Айтиот

Глава 20

Зумер лезет в революционный класс

Октябрь 2020 года

Вера позвонила, когда я оплачивал завтрак в кофейне возле офиса. Я ответил — просто так секретарша меня никогда не дергала.

— Олег Витальевич, здравствуйте! Вы скоро будете?

— Через часик. А что стряслось?

— Письмо пришло. Заказное. Из окружного арбитражного суда.

Паренек у кассы что-то сказал. Я поднял на него глаза.

— Приложение наше есть? — повторил он.

— Нет, — быстро ответил я. — Верочка, что в письме?

— Написано… уведомление о начале судопроизводства по защите авторских прав.

— Установите приложение и получите скидку на каждый…

— Не надо! — рявкнул я на паренька. — Выводите уже счет на терминал… Вера, там про авторские права на что?

— Тут не понятно… Истец — Александр Корнеев.

— Это еще кто?..

— У нас работает такой Александр Корнеев.

Я поднес карту к терминалу. Несколько секунд аппарат тупил, потом пискнул и подвис.

— Кем работает?

— Программистом. Но числится сисадмином.

Я покопался в памяти. Кажется, это тот лохматый краш Акамэ.

— Возьмите вторую чашку кофе, и бесплатно получите пончик… — нервной скороговоркой выдал продавец.

— Да отвали ты, дебила кусок! Видишь, занят человек! Извини, Верочка, это не тебе. Сейчас буду, десять минут.

Завтракать расхотелось. Но еда уже готова, значит, заказ оплатить придется.

— Проведите картой еще раз, — хмуро сказал паренек.

Мне стало стыдно. Парень же не по своей инициативе докапывается до клиентов. Его оштрафуют или уволят, если он хоть раз не выдаст положенную рекламу, тут и камера, небось, стоит…

Все мы делаем глупые и стыдные вещи, потому что такая уж у нас работа.

— Извините, — промямлил я. Оплата наконец прошла. — Кофе и сандвичи оставьте себе, пожалуйста. Или выкиньте. Я спешу.

* * *

— Да ты совсем с глузда съехал! — орал я на лохматого программиста, который уже полтора года числился у нас сисадмином; как оказалось, эта небрежность в оформлении могла дорого нам обойтись. — Ну какой суд? Какая, нахрен, интеллектуальная собственность⁈ За каким чертом это тебе вообще?

Действительно, лохматого звали Саша Корнеев. Мне его вроде представляли несколько раз, но я никак не мог запомнить, называя мысленно «краш Акамэ». Что ж, теперь-то даже при всем желании не забуду.

— Я уже несколько раз вам объяснял, Олег Витальевич, — Саша твердо смотрел мне в глаза. — Созданный мной код — моя интеллектуальная собственность. Доказательства есть в системе контроля версий с датированными коммитами, содержащими мою авторскую подпись. Я все скопировал, можете сколько угодно у себя удалять данные, это бесполезно. Мои права защищены частью четвертой Гражданского кодекса и Федеральным законом «Об авторских и смежных правах». И отказа от них я не подписывал.

Юридически он, к сожалению, был прав. Все программисты при поступлении на работу подписывали отказ от прав на свой код, создаваемый в рамках работы в компании; но этого-то Сашу приняли на должность сисадмина и потом не переоформляли. Каннибаловна была вусмерть бледной, когда сообщила об этом. Легко было бы завиноватить ее, конечно. Но я же сам прекрасно знал, что у нас сотрудники переходят с позиции на позиции по факту, а в документах это никак не отображается. Обычная практика для IT-компаний. А за все, что я как руководитель допустил, мне и отвечать.

— Ну окстись, Корнеев. Какая еще интеллектуальная собственность? Продукт-то сам пиратский. Если называть вещи своими именами, это извлечение прибыли из ворованного контента.

Хитрожопый Саша разрабатывал тот самый алгоритм, с помощью которого мы закачивали рекламу на сайты с бесплатными книгами. Ерунда, задачка как раз для стажера. Кто же знал, что все так обернется…

Как сказала бы моя бабушка, вор у вора шапку украл.

— А это уже другой вопрос, Олег Витальевич. И проблема компании, а не моя. Не я же получал прибыль от сомнительных с точки зрения закона транзакций. А код — это код, и он принадлежит мне. Я с юристом консультировался.

— Консультировался он! — Я уже догадывался, что не поможет, но все же сперва решил попробовать моральное давление в духе Дазурова. — Да любой юрист из заборостроительного техникума за малый прайс насвистит все, что ты хочешь услышать. Ответственности за это он никакой не несет. А с какого перепуга код принадлежит тебе? Ты писал его в рабочее время, на оборудовании компании, по поставленной руководителем задаче, с помощью наставника и коллег. Чего там твоего вообще?

— Авторство, — спокойно сказал Саша. — Я изучил вопрос. Были прецеденты, когда программисты отсуживали права на свой продукт у корпораций.

— И ты всерьез на это надеешься?

— Может быть, и на это.

Я понимал, к чему он клонит. Судебные перспективы у дела были сомнительные, и даже в случае победы — довольно маловероятной — Корнеев получит разве что символическую компенсацию. А вот проблемы у «Натива» будут в любом случае, едва только в суде всплывет, о каком именно продукте идет речь. Репутационные издержки — как минимум. А уж если обворованные писаки наконец поймут, на кого им надо подавать в суд…

Я побарабанил пальцами по столу.

— Значит так, Сашок, — манеру уничижительно сокращать имена я тоже снял у Дазурова. — Сам понимаешь, в суде ты много не выиграешь, только нервы помотаешь. Больше на адвоката изведешь. И в «Нативе» тебе после таких демаршей делать нечего. Можем расстаться по соглашению сторон. Отзовешь иск — выплатим три месячных оклада и разойдемся, как в море корабли.

— Это уже по делу, — Корнеев смотрел на меня по-прежнему нахально. — Но меня интересуют суммы другого порядка.

Он назвал число. Я на секунду потерял дар речи. Не только потому, что это было несуразно много. Это была почти в точности сумма моего кредита, взятого у Дахау.

Я набрал полную грудь воздуха и доходчиво объяснил, в каком именно виде я имел Корнеева, его матушку, его иск, всю судебную систему в целом и окружной арбитражный суд в частности. Никогда прежде я не материл сотрудников, но сейчас чувствовал себя в своем праве. Должен отметить, мне от этого несколько полегчало.

— Я записываю наш разговор, Олег Витальевич, — спокойно сказал Корнеев.

— Мог бы и не беспокоиться. Я тоже его записываю. Потому что то, чем ты сейчас занимаешься — это вымогательство и шантаж. Уголовка. Давай, наговори себе еще на парочку лет, красивых мальчиков на зоне любят…

— Мы с вами оба отлично знаем, что огласка «Нативу» не нужна.

Пожалуй, давить дальше бесполезно. Интересно, он сам до такого додумался? Насколько он в действительности близок с Акамэ? Неужто кошкодевочка подбила свой краш на уголовку? Я вспомнил ее непроницаемые глаза, неизменное выражение брезгливой скуки на хорошеньком личике. Всегда в ней было что-то недетское. И она привыкла к деньгам.

— И кто же тебя надоумил, Саша Корнеев?

— Вы, Олег Витальевич.

— Да ну⁈ Когда бы это?

— А помните, вы у нас в ВУЗе лекцию читали? Вы же тогда говорили, чтобы мы не путали интересы капиталиста с собственными. Вот я и не путаю. Я же потому в «Натив» и пошел. Думал, раз тут такой гендир, то крутая, наверно, контора, коммунизм почти! Контора, правда, оказалась обычная айтишная галера. А вы — обычный корпоративный управленец, старший надсмотрщик. Выжимаете из рабов все соки за крошки с хозяйского стола. Только перед студентами и выделываетесь, а так — трепло обыкновенное. Ну и я решил делать не как вы, а как вы говорите. Говорили тогда.

— Дурак, — выдохнул я. — Сопляк. Сраный зумер, или поколение Х, или кто вы там. Ждете, что вам всю жизнь все будут в попу дуть, как мама с папой. Ничего тяжелее смартфона в руках не держали, ничем сложнее фитнес-йоги не занимались, ничего страшнее непромешанного смузи с вами не случалось, а туда же, в революционный класс лезете.

— Вы закончили с оскорблениями, Олег Витальевич? Если нет, не сдерживайтесь я еще послушаю, мне смешно…

— Смешно ему… юморист. Вот что, Корнеев. На твое счастье, суд — дело небыстрое, так что пара дней на размышления у тебя есть. Забираешь заявление, получаешь три оклада и катишься на все четыре стороны. Усек?

— Мне не нужно время на размышление. Я все решил. Сумму я назвал. Кажется, разговор себя исчерпал? Я могу идти?

— Да вали уже…

Корнеев аккуратно закрыл за собой дверь.

Я посмотрел в окно, на вечно безлюдную набережную. Сейчас по ней медленно тащилась старушка с колченогой собачкой на поводке. Показался прогулочный теплоход — пустой, с погашенными огнями.

Я, наверно, ждал каких-то сомнений, душевных терзаний, но их не было. Сумма, запрошенная Корнеевым, оставит без премий на целый год людей, за которых я отвечаю. А этот сраный хипстер… почему мне на него не наплевать? Есть проблема — нужно ее решать. Достал из бумажника малость помятую уже визитку Дазурова и набрал номер. Второй раз куда как проще. Надо не выпендриваться уже, а вбить эти цифры в память телефона.

Как и тогда, Дазуров ответил почти сразу:

— Да, Олежек, чего стряслось?

— Здравствуйте, Юрий Владимирович, — в горле пересохло, но я продолжил говорить. — Помните, вы сказали, что знаете людей, которые могут… убедить человечка вести себя разумно? Без членовредительства, такого нам не надо…

— Базара нет, Олежек. Чего, брательник опять чудит?

— Нет-нет. Тут один наш сотрудник берега попутал.

— Ага. А в чем дело? Не жмись, Олежек, расскажи как есть. Мы же свои люди, как говорится… семья практически.

К чему это он? А, да какая разница. Я рассказал как есть про Корнеева и его закидоны. Не та ситуация, чтобы пытаться замести сор под ковролин.

— Понял, — сказал Дазуров. — Про мутки ваши мы после с тобой перетрем. А с этим деятелем проблему решим оперативно, не бзди. Связь!

Назавтра Корнеев на работу не вышел. Вышел через день. Мне повезло, я не пересекся с ним, но Каннибаловна все рассказала в подробностях. Первым делом лохматый сообщил, что иск отозвал, но справку об этом ему пока не выдали. Извинился. Несколько раз сбивчиво объяснил, что не успел получить справку, обещал принести или прислать заказным письмом как только, так сразу. Подписал заявление по собственному. Еще раз извинился. Изъявил готовность отработать положенные по закону две недели, но просил отпустить его сегодня же — Каннибаловна согласилась. Еще Корнеев принес какой-то жесткий диск и сказал, что код весь там, копий у него нет, он не знает, как доказать, но, честное слово, никаких копий у него нет. Снова принялся извиняться, пока Каннибаловне это не надоело и она не выставила его мало не взашей. Нет, двигался вроде нормально, и следов на лице никаких особых не было. Извинялся вот только все время, странно как-то…

Я был рад, что его не видел — никогда больше. Зато после обеда ко мне ворвалась Акамэ. Ее кошачьи ушки дрожали, но лицо оставалось презрительным, почти как обычно. Она не сказала ни слова, только швырнула в меня справочник абитуриента. Целилась, наверно, в лицо, но попала в плечо. Уходя, оставила за собой распахнутую дверь. Больше в нашем офисе она не появлялась, трудовую забрала мать.

Что же, ни по одному из этих юных дарований я не скучал.