Кофе был дрянь, поэтому Расмус заказал себе рюмочку. А следом за ней вторую. Не то чтобы он страдал алкоголизмом, просто случай предписывал, а атмосфера диктовала. К тому же, после горячительного у него развязался язык, и он выложил как на духу всё, что меня интересовало.
— Но это только между нами, — напоминал Расмус едва ли не после каждого предложения.
Уже через полчаса мы были лучшими друзьями. Я несколько месяцев не могла наладить отношения с работницами госпиталя, а с ним это получилось само собой. Возможно, потому что Расмус был таким же, как я. Нас связал не только дар понимать тайнотворцев, но и конкретно один из них.
— Ты мог сам выбрать себе контроллера? — спросила я Ранди, но тот покачал головой, посмотрев на Расмуса.
— Это целая процедура, — ответил Келер за него. — Все новоприбывшие целый месяц содержаться в стационаре. Обследования, работа с психологом, тесты.
Хотя он и говорил так, мне отчего-то подумалось, что Ранди навязали ему. Их союз не был предопределён этими тестами. Возможно, Келер был на плохом счету у начальства или не ладил из-за природной застенчивости и простоты с коллективом. Мы оба знали, что Атомный — не подарок. А что могли показать те тесты? Аффективное расстройство, маниакально-депрессивный психоз, садизм, паранойя, бессонница, извращенный аппетит (с известных пор, нам вкусными казались даже побелка и крахмальный клейстер). Плюс переходный период. Ранди показался врачам и тренерам случаем безнадёжным, никто не хотел с ним связываться, брать на себя ответственность за что-то настолько непредсказуемое и с ног до головы больное, поэтому его спихнули Расмусу. Ведь он не умел отказывать.
— А ваше мнение играет роль при распределении? — спросила я. — Всё же два года — это срок.
— Иногда. Я не был против, если ты об этом.
— Почему?
— У меня уже был ранее кое-какой опыт работы с… ну, разными случаями.
— Пойду покурю, — пробормотал Ранди, поднимаясь из-за стола, но я схватила его за руку прежде, чем поняла, что делаю. — Успокойся, это не на два года.
Он догадался так быстро, потому что чувствовал то же самое? Страх потерять друг друга из виду хотя бы на минуту. Мы ещё не свыклись с мыслью, что теперь можем увидеть, услышать, прикоснуться друг к другу без чьего-либо дозволения в любое угодно нам время.
— Ты курил час назад. Неужели это так важно?
— Это беспокойство? — Ранди наклонился ко мне, прошептав на ухо: — Или же ты ревнуешь меня даже к сигаретам?
Доказывая что-то самому себе, он прихватил кончик сигареты губами, будто что-то очень сладкое, и улыбнулся, когда мой взгляд коснулся его рта.
— Ты нашла себе подходящую компанию. Я тоже. Дай нам пару минут.
Проклятье, то, как он смотрел, когда говорил это…
Придурок Ранди. Да ведь ты единственный, кто тут безумно ревнует.
Я отвернулась, а Расмус смотрел ему вслед до тех пор, пока за Атомным не закрылась дверь.
— Никогда не видел его таким.
— А?
— Даже не подумал бы, что он может улыбаться. Ни разу на моей памяти, а тут вдруг… Все эти два года он был просто ужасен. Мне, как его куратору, делали выговоры чуть ли не каждый день. Драки, нарушение субординации, неуставные взаимоотношения и всяческие недопустимые контакты… с некоторым персоналом. — Расмус замахал руками, словно умоляя меня не делать поспешных выводов. — Это лишний раз подтверждает мою теорию.
— Какую теорию?
Он наклонился к чемоданчику, который забрал из камеры хранения, и достал оттуда уже наполовину исписанный блокнот.
— Я работаю над научно-популярным изданием о тайнотворцах. Ещё пишу кое-какие статьи в тематические журналы. У меня есть теория… Ты слышала когда-нибудь о лимбической системе мозга? Прилежащем ядре? Его ещё называют центром удовольствия.
Я покачала головой.
— Центр удовольствия — область головного мозга. Он был открыт совсем недавно во время серии экспериментов над крысами, — вещал Расмус, параллельно что-то записывая. — Им в головы вживляли электроды, которые стимулировали эту область. Во время эксперимента крысе позволялось нажимать на рычаг, который активировал электроды. Ей это нравилось до такой степени, что она забывала о жажде и голоде, и в итоге умирала от истощения. Всё что крыса делала — снова и снова нажимала на рычаг.
— Занятно.
— Более занятно то, что "псы" и эти крысы похожи. Вот только в отличие от крыс, прилежащее ядро тайнотворца стимулирует голос контроллера. Но не любого, а только того, кого "пёс" услышал первым. Кто научил его говорить.
Келер рассуждал об этом спокойно, превращая открытие века, поделившее мою жизнь на "до" и "после", в сухую информационную заметку.
— Вы так говорите, словно человек, в самом деле, может пренебречь инстинктом самосохранения ради чьих-то слов. Тайнотворцы — не крысы, чтобы жертвовать жизнью из-за такой ерунды.
— Но их мозг устроен иначе, чем наш. У них своё понимание приемлемого и неприемлемого. Да, из-за ерунды они жертвовать собой не станут. Но если им приказать… они даже не станут требовать объяснений и причин. Им достаточно того, что этого хочет контроллер. — Я отвела взгляд. — Не сомневайтесь, это правда. В конце концов, вы отправляетесь на фронт, у вас есть все шансы в этом самолично убедиться.
— Да это просто… — чушь какая-то.
Мне помешало договорить одно воскресшее воспоминание.
"Мне умереть?", — говорил Ранди, когда я впервые застукала его с сигаретой: "Я не заставлю тебя это делать или на это смотреть. Я всё сделаю сам, просто поверь".
В тот раз я списала его слова на страх, отчаянье, действие табака. Мы все там были немного сумасшедшими, обстановка располагала. И тут вдруг я узнаю, что Ранди говорил это на полном серьёзе?
Я повернулась, посмотрев на дверь, которая закрылась за Атомным пару минут назад.
— Это физическая зависимость. Основная потребность, — продолжал меж тем Расмус. — По крайней мере, так я объяснял причуды Атомного комиссии. Он два года не видел своего контроллера, разумеется, у него будет вечно плохое настроение.
— Вы это всё… взаправду?
Он не ответил. Лишь недоуменно нахмурился, будто пытался понять, какие у меня причины ему не верить. Разве его теория такая уж неправдоподобная? Разве мы сами не подтверждали её неоднократно на практике?
Прозвучавшее объявление о прибытии поезда, идущего в столицу, выбило меня из ностальгической колеи. Расмус посмотрел на часы, висевшие над дверью.
— Проклятье, я ведь столько хотел рассказать…
— Наверное, столько же, сколько я хотела услышать.
— В любом случае, самое главное я уже сказал. — Он встал, подхватывая чемодан, но задержался у стола, чтобы добавить: — Я долго пытался представить, каков он — контроллер Атомного. Человек, выживший в Раче и приручивший этого неугомонного монстра. Я считал себя взрослым мужчиной, который компенсирует отсутствие физической силы сообразительностью, упорством и худо-бедным опытом, но даже я не смог сделать этот "атом" мирным.
Он расплатился, отвергнув предложение поделить расходы.
— Я провожаю вас в армию, чёрт побери, — пробормотал он, словно всё ещё считал себя виноватым.
Мы прошли к двери, но прежде чем открыть её, Расмус отметил:
— У него огромный потенциал. Это были всего лишь тренировки, однако… За эти два года в Центре не нашлось никого, кто мог бы подмять его под себя. Поэтому… да, это его прозвище… Кто бы его ни придумал, оно подходит ему идеально.
Расмус Келер уехал, а я так и не узнала, что он подразумевал под "непозволительными контактами", за которые Ранди неоднократно выговаривалось. Драки есть драки, нарушение субординации — тут тоже всё ясно.
— Первый раз видел, чтобы он столько пил, — усмехнулся Ранди. Мы сидели с ним на перроне, дожидаясь прибытия нашего поезда. — Видимо, всё дело в компании.
— Видимо. Ты не ладил с ним?
— Не до такой степени, чтобы вместе напиваться.
— За встречу, за победу, за павших. Обычное дело. Ты собрался в армию, но не знаешь основных солдатских ритуалов.
— Странно, что ты их знаешь.
— Не забывай, где я жила последнее время. Но если серьёзно, вы не ладили? — Ранди пожал плечами, давая понять, что не видит смысла это обсуждать. — Он показался мне хорошим человеком.
— Он… воспитанный до чёртиков. Чистоплюй. Придирчивый. Умник. В общем, всё то, что в нём есть хорошего, меня раздражало.
— Он умеет ладить с людьми.
— Вот именно. — Ранди посмотрел на меня, давая понять, что как раз это его и бесит больше всего. Атомному было бы куда спокойнее, если бы мы с господином Келером не поладили.
— Знаешь, ты удивительный. — Я тяжело вздохнула, собирая волосы на затылке в кулак и шаря по карманам в поисках резинки. — Ты прожил с ним бок о бок два года, но даже не обнял его на прощание.
— Пойми правильно, я слишком близко к сердцу принял твоё последнее письмо. — Его голос сочился иронией, при том, что он говорил чистую правду. — Ты же так боялась, что я привяжусь к кому-то настолько, что забуду о тебе. Хотя вру, я ещё с самого начала решил держаться ото всех подальше.
— Ну и как? Получилось?
— Что?
— Держаться ото всех подальше? — Я посмотрела ему в глаза, но Ранди отвернулся.
— Так о чём вы с ним говорили? — поинтересовался он хрипло, желая подтвердить свои страшные догадки и уже подтверждая мои.
— Разве это важно?
— Нет, — согласился Ранди, стаскивая с моих волос только что закреплённую резинку. — Мне плевать на других людей. На весь мир. Всё, чего я сейчас хочу… смотреть на твои волосы.
И он смотрел, пропускал их через пальцы, подносил к лицу, к губам. А через три дня меня вновь обрили налысо.