Пришлось его немного успокоить.

— Потише, конь! — хрипнула Ирэн из-под простыни, — Шевели аккуратней — у меня шея застуженная…

Когда уходил, Алфер, рассчитываясь, инструктировал парня.

— Ты, Лешка, хоть и наш, соседский, но до меня слухи добежали, что к дочке городового сватаешься?

— Врут, Алфер Петрович! — таращил глаза тот, — Кто сказал-то?

— Ну, гляди, — хлопнул вор цирюльника по плечу, — Проверю обязательно, а то наши-то жизни переплетены с тобою, не разорвать. Не ошибайся, смотри, а с болтунами этими я сам разберусь. А может, не врут? — еще раз заглянул вор парню в глаза, цепко прихватив за шею. Тот только головой замотал, будто куренок перед забоем, — Смотри, — толкнул вор его к дверям, — Мы тебе столько платим, потому что свой ты. Батька твой нас стриг-брил, теперя ты. Гляди, не ошибайся…

— Загрузил? — хмыкнула Ирэн фразой из какого-то российского теле-боевика, когда цирюльник ушел.

— В смысле? — удивился вор непривычному обороту родом из двадцатого.

— Ну, рассказал сказочку, чтобы боялся, — пояснила Ирэн.

— Ага, — просветлел тот, — Загрузил. Точно! Собаки же, Ирка, преданные, пока их дрессируешь… Ну, и как тебе стрижка получилась?


«Стрижка, — рассматривала собственное отражение в окне вагона Ирэн. На нее из зеленой глубины стекла затуманенной набежавшей на солнце тучкой смотрел худощавый молодой парень с дерзким взглядом. — Хотя такая стрижка мне даже хорошо», — прибросила она мысленно на себя деловой брючный костюм для офиса.

Вспомнилась реакцию дяди Юры. Вор пришел перед самым выходом на вокзал и чуть не свернул бак с водой, грохоча как медведь.

— Ирка-то где? — обвел глазами комнату, — Ого! — опознал он девушку и громко засмеялся, — Вот это вы, парни, дали стригу!

Хохотали долго. Наружу неожиданно выплеснулось все напряжение ситуации и общие переживания.

Оказывается, в последнее время к персоне старого вора у охранки повышенное внимание.

— Кого только ни засылали, — откровенничал Алфер, — А тут ты появилась. Повезло, что дядя Юра на месте был, а так и прибрали бы тебя вместе с жетоном. Ты, кстати, забирать-то его будешь?

— Возьму, — раздумывала над словами вора Ирэн, — А что, так и зарезал бы?

— Запросто! — глянул тот, — Сыскные, суки, не люди. Бьют нас, калечат. Этих только резать!

«Действительно, повезло», — оценила ярость вора Ирэн.

Но от психологического эксперимента девушка все-таки не удержалась, и когда Алфер в очередной раз упомянул, насколько он за нее в ответе, позвала за собой в дорогу.

— А поехали тогда вместе, — улыбалась она ему, — Потом, может, и вернешься…

И напоролась.

— Хочешь, чтобы ехал? — серьезно глянул вор, — А я попру. Ты мне по нраву, или снова играться взялась?

— Ладно, ладно, — тронула его за руку девушка, — Прости меня, Алфер. Проверить тебя хотела.

А тот глянул на нее с такой болью, что девушке невольно стало не по себе.

— Проверила? — буркнул вор, — Езжай уж, а то и на самом деле поеду — не вернусь. Ты шалавой-то быть не согласишься, а нам по-другому нельзя. И что на земле людей так мало? — В сердцах кинул он кухонный ножик в двери комнаты. Тот воткнулся с сочным чваканьем и теперь покачивался маятником, отражая лучики солнца и гоняя их по комнате.


«Руки изгадили, — глянула на ладони с черными прожилками Ирэн, — Будто полжизни уголь грузила».

Настоял на такой маскировке дядя Юра. Когда окончательно собрались, он придирчиво осмотрел девушку и с досадой хлопнул себя по колену.

— Деревенский, яти тебя пяти! — Ухватил он ее за кисть, — Ладони-то, ладони. Хоть мозоль бы какой завалящий, а так чистая барышня. Алфер! Дай-ка золы из печки, щас мы ей картинку наведем.

Управились быстро.

Золу с остатками остывших углей растолкли прямо на совке, смешали с растительным маслом, и девушка растерла серое месиво на руках.

Подождали минут двадцать. После ополоснули холодной водой и насухо вытерли тряпкой. Еще через полчаса дядя Юра позволил помыть руки с мылом.

— За красоту не переживай, девка, — улыбался он рассматривая черные прожилки на руках, — Зато сейчас тебя никто не просчитает. Дней пять еще удержится маскировка, если сильно намываться не будешь — тебе ща в самый раз…


— Слыша, парень, — неожиданно шевельнула Ирэн за плечо жесткая рука, возвращая ее в общий вагон, — Ты откудова будешь? Не с Воронежа ли? Отца твоёго не Петром зовут?

Девушка обернулась. Кряжистый мужик, что задал вопрос, внимательно смотрел, ожидая ответа.

— Нет, — сипло ответила ему она, — Я из Ойска, городская, — и осеклась на оговорке.

— Мастеровой? — вроде не заметил ошибки тот и глянул на ее руки.

— Железнодорожные мастерские, — вспомнила Ирэн профессию Егора Дулебова, — Слесарь. — И отвернулась к окну.

Внутри дрожала тонкая струнка. В купе сейчас сидело сейчас человек шесть. Двое лежали на полках.

Но ответы, по-видимому, удовлетворили собеседника, и он, уловив нежелание общаться, заговорил с другим соседом.

Девушка же напряженно вслушивалась в говорок за спиной, а там разгорелись нешуточные страсти.

— Убежден, что революционный переворот ничего не решает, — шепелявил подсевший на ближайшей станции мужчина, напоминающий сельского учителя, — Вопрос создания крестьянских союзов сейчас стоит очень остро.

— А что дает твой союз? — включился в беседу недавний собеседник Ирэн, — Землю? Мне, паря, работа скопом не нужна. Я лямку за лентяя тянуть не буду.

— Да уж, — продолжал наступать шепелявый, — На этот счет с вами, частничками, тяжело. А землю-то можно только скопом и получить…

Девушка неожиданно возникшему спору порадовалась. Внимание недавнего собеседника переключилась на нового соседа.

«Какой же партии эта программа?» — силилась вспомнить она знакомые постулаты о нереволюционном переходе и крестьянских союзах, но не успела.

— Господин Сазонов? — неожиданно прозвучал въедливый голос из соседнего купе, — Егор Сергеевич?

Ирэн неожиданно уловила за спиной смятение шепелявого и его настрой на самые неожиданные действия.

— Вы ошиблись, — вкрадчиво проговорил он, — Моя фамилия Бирюков.

— По документам, может, и так, — продолжил собеседник, — Да и внешне я бы вас никогда не признал, а вот говорок ваш… Зря вы свои эсеровские идеи так открыто трясете. Да не переживайте, — продолжал вкрадчивый, — Мы с вами можем объясниться, только не принародно. Я же вижу, вы узнали меня. — Голос из соседнего купе явно ждал ответа, но, не дождавшись, продолжил. — Да, это я присутствовал в Уфе около занятной ситуации с блокнотом, но теперь я безопасен и, как видите, даже в общем вагоне еду.

— Что так? — с явным ехидством крякнул шепелявый.

— Да вот шеф наш опрофанился.

— Сергей Васильевич? — изумился собеседник.

Ирэн навострилась слушать.

«Смотри-ка, не я одна в бегах», — прибросила она.

— Он самый, Сергей Васильевич! — подтвердил собеседник, — Так что теперь я, как и вы, на особом положении. На всякий случай, так сказать.

— Смело, — задумчиво протянул тот, кого голос из соседнего купе назвал господином Сазоновым. — Похоже, нам действительно нужно объясниться…

— Прошу учесть, — живо откликнулся собеседник, — Говорим только здесь и никаких тамбуров. Знаю я вашего брата… — И неожиданно в купе заглянула всклокоченная голова с щегольскими усиками. — Ну, кто наверху поспать пару часиков хочет?

— Иди, — ткнул Ирэн в бок недавний кряжистый собеседник, — Ты ж болеешь. Поспи, пока можно.

Неожиданно девушка почувствовала цепкий взгляд мужчины из соседнего купе. Что-то он сейчас прибрасывал или вспоминал.

— Идешь, парень? — интересовался он, явно ожидая ответа, но Ирэн лишь кивнула и ловко выбралась со своего места в проход.

Пока нежданный «благодетель» сползал вниз, девушка с интересом разглядывала эсера с шепелявым говорком.

Благородные черты лица никак не вязались с его нынешним внешним обликом и коротко стриженной головой.

«Похоже, беглый, — определила для себя Ирэн. Ей сильно хотелось остаться-послушать т. к. речь шла явно о судьбе ее бывшего шефа Зубатова, но сидеть, как на выставке перед беглым шпиком тоже не хотелось. — Чем черт не шутит, — проскочила мимо него и карабкалась на деревянную полку Ирэн, — Может, и видел он меня где?»

Девушка понимала: беседовать бывшие враги будут скорей всего шепотом, и еще неясно, чем все это вообще закончится.

* * *

— Зарезали! — разбудил Ирэн бабский истерический крик.

Бабский вопль — не женский. Дурные нотки с явным удовольствием переливались в голосе фейерверками, будто говоря: — «Я кричу, смотрите — мой выход». Женщина бы ахнула сочувственно, ну всхлипнула бы, наконец, а тут:

— Зарезали-и-и-и!!!!

Ирэн сжалась на полке. Ночь прошла, и по времени скоро должен быть Ойск. Сильно хотелось в туалет, пить, выпрямиться, противно требовал хоть какой еды пустой живот, и чесалось тело.

Решить, что делать в первую очередь, девушка не успела, как на крик явился проводник с явными полицейскими замашками.

Он молча раздвинул собравшихся в проходе и заглянул в купе, откуда вчера ушла Ирэн. Девушка видела лишь его руку с кольцом на мизинце, уцепившуюся за перегородку.

— Хватит орать! — рявкнул он на бабу, — Кто и откуда едет? Ну? Кто рядом с убитым сидел? Да не молчите вы, а то в Ойске все купе с поезда сниму!

Разом забубнили несколько голосов. Слов было не разобрать, и сколько Ирэн ни вслушивалась, никого узнать не смогла.

«Вот и посекретничали враги, — догадалась девушка, как все-таки услышала, кто убит, — Зря сыскной так высунулся. Или, может, задержать пробовал? Почему нет? Прибывает на станцию и докладывает: вот вам беглый Сазонов, как там его, Егор или Сергей Егорович? Мол, работал по заданию Зубатова, а про все беды шефа и знать не знал… Эсеру-то лишний шум с убийством тоже ни к чему. Не мог он так беспричинно убить».

Тем временем проводник поднялся из купе.

— Идемте со мной, — командовал он, — До Ойска полчаса. Вопрос серьезный. Убит жандармский чиновник. Я, чтобы вас с поезда не снимать, опрошу на бумагу честь по чести. Там еще вопросы зададут, но стоянка долгая — заправка, так что все успеем сделать. И фамилию, фамилию вспоминайте!

Следом за ним потянулся незнакомый мужик в овечьей безрукавке с котомкой и давний собеседник Ирэн.

Поймав взгляд девушки, он кивнул ей, мол, вот так вот, а потом, просветлев взглядом, неожиданно сунулся в купе.

— Слышь, паря, — шепнул он ей, — Выручай. Ты же в самом начале разговора был, не помнишь, как бишь фамилия этого, ну что все за мужиков ратовал. Вспомни, давай, а то проговорился я, что слышал, но не помню, так сейчас душу всю вынут, не он, так сыскные в Ойске.

«Говорить или не говорить? — сомневалась Ирэн, — Скажи ему, а он еще за собой потянет…» — но простоватый взгляд мужика был настолько просящ и чист, что она шепнула тихонько, — Сазонов или Егор или Сергей.

— Точно! — засветлел лицом тот, — Ты, паря, не переживай, я тя не упомяну, — хлопнул он Ирэн по плечу, — Ишь как поставил нас всех, поганец, — сетовал он уходя по коридору за проводником.

«Полчаса до Ойска, — прибросила Ирэн, — Рядом в купе покойник. На станции сразу полный вагон полиции. Надо уходить», — и стала спускаться.

В туалет удалось попасть только перед самым Ойском, но радости это добавило немного. «Проникновенное» амбре оказалось намного хуже махорочного дыма, стоящего в тамбуре столбом.

«Чай пью на станции, — решила девушка, приткнувшись к окошку, — Осматриваюсь, а потом на Петровский рынок к Хитровану».

Переход между вагонами оказался закрытым.

Ирэн рассудила, что в случае подобного происшествия она так же перекрыла бы все выходы.

«Документы бы не стали проверять, — переживала она, — Что покажу-то?»

Удостоверение на Ироиду Семеновну Суконскую, полицейский жетон да браунинг — вот все чем она располагала.

«Хоть бы в пригороде тише шел, — загадала она поезду, — Спрыгнула бы сразу».

Попробовала ручку двери. Та подалась.

«Не заперта», — оценила Ирэн.

За окошком уже мелькали округлые холмы, меж которых и улегся Ойск.

«Минут пять еще, — прибрасывала девушка, рассматривая первые домишки окраин, — Может меньше. — Неожиданно поезд явно сбавил ход. Потом еще и еще. — Попробовать?» — мелькнула шальная мысль, и вспомнилось детское время в гостях у бабушки, где они вопреки всем взрослым указаниям иногда катались на товарных составах, сильно сбрасывающих ход во время летних ремонтных работ.

Поезд убавил еще, и теперь возможность безопасно прыгнуть была абсолютно реальной.

То, что произошло дальше, она вспоминала после с легким удивлением.

Какая-то другая Ирэн, притаившаяся изнутри, спокойно открыла двери тамбура и, улыбнувшись удивленным мужикам, хрипло сообщила:

— Пойду я. Вона дом мой… — изображать сипоту нужды теперь не было. Полка, на которой она пролежала ночь, была на сквозняке, и в груди теперь что-то все время подозрительно булькало.

Насыпь, плывущая вдоль вагона, приняла девушку жестко.

«Хорошо на правую ногу прыгать», — бежала она, стараясь удержать равновесие, и с благодарностью вспоминала главных заводил детских поездок на товарняках «до поворотки».

Поезд еще катился мимо Ирэн, а она, остановившись, ликовала:

«Ушла! Ушла!»

Но радоваться было рано.

Наверняка проводник доложит на станции о подозрительном пареньке, прыгнувшем на окраине города из вагона, в котором случилось убийство.

Нужно было выбираться.

Шевельнула кисет Алфера на поясе. Вспомнила с благодарностью слова вора: «Твоя монета теперя копейка да пятак».

Действительно, купюрами здесь размахивать было небезопасно.

Направилась к мужику, запрягающему коня в телегу через три дома от нее.

— Здравствуйте, не в город ли поехали? — улыбнулась девушка как подошла.

— А тебе чего? — насупился тот.

— Да на Петров бы рынок попасть.

— А мне там что? — удивился мужик, — Я туда почитай год как не ездил. Нету нужды…

— Я бы заплатил, — глянула тому в глаза Ирэн.

— Скока? — усмехнулся тот.

— А хоть и рубль — моргнула девушка.

— Сажень дров? — прибросил мужик, — Давай хоть на два пятерика…

— А сколько это?

— Десять рублёв.

— Эка хватил! — упрямилась девушка, — Я стока не получаю, чтобы тратить. Давай за три…

Через пару минут словесного поединка остановились на четырех рублях.

— Деньги сразу, — тянул мозолистую руку мужик.

— Сразу только два, — сунула ему горсть мелочи из кисета Ирэн, — Остальное на Петровском. И так берешь как за десять извозчиков.

— Садися, — крякнул тот, — Нету здеся извозчиков, а как ты с вагона сигал, я тоже видал. Потому така и цена.

— Ну, раз догадливый такой, — сменила тон девушка на интонацию, подслушанную у воров, — Вези быстро и без шуток, — Задрала она подол рубахи, показав рукоятку браунинга, — Будешь играться, первая пуля тебе. Довезешь, получишь пятнадцать. Лукавить будешь — знаю, где живешь!

— Пятнадцать рублёв? — аж задохнулся мужик, — Чего раньше-то здесь не прыгал?

Поехали.

Странное дело рассматривать, как застраивался родной город сто лет назад и с окраин.

«Забавно, — удивлялась Ирэн разбитым телегами улицам и полному отсутствию полиции, — Раздолье полное, и делай, что хочешь».

Неожиданно заговорил мужик.

— Ты не гляди сильно, — крикнул он, — Тута полицейских не бывает. Разве что убьют кого. Она вся в центре, а здеся мы тока.

Оказалось, район этот самовольно застроился погорельцами из соседней области.

— Здеся и земля лучше, — все поворачивался к девушке мужик, — И река что надо. На следующий год мельницу ставить будем. — Неожиданно за округлым холмом мелькнул край строений в несколько этажей. — Вона твой Ойск, — крикнул возница, — Еще немного телегой поскрипим, и будет твой Петровский.

Слева потянулась голубая лента реки.

«Так здесь же в наше время Академгородок стоит, — сообразила девушка, — А на холме этом институты…»

— Ты кисет-то, паря, в телегу положь, вдруг узнают тебя, и бежать придется, — беспокоился мужик, но Ирэн лишь отмахнулась, ответив, мол, не знает никто меня здесь, сам смотри не ошибись.

Как ни странно, ее объяснения успокоили возницу, и через несколько минут телега заехала между первых домов.

Дорогу тот выбрал самую дальнюю.

— Ты платишь, а я берегу, — повернулся он на замечание Ирэн, что долго едут, — Можно и мимо самой полиции прокатиться, но мне это самому не надо, вдруг подойдет какой вопрос задать, а ты стрелить возмесся.

Осторожность мужика пришлась девушке по душе, и тут неожиданно они выкатились на переулок, где расположилась Хитровановская хата.

— Стой, — хлопнула мужика по плечу Ирэн, как узнала место, — Я здесь сойду, — вглядывалась она в арку, что была видна из окна воровской квартиры, да зады магазина, выходящего на Петровский рынок. — Держи. — Отсчитала она восемь рублей и высыпала их мужику на ладонь.

— Ишь не обманул, — пушил бороду тот, — А я уж забоялся, как ты меня остановил. Ты, паря, помни теперя, где я живу. Меня Лукъяном зовут. Я тебе и охотник, и рыбалю помалу. Дом могу построить. Так понадобится что, или спрятаться, ты давай. У нас там полицейских пока нету.

— Прощай, Лукъян, — протянула ему руку девушка и попыталась крепко сжать, — Я обязательно к тебе наведаюсь. Ты семейный?

— Ну? — удивился тот вопросу, — Малых четверо.

— Да не задумывайся, — рассмеялась девушка, — Я про гостинцы, если в гости соберусь.

— А, — засветлел тот лицом, — а я уж запереживал, что снова пугать будешь.

— С чего взял-то?

— А странный ты — в глазах злость, а не жадный. Руки как у мастерового, а ни одного мозоля и нежные, как у девки иной.

«Ошибочка», — отметила про себя Ирэн и объяснила, — Я, вор, Лукъян, так что работа ваша деревенская нам не с руки. — И, уловив замешательство мужика, продолжила, — А ты что думал? Политика тут? Не переживай, нам с простым народом воевать не с руки. Дружим больше. Давай. В гости жди.

Мужик крякнул, понятливо кивнул и ловко развернул телегу.

— Где живу, помнишь! — крикнул он, — Бывай, паря!


Необычное тепло неожиданной беседы с возницей разлилось на душе у Ирэн.

«Вот они, настоящие русские люди», — вспоминала она искренность последних минут разговора. Девушка понимала, появись она в мужском платье на пороге у Лукьяна — примет как родного брата.

В такой эйфории и принесли ее ноги прямо под окна Хитровану.

Ирэн, не скромничая, рассматривала занавески.

«Вроде ничего не поменялось, — отметила она, — Все, как и раньше».

Неожиданно шторка на окне дрогнула, фрамуга открылась и в окошко выглянула Ефейка собственной персоной. В руках она держала таз с грязной водой.

— Чего пялишься? — по-хозяйски крикнула она, — Отойди, а то оболью щас как выплесну.

— А что, дома никого, раз такая смелая? — вспомнила Ирэн, как ругал Хитрован девчонку за то, что она иной раз плескала воду после уборки прямо на улицу.

— Эх! — махнула девчонка тазом, стараясь теперь специально попасть на слишком уж ретивого и неизвестно откуда взявшегося парня, — Тебе какое дело есть, кто или нету?

Ирэн еле отскочить успела.

— Ну, погоди, Ефейка, — в сердцах уже не таилась она, — Я вот Федору все про тебя расскажу, как ты снова грязь на улицу льешь!

* * *

Казалось, можно бы и остановиться-успокоиться. Заснуть хотя бы после всех перипетий, но нет. Ефейка сопела где-то под боком, по обыкновению уцепившись двумя руками за пальцы Ирэн.

За окном молчал ставший таким родным старинный город да всхрапывал за стенкой уснувший наконец Хитрован.

Явление Ирэн в мужском обличии переполошило обитателей воровской квартиры.

Ефейка после неосторожных слов девушки сначала перекрестилась, а потом с криком: — Тетка Ира! — чуть не вывалилась на улицу.

Пришлось Ирэн от греха и по-быстрому забегать в распахнутый дверной проем. Хорошо, никого рядом не оказалось, хотя не факт — видеть и слышать могли — не ночь же на дворе.

Деревянная лестница выдала проверенную порцию скрипа и замерла на самой высокой ноте.

— Молчи. — Зажала девушка ладонью рот девчонке, повисшей у нее на шее, — Видишь, как я живу теперь, мне шум не нужен. — А та уже и не кричала, а только сопела и швыркала слезами у нее на плече.

— Мы, тетка Ира, и к гадалке ходили с Антохой за тебя проверять, — утирала она рукавом глаза, — Живая ты не живая. Хитрован все изгалялся, мол, чего ей будет ведьме — любого вора переиграет, а мне все сны снятся про тебя плохие, чего переживаю… Да и Антоха тоже что-то чует, но молчит, а я не могу. Нету у меня никого кроме тебя-а-а… — снова зашлась слезами девчонка.

— Успокойся, — присела за стол Ирэн, — Мужики-то когда придут? Давай на стол будем налаживать.

— Пирога слоеного? — с надеждой проглотила последние слезы Ефейка.

— Так продуктов же не брали, — развела руки девушка, — А на рынок сейчас не пойдешь — сама видишь, какая я.

— А чего, — спрыгнула на пол девчонка, — Красивый парень-то получился, только кость тонкая и кожа на щечках холеная, будто из-под румян, а так-то красивый. — хихикнула и зажала рот она.

Девушка с дороги по-быстрому перекусила хлеба с медом, и они принялись с Ефейкой стряпать сдобные булки с сахаром.

Рецепт нехитрый: сдобное тесто намесили, а как поднялось, давай из него резать-выворачивать фигурки разные. Маслом мажут, сахаром сыплют и в духовку печную, что нагрели, суют.

Целый таз напекли и только остановились, заскрипела лестница.

— Идут, — накинула крючок Ефейка, — Ты давай-ка в комнату.

— Уйду, если не наши, — шепнула одними губами Ирэн, но по скрипу и уверенной походке обе поняли — идет хозяин.

— Печку что ли завела? — дергал запертую дверь Хитрован, — на пол-улицы стряпней воняет. Пожгешь все. Открывай!

Ефейка хитро прищурилась на Ирэн, сидящую спиной к окну, и отбросила крючок.

— Ух ты, — увидел Хитрован таз со стряпней, — Сама навострилась или домовой помогал? А ты кто? — ощерился он, увидев темный мужской силуэт в картузе на фоне распахнутого окна, и в руке у него как у фокусника неожиданно мелькнула вороненая сталь нагана.

— Тетка Ира это, — испуганно зачастила девчонка, — Переодетая она просто, а стряпали вместе.

— Привет, Федор, — хрипло поздоровалась девушка, — Видишь, как от дяди Юры из Москвы добираюсь.

Вор прищурился, не убирая оружия, а потом отвесил Ефейке вескую затрещину.

— Чтобы больше никогда не игрались так! — рявкнул он, — Я же чуть не выстрелил! А ты чего, дура? — швырнул он наган по дощатому столу в сторону Ирэн, — Пулю решила словить?

— Прости, Федор, — еле выдавила из себя та, — Неумно получилось.

— Неумно! — еще кипятился вор, — Точно, что старый, что малый. А ну, покажися, — зашел он от света, — А как хрипеть-то мужиком научилась!

— Так само собой, — кашляла Ирэн, — В вагоне продуло.

Напряжение спало, и пересказ московской истории Хитрован заставил повторить дважды.

— Значит, спекся Зубатыч, — то ли радостно, то ли огорченно цыкал он, — А с ними и псы его преданные. Ну и кто, Ирка, крепче: преступники али государство вашенское?

— Ответ сам знаешь, Федор, да и отношение мое тоже. Если бы не Ярень, я бы в этот переплет не попала бы.

— Это да, — щурился Хитрован, — С тобою нам всем повезло, ты и детишек оттудова вытащила, и нас ни раз не подвела. Мосты с охранкой навела лучше не надо, вот только что делать-то нам с тобой теперя?

— Пару дней осмотрюсь-подлечусь, да и есть у меня план кое-какой, — ответила девушка, — Может, замуж за купца пойду, а может, и еще что.

— За купца? — прищурился вор, — Я даже знаю за которого. Тут давеча ощипать его предлагали, так я настоял, чтоб не трогали. Других дел что ли мало? Как знал, что пригодится. Значит, выручит он тебе?

— Надеюсь, — взъерошила себе волосы девушка, — Если не получится, дальше думать буду.

Проговорили еще час. История о прыжке с поезда Федору понравилась. Не покоробило его и то, что девушка назвалась вором нечаянному извозчику.

— Тебе можно, — кряхтел довольный Хитрован, — Хороша заточка, а лапотник, говоришь, из погорельцев? Такой может и сгодиться. Кто беду переживал, другого завсегда поймет. Вот только деньги ты ему зря дала. Не по масти это!

— Так я же завернула его. Он считай раз в десять дальше отмахал и вез-то кружными путями мимо городовых. Деньги — мусор, ты сам говорил, а работу он сделал!

— Пятнадцать рублей! — не мог успокоиться Федор.

— Не мои же, Алфер в дорогу наменял.

— Алфер, Алфер, — повторил со странной интонацией Хитрован, — Алфер Ростовский. Значит с дядей Юрой они теперь. А мы ведь с ним старые знакомцы, и медведь этот московский даже мирил нас разок на пересылке…

Договорить он не успел, и в двери условно стукнули.

— Антоха, — шепнул Хитрован, — Картуз одевай, сыграем и его. Ефейка, молчи.

«Точно, что старый, что малый», — оценила Ирэн, но благоразумно промолчала.

— Здоровайте, — кивнул степенно парнишка, как вошел силуэту у окна, — Потом про дело будем говорить? А тетка Ира где?

— Смотри, матерый, а как просчитал-то? — поразился Хитрован.

— А я стряпню ее за версту чую, — засмеялся тот, — В Ойске никогда так не пахнет!

— Привет, Антоха, — хрипнула и сняла картуз Ирэн, — Это я.

— Заболела? Че так постриглася-то? — вытянулось у парнишки лицо, — Тиф что ли?

— Типун тебе, — отмахнулся Хитрован, — Не видишь, в бегах она, да и по тифу только наголо стригут. Специалист хренов, — перекрестился вор. — Тиф, не дай Бог! Меня-то родимец миловал, а на каторге в свое время многие полегли.

Мальчишка подошел к девушке и пристально вгляделся в ей в лицо.

— Взгляд сменился, — грустно заговорил он, — Что тяжелое наше время, тетка Ира?

— Интересное, — хрипнула та, — У вас хоть жизнь есть, а на той стороне, — махнула она рукой, — Муть одна.

— Ну а получись тебе домой сейчас попасть, захотела бы? — продолжил допрос парнишка.

— Домой? — задумалась Ирэн, — Ну если только вас с собою забрать…

— Эка хватила, — хлопнул ладонью по столу и засмеялся Хитрован, — Забрать! А что я там делать буду? У вас хоть воры-то есть там?

— Есть. — Вспомнила Ирэн газетные статьи и телевизионные передачи.

— Что, так и называются?

— Почти. У нас они называются воры в законе.

— Красиво. — Оценил Федор, — Ну и ответь тогда, кто крепче мы или государство?

— Сам ответ знаешь, — улыбнулась девушка, — Или еще побахвалиться хочешь?

— Ты не поймешь! — сжал кулаки вор, — Сто лет прошло! Нет ни царя, ни революционеров. Никого! Государство ваше тоже исчезнет, а мы стоим!


Сразу после этого Хитрован отправил Антоху за самогонкой и к ночи напился.

— Хорошие новости принесла Ирка! — грохотал он над тарелками с закуской, — Смотри, Антоха, какое дело наше крепкое — любого переживает! Жалко ты, Ирка, ни с кем из них там не общалася. Хоть рассказала бы, как живут и чем?

Девушка лишь плечами пожимала.

— Но и на этом ладно, — булькал очередную рюмку вор, — Эх новости хорошие, жалко рассказать некому…


Утро свалилось на Ирэн вместе с первыми криками на рынке.

«Дома, — нежилась она в постели, а Ефейка уже шебаршила на кухне, заводя самовар, — Наконец-то дома. — Тепло и душевный уют Хитровановской квартиры никак не вязался у девушки с ее прошлыми суждениями о преступниках. — Интересно, — задумалась она, — А есть ли в наше время такие вот парни? — прислушивалась она к храпу вора за стенкой, — Ну вот рассудить за мои знакомства здесь — куда ни кинь, только у воров и спасаюсь. Еще неизвестно, как себя Антоновский поведет. Это хорошо, когда все хорошо, — говорила она себе, — А вот как нынче сложится, еще смотреть надо. Михаил Михайлович-то купец и интересами своими вряд ли поступится. Приду к нему, а он меня и продаст по-быстрому. Зачем ему свое положение портить? Может, там и так уже засада?» — нагнетала себе девушка.

Дальше думать не захотелось, и она стала одеваться.

— Тетка Ира, — сунулась в комнату Ефейка, — Так может тебе опять девичье одеть?

— А стрижка? — грустно ответила девушка, — Нет уж. Пока так побуду, а потом увидим. Сильно изменилась?

— Если б не заговорила, ни в жисть не поняла бы. — Засмеялась девчонка, — А как по имени меня вчерась назвала, так, будто изнутри у тебя что полезло. Смотрю, тетка Ира моя стоит, только стриженная и в мужицком.

— Это хорошо, — улыбалась девушка, — Ты не знаешь, где у Федора вакса сапоги почистить?

Проснулся Антоха и перестал, наконец, храпеть Хитрован.

— Скока время? — хрипнул он из-под одеяла.

— Рано еще. Спи. Самовар не готов, — откликнулась Ирэн.

— Да я уж и не смогу, — уселся в длинной исподней рубахе на кровати вор. — Полночи с твоими ворами в законе правила ихние уяснял. Эка ты мне, девка, своими историями башку свернула.

— Ну и как? — улыбнулась девушка, — Уяснил?

— Да не по нраву мне, что женатые они все, — отозвался тот, — Правда это или приснилося? Ведь это первое дело ничего за собой не иметь — ни денег, ни семьи… Человечишка-то жиреет быстро, так что лучше и не пробовать — не оторвешься потом!

— Не знаю, я Федор, — ответила девушка. — Честно. Вот если вернусь обратно, так разузнаю.

— А потом что? — кашлял смехом вор, — Опять придешь-вернешься, чтобы рассказать?

— Как получится, — отмахнулась Ирэн, — Я и с Ефейкой сюда попадать не собиралась, а вышло вон как, — обвела она рукой комнату, — Ты мне лучше рубаху еще мужскую дай по дому работать, а то я свою парадную уделаю, не дай Бог.

Пока завтракали, обсудили, что делать дальше.

— Я тебе так скажу, — кипятился Хитрован, — Сразу идти туда, так прямее дороги в централ нету. Ты как думаешь, что тебе будут по залету вашему московскому привязывать?

— Зубатов называл это заговором, хотя по мне интрига просто и арестами там не пахнет, — после легкой паузы ответила Ирэн, — А вот сама я для них бесценна, поскольку информация у меня разная за ваше время есть.

— Тут да, — согласился вор, — Они тебя под белы рученьки сразу упрячут без прямого покровительства и доить будут для орденов своих да званий.

— Думаешь? — перспективы девушку не порадовали.

— Почти точно! — хлопнул ладонью по столешнице вор, — Это тебе, ведьма, с Зубатычем повезло. Попала девка в масть фартовую! А я так-то вообстче, — незнамо зачем заковеркал он слово. Замолчал и после паузы продолжил, — Я-то вообстче Ирка уже придумал, чего нам с тобою теперя делать.

* * *

Задумка вора оказалась простой.

— Ты, Антоха, бери сегодня пару шустряков из бригады своей, да пасите «Аврору» весь день. Вякать будут, скажешь, с других дел долю получат. — Парнишка молча, кивал, швыркая из громадной глиняной кружки чай. — Видала, какой? — повернулся к Ирэн Хитрован, — Когда к нам пришел, так говорил — не остановишь, а сейчас слова не выдавишь.

Антон лишь глянул на него с хитрым прищуром и еще раз швыркнул.

— Я гляжу, дядя Юра тебе с одежкой не пожадничал, — крутил в руках сапог Ирэн Хитрован, — Знаешь, скока такие на базаре стоят? — девушка лишь пожала плечами, — Да ты, я гляжу, уж одной ногой к купцу своему зашла? — сменил тему вор, — Так я тебе скажу, пока Антоха не вернется, сидишь тута и не пикаешь! С Ефейкой чирикайте. Оружие у тебя есть? — неожиданно глянул он девушке в глаза.

— Браунинг казенный, — решила не врать Ирэн. Сильно уж сверлил ее глазами Хитрован, будто неправды ожидал.

— Кажи масть! — хлопнул ладонью по столешнице вор.

— На, — выудила из-под рубахи нагретый телом пистолет девушка.

Оружие хозяин квартиры принял двумя руками, не давая уложить его на стол.

— Теплый, — улыбался Хитрован будто детской игрушке, — Спала с ним что ли?

— Спала, — подтвердила Ирэн и попросила, — Дай мне, Федор, твой наган посмотреть.

— Держи, — вытянул вор из-за пояса свое оружие, — Только не дергай ничего.

Забавная сценка продолжалась еще с минуту, пока из-за стола не поднялся Антоха.

— Пошел я, — надевал он фуражку, — До темноты все отглядим, купец допоздна там бывает?

— Постой-ка, — пришла к Ирэн неожиданная мысль, — Давай я записку ему напишу. Если он не за меня, так сразу будет видно, если что задумает.

— Давай, — оторвался от браунинга Хитрован, — Ефейка! Перо с бумагою сюда! Чернильница на буфете. — Девчонка юлой выкрутилась из-за стола. — Тогда, Антоха, делаем так. Там звякалка на дверях есть? Ага. Значит, записку швырнешь за двери, они на бряк придут-заметят. Сам не отдавай. Он твою руку знает? — повернулся вор к Ирэн. Та лишь плечами пожала, не отрываясь от листа бумаги.

— Вроде не переписывались. Зубатов, тот знает. Служанка еще. Антоновский скорее всего нет. Лучше пускай Антоха передаст, он его в лицо видел, да я еще тут напишу кое-чего, — решила она напомнить купцу поцелуй на перроне.

— Давайте я пойду, — неожиданно пискнула Ефейка, — Меня они не спымают.

Ирэн полагала, вор сейчас рявкнет на нее, но тот лишь прищурился и засмеялся.

— А чего, давай, а как ты узнаешь, что он внутри?

— Делов-то, — крутнулась на каблуке девчонка, — Мобиль стоит, значит там.

— Решили, — утвердил Хитрован, — Но если он Ефейку прихватить попытается, ты Антоха, знаешь, что делать.

Тот не ответил, а только дернул все еще пританцовывающую сестренку за рукав.

— Собирайся давай.


Ребятишки ушли, и немое ожидание повисло над столом.

Хитрован взялся чистить наган. Вывалил на стол промасленные тряпки, разобрал оружие и теперь сопел над детальками.

— А ты чего, Ирка, своим не займешься? — интересовался он, не отрываясь от занятия, — Время есть, чего не почистить? Ты когда из него стреляла? Давно?

— В Уфе еще, — девушка как раз задумалась о судьбе Арины, — Потом Зубатов чистить-разбирать помогал. После не стреляла.

— Тогда ниче, — ширкал шомполом по стволу вор, — А я вот даже не стрелял, а чищу. Время убивать, лучше нету занятия.

— А я когда жду, прибираюсь всегда, — потащила со стола посуду Ирэн, — Мне так нравится.

— Вот наша и разница, — хмыкнул вор, — Прямо как в детстве — кто во что игрался…

Молчание повисло после его слов на пару часов. Говорить не хотелось. Девушка прибросила, что Ефейке, если все в порядке, уже пора и быть. Хирован тоже занервничал.

«Забавно, — рассуждала Ирэн, ворочая посуду в тазу, — Мужик ростит двух сирот. Покровительствует. Науку жизненную преподает, хоть и воровскую. Так где же правда тогда? — сердилась девушка, — Уверена, взять сейчас на выбор детей из полных семей, так Антоха с Ефейкой любого обгонят по искренности и человеческим качествам. Тем сопли подтирают да конфетки суют, а эти уже состоялись как люди… Рожу своих, — задумалась девушка, — Как воспитывать-то?»

Брякнула в тазу последняя чашка, и неожиданно скрипнули ступени под стремительными легкими шагами.

— Бежит, егоза, — облегченно выдохнул Хитрован, — Вернулася.

Вор откинул крючок, и в комнату вихрем залетела Ефейка. Лицо ее раскраснелось.

— Запыхалась, — выдохнула она с порога, — Всю дорогу бежала, знала, переживаете.

— Чего долго так? — закладывал дверь на крючок вор, — Чай пила с купцом?

— Откуда знаете? — искренне удивилась девчонка, — Чай. Да. Меня он сразу узнал. Мобиль у крыльца: я огляделася и внутрь. Приказчику говорю, давай купца! Весточка ему. Тот морду воротит, а тут и сам выходит. Высокий такой! Краси-ивый… — неожиданно-женские нотки в голосе девчонки удивили Ирэн. Чувствовалось, купец девчонке понравился. — Откуда только он меня по имени знает? — удивлялась Ефейка, — Чаю налил. Шыколаду достал. Пока письмо читал, я полкоробки съела, — хвасталась она, — Вкусный, прямо как у тебя дома, — глянула она на Ирэн.

— Передал что? — поинтересовалась она.

— На словах, — шмыгала носом Ефейка, — Сказал приходить только по темноте, мол, кажется ему, следят за домом. Главный твой начальник, говорит, от делов отстранен, тетка Ира, — потрогала девчонка ее за руку, — Про тебя интересовались у него в первый же день, как произошло все. Передал, чтобы к полицмейстеру не совалась, а шла только к нему. Так и сказал, мол, помогать тебе больше никто не соберется. Мы да он. Вечером ждет тебя, как стемнеет. Антоха сейчас там, до темноты следить будет — кто да что.

— Значит до темноты, — царапал ногтем невидимую мусоринку на столешнице Хитрован, — Темнота хорошо, вот только среди народу не затеряешься, как сейчас. С другой стороны, в ночи лица не видать, а по силуэту в жизнь не распознает никто девку. Как уж тебя дядя Юра так натаскал за пять минут? Артистка, да и только.

— Точно! — хохотнула Ефейка, — Ты вот давеча думал, как назвать ее, так артисткой и назови.

— А что Ирка-Легенда? — удивилась Ирэн, — Чем плохо?

— Мертвая она, — серьезно ответил Хитрован, — Утянет еще за собой или приходить будет, а потом это здесь ее никто не знает, а на Москве и к ответу могут позвать. Так что быть тебе нынче Иркой-Артисткой с ее легкой руки, — обнял он девчонку. Та с довольной улыбкой сразу уткнулась вору подмышку.

«Котенок и только», — рассматривала такое редкое проявление ласки от Хитрована девушка, и снова ее поразила искренность и теплота простых человеческих чувств. Сильно захотелось остановить время, чтобы это состояние никогда не закончилось, но все уже катилось своим чередом.

— Решили! — утвердил вор. — Как темнеет, идем к магазину. Браунинг бери обязательно. Дальше как выйдет.


Снова потянулось время.

За окном квартиры рокотал и перекатывался привычными звуками город. Крики, грохот колес по мостовой, лошадиное ржанье звучало сейчас единым оркестром, переливаясь под властными взмахами рук невидимого дирижера.

«Интересно, насколько я отвыкла от своего времени? — раздумывала Ирэн, вслушиваясь в звуки за окном и разглядывая занавеску, — Пожалуй, полети сейчас самолет — напугаюсь не хуже, чем они», — прислушивалась она к разговору Хитрована с Ефейкой.

— Значит, нет, говоришь, сейфа у купца в кабинете? — задумчиво говорил вор, — Все оглядела?

— Еще и прогулялась, — отвечала девчонка, — Туда-сюда заглянула, будто любуюся…

— Ты не переживай, — уловил тревогу девушки Хитрован, — Я проверяю, что нам тут один из наводчиков рассказывал, когда на дело туда звал. Говорил, сейф стоит прямо в кабинете, где он выручку хранит, а тут гляди, нету сейфа… Ты не прозевала за шыколадом? — ухватил он за руку девчонку.

— Что я, слепая? — вывернулась та, — А потом сам учил развлекухи с делом не путать. Мне тот шыколад без нужды, я у тетки Иры на той стороне таких конфет наелася… — зажмурилась девчонка.

— Ты, Ирка, все-таки сама еще глянь, — попросил вор, — Или лучше спроси — может и был сейф, да убрал он, а то наводчик под сомнение у меня теперь попадает. Знаешь, как не хочется людей терять?

— Спрошу-спрошу, — кивнула девушка, — Может, пойдем, пока на улицах еще народ? Так-то темнеет уже, а к магазину придем, темень будет хорошая, а улицы не пустые. Не пересидеть бы лишнего.

За окном действительно день с ночью уже менялись местами и вечерняя хмарь ползла на город кисейным покрывалом.

— Не пересидеть, говоришь? — минутку сомневался вор, — Почему нет, если чуешь, пора, так пошли.


Летний воздух, разогретый дневной жарой, понемногу остывал, да еще потянул легкий ветерок, сдувая тепло разогретых стен и мостовой.

— Ефейка впереди идет, — распоряжался Хитрован перед выходом, натягивая сапоги, — Я за тобой. К ней близко не подходи — двигай особняком. Маяки наши знаешь? — задал неожиданный вопрос вор.

Оказалось, есть целая система знаков, называемая маяками. Остановились на трех: все чисто, внимание и опасно-расходимся.

— Не перепутай, — смеялся Хитрован, — А то рванешь не вовремя в запятки. Кстати, дай-ка я тебе кой-чего подарю, — достал он из буфета смотанную тряпицу. Раскатал и с его ладони на стол съехал ножик с перламутровой рукояткой. — Держи, — проговорил он, — Перекрестись и бери. Так уж по-нашему заведено. В этой машинке патроны не заканчиваются.

Ирэн от такого подарка обомлела, а потом неловко обмахнула себя крестным знамением и потянула нож со стола.

Как взяла в руки, почуяла неожиданное желание пустить его в ход и чуть не бросила обратно.

— Услыхала? — усмехнулся вор, — Ножик, он живой по-своему, а который крови пробовал, тот завсегда еще просит. Ты только колбасу с хлебом старайся им не кромсать.

— А что так? — рассматривала с новым чувством блеск перламутра Ирэн.

— Этот, начни им махать сейчас — сам резать будет — кровушку искать, а после колбасы может и кухонным стать. Его швырни сейчас в человека, он по любому воткнется, а потом все — простая железка.


«Мистика», — шла за Ефейкой по вечернему городу Ирэн и вспоминала, как Хитрован помогал ей укладывать ножик за голяшку сапога.

— За правую совать не стоит, — сопел за спиной вор, — правая почему-то у тебя шире — болтаться будет, а вот левая в самый раз. Оно и лучше, — бормотал еще он, — Тебе им не яти писать, так что и с левака заделаешь, если надо, а отсюда мало кто подвоха ждет. Ну-ка, пробуй!

Девушка сунулась рукой по голенищу и ухватилась за кончик рукоятки. Неожиданно ножик будто сам прыгнул в руку.

— Чуешь? — смеялся Хитрован, — разглядывая ее удивление, — Говорю тебе, крови он просит…

Мыслей не было, одни картинки сегодняшнего дня, но и они вдруг исчезли, когда Ефейка остановилась перед последним поворотом к «Авроре» и, прерывая рассуждения Ирэн, «промаячила»: — «Внимание…»

* * *

— Глаза отведи им, замыль, Господи, да меня рабу Божию от ворога запрячь… — повторяла уже, наверное, раз в десятый Ирэн молитву для отвода глаз, что дал ей Антоха.

Хорошо в Московских событиях и на обратной дороге до Ойска она непрестанно повторяла причудливый узор этих слов, сложенных в строки кем-то из старообрядцев. Летели они сейчас, выброшенные в мир малыми пташками по темноте, и девушка прямо чувствовала, как поднимается и поднимается ее молитва наверх, все выше и выше…

— Не заметят, не наступят, не коснутся злые вороги рабы Божей Ирины! Аминь!


Ефейкин «маяк» оказался предупредительным.

Ирэн вспомнила замечание вора не паниковать — не путаться, и деланно равнодушно она вразвалочку отошла к стене дома, где и притулилась в ожидании, изображая ленивое равнодушие.

Через несколько секунд к девчонке подскочил юркий паренек, сунул ей леденец и они, смеясь, стали о чем-то говорить.

Непосредственность картинки подкупила даже Ирэн. Со стороны смотришь, брат с сестренкой, да и только. Если и шпик глянет, ничего не поймет — дети да дети.

Обернулась на то место, где секунду назад был Хитрован, но никого не увидела.

«Смотри, как сквозь землю провалился, тать ночная, — удивилась девушка и только тут заметила, как Ефейка не прекращая «маячит»: — «Все чисто… Все чисто…» — Пора», — сказала себе Ирэн и сделала первый шаг.

Тяжелым он каким-то получился.

Когда проходила мимо Ефейки, неожиданно захотела обнять ее сильно-сильно, как перед долгой разлукой, но с трудом остановила себя, мол, какая-такая разлука? Что за странности такие?

Шаг. Еще один.

Из-за поворота в свете газовых фонарей появился запаркованный около тротуара автомобиль Антоновского и горожане, бегущие по своим вечерним делам.

«Еще полчаса, и улица совсем пустой будет, — прибросила Ирэн, — Вовремя подошли…»

До боли знакомые двери «Авроры» с узорчатым переплетом, облицованным цветным стеклом. Сколько раз в своих мыслях и мечтах возвращалась сюда Ирэн. Здесь сосредоточились все ее надежды и разочарования вынужденного пребывания в этой давно застывшей и так неожиданно ожившей картинке царской России.

«Отсюда я появилась, — тянула на себя ручку девушка, — Дорогой мне мужчина тоже здесь. Ефейка с Антохой, студенческий архив. Теперь случилась беда — и снова я здесь…»

— Дзинь, дзяк, — цыкнул-отзвенелся колоколец над входом.

Приказчик на звук не появился.

Ирэн поняла, что Антоновский отослал лишние глаза.

Девушка стояла на пороге, не решаясь сделать следующий шаг. Она чувствовала: все в порядке, но что-то неуловимо ей говорило, мол, опасность пока что не миновала.

Показалось, будто за голенищем червяком шевельнулся ножик.

«Шагай, язви тебя, — приказала себе Ирэн, понимая, что теперь по настоящему начала думать на языке нынешнего времени. Усмехнулась, — Если обратно попаду, долго привыкать придется», — и шагнула в светлый проем кабинета.

Прямо за порогом она буквально уткнулась в Антоновского, поднявшегося из кресла ей навстречу.

Насколько поразили его наряд и стрижка девушки, можно было судить по округлившимся глазам купца.

— Вы как это, Ироида Семеновна? — выдохнул мужчина, — Что же вы парнем-то оделись?

Он явно не знал, что делать. Судя по распростертым рукам, он собирался обнять девушку, но увидев ее в мужском платье, растерялся.

«Опять все самой», — шагнула вперед Ирэн и, положив купцу руки на плечи, поцеловала его.

Мужчина дрогнул, и спустя мгновение разом отлетели все условности и непонимание.

Ирэн почувствовала его ладони на своей талии и вся отдалась власти вихря, что уносил ее вместе с поцелуем куда-то далеко.

Неожиданно руки купца дрогнули, и сладкая сказка стала ломаться.

— Окно-то, окно, — шепнул он на ухо девушке, — Зашториться надо, а то с улицы глянет кто, увидит, как мужчины целуются и поймет, что нечисто тут.

Прерываться не хотелось. В объятиях Антоновского Ирэн наконец-то за все время ощутила полное спокойствие и безопасность. Корка черных дум и наслоившихся впечатлений отлетала сейчас в никуда, оставляя место лишь сладким волнам, несущимся через окружающее пространство.

«А ведь я его люблю, — чуть не застонала девушка, когда купец с беспокойной нежностью убрал-таки ее руки со своих плеч и пошел к окну, — Миша, — нежно проговорила она про себя, — Мишка», — вспомнила, как иногда называл себя купец в своих рассказах.

— Я сильно боюсь за вас, Ироида Семеновна, — возился со шторами купец, — Как у Сергея Васильевича проблемы возникли, Андрей Леонидович-то меня сразу к себе вытащил…

— Может, и двери закрыть? — перебила его Ирэн, — Неспокойно мне что-то.

— Точно! Двери, — метнулся за порог купец, — Сейчас я, сейчас, — послышался его голос из коридора.

Ирэн огляделась.

Кабинет купца не изменился. Та же дубовая отделка и тот же стол зеленого сукна. Коренастое кресло и газовые осветительные фонари по углам комнаты.

— Как же я про двери-то со шторами забыл, — сетовал купец, — Я ж не просто так приказчика отослал сегодня после весточки вашей. Есть у меня сомнения, что друг мой и благодетель, господин полицмейстер, присматривать его за мной направил. Сильно уж он в последнее время и вами интересовался, мол, не было ли писем, да и корреспонденцию мою, похоже, просматривает, — махнул он рукой в сторону заваленного бумагами стола, — Да что же я все о себе, — взял он за руки девушку, — Давайте хоть присядем, что ли. Нам же столько проговорить с вами надо.

— Едемте куда-нибудь, Михаил Михайлович, — зашептала Антоновскому девушка, забыв о собственном наряде. — Там и говорить будем.

— Не стоит в мужском, Ироида Семеновна, — отвечал купец, — На вас все управление полиции нынче сосредоточено. В гостиницах-ресторанах сейчас во все глаза смотрят. Даже мне Ваше фото дали, — отошел он к столу. — Вот.

С фотографии, что делали при первом задержании, смотрела растерянным взглядом сама Ирэн.

«Она-то и не знает еще ничего, — задумалась про изображение Ирэн, — Столько тебе еще предстоит, девка — держись только!»

Изображение не отвечало и по-прежнему глядело в объектив удивленно-растерянно.

Девушке вдруг захотелось еще раз почувствовать тепло мужских рук. Неожиданно она поняла, как истосковалась по этим запахам и даже прикосновениям, не говоря о большем.

«Вот он рядом, любимый мой, — говорила она себе, — Только руку протяни».

— Слушайте, — забеспокоился опять Антоновский, — Мы черный-то ход не закрыли..

Вернулся купец на взводе.

— Экипаж какой-то подошел, — вполголоса проговорил он, — Внутри, похоже, трое помимо кучера. Никто не выходит. Курят сидят.

Ответить ему Ирэн не успела, и неожиданно в двери «Авроры» раздался стук.

— Михаил Михайлович! — крикнул с улицы знакомый голос, — Открывайте! Нам с Ироидой Семеновной объясниться надо.

— Полицмейстер! — подскочил Антоновский, — Усмотрели, значит, они нас, раз Андрей Леонидович собственной персоной пожаловал. Знают, что других отправлю подальше…

— Так куда мне сейчас? — растерялась девушка.

— Как куда? — крепко взял её за плечи купец и, мгновение помедлив, развернул девушку к дверям, — Бегите в чулан и молитесь там. Вдруг получится у вас обратно перейти…

Коридор. Наконец кладовка.

Ирэн и сама не заметила, как оказалась на низеньком табурете.

Закрыла глаза.

— Глаза отведи им, замыль, Господи, да меня рабу Божию от ворога запрячь… — повторяла, наверное, в десятый раз Ирэн Антохину молитву для отвода глаз.

Хорошо, в Московских событиях и на обратной дороге до Ойска она непрестанно повторяла причудливый узор этих слов, уложенных в строки кем-то из старообрядцев.

Летели они сейчас, выброшенные в мир малыми пташками в темноте, и девушка чувствовала, как поднимается и поднимается наверх ее молитва, выше и выше…

— Не заметят, не наступят, не коснутся злые вороги рабы Божей Ирины! Аминь!

Голоса-голоса. Шорохи.

Судя по расстановке, большинство пришедших топталось сейчас на входе, а полицмейстер беседовал с Антоновским в кабинете.

Молитва, что бормотала Ирэн, стала настолько ее частью, что все тело звенело натянутой струной и гул-звон этот все усиливался, усиливался.

— Ну, раз не хотите по-доброму, Михаил Михайлович, — услышала она раздраженный голос полицмейстера, — Так пускай будет, как будет. Я с министром отношений портить не буду! Обыскать здесь все! Не могла она никуда деться, стерва эта!

Шаги. Топот. Все ближе, ближе…

— Не заметят, не наступят, не коснутся… Аминь!

* * *

Ночной Ойск перебросил, наконец, стрелки часов за полуночную отметку и готовился уйти в ночь, выталкивая с улиц запоздалых горожан.

Звездное небо и полная луна помогали свету редких фонарей, вырывая из небытия странные тени деревьев, качающихся на ветру.

Вдруг набежали тучки, и нежданно полил реденький дождик и, похоже, он крепчал.

Очередной порыв ветра слился с первой вспышкой молнии, за которой последовал громовой раскат.

Еще вспышка!

Еще грохот!

Пьяненький прохожий, запрятавшись в арке, пережидал непогоду. Вдруг он удивленно вытаращился на неожиданную картинку: витринное стекло в магазине через дорогу разлетелось вдребезги от удара изнутри и на улицу вылетела небольшая деревянная табуретка.

Следом на подоконник поверх битого стекла улеглась какая-то тряпка, и юркая тень мелькнула наружу.

«Как бы в свидетели не попасть», — сообразил запоздалый горожанин и, невзирая на дождик, решил-таки податься восвояси.


Ирэн бежала по ночному городу.

Непогода надежно закрыла ее от любопытных взглядов. В такую хмарь никакой прохожий рассматривать тебя не будет.

«Воровская ночь, — вспомнила она фразу, услышанную однажды на хате у Хитрована еще в самом начале своей странной истории. — Надо же… — увернулась она от света фар, неожиданно появившегося из-за угла автомобиля, — Надо же, как сработало все… — все повторяла и повторяла она.

Когда шаги полицейских в «Авроре» приблизились к кладовке, девушка почувствовала: дрожащая в воздухе струна уже превратилась в тугой канат. Она «натянулась-зазвенела»… и неожиданно ослабла.

Вместе с этим стало вдруг меняться окружающее пространство. Неизменной оставалась лишь табуретка, в которую она сейчас вцепилась обеими руками и непрестанно повторяла и повторяла слова молитвы, ставшей теперь ее частью.

— Не заметят, не наступят…

Вращается вокруг странный водоворот и все дальше гулкие шаги на другой стороне кладовки.

— Не коснутся… Аминь!

Неожиданно все пропало разом — нет шагов, да и пространство, похоже, остановило свое «вращение». Даже воздух стал теперь другим, и ноздри шаловливо защекотал подзабытый запах бытовой химии.

Неожиданно Ирэн услышала, как просигналил-прошуршал по улице до боли знакомый звук автомобиля, и чуть не соскочила с табурета ему навстречу.

«Стоп, дорогая, — сказала она себе, — Остановись-ка! Если я сейчас в «Авроре» моего времени, то она уже на сигнализации и любые датчики движения моментально приведут в действие милицию. Преступников-то они, как мы понимаем, не ловят, а вот тебя упекут сразу. Добыча хорошая, — потрогала она удобно устроившийся на боку и ставший таким привычным браунинг, подаренный Зубатовым. На удивление, Хитровановский подарок за голенищем «молчал» и не шевелился. — Вот и хорошо, — мысленно сказала ножику Ирэн, — Здесь тебе не девятьсот третий год! Лежи-молчи…»

Подумала-подумала и решилась немного приоткрыть дверцу кладовки — сильно уж не терпелось девушке хоть одним глазком глянуть на город, оставленный так недавно и так давно.

«Дома», — сказала она себе, как только увидела через щель знакомый интерьер современной «Авроры».

Сразу вспомнилась история Антоновского, и как он впервые сюда попал. Ирэн неожиданно увидела ту картинку его глазами и отдала должное самообладанию купца.

«Я-то, если бы одна на той стороне оказалась, с ума бы сошла, — поняла девушка, — Хорошо, Ефейка с Антохой рядом были…»

Пока соображала, что дальше, и любовалась огнями редких уличных фонарей современного Ойска, своей второй половинкой Ирэн сообразила: увернувшись от одной напасти, она уверенно попала в другую.

«Мамуля уже сто процентов сделала из меня персонаж для розыска, — прибрасывала девушка, — Да и в «Авроре» я, пожалуй, уже больше не директор», — неожиданно поняла она.

Картинка за окном сразу же перестала быть радужной, и даже отблеск моргающих вдалеке неоновых вывесок не был теперь таким «новогодним».

Ирэн неожиданно ощутила всю тяжесть и враждебность своего времени с его скоростями, безразличностью и хладнокровием.

Вспомнились картинки, что видела из окна общего вагона по дороге Москва-Ойск. Мужика с пареньком рядом с насыпью, удивленно рассматривающих несущийся поезд, мол, куда едете? Зачем?

Теперь на обочине оказалась она, и внешне тихий Ойск несся сейчас мимо девушки, застывшей около двери злополучной кладовки «Авроры».

«Значит, покоя не будет и здесь», — обреченно поняла Ирэн.

Как ни странно, эта мысль вовсе не смутила ее, а лишь побудила откинуть в сторону собственную нерешительность и задуматься, что же дальше.

«Домой только пешком, — прибрасывала она, — Не будешь же совать таксисту царские деньги. Утра тоже ждать нельзя: в таком виде по городу я потенциальный клиент для психушки, — представила себя в городской толпе Ирэн, а потом, куда девать оружие? Девушка уже настолько срослась с этим маленьким бойцом, так уютно пригревшимся за поясом, что без него сразу ощутила бы себя голой. К тому же за голенищем еще лежал подарок от Хитрована. — Домой только ночью и сейчас, — решилась она, — Жду еще немного, и вперед. Эх, дождя бы сейчас…»

Принятые решения согревали, и окружающий мир перестал быть враждебным. Ночной свет города тоже моргал теперь вовсе не подозрительно, и в нем появилась какая-то твердая поступь-торжественность, мол, не бросил я тебя в девятьсот третьем — уберегу и сейчас.

Девушка поняла — все удастся, и прибросила, что лучшим орудием, чтобы высадить окно разом, будет, пожалуй, табурет, что перешел с ней на эту сторону.

Взяла в руки попробовать вес. Деревяшка показалась надежной.

«Высаживаю окно, на подоконник кину от осколков покрывало, — рассматривала она застеленную двуспальную кровать, — И в темень».

Страха не было. Осталось лишь желание не промазать с началом. Что-то подсказывало девушке — нужно еще немного повременить.

В таком ритме наблюдения-ожидания прошел целый час.

Неожиданно картинка за окном поблекла. Качнулись деревья на другой стороне дороги в сквере, и девушка поняла — начался дождь.

«Сейчас или подождать? — нервничала она, — Может, пускай разойдется?»

В этот момент сверкнула молния.

«Раз, два, — начала считать по детской привычке Ирэн, определяя расстояние до вспышки, — «Три» она не успела сказать, и жуткий грохот потряс город. Задребезжали стекла. — Меньше километра, — прибросила девушка. — Давай-ка, пыхни еще разок. — приказала она молнии, — Ты же одна не гуляешь…»

Вспомнить с благодарностью учительницу физики она не успела, и белая вспышка еще раз высветила город.

— Раз! — открыла двери кладовки Ирэн и сделала первый шаг к витрине, выбитой когда-то Антоновским, — Два! — перехватила она для броска табурет. Таиться теперь не было смысла, и девушка бежала теперь к окну с воплем, которому позавидовал бы любой японец. — Ийя-а-а-а.

Она точно знала, когда будет гром, и в свой бросок вложила всю ненависть к ситуации, что заставила ее жить в непонятном параллельном существовании, собственнику Игорю и к этой витрине которую нужно было выбить с первого раза.

Звука бьющегося стекла она не услышала — раскат грома заглушил все звуки.

Табурет вошел в толстенное витринное стекло как в масло и вместе с осколками вывалился на улицу.

«Есть!» — тащила покрывало с постели Ирэн.

Страха не было. Девушка швырнула спасительную ткань на подоконник и вывалилась наружу под безжалостные струи дождя.

Остановилась, только когда пробежала пару кварталов, и завернула в знакомый проходной двор.

— Здравствуй, город, — прошептала она, скинув картуз и подставив дождю лицо, — Не выдавай меня. Дай добраться домой.

Неожиданное чувство радости охватило девушку, и не было теперь ей никакого дела, что будет дальше.

«Живи сейчас», — подставила она дождю лицо и зажмурила глаза.

С каждой каплей уходило состояние неуверенности, и девушка вдруг поняла — все будет хорошо!

Неожиданно и как по заказу дождик утих.

Скоротечная гроза еще немного брызгала-плевалась остатками тяжелых капель, как неожиданно с черноты неба моргнули приветливо первые звездочки и «улыбнулась» полным ликом луна.

Дорога домой только в мыслях казалась простой. На самом деле, девушке приходилось прятаться от любого света фар — береженого Бог бережет, и ей вовсе не улыбалось предстать в странном одеянии перед случайным милицейским нарядом.

— Сколько же вас? — досадливо пережидала очередную машину Ирэн, укрывшись за раздолбанными дверями двухэтажного барака, готового к сносу.

«Хорошо, дождик прошел, — говорила она себе. Сильно не хотелось ей столкнуться с полуночниками вроде запоздалых пьяных компаний или того хуже, современными гопниками. — Не ножом же размахивать, если что? — вдыхала пыльный воздух подъезда Ирэн. — Пошла я, — погладила она облупившуюся краску косяка и шагнула в темноту.

Мрак надежно закрывал городскую картинку, и поход по ночному городу проходил пока без приключений.

К себе не пошла. Ключи от бабушкиной двушки остались в «Авроре», когда почти четыре месяца назад она затащила в кладовку от сотрудников милиции Ефейку с Антохой.

Решение оставалось только одно — идти к маме.

Дом вырос из темноты коренастым дубом, «разлапившимся» в пространстве ночи.

«Сталинка». Двор, где прошло детство. С той поры многое поменялось, и осталась лишь парочка гаражей, хозяева которых не поленились «слепить» их в свое время из кирпича и не разменивались на железные.

— Привет, — шепнула Ирэн одному из них, прижавшись щекой к шершавому кирпичу.

Странно, но он оказался сухим. Похоже, здесь никакой грозы и не было.

«Как по заказу», — еще раз усмехнулась девушка и вышла на пространство двора, вспоминая, как в детстве любила сидеть именно на этом сооружении, болтая ногами с рубероидной крыши.

Двор. Детская площадка.

Подъезд. Домофон.

Квартира сорок четыре. Вызов.

Несколько мгновений немого ожидания и беспокойный голос мамы:

— Кто там? Кто это?

* * *

Ритмы времени… Способностью понять и принять нечто выпадающее за рамки общепринятых понятий мама Ирэн не обладала.

Рожденные в послевоенное время и воспитанные воинствующим материализмом, родители девушки обладали стойкостью и несгибаемостью именно тех лет.

Чего уж греха таить, немалая частичка характера родителей досталась по наследству и дочерям. После неожиданного перехода в прошлое, находясь еще в девятьсот третьем году, Ирэн вспоминала иной раз с благодарностью несгибаемый характер мамы.

Еще бы: руководить непростой кухней краеведческого музея, преумножать, жить на хозрасчете и даже развиваться — мало кто смог бы.

Эпиграмма, написанная папой, в домашней стенгазете и посвященной очередному юбилею хозяйки дома, говорила о многом:

«Твердо держится за стол этот сильный слабый пол. От ударов Ильиной на пол падает иной».

Ирэн не удивилась бы, если бы узнала, что мамуля иной раз действительно поколачивает втихаря своих подчиненных. Слишком уж те испуганно «ели» ее глазами (даже когда она была благожелательно настроена).

Поднимаясь по лестнице, девушка понимала: ее настоящая история для матери прозвучит полным бредом и решила изобразить нечто из телепередачи Кваши «Жди и помни меня». Например, потерю памяти.

Браунинг, деньги, полицейский жетон, паспорт на имя Ироиды Семеновны Суконской и ножик из-за голенища она задумала убрать в свой детский тайник.

За почтовым ящиком их квартиры пряталась неприметная ниша примерно на один кирпич.

Расшатанный шуруп внизу железной коробки с цифрой 44, как и десять лет назад, легко вышел из штукатурки.

Ирэн приподняла ящик и сунула внутрь свой арсенал с документами.

Неожиданно, рука наткнулась там на что-то мягкое. Прихватила-вытащила и с немым удивлением увидела незнакомую маленькую куклу с какой-то бумажкой, заткнутой за пояс.

Опустила ящик на место и вставила шуруп.

Времени оставалось мало.

На четвертом этаже, где располагалась квартира матери, доносился уже какой-то шум.

«Слава Богу, не сказала что это я, — глянула наверх Ирэн, — Мама за секунду внизу уже была бы».

Когда заговорил домофон, удивляясь ночному визиту, девушка представилась следователем прокуратуры с новостями об исчезнувшей дочери.

На вопросы: почему ночью и жива ли пропавшая, ответила, мол, жива-жива, конечно! Запускайте, сейчас все объясним.

Похоже, возможная пауза заканчивалась.

— Ну, где она? — шумела двумя этажами выше мама, — Что это за шутки такие?

Неожиданная находка по-прежнему не давала покоя, однако нужно было идти.

Ирэн переложила бумажку себе в карман и с куклой, болтающейся в руке, пошла не торопясь наверх.

Ступенька, еще.

Поворот.

— Мужчина! — заметила ее в лестничном проеме мама, — Мужчина, вы там милицию не видели?

— Иду-иду, Людмила Михайловна, — отозвалась девушка.

— Ирка? — после секундной паузы отозвалась та, — Ты? Откуда? — неслась она вниз. — А где…? — уткнулась она в полумраке на фигуру с явно мужской осанкой.

— Мама, — тянула руки девушка.

— Ой, — повалилась та на ступени, еле держась за перила, — Ирка. Да что с тобой такое?

Ей явно стало плохо, и подкосились ноги.

— Все хорошо, мама, — подхватила ее девушка, — Я вернулась…


Ночь спокойной просто быть не могла. Мамуля пришла в себя быстро и, подозрительно косясь на наряд дочери, потащила ее в квартиру.

«Будет орать», — поняла девушка, глядя на спину матери и покорно не отбирала руку.

— Хорошо, отец на даче! — захлопнула дверь квартиры та, — Что произошло? Почему ты в мужском, и что за стрижка такая?

— Я ничего не помню, мама, — пошла на кухню Ирэн. — Вчера очнулась в пригороде именно так одетая и еле разобралась, где я.

— Не ври мне! — семенила следом мать, — Ты знаешь, я тебя насквозь вижу.

— Ну, раз насквозь видишь, так поймешь, — засмеялась Ирэн наивной убежденности матери, что у нее все под контролем. Еще лет в пятнадцать девушка научилась фантазировать и настолько сама верила в свои выдумки, что родительница свято проникалась самыми невероятными историями.

— Не помнит она ничего, — кипятилась мать, — Меня не обманешь. А куда ты из магазина в апреле-то пропала? — дернула она Ирэн за рубаху сзади, — И что это за сапоги?

— Налей мне чаю с конфетами, — попросила девушка, — И я расскажу тебе, что помню.

Говорили долго, но безрезультатно, и в конце концов мамуля взялась рассказывать сама.

— Мне когда сказали, что ты прямо в магазине пропала, я не поверила. Ты же мои связи знаешь. Сам начальник ГУВД на место приезжал. Одних повторных осмотров сделали раз десять и ничего. Мы все кровь там искали. Я уж думала, убили тебя в магазине да в ковре унесли, — срывалась она со смеха на слезы, — Но ничего так и не нашли. Собака разыскная все в кладовку нас приводила. Там даже краску со стен ободрали, ход искали подземный — дом-то старый. Чертовщина, и только! Неужели ничего не помнишь?

— Нет, — мотала головой Ирэн.

— Ты ничего пока не планируй, — руководила мать, — Я тебя сейчас никуда не отпускаю. Сначала в больницу ляжем на обследование. Сегодня же все устрою. Там тебя покрутят-посмотрят, может, и вспомнишь что-нибудь. Значит, говоришь в пригороде пришла в себя?

— Да.

— А что за кукла? — трясла мама пластмассовую фигурку в красном платьице.

— В руках была, — покорно отвечала Ирэн.

— Бред! — нервничала родительница и сразу перескочила на другое — Сумку твою и ключи от квартиры мне новая директор «Авроры» отдала, — Наливала очередной стакан чаю она, — Доброжелательная такая. Все позванивает, про тебя спрашивает.

— Ленка? — уточнила Ирэн.

— Да. Елена Васильевна, а ты откуда знаешь? — напряглась мама, видимо, с надеждой на просветление.

— Она давно на мое место метила, — усмехнулась Ирэн, — Ты не переживай, мама, — продолжила она, — Я не сумасшедшая, вот только что теперь делать не знаю.

— Ну как что, — махала руками та, — Ни о чем не переживай! Сначала обследуем тебя, а потом решим.

Что оставалось делать? Ирэн молчаливо согласилась с матерью.


Утро принесло запах слоеного рыбного пирога и уюта комнаты, где когда-то росла Ирэн.

Открыв глаза, она долго рассматривала высоченный потолок, угадывая в нем забеленные трещинки, которые так же рассматривала в детстве.

Евроремонты были не для ее родителей. С завидным упорством муравьев они раз в год сдвигали всю мебель и, вооружившись щетками на палках и пилотками из газеты, белили квартиру.

— У нас хоть дышать можно, — откликались они на замечания дочерей и знакомых, — Давайте еще мебель на клееную поменяем…

Действительно, гарнитуры ручной работы, доставшиеся в наследство вместе со «сталинкой», пережили все новомодные и полированные «стенки» семидесятых.

Бывая в гостях, многие, кто предлагал маме еще в советские времена поменять обстановку, сейчас завистливо вздыхали и понимали, как сглупили в свое время, купившись на понятие «мода».

— Что вы хотели? — шипели за спиной соседи, — Директор музея. Оттуда мебеля. Недаром в Эрмитаже на царской посуде директора едят…

«Ничего не поменялось», — нашла среди забеленных трещинок на потолке свой любимый «остров» Ирэн.

В далеком детстве на этом пятачке, выделенном среди других извилистых полосок, у нее жили сказочные существа, с которыми она играла, оставаясь одна.

Получая нагоняй от родителей, она снова и снова возвращалась к этой игре, убегая на остров к своим друзьям. Вот и сегодня…

«Письмо с куклы», — вспомнила девушка.

Действительно, досидев за бесполезными разговорами до пяти утра, они с мамой не сговариваясь собрались спать.

Ирэн с улыбкой вспоминала, как та иной раз трогала ее рукой, будто не верила, что пропавшая дочка сидит перед ней.

— Я это, я, — даже сказала она матери разок в очередные смех-слезы.

Бумажка так и лежала засунутая в правый карман штанов.

Развернула и вздрогнула.

«Арина я тебя люблю, — было написано там шариковой ручкой, — Андрей».

Сразу вспомнился неприметный парнишка из соседнего дома. Будучи еще ребенком, девушка чувствовала: она тому нравится, но сосед свои чувства прятал, как мог, а потом и вообще переехал в другой район вместе с родителями.

«Забавно, сколько ты пролежала? — глянула на куклу, приютившуюся в постели Ирэн, — И где сейчас Андрейка? Когда же я в последний раз в тайник лазила, и откуда он узнал?»

За стенкой послышались шаги, и на пороге комнаты появилась мама.

— Проснулась? — глянула она испытующе на дочку, — Ничего не вспомнила?

Девушка молча помотала головой.

— Вставай. Завтракать будем, — командовала мама, — После обеда следователь подъедет.

— Следователь?

Оказалось, приедет сотрудник райотдела, на территории которого стоит магазин «Аврора», чтобы опросить «пропажу» и закрыть розыскное дело.

«Терпи, — сказала себе Ирэн, — Тебе просто придется все это пережить».

Хотя девушка лукавила. Тихая гавань родительского дома устраивала ее сейчас как никогда. Привести мысли в порядок и определиться, что же дальше — лучшего не найти.

Немного ее беспокоила больница, запланированная родительницей, и всестороннее обследование.

«Вдруг выковыряют что-нибудь? — переживала она, — Как потом объясняться?» — Но эти переживания она оставила на потом. Сейчас предстояло вытерпеть вопросы милиционеров и жестко выдержать позицию «ничего не помню».

Мама шумела, убираясь на необъятных просторах «сталинки», а девушка вдруг поняла, что ей надо как минимум привести себя в порядок.

«Ни макияжа, не одежды», — глянула на себя Ирэн в зеркало ванной, — Мама! — крикнула она, — Мы до квартиры не успеем съездить?

Людмила Михайловна на такое предложение сначала вытаращила глаза, а потом отрезала, мол, пускай смотрят как есть! Сапоги со штанами можно, конечно, не надевать, а остальное сойдет.

— Возьмешь мой халат, и хватит! — рубанула она ладонью воздух, — Будем мы сейчас разъезжать, может, тебе еще сма салон?

— Спа-салон, — поправила ее Ирэн и пожалела.

Мамуля уже освоилась, и девушка на полном серьезе за нее теперь переживала.

— Ты значит, ничего не помнишь, — грохотала та, — А вот в порядок себя собралась приводить. Не выйдет! Какая пришла, такой пусть и смотрят. Все!

Время шло.

Прибранная квартира сверкала. Ирэн откопала в своей детской коробку с первыми тенями-помадами и все-таки хоть как-то привела себя в порядок, невзирая на ворчание матери.

Наконец забренчал домофон.

— Они, — крикнула из коридора Людмила Михайловна.

Голос ее звучал деловито и покровительственно. Чувствовалось — родительница к встрече готова.

«Представляю, как она всех за это время достала», — с легким сочувствием к правоохранителям прибросила Ирэн.

Хлопок двери. Голоса.

В комнату зашла девушка с папкой в погонах старшего лейтенанта. Мама сейчас улыбалась в коридоре еще кому-то.

— Проходите-проходите, — улыбалась она, — Проходите, Петр Алексеевич.

Неожиданно неясное предчувствие начала новых событий охватило Ирэн.

Самое начало истории разом увязалось с нынешней ситуацией, потому что в комнату с дружеской улыбкой зашел ее давний знакомец по райотделу оперативник Петр собственной персоной.

* * *

Вопросы-ответы с девушкой оперативником закончились быстро.

Петр, которого мама называла Петром Алексеевичем, показал Ирэн знаком, мол, знакомства нашего не выдаем, и она поняла — начинается какой-то второй виток странного водоворота событий.

Позиция «ничего не помню» всех устроила.

Как поняла Ирэн из обрывочных фраз милиционеров, допрос — это простая формальность лишь для закрытия розыскного дела.

Людмила Михайловна, правда, еще пыталась вручить оперативникам одежду, в которой явилась Ирэн. Те недоуменно переглянулись, и Петр Алексеевич ответил, мол, дело теперь прекращено. Возможно, конечно, рассмотреть этот все в частном порядке, но вопрос скорее не милицейский, а врачебный.

— Давайте так, Людмила Михайловна, — подытожил он, — Вы сейчас все запакуете в полиэтилен, а после обследования мне позвоните. Тогда, если будет что интересное, мы какие-нибудь экспертизы назначим. Пока же, с чем мы имеем дело — неясно, — Родительница просветлела, а оперативник украдкой моргнул Ирэн, мол, вот как надо дилетантов успокаивать, — Да, — улыбался Петр, — Мне бы еще с глазу на глаз с Ириной переговорить…

Мама сразу пошла на кухню хлопотать с чаем.

Девушка-розыскник собрала материалы и, сославшись на неотложные дела, вышла из квартиры.

Петр вместе с Ирэн пошли в ее комнату.

Молчали, наверное, с минуту, а потом девушка подняла глаза, посмотрела на оперативника и молча покачала головой, мол, вот так вот получилось-вышло…

— Да, не ожидал я вашего возвращения, честно сказать, — вглядывался в глаза Ирэн Петр, — У Ефейки в гостях побывали? — улыбался он.

— Побывала, — одними губами шепнула девушка, — Так побывала, что еле обратно вырвалась.

— Ну и как там? — не отрывал взгляда от ее лица оперативник, — Все-таки почти четыре месяца вас не было. Я вот даже повышение заработал.

Оказалось, теперь он занимает должность заместителя начальника уголовного розыска отдела милиции, на территории которого находилась «Аврора».

— Я ведь когда в магазин приехал, сразу понял, что случилось. — рассказывал сыщик дальше, — Никак не ожидал, что вы с детишками в кладовку попадете. Как все вышло-то?

Ирэн полностью всего сейчас рассказывать не стала, и история ее в основном касалась того, что происходило на той стороне. Тему-технологию переход через кладовку-чулан, историю про оружие и деньги с документами она тоже опустила.

Рассказывала — не подавала виду, а сама изучала реакции Петра, но ничего тревожного не заметила.

Рассказала о ворах, вызвав у оперативника кучу замечаний. Следом поведала про жизненный уклад и отсутствие элементарно-необходимого и перешла к задержанию царской охранкой.

В той части, когда появился Зубатов, Петр сильно оживился.

— Зубатов? — открыл он рот, — Сергей Васильевич?

— Сам. — Подтвердила девушка.

— Так он же легенда сыска! — взволнованно откинулся на спинку стула оперативник, — После него трехтомник остался по нашей работе тех лет. Я его в хабаровской библиотеке на учебе читал. Сов-секретная книга! Ну и как он вам? Что за человек?

— Фанатик, — недовольно глянула на парня Ирэн, — Прямо как все вы!

Разговор прервала мама, властно утащив их из комнаты на чай.

— Хватит болтать! — выдала она приговор и за столом тонко поинтересовалась, женат Петр Алексеевич или нет.

Согласилась с его рекомендациями, мол, сначала больница, обследование, а потом все остальное.

— Вы как определитесь, куда устроитесь, позвоните, — подал он визитку, — Нам с Ириной Леонидовной договорить надо. Может, и вспомнит чего.

Просидели недолго, и на второй стакан чая Петр не остался.

— До свидания, — моргнул он заговорщицки Ирэн, — Вспоминайте и, если что будет, звоните, а я в больнице вас обязательно навещу.

Все.

Неожиданно появившийся, старый знакомый Ирэн лишь «мелькнул» на горизонте не хуже иного метеорита.

Девушка понимала, что он хоть какой-то союзник и с надеждой теперь вспоминала самое начало истории, когда они вместе с сыщиком еще только делали первые шаги, пытаясь понять происходящее.

«Навестит в больнице, — твердо сказала она себе, машинально кивая матери, планирующей завтрашний день. — Будет хоть у кого помощи попросить, если что, — Спрятала она в карман халата визитку с надписью «Заместитель начальника уголовного розыска Маевский Петр Алексеевич».


Следующий день обещал быть насыщенным. Мама договорилась с врачами из областной неврологии, и после обеда их ждали.

Остаток этого дня и начало следующего было посвящено сборам.

— Ночью отец из командировки возвращается, — заботилась Людмила Михайловна, — Как ему-то говорить про тебя? Ну, ничего, — успокаивала себя она, — Вернулась — не пропала. Ты хоть отца-то помнишь? — испытующе глядела она на Ирэн.


— Предположим антеградную-регрессирующую или частичную амнезию, — осматривала Ирэн женщина невролог. — Реакции хорошие. Функциональных расстройств нет. Пока анализы, то да сё, и будем пробовать оживить воспоминания. Вы на сеансах гипноза бывали? — спросила она девушку.

— Ни разу, — смешалась та. Про гипноз она как-то не думала, и вопрос врача застал ее врасплох, оживляя переживания о возможной расшифровке. — «Нужен мне этот гипноз», — представила девушка картинку и лица врачей, слушающих рассказы о ее приключениях на сеансе.

— Значит, не знаете, подвержены или нет, — сделала пометку в истории болезни врач. — Вести вас буду я. Зовут меня Альбина Анатольевна. Я оставлю вам свой телефон для короткой связи. Ближайшую неделю будем готовиться, а после приедет из-за рубежа наше светило гипноза, — улыбнулась она, — Так что будем считать, нам всем повезло. Он там мог бы и на год задержаться…

Восторг Людмилы Михайловны был неподдельным, как и внутренняя паника Ирэн.

«Я неподвержена гипнозу, — упрямо твердила она про себя, — Неподвержена. Неподвержена…»

Говори — не говори, а девушка понимала: теперь это лишь вопрос времени. Строгая габаритная санитарка увела ее за собой чуть не за руку.

В дверях Ирэн обернулась. Мама что-то живо обсуждала с врачом, но, поймав краешком глаза взгляд дочери, махнула рукой.

— Иди-иди, дорогая, я завтра у тебя буду. Что надумаешь, звони, принесу. Папу я сегодня подготовлю, так что не переживай.

«Спокойно, — сказала себе девушка, — это всего лишь неврология, и переживать тут не о чем — не сумасшедший же дом…»

Однако нервные расстройства есть нервные расстройства, и соседи по отделению безобидными не оказались.

— Вы не любите поле чудес? — подскочила к девушке с порога сухопарая тетка с диким взглядом в цветастом халате и черными как смоль волосами, — Нет? — Ирэн решила не обращать на нее внимания, как и санитарка, и шла, подражая той, с каменным лицом мимо, — Не любите? А я только ее и смотрю, это такая передача, такая передача, такая передача, — частила пациентка за спиной у Ирэн, — Такая передача, такая передача, такая передача, такая передача…

— Семеновна, — крикнула не оборачиваясь сопровождающая, — Проверь, пила ли третья палата вечерние таблетки, а то ее несет что-то … — Вы не пугайтесь, милочка, — повернулась она к девушке, — Здесь хоть и не дом скорби, но все-таки неврология. Соседка у вас будет хорошая и без закидонов. От алкоголизма лечится. Пару раз в году у нас лежит — думаю, подружитесь.

Моложавая женщина на соседей койке на самом деле оказалась приятной и располагающей.

— Варвара, — представилась она, когда Ирэн поздоровалась и назвалась.

С вопросами не лезла, а только с легким удивлением посмотрела на ее стрижку, спросила, курит ли она и хочет ли есть.

— Смотрите, — предупредила соседка, когда девушка отказалась, — В этом году кормят плохо. Если за ужином не наедитесь, не стесняйтесь. Мне столько родные всего тащат, что некуда девать. Я даже иногда мужу отдаю, что уж совсем лишнее…

«Мужу, — с легкой завистью рассматривала потолок Ирэн, пытаясь найти в трещинках свой остров, — Родные. Все переживают, а тот, кого люблю я, сейчас так далеко, что не поверит никто, — После таких мыслей девушке стало совсем уже грустно, — Соберись, тряпка! — повернулась она к стене и неожиданно заметила в углу за небольшой паутинкой из пыли что-то похожее на свою детскую игру. — Вот он, остров. — Успокоилась, наконец, Ирэн, — Мой остров», — закрыла глаза она.

В мелькающих перед глазами цветовых пятнах сначала не было никакого порядка, а потом неожиданно прорезались Ефейка с Антохой. Они помогали девушке делать сдобные булочки с сахаром. Раскатывали лепешки, мазали их растопленным маслом, сыпали сахаром и выкручивали из них фигурки, какие в голову взбредут.

«Дома», — наконец-то успокоилась Ирэн, понимая абсурдность своего состояния, но ничего поделать с собой не могла и, свернувшись клубочком, летела в своих видениях навстречу новой неизвестности…

* * *

Неделя подготовки к встрече со светилом гипноза пролетела быстро.

Девушка, как могла, «старалась» внутренне «оттягивать» время, но оно неумолимо приближалось к роковой отметке.

Соседка по палате оказалась женщиной не надоедливой и все больше читала.

Ирэн сначала ухватила у нее предложенную книжку, а потом, уловив, что время пошло еще быстрее, дочитывать не стала.

Оказалось, что ей, как и части спокойных пациентов, даже можно выходить на улицу в определенное время, что она с удовольствием и делала.

Впервые в жизни нашла интерес в посещении комнаты для курения.

Общероссийское «пойдем-покурим» оказалось призывом пройти в «закрытый клуб», где в густом табачном дыму абсолютно незнакомые люди обсуждали, спорили и даже ругались, причем вовсе не выходя за определенные рамки.

«Прямо семья какая-то или секта», — слушала их беседы девушка.

К концу недели ее халат и прическа «прокурились» настолько, что мама даже заставила девушку подышать и все пыталась уловить запах табака изо рта.

Случались в курилке и смешные случаи.

Когда турист-алкоголик рассказывал как-то вечером легенду про черного альпиниста и несчастные случаи, связанные с этим явлением, неожиданно появилась тетка, напугавшая Ирэн в самом начале и окрещенная персоналом «полем чудес». Она перепутала двери и вломилась в курилку в самый пиковый момент истории.

Полумрак. Витающий табачный дым. Единый «организм» слушателей «клуба» по интересам. Захватывающая история, заставляющая стыть кровь, и так неожиданно явившаяся фигура в наброшенном капюшоне, полностью скрывающем лицо.

Вздрогнули все.

— Тебе только косы не хватает. Смерть хренова, — выдохнул рассказчик, напугавшийся не меньше, — Чего пришла-то? Ты ж не куришь.

— А вы как здесь? — хрипло заговорила та, — И почему в моей палате собрались?

Смеялись потом долго и все, вспоминая эту фигуру в капюшоне и без лица, мол, действительно смерть явилась, да и только…

В конце недели прибыл новый пациент.

Ирэн в этот день на завтрак не пошла и, выйдя к обеду, была атакована молодым белесым пареньком.

— В Бога верите? — подскочил он к ней и, взяв за руку, проникновенно заглянул в глаза.

— Да, — опешила девушка.

— А я не просто верю! — гордо ответил парень, — Я его вестник, а меня за это опять сюда, — и тут же продолжил безо всякого перехода, — Есть у вас что покушать, а то здесь кормят все хуже и хуже?

— Только каша с завтрака, — вспомнила о тарелке на тумбочке с куском хлеба, что принесла ей соседка по палате.

— Не хочу, — капризно морщился собеседник, — Мне бы колбаски, а может, тогда попить что есть? — глянул он на девушку с надеждой.

— Только минералка.

— Не хочу, — снова сморщился он, — Мне бы сладенького чего…

— Стас! — неожиданно крикнула старшая медсестра, — Ну-ка, не попрошайничай, а то на прогулку не пущу.

— А я что? — тушевался тот, — Я ничего, мы тут про гипноз говорили.

— Гипноз? — вздрогнула Ирэн, — А что с гипнозом? — тихонько спросила она Стаса.

— Клашевский приехал, — шепнул тот, — Профессор. Я раньше не верил в эти фокусы, а теперь меня каждый раз к нему привозят, когда он в городе.

— А я неподвержена гипнозу! — в отчаянии заявила Ирэн, понимая, что сейчас она сама выглядит не лучше любого пациента из клиники.

— Я тоже! — гордо ответил Стас, — Вот только на сеансах у него почему-то всегда засыпаю.

«Ясно-понятно», — глянула на парня Ирэн и пошла обратно в палату, взволнованная новостями.

«Все правильно, конец недели, — переживала она, — С понедельника начнется шоу».

Неожиданно зазвонил сотовый.

— Ирка! — кричала в трубку мама, — Понедельника ждать не будем. Я обо всем договорилась и сейчас приеду.

— Договорилась? — захлестнуло девушку нехорошее предчувствие, — О чем? С кем?

— Ну как с кем? С профессором! Он тебя сегодня первый раз посмотрит, а может и сеанс сделает. Приводи себя в порядок!

«Сеанс… — разглядывала клубы дыма в курилке Ирэн, — Готовиться…»

Завсегдатаи курительной комнаты смену настроения девушки заметили сразу.

Когда ситуация прояснилась, ей начали советовать, как не попасть под влияние гипноза.

После того, как ей предложили на полном серьезе прийти в мокром полотенце на голове, девушка ушла в палату и попыталась уснуть.

«Я неподвержена гипнозу, — твердила она, глядя на «остров» за пыльной паутинкой в углу, — Неподвержена, неподвержена…»


— Ирка, вставай, — трясли ее за плечо. Только сейчас девушка поняла, что уснула. — Иди, умойся! — теребила ее мать, — Почему не собралась?

Девушка еле удержалась, чтобы не сказать еще и маме о том, что она неподвержена гипнозу, но удержалась, понимая — выглядеть это будет не очень.

«Что они мне там советовали в курилке? — плеснула она себе в лицо водой, — Да какая на хрен разница, — вдруг рассердилась она на себя, — Чего хорошего психи-то посоветовать могут? — еле сдержалась и отогнала навязчивую мысль о гипнозе, понимая, что со своим «неподвержена» она может стать вторым «полем чудес» в клинике. — Будь что будет, — решила она и стала вытирать лицо.


Профессор оказался располневшим живчиком среднего роста.

Похоже, что с мамой у них было полное взаимопонимание.

— Так, так, так, Людмила Михайловна, — снял он очочки, — Вот значит и пропажа ваша. Как зовут-то вас, милочка?

— Ариной, — покорно глянула на него девушка.

— Ирой зовем, — вмешалась мама, — Арина по паспорту.

— Достали с Пушкиным? — по-товарищески интересовался у девушки врач.

— Здесь нет, — улыбнулась вопросу Ирэн, но тут же приказала себе не расслабляться.

— Ну здесь-то специфика, — ухватил какую-то бумажку эскулап, — тут каждый на себе зациклен… Значит не помните ничего? — жестко глянул он на девушку. — Та лишь головой замотала, — На сеансах гипноза бывали?

— Нет.

— Боитесь?

«Прямо пинг-понг какой-то», — оценила Ирэн скорость и частоту вопросов и ответила, мол, не очень-то.

— Попробуем? — улыбнулся врач.

— А вдруг не получится? — не утерпела Ирэн.

— Может, и так, — спокойно ответил врач, — Есть что прятать? — уперся он снова тяжелым взглядом.

— Просто я тут подумала, может, я не просто так все забыла? — зафантазировала девушка, — Может быть, это защитная реакция какая-то? Остальное же я все помню…

— Правильно мыслите, — щелкнул карандашом по столу профессор, — Давайте тогда так, Людмила Михайловна, — повернулся он к матери, — Мы с вами собираемся после обеда в понедельник и работаем. Ирочкин настрой мне нравится. Ты, деточка, не переживай все получится, — сказал он девушке на прощание. — Отношение ваше к делу хорошее. Если что страшное выясним, я вам не просто ничего не скажу. Зато мы вам и программку сразу реабилитационную подберем, да и у мамочки ясность будет. Шутка ли, четыре месяца невесть где болтаться…


Как ни странно, беседа с врачом успокоила Ирэн, и ей больше не хотелось портить лишними переживаниями свое настроение.

«Придется пройти и через это», — говорила она себе, задумываясь о ситуации.

Как только девушка успокоилась, время приняло обычный ход и жизнь наконец-то раскрасилась в нормальные цвета.

Радостно светило августовское солнце, понемногу приобретая осенний оттенок. Веселилась курилка. Гуляли по холлу и приставали к окружающим «невыездные дураки» (те, кого администрация не пускала на улицу).

Иными словами, «Дурка» жила своим единожды сложившимся укладом, в котором можно было найти даже светлые стороны.

Соседка по палате Варвара, увидев, что Ирэн оттаяла, поделилась своей проблемой.

Оказывается, ей нельзя ни радоваться, ни огорчаться.

— Как только маятник в голове качнется, — смеялась она, — Сразу в запой. Хорошо, мы с Альбиной Анатольевной разобрались в причинах и периодичности. Я теперь чувствую, когда меня рванет, и сразу сюда уезжаю. Мой-то смеется, мол, опять на курорт собралась, а мне здесь и на самом деле нравится уже. Даже палата, как у Чехова — шестая, я же всегда в ней лежу.

«Учись, — укорила себя после такой истории Ирэн, — Вон как люди бьются за нормальное существование. Тебе-то главное сейчас гипноз этот пережить, будь он неладен…»

Два дня могут быть вечностью, а могут и пролететь быстро. Гипноза она по-прежнему побаивалась, но авантюрное начало понемногу брало верх.

«Воров обыграла, полицию, — настраивалась девушка, — Неужели здесь спасую? — Несколько раз Ирэн машинально шарила под халатом на том месте, где обычно у нее «грелся» браунинг, когда задумывалась о девятьсот третьем годе. — Как там Михаил Михайлович мой? — вспоминала она последний вечер и нежные прикосновения сильных мужских рук. — Никогда такого не было, — вновь и вновь переживала она их последнюю встречу, — Просто водоворот какой-то. Обвал…»

Рассуждения ее заметила и оценила Варвара.

— Не переживайте так, Ирочка, — сказала она, по-своему понимая ситуацию, — Если любит, то все поймет. Вон моему не раз говорили, мол, бросай ты ее, пропащая совсем баба, а он лишь смеется. Не будет, говорит, Варя моя никогда бывшей женой мне. Не бросалась она отношениями, когда мне плохо было, и я ее в беде не оставлю… — Оказалось, муж Варвары несколько раз был арестован в девяностых и даже получил один раз срок за вымогательство. — Никогда он ни под кем не ходил, — рассказывала женщина, — Про эдаких в той среде говорят — самостоятельный по понятиям. Тяжело, конечно, было с детьми мне эти пять лет, но когда на свободу вышел, то бросил всю эту дурь разом. Вспомнил, что и образование у него есть. Институт физкультурный. Сейчас мальчишек тренирует. Боксу учит…

А тем временем вечер воскресенья уже стучался в зарешеченное окно.

«Завтра все решится, — разглядывала темнеющее небо за окном Ирэн. — Завтра. Все завтра…»


Утро. День, невзирая на лето, показался девушке осенним, и за окном ветер трепал ветки старых тополей больничного парка. В курилке тоже настроение было не лучшим. Шутили мало, и каждый больше думал о своем.

Наконец обед.

— Готовьтесь, Ирочка, — заглянула в столовую Альбина Анатольевна, — Вам на три часа назначено.


Шестьдесят минут пролетели быстро.

— Ну-с, — приветливо смотрел на нее Клашевский поверх узких офисных очков, — Готовы нырнуть в неведомое прошлое?

— А мамы разве не будет? — удивилась девушка.

— Занята мама, — всплеснул руками профессор, — Вы позвоните ей, позвоните…

Я просто боюсь, вдруг упустим чего, — выдала заготовленное Ирэн, — Вы же меня слишком мало знаете — можете и не понять…

— А как же тогда переводчик? — погладил эскулап камеру на штативе, — Мы с вами, если что, пересмотрим потом и ребус этот погадаем. Если он будет, конечно. Ничего за это время не вспомнили? — жестко глянул он на девушку.

Та лишь головой помотала, мол, ничего-ничего и подумала, насколько сильно меняется иногда профессор. Вот сейчас взглядом чуть напополам не разрезал.

— Ну, тогда начнем, — взял ее за руку Клашевский, — Вы ложитесь-ка на диванчик и слушайте меня внимательно…

* * *

Голос профессора присутствовал всюду. Он заполнял любое, самое маленькое пространство в сознании Ирэн и скоро не осталось ни одного уголка, свободного от этого вязкого, но текучего тембра.

«Я неподвержена гипнозу, — еще сопротивлялась девушка, — Не подвержена, не подвержена», — сил оставалось все меньше и захотелось вдруг поделиться наболевшим, тем более неожиданно эскулап заговорил вдруг голосом Антоновского.

— Я все хочу знать, Ирочка. Все…

«Ирочка, — растворилась в бархатистом тембре Ирэн, — Как здорово, что я не одна…»

Голос нес ее далеко-далеко в ту страну, где лежит среди океана ее остров, который она иной раз высматривала на потолке.

— Остров, — шептала девушка, — Мой остров.

— Вспоминайте, — спрашивал «купец».

— Зачем тебе? — смеялась девушка, — Ты же все знаешь.

— Забыл, — грустил собеседник, — Сообразить хочу, как было, а не могу.

— Тебя что, допрашивали? — беспокоилась Ирэн, — Кто? Твой друг полицмейстер?

— Хуже, меня пытали, — заплыло в сознание вдруг нечто страшное.

«Где я? — пыталась сообразить девушка, — И браунинг мой где?» — За нами снова придут! — заговорила она, рассматривая смутную человеческую фигуру на фоне зашторенного окна, — Придут обязательно! Где мой браунинг? Миша, отдайте. Я же умею стрелять! Вы знаете, тогда в Уфе в парке. Неужели Сергей Васильевич вам не рассказывал? В июле, когда Богдановича выручали. Как это кто Богданович, ну генерал-губернатор Уфимский. Арину тогда мою еще чуть не убили. Кто такая Арина? Да служанка моя. Вы что не помните? Почему я вас не вижу! — забеспокоилась Ирэн, — Только голос. Вы Антоновский? Нет? Следователь? Я что в охранке? Снова?

Голос купца стал беспокойным. Девушка вдруг поняла — ее сейчас допрашивают под каким-то лекарством.

«Ну, погоди, — готовилась она к полицейскому удару из французского боя ногами — «Шоссон», показанному однажды Зубатовым, — Подойди только ближе…» — Девушка понимала, на лекарстве она далеко не убежит, но шанс выскользнуть в коридор и попытаться выйти на улицу, оставался. — Не тюрьма, — оценила она оконный проем и попыталась еще раз открыть глаза, — Чем накачали-то?»

Сжала-разжала кулаки. Напрягла-расслабила мышцы ног. Все работало.

— Вам главное удержать руками противника, — говорил тогда Зубатов в поезде перед самой Уфой, — Мужчины такой прыти от дамочек никогда не ожидают, а ведь вы намного пластичнее нас и можете ногой даже в подбородок попасть.

Клашевский с удивлением рассматривал странные движения Ирэн.

«Что это? — никак не мог понять он, — Что за случай? Раздвоение личности?»

В этот момент девушка на диване шевельнулась и потянула к нему руку, — Миша, мне страшно, — шепнула она.

— Не переживай, дорогая, — поднялся и шагнул к женской фигурке Клашевский.

То, что произошло дальше, он помнил смутно.

Руки девушки мертвой хваткой вцепились в предплечья мужчины, блокируя ему руки, и острое колено неожиданно полетело откуда-то снизу, прямо в подбородок.

— Кланц, — щелкнула нижняя полуоткрытая челюсть, противно отдаваясь застарелой травмой, и в голове неожиданно поплыла розовая муть.

— Вот черт, — выругался он, но наяву изо рта у него вырвалось только легкое шипение, и ослабший профессор сполз на пол, окончательно теряя сознание.

Ирэн, ничего не соображая, еле поднялась на ноги. Если в горизонтальном положении организм еще хоть как-то повиновался, то сейчас ноги ее подкосились и девушка рухнула рядом с поверженным Клашевским.

Силы заканчивались.

— Прости, Миша, — шепнула она профессору, совсем запутавшись, — Я должна была тебе помочь…

Темнота рухнула на девушку тяжелым покрывалом, и она с огромным удовольствием приняла эти объятия, укутываясь и закрываясь в них ото всех напастей мира…


— Пять, четыре, три, — прорывался в сознание девушки обратный счет, — Когда я скажу два, вы проснетесь, и все будет хорошо.

«На Клашевского похож голосом, — пыталась шевельнуться девушка, — Только шепелявит он чего-то… — двинуть руками у нее никак не получалось, — Да что же это такое?» — рассердилась она и рванулась.

— Два! — слово сверлило мозг, вытаскивая сознание девушки из оцепенения.

Ирэн открыла глаза.

Она лежала на высокой кровати, привязанная по туловищу ремнем. Такого же цвета кожаные полоски с отверстиями фиксировали ее руки и ноги.

— Проснулись? — наклонился над ней профессор, — Ну и как вы, деточка? — Одной рукой он поддерживал челюсть и неожиданно у Ирэн всплыли смутные воспоминания о какой-то схватке. — Да, да, — заглянул к ней в глаза Клашевский, — Травмировали меня, старика. Плохо, что разгадать мы с вами ничего не разгадали, зато остальное очень уж интересно. Очень! Готовы, Ирочка, от пут освобождаться? — улыбался он.

Девушка кивнула. Когда она поняла, что теперь не вольна двигаться, на нее навалилось давно забытое детское чувство клаустрфобии и сразу начали давить стены.

Тошнило.

— Плохо ей после гипноза вашего, — ворчала санитарка, подставляя девушке плечо, — Вон валяет ее как. В шестую вести что ли?

— Конечно! — неосторожно крикнул профессор и сморщился от боли в челюсти, — Вы, деточка, идите, поспите. Вам теперь силы понадобятся. Исследовать вас будем, если мама, конечно, согласится. Редкий случай у вас, Ирочка, ой какой редкий…


Мама пришла на следующий день после обеда и была на себя вовсе не похожа. Не шумела, не приказывала. Села молча возле кровати и лишь гладила девушку по голове.

— Не плачь, мамочка, — попросила Ирэн, углядев слезинки у той в глазах, — Пойдем лучше погуляем там и поговорим.

Погода сегодня вовсе не напоминала близости осени. Лето сопротивлялось, как могло, не хуже иного скандального пьяницы в баре, которого безуспешно пытаются выпроводить на улицу.

— Хорошо, ты мне первой позвонила, — шепнула ей мама, когда они устроились на лавочке в парке, — Я теперь не знаю, что и делать. Клашевский на своем настаивает. Уверяет, что ты неадекватна. Как ты избила-то его?

— Так под гипнозом же была, — честно глянула в глаза матери Ирэн, — Что я, помню?

— Слушай, а он к тебе не приставал? — задумалась вдруг родительница, — Ничего у вас там не было? Не чувствуешь? Может, он маньяк?

— Вроде нет, — радовалась изменению линии разговора девушка, — Только исследоваться я больше не хочу. А вот Альбина Анатольевна пускай курс свой закончит, мне у нее в отделении понравилось, а Клашевского не хочу. Может, я и на самом деле от него отбивалась…

На том и порешили. Мама еще забежала к Альбине Анатольевне посекретничать и только после ушла, а девушка вернулась в свою шестую палату к соседке Варваре, которой оставалось лежать здесь всего-ничего.


Оказалось, информация о неудаче Клашевского с новой пациенткой все-таки просочилась, и среди пациентов Ирэн приобрела забавный статус героя.

Персонал же наоборот посматривал на нее с легкой тревогой, видимо, ожидая, когда она вот-вот начнет бить окружающих.

— Говорят, вы ему челюсть сломали, — собирала вещи соседка по шестой палате Варя, — Он что, приставал?

— Да я под гипнозом же была. Не помню, — устало отвечала Ирэн.

Надоело ей такое повышенное внимание окружающих. Стоило зайти в курилку, как все разговоры сразу переключались на случай с профессором.

«Прямо кинозвезда какая-то, — ворчала в душе Ирэн. — Хоть из палаты теперь не выходи…»

В довершение переживаний и спустя неделю тот самый приставучий блондинчик Стас повторил «подвиг» девушки.

Он не стал дожидаться, когда Клашевский будет погружать его в гипнотический транс, а с ходу, как вошел в кабинет, заехал ему прямо по недавно собранной челюсти.

Профессор разом потерял сознание, а псих дал короткий, но яркий бой санитару, который привел его на сеанс.

Теперь он находился в отделении для буйных и, по словам персонала, пускал руки в ход, как только его развязывали.

«Подставила паренька», — переживала Ирэн, а «курилка» веселилась вовсю, обсуждая этот «сюжет».

— Иринка, вот ты рассуди нас, — хохотал турист-алкоголик, — Я говорю, что никого больше не изобьют, а доцент теорию волнообразного контакта рассказывает.

Действительно, в отделении проходил очередной курс лечения бывший преподаватель технического университета кандидат технических наук. Прозвище «Доцент» ему приклеилось в самый первый заезд, и даже персонал иной раз путал его фамилию с этим комедийным ярлыком.

Теперь он воодушевленно излагал всплывшую неизвестно из каких глубин головы идею, мол, одно событие обязательно тянет за собой другое.

— Вот посмотрите! — тряс он сигаретой без фильтра в сумраке курилки, — Недели не пройдет, как еще кто-нибудь драку затеет. Хотите, поспорим?

— С тобою опасно спорить, — заходился смехом «турист», — Ты ради своей теории или чтобы выиграть, сам на кого хочешь с кулаками бросишься.

Иными словами, «курилка» веселилась, как могла.

Ирэн переживала ситуацию с Клашевским по-своему и как-то на обходе попросила Альбину Анатольевну передать тому привет. Попросила о встрече с ним.

Беспокоила ее видеосъемка, которую делал тогда бедолага профессор на злополучном сеансе гипноза.

Через день лечащий врач с улыбкой вошла в палату.

— Виталий Исакович сказал, если драться не будете, то сегодня вечером он будет у себя. Я распоряжения санитаркам отдам, и вас после ужина к нему проводят.

— Спасибо, — улыбнулась девушка, — Я просто хотела видеосъемку посмотреть, что там получилось. Может, подсказка, какая мелькнет, да и самой интересно, где же я все это время была.

Альбина Анатольевна внимательно поглядела на девушку и присела на опустевшую после Варвары койку.

— Скажите, Ирочка, — проникновенно спросила она, — Что вы скрываете? Поверьте моему опыту, нет у вас никакой амнезии. Вы просто говорить не хотите, что с вами происходило. Что, слишком невероятно?

Ирэн чуть не попалась на задушевный тон лечащего врача, а потом сообразила, что это просто очередной «кривой заход» матерого невролога.

— Я действительно ничего не помню, — с надрывом ответила она, — Но очень хочу вспомнить — очень… А что до признаков амнезии, так мало ли еще болезней, о которых наука мало что знает?

Взгляд врача потеплел.

«Точно пробивала меня, — оценила ее уловку Ирэн, — Смотри-ка, чуть не попалась…»


Послеобеденная прогулка в парке.

Шелест листьев над головой, последнее тепло августа и понимание неизбежности осени наполнили Ирэн легкой грустью. Она сейчас обдумывала вечернюю беседу, но ничего в голову не шло.

Позвонила мама.

— Ты молодец дорогая, — щебетала она, — Клашевский сказал, что вы сегодня встречаетесь. Я верю ему, он классный специалист. Вы уж разберитесь там, это очень-очень для меня важно. Кстати, заходил твой знакомый, адрес-телефон ему в «Авроре» дали. У тебя хороший вкус, дорогая. Я бы такого мужчину не упустила…

Расспросить маму или удивиться девушка не успела, потому что на этих ее словах на входе в больничный парк неожиданно появился до боли знакомый силуэт купца Антоновского.

* * *

Для Ирэн будто гром прогремел, и, пока купец неспешно вышагивал, оглядываясь и явно любуясь столетним парком, девушка успела перевернуть в голове несчетное количество версий появления мужчины. От: — «Пришел за мной», — до, — «Тоже в бегах».

Антоновский не спешил, и в его движениях чувствовалась настороженность. Похоже, мужчина вовсе не предполагал что та, ради которой он проделал этот путь, смотрит на него сейчас.

Девушка же настолько увлеклась разглядыванием этой необычной картинки, что чуть не упустила из виду странно знакомый худощавый силуэт, появившийся во дворе следом за купцом.

Она видела его только лишь боковым зрением, и когда перевела в ту сторону взгляд, там уже никого не было.

«Показалось?» — мелькнула мысль, но додумать она не успела: купец заметил, наконец, Ирэн и еле удержал эмоции.

Девушка явно чувствовала его готовность бежать-бежать навстречу. Раскрыть объятия, но вместо этого тот очень выдержанно подошел, присел рядом и только после заговорил:

— Оказывается вас, Ирочка, не так уж и сложно найти. Мама-то ваша секретов хранить совсем не умеет.

— Здравствуйте Михаил Михайлович, — уткнулась носом в его плечо Ирэн, — Вы как здесь?

— Дела доделываю, душа моя, дела, — шепнул ей Антоновский, чуть щекоча при этом усами ухо девушки, — Диспозицию готовлю, так сказать. Вдруг на моей стороне ситуация совсем испортится? Вы когда из чулана исчезли, господин полицмейстер чуть по кирпичикам «Аврору» не разобрали. Вот шуму-то было… — грустно засмеялся он, — Дружба наша с Андреем Леонидовичем оказалась лишь видимостью, и все заслуги мои перед отечеством, видите ли, не в счет. Служака он, конечно, ревностный и за свой проигрыш по вашей персоне может попробовать теперь на мне отыграться.

— А что у вас тут за дела, Миша? — взволнованная прикосновениями, уцепилась за рукав купца девушка, — Вы-то на этой стороне во что ввязались?

— Потом, Ирочка, — накрыл он своей ладонью ее руку, — Все потом. Вы лучше про себя рассказывайте, как вы? Надолго ли здесь?

— Сама не знаю, — выдохнула Ирэн, — Я уже и тут начудить успела за пятерых. — И она рассказала купцу про свое возвращение домой, историю с гипнозом, курилку и сотоварищей по больнице.

— Слава богу, в буйном долго не задержали, — взволнованно делилась девушка наболевшим, — Хотя всего можно было ожидать. Мне же и рассказать нечего, ну где я была, — не помню и все тут. Даже маме не стала говорить, — после этих слов Ирэн «накрыла» будто пуховым одеялом необыкновенная нежность к Антоновскому, и она замолчала, прижимаясь к его плечу.

«Слава богу, ты пришел, — перебирала она его пальцы, — Слава богу…»

Неожиданно ей снова почудился в боковом зрении худощавый силуэт, только теперь он заходил в отделение, где находился кабинет Клашевского.

Подняла глаза и увидела лишь мелькнувший край пальто.

— Не нравится мне этот парень, — неожиданно проговорил Антоновский. Ирэн вздрогнула и вопросительно подняла на мужчину глаза. — Да вот сейчас туда зашел, — ткнул тот пальцем, — По-моему, он за мной сегодня от самой «Авроры» присматривал. Не заметили?

— А вам не показалось что он из того времени? — погладила небритую щеку мужчины девушка, — Ну этот, худой?

— Видели где-нибудь? — не удивился Антоновский.

— По-моему один раз он к Зубатову приходил.

— Да уж, — вздохнул купец, — И Васильича теперь не спросишь, что там и как.

— Не видели его? — с надеждой спросила Ирэн.

— Какой там, — отмахнулся купец, да так, что шляпу чуть с себя не сбил. — Андрей Леонидович молчит как рыба, а больше и спросить не у кого. В опале он сейчас, конечно, и хорошо, если не арестован. Плеве зверь, и таких шуточек, что мы затеяли, не жалует. Эх, раньше бы знать. Ну, пропали документы да пропали, нет, вынули же их…

Сказано было в таких сердцах, что Ирэн сразу почувствовала вину.

Налетел порыв ветра и затрепал космы столетних тополей. Засохшая ветка, похожая на дракона, мягко упала прямо в траву под ноги.

— Смотри-ка, змея, — поднял ее купец.

— Дракон, — противилась девушка.

— Думаете? — повернулся к ней купец, и губы его оказались прямо возле лица Ирэн.

Ничего не отвечая, она потянула его за шею к себе, и поцелуй слился с сухим хрустом неудачно прижатого к груди «дракона-змеи».

Неожиданно девушка почувствовала сторонние взгляды и с заметным усилием прервала поцелуй.

— Смотрят, Михаил Михайлович, — шепнула она.

— Чую-чую, — не отрывал глаз от ее лица купец, — Хрен с ними, и будь что будет, но какая же вы у меня красивая…

Жар ударил девушке в голову после его слов, и второй поцелуй был не простой лаской. Страсть вырвалась наружу, и девушка только и смогла сказать себе: «Ого!», прежде чем руки купца скользнули ей под летнее пальто.

— Стоп, стоп, Мишка, — прошептал себе мужчина, — Еще немного и не остановишься.

Прервавшийся поцелуй еще висел в воздухе, когда Ирэн отодвинулась и дурашливо спросила мужчину:

— Ну, так, когда зайдете еще?

— Так пока и не ухожу, — удивился тот, — Кстати, запишите-ка мой телефон. — С этими словами он неожиданно достал из кармана громоздкую трубку четвертого «Айфона», — Или свой забейте, — с удовольствием выговорил он современное словечко. — И запомните на всякий случай, остановился я в «Европе» и номер мой триста шестой.

— Научились уже? — взяла аппарат девушка и стала забивать ему свой номер, — Восемь, — приговаривала она, набивая цифры, — Девятьсот два…

— Скажу прямо, Ирочка. — Откинулся на спинку скамейки купец, — Удобнейшая штука. Я кстати и автомобиль себе присмотрел.

Развить эту тему девушка не успела, и общий сигнал обеда прервал беседу.

— Пора, — чмокнула она, мужчину в щеку— Мне после моих выходок нарушать режим ни к чему. Я позвоню…


После встречи окружающие краски приобрели для Ирэн новые оттенки. Запах столовой теперь напоминал ей изысканный ресторан, разноцветные пижамы и кофточки пациентов — праздничный карнавал, а дым курилки — романтический утренний туман.

— Муж приходил? — осторожно интересовался алкоголик-турист.

— Почти, — ответила девушка, с удивлением разглядывая лицо собеседника, на котором она вдруг заметила рыцарскую печать благородства. — «Остановись-ка давай, — приказала она себе, — Так тебе любой дурак философом покажется. Но как у нас забавно все с Мишей происходит… — купалась Ирэн в воспоминаниях об их единственном вечере и сегодняшнем поцелуе, — Как же все необычно получается.

День в эйфории проходил незаметно, и время, изменившее свой ход для влюбленной девушки, неслось совсем по другим законам.


— Ирина Леонидовна, — неожиданно ворвался в ее сознание голос санитарки, — Ирина Леонидовна, вы что, в кресле спите? — Действительно девушка умудрилась прикорнуть в размятом кресле прямо в коридоре отделения, убаюканная собственными мыслями. — Пора идти, — улыбалась санитарка, — Вас Клашевский ждет. Только что звонил.

— Я соберусь, — поднялась из кресла Ирэн, вспомнив наконец о назначенной на вечер встрече.

В палате она сначала постояла немного возле окна, пытаясь разобраться в неясных эмоциях. Что-то беспокоило сейчас девушку, какое-то предчувствие или еще не сформированная мысль. Наконец она отогнала от себя сомнения и решительно пошла из палаты.


Клашевский встретил ее радушно.

— Ну, как вы? — проникновенно взял он девушку за локти и заглянул в глаза, — В кресло присядете или на диван?

— В кресло, — глянула Ирэн с неприязнью на кожаную обивку, на которой она лежала при сеансе гипноза.

— А я уже все настроил, — суетился возле телевизора профессор, вставляя в видеомагнитофон допотопную кассету, — Вы уж меня простите, деточка, но я ваших этих дисков компьютерных не перевариваю и не понимаю. У меня все по старинке, зато надежно…

Загрузка...