Бабье лето

1

– Болтон, ты должен слетать в Миссисипи и взять интервью у Вирджинии Хэйвен.

Гленда Вильямс, редактор журнала «Знакомые лица, излюбленные места», не любила тратить слов напрасно.

Но лошадь Болтона уже была оседлана, снаряжение – уложено, а пес дожидался возле двери. За окном виднелись манящие Белые горы. Болтон колебался всего секунду:

– Я собрался на природу. Пошли кого-нибудь другого.

– Кого? Люка Фаркинса? Самюэля Бевинса? Да она прожует их и выплюнет.

– Ну это уж не моя проблема.

– Послушай, Болтон. На сегодня Вирджиния Хэйвен – самая известная и читаемая писательница. Она только что закончила свой очередной роман, и все журналы страны стремятся заполучить у нее интервью. Нам это удалось. Она согласилась на одно интервью и запросила тебя.

Болтон Грей Вульф вознегодовал. Чарующая песня ветра звала и манила его в лес, лошадь нетерпеливо ржала, а пес приподнялся и завилял хвостом, не сводя глаз с хозяина. И тут, несмотря ни на что, ему предлагали эксклюзивку, да к тому же с женщиной, которая, по слухам, столь же непроста в общении, сколь и знаменита.

– Но почему меня? – допытывался Болтон.

– Разве ты никогда не смотрел на себя в зеркало? Завидев тебя, женщины тут же выкладывают всю свою подноготную. Ты единственный здравствующий фотожурналист, который действительно может заставить кого-угодно раскрыться.

– Неужели ты наконец признала мои достоинства? – засмеялся Болтон.

– Признала, не признала – думай, как хочешь, только не препирайся со мной, Болтон, и не создавай мне лишних проблем. Ты же всегда был в восторге от сложных заданий.

Ему действительно нравились сложные задания, поэтому он распаковал свое снаряжение и стал собирать вещи, необходимые в Миссисипи, где как раз начиналось удушливое бабье лето, а затем извинился перед лошадью и собакой за несостоявшееся путешествие:

– Мы отправимся сразу, как только я вернусь, друзья мои. Обещаю.

Его пес по кличке Медведь выразил свое прощение, основательно поработав языком, а жеребец Ланселот обнюхал ладонь хозяина и позволил еще раз себя погладить.

Болтон слишком задержался в конюшне, поэтому, отправляясь на свидание к Дженис Блейн, успел лишь сменить рубашку и провести щеткой по своим густым длинным черным волосам.

В течение трех лет он время от времени встречался с Дженис. Она была славным другом, неплохой любовницей и чертовски хорошей школьной учительницей.

– Привет, Болтон. Ты прекрасно выглядишь. – Она произносила эти слова при каждой встрече и каждый раз приветствовала его поцелуем в щеку.

– Как и ты, – неизменно отвечал Болтон.

Был четверг, день спагетти. После ужина они немного посидели на веранде, держа друг друга за руки, затем, когда на небе появились звезды, вошли в дом и направились в ее крохотную спальню.

За три года у них сложился определенный ритуал, который Дженис иногда нарушала просьбами о более серьезных обязательствах. И на этот раз она босиком стояла возле двери, умоляя его остаться. Была почти полночь.

– Не могу, Дженис. Рано утром я лечу в Миссисипи, поэтому должен вернуться домой и закончить сборы.

– Если бы мы были женаты, я бы помогла тебе, и ты бы приятно провел остаток ночи.

Рука Болтона коснулась ее теплой, мягкой шеи. Дженис была доброй, умной и привлекательной женщиной. Она будет хорошей женой и великолепной матерью.

Расценив его молчание как очередной отказ, она чуть было не ударилась в слезы. Он нежно поцеловал ее.

– Не плачь, Дженис, – тихо сказал он.

Она ухватилась за отворот его хлопковой рубашки.

– Обещай мне, что подумаешь об этом, Болтон. Обещай! – просила она со слезами.

– Обещаю, – ответил Болтон.

Он хотел жениться и завести детей – в свои тридцать пять он прекрасно понимал, что время не стоит на месте. Однако он мечтал о браке, какой был у его родителей – о союзе двоих, полном огня и магии. Всю жизнь он не переставал надеяться на подобную любовь, но она почему-то избегала его.

Об этом он и размышлял на обратном пути домой. Большая часть ночи прошла в попытках принять решение, и утром, по дороге в аэропорт, он приобрел для Дженис кольцо. И хотя покупка не наполнила его сердце радостью, он по крайней мере сделал первый шаг навстречу будущему.

Иногда мужчине приходится довольствоваться синицей в руках.

В самолете он забыл про кольцо, лежавшее в кармане, поскольку полностью сконцентрировался на предстоящем интервью. Болтон Грей Вульф гордился своим профессионализмом, и поэтому не мог не подготовиться к встрече с необузданной и строптивой Вирджинией Хэйвен.

Сначала он увидел скачущую лошадь – арабского жеребца, сильного, статного, белого, как хохолок цапли, и быстрого, как северный ветер, который несется вниз со склонов Белых гор и господствует зимой в долинах.

И лишь потом он заметил женщину – высокую и гибкую, с золотистыми волосами, в которых осеннее солнце зажигало огненные блики. Она скакала верхом не хуже индейца из племени апачей.

– Ты никогда не сможешь у меня выиграть, – выкрикнула она и рассмеялась.

Ветер подхватил ее смех и небрежно швырнул его Болтону в лицо.

Болтон приставил ладонь козырьком ко лбу, чтобы солнце не слепило глаза и не мешало ему смотреть. Всадница поражала воображение, но и ее горячий белоснежный жеребец заслуживал внимания. Это был могучий конь, однако уже издали было видно, что он беспрекословно подчиняется своей хозяйке.

Вслед за первым по гребню холма к конюшне, за углом которой стоял Болтон, галопом мчался другой арабский жеребец, как две капли воды похожий на предыдущего. Им тоже правила наездница, такая же светловолосая, как первая, но не столь высокая и не столь уверенно державшаяся в седле.

Может, они близнецы? Болтону сообщили, что Вирджиния Хэйвен живет со своей единственной дочерью, и все же сходство было столь поразительным, что их скорее можно было принять за сестер.

Вторая наездница пыталась догнать первую, однако та оказалась проворнее. Первый конь, вздымая клубы пыли, резко остановился в нескольких дюймах от Болтона и замер неподвижно, а всадница с развевающимися волосами и пылающим лицом спешилась.

– Так нечестно. – Вторая наездница остановилась на расстоянии нескольких футов. – Ты всегда побеждаешь, мама.

Мама! Болтон поздравил себя с тем, что сумел вовремя разобраться в ситуации. Он разглядывал Вирджинию Хэйвен, стараясь не упустить ни малейшей детали. Внезапно она повернулась к нему.

– Незнакомцев пристреливают и за меньшее преступление, – заявила она острым тоном.

Вирджиния стояла прямо перед ним, вызывающе вздернув подбородок, демонстрируя таким образом, что не привыкла бросать слов на ветер. Болтон знал о том, что она ненавидит давать интервью, но не ожидал, что она столь открыто проявит свою враждебность.

Он вышел на освещенное место.

– Уверяю вас, я не опасен, – сказал он.

Вирджиния смерила его оценивающим взглядом.

– Это мы еще увидим, – вымолвила она, пристально разглядывая незнакомца.

– Мама! – позвала светловолосая девушка, уже стоявшая около своего скакуна.

Вирджиния повернулась к дочери.

– Иди домой, Кэндас. Я с ним сама разберусь, – приказала она.

– Ну все, братец. – Кэндас, похоже, хотела еще что-то сказать, но передумала и, бросив матери поводья своего коня, направилась к дому.

Это грандиозное сооружение ни один человек, находясь в здравом уме, не назвал бы просто домом. Оно высилось на холме, среди орехов-пеканов и дубов, а его флигели, фронтоны и террасы простирались во всех направлениях. Гараж, способный вместить по меньшей мере шесть машин, был пристроен к западному крылу, а внутренний двор, которому мог позавидовать даже Версаль, вмещал на своей площади озеро в шесть акров.

Однако Болтон не был ни поражен, ни восхищен. Сын прекрасной Джо Бесс МакГилл, предпочитавшей каньоны замкам, и Колтера Грея Вульфа, ведущего свою родословную от вождей апачей, Болтон вырос в гармонии с природой, которая и определила его представление о прекрасном. Он восхищался красотой утреннего солнца, поднимающегося над горами, красотой олененка, ступающего в прозрачный ручей, великолепием и силой орла, парящего в широких просторах аризонского неба. Природа в своем первозданном виде привлекала его больше, чем затейливый мир людей с их жилищами, отгороженными железными заборами и службой безопасности.

– Меня зовут Болтон Грей Вульф, – представился он светловолосой наезднице.

– Я знаю, кто вы. Во-первых, я просила прислать именно вас, а во-вторых, вас бы никогда не впустили без проверки удостоверения личности, – ответила она.

Держа за поводья двух горячих арабских скакунов, словно они покладистые маленькие шотландские пони, Вирджиния вошла в конюшню.

– Можете подождать меня в доме, – предложила она Болтону, проходя мимо него. – Кэндас вас развлечет.

Кровь пробежала у него по жилам, как ручейки в весеннюю оттепель. Он не мог позволить этой женщине одержать над собой верх.

– Предпочитаю конюшню, – возразил он.

Болтон шагнул к Вирджинии и взял у нее поводья.

– Мои лошади не выносят, когда ими занимается кто-нибудь другой, кроме меня, – заметила она.

Не обратив никакого внимания на ее слова, Болтон принялся чистить лошадей, разговаривая с ними на древнем таинственном наречии своего народа. Кони тоже проигнорировали слова своей хозяйки, поскольку напоминали детей, завороженных игрой дудочника.

Никто никогда еще не осмеливался вести себя так дерзко с Вирджинией Хэйвен. Обычно ей хватало пяти минут, чтобы поставить на место любого мужчину, но Болтон Грей Вульф не был любым мужчиной. Он интриговал ее, ей хотелось смотреть на него, «смаковать» по кусочку, словно некий деликатес. К тому же его окружала аура таинственности и могущества.

Вирджиния не желала показывать свое любопытство и проявлять особый интерес к фоторепортеру.

– Если вы надеетесь приручить меня, воспользовавшись своим обаянием, то лучше не пытайтесь, – резко заявила она.

– Я пытаюсь приручить не вас, а лошадей, – ответил Болтон на ее агрессивный выпад.

Он продолжал успокаивать лошадей прикосновением и голосом. Он никогда не брал интервью у враждебно настроенных людей, и в данный момент не собирался изменять своей привычке.

Как он и рассчитывал, любопытство Вирджинии все же одержало верх.

– Где вы этому научились? – спросила она, оценивающе смотря на Болтона.

– Я родился в седле, – ответил он, не переставая поглаживать коней.

– На каком языке вы говорите? – Вирджиния не удержалась от очередного вопроса.

– На языке атапасков, – вежливо сообщил Болтон.

Вирджиния расслабилась, агрессивность понемногу отступила. Вслушиваясь в гортанные звуки незнакомого языка, она слегка наклонила голову.

– Невероятно. Мне бы хотелось этому научиться, – сказала она.

– Я научу вас. – Он повернулся и одарил ее сияющей улыбкой. Вирджиния почувствовала, как у нее внутри все тает. – Я научу вас многим вещам, – произнес он глубоким волнующим голосом.

Вирджиния вдруг расцвела, подобно заброшенной розе, которая наконец познала благотворное влияние дождя и солнца и любящее прикосновение искусного садовника. Она обрадовалась этим чувствам, как обрадовалась бы старым друзьям, которых слишком давно не видела.

О, он был опасен, в этом не было сомнений. Опасен, но великолепен и восхитителен… и слишком… слишком молод.

Опомнившись, Вирджиния тут же одернула себя. Болтон Грей Вульф для нее – запретный плод.

– Вряд ли вам удастся обучить меня чему-то новому, – заявила она и зашагала к дому, бросив через плечо: – Если хотите взять у меня интервью, вам лучше пойти со мной. Если нет – скатертью дорога.

Она уже прилично отошла от конюшни, когда Болтон позвал ее:

– Вирджиния!

Она неторопливо обернулась.

– Вы забыли о лошадях, – напомнил он.

Это случилось впервые, еще никогда она не забывала о своих лошадях. И тут, отбросив последние сомнения, она вынуждена была признаться себе в том, что Болтон Грей Вульф похитил ее сердце.