Атом

13 — Дар осведомителя

— Прошу прощения, что пришлось работать в центре, Граф. Надо было принести сюда барбекю, чтоб вырваться от слюнтяев — слишком много людей навещают обезьянник. Вот в глубине холла — Рекс Камп ждёт, чтоб обсосать останки.

ДеВорониз сидит напротив в наручниках с электрозамком, наведённый на центральный компьютер.

— Вы про молодого человека Фиаско?

— Вполне скоро, — громыхает Блинк, поджигая сигару, — они разожгут этого плохого мальчика.

Хриплый крик скачет по стенам центральной берлоги.

— Что это было? — спрашивает ДеВорониз.

— А, бреют его волосы. Теперь пойдём сверху — имя.

— Мне всегда нравилось имя Том Сойер.

— Хорошо, мистер Сойер, я оценил, как ты разогнался до ста десяти в упрямом такси, что имеешь сказать по этому поводу?

— Мистер Блинк, я сидел на заднем сидении, сзади группы из четырёх машин. Почему арестовали меня — почему не других?

— В стаде из четырёх машин парень сзади гарантированно знает, за кем едет. Зачем терять силы? И так надо наблюдать за кучей преступлений, учитывая визит, кукольный револьвер и волнения группировок. Включите свет в криминальной студии.

— Ошибись здесь, и виселицы прорастут почками, а?

— Мне нравится так думать, мистер Сойер. Как говаривал этот ублюдок Вордил, «Светлопив — асфальтовая жемчужина». Правда, поэтично? Земля лотосов порока. — Блинк замолкает, затягивается сигарой. Камера воплей во время таких пауз пронизана неестественной тишиной. — Но в сфере холодных, жёстких, пульсирующих фактов, болезнь, что я видел, отрежет тебе уши.

Лёгкая улыбка ещё больше заостряет лисьи черты ДеВорониза. — Человек должен познакомиться с грубым наклоном бесконечности, прежде чем сможет отрезать мои уши.

— А чё об этом скажешь? Заходит девушка, мы сначала её не замечаем, но потом она сдаёт нам всё про Фиаско — говорит, ей кажется, что её преследует парень из банды. Через пять минут уходит из берлоги в центре города, голова бандита едва держится на плечах, отрезана ножом, тонким, как теория. Ужасно, трагично и так далее. Шив был такой ползучий, что спрятался бы в свете прожектора.

— Трагично, как вы сказали. — ДеВорониз кивает, его рот хлюпает, как пузырёк в иле. — Но ничего необычного. Как говорят, жена человеческая. Я старый человек, мистер Блинк. Я помню времена, когда гнев был просто признаком спешки. Но рассмотрим человечество в разрезе веков — по профессии я археолог, понимаете ли. Я изучаю меры, бескровные, как карусели. Кирпичи с начинкой из древнего воздуха, пропечённого солнцем ацтеков. Я видел графики включения батарей среди египетских иероглифов. Хрустальные черепа, вылаивающие суть на идиш. Но всё это безвкусно. Я решил прожить жизнь и найти правду, свежевыдранную из раковины. Почему, только в последний месяц я пинком вышвырнул кошку в пожарный выход. Вы не представляете, какое удовольствие я испытал. Вскоре после я сделал крутую тысячу, играя в боулинг крупными медузами и морскими анемонами, которых можно свободно купить на рыбных рынках. Я хохотал вёдрами, признаться. Конечно, у таких развлечений есть неотъемлемый ценник. Меня гнали из города в город, обращались, как с безумцем и уродом, и вот я в Светлопиве, в городе, о котором практически ничего не знаю, и без проблеска мысли, где ударить в следующий раз.

— Уголок существует как раз для таких, как ты, Сойер. Продолжай.

— Хорошо. До меня дошли слухи о торговце хранящимися в бутылках монстрами по имени Атом. Видите ли, мистер Блинк, я… Что я забыл упомянуть, это суть моей огромной трагедии. Давным-давно потерявшийся сын. Истории, что я слышал об Атоме, привели меня к заключению, что он может быть тем самым ребёнком, которого я не видел двадцать пять лет. Да, и вот я плачу по счётчику таксисту, который знает Атома в лицо, и мы сидим часами и ждём его. Теперь я не знаю даже, почему не подумал раньше — вы, как Шеф Полиции, должны знать каждого гражданина этой скрюченной метрополии. Расскажите мне какие-нибудь новости о мальчике?

— Вот как оно, а? Значит так, у Атома выступающие веером ряды искусственных зубов, как у акулы. Модальность ЧД. Дом на Святых. Говорит одновременно на одиннадцати языках. Обыскивает охранников. Обеспечивает проблемы тем, кто их хочет. Багровый штрих-код на заднице. Спроси его про прошлое — и он улыбнётся и стукнет сбоку кому-нибудь по носу. Стрелял в голос ветра моей мамы. Построил буксир из мёртвых эльфов, потому что говорили, мол, это невозможно. Сам виноват. Это факты, но ни в коей мере не вся история, мистер Сойер. Мы все на глубинном уровне знаем, как всё должно быть. Например, противоестественно иметь собаку, чей череп больше твоего. Что-то не так в этой картине. Отец Атома был фокусником, который заставлял исчезать предметы пищи путём поедания их. Он сроду не осознавал, почему народ его ненавидит; когда в него кидали фруктом, он ловил его ртом и глотал. Потом он изменил представление, пошёл в аудиторию; но вместо того, чтобы собирать яйца и монетки из ушей зрителей, он поотрывал уши и показал их с выражением… контролируемой экзальтации, какое всегда бывает у педиков. Потом он приступил к акту чревовещания; в процессе пытался убедить аудиторию, что кукла может говорить, просто не хочет, потому что не уважает никого из присутствующих. Кто-то из аудитории отстрелил ей голову из винтовки, и отец Атома порадовался, что шарада наконец-то закончилась. Тогда—и только тогда — он одел четырёхлетнего Атома в костюм этой куклы и розовую маску с погремушечной челюстью. Малолетний Атом, спрятанный за шарнирами. Он сидел на колене папки, ноги неподвижно болтаются, этот ребёнок повторял фразы, как умный пацан. Атом-старший мог выпить стакан воды, перекрыть фразу, что называется — сделал себе весёлое имя. Но крошку Тэффи жутко достало, что каждый вечер его держат за шею; и во время представления однажды вечером он сбежал с отцовских коленей и вышел из себя: запрыгивал в клубе на столы, прокусывал дыры в щеках людей, поджёг занавески и визжал при этом, как резаная свинья. После каждый свидетель описывал сцену по-другому. Но все сходились на присутствии демона. Атом-старший был арестован за одержимость и умер в середине шутки.

— Какой шутки?

— Своей жизни.

— А-га. — ДеВорониз одеревенело улыбается. Блинк корчит кислую гримасу.

— Мистер Сойер, ты нормальный, как живой — я готов тебя простить. — Он снова раскуривает сигару. — Но не буду.

— Как именно вы действуете, мистер Блинк? — спрашивает ДеВорониз, хрустя горлом.

— Ну ладно, скажи, ты знаешь историю о Морже и Плотнике?

— Почему нет, не знаю.

— Хорошо, — говорит Блинк, уставившись на него. Лампочки жужжат, гаснут и перегорают.

Гарри оседлал молнию. Жалящий огонь, пылающий по его венам, похож на смущение, которое он чувствует, когда видит плохую комбинацию в зеркале. Он от-правляется в сердце четвёртого июля.

Потом он с Тэффи Атомом, на площадке над текущей серой. Он ещё привязан к электроплите, которая пока похожа на низкий самодельный стол или кресло для самохирургии. Атом сгибается до того же уровня глаз, его чёрный плащ обтекает, как дёготь. Фиаско замечает, что площадка размечена как шахматная доска.

— Я не играю в шахматы.

— Ты играешь, — шепчет Атом. — Я нет.

— Как моя причёска, Атом? Видишь, я современный парень. Мои проблемы не кончаются вместе со мной, и я не готов улыбнуться.

— За уродливыми данными лежит человеческий путь, — говорит Атом с медленно исчезающим лицом, — жестокий и небрежный, с камнями сомнений, голод-ный, но очень человеческий.

Море лавы превращается в засеянное поле. Солнечный свет тянет сокровище, сверкающее из луковиц.

— Америка живёт в галлюцинациях, которых заслуживает, — говорит Атом, голубое небо на месте его испарившейся головы.

— Плохо, — бурчит Фиаско, он тоскует по биолюминесцентным полям. Что-то похожее на сок сцепляется в его мозгу. Безрассудна доставка моего провала, думает он, и чёрное прощение смыкается над его головой.

— Ты нас обеспокоил, — говорит адвокат, выплывая из пятен света. Фиаско чувствует себя куклой, вырезанной из камня. Он в обезьяннике.

— Я спёкся или как?

— Очень похоже на то, Гарри, — хихикает Спектр. Коронер Рекс Камп стоит за его спиной, милостивый, но равнодушный, в очках, из-за которых его голова похожа на музыкальный автомат.

Фиаско нащупывает под собой койку, садится.

— Чё случилось?

— На самом деле забавная штука. Герион стоял на рычаге, ты уходил с потоком, смотрел в никуда, лампочки погасли — по ходу отрубился центральный мозг в логове — и тут мне сообщили важную новость. Там признались в твоём первом преступлении.

— И?

— И никаких трёх подключений, тебе снизили до двух, пока в его историю верят. Мужика зовут Блоха Лонца.

— Я знаю Лонцу.

— Как он тебе?

— Простой и бесполезный.

— Раньше был. Не знаю уж, почему ему приспичило зачислиться в бандюки, но я предложил поработать на популярность, она выйдет почти такая же бешеная, как у тебя после спасения. Надо было видеть — я прошествовал в комнату управления и шлёпнул по рычагу, словно по отчаянной рукоплите, спасая твою тощую задницу. Тебе достался эквивалент мягкого курса электрошока — будут периоды выпадения памяти, провалы в воспоминания, плохая концентрация, и иногда ты будешь залипать.

— У меня в ушах звенит зуммер.

Рекс Камп собирается уходить, но в дверях останавливается и оборачивается на Фиаско.

— Пока, — каркает он.