Бабушка на яблоне

КАК БЫЛО ДЕЛО С МОХНАТКОЙ

Сегодня Фреди первый раз пошёл в школу. Вернулся он в полдень, и, как только распахнул калитку, его младшая сестрёнка со всех ног кинулась ему навстречу:

— Ну как, Фреди?

— Отлично! — заявил Фреди. — И запомни раз и навсегда: с сегодняшнего дня меня больше нельзя звать Фреди, а только Альфред.

— Как?! — изумилась сестрёнка. — Тогда и меня надо звать не Геди, а Гедвиг. Нет, так я не играю…

И она запрыгала на одной ножке по кругу. Но Фреди не обратил на неё никакого внимания и направился к дому.

— Подожди! — закричала Геди. — Давай поиграем в джунгли. Львом будешь ты, я тебе уступаю.

— Нет. С сегодняшнего дня я не буду больше львом. И няней твоих кукол тоже не буду. И вообще никем я больше не буду.

Геди перестала прыгать.

— И принцем не будешь, когда я буду Спящей красавицей?

Фреди покачал головой.

— И капитаном, если решим играть в пиратов? — спросила Геди.

Фреди заколебался.

— Ну, капитаном, так и быть, буду, — сказал он нерешительно.

Геди озабоченно посмотрела на него.

— А играть в «кто дальше плюнет» ты тоже больше не хочешь?

— Нет. Мне всё это уже не подходит. Наш учитель сказал, что мы теперь большие, мы — школьники и не должны заниматься всякими глупостями.

Геди пришла в бешенство.

— Ну подождите! — закричала она. — Если учителя такие, что нельзя ни плюнуть, ни быть львом, ни даже принцем, да ещё надо, чтобы тебя звали Альфред, то я никогда — слышишь, никогда! — не пойду в школу.

— У тебя ещё есть время об этом подумать, — ответил Фреди и решительно двинулся к дому.

Собственно говоря, это был не дом, а скорее домик: красивый белый домик с красной крышей, сверкающими чистотой окнами и маленьким садиком, где росли цветы и овощи. Справа и слева от него были такие же домики с такими же садами. И напротив — тоже. Дело в том, что Фреди и Геди жили в посёлке, на дальней окраине большого города.

Фреди сразу же побежал на кухню, где его мама тёрла морковь.

— Здравствуй, Фреди! Ты уже вернулся из школы? Ну расскажи! Тебе там понравилось?

Геди прискакала вслед за братом и громко объявила:

— Его теперь зовут уже не Фреди, а Альфред, и с сегодняшнего дня он стал такой большой, что не может быть ни львом, ни принцем…

— Ну нет, — смеялась мама, — для нас ты всегда будешь Фреди!

— Даже когда он вырастет большой и у него будет борода?

— Да, и тогда тоже.

— Вот, слыхал? Так тебе и надо! — обрадовалась Геди и дёрнула брата за ковбойку так, что она у него вылезла из штанов. А он этого терпеть не мог.

— У меня никогда не будет бороды! — закричал он зло и снова заправил рубашку в брюки.

Чтобы его успокоить, мама дала ему погрызть морковку: ведь он был так взволнован и так устал после первого дня в школе. Морковка и в самом деле подействовала на него умиротворяюще. Он вынул из ранца свой новый букварь с разноцветными картинками и показал маме.

У Геди глаза стали круглыми — она была просто ошеломлена великолепием этой книги и сказала:

— Раз каждый получает в школе такую книгу, я, может, всё же пойду учиться. Но только, если учитель разрешит мне плевать сколько захочу.

Фреди сунул букварь под мышку и с важным видом сообщил:

— Теперь мне надо делать уроки.

Мама удивилась:

— Как странно! Первый день — и вам уже что-то задали?

Фреди кивнул:

— Мы должны выбрать в букваре самую красивую картинку и придумать к ней рассказ, а потом пересказать его учителю.

— А разве учитель сам не умеет выдумывать рассказы по картинкам? — спросила Геди, и ей тоже захотелось погрызть морковку. — Послушай, Альфред, — сказала она, побежав вслед за братом в их комнату. — Может, мне тебе помочь? Выбирать картинки и придумывать рассказы я умею не хуже тебя, а может, даже лучше.

— Уж никак не лучше! — сказал Фреди тоном, не терпящим возражения, но всё же подвинулся, чтобы Геди могла сесть рядом с ним.

Они долго листали букварь и спорили до хрипоты, какая картинка лучше, — с подъёмным краном или со свиньёй и кучей розовых поросят.

После обеда они пошли играть в парк. Там всегда собиралось много ребят. Парк был огромный. Вдоль посыпанных гравием дорожек пестрели клумбы с чудесными цветами. Старые деревья затемняли аллеи, а разросшийся кустарник посреди зелёного газона, казалось, был просто создан для игры в прятки. Надо было только не попадаться на глаза сторожу, когда бежишь по газону, чтобы первому крикнуть:

«Палочка-выручалочка, выручи меня!» Или когда лезешь на дерево, чтобы спрятаться в его кроне. Впрочем, прятаться там было скучно, потому что в густой листве ничего не было видно. Правда, даже если сторож ловил ребят, это было не так уж страшно, потому что его племянник Петер всегда играл с ними. А Петер в таких случаях стоял перед дядей с таким виноватым видом и так умолял: «Прости, дорогой дядечка, прости!», что всякий раз всё обходилось благополучно не только для самого Петера, но и для всех остальных тоже. К тому же дети никогда не играли в центре парка, где прогуливались мамы с колясочками, а старики и старухи сидели на скамейках и грелись на солнышке, они облюбовали себе его дальний конец, такой тенистый, что называли его лесом.

— Я так рада, — сказала Геди, когда они бежали по улице в парк, — что хоть в прятки ты ещё можешь играть.

Фреди промолчал.

— А я — я всегда хочу играть в прятки! — продолжала она. — Если мне не разрешат играть в прятки, когда я вырасту, то уж лучше я навсегда останусь маленькой.

Она задыхалась — ей было трудно на бегу говорить такими длинными фразами.

— Не выйдет, — твёрдо сказал Фреди. — Хочешь не хочешь, а ты всё равно станешь большой.

Они добежали до каштановой аллеи. Петер, завидев их ещё издалека, крикнул:

— Быстрее! Мы как раз считаем, кому водить.

Они стали в круг, и Петер начал:

Первой вышла Геди, потом один за другим все остальные. Последним остался сам Петер, и ему пришлось водить. Он подошёл к большому каштану, согнул руку в локте, уткнулся в неё и начал считать. И все ребята кинулись врассыпную и попрятались за деревьями и в кустах. Было много старых, надёжных мест, чтобы спрятаться. Но Фреди был честолюбив и не хотел идти по проторенным дорожкам, он, как всегда, искал новое место, а Геди побежала за ним.

— Найди сама, где прятаться! — ворчал он. — Навязалась мне, да ещё в красном платье! Если Петер нас найдёт, то только из-за тебя, помидор несчастный!

Геди по опыту знала, что лучше всего промолчать. Не проронив ни слова, она поползла за Фреди в самые густые заросли и там притаилась. Она натянула платье на колени и вся сжалась в комочек, да к тому же зажмурилась, чтобы её никто не увидел.

— Меня видно? — спросила она.

Но Фреди в последний момент решил залезть на дерево и спрятаться в густой листве.

— Тсс! — зашептала Геди. — Он пошёл искать…

Петер как раз громко выкрикнул: «Сто! Я иду искать!» — и стал осторожно оглядываться по сторонам. Потом двинулся к большому деревянному ящику, в котором его дядя сторож хранил садовые инструменты. Кто-нибудь всегда прятался за этим ящиком.

Геди всё ещё сидела, сжавшись в комочек, она боялась пошевельнуться. По её голой ноге полз красный жук с чёрными пятнами на крыльях. Это было очень щекотно, но из страха, что зашуршит ветка, она не решалась его стряхнуть. Ноги Геди были покрыты золотистым пушком, и жук пробирался через него, как сквозь заросли, выбивался из сил, терял направление. Геди всё дивилась, зачем это он так трудится. «Если бы я была жуком, — думала она, — я ни за что не стала бы ползать по людям».

И вдруг в царившей вокруг тишине она отчётливо услышала какой-то странный звук. Это был совсем особый звук — жалобный, похожий на самую верхнюю ноту губной гармошки. Но Геди, конечно, прекрасно понимала, что это не гармошка, — не могла же она лежать здесь, в кустах, и сама по себе издавать эти жалобные звуки!

Геди затаила дыхание и прислушалась: снова раздался тот же жалобный писк. Геди забыла, что должна сидеть в кустах тихо, как мышка. Она проползла подальше, туда, откуда доносилось это повизгивание, и увидела нечто маленькое, мохнатое, чёрное; оно лежало в траве и тихонько скулило.

У Геди заколотилось сердце быстро и громко. Она испугалась. Не того, что этот чёрный клок шерсти ей что-нибудь сделает — для этого он был слишком мал, — её охватил какой-то особый страх, в котором были и жалость и любопытство. Кто знает, что сейчас происходит с этим непонятным существом? Может, ему больно? Может, оно уползло сюда, в густую траву, чтобы умереть? Сердце Геди стучало всё громче. Она наклонилась вперёд, ветка затрещала у неё под ногой.

— Тсс! — зашипел Фреди с дерева. — Ты что, с ума сошла?

Чёрный комочек шерсти снова завизжал, на этот раз так громко, что его услышал и Фреди.

— Кто это? — спросил он шёпотом. — Какой странный жалобный писк.

— Здесь под кустом кто-то лежит, — зашептала ему в ответ Геди. — Спустись, Фреди, я боюсь.

— Сейчас, во время игры? Исключено.

Геди протянула в сторону чёрного шарика указательный палец. Она очень осторожно придвинула палец совсем близко к зверьку, но дотронуться до него не решалась.

— Фреди, как ты думаешь, может быть, это заяц?

— Глупости! Зайцы не пищат.

Геди в конце концов всё же коснулась пальчиком комочка. Зверёк испуганно взвизгнул, задрожал всем телом; было ясно, что он крайне возмущён этим прикосновением. Фреди не выдержал и переполз на самый край ветки, чтобы лучше видеть происходящее.

— Раз, два, три! Фреди, выходи! — крикнул Петер с каштановой аллеи. Сквозь листву он увидел клетчатую рубашку Фреди.

Фреди слез с дерева — всё равно сидеть там дальше уже не имело смысла — и присел на корточки рядом с Геди.

— Покажи, что это! — скомандовал он, набравшись мужества, потому что и у него сердце колотилось учащённо.

Геди раздвинула ветки.

— Осторожно… Может, ему больно, — прошептала она.

Фреди решительно протянул руку. Клубок задвигался, и дети увидели влажную мордочку, на которой блестели большие, ясные, карие глаза, окаймлённые пучками мохнатой шерсти.

— Какая прелесть! — забыв всё, громко воскликнула Геди. И сразу же в ответ раздался голос Петера:

— Раз, два, три! Геди, выходи!

Но ребята не обратили на это никакого внимания.

— Ты такого когда-нибудь видел? — спросила Геди брата. — Какой миленький! Дай мне его, Фреди, дай, пожалуйста!

Но Фреди не дал ей щенка. Он крепко, хоть и бережно, держал его обеими руками и позволил Геди только его погладить.

— Хотел бы я знать, как он сюда попал, — сказал Фреди.

— Наверное, заблудился. Кто-нибудь принёс его в парк погулять, а он сбежал. Давай отдадим его сторожу.

Фреди упрямо глядел на комок чёрной шерсти, по-прежнему не выпуская его из рук. Лоб его прорезала глубокая складка — он думал.

— Но ведь мы его нашли! — сказал он хмуро.

— Ну и что? — спросила сестра.

До них снова донёсся голос Петера:

— Эй, вы, Геди и Фреди! Я вас давно выручил. Чего вы не выходите? Фреди осторожно положил щенка под кусты.

— Вот именно о таком я всегда мечтал, — сказал он. — Всю свою жизнь я мечтал о таком маленьком, чёрном, мохнатом щенке.

— Я тоже! — подхватила Геди. — Я тоже всю жизнь мечтала иметь вот точно такую собачку.

Тем временем у каштана собралось уже много ребят. А Петер снова закричал, на этот раз уже сердито:

— Эй, вы, двое! Вы, видно, маленько того!.. Если сейчас же сами не выйдете, я вас живо вытащу из кустов…

Когда Петер говорит кому-нибудь, что он «того», это значит, он в бешенстве, а раз он в бешенстве, он тут же отнимет у них щенка.

— Подожди нас здесь, никуда не уходи, — внушал Фреди чёрному комочку. — Мы сейчас вернёмся.

— И пожалуйста, постарайся, чтобы тебя больше никто не находил, — быстро добавила Геди.

Они выбежали из своего тайника, пронеслись вихрем мимо деревьев и скамеек и тут же оказались у каштана. Петер всё ещё злился:

— Вы что, грибы нашли? Никак вас из кустов не выманишь! Я теперь тоже там буду прятаться, может, и я найду грибы.

— Нет, не надо! — испуганно закричала Геди.

— Наоборот! — поспешно выпалил Фреди.

— Что наоборот? — спросил Петер.

— Наоборот, мы не нашли ни одного гриба. И прятаться там совсем неинтересно. На твоём месте я бы ни за что туда не пошёл.

Петер с удивлением посмотрел на них.

— Не бойтесь, я всегда сам нахожу место, где спрятаться, — сказал он.

К счастью, на этом разговор кончился.

Когда игра возобновилась, Фреди и Геди побежали на прежнее место не сразу, а сделав большой крюк, чтобы не вызвать у ребят подозрения. Щенок лежал там, где они его оставили, и, казалось, был рад, что они вернулись. Он приветливо помахал им своим крошечным хвостиком и высунул розовый язык.

— Он хочет пить, — сказала Геди. — Давай понесём его домой и дадим ему молочка.

— Гм! — произнёс в ответ Фреди. Он прекрасно понимал, что всё обстоит не так просто, как это себе представляет Геди. — Он ведь не наш, — наконец он выдавил из себя и снова наморщил лоб. — А раз он не наш, мы не можем его себе оставить. По-настоящему, мы должны обойти всех людей в парке и спросить, не их ли это собака.

— Ты думаешь? — разочарованно сказала Геди, но тут ей что-то пришло в голову, и она оживилась: — А ты помнишь, как было с ведёрком, которое я нашла в песочнице? Я тогда у всех спрашивала, но хозяина ведёрка так и не нашлось. И мне разрешили его взять себе. — И она с надеждой поглядела на брата. — Правда, — добавила она, — ведёрко было совсем старое…

— Вот именно! А это совсем, совсем новая собака, — сказал Фреди.

Время шло, и они понимали, что им нельзя дольше здесь оставаться, если они не хотят привлечь внимание товарищей. Фреди любовно потряс несколько раз маленькую толстую лапу щенка:

— До свидания, мы скоро опять вернёмся.

И они незаметно уползли из этих кустов.

— Какие у него лапы мохнатые, — сказал Фреди.

— Давай назовём его Мохнаткой, — предложила Геди.

В следующий раз водил Фреди, а Геди могла одна наслаждаться Мохнаткой. Она гладила щенка и прижимала к себе сколько хотела, и так как рядом не было никого, кто бы воскликнул: «Геди, что ты делаешь!», она позволила себе то, что наверняка нельзя: поцеловала Мохнатку в голову, между маленькими чёрными ушами.

А Фреди тем временем стоял у каштана и делал вид, что считает: дело в том, что считать он пока умел только до десяти. Но сегодня это было ему даже на руку: он мог спокойно подумать. Получалось как-то странно: в нём явно было два совершенно разных Фреди. Один говорил: «Сам знаешь: если находишь что-то чужое, это надо отдать. И чем скорее, тем лучше». А другой ему возражал: «Если неизвестно, кому это надо отдать, то найденная вещь принадлежит тому, кто её нашёл. Так?» «А разве ты пытался найти хозяина Мохнатки?» — не отступал первый Фреди. А второй тоже не сдавался: «Мне некогда искать его хозяина, я должен играть в прятки». Тут первый промолчал, но это было не лучше, чем если бы он стал спорить. И к тому же гнул своё второй: «Что стало бы с Мохнаткой, если бы мы его не нашли? Погиб бы, это ясно. От голода, от жажды, от холода». «Ну, ну, — не выдержал первый, — уж во всяком случае не от холода. В сентябре замёрзнуть нельзя». «Оставь меня в покое! — горячился второй. — Мы спасли собаку, и в награду за это мы можем её взять себе».

Но в этот момент до Фреди донёсся голос Петера:

— Эй, Фреди! Ты что, заснул? Мы уже все давно спрятались. Фреди крикнул:

— Сто… Раз, два, три, четыре, пять, я иду искать! — и отошёл немного от каштана. Он глядел то направо, то налево, но мысли его были далеко.

Кто-то крикнул:

— Ты трус! Боишься от дерева отойти!

Этого Фреди стерпеть не мог, и он побежал искать, но оба Фреди продолжали в нём спорить. Неудивительно, что всем ребятам удалось выручиться, и ему пришлось водить во второй раз. Это считалось позором, и Фреди было очень досадно. Но, когда он снова стоял у каштана, уткнувшись лицом в руку, и оба Фреди собирались снова затеять свой спор, он вдруг нашёл выход: пусть Мохнатка лежит в кустах до темноты. Если щенок всё ещё будет там, когда все пойдут домой, то, значит, его можно взять. До вечера было немало времени, и он вполне успеет найти своего хозяина, если такой существует, или, вернее, хозяин успеет его найти. Но никто не запретит Фреди надеяться, что этого не случится. Для верности он даже зажал большой палец на счастье. «Это и вправду хорошее решение», — подумал он и крикнул:

— Раз, два, три, четыре, пять, я иду искать!

Он с азартом побежал на поиски и тут же выручил сперва Петера, а за ним и всех остальных и смыл с себя позор предыдущего кона.

Он посвятил Геди в свой план. Она сперва поспорила, а потом всё же согласилась. Она только считала, что судьбе следует помочь. Поэтому время от времени она прокрадывалась к Мохнатке, чтобы проверить, там ли он. Когда Геди обнаружила, что щенок отважился выбраться из кустов, она недолго думая утащила его назад да ещё как следует выругала. Кроме того, Геди ревниво следила за тем, чтобы другие дети не прятались в тех кустах, где скрывался Мохнатка. Девочек она запугала рассказом о том, что уже не раз видела там змей, а мальчиков взяла на подначку, что на их месте стыдилась бы жаться в кустах, а лазила бы только на высокие деревья.

Время для Геди и Фреди тянулось медленно. Но вот всё же солнце зашло, небо окрасилось в жёлто-красные тона, и в парке подул свежий ветерок. Мамы со своими колясочками направились домой, старички тоже поднялись со скамеек, потому что становилось прохладно.

— Нам пора домой! — сказал Фреди Петеру. — Скоро будет темно.

— Да ты что! — возмутился Петер. — Пока ещё совсем светло. А станет темно — тем лучше!

Но тут в разговор вмешалась Геди.

— Нас мама ждёт! — сказала она кротко.

— Вы оба сегодня какие-то чудные, — сказал Петер. — Немножко того… — Для выразительности он повертел пальцем у виска и повернулся к ним спиной в знак того, что утратил всякий интерес. — Пусть эти паиньки проваливают! — крикнул он остальным. — Для меня они чересчур образцово-показательные. Без них обойдёмся!

Петер был прав: играть в прятки в темноте было так увлекательно, что дух захватывало. Но он же не знал, что под кустами их ждало нечто ещё более заманчивое.

Мохнатка был рад, когда они его взяли. Ему надоело лежать так долго на одном месте и хотелось видеть что-нибудь, кроме корней, веток и муравьёв. Его глаза были широко раскрыты, а хвостик весело болтался взад-вперёд. Он даже попытался их приветствовать радостным лаем, но лаять по-настоящему он ещё не умел, получилось какое-то жалкое повизгивание. Фреди в испуге зажал ему пасть и сердито цыкнул на него:

— Тсс!

А Геди зашептала:

— И тебе не стыдно нас выдавать?

Как воры, прокрались они в сумерках по самым безлюдным аллеям парка к выходу, поминутно оглядываясь по сторонам.

Ведь вполне могло быть, что хозяин Мохнатки бродит где-то здесь и ищет свою собаку.

И только когда они свернули в свой посёлок, они вздохнули с облегчением, сразу повеселели и побежали. Фреди крикнул на ходу сестре:

— Как ты думаешь, папа уже дома? Интересно, что он нам скажет?

Папа стоял на газоне с шлангом в руках — он поливал розы.

— Ну, разбойники, явились? — воскликнул он, завидев детей.

Он назвал их «разбойниками», хотя ещё не видел Мохнатку, потому что Фреди засунул его на всякий случай под рубашку. Но Мохнатке уже надоело играть в прятки, он заёрзал под рубашкой и стал так пронзительно и жалобно повизгивать, что, несмотря на шум воды, папа услышал эти звуки.

— Что это вы там притащили?

Он отключил воду и пошёл навстречу детям, в нерешительности остановившимся на дорожке.

— Что это у тебя? — снова спросил он и показал на оттопыренную рубашку Фреди, которая как-то странно сотрясалась.

Фреди вытащил Мохнатку из-за пазухи и протянул его папе.

— Гм, если не ошибаюсь, собака. Где вы её взяли?

Геди тут же затараторила:

— Нашли, папа, просто нашли! Он заполз под куст, где мы прятались, визжал и был так рад, что мы его нашли. Я думаю, прежние хозяева его выгнали, иначе бы он не визжал и не дрожал. Зовут его Мохнатка, потому что у него лапы мохнатые, мы всегда мечтали именно о такой собаке, мы оба — и Фреди и я, и…

— Замолчи-ка! — прервал её папа. — Дай и мне слово сказать. Щенки визжат и дрожат, даже если их никто не прогоняет. И рад ли он тому, что вы его сюда притащили, никто не знает.

— Нет, я знаю! — горячо возразила Геди. — Ты ведь очень рад, Мохнатка, верно? Покажи-ка, как ты рад!

Она взяла Мохнатку из рук Фреди, поставила на влажный газон и дала, для бодрости, лёгкий шлепок. Мохнатка в растерянности постоял, не двигаясь, в мокрой траве, потом недоверчиво стал принюхиваться и чихнул, потому что травинки щекотали ему нос. Геди и Фреди громко расхохотались, и даже папа улыбнулся — очень уж смешно выглядел щенок, когда он чихал, жмурился и морщил нос.

Громкий смех, видно, испугал Мохнатку, он неуклюже шарахнулся в сторону, но тут же понял, что ему ничто не угрожает, и снова приветливо завилял хвостиком в знак того, что не сердится.

— Вот видишь, папа, как он рад! — воскликнула Геди. И так как Мохнатка и в самом деле был очень весел, Фреди тоже открыл наконец рот и спросил:

— Неужели он тебе не нравится, папа?

— Конечно, нравится. Но это чужая собака. Нельзя приносить домой чужую собаку. Поэтому мы немедленно…

К счастью, папе не удалось окончить фразу, потому что мама крикнула из кухни:

— Ужинать! У нас на ужин жареная картошка и салат из помидоров!

Отец кивнул:

— Сейчас идём.

— Не забудьте помыть руки! — добавила мама, высунувшись в окно, и со смехом погрозила своим воробушкам пальцем.

Вот тут-то она и увидела чёрного Мохнатку на зелёной траве.

— Ой, что за прелесть! Чей он?

Геди, собравшись с мужеством, крикнула:

— Наш!

Но папа схватил дочку за косу и несколько раз дёрнул её как следует.

— Барышня, я не разрешаю, чтобы мои дети присваивали себе чужие вещи!

Глаза Геди налились слезами:

— Мохнатка не вещь!

— Верно, не вещь, а щенок. Точнее, украденный щенок. Я не разрешаю моим детям красть, — сказал папа.

Геди сказала глухо:

— Картошка стынет.

Тогда папа быстрым шагом пошёл к дому. Геди и Фреди поплелись за ним, а Мохнатка остался в саду.

Как обычно, они ели на кухне. У стола, на котором дымилось блюдо с жареной картошкой, стояли две скамьи.

— Вы его не принесли? — спросила мама, которая явно была разочарована тем, что они пришли на кухню без Мохнатки.

Фреди с упрёком поглядел на отца.

— Папа на нас сердится, мы не посмели его сюда взять.

Геди вдруг расплакалась:

— А он так пи-ить хо-чет!.. Он даже лизал мокрую траву… — И она, всхлипывая, уткнулась в стол.

— Перестань! — сказала мама. — Я и так, кажется, пересолила салат. Если ты не вытрешь слёзы, его невозможно будет есть. — И она погладила Геди по головке. — Какая ты растрёпанная, детка! Твоя косичка совсем расплелась.

— Госпожа учительница, это я. — Папа поднял руку, как послушный ученик, и сказал винясь: — Я дёрнул её за косу.

Это было так смешно, что Геди невольно улыбнулась сквозь слёзы, хотя ей хотелось бы продолжать безутешно плакать, чтобы папа наконец заметил, какая она несчастная.

Фреди молча уминал картошку.

Но вдруг он перестал есть и, внимательно разглядывая кусок помидора, который подцепил вилкой, спросил, не подымая глаз на родителей:

— Что теперь с ним будет?

Никто не успел ответить, потому что послышалось какое-то поскрёбывание. Геди вскочила, распахнула дверь, и в кухню вбежал Мохнатка. Он тут же принялся кружиться вокруг стола, нисколько не смущённый тем, что мешает ужинать. Напротив, он вёл себя так свободно, будто привык к этой кухне со дня своего рождения.

— Он и в самом деле прелесть! — сказала мама.

Мохнатка доверчиво посмотрел на маму. Его влажный нос принюхивался, вдыхая приятный запах жареной картошки.

— Можно его чем-нибудь накормить? — спросил Фреди.

— Ну конечно, — ответила мама. — Ведь он наш гость.

Ему поставили на пол две мисочки — одну с молоком, другую с картошкой, — и Мохнатка с жадностью принялся есть. Он чавкал, причмокивал и радостно махал хвостиком.

— Еда ему, видно, пришлась по вкусу, — сказал папа, и его голос уже не был таким строгим, как прежде.

Фреди решил воспользоваться благоприятным моментом и сказал:

— Сейчас, ночью, его нельзя нести назад, в парк, — и с надеждой поглядел на маму, ожидая поддержки.

Мама подмигнула папе:

— Я думаю, на ночь его надо здесь оставить. А завтра утром мы…

Ей не удалось договорить, потому что поднялся невообразимый шум: дети запрыгали от восторга и с воплями кинулись к маме, это она помогла им уговорить строгого папу и добилась, что он сказал: «Ну уж ладно». Мохнатка тут же включился в происходящее, и на кухне никто уже не слышал собственного голоса.

— Давайте соорудим для нашего гостя постель, — сказала мама, когда все немножко успокоились.

Она вынула из небольшой корзинки носки, которые собиралась штопать, и положила туда старенькую диванную подушку, так что постель получилась мягкая.

Мохнатка с недоверием наблюдал за этими приготовлениями. Он наскоро обнюхал корзинку, но тут его внимание привлекли скатанные попарно пёстрые носки, которые валялись теперь на полу. Яркие, с весёлым рисунком, они ему понравились куда больше, чем скучная корзина. К тому же, если толкнуть их лапой или мордочкой, они катятся по полу, как мячики. Он даже попробовал их пожевать, но это оказалось невкусно. Зато схватить этот пестрый мягкий мячик передними лапами и рвать его зубами было очень увлекательно, и при этом раздавался такой приятный для его собачьего слуха звук.

— Мохнатка! — в ужасе закричала Геди. — Что ты делаешь?

Мохнатка приветливо замахал хвостиком, тут же перестал грызть носки, с гордым видом принёс их девочке и положил у её ног. По его полным радостного предвкушения глазам было ясно, что он ожидал награды за то, что так удачно их рвал.

— Мохнатка, этого нельзя делать! — воскликнул Фреди и с тревогой взглянул на отца, к счастью углубившегося в чтение вечерней газеты.

Тогда Фреди взял корзинку с подушкой, а Геди схватила Мохнатку на руки, и они поднялись наверх, в детскую. Корзинка будет стоять — так они договорились — между их кроватями. Но когда Геди посадила туда Мохнатку, он забился, как рыба в сетях, и тут же выскочил. Фреди его снова поймал и посадил назад в корзинку, но Мохнатка опять выскочил… Это повторялось не меньше шести раз. Наконец дети сели на корточки возле Мохнатки и, перебивая друг друга, принялись ему объяснять, какая у него мягкая и прекрасная корзинка для спанья и что пора ему вести себя как надо. Мохнатка внимательно слушал, подняв уши. Но, когда после этого его снова посадили в корзинку — уже в седьмой раз, — он опять выпрыгнул.

— Надо положить в корзинку что-нибудь, что ему нравится, — сказал Фреди.

— Ага, и я знаю что, — подхватила Геди и убежала из комнаты.

Она вернулась с прогрызенными носками и кинула этот пёстрый мячик в корзинку. Увидев его, Мохнатка сам тут же залез в свою постель.

— Ну вот мы и справились, — сказал Фреди; он облегчённо вздохнул и отбросил со лба влажные волосы. Их гость оказался не из лёгких.

— Он ведёт себя как младенец, — заявила Геди и сразу почувствовала себя очень взрослой.

— Он и есть младенец, — сказала мама, которая поднялась к детям, чтобы их на ночь поцеловать.

Она подождала, пока они разделись и умылись, а потом села к Фреди на кровать.

— Так вот, дети, — начала она, — папа, конечно, прав. Собака эта чужая, и завтра вы должны сделать всё, чтобы найти её хозяина.

— Всё-таки ужасно, что хозяин за ней совсем не смотрел. Уж если бы у нас была такая чудная собачка, она от нас не убежала бы.

Фреди молча кивнул в поддержку сестры. Мама взяла его за руки.

— Дети, — сказала она, — я поражена, что вы недолго думая присваиваете себе чужое да ещё отдавать не хотите. Разве это честно?

Она вопросительно поглядела на Фреди, и он покраснел.

— Мама, — проговорил он, — я его не сразу взял, а долго думал, как поступить. Мне было как-то не по себе.

— Это в тебе говорила совесть, — сказала мама.

— А у меня тоже есть совесть? — спросила Геди со своей кровати.

— Конечно! — ответила мама.

— Но моя совесть уже побольше, правда? — Фреди сел на постели. — Чем старше становишься, тем больше у тебя совесть.

Мама щёлкнула его по носу.

— Правильно! Какой ты у меня уже умный! Настолько разумный, что я не ожидала от тебя такой глупости. — Она встала. — Завтра днём, когда ты вернёшься из школы, вы с Геди, взяв щенка, обойдёте посёлок и в каждом доме спросите, не пропала ли собака. Если хозяин Мохнатки не найдётся, вы пойдёте дальше и будете спрашивать в больших домах у парка. А мы проглядим объявления в газете, не ищет ли кто щенка скотчтерьера. И ещё придётся позвонить в общество собаководства — может, туда заявили о пропаже.

— А если мы всё равно не найдём хозяина, — спросил Фреди, — что тогда?

— Тогда, — начала мама и с улыбкой поглядела на Фреди, который не сводил с неё напряжённого взгляда, — тогда… — Но она не окончила фразы. — Прошу вас, не надейтесь, дети. Такую красивую собаку, как Мохнатка, обязательно будут искать, — добавила она, помолчав, и поцеловала Фреди в лоб. И Геди тоже. — Спокойной ночи, дети!

Мама погасила свет и вышла.

— Послушай, Фреди, неужели нельзя ничего придумать, чтобы он остался у нас? — спросила Геди из темноты.

— Нет, нельзя.

— Потому что папа не хочет?

— Да, поэтому. И ещё потому, что мама тоже не хочет…

Фреди хотел было добавить: «И ещё потому, что моя совесть против», но предпочёл промолчать, потому что такое вообще не говорят, а уж тем более младшей сестре, которая этого и понять не в состоянии.

На следующий день шёл дождь. За обедом Геди и Фреди завели долгий и громкий разговор о дожде. Они уверяли, что это не обычный дождь, от него легко можно простудиться, особенно если придётся часами ходить от дома к дому. Фреди даже вынул носовой платок, зажмурился и сказал:

— У меня, кажется, начинается насморк. В носу как-то щекотно. А если я ещё побегаю под дождём, то завтра наверняка буду болен и не смогу пойти в школу.

Он хитро поглядел на маму, ожидая, что она ему скажет: «Нет, нет, в таком случае я тебя не выпущу из дому».

Но мама сказала спокойно:

— Ничего страшного. У вас есть плащи, а для Мохнатки я дам свой капюшон.

Одним словом, ничего не вышло: несмотря на дождь и на возможный насморк, им пришлось идти. Мохнатку засунули в капюшон, Фреди взял его, как пакет, под мышку, и они стали обходить посёлок и звонить у каждой двери.

— Добрый день! Вы не потеряли собаку?

— Собаку? Нет!

В одних домах их встречали очень приветливо, восхищались, какие они милые, честные, хорошие дети, и спрашивали, не промокли ли они под таким дождём. В других были нелюбезны и чуть ли не гнали их прочь. Мол, ходят тут всякие, зря беспокоят, да ещё, как назло, в час послеобеденного отдыха!

Какой-то толстяк в шлёпанцах даже так разозлился, что заорал:

— Собака?! Этого ещё не хватало! В погребе у меня мыши, в саду живёт жаба, и я от них никак не могу избавиться! А вы мне ещё собаку навязываете!

И прежде чем они успели сказать, что они вовсе не хотят отдать ему собаку, толстяк в гневе захлопнул у них перед носом дверь.

Потом они попали к какой-то старухе.

— Добрый день! Вы не потеряли собаку?

— Собаку? Нет. Кошку. Белую, красивую кошку. Вам она не попадалась?

— Нет, у нас только вот эта собака.

Старуха погладила Мохнатку между ушей.

— Моя киска мурлычет, когда её гладят.

— Наша собака, к сожалению, не мурлычет, — вежливо сказал Фреди и, так как ему было жаль старушку, спросил: — А когда она убежала?

— О, с полгода назад, не меньше, — ответила женщина. — Весной это было.

Геди не выдержала:

— А собачку мы нашли вчера.

Старуха прошлёпала в дом и принесла для гостей и Мохнатки кусок пирога. Фреди несколько раз её поблагодарил. Ему очень хотелось сказать ей что-нибудь приятное. Наконец он придумал:

— Может, ваша киска вернётся к зиме, когда станет холодно.

Женщина улыбнулась и покачала седой головой.

— Это было бы очень хорошо, — сказала она.

Потом дети позвонили в следующий дом.

— Добрый день! Вы не потеряли собаку?

Молодой человек, открывший им дверь, хотел было покачать головой — Фреди ясно это заметил, — но, кинув взгляд на Мохнатку, передумал и быстро сказал:

— Да, конечно, это моя собака! Где вы её нашли?

— В парке.

— Понятно, понятно, это же рядом…

Молодой человек усмехнулся и протянул руку за капюшоном. Но Мохнатка зарычал и оскалился, обнажив белые зубы.

— Подожди, Неро, — пригрозил ему молодой человек, — я тебя отучу рычать и скалиться!

Фреди сразу почувствовал, что молодой человек говорит неправду. Он, видно, их за дураков считает: «Понятно», «Неро»… Но Фреди так легко не проведёшь.

— Давай собаку сюда! — скомандовал молодой человек. — Вы хотите получить вознаграждение?

— Подождите минуточку, — сказал Фреди. — У вашей собаки есть белое пятно на задней лапе?

Молодой человек помедлил и, прищурившись, посмотрел на Фреди.

— Пятно? Да, конечно, на правой лапе… а может, на левой, точно не помню.

Он снова протянул руку, чтобы схватить щенка, и уже раздражённо воскликнул:

— Какая, в конце концов, разница! Отдавайте собаку, мне некогда!

Фреди отступил на шаг и крепко прижал к себе Мохнатку.

— У этой собаки вообще нет белого пятна. Ни на одной лапе! — проговорил он быстро. — Это чёрная собака. Вся чёрная. Вы, наверно, потеряли другую.

Он повернулся и со всех ног кинулся вниз по лестнице, одной рукой таща за собой Геди, а другой ещё крепче обхватив Мохнатку.

Молодой человек кричал ему вслед:

— Как странно! А у моей собаки было пятно, я даже теперь точно вспомнил, где именно: на левой лапе, да-да, точно, на левой!

— Не верь ему… — шептал Фреди сестре. — Врёт, всё врёт! У него никогда не было никакой собаки, он просто хотел нас обхитрить!

Геди кивнула. Она восхищалась своим братом и готова была ему сказать, что считает его очень умным и мужественным, но раздумала, а то он ещё начнёт воображать.

Они побежали домой. Дождь тем временем прекратился, но лужи ещё не просохли. Земля пахла сыростью и теплом, а у края дороги журчали ручейки.

Мама как раз снова расставляла в саду плетёную мебель — на время дождя она убрала её в сарай.

— Вы его назад несёте?! — крикнула она.

— Да, мама, нам не повезло, — ответил Фреди.

— Не повезло?

— Да… нет… Если честно, то здорово повезло, — запинаясь, бормотал Фреди. — У Мохнатки нет хозяина.

— Теперь мы сможем его оставить себе. Мам, а мам, разреши его оставить! — клянчила Геди.

Но мама была неумолима. Она сказала, что сперва надо посмотреть, нет ли объявления в газете, а потом ещё позвонить в клуб собаководов.

Но в газете объявления не было, и в клуб никто не заявлял, что разыскивается щенок скотчтерьер. Прошла ещё неделя, и родители перестали искать хозяина Мохнатки.

Геди и Фреди не помнили себя от счастья. Им всё время хотелось смеяться и петь: Мохнатка остался у них!

В субботу Фреди принёс из школы подарок Мохнатке: лист плотной белой бумаги, на котором крупными печатными буквами было написано его имя.

Учитель в классе сказал:

— Давайте устроим сегодня родителям сюрприз. Пусть каждый из вас выберет слово, которое ему особенно дорого. Это слово вы напишете на большом листе цветными карандашами и отнесёте домой.

Фреди поднял руку:

— Ведь мы ещё не знаем всех букв!

— Не волнуйтесь, — сказал учитель. — Я напишу вам нужные буквы, а вы спишите. Не обязательно выбирать большое слово.

Ребята стали горячо обсуждать, что же за слово им выбрать. Большинство остановились на слове «мама».

Один мальчик выбрал «бабушка».

Когда учитель подошёл к Фреди, он спросил:

— Ну а ты что хочешь написать?

— Мохнатка.

— Мохнатка? — переспросил учитель. — А это что?

— Наша собака.

— Вот как! И этого Мохнатку ты так любишь?

— Да, больше всех! — сказал Фреди. — Я приведу его как-нибудь в класс, чтобы вам его показать.

Учитель сказал, что, к сожалению, приводить собак в школу нельзя, а потом написал на бумажке слово «Мохнатка». А Фреди его срисовал. У него от усердия даже уши покраснели и грифель карандаша сломался, потому что он слишком сильно нажимал. И всё же получилось совсем не так красиво, как у учителя, и как-то неровно. Но это его не очень огорчило, потому что все «мама» и «папа», которые написали его товарищи, были не лучше, а «бабушка» получилась уж совсем вкривь и вкось.

Фреди принёс своё произведение домой и попросил у мамы кусок верёвки. Он привязал лист к корзинке и был очень огорчён, что Мохнатка не может прочесть надпись. А то он наверняка бы обрадовался, что у его корзинки теперь есть название.

С первого дня Мохнатка почувствовал себя у Фреди и Геди как дома. Он кружил по комнатам и прыгал по очереди на все стулья и диваны. Когда его выпускали в сад, он носился по газонам, катался на клумбах анютиных глазок и с лаем кидался на кусты роз. Да, за это время он научился лаять. Он постоянно упражнялся — так, как молодые петушки учатся кукарекать, а мальчишки свистеть. И теперь, когда он в конце концов овладел этим искусством, он лаял на всё, что попадалось ему на глаза: на мебель, на занавески, на метлу, на воробьёв в саду, на бельё, развешанное для просушки, на маленького лягушонка, прыгающего по траве. Он лаял даже на шланг; а когда бывал настроен особенно мужественно, пытался вцепиться в него зубами, потому что ему всё время хотелось пустить в ход свои крепкие мелкие зубы. Он грыз ножки стульев, домашние туфли, корзинку для бумаг, но охотнее всего — свой поводок, который терпеть не мог. Но ещё больше он ненавидел намордник.

У него был отличный аппетит, рос он быстро и с каждым днём становился сильнее и разумнее. Иногда он был шёлковый, иногда невыносимый — словом, вёл себя как обычный ребёнок.

Мама часто на него сердилась. Он оставлял повсюду за собой лужи, хотя уже прекрасно знал, что этого делать не полагается. А в дождик как угорелый влетал из сада в комнату, решительно не желая вытирать лапы о половик, как это делают все воспитанные собаки.

Папе тоже случалось на него сердиться. И не только из-за помятых анютиных глазок. Мохнатка уволок, например, его кисет да так запрятал, что его не смогли найти.

Только Геди и Фреди не имели к Мохнатке никаких, ну решительно никаких претензий! Они его любили и баловали, и если им случалось время от времени его поругать, то только потому, что так полагается делать, когда воспитываешь собаку. В этих случаях Мохнатка склонял набок свою взъерошенную голову и искоса на них глядел, словно хотел сказать: «Хватит ругаться, ведь всё равно вы не умеете на меня сердиться!» И у него был такой смешной вид, что Геди и Фреди начинали хохотать посреди нотации.

Впрочем, надо сказать, что Мохнатка был не меньше привязан к детям, чем дети к нему. Когда Фреди утром шёл в школу, Мохнатка всегда с жалобным лаем провожал его до калитки. А когда Фреди в полдень приходил домой, Мохнатка его приветствовал таким радостным визгом, словно мальчик возвращался не из школы, а по меньшей мере из Китая.

Когда Геди играла с Мохнаткой в «дочки-матери» и напяливала ему на голову кукольную шапочку, он терпеливо стоял и не вырывался, хотя терпеть не мог шапок, и потом всякий раз долго отряхивал уши. В награду Геди подарила ему свой маленький красный мячик. За едой дети норовили тайком кинуть ему под стол лучшие куски мяса со своих тарелок.

Вскоре вся семья так привязалась к Мохнатке, что уже не могла себе представить жизнь без него.

Прошло недели две. И вот однажды — это было в среду — Геди и Фреди отправились покупать кофе. По ту сторону парка был магазин, куда мама их иногда посылала. Они надели на Мохнатку поводок, намордник и взяли его с собой.

В парке их окружили ребята, с которыми они обычно играли в прятки. Они давно уже видели Мохнатку и знали удивительную историю про то, как Геди и Фреди его нашли. Они даже считали, что это немножко и их собака, потому что без игры в прятки его бы ни за что не нашли. Поэтому каждый был уверен, что по праву может подержать Мохнатку за поводок и погладить.

На всё это ушло немало времени, но в конце концов брат и сестра всё же двинулись дальше. Они вышли из ворот парка и свернули на людную улицу. На следующем углу находился магазин, где им надо было купить кофе. Фреди вошёл — он ведь был старший и мама доверила ему деньги, — а Геди с Мохнаткой осталась на тротуаре. Она ходила взад-вперёд перед витриной и ругала Мохнатку, потому что он желал обнюхать каждый камень и пытался грызть самые неподходящие вещи, валяющиеся на улице.

От скуки Геди стала рассматривать витрину, в которой были выставлены большие пузатые бокалы с конфетами и банки с китайским чаем. Вдруг она заметила какое-то объявление, которое было приколото кнопкой к двери. Что было написано на объявлении, Геди, естественно, не могла прочесть, но там была наклеена фотография щенка скотчтерьера, очень похожего на Мохнатку.

— Погляди-ка! — сказала Геди и подняла Мохнатку, чтобы он увидел фотографию. — Здесь приклеен пёс точь-в-точь такой же, как ты. Смешно, правда?

Мохнатка вырвался. Ему куда больше нравилось обнюхивать камни, чем разглядывать фотографию. Впрочем, если бы Геди знала, что это за фотография, она тоже обошла бы стороной это объявление и уж во всяком случае не нашла бы его «смешным».

Наконец Фреди вышел из магазина и с тем же любопытством, что и сестричка, уставился на объявление. Он тоже не мог его прочесть — ведь он знал ещё только несколько печатных букв.

Мимо проходил какой-то господин, остановился и приветливо спросил детей:

— Прочесть вам, что там написано?

— Да, пожалуйста!

Господин не спеша вынул из кармана очки и прочёл объявление вслух:

— «Потерян чёрный щенок скотчтерьер. Нашедшего просим отдать его в магазин. Заплатим вознаграждение».

— Нет! — дико завопила Геди и что было сил дёрнула за поводок. Она схватила Мохнатку на руки, крепко прижала к себе и снова закричала не своим голосом: — Нет, нет, нет! Я не хочу!

Фреди стоял окаменев. Он не проронил ни слова.

Господин снял очки и внимательно поглядел на детей и собаку.

— Ах вот как! Выходит, я не доставил вам большой радости, удовлетворив ваше любопытство. — Он пожал плечами. — Но, к сожалению, этого не исправишь.

Фреди побледнел как полотно. Он беспомощно уставился на пакет кофе, который держал в руках, от него исходил пряный аромат.

— Теперь мы, наверно, должны… — начал он и запнулся. — Мы должны пойти в магазин и отдать нашу собаку?

Господин кивнул.

— Да, придётся. И может быть, вы в награду получите что-нибудь очень хорошее. — Он наклонился к Геди и шепнул: — Например, шоколад!

Но Геди кинула на него такой гневный и отчаянный взгляд, что он поспешил уйти.

Геди и Фреди остались одни. Они не могли оторвать глаз от ужасного объявления.

— Что ж, пошли, — тихо сказал Фреди и двинулся к двери.

Геди расплакалась.

— Давай не сегодня, Фреди! Пусть он сегодня побудет у нас, прошу тебя! Завтра мы его отведём, ладно?

— Нет, — сказал Фреди.

Геди заплакала громче.

— Ты его любишь меньше, чем я! Ты противный!

Это было уж слишком. Ему самому до смерти хотелось разреветься.

— Вот как? Я противный? Да? Я его не люблю?

Он в злобе стал трясти Геди:

— Дура ты, и всё! Что толку, если мы его сегодня приведём домой? Всё равно он не может у нас остаться, не может, понимаешь? Пошли! Пошли!

Он вырвал у Геди из рук поводок и потащил Мохнатку в магазин.

Мохнатка недовольно визжал, сопротивлялся, упираясь лапами. Фреди силком подтащил его к прилавку. Щенок был глубоко оскорблён: никогда ещё Фреди не обращался с ним так грубо.

Продавец за прилавком сказал:

— Ты, кажется, только что купил у нас кофе. Забыл что-нибудь?

Фреди сказал, с трудом глотая слюну:

— У вас на улице висит объявление. Это ваша собака?

Продавец перегнулся через прилавок и изумлённо воскликнул:

— Ну и чудеса! Ведь объявление висит уже больше трёх недель, мы давно потеряли всякую надежду. Вот Герда обрадуется! Поднимитесь наверх, к нам в квартиру. Герда дома.

Он провёл детей за прилавок, они прошли через полутёмную, уставленную ящиками комнату, где сильно пахло кофе, и оказались на лестничной площадке.

— Наверху, первая дверь. Позвоните!

И он вернулся в магазин.

Фреди попытался собраться с мужеством — он никак не мог решиться нажать кнопку звонка.

— Перестань реветь! — цыкнул он на сестру. — Что подумают люди?

— А мне всё равно. Наплевать на людей! Мне всё равно, — всхлипывала сестра.

Фреди был иного мнения. Он считал, что другим не обязательно знать, каково ему в эту минуту.

— Ну вот, сейчас я позвоню, — сказал он и нажал на кнопку.

Дверь открыла светловолосая девочка. Ей было лет двенадцать, а может быть, и все тринадцать, — на вид это трудно определить. Она была высокая, тоненькая, со светлыми глазами.

— Добрый… — начала она, но посреди слова увидела Мохнатку и завопила: — Свинопас! Мама, скорее, нашли Свинопаса!

Геди перестала плакать.

— Никакой это не Свинопас, — сказала она упрямо, — это Мохнатка!

В коридоре появилась мать Герды и в изумлении всплеснула руками:

— Ах, детка, подумать только! Он к тебе вернулся!

Герда нежно взяла Мохнатку на руки, но щенок дёргал лапами и визжал, — он рвался назад, к Геди и Фреди.

— Глупый Свинопас! Что с тобой?

Девочка была явно разочарована.

— Заходите, дети! — сказала мать Герды.

Фреди покачал головой.

— Нет, спасибо. Нам лучше уйти.

Голос его звучал не очень твёрдо.

Герда схватила его за руку и воскликнула:

— Нет, нет! Вы должны обязательно поглядеть на моих остальных собак. На Госпожу Метелицу, и на Гномика, и на Золушку.

«У неё что, целое собаководство?» — подумал Фреди. А Геди сказала с неприязнью:

— Что за чудные имена?

— Имена из сказок, — ответила Герда, — для разнообразия. А то всё Бобик или Шарик… Скучно, вы не находите? — Она вопросительно поглядела на малышей и тут же добавила: — Мохнатка — это тоже очень мило.

Она открыла дверь, и с громким лаем к ним выскочили два молодых скотчтерьера, за ними медленно, с чувством собственного достоинства вышла такая же собака, но размером побольше.

— Госпожа Метелица, — представила её Герда, — мать этих троих детей. Это Золушка, а вот её брат, Гномик.

Она присела на корточки и спросила своих собак:

— Ну как, вы рады, что Свинопас вернулся?

Геди и Фреди ждали, что Мохнатка кинется к своей матери или, наоборот, что Госпожа Метелица начнёт облизывать блудного сына. Но Мохнатка стоял неподвижно, упрямо склонив голову набок. А Госпожа Метелица равнодушно прошла мимо Мохнатки, потом, словно передумав, вдруг повернулась назад, быстро обнюхала Мохнатку и снова вернулась к своим двум другим детям.

— Она его не узнаёт, — испуганно сказала Герда.

— Тут нет ничего удивительного, — объяснила мама Герды. — Собаки узнают друг друга по запаху. Свинопаса не было больше трёх недель, у него теперь чужой запах.

Геди возмущённо покачала головой:

— Но моя мама узнала бы меня и после более долгой разлуки, как бы я ни пахла!

У Фреди зародилась робкая, глупая надежда.

— А может, это вовсе не он? — тихо спросил мальчик.

— Нет, он, — сказала Герда. — Вы ведь нашли его в парке? Я в тот день после обеда пошла погулять с тремя щенками. Свинопас был самым озорным и всё норовил удрать. Он так перекрутил поводок, что мне пришлось на минутку расстегнуть ему ошейник, и он мгновенно рванулся куда-то в сторону и исчез в кустах. Я его долго-долго искала.

Фреди сдался:

— Да, тогда это, верно, он. Мы как раз и нашли его под кустом и вечером взяли с собой домой.

— Где вы живёте? — спросила мама Герды.

— В посёлке.

— А как вас зовут?

— Геди и Фреди Радеке. Вернее, Гедвиг и Альфред.

Герда снова взяла Мохнатку на руки и старалась его погладить.

— Свинопас, разве можно так рычать? Неужели ты не рад, что вернулся домой?

Фреди потянул сестру за рукав.

— Ну, мы пошли. До свидания, — сказал он громко и повернулся к выходу.

— Подождите! А вознаграждение! — крикнула Герда, но дети уже спускались вниз и даже не обернулись, когда Герда выбежала вслед за ними на лестницу, чтобы спросить, не хотят ли они взять поводок и намордник.

Они сделали большой крюк, чтобы не заходить в парк. Не хватало ещё, чтобы их окружили ребята и стали бы спрашивать: «А где собака?»

Мама ждала их перед калиткой.

— Где вы так долго пропадали?! — крикнула она ещё издалека. Потом заметила отсутствие Мохнатки. — Вы что, его потеряли?

Она внимательно поглядела на детей. Геди была зарёванна, а Фреди ещё мужественно боролся, чтобы не расплакаться, хотя глаза его были полны слёз.

— У магазина, где мы купили кофе, висело объявление, — объяснил он. Он глядел мимо мамы, на улицу, вдоль которой с обеих сторон выстроились совершенно одинаковые белые домики с красными черепичными крышами. — Мохнатка принадлежит одной девочке. Её зовут Герда.

— Ах!

Больше мама ничего не сказала.

Фреди продолжал: ему казалось, что, если он замолчит, слёзы потоком хлынут из глаз.

— У неё много собак. И все с именами из сказок. Мать Мохнатки зовут Госпожой Метелицей, самого Мохнатку — Свинопасом, а его сестру — Золушкой.

Он умолк и громко проглотил ком, который стоял в горле.

— Знаешь, — сказала мама, — если бы это не касалось нашего Мохнатки, то было бы даже весело, верно? — Она обняла обоих детей за плечи. — Пойдём погуляем. Может, съедим мороженое?

Кто отказывается, если предлагают съесть мороженое? На пять минут оно даже может утешить, но потом снова душит горе.

— Послушайте, — сказала мама, — помните того белого пуделя в магазине игрушек? Вам он тогда так понравился. Можно сейчас пойти его купить, и мы положим его в корзиночку, чтобы она не стояла пустой. Ну, что вы скажете?

Фреди думал, что белый игрушечный пудель никогда в жизни не сможет заменить чёрного живого Мохнатку, но он не хотел огорчать маму, поэтому промолчал.

Геди облизала липкие пальцы.

— Это был симпатичный пудель.

Они пошли в магазин игрушек и долго разглядывали витрины. Там была железная дорога, которая ехала то вверх по холму, то вниз и даже через туннель. Была и игрушечная электрическая стиральная машина, и игрушечный пылесос…

Когда, купив белого пуделя, они вышли из магазина, Геди спросила:

— Как мы его назовём?

— Только не Мохнаткой! — торопливо выпалил Фреди.

Мама кивнула:

— Ты прав. Есть только один Мохнатка.

— Может, тоже сказочным именем? — предложила Геди. — Белоснежка. Это очень подходит: он белый как снег.

— Я не против, — сказал Фреди. Ему, в сущности, было совсем безразлично, как назовут пуделя — Белоснежка или Фокус-Покус. Он тосковал по Мохнатке.

Папа был уже дома и, когда услышал о случившейся беде, подошёл к пуделю, чтобы его погладить.

— Этот хоть не стащит мой кисет.

Но дети не рассмеялись его шутке.

Геди отнесла игрушечную собаку в детскую и уложила в корзинку, на которой всё ещё красовалось написанное кривыми печатными буквами имя «Мохнатка». Она заботливо укрыла пуделя и аккуратно разложила его передние лапы поверх одеяла.

А потом села рядом на пол и снова горько заплакала. Ужин получился печальным.

— Лучше всего нам сегодня пораньше отправиться спать, — сказала мама.

Они тут же встали, вежливо сказали: «Спокойной ночи» — и ушли к себе. Такого ещё никогда не было.

Час спустя мама на цыпочках подошла к детской и осторожно приотворила дверь. Сквозь щёлку в занавеске на корзинку с пуделем падал свет уличного фонаря. Он по-прежнему лежал так, как его уложила Геди, — пухлые белые лапы послушно покоились на одеяле…

Фреди притворился спящим. Но мама сразу заметила, что он не спит. Она склонилась над его кроватью:

— Фреди!

Он уткнулся мокрым от слёз лицом в подушку. И всё же ему было приятно, что мама погладила его по голове и поправила одеяло. Потом она вышла — так же тихо, как вошла, — и вскоре после этого Фреди заснул.

Наутро солнце сияло. Оно врывалось в открытое окно детской вместе со свежим утренним ветерком, который играл занавесками. В саду пели птички. Но Фреди было неприятно, что мир выглядел таким сияюще-прекрасным и радостным. Если бы это от него зависело, то небо было бы свинцовым и весь день лил бы дождь.

Геди уже проснулась.

— Сегодня я вообще не встану, — заявила она и отвернулась к стене. Ей не хотелось глядеть на немого пуделя, который неподвижно лежал под одеялом, уставившись стеклянными глазами в потолок.

Мохнатка каждое утро прежде всего громко зевал и тянулся, потом направлялся к кровати Геди и пытался на неё забраться, хотя это и было запрещено.

Фреди тоже охотнее всего не встал бы, но ведь ему нужно идти в школу. С хмурым видом поплёлся он в ванную комнату.

Только он успел засунуть зубную щётку в рот, как внизу, у входной двери, раздался звонок. Не вынимая изо рта щётки, он наклонился к окну, чтобы посмотреть, кто там стоит. И он увидел светловолосую Герду с ярко-зелёной школьной сумкой под мышкой.

— Доброе утро! — сказала она маме, которая вышла открыть дверь с молочником в руке. — Ваши дети дома? Можно мне к ним на минутку?

— Пожалуйста, — сказала мама. — Но Фреди торопится, ему надо в школу.

— Мне тоже, — сказала Герда. — Я специально вышла на полчаса раньше, чтобы успеть к вам зайти. Дело в том, что ваши дети принесли мне вчера моего Свинопаса.

— Ты — Герда?

— Да. А потом они убежали, не получив обещанного вознаграждения…

— Не хочу я никакого вознаграждения! — в бешенстве закричал Фреди из окна и стал ожесточённо чистить зубы.

Герда подняла голову и увидела Фреди.

— Чего ты так волнуешься? Ты же не знаешь, что это за вознаграждение.

— Фреди! — крикнула мама. — Немедленно спускайся вниз! Как ты себя ведёшь!

Но тут школьная сумка Герды вдруг задвигалась. Фреди чётко увидел, что она вся ходуном заходила, хотя Герда изо всех сил прижимала её к себе. И вдруг из неё высунулись два чёрных уха, а затем раздался громкий, звонкий лай.

Фреди словно ветром сдуло вниз, и он чуть не столкнулся с Геди, которая, услышав лай, тоже кинулась, как была, в ночной рубашке, к входной двери.

— Мохнатка! — закричали они оба в один голос.

Мохнатка всё ещё не выбрался из сумки, хотя старался как мог. Он весь дрожал и отчаянно разгребал лапами книги и тетради. Он был в таком возбуждении, что Герда схватила его за шиворот и поставила на землю.

— Вот, получайте назад это несносное чучело!

Она вытащила из портфеля книжку с разорванным переплётом и глядела на неё, качая головой.

— Переплёт можно подклеить, — утешила её мама Фреди. Но слова эти девочка, наверное, не расслышала, потому что Мохнатка с диким лаем прыгал вокруг детей, отчаянно виляя хвостом. Потом он одним махом взлетел по лестнице в детскую.

— Так нельзя, Герда, — сказала мама. — Ты не можешь просто подарить нам такого щенка.

— Нет, могу. Это лично мой щенок, и я могу им распоряжаться как хочу.

Герда глядела маме Фреди прямо в лицо, её светлые глаза были серьёзны.

— Если бы я не знала, что ему здесь хорошо, я бы этого не сделала.

Она застегнула сумку и повернулась к Геди и Фреди, которые всё ещё не могли опомниться и не знали, пора ли им уже радоваться.

— Возьмите его, прошу вас, вы мне этим окажете услугу. Мы — мои родители и я — всю ночь глаз не сомкнули, потому что Свинопас всё время плакал, — так он тосковал без вас.

— И мы тоже! — воскликнула Геди. — Мы тоже плакали. Верно, Фреди?

— Я — нет, — сказал Фреди, но тут же залился краской, глянул на маму и поправился: — Ну, может быть, совсем немножко, три-четыре слезинки, не больше.

Мама протянула Герде руку.

— Если ты в самом деле решила расстаться с Мохнаткой и даришь его моим детям, то спасибо. Конечно, мы все очень рады, что он к нам вернулся.

С лестницы донеслось сердитое рычание. На верхней ступеньке стоял Мохнатка и держал в зубах игрушечного белого пуделя. Он грыз и терзал его, но никак не мог с ним справиться, потому что пудель был, пожалуй, ничуть не меньше самого Мохнатки. Сражаясь с ним, Мохнатка оказался на самом краю ступеньки, и обе собаки — живая и игрушечная — едва не скатились кубарем с лестницы. Мохнатка в последний миг разжал челюсть, и пудель полетел вниз. Мохнатка радостно залаял — он торжествовал победу, обратив врага в бегство, — и с гордо поднятой головой, задрав хвостик, побежал назад в детскую.

Пудель упал к ногам Герды. Она его подняла.

— Какой симпатичный!

— Он тебе нравится? — поспешно спросил Фреди и вопросительно поглядел на маму.

— Да, да, конечно, возьми его, — сказала мама, — он ведь нам больше не нужен.

Герда так и засияла и сунула пуделя в сумку.

— Большое спасибо, — сказала она. — Ну а теперь мне надо бежать, а то я опоздаю в школу.

Геди и Фреди, для которых всё это произошло слишком быстро, хотели было проводить Герду до калитки, но мама, бросив взгляд на часы, спохватилась, что Фреди тоже может опоздать.

Он побежал наверх, в детскую, за портфелем. Мохнатка лежал в своей корзинке, свернувшись в клубочек, прикрыв одной лапой нос, — он собирался спать. После бессонной ночи он устал как собака — он ведь и был собакой. Но когда Фреди вошёл, он всё же выскочил из корзинки и уткнулся мордой в голые колени мальчика. Было ясно: он хотел, чтобы его погладили.

— Фреди! — закричала мама снизу. — Фре-ди!

Вошла Геди — полы её ночной рубашки развевались по ветру.

— Ты что возишься? Ты ведь ещё молоко не выпил.

Фреди гладил Мохнатку, чесал его за ушами, трепал по загривку. Долго-долго.

Потом сбежал вниз, не притронулся к молоку и всю дорогу до школы бежал. И всё же он опоздал. Впервые. И в этом был виноват только…