Один из «дальников»

Сергей Кирилин


Саутин Игорь Александрович, Заслуженный военный летчик СССР, полковник, ветеран Дальней авиации.


Летчиком Дальней авиации он стал совершенно случайно. Пройдя первоначальное обучение в Вологодском аэроклубе, научившись управлять строгим в пилотировании УТ-2, Игорь Саутин поступил в Омское летное училище и окончил его в 1956 году, став пилотом фронтовой авиации. День получения удостоверения летчика третьего класса был в его жизни днем долгожданного счастья. Таким он его запомнил и сохранил в сердце на всю оставшуюся жизнь. А потом настали будни и время размышлять не столько о свойствах самолетов и тактике их применения, сколько об устройстве собственной жизни.

Он нисколько не жалел, что не стал истребителем. В училище успешно освоил бомбардировщик Ту-2, а при выпуске летал на реактивном Ил-28. После окончания Омского училища лейтенант Саутин получил направление на Западную Украину в Прикарпатский военный округ в окрестности уютного утопающего в садах города Коломыя. Там базировались два полка фронтовой авиации, летавших на Ил-28: ударный, ставший для него родным, и разведывательный. Первое время жилось припеваючи и леталось "от души". Кто мог знать, как все обернется вскорости…

Особенно нравилось и запомнилось ему, совершенствуя летные навыки, "ходить на бреющем" с командиром своей эскадрильи. Вылетев парой или звеном, они "утюжили" стиснутое виноградниками и уходящими до горизонта полями, русло Днестра. Наставник был асом, летал как Бог, обладая к тому же поразительной способностью управлять полетом группы не по рации, а точными жестами из кабины своего самолета. Радио для таких целей было непригодно – полковое начальство не должно было не только знать, но и догадываться, какой методикой пользуется комэск, прививая молодым азы боевого мастерства. Как еще можно было научить "желторотиков", едва поставленных училищем на крыло, чувствовать землю и своевременно закладывать виражи? Понятное дело, что "учеба" осуществлялась с большим риском, нарушением всех инструкций, вдали от руководителя полетами под личную ответственность старшего группы. Счастье молодых, что их наставниками были фронтовики, которым и "море по колено", и брать ответственность "на себя" было за правило. Его память хранит по сей день ни с чем несравнимый восторг тех ощущений: вибрирующую упругость "живых" крыльев послушного Ила, только что на земле принявшего от заправщика несколько тон керосина, мелькание воздушных вихрей, срывавшихся с обшивки при интенсивном маневрировании, успокаивающий шелест набегающего потока в установившемся режиме полета. А как разбегались, как пенились искрящейся солнечной радугой речные волны, возмущенные вырывавшимися реактивными струями двигателей их, проносившихся на предельной высоте, самолетов. Пилотажным искусством и ревом турбин они наводили одновременно и восторг, и ужас на жителей окрестных сел.

Летая, они почти ежедневно постигали смысл самых обыкновенных истин. В авиации не бывает никаких мелочей! Эта непреложная установка существовала до поры до времени в его сознании как некая абстрактная отвлеченность, пока не пришло время проявиться ей в форме подлинной реальности. Все произошло примерно так. В обязанности командира огневой установки самолета Ил-28, помимо прочих, входило обеспечение перед вылетом остальных членов экипажа кислородными масками. Тот полет не должен был быть высотным. Пилота Саутина отличала природная собранность и пунктуальность. А тут, будто черт попутал – полученную из рук сержанта маску он не посчитал нужным взять в полет. Зачем лишние предметы на борту, если полет не высотный. Но все сложилось иначе. В какой-то момент поступила команда уйти за облака. Ответное сообщение по радио, что ты случайно не захватил маску или она неожиданно соскочила, воспринялось бы, не как проявление халатности, а (бери выше) как отказ выполнить приказ командира. А это недопустимо ни при каких условиях. Это повод для взыскания, строка в личном деле! Он дышал…, зажав шланг мертвой хваткой ладонью одной руки, понимая, что если не удержит и выронит, то потеряет сознание, а второй – исхитрялся пилотировать бомбардировщик, выполняя указания руководителя. Едва не задохнувшись в том полете, находясь в полуобморочном состоянии, он старался из последних сил сохранить сознание. В конце концов, все закончилось благополучно. Для него это был не просто урок! Не только счастливое воскрешение. Это было постижение истины, едва не проявившейся в гибели трех членов экипажа и абсолютно исправного боевого самолета. Ее смысл был банален – соблюдать инструкции во всех случаях жизни, какими бы примитивными они ни казались на первый взгляд. Эта история не была в его жизни последней. Но с каждой новой предпосылок для возникновения очередной становилось меньше. Он умел делать правильные выводы.

Жизнь продолжалась. Все было почти как в той песне: "…летали, дружили в небесной дали…". Так бы и продолжалось дальше: полк фронтовых бомбардировщиков Ил-28А, предназначавшихся для нанесения атомных ударов на территории Западной Европы, был готов в военное время действовать по приказу. А в мирное, совершенствуя боевое мастерство, летал днем и ночью в условиях ясности и минимума погоды, выполняя летные задания. Производил учебные бомбометания на полигоне. Летал поодиночке и группой, отрабатывая так нелегко дающийся пеленг. Выполнял подтверждение и повышение классности пилотов и штурманов, разбор, подготовку и вновь: полеты, полеты, полеты… Керосина для прожорливых реактивных самолетов первого поколения отпускалось по стране вдоволь. Хватало на всех.

События на мировой арене убеждали Саутина, соединяясь в одно целое с докладами и приезжих, и своих замполитов, что избранная им профессия не только почетна, хорошо оплачиваема, но и общественно необходима. И он сам, и его боевые друзья, не сомневаясь в этом, были готовы в любую минуту, пребывая в любом состоянии, взлететь по команде к заблаговременно намеченным и распределенным между экипажами целям. В том, что это может произойти даже не завтра, а уже сегодня, никто из них не сомневался. Но почему-то и не переживал. Ходили по городку уверенным шагом, распрямив плечи. Они стояли на страже революционных завоеваний социализма и гордились этим. Они были влюблены в свою профессию страстно, почти до самозабвения, верили в завтрашний день и удачный жребий. Кто из них предполагал и мог предположить, как туго натянулись и взвелись пружины, приводящие в движение роковые кнопки…

Начало 60-х ворвалось в историю человечества оглушительным прорывом в космос. Одним оно принесло славу и заслуженные награды, для других стало трагедией! Приказ о сокращении вооруженных сил на 1200000 душ лишил очень многих надежд и перспектив на продолжение службы. У некоторых из них, доживших до нынешних дней, упоминание о тех событиях вызывает оторопь и учащенное сердцебиение. Такой силы оказался тот удар… Их, пилотов и штурманов фронтового бомбардировщика Ил-28, выпускаемого в пятидесятые годы в массовом количестве, в общей массе увольняемых было особенно много. Не измерить было горя иных воинов, оказавшихся в особенно тяжелом положении. Рубили лес – летели щепки! Горевал в числе остальных и старший лейтенант Саутин. Куда пойдешь из армии, кому ты нужен без профессии, опыта и навыков? Прослуживших меньше трети нормативного срока, а он и попадал в их число, увольняли из армии вообще без пенсии. А как жить? Многих, очень многих, связавших свою жизнь со службой Родине, желающих и готовых ей служить не «жалеючи живота своего» и летчиков, в частности, не умеющих больше ничего, кроме как летать, коснулась эта участь.

Кто-то из его друзей, к их счастью, нашел себе место в Гражданской авиации, стремительно переходящей в эти годы на реактивную тягу. Перспектива пересесть на комфортабельный Ту-104 и возить пассажиров между Львовом и Ленинградом, а, тем более, Москвой и Адлером, вполне устраивала многих. Игорь Александрович не был исключением из общего правила. Важно, что в обстановке растерянности и обиды на жизнь у него появилась небольшая зона хоть какой- то затеплившейся надежды: быть, если уж не военным, так хоть гражданским летчиком. Согласование вопросов перехода в ГВФ потребовало поездки в Москву, закончившейся ожиданием и необходимостью подождать еще. Обладай он большим терпением, может все и "срослось" бы все успешно и, став в дальнейшем командиром отряда, летал бы он в «Аэрофлоте» заслуженным «миллионщиком». Но в их полк Ил-28, подлежащий расформированию, прибыл представитель Дальней Авиации. Ознакомившись с личными делами летчиков, он предложил им дальнейшую службу на Ту-16. Над чем размышлять? Решение было принято, не сходя с места. Перевестись "рядом с домом" – событие для большинства авиаторской братии не частое! А главное – очень своевременное! Дальнейшее вырисовывалось отчетливо: представиться начальству, разместиться на новом месте жительства, перевести семью, познакомиться с личным составом нового подразделения и поехать на учебу. Курсы командиров кораблей были в Рязани и Нежине. После непродолжительного переучивания он был направлен для прохождения службы в Миргород.

Служить в Миргороде пришлось недолго. Полк, приютивший к тому времени уже командира корабля Саутина, расформировали. Собрав вместе с женой Майей вещички (впрочем, особенно ничего не успели нажить) и трехлетнего сына Сашу, отправились транссибирским экспрессом на другой конец России в дальний гарнизон с благозвучным, вызывающим любопытство названием Хороль.

Место, куда они приехали, выгрузившись на затерянном среди дальневосточной тайги полустанке, разнилось существенно с привычной обстановкой прикарпатских сел и черепичных крыш, утопающих по весне в волнах цветущих садов. Чтобы разглядеть точку на карте, где отныне предстояло жить и летать, потребовалось бы воспользоваться лупой многократного увеличения. Она была поодаль от овеянного славой озера Ханка с не упоминаемой в статистических справочниках густотой местного населения.

Прибыв в гарнизон Хороль, и прожив на его территории, поделенной с полком морской авиации около трех недель, из-за отсутствия жилья (свободных квартир не было) им было предложено переехать в заброшенный ранее гарнизон поселка Камень-Рыболов. Он располагался на берегу того самого озера Ханка в сорока километрах от Хороля. Там к тому времени уже проживало 12 семей авиаторов. Для них был выделен автобус, который возил личный состав на службу и со службы домой.

После первого суточного дежурства по части, воскресным вечером Игорь Александрович отважился отправиться в путь к "себе домой", очень надеясь на попутный транспорт. Но попуток в тот день не выдалось… И он пошел! Какие мобильные телефоны? Какие там телефоны, вообще! Перед самым домом он еле волочил ноги, а истратив остатки сил на то, чтобы успокоить близкую к шоковому состоянию жену, уснул не раздеваясь. Снимать с него сапоги пришлось Майе. Он запомнил ту дорогу как ни одну другую в своей жизни. Жизнь со своими радостями и печалями продолжалась…


Учебный бомбардировщик УТБ-2


Учебно-тренировочный Ил-28У


Когда в нашем с ним разговоре Игорь Александрович упомянул с улыбкой о том, что служить в Хороле им пришлось всего лишь два года, я не столько радовался предстоящему в дальнейшем их избавлению из "темницы", сколько сопереживал оставшимся в ней дальше отбывать свой срок. Такие были… Тоскливая унылость жизни временами нагнетала такую злую тоску, что требовалось обладать не шуточной фантазией, чтобы ее одолеть. Отъезд друзей, переведенных в другие гарнизоны, ранние ноябрьские сумерки, однообразие всего и вся усугубляли ее, доводя до "ручки". Да такой, что и частушки уже не спасали. Раздражение поселялось в душах, черной пеленой застилая свет. На языке психологов это называется феноменом "замкнутого пространства". Вот когда требовалась стойкость духа особой силы, способная удержать себя и близких в рамках готовности выполнять воинский долг, продолжать бриться по утрам, не запить горькую и не сойти с ума…

Новое место службы оказалось не за семью горами. Ехали не долго, и не далеко. Авиабаза Белая с хорошо оборудованным аэродромом, располагалась около промышленного поселка Усолье-Сибирское в окрестностях столицы Восточной Сибири города Иркутска. Белая "без церкви" окрестили ее любители изящной словесности, вложив в смысл своего изречения отдаленность базы от другой, сходной с ней по названию – "Белая церковь", затерявшейся в просторах украинского черноземья. Для проживания семей летного и технического состава был предназначен двенадцати комнатный каркасно-засыпной барак, служивший в прошлом штабом 1229-го тяжелобомбардировочного авиаполка. Главное место в 12-ти метровой комнате с маленьким оконцем на пустырь занимала дровяная печь с чугунной плитой, в холодные сибирские зимы наполнявшая окружающее пространство теплом, перемешенным с дымом, не успевшего как следует просохнуть, кедра. Заготовка и хранение дров было для хозяина дома и его соседей делом вполне привычным и не обременительным, впрочем, как и в Хороле: эта часть его жизни являлась лишь второстепенной частью. Дрова в сарае, удобства во дворе, погода – от господа Бога и синоптиков. Главная составляющая жизни была связана с полетами, подготовкой к полетам, разбором полетов…

Днем и ночью, поодиночке, парами и группами летала в составе полка эскадрилья майора Саутина. Летали много и вдумчиво. Стараясь "навсегда" отработать допущенные накануне ошибки и, насколько возможно, летать впредь "чисто", не создавая предпосылок к аварийным ситуациям. Они случались… При всех своих достоинствах, дальний бомбардировщик Ту-16 был машиной очень не простой в пилотировании. Особенно при выполнении дозаправок топливом в полете – этот элемент был для всех едва ли не самым напряженным. Аварии, обрывая жизни экипажей, тяжким бременем стояли на пути служебного продвижения, как рядовых летчиков, так и командиров подразделений. За аварии наказывали, отстраняли и списывали. По прошествии лет, его память бережно хранит привычные для летчика ощущения выруливающего на старт чуть покачивающегося и вздрагивающего на стыках бетонных плит, заправленного под завязку корабля. Рулежка. Последние переговоры на исполнительном старте по рации перед началом разбега. Перемещение уверенной рукой вперед рычагов управления двигателями. Нарастающие вибрации корпуса от переходящих на высокочастотный тембр турбин. Начало движения многотонной громады ракетоносца. Возрастание непрерывно отсчитываемой штурманом стремительно набираемой скорости. Томительное ожидание завершения тряски содрогающегося на разбеге корабля, передающего напряжение каждому из шпангоутов, стрингеров и всем, кто на его борту под остекленными фонарями и блистерами. И, наконец – невольный вздох облегчения всех членов экипажа: долгожданный отрыв от земли. Машина в полете… Парение над сопками, озерами и тайгой. Вираж для последующего маневрирования и выхода на курс. Что еще требуется для ощущения счастья, когда тебе слегка за тридцать, в твоих руках послушный штурвал, а дома, слава Богу, все в порядке и тебя там ждут? Наверное, надежда, что так будет всегда. Что ты не растеряешь обретенного, что есть счастливая возможность радоваться жизни.

Полеты бывали разными. Летали в высокие широты Арктики и акваторию Тихого океана. Помимо обычных учебно-боевых заданий, ранней весной защитники отечества оказывали помощь местному населению алмазодобывающей Якутии. Летали группами и бомбили ледяные заторы скопившихся льдов в нижнем течении реки Лены. От штурманов экипажей в этих полетах требовалась филигранная точность прицеливания и сброса 250-килограммовых фугасных авиабомб. В полет отправлялись только самые опытные с хорошей летной выучкой экипажи. Помощь авиаторов помогала на протяжении ряда лет снижать последствия паводкового затопления населенных пунктов обширных территорий нижнего течения сибирских рек. Экипажи бомбардировщиков получали в этих полетах дополнительную возможность отработки визуального ориентирования на однообразно белых окрестностях снежно-ледяных полей и прицельного бомбометания с малых высот.

Вот так день за днем осенью и весной, зимой и летом они летали в прибайкальском ясном, пасмурном и звездном небе, совершенствуя свои навыки, испытывая ни с чем не сравнимые ощущения и получая совсем не маленькие по тем временам деньги. Исполнилась его заветная мечта – пилот Саутин И.А. стал летчиком первого класса. Для непосвященного, распластавший крылья оцифрованный значок на правой стороне офицерского кителя – всего лишь одна из цацек. Для летчика же своим долготерпением, сотнями часов, проведенными в пятом океане и стараниями его заработавшего, – предмет мечтаний, особой гордости, символ признания заслуг, а также уважения среди однополчан в любой армейской среде. Торжественное это событие всегда отмечалось достойным образом.

По свидетельству Игоря Александровича, жизненная атмосфера тех лет в Белой, была даже очень разнообразной. "Дни летные" сменялись днями развлечений, чему во многом способствовал талант и инициатива представителей общественных организаций и толковых замполитов. В доме офицеров была налажена художественная самодеятельность. Организовывались, наподобие транслируемых по центральному телевиденью, новогодние огоньки и елки для детей, устраивались выставки живописи и художественных фотографий, конкурсы песен и бальных танцев. Приезжали на гастроли артисты областной и союзной филармоний.

Каждый заинтересованный в своем совершенствовании и развитии человек интуитивно осознает сроки начала и окончания очередного жизненного цикла своей эволюции. К тому времени командир эскадрильи Саутин понимал, что с приходом в войска летчиков инженеров с высшим техническим образованием, его дальнейший должностной рост может быть связан лишь с возможностью поступления в академию. Рапорт был написан, подан, рассмотрен и отправлен куда нужно. Оставалось ждать. Продолжалось все как прежде: воспитательная работа с командирами отрядов, полеты, разборы полетов, подготовка к полетам, проверка слетанности в группе и поодиночке, партсобрания, семейные обязанности, заботы по дому, участие в самодеятельности, Ожидание затягивалось. Разные мысли лезли в голову. Среди них была одна, особенно тревожная: некоторое время тому назад, склонная к доведению всякого ею начатого дела до конца Майя Юрьевна, вкупе с остальными барышнями гарнизона, заручившись поддержкой председателя женсовета, послали письмо с жалобой на плохие жилищные условия прямиком на исторический двадцать второй съезд коммунистической партии. Письмо дошло до адресата. Прибыла комиссия из политотдела дивизии. Зачинщиков выявили незамедлительно. Дали понять, что инициатива не столько своевременна, сколько наказуема. Не упустили случая напомнить и про субординацию. Майору Саутину намекнули на явное ослабление воспитательной работы в ячейке общества. Жилищные условия инициаторов петиции остались прежними…

Очередной вызов в штаб принес радостную новость: его рапорт поступать на заочное отделение в Военную академию им. Ю.А. Гагарина, пройдя по всем инстанциям и собрав необходимые подписи, вернулся в часть приказом на откомандирование в расположение академии для сдачи вступительных экзаменов. Это было начало новой жизни! Это была еще одна блестящая на том этапе победа!

Как бы все повернулось, рискни он поступать на очное отделение? Вполне возможно, что из-за явного либерализма в работе с женой, или еще какой его оплошности, могли бы рапорт отклонить, сославшись на нехватку опытных кадров. К счастью все обошлось. После сдачи экзаменов и зачисления началась учеба без "отрыва от производства". К привычной жизни строевого летчика добавилась необходимость постигать давно и основательно забытые азы естественных и общественных наук. Хорошо этим заниматься, когда ты молод. Когда принадлежишь самому себе, и жена не спросит у тебя, чего ради ты просидел до рассвета, постигая премудрости закона Бойля-Мариотта или теоремы Коши, заведя будильник за два часа до подъема. Возникающие сложности в постижении научных истин ему приходилось одолевать самостоятельно, обратиться за помощью было не к кому. Никто не освобождал его от пилотирования ракетоносца и обязанностей комэска. И сам он, в первую очередь, не пожелал бы этого, потому, что совершенствование профессиональных навыков и понятие должностного роста свято для каждого, связавшего свою судьбу с армией. Тем более, когда подходит срок получения очередного звания… Вспоминая те дни, Игорь Александрович говорил о постоянном желании где-нибудь прикурнуть. Эти "где-нибудь и как-нибудь" случались с ним не только в столовой, и классе предполетной подготовки, айв кабинете врача во время медосмотра. Требовался талант делать это незаметно для окружающих. Он его в себе открыл и довел до совершенства. Не худшим местом соснуть десяток минут оказалось и его пилотское кресло. Втайне от всех, майор Саутин умудрялся прикорнуть в кабине своего самолета пока его помощник и друг Валерий Горин водил их корабль по голубым просторам сибирских небес. По свидетельству Игоря Александровича он проваливался в забытье сразу после набора заданного эшелона, но спал чутко, не расслабляясь полностью и возвращался в здравие перед началом очередного режима. "Сон" на "автопилоте", под присмотром верного помощника, помогал ему прояснить сознание, избавляя на какое- то время от последствий ночных бдений. Им бы дальше дружить и летать, обмениваться по праздникам телефонными звонками, впоследствии разъехавшись по разным гарнизонам. А вот ведь как вышло – не стало Валеры… Разбился Валера. Не на боевом реактивном, скоростном со стреловидными крыльями, а до обидного нелепо – на транспортном тихоходном Ил-14, отрабатывая полет с выключенным двигателем. Завис его самолет, словно натолкнувшись на невидимую в воздухе преграду, и упал, врезавшись в крутой берег Оки в двух шагах от дома, не долетев сущего пустяка до родного Дягилево.

Став подполковником, наш герой продолжал летать и руководить полетами других. Нелегкой была его служба в прошлом, а первые два курса Академии потребовали полного самоотречения. Многие семьи, оказываясь в сходной обстановке, не выдерживали. Другие же обретали еще больший запас сплоченности. Ему повезло с женой. Майя, всегда готовая преодолевать неожиданности и ехать с ним в любое место на территории Советского Союза, не ныла, подставляла плечи и тянула лямку… Продолжались взлеты, изнуряющая работа в полете, преодоление грозовых фронтов, воздушные заправки топливом, посадки и снова взлеты… Какие желания испытывает находящийся на "своем" месте мужчина? В подавляющем большинстве случаев, желание жить, постигать, испытывать (себя и других) на прочность, приумножать достигнутое… Для продолжения учебы в Академии требовалось готовиться к очередному переезду и, как всегда, паковать чемоданы. На этот раз в Москву!

Как приятно, должно быть, паковать чемоданы, когда тебе еще нет сорока… Вспоминая в дальнейшем довлевшую не один год и не над ним одним фразу: "Кто туда попал – там до конца и остался", он признавал, что были среди его товарищей те, кто не возвращался, оставшись навсегда среди снегов и сопок…

Он сдал дела, оформил проездные документы, оставил распоряжения и рекомендации, поговорил по душам, с кем было нужно, посидел напоследок на командирском кресле в кабине своего самолета, организовал отходную "поляну" и, полный лучших надежд, приготовился стать жителем столицы. И хотя жить предстояло не в столице, а в авиационном городке Монино, отдаленном от Ярославского вокзала часом езды на электриче, для него, приехавшего из иркутской глубинки, это было той же Москвой. Среди слушателей он оказался старшим и по возрасту, и по званию, потому был назначен, проучившись два года заочно, старшим пятого классного отделения третьего курса. Это был очень примечательный курс, на нем учились, ставшие в дальнейшем известными Главнокомандующий ВВС России Дейнекин П.С. и заместитель начальника штаба Дальней авиацией Степанов В.А., Командующий Оперативной группировкой в Арктике Толстухин Ю.Н., Командующий Воздушной армией Константинов Б.А. А в те годы они носили капитанские и майорские погоны.


Бомбардировщик Ил-28


В Академии им. Гагарина в те годы слушатели летной специализации различались по видам авиации на истребительную, штурмовую и фронтовую авиацию. Их пятое отделение, относящееся к дальнебомбардировочной, отличалось от остальных особой сплоченностью, уважительностью и заботливым взаимоотношением, обретенным в результате взаимодействия всех членов экипажа. Многие часы, проведенные в небе, особым образом объединяли "дальников", приумножив роль коллектива в жизни каждого из них. Присущая им особенность стала их визитной карточкой. Она проявлялась повсюду: в библиотеке, в очереди в столовую, спортивной подготовке, на субботниках, и общежитии. Значимость понятия "экипаж" была не искусственной, а подлинным свойством их жизней, проявлявшейся в готовности быть вместе за праздничным столом, на спортивной площадке, оказывать помощь и принимать ее со стороны. У истребителей было по- другому: доминировала индивидуальность, временами, яркая, а иногда отчетливо переходящая в амбициозность.

Эти годы Игорь Александрович хранит в копилке самых дорогих регалий и вспоминает с особой душевной теплотой. Может быть, именно поэтому, они и пролетели стремительно и незаметно. Почти никому из его однокашников, когда пришла пора готовиться к выпускным экзаменам, мысль о скором расставании не доставляла большого восторга. Поддерживала, лишь надежда скорейшего возвращения к полетам. Рев проходящих над головой самолетов Щелковского аэродрома, росчерки высотных инверсионных следов отзывались острейшим нетерпением как можно скорее вновь стиснуть штурвал. Каждому из них думалось все настойчивее: "А что дальше?". Каким будет распределение? Где и на чем предстоит летать? Дни ожидания, сулящие благоприятствия – радостны. А этого как раз и не было. Была полная неопределенность и тревожное понимание необходимости смириться с неизбежным роком…

Весной 1969 году подполковник Саутин, успешно сдав Государственные экзамены, должен был по распределению ехать для прохождения дальнейшей службы на авиабазу Энгельс в 1096-й авиаполк и летать на стратегическом бомбардировщике ЗМ. Перспектива переучиваться и летать на строптивом гиганте не вызывала у него энтузиазма. Самолет морально устаревал, а возможности его боевого применения снижались. Неожиданное предложение освоить сверхзвуковой Ту-22, овладение которым не первый год продолжалось в ДА, было встречено с готовностью отправиться к месту службы немедленно. Авиабаза Озерное находилась на Украине недалеко от города Житомир.

В Дальней авиации не было полка, летавшего на "Шиле" безаварийно. Общее число летных происшествий, за время его эксплуатации, составило несколько десятков. Наибольшее недоверие Ту-22 вызывал тем, что был снабжен катапультой, срабатывающей не вверх, как было принято на большинстве самолетов, а вниз. Минимальная высота полета, обеспечивающая безопасное катапультирование составляла не менее 300 метров, а ситуации, при которых приходилось покидать самолет на меньших высотах, возникали часто. Крайне неудобной была и технология размещения командира на борту воздушного корабля. Было бы неоправданно упрекать конструкторов в дилетантизме и халатности подхода к решению и этого вопроса. Но тем, кому пришлось на себе испытать неудобства процедуры привязывания и подъема по рельсам в кабину, поминали их отборным матом. Летный состав остерегался летать на таком самолете и не скрывал этого. Меры воздействия, которые приходилось подключать, не всегда оказывались эффективны. Самолет обрел дурную репутацию. Авторитет легендарного Туполева не помогал.

Вот таким был самолет, подлежащий освоению.

Это "освоение" Игорю Александровичу Саутину запомнилось и оплатилось здоровьем сполна. Не менее остро оно запомнилось Майе. Сейчас об этих событиях она уже не расскажет… А он, оказываясь не раз избранником судьбы, героем себя, отнюдь не считает. Прошло уже много лет, но до сих пор он помнит горький запах жженой резины и тошнотворного креозола тлеющих шпал. Сгорел на взлете вместе с экипажем во время обычного перелета с авиабазы Барановичи в Озерное, перехлестнув стальные рельсы участка железнодорожного пути Москва- Брест, его друг Георгий Малышев. Не рядовой пилот, а подполковник, налетавший в небе тысячи часов. Причина аварии была нелепой, усугубляя боль случившегося… По сообщению о пожаре, ошибочно поступившем от оператора РПД (радиопротиводействия), Жора прекратил взлет, выключив двигатели, предполагая остановиться на ВПП (взлетно-посадочная полоса). Это привело к падению давления в гидросистеме до нуля и последовавшей за этим неуправляемости самолета. Он так и не сумел остановиться… Самолет понесло на грунт. Взрыв заправленного под завязку бомбардировщика и последовавший за этим пожар уничтожили все то, что еще минуту назад являлось живым организмом из трех человеческих душ… Сарафанное радио разнесло эхо события по окрестностям гарнизона в считанные мгновенья. Долетело оно и до Майи. Кто-то что-то, при этом перепутал, как часто бывает. Прозвучала фамилия Саутин… Майя Юрьевна, стоявшая у стенки в момент разговора, так по ней и сползла вниз, потеряв равновесие.

Какими бы привычными не становились факты летных происшествий в городке, как бы не "закалились" за многие годы женские души, все они касались "чужих" мужей! А каково жить под дамокловым мечом, нависшим над "твоим" (а значит и над тобой), ждать ежедневной беды! Это было тяжелейшим из испытаний. Человек, лишенный надежды жить завтрашним днем, обречен на тоску. Его планы подчинены не ему, а обстоятельствам. Подсознательно он подвержен воздействию свершения худшего и не защищен от глубочайших депрессий и нервных заболеваний.

Они были молоды, спешили и готовились жить дальше… Не завидуйте кажущемуся благополучию летчиков и их жен, даже самым успешным из них. За все им приходилось расплачиваться, как и подводникам, по завышенным ценам. Жизнями и своим здоровьем.

Потом, когда все прояснилось, "праздник" в их доме, несмотря на "возрождение мужа", все равно, не наступил: слишком глубокой оказалась рана, слишком тяжелыми ее последствия. Собрав наскоро куски не догоревшей стали и стекла, под женский вой и салют из карабинов, в украшенном траурными флагами и ветвями удушающей еловой хвои, оставшиеся жить, простились с погибшими. Фотографии в черных рамках сняли на третий день со стены и подшили в Дело.

Инспекционные полеты проверки летных навыков пилотов требовали от инспектора Саутина особого внимания и предусмотрительности при подготовке к ним. В одном из них в воздухе неожиданно (так и бывает чаще всего) остановился один из двигателей! Внутренний голос (или накопленная к тому времени интуиция) подсказывали ему не предпринимать запуска. Он "гонял" самолет по кругу, вырабатывая запас топлива до посадочного веса в надежде садиться на одном двигателе и… успешно его посадил. Техническая комиссия, изучив обстоятельства ЧП, установила причину – разрушение лопаток газовой турбины… Повторный запуск мог бы закончиться взрывом в полете. После таких взрывов от членов экипажа не всегда оставалась даже обугленная плоть…

За годы службы на Ту-22, у полковника Саутина не раз в полете случались отказы авиационной техники с предпосылками к аварийным ситуациям. Посадка с переставшим подчиняться воле летчика шасси потребовала приложения очень больших усилий на штурвале и педалях чтобы удержать многотонный ракетоносец на полосе. Судьба оберегала его, словно, благодаря за что-то. А вот по отношению к Майе, она не была такой щедрой…

Душевные перегрузки обладают способностью ударять в наши спины в самый неблагоприятный момент. Как это ни покажется странным, жены летчиков, (их судьбы заслуживают изучения и отдельного повествования) сумевших найти для себя хоть какую-то работу в части или ее окрестностях, живут дольше и меньше подвержены типичным заболеваниям. Те же из них, кто вынужден сосредотачиваться лишь на детях и домашних делах, в большей мере подвержен воздействию. Некоторые из них, принимая на себя ежедневную дозу стрессов, связанных с профессией мужа, накапливали с годами депрессию такой разрушительной силы, которую и с помощью средств реабилитационных разгрузок не преодолеть. Побеждали лишь самые стойкие. Майя воспитывала детей, ждала со службы мужа, за жизнь которого опасалась всегда. Не являясь исключением, она мало чем отличалась от многих десятков и сотен таких же, как она женщин. Где-то оступилась, где-то попала под сквозняк, где-то чрезмерно поволновалась. Все вместе взятое соединилось в целое. Майи не стало… Без нее опустел его мир и их дом. Если бы не дочь с внуком, то сегодня пенсионеру Саутину пришлось бы совсем худо, потому, что их, ставший единственным на всю дальнейшую жизнь выбор, оказался действительно "единственным".

Но вернемся в семидесятые годы. Еще триумфально шествовала эпоха социализма. Успешно шло перевооружение военно-воздушных сил новой авиационной техникой и повышение ее эффективности. Еще вполне хватало на всех авиационного керосина. Еще никому не могло прийти в голову, что ожидается впереди, и что настанут времена, когда с ним будет куда сложнее. В эти, теперь уже навсегда скрывшиеся за поворотами десятилетий истории годы, он успешно летал, совершенствуя собственное мастерство и помогая в этом другим. Укротил строптивый Ту-22 и летал на нем успешно не один год подряд. Наверное, в дальнейшем смог бы пересесть на считающийся по праву национальным достоянием Ту-160. Но все произошло иначе. Не всем и не всегда удается найти согласие со своим руководителем. На гражданской службе это вполне обыкновенное и поправимое дело, решаемое, в том числе, переходом в другую бригаду, отдел, и т.п. подальше от "доставшего" начальника. В армии с этим сложнее… Опустились руки, он всерьез думал вообще уйти из армии, для поиска другой профессии… И тут у него появилась редчайшая во все времена возможность "поучить" из Москвы. Местом нового назначения стал штаб Дальней Авиации со штатной ячейкой в должностном расписании Старшего инспектора- летчика отдела боевой подготовки.

Многие об этом мечтали и, достигнув этого, вполне успокаивались. Однако у этой истории нашлось неожиданное продолжение.

Авиация, как и любая отрасль повышенной опасности, базируется на своде многочисленных наставлений и инструкций. Их выполнение обязательно потому, что напрямую влияет на безопасность людей в небе и на земле. Отступление от них уголовно наказуемо. Любое расследование аварийных ситуаций начинается с анализа инструкций на предмет их наличия, знания, соответствия и следования им. Соблюдение инструкций, – необходимость, долг и… труд. Инструкции, как нечто раз и навсегда затвержденное в консервативных установках и обязанностях, плохо сочетаются с новаторством. Единственная возможность его проявить заключается в нарушении (!) самой инструкции и (или) ее творческом развитии. В юридическом смысле это означает нарушение закона. Ситуация не просто противоречивая, ситуация патовая! Старший инспектор отдела боевой подготовки полетов И.А. Саутин иногда шел на нарушение им же самим внедряемых и контролируемых инструкций, но делал это вполне сознательно.

В начале семидесятых Командование ДА поставило задачу освоения ночной заправки на Ту-22. На тот момент времени эффективной и полностью отработанной методики такой заправки в строевых частях не существовало. Заправлялись только днем в условиях полной видимости. Ночная заправка отличалась целым рядом своеобразий, связанных с условиями видимости, затруднявшими напрямую использовать методику "дневной". Ничего, кроме указания личному составу "заправляться ночью, как днем", не существовало. Вопрос заострился, требовалось найти новый подход. Ради этого старший инспектор-летчик Саутин И.А. отправился из Москвы в очередную командировку. Вместе с группой из четырех наиболее опытных летчиков, откомандированных по приказу командования с разных аэродромов в братскую Белоруссию.


Ту-22


Игорь Александрович вспоминает: «События тех дней не забылись и сегодня, но, к сожалению, имена участников моя память не сохранила. Был, помнится, очень сильный летчик комэск Заверняев, был старший инспектор-летчик шестого Белорусского авиакорпуса, был кто- то из Мащулищ, кажется зам. командира полка… Требовалось провести в Барановичах сборы и отработать в ночных полетах основные элементы контактирования. Было хорошо понятно, что нужно делать, но не было ни малейшей ясности как. Мы собрались, высказали свои суждения. Договорились действовать, руководствуясь личным опытом (у кого как получится) и тем, что "записано" в инструкции "дневной" заправки: слетаем, попробуем, а потом сядем на берегу и обсудим результаты. Пилотирование производилось примерно так: подходишь сзади к заправщику, становишься в кильватер, занимаешь правый пеленг, так, чтобы заправочный конус оказался со стороны левой форточки остекления пилотской кабины и начинаешь по прямой догонять танкер в надежде на отпущенных 50-70 километрах зоны заправки произвести стыковку с ним. Первые же полеты показали неприемлемость такого подхода. Ночь путала все карты. Сравнительно легко обеспечиваемый при дневной видимости контроль скорости сближения (не более 0,5 м/сек), не удавался в ночных. На то она и ночь, что видимость всех все ориентиров существенно изменяется и резко возрастает вероятность столкновения с идущим впереди танкером. Последствия могли быть очень плачевными. При проскакивании конуса неизбежно столкновение. Отворот вправо или влево приводит к попаданию в спутную струю, переворачивающую самолет. Экипаж майора Костырева из 341-го полка днем едва не поплатился за это своими жизнями, сумев в последний момент благополучно катапультироваться из потерявшего управляемость бомбардировщика. Но, повторяю, категория и опыт всех участников позволяла пойти на этот рискованный эксперимент».

Слетав в очередной раз, Саутин на правах предводителя усадил за общий, освобожденный от стаканов и тарелок, стол гарнизонной гостиницы только что приземлившихся и, еще не успевших поснимать летных курток, своих собратьев. Пока в окне не забрезжил рассвет, у каждого из них было право высказываться. Веди они протокол, смогли бы в него записать окончательно согласованный и отредактированный перечень действий. Днем они отоспались, а ночью вновь летали, проверяя и отрабатывая их до автоматизма. Суть новации заключалась в изменении принятых до этого правил и внедрения несколько иного способа визуальной фиксации заправочного конуса в границах левой форточки. Для уравнивания скорости Ту- 22 со скоростью танкера требовалось "остановить" непрерывно болтающийся в потоке конус. И последующим плавным подныриванием под него чуть-чуть "газанув" двигателями, "сработав" штурвалом и рулями, состыковаться. Методика оказалась эффективной и прижилась. Хотя требовала от пилота предельной собранности и координации всех действий.

При обучении навыкам контактирования руководящего состава в Нежинском 199-м полку ДА (командовал полком будущий заместитель командира воздушной армии, а тогда полковник Лев Козлов) ее практическая полезность проявилась в сокращении количества вывозных полетов обучаемых летчиков с восьми до двух. Больше и не требовалось!

«Все дни той недели я возил на ночные заправки сначала самого Льва, а потом – старшего инспектора-летчика дивизии из Озерного Грикошвилли (имени отчества его, уже не помню), смутив их своей техникой пилотирования. Ни тот, ни другой не скрывали изумлений по поводу неожиданно открывшейся простоты манипуляций. В конце недели они стали инструкторами ночной заправки. Мы с моими ребятами вывозили и других командиров экипажей полка, отказавшись от старой методики, существенно сократив тем самым общее время обучения».

Устроенное после завершения передачи и овладения опытом "народное гуляние" соединило в дружеском застолье учителей и учеников. Не обошлось без соседей по гостиничному этажу, пожелавших разделить успех первопроходцев. Разлив по второй, зам. командира корпуса А.В. Долгих высказался: «Александрович! Мы, как последние м…ки, тыкались в этот конус, а ты со своими ребятами подгреб и увидел, что можно по-другому решить вопрос! За мастерство, за творческий подход и за, чтобы твою методику утвердили и начали внедрять!» И добавил вполголоса: «А пока этого не произошло, ты сильно рискуешь, беря на себя ответственность за полеты на заправку! Случись авария, (методика еще не была утверждена и расписана в инструкцию) комиссия докопается – башки тебе не сносить и не оправдаться! Я бы не стал…»

Слава Богу, все закончилось благополучно, никто не пострадал, никто не заложил. Судьба благоприятствовала их успеху.

Но он сопутствовал не всем… Командир корабля Ту-16 И.Е. Юпатов в 1961 г. нарушил инструкцию, точнее был вынужден это сделать, чтобы избежать столкновения. Попал в штопор, но сумел спасти самолет и экипаж. При расследовании председатель комиссии обещал ходатайствовать о присвоении ему звания Героя Советского Союза, а Командующий ВВС МВО Горбатюк обвинил в нарушении инструкции и снял с должности. Впоследствии разобрались, что к чему и восстановили, конечно.

Игорь Александрович Саутин, не один год распространяя успешный опыт, к инспекционной своей работе подходил подчеркнуто не формально. Искал и находил в ней место для творчества: заинтересовываясь и заинтересовывая. Проявлял решительность, брал на себя и нарушал (!) инструкции…, когда понимал их условность. Его твердость и несговорчивость были известны в штабах и гарнизонах. Его уважали, ему завидовали. По прошествии некоторого времени после упомянутых событий и до момента окончательного вывода из эксплуатации, Ту-22 заправлялись по инструкции, отработанной в Барановичах.

В 1982 году полковник И.А. Саутин получает назначение и вместе с семьей и чемоданами отправляется на Север в распоряжение Командующего Оперативной группой в Арктике Ю.Н. Толстухина в город Воркуту командиром войсковой части.

Ни до, ни после в своей жизни полковнику Саутину не доводилось иметь дело с представителями городской и областной администрации. Пришлось овладеть и этим навыком. Проявление дипломатии, учтивости, терпения и запоминания титулов, имен и отчеств многочисленных чиновников номенклатурной иерархии давалось ему не без труда. Общение с ними происходило непрерывно и не только на трибуне центрального проспекта по торжественным дням, но и при разрешении многочисленных административно-хозяйственных и организационных вопросов. Все это было бы не столь затруднительно, если бы не накладывалось дополнительным бременем, утомляя посильнее прямых обязанностей командира части. Он был летчиком, а искусство вести переговоры было не его ремеслом. Понимая и принимая необходимость этого, как неизбежность судьбы, он ждал, стиснув зубы окончания своего срока.

Воркута была, определенно, не самым удачным местом. Одна из причин этого заключалась в том, что там он уже не летал. Был обладателем, можно сказать двух "собственных" транспортных самолетов Ил-14, а в придачу и одного вертолета, но вот возможностью самостоятельно летать не обладал! Для летчика это беда. Более того, из-за временного отсутствия начальника штаба, он был вынужден выполнять еще и его обязанности. И много прочих обязанностей свалившихся до кучи. В том числе, строительство военного аэродрома с железобетонным покрытием. В средней-то полосе России это задание было столь ответственно, что требовало опыта и специальных знаний, а каково в условиях полярной ночи и вечной мерзлоты! Всякий ли справится, если ты, даже "о семи пядей во лбу"? Он служил и справлялся… Чертыхался, переживал, брал на себя, как и положено исполнительно-ответственному начальнику. Четыре года тянул лямку, за которую в надежде сгоряча ухватился.

Как выяснилось, и это была еще не беда, а лишь ее надводная часть. Беда была в том, что на авиабазе выявилась недостача 2700 тонн авиационного керосина! Сорок пять железнодорожных цистерн – целый эшелон! Тут уж совсем стало не до полетов… Дело-то тянуло на подсудное. Действовать требовалось незамедлительно! И он действовал. Настойчиво, решительно, вдумчиво, сохраняя стойкость духа. Просмотрев, сохранившиеся кипы отчетной документации, проверив регистрационные записи по журналам учета получения и расходования ГСМ, он нашел, куда и по чьей воле "утек" злополучный керосин. На его счастье, жили мы тогда еще в правовом государстве, и как бы ни высок был статус виновников, они были выявлены и получили по заслугам.

В 1986 году став военным пенсионером и передохнув от напрягов последних лет, Игорь Алесандрович, привыкший утруждать себя интеллектуальной загрузкой, пошел работать в военное издательство. Для усидчивого и обстоятельного человека – очень даже подходящее занятие, позволявшее не выходить из круга новостей. Если бы не ее однообразность. Может быть, именно это и послужило вдохновляющим началом однажды возникшего у него желания поправить сложившееся в авиации положение дел. Возник замысел, обобщить материалы аварийных ситуаций, имевших место в ДА за несколько десятков лет ее существования, и издать их в виде иллюстрированного сборника. Организация безопасности полетов была для него не один год содержательной основой, предметом особого внимания и заботы. А раз так, то необходима популяризация всех фактов ее нарушения. По сложившимся правилам, информация по фактам аварийных ситуаций на местах, поступала из частей, передавалась в Штаб и ложилась на полки сейфов, становясь недоступной и невостребованной. Вместо того, чтобы подвергаться анализу. Целостной картины статистики авиакатастроф не знал никто. Информация, подшитая в сейфах, должна была, по его мнению, начать по "взрослому" работать на безопасность полетов, став учебными пособиями. Чтобы на ошибках других учиться и учить молодых.


Это коллективная фотография выпускников академии 5-го отделения, снявшихся в 2009 году вместе с В.В. Решетниковым в Монино – все уже седые, раздобревшие. Список однокашников за сорок лет изрядно поредел, ни Константинова, ни Толстухина нет среди них. Саутин на фото – второй слева.


Он понимал с самого начала, что ему, неоднократно принимавшему участие в работе комиссий по расследованию обстоятельств и выявлению причин авиакатастроф, обладавшему богатейшим опытом и связями в родном ведомстве, в одиночку этой задачи не одолеть. Требовались квалифицированные и заинтересованные единомышленники. Они нашлись. Принимаясь за это дело, он и не предполагал, что через некоторое время ему предстоит стать Главным редактором миниатюрного творческого коллектива. На излете зашатавшегося из стороны в сторону и уже совсем близкого к распаду СССР они успели подготовить и отдать в печать уникальную по своей значимости книгу. Вопросов и трудностей на их пути оказалось значительно больше, чем предполагалось. Каждый из них решался последовательно и вдумчиво, как этого требовала авиация.

Первая проблема, с которой пришлось столкнуться, состояла, к их немалому изумлению, в том, что в Главном штабе ВВС все архивные материалы на эту тему поспешили, видимо за ненадобностью (а что еще можно предположить?) уничтожить! Хорошо, что авторская группа знала ситуацию изнутри и смогла собрать, восстановить, восполнить… Не менее важной и ответственной задачей оказалось преодоление барьера секретности. В нашей стране многое секретилось необоснованно, так было проще жить. По их мнению, обстоятельства воздушных катастроф не только не могли быть предметом государственной тайны, но должны были стать предметом самого широкого изучения во избежание повторения. Над этой "загогулиной", уже в обстановке активно внедряемых в армейской среде новаций, им пришлось "поработать", засучив рукава повыше локтей. Победителей не судят: "добро", делающее книгу доступной миллионам в начале нового десятилетия было, наконец, получено. В 1993 году книга под названием "Пособие по безопасности полетов " под грифом ДСП, в голубом дерматиновом переплете, пахнувшем типографской краской вышло из недр Воениздата.

Воистину, по оценкам всех, кто держал ее в руках, эта уникальная Книга стала памятником всем живым и мертвым авиаторам ДА. Написанная никак не иначе, как кровью, пролитой по неизбежности и халатности, надломленными судьбами, стечением роковых обстоятельств, болью и скорбью, книга не имеет себе равных. Это, по существу, и не инструкция, вовсе, в привычном значении этого понятия, а история аварий и судеб Дальней авиации, начиная с 1960 года.

Летчики и штурманы, а также все, имевшие отношения с Дальней Авиацией, и авиацией вообще, трепетно дорожат этой книгой или страстно мечтают стать ее обладателем. Я был тому свидетелем. Попади на книжный прилавок, она могла бы стать подлинным бестселлером. Очень жаль, что книга не вышла раньше! Как здорово, что она вообще появилась на белый свет!

В свои почти восемьдесят лет он не утратил сил и здравого смысла, крепок, ироничен, с удовольствием поднимает рюмку и, не смотря на многие окружающие жизненные превратности, не теряет стойкости. Его судьба была, как всякая, уникальна в своих причудах и вместила в себя многочисленные особенности сходных судеб. В день встречи ветеранов Дальней авиации он вновь приходит на традиционное место, чтобы повидаться в очередной раз с однополчанами. Чтобы вместе вспомнить тех с кем летал, встречался на земле, жил бок о бок, и помянуть не доживших. Он намерен это делать впредь, покуда хватит сил.

Загрузка...