Автор тот же

Вместо предисловия

После выхода в свет книги «Автор» на встречах с читателями мне в большинстве случаев задавали однотипные вопросы. Поэтому, вместо предисловия, я просто отвечу на них.

Почему вы решили написать книгу? Почему именно рассказы, а не, например, повесть?

Писать стал для себя, Уж точно не для публикации. Почему? Причин было много и ни одной конкретной. Сейчас, думаю, можно понять, что было в подсознании, чем на самом деле руководствовался. Просто я, как и все мое поколение, жил последние двадцать лет с такой скоростью, что ни оглядеться, ни подумать не было времени. Все менялось, и нам надо было успевать. На понимание того, что происходит, элементарно не хватало сил. Дай бог, успеть понять, что делать.

Вот и решил: сяду, опишу время, в которое жил. В котором выжил. Но мемуары? Нет, не мой жанр, начну оправдываться, объяснять. Придумал героя — Вадима Осипова. По датам все совпадает — мой ровесник, в то же время окончил институт (по странному совпадению, тот же, что и я сам), В один год с ним мы женились (на разных, правда, женщинах). И дочери родились у нас одновременно. Что удивительно, так это то, что и многие другие события по времени у нас совпали. Но только по времени. А еще по мировосприятию. Автобиография? Конечно нет. Вымысел, густо замешенный на правде совпадений.

Писал, чтобы понять свое время. А читатели заметили «Автора» и, кажется, живо заинтересовались им. Значит — написал правду. Значит, понял свое время по-своему, но правильно.

Почему не повесть? Тут как раз все вполне осознанно. Во-первых, сам не люблю читать толстые книги, перекладывая закладку по сто раз, пока до конца дочитаю. Не представляю себе, кто сегодня может читать часа три кряду. А если так, то читателю должно быть удобно. Есть полчаса — прочел законченное произведение. То есть рассказ. Появится еще полчаса — прочтешь еще один. Читать легче, а эффект — тот же. Во-вторых, самим временем, тем, что нас окружает — интернет, репортажная журналистика, телесериалы — мы уже приучены к концентрированной, сжатой информации. Лирика — внутри нас, в головах.

В итоге — роман в рассказах. Прав ли я? Не знаю. Если вам интересно — значит, прав. Если нет — то вы и этот текст не прочтете. Получается, что я все равно прав. По крайней мере, для тех, кто прочел…

Ваши герои — коллеги Вадима, его клиенты — реальные люди? Судебные дела Осипова-это ваши собственные процессы?

И да и нет. За редкими исключениями, действительно, за каждым из коллег стоит один, два, а порой и три прототипа. Это собирательные, но не вымышленные на все сто процентов персонажи. Так, Феликс, заведующий юридической консультацией Вадима, — это собирательный герой. На девять десятых прообразом был один заведующий и на одну десятую — второй. Первый устраивал меня не на все сто процентов — был слишком положительным, вот и прибавил ему несколько черт второго, образца противоположного. Получился вымысел. А Ирина Львовна Коган, учитель Вадима в адвокатуре, имеет своим прототипом мою «патронессу» Ирину Львовну Катц. Значит ли это, что Коган говорит и делает то, что говорила и делала Катц? Разумеется, нет. Просто когда я придумывал поступки и слова Коган, перед глазами в памяти стояла Ирина Львовна. То же касается и всех остальных персонажей.

Отдельно надо сказать о семье Вадима и Лены. Здесь вымысел абсолютно доминирует над реальностью. Моя собственная семейная жизнь — это моя жизнь, и других она не касается. Это в книге не описывается.

Какие-то процессы, с той или иной степенью похожести, были в моей адвокатской практике. Какие-то у коллег. Что-то и просто выдумано. Так что опять — не хроника, не мемуары и не «записки адвоката». Скажем, так — небеспочвенный вымысел.

Короче говоря, и во второй моей книге будет совершенно уместно все то же стандартное предуведомление: любые совпадения имен, фамилий, событий — совершенно случайны и представляют собой исключительно проявление авторского воображения… Так к этому и относитесь.

Почему у вас так много евреев-адвокатов? И вообще, для вас так важна еврейская тема?

Начну с первого вопроса. Здесь все просто. Действительно, так исторически сложилось, что евреи во всех странах Европы и Северной Америки чаще всего шли в банкиры, юристы, врачи и музыканты. Однако в Советском Союзе в силу, я думаю, политики государственного антисемитизма (он существовал постоянно, начиная с послевоенного времени и до перестройки, хотя так и не стал репрессивным, фашистским) евреи-юристы были в основном адвокатами. Ни прокурорами, ни судьями их не брали. Следователь — возможный вариант, но без малейших перспектив серьезного карьерного роста. В принципе, все логично: государство недолюбливало евреев, и оно же недолюбливало адвокатов. Подобное выталкивалось к подобному. Кстати, сейчас ситуация сильно изменилась. Я имею в виду национальный состав адвокатуры. Хотя, сразу скажу, для меня существует только одна национальность — россиянин, будь он славянин, татарин, ханты, еврей или дагестанец. И до тех пор, пока большинство моих сограждан не встанут на эту точку зрения, плюс не начнут воспринимать права личности, включая право собственности, как святые, незыблемые и неотъемлемые, в России покоя и благоденствия не будет. Не внешние враги, а мы сами, здесь у себя и между собой, разрушаем великую страну. Но это так, между прочим.

Еврейская тема для меня важна именно в связи с вышесказанным. Писал бы о спортсменах-борцах, скорее всего, затронул бы «кавказскую тему».

Кто-то наверняка скажет, что я упрощаю. Да, конечно. Но это же предисловие к сборнику рассказов, а не научная статья о национальной политике.

Каковы дальнейшие планы в отношении вашего героя?

Человек — предполагает, а Бог — располагает. Хотелось бы «довести» Вадима до наших дней. Через него и людей, с которыми его сводит судьба и профессия, показать всю историю моего поколения. Но об этом я уже говорил.

Впереди — открытие «железного занавеса», знакомство с капиталистическим, то есть нормальным миром. Путч 1991 года, подавление мятежа в 1993-м. Возникновение относительно цивилизованного бизнеса в России. Период всеобщего бардака и первичного накопления капитала. Ну и, разумеется, наше сегодняшнее, противоречивое время.