Азагот

Глава 18

Азагот находился в состоянии животной страсти. Испытываемое к Лилли желание было таким базисным, примитивным, как желание убивать, с которым, как знал Азагот, не стоит бороться. Он подхватил Лиллиану на руки и пошёл в сторону спальни, а Аид помогал всем, кто имел глупость оказаться у Мрачного Жнеца на пути.

Всего лишь один гриминион оказался близок к совершению ошибки, но он с пищанием отпрыгнул и посеменил в свою жилую часть, когда Азагот прошёл мимо по коридору. Лиллиана прокладывала дорожку из горячих поцелуев по шее и челюсти Мрачного Жнеца, сводя его с ума. Добравшись до спальни, Азагот пинком распахнул дверь, не заботясь о том, что та треснула в центре.

Оказавшись в спальне, Азагот опустил Лиллиану на пол, но когда наклонился для поцелуя, снова унюхал бывшего девчонки. Им завладел гнев и, схватившись за фиолетовый сарафан Лиллианы, он разорвал его на две части.

– У тебя было два очень занятых дня, да? – Мрачный Жнец бросил на пол порванную вещичку и пальцем подцепил изящное кружево трусиков Лиллианы. – Встреча с бывшим, уничтожение моего камня для наблюдений, а ещё ты Зубала в лицо ударила.

– За удар Зубала я не извиняюсь, – ответила Лиллиана. – Он придурок. Да и Гатриэля я уж точно не приглашала. – Она накрыла руку Азагота своей и подтолкнула её глубже в свои трусики, пока его пальцы не потёрлись о расщелинку. – Но очень сожалею о шпионском камне. Клянусь.

Азагот позволил себе поиграть пальцами, поласкать её совершенное лоно. Бесчисленные годы секса с ангелами научили его таким нежным касаниям и одновременно успокаиванию дикого зверя – своего и их.

– Что заставило тебя подумать, что я хотел кого-то кроме тебя?

– Зубал сказал... не важно. А затем я увидела, как ты наблюдаешь за теми женщинами, – ответила Лиллиана и затаила дыхание, когда Азагот скользнул пальцем между складочек. – К тому же все те вещички для секса. Ты использовал их с другими женщинами, а мне просто пришлось сидеть среди них, смотреть на них.

Азагот посчитал, что понял её. Если бы ситуация оказалась противоположной и ему пришлось жить с постоянными напоминаниями о Гатриэле – Серебристоволосом мудаке, – он бы тоже оказался на грани.

– Я выброшу. Всё. – Азагот опустился на колени и клыком перекусил трусики. Проклятье, ему никогда не надоест смотреть на неё в обнажённом виде. Лоно было приглашающе открыто для его языка. – Позже, – прорычал он, набрасываясь на ожидающее местечко между её ножек.

Лиллиана позволила ему лизнуть её всего лишь раз, и отступила.

– Нет. Ты хочешь стереть из памяти Гатриэля, а я хочу то же самое сделать со всеми твоими женщинами. – Она промаршировала, соблазнительно покачивая бёдрами, к кресту Святого Андрея. Грациозно развернувшись, она прислонилась спиной к дереву и защёлкнула на запястьях наручники. – Сделай это. Изгони всех наших демонов. Ну, образно.

Азагот сделал вдох в попытке уловить её эмоции, но всё, что ощутил – взрыв похоти, от которой, когда он поднялся на ноги, задрожали колени.

"Спокойно, приятель. Спокойно, чёрт возьми..."

То, как она сорвала свои щиты, было безумно, заставляло его ощущать то, что он давно – или же никогда – не чувствовал.

Азагот оглядел спальню, всё оборудование, что здесь держал, и внезапно не захотел, чтобы совершенная кожа Лиллианы чего-то здесь касалась. Всем этим он пользовался для цели, в которой больше не нуждался. Всё это нужно было выкинуть.

Хотя... скамью для порок можно и оставить.

Призвав весь контроль, Азагот принялся расстёгивать рубашку. Медленно. Наслаждаясь видом висящей на кресте Святого Андрея Лиллианы, тем, как всё быстрее и быстрее поднималась и опадала её грудь с каждой расстёгнутой им пуговицей.

– Хочешь узнать, что у меня под одёжкой? – спросил он.

Лиллиана облизнула губы, кивнула.

Азагот сделал глубокий вдох, ненавидя своё дрожащее дыхание. Он не хотел признаваться, но Лиллиане нужно было это услышать; и он хотел убедиться, что она никогда больше в нём не усомнится.

– Небеса присылали мне семьдесят две женщины в год.

– Да, – сквозь зубы процедила Лиллиана. – Я это знаю. На Небесах все это знают.

Наверное, ему не должна была понравиться нотка ревности в её голосе, но, чёрт, он же злодей.

Азагот отвернулся и посмотрел на висящую на стене картину Моне.

– Семьдесят две женщины, которые не хотели здесь быть. Как и ты. – Тишина вклинилась между ними, когда истина сказанного уплотнила воздух как протухшее мясо. – Хотя, всё не совсем так. Обычно две или три женщины жаждали со мной секса. Остальные же... – Азагот снова повернулся к Лиллиане и пренебрежительно махнул рукой. – Остальные закрывали глаза и молились. Да, на самом деле молились. Ты имеешь хоть какое-нибудь представление о том, насколько это неприятно?

– Не могу представить, – тихо ответила Лиллиана. – Но как всё это связано с этими... вещами?

– Я рассказывал уже, что не испытывал собственных эмоций, но обнаружил, что чем больше чувствовали они, тем больше чувствовал я. Помнишь, я рассказывал, что сделал татуировки, чтобы хоть что-нибудь почувствовать? – Когда Лиллиана кивнула, Азагот продолжил: – В любое другое время я мог чувствовать только тогда, когда находился в ангеле. Чем больше она старалась, тем было лучше нам обоим. – Азагот провёл пальцем по дереву рядом с закованным в кожаный наручник запястьем Лиллианы. – Всё это помогало мне играть, пока даже самые робкие женщины не начинали молить о моём члене.

Лиллиана зарычала.

– Мне не нужно это слушать.

О, да, как же ему нравилась эта нотка ревности.

– А мне не нужно видеть как Гатри-грёбаный-эль к тебе прикасается. – Это было несправедливо и Азагот это понимал, но то, что он испытал ревность было великолепно. Сейчас для него каждая эмоция была великолепной, просто потому что он мог вообще их испытывать. – Но с этим покончено. Со всем этим покончено, да?

– Да, – прошептала Лиллиана.

– Отлично. А теперь давай попробуем то, что более заслуживает твоё поведение. – Он высвободил её запястья.

– По-поведение?

Азагот улыбнулся, обхватил Лиллиану за плечи и развернул к скамье для порок. Наклонил Лиллиану над ней и закрепил запястья в наручники. Член упёрся в ширинку штанов и он расстегнул её, высвобождая возбуждённый орган из матерчатой тюрьмы.

– Готова? – спросил Азагот, обхватив член рукой и проведя по нему несколько раз.

Он бы умер ради этого момента, но ему хотелось, чтобы Лиллиана испытывала то же самое, как тогда – на пляже и в душе. Но Азагот инстинктивно понимал, что это своего рода очищение, способ изгнать прошлое их обоих. Он хотел близости. Хотел что-то значащего секса.

Это могло стать для них новым началом.

Поглаживая член, Азагот шлёпнул Лиллиану по торчащей попке. Девушка зашипела, но когда он погладил розовый отпечаток своей ладони на её коже цвета слоновой кости, она толкнулась ему навстречу.

– Да, – простонала она. – Пожалуйста.

– Тогда ещё раз, – пробормотал Мрачный Жнец, шлёпнув её сильнее.

В этот раз она тихо прошептала:

– О, да. Больше. Можем оставить эту скамью.

Азагот шлёпнул её ещё три раза с разной силой. Его член возбуждался до острой боли, когда с каждым ударом попка Лиллианы становилась краснее и горячее. Её возбуждение походило на распылённый в воздухе афродизиак, входило в его лёгкие и со скоростью пожара распространялось по всему телу.

– Азагот, – взмолилась Лиллиана, от её надрывного голоса Мрачный Жнец едва не потерял контроль. – Мне нужно кончить.

– И ты кончишь. – Он пристроился сзади и едва не застонал, когда Лиллиана приглашающе приподняла бёдра. Между складочками блестели соки, и когда Азагот обхватил её лоно, её мёд обволок его пальцы.

Продолжая поглаживать член, Азагот скользнул пальцами по её расщелине и начал движения вперёд и назад. Лиллиана хныкала, толкалась навстречу его ладони, насколько позволяли путы.

– Не беспокойся, – прошептал Азагот. – Я заставлю тебя кончить. Мы начнём в такой позе, но я хочу, чтобы к финишу ты пришла лёжа на спине. Хочу смотреть в твои глаза, когда кончу.

Лиллиана вскрикнула. Она была так близка к оргазму, что Азагот ощущал растущую дрожь между её ног. Он нежно толкнулся большим пальцем в шелковистый вход в её тело.

– Когда ты впервые оказалась здесь, думала ли, что мы закончим так?

– Никогда. – Честность в её голосе была слегка окрашена странной ноткой угрызения совести. Чувствовала ли она себя плохо от того, что не хотела здесь оказаться?

Это не имело значения. Важно то, что она здесь и у Азагота есть целая вечность, чтобы показать, что она сделала правильный выбор, присоединившись к нему в Шеул-гра.

Член Азагота пульсировал, когда он прижал его к лону Лиллианы. Очень медленно он надавил головкой, её скользкое желание облегчило проникновение в узкий тоннель. Внезапно на Азагота обрушились эмоции Лиллианы – смесь страстного желания и вины. Он тряхнул головой, желая от них избавиться. Сейчас он мог чувствовать; ему не нужно было заимствовать её эмоции.

Но эмоции не утихали. Какого чёрта? Азагот схватился за бёдра Лиллианы, удерживая в неподвижном состоянии, пока пытался прочистить голову.

Он увидел вспышку серебра, и внезапно всё встало на свои места.

Ключ-подвеска. Созданная для передачи сильных эмоций, что именно сейчас она и делала.

Ещё один порыв вины ударил Азагота довольно жёстко, что он застонал. Ему нужно было снять ожерелье и использовать остаток ночи, чтобы смягчить сожаления Лиллианы. Он не хотел, чтобы у неё когда-нибудь снова были негативные эмоции.

Он подарит ей новую подвеску. Без чар.

"У тебя всего тридцать дней на то, чтобы вынести хроногласс, прежде чем мы закроем дверь Шеул-гра и ты навечно застрянешь с Азаготом".

Азагот замер, когда мысли Лиллианы, её воспоминания ударили в него как мясистый кулак тролля. Ошеломлённый, он мог просто не моргая смотреть, пока правда, в которую ему не хотелось верить, заполняла голову и сжимала когтями сердце. Лиллиана его предала. Она с самого начала лгала.

Тепло, которое обволакивало его плоть, которое начало поглощать его тело, тут же превратилось в холод.

– Будь ты проклята, – прохрипел он, его голос был таким же сырым, как рана, которую ему только что нанесла Лиллиана. – Ты пришла сюда, чтобы стащить хроногласс.

– Азагот... нет... подожди...

– Будь ты проклята! – Зарычав, он схватил ожерелье и резко дёрнул. Тонкая цепочка порвалась и повсюду разлетелись звенья. Прежде чем Лиллиана смогла сказать хоть слово, Азагот расстегнул наручники и освободил её.

– Убирайся! – Обойдя лежащее на полу разорванное платье, он рывком открыл шкаф, стащил с вешалки солнечно-жёлтый сарафан и бросил Лиллиане. Он не был бы джентльменом, не убедившись, что выкинул её из комнаты в целой одежде.

Идиот.

Лиллиана дрожащими руками поймала сарафан.

– Пожалуйста, просто выслушай...

– Выслушать? – закричал Азагот. – Выслушать? Что? Ещё больше лжи? Ты обманывала меня с того момента, как перешагнула порог моей реальности. Разрушила единственную связь с моими детьми, и теперь я узнаю, что ты солгала о причине прихода сюда.

Боль, острее чем всё то, что ему доводилось испытывать ранее, вцепилась в сердце, едва не заставив Мрачного Жнеца согнуться пополам. Как она могла с ним так поступить? Как могла она его так предать? Лиллиана использовала его, сыграла на отчаянии, как Лилит много лет назад.

– Убирайся к чёртовой матери из моего мира, – процедил Азагот. – И передай архангелам, если они ещё хоть раз посмеют прислать ко мне ангела, по любой причине, то получат его обратно по кусочкам. – Азагот обнажил зубы и начал наступать, вынуждая Лиллиану пятиться к двери. Впервые с тех пор, как она появилась в его мире, он хотел её страха. Жаждал. Радовался. – Уходи. Иначе по кусочкам вернёшься ты.

***

Лиллиана пыталась не расплакаться, когда бежала по коридору к выходу из здания, цепляясь за стены, пока на полном ходу старалась натянуть на себя сарафан. Она была очень сильно расстроена. Да, в самом начале она Азагота ненавидела, но для неё он не сделал ничего плохого. А как только она узнала об отсутствии у него эмоций, его холодность не только обрела смысл, но и стала объяснимой.

Она должна была рассказать ему правду в тот самый момент, когда поняла, что появились другие мысли об её появлении здесь. А вместо этого она замела свою ложь под коврик в надежде, что её никто не обнаружит.

Какая же она глупая. Конечно же, Азагот всё узнал. Это же его мир. Он всё знает. Всё видит.

Подождите-ка... а как он узнал?

Не то чтобы это имело значение. Что сделано, то сделано, и пока по её щекам горячими потоками скатывались слёзы, Лиллиана проклинала Рафаэля. Гатриэля. Себя.

– Лиллиана!

Голос Кэт прозвучал в тот момент, когда Лиллиана распахнула входную дверь. Только мысль о том, что Кэт может потерять работу, остановила Лиллиану.

Кэт подбежала к ней.

– Что случилось? Куда ты собралась?

– Я ухожу, – ответила Лиллиана. Хотя... она пыталась это произнести, но слова заглушили рыдания. – Прости меня, Кэт. Мне так жаль. Твоя работа...

Падший ангел обняла её и прижала так сильно, от чего Лиллиана заплакала ещё горше.

– Плевать на работу. Я не хочу, чтобы ты уходила.

"Да подними ты голову. Ради бога, соберись. Можешь на части разлететься позже".

Выбравшись из объятий Кэт, Лиллиана вытерла заплаканное лицо подолом сарафана.

– Послушай, держись какое-то время от Азагота подальше. Если он тебя уволит... – Лиллиана поверить не могла, что собирается это произнести, учитывая то, что она была ангелом и всё это шло вразрез со всем, во что верили ангелы, но всё поменялось, как только она очутилась здесь. Она изменилась. – Есть больница для демонов. Называется Центральная Больница Преисподней. Отправляйся туда. Попытайся устроиться на работу. Там ты будешь в безопасности от падших ангелов, пытающихся затащить тебя в Шеул.

Кэт кивнула, её глаза наполнились слезами.

– Не уходи.

Раздался страдальческий рёв, едва ли приглушённый зданием, вызвавший яростный ветер, принёсший гниль и опасность.

– Я должна. – Лиллиана сжала руку Кэт. – Пообещай, что сделаешь так, как я сказала.

Нижняя губа Кэт дрожала.

– Обещаю.

Выдохнув от облегчения, Лиллиана отпустила руку Кэт.

– Береги себя. Спасибо тебе за всё.

Торопливо, прежде чем Азагот выполнил угрозу и отправил её на Небеса по кусочкам, Лиллиана сбежала по ступеням и побежала по земле. Войдя в портал, который должен был забрать её отсюда, она оглядела королевство Азагота.

Вся новая жизнь, пестрящая красками и свежим воздухом, умирала. Её последняя мысль, прежде чем портал утянул её из этого места, была об Азаготе.

Если умирал его мир, что же было с самим Азаготом?