На вокзале, у пригородных электричек, стоял человек в одежде туриста и держал в руках плакатик, на котором значилось:.МАРШРУТ № 241 ПО ЗАПОВЕДНИКУ ЧЕРЕЗ КОРАБЛЕВО, ВЕКШИНО, САФРОНОВКУ И ЛЕСНОЕ — 42 КМ с ночевкой. Инструктор ЕРШОВ Д. К.»
Возле Димы Ершова собирались люди, которых он должен был вести по маршруту. Эти люди самого разного возраста и занятий принадлежали к известному типу романтиков, для которых запах костра, комары на ночлеге и лямки огромного рюкзака составляли самую главную прелесть жизни.
Когда до отхода электрички остались минуты, Дима пересчитал людей и приказал им грузиться в вагон. В поезде стали знакомиться. Дима оказался самым молодым, но, учитывая его положение руководителя, все к нему обращались подчеркнуто уважительно и по имени-отчеству.
— Я должен предупредить, — сказал честный Дима. — Группу я веду впервые. Если будут маленькие неточности, простите великодушно.
— Значит, друзья, мы присутствуем на дебюте! — весело вскричал Томпаковский — рыжий жизнерадостный человек лет сорока — Наш шеф откровенен с нами и за это может рассчитывать на нашу поддержку и дружеское отношение! Если кто-то уже был на этом маршруте, выделим в помощь Дмитрию Кирилловичу.
Выяснилось, что никто на маршруте не был.
— Ничего, это не сибирская тайга! — сказал толстый добродушный человек в резиновых сапогах. — Сориентируемся на месте.
— Значит, вы недавно работаете? — спросила молодящаяся дама, которая принимала участие в подобных мероприятиях не столько из любви к туризму, сколько надеясь избавиться от затянувшейся полосы неудач в личной жизни.
Дима кивнул.
— А чем вы раньше занимались? — полюбопытствовала дама.
— Служил в армии.
— Ах, как интересно! А где?
— Под Архангельском.
— Вы кем там были?
— Как кем? Солдатом…
— Нет, я в том смысле — танкистом или артиллеристом…
— Нет… В пехоте. Сапером.
— Там замечательные места! — сказала дама.
— Вы там были?
— Нет, но читала и слышала от разных людей, даже видела в кино. Мечтаю побывать! Русский Север — это такая сказка!
Так за разговорами прошло время, и, когда поезд прибыл к станции назначения, группа уже превратилась в устойчивый коллектив и была готова двинуться в путь. Туристы углубились в заповедник.
Томпаковский шел впереди рядом с Димой, балагурил и не закрывал рта. Туристов было человек пятнадцать. Дима обратил внимание на крепкого сложения мужчину в потертом тренировочном костюме, кедах, с выгоревшим рюкзаком за плечами, к которому было приторочено солдатское одеяло. У пояса этого туриста висел небольшой аккуратный топорик. По всему было видно, что это дока, и в случае необходимости Дима решил обратиться за помощью и поддержкой к нему. Прочие даже не утруждали себя изображать бывалых путешественников и, пока не устали, шутили и смеялись. Женщины все были одинокие и того возраста, когда одиночество пугает не на шутку.
Попавшего навстречу человека — по виду местного — Дима спросил про Кораблево, первый пункт их маршрута.
— Кораблево, значит? — человек снял кепку и крепко почесал затылок.
— Кораблево! — подтвердил Дима. Обступившие их туристы стояли молча.
— Чего ж вы туда-то идете, если в Кораблево? — сказал человек. — В Кораблево идтить надо было туда… — И он махнул рукой в неопределенном направлении. — Да уж, чтобы вам не возвращаться, так вы лучше идите левее, через балку, и выйдете как раз к Кораблеву. Да что вам там надо, в Кораблеве-то?
— У нас там намечен привал и обед, — с достоинством сказал Дима.
— В Кораблеве?
— В Кораблеве, в совхозной столовой.
— Там вить нет никого, в Кораблеве-то!
— Как нет?
— А так! Их всех на центральную усадьбу перевели. И людей, и столовую, и магазин.
— Когда перевели? — растерялся Дима.
— Вчера и перевели. Петр Максимович прислал бортовую машину и «Беларусь» с тележкой и враз Кораблево перевезли.
Туристы притихли и посмотрели на Диму.
После короткого раздумья Дима твердо сказал:
— Как намечено по маршруту, идем в Кораблево. Там сами приготовим обед и после привала продолжим маршрут.
Воодушевленные его уверенностью, спокойствием и ясностью задачи, все двинулись искать злополучную деревню. Шли, как указал местный товарищ, но никакой деревни не было. Часа через два Дима объявил привал, так как женщины явно выдохлись и поблекли. У огня все оживились, стали готовить еду. Дима подсел к замеченному им туристскому доке и намеками стал искать поддержки. Начал издалека:
— Конечно, такой маршрут бывалому человеку не интересен, — сказал Дима, ковыряя веткой в огне. — И люди случайные, и вблизи больших городов все хожено-перехожено…
Человек промолчал.
Дима тогда заговорил более прямолинейно:
— Вы-то сами ходили этим маршрутом?
— Да нет, не приходилось.
— А мне показалось, что вы человек бывалый… — сказал Дима.
— Это верно, бывалый… — согласился мужчина.
— Опытный турист… — начал было Дима, но человек перебил:
— Первый раз вот решил… Время девать некуда — дай, думаю, схожу с людьми в турпоход, — по телевизору рекламу передавали, ну и решил… Сосед вещи свои одолжил: рюкзак, топорик, одеяло. Он-то любитель ходить-бродить…
— Но вы сказали: человек бывалый… Так где же вы тогда, если не секрет, бывали?
— В Турции бывал, в Англии, на Багамах… «Трактороэкспорт». Продаем наши машины за границей. Вот и пришлось поездить.
— Понятно, — сказал Дима. — А ориентированием на местности вам не приходилось заниматься?
— Пока нет… Вот подучусь у вас — потом уже буду ориентироваться.
— Понятно… Товарищи! — объявил громко Ершов. — Вы пока отдыхайте, я скоро приду…
Дима оставил туристов и отошел на сотню метров. Потом полез на высокую сосну и, достигнув вершины, стал всматриваться во все стороны, чтобы увидеть дорогу или жилье. Но нигде не было видно ни тропинки, ни дымка. Унылые бескрайние леса и надвигающиеся сумерки — вот и все, что он увидел. Когда Дима слез с дерева, внизу его уже ждал проницательный Томпаковский.
— Заблудились немного? — сочувственно спросил он.
— Ерунда, — сказал Дима, чтобы не ронять авторитет. — Выйдем.
— Будущее покажет, — хмыкнул тот.
— А на дерево зачем лазили? — спросил Томпаковский.
— Белку хотел поймать, — неловко соврал Дима.
— Понятно, — сказал Томпаковский. — Врать нехорошо. Голодные люди опасны. Первыми съедают плохих товарищей, обманщиков и вообще дилетантов. Идемте к коллективу. Женщины напуганы, но стараются этого не показать. Мужчины ропщут.
Когда они подошли к костру, Томпаковский сказал:
— Товарищи, вот наш Сусанин. Я его привел. Не судите строго — он сидел на дереве и вглядывался в бескрайние просторы нашей Родины, чтобы найти дорогу. Но, кажется, ничего не высидел. Мы тут с товарищами посовещались и решили первой съесть Олесю Карповну Гуменюк.
— Почему это меня? Что за глупости! — возмутилась молодая дама, восхищавшаяся в поезде невиданным ею русским Севером.
— Так, один голос против съедения Гуменюк — это сама Гуменюк. В этом вопросе, Олеся Карповна, самоотвод не принимается. Придется подчиниться мнению коллектива, — балагурил Томпаковский.
Быстро темнело. Кто-то включил принесенный с собой приемник, и над поляной послышался бойкий голос диктора, сообщавшего последние известия.
— Сделайте радио потише, — сказал Дима, — значит, так… Устраиваемся здесь на ночевку, а завтра встанем пораньше и вернемся к началу маршрута. Советую хорошо всем отдохнуть.
— Мы что, правда, заблудились? — спросил кто-то.
— Мы не заблудились, а сошли с маршрута, — уточнил Дима. — Завтра все эти вопросы решим, а сейчас — спать!
Люди стали устраиваться на ночлег.
Поздно ночью к Диме сунулся Томпаковский:
— Послушайте, а вы уверены, что знаете, как вернуться?
— Спите, — сказал Дима. — Что у вас за характер такой — и себе нервы портите и людям…
— Роскошное приключение, — сказал Томпаковский. — Расскажу знакомым — сдохнут от зависти! Заблудиться в дачной местности с группой хронических неудачников! У вас талант. Такой талант стоит больших денег. На Западе вы стали бы миллионером. Реклама: сафари в большом городе! Уик-энд в трех соснах! Цунами в стакане! В дебрях ботанического сада! Представляете?
— Слушайте, вы кто по профессии? — перебил его Дима.
— Угадайте? Ну, Сусанин, смелее!
— Парикмахер?.. — Дима вяло предположил.
— Один — ноль. Почти угадали. Тепло.
— Портной?
— Холодно.
— Что же может быть? Теряюсь в догадках…
— Только между нами? — сказал Томпаковский.
— Слово джентльмена! — сказал Дима.
— Нейрохирург, — театральным шепотом сказал Томпаковский. — Профессор. Член-корр. Директор клиники и главный врач. Сорок научных работ. Две госпремии. Годится?
— Неслабо, — сказал Дима. — А что же вы тут дурака ломаете?
— А где мне еще ломать? — спросил Томпаковский. — На работе? Могут неправильно понять. Вопросы будут?
— Нет, — сказал Дима.
— Ты меня уважаешь? — спросил Томпаковский.
— Бесконечно.
— Не бросишь в лесу?
— Никогда!
— Тогда спим!
Утро объявила какая-то птаха. Села на розовый от рассветных лучей ствол и пропела что-то нежно и загадочно. Все проснулись почти одновременно, поеживаясь и потягиваясь, стали вставать. Раздули костерок, вскипятили чаю. Потом принялись спорить, откуда вчера пришли. Вслушивались в лесные шорохи, надеясь услышать электричку. На Диму никто не косился и не пенял — он ведь предупредил, что первый раз с группой и толком сам ничего не знает. Положение было щекотливое: или сидеть и ждать, когда найдут, или разбрестись в разные стороны наудачу или всем куда-то двигаться с риском заблудиться уже основательно.
— Будем решать голосованием, — сказал Дима. — Кто за то, чтобы всем идти вместе и искать дорогу?
Два человека подняли руки.
— Кто за то, чтобы разбрестись в разные стороны?
Большинство.
Разбились на группы. При Диме остались Томпаковский, Оля Гуменюк и фальшивый дока из «Трактороэкспорта» — Анатолий Иванович Жиздрин.
Прощание было кратким. Не глядя друг на друга, люди разошлись кто куда.
Димина группа долго шла по лесу. В полдень сделали привал. Гуменюк заявила, что завтра ей никак нельзя опоздать на работу. Дима промолчал. Томпаковский с кривой улыбкой сообщил, что у сына в следующую пятницу свадьба и он хотел бы попасть. От этого замечания все почему-то загрустили. Туристы сосредоточенно съели по куску хлеба, запили его стаканом кипятка. Потом молча поднялись и, быстро забросав костер, пошли дальше.
К вечеру послышался рокот мотора и неподалеку пролетел вертолет. Все четверо стали прыгать, кричать и размахивать руками.
Летчик посмотрел вниз, улыбнулся и сказал второму пилоту:
— Как дети! Словно первый раз вертолет увидели.
— Туристы, — сказал второй пилот. — Краеведы.
Когда стемнело, снова развели костер.
— Ничего, — сказал Дима, — завтра понедельник, рабочий день. Кого-нибудь из нас обязательно хватятся и начнут капитальные поиски.
— Меня не хватятся — заговорил Томпаковский. — На работе и дома считают, что я провожу загородный семинар повышения квалификации врачей.
— А я в отпуске, — пробурчал Жиздрин. — Уехал на рыбалку, по официальной версии.
— А вас-то самого искать разве не будут? — спросила Гуменюк.
— Меня не будут, — сказал Дима. — Родители в отпуске, семьи нет.
— А на работе? — спросил Томпаковский.
Все с надеждой посмотрели на Диму.
— На работе точно не будут, — сказал Дима. — Я только с понедельника должен был начать оформляться. Там три инструктора на бюллетене, ну и меня попросили подменить. Так что они даже не знают, где меня искать. Ну, вас-то обязательно хватятся. — Он посмотрел на Гуменюк.
— Вообще-то я подала заявление об уходе, — вздохнула она, — так что могут и не хватиться. А дома у меня — пепелище… — И она тихо заплакала.
Спать укладывались голодные и злые. Дима сидел у костра, молча глядел в огонь. «Надо же так не повезти, — думал он. — Расскажем — не поверят. Заблудились! И где? В дачной местности. В наше время. Бред!»
— УУУУ… УУУУУ-УУУ — раздалось совсем рядом.
Дима вздрогнул, потом нерешительно достал из костра головешку, стал вглядываться в ночь.
Томпаковский поднял голову:
— Лесные санитары?
Дима кивнул.
— Бейте наверняка. Раненый зверь опасен. Пару шкур я могу купить по госрасценкам. Молодых зверей не трогайте. Меня интересуют большие шкуры.
Гуменюк высунула голову из спального мешка:
— Кто это там воет?!
— Ночные бабочки, — сказал Томпаковский. — Спите, Гуменюк.
Ранним утром туристов разбудил громкий радостный крик:
— Ура! Нашел! Идемте скорей — здесь рядом железная дорога!
Дима размахивал палкой и громко пояснял плохо соображающим со сна людям:
— Здесь, вон там… Железная дорога! Ура! Пошли скорей!
Все вскочили и, второпях собрав вещи, побежали.
Через несколько десятков метров взору представилась одноколейка с рыжими от ржавчины рельсами.
— Пошли! — махнул Дима и первым зашагал по шпалам. Остальные побрели следом.
— А почему мы идем в ту сторону, а не в обратную? — спросил Жиздрин. Он оброс коричневой щетиной и стал похож на неандертальца.
— По маршруту ведет инструктор, — сказал Томпаковский. — Наше дело следовать за ним.
Спотыкаясь, туристы брели по шпалам. В лесу, близко подступающем к узкоколейке, однообразно куковала кукушка.
Впереди показались какие-то строения, и все побежали. Первым до строений добежал Дима. Это оказалась полуразрушенная лесопилка. Дима открыл дверь, навстречу из темноты вылетела огромная сова и беззвучно скрылась среди деревьев.
Гуменюк хлопнулась в обморок. Томпаковский, как врач, долго приводил ее в чувство.
— Идите сюда! — сказал Жиздрин. — Здесь что-то написано…
Дима подошел. Под небольшим навесом на стене висело объявление в рамке и под стеклом.
— Не по-русски, — оценил Дима.
— Минуточку. — Вперед пролез Томпаковский. — Так… Это по-немецки. «За саботаж при заготовке дров — расстрел, за хранение оружия — расстрел, за помощь партизанам — расстрел. Гебитс-комиссар Шнитке». Ничего себе!.. 1942 год. Судя по всему, с тех пор здесь никто не был… М-да…
— Пойдемте обратно, — стараясь казаться спокойным, сказал Дима. Все повернулись и посмотрели на него тяжелым взглядом.
— Смотрите! Тут еще какая-то надпись! — показала пальцем Гуменюк на стоящий неподалеку щит.
— «Ахтунг! Минен!» — прочел Томпаковский и перевел: — «Осторожно! Мины!»
Гуменюк снова хотела хлопнуться наземь, но Томпаковский вовремя ее поддержал.
— Мины — это я знаю, — сказал Дима. — В армии был сапером. Положитесь на меня!
В другой обстановке за эти самонадеянные слова его бы просто побили, но теперь делать было нечего: туристы молча расселись на траве.
Четыре часа Дима прокладывал обратный путь к узкоколейке, пользуясь самодельным щупом, сделанным из ствола молодой березки. Озверевшие и обезумевшие от голода туристы возвратились к месту своего прежнего ночлега.
…Первым услышал стук Томпаковский. Он открыл глаза. Стук продолжался. Он доносился издалека, но весьма отчетливо.
Томпаковкий потрогал спавшую рядом Гуменюк, и та сразу села.
— Тихо, — сказал Томпаковский. — Слушайте.
Она сосредоточилась.
— Рубят? — спросила Гуменюк.
Врач кивнул.
— Товарищи! — закричала женщина. — Товарищи, дорогие!
Люди проснулись и сели.
— Идемте скорее! Здесь неподалеку люди! Лесорубы! Вон там! Давайте, поднимайтесь! Скорее!!!
Дима и Жиздрин вскочили.
— Люди… — причитал сотрудник «Трактороэкспорта», собирая рюкзак. — Там люди… Горячая вода… кофе… теплые тапочки… телевизор… «Спокойной ночи, малыши!» — Он вытирал слезы умиления.
Шли, изредка останавливаясь, чтобы не потерять направление. Скользили на опавшей листве, спускались и поднимались по склону оврага. Томпаковский с безумным блеском в глазах пел:
— «Бродяга, судьбу проклиная, тащился с сумой на плечах… Ммммм, бродя-ага Байкал переее-ехал-навстре-еечу родимая мать…» — Он страшно фальшивил и путал слова, но все были рады его песне.
Вскоре туристы вышли на прогалину, откуда раздавался стук.
На старой березе сидел большой черный дятел с красной головой и долбил дерево крепким клювом. Он бил и бил в одну точку, как заведенный, и все молча смотрели на него.
Неподалеку громко прокричала ворона и пролетела между деревьями.
— Скоро зима, — сказал Томпаковский и поежился. Ему никто не ответил.
Развели костер и съели четыре последних сухаря.
— Я больше никуда не пойду, — сказала Гуменюк. — Хватит.
У меня нет сил. Идите одни, если хотите, а я умру здесь спокойно.
— Без глупостей! — твердо приказал Дима. — Не распускаться! Мы выйдем! Я верю.
— Конечно, — по своему обыкновению сострил Томпаковский, — в конце концов, земля круглая!
Они собрались и снова пошли. Жиздрин и Гуменюк поддерживали друг друга.
— Граждане! — вдруг заорал Томпаковский. — Я вижу человека и лошадь!
— У него галлюцинации, — оценила женщина.
— Мираж, — поддакнул «Трактороэкспорт».
— Да вон же! Вон! — не унимался нейрохирург.
Действительно по лесу ехал на телеге мужик в стоящем колом брезентовом плаще, кепке и сапогах. Неожиданно он увидел, как с диким криком из лесу в нескольких десятках метров вывалилась группа одичавших типов — оборванных, грязных и страшных.
— Караул! Убивают! — хрипло произнес мужик, хлестнул лошадь, и она понеслась с дикой скоростью.
— Стой, кретин! — Томпаковский попробовал догнать телегу, но зацепился за корень дерева и растянулся в полный рост.
Все опустились на траву.
— У нас действительно жуткий вид, — сказала Гуменюк. — Кто хочешь испугается.
— Съесть бы чего-нибудь, — вздохнул Жиздрин, судорожно сглатывая.
— Товарищи, — донесся голос Томпаковского, — помогите… По-моему, я сломал ногу.
Дима бросился к нему, задрал штанину, осмотрел голень.
— Легкий вывих, — оценил он. — Придется тащить вас на себе.
— Э-э, к чему? — усмехнулся врач. — Идите одни. А то и меня не спасете и сами погибнете.
— Разговорчики! — нахмурился инструктор. — Положение не так уж плохо: мы пойдем по следам телеги.
— Правда! — обрадовался Жиздрин. — Правильно! Это же элементарно! Идемте, идемте скорей! Вот, вот следы от колес! Вперед!
Шли быстро и энергично. Очевидно, к туристам пришло второе дыхание. К исходу дня Гуменюк вздрогнула.
— Кажется, я слышу крик петуха! — сказала она.
— Я тоже! — воскликнул Томпаковский, он опирался на Димин «щуп», как на тросточку.
— И я! И я! — закричали Жиздрин и Дима.
— А вдруг снова неудача? — засомневался Томпаковский. — Говорят, вороны очень ловко подражают разным звукам. — Вы не читали?
Но в это время раздался мощный гудок идущего поезда, стали слышны стуки колес на стыках и лязг сцепок…
Вскоре туристы стояли у железнодорожного полотна. Неподалеку шла старуха с козой.
— До Москвы далеко, бабушка? — крикнул Дима.
— Ай?
— До Москвы, говорю, далеко?
— Далеко, милок, далеко…
— А какой здесь поблизости город? — Дима кивнул в сторону моста.
— Здесь? — Старуха показала на мост за насыпью.
— Ну да, здесь.
— Какой? Ленинград, известное дело. Какой же еще?..
И, явно напуганная видом туристов, старуха стала гнать козу:
— Ну, пошла, Муська, пошла… Поела и хватит… Стало мне с тобой цельный день-то ходить, пошла домой, неслух!
Туристы влезли на насыпь. Отсюда открывалась панорама города.
— «Люблю тебя, Петра творенье!» — продекламировал Томпаковский и поморщился от боли в ноге.
У моста стоял часовой.
— Кочевые, что ли? — спросил он.
— Кочевые, — сказал Томпаковский. — Таборные. Тебе погадать?
— Через мост нельзя, — сказал часовой. — Если с лошадьми, то на пароме.
— А без лошадей можно? — спросил Томпаковский.
— Без лошадей можно.
— Пойдемте, товарищи! — пригласил Томпаковский. — Черт с ними, с лошадьми! Начнем новую жизнь!
— Оседлая-то жизнь лучше, — сказал часовой. — Давно пора… А коней-то не жаль?
— Ох, жаль коней, жаль! — зарыдал Томпаковский. — Жаль-то как! Коней!
И все же самое удивительное в этой истории то, что никого из туристов действительно не хватились. Дома у Томпаковского привыкли к его регулярным загородным «семинарам» и смотрели на это сквозь пальцы. А когда домой позвонили с работы, жена, как обычно, сказала, что Томпаковский на бюллетене. Оформить бюллетень для него не составляло труда. Точно так же никого не взволновало и отсутствие остальных наших героев. Правда, бывший муж Гуменюк сожалел о потерянном счастье, пытался ее разыскивать. Но потом подумал, что она быстренько выскочила за другого и сменила адрес…