Айя и Лекс.

4

Конец апреля.

Что-то неладное со мной творится. Ладно, обморок. При беременности такое бывает. Не удивлюсь, если еще и токсикоз нагрянет. Но вот реакция на этого…Алексея Николаевича — это просто смертоубийство какое-то. Так реагировать на мужика, которого знать не знаешь. Ну переспали один раз. Ну ладно, не раз. Ночь была длинной и сумасшедшей. Вырваться от темпераментного и не знающего усталости любовника мне удалось лишь когда он все-таки выдохся и уснул, не выпуская меня из своих объятий. Устроил на себе и уснул, лишь попросил никуда не сбегать, пока он не проснется. Ага, как же. Сошла на первой станции. Поймала такси и вернулась обратно в город. Денег, правда, пришлось у него одолжить. Но, полагаю, он не в обиде. Хотя черт разберет. Вон как злится — взгляд колкий, прожигающий, и кулаки сжаты, желваки ходят. Пожалуй, он не просто злится — он в бешенстве. Интересно, что такое ему врачиха поведала, что вывело его из себя? Вздыхаю, запахнув на груди разорванную блузку. Любимую, между прочим. А он ее вон как лихо разодрал. Еще и приказывать вздумал. Фигушки послушалась я бы его, если бы мне было чуточку легче. И плевать на его пронзительный взгляд, от которого внутри все холодеет и пылает. На его бархатистый, обволакивающий голос, вызывающий неконтролируемое желание прижаться к нему, коснуться губами. Ошарашенная собственной реакцией, лежу и делаю вид, что ничего не замечаю, выводя в воздухе причудливые узоры. Движения пальцев успокаивают, а в голове рождаются картинки, складываются в мини-сюжеты, которые наверняка вечером найдут свое отражение на бумаге. И тошнота откатывается, оставляя неприятный привкус на языке. Поесть бы чего-нибудь. С самого утра ни крошки во рту не было.

— Как ты? — от низкого голоса, прозвучавшего совсем рядом, невольно вздрагиваю. Алексей стоит надо мной, засунув руки в карманы брюк, и пытливо смотрит на меня.

Дергаю плечом, садясь. Мир снова пускается в пляс, и я зажмуриваюсь, пытаясь угомонить расходившееся сердце.

— Тише…тише…не надо резких движений…

Сильные руки прижимают к себе, гладят по волосам. И становится легче дышать, впитывая запах этого мужчины: кардамон, корица и сандал. Чувственный и дерзкий, как он сам. И я невольно трусь носом о его плечо.

— Легче? — насмешливым шепотом.

Предпочитаю не отвечать. Вздохнув, отодвигаюсь от затянутого пиджаком плеча, заглядываю в напряженное лицо мужчины, сводящего с ума. Я бесстыдно его рассматриваю, очерчиваю взглядом острые скулы, темную бороду, внимательные черные глаза в разломе бровей, высокий лоб, на который падает непослушная прядка стильно уложенных волос, черных с проблесками седины, чувственные губы, изогнутые в чуть кривоватой усмешке.

— Нравлюсь? — вкрадчиво, опаляя дыханием шею.

Шумно сглатываю, ощущая, как пересохло горло. А внутри — настоящий пожар ломает все преграды и доводы разума. Впрочем, последний рядом с этим мужчиной отключался напрочь. Уже не в первый раз.

— А ты мне нравишься, — снова тот же волнующий шепот, пробирающий до дрожи. — Очень, — он прихватывает губами мочку уха. — Сладкая…

Меня словно током шандарахнуло. Отшатываюсь, с изумлением глядя в смеющиеся, чуть прищуренные черные глазищи. Краска стыда заливает лицо. Боже, я чокнулась. Сижу на лавочке под университетом и едва ли не трахаюсь с незнакомым мужиком. Дрожащими руками запахиваю блузку, чувствуя, как стучат зубы.

— Не нервничай, маленькая, — почти приказывает, расстегнув и стянув с плеч пиджак. — Всем плевать на нас. Поверь мне, — и, подмигнув, закутывает меня в свой пиджак. И я снова оказываюсь в кольце сильных рук. Но на этот раз ненадолго. Безумие какое-то. Выворачиваюсь из рук и отодвигаюсь как можно дальше, отгородившись мужским пиджаком от его же хозяина. Странное дело — с Пашкой никогда такого не было, чтобы от одного голоса у меня крышу рвало.

— Откуда такая уверенность? — неожиданно севшим голосом. Мысленно ругая себя, откашливаюсь. И старательно взываю к здравому смыслу, которым сейчас и не пахнет. — Здесь только повод дай — завтра уже ректор будет в курсе. Черт! — закусываю губу, на языке появляется привкус крови. Даже если никого нет в ближайшем обозрении — не факт, что никто не видит. И ведь доложат, чтоб им пусто было. А ректору только повод дай меня отчислить. Вот родительнице радость будет. Что ж за день-то такой, а? — Меня же теперь отчислят, — да хотя бы врачиха та же непременно ректору сообщит о неподобающем поведении лучшей студентки. Или матери накапает. — Выпрут с позором. А мне нельзя…домой нельзя…мать только обрадуется…

Похоже, еще немного и со мной случится истерика. Сама тоже хороша — отлепиться от мужика не могу. Нет бы ретироваться по-тихому, так нет же, надо обязательно дождаться, а потом еще и тереться об него. Но, черт, какой же он притягательный. Просто до одури. И будь мы сейчас в месте поукромнее, вряд ли бы он мне позволил и слово сказать. Да и нужны ли были бы слова?

— Отставить истерику! — грозно рыкает Алексей. Я застываю, уставившись на него, не мигая. — Никто тебя не отчислит, иначе я эту богадельню по кирпичику разберу.

И я понимаю вдруг — этот разберет. Вон какие ручищи огромные. Косая сажень в плечах, и тело натренированное. Такой и гору сдвинет, если приспичит. Только зачем? Ради чего? Вряд ли ради меня.

— Слушай, спасибо тебе…за помощь, но мне уже пора, — скидываю с плеч пиджак, протягиваю владельцу.

Тот смотрит с насмешкой.

— Далеко, позволь полюбопытствовать?

Пожимаю плечами. К Леське поеду, она что-нибудь подскажет. Из сумки достаю шарфик, подаренный подругой, обматываю вокруг шеи так, чтобы концы прикрывали вырез груди. Полы блузки под грудью, соорудив нечто вроде топа.

И все это время ощущаю на себе пристальный мужской взгляд. Темный, как сама ночь, и глубокий, словно омут. Так и манит совершить глупость. Мотаю головой. Хватит с меня глупостей на сто лет вперед. Но, похоже, мой визави иного мнения.

— У меня другое предложение.

— Какое?

Но он игнорирует мой вопрос, набирает номер.

— День добрый, Маргарита Васильевна, Туманов беспокоит.

На фамилии я зависаю. Туманов? Нейрохирург, светило медицины. Талантливый, удачливый бизнесмен. И самый завидный холостяк. Нам этим Тумановы Сергей Василич весь мозг вынес. Я даже доклад сегодня… Не может быть. Этот Алексей не может быть тем самым Тумановым. Или может? Нет, определенно это он. И как же я его не узнала, ведь только на днях в Интернете о нем читала. Перелопатила море сайтов, пересмотрела уйму фото и почти на каждой Туманов в сопровождение роскошной девицы, то актрисы, то модели, то бизнес-леди. И все такие шикарные, что я на их фоне просто моль в обмороке. Странно, что он вообще обратил на меня внимания. И сейчас, и тогда в поезде.

— Айя?

Встряхиваю головой, фокусируя взгляд на внимательном лице так и не поднявшегося с лавочки мужчины. Ноги подкашиваются, и я усаживаюсь рядом, рвано дыша.

— Ты меня слышишь?

— А?

Кажется, я что-то пропустила. Он выдыхает и заговаривает, намеренно медленно, чтобы до меня дошел смысл его слов.

— Я сказал, что сейчас мы с тобой поедем в ЗАГС, я уже договорился. Распишут нас за пять минут.

Похоже, я снова на грани обморока. Или у меня глюки? Украдкой щипаю себя за запястье, но Алексей перехватывает мою руку, стискивает, как бы говоря, что все это на самом деле.

— Послушай… — указательным пальцем чешет бровь, нахмурившись. Что-то решает или на что-то решается? — Ты мне нравишься, Айя. И я хочу, чтобы ты стала моей женой. Даже если ты сейчас откажешься, это ничего не изменит, потому что я от тебя не отстану.

— И никаких вариантов? — сглотнув, только и выдавливаю из себя, ни на минуту не веря в происходящее. Даже на возмущение сил не осталось. Театр абсурда сплошной.

— Почему же? — отточенным движением изгибает бровь. — Целых три. Как в армии: да, есть и так точно. Я согласен на любой.

Ох нифига себе, какой шустрый! Все решил, все устроил! Привык всем приказывать?! Только я не все и подобными приказами сыта по горло!

— Зато я не согласна! — отрезаю, резко поднявшись. В глазах темнеет, но я лишь мотаю головой, отгоняя накатывающую тошноту. Не сейчас! Только не сейчас! — Ты что о себе возомнил? — цежу, сглотнув противный комок. — Думаешь, одна ночь дает тебе право решать за меня? Ты — никто, — уже рычу, стискивая кулаки. — И не имеешь на меня никаких прав. И вообще, — говорю, враз выдохнувшись, — иди к черту.

Разворачиваюсь на пятках, чтобы уйти, но врезаюсь во что-то твердое. Охнув, отшатываюсь и встречаюсь с довольным оскалом маминого телохранителя.

— Стас… — выдыхаю со свистом. И страх распускает свои мерзкие щупальца.

— Здравствуй, Айя. Я за тобой.

Я ответить не успеваю, как между мной и Стасом вырастает мощная мужская фигура. Алексей ловко задвигает меня за спину и я невольно вжимаюсь в него, ощущая, как бешено колотится сердце и как напряжена каждая мышца сильного мужчины.

— Ты? — в голосе телохранителя сквозит удивление.

— Я, — насмешливо констатирует Алексей.

— Рад-рад…

— Не могу похвастаться тем же, — лед звенит в каждом слове.

— Туманов, мне нужно забрать девчонку, — теперь в голосе телохранителя неприкрытая угроза. И мурашки ползут по спине. — Уйди с дороги.

— Эта девчонка, как ты выразился, моя жена. Так что извини, но нет.

— Жена? — наверное, у Стаса и челюсть отвисла от такой заявочки. Но любопытно другое, откуда они знакомы? — А Марина в курсе?

При упоминании родительницы все внутри сжимается. И хочется бежать без оглядки. Но горячая мужская ладонь удерживает на месте.

— Ну так возьми и поделись с…тещей радостной новостью.

— Она тебя порвет, Туманов, — не угроза — сухая констатация факта.

— С удовольствием посмотрю на это, — теперь он откровенно смеется. Не верит, что моя мать способна разодрать любого, кто встанет на ее пути? Зря. Она может.

— Ну что ж, — похоже, Стас капитулировал? — Был рад встрече.

И ушел? Вот так просто? Облегчение подкашивает ноги, и я вцепляюсь в плечи Алексея, не веря такой удаче.

Он разворачивается резко, в один миг заключая меня в объятия.

— Айя, — зовет тихо, но настойчиво. Я вскидываю на него глаза, полные слез.

Выругавшись вполголоса, он подхватывает меня на руки и уходит из институтского парка.

Я не спрашиваю, куда он меня несет, прильнув к его груди. Сейчас это почему-то кажется неважным. За меня никто никогда не заступался — Леська не в счет — особенно перед матерью. Даже Пашка всегда самоустранялся, когда дело касалось Марины Викторовны Нежиной. Он ее боялся, это очевидно. Но Пашка — юнец, а Алексей взрослый мужчина старше меня. Он не боится моей матери, потому что хищники ничего не боятся. Хищники — охотники. А этот мужчина самый настоящий хищник, от него так и веет неприкрытой какой-то звериной силой. И это завораживает, но в тоже время пугает. Потому что не может такой сильный и самодостаточный мужчина повестись на девчонку вроде меня. Да еще так открыто заявлять на меня права. И пусть перепалка была со Стасом, но он ведь примчался за мной по указке родительницы, а Алексей вступился, открыто заявив, что не отдаст меня. Почему? Это не дает покоя, мешает расслабиться. И об этом я спрашиваю, едва оказываюсь в прохладном салоне белоснежного джипа.

— С детства не выношу несправедливости, — отвечает он, пытливо всматриваясь в мое лицо. — К тому же я ненавижу, когда обижают слабых. Особенно женщину. Мою женщину. Я ответил на твой вопрос?

Киваю, хотя ничерта он не ответил, только еще больше запутал. Но распутывать сложившуюся ситуацию сейчас нет ни сил, ни желания. И хоть все во мне просто вопит бежать, спрятаться, затаиться, что этот мужчина, блуждающий по мне горящим взглядом, не менее опасен, а может даже больше, моей матери, я продолжаю сидеть на месте, усмиряя рванувшееся в груди сердце.

Под его раздевающим взглядом становится неловко, но я не пытаюсь прикрыться. Зачем? Он и так уже все видел. Дрожь возбуждения содрогает тело, а краска смущения заливает щеки. Алексей понимающе усмехается и протягивает мне свой пиджак. И когда только успел его забрать, что я не заметила? Или он еще в разговоре со Стасом уже был в пиджаке? Закусив губу, пытаюсь припомнить, но нет — все размыто, как будто кто-то намеренно стер ластиком картинку, оставив лишь неясные наброски. Пиджак пахнет сандалом и чем-то терпким, мужским. Я закутываюсь в него плотнее.

— Айя, — Алексей в задумчивости трет указательным пальцем бровь, — прежде чем, я скажу, я хочу, чтобы ты знала — ты в безопасности. Пока я с тобой, тебя никто не обидит. Ты меня слышишь?

— Конечно, я ведь не глухая, — и откуда только злость взялась снова. — Пока ты со мной — я в безопасности. А если тебя не будет рядом, что тогда?

— Айя, — предупреждающе.

— Что Айя? Я уже двадцать лет Айя и что? Ты же не всегда будешь рядом. Ты вон какой… — я не могу подобрать слов, потому лишь развожу руками в отчаянном жесте, намеренно пытаясь показать разницу между ним и мной. И далеко не возрастную. — У тебя работа, друзья, своя жизнь, в которую я вряд ли впишусь…

— Айя!

Но я не обращаю внимания на его новое предупреждение. Как говорит Леська: «Остапа понесло…»

— А потом найдешь себе другую и что мне тогда делать? Куда деваться с ребенком? Так что, знаешь, не нужно тут разыгрывать благородство. Помог — спасибо. А я пошла.

И даже делаю попытку выбраться из машины. Не тут-то было.

— Сидеть! — грозный рык припечатывает к месту. Я ошарашено смотрю на взъярившегося мужчину и вся сжимаюсь от страха.

— Проклятье, Айя, — выдыхает рвано, взъерошив волосы. — Я не хочу, чтобы ты меня боялась. Я не обижу тебя. И никому не позволю, слышишь?

Медленно киваю. Почти не дыша. Не сводя глаз с красивого, словно высеченного из камня лица со странным блеском в черных, как ночь, глазах.

— Я могу тебя защитить. Почему ты упрямишься?

Действительно, почему? Этот мужчина мне очень нравится, ведет себя по-мужски, по крайней мере, за время нашего, пусть и короткого, знакомства он ни разу ни словом ни делом меня не обидел; он сильный и властный — и вообще у меня все тело отзывается на него. Да еще как! За все два года, что я встречалась и спала с Павлом — не испытывала ничего подобного. И я совершенно не знаю, что ему ответить. Может, просто страшно?

— Айя, — зовет он тихо. Я вся обращаюсь в слух. — Я предлагаю тебе сделку.

— Сделку? — заикаясь, переспрашиваю я.

— Сделку, — его чувственные губы искажает усмешка. — Я тебе защиту и любую помощь. А ты…

— Что?

— Женщина, помолчи уже, ради всего святого, — стонет он, сокрушенно качая головой. Послушно замолкаю, помня его искаженное гневом лицо и сузившиеся глаза, метающие молнии.

— От тебя требуется лишь стать моей женой.

Я долго смотрю в его глаза, а потом, запрокинув голову, взрываюсь смехом. И почему-то становится легко-легко. Отсмеявшись, утираю проступившие слезы и вдруг понимаю, что нет у меня другого выхода. Что этот сильный и властный мужчина действительно сможет защитить меня. И нет у меня никаких аргументов для отказа. Да и, чего греха таить, не хочется ему отказывать.

Алексей все это время молча наблюдает за мной, ловя, кажется, каждое мое движение, каждый вдох и выдох.

И когда я, сдавшись, отвечаю ему согласием, его напряженное лицо смягчается и в темных глазах загорается…радость?

Нет, определенно сегодня мое воображение играет со мной злую шутку.