Аттракцион любви

Глава 12

Только спустя три недели после выхода на работу Лизетт впервые увидела братьев Люмьеров, хотя они бывали здесь ежедневно. Она заметила, как они стояли вдвоем во дворе и оживленно беседовали, бурно жестикулируя. Оба брата – Огюст и Луи – были очень привлекательные молодые мужчины интеллигентной наружности, с темными волосами и красивыми черными усами. Их усы Лизетт хорошо помнила с детства.

Ее новые сослуживцы многое рассказали о братьях, а кое-что она знала и сама. Оба обладали незаурядными способностями к науке. Во время школьных каникул и в любую свободную минуту они всегда помогали отцу в его экспериментах в фотографии, часто и подолгу работали – иногда даже в ущерб своему здоровью.

Люмьеры женились на сестрах, Маргарите и Розе, дочерях местного пивовара Альфонса Уинклера, старого друга их отца. Старшая дочь Люмьера по имени Жанна вышла замуж первая – за профессора. По мере укрепления дружбы между семьями Люмьеров и Уинклеров две другие дочери Люмьера – Жюльетт и Франциска – вышли замуж за сыновей Уинклера Жюля и Шарля. У Люмьеров был еще десятилетний брат Эдуард, и в семье шутили, что ему ничего другого не остается, как жениться на младшей дочери пивовара.

– В доме Люмьеров всегда была семейная гармония, – сообщила Лизетт пожилая сотрудница по имени Од. – Мсье и мадам Люмьер вместе с двумя сыновьями и их женами всегда собираются в доме Огюста или Луи на семейные торжества, а иногда без всякого повода – просто развлечься. Говорят, что когда они собираются вместе, то каждый из них съедает больше, чем, если бы ел в одиночку. Все члены семейства играют на музыкальных инструментах и часто устраивают импровизированные концерты. Мсье Люмьер хорошо поет – у него роскошный баритон.

Лизетт ничего не ответила. Она и сама помнила, какое наслаждение получала от музыкальных вечеров, когда вместе с бабушкой бывала в их доме. Сейчас, спустя много лет, она понимала, что своей любовью к музыке она во многом обязана этим вечерам.

В памяти Лизетт хорошо сохранились рассказы мсье Люмьера о тех временах, когда ему приходилось петь для заработка в казино и кафе, пробивая себе дорогу в карьере фотографа. Лизетт подумала про себя, что Даниэль тоже в чем-то похож на папашу Люмьера: он такой же целеустремленный.

Она хорошо помнила, что мсье Люмьер с юных лет отличался большой расточительностью. Как только у него заводились хотя бы небольшие деньги, он был не прочь сразу же их спустить, и эта привычка сохранилась у него на всю жизнь. Уже после прихода на фабрику Лизетт узнала, что сыновья дважды спасали отца от банкротства, благодаря чему удалось сохранить состояние семьи. При всех своих недостатках мсье Люмьер обладал бесподобным шармом и широтой натуры.

– Да, это исключительная семья – во всех отношениях, – отметила Лизетт.

– Правда! – подтвердила Од. – Я мечтаю, чтобы моя семья хоть в чем-то была похожа на них, но, к сожалению, у нас все наоборот.

Лизетт улыбнулась, прекрасно понимая, что процветание и семейное счастье Люмьеров во многом объяснялись их бесконечной добротой и заботой о других людях, в том числе их работников. Как ей хотелось встретиться с мсье и мадам Люмьер, которые наверняка знали о скандале, разразившемся после «истории со сбежавшей невестой». Лизетт верила, что при их душевной доброте, несмотря ни на что, они были бы рады ее видеть, однако не хотела их беспокоить, а тем более получить служебные привилегии благодаря своему знакомству с ними.

Несколько раз Лизетт проникала в Белькур, забирая оттуда нужные вещи. В одном из сундуков она нашла несколько отрезов шелковой ткани и решила сшить из них пару новых платьев. Получив жалованье, она выкупила из ломбарда свое украшение и была безмерно счастлива, что вернула подарок отца.

Работа на фабрике ей нравилась, и время бежало незаметно. Благодаря живому быстрому уму и склонностью к математике она не испытывала особых трудностей. И очень обрадовалась, когда ее назначили руководителем одного из отделов бухгалтерии.

Несколько раз на улице перед домом или в коридоре она видела Мишеля Феррана. Мишель был адвокатом, имел собственную контору в центре города. Видимо, его карьера складывалась удачно, у него был беззаботный вид, дорогие костюмы, большая квартира, которую он снимал в этом доме, и слуга. Он также был знаком с Люмьерами и, хотя никогда не упоминал об этом, Лизетт подозревала, что он ведет их адвокатские дела.

Однажды, вернувшись с работы и не успев еще снять пальто и шляпу, она услышала стук в дверь. Открыв ее, увидела на пороге Мишеля.

– Надеюсь, не помешал вам, – начал он. – Не хотели бы вы со мной сегодня поужинать? До сих пор мы перекинулись только несколькими короткими фразами, случайно сталкиваясь на улице. Я подумал, а почему бы нам не поговорить в нормальной обстановке, за ужином?

Лизетт была приятно удивлена.

– Конечно! Я тоже буду рада пообщаться с вами. Только мне нужно немного времени, чтобы переодеться.

– Разумеется, – ответил он, довольный, что Лизетт согласилась на его предложение. – Я буду ждать вас внизу.

Уходя, он заглянул в открытую дверь ее комнаты и, обратив внимание на сиреневые обои с розочками, сощурился.

– Как вы живете в окружении этих жутких роз?

Лизетт засмеялась.

– С трудом. Но я собираюсь поменять обои. Он тоже улыбнулся.

– И чем скорее, тем лучше, простите за прямоту. Когда он вышел, Лизетт улыбнулась и несколько минут стояла, прислонившись к двери.

Впереди ее ждал приятный вечер с красивым мужчиной: в ресторане, с белой скатертью, накрахмаленными салфетками и сверкающими хрустальными бокалами с вином, – словом, всем тем, что было для нее так привычно.

Ей вспомнился Филипп. Казалось, его никогда не было в ее жизни, и об этом позаботился Даниэль, он полностью вытеснил неприятные воспоминания, оставив щемящую память о себе.

Лизетт второпях вытащила из гардероба одно из шелковых платьев, подаренных ей Жозефиной. Оно было интенсивного синего цвета и очень шло ей. Недавно она послала Жозефине письмо, в котором благодарила за билет и деньги, но, к ее удивлению, письмо вернулось назад с грифом: «Адресат неизвестен». Она отправила письмо в монастырь, чтобы оттуда его переслали Жозефине, но оно снова вернулось – на сей раз, секретарь аббатисы сообщала, что мадам Жозефина де Венсан уехала за границу и в монастыре не знают ее адрес.

Лизетт очень удивило, что Жозефина не оставила свой адрес даже в монастыре, щедрой покровительницей которого она была. Видимо, у нее были веские основания для этого, но Лизетт не могла представить себе какие.

Она продолжала ломать голову над этой загадкой и сейчас, надевая синее платье. Хотя турнюры уже вышли из моды, заднюю сторону юбки еще украшала пышная драпировка, которая придавала платью особый шик. После родов талия немного раздалась, но с помощью корсета она утянула ее до прежнего осиного объема. Рукава платья были немного ниже локтя, но, к счастью, несколько дней назад Лизетт купила длинные белые перчатки, словно предвидела приглашение Мишеля. Надев ожерелье, серьги и набросив на плечи накидку, Лизетт приготовилась к выходу в свет.

Когда она спустилась вниз, Мишель уже ждал ее. На нем был вечерний костюм. Его взгляд красноречиво свидетельствовал, что он восхищен видом Лизетт.

– Вы выглядите великолепно, мадемуазель Декур!

На улице их ждал экипаж, и они отправились, как и предполагала Лизетт, в лучший ресторан Лиона. В зале играл оркестр, сверкали люстры. Еда была выше всяких похвал, вина – превосходные. Мишель оказался интересным собеседником. Они говорили обо всем, начиная от чего-то серьезного и заканчивая совершеннейшими пустяками. Много и от души смеялись.

Вернувшись домой, Лизетт, стоя у своей двери, поблагодарила Мишеля за приятный вечер.

– Надеюсь, у нас будет много таких вечеров, – ответил он. – Кстати, не прокатиться ли нам на автомобиле в следующее воскресенье?

Лизетт от удивления широко открыла глаза. В последнее время на улицах города появилось довольно много автомобилей, и ей давно хотелось проехаться на таком «чуде».

– О да! Я еще никогда не каталась на автомобиле! А что у вас за машина?

– «Панхард». Я купил его два года назад, когда их только начали выпускать. Сейчас подыскиваю себе новую модель, но пока безуспешно. Правда, не гарантирую, что обойдемся без аварии.

– Я слышала, автомобили часто ломаются.

– Боюсь, вы правы.

– И все же так хочется прокатиться на машине, – Лизетт загорелась этой идеей. – А где вы его держите?

– На соседней улице. Я не пользуюсь машиной в будние дни – в контору предпочитаю ходить пешком.

– Вот почему я никогда не видела вас за рулем.

– Встретимся, скажем, в два часа в воскресенье?

– Да, хорошо. К двум часам я буду готова.

Стоял жаркий день зрелого лета, когда Лизетт в условленное время отправилась к назначенному месту, где у своего двухместного «панхарда» ее ждал Мишель. Роскошное зрелище: сверкающие на солнце фары с латунными ободами, блестящие молдинги. На Мишеле была модная куртка, в руках он держал плащ для Лизетт, который она сразу же надела, прежде чем сесть на мягкое сиденье автомобиля. Накинув на шляпу газовый шарф, она завязала его узлом под подбородком. Несколько раз повернув рукоятку, Мишель оживил своего «железного коня», а потом сел на водительское место и весело подмигнул Лизетт.

– Поехали! – объявил он.

Машина медленно тронулась с места. Скоро они уже проезжали мимо фамильного дома Люмьеров, а потом и роскошных особняков Огюста и Луи, которые стояли рядом с семейным гнездом. Все дома находились недалеко от фабрики. На одной улице вслед за машиной с криками устремилась стая мальчишек. На следующей Мишель показал ей свою контору, располагавшуюся в солидном здании. Когда они выехали за черту города, Мишель прибавил газ, и машина резво покатила по дороге.

Лизетт наслаждалась каждой минутой поездки, хотя машина изрядно громыхала и их часто потряхивало. Сияющими от счастья глазами она смотрела на мелькавшие за окном поля, и рощи, а проезжая вдоль обсаженных деревьями аллей, поднимала голову, глядя на листву, сквозь которую пробивались лучи солнца. Невольно Лизетт вспомнила, как они с Даниэлем колесили по дорогам в его фургоне. В нем, правда, не было двигателя внутреннего сгорания и не шумел мотор – слышался только стук копыт Принца. Впрочем, скорость автомобиля ненамного превосходила скорость старой повозки. Тогда, год назад, когда они с Даниэлем любили друг друга на кукурузном поле, не подозревая о последствиях, стояло такое же знойное лето.

Ее размышления прервал Мишель, неожиданно заговоривший с ней о романе, который он недавно прочитал. У него была хорошая домашняя библиотека, и его заинтересовали литературные вкусы Лизетт.

– Вы можете в любое время пользоваться моими книгами, – любезно предложил он.

Лизетт не успела ответить, что с удовольствием взяла бы у него что-нибудь почитать, как вдруг забарахлил мотор, и машина встала.

– Этого я и боялся! – сказал он и, выскочив из машины, поднял капот.

Лизетт улыбнулась.

– Да, вы меня предупреждали.

Она вышла из машины и, сев на траву у обочины, наблюдала, как он возится с двигателем, сосредоточенно сдвинув брови. Лизетт улыбнулась. Мишель был, безусловно, яркой личностью, и она надеялась, что они смогут интересно проводить время, если, конечно, он не будет настойчив в определенном смысле.

– Очень сожалею, – сказал он, оторвавшись на минуту от двигателя. – Я уже говорил вам, что такое часто случается, мотор вдруг глохнет без всякой причины.

– Не беспокойтесь. Я рада посидеть на солнышке, и нам некуда спешить.

Про себя он подумал, насколько же она отличается от его бывшей невесты, которая сразу впадала в панику, проявляя нетерпение при любой аварии, и постоянно изводила его вопросами, долго ли он еще будет копаться в своей машине. Однажды, в дождливую погоду, во время очередной аварии у нее произошла особо яростная вспышка раздражения, которая, в конечном счете, привела к их разрыву. Мишель, впрочем, ничуть не жалел об этом.

После этого в его жизни были и другие женщины, но только Лизетт по-настоящему заинтересовала его. Красивая, умная и интеллигентная, с соблазнительной фигурой, она с первой встречи привлекла его внимание. Ему даже казалось, что он влюбился в нее. Закончив ремонт, он вытер руки и залюбовался Лизетт. Ее лицо прелестно оттеняли широкие поля шляпы, защищавшие от солнца, в лучах которого, как в ореоле, вырисовывались контуры ее фигуры.

– А вы очень терпеливы, – сказал он.

Она улыбнулась:

– Разве может быть иначе в такой чудесный день?

Откинув маленький коврик, Мишель достал с заднего сиденья небольшую корзину для пикника, вынул оттуда бутылку шампанского и два бокала.

– Давайте отметим вашу первую поездку на автомобиле.

– Как это мило! – ответила Лизетт. – Я люблю шампанское!

Мишель сел на траву рядом с Лизетт и налил ей шампанского.

– У меня есть тост, – сказал он, протягивая ей бокал. – За хорошее будущее!

Лизетт одобрила тост, пожелав всего наилучшего ему и себе, но не им вместе. Она не думала об этом – отныне ни один мужчина не в силах покорить ее сердце.

Посидев на траве за дружеской болтовней, они вскоре вернулись к машине.

Автомобиль тронулся. Доехав до развилки, Мишель повернул на шоссе, ведущее в город. Уже смеркалось.

– Я провела с вами чудесный день, – поблагодарила Лизетт, когда они подъезжали к дому.

– Давайте завершим его легким ужином, – настойчиво предложил он. – Я знаю одно место в старой части города, которое должно вам понравиться.

– Я давно не была там, – ответила Лизетт. – Интересно посмотреть, что изменилось.

В детстве она побаивалась этого старого района на западном берегу Соны с мрачными домами времен средневековья с глубоко уходящими внутрь сводами причудливых очертаний и каменными ступенями, истоптанными в течение многих столетий. Дверные молотки в виде загадочных мифических существ пугали маленькую девочку. Бывая там, Лизетт крепко держалась за бабушкину руку и радовалась, что во время этих прогулок с ними всегда был кто-то из слуг.

Самыми страшными ей казались длинные узкие темные аллеи, изрезавшие весь район. Лизетт вспомнила, с каким облегчением она всегда покидала эти жуткие улочки, выходя на освещенную городскую площадь. Центром притяжения был кукольный театр на улице Бомбард. Желание попасть на его представления, приводившие ее в восторг, было сильнее любой боязни, Лизетт готова была побороть все страхи, чтобы только попасть в этот театр.

Мишель припарковал «Панхард» на въезде в старый квартал, и дальше они пошли пешком. Лизетт рассказала ему, с какими страхами и восторгами были связаны ее походы в кукольный театр.

– Давайте я возьму вас за руку, раз уж вы в детстве привыкли держаться за бабушкину.

Ее рука лежала в его руке, но совершенно безучастно. Они вышли к площади Трините, где находилось кафе, в которое он хотел ее пригласить. Стоял теплый вечер. Они выбрали столик на открытом воздухе и, сидя за чашечкой кофе, разговаривали, наблюдая за прохожими. Откуда-то появились три уличных акробата в красно-желтых трико и начали представление, собрав вокруг зрителей, бросавших монеты в их колпаки. Мишель проявил немалую щедрость. Когда вечер подошел к концу, он проводил Лизетт до ее двери и собрался уже поцеловать девушку, но она отстранилась. Он не настаивал.

– Это был чудесный день, – искренне сказала она.

– Думаю, это только начало. Надеюсь, у нас будет много таких дней.

Они часто встречались, когда у Лизетт было время, посещали разные места. Мишель готов был видеть ее хоть каждый вечер, но она тщательно оберегала свою независимость, и ему приходилось сдерживать себя, чтобы сохранять хорошие отношения. На первых порах Лизетт отклоняла его приглашения под тем или иным предлогом. Обычно она объясняла свой отказ тем, что ей необходимо общаться с новыми сослуживцами не только на службе, но и помимо работы, как якобы принято на фабрике. Однако Мишель был уверен, что это лишь отговорка.

Однажды Лизетт сама предложила ему устроить пикник в окрестностях горы Фурвьер. Листва на деревьях уже пожелтела, и до начала холодов оставалось не так много солнечных дней. Они решили исследовать, что там еще сохранилось от древнеримских развалин. Устроившись на траве, любовались открывающимся сверху видом на город, через который, извиваясь серебристыми лентами, текли Рона и Сона.

– Для меня это самое прекрасное зрелище на свете, – восхищенно воскликнула Лизетт.

Мишель улыбнулся.

– Согласен, вид великолепный, но мне кажется, что в вас, прежде всего, говорит ностальгия по прошлому.

– Может быть, вы и правы, – легко согласилась она.

Лизетт много рассказывала ему о своем детстве, но почти ничего – о перипетиях взрослой жизни.

Вскоре после их пикника на Фурвьере Мишель должен был ехать в Париж выступать в суде по делу своего подзащитного. Это было довольно запутанное дело, которое, как он заранее предвидел, растянулось на несколько недель. Он часто писал ей письма из Парижа, и она всегда отвечала на них, сообщая о последних новостях, о встречах с друзьями. Она не ожидала, что будет действительно скучать по нему.

Лизетт переписывалась и с Джоанной, которая жила в Лондоне и всегда была очень занята. После их последней встречи она год проучилась в Сорбонне, потом осталась еще на год в одной из парижских мастерских, чтобы глубже изучить живопись импрессионистов, а теперь вернулась в родной Лондон. В районе Блумсбери у нее была собственная студия. Она уже организовала несколько персональных выставок своих работ, которые хорошо продавались. Кроме того, дважды в неделю она давала уроки живописи, что приносило ей дополнительный заработок.

Джоанна радовалась, что Лизетт снова стала писать ей, живо интересовалась всем, что происходило в ее жизни, после того как она сбежала от жениха накануне свадьбы. Она усиленно звала ее к себе в Лондон.

Однажды вечером на пороге квартиры Лизетт появился Мишель с букетом цветов и изысканной коробкой шоколадных конфет. Он только что вернулся из Парижа.

– А вот и я! – торжественно объявил он, когда перед ним распахнулась дверь.

Лизетт была искренне рада его возвращению и пригласила зайти.

– Вам повезло, Мишель. Я только что приготовила ужин – еды хватит для двоих. Какие чудесные цветы! – добавила она, взяв у него букет. – Давайте я поставлю их в вазу.

– Как я рад видеть вас, Лизетт, – сказал он, когда она закрыла дверь.

Прежде чем гость снял пальто и перчатки, хозяйка взяла из его рук коробку с конфетами и отнесла ее на журнальный столик.

– Да, вас долго не было.

Поставив вазу с цветами на тот же журнальный столик, она заметила по этикетке, что конфеты куплены в знакомой ей кондитерской на Елисейских полях.

– О, это лучшие на свете конфеты, – воскликнула она. – Я вам так благодарна!

Схватив ее за руки, он долго восхищенно смотрел на нее.

– Скажите, что вы скучали без меня!

Лизетт засмеялась.

– Конечно, я скучала без вас! – ответила она, высвобождаясь из его рук. – Когда вы уезжали, была осень, а теперь уже зима. Судя по вашему лицу, вы выиграли процесс, не так ли?

– Да, выиграл, – удовлетворенно заметил Мишель. – Дело оказалось довольно запутанным, но в результате удалось добиться оправдательного вердикта. Как вы? Все еще работаете на фабрике?

– Да, работы много. Заказы из-за границы прямо сыпятся.

Продолжая разговор, она вышла на кухню помешать рыбный суп, который приготовила по средиземноморскому рецепту.

– Садитесь на мое место, а я возьму другой стул и сяду напротив.

– Лучше я возьму стул, – ответил Мишель.

Лизетт показала ему, где лежат столовые приборы, и стоит бутылка красного вина – на нижней полке буфета.

– Мне не терпится послушать, что нового в Париже, – сказала она, поставив перед ним бокал и положив салфетку. – Давненько я там не была.

Откупорив бутылку, Мишель спросил, когда Лизетт в последний раз была в Париже, – он многого не знал о ее жизни. Конечно, она рассказывала ему о себе, но в основном о детских годах, проведенных в доме бабушки, и о том, как жила у отца с мачехой в предместье Парижа. Мишель догадывался, что Лизетт многого недоговаривает. Она никогда не уточняла, где она работала продавщицей, а позже – экономкой, что было до того, как она устроилась бухгалтером на фабрику братьев Люмьеров. Эта недосказанность придавала ей еще большую привлекательность в его глазах: она умела владеть собой.

А вот Мишель рассказал ей о себе все. Родился он в Туре, учился в Париже, затем работал адвокатом в Клермон-Ферране, пока не занял место ушедшего в отставку коллеги в Лионе. У него была замужняя сестра, жившая заграницей, туда же переселились их родители, чтобы быть поближе к дочери и внукам.

Любую другую женщину он давно бы уже соблазнил, но с Лизетт старался не допустить ошибки. Один неверный шаг – и он может потерять ее. За время своего отсутствия он понял, насколько серьезно влюбился в нее. Эту женщину он хотел видеть своей женой, и ничто не могло помешать ему добиться своей цели.

За ужином он рассказал ей наиболее интересные детали процесса и сообщил, что они с друзьями-адвокатами отметили его успех в дорогом парижском ресторане. Лизетт хорошо знала этот ресторан. В ее памяти мгновенно ожила картина изысканного заведения со сверкающими огнями и элегантной обстановкой, где она неоднократно бывала в обществе Филиппа и их друзей.

– В Париже я встретил мсье Люмьера, – продолжал он, – мы оба были приглашены на демонстрацию нового аппарата. Его изобрел американец Томас Эдисон. Он называется кинетоскоп. Это такое устройство, которое способно создавать иллюзию движущихся картин. Эдисон продает свои аппараты по баснословным ценам.

– И что же мсье Люмьер? Он тоже купил один из таких кинетоскопов?

– Нет! Он уверен, что его сыновья создадут еще более совершенный аппарат, благодаря которому можно будет проецировать изображения на экран, а не внутри ящика. Они только приступили к этим работам.

– Я уверена, они не подведут отца: фотография у них в крови, как и у мсье Люмьера, – заметила Лизетт и про себя добавила: «как у Даниэля».

После ужина она убрала со стола, и они с Мишелем еще немного посидели за бокалом вина. Открыв коробку конфет, Мишель, наконец, отважился признаться девушке в своих чувствах.

– В Париже, – тихо сказал он, – я каждый день вспоминал вас и очень жалел, что вас нет рядом.

Лизетт мгновенно сообразила, куда клонится разговор, и, чтобы сразу закрыть эту тему, положила ладонь на его руку.

– Мы добрые друзья, Мишель, и давайте останемся друзьями!

Он крепко сжал ее руки.

– Но почему, Лизетт? Вы знаете, как я к вам отношусь. Вы действительно думаете, что между нами никогда не может быть чего-то большего, чем дружба?

Она побледнела, пытаясь высвободить руки, но он крепко держал их.

– Замужество не для меня, – дрожащим голосом сказала она. – У меня уже был один человек, но я вычеркнула его из жизни, и вместе с ним вычеркнула все, что связано с браком.

– Но я совсем другой. У меня нет ничего общего с ним, кто бы он ни был. Вы вернулись в Лион, чтобы начать новую жизнь, разве не так?

Когда Лизетт кивнула, он продолжил.

– Я так и думал, что вам пришлось пережить какое-то потрясение. Забудьте, Лизетт, все, что было. Оно никогда не вернется. Позвольте, я помогу вам начать новую жизнь.

Взяв руку Лизетт, он приложил ее к губам.

– Скажите, что в вашей будущей жизни есть место для меня. Я обещаю всегда быть вашей опорой.

Забыть прошлое означало бы для нее забыть о своей дочери.

Какие бы чувства она ни испытывала к Мишелю, все их подавляли тяжелые испытания, выпавшие на ее долю. И с этим ничего нельзя было поделать.

– Не требуйте от меня невозможного, – умоляюще проговорила Лизетт, стараясь не обидеть его.

– Неужели вы не хотели бы иметь семью, детей? – настойчиво продолжал он. – Не собираетесь же вы всю жизнь работать на фабрике?

– Такой нужды у меня нет, – сказала она, решив, наконец, рассказать ему о наследстве бабушки. – Дело в том, что у меня есть дом в округе Белькур, который перейдет ко мне по наследству, когда мне исполнится двадцать один год.

Он удивленно откинулся на спинку стула и не удержался от дальнейших расспросов.

– На сегодняшний день вы, Лизетт, фактически бездомная – вы ведь в силу сложившихся обстоятельств не можете считать этот дом своим. Я предлагаю от вашего имени попытаться подать иск на проживание в этом доме.

– Дом был бы моим, если бы я вышла замуж, но, как я уже вам говорила, замуж я не собираюсь.

Лизетт рассеянно посмотрела по сторонам, стараясь удержать разговор в безопасном русле.

– Мне нравится эта маленькая квартирка, надо только сменить обои.

Мишель внимательно посмотрел ей в глаза, понял, что она не желает говорить о любви, и решил не проявлять настойчивости.

– За время моего отсутствия у меня накопилось столько дел, что ближайшую пару недель я буду очень занят, но в следующее воскресенье постараюсь помочь вам с ремонтом.

Мишель понимал, что профессионал сделал бы это лучше, но он надеялся, что у него еще сохранились некоторые навыки маляра, приобретенные еще в студенческие годы.

– Да? Вы действительно хотите мне помочь? Как это мило с вашей стороны! Я куплю краску.

– А я принесу кисти и ведро. Нам еще нужна холстина, чтобы укрыть мебель.

– Я знаю, где взять.

Настало время уходить. Оба поднялись. Не выпуская руки Лизетт, Мишель обвел ее вокруг стола, взял за плечи и снова посмотрел ей в глаза.

– Не лишайте меня надежды на будущее, – тихо сказал он и, не успела она увернуться от него, нежно поцеловал в губы. – До свидания, Лизетт.

Проводив Мишеля, она еще долго смотрела, как он спускается по лестнице, потом закрыла дверь. О таком мужчине, как Мишель, мечтала любая женщина, и Лизетт очень привязалась к нему. Бесспорно, он ей нравился, но этого было еще недостаточно. По крайней мере, пока. Упомянув о детях, он, сам того не сознавая, затронул самую болезненную для Лизетт тему. Никто из ее знакомых не мог даже подозревать, какие муки она испытывала при виде младенца в детской коляске или на руках счастливой матери.

С каждым месяцем Лизетт представляла, как выросла ее дочь. Сейчас маленькая Мария-Луиза, наверное, бойко лопочет, проявляет живой интерес ко всему окружающему. Интересно, есть ли у нее любимая игрушка, с которой она не расстается? Наверное, засыпая, она держит ее в руках. Такие картины рисовались в воображении Лизетт, лишая ее покоя и в то же время, согревая душу.

В следующее воскресенье рано утром пришел Мишель, чтобы пораньше начать ремонт. Холстину Лизетт принесла из дома в Белькуре, в который всегда пробиралась в темное время суток, чтобы взять кое-что из вещей. Они содрали со стен старые обои, прорвавшиеся во многих местах, и подготовили новые. Когда обе комнаты были готовы, она повесила на стены небольшие картины, взятые из бабушкиного дома, и осталась вполне довольна новым интерьером.

– Я живу на такой высоте, – со смехом заметила Лизетт, – что в этих голубых стенах чувствую себя как птички, которых кормлю с подоконника.

Мишель не пытался снова поцеловать ее, разве что в щеку, и это позволяло сохранять отношения на дружески-нейтральном уровне. Когда она изредка приглашала его к себе поужинать, он вел себя достойно. Чтобы развеять ее сомнения, чаще стал приглашать девушку на вечеринки с участием супружеских пар, а иногда и друзей-холостяков с невестами. Часто они все вместе ходили в театр или на концерт, а потом ужинали в ресторане. В его компании иногда бывали Огюст и Луи Люмьеры со своими женами, Маргаритой и Розой. Обе – очаровательные, красивые и добрейшие женщины, которыми Лизетт искренне восхищалась. Со временем Лизетт и Мишеля стали всегда приглашать вместе. Так было и с рождественским балом накануне нового 1895 года. На этот раз Лизетт решила надеть новое платье из шелка кремового цвета, сшитое из отреза, найденного в бабушкином сундуке.

С некоторых пор Лизетт яснее сознавала, как прочно в ее жизнь вошел Мишель, и испытывала к нему все более глубокие чувства. Нельзя сказать, что она была влюблена в него, скорее находила в нем все больше достоинств и, полностью доверяя ему, все откровеннее рассказывала о себе, за исключением трагедии в монастыре. Она также умолчала об истории с Даниэлем, рисуя их отношения исключительно деловыми.

Мишель догадывался, что Лизетт что-то скрывает, но не задавал ей лишних вопросов в надежде, что придет время и она сама все расскажет.