которая шла без сучка и задоринки, вдруг заканчивается провалом.
— Он прав, Эльза, — предупредил Уогрейв. — Вряд ли можно считать хорошим предзнаменованием появление тех двух агентов КГБ в Базеле.
— Но Матт справился с ними, — резко ответила Эльза. — Мы с самого начала знали, на что идем…
— Я восхищаюсь твоим мужеством, — спокойно заметил Халлер, — но мне все еще поступают донесения, что Маренков продолжает появляться на московской железной дороге, а он настоящий профессионал. Он что-то нащупал. — Наклонившись вперед, Халлер с жаром продолжал: — Он нашел кончик ниточки и будет тянуть за нее, пока она куда-нибудь его не приведет. Я чувствую, как за четыре тысячи миль отсюда генерал Сергей Маренков тянет за эту ниточку.
— Мы будем осторожны, — пообещал Уогрейв. — Днем в среду мы принесем еще одну кассету. Не волнуйся, ладно?
Следующие сорок восемь часов были для Джулиана Халлера настоящим кошмаром. Линда, его жена, прилетела в Монреаль из Нью-Йорка, и Халлер не знал, радоваться ему или огорчаться. Линда Халлер регулярно приезжала в канадскую столицу, где Ривертон устроил для нее контракт с ателье мод, чтобы оправдать эти поездки. Она ничего не знала о существовании «Спарты» и давно смирилась с тем, что муж не обсуждал с ней свои дела.
— Что-нибудь случилось? — спросила она его ночью, когда, проснувшись, обнаружила Джулиана пьющим молоко возле холодильника.
— Кризисная ситуация, каких давно уже не было.
— Ты справишься с ней.
— Дело касается других людей. Хороших людей.
— Тогда я не буду уговаривать тебя заснуть, потому что у тебя это все равно не выйдет. Давай лучше поиграем в шахматы.
— Ты всегда меня обыгрываешь, — проворчал он.
Она обняла его.
— Сегодня я позволю тебе выиграть…
В среду вылет самолета из Цюриха задерживался из-за плохой погоды. Внешне сохраняя спокойствие, Халлер не находил себе места. Он даже сделал то, чего не делал никогда раньше — зашел в кабинет Ривер- тона и спросил, не могут ли они поговорить, чтобы скоротать время. Миллионер жестом указал на кресло и принялся рассказывать о Второй мировой войне. Он поведал американцу, как однажды тридцать шесть часов ждал сигнала от связной, которую сбросили во Франции на парашюте.
— Я чуть не сошел с ума от ожидания, — рассказывал Халлеру Ривертон, глядя перед собой. — Самое тяжелое в нашей профессии — ожидание. Мне нравилась эта девушка — смелая и с чувством юмора. Немного похожа на ту, что приходит сюда каждый месяц…
Халлер удивился. Казалось, канадец прочитал его мысли — ведь Халлер тоже восхищался Эльзой Лэнг.
— И что случилось с той девушкой? — спросил он.
— Через тридцать шесть часов она сообщила, что с ней все в порядке. Кстати, ваша девушка как-то зашла ко мне, и мы долго с ней разговаривали. Не о работе, конечно, — поспешно добавил он. — Вы знали, что перед тем как вы предложили ей работу, она собиралась выйти замуж?
— Нет. — Халлер даже не знал, что Эльза беседовала с Ривертоном. Впрочем, Ривертон внушал людям доверие.
— С ней произошла нехорошая история, — продолжал канадец. — Она очень любила управляющего киностудией. Полагаю, он был старше ее — она из тех женщин, которым нравятся пожилые мужчины. Все было готово — назначен день свадьбы, они решили, где проведут медовый месяц. Как-то она вернулась домой пораньше. Этот идиот не закрыл дверь, и она застала его в постели со своей лучшей подругой. Поэтому она сразу согласилась работать с вами, чтобы забыть обо всем этом.
— Я даже не знал…
— Разве вы взяли бы ее, если бы знали? Она умная девушка — не стала об этом говорить. — Ривертон нахмурился. — Но если вы намекнете ей, что я вам об этом рассказал, я задушу вас голыми руками. Имейте в виду, если операция… — Он поднял глаза, в комнату вошла Эльза Лэнг в сопровождении Уогрейва.
— Извините, что ворвались к вам, — быстро сказала Эльза, — но секретарша сказала, что вы один, и мы знали, что Джулиан беспокоится…
Ривертон нажал на кнопку селектора.
— Все в порядке, мисс Рассел. Я жду этих людей.
Халлер уже направился к боковой двери.
— Эд не сообщил о вашем прилете.
— Что-то случилось с телефоном, — объяснил Уогрейв, доставая тринадцатую кассету и вставляя ее в магнитофон. — Наш самолет задержался — в Европе открыты только аэропорты в Милане, Цюрихе, Лондоне и Схипхоле. С погодой творится нечто невообразимое. Вьюги и бураны бушуют на всем континенте. Надеюсь, до следующей нашей поездки погода нормализуется…
Халлер готовил кофе для Эльзы, которая сняла меховую шапку и парик. На ее соболиной шубе блестели снежинки. Американец налил виски Уогрейву и поставил бокал рядом с магнитофоном.
— Были трудности в этот раз? — спросил он спокойным голосом.
— Никаких, — ответила Эльза, усаживаясь в кресло. — Все прошло как по маслу. — Она закурила си- f гарету, пока Халлер наливал ей кофе. — Спасибо, Джулиан. Я могу выпить целый галлон, на улице такой холод. Залив Святого Лаврентия весь во льду. — Она отпила глоток. — Вот так гораздо лучше. Интересно, что в этот раз поведает нам Анжело… — Она замолчала, когда знакомый хриплый голос раздался из динамика. Не прошло и минуты с тех пор как Анжело стал говорить, а Эльза уже дрожала, хотя в комнате было тепло.
«Моя миссия подошла к концу… Я вынужден просить, чтобы вы немедленно приняли меры и вывезли меня на самолете из Румынии в субботу восьмого января… Операция не должна сорваться… Обстановка угрожающая…»
Уогрейв остановил пленку, посмотрев на Халлера, который закурил еще одну сигарету — первый признак беспокойства.
Эльза сидела с бледным лицом. Уогрейв стоял рядом с магнитофоном, прикрыв глаза, — он напряженно думал.
— Полагаю, Бруно на месте? — спокойным голосом спросил он.
— Бруно нет, — сообщил Халлер. — Вчера он внезапно вылетел в Токио — на Тайване разразился новый кризис. Вернется только через неделю, так что нам самим придется принимать решение.
— Тогда командовать будет Черепаха, — с вымученной улыбкой сказала Эльза. Она называла так Халлера за то, что он не боялся самостоятельно решать вопросы, не консультируясь с Белым домом. Одним словом, не боялся вытягивать шею из-под панциря.
— Похоже, что так, — согласился Халлер. Он посмотрел на Халлера. — Включай. Послушаем самое худшее…
Анжело продолжал рассказывать: имелись доказательства, что в высших правительственных кругах происходит утечка информации. Наконец было решено, что информатор — один из членов Политбюро. Три человека — Леонид Седов, маршал Прашко и генерал Маренков — возглавили комитет по обнаружению предателя. Как и год назад — в первой кассете, — Анжело дал точные инструкции, как вывезти его из Румынии.
«На западе от Бухареста находится небольшая взлетная полоса… Время посадки спасательного самолета в 11.30 румынского, повторяю, румынского времени… С румынской стороны будет оказано сотрудничество… Летчик должен быть опытным… Подтвердите согласие — шестого января в 17.00 московского времени „Голос Америки“ доллсен передать композицию „Тэйк Файв“ Дэйва Бурбека. Повторяю, во вторник шестого января. Любое промедление грозит трагическими последствиями…»
Кассета закончилась. Эльза отпила глоток виски из бокала, к которому Уогрейв так и не притронулся. На ее лице снова появился румянец, когда она медленно, стараясь не волноваться, произнесла:
— Сегодня среда. Он просит, чтобы его забрали в субботу. Черт возьми, это невозможно!
— Да, определенные трудности есть, — согласился Халлер.
— Трудности? — поразилась Эльза.
Уогрейв молча подошел к карте Европы, висевшей на стене. Взяв линейку со стола Халлера, он принялся измерять расстояние. Особенно тщательно он измерил расстояние от Милана до Бухареста, рассчитывая маршрут полета. Постукивая линейкой по щеке, он напевал под нос мелодию, что-то считая на листке бумаги. Затем он посмотрел на Халлера.
— Мне нужны все свежие расписания движения поездов и самолетов в Европе.
— Сейчас.
Халлер скрылся в соседней комнате, в которую Эльза и Уогрейв никогда не заходили. Там находился радист, которого Ривертон порекомендовал Халлеру. На одном столе находился передатчик, а на другом кодовая машинка, на которой работал сам Халлер. Для большей безопасности канадский радист никогда не видел Эльзу и Уогрейва. Эльза продолжала спорить с англичанином:
— Сегодня среда. До субботы осталось три дня, а мы к тому же в Америке. У тебя ничего не получится.
— Израильтяне за семь дней спланировали и провели Энтеббскую операцию. В Бухаресте нам помогут, значит, трех дней вполне достаточно. — Он криво улыбнулся. — Черт возьми, это возможно…
Несколько минут он изучал расписания, которые принес ему Халлер, делая пометки на листке бумаги. Халлер молча наблюдал за ним, куря сигарету и запивая ее молоком. Потянувшись, англичанин посмотрел на Халлера.
— Сложная штука, как говорил один из наших знаменитых генералов, но я смогу это сделать. Только я буду полностью контролировать всю операцию, — добавил Уогрейв. — Имеется в виду, если мы ее начнем…
— Мы ее начнем, — сказал Халлер. — То, что Анжело может рассказать нам о планах Советов, просто бесценно. Что касается контроля, то, учитывая ситуацию, я согласен немного уступить…
— Полный контроль, — повторил Уогрейв. Мужчины посмотрели друг другу в глаза. — Европа — это моя вотчина, — напомнил Халлеру англичанин.
— Логично, — согласился американец. Он постучал пальцем по лежащей на его столе папке. — И я уже знаю, почему это должно произойти в Бухаресте. В субботу в Румынию прибывает советская делегация, чтобы смягчить разногласия, существующие между двумя странами. Состав делегации довольно интересный… — Он отпил молоко из стакана.
— Ну, продолжай же, — нетерпеливо сказала Эльза. — Кто там в этой делегации?
— Это сообщение пришло сегодня утром. Делегацию возглавляет Анатолий Зарубин. С ним будет Павел Суслов, партийный теоретик, живое воплощение Маркса.
— Сюрпризы, сюрпризы, — прокомментировала Эльза. Она повернулась к Уогрейву. — Не можешь ли поделиться секретом, как ты собираешься совершить это чудо?
— Могу. Все зависит только от хорошей подготовки, — иронично ответил Уогрейв. — Операция начнется в Милане. Прежде всего мы попросим реактивный самолет «Хокер-Сидлей 125» у одного богатого итальянца. Он мой знакомый и, кстати, ярый антикоммунист. От Милана до Бухареста примерно восемьсот миль. И восемьсот обратно. Дальность полета ХС 125 — 2600 миль, так что топлива нам хватит с избытком…
Повернувшись, Халлер посмотрел на карту Европы.
— А почему бы не перевезти Анжело прямо в Цюрих?
— Потому что придется лететь рядом с венгерской границей. Русские могут послать свои перехватчики и сбить нас. К кому же перелет через швейцарские Альпы связан с большим риском. Доставив Анжело в Милан, мы привезем его в Цюрих на поезде. Лучше всего на ночном поезде, скажем, «Атлантическом экспрессе».
— А если к тому времени закроется цюрихский аэропорт? Последние метеосводки показывают, что это вполне может произойти.
Нахмурившись, Уогрейв посмотрел на Эльзу.
— В этом случае нам придется волочиться через всю Европу в Схипхол, Голландию. Снежные метели обошли Голландию стороной. Но это будет нелегко — полагаю, вы оба понимаете, что когда Анжело исчезнет, генерал Маренков поднимет по тревоге всех законспирированных агентов КГБ и ГРУ, чтобы убить Анжело.
От Халлера не ускользнуло то, как англичанин посмотрел на Эльзу.
— Эльзе не обязательно ехать с тобой, — решительно произнес он.
— Еще чего, — спокойно ответила Эльза. — Я собираюсь участвовать в операции до конца…
— Она сама должна принять решение, — невозмутимо сказал англичанин. — Эльза может оказаться весьма полезной.
— Я запрещаю это! — рявкнул Халлер.
— А я полагал, что полностью контролирую операцию, — напомнил ему Уогрейв. — Сейчас не время разбивать команду. Кстати, нам сегодня же надо вылететь в Европу. — В этот раз он не посмотрел в сторону Эльзы, которая сидела с непроницаемым лицом — она еще не отошла от перелета через Атлантику, совершенного всего несколько часов назад. — Вылетим вечером рейсом «Эйр Кэнада» в Схипхол. Будем там завтра днем. Оттуда вылетим в Цюрих, а затем в Милан.
— Не слишком ли ты спешишь? — спросил Халлер.
— Это даст мне возможность посвятить всю пятницу приготовлениям к операции. Всем этим лучше заняться в Европе, чем здесь. А утром в субботу я полечу в Бухарест и заберу Анжело.
— Ты сам будешь управлять самолетом?
— Я не раз летал на этой машине.
— Я слышала, что итальянки очень красивы, — пробормотала Эльза.
— Так оно и есть, — заверил ее Уогрейв и перевел взгляд на Халлера. — Теперь нам надо использовать каждую минуту. Я хочу, чтобы ты закодировал и послал телеграммы начальникам некоторых европейских контрразведок — Шольтену в Гаагу, Францу Вандеру в Западную Германию, полковнику Шпрингеру в Цюрих и полковнику Молинари в Милан.
— Что им сообщить? — спросил американец.
— Что мне может понадобиться их помощь. Ни слова про Анжело, конечно. По крайней мере пока. Об этом можно будет сообщить им, когда я вывезу его из Румынии. — Одновременно Уогрейв что-то писал на листке бумаги. — Нам может грозить смертельная опасность, если придется везти Анжело до самого Схипхола. И не забудь, чтобы по «Голосу Америки» передали «Тэйк Файв» — Анжело должен знать, что может рассчитывать на нашу помощь.
— Считай, что это уже сделано. — Халлер откинулся в кресле и посмотрел в потолок. Уогрейв отложил ручку. — Я забыл упомянуть об одной маленькой детали. Третьим членом Политбюро в советской делегации, направляющейся в Румынию, будет…
— Самое главное оставил напоследок, — похнутила Эльза.
— …генерал Сергей Маренков, председатель КГБ.