Весеннее солнце игриво поблескивало над прекрасной столицей Швеции, бесчисленное количество самых разных водоплавающих пернатых, вспенивая воду под Королевским мостом, встречали начавшуюся наконец весну, радостно гогоча на все лады. Гамластадт, или Старый Город оправдывал свое название и действительно был самой старой частью Стокгольма. Здесь, в одном из тихих кафе на улице Дроттергартен, разговаривали двое мужчин: один, молодой розовощекий блондин - явный скандинав, а другой, постарше, по всей видимости, японец. Беседа, как ни странно, шла на русском.
В кафе было бы совсем уютно и спокойно, если бы не два французских туриста с их громоздким фотоаппаратом. Они довольно громко разговаривали, хихикая, приставали к официантке, называя ее свежей булочкой и шведским круассанчиком. Молодая пышнотелая шведка, смущаясь, краснела, вяло отбиваясь от попыток сфотографироваться.
Наконец, молодым повесам удалось уговорить девушку, и они по очереди с ней сфотографировались, естественно ухватив ее за талию, отчего девушка стала красной как рак. Наконец, французы выкатились на улицу и начали снимать там.
- Животные, - сквозь зубы презрительно бросил Акаси вслед французам, а потом обратился к своему собеседнику, - вам следует быть более аккуратными. Мы и впредь готовы помогать, но груз слишком часто оказывается в руках русской полиции, - в несколько назидательном тоне говорил японец.
В его манере говорить, в его осанке чувствовалась стать и твердость самурая.
- Ну, знаете, полковник, от провалов никто не застрахован, в охранке не одни идиоты сидят.
Японец поморщился.
- Не горячитесь, это как-то даже странно для финна. Мы же договаривались, не надо имен и регалий. Вы бы лучше обратили внимание на паршивых овец в собственном стаде.
- О, мы обратили, еще как обратили, но знаете, к нам ведь по убеждениям идут, у нас состояние не сколотишь, а вот эшафот - это весьма реально. Пока предатели не нашлись, другое дело по глупости, по неопытности могли сделать не то и не так.
- И все же от таких господ надо избавляться, по крайней мере, не допускать их впредь к серьезным делам. У меня есть сомнения по поводу господина Азефа. Он знает что-нибудь об операции?
- Поверите, мы делаем все возможное. Про Азефа вы уже намекали, он просто болтун и прожектер. Про операцию знает очень мало людей, а Азеф уж точно в полном неведении.
- Хорошо, мы окажем как финансовую, так и организационно-техническую поддержку. Но закупку вы будете осуществлять сами. Мое имя или имена моих людей в вашем обществе всплывать не должны. Вашим товарищам должно знать только, что вся помощь идет от неких демократически настроенных граждан Северо-Американских Соединенных штатов, сочувствующих бедственному положению народа России и желающих способствовать демократическим преобразованиям. Итак, где вы собираетесь закупать оружие?
- В Гамбурге уже готовы две тысячи револьверов и даже более.
- Нет, ни в коем случае, там полно агентов Рачевского.
- Но как же? Диканозов уже договорился, и цена вполне приемлемая.
- Откажитесь немедленно, - строго сказал Акаси. - Я не поставлю под угрозу операцию ради такой мелочи.
- Мелочи? Две тысячи револьверов это, по-вашему, мелочи?
- Вы что, этими пистолетиками хотите взбудоражить Россию? Не смешите. Итак, господин Целлиус, оружие закупите в Швейцарии, армия которой только что прошла перевооружение. В связи с этим правительство Швейцарии готово расстаться в связи с этим с уже ненужным арсеналом стрелкового оружия по более чем приемлемым ценам. По приезде в Женеву свяжетесь с торговым агентом компании «Такада и К» мистером Футреллом, вот телефон офиса. «Такада и К» имеет все официальные разрешения на торговые операции с оружием.
- О какой партии идет речь?
- Вы ранее рассказывали мне, что революционные силы в Польше, Финляндии, на Украине, на Кавказе, да и в самом Петербурге настроены весьма решительно, что они готовы поднять массы и их сдерживает только отсутствие достаточного количества вооружений. Так вот, сколько нужно оружия, по-вашему, чтобы хорошенько встряхнуть империю?
- Я думаю, если учесть, что кое-какое оружие у нас уже есть, то стволов эдак тысяч десять.
- Швейцария готова продать пятнадцать тысяч винтовок, три тысячи револьверов, три миллиона патронов и несколько тонн взрывчатки. А может, и больше. Вы купите все это.
- Вот это да! Тогда мы устроим настоящую революцию, и народ Финляндии станет свободным;
- Перестаньте, Целлиус, - поморщился Акаси. - Не надо этого наивного патриотизма. Вы же немножечко делец и комиссионные себе в карман положите. Разве не так? Вы прекрасно понимаете, что с таким количеством оружия никого не победите. Для меня главное, чтобы это оружие не лежало без дела.
Целлиус насупился.
- Ну, хорошо, не обижайтесь, я не имею ничего против свободной Финляндии и против вас. Просто я не люблю глупых людей, а тем более глупых патриотов и дела с ними не имею, глупость слишком дорога. А с вами я дело имею, так что не разочаровывайте меня.
- Оружие не будет лежать без дела, за это не беспокойтесь. И потом, я ведь тоже не спрашиваю, почему вы оказываете нам помощь.
- И хорошо, что не спрашиваете. Не надо спрашивать у тех, кто платит, почему они это делают. Много вопросов - мало денег. А денег надо много, не правда ли? В этом саквояже, - Акаси движением пальца указал на кожаный саквояж, стоящий на стуле, - пятнадцать тысяч фунтов стерлингов. Довезите их по назначению, и без глупостей. Лучше иметь свой небольшой процент и жить спокойно.
- Об этом не стоило и говорить, - опять насупившись, процедил Целлиус.
- Говорить не надо, а вот эту расписку придется подписать, - с этими словами Акаси достал из кармана бумажку, испещренную иероглифами.
- Но позвольте, я ничего тут не понимаю, - возмутился было финн.
- А вам и понимать ничего не надо, это моя финансовая отчетность перед японским правительством. Как видите, и я отчитываюсь, как раз с тем, чтобы не потерять доверие, и считаю это правильным. Ни у кого не должно быть и тени сомнения в моей честности и верности правительству Японии и императору. Так что подписывайте, и саквояж в вашем распоряжении.
Целлиус нехотя подписался.
- Как планируете везти оружие? - спросил Акаси.
- Пароходом до Финляндии, а там уж как-нибудь.
- Опять на авось? Не надо надеяться на химеры. Груз большой, и деньги, как видите, тоже уплачены немалые. Мы сами зафрахтовали пароход. Впрочем, вам все объяснят господа Футрелл и Такада. Команда должна быть сменена в Голландии на вашу. Сможете?
- Сможем, есть надежные члены организации из моряков. Я думаю, команду быстро сколотим, нам эта партия позарез нужна, и русским товарищам тоже.
- Что значит позарез?
- Очень сильно.
- Ладно. Где, когда и каким образом вы будете разгружать оружие, я вам сообщу по нашему обычному каналу. Встречаться пока более нет необходимости. Прощайте.
Японец встал и неспеша двинулся по направлению к Королевскому дворцу.
Скромный советник при российском посольстве во Франции, а на самом деле шеф заграничного отдела Департамента полиции Петр Станиславович Рачевский встречался со своим агентом, а фактически руководителем оперативного отдела Аркадием фон Лартингом в своем особняке в Сен-Клу.
- Добрый день, Аркадий Михайлович, - с улыбкой приветствовал Рачевский своего подчиненного. Тонкая улыбка в усы, а усы у Петра Станиславовича, надо сказать, были весьма густыми, вообще редко сходила с его лица. - Что творится на белом свете? - продолжил он. - Что вы привезли мне? Докладывайте!
- Агент «Рыжий» сообщает, что 6 мая в морском порту Лондона на судно под названием «Ункай Мару» были погружены какие-то ящики, по виду очень похожие на армейские.
- Сколько ящиков?
- Порядка четырех тысяч.
- Это очень, очень много, слишком много, Лартинг.
- Вот и я подумал, что это неправдоподобно большая партия для оружия.
- Что это у него за агентурный псевдоним такой «Рыжий»? Он что, действительно, рыжий?
- Да, действительно, у него такой цвет волос и полно веснушек.
- Другого ничего не могли придумать? Кто лишний услышит, моментально его по таким приметам вычислит.
- Не вычислит. Он же бригадир докеров в лондонском порту, там половина рыжих. Так вот, в депеше говорится также, что на ящиках ничего не было написано, только какие-то буквенно-цифровые маркировки и белый крест на красном фоне.
- Ну, так и что, зачем же вы докладываете об этом сообщении? Скорее всего, это не оружие, а что-то другое.
- Я бы и не стал, вот только корабль японский, и руководили погрузкой японцы. Вы сами велели обращать внимание на два фактора - военные ящики и японцы. Загрузились быстро и сразу отвалили, фрахт на Китай, то есть этот груз не для Японии.
- Да, я обратил на эти два фактора ваше внимание, поскольку надо пресекать любые попытки контрабандных поставок оружия в воюющее с нами государство. Постойте, белый крест, говорите?
- Да, на красном фоне.
- Это швейцарский флаг, Лартинг, а швейцарцы только что закончили перевооружение своей армии. Может, ваш «Рыжий» и не зря беспокоился. Если это оружие, Лартинг, вы понимаете, для чего оно предназначено? Японцам не нужно это старье, благодаря англичанам, они вооружены до зубов, от новейших винтовок до броненосцев. Если это оружие, то оно может быть только для России, и оно не должно попасть в Россию. Не должно!
- Я понимаю. Но только если это оружие, в чем я не уверен, то оно могло быть продано куда угодно.
- Согласен, но мы обязаны все проверить, Аркадий Михайлович. А раз так, то поднимайте на ноги всех агентов в портах Швеции, Голландии и Дании. Они где-то должны перегрузиться, японское судно ввиду известных причин не может появиться у наших берегов.
- Они могут это сделать и в море.
- Могут. Пока мы не знаем ничего. Даже того, что находится в этих ящиках. Но идет война, и агенты пусть работают, пусть ищут, излишняя бдительность в данном случае не повредит. Ваш агент дал описание судна?
- Конечно. Типичное грузовое судно явно английской постройки, водоизмещение порядка пятисот тонн. Очень старое, «Рыжий» удивился, как оно вообще может дойти до Китая.
- Вопрос, должно ли оно дойти до Китая? Если это Акаси, а я думаю что это Акаси, то от этой лисы можно ждать любой каверзы. Кстати, где он сейчас находится?
- В Стокгольме, туда перебралось из Петербурга все бывшее японское посольство, Акаси тоже там появился, живет вполне легально, занимает должность военного агента, или, как теперь модно говорить, атташе. Мы присматриваем за ним. Там ребята из группы филёров Барле.
- Так, времени нет. Ищите «Ункай Мару». Нам совершенно необходимо проверить это судно и характер его груза. Отчет о всех встречах Акакси мне на стол, и как можно скорее. Всё, удачи и до свидания.
Рачевский с дипломатической почтой из Стокгольма получил несколько фотографий и полный отчет по негласному надзору за субъектом, проходящим по картотеке под кодовым именем «Двадцать», то есть резидентом японской разведки в Европе полковником Акаси.
Рачевский внимательно рассматривал фотографии через лупу, затем вызвал секретаря.
- Вы вызвали Лартинга, как я просил? Секретарь кивнул.
- Как явится, сразу ко мне. Проверьте эти снимки по нашей картотеке, срочно, возможно, это наши знакомые, там обведены два субъекта, - сказал Рачевский, передавая фотографии.
Вышколенный секретарь молча удалился и появился через час. Он также безмолвно положил документы на рабочий стол своего шефа и замер в ожидании приказаний.
- Можете быть свободны, - произнес Рачевский и углубился в документы, - впрочем, - не поднимая головы, заговорил он снова, - зайдите через десять минут.
Ровно через десять минут секретарь появился.
- Вызовите на завтра к пяти часам вечера агента Бабичеву на Монмартр, и соответственно, подайте мне крытую коляску на задний двор в половину пятого.
- Слушаюсь, - сказал первое за день слово секретарь и удалился.
«Да-с, вот это номер!» - успел подумать Рачевский, когда, постучавшись в дверь, вошел Лартинг.
- Добрый день, Петр Станиславович, - поздоровался он и насторожился, потому что не увидел на лице шефа привычной улыбки.
- Здравствуйте, проходите, присаживайтесь. Полюбуйтесь на эти фотошедевры из Стокгольма. Никого не узнаете?
Лартинг пододвинул фотографии к себе.
- Вот это говорит с цветочницей Диканозов - личность, известная как один из лидеров грузинских радикалов, вот это Акаси, а его собеседника я не знаю.
- Это Конни Целлиус, один из лидеров финских радикалов. Такая вот компания образовалась. Что общего мы с вами упомянули при описании этих людей?
- Радикалы.
- Совершенно верно, оба они возглавляют крылья своих движений, настроенных на вооруженную борьбу, о чем неоднократно высказывались и тот, и другой. Что может объединить грузина, финна и японца, если первые двое ярые националисты, готовые поднять в своих губерниях вооруженные бунты, а третий - шпион, заинтересованный в дестабилизации обстановки в России, чем он, собственно, активно и занимался, находясь в Петербурге, пока ему не пришлось ретироваться?
- Оружие.
- Правильно, им нужно оружие, и Акаси тут как тут. Если помните, мы уже срывали такого рода поставки, я думаю, были и другие операции подобного рода, которые, к сожалению, ускользнули от нашего внимания. Но, видимо, это были цветочки, проба пера, так сказать. А теперь вызревают ягодки. Все сходится, Аркадий Михайлович, есть продавец, покупатели, финансист, товар и средства доставки.
- Так что же будем делать, Петр Станиславович?
- Вы нашли «Ункай Мару»?
- Пока нет, как в воду канула эта Мару.
- Может, и канула, в прямом смысле, но все же попробуйте отыскать, все, идите работать, до свидания.
- До свидания.
Рачевский сидел неподвижно в кресле, дымя сигарой, но мозг его привычно трудился, анализируя ситуацию. Он ждал агента Бабичеву на конспиративной квартире на Монмартре, дама несколько запаздывала, и у Рачевского образовалось время для размышлений.
«Если мы имеем дело с Акаси, а будем считать, что мы имеем дело именно с полковником императорской разведки Мотодзиро Акаси, то ни одного шага в операции не будет сделано просто так, и у всего есть двойное или даже тройное дно. Откуда взялась эта развалюха «Ункай Мару», и способна ли она дойти до пункта назначения? Если нет, тогда какой смысл грузить на нее столь ценный груз? И еще, способна ли она была вообще прийти из Японии? Вряд ли! А что, если судно куплено в Англии и переименовано на японский манер? Хорошо, старая посудина с японским названием посреди бела дня грузится оружием и спокойно берет курс якобы на Китай, с угрозой затонуть при первом же приличном шторме. Акаси, в свою очередь, прекрасно осведомлен о том, что наша агентура внимательно следит за всеми морскими перевозками, касающимися Китая и Японии, и такую погрузку без внимания не оставит. Это похоже на демонстрацию, искать будут «Ункай Мару», найдут и будут следить за «Ункай Мару». Я, собственно, и дал такое задание. И что? А то, что оружия к тому времени на «Ункай Мару» уже не будет, оно будет перегружено на другое судно в каком-нибудь порту или прямо в море. Скорее всего, прямо в море. Тогда они закупили не одно судно, и второе они могли тоже переименовать. Дальше... А дальше у меня есть вопросы, и мне нужна информация».
В это время раздался звонок в дверь.
- Открыто, - не сходя с места, бросил Рачевский.
В комнату вошла симпатичная, довольно высокая женщина с пышной прической прекрасных русых волос. Она относилась к тому типу женщин, которым годы придают внешней зрелости, но отнюдь не старят.
- Добрый день, Ирина Михайловна, новое замужество явно пошло вам на пользу.
Вы просто цветете, мадам Ирен Флери, - с некоторой долей восхищения сказал Рачевский.
- Ах, бросьте, в моем возрасте уже хочется стабильности, вот я и вышла.
- По-моему, мсье Флери - мужчина хоть куда, прекрасная партия.
- Давайте перейдем к делу.
- И то правда. Ирина Михайловна, вам надо поехать в Стокгольм, там в гостинице «Гранд Отель» в двадцатом номере живет вот этот господин, - Рачевский предъявил Бабичевой фотографию. С фотографии на Ирину Николаевну смотрел японец, типичное монголоидное скуластое лицо, густые, коротко стриженные волосы, подернутые сединой у висков, довольно большие для японца усы и жесткий взгляд узких глаз.
- Кто он?
- Он военный агент при миссии Японии в Швеции и резидент японской разведки полковник Мотодзиро Акаси.
- Что я должна делать?
- Меня интересуют любые документы, где упоминаются оружие, названия судов, графики перевозок, имена ответственных за такие перевозки. А у этого господина они должны быть. Во всяком случае, я на это очень надеюсь.
- Я должна их выкрасть?
- Добыть, способ мне не важен. Хочу подчеркнуть, что Акаси весьма умен, хитер, профессионален и подозрителен. Но и у него есть слабости, как у каждого из нас грешных, и главная слабость состоит в том, что Акаси весьма постоянен в своих пристрастиях. Он любит останавливаться в определенных гостиницах, обязательно в двадцатом номере, посещать определенные рестораны и предпочитает блондинок.
- Фи, я замужняя женщина. Как я вообще объясню мужу, отлучку? И потом, я вовсе не блондинка, как видите.
- Так вы ей станете. Вы агент русской разведки, мадам Флери, и находитесь на службе Его Императорского Величества, так что извольте нести эту службу беспрекословно и должным образом, - строго сказал Рачевский. - А что до целей отлучки, так вы можете срочно собраться вовсе не в Швецию, а в Россию на похороны своей двоюродной бабки, например. Соответствующую телеграмму вы получите. Изобразите немного горя, трясущимися руками дайте прочесть телеграмму мужу, поплачьте у него на плече, - и вопрос решится сам собой, не правда ли? Я не призываю вас лезть к Акаси в постель, однако если вы не найдете другого способа, то придется, времени у нас нет. Лучше всего, если вы устроитесь работать в гостиницу. Мы в тяжелейшем цейтноте. Поверьте, ситуация весьма серьезна, мне очень нужны эти документы, очень. Идет, по всей видимости, весьма крупная афера, а у нас толком никакой зацепки. Вот вам командировочные и рекомендательные письма, где говорится, что вы работали в лучших отелях Парижа и проявили себя весьма положительно, учтите, письма настоящие, внимательно изучите и запомните даты и названия отелей, - Рачевский передал Бабичевой довольно пухлый конверт. - Не медлите, Ирина Николаевна, и с богом.
- С богом, - тихо повторила Бабичева и удалилась.
Согласно предписания нового судовладельца пароход «Джон Графтон» прибыл в голландский порт Флиссинген. Здесь на его борт поднялся человек в морской форме и передал пакет капитану Робинсу.
В пакете капитан нашел распоряжение хозяев судна, подтверждающее, что податель сего, господин Целлиус, имеет законные основания для пребывания на судне как полномочный представитель судовладельца с категорическим требованием выполнять все его распоряжения. Капитан выругался, но подчинился, тем более что пока было приказано просто стоять у стенки и дать команде увольнение на берег.
Целлиус же третий день встречал прибывающих в порт моряков из числа эсеров, а также активистов финских и латвийских националистических движений. Проверка новых членов судовой команды была поставлена не хуже, чем у охранки. Целлиус боялся провокаторов и вездесущих агентов русской полиции, поэтому самым тщательным образом изучал документы и поручительства от известных участников революционного движения, подолгу беседовал с каждым новым членом экипажа персонально, всякий раз устраивая форменный допрос.
Пройдя проверку, люди тут же отправлялись на судно, чтобы зря не маячили, не шастали по кабакам и не сболтнули чего лишнего. В числе последних прибыл и новый капитан Ян Страутман, партийная кличка «Каптэс», член лондонской группы латышской социал-демократической рабочей партии. Страутман действительно был профессиональным капитаном торгового флота.
Когда новый экипаж полностью оказался на борту, Целлиус выдал пока еще действующему капитану Робинсу новый пакет, который, как оказалось, содержал приказ о списании на берег всей команды, включая самого капитана. Капитан пытался было возмутиться, но, увидев перед собой весомый аргумент в виде револьвера, несколько скис. Прибывающих из увольнения подвыпивших матросов на судно не пускали. Дело дошло до потасовки, однако крепкие вооруженные парни, дежурившие у трапа, быстро прекратили бузу. Матросам разрешалось только по одному подниматься на борт, собирать свои рундуки с тем, чтобы покинуть судно навсегда.
Завершив этот небольшой переворот, Целлиус приказал новому капитану грузиться углем и припасами, на что было отведено двое суток, после чего немедленно выходить в море и прибыть в точку Северного моря с координатами, которые Целлиус тут же и указал на карте. Приказания Целлиуса были исполнены в точности, и на четвертые сутки «Джон Графтон» оказался в указанном месте. Встретив в точке рандеву судно «Ункай Мару», команда в течение трех ночей грузилась с него оружием и боеприпасами. Как только судно «Ункай Мару» скрылось за горизонтом, пароход «Джон Графтон» взял курс на Ботнический залив.
Акаси любил останавливаться в больших гостиницах, постояльцев в них было много, приезжали они со всего мира и были самых разнообразных национальностей. Одни прибывали, другие убывали. Остаться малозаметным в этом разношерстном броуновском движении человеку с монголоидной внешностью было гораздо проще, а Акаси совершенно необходимо было оставаться незаметным, чтобы спокойно плести паутину своей, может быть, самой главной за всю карьеру операции. Тем более что в этой операции наступил самый решительный момент.
А еще родился полковник двадцатого числа, и сын его, по удивительному совпадению, родился того же числа, и оттого это было любимое число, в общем-то, не склонного к сантиментам самурая. Посему он останавливался исключительно в апартаментах под номером двадцать, бронируя их заранее, а если в гостинице этот номер был занят, обращался в другую.
Вот и теперь он жил в одной из самых больших гостиниц шведской столицы в номере под своим счастливым числом. Напряжение и усталость, вызванные подготовкой операции по переправке оружия в Россию, сыграли с полковником злую шутку. Акаси плохо спал последнее время, требовалась немедленная разрядка, а разрядка - это водка под хорошую закуску и блондинка. Вот и сегодняшний день пролетел в мгновение ока, усталость накатилась, а расслабиться не получалось.
Он заказал ужин в номер и попытался немного подремать в ожидании. Ему почти удалось это сделать, когда в дверь постучали.
- Кто там?
- Обслуживание номеров, - прошелестел приятный женский голос.
Акаси встал, открыл дверь и замер в некотором изумлении.
В номер въехала тележка с заказанной выпивкой и закуской, а везла эту тележку мисс антистресс в виде прекрасной блондинки. Тележка въехала в номер, и блондинка начала сервировать стол. Делала она это не спеша и весьма грациозно.
Акаси, сидя в кресле, наблюдал за этим процессом.
Девушка закончила и, повернувшись к хозяину номера, застыла в ожидании чаевых.
Акаси не знал шведского.
Он, не вставая с кресла, молча протянул девушке купюру.
Та взяла ее и устремила непонимающий взгляд на Акаси.
- Ты говоришь по-французски? - спросил он.
- Это очень много, - ответила девушка на французком, протягивая купюру обратно.
Акаси усмехнулся.
- Если зайдешь ко мне через час, то получишь вдвое больше.
Девушка молча кивнула и вышла.
Акаси сел к столу, налил себе рюмку, с аппетитом выпил, слегка поморщился, закусил норвежской селедочкой, после чего приступил к ужину. Ел он не спеша, казалось, желая прочувствовать вкус каждого съеденного кусочка. Закончив трапезу, Акаси налил чашку зеленого чая, переместился в кресло и также не спеша стал пить его, смакуя каждый глоток. Водка, ужин и мягкое кресло расслабили Акаси, и он неожиданно быстро и крепко заснул. Через некоторое время в номер постучали, потом дверь медленно отворилась.
- Господин Акаси, я пришла, - входя, произнесла давешняя блондинка.
Ответа не последовало. Полковник находился в царстве Морфея.
Бабичева подошла к креслу, где почивал полковник.
- Не пей из копытца, козленочком станешь, - с усмешкой произнесла Бабичева по-русски, затем вылила остатки чая в стоящий на полу большой горшок, в котором росло какое-то тропическое растение, после чего начала деловито обыскивать комнату.
Рачевский и Лартинг, запершись в кабинете в посольстве, который час колдовали над небольшим листком бумаги, только что привезенным Бабичевой.
- А может быть «рл» - это винтовки, от «райфл »? - рассуждал вслух Лартинг, - а «рр» от револьвер?
- Почему такое странное число 16040 рядом с этим «рл»? Сколько в ящике винтовок? - задавался вопросами Рачевский.
- Не знаю, - пожимал плечами Лартинг.
- Да-с, тем более, ящик швейцарский. Если в ящике восемь винтовок, то получается 2005 ящиков. Тогда эта цифра перестает быть столь странной. А вот с этой строчкой, кажется, все ясно, тут у нас 3400 кг, это килограммы, а дальше «екс», и это, кроме как взрывчаткой, более ничем быть не может.
- Расшифровать бы эти иероглифы.
- Ну-с, Аркадий Михайлович, такую задачку мы разрешим. Возьмите-ка с полки вон ту книжицу, - Рачевский показал на большой том в коричневом переплете, это словарь.
Лартинг передал книгу. Рачевский немного ее полистал.
- Так, афера, дело, судно, пароход. В общем, это означает «операция пароход».
- Какой пароход? «Ункай Мару»? - задался вопросами Лартинг.
- Не думаю. Скорее всего, «Ункай Мару», как ярко раскрашенный клоун, должен отвлекать публику, пока меняют декорации для другого Номера. Меня больше интересует, кто такой Дж. Графтон? Что это за фигура, почему это имя написано здесь, Джек, Джон? Кто вы, мистер Графтон? - задумчиво говорил Рачевский. - Надо найти этого господина. Не случайно же его имя появилось на этой записке. Вот только где его искать? «Ункай Мару» грузился в Лондоне, то есть оружие из Швейцарии привезли в Англию, а это значит, что, скорее всего, закупки велись через английских посредников.
- Зачем такие сложности?
- О, это есть европейская политика. Швейцария очень печется о своем нейтралитете и не может продать оружие какой-то из противоборствующих сторон, а вот для английской частной компании это вполне приемлемо, а куда дальше пойдет это оружие, швейцарцам уже неважно.
- Тогда все весьма логично.
- Да-с, весьма. Отправляйтесь-ка вы в Лондон, побеседуйте с тамошней агентурой. Вдруг мистер Графтон имеет отношение к этим самым английским посредникам.
Прибыв в Лондон, Лартинг проделал огромную работу. Через свои связи в Скотланд Ярде, раздав изрядное количество фунтов, он получил список людей по имени Джон Графтон, известных полиции. Вроде и список был немаленький, но при ближайшем рассмотрении никто не подходил под необходимую фигуру, или подходил с большой натяжкой. Тем не менее, Лартинг начал проверку. Кроме того, он решил подергать и портовые ниточки, для чего назначил встречу с агентом по кличке «Рыжий».
В пабе, расположенном в районе Доки, было накурено и довольно сумрачно. Темное английское пиво текло рекой, источая свой неповторимый аромат, который смешиваясь с табачным дымом и крепким мужским разговором, создавал особую атмосферу мира докеров и моряков.
Лартинг беседовал со здоровым рыжим парнем, одетым в портовую робу.
- Сам я никакого Графтона не знаю, но спрошу у кое-кого. В Лондоне несколько контор торгует пароходами. У моряков сильный профсоюз, они быстро узнают о таких сделках. Новый хозяин, новые условия, они должны быть в курсе. А вон, кстати, и Джек Кросби, один из активистов их профсоюза, нормальный парень. Эй, Джек, падай к нам.
Невысокий широкоплечий и коренастый моряк, держа в руках большую кружку пива, вразвалочку подошел к их столику.
- Здорово, Пит, - обратился он к «Рыжему» и протянул свою натруженную руку.
- Здорово, Джек, - сказал Пит и ответил на рукопожатие. - Знакомься, это мой приятель Пол Арнолд.
- Привет, Пол, я Джек Кросби, - теперь и Лартинг ощутил крепкую ладонь моряка.
- Как дела, Джек? Что-то ты взвинченный сегодня, - продолжил разговор Пит.
- Станешь тут взвинченным. С этими азиатскими поставками судовладельцы совсем обалдели. Фрахта полно, так они все корыта на линии поставили, черт их всех раздери. Матросов не хватает, так они давай сокращать команды, а прибавок к жалованью никаких, безопасности никакой, черт их раздери совсем. Нанимают не пойми кого. Бьюсь вот с этими чертями. А на «Графтоне» что учудили, - сказал он и, вдруг припав к кружке, стал пить большими глотками.
Для Лартинга эти мгновения показались вечностью, он еще не до конца верил в свою удачу. Джек выпил добрую пинту одним махом, брякнул кружку на стол и замолчал, видимо, переживая сегодняшние события
- Так что, ты говоришь, на «Графтоне» учудили? - мягко напомнил Пит.
- Как что, запродали судно, а новый владелец привел судно во Флиссинген, а там списал всю команду вместе с капитаном, вот так, без объяснений и выходного пособия. Черти! Ну, я им устрою.
- Я что-то такого судна не знаю, - сказал Пит.
- Да есть такая старая лайба, «Джон Графтон» называется. Ну, ладно, ребята, извините, надо бежать, столько дел.
Рачевский получил сообщение следующего содержания:
«Настоящим имею сообщить, что мистер «Дж. Гр.» это вовсе не та персона, о которой мы думали ранее. Наш «Дж. Гр.» родился в 1883 году в Лондоне, там же и проживает, имеет довольно большой вес, весьма аристократичен, одевается во все черное, курит трубку, по роду своей деятельности занимается доставкой грузов морем».
- Бог ты мой, это же название судна. Ну, Лартинг, умница Лартинг, - весело сказал Рачевский, прочитав телеграмму, и дружески хлопнув телеграфиста по спине, пошел готовить секретное сообщение в Петербург.
Вскоре во все стороны полетели телеграммы, депеши с приказами и распоряжениями.
Директору департамента полиции Н.П. Гарину
Секретно.
Настоящим имею честь доложить Его Превосходительству Господину Директору Департамента полиции, что в результате проведенной Заграничным отделом Департамента полиции агентурной работы и на основе добытых документов выяснилось, что силами бунтовщиков из числа эсеров, а также националистических организаций Финляндии и Грузии, при непосредственном участии японской разведки проводится операция по переправке крупной партии оружия в Россию. Финансирование осуществляется правительством Японии. Прошу принять все меры к усилению охраны морских границ, тщательному досмотру всех кораблей, прибывающих в порты Балтийского моря, включая не только грузовые, но и пассажирские суда, прогулочные яхты, а также рыболовные траулеры. Усилить надзор за активными участниками вышеуказанных радикальных организаций. Особое внимание уделить судну под названием «Джон Графтон», порт приписки Лондон, водоизмещение 567 тонн, длина 158 метров. Цвет корпуса и надстройки черный.
Примите мои уверения в совершенном почтении и преданности
Командиру отдельного корпуса пограничной стражи Его превосходительству генералу от артиллерии Свиньину.
Секретно.
Милостивый государь, Александр Дмитриевич.
Прошу срочно принять меры к усилению охраны морских границ на траверзе Пори-Турку - Гельсингфорс и обеспечить задержание судна «Джон Графтон», при появлении последнего в территориальных водах России.
Сие судно no нашим данным имеет на борту весьма опасный груз, направленный на разжигание смуты и поддержку бунтовщиков в столице и ряде провинций.
Это тем более опасно, что государство наше находится в состоянии военных действий.
Командир крейсера пограничной стражи «Кондор» капитан второго ранга Вальронд, получив соответствующий приказ, стал незамедлительно готовить корабль к выходу. Потомственный моряк, Ростислав Константинович Вальронд любил свое дело. Его «Кондор» по размерам и вооружению, конечно, далеко не дотягивал до полноценного крейсера и вызывал снисходительную улыбку у морских офицеров, служащих на настоящих боевых крейсерах. Но Вальронд искренне любил свой быстроходный, маневренный «Кондор», который как нельзя лучше подходил для поиска и преследования контрабандистов в шхерах и других потаенных местечках балтийского побережья.
«Кондор» был для своего времени кораблем вполне современным, специально построенным для охраны морских рубежей. Посему в июле 1904 года Их Императорское Величество изволили высочайше осматривать «Кондора».
Вальронд запомнил этот прекрасный летний день навсегда. Утром Его Величество в сопровождении нескольких генералов и офицеров прибыли на катере «Бунчук» из Петергофа. Красавец «Кондор» сверкал на солнце надраенной медью и бронзой. Небольшая, но бравая команда выстроилась на юте. На бескозырках с темно-зеленой тульей золотом по черной ленте шла надпись «Кондор», а по воротникам и манжетам идеально белых форменок струились три светло-зеленые полоски. Николай поприветствовал команду и командира, затем довольно тщательно осмотрел весь корабль, особенно интересуясь устройством крейсера и его механизмами, задавал довольно много толковых технических вопросов и внимательно выслушивал ответы, чем премного удивил Вальронда. Затем Его Величество изволили самолично снять пробу с камбуза и остались весьма довольны, после чего подошли к командиру корабля.
- Премного благодарен вам, Ростислав Константинович за образцовое содержание крейсера и бодрый вид экипажа. Надеюсь, что «Кондор» под вашим началом будет и далее исправно нести службу по охране рубежей нашего Отечества в это непростое время.
- Не посрамим, ваше величество, - вытянувшись, ответил Вальронд.
- Это, кажется, вы были командиром пограничного крейсера «Орел», когда он едва не погиб в жесточайший шторм, а вы его отвели от камней?
- Так точно, ваше величество.
- Мне министр финансов докладывал, а вы, Александр Дмитриевич, - обратился Николай к сопровождавшему его командиру Отдельного корпуса пограничной стражи генералу Свиньину, - кажется, даже выразили «сердечную благодарность» командиру «Орла»?
- Так и было, ваше величество.
- Очень хорошо, кстати, - кажется, сей славный корабль по классу относится к крейсерам?
- Так точно, ваше величество.
- А коли так, то и командир корабля должен иметь соответствующее звание, тем более, что ротмистр Вальронд давно заслужил повышения по службе, - с улыбкой произнес император.
- Оно, конечно, так, - забормотал Свиньин, - но, корабль, сами понимаете, формально, конечно, да.
- Никаких но, повелеваю командиру крейсера «Кондор» иметь звание подполковника. Да и вообще, не пора ли морякам-пограничникам иметь уже морские звания, а то ходят в кавалеристах. Да и вы тоже генерал от артиллерии.
- Воля ваша, - улыбнувшись, ответил Свиньин.
- Вот именно, - ставя точку, произнес монарх.
Вскоре «Кондор» под командованием теперь уже капитана второго ранга Вальронда продолжил свою непростую службу, наводя ужас на контрабандистов. Не одно призовое судно «Кондор» привел в базу, положив в российскую казну весьма ощутимую сумму. Но новое задание было необычным, и командир корабля волновался, понимая всю ответственность. Шутка ли - целый арсенал оружия. Хотя, с другой стороны, охотничий инстинкт уже пробудился, а в этом смысле командир «Кондора» был весьма азартен.
Вальронд собрал офицеров своего корабля и объяснил задачу. Разложив карты, офицеры стали живо обсуждать предстоящее дело. Конечно, на флоте так было не принято. Обычно командир получал приказ и просто доводил его до подчиненных. Но пограничная служба дело особое, тонкое, тут не грех и посоветоваться, а приказ у пограничников всегда один: защищать рубежи Отечества.
- Ваше мнение, Александр Сергеевич, - расспрашивал Вальронд своего штурмана, - вот вы - капитан грузовой посудины, тяжело груженой оружием. Вам надо незаметно пройти в наши территориальные воды и где-то тихой сапой избавиться от своего опасного груза? Учтите, с одной стороны, место должно быть довольно безлюдным, а с другой стороны, иметь достаточно серьезный пирс для причаливания и дорогу, чтобы вывезти груз.
Офицеры склонились над картой.
- А откуда они пойдут? - спросил в свою очередь штурман Николишин.
- Неизвестно, скорее всего, из Англии, а пункт назначения, скорее всего на территории Финляндии.
- В любом случае я бы попытался перехватить их вот здесь, - сказал штурман, обозначив район на карте. - В крупные порты они соваться не станут. На этом побережье Ботнического залива есть несколько маленьких городишек. Народ в основном промышляет рыболовством, снабжение тоже во многом идет морским путем, так что пирсы есть.
- А глубины фарватеров? Учтите, судно перегружено.
- Проверю.
- А что если они вообще не станут никуда заходить? - задался вопросом мичман Штрембер, совсем юный, но уже вполне опытный офицер пограничного надзора.
- Объяснитесь, Николай Карлович?
- Действительно, с таким грузом в большие порты заходить не станешь, охранка, пограничники, таможенники, - заметно волнуясь, начал говорить мичман, - в маленьких портах, конечно, разгрузиться можно, но там каждое судно на виду, а потом надо долгие версты ехать с этим грузом по суше. Тоже риск попасться достаточно велик. Можно перегружаться в море на маленькие суда и разгружаться небольшими партиями. Если даже какое-то судно попадется, то это будет только часть партии.
- А ведь дельно, дельно, - задумчиво произнес Вальронд.
- Слишком громоздкая операция получается, - с сомнением произнес Николишин.
- Но и груз серьезный, Александр Сергеевич, - парировал Штрембер.
- Да с, груз, действительно, серьезный. Если они будут перегружаться в море, так это нам на руку. Во-первых, они будут ждать спокойного моря, во-вторых, это займет довольно много времени, и потом два судна заметнее одного, когда они к тому же лежат в дрейфе, - размышлял вслух штурман.
На некоторое время в кают-компании воцарилась тишина.
- Что же, - произнес через некоторое время Вальронд, - идею Николая Карловича нельзя сбрасывать со счетов. А посему предлагаю курсировать вот так и так, с заходом вот сюда и сюда, - рука командира решительно чертила по карте. Таким образом, мы постараемся контролировать и акваторию, и возможные места разгрузки на побережье. А там, как бог даст, может и перехватим супостата. Прошу всех занять места к выходу. Снимаемся, господа.
«Кондор», оправдывая свое название, как матерый хищник, парил в водах Балтийского моря, то выходя на просторы, то заглядывая в самые скрытые шхеры, но ничего подозрительного не попадалось. Служба выдалась бы на редкость спокойной, если бы не скрытое напряжение всего экипажа.
Несколько биноклей постоянно обшаривали поверхность моря.
Но вот удача, казалось, повернулась лицом к пограничникам. «Кондор» огибал западную оконечность одного из Аланских островов, начало смеркаться, и тут послышался крик впередсмотрящего.
- Судно прямо по курсу, - закричал сигнальный старшина Соколов.
- Курс на судно, - приказал командир, находившийся в это время на мостике.
- Есть курс на судно, - как эхо повторил вахтенный рулевой.
- Идет самым малым ходом, - сказал Вальронд.
- Кажется, они поворачивают, - раздался голос Соколова.
- И ведь, правда, поворачивают, Ростислав Константинович, - глядя в бинокль, сказал Николишин.
На судне тем временем дали самый полный и начали циркуляцию.
- А не наш ли это, часом, мистер Графтон?
- Может быть, встречаться он явно не желает и очень стремится в нейтральные воды.
- Успеем отсечь?
- Увы, Ростислав Константинович, это невозможно, мы слишком далеко, а он слишком близко к границе трехмильной зоны. Вон как раскочегарился, скоро из виду пропадет.
- Тогда уходим. Покажем, что нам это не очень интересно.
- Пожалуй, пусть успокоятся.
- Как вы думаете, что он там делал?
- Ждал кого-то.
- Полагаю что именно так, Александр Сергеевич, а значит, есть шанс. Если мы спугнули его с точки рандеву, то кто-то должен прийти.
- Яхта на норд-ост - снова раздался голос Соколова.
- Будем перехватывать, Ростислав Константинович?
- А зачем? Посмотрим, что они будут делать.
Яхта тем временем подошла к тому месту, где совсем недавно находилось грузовое судно и легла в дрейф.
- Никак, ждут? - проинес Вальронд.
- Пожалуй. А другого-то мы спугнули. Как думаете, вернется?
- Не знаю, Александр Сергеевич. Немного подождем и мы.
Прошло три часа.
На яхте тем временем царила нервозность.
- Где же этот «Джон Графтон»? Мы же договорились. Опоздание не более двух часов. Мы точно в правильном месте, штурман? - бросал короткие фразы капитан Нюландер.
- Мы находимся в точке рандеву, - спокойно ответил штурман - Может быть, техническая поломка?
- Может быть. Нам тут тоже торчать долго нельзя, скоро совсем стемнеет, да и погода может перемениться.
Прошел еще час.
- Интересно, сколько они будут ждать? - задумчиво произнес Вальронд.
- Не знаю, темнеет уже, - ответил Николишин.
- Тогда предлагаю с яхтой познакомиться поближе, посмотреть, что это за господа.
- И то верно, Ростислав Константинович.
- Тогда, полный вперед, курс на яхту.
В сгущающихся сумерках «Кондор» неожиданно появился перед лежащим в дрейфе судном.
- Так, яхта называется «Сессиль», ого, порт приписки Нью-Йорк и флаг американский. Ничего себе путешественники. На палубе никого нет. Вот, нас кажется, заметили, засуетились, - вглядываясь бросил подошедший мичман.
- Самый малый, стоп машина - скомандовал Вальронд, когда «Кондор» совсем приблизился к яхте. - Боевая тревога, шлюпку на воду, досмотровой группе грузиться, старший мичман Штрембер. Николай Карлович, узнайте, что там. Не торопитесь, вряд ли вы там что-то найдете предосудительное, нам главное - понять их реакцию на ваш визит.
- Есть.
Шлюпка подошла к борту яхты, и мичман стал кричать в рупор.
- Российская пограничная стража, спустите трап.
На яхте подчинились.
Пограничники поднялись на борт яхты.
- Вы капитан? - обратился Штрембер к молодцеватому блондину.
- Да, я капитан Нюландер..
- Мичман морской пограничной стражи Штрембер. Что случилось?
- Ничего, все в порядке, мы ждем лоцмана. Должен подойти.
- Откуда и куда следуете?
- Мы путешествуем, уже много где побывали - сейчас идем из Амстердама в Гельсингфорс, потом в Санкт-Петербург. Документы все в порядке.
- Хотелось бы взглянуть.
- Пожалуйста.
Офицер не спеша прошелся по палубе, спустился вниз, осмотрел каюты, трюм, также не спеша просмотрел судовые документы и документы членов экипажа, что-то тщательно записал в свою тетрадь.
- Кто владелец яхты?
- Владелец мистер Маккинрой, он миллионер, живет в Нью-Йорке, хочет наладить коммерческие отношения с Россией.
- Похвально, а где он сам?
- В Петербурге, у него ряд деловых встреч. Мы были вынуждены встать на ремонт в Амстердаме, а мистер Маккинрой направился в Петербург пассажирским пароходом. Мы как раз идем за нашим хозяином.
- Я смотрю, команда набрана совсем недавно.
- Да, яхта куплена в Англии.
- И сразу в ремонт?
- Яхта не новая, при переходе выявились некоторые недостатки, мистер Маккинрой решил устранить их сразу.
- Странно, миллионер покупает подержанную яхту.
- Мистер Маккинрой весьма рачительный хозяин, у него все деньги в деле.
- Мог бы купить яхту в Америке, это было бы дешевле.
- Хозяин считает английское кораблестроение лучшим в мире. К чему этот разговор, офицер? У нас что-то не в порядке? - начал раздражаться капитан яхты.
- Служба. Все у вас в порядке. Счастливого плавания. Обещают шторм, так что не задерживайтесь здесь, - сказал мичман, отдал честь и покинул яхту.
Тем временем на мостике собрались все офицеры корабля, включая судового механика Рогачева.
- Ну что, Николай Карлович, каково ваше впечатление? - допрашивал мичмана Вальронд, когда тот снова оказался на борту крейсера.
- Не знаю, не знаю, внешне ничего подозрительного и документы в порядке. Только вот кое-что меня насторожило. Капитан утверждает, что владелец яхты американский миллионер, а яхта какая-то старая, лоска нет. Не по чину как-то миллионеру. Да, внизу все пусто, такое впечатление, что убирали все лишнее, чтобы иметь побольше свободного пространства. И вот еще что, команда странная, на моряков они не очень похожи. То есть капитан явно моряк, и якорек у него на запястье выколот, но вот многие как-то не подходят: и ручки слишком белые, и лица необветренные. Морем от них не пахнет.
- Ого, да вы прямо просоленный морской волк, - рассмеялся Вальронд, - не обижайтесь, - сказал он, заметив румянец на лице молодого человека, только второй год служившего на корабле. - Вы прекрасно справились, не по годам зрело, хвалю.
- Викентий Андреевич, сколько у нас угля? - обратился Вальронд к судовому механику.
- На двое суток экономичным ходом, не больше.
- То, есть нет, практически, пожгли неплохо. Что же, надо грузиться, - в задумчивости сказал Вальронд, после чего, немного помолчав, обратился к штурману, - Александр Сергеевич, как думаете, что будет делать капитан «Джона Графтона»?
- Если «Джон Графтон» - это то судно, которое мы встретили, то он должен на некоторое время затаиться, рандеву, если это было рандеву, не состоялось, планы сбились, он должен обдумать сложившуюся ситуацию, возможно, получить необходимые инструкции от хозяев груза. Думаю, что несколько дней у нас есть.
- Согласен, к тому же тратить впустую последние запасы угля непозволительно, а нам надо срочно сообщить о произошедшем и наших подозрениях. Александр Сергеевич, где ближайший телеграф?
- Маяк Вердер.
- Хорошо, идем к маяку, затем в базу, пополняем необходимые запасы в кратчайшие сроки и самым полным ходом обратно, должен же этот мистер Джон Графтон появиться. Александр Сергеевич, проложите курс. Все по местам, господа.
Директору департамента полиции. Н.П. Гарину
Секретно.
Милостивый государь, Николай Павлович.
В случае захода в порт Гельсингфорс, или какой-либо другой порт Балтийского побережья парусно-моторной яхты «Сессиль», прошу дать соответствующие распоряжения к ее задержанию для тщательной проверки членов команды вышеозначенной яхты на предмет установления подлинности их личностей и отношения к подпольным революционным организациям, а также выяснить, прибывал ли в Санкт-Петербург гражданин Североамериканских Соединенных Штатов коммерсант Джефф Маккинрой.
Имею подозрение, что яхта «Сессиль» имеет отношение к операциям известного Вам судна «Джон Графтон».
Список команды прилагается.
С глубоким почтением
На встрече Акаси выговаривал Целлиусу.
- Ваша организация не выдерживает никакой критики. Я вам все подготовил. Фактически вам надо было только доставить груз из точки А в точку Б. Вы умудрились не сделать и этого, а ведь лично уверяли меня, что держите ситуацию под полным контролем и доведете операцию до успешного конца.
- Не волнуйтесь, господин Акаси, решительно не произошло ничего катастрофического, их спугнули пограничники. Что им оставалось делать? Только убегать в нейтральные воды. Согласитесь, от такой ситуации никто не застрахован. Капитан действовал правильно. Главное, груз в целости и сохранности.
- Где судно?
- Здесь, в Стокгольме.
- Где яхта?
- Яхта пришла в Выборг, и, к сожалению, была арестована, а вся команда задержана, на предмет установления личностей. Правда, капитана Нюландера и двоих матросов уже отпустили. Русские очень нервные, боятся шпионов.
- Зачем их понесло в Выборг?
- Они запаниковали, домой захотелось.
- И что вы намереваетесь делать?
- Надо продолжать операцию. Будем разгружать прямо с судна в разных неприметных портах в Ботническом заливе. Наши товарищи в Финляндии уже готовятся к приемке груза.
- Отправляйтесь на судно. Вы теперь сами пойдете на нем и будете руководить операцией непосредственно. Судно «Джон Графтон» должно исчезнуть, а вместо него должно появиться другое судно. Наймите хорошего лоцмана, знающего толк в финских шхерах. Вы меня понимаете?
- Другое судно, это как с «Фультоном», который превратился в «Ункай Мару»?
- Совершенно верно. Действуйте. Как говорят русские, дорога ложка к обеду.
«Кондор» снова бороздил морскую гладь. Было досмотрено несколько судов, но безрезультатно.
Вальронд уже начал отчаиваться, когда все тот же Соколов заметил дымок над горизонтом. Крейсер в это время находился в одной миле к западу от острова Бъеркон в Ботническом заливе.
- Ух, и глазастый ты, Соколов, - невольно восхитился командир крейсера.
- Рад стараться, ваше высокоблагородие, - задорно ответил сигнальный старшина.
Вскоре судно стало весьма различимо и своими обводами напоминало упущенный недавно корабль. Правда, неожиданно, начал сгущаться туман.
- Соколов, это не наш ли давешний беглец? - спросил старшину Вальронд.
- Нет, ваше высокоблагородие, у этого надстройка желтая, а у того черная была. Сейчас поближе подойдем, я и название прочитаю.
- Ну, давай, братец.
Через некоторое время Соколов подал голос.
- По латыни значит, четыре буквы, первая Эл, эту букву я знаю, потом дужка вверх, потом номер и наш Аз.
- Луна, - сообразил штурман Николишин.
- Наверно, - согласился с ним Соколов. В это время судно скрыл стремительно надвигающийся туман.
- Скрылась луна в тумане. Не то! -слегка расстроившись, произнес Вальронд.
- Ростислав Константинович, вы же прекрасно понимаете, что, даже при всем нашем усердии, вероятность перехватить этого Графтона невысока.
- Понимаю, конечно, но очень хочется сцапать супостата.
- Да уж, хотелось бы.
Тут на мостике появился Соколов.
- Разрешите доложить, ваше высокоблагородие, - вытянувшись по струнке, обратился старшина к командиру.
- Что тебе, братец?
- Сомнения меня гнетут, ваше высокоблагородие.
- Какие сомнения? Ну-ка выкладывай.
- Глаз, у меня острый, по фамилии значит, это вы правильно заметили. Вот и удивило меня кое-что. Судно-то, действительно, на давешнего бродягу очень похоже. На трубе там скосик такой приметный. Вот стал я вглядываться и смотрю, на спасательных кругах названия нет, на всех. У всех кораблей, что я встречал, есть, а на этом нет. Как будто кто-то специально круги перевернул или закрасил название. А потом еще. Шлюпки брезентом прикрыты, а у одной шлюпки брезент на корме сбился немного. Две буквы я увидал. Одна как загогулина такая, а вторая, как наша «Они».
- Ну-ка, Соколов, вот тебе карандаш, изобрази эту загогулину, - предложил Николишин.
Соколов, сопя, старательно нарисовал.
- Вот так она выглядела, в аккурат, - закончив, довольный собой, сказал старшина. - В общем, я вам одно скажу, ежели надстройку перекрасить, в аккурат тот самый беглец и будет. И осадка у них ко всему одинаковая.
- Так это же может быть тот Джон, Джон Графтон, - не веря своим глазам, произнес Вальронд.
- Молодчина, Соколов, спасибо тебе, братец. Вот услужил, да у тебя не только глаза соколиные, но и голова на плечах. Ступай, благодарность тебе объявляю.
- Да мы что, рады стараться, - смущенно бормотал старшина.
- Надо искать эту Луну, а, господа офицеры?
- Всенепременно, - с энтузиазмом произнес Штрембер, - а Соколов и впрямь молодец.
- Да, проверить надо, - согласился Николишин, - вот только пусть туман немного рассеется, а то как бы на камни не налететь.
- Куда они направляются, вот вопрос? - задумчиво произнес Вальронд, глядя на разложенную карту.
- Шли они на север, - сказал Николишин, - а на севере у нас только Якобстадт. Можно в порт зайти, а можно укрыться в какой-нибудь бухточке, и не спеша разгружаться, используя лодки.
- Но дорога рядом должна быть.
- Это верно. Поэтому или сам город, или где-то рядом.
- А если они нас заметили и изменили курс?
- Маловероятно, Ростислав Константинович, мы у них были прямо с кормы, довольно далеко, да и туман нас быстро разделил.
- Хорошо, Александр Сергеевич, как только туман рассеется, курс на Якобстадт.
- Есть, курс на Якобстадт.
Через два часа «Кондор» двинулся намеченным курсом.
Обследуя изрезанное мелкими фьордами побережье рядом с Якобстадтом, пограничники никак не могли добиться своего. Все поиски были напрасны. Среди этого нагромождения малюсеньких островков, скал и прибрежных бухт искать судно было крайне затруднительно. Но в какой-то момент удача вновь повернулась лицом к пограничникам. Фортуна явилась в виде суденышка «Ностая». Эта посудина регулярно ходила вдоль побережья Ботнического залива и собирала прибитый к берегу хлам. Конечно, капитан судна был в сношениях с пограничниками и помогал неоднократно. Вот и сейчас «Ностая» оказалась в этом районе весьма кстати.
- «Ностая» прямо по курсу. Сигнал с «Ностая», - прокричал впередсмотрящий.
Офицеры приникли к биноклям.
- Имею сообщение, прошу подойти, - прочитал Вальронд поднятый на мачте флажный сигнал и скомандовал, - курс на «Ностая».
Судна сблизились.
- Здравствуйте, Ростислав Константинович, - прокричал в рупор седовласый пожилой шкипер.
- Здравствуйте, капитан Янсон, - ответил Вальронд тоже через рупор.
- В двух милях севернее в шхерах Ларсмо, почти у берега, встретил подозрительное судно, с которого велась разгрузка ящиков. Подозреваю контрабанду.
- Спасибо огромное. Семь футов под килем.
- Мне и шести хватит. Удачи вам.
- Машинное, полный вперед, - обрадовано скомандовал Вальронд.
«Луна» стояла на якоре в кабельтове от берега.
- Вот он голубчик, разгружается, правда, стоят под парами, - глядя в бинокль, довольно сказал Вальронд.
- Да, вон лодка отвалила, а на берегу, кажется, подвода, - почти радостно произнес Штрембер - нас заметили, забегали-то, забегали.
- Попытаются уйти? - предположил Николишин.
- Ну, этого мы им не позволим. Боевая тревога. Господа, все по местам, согласно боевого расписания. Дать нарушителю сигнал с якоря не сниматься.
Судно тем временем, не обращая внимания на приказы с крейсера, спешно подняло якорь и направилось к выходу из бухты.
- Гриценко, дать предупредительный по ходу нарушителя.
- Есть, предупредительный - как эхо отозвался комендор Гриценко.
Скорострельная пушка Гочкиса дала несколько выстрелов. Снаряды легли точно пересекая курс беглеца, едва не задев форштевень судна и обозначив тем самым весьма серьезные намерения пограничников.
- Никак, не поняли? - не отрываясь от бинокля, произнес Вальронд. - Гриценко, пощекочи им ноздри.
- Будет сделано, ваше высокоблагородие, - довольно произнес комендор, он очень любил исполнять этот почти ювелирный номер.
Выцелив, он дал по самой оконечности носа. Один снаряд разбил леер. С мостика нарушителя это было хорошо видно. Судно стало быстро разворачиваться и пошло к берегу
- Выброситься хотят, - констатировал Вальронд.
И точно, судно выбросилось на берег. Вернее, оно напоролось на камни у самого берега и по инерции выскочило на песчаную косу. Раздался страшный скрежет распарываемого о камни железа. Однако тяжело груженое судно не сильно надвинулось на берег: видимо, засевшие в корпусе камни и хлынувшая в трюм вода крепко осадили Луну. Вскоре с изуродованного парохода бросили трапы, и команда стала спешно покидать его. Раздались выстрелы.
- Это ведь по нам бьют, - вскричал Штрембер.
- Две шлюпки на воду. Командир усиленной досмотровой группы - мичман Штрембер. Артиллерии прикрыть шлюпки огнем, - командовал Вальронд.
- Что-то они быстро бегут, Ростислав Константинович, - сказал Николишин.
И действительно, вся команда «Луны», позабыв о грузе и своем корабле, неслась в сторону маячивших вдалеке подвод.
- Бог ты мой, - прошептал Вальронд, - шлюпки отставить, - тут же прокричал он. - Они будут взрывать судно.
Через несколько минут раздался хлопок взрыва, и над «Луной» поднялся темный клуб дыма.
Судно как бы передернуло, будто его накормили лимоном, корма несколько сдвинулась в воду, но в общем-то «Луна» осталась на месте.
- Вот теперь шлюпки на воду! Открыть огонь. Накройте эти телеги, - раздавались четкие приказания командира.
Прогремел залп.
Вскоре пограничники, не встретив никакого сопротивления, высадились на берег и направились к покинутому нарушителю.
- Вот Штрембер, сам полез, первый, мальчишка, - с тревогой сказал Вальронд, глядя в бинокль.
- А вы бы не полезли? - усмехнувшись, прокомментировал Николишин. - Все как вы учили, личным примером, офицер есть образец для подражания нижних чинов.
Через некоторое время на корме «Луны» показались мичман и сигнальщик. Руки с флажками начали свой четкий танец.
- Судно взорвано и покинуто. Взрыв должным образом не удался, взрывчатка подмочена. Судовые документы уничтожены. Настоящее название «Джон Графтон». Много оружия, винтовки, револьверы, патроны и взрывчатка. В команде убитых и раненых нет. Жду приказаний, - читал Никол ишин.
- Александр Сергеевич, сколько миль до Якобстадта? - обратился к штурману Вальронд.
- Примерно двадцать.
- Полтора часа ходу. Боцман, дать семафор на Луну: «Идем Якобстадт организации вывоза оружия. Вернемся с наибольшей поспешностью. Высылаю боцмана с тремя матросами, запасом воды и продовольствия. Организуйте охрану груза до нашего возвращения». Все, машинное, полный вперед. Александр Сергеевич, курс Якобстадт.
Николишин буквально ворвался в кабинет полицмейстера Якобстадта. Слава богу, штабс-капитан Андриевский был на месте. Небольшого роста, пухловатый, с залысиной, при бакенбардах и совершенно непонятного возраста человечек. Он явно обрадовался, увидев знакомого офицера, с которым провел немало приятных вечеров в то время, когда «Кондор» делал в сонном Якобстадте небольшие стоянки для пополнения запасов или мелкого ремонта.
- Ба, Александр Сергеевич, давненько, батенька, вы к нам не заглядывали. Надолго ли?
- Петр Алексеевич, извините за мою бесцеремонность, но сейчас не до разговоров.
- Что случилось?
- В двадцати милях к северу от вашего города, выбросившись на берег, лежит судно, битком набитое оружием для бунтовщиков, наши матросы охраняют его. Оружие надо вывезти как можно скорее. Мы разогнали команду этого судна, но они могут вернуться с подмогой. А сейчас мне нужен телеграф.
- Телеграф - пожалуйста, но вывезти оружие... У меня полицейских всего ничего, а город тоже нужно оберегать. Сюда тоже, знаете ли, проникли крамольные идеи.
- Вы можете что-то сделать?
- Могу собрать подводы и выделить трех полицейских. Ну и запросить срочной помощи из Тампере, Пори и Гельсингфорса.
- Ладно, и на том спасибо, Петр Алексеевич, только прошу вас, начинайте действовать безотлагательно.
- Все понимаю, все понимаю, дело государственной важности, - засуетился Андриевский, - пойдемте, провожу вас к телеграфисту.
Николишин от имени командира отправил телеграмму, кратко изложив суть случившегося, и незамедлительно получил ответ дежурного офицера с базы с приказанием оставаться у аппарата.
Через пятнадцать минут пришла телеграмма.
Командиру крейсера «Кондор» капитану второго ранга Вальронду.
Приказываю обеспечить охрану груза задержанного судна «Джон Графтон» до прибытия подкреплений. Из Ревеля к вам спешно направлены крейсер «Орел» и моторное судно «Дюна». Также в Якобстадт направлен отряд из Финляндской пограничной дивизии. Оповещен Директор департамента полиции. Сей департамент также окажет необходимую помощь.
С богом!
- Петр Алексеевич, имею честь откланяться, надеюсь, что когда эта катавасия закончится, мы с вами попользуем мадеру. Я постараюсь, чтобы «Кондор» почаще посещал вашу гостеприимную гавань, а я - ваш гостеприимный дом, - довольно весело сказал Николишин.
- Милости просим, - ответствовал штабс-капитан, выжав на озабоченном лице улыбку Его весьма обеспокоили эти события, так внезапно вторгшиеся в его относительно спокойную службу. Немного посетовав про себя, Андриевский вызвал подчиненных и начал раздавать необходимые приказания. «Кондор» возвращался уже в сумерках. При подходе к взорванной «Луне» стало ясно, что на берегу идет бой. Владельцы смертоносного груза, видимо, придя в себя, вовсе не собирались так просто расстаться со своим арсеналом. Услышав выстрелы и увидев всполохи огня, Вальронд, в который раз за сегодняшний день поднял боевую тревогу.
- Дать прожектор на берег, дать сирену, - командовал капитана второго ранга.
Луч высветил три десятка людей в штатском, наступающих на беспомощное судно. Пограничники отвечали с борта «Луны».
- Открыть огонь! - выкрикнул Вальронд. Первые же выстрелы с «Кондора» дали накрытие и привели наступающих в замешательство, а затем и обратили их в бегство. С «Луны» послышалось дружное «ура».
- Живы, слава богу! - вырвалось у Вальронда. - Шлюпку на воду. Пять человек со мной.
- Ростислав Константинович, вам же нельзя покидать корабль, дозвольте мне, - выкрикнул Николишин.
- Лейтенант, вы остаетесь за меня, поддержите нас огнем, - тоном, не терпящим возражений, резанул командир.
Шлюпка уткнулась в песок. Мичман и несколько матросов уже были на берегу.
- Как вы?
- Все отлично, уже час отбиваемся. Хорошо, что вы подошли, - с нервной веселостью отрапортовал мичман, сжимая в руках винтовку.
- Доложите по форме, - осадил его Вальронд.
Штрембер подтянулся.
- В двадцать один пятнадцать подверглись нападению неустановленных лиц, заняли оборону по бортам охраняемого судна, отбили одну атаку.
- Раненые, убитые?
- Убитых, слава богу, нет. Легко раненых трое, тяжело ранен матрос Корнев, пуля попала в живот. Мы перевязали, но ему необходима более серьезная помощь и как можно скорее. Он пить все время просит, а я знаю, что нельзя.
- Сами как, Николай Карлович? - уже мягче спросил Вальронд.
- Ничего, сначала, честно говоря, потряхивало, а потом когда пошло дело, не до страху было. Мы, кажется, в кого-то попали, - смущаясь, ответил мичман.
- Боцман, осмотреться здесь, - скомандовал Вальронд.
- Это что за винтовка у вас, с «Луны»?
- Так точно. Там их тьма-тьмущая. И ручные гранаты есть, они нас очень выручили.
Подбежал боцман.
- Ваше высокоблагородие, на берегу пять трупов и двое раненых. Один в ногу, другой в плечо.
- Раненых в шлюпки, да поаккуратней там.
- И этих тоже?
- Всех, боцман.
- Так, вы, Николай Карлович, сейчас же отправляйтесь с ранеными на корабль и передайте Николишину мой приказ следовать в Якобстадт, сдать раненых в лазарет, выставить охрану и спешно обратно.
- А вы как же?
- Марш выполнять приказ командира, - строго рявкнул Вальронд, и тут же мягко добавил, - вы же справились, дайте и мне кусочек славы.
Вальронд рассмеялся, разряжая обстановку.
Более атаки не повторялись. Через четыре часа «Кондор» вернулся. К утру подтянулись телеги и полицейские из Якобстадта. Еще через три часа подошли корабли и эскадрон Финляндской пограничной дивизии. Тут же началось прочесывание местности. Обнаружились еще один труп и раненый в кустах. Арсенал было решено грузить на подводы и отправить с эскадроном в расположение части до особого распоряжения.
С «Орла» подошла шлюпка. С нее бодро спрыгнул мужчина, одетый в статский костюм. Лет ему было примерно сорок, однако двигался он весьма живо, энергично размахивая изящной тростью, казалось, приводя все вокруг себя в движение. Он быстро поднялся на развалины «Луны», через минут пятнадцать спустился, о чем-то поговорил с полицейскими. Те бросились счищать название судна, и все увидели, как из-под имени «Луна» появляется истинное название.
- Ну вот, - удовлетворенно сказал энергичный господин, глядя на судно, - здравствуйте, дорогой мой мистер Графтон.
Затем он направился к найденному утром раненному революционеру, который полулежал, опершись на тележное колесо. Плечо революционера было забинтовано, он был бледен, видимо, потерял много крови, однако находился в сознании и отсутствующим взглядом смотрел в сторону моря.
- Ну-с, голубчик, представьтесь, будьте любезны, - наигранно вежливо попросил господин с тростью.
Раненый презрительно взглянул на статского и опять стал смотреть на море.
- Не желаем-с, значит.
Тут трость поднялась и уперлась прямо в середину перевязанной раны. Раненый застонал от боли.
- Стоит ли терпеть такую боль? Хотя постойте, постойте, рост выше среднего, волосы светлые, нос прямой, глаза серые, над правой бровью небольшой косой шрам. Да не вы ли это, господин Целлиус? Как все-таки фотография искажает черты. Вы только кивните. Поверьте, моя трость просто детская забава, по сравнению с тем инструментарием, который имеется в Департаменте полиций,
Целлиус беспомощно кивнул. Трость была тут же убрана.
- Не мучайте его, он же ранен, - слегка раздраженно сказал подошедший Вальронд.
- Какой сегодня удивительный день, сколько прекрасных встреч подарил он. И мистер Графтон, и господин Целлиус. Но более всего я рад встрече с вами, Ростислав Константинович.
- Вы кто же, сударь, будете, и откуда знаете мое имя?
- Ну, кто же не знает грозу контрабандистов, вот и я наслышан. Имею честь представиться, статский советник фон Лартинг Аркадий Михайлович, служу в Заграничном отделе Департамента полиции, шпионю, значит на пользу Отечества. Я за этим грузом гоняюсь по всей Европе, и вот, слава тебе господи, с вашей помощью мы его сцапали. Правда, часть груза, по всей видимости, они, подлецы, успели-таки выгрузить где-то. Успели, а Целлиус? - обратился он к раненому, - ну об этом мы с вами еще поговорим. А этот несчастный с виду человек, о котором, Ростислав Константинович, вы так печетесь - есть злейший враг государства Российского, член финляндской националистической партии Конни Целлиус. Они ратуют за отделение Финляндии и готовы с оружием в руках бороться за эту идею. Они, видите ли, хотят сбросить иго русского самодержавия и своей буржуазии заодно. То есть отделиться и устроить небольшую резню. А мы им полную автономию дали, конституцию. Они, как дешевые проститутки, всегда под кем-то лежали, а теперь, ишь ты, свободы полной желают, и еще именно тогда, когда мы на Дальнем Востоке кровью умываемся. Вот именно этот господин, Ростислав Константинович, и есть один из организаторов данной поставки оружия, которая производилась под общим руководством японского шпиона полковника Акаси. Так что вот какую птицу вы изловили, и жалеть его нечего.
- А вы, Целлиус, расскажете все и сотрудничать с нами будете, потому что иначе я запросто докажу ваши связи с японской разведкой и отправлю вас на виселицу как предателя. Так что вам сейчас надо не героя великомученика из себя строить, а шкуру свою спасать, - выпалил Лартинг революционеру.
- Прикажите, Ростислав Константинович, отправить этого субчика на «Кондор», я тут осмотрюсь еще, и пойдем в Петербург. Возьмете пассажира? - по-свойски распорядился статский советник.
- Как эта в Петербург? - несколько оторопело произнес Вальронд.
- Ах да, вот приказ генерала Свиньина, - улыбаясь, сказал Лартинг и достал из кармана запечатанный конверт.
- Откуда вы знаете, что в конверте, он же под печатями? - удивился Вальронд.
- А я его сам и диктовал своему начальству, а оно уж вашему, - рассмеялся Лартинг, - давненько небось, в столице не были, да и я соскучился. Осточертели мне эти Европы, по совести говоря.
- Что же, милости прошу на борт.
- Вот и ладно.
Вальронд наконец вернулся на свой корабль.
Команда выстроилась на юте.
- Спасибо, братцы, огромную услугу вы оказали своему Отечеству, захватив оружие, предназначенное для бунтовщиков, - обратился Вальронд к экипажу. - У сих бунтовщиков нет ни чести, потому что они бросили раненых товарищей своих, ни веры, потому что они подняли оружие против своих соотечественников, христиан, ни родины, потому как воевать они хотели не с японцем и другими врагами отечества нашего, а напротив, смутой своей ослаблять государство изнутри, а значит, помогать супостату. Благодарю всех за службу, буду ходатайствовать о поощрении особо отличившихся.
- Рады стараться, ваше высокоблагородие, - громыхнула шеренга.
- По местам стоять, с якоря сниматься, идем в Петербург, в городе всем увольнение на берег, - громко приказал Вальронд.
«Ура» разнеслось над морем, и испуганные чайки поднялись на крыло.
- Ну вот и Кронштадт, - выйдя на палубу, сказал Лартинг. Он поежился от утренней свежести, глубоко вдохнул солоноватый воздух и рассмеялся. - Доброе утро, мичман, - обратился он к спешащему на мостик Штремберу.
- Здравия желаю, - ответил тот на ходу. Лартинг направился было за ним.
- Извините, господин Лартинг, но посторонним на мостике быть воспрещается. У нас боевой корабль, а не прогулочная яхта, еще раз извините, - быстро ответил мичман и проследовал дальше.
- О, понимаю, все правильно, - произнес вдогонку Лартинг, - я только хотел сказать, что давеча вы вели себя весьма храбро, думаю, клюкву заслужили.
Штрембер только пожал плечами. «Какая такая клюква, или я не расслышал? Странноватый этот Лартинг и жутковатый. А впрочем, бог-то с ним, некогда», - подумал он и вбежал на мостик, спеша сменить с вахты Николишина.
По прибытии в столицу Вальронд отправился на стрелку Васильевского острова в управление отдельного корпуса пограничной стражи, где подал рапорт о случившемся при Якобстадте деле.
Генерал Свиньин довольно радушно принял морского офицера, подробно расспрашивал обо всех деталях произошедшего.
Вальронд не менее подробно рассказывал.
Заканчивая разговор, Свиньин сказал
- Спасибо за службу. Считаете ли вы необходимым отметить кого-либо из отличившихся в данном деле?
- Несомненно, список я приложил к рапорту, особо хочу отметить заслуги мичмана Штрембера, о действиях которого я докладывал.
- Да, хорошо, Ростислав Константинович. А сейчас вам необходимо отвести «Кондор» в док для регламентных работ. Впрочем, вот соответствующие распоряжения по техническому отделу, я в них толком не понимаю. А вы можете пока отдохнуть. Команде тоже послабление дайте, но не слишком. Бунтовщики и всякого рода проходимцы, как вы могли убедиться, не оставляют надежды посеять смуту, в том числе они настойчиво ищут сторонников и среди нижних воинских чинов. До свидания.
- Честь имею откланяться, - попрощался командир «Кондора», щелкнул каблуками и вышел.
Время пролетело быстро, и вот Вальронд уже любовался на свой изрядно посвежевший крейсер, стоящий у причальной стенки.
Вскоре на корабль прибыл шеф корпуса отдельной пограничной стражи министр финансов Коковцов в сопровождении генерала Свиньина.
Коковцов проверил качество произведенных работ, поблагодарил команду корабля за службу, вручил медали нескольким матросам и далее приступил к награждению офицеров.
- С особым чувством вручаю вам, мичман, вашу первую государственную награду, которую вы добыли в бою, - обратился Коковцов к Штремберу.
Мичман стоял, ни жив, ни мертв. Струйка пота потекла из-под фуражки по виску. Деревянными руками он принял из рук министра наградной кортик. Он не помнил, как закончилась церемония и когда делегация высокого начальства покинула крейсер.
- Отомрите, Николай Карлович, надо бы награду обмыть, как положено, - весело сказал подошедший к мичману Николишин. - С «клюквой» вас.
- С чем? Что за клюква? Сначала Лартинг, теперь вы.
- Милостивый государь, отныне вы являетесь кавалером ордена Святой Анны четвертой степени с вручением знака ордена и оружия с надписью «за храбрость». Изначально, знак ордена крепится на эфес шпаги, а в вашем случае на оконечность рукояти кортика. Сам знак, как видите, маленький и красный, посему получил среди офицеров прозвище «клюква». Впрочем, это никак не умаляет достоинства ордена, так что носите свой кортик с гордостью и помните, первая награда - она самая дорогая. Пойдемте, Николай Карлович, в кают-компанию, там накрыто уже, сегодня ваш день.
- Да, конечно, пойдемте. Но откуда он знал, еще тогда? Прямо дьявол какой-то.
А в это время Аркадий Михайлович Лартинг возвращался на пароходе в Париж, не для развлечений, а к месту службы.
Рачевский обедал в небольшом, но весьма аристократическом парижском заведении «Лукас Картон», расположенном на площади Медельен, где отлично готовили омаров «а ля ванилле» и открывался прекрасный вид на Сену.
Вообще-то Рачевский недолюбливал французскую кухню, считая все эти фуа гра, и другие кулинарные изыски надуманными, пищей неестественной, а над шампиньонами и трюфелями откровенно смеялся.
«Вы когда-нибудь груздочки соленые со льда вкушали, хрустели ими под охлажденную водочку? А суп из белых грибов? А маслята маринованные с лучком? А подосиновики в сметане? Луковый суп разве со щами кислыми суточными сравнится? Да и вообще, пельмени один раз попробуйте или кулебяку хорошую и закрывайте свои рестораны», - не раз высказывался Рачевский по этому поводу.
А вот омаров полюбил, они напоминали ему раков, которых он в детстве десятками ловил на речке, которая играющей на солнце змейкой протекала через их имение. Речка была неширокой, со стремительным течением и - удивительно чистой водой. То там, то сям в нее впадали небольшие, очень холодные ручейки, питая русло ключевой водой. По берегам этой речушки и водились раки, которых вместе с деревенскими мальчишками добывал маленький барин. Посиневший от холода, но вполне счастливый, он тащил свой улов на кухню, и ему было приятно, когда за обедом все нахваливали вареных раков и нарочито удивлялись, откуда это они взялись, такие замечательные, крупные, и удивительно вкусные.
Вот и сейчас Рачевский не спеша, с удовольствием расправлялся с большой оранжево-розовой клешней и, казалось, как настоящий гурман, был полностью погружен в это приятное занятие.
- Присаживайтесь, Акаси сан, - не отрываясь от омара, произнес он едва различимой фигуре медленно идущей к его уединенному столику - Надеюсь, вы пришли не за моим скальпом?
Полковник японской разведки присел.
- Всегда это пренебрежение к японцам, вернее к япошкам, маленьким и желтым. А ведь именно мы выиграли войну.
- Значит, не за скальпом, - улыбнувшись, резюмировал Рачевский
- Гарсон, - позвал он пробегавшего мимо официанта, - будьте добры, приборы для мсье.
- Сию секунду, - ответил гарсон, не сбавляя шага, и скрылся между столиками.
- Не откажите в любезности, полковник, разделите со мной трапезу, этот омар, как видите, еще практически цел, и право слово, слишком велик для меня. Вы, кстати, что предпочитаете из спиртных напитков? Сакэ тут наверняка не подают, а вот в графинчике Смирновская, аки слеза. Или велите подать вина?
Акаси был совершенно сбит. Весь его план величественного появления победителя, снизошедшего до поверженного противника, и не менее величественное прощальное слово великодушного, опять же, победителя, а Акаси пришел именно попрощаться, был смят. Этот лощеный господин при виде полковника Акаси должен был почувствовать себя униженным, а не одаривать его ироничной улыбкой и при этом аппетитно поедать омара. По всей видимости, этот русский вовсе не считал себя побежденным и великолепно себя чувствовал. Полковник удивленно смотрел на своего противника.
В это время пришел официант и сервировал место для господина Акаси, после чего застыл в ожидании заказа.
Акаси молчал.
Тогда Рачевский взял инициативу в свои руки.
- Так-с, вы налейте мсье водочки, ну, и мне заодно, и пока можете быть свободны.
- Давайте выпьем, Акаси сан. За вашу победу я пить не стану, а вот за то, что все это безобразие, наконец, закончилось, с удовольствием.
Он чокнулся о стоящую на столе наполненную рюмку.
- Давайте, давайте.
Акаси невольно подчинился и выпил.
- Ну вот, так-то лучше, - довольно произнес Рачевский, - а теперь корнишончиком ее, корнишончиком, вот так, - приговаривал он. - Расслабьтесь, Акаси сан. Отведайте омара, вы же японец, а значит должны любить морскую кухню, или я ошибаюсь?
- Я люблю морскую кухню, - как-то деревянно ответил Акаси и принялся за омара.
- А давайте еще по одной, - сказал Рачевский, источая радушную улыбку.
- Вы, я смотрю, совсем не огорчены поражением своей страны, - выпив, сказал Акаси.
- Ха, ха, со всем уважением, внешнему врагу Россию победить невозможно. Нам всегда надо хорошенько получить по физиономии, чтобы начать шевелиться. Так было всегда, и, к сожалению, так, по всей видимости, и будет. Таково уж наше устройство. Но за Нарвой всегда будет Полтава, а за Аустерлицем Березина. Всегда! Вы не обольщайтесь своим временным успехом. Это слону дробина. Что мы, собственно, потеряли?
- Вы потеряли лицо.
- Ой, только не надо этого вашего дзена. Ничего мы не потеряли, кроме двух десятков железных плавучих коробок и пары прибрежных городов.
- А люди?
- Ну, уж вы-то людей никогда не жалели. Как это ни цинично звучит, по сравнению с общими людскими ресурсами России это капля. Хотя народишку побили почем зря, действительно жалко. Давайте помянем, и ваших, и наших. Не чокаясь.
- Почему?
- Такова традиция, у вас же тоже есть традиции. Вы должны это понимать, Япония буквально соткана из традиций.
Они выпили.
- Хочу сказать, Акаси сан, что планируя свои операции, вы совершенно точно нашли болевую точку России. Нашу страну никто не сможет разрушить извне, но гниль съедает нас изнутри, и вы помогли ее культивировать, а я активно мешал.
- Вполне профессионально.
- Да, но с переменным успехом, поскольку вы тоже действовали весьма профессионально.
- За профессионализм, - сказал уже слегка окосевший самурай и поднял рюмку.
- Ого, да вы быстро осваиваетесь, - рассмеялся Рачевский.
Рачевский опять остановил несущегося мимо официанта.
- Будьте добры, нам еще графинчик и закусить. Жульенчик, оливки, и что-нибудь еще, на ваше усмотрение, и не сбавляйте скорость, прошу вас, не сбавляйте.
Официант улыбнулся в свои тонкие усики и в предвкушении солидных чаевых растворился со скоростью курьерского поезда.
- Да, так вот, о победах и поражениях. Кто действительно победил в этой войне, так это Англия и Франция. Они здорово нажились на поставках своих морских утюгов, этих плавучих бронированных гробов, и другой не менее смертоносной всячины, которой мы друг другу расшибали головы, ослабляя свои державы. Россия - огромное и удивительно живучее образование, и переживет эту войну. А вот вы, боюсь, надорвали жилы. Эйфория победы спадет, и трезвый взгляд покажет, что победа-то Пиррова. Да-с. Хочу сказать, что в ближайшие четыре десятка лет я вообще не жду ничего хорошего ни для Японии, ни для России.
- Да? Вы не производите впечатление пессимиста.
- Ни в коем случае. Посудите сами. Россию вам извините, не съесть, до Урала не дойти. Давайте смотреть правде в глаза. Вы же трезвый человек.
- Сейчас я не очень трезвый, - сказал Акаси и позволил себе слегка улыбнуться.
- Ого. Самурайский юмор? Неплохо, неплохо, - веселился Рачевский. - Однако продолжу свою мысль. Ваши приобретения на континенте, к сожалению, не прибавили вам ресурсов, а управление китайской братией, размножающейся как кролики и сжирающей все вокруг как саранча, но все равно вечно голодной, а оттого склонной ко всякого рода возмущениям, - приобретение весьма сомнительное. Так вот, Англия и США будут поддерживать Японию только до тех пор, пока вы будете выполнять роль противовеса России на Дальнем Востоке.
- Да, но мы и станем выполнять эту роль.
- Конечно, станете, только вот беда, будет ли нужда в таком противовесе?
- Я не совсем понимаю.
- Сейчас по рюмочке под жульенчик, и я вам объясню. Ваше здоровье.
Они опять выпили и некоторое время закусывали.
- Я, волею судеб, знаком и с высшими эшелонами российской власти, и с теми, кто ей противостоит, в том числе и вашими визави, персонажами типа Целлиуса и иже с ними. Ужасные противоречия между новой буржуазией и совершенно негодными для нее способами управления. Очень все поздно. Лет, по крайней мере, на сто позже. Наследная абсолютная монархия изжила себя, и наш слабый государь - тому яркий пример. Да, да не смотрите на меня так. У вас микадо почти бог, но не более того. А у нас реальный правитель. И мы каждый раз являемся заложниками того, кто и в каком состоянии зачал царственное дитя, кто и как воспитал его. Будет ли это Петр Первый, или нас ожидает Петр Третий? И еще одно, то что нас очень роднит. Мы уничтожаем наши аристократии. Аристократии в лучшем понимании этого слова, то есть лучших из лучших. В России власть увидела их в 1825 году и испугалась. Испугалась, потому что не поняла, почему эти мальчики-генералы, герои Отечества, сокрушители самого Наполеона, кумиры, осыпанные титулами и наградами, - вместо того чтобы наслаждаться жизнью, стали думать о том, как улучшить жизнь народа, о конституции, прости господи. Они окончили жизнь на плахе и на каторге, лишившись всего, а монархия лишилась ореола святости навсегда. Это были не сумасшедшие одиночки, родилось поколение, которое навечно вошло в историю как декабристы. А кто сейчас противостоит нынешней власти, вы знаете. Разве есть хоть капля чести в тех, кто берет оружие из рук врага, чтобы нанести урон своей Родине? Разве те, кто сотрудничал с вами, вызывали у вас уважение?
- Нет, конечно. Очень жалкие люди с неудовлетворенными личными амбициями. Люди без лица. Рабы, стремящиеся стать господами.
- Ну да, из грязи в князи. И среди моих помощников дерьма, извините, хватает. Боюсь, что государство Российское ждут такие внутренние потрясения, что в сдерживании России не будет необходимости. Вы понимаете, о чем я говорю?
- Да, вполне. Однако не понимаю, почему вы прогнозируете пессимистический сценарий для Японии?
- Теперь о вас. Ваша аристократия активно уничтожает сама себя. Чуть что, сразу ножиком себя резать. Эдак вы вовсе без дворянства останетесь. Будут одни дельцы без совести и без чести. Мне недавно поведали одну поучительную историю. Во время осады Порт-Артура ваши попытались прорваться к городу при помощи брандеров, набитых под завязку взрывчаткой. Наши отбили атаки этих брандеров, которые частью были потоплены, частью принуждены выброситься на берег, так вот, пленные японские офицеры с этих кораблей всячески стремились к суициду, прямо маниакально стремились. У них пришлось отобрать все, мало-мальски напоминающее режущий инструмент, и накрепко связать. Но и тогда они не оставили своих попыток и успокоились, только когда по их просьбе им обрили головы.
- Тем самым они дали клятву совершить сеппуку, как только им представится такая возможность. Они не смогли пережить позор, - ответил Акаси.
- Совершенно верно, в этом случае, как в зеркале, и отразилась вся ваша беда. Нельзя жить без права на ошибку, на ошибках надо учиться.
- Вы не понимаете психологии японца, а тем более самурая.
- Не понимаю и не принимаю. Мы считаем, что пережить позор, осознать свои ошибки и выйти из этого позора более сильным - гораздо мужественнее, чем вспороть себе живот. Чем ты поможешь своему микадо, будучи кишками наружу?
- Я не смогу за один ужин изложить вам принципы бусидо.
- Ради Бога, избавьте, - замахал руками Рачевский, - лучше скажите, зачем вы все-таки пришли?
- Попрощаться. Война закончилась, и меня отзывают в Японию. Вы были достойным противником, и я хочу выразить вам свое уважение, - вполне серьезно сказал Акаси.
- А я, знаете ли, засобирался в отставку. Надо вовремя уходить. Да и покоя хочу, по крайней мере, сейчас, а там посмотрим. Боюсь, правда, что призовут, думаю, беспокойные времена только начинаются. Вам же премного благодарен за эти слова. Уважение - самое важное для любого мужчины. Особенно если это уважение тебе выказывает противник. Однако я ни в коем случае в нашей дуэли не считаю себя побежденным.
Согласен на ничью. Или вы не переживете такого позора и броситесь на столовый нож? - с лукавой улыбкой сказал Рачевский. Впервые за вечер японец рассмеялся.
- Согласен на ничью и на нож не брошусь.
- А что так?
- Слишком долго жил в России и Европе. Дурное влияние.
- Ну, насчет дурноты такого влияния вопрос спорный.
Японец посмотрел на часы.
- Вы очень интересный собеседник, но извините, Рачевский сан, мне необходимо откланяться.
Акаси встал и слегка поклонился.
Рачевский тоже встал. Они пожали друг другу руки, и Акаси двинулся к выходу.
«Вот так-то лучше, полковник, а то пришел эдаким Наполеоном», - думал Рачевский, глядя вслед слегка покачивающемуся самураю, и по обыкновению улыбался.