Бабушкин внук и его братья

АИСТЕНОК

Лифт не работал. Впервые за все время, как мы тут поселились. Мне показалось это скверной приметой. Конечно, я не пенсионер, но изрядно запыхался, пока шагал на нашу верхотуру.

Сердито сопя, я своим ключом открыл дверь. Бабушка встретила меня в прихожей.

– Ну, как дела? Все в порядке?

– Угу… Все нормально.

– Не угукай и не сочиняй. Почему у тебя такой вид?

Я дрыгнул ногами, сбросил влажные кроссовки.

– Пришлось побродить по углям. Сейчас отмоюсь.

– Я не про ноги, а про выражение лица.

– Подымешься пешком на девятый этаж, будет выражение…

– Александр! Не морочь мне голову. Что-то случилось в школе? Рассказывай.

– Расскажу, расскажу. Дай отдышаться.

Я не собирался ничего скрывать. Но все, что случилось, мне будто нагрузили в рюкзак, и с этой вот тяжестью я сейчас и поднялся по лестнице. Со скандалом из-за Вальдштейна, с печальной памятью о пожарище, с Ивкиной тревогой за старшего брата… Даже нашедшаяся акварель теперь не радовала.

Я походил по комнатам. Послушал, как тикают часы. Здесь они вот уже две недели идут исправно. А в старом доме часто останавливались, даже если гири были подтянуты. Бабушка говорила, что это балуется Квася. Толкать маятник, чтобы часы пошли вновь, было бесполезно. Я открывал стеклянную дверцу, вставал на табурет, запускал руку за механизм и там, на задней медной стенке, нажимал головку нижнего винтика. Надо было подержать палец на этой плоской головке, прыгнуть на пол и только тогда качнуть увесистый диск. Тик-так… Теперь будут идти до нового Квасиного хулиганства.

Какую роль играет этот крепежный винтик, я не понимал. Я даже никогда его не видел, знал только на ощупь. И уже не помнил, когда открыл странное свойство часов. Еще в дошкольном возрасте. Никто, кроме меня, не знал, как запустить остановившийся механизм часов, которые были старше моего прапрадедушки Льва Андроновича Шеметилова-Гальского, поручика кавалергардского полка, храбреца и дуэлянта. И я своим умением тихо гордился.

Но здесь это умение было ни к чему. Квася после пожара сгинул, никто не баловался с часами.

Я присел в своей комнате (самой маленькой, девять метров) на раскладушку. Сидел, вспоминал черную площадку на месте дома и пальцем оттирал на колене въевшуюся сажу.

Бабушка возникла на пороге.

– Не тяни душу.

Ну, я не стал больше тянуть. Рассказал про школьное дело.

– С ума сойти… – Бабушка села на табурет. Сняла свои старомодные очки и стала покусывать дужку. Была у нее такая привычка.

– Не надо сходить с ума. Сходи завтра в школу. Там все уладится в пять минут. Ну, не исключат же меня из-за этого дурака… Только не выдавай его, ладно?

Бабушка смотрела на меня, подперев очками подбородок.

– Ну, знаю, – уныло сказал я. – Твой дедушка Лев Андронович, поручик Шеметилов-Гальский, поступил бы иначе. Он вызвал бы обидчика на дуэль. А если бы к нему пристали грубые вымогатели недворянского происхождения, он кликнул бы на помощь верных кавалергардов. В позолоченных кирасах… А мне кого вызывать на дуэль? Вячика? Или Клавдию Борисовну?.. А друзей в кирасах у меня нет. И без кирас нет.

Бабушка молчала. «Вот и плохо, что нет», – говорили ее глаза, не защищенные очками. Но без упрека.

Потом она встала.

– Горе ты мое… Думаешь, мне хочется выслушивать жалобы на внука и педагогические нотации?

– А ты не выслушивай! Ты сразу за меня заступись!

– Ты думаешь, они этого ждут от меня? Ждут покаяния и обещаний, что к тебе будут приняты меры…

Но оказалось, что педагоги ничего не ждали от бабушки. Они позвонили на работу отцу и маме. И родители вдвоем «имели беседу» с Клавдией Борисовной. И та, разумеется, изложила им свой вариант происшедшего: «зверское избиение», «вызывающее поведение»…

А потом, естественно, была беседа родителей со мной.

Мама и папа в своей комнате сидели у шаткого садового стола, и в окна светило оранжевое вечернее солнце. И я стоял в его лучах у порога, босой и все еще неотмытый.

– Ну и облик, – горестно сказала мама и поджала губы.

– Будто по минному полю ходил, – усмехнулся отец.

– Я ходил по тому месту, где стоял наш дом. Вот…

– Вместо того, чтобы сидеть на уроках… – Это опять мама.

– Вы прекрасно знаете, что я не сам ушел, меня выгнали!

– За драку. И за безобразный тон в разговоре с завучем, – покивала мама. – Вырастили мы сыночка…

– Вам разве угодишь? То тихоня и размазня, то драчун и хулиган…

– Драчун ты так себе, – сказал отец, трогая бородку. – Клавдия Борисовна показала нам издалека твоего противника. Это же цыпленок.

– Этот цыпленок грозил, что его дружки мне голову свернут! Если не буду платить валюту!

Мама распахнувшимися глазами глянула на отца. Тот усмехнулся опять. Но уже не так уверенно:

– А ты и поверил…

– А надо было ждать и проверять? В прошлом году, когда какой-то тип явился к вам в «Альбатрос» вымогать проценты, вы почему не проверили? Выкинули беднягу из окна! Четверо на одного!.. Я-то хоть один на один…

– Ну… – Отец забарабанил по столу. – Ты не сравнивай. Такова нынешняя деловая жизнь. Взрослая…