Балтийский рейд

Глава 1. XIII век.

Шла вторая четверть тринадцатого века. Время яростное и динамичное.

Западная Европа рождала один за другим крестовые походы, заливая восток кровью. Боролась у себя с ересями, безжалостно вырезая или выжигая при этом подчас целые области, как это было с теми же катарами на юге Франции. Тут же не прекращались многочисленные династические войны. Шла ожесточённая борьба за сферы влияния, а так же за господство над сопредельными территориями.

Великий Чингисхан (Тэмуджин), железной рукой объединивший разрозненные монгольские и тюркские племена и лично организовавший завоевательные походы в Китай, Среднюю Азию, на Кавказ и в Восточную Европу, основал самую крупную в истории человечества континентальную империю. Им и его прямыми потомками от первой жены Бортэ, так называемыми чингизидами были сметены с лица земли великие и древние государства: Тангутское царство, государство Хорезмшахов, Китайская империя Цзинь, Багдадский халифат и многие другие. Громадные территории были поставлены под управление степного закона «Ясы», и уже готовились к походу далеко на запад непобедимые монгольские тумены.

В Восточной Европе Римскими Папами Целестином – III и Гонорием – III были объявлены крестовые походы, целью которых было насильственное распространение христианства в его западном варианте, а при его неприятии оправдывалось и само истребление местного непокорного населения.

На захваченных прибалтийских землях крестоносцам удалось создать Тевтонский орден, ставший фактически военизированным государством. Целью его стала постоянная агрессивная экспансия на северные и восточные сопредельные с ним земли.

Под ударом рыцарей были местные прибалтийские племена, западные русские земли и активно формирующееся Великое княжество Литовское.

На Балтике, грозя вот-вот перейти в ожесточённую войну, усиливалось противостояние между Ганзой – крупным союзом свободных торговых городов и морской владычицей Данией, ещё со времён викингов привыкшей к безраздельному контролю всего, что происходило на берегах Восточного (Балтийского) моря.

Швеция, укрепив центральную власть, начала активно колонизировать территории к востоку от Ботнического залива, заселённую финскими племенами Сумь, Емь и Карела.

Средневековая же Русь находилась в сжимающемся кольце усиливающихся и мотивированных на войну соседей. Разделённая на множество княжеств и ослабленная постоянными междоусобицами и раздорами, она только что понесла тяжелейшие потери от монголов в битве при Калке, практически полностью лишившись своего профессионального воинского ядра – княжеских дружин. И времени на то, чтобы собраться воедино и восстановиться, у неё уже не было.

Как это не раз уже бывало, да и ещё будет в истории, вновь вставал вопрос: «Быть ли Руси вообще, и сможет ли она отстоять свою веру и независимость в этот кровавый и жестокий век. Или же падёт под пятой очередного завоевателя и исчезнет так же, как и множество других народов исчезало в истории времён прежде.»

Глава 2. В поместье.

– Вставай, лежебока! Хватит дрыхнуть уже!– выдернул из сладкого сна Митяя батин голос.

Как же не хотелось вставать в свой единственный и такой долгожданный выходной, лежа на мягком матрасе-сеннике родной избы. Но натренированное тело уже само вытолкнуло его из пастели, двадцать секунд, и обутый, да одетый по пояс паренёк стоял перед крыльцом, умываясь и обтираясь обжигающей ключевой водой.

– Пробежимся легонько, пока солнышко не встало? – подмигнул сыну Сотник и подал рушник.

– Легонько? – усмехнулся Митяй и поправил короткий меч на оружном, поясном ремне.

«Легонько» в батином исполнение запросто могло быть и пятнадцатью, а то и двадцатью вёрстами в самом что ни на есть его жёстком потогонном темпе. И это ещё хорошо, если без ускорений да всяких там упражнений на силу или выносливость.

– Не-не… для удовольствия, спокойненько так, с наслажденьицем, –улыбнулся в ответ Андрей. – У тебя же как-никак кани-икулы начались! – и лукаво подмигнул.

Воротный пост миновали быстро. Дежурный наряд издалека опознал командира с сыном и выпустил их из крепости без проволочек. Вот под ногами прогрохотали доски перекидного через ров мостика, и кожаные подошвы полусапожек затопали по плотно набитой дороге предместья.

За прошедшие два года Андреевское было уже не узнать. Отстроилась усадьба. В центре её, семиметровыми стенами с башенками и боевыми навесами высилась деревянная крепость, за стенами которой в двухэтажных казармах располагались боевые подразделения бригады, ратная школа отроков, столовая, штаб, госпиталь, склады и прочие-прочие многочисленные постройки, по большей своей части, сугубо воинской принадлежности. Всё же хозяйственное и производственное теперь располагалось уже за крепостными стенами в так называемой Андреевской слободе, по одной из улиц которой как раз и пробегали наши «физкультурники».

После жилых изб с огородами, уже ближе к обширному выгону, стояли прядильные и ткацкие цеха, оружейно-слесарный и воскобойный заводики, кожевенные мастерские сапожников, шорников, седельников и прочих родственных производств по изготовлению кожаной основы для брони, щитов, колчанов, ножен и прочей воинской ременной амуниции.

В самом конце слободки, в низинах, прятались дымные производствапо выплавке и ковке металла с их шахтными печами, доменками да кузнечными горнами, а также стояли гончарные и кирпично-керамические печи для обжига глиняных изделий.

Ну и уже совсем на отшибе, на самых что ни на есть выселках, находились мастерские кожемяк, где в огромных деревянных чанах с известью шкуры животных очищались от волокон и шерсти, а уже следующей стадией производства было их дубление да размягчение специальными растворами. Что за вонь стояла вокруг всего этого, представить себе было несложно.

Мимо как раз такой мастерской Сотник с Митей и пронеслись с максимально возможным ускорением, наконец-то выскочив на простор обширного выпаса. Скотину хозяйки ещё не успели выгнать, и на огромной поляне вокруг усадьбы было пока мирно и тихо.

Небо с востока подкрашивалось в ярко розовый цвет, обещая уже через час согнать всю эту предрассветную дремоту, залив всё вокруг щедрым солнечным светом. Пока же утренняя прохлада приятно холодила разогревающиеся при беге тела, и в тренированные лёгкие с глубокими вдохами вливался настоянный на полевом разнотравье чистейший и целебный воздух Русского Валдая.

Дальше дорога запетляла вдоль речки по лесным перелескам, то и дело, выскакивая к росчищам из стоящих на них крестьянских хуторков с распаханными и окультуренными полянками вокруг.

Кое-где за заборами из жердей у изб и хозяйских построек уже мелькали фигурки их хозяев. Весной да ранним летом у селянина сон короткий, что носок у воробья. Ему требовалось успеть вовремя, положить семена во влажную и прогретую землю. Тут ведь как, если чуть зазеваешься или же, наоборот, поспешишь, то и не видать тогда урожая осенью. Вот и выходили в посевную всей семьёй от мала до велика, не желая потерять ни часа понапрасну. Блага семенами и инвентарём поселенцы в усадьбе были обеспечены уже в достатке. Знай себе, мил человек, трудись – не ленись.

Сделав полукруг, отец с сыном, обогнув по большой дуге усадьбу, выбежали на свежую вырубку. Зимой тут под приглядом главного плотника поместья Луки Тесло шла заготовка деловой древесины. Сейчас же собранные в огромные штабеля брёвна проходили свою естественную сушку, чтобы уже следующей зимой быть оттащенными на специальных санях-волокушах к нужной стройке и стать частью крепостной стены, к примеру, или той же крестьянской избой пятистенком, да хотя бы даже и хлевом для поместной скотины.

Рядом с вырубками как обычно соседствовали сопутствующие лесные промысла, использовавшие в своём производстве многочисленные отходы от валки леса: вершины, сучья, пни, ветки и корневища.

Была и на этой своя смолокурня, занимающаяся выгонкой смолы, скипидара да дёгтя, плюс заготовкой древесного угля для кузниц в специально подготовленных для этого углежогных ямах.

Сейчас, в это воскресное утро, тут было тихо, и, миновав открытое место, Сотник с Митяем уже было скрылись в лесу, как вдруг на узкой лесной тропке перед ними неожиданно материализовалась серо-зелёная и бесформенная человеческая фигура в длинной маскировочной накидке. Обе руки стоявшего были свободны и приподняты вверх, показывая, что в них нет никакого оружия, и его можно не опасаться.

Ну, конечно. А по бокам тропы замершую фигуру страховали-то, как минимум, двое «лешаков», вооружённых как положено, и уже готовых к бою. И это только те, кого удалось разглядеть намётанным взглядом профессионала.

– Господин майор, разрешите доложить!?–послышался глухой голос из-под лицевой, из конского волоса, сетки маскировочного балахона.

– Докладывай!–спокойно ответил Андрей, останавливаясь в трёх шагах от старшего лесного дозора.

– Получен сигнал из штаба «для комбрига новости, просьба срочно прибыть в усадьбу!». Докладывает командир дозора, звеньевой, капрал Лютень!

– Принял, капрал! Благодарю! Продолжайте нести службу,–кивнул Сотник и, уже проскакивая мимо «лешака», чуть замедлился и шепнул, – В целом, неплохо, только вот заднего левофлангового подтяни. Засвечивается уж больно, когда из самострела выцеливает.

И пара снова понеслась по лесной тропе, держа направление к усадьбе. Митяй кинул взгляд назад, но, ни фигуры, ни малейшего намёка на то, что тут только что было боевое дозорное подразделение, уже не было. «Лешие» растворились в чаще без следа.

– Небось, старшой думает, выбирает теперь, на какой из муравейников своего «засвеченного» стрелка посадить, – усмехнулся про себя мальчишка и прибавил хода. Темп бега был теперь взвинчен до максимума, ведь в усадьбе их ждали.

Возвращались уже с другой стороны, пробегая мимо опытного огорода, где под особым неусыпным контролем и тщательным уходом, росли принесённые в это время культуры «из другого времени»: картофель, огурцы, томаты и подсолнечник, кукуруза, жгучий кайенский перец и ещё некоторые злаковые культуры.

В слободе уже проснулись.

Самыми первыми, как обычно, вставали бабы. Им и коров да коз подоить, затем отогнать всю скотину на общий выпас, где дальше уже было дело пастуха смотреть за ней, чтобы она не разбредалась, а целенаправленно бы подстригала зелёный ковёр разнотравья. Ну, или объедала тот же густой кустарник у лесных опушек. Хозяйкам же следовало не забыть вовремя подготовить снедь на всю семью да переделать ещё уйму всяких важных и нужных дел.

Сильная половина человечества вставала, позёвывая, попозже. Умываясь да почесываясь, готовясь вкусить всё то, что им тут уже приготовили, глубокомысленно обдумывала она свои грандиозные планы на предстоящий трудовой день, споро работая при этом ложкою в горшке. Затем мужики шли трудиться, кто в поле, а кто-то, если он ремесленный и мастеровой умелец, в свои цеха или артели. Ну а на женщинах, собственно, оставался весь дом со всей его детворой, огородами, и всем большим и хлопотным семейным хозяйством. Помощниками во всей этой круговерти непрерывного труда были, конечно, дети, которые в это время очень рано взрослели и взваливали на свои худенькие плечи немалую часть семейной работы.

Сегодня был Воскресный день, выходной, и семьям можно было поспать чуть-чуть побольше, а потом, чинно вышагивая по улице во всём чистом, идти на воскресную литургию в поместную церковь. Совсем скоро малиновый, утренний колокольный перезвон оповестит всех о начале службы и пригласит православный люд в храм Святого Георгия, где местный батюшка, отец Кирилл, вместе с прихожанами восславит в своих искренних молитвах Небесного Отца.

Глава 3. Высокая встреча.

Быстро миновав слободку, Сотник с сыном подбежали к воротному посту, где их уже ждал вестовой из штаба.

– Господин майор, весь штаб в сборе! Получена весть от гонца с дальнего Селигерского дозора! В нашу сторону идут около трёх сотен гриди, о дву-конь, при знамёнах князей Ярослава Новгородского и Мстислава Торопецкого. Ждать подхода к усадьбе их можно через три-четыре часа. Докладывает вестовой штаба, курсант-уч.капрал воинской школы Пётр! –и, опустив правую руку от берета, парнишка сделал шаг в сторону, освобождая проход.

– Вольно, капрал, свободен! – и Сотник направился визбу, чтобы привести себя в порядок и затем спешно прибыть в штаб.

А ребята в это время, обнявшись, присели на скамеечку с внутренней стороны поста крепостных ворот и оживлённо беседовали. Мальчишки дружили ещё с курсов молодого бойца, с того самого памятного дня, когда за глупую драку с Лёнькой их обоих с Петром чуть было не выперли из Андреевского. И не последнюю роль в том, что они всё-таки остались, сыграло личное поручительство георгиевских кавалеров и сверстников Митяя с Мараткой.

Два года прошло уже с тех пор и столько воды утекло за это время. Оба они были уже курсантами третьего курса воинской школы, и каждый теперь сам командовал своим учебным подразделением. Митяй тянул лямку помощника командира 1 учебного взвода, Петька же был командиром учебного десятка во втором взводе его друга Маратки.

– Так и не решил к себе ехать, Петь? – сочувственно глядя на товарища, спросил Митяй.

– Да нет. Ну что я на родное пепелище-то смотреть буду? Всех своих похоронил достойно ещё на прошлых летних каникулах. Братишка с сестрёнкой совсем малые у нас тут, в поместье рядышком, на хуторе тётки Прасковьи. Нет уж, я лучше здесь пригожусь. Вон вестовым при штабе быть на время отпуска доверили.

– Тоже та ещё служба, Митяй, я тебе скажу! – и мальчишка сокрушонно покачал головой. За дежурные сутки порою так набегаешься, что потом спишь без задних ног, как убитый. Да у нас вон посчитай, половина ребят никуда не поехали, что уж там, в основном ведь в школе сироты учатся, и я вот, выходит, теперь им стал…

– Да брось ты, Петь, ну ты что говоришь, какой ты сирота-то? У тебя вон мы есть. Сто братьев по школе будет, считай. А тётка Прасковья тебя так вообще как за родного сына почитает. Не нарадуется вон, что вы все с ней породнились. Ты для неё за первака теперь, помощник самый главный. Каково ей без дядьки Назара – то дальше жить? Уже и сама старенькая, твоих младших вон приветила, молодец, нянчится, а тут и ты ей самый помощник. Да и ей самой есть для чего теперь жить!

– Ну, это-то да, всё верно, родное всё тут. Ещё бы с вражиной той посчитаться, что моё селище на Ладоге спалил да всех его жителей посёк без жалости. Вообще тогда было бы хорошо, Мить. По всему выходит, что емь свой набег делала, да и два шведских дракара по Ладоге в то же самое время рыскали. Это явно они неспроста там рядышком крутились. Ладно, и вправду, в своё время всем им наши слёзы да кровушка отольётся. Встретимся ещё! – и Петька до боли сжал рукоятку своего меча, – Ладно, Митяй, спасибо тебе. Побежал ка я к штабу! Сейчас, небось, ещё поручений целыми горстями насыпят. Не зря вон все командиры спешно собираются, – и, вскочив со скамейки, Петька затрусил в сторону главного двухэтажного здания поместья.

За большим столом уже собрался весь высший совет бригады. И с приходом Сотника посыпались доклады. По всему выходило, что дальний дозор отследил перемещение большого воинского отряда ещё задолго до начала земель поместья. Где-то возле озера Селигер, под стягами князей Ярослава и Давыда, шло сейчас более трёх сотен отборной конной гриди– дружинников,составляющих личную охрану высших лиц Руси, прекрасно вооружённых и экипированных.

Врага с этой стороны Андреевское не ждало, но, как и положено, в это неспокойное время, было оно всегда на стороже и сохраняло здоровую боевую подозрительность. Поэтому был отдан закономерный приказ: «В поместье объявить тревогу и подготовить все наличные силы к бою! Всё гражданское население срочно укрыть в лесных схронах. Материальные средства в крепость пока не прятать, а ждать дальнейшего развития событий».

Более половины личного состава бригады в связи с массовыми летними отпусками находились в это время в отлучке. Поэтому ударный кулак набирался небольшой, что-то где-то около трёх с половиной сотен конницы. Крепостная полусотня занимала свои места на стенах, а степная полусотня со взводом разведчиков Варуна, спешно оседлав коней, уже вылетела навстречу нежданным гостям.

«Выяснить и установить, кто и с чем к нам сюда такой сильный да незваный едет. Поулыбаться и проявить вежливость, если добрый друг. Осыпать стрелами и арбалетными болтами, задержать, сколько можно, если это коварный враг!» – такова была задача у передового заслона.

Поместье изготовилось к бою.

– Я же говорил тебе, Давыд, нас тут уже давно ждут. Вон, поди, от самого Селигера «не отсвечивая», ведут дозорные Андрея Ивановича. Небось, ещё пара-тройка часов и глядишь, сюда передовая сотня подскочит, чтобы тут нас перенять, да в полон взять! – и Ярослав раскатисто засмеялся, представив, какая суета сейчас стоит в усадьбе у его друга Сотника.

Князь был озорной, и посылать вперёд себя вестовых с предупреждением о своём высочайшем посещении сих отдаленных мест не захотел. Как сказали бы семь-восемь столетий спустя: «Пусть для всех, наш приезд будет сюрпризом»!

Под Яжелбицами на броде через реку Полометь на встречу, из береговых кустов вдруг выехал знакомый по былым сражениям заместитель Сотника по разведке дядька Варун и, пристав в стременах, громогласно закричал.

– Здравы будьте, славные витязи, князья русские Ярослав Всеволодович и Давыд Мстиславович! Поместный боярин Батюшки Великого Новгорода, командир Андреевской бригады Андрей Иванович, велел мне недостойному передать Вам, Ваши Сиятельства, что уж больно шибко заждался он таких высоких гостей у себя, и всё-то у него готово давно к самому что ни на есть высокому приёму доблестных князей!

– К высокому приёму, как же… – усмехнулся Давыд, покашливая,–Вон нас как из кустов чуть ли не целая сотня самострелов встречает и гостеприимно так выцеливает. Да, небось, уже пара сотен ваших лешаков с самострелами по окрестным кустам нас тут ползком обкладывает. А то я не помню, как вы литвин в моём княжестве с коней ловко ссаживали! – и снова резко закашлялся.

Вид у Давыда Мстиславовича, в отличии от крепкого Ярослава, право слово был «не очень». Сказывалось тяжёлое ранение, полученное в битве с литвинской ратью позапрошлою зимой на Усвятском льду. Тогда копьё шляхтича пробило все защитные доспехи князя и, словно расколов рёбра, вошло ему в лёгкое. Буквально чудом Сотнику удалось вырвать с того света Давыда, ибо с такими ранениями в этом времени попросту не выживали. Но полностью восстановить здоровье раненого не получилось, о чём и говорил его сероватый цвет лица, видимая слабость, да непрестанное покашливание Торопецкого князя.

– Ну что, Фотич, так и будем у брода стоять, или тебе время велели потянуть, да полюбезничать с нами подольше?–подмигнул командиру Андреевской разведки Ярослав.

Варун усмехнулся и громко свистнул. Из всех прибрежных кустов и деревьев, как горох, посыпались бойцы передового заслона, закидывая на бегу за спину луки и самострелы и заскакивая на лету на коней, выведенных из густых зарослей. Лица некоторых бойцов князьям были знакомы. Вот сотник степной сотни берендей Азат со своими сыновьями, взводным Ринатом и курсантом воинской школы Мараткой. Вот заместитель степного сотника Мугатар и разведчики Севастьян с Родионом. Знакомых лиц тут было много и, выстраиваясь в общую походную колонну, со всех сторон теперь слышались приветственные крики, шутки да подколки с громким смехом. Встретились боевые товарищи, не раз прикрывающие друг другу спину в бою и изрядно уже пролившие свою и чужую кровь на одном ратном поле.

Через три часа марша показался небольшой острожек с пристанью возле устья Ямницы, что впадает в полноводную Полометь, а там уже и до самой усадьбы было недалече.

На большой поляне перед въездом в Андреевское стояли в парадных расчётах три сводные сотни бригады и ратной воинской детской школы.

Развевались на ветру стяги, высилась боевая красная хоругвь с Нерукотворным Спасом на образе. Все воины в строю были в начищенных до блеска доспехах. При парадном облачении и при оружии. После командиров и знамённой группы стоял бригадный оркестр, которым командовал Ладислав, ветеран, потерявший руку в сражении на Усвятах, но главное – не потерявший самого себя, и нашедший теперь своё место в строю, рядом с ратной сталью и музыкой.

– Бригада, равняйсь! Смирно-о-о! Равнение на середину!

И к голове походной колонны от замершего строя направился с торжественным и серьёзным лицом командир бригады Андрей Иванович Сотников. «Сотник», как звали его многие по давней привычке.

Не доходя трёх шагов до князей, комбриг резко вскинул правую руку к своему зелёному берету и доложился перед высшей воинской властью Новгорода:

– Светлый князь Ярослав Всеволодович, бригада из сводных сотен Андреевского поместья для торжественной встречи построена!

Князь Ярослав спрыгнул с коня, бросив поводья порученцу, и крепко перед всем строем, по-братски, обнял Сотника.

– Князь, окажи честь, поприветствуй бригаду и обойди строй. Ждут воины,– тихо проговорил Андрей, кивнув в сторону замершего строя.

Ярослав мгновенно всё понял и вышел на середину:

– Здравствуйте, Андреевцы, славные русские воины–витязи!

Сотни еле заметно шевельнулись и мощно, дружно рявкнули: «Здравия желаем. Ваша Светлость!»

– О как! – удовлетворённо крякнул князь, – Благодарю Вас за славную ратную службу Отчизне!

– Ура! Ура! Ура-а-а!!! – разнеслось окрест.

И по особому знаку Сотника, бригадный оркестр неожиданно для прибывших, заиграл бравурный военный марш. Ярослав вышагивал вдоль замершего и стоявшего «на вытяжку» строя и вглядывался в справных воинов. Вглядывался и находил среди них многих, с кем довелось ему прошлой зимой, стоя плечом к плечу, заслонить дорогу вглубь Руси для многочисленного врага. А затем встать с ними насмерть в битве на Усвятском льду преградив откатывающим литвинам путь назад, и разгромить там их на голову, покрыв себя вечной славой в веках.

Знал Ярослав, что означают красные и золотые полоски на груди у многих стоящих тут воинов – знаки ранений и тяжких увечий. И что значат эти серебряные крестики (ордена), да блестящие кругляши на цветных ленточках (медали) – как высшая форма награждения за проявление отваги и доблести воина. Знал и гордился, понимая, что пусть хоть как самостоятельная боевая единица, а всё же эта бригада есть одно целое со всем русским воинством. И не посрамит она его славу, но только лишь преумножит, если придётся.

И стоя уже в свите вместе с князем Давыдом наблюдал, как с лихим посвистом проходят мимо них, сборные сотни, втягиваясь головными в дубовые крепостные ворота, и поют задорную солдатскую песню:

«Солдатушки, бравы ребятушки,

Есть у вас родная?»

Есть родная, мать нам дорогая,

Наша Русь святая!

Слитно грянула в ответ запевале колонна.

Солдатушки, бравы ребятушки,

Где же ваша слава?

В ответ…

Наша слава – Русская держава,

Вот где наша слава!

И понёсся над усадьбой залихватский припев, подхваченный сотней голосов:

Соловей, соловей пташечкаа

Канареечка жалобно поёт.

Раз поёт, два поёт, три поет

Канареечка жалобно поёт!

Солдатушки, бравы ребятушки,

Где же ваши деды?

Наши деды – славные победы,

Вот где наши деды.

Солдатушки, бравы ребятушки,

Где же ваши сёстры?

Наши сестры – пики, сабли востры,

Вот где наши сёстры.

Соловей, соловей пташечка-а

Канареечка жалобно поёт.

Раз поёт, два поёт, три поет

Канареечка жалобно поёт!»

Так общей колонной и втянулись в крепостные ворота, где, уже спешившись, воины перемешались между собой и начали знакомиться, обниматься с уже знакомыми, шутить да подначивать друг друга. Началась обычная, в таких случаях, суета встречи. Высокое же начальство проследовало по приглашению Сотника в штаб, чтобы, пока на свежем воздухе накрывались общие столы, можно было бы поговорить с глазу на глаз и определиться с планами на ближайшее будущее.

Андрей уже в штабе, ни на глазах у всего воинства, обнялся с Давыдом Мстиславовичем и со всеми ближними командирами прибывших, отметив, про себя, бледность Торопецкого князя. Каждого прибывшего обнесли крынкой с холодным резким квасом, с жары и долгой дороги – самое то! Затем уселись за общий стол. Андрей по праву хозяина представил командование своей бригады – первого заместителя Климента, начальника разведки Варуна, начальника штаба Филата да тыла Лавра.

Ярослав Всеволодович взяв слово, поблагодарил всех за торжественную встречу и дал пояснение своему столь неожиданному для всех прибытию в поместье:

– В граде Киеве, традиционно главный на Руси престол занимал представитель смоленских Ростиславовичей – Владимир Рюрикович. По его-то инициативе и собирались нынче русские князья, чтобы вновь попытаться договориться о прекращении постоянных междоусобиц, борьбы за власть и земли. А также попытаться объединить основные воинские силы перед лицом постоянных вражеских угроз со стороны недружественных соседей.

Но как это часто случается среди сильных мира сего, каждый князь был озабочен только своими делами и целями. Диалога опять не получилось, а многие властители и вовсе не явились на зов Великого Киевского князя, попросту проигнорировав его. Да и власти, в общем-то, Киевский князь как раньше, в старину, уже не имел. Центр силы русской земли всё больше смещался на север, в земли Владимиро-Суздальского княжества, к которому были близки и зависимы такие крупные, как Ростовское, Переяславское, Ярославское, Костромское, Тверское, Муромское, Галицко-Дмитровское и несколько других более мелких княжеств. А также признавали номинальную зависимость и несколько других княжеств, и в том числе свободолюбивая Новгородская республика.

Вот и переместились во Владимир после общего съезда двенадцать князей, что были в орбите его политики. Там-то и удалось договориться и решить свои территориальные споры, наметить ряд династических браков, решить многие другие вопросы, а главное – наметить ту политику и направление развития активно укрепляющейся Северо-Восточной Руси. И первой задачей сейчас было отбить военный натиск западных держав: Немецкого Тевтонского ордена крестоносцев, Шведского и Датского королевств, несущих к нам на кончиках своих мечей западную католическую веру и своё понимание жизни. Не допустить уничтожения и поругания родной Православной веры. При всём при этом, не просто отстоять свои земли а, напротив, расширить своё влияние в Прибалтике и на сопредельных с племенем кареллой финских территориях племён еми и суми. При решении этих вопросов, вернуть соседнее Полоцкое княжество в орбиту русской политики, оторвав его от влияния литвин. Им же дать понять, что Русь сильна, как и прежде, и пытаться выступать против неё – смерти подобно! Как это уже только недавно, в общем-то, и было продемонстрировано на льду Усвятского озера.

С востока угрозы пока не ждали, надеясь, что монголы навсегда или, хотя бы, на очень долго погрязли в войнах с далёким востоком и югом, и им теперь не будет дела до какой-то там северной Руси.

Всё это было понятно, как и понятно желание князей собрать воинскую силу в единый кулак, а вот тут Сотнику нужно было сделать всё, чтобы как можно дольше оставаться самостоятельной боевой единицей. По большому счёту, никому из высших мира сего ведь не было дела до отдельной Андреевской бригады, с такой заботой и трудом взращиваемой им.

В общий строй её! На такую же многочисленную ораву вражеской рати, что идёт стеной напротив! Одна-две таких битвы, и сточится его бригада, истечёт вся кровью в ближних рубках-сражениях. Поэтому, выполнение боевых задач Сотник видел не так как многие военачальники этого мира. Тактика его действий была в максимально-эффективном использовании имеющихся сил, всех их навыков и оружия. А самое главное –в минимальных для этих сил потерь. Враг же должен был их нести несоизмеримо больше. Он должен был быть наголову разбитым и получать в итоге общее стратегическое поражение. И всё это следовало мягко внушить всем высшим представителям местной власти, а в нашем случае, Ярославу Всеволодовичу, князю, возглавляющему военную силу всего Великого Новгорода.

Поэтому делаем это ненавязчиво, исподволь и аргументировано, а какая может быть лучшая аргументация, как не традиционная баня, немного хмельного и благожелательная беседа старых боевых товарищей. Рецепт надёжный и проверенный ещё по той, «прошлой жизни» майора Сотникова.

И не просто банька, а Баня, с большой буквы! Детище Андрея, русского мастера гончарных дел Осипа и великого греческого умельца, практически учёного этого времени, Аристарха Константиновича, коего злые и завистливые языки называли просто и пошло – пе-е-чник.

Спроектирован и отстроен банный комплекс был наподобие старинных римских терм. Это, конечно, не огромнейшие термы римских императоров Трояна или Агриппы, но уступая им по размерам и по внутреннему качеству отделки, бани Андреевского дополнили общую мысль нагрева полов, стен и бассейнов своими особыми новшествами, взятыми из лучших банных традиций народов мира.

Были тут отделения русских бань и финских саун, с внутренней деревянной отделкой и различаемых в основном только по температурному режиму, поддерживаемому в парной.

Финская парная была значительно жарче, а главное, на много суше русской, но зато в русской парной был Веник – народное изобретение, пришедшее к нам от мудрых предков, из глубины веков. Использовался он для банного (венечного) массажа тела, обрызгивания кипятком каменки, нагнетания пара и, конечно же, для создания своего особого банного и ароматного духа. Плеснёшь на раскалённые голыши горячим настоем из целебных лесных трав, зашипит, расходясь от них, облако ароматного пара, проникая во все поры, лёгкие и бронхи парильщика. И выходит из тела с каждым хлёстом веника вся немощь и хвороба.

«Парьтесь, дяденьки и тётеньки, и деток к бане приучайте, повышайте свой иммунитет и набирайтесь здоровья. Бог Вам в помощь!»

Какие только веники не ладили для бани. Берёзовые, дубовые, липовые и ольховые, пихтовые да крапивные, из рябины и пижмы, и каждый из них имел свои особые медицинские, восстанавливающиеи укрепляющие здоровье свойства.

Вот и сейчас, напарившись от души в жаркой парной, Андрей с Ярославом бухнулись с разбега в бассейн спрохладной водицей – ляпота-а! Давыд по совету хозяина сидел в это время во влажном, тёплом хамаме, восточной разновидности бани, и вдыхал пар от специально подобранного травяного лёгочного сбора. Вот уже десять минут как его отпустил постоянно душивший и изматывающий тело кашель, лицо Мстиславовича опять порозовело и дыхание вновь, как и до тяжёлого ранения, стало ровным и глубоким.

– Ох, Андрей Иванович, никак кудесник ты, такое чудо чудесное создать, мне после таких бань уже и снова жить захотелось, –расслаблено произнёс Торопецкий князь, – Думал, признаться, немного мне на белом свете осталось. Дышать тяжело стало и в груди постоянно болит. Неужели рано ещё о погосте думать?

– Давыд Мстиславович, – задумчиво произнёс Андрей, – Ранение твоё тяжёлое. Я же сам тебя на месте правил и лечил в тот первый месяц под Усвятами, что мы к уходу домой готовились после той битвы. Так-то вообще чудо, что ты жив остался. Литвинское копьё всю грудину твою разбило и, пройдя дальше, само лёгкое порвало. Думал, вообще, что ты кровью истечёшь.

– Прости меня, Андрей Иванович, прости, не жалуюсь я, ты меня с того света на Усвятском льду вытащил. До скончания своего века за тебя и сам я, и близкие мои будут молиться. Так-то хоть дела свои смог привести в княжестве в порядок. Наследника лишний год удалось к самостоятельной жизни подготовить. Тут ведь уже и каждый день бывает в радость…

– Прости, что перебиваю тебя, княже. Но ты никак уже на тот свет собрался? Так рано тебе ещё!– нахмурившись, произнёс Сотник. Видишь, если после этих вот сегодняшних разовых банных процедур даже тебе полегчало, так выходит, и вовсе не безнадёжно всё. Просто тебе, пресветлый князь, нужно особое и постоянное длительное лечение, а ты вон скачешь без отдыха за такими-то вот витязями «вдогон», – и он кивнул на довольно ухмыльнувшегося новгородского князя богатыря Ярослава Всеволодовича.

Торопецкий князь виновато опустил голову, понимая всю справедливость сказанных слов. Ведь то же самое ему не раз уже говорил Сотник, ещё тогда, когда ухаживал за ним раненым. Выходит, он сам не внял его словам и понадеялся как обычно на русское авось, ведь и так же заживают раны. Да и как было беречься, когда на него столько дел навалилось разом после недавнего литвинского нашествия. Нужно было срочно восстанавливать разорённое княжество и крутиться там «как белка в колесе». Как-то не до себя уж тут было. Вот и загнал себя, что дальше уже некуда. Один вон погост впереди…

– Помоги, Андрей Иванович, Христом Богом прошу! Давыд Мстиславович как брат мне! Сколько лет вон отважно обороняет землю русскую от врага в своём княжестве. На тебя теперь только одна надежда! Ты ведь настоящие чудеса творишь в лекарском искусстве, сам всё своими глазами видел! – просительно смотрел ему в глаза Ярослав, – Ну а мы уж не поскупимся, Иванович, отблагодарим, что хочешь, для себя проси.

– Хм… –хмыкнул Андрей, – Не в благодарности дела пресветлый князь. Я ведь и сам Давыда Мстиславовича люблю и уважаю. И сделаю всё, что только в моих силах будет. Даже не сомневайся. Однако ведь многое зависит и от него самого. Надобно будет ему сделать такое лечение, которое будет беспрерывно продолжаться не один месяц, не два и даже не три, а, может быть, целый год и даже ещё чуть больше. И всё это время он должен будет беспрерывно находиться в этой усадьбе и под моим постоянным приглядом. Ну, или же перед глазами других моих лекарей. И при этом будет беспрекословно соблюдать все строгие требования, и принимать не всегда приятные зелья. Есть ли такая возможность у него? Ведь и обязанности властителя своей земли, военачальника и прочие другие многие обязанности постоянно над ним, как над властителем земель, тяготеют.

Торопецкий князь помолчал, вздохнул и ответил:

– Не боюсь я уходить на тот свет, хоть и мало пока пожил на этом, да, однако же, весьма славно и полезно для Отечества, как мне кажется. Одно вот только плохо, Всеслав мой совсем пока мал, двенадцать годков ему всего, не готов он ещё княжью власть принять. Ни знаний, ни жизненного опыта, да и ни воинского умения, ничего у него пока нет, так, дитё он совсем неразумное. Мамка да бабка уж больно его занянчили, пока я всё по дальним походам с дружиною ратился. Да вот видно и я пережалил слишком мальца, всё-таки двух деток от хворобы схоронить нам с моей Анной пришлось, занянькали вот, видать. Давно уже его пора к серьёзной воинской службе приучать, а то так и будет всё за мамкин подол держаться. Отсюда и личная просьба у меня к тебе, Андрей, будет. Возьми ты его в свою воинскую школу на обучение? Много я о ней хорошего слышал. И знаю, что не забалуешь там особо у тебя. Пусть же наравне со всеми растёт в воинских трудах и заботах, своим потом и кровью ратную науку постигая. И коли всё же возьмёшь княжича, так требуй с него больше, чем со всех остальных, безо всякой скидки на его княжью кровь. Хоть секи или на хлеб/воду сажай Славку за любую малейшую провинность.

– Тише, тише, князь, ну что ты, в самом деле, так разволновался! Детей у нас не секут. В школе это строжайше запрещено, наказаний же и так, без того, с избытком хватает. Да и наказание – это ведь не главное. У нас ведь как, сам коллектив своих курсантов воспитывает. Сословных делений в воинской школе так же и в помине нет. Все отроки перед присягой и наставниками там равны.

– Что уж говорить, привози своего наследника, так и быть. Только просьба у меня, на первых порах о его принадлежности к наследным князьям никто знать не должен. Ну а дальше уже видно будет, по ходу учёбы, как-нибудь, думаю, разберёмся.

– Самому тебе, Давыд Мстиславович, отстроим теремок в усадьбе, где ты сможешь со всей своей семьёй да с ближниками этот год со всеми подобающими удобствами жить и лечиться. Так что, завтра, послезавтра же, на самой быстрой ладье можно будет тебе выдвигаться в Торопец. Там ты, княже, как всё уладишь, оставишь свою вотчину на верных и честных людей, ну и милости просим обратно, в наше поместье. Будем уже тут твоё здоровье править, а Всеславу как раз придёт пора, проходить курсы молодого бойца (КМБ) для поступления к осени в школу.

Закончив банные процедуры в помывочной, и завернувшись в льняные простыни, Андрей пригласил князей в трапезную, где за лёгким обедом можно было подкрепиться и продолжить дальше беседу.

А беседовать, судя по всему, было о чём.

Ох, и неспроста явились к нему два властительных князя. На Балтике очередной кризис в отношениях между основными политическими игроками – союзом свободных немецких городов Ганзой и старой владычицей северных морей Данией разразился всё-таки ожесточённой войной.

Датским королём Вальдемаром II при поддержке своего племянника Оттона I, герцога Брауншвейг – Люнебурга, было захвачены побережье Померании, включая и большой остров Рюген, а так же северные земли Гольштейна, Мекленбурга и Ратцебурга. В данный момент с переменным успехом шли позиционные бои во владениях графов Шверина и Гольштейна, которые, прекрасно понимая, что не справятся с датчанами в одиночку, признали себя вассалами курфюрста Священной Римской империи, герцога Саксонии Альбрехта I, и объединили войска.

Сложившийся мощный военно-политический союз поддержали Бременский архиепископ Герхард, князь Мекленбурга Иоанн I, большой город Любек, имперский Гамбург, а также несколько северогерманских западнославянских (вендских) князей.

Дело пахло большой дракой! Слишком большие силы были вовлечены в конфликт, и отсидеться за Ладогой у Новгородской республики уже явно не получалось. Но и тут всё было опять, же не просто.

Объявить войну Дании и ударить ей в спину, было бы, конечно, заманчиво, но в данный момент её мощный Королевский флот явно доминировал в Восточном море, и выведи Новгород свои корабли в море, как неизбежно остался бы и без кораблей, и без всего своего войска. О перемещении же сухим путём можно было даже и не думать. Столько земель вечных противников Руси на долгом пути преодолеть было просто нереально.

Была и ещё одна причина не начинать широкомасштабных военных действий с Вальдемаром II. Дания прочно занимала часть восточных прибалтийских земель в северной Эстляндии с их столицей в крепости Ревель. И тут её интересы пересекались с хищными интересами немецких орденов Меченосцев, Тевтонского, ну и зарождавшегося Ливонского. Убери с политической шахматной доски Восточной Балтики фигуру датского короля, и землям Пскова с Великим Новгородом тогда уже явно не поздоровится. А так, противники хоть в какой-то мере, но сдерживали друг друга взаимным противовесом. Обоюдно сковывали свои военные силы и не давали им пока в полную силу развернуться да обрушиться затем на ослабленную Русь.

Однако же и совсем в стороне остаться от этой войны было бы тоже неправильно и непредусмотрительно. Это как в групповой драке за кустиком «затихариться». И свои потом тебе это припомнят да накажут, и противник твою слабость заметит и всё равно, в конце концов, в одиночку «отметелит».

Вот и пал выбор у Господнего совета Батюшки Великого Новгорода на Андреевскую бригаду. А что? Гениальная мысль, надо сказать, и Ганзу не обидели – прислали воинскую подмогу союзнику, и датскому королю показали, что Новгород в глобальном противостоянии с Данией как бы ни заинтересован, но и острые зубы он всё равно для врага имеет.

Княжья же дружина или многотысячное ополчение остались на своей земле, а то, что три или четыре сотни на ратное поле вышли, так то, для понимания некоторых, что у Новгорода, дескать, память хорошая, и он любое зло помнит. И тот дерзкий рейд датских корсаров на своей земле не позабыты, и притеснения новгородских купцов, захват их ладей, убийство команд, да и много ещё чего недоброго, что было. А если будет нужно, то новгородцы, ведь могут ударить по врагу уже и по серьёзному, да ещё и всем своим войском навалятся. Поэтому лучше было бы Вольдемару с ними не ратиться и не вредить с таким трудом, выстроенным с русской республикой отношениям.

– Ты только сам уж шибко там не рискуй, Иванович, – виновато потупив взгляд, проговорил Ярослав Всеволодович, – Я бы и сам, поверь, с удовольствием всю свою дружину бросил в битву на спесивых данов. Давно уже пора им было укорот дать! Постоянно они свои острые зубы на наши Ижорские земли и Копорье за этой своей Нарвой точат. Но что тут поделаешь – политика, етить её через коромысло! Не волен в полной мере я в своих заграничных походах. Пока не одобрил Господний совет, только и остаётся, что меч свой точить да ждать, когда какой враг сам к нам в гости пожалует. Хотя, по секрету тебе скажу, что грядёт в недалёком будущем и для нас большое дело. Уж больно финские племена Суми и Еми в последнее время распоясались. Науськивают их на нас Свеи, вот те и лезут с набегами на Ладогу, да наших союзников, Карел, на их же земле вырезают. Так что, береги себя и людей, грядёт нам с тобой ещё одно общее дело. Пока же, только тебе выпала честь встать под русским знаменем в далёком заграничном походе. Знаю, что своей доблестью твоя бригада не посрамит честь всего нашего воинства, а токмо покроет себя ещё большей славой на иноземном бранном поле. В том надеется и Господний Новгородский совет, и об этом шлёт тебе грамоту, на право держать оружие за союзников от его высочайшего имени.

– Значит, в своём выборе способа боя я могу смело выступать как свободная военная сила от новгородцев? – уточнил Сотник.

– Хм…Ну, если это не противоречит или не вредит общему плану наших ганзейских союзников, то, думаю, что можно,– задумчиво ответил Новгородский князь и отхлебнул кваса из большой глиняной канопки, – Эх и хоро-оший квасок, ударяет в носок, экий же резкий он у тебя, – ухмыльнулся князюшка.

– А насчёт твоего вопроса, понимаю я тебя, Андрей Иванович. Бережёшь ты своих людей как никакой другой из воевод и, небось, не хочешь, чтобы их на убой выставляли по дури, али ещё по какому другому злому умыслу. От немчуры-то этого вполне себе можно ожидать. Союзнички, етить! Морокотники! Чтоб им! (люди без понятия – старорусское ругательство). Всё бы им чужими руками жар загребать! Так что, ты, пожалуй, делай, как считаешь нужным. Новгородцы вообще испокон веков своим своенравием славились, о том-то уже давно все знают, поди. Ну, уж «не зарывайся» совсем-то, конечно, всё по уму должно быть, без дурного озлобления. Да не мне тебя учить Иваныч. Тебя учить – только портить, как ты сам говоришь! – и весело рассмеялся правильной пословице.

– Когда выдвигаться, какими силами и на чём? Морских судов у меня нет, князь, –уточнил Сотник, понимая, что дело об участии в дальнем походе бригады в новгородских верхах, в общем-то, уже решённое, и оставалось только подчиниться, да подготовиться к его выполнению.

– Ну, что же, вопросы правильные, – качнул головой Ярослав, – Времени на раскачку у тебя нет, Иванович. Вот-вот где-нибудь в Северо-Германских землях может состояться главная битва соперников, и там наше присутствие, как я уже ранее говорил, будет крайне желательным. Поэтому, собирай свои силы и тремя-четырьмя сотнями выдвигайся поскорее за Новгород к самой Ладоге. Там уже у одной из укромных пристаней, в устье речки Оломна, впадающей в Волхов, тебя будут ждать четыре снаряженных для дальнего морского плавания ганзейских когга и ещё несколько быстроходных ладей. Команды на них большей частью наши, новгородские, из тех проверенных ушкуйников, что постоянно морским разбоем в наших же интересах промышляют. Есть там и опытные ганзейские мореходы, что постоянно по Варяжскому морю ходят, да и все премудрости этих дальних плаваний постигли сполна. Вот этими-то самыми коггами и ладьями вас по Волхову, Ладоге и далее по реке Неве к морю-то и доставят. Тяжёлого товара у вас в трюмах не будет, так что, пожалуй, пройдёте вполне, осадка, думаю, вам это позволит. Ну а дальше уже по морю мимо Готланда, да прямиком в Голштейнские земли. Морем идти вам, конечно, сторожко нужно. На Балтике сейчас вовсю кипят сражения. Датский флот берёт на абордаж или же топит всё, что только увидит. А крупные его силы рыщут у самых наших восточных побережий и перекрывают там всё. Боятся даны нас пропустить, ох, боятся! Держат на заметке, что мы большими силами можем прорваться на помощь союзной Ганзе. Вот и ведут разведку да поиск, дабы упредить нас и утопить, не подпустив к союзнику на запад. Так что, ты подумай хорошенько, посоветуйся там на месте со шкиперами, как можно было бы удачней пройти в германские земли. Ну и самое главное. В помощь и для какого совета на чужбине, к тебе от Новгородского посадника определён купец первой Ивановской сотни Строков Путята.

И, увидев, как заулыбался Сотник, усмехнулся довольно:

– Знаю-знаю, как вы дружны с ним, знаю. Вот и ладно! Специально у Господнего совета для тебя его выпросил, да он и сам был тому рад радёшенек.

– Стало быть, все вопросы по провианту, или по какой другой хозяйской части вы с ним там сами и решите. Сей муж в походе может быть тебе и в посольских делах шибко полезен. Знакомства с готланскими и ганзейскими купцами у него весьма обширные. Чужеземными языками он искусно владеет. Средства опять же ему на ваш вояж новгородская казна без скупости отмерила. Теперь ты только тряси его, да обирай там, как липку,–и князь снова рассмеялся.

Всё Андрею было ясно. И высокое начальство, закончив трапезу, вышло из бань. Пришло уже время отдыхать дружине. И так ведь притомились сердешные, ожидаючи. Вон заместитель Андрея по тылу, Лавр Буриславович, уже в который раз, эдак хитро так в трапезную заглядывает, как бы невзначай проверяя – а не надо ли ещё чего поднести гостюшкам? А то, может, уж засиделись там высокие господа? Так-то для вас в господской избе уже и хмельной стол после доброй баньки ждёт – дожидается. Да и еда не в пример вот этой закуске весьма богатой и обильной на том столе будет.

Но вот вскоре и весь банный комплекс наполнился громким хором сотен мужских голосов, восторженными криками дружинников, плеском воды в бассейнах, да хлёсткими ударами веников из парных. Пошла жара! Дружина отдыхала после дальнего перехода в невиданном пока досель чуде – в Андреевских термах. Будет что, потом рассказать у себя дома!

Глава 4. Гарольд Волосатый.

Гарольд Волосатый второй месяц бороздил просторы Восточного моря. Это был уже его второй выход после того года, что был дан королём Вальдемаром II на поправку от ран и приведение в порядок своих дел в жалованном лене Вайлефьёрда (землях, жалованных вассалу на условиях несения им службы).

Время и деньги, жалованные из королевской казны, были потрачены не зря, и под командой опытного морского волка были теперь три прекрасных боевых судна, сработанных на лучших верфях в Роскилле, а так же быстрая и маневренная дозорная ладья.

Первый весенний выход дал неплохую добычу в три жирных ганзейских торговых когга и пяток рыбацких лодок, которыми викинги так же не побрезговали. Большая часть от захваченных команд пошла, кормить рыб, кого-то продали в рабство, были и такие, кто через кровь своих бывших товарищей вступил в команду данов. Но таких всё же было немного, ведь если ты предал один раз, то где гарантии, что не предашь и в другой, но уже теперь и своего нового хозяина. Поэтому обычный исход в абордажной схватке у проигравшего был – пасть на палубе в бою или быть сброшенным за борт. Товар же из трюмов добычи перекочевал к победителям. Парочку судов в качестве приза даже удалось привести домой и выгодно их продать в столичной бухте.

Команда Гарольда была довольна: «Наш свёрнутый нос удачлив. С таким капитаном серебряные всегда будут водиться в кошелях, а лучшие девки будут довольно визжать, сидя у нас на коленях», зачастую похвалялись они, сидя в приморских тавернах и кабаках. Так что, проблем с набором в команды у «Волосатого» не было.

Не успели ещё отдохнуть от весеннего рейда, как в июне на общем королевском сборе капитанов поступил высочайший указ:

«Всему датскому флоту выйти в море. Восточное (Балтийское) море отныне объявляется Датским. Все суда, следующие по нему, досматривать. Не имеющих королевской грамоты – разрешения на плавания в Датском море, конвоировать в порты Дании. Суда, отказывающие подчиниться: имени короля – захватывать или топить. Команды предавать скорму суду на месте. Суда Ганзы или её союзников захватывать, команды же предавать смерти незамедлительно. Весь захваченный товар предавать для учёта и выделения причитающейся доли в главной королевской гавани Роскилле и в Ревеле-столице Эстляндского герцогства.»

Летом 1227 года от Рождества Христова на море и на суше начались ожесточённые боевые действия. Капитан и предводитель морского отряда Гарольд Волосатый очень надеялся, что сможет сейчас, как и два года назад после того памятного рейда в русскую Гардарику (Русь), снова выделиться и доказать своему королю, что он, потомок славных викингов, достоин гораздо большего, чем быть простым капитаном морских разбойников. Были и свои личные мотивы в этой войне у пирата. Уж больно скверные слухи ходили в последнее время среди падких до славы конкурентов, что, дескать, совсем уж и не славен был тот недавний поход на русский восток. И, якобы, свою основную команду он попросту бросил там, на убой и в плен к новгородцам. Да и раны свои получил он в позорном бегстве от какого-то там русского сотника, а вовсе не в победном сражении, как докладывал королю».

В золоте недостатка не было. Золото давало покровительство главного морского министра Герхарда. Вот и сидели в королевской крепости Кёге у пролива Эресунн в цепях его бывшие подчинённые, однорукий Хаук и Гюнтер. Зря они, вернувшисьиз новгородского плена, попытались, было, найти правду и призвать к ответу своего бывшего капитана. Знал «Волосатый», правда – она всегда на стороне того, у кого тяжелей кошелёк. Ещё немного и вернётся он со славой да с богатой добычей из дальнего похода. Передаст, кому нужно, золото и не станет тех, кто захочет искать ненужную здесь никому правду.

«Всё в этом мире покупается и продаётся, только лишь всё дело в цене» – именно так и думал Гарольд, выходя всвоё новое плаванье. Участок для патрулирования ему был определён как обширный треугольник с вершиной у шведского острова Утё. Восточными же и западными границами его были крупные острова Швеции Готланд и Эланд.

– Ну что, Олав, я же говорил, что мы и в этот раз вытянем для себя хороший жребий? – усмехаясь, проворчал капитан, глядя с прищуром на своего первого помощника. Всего-то десять марок серебра, и командир восточного крыла Эрик Могенсен отдал нам такой жирный кусок на прокорм. Уж в нашем-то треугольнике всегда найдётся, кого пощипать. Тут сходятся морские пути из Готланда в Любек, Кёльн и Гамбург, а из Ливонии купцы везут свои товары в Швецию. Но самое главное, именно тут или немного южнее проходят суда в русский Новгород, и ещё далее, через него, по рекам и волокам на знойный юго-восток. Чего только не перевозят они в своих трюмах, Олав! Одни только шелка и специи, только подумай, чего стоят! А драгоценные меха с русского севера!

– Самое главное тут что? Это быстро вырезать команду, не дать им вцепиться в тебя, а то уж больно они кусачие порой бывают, сам по себе знаю,– и Гарольд, нахмурившись, непроизвольно погладил свою руку.

– Да, надо всыпать дозорным посильней, чтобы не спали на мачтах, не то прозевают и купцов, и боевые суда руссов. Не очень-то я верю в эти басни, но кто ж его знает, вдруг их флотоводец и вправду окажется настолько хитрым, что поведёт свои суда таким необычным путём вдоль побережья Швеции. Проскочат, пропустим их – все на реях или в подвалах королевского пыточного замка окажемся! – представив такую картину, Волосатый передёрнул плечами и истошно заорал на дозорного, сидящего в «вороньем гнезде» мачты.

– Трюггви! Карась ты снулый! Зорче смотри в море! Опять там дремлешь, рыбий потрох! Спустишься вниз, я тебя лично как следует, выпорю!

– Я не сплю, капитан, простите, капитан! –заверещал худенький и забитый вечными понуканиями и придирками юнга, – Вот только что по правому борту чайка пролетела, а в дали, по левому борту пенистый бурун от ветра пошёл. Я всё внимательно смотрю и стараюсь, капитан! – продолжал причитать, поскуливая, малец.

Его уже два раза за это плавание беспощадно выпороли в назидание всем остальным, и третий мальчишка бы просто не выдержал, и так уже покрытый коростой ран от такой вот жестокой науки.

Порядки в датском королевском флоте были суровые. Власть капитана была деспотичной и непререкаемой. Он легко и просто мог казнить любого, за какой-нибудь проступок в море, ну а уж выпороть, тут уж как говорится – что воды попить.

Всё на судне подчинялось строгому распорядку: вахты, работы по поддержанию порядка в плавании, приёмы пищи или отработка приёмов захвата противника.

У каждого из команды в плавании, кроме основной судовой, было ещё и своё боевое дело.

Кто-то был хорошим стрелком: лучником или арбалетчиком.

Кто-то далеко и точно метал абордажные крючья-кошки, чтобы затем подтянуть к себе судно-добычу.

У кого-то из самых сильных и отчаянных головорезов была в бою роль передового тарана: перемахнуть, закованным в железо, с борта на борт, метнуть на лету тяжёлое копьё или топор да врубиться с ходу в противника, разрубая мечом или секирой щиты, доспехи и пока что ещё живую плоть.

Дело же Трюггви Карася было маленькое – ему нужно было пошустрей подносить арбалетные болты и стрелы тем стрелкам, что занимали «воронье гнездо» на мачте во время боя, и вели оттуда сверху прицельный обстрел. На большее в бою он пока не годился. Ну а в обычном плаванье предстояло ему висеть в этом «гнезде» между небом и палубой, пронизываемым до дрожи всеми ветрами насквозь, да вглядываться зорко вдаль, в надежде заметить далёкий парус на горизонте. Такие вахты Карасик делил со вторым дозорным юнгой Нудом (узел-дат.), и там, наверху, несмотря на холод, ему было гораздо комфортнее, чем внизу. Под облаками хотя бы не приходилось уворачиваться от постоянных тычков и затрещин, да ещё не нужно было вечно мыть и скрести эту смолистую палубу да полы в каютах и в вонючем, пропахшим ворванью (варёным жиром морских млекопитающих), трюме. Но выбора не было. Не стало его с того самого дня, как привёл его отец к хозяину родного Вайлефьёрда, не имея возможности расплатиться с многочисленными долгами семьи. Вот с этого самого момента и до самого скончания хозяина – «Волосатого», он теперь его личная собственность и просто говорящая вещь. Трюгви опять вспомнил родительскую рыбацкую лачугу у побережья, растянутые для просушки сети и играющих в песке, одетых в сплошную рванину, братишек и сестрёнок. Мама, наверное, опять поставила на очаг большой глиняный горшок с рыбьими хвостами да головами, закинула в него пару щепоток муки и пучок крапивы с лебедой. Помешивает теперь всё это варево своей длинной деревянной ложкой да выходит время от временина крыльцо и, приставив ко лбу ладошку, вглядывается с надеждой в морскую даль. «Что-то задержались сегодня рыбаки с утреннего лова, не случилось бы чего! Море, оно ведь такое, и кормит рыбаков, и само обильно себе их жизни забирает…»

От нахлынувших воспоминаний у мальчугана сами собой навернулись слезы, и он смахнул их с ресниц.

Не дай Бог хозяин увидит, или Бьёрн Одно Ухо, старший абордажной команды, злющий медведеобразный детина. Тогда быть ему опять непременно поротым, а то и вообще могут в море выкинуть за нерадивую службу. И проморгавшись, Трюгви пристально обвёл взглядом море. Всё вокруг было пустынно, серые волны сливались вдали с небом, и дозорный, заканчивая осмотр правой стороны, начал уже поворачиваться к корме, когда у теряющейся линии горизонта, на самой границе восприятия, ему показалось, как будто бы там что-то мелькнуло. Может, это просто чайка пролетела, или же волна вспенилась под свежим ветерком? Карасик, как только мог, напряг своё острое зрение. Нет, по правому борту, в заднем его секторе, явно что-то виднелось, и это была точно не чайка и не какой – нибудь там пенный бурун. Парус! Да, именно его только что заметил глазастый юнга. И вытянувшись в сторону цели, Трюгви в волнении закричал: «Вижу парус! Парус по правому борту, там, ближе к самой корме!»

Все на судне мгновенно бросили свои дела и выстроились у борта, пытаясь хоть что-нибудь разглядеть в серой дали. Но тщетно. Даже забравшиеся на мачту второй дозорный Нуд, и считавшийся самым глазастым в команде Ульф (волк-дат.) не смогли ничего там разглядеть.

– Тебе всё пригрезилось, маленький негодник! – разъярившись, заорал Гарольд.

– Ну, теперь я точно с тебя шкуру спущу, а ну быстро слезай из гнезда! –и он потянулся за линьком, тонким смолёным канатом из пеньки, который зачастую применялся для наказания провинившихся.

– Подожди, капитан,– тихо проговорил старший рулевой, седой и умудрённый жизненным опытом Фроуд Треска.

– Выпороть мальца ты всегда успеешь, а вдруг он действительно настолько зорок, что видел парус и, протянув время, мы спугнём нашу добычу. Я бы на твоём месте пока не спешил с наказанием, а занялся бы делом, – и, покачав головой, он пошёл на корму к рулевому колесу.

Волосатый, было, вспыхнул, собираясь отчитать лезущего не в своё дело старика, но затем задумался. Ведь в его словах действительно был определённый резон. Ну что же, с наказанием можно будет пока и повременить! Главным сейчас было не спугнуть и не упустить такую долгожданную добычу!

– Убрать парус! Передать сигнал на остальные суда «Ложиться в дрейф и затаиться!». Всем вести наблюдение за морем!

На соседних с флагманским «Драконом», «Змее», «Вороне» и дозорной ладье, «Стрела» так же поспешно спустили паруса, и все суда мерно закачались на волнах.

Минута проходила за минутой, но ничего не менялось, горизонт всё так же оставался чист, и капитан уже снова начал терять терпение, когда вдруг с верхушки мачты раздался резкий крик Ульфа.

– Вижу парус! Капитан! Карасик был прав, судно идёт именно там, где он и сказал.

– Хм, – хмыкнул Гарольд, –Похоже, на сегодня порка отменяется. Маленький негодник не соврал.

– Ну-ка посмотри там повнимательней, паршивец, может быть, ты еще, что-нибудь там увидишь!?–и дозорные уступили место малышу.

– Вижу чётко два паруса, хозяин! Идут тем же курсом, что и раньше! –тонким голоском пропищал Карасик.

– Ну а какие паруса ты видишь? Что за корабли там вообще!? – снова прорычал капитан.

– Нет, хозяин, этого пока не разглядеть. Слишком уж они далеко от нас.

– Толку-то от тебя, негодник! – проворчал Гарольд, – Кого мне тут ждать вскоре, и к чему вообще нужно готовиться?

Капитан, конечно же, был не прав, и это на судне понимал каждый захудалый матрос. Зоркий глаз дозорного очень ценился в старину, в отсутствии тогда всякой оптики. И маленький забитый Карасик сразу же поднялся на несколько пунктов в глазах у всей этой отчаянной команды. Ведь каждый понимал, что зоркий глаз – это лишний шанс не упустить свою добычу на бескрайнем морском просторе, да и удрать всегда легче от более сильного противника, заметь только ты его вовремя.

Но и интерес капитана был не праздным. В Восточном (Балтийском) море только недавно отошли в прошлое те типы судов, на которых отважные мореплаватели викинги совершали свои опустошительные набеги на всех тех берегах, докуда только они могли добраться.

Основными кораблями для набегов у них были стремительные дракары. Для перевозки же товаров и грузов предназначались более вместительные, но и медлительные, неповоротливые – кнорры. Суда эти могли ходить как под парусом, так и с помощью гребных вёсел. Грузоподъемность кнорров была около 30 тонн. Дракары перевозили груза гораздо меньше, но их главным достоинством были скорость и мореходность – это воистину были волки северных морей!

Многие народы брали в пример принципы судостроения у викингов. Но с накоплением опыта и под давлением объективных причин, а именно необходимостью в перевозке больших грузов на большие расстояния, совершенствовались как суда, так и сама наука судостроения у всех приморских государств средневековья.

Самым совершенным на тот момент был Ганзейский тип судна – Когг.

Это было высокобортное, палубное и одномачтовое, а позже и двухмачтовое судно с мощным и широким корпусом. Характерная особенность коггов были навесной руль и прямые штевни (брус в оконечности судна), сильно скошенные к линии киля.

Длина этого судна была около 30 метров, ширина их – семь, восемь, а порою и девять метров. Не зря слово Когг происходило от немецкого «кугель» то есть шар, а во фризском она так и вовсе означало «бочка». Отсюда и видимое достоинство такой конструкции – перевозка как можно большего груза и неплохая мореходная устойчивость. При своей осадке в три метра, грузоподъемность ганзейца составляла до 200 тонн. Огромный рывок, согласитесь, с 30, как у того же дедушки – кнорра.

Рейковый прямой парус площадью в 180-200 м² поднимался на высокой мачте, составленной из нескольких собранных и подогнанных в единый ствол бревен. Кормовая надстройка (ахтеркастль) была конструктивно связана с корабельным корпусом. На ахтерштевне крепилась платформа с зубчатым ограждением. Кормовая площадка занимала около половины длины судна. Под ней располагались помещения, имеющие вход с палубы, и жилые каюты. В бортовых стенках кают иногда прорубались окна. Форштевень заканчивался наклонной мачтой – бушпритом, служившим для растяжки паруса спереди.

На кормовых и носовых надстройках, представляющих собой своего рода небольшие крепости, располагались стрелки: лучники и арбалетчики. Когги Ганзы оказали большое влияние на развитие парусных судов во всей Северной Европе. Принципы же работы средневековых ганзейских верфей взяли затем за основу и многие другие морские страны.

Основным новгородским типом судов этого времени были ладьи – однодеревные долбленые суда, с наращенными по краям бортами и одним прямым парусом. Проблема была в том, что найти настолько большое дерево было редкостью, поэтому новгородские ладьи были максимум 15 метров в длину и три-четыре в ширину, а высота их борта была не более двух или трёх метров. Соответственно, и грузоподъемность их не превышала 50 тонн, серьёзно уступая в этом коггам. Зато неоспоримым их преимуществом была возможность проходить по более мелководным путям, заходить из моря в реки и перемещаться «посуху» волоками. Важным преимуществом была их хорошая мореходность и большая, в сравнении с другими судами, маневренность.

Датское боевое судно по своему типу и характеристикам было ближе к ганзейскому коггу, взяв, что-то и от кораблей предков–викингов. Уступая по грузоподъёмности ганзейским судам, оно значительно превосходило их по скорости и по маневренности.

Судно имело обшивку внакрой, резко скошенный форштевень и навесной руль. Мачта у него ставилась посредине и удерживалась крепкими снастями. Рей (горизонтальный брус), опускавшийся на палубу, нес большой прямоугольный парус, на котором можно было брать рифы, то есть при необходимости уменьшать или увеличивать площадь паруса, подвязывая его нижнюю часть.

На брусе форштевня крепился треугольный помост с зубцами для размещения стрелков. Боевая палуба занимала около половины длины судна и поднималась над основным корпусом на прочных стойках. В носовой и кормовой части датские суда украшались стилизованными изображениями животных, зачастую драконов, как у их предков викингов.

Корабль был палубным, и на люке трюма зачастую помещали шлюпку. На мачте выше рея крепили "воронье гнездо" для наблюдателей и стрелков. Клотик мачты (самый её верх) обычно венчало изображение креста или флаг.

Приближавшиеся к датчанам суда явно не были ганзейскими торговыми коггами. Паруса их были гораздо меньше, да и размером корпуса они им значительно уступали. При внимательном рассмотрении эти суда более всего походили на ладьи с наращенными бортами. В любом случае это была добыча, и теперь никак нельзя было её упустить.

– Всем быть наготове! Скоро эти корыта приблизятся и заметят нас даже уже без паруса! – выкрикнул капитан, – По моей команде, как только они резко изменят курс, быстрее поднять парус и пуститься вдогон! У нас ход гораздо быстрее, и уже до вечера мы отправим их команды на дно, кормить рыб.

И, действительно, примерно через час нервного ожидания ладьи вдруг резко сменили курс, развернувшись к востоку.

– Поднять парус! Рулевой, бери мористее, у нас преимущество в большом парусе! Мы их легко за пару часов нагоним! Абордажной команде готовность при приближении, не спешите пока в броню облачаться, мы ещё побегаем за этими зайчиками!– и Гарольд весело оскалился.

В действительности, погоня много времени не заняла, и уже через два часа из «вороньего гнезда» мачты по ближайшей ладье ударили два лука и арбалет. Ещё десять минут хода, и добыча, сбросив парус, покорно закачалась на волнах. На её палубах царила суета и смятение. Высокий широкоплечий мужчина, как видно, старший на судне, сложив ладони, рупором прокричал на немецком.

– Мы мирные торговцы из Ливонии, плывём с грузом кожи в Готланд, в его главную гавань Висбю. Ливонцы всегда уважали и признавали власть датского короля в этих водах. Чем мы прогневали вас? За что вы преследуете и обстреливаете наши мирные суда?!

Волосатый, стоя в кормовой надстройке, надел на голову свой блестящий шлем и прорычал в сторону ливонца:

– Мне плевать, что вы там признаёте или не признаёте, грязные ливонские собаки! Что вы, что эти грязные готландцы, к кому вы там сейчас идёте, в последнее время слишком много о себе возомнили! Вы только и делаете, что плетёте заговоры против моего достойного короля да гадите исподтишка славой датской короне! Всем сейчас же сложить оружие и выстроиться у кормы! Кто не подчинится, тому немедленно смерть!

И уже своей абордажной команде, что выстроилась в полной готовности и при оружии по правому борту:

– Секите всех! Нам некогда возиться с пленниками и незачем их кормить!

– На абордаж!

Действия абордажников у Гарольда были отработаны и отшлифованы как надо. И уже через пять ударов сердца, на палубы торговцев по перекинутым мосткам ринулась, размахивая боевым железом, ревущая орава с «Дракона» и «Змея». Никакого сопротивления, надеющиеся на снисхождение ливонцы, не оказали, и уже через пять минут с ними всё было кончено. На палубе захваченных судов лежала изрубленная команда, и оставалось только выбросить её за борт да замыть большие лужи крови.

– Фрост, приберитесь там у себя, и оставь на своей захваченной ладье призовую партию в десять человек. Пусть идут в паре с моей, к ближайшей гавани Датской Эстляндии. Тут ходу-то всего три дня будет, а мы пока продолжим патрулирование, – отдал распоряжение второму капитану со «Змея» командир отряда.

И уже для своей команды:

– Всё здесь прибрать, чтобы чище, чем на трофее «Змея», было!

– Олав, выделишь десятерых бездельников на это корыто. С кож много серебра не возьмёшь. Ну да, с паршивой овцы – хоть шкуры клок, уж что-нибудь да капнет в кошель. Да и сами торговые суда тоже денег стоят. А мы продолжаем плавание дальше. Заходим северней Готланда и держимся ближе к берегам Швеции!

Глава 5. Заботы короля Швеции.

Для королевства Швеции первая половина ХIII века была временем смут, мятежей и междоусобиц. За верховную власть с переменным успехом и кровопусканием конкурентам боролись конунги из трёх могущественных родов: Стенкиля, Сверкера и Эрика.

Во внешней политике шведы признавали верховенство на Балтике датской короны, однако старались проводить и свою независимую политику, прекрасно понимая, что с данами шутки плохи. Стоит только довериться этим потомкам викингов, и мигом станешь их самой захудалой провинцией, ещё и предварительно ограбленной подчистую. Одно радовало. Сейчас Вальдемару II было явно не до Скандинавии. Он был полностью занят войной с Ганзой и с её союзниками.

У короля Швеции Эрика ХI Шепелявого было сейчас несколько забот. Самой главной из них было укрепление своей власти в королевстве. И, будучи бездетным, задача эта представлялась ему далеко не из лёгких. Нельзя было забывать, сколько претендентов на верховную королевскую власть в стране только и ждали случая, чтобы её заполучить.

Мать Эрика, дочь датского короля Вальдемара I и его жены Софии Владимировны Новгородской, кроме сына, родила мужу ещё и трёх дочерей: Марту, Ингеборгу и Софию. Все герцогини были пока не замужем, и можно было бы уже серьёзно подумать, как использовать их перспективное замужество для укрепления своего весьма непрочного положения на шатающемся троне. Да и с появлением племянников посмертная передача власти в руки своей же линии рода представлялась королю вполне даже разумной. Главным тут, конечно, было, чтобы родные сестрёнки с племянниками не оправили бы его на тот свет пораньше, чем планировалось. Но до этого ещё было далеко, а вот присматривать перспективную партию в королевских дворах Европы следовало уже сейчас.

Ещё одной заботой правителя было желание и возможность прирастить новые земли к королевству. Да и вообще, следовало направить кипучую энергию своих подданных на кого-нибудь из внешних врагов, дабы найти им применение в войне за родную корону, но никак не во внутренних разрушительных для страны мятежах да склоках. И идеальным направлением для такой экспансии представлялось Эрику восточное направление. По ту сторону Ботнического залива лежали языческие земли Тавастланда, населённые финскими племенами Суми и Еми. За ними же лежали земли племени Корелы, а следом уже богатые русские земли Новгорода. Ярлы, крупные шведские феодалы и католическая церковь – все они, каждый по-своему, были заинтересованы в большом походе на восток.

При всём при этом никак нельзя было допустить ухода из-под власти шведской короны и своих исконных земель. Особенно это касалось Готланда, огромного острова, лежащего к югу от материковой Швеции, примерно в ста верстах.

Жители Готланда вели активную торговлю и занимали ведущие позиции в посреднической торговле на Балтике между Восточной и Западной Европой.

На побережье острова существовала целая система удобных гаваней, которая в русских летописях называется Готским берегом. Готландские купцы имели свой гостиный двор в Новгороде, а в 1161году вообще заключили договор с Саксонским герцогом Генрихом Львом относительно режима торговли на Готланде и в немецкой Голштинии.

Готландцы рано подчинились верховной власти шведского конунга (произошло это ещё до конца IХ века), которая со временем только всё более и более усиливалась. Так, в обмен на торговые привилегии в материковой Швеции и на других островах королевства они приняли на себя обязанность платить ежегодный налог казне и после христианизации участвовать в военно-морском ополчении Швеции-ледунге. Но во всех внутренних делах островитяне сохраняли пока полную самостоятельность. Верховным органом готландского самоуправления был альтинг «всеобщий тинг гутов, то есть собрание всех людей», который концентрировал в себе высшую власть на Готланде со всеми такими её аспектами, как суд, налоги, военное дело, внешняя и внутренняя политика, законодательство.

На этот остров издавна с аппетитом поглядывала владычица морей Дания, прекрасно понимая, что откуси она у Швеции такой завидный кусок да размести в его гаванях свой военный флот, и тогда вся восточная Балтика была бы у неё под контролем. Оставалось только дело за малым – разбить Ганзейский союз, и тогда уже никто не посмеет отвергнуть её притязания.

– Собирайся, Марта, пришло время навестить этих своенравных гутов. Островитяне должны раз от раза видеть своих властителей, чтобы не забывать, под чьей они там короной живут, – напутствовал свою сестру в зале королевской резиденции столицы Упсалы король Эрик.

– Поприсутствуешь там на их главном тинге в качестве почётного гостя. Помолишься в кафедральном соборе святой Марии в главном городе Висбю. Его что только что недавно отстроили там с таким размахом, глядишь, и пошлют тебе небеса завидного жениха. Пора бы уже! – усмехнулся король, глядя на высокую и стройную голубоглазую девушку с длинными светлыми волосами, собранными в тугую косу.

Марта, словно яркий весенний цветок, была полной противоположностью своему болезненному венценосному брату.

Прозвище Эрика ХI «Шепелявый» восходило к строкам рифмованной «Хроники Эрика», в которой говорилось, что «конунг нетвердо владел языком, был шепеляв, да к тому же ещё и хром». Очевидно, он страдал от рождения травмой головного мозга, которая и вызвала дефект речи и его хромоту. Красота же сестры на фоне короля только подчёркивала все её достоинства. Но надо сказать, что, кроме физических достоинств, Марта обладала ещё и живым умом, знала несколько языков, читала труды античных авторов и вполне себе могла поддержать спор о различиях во взглядах двух древнегреческих философов Аристотеля и Платона.

По меркам средневековья, она была уже совсем взрослой. Ей шёл двадцать третий год, но, как видно, обременять себя узами брака герцогиня вовсе не спешила, и уже далеко не первый претендент на её руку, сердце и приличное приданное уходил восвояси в конфузе и в смятении. Язычок у герцогини был острый, а выставить на посмешище высокородных и чванливых болванов у неё получалось превосходно.

– Эрик, ты же знаешь, что я не стремлюсь к замужеству. Имей ввиду, если ты ещё раз пришлёшь свататься ко мне очередного набитого дурака, я просто уйду в монастырь. И знай, что Архиепископ меня поддержит. Уж он-то будет очень рад заполучить к себе такую высокородную и скромную монашку, – театрально закатив глаза, с придыханием проговорила хулиганка.

– Боюсь, сестрица, что с такой послушницей из монастырского прихода, напротив, все монашки с послушницами разбегутся. Да и у нашего Архиепископа терпение не настолько крепкое, чтобы спокойно терпеть все твои взбалмошные выходки, – проворчал король, – Всё это славянская кровь нашей бабушки! Так что, держи себя в руках, сестра, и веди как подобает особам королевской крови! По поводу же твоему замужества, долго тянуть я тоже не намерен. Мне нужен наследник из нашего рода Эриков, чтобы укрепить центральную власть и не ввергнуть страну в пучину хаоса и кровавой междоусобицы. А ты, как и все остальные сёстры, должна мне в этом помогать! Неужели непонятно, что возьми власть в свои руки люди родов Стенкиля и Сверкера, то вас в первую очередь предадут смерти как первых конкурентов на верховную власть?! – прошипел разозлённый король.

Марта приблизилась, обняла брата и погладила по голове. Она на два года была его старше, и, рано оставшись без матери, искренне его жалела и любила.

– Хорошо, Эрик, не злись, я буду покорна своему королю и постараюсь ему помогать во всём, обещаю, – покладисто прошептала на ухо Марта, –Только не спеши меня выдавать замуж, ты же не хочешь сделать свою сестру несчастной.

– Хорошо,–вздохнул король, – Будь, по-твоему, а я пока не буду спешить. Может быть, судьба услышит мои молитвы и сама пошлёт вскоре тебе достойного избранника.

– Когда отправляться на Готланд, король? – Марта отошла и слегка склонила голову, подчёркивая этим уважение и покорность брату.

– Думаю, через неделю, если не подведёт погода. Возьми с собой Ингеборгу. Девочке скоро исполнится шестнадцать, и ей пора бы уже начать заниматься делами семьи. Может быть, хотя бы она не заставит своего брата волноваться о продолжении рода? –и он с иронией посмотрел на старшую сестру.

– Я буду только рада, Эрик, только рада! – мило улыбнулась Марта, –Мне кажется, в её жилах течёт гораздо меньше славянской крови, чем у меня! – и они уже вместе совершенно искренне рассмеялись.

Глава 6. На Оломне.

Андреевские ладьи, пройдя по озеру Ильмень и выше по Волхову в ветреную и безлунной ночью, стремительно проскочили через Великий Новгород, не останавливаясь. По левую руку через пару вёрст хода тайно высадили возле речки Питьба два звена пластунов с десятником Родькой и взводным, прапорщиком Саватеем во главе. Остались с ними и двое подростков из третьего курса воинской школы Митяй и Марат. В том деле, для чего высаживали пластунов, их помощь была совсем не лишней. После этого, караван судов пошёлпо реке ходко дальше. Нужно было как можно быстрее проскочить ещё более двух сотен вёрст вверх по Волхову, где в устье речки Оломна их уже давно ждали.

Не доходя около восьми десяток вёрст до Ладоги, ладьи зашли в укромный затон, в котором виднелась приличных размеров пристань, а на берегу высились какие-то строения. Причалить помогала пара местных лодочек лоцманов, и речные ладьи бригады буквально «в притирочку» встали рядом с казавшимися такими огромными, пришвартованными к пристаням морским коггам.

На берегу, освещённом факелами и жировыми светильниками, их уже ждали, и высыпающие на причал и берег сотни встречали приветственными шутками и здравницами сами хозяева и прибывшие сюда заранее Варуновские разведчики.

Сотник, вышедший по мосткам на берег в числе первых, сразу оказался в плену у медведеобразного, здоровенного человека с крупными и выразительными чертами лица.

– Андрюха! – стискивал его в объятиях Путята, – Ну, наконец-то! Заждались мы уже вас!

– Отпусти, оглашенный! –смеялся командир, – Задушишь ведь, медведище! Веди в избу, Селянович, расскажешь всё там, без лишних ушей.

И, обернувшись, отдал команду: «Старшим по разгрузке и размещению людей назначаю Лавра Буриславовича. Подпоручик, найдите местного хозяйственника, с ним всё согласуете по своей части и затем сразу же в штаб!»

– Прапорщик Боян, вам со своей ладейной командой разместить суда понадёжнее, прибраться, и уже потом можете все отдыхать. Время подготовиться к плаванию у вас будет ещё достаточно!

– Климент Петрович, отдай распоряжение по несению службы часовых в дозорах да секретах, и милости прошу к нам! – обратился Сотник к своему первому заместителю.

И уже громче ко всем:

– Штаб и командование бригады, прошу на совещание! Остальному личному составу привести себя в порядок, прибраться, поужинать и размещаться на постой! Мы тут надолго, ребята, отдыхайте! Думаю, хозяева о нас позаботились, и угостят, и разместят, как подобает, да и в баньке намоют, напарят…

Со всех сторон послышалось довольное ворчание сотен и команд, смешки да шутки. Долгое плавание в летний зной по рекам Полометь, Пола и озеру Ильмень наконец-то закончилось. И воинам можно было немного передохнуть перед дальним морским переходом.

В большой освещённой несколькими светильниками избе, превращённой по случаю в штаб, за столом сидели старшие командиры бригады, близкие сподвижники и друзья Сотника. От «местных» присутствовал сам представитель Господнего совета Батюшки Великого Новгорода, купец Первой Ивановской сотни и еще с детства друг Андрея, Строков Путята Селянович. С ним же рядышком сидели четыре шкипера с тех морских коггов, что сейчас были пришвартованы у местного пирса. Особняком недалече сидел ещё один незнакомый всем новгородец.

– Ну что, господа, начнём наш первый общий совет похода в таком вот составе? Давайте я представлю своих командиров, а потом Селянович познакомит с теми, с кем нам предстоит идти в дальний поход,– взял первым слово Сотник.

–– Мой первый заместитель, поручик Климент Петрович.

И перед всеми, сделав лёгкий поклон головой, привстал высокий русоволосый с большим выпуклым лбом и аккуратной седой бородкой ветеран. На плечах его серо-зелёной форменной, скроенной из плотного сукна и столь непривычной для местного времени куртки, лежали зелёные погоны с одной красной полоской кантом–посередине. На этих погонах виднелись три небольшие бронзовые звёздочки, а на груди блестел солдатский и офицерский георгиевские кресты – IVстепени с оранжево-чёрными колодками, серебряная медаль «за храбрость» I степени и красная планка «за ранение».

– Начальник штаба бригады, поручик Филат Савельевич.

С места поднялся невысокого роста крепкий черноволосый мужчина с глубоким вдумчивым взглядом. «Мозг бригады». Как видно, однако, в штабах он всё своё время не просиживал и его грудь так же украшали все те же боевые регалии, что и у предыдущего офицера.

– Начальник разведки, поручик Варун Фотич.

Со скамьи с кряхтением поднялся самый колоритный из всех четырёх заместителей Сотника. Был он веськакой-то «колючий», среднего роста, седой, с кустистыми бровями на сером обветренном лице, покрытым многочисленными шрамами. Серые, стального цвета глаза цепко держали всё вокруг и смотрели открыто с какой-то едва скрытой насмешкой. Сразу было понятно, что мужик он не простой, «тот ещё волчара – битый», оттого-то и «вся его шкура в шрамах».

Одежда его тоже выделялась среди повседневной формы Андреевцев. На форменной, как у всех куртке, поверх была накинута пятнистая, в серо-жёлто-зелёных разводах и с какой-то длинной бахромой накидка. На ногах виднелись такие же необычные штаны и обувка в виде ичиг или, как бы сказали в другие времена, индейских мокасин. В это же время или, вернее сейчас, это была стандартная обувь разведчика бригады, пошитая индивидуально для каждого из прочной и выделанной шкуры лося и идеально подходящая для бесшумного и мягкого передвижения по лесу. Наград у командира разведчиков видно не было, но у таких людей с этим проблем по определению быть не могло.

– Разрешите присутствовать! – в дверь зашёл заместитель комбрига по тылу Лавр Буриславович, – Люди размещаются, для них уже тут палатки и шатры натянуты. Начинают ужинать и готовиться к отдыху. Местный хозяйственник – крепкий мужик, сразу разгрузку судов взял в свои руки. Я там для контроля старшину Ждана оставил и сразу же к вам, – и присел по кивку Сотника.

– Как вы, господа, поняли, это мой четвёртый заместитель по тыловой и хозяйской части подпоручик Лавр Буриславович. Присаживайтесь, пожалуйста, продолжим знакомство.

Дальше были представлены командиры обережного и дозорного эскадронов Тимофей и Василий. Отдельной степной сотни Азат Хайдарович. Старшие судовой рати и ладейной команды: Молчан и Боян Ферапонтович.

– Ну что же, мои все. Познакомь и ты нас с уважаемыми шкиперами, Путята Селянович? Тебя-то я уж, извини, представлять, тут не стал. Мы все с тобой знакомы давно, а многие в своё время даже в походы вместе хаживали.

– Ну вот, –обиженно крякнул представитель высокого новгородского Совета, – Опять, как всегда, завистники задвинули и обидели самого слабого!

И все в избе искренне рассмеялись, глядя на этого пышущего могучим здоровьем черноволосого жизнерадостного богатыря. Обстановка в избе сразу стала проще, и некоторая напряжённость, какая бывает при встрече незнакомых людей, куда-то разом улетучилась.

– Управлять теми морскими коггами, что вы видели у пристани и что повезут нашу рать, будут надёжные и доверенные капитаны. Все они немцы по крови, но уже не первое поколение вслед за своими отцами, да дедами ведут морскую торговлю с нашим Новгородом. Имеют свои дворы у нас, где и проживают сейчас вместе со своими семьями. Не раз и не два уже выполняли они наши «особые» просьбы и поручения. Датчан они люто ненавидят, ибо лично от них пострадали. У кого отец, брат или сын от их злодейств пали, кто-то и лично с ними был ранен в схватке. Так что, я сим мужам полностью доверяю, чего и вам так же делать предлагаю.

– Ну, так я начну. Михаэль, капитан когга под названием «Pferd», по-нашему «Конь», самый старший и опытный из всех присутствующих шкиперов,– и с места поднялся худощавый степенный и уже пожилой мужчина. По его морщинистому и обветренному лицу можно было предположить, что он провёл в море гораздо больше времени, чем на берегу. Лицо его было скуластое и вытянутое, а нос с горбинкой придавали весьма харизматичное и суровое выражение.

– Дитрих, капитан когга под названием «Еnte» – «Утка».

На вид второй представленный капитан был полной противоположностью первому. Немолодой, но крепкий боровичок с маленькими глазками на весьма добродушном и круглом лице. Поднявшись, он улыбнулся и окинул присутствующих спокойным и уверенным взглядом. Крепкие руки и такое же обветренное, как у первого капитана, лицо говорило само о его профессиональной принадлежности. Впрочем, это касалось и всех присутствующих здесь моряков. Так сказать, это была их «визитная карточка».

Третьим и четвёртым капитаном были, соответственно, Курт и Зигфрид с «Barsch» – «Окуня» и «Wai» – «Кита». Эти капитаны были моложе первых двух и были похожи друг на друга. Впрочем, они действительно были родными братьями. Отец, в прошлом известный капитан Вальдемар Краузе, передал им по наследству своё дело вместе с крепкими коггами, а заодно с ними и горячую любовь к морю. И теперь высокие светловолосые и скуластые здоровяки с русыми бородками горели горячим желанием посчитаться за отца с датчанами, утопившими старшего Краузе вместе со всей его командой под островом Рюгеном ещё прошлым летом.

Последним представленным был русский.

– Перед вами, братцы, Радята Щукарь, – и по избе прокатился шёпот, все зашевелились и вытянули шеи, рассматривая представленного. Имя знаменитого новгородского ушкуйника, совершавшего дерзкие и стремительные рейды со своей командой по восточной Балтике, было у всех на слуху. Более года о нем, правда, ничего не было слышно, и поговаривали даже, что он со своей командой погиб где-то в очередной отчаянной схватке под шведским Эландом. Но вот же, живой и здравствующий он стоял в избе перед всеми и иронично так щурился.

– Да, именно он, братцы, и пойдёт с нами в плаванье. У него тоже есть свои личные счёты к датской короне, и кому, как не ему знать все трудности и опасности в Варяжском море и все способы как их преодолеть.

– Ну, всё, Андрей Иванович, «со своими» я всех познакомил, продолжай теперь уже ты.

Сотник обвёл всех присутствующих взглядом и продолжил совет.

– Что ж, господа присутствующие, у нас есть ещё пара недель до выхода в море, и ближе мы все познакомиться ещё успеем. А пока выслушайте общую картину и затем, как у нас тут принято, будем её уже дополнять все вместе по частям.

– Что мы имеем? А имеем мы труднейшую и практически не выполнимую задачу – прорваться через Ладогу и Неву в Вотский (Финский) залив и через него уже выйти далее на Балтику. Затем же пройти по открытому морю, около 1300 вёрст и высадиться на немецком берегу в Голштейнских землях, где-то между приморскими городами Любек, Росток или Киль. Почему считаю эту задачу невыполнимой? А всё потому, что датчане далеко не дураки и ждут нас, напрочь заперев Вотский залив в самом удобном для этого месте, в зауженной его части, около самого устья реки Невы. Да и дальше, на Варяжском море, как нам уже донесли, рыщут весьма солидные силы их флота. Именно поэтому мне и представляется невыполнимой задача по силовому прорыву на Балтику. Всё остальное, думаю, будет гораздо проще. Но как решить эту головоломку… Хм… –и Сотник покачал в сомнении головой.

– Тебя, старшой, гляжу совсем эти даны, запугали! – раздался с противоположного конца стола ехидный и насмешливый голос.

В избе сразу повисла тяжёлая и натянутая пауза.

– С таким-то настроем да супротив врага никакого антиреса нет ратиться! Лучше сразу лапки сложить и сидеть, вообще не выходя с Волхова. Ещё и дружиною зовутся!– продолжал буквально издеваться над командиром старшина ушкуйников Радята.

После последней фразы за столом началось опасное шевеление, и Андрей понял: «Ещё чуть-чуть, и Щукарю будет очень плохо. И это «плохо» начнётся прямо здесь и сейчас, далеко не выходя от стола, если, конечно, срочно всё не пресечь.»

– Стоять! Тихо все! – рявкнул командир яростно, и всё снова стало тихо, лишь осязаемое чувство опасности вибрировала в избе, словно натянутая струна.

И уже другим елейно медовым голосом, от которого у всех знающих Сотника пошёл лёгкий озноб по спине, Андрей обратился к нахалу.

– Уважаемый воитель солёных морей и побережий всего варяжского моря, Радята, простите уж, по-батюшке не знаю, как Вас величать…

– Ивановичи мы!– важно надулся и откинулся назад в вальяжной позе ушкуйник.

– Радята Иванович. Вы, к сожалению, сейчас не дослушали меня, невежественно перебив. От того-то между нами и возникло тут некоторое недопонимание. Волею высшего Господнего совета Новгорода, меня поставили старшим в этом походе. Поэтому попрошу, уважаемый, вас впредь меня не перебивать, ибо у меня всё равно есть привычка выслушивать всегда всех, кто только хочет выступить со своим любым словом, советом, или каким предложением. В противном же случае, если вы всё же не внемлите этой моей настойчивой просьбе, то вы можете сразу же отправится туда, куда только сами посчитаете нужным, но уже, к сожалению, не с нами. И тогда, в этом случае как-нибудь уж там сами объясняйтесь с высшей властью Батюшки Новгорода. Мне же, повторюсь, порошу впредь на совете не мешать! А сейчас, с вашего разрешения, я всё же, пожалуй, продолжу.

Выслушав всё сказанное со снисходительным видом и неопределённо хмыкнув, Радята только кивнул головой, показывая, что здесь у него так то авторитетов нет, а насчёт «продолжить»…ну…он, в общем-то, не против.

«Нда…Придётся обламывать «ерша», иначе общего дела с ним не будет,» –подумал Сотник и продолжил совет.

– Итак, я сказал, что считаю прорыв на Балтику нашими силами невозможным, ибо, сколько бы мы их эти силы не выставили, датчане всё равно подтянут их гораздо больше, опираясь как на свои рейдующие морем отряды, так и на тот флот, что стоит сейчас в готовности в Эстляндских гаванях. В любом случае нас задавят, пустят кровь и дальнейшего хода по морю уже не дадут. Но у нас главная задача не схлестнуться в морской баталии, а добраться без потерь в германские земли и уже там встать со своим знаменем в ряды союзников. Вот отсюда и нужно исходить и придумать, как и что нам лучше сделать. Предлагаю все свои задумки изложить на очередном совещании через три дня. Карту Вотского залива и всей Балтики вы можете смотреть тут, эта изба отныне и будет у нас штабной.

– А по мне, так всё равно на море с данами схлестнуться придётся. Хоть думай, хоть не думай, всё одно – воевать, – опять встрял Щукарь и, заметив на себе десятки колючих взглядов, передёрнул плечами, – Да ладно, чё уж, говори дальше старшой, не мешаю…

– Спасибо, – усмехнулся Сотник, – Давайте по очевидным местам пройдёмся, коль пока у нас нет определённости в дальнем плавании. И так, какие силы мы имеем? Четыре больших морских кога. Два ладейных дозорных судна бригады, что как по реке, так и по морю быстро ходить могут. Плюс три ушкуя Радяты Ивановича Щукаря нужно будет сюда же прибавить. Из бригады в плаванье пойдут пять с половиной сотен. Ещё пять десятков ладейной команды под командованием прапорщика Бояна, – и из-за стола привстал главный шкипер Андреевцев.

– Пять десятков судовой рати под командованием прапорщика Молчана, – и все перевели взгляд наглавного «абордажника» бригады. Пластунская полусотня разведки прапорщика Севастьяна. Две сводные сотни из обережного и дозорного эскадронов под командованием поручика Тимофея. И последнее… Сотня курсантов третьего курса нашей воинской школы под командованием начальника воинской школы, поручика Кочета. По личному составу, участвующему в плавании пока всё. Есть у кого-то вопросы? – и комбриг обвёл глазами совет.

– Да, господин майор, есть, разрешите! – и с места поднялся Василий Андреевич, командир дозорного эскадрона. Статный, похожий на Сотника мужчина с такими же светлыми волосами и умными голубыми глазами. На плечах куртки у него виднелись погоны поручика, а офицерские георгиевские и владимирские кресты да планки за ранения показывали, что перед советом стоит доблестный воин.

– Всего у нас собирается девять с половиной сотен вместе с курсантами. В плаванье идут пять с половиной. Возникает вопрос по оставшимися четырём сотням, не идущим в плаванье. Неужели же им придётся домой возвращаться и ждать там своих боевых товарищей?

– Хм…С математикой у вас всё в порядке, поручик, – улыбнулся Сотник, – Отвечаю. В предстоящем деле будет участвовать вся наша бригада за исключением, разве что, крепостного да сторожевого взвода, ведущих оборону и дозор в самом поместье и вокруг него. Ну и, разумеется, младших курсов воинской школы. Ибо рано им ещё воевать, дети считай. Для всех же остальных у нас дело найдётся. Так что, не волнуйтесь. Как только для этого наступит подходящее время, я до вас всё сполна доведу.

– Давайте пока послушаем начальника тыла Лавра Буриславовича, как у нас по его части дело обстоит, и во всём ли сейчас порядок с обеспечением бригады.

Общий доклад тылового начальника занял весьма продолжительное время, и из него стало ясно, что средства для похода по питанию, амуниции, вооружению и всему тому громадью мелочей, которые нужны для нормальной жизни большого воинского подразделения, выделены новгородской властью в полном объёме. Требуют они, конечно, дополнительной проверки по месту, и к ней, с помощью выделенных Путятой Селяновичем сведущих людей, он со своими тыловикам и приступит уже поутру.

На что Путята тут же заверил, что проблем с этим не будет и его приказчики с рассветом откроют все склады, амбары и сараи и, разумеется, во всём Андреевским помогут.

– По оружию, амуниции и воинскому снаряжению проблем нет. У каждого есть все, что ему положено, начиная от огнива, ложек, котелков, иголок да ниток, двух сменных комплектов формы и сапог, и заканчивая кольчугами, бронёй, мечами, пиками, саблями, ножами и кинжалами, самострелами, шлемами и прочим, прочим, прочим, что должно быть в дальнем походе у воина. Всё это было не раз уже проверено-перепроверено на многочисленных воинских смотрах, как своими строевыми командирами, так и самим Буриславовичем, да и всем руководством бригады. Да вы и сами всё знаете, Андрей Иванович. Перед отходом из усадьбы итоговый смотр провели и все выявленные на нём замечания мы давно уже устранили.

– По самому важному, а именно оружию дальнего боя мы имеем восемь больших стреломётов для установки на морские суда. 122 самых совершенных самострела реечной перезарядки, двести пять «козьей ножкой» и остальные сто тридцать из того более простого типа, что мы называем «Самсонами» с перезарядкой типа «Самсонов пояс». Плюс, конечно, каждый воин имеет свой личный лук да ещё по паре метательных дротиков-сулиц.

Оружию дальнего боя в бригаде традиционно уделялось особое внимание. Но самые совершенные самострелы «реечного типа» с плечами и дугами из элитной булатной стали, способные послать свой болт за 400 метров, и, пробивая при этом любую броню, были крайне дороги и сложны в производстве. И как не бился главный оружейник усадьбы дед Кузьма, а вооружить их всеми пока не удавалось. Вот и шли в бой Андреевцы с разномастным оружием, пусть и усовершенствованным да подогнанным под каждого стрелка.

Дальше на совещании обсудили рабочие вопросы и, уже заканчивая его, Сотник подвёл итог:

– Выход планирую на второе июля. Оставшиеся до него четырнадцать дён использовать для определения всего того личного состава, кто идёт морем, а кто остаётся тут. Имейте ввиду, что к нам будут постоянно подходить по суше и реке наши воины, не успевшие по команде «срочный сбор» прибыть из отпусков. Так что, занимаемся на месте комплектованием команд и их «боевым слаживанием». Остающимся, приказываю нести дозорную службу и готовить коней к большому переходу. Уходящим в море, приступить к тренировкам в судовых командах и особеннов подготовке к абордажному бою. Варун Фотич, Боян Ферапонтович и вы, Радята Иванович, приступайте завтра же к разведке Невы и самого Вотского залива. Нам нужно знать, есть ли скрытные береговые посты там, у датчан, на нашем пути. И хотя бы примерное расположение морских заслонов и патрульных групп врага в этом заливе. Всё это нужно делать скрытно, чтобы, не дай Бог, не насторожить раньше времени противника.

– Да ладно,старшой, не учи учёных, уж я-то всё в этом деле и так знаю, –с ехидной усмешкой, прищурясь, выговорил Щукарь. Раскомандовались тут больно сухопутные!

– Ну-ну… – улыбнулся Сотник и положил свою руку на сжатую в кулак и аж побелевшую от напряжения руку Варуна, – Спокойно, Фотич, человек знает, похоже, что говорит. Он же не сухопутный как мы, а знаменитый морской волк. На этом совещание считаю закрытым. Отдыхайте, господа! Попрошу только остаться начальника разведки.

– Андрей! Я тебя не понимаю, ты почто при всех хвост не выщиплешь у этого петуха прилюдно!? – возмущённо воскликнул разъярённый Варун, –Да он же всё совещание над тобой издевался! Ну не хочешь сам – так дай я его проучу, гадёныша. Ишь, знаменитый ушкуйник тут выискался, да мои ребята или же абордажники Молчана любое его корыто с командой на лоскуты порвут! Ты нам только скажи!

– Стоп, стоп, друг! Охолони немного! –поднял руки вверх Сотник, – Ну что ты так разволновался-то?

– Никто из вас не смеет трогать пока этих ершей. Вот вам и задание на устойчивость, сможете сдержаться или нет с ними. И всем своим подчинённым передай по большо-ому такому секрету. Это вот, чтобы побыстрее до всех долетело и дошло, – и Андрей улыбнулся, – Что, дескать, тут такая проверка у командира над всеми ними, а то, и правда, кончат в тихую ушкуйников, и даже следов самых петушастых из них мы уже не найдём. Они нужны нам очень, друг. Поверь. С их-то опытом рейдов на Балтике. Да с их отчаянным гонором и готовностью драться с любым врагом. Повторяюсь, они нам очень нужны! Будет для них у меня серьёзное дело. А насчёт проучить и поставить Шукаря на место… Хм… – Сотник усмехнулся… – Всё будет! Ты главное не волнуйся! – и толкнул легонько Варуна плечом. Я что тебя оставил-то, Фотич. Помнишь, я давал поручение Путяте поболее вызнать про двух новгородских купцов: суконщике Жидиславе Супеече и Остромире оружейнике? Ладно, с Остромиром-то покончено. За его сговор с датчанами и попытку навредить Новгороду, рассорив с Ганзейским союзом, он своё уже получил. Приговор был суровым, но справедливым, как бы он там не пытался выкрутиться. И, небось, теперь ему там жарко в самой преисподней. А вот со вторым злодеем всё совсем непросто. И ведь не зря за ним приглядывали всё это время. Я ещё два года назад попросил Путяту приставить к нему надёжных и сметливых людей, чтобы ходили да слушали, чем занимается сей подозрительный купчина, и кто возле него там рядом вьётся. Вот и о прошлом годе, не зря же всё лето уже теперь наше звено разведчиков помогало Путятским соглядаем в их непростом деле. Да к тому же заодно ребята вызнали кое-что по его усадьбе, по пристаням да лавкам на торгу, а главное по тем людям, с кем он своё знакомство водит, и по всем прочим людям, с кем он сам видится или же его личные подручные. Да ты и сам всё это знаешь. Так вот, пришло время нам с ним заканчивать, Фотич. На нём и так много крови было, когда он на торговые караваны ватагу Свири Кривого наводил, а потом ещё с них же гад, и наживался. Так ещё как мы с тобой и подозревали, после кончины Остромира также, как и он, этот паук, на скользкий путь предательства встал. Не зря они до этого с ним подельничали и делились вестями о купцах да, о том, что, когда и куда повезут.

– Так знамо дело! – воскликнул Варун, – Один купец суконщик через свои лавки сбывал награбленный шёлк да всякие ткани, другому купцу по оружию и металлу было удобней своим знакомым товаром торговать, вот и делились с друг дружкой для своей же личной выгоды. Видать, и с данами Остромир Жидислава познакомил не зря. Те давно поставляют сукно из Фландрии на наш Новгородский торг и ещё дальше. Вот и взяли на заметку не чистого на руку купца, готового за серебро и злато через кровь переступить и свою душу продать. А как Остромира не стало, так притихли немного, а затем уже и с этим Жидиславом «снюхались». С кем-то из местных «ушлых» им же всё равно нужно было свои тёмные дела делать?!

– Точно, Фотич! Ты всё верно говоришь. Глаз да глаз датчанам за Новгородом постоянно нужен. Мы ведь у них как кость в горле торчим, мешаемся тут на востоке с их имперскими амбициями…ну-у, вернее…с их заносчивостью и стремлению ко всеобщей власти на севере всей Европы, значит. А тут ещё и этот наш союз с их извечным врагом Ганзой. Вот отсюда и это стремление всё вызнать да помешать нам, где только будет возможно. Правда сейчас, после того как Гарольд Волосатый так неудачно подставил своего короля во время того разбоя в наших внутренних водах, датчанам напрямую путь сюда ужестал закрыт. Но по всему видно, что они пока не успокоились и действуют теперь весьма хитрее и уже через своего верного союзника–Вельфов. Не зря же все дела в последние два года через них делаются. Не-ет, неспроста у них такая любовь с Супеечем. Тут дело не только торговлей, но и изменой опять пахнет. Не зря вёрткие людишки Остромира по всем местным пристаням да на торгу с конца половодья вертятся, и все сведенья о боевых дружинах или проходящих судах, в особенности же, о морских собирают. Да и пара быстроходных ладей неспроста у него на пристани дежурит. В полной готовности стоят, и, что характерно, без груза, но зато при полной команде. Мыслю я, их задача по надобности быстрее нужную весть до датчан донести. Вот и не грузятся они, чтобы только у них быстрее ход был. Всё продумал злодей. Ну да недолго ему осталось уже. Через три дня на самой быстрой ладье мы с твоим самым лучшим десятком пластунов убываем в Новгород. Там нас уже ждут те две пятёрки с Саватеем и Родькой, что мы тамоставили втихую, проходя рекой через город. Вот все вместе там и раздавим это змеиное гнездо.

– Это для этого ты Парфёна взял? –кивнул понимающе Варун.

– Да, Фотич. Я ему ещё тогда, когда на управляющего уговаривал идти, пообещал, что рассчитаюсь за него с Жидиславом за весь оставшийся у него долг. Васильевич ведь до сих пор не знает, что злодей его умышленно под убой вместе со всей семьёй подставил. И товаром на тридцать гривен завладел, и всем тем имуществом Новгородским, какое только у того было, в уплату его прошлого долга. Да ещё и десять гривен непокрытого займа на заведомо умученном человеке оставил. И ведь знал мерзавец, что в разоряемом ватагой Свири караване вся семья Парфёна из Владимира Суздальского возвращаться будет, с женою да с малыми детками. Это ж кем надо быть! Он ведь их задолго всех лично знал, улыбался, небось, за одним столом сидячи, с детками его играл! Они же купцами сотоварищами, и как бы приятелями по общим торговым делам были! Воистину, необъятен омут в душе этого человека! Хочу я, Варун Фотич, чтобы наш Парфён сам точку во всём этом зле поставил. Ему и самому ведь тогда легче жить станет, да и справедливо это. Хотя и говорят, что месть грех, но тут, я думаю – то по правде будет?

– То по правде будет, командир, –медленно кивнул головой друг, –Всё правильно ты задумал, Андрей…

Со следующего утра, как и было определено на ночном совете, сводные сотни, уходящие в морской поход, приступили к изучению особенностей судового и абордажного боя на ганзейских коггах. Все бойцы, разумеется, уже десятки раз прошли всё это на своём родном озере в Андреевском. Но там-то у них были привычные речные ладьи, а в этом затоне стояли огромные бочкообразные морские суда. Всё на них было сейчас в новинку, поэтому и требовалось для обучения время и вёдра пота. Но трудностями «бригадных» было не испугать, так что шум, гвалт и ругань стояли теперь в затоне изрядные.

Нещадно палило солнце. Одна команда на коггах меняла другую, пока взмыленные бойцы валились в теньке у пристани на короткий отдых. В одну из таких пауз-пересменок, лежащие и загорающие без дела на солнышке ушкуйники Щукаря, видно, хорошо принявшие с утреца хмельного «на грудь», совсем уже распоясались и начали отпускать слишком грязные шутки по поводу «вот этих вот неумелых лягух из сухопутных». Андреевцы-то и так на этих любопытных бездельников злым волком смотрели, а тут уже, видно, им совсем невмоготу стало. И в сторону ушкуйников отправилось сразу трое: два Ивана из дозорного эскадрона, да рыжий Фрол из судовой рати прапорщика Молчана. Ребята все были резкие, и драки, по всему, уже было не избежать.

– Стоять! Доложите своим командирам, голуби мои сизокрылые, что проверку на устойчивость вы не прошли. Пусть теперь старшие сами придумают, чем бы эту вашу неуёмную энергию теперича занять! Ну, или я им сам подскажу, если у них самих там фантазия вдруг закончилась,–с коварной усмешкой выговорил неизвестно как оказавшийся у пристани комбриг, –К своим командам кругом марш!

И трое бойцов, синхронно развернувшись, рванули быстрее прочь.

– Значит, от безделья устали маяться, пахари солёных просторов? Нажрались уже с утреца тут бражки, гляжу. Небось, и на баб теперь потянуло, со скуки-то? –спокойно так спросил «Щукарей» Сотник.

– А ты кто такой, чтобы издеваться над прославленной морской дружиной-то!? Да мы если захотим, то всех, кого хошь, порвём тут скопом! –вскочив с места, орал высокий жилистый мужик с большой серьгой в ухе и длинным смоляным чубом.

– Ну, прям цыган, какой, – подумал Андрей, – И откуда, только такие среди белобрысых и голубоглазых северян тут встречаются? Загадка генетики, однако,… А у тебя папа не из сарацын чаем был, а чубарёк? –подмигнул крикливому Андрей.

И тот аж поперхнулся от неожиданности.

– Ты это, почто моих тута задираешь то, а…?!– от ближайшего костерка вразвалочку, словно нехотя, вставал сам атаман ушкуйников Радята, – Не командир ты им, так что не замай моих! А то!

– А то что? –не дав договорить атаману, перебил его Сотник, –Мы только вчера на совете договорились с тобой, что ты мне мешать не будешь! И что вы разведку Невы и залива начнёте незамедлительно! А вы сами вместо этого не просто тут бездельничаете да бражничаете, так ещё с пьяных глаз над моими людьми умудряетесь издеваться! Так вот, пошли-ка мы с тобой вон туда, на самую дальнюю полянку. И как раз вот там ты мне одному с глазу на глаз всё и расскажешь, имею ли я вообще право с твоих людей за дело спрашивать, и чем ты там ещё мне хотел грозить.

– Всем оставаться на месте! Только мы, двое!

После этих слов у обширной пристани с сотнями, находящимися на ней мужчин, вдруг стало оглушительно тихо. Инстинктивно сотни рук потянулись к оружию и все напряглись в ожидании неизбежной развязки.

Нехорошая была эта тишина!

– А пошли! Думал, я испугаюсь? – оглянувшись, с вызовом выкрикнул Щукарь и поднялся, захватывая с собой круглый щит с секирой.

Сотник усмехнулся и на глазах у всех отстегнул оба меча с боевого пояса, прислонив их аккуратно к пеньку.

– А я вот так пойду, дружинный! – выкрикнул с насмешкой атаман и сплюнул на землю.

– Ну, так ты ещё копьё с шестопёром с собою прихвати. Всё не так страшно то идти будет, –усмехнулся Сотник и зашагал, не оборачиваясь, в сторону указанной им дальней полянки.

Радята при последних словах Андрея как-то так зло ощерился, постоял, подумал, затем положил на землю щит, а сверху уже на него секиру и отстёгнутый с пояса меч.

– Надо будет, и кинжалом его возьму!–уверенно заявил он своим, и пружинной походкой отправился догонять Андрея.

Длинный, жаркий день подходил уже к концу. Наступающий летний вечер был готов дать прохладу и отдых от выматывающего всё живое дневного зноя. Птицы начинали щебетать с новой силой, порхая по веткам кустов и деревьев. Труженицы пчёлы беспрестанно гудели, перелетая с одного цветка на другой. Два человека, оставляя за собой примятые дорожки в густом разнотравье, вышли на середину лесной поляны.

– Ну что, старшой, на ножичках никак решил со мной потягаться? –ухмыльнулся Щукарь и вытащил из ножен большой широкий кинжал, эдакий полу меч, резко взмахнув им в воздухе. В левой руке обратным хватом у него был зажат кривой кинжал восточного типа, больше похожий на ятаган.

– Ну ты, конечно, грозен, Щурёнок, –усмехнулся Сотник, –Много чести для тебя доставать боевое железо. Я тебя по-отечески сейчас, барбос, тут повоспитываю. Видно, тятенька недопорол в своё время да к вежевству и почтительности не успел приучить своего шалопая! Вот ты и вознесся, негодник сверх меры. Как же, гроза, блин, местных болот и грязных луж!

Взъярённый таким открытым над ним издевательством Радяна стремительно кинулся вперёд, желая одним резким броском покончить с этим самонадеянным дружинником. Он не раз вступал в яростные битвы в своих дерзких рейдах, как на шатких палубах кораблей, так и на самом берегу, и в его движениях сквозила полная уверенность и точный расчёт. Резкий рубленый удар справа в локоть противника, если и не доставал его, то уж в любом случае заставлял уходить в противоположную сторону, где того уже ждал коварный, рассекающий шею, встречный хлёст кривого ятагана.

Правый бок пронзило резкой болью, до такой степени нестерпимой, что захотелось быстрее вжаться в землю, свернувшись, и просто пытаться хотя бы тихонько дышать. Потому что на самом деле, дышать сейчас было нереально трудно!

Ошибка многих опытных воинов заключалась в шаблонном использовании наработанных долгими годами практик и привычек ведения поединка. Одна, две, три, ну пусть пять работающих и удачных боевых связок давали им абсолютную уверенность в себе и не заставляли уже относиться к самому бою как к искусству. Скорее, для них это уже становилось привычной и обыденной работой. Вот как раз это-то и лишало такого бойца искры творчества, загоняя его словно бы в рамки.

– Нет, дружок, художником тебе не быть! –подумал Сотник, мгновенно «прочитав» всю боевую связку, а с ней и саму манеру ведения боя атамана.

От косого удара полумеча атамана – уход нырком с полуразворотом. Левой рукой одновременно с этим тихонько толчком блокируем плечо, не давая ударить обратно, а правой рукой пробиваем резко в печёнку, благо, она как раз сейчас идеально для этого открыта. Вот так! На!…Знаю… Очень больно, ну простоо-очень!

Всё это, конечно, делалось быстро и на одних рефлексах, только искры-мысли едва успевали за движениями тела.

– Какой молодец, всё-таки, а!

Почти без сознания, одной ногой уже в нокауте, а своим кривым ятаганом так и пытается зацепить, закончить своё атакующее движение. Вот, что значит, Боец!

– Нет-нет…Железки теперь на землю, и дышим, дышим, просто учимся сейчас заново дышать.

Сотник выбил кинжалы, отпихнул их в сторону и присел в паре метров от постанывающего и согнувшегося в поясе противника.

Минут через пять-семь, морской бродяга задышал ровнее, а ещё через три-четыре, выпрямился и в упор уставился на Андрея.

– Ах, ты ж гадёныш шустрый!

Резкий прыжок Радяты он почти что «прозевал», и атаман, выдернув на лету засопожник, ударил им точно в то место, где буквально мгновение назад сидел Сотник.

Уйдя кувырком в бок и вскочив на ноги, Андрей раскачивался, делая мелкие шажки из стороны в сторону змейкой. Что там, на уме у ушкуйника? Ещё сподвигнет его просветление метнуть нож, вот и «довыпендриваюсь» тогда, –мелькнула в голове мысль, и он продолжил «качать маятник».

Заинтересованно понаблюдав на странные движения Сотника, Радята не решился-таки оставаться без своего последнего оружия, и атаковал противника, сделав резкий укол ножом в его грудь.

А вот тут уже работает связка Андрея. Передний блок обоими руками с отводом ножа вперёд, куда он и сам так-то хочет идти по инерции, да с проворотом вокруг своей оси «по часовой», удар каблуком сапожек сверху в стопу…! Так положено, не морщимся тут, нас так учили! Правая рука основанием ладони бьёт резко в запястье…Всё верно…Нож улетает далеко в сторону. А вот теперь…Н-на!…И Андрей от души «дал леща» в правое ухо Щукарю.

– Я тебе говорил, что я теперь тебя за твоего тятю воспитывать буду!? Н-на-а! –ещё в другое ухо с размаха! – Четыре десятка, опорось, уже поди, разменял?! А всё дурью маешься, Радятка! Н-на-а опять леща! А ну-ка иди сюда, гадёныш!

Всё перемешалось в голове у Радяты. Никогда с ним не было такого. Даже в самой лютой и безнадёжной сече он ни разу не терял присутствия духа. А тут в голове у него стоял сплошной колокольный звон, и сквозь него в помутнённое сознание проникал крик его отца!

– Ты почто старших не уважаешь, Радятка! Ты почто бражничаешь целый день, щенок! Почто ругаешься, окоёмник, бранными словами!

«Бах, бах, бах!» – сыпались звонкие удары оплеух и затрещин…Именно затрещин, хлёстких и ошеломляющих. Были бы удары кулаком – понятно. С кровью, с болью и с осколками зубов, пришла бы к нему боевая ярость, и он бы сцепился с любым соперником не на жизнь, а на смерть. Но это, это было что-то другое, словно из далёкого и давно позабытого детства. Так его когда-то воспитывал только лишь его тятя, уже более четверти века назад, когда он ещё был шибутным да бедовым мальчишкой. Проказничал и бедокурил Радятка стабильно, за что и получал часто суровое отцовское воспитание.

Щукарь вдруг глухо всхлипнул и, сев на землю, сложил на коленях и локтях голову.

– За дело всё, за дело, батька! Секи, сколько надо, виноват я!

– Хм, – Сотник покачался, стоя на носках, и сел рядышком с ушкуйником. Ну ладно, ладно, Радят, всё-всё…Закончили. Ну не буду уж больше шпынять. Ты охолони тут малясь. Просто сам меня пойми, ну как мне было тебя по-другому-то встряхнуть, ты же упёртый какой–не прошибёшь!

Щукарь, помолчав, поднял голову и глубоко вздохнул:

– Как по отчеству-то тебя, командир?

– Иванович я, – ответил Сотник.

– Выходит, что оба у нас бати Иванами были. Ну, так не ты-то меня воспитывал сейчас, старшой, не ты. Вот как наяву всё это было. Отца я видел, Сотник, тут, вот как тебя сейчас, и слышал прямо здесь, вот на этой самой поляне. Словно морок какой-то нашёл! И голос его, и затрещины прямо такие же, что он мне когда-то давал! Всё его! Даже ругался батя, Царствие ему небесное, как когда-то по молодости, когда я набедокурю чего. Как такое может быть то, Иванович? – и он пытливо посмотрел на Андрея.

Что тут можно было сказать человеку? Что у него от кратковременной потери сознания при первом нокаутирующем ударе и от последующих затрещин разум вдруг помутился, и что-то там ему привиделось затем? А, может, что это его совесть, которая всё равно в нём есть, живой ведь человек-то, хоть и задавленная она, да спрятанная до поры до времени, но пробудилась, и за своё взялась? Сам ведь точного ответа не знаю, –подумал Сотник. А…пусть всё идёт как есть!

– Не знаю я, Радят, –только и ответил атаману Андрей,– Видать, не пропащий ты человек, коли твой тятя тебя не оставляет, и порой помогает в разум войти.

– Вот и я так думаю, что неспроста я тут тятю видел. Видать, это знак мне такой был. Ведь если рассудить здраво, то всё верно ты мне говорил и про поход, и про то, что польза от него всем русским, а стало быть, и нашим новгородским землям. И о войске своём вон как печёшься, готовишь к походу его. Это всё я, баламут, тебе тут порчу вместо того, чтобы добрым делом для общей же пользы заняться! –и, словно сбрасывая с себя тяжесть, Радята вскочил на ноги и повернулся к Сотнику.

Андрей тоже на рефлексах был уже в верхней стойке.

– Прости, командир, за поведенье своё недостойное. За гордыню и худые слова мои. За то, что боевое железо против тебя безоружного поднял и не сразу понял всего того, что ты мне сказать хотел. Спасибо за науку твою, словно завеса-наваждение с меня спала какая-то. Ты для меня теперь атаман, что прикажешь, то и буду делать. Ибо знак мне был свыше дан. А Бог даст, с победой коли вернёмся, заложу я храм святого Иоанна в честь отца в своём родном ладожском селище. Вот тогда-то и ладно всё будет. И просветлевший лицом Радята открыто посмотрел в глаза Сотнику.

– Договорились, друг! – и мужчины крепко обнялись.

Через пять минут на пристань, замершую в немом молчании, вышли два увлечённо беседующих человека. Было видно, что эти близкие по духу люди обсуждают какое-то общее для них дело. Один, правда, при этом слегка прихрамывал, да растирал горящие ярким огнём припухшие словно пельмени уши.

– Дела-а…

Открывая назначенный ранее совет, Сотник, обвёл взглядом штабную избу. Все, как и в первый раз, занимали свои места. Вот за столом, что-то чиркая в пергаменте, сидит начальник штаба Филат Савельевич. Первый заместитель комбрига Климент Петрович тихонько шепчет на ухо начальнику разведки Варуну, а тот только при этом хмурится да машет, как и всегда, недовольноголовой. Ганзейцы сидят по лавкам чинно и ровно, ожидая начала совета. Сидящий рядом с ними Радята Иванович тоже непривычно спокоен и сосредоточен. Вот в избу заскочил запыхавшийся от заполошной суеты сборов заместитель по тылу Лавр Буриславович, и Андрей начал совет.

Первыми на нём заслушали строевых командиров, доложивших о положении дел в своих командах и об итогах тренировок в затоне.

Затем начальника тыла и штаба бригады. Доложивших о прибытии и постановке на довольствие уже более восьми сотен бойцов. Ещё около полутора сотни воинов, с их слов, должны были подойти в ближайшую седмицу, подтягиваясь из всех дальних концов на сбор по тревоге.

Командир степной сотни Азат Хайдарович доложил, хмурясь, что с лошадьми пока у них совсем беда, из усадьбы да с отпускниками пригнали их только три сотни, да ещё табун в пару сотен голов вот-вот уже на подходе. И собрать верховых лошадей в тысячу голов, как и было приказано на этой седмице, будет просто не реально. Да даже если бы и собрали, то им, как минимум, ещё дней пять потребуется, чтобы, как положено, отдохнуть с дальнего перехода да откормиться на свободных выпасах.

Сотник нахмурился и покачал головой. И все с недоумением на него посмотрели. Никто пока не понимал смысла собирать такое большое количества лошадей в том месте, где, в общем-то, сейчас готовился морской поход.

Разведка доложилась о том, что дозорная ладья с «карельским» взводом под командованием Онни уже третий день как ушла к Неве и, наверное, парни уже приступают там к своей работе.

Щукарь от себя добавил, что и два его дозорных ушкуя уже сутки как выдвинулись на максимальной скорости к Вотскому заливу для начала морской разведки, а к нему вскоре подойдут ещё пара из Новгорода и общее их количество тогда составит пять с полутора сотнями команды.

В общем, всё было по плану, и Андрей решил, что пора уже приступать к тому главному, для чего, собственно, они сегодня все и собрались, а именно – разработать план прорыва в Вотский залив с реки Невы и всего того, что затем должно было последовать.

Предложений и проектов по прорыву в море было много, так же как и разгоревшихся за ними споров и горячих обсуждений. Все сходились к тому, что действовать нужно ночью и желательно в самую ненастную погоду, а в идеале, так ещё и при попутном ветре вообще. При невозможности проскочить незаметно, коггам необходимо было бы прорываться в открытое море, а вёртким ладьям да ушкуям попытаться связать боем датчан и, как можно сильнее, отвлечь их от тяжёлых морских судов новгородцев. Все понимали, что шансов на успех было действительно очень мало, слишком большим, просто подавляющим преимуществом на море обладал сейчас их противник. Даже отчаянный атаман ушкуйников Радята Щукарь задумчиво хмурился и покачивал как-то недовольно головой. Ганзейские же шкиперы и вовсе, все, померив своими пальцами на расстеленной карте, о чём-то затем пошептавшись, выдали заключение, что всё здесь бесполезно, и в поход сейчас идти просто бессмысленно.

Андрей внимательно выслушал всех, хмыкнул над заключениемдружного квартета немецких коллег. И уже тогда, когда общий гвалт в избе затих, а споры по обсуждению всех личных предложений закончились, подвёл конечный итог:

– Всем спасибо за ваши задумки господа. Некоторые из них действительно вполне себе интересными будут. Ну, вот хотя бы взять мысль командира судовой рати прапорщика Молчана. А это навязать плотов побольше и на каждый из них поставить по паре светильников, как бы как на морских судах на нос и на корму. Мысль, полагаю, интересная будет. Десять-пятнадцать таких плотов собрать для нас ведь не такуж сложно будет. Течением из Невы их в ночной залив хорошо эдак вынесет. Так что, какую-то часть судов данов они на себя в качестве приманки, хотя бы на время, но оттянуть смогут. Ну а нам как раз это и нужно будет, чтобы их в единый кулак в центре собрать, от побережья оттянув. Но всего это, конечно же, не решит. Поэтому действовать мы будем так.

Слушайте окончательный план наших действий, и если что-то кому-то будет непонятно, то дополним и обсудим его уже в конце. Итак…

Одна наша дозорная ладья со взводом разведки из карел сейчас уже, наверное, проходит Ладожское озеро и заходит в реку Нева. Их задача прочесать самым тщательным образом оба её берега от Ладоги до устья и возле самого места впадения реки проверить весь берег Вотского залива. Уверен, что где-нибудь тут у датчан должны быть выставлены посты, контролирующие русло Невы. И способы подачи сигналов на патрульные суда в заливе, у них, думаю, тоже имеются. Поэтому разведке была поставлена задача, вскрыть все эти посты, по возможности себя при этом никак не обнаруживая.

Два ушкуя Радяты Ивановича вышли так же к заливу, чтобы постараться проскочить в него ночью и уже там всё на месте разведать. Даже если их в итоге и засекут, то ничего страшного, потомки викингов всё равно нас здесь уже ждут и тогда-то уж точно соберут все свои силы в один кулак для «горячей и дружеской встречи». Вот тут-то мы будем их всех уже видеть и знать, сколько их всего, да где они теперь располагаются.

– Через пять дней все наши конные сотни, что не участвуют в морском походе, выходят в направлении Эстляндского Ревеля, что находится под управлением датской короны. Путь туда, конечно, долгий, но и идти им можно будет налегке. Не для боя идти, а для того, чтобы потревожить Эстляндское герцогство и оттянуть на себя хотя бы какую-то часть его внимания. Путь там датчане в Ревеле думают да гадают – по морю мы к Ганзе прорываемся или уже совсем с ума сошли и сухим путём к своему союзнику решили пройти. Так-то для них, как для истинных европейцев, мы ведь вообще вечная загадка. Никогда им бедным не угадать, что же ещё от нас можно ждать. Вон, вы об этом того же Михаэля или Дитриха спросите, они я думаю, вам это подтвердят.

И шкиперы немцы согласно закивали своими седыми головами:

– Я, я…Натюрлих! Русские такие странные люди…

– Ладно, отвлеклись. Помимо обманного и отвлекающего маневра будет там и ещё одна задача у нашей конницы. Нужно хорошенько и крепко разведать все пути-дорожки в этом краю. Чую я, что не раз нам ещё туда придётся наведаться к западу и к северу от Чудского озера. Поэтому и пройти всё придётся заранее ножками, да заодно и на свои карты всё поточнее нужно будет нанести. Конница, нашумев и приковав к себе внимание местных, должна будет после всего этого уйти южнее Чудского озера к самому городу Пскову. Там с местными властями всё уже Ярославом Всеволодовичем обговорено, и псковичи только рады будут получить хотя бы на время такое вот усиление в виде отборной конной дружины. Вот там-то вы, Василий, и отдохнёте после своего длинного похода да затаитесь до поры до времени, –обратился Сотник к командиру дозорного эскадрона. Только ещё про одну задачу вашего рейда я не договорил пока. Но это уже, скорее, будет вопрос к отдельной степной сотне Азата, что вместе с вами пойдёт. Пока, в отсутствии достаточного количества коней, только эта сотня и будет идти совсем налегке, и «о двуконь».

– В вашу задачу входит, Азат, пройти подальше к западу вместе со всеми. Осмотреться там на будущее и уже с того места, где основные силы будут шумно разворачиваться на Псков, вы тайно от них отделяетесь и по-тихому уходите к устью реки Казари, что впадает в Матсалуский залив Балтики. Места там дикие. Залив мелководный и сильно заросший растительностью. Кругом дремучий лес и почти что совсем нет местных жителей. Осматривайтесь хорошо и оставляйте своё звено, вместе со звеном наших самых лучших конных разведчиков из дозорного эскадрона. А затем напрямую уходите в Псков, к дозорным Василия. Задачей же оставленных звеньев будет затаиться и ждать, всё вокруг пролезть и разнюхать, но ни в коем случае никому там не попасться на глаза. А ждать они в этом забытом углу будут возвращения нашей бригады! –и посмотрел на удивлённые лица присутствующих, –А как вы хотели? Наша задача ведь не только прорваться на Балтику и выйти там, на немецкий берег. Но ещё и вернуться с победой домой. Уверен, после поражения на суше даны только ещё злее станут, и для них уже будет делом чести нас на морское дно пустить при том отходе назад. Так что, путь домой вполне себе может даже и потруднее быть, и нужно будет заранее продумать как можно этот самый обратный свой путь обезопасить. Вот взгляните на карту Варяжского моря, вернее, на его восточную часть. У нас вообще есть два пути отхода в Новгород. Это тот, по которому мы вырываемся сейчас в Балтику, то есть через Вотский залив и через узкое горлышко Невы. И южный путь через Рижский залив да по Ливским владениям в Западную Двину, а по ней уже известными нам всем волоками вверх на Усвяты, Ловать, Полу. Ну и к нам в усадьбу, по уже родной для нас речке Поломети. Всё! Больше водного пути к нам нет! И датчане, даже не сомневайтесь, запрут их накрепко оба! А крестоносцы в Риге им ещё в этом помогут. Неважно, что они сейчас в союзе с Ганзой и как бы косвенно являются и нашими союзниками. Нет! Шанса уничтожить такое хорошее русское подразделение уж они-то точно не упустят! Поэтому мы сделаем всё возможное, чтобы к ним от наших послухов и купцов пришла «надёжная весть», что по Западной Двине к морю двигаются ладьи за русской дружиной. По Ладожскому направлению так же пустим схожие вести и устроим там хорошее шевеление. Приказ о том нужным людям уже отдан. Ну а поподробнее им уже наш начальник разведки все что кому надо растолкует.

И Варун согласно кивнул, показывая, что всё понятно и к исполнению принято.

– Датчане распылят свои силы в Вотском и Рижском заливе, блокируя нам единственные водные пути. Ну, а к себе мы вернёмся уже не водой! –и посмотрел на зашевелившихся и удивлённых соратников, –Да, господа офицеры, мы всегда будем делать то, что от нас никак и никогда не ждут.

– Послушайте. Предположительно в конце лета, когда всё закончится в Гольштейнских землях, мы уйдём обратно морем не северным или южным, а вообще третьим, срединным путём, пройдя по самому центру Балтики. Суда высадят нас, пройдя мимо острова Сааремаа в том самом Матсалуском заливе, в южной части Эстляндского герцогства, где нас и будут ожидать два заранее оставленных конных звена, про которые я вам уже ранее говорил. И вот тут всё будет зависеть от того, как быстро мы сможем выйти из-под неизбежного удара возмездия теперь уже сухопутных сил датчан и немецких крестоносцев. Можете поверить, что злы датчане на нас будут чрезмерно и сделают все, чтобы только угодить своему королю и закопать нас в своей земле.

– Вот тут-то вся скорость от наших гонцов и потребуется, чтобы известить тебя, Василий, –и Сотник посмотрел на сына, – Как только ты получишь о нас весть, немедленно наносишь удар всем своим эскадроном на север в направлении Ревеля и Дерпта, отвлекая внимание от нас и оттягивая на себя все силы врага. Степная сотня по хорошо ими разведанному пути идёт максимально быстро на запад нам на встречу и гонит с собой коней. Нам их хватит три сотни. Думаю, для вашей сотни опытных степняков перегнать их – выполнимая задача?

И Азат, подумав, кивнул утвердительно головой.

– Ну вот…

Теперь в головах у всех начала складываться уже вся мозаика предстоящего большого дела. Хитро! Ах как хитро всё придумал Сотник! Люди зашевелились и начали обсуждать да заново прокручивать все части плана.

– Андрей Иванович, вопрос есть, –послышался голос старшего ладейной команды Бояна Ферапонтовича.

– Да, слушаю, прапорщик, –далему слово командир.

– В общем-то, всё понятно, но у меня все же есть два вопроса. Первый вопрос по направлению плаванья при походе, так сказать, «туда» и второй, это уже по пути, так сказать, по движению «оттуда». Общее-то направление и сам путь до Матсалуского залива мне ясен. Но вот что делать со всеми нашими судами, грузами, командой и, наверняка, появившимися ранеными, мне пока совсем не понятно.

– Бросить суда в заливе и сжечь, а самим стать обузой для нашей рати. Сковать её и подставить под удар…Хм…Что-то не понимаю я.

И все с напряжённым вниманием вновь уставились на Сотника.

– Очень правильный вопрос задаёшь, Ферапонтович, и я рад, что ты его сам сейчас тут вот задал. По первому части пути – «туда»: прорываться в открытую Балтику мы будем севернее, держась поближе к шведским берегам, там, где нас не ждут и с заходом по пути в Готланд. По второй части пути – «оттуда»: действительно, наши стрелковые сотни сядут в Эстляндии на доставленных им коней и получат при этом высокую мобильность…мм…большую скорость хода и уже тогда наверняка смогут уйти из-под любого удара. Но у нас-то ещё остаётся судовая рать и судовые команды, грузы и что всегда, к сожалению, неизбежно в войне, с нами будут наши раненые воины. И никого из них мы, конечно же, никогда не бросим. Поэтому сразу же после высадки стрелковых сотен когги в сопровождении ладей пойдут сразу же на остров Готланд и в главной его гавани Висбю, встанут на якорь, где будут проводить судовой ремонт. Судовые же команды с нашими ранеными будут отдыхать, лечиться и ждать снятия датской блокады. Можете не сомневаться, как только датчане поймут, что наша бригада прорвалась к себе и что высочайший указ короля ими не выполнен, их тут же снимут и стянут обратно к метрополии. После того поражения, какое, как я надеюсь, понесёт датское королевство в генеральном сражении на германских землях, думаю, что Вальдемару II будет уже не до Восточной Балтики. Ему бы закрепиться да устоять самому на троне! Вот какая у него основная задача будет. А с разгромленными сухопутными силами и без флота под рукой, это, думаю, попросту будет невозможно, и он сам это должен понимать. Король ведь далеко не дурак. Да и на Готланд, чтобы там добить наши когги у его флотоводцев, ума также не хватит напасть. Слишком это крепкий орешек будет для них, тем более сейчас. Ну а уж с гутами, я надеюсь, наш главный посол договорится, –и Андрей с усмешкой взглянул на Путяту.

Тот с достоинством поднялся, кивнул слегка головой, важно надул щёки и нахмурил строго свои густые чёрные брови.

– Нунаконец-то и об важных посольских делах тут вспомнили. А то всё бы им воевать да врага за нос водить!

Затем весело улыбнулся, разом сбросив с себя личину спесивого чиновника и обстоятельно ответил:

– С Готландом у Батюшки Великого Новгорода сложились давние отношения. Не всегда, конечно, они были гладкие. Ибо и у них, и у нас главная задача состоит в том, чтобы своя собственная земля развивалась да чтобы своё купечество прибыли получало. Но поняли мы все уже давно, что все дела нам всё равно лучше миром решать. Так что, больших разногласий между Новгородом и Готландом сейчас нет. И у нас в Новгороде, и у них в Висбю стоят свои гостиные дворы с пристанями, складами, домами и мастерскими. Считай, что это как бы такие маленькие городки в большом общем граде. Так что, где встать да отдохнуть всем нашим судам и их командам там есть где. С местными властями, уверен, мы всё решим полюбовно. Самые высокие грамоты нам на то от наших властей дадены. Датчане к нашим гутам на остров даже не сунутся, не волнуйтесь, ибо их там весьма не любят. Все эти вопросы мы предварительно ещё при первом заходе в Висбю на месте решим.

– Ну и отлично! –удовлетворительно кивнул Сотник, –Как только блокада Вотского залива датчанами будет снята, можете сразу же, Боян Ферапонтович, тогда уж и возвращаться домой. Как раз, полагаю, что к тому времени по осени вода будет высокой, так что, глядишь, и на своих судах-так и до Новгорода сможете добраться. Ну, а дальше уж вас там наши речные ладьи до дому домчат.

Больше вопросов на совете не было, и доработанный план, предложенный Сотником, был принят всеми за основу.

Через пять дней конница под командой Василия убывала «шевелить» датчан под Ревелем, а Сотнику ещё предстоял путь в Новгород, ставить точку в истории с Жидиславом, а вместе с ним и на всей имеющийся там агентуре датчан.

Глава 7.Батюшка ВеликийНовгород.

Новгород встретил дозорную Андреевскую ладью перезвоном колоколов на многочисленных церквях да блеском куполов Софийского собора, главного православного храма вечевой республики, Батюшки Великого Новгорода.

Построен он был ещё два века назад, и заложили его великий князь Ярослав Мудрый со своею супругой, княгиней Ириной (Ингигердой). Белоснежный собор имел пять глав, шестая венчала лестничную башню, расположенную в западной галерее южнее входа. Маковицы глав Софии были выполнены в форме древнерусских шлемов. Четыре из них были свинцового цвета, а пятая светилась ярким сусальным золотом. Все новгородцы с трепетом относились к храму Святой Софии, искренне считая её покровителем города и всей новгородской земли. Недаром издревле пришли слова: «Где святая София, там и Новгород!»

Не раз, подходя к пристани, каждый на ладье перекрестился и обратился с горячей молитвой к главной святыне северной Руси о высшей помощи в добрых делах и её заступничестве.

На пристани их уже ждали. Перескакивая по мосткам на брёвна пристани, Андрей сразу же попал в крепкие объятия дядьки Акима.

– Здорово, Васильевич! Ты как дубок крепок,–Сотник, улыбаясь, потирал руки, –Не берут года княжью гридь, хоть сейчас на коня!

– Да ладно тебе, пересмешник, –усмехнулся старый воин, –Сам уже дед давно, а всё над стариками подшучиваешь. Не те у меня уже силы теперь, чтобы в дальние походы хаживать. Так, только внучат понянчить, да и то уже за твоими пострелятами-то не всегда угонишься.

– Ну ладно, ладно, дядька. Не прибедняйся, повоюем ещё, столько дел у нас с тобой впереди! Нам ведь твой опыт да умения шибко бывают нужны. Вот и сейчас, не с проста мы сюда примчались.

– Да понятно, –усмехнулся ветеран, –Коли сам-то без всей дружины сюда прилетел. Да и по ребятам из твоих дозорных я уж кое-что понял, хоть они и молчат «как рыбы в воде», и всё по городу да по его окрестностям, словно те волки рыщут. Вон старшие их Саватей с Родионом заждались тебя, уж поди, –и кивнул за спину, где чуть в отдалении от причалов стояли одетые в невзрачные серые армячки да в старые штопаные перештопанные одёжки знакомые лица.

– Разведчики, блин, замаскировались – то как! –порадовался за командиров пластунов Сотник.

Он за суетой выгрузки как-то и не заметил в причальной сутолоке своих людей. И ведь ясно, что не только двое их тут. Небось, как минимум, пара звеньев, словно частым гребнем сейчас всю пристань прочёсывают.

И, уже целенаправленно теперь присматриваясь, выделил из разношёрстной и гомонящей толчеи людей, несколько своих разведчиков. Работают, однако, ребята!

– Господин хороший! Не надо ли чего? Может, разгрузить, погрузить, донести что-нибудь нужно! Мы ведь добрым людям завсегда готовы помочь! –подскочив к Сотнику, заголосил запылённый, со спутанной и облепленной соломою шевелюрой Саватей.

А Родька свистнул, и из хаотичной толпы разом вынырнули пять крепких, одетых в такую же рванину, «грузчиков».

– Ты не подумай, господин, у меня вон битюги крепкие! Если будет надо, так хоть и саму ладью на своих спинах до самой твоей усадьбы допрут!

Андрей только хмыкнул, глядя на весь этот маскарад, и кивнул назад:

– Вон тиун мой, Парфёном зовут, да купец Путята вам покажут, что и куда снести нужно. Да там клади-то изрядно, поди, а много ли у тебя ребят, старшина, под рукой, коли у меня работа какая срочная для вас будет?

– Так артель-то изрядная у нас, хозяин! Окромя вот энтих пятерых, и ещё с десяток тут же на пристанях трудятся. Ну а коли будет нужно, так и ещё с десяток свистну, так прибегут, чтобы какую серьёзную работу побойчее бы тебе сделать. Бодро ответил Саватей.

– Хм… о как! А что у вас с работой-то? Не перебивает ли кто, иль может забижает малёха??

– Да не-ет, что ты, господин. Были тут какие-то залётные, озоровать, было, начали, лезли, куда не надо. Дэк потом пропали что-то уж больно шибко. Не любят у нас ведь чужих. Так что, будьте спокойны, никто тут ни нас, ни вас забижать не посмеет, забижалка ещё та не выросла! –и довольно рассмеялся.

– Ну-ну, –усмехнулся Сотник и кивнул на своих людей, что сейчас стояли позади. –Вот со мной ещё артель плотницкая пожаловала, будет тут усадьбу поправлять да достраивать. Так что мы все вместе пойдём, и им будет, что донести. Вон там, сколько кулей да рогож с инструментом железным на палубе лежит.

И отдал команду: «Приступайте к разгрузке!»

Пройдя по Софийской стороне на самый запад Неревского конца, и уже зайдя на подворье Сотника, все наконец-то скинули с себя маскарад и поприветствовали друг друга, как и подобает.

– Молодцы, Саватей! Я и то не всех наших на пристани разглядел. Хорошо в роль вошли, мм…личину, говорю, разумно артельных одели, не враз и поймёшь, что это люди служивые. Смотри, как бы не понравилось совсем! –и все, кто был на крытом дворе Андрея, весело рассмеялись, представив пластунов в роли вечных грузчиков.

На крыльце, сияя радостными улыбками, стояла хозяйка, дочка Сотника Анна в окружении детишек Алёшки, Дарьи и Ванечки. Все они, даже двухлетний Ванятка глубоко поклонились батюшке и деду. Дочка подала резной липовый ковшик с пряным сбитнем – самое – то в летнюю жару. Андрей, как и было положено по старинному этикету, выпил всё до донышка и уже после этого обнял всех родных, а Ванятка тут же перекочевал на руки дедушки.

– Проходите все в дом, милости просим, в горнице уже на всех накрыто, –позвала гостей хозяйка, –Как говорится, в тесноте, да не в обиде.

Такому-то количеству едоков уместиться всем за столами было не просто. Ну да справились как-то, в первой, что ли служилым?

В это самое время Митяй с Мараткой выполняли свою часть задания по контролю за Жидиславом и за его людьми. Одеты они были, как и подобает двум нищим подросткам, оставшимися «без рода, без племени» да вынужденными перебиваться случайным куском хлеба, что подают сердобольные горожанами Христа ради, в виде милости. Или же за какую-нибудь разовую работу типа «принеси, подай – иди дальше не мешай!»

Всё их одежонка состояла из пыльных и рваных рубах да таких же портков, еле прикрывающих грязные ноги в старых лаптях. Лица и руки, также как и рванина, покрывал слой пыли и грязи. Одним словом, босяки, которых нередко можно было встретить в больших городах Руси, да и вообще всего мира в этом времени.

Вот уже вторую седмицу, мальчишки крутились у четырёх суконных лавок, где приказчики Супеича сбывали свой товар на обширном Новгородском торгу. Сегодня удалось за горбушку помочь одному из них в доставке сукна с Жидиславова подворья, что находилось в весьма удобном Славенском конце, вместе со своей пристанькой, стоящими в готовности к плаванью ладьями и обширными складами, клетьми да амбарами.

Робко переступая за приказчиком Афоней, ребята зашли за высокий забор, и на них со злобным лаем кинулись два огромных кобеля.

– Держите крепче своих зверей! –заорал наниматель, –Они мне вон так босяков порвут, кто потом сукно на подводу грузить будет, да опосля ещё на торгу разгружать? Может, вы согласитесь за горбушку? –и он хмуро посмотрел на двух здоровых сторожей, что оттаскивали рвущихся с цепи псин.

– У нас свово дела тута с избытком! –огрызнулся тот, что был с косым шрамом через всю щёку.

– А ты, Афонька, видать, давно сам плетей не получал от хозяина, коли чужих тащишь на наше подворье. Сказано же было, не пущать никого из пришлых. Вот сейчас скормим их псам, чтоб неповадно было кого попадясь сюды приводить. Сам кишки да ошмётки опосля собирать будешь! –и приспустили немного захлёбывающихся лаем собак.

– Ага! А убытки за простой на торгу с вас самих-то тогда и вычтут!–нашел, что сказать, приказчик.

– Хватит орать! –вдруг раздался окрик из дверей конюшни, и к воротам вышел среднего возраста мужчина в армяке из крепкого дорогого сукна, да в хороших кожаных сапожках. На широком поясе у него была прицеплена кривая сабля и кинжал, а в руках была плетка, которой он постукивал по своим ладным сапожкам.

Все тут же примолкли и сжали головы, даже псы-волкодавы как-то вдруг враз присмирели.

– Что тут у вас? –и холодные, мутные как у рыбы глаза как будто бы насквозь прощупали всех стоящих.

– Да вот, Душан Завидович, сукно-то с моей верхней лавки всё скупили. Ежели сейчас на торг замену не завезу, так и вовсе без барыша хозяина оставлю. Вот тогда-то он точно мне всю шкуру на лоскуты спустит. А это вот босяки приблудные с местного торга, чтобы загрузить всё. На них и векши тратить не надобно, за кусок хлеба подрядиля вон их.

Душан опять посмотрел внимательно на мальчишек и выдал сквозь зубы:

– Всё бы тебе своевольничать, Афонька, сказано было, не тащить чужанина на подворье. Ладно, их счастье, что наши битюги с животами слегли, да сейчас в сарае отлёживаются. Быстро загрузил подводу и чтобы я их тут более не видел! А то, и правда, псам скормим, да и тебя с ними заодно в придачу,–и, усмехнувшись, зашёл в дом.

Эх, не зря всё-таки они с Мараткой крутились с самого утра у этой крайней лавки! Как будто привело их что-то туда на этого вот приказчика, думал Митяй, укладывая штуку плотного синего сукна на подводу. Теперь бы как можно больше всё разглядеть на дворе, а позже, уже в своём подворье, они его план на пергамент нанесут да расскажут старшим, что и где тут заприметили. Ещё бы от этих складов как-нибудь поближе к пристаньке попасть да рассмотреть, что там за строения стоят на бережку. Но Афонька и хмурый пожилой ключник, что выдавал товар со склада, приглядывали за всем внимательно, и отойти никакой возможности от склада не было.

– Хозяин, каурую бы напоить. Совсем у вас за лошадьми не смотрят, как я погляжу. К полдню ведь совсем на жаре разморит скотину, –вдруг, подобострастно глядя на приказчика, заявил Маратка.

– А тебе-то в том, какое дело?–презрительно фыркнул Афоня, –Ты таскай, давай, отрабатывай вон свой хлеб.

– Так жалко скотину-то, у нас в степи да за такое «по самое не балуй» бы хозяин выпорол. Ещё падёт, чего доброго! –и зашёл на суконный склад за очередным грузом.

Рыжая лошадь действительно была уже весьма старой клячей. Дело её было нехитрое, вези себе тихим шагом все, что нагрузят в повозку, терпеливо жди вечера, чтобы поесть сена и напиться воды из долблёной деревянной кадки в конюшне.

Вот и сейчас она просто стояла, привычно задремав и свесив устало голову. Всё как обычно, ведь день такой жаркий и долгий…

Зерно же сомнения уже было посеяно в душе приказчика. И минут через десять, когда была загружена последняя штука дорогого фламандского сукна, Афоня, почесав затылок, выдал как бы между прочим Маратке:

– Ты давай это, степняк, вон там вон ведро возьми да черпани-ка чуть пониже пристани из речки, во-он там, куда тропинка идёт. Там, ещё бывает, бабы на мостках бельё полощут, вот и наберёшь водицы. Скотину-то, и правда, напоить надо, не хватало мне из-за неё ещё ответ перед хозяином держать. Пусть хоть когда издохнет, только бы не под моим началом. Не расплатишься потом за эту клячу. Как за молодую возьмут, уж я-то знаю! Ну а с меня уж, так и быть, лишний ломоть вам, как только разгрузитесь на торгу.

Маратка тут же подхватил деревянное ведёрко, что стояло у сарая, и направился, туда, куда ему указал приказчик.

– Смотри только, по тропке иди и к пристани ненароком не сверни, а то мигом без башки останешься, даже я туда не хожу! –крикнул вслед пареньку Афоня.

И уже еле слышно пробурчал: «Нагонят к себе нурманов, а тем кровушку пролить, что воду из ведра выплеснуть. И что только у нас толкутся столько времени, к реке спокойно не подойти.»

Митяй стоял рядом и отметку для себя сделал: «Значит, и правда иноземцы у Жидислава на подворье живут. Ещё бы Маратка что-нибудь увидел там интересного, вообще бы хорошо тогда было.»

В это самое время Марат, пройдя по пути две клети и какой-то склад, сойдя с тропинки, метнулся лаской в густые заросли крапивы и уже дальше ужом заскользил в сторону пристани. Быстрее, быстрее, пока им дали такую возможность. Ни один кустик не шевельнулся на его пути, только вылетели пара пичуг, никого, впрочем, при этом не насторожив.

А вот и сам причал. У бревенчатой платформы с мостками, стоящей на крепких дубовых сваях, была пара речных ладей, в каждой из которых сидело по часовому. Вот один из них что-то громко сказал другому на чужом языке, и они вместе расхохотались, как видно, над какой-то шуткой.

Рядом с пристанью стояло два больших сарая, видимо, используемые для зимнего хранения и ремонта судов. Сейчас же из них время от времени выходили и заходили вовнутрь крепкие мужчины, и на некоторых из них были одеты кольчуги, а к поясам прицеплены мечи. Воин воина всегда узнает по манере держаться, по походке или по многим другим особым признакам. Марат был уже воином и, внимательно всматриваясь, отмечал их количество, вооружение и даже то расслабленное поведение, с каким они тут все держались. Видать давно тут сидят, успокоились, и службу «спустя рукава тащат». На берегу всего один дозорный с копьём, некоторые из чужаков вообще вон без оружия. Но и людей так-то не мало. Только на поляне вокруг сараев их с пару десятков трётся, а ведь и внутри строений наверняка кто-нибудь тоже есть.

«Ну, всё, пора уже назад, пока не хватились да чего-нибудь не заподозрили» –подумал паренёк и замер. Из дальнего сарая вышел высокий костистый седой воин с чеканным суровым лицом, в кольчуге да при мече и громко выкрикнул:

– Ændring af vagter! slap af loafers! (Смена часовых! Отдыхайте, бездельники! – Дат.)

Двое часовых на судах и на берегу тут же зашевелились, готовясь покинуть свой пост, а им на смену уже подходили от сараев новые.

А вот это уже интересно! К большой и разлапистой сосне, что стояла чуть в сторонке и повыше пристани, шагал четвёртый воин с луком и колчаном за плечами. А по стволу вниз уже скользил сменяемый им стрелок.

«Не так уж и просты эти чужаки! –подумал Марат, –Нельзя недооценивать противника! Всё, теперь ходу! Как раз охрана меняется, и им пока явно не до контроля окрестностей, а вот мне нужно спешить, и так тут лишнего задержался!»–и подросток быстрее заработал локтями с коленками, чтобы только поскорее убраться подальше.

– Ты где столько времени бродил! Я уже сторожей хотел крикнуть, чтобы тебя искать! –набросился на Маратку приказчик, –Те уж тогда бы точно с тебя всю шкуру спустили! Ладно, дружок твой отговорил, то, что ты малахольный, рассказал. Почто теперь мокрый да в грязи весь?

– Да я на там берегу ногу зашиб, и в воду упал, хозяин, пока воду-то в ведро набирал. Там мостки-то, подгнившие совсем, вот и не удержался на них. Оттого-то и долго всё вышло! –выпучив глаза и шепелявя, ответил мальчишка.

– Ну, всё! Быстро поим скотину и пора на торг, и так-то уже много времени тут потеряли! –суетился Афоня, прикидывая, что с таким-то тяглом они и до обеда не успеют разгрузиться.

– Ну, вы, охламоны, и вымазались! –воскликнул Андрей, обнимая чумазого сына с его другом, –Всё-всё, немного осталось, пацаны, скоро прихлопнем здесь всех пауков разом. Давайте-ка быстро мыться и ужинать! Вон в бане горячей воды ещё много осталось, и Анна уже заждалась вас со снедью.

–Да мы не голодные, бать, по паре кусков хлеба же сегодня заработали, а этот полоумный так и вообще успел искупаться на дворе у Жидислава, – Митяй сделал дурашливое лицо, дразня друга.

– Даже так?! –удивлённо приподнял брови Сотник, –Ну, вечером расскажите, как все соберутся, а сейчас быстро в баню, ащеулы (пересмешники, зубоскалы-др.рус.).

Уже к ночи ближе, выслушав всех и собрав все сведенья воедино, Андрей отправился на княжеское подворье. Ярослав Всеволодович не спал и принял гостя сразу.

– Ну что, Андрей Иванович, как там у вас на Ладоге, всё ли готово к походу? Может быть, какая моя помощь нужна будет, сказывай?

И уже после обстоятельного рассказа по делам на Оломне и посвящения в план по прорыву на Балтику и обратно, он вновь повторил свой вопрос: «Ведь не спроста ты сюда сейчас сам явился, Иванович, что-то есть такое, в чём тебе моя помощь требуется?»

Сотник вздохнул и признался:

– Есть, Ваша Светлость, правы вы. По походу у нас всё более-менее определено уже, и мы вскоре уже будем готовы там всё начать. Маловато, конечно, коней пока для такого то продолжительного конного рейда по Эстляндии. Ну да как-нибудь, поди, справимся, а уж к обратному прорыву на Псков, сколько их нужно ещё из поместья подгоним, времени ещё много на то есть. Нас же с Путятой заботит тот враг, что сейчас в самом сердце Батюшки Новгорода засел и, если его не выковырнуть, то он нам много ещё бед может натворить, да вообще всё нам попутать. И Андрей поведал подробно всю историю сговора новгородских купцов Остромира и Жидислава с датчанами и их личное участие в наводке разбойных ватаг на купеческие караваны, да в извлечение от этого всего личных барышей. Не забыл рассказать он и про ту историю, где Жидислав опорочил своего бывшего сотоварища по купеческим делам Парфёна, хотя сам же и подставил его со всей семьёй под удар разбойников. И много ещё что поведал князю про его былые тёмные делишки. Да про нынешние деяния на руку врагам Новгорода рассказал.

Слушал князь и всё более темнел лицом.

– Я сейчас же свои сотни подниму, и мы прихлопнем весь этот вертеп! – наконец не выдержал он.

– Затем и пришли к тебе, Ярослав Всеволодович, ибо ты власть и не можно нам без твоего одобрения в стольном городе оружие поднимать. Только прошу тебя немного повременить с наказанием изменников, ибо тогда не все его получить смогут. У нас ведь вести, словно ветер из уст сказавшего, разлетаются. Наутро уже весь город о том будет гудеть, и часть самых шустрых врагов тогда уж непременно скроется. Я же предлагаю их всех вместе собрать и разом тогда прихлопнуть, чтобы не один ворог от наказания не ушёл!

– Ну-ка, ну-ка, что ты предлагаешь тогда сделать? –заинтересованно пододвинулся князь поближе.

– За этот год пригляда, что мои с Путятою люди ведут за купцом Жидиславом, мы, в общем, всех его сподручных уже выявили. Знаем, с кем он из иноземцев якшается, кто у него в соглядатаях личных состоит. Завтра же мои люди начнут разносить весть на торгу, на пристанях и везде, где только можно, что по реке Пола к озеру Ильмень идёт большое сборное войско на многочисленных речных ладьях. Да и тут уже в столице тайно начинают собирать дружину в какой-то дальний поход на запад, и примерно через пару седмиц общим войском все будут уже выдвигаться к морю. Во-первых, получив такую горячую весть, можешь не сомневаться, княже, все наши главные враги соберутся обсудить её вместе. А где это делать, как не у Жидислава на усадьбе? Не в Немецком же дворе у всех на виду им собираться? Вот тут-то их и можно будет прихлопнуть всех разом. Во-вторых, получив такую весть, уверен, все, обсудив, они одну свою ладью, что сейчас на пристани у купца в готовности стоит, сразу же с донесением к датскому фловодцу отправят.

Ярослав недоумённо уставился на Сотника:

– Так предупредят же врага, как вам-то тогда быть, Андрей? Всё же откроется разом?

– И пусть, княже! Пусть предупреждают, что не ранее, чем через две седмицы соберется большое Новгородское войско да пойдет, отдохнув как следует в городе, водою в поход. Нам только-то на руку будет, ибо мы гораздо раньше в залив прорвёмся, когда враг уверен, будет, что нас там и близко-то от него нет. И он только ещё свои силы в горлышко залива начнёт стягивать, снимая свою сеть из судов с других морских путей.

– Хитро, хитро… –только и выговорил князь, покачивая головой, –Я бы на такое точно купился, будь на месте того главного датского флотоводца. Ну а третье-то что? Никак и третья задумка у тебя есть, не зря же сам считать начал? –усмехнулся лукаво Ярослав.

– То уже больше просьба будет к тебе, уважаемый Ярослав Всеволодович. Разреши и мне с моими людьми поучаствовать во взятии усадьбы? Особенно же важно для нас, чтобы мы сами Жидиславов терем штурмом взяли. Он и его люди сполна должны ответить за все свои злодеяния. Отдай его мне, я человеку слово дал,–и Сотник твёрдо посмотрел в глаза князю.

Ярослав помолчал, подумал и ответил минуту спустя:

– Без тебя бы тут всё равно ничего и не было бы. Хорошо, правь над ним правосудие на месте. Постарайся только бумаги, какие есть, сберечь, и сподручных купца Посаднику для правежа оставь.

– Спасибо, князь! –поблагодарил его Сотник и положил на стол пергамент, –А это начертание усадьбы купца. Мои люди и снаружи, и изнутри всё уже разведали, так что теперь всё попроще дружине будет, –и они углубились в изучение плана.

Усадьбу Жидислава обкладывали грамотно и основательно. Нужно было ни в коем случае не насторожить врага и, разумеется, никого при штурме не упустить. Бригадная ладья с командой и двумя пятёрками пластунов стояла в нескольких стрелищах выше по течению. Три пятёрки Андреевцев, одетых под мирных горожан, держались на расстоянии, только издали наблюдая спешащих в усадьбу людей Жидислава.

Вот один вернулся с толкучки торга, другой с многоголосой пристани, третий…У всех у них были горячие сведенья о подходе и сборе в городе русских воинских ратей. Нужно было поскорее всё донести до хозяина, выслужиться, да показать ему всю свою нужность и расторопность. А в сумерках уже побежали те же топтуны обратно гонцами в город да на стоящие особняком иноземные подворья.

«Созывают всех, кто посвящен на совет» –понял Андрей и отдал своим людям команду стягивать петлю вокруг усадьбы потуже. Дело было уже ближе к ночи, и оставаться незаметным становилось гораздо проще.

А вот стали появляться и приглашённые. По улице верхом на лошадях и пешком прибывали по двое, трое, и даже впятером званные люди. Затем наступила долгая пауза, и взводный пластунов Саватей прокричал громко птицей выпью. Всё, началась активная часть плана – «перехват гостей». С лёгким шумом к Андреевским пластунам присоединились подошедшие десятки княжьей гриди и рассредоточились по обоим концам улицы.

Ждём…

Время перевалило уже далеко за полночь, как в Жидиславовом подворье вдруг резко взлаяли псы и, грохнув калиткой, на улицу вышли двое. Как только они прошли пять-шесть десятков шагов подальше, из травы обочины вдруг вылетели несколько теней, раздался шум падения тел, и снова на улице повисла тишина.

– Двое есть, –считал Сотник, –На подходе ещё две пешие пары, тройка и пятёрка визитёров на лошадях. Пеших, как и уговаривались заранее, берут и пеленают рядом с подворьем Андреевские пластуны. Конных, придётся брать подальше, чтобы только не спугнуть сторожей купца, а это уже дело княжьей гриди. Ребята бравые, опытные, управятся, –подумал Андрей.

Заскрипели ворота, и на дорогу с горящими факелами выехала пятёрка верховых. На улице раздались громкие гортанные голоса.

– Иноземцы! И ведь ничего не боятся, как у себя дома себя здесь ведут!

Гридь справилась. Из дальнего конца улицы, где верховых уже принимали, не раздалось ни вскрика. Только резко пропало вдруг световое пятно от факелов, да брехали собаки в соседних дворах. Ну да это не страшно. Гробовое молчанье настораживает опытных сторожей всегда гораздо больше, и участники предстоящего штурма приблизились к усадьбе вплотную.

Теперь дело оставалось за сигналом с реки. Как только иноземная ладья уйдёт с пристани за дальний поворот, можно будет ждать сигнальную стрелу. И тогда уже штурм, как и планировали! В противном же случае придётся ждать рассвета, и надежда Сотника подать ложную весть врагу на Балтику себя бы уже не оправдывала.

Минуты бежали за минутами, и, когда восток горизонта только начал сереть, с реки в небо вдруг сверкнула яркая искра.

Есть сигнал!

И Сотник, сбросив тёмный плащ, махнул рукой: «Штурм!»

Первая пятёрка пластунов закинула на заборные колья арканы и словно стайка летучих мышей взлетела вверх. В руках у них уже были самострелы и луки, а по арканам уже стремительно перескакивали вовнутрь прикрываемые сверху новые бойцы пластунской полусотни.

С внутреннего двора раздался яростный лай псов, после щелчков самострелов вдруг перешедший резко в истошный вой.

«Всё! Теперь главное стремительность!»–подумал Сотник, подскакивая вместе с пластунами к двери терема. Ворота за его спиной уже распахивались, и в них вливалась сотня из княжьей дружиной в тяжёлых доспехах с факелами. Со стороны пристани же слышались крики и звон железа, то высадились после того, как Андреевские пластуны сняли часовых, княжьи воины с двух боевых ладей.

– Добрыня! Веди своих к реке, там даны с нашими у причала бьются, ударишь им в спину, а мы тут и сами справимся! –крикнул Сотник старшему гриди.

Из терема выскочили двое, один с первого же наскока попытался было рубануть мечом Савватея, и тут же сам упал с пробитою головой. Второй подвывая и что-то злобно выкрикивая, сделал замах секирой, и в его грудь вошёл меч командира пластунов.

– Вперёд, не останавливаться! –взревел Савва, и полтора десятка разведчиков ринулись, рассыпаясь по двое вовнутрь терема.

На причале в это время шёл яростный бой. Хоть часовые и были бесшумно вырезаны пластунами, но их старший, тот высокий и костистый седой воин с чеканным суровым лицом викинга, виденный ранее Мараткой при разведке и шагнувший сюда на поляну, словно из древней саги, словно нутром, почувствовал разлившуюся вокруг тревогу. Ему хватило услышать только пару всплесков возле берега, лёгкий стук о борт ладьи да падения тела мёртвого лучника с сосны.

– Angst! Alle mod væggen! (Тревога! Всем в стенку!-Дат.)

И высаживающихся на берег с двух причаливающих ладей княжих дружинников встретила плотная стена из двух десятков копий и щитов. А около пяти лучников и арбалетчиков карабкались уже на ближайшие сараи да склады для выбора лучшего места боя.

– Именем князя Ярослава и святой Софии Новгородской сложить оружие!–раздалась команда сотника русской гриди, –Ингвар! Прикажи своим сложить мечи и останетесь живы, клянусь словом князя, мы сохраним вам жизнь и меч!

Старший датчан оскалился по-волчьи и выкрикнул сотнику:

– Что жизнь, когда у воина не будет чести, а меч он что, возьмёт с земли, словно какой-то трель!? Скажи мне, Олег!

Затем, подняв вверх и в сторону русских воинов свой меч, отдал резко команду:

– Alt sammen i en kile! Gå igennem til båden og forlad floden! Vi har en chance! Til skytter for at slå russiske ældste! (Все в клин! Прорваться к ладье и уйти рекой! У нас только один шанс! Стрелкам бить по старшим русским! – Дат.)

Буквально в секунды стенка скандинавов перестроилась в клин и яростно ударила в русский дружинный строй, а с береговых построек вылетели стрелы и арбалетные болты.

– Всем разобраться и бить по стрелкам! По готовности! Огонь! –это уже распределял свой десяток пластунов на берегу Родион.

Митяй с Маратом работали левофланговой парой, и два их щелчка самострелов слились хором в один, буквально сорвав с крыши ближайшего сарая пробитое насквозь тело датского лучника.

Несмотря на весомый численный перевес русских, клин датчан буквально вспорол три шеренги защитников пирса, и сеча в свете факелов уже шла теперь на его бревнах. И тут с рёвом:

– Русь! София! –с тыла вдруг ударила та сотня, что шла на подмогу дружине от терема подворья. Расклад сил тут же мгновенно изменился. Численное преимущество русских стало уже более чем семикратным. Не было уже стрелковой поддержки, а сами датчане, сдерживаемые гридью на пирсе, падали один за другим, пробитые самострельными болтами.

Митяй, сидя с Маратом на самом верху того самого сарая, откуда только три минуты назад они сняли лучника, заканчивал перезарядку своего самострела, натягивая его ударные плечи. Всем хорош самострел с перезарядкой рычагом тип «козьей ножки», надёжный, скорострельный и мощный весьма, однако попробуй-ка ты его перезарядить, балансируя на самом коньке крыши. Зато и обзор тут был отменный, позволявший бить врага сверху буквально на выбор.

Раздался щелчок. Всё! Перезарядка почти закончена. Болт с гранёным наконечником быстрее на направляющее и навести оружие на цель.

Внизу шла яростная сеча, от ударов мечей и секир раскалывались, не выдерживая, щиты, ревели яростно воины, с отрывистым рыком вкладывая в каждый удар всё свою силу и ненависть к врагу. Вот высокий дан, достал своим мечом русского дружинника и открылся в общей сечи. Митяй нажал на спусковой крючок, и болт, пробив прочный доспех на груди, прошёл сквозь всё тело, а справа раздался щелчок самострела Марата. Гранёная смерть нашла ещё одного врага внизу…

– Ингвара живым брать! –выкрикнул княжий сотник Олег, и вокруг оставшейся пятёрки, вставшей спина к спине выстроилось большое кольцо русских дружинников с мечами и копьями наперевес.

– Ингвар, повторю, князь обещал жизнь! Положите мечи перед собой! Никто не обвинит вас в трусости, достойно бившихся против стольких врагов!

Командир данов, отирая кровь с рассечённого лба, усмехнулся и выкрикнул в ответ:

– Спасибо за заботу, Олег! Только кто мне вернёт моих храбрых воинов? Как мне затем смотреть им в глаза там, на небесах, скажи, если я вот сейчас сдамся и останусь в живых?!

Он что-то произнес, и вся его пятёрка синхронно повернулась внутрь своего маленького круга, обняв друг друга за плечи и плотно прижавшись голова к голове.

Ни одна стрела, болт или копьё не вылетели в такую открытую и лёгкую мишень. Честь воина–превыше всего!

– Zeelandis, dø for kongen! (Зеландцы, умрём за короля! -Дат.)

Датчане стремительно развернулись и с яростными криками ринулись навстречу своей смерти. Через несколько секунд на поляне всё было закончено.

В это самое время пластуны Савватея «зачищали» купеческий терем. Он был огромным со всеми его комнатами, переходами, клетями и подвалом. Но нигде уже не было того сопротивления, которое они встретили у самого входы. Только выбили меч из дрожащих рук хозяина, а самого его в исподней рубахе и без штанов выбросили на освещённый факелами двор.

Тут же уже стояли несколько человек из прислуги, приказчики да два бугая из охранников, отсвечивая свежими, наливающимися на глазах синяками.

Вид у всех был испуганный и покорный. Да и как по-другому, когда среди ночи тебя поднимает такая вот орава вооружённых воинов с криками «именем князя и святой Софии!» и вытаскивает затем нагим во двор?

– Есть здесь Афоня из приказчиков? –обратился к стоявшим «гражданским» Саватей, и из толпы вытолкали робкого вида мужичка.

– Почто не у себя дома, а у хозяина на дворе ночуешь нонче? – взводный задал вопрос до предела испуганному от грозного вида окружающих приказчику.

– Прости, господин, велено было с другими людьми тут ночью быть, вот и не ушел, поэтому домой, –дрожащим голосом залепетал Афоня, всячески стараясь показать, что он готов делать всё и говорить только правду, лишь бы не сердить всех этих страшных воинов.

– Хорошо, а теперь скажи-ка ты правду, братец, для чего это тебя и других тотут нонче ваш хозяин оставил? –и Савватей пристально вгляделся в глаза приказчика.

Афоня всхлипнул и снова залепетал:

– Да он нам всем наказ дал, чтобы мы всех нужных ему людей обежали да созвали на подворье к ночи. И каждому свою особливую грамотку давал, которую мы им бы передать были должны.

– Та-ак, –протянул взводный, –Кто к иноземцам ходил? –и вновь поглядел на Жидиславовых людей.

В толпе прошло шевеление, и из неё вышли двое одетых почище и посправнее остальных.

– Стало быть, мы ходили, господин, –ответил тот, что выглядел постарше и посерьёзней, –Приказчики мы, с нижних суконных лавок, меня Иваном, а его Петром кличут. Я намеднина Немецкий двор к Карлу купцу из Браунгшвейга с грамоткой ходил.

– А я на Готский двор к Густаву из Риги, –подал голос Пётр.

– Мы против своего князя и Батюшки Новгорода ничего худого не замысливали, –вновь взял слово Пётр, –Если чего худого и было тут, так мы в неведенье о том сами были. Наше дело маленькое – торг вести да перед хозяином отчёт держать.

– Ага, «я не я и корова не моя», разберёмся! –усмехнулся Савватей и повернулся к вышедшему из дома Сотнику.

– Прапорщик! Бери ещё пятерых, и переверните тут вверх дном весь дом. В первую очередь ищите тайные места для хранения пергамента и берестяных грамот. Такие вещи в подвалах не хранят, так что они должны быть там, где сам хозяин живёт, или совсем рядышком, под его постоянным приглядом. Вот и вскрывайте все сундуки, лари и шкатулки в опочивальне да ближайших комнатах. Простучите все стены, потолок и полы. Ну да, не мне вас учить, времени у нас мало, через пару часов светает, ещё через час сюда прибудет князь с городским начальством, и к этому времени у нас всё тут должно быть готово. Вместе с бумагами, можете отдельно и оружие на двор вынести. Вещи и ценности не трогать! Им отдельный учёт люди посадника и тысяцкого потом вести будут. Фотич, бери своих людей и проведи быстрый опрос всех, начиная с управляющего, тиуна, да и всех местных, кто что видел или слышал тут противозаконного. Все они сейчас напуганы, в себя пока не пришли, да и видели, что теперь уже не утаишь ничего, и приказчики прилюдно о ночном сборе уже тут поведали. Так что, правильно вопросы задашь – они всё сами основное расскажут. Ну а поподробнее уже у посадника «на подвале петь будут».

Жидислав после смерти жены жил бобылём, без детей,–и Варун с пятёркой пластунов увёл всю дворню к дальней обширней конюшне, чтобы без лишней суеты и шума вдумчиво там всех расспросить.

Дошло время и до «душевного» разговора с самим хозяином. Он так и сидел, сжавшись около крыльца, куда его в одном исподнем толкнули в самом начале. Рядом лежали двое его зарубленных при штурме ближников, и вид своих бывших подручных не давали ему успокоиться и собраться с мыслями. Жидислава бил озноб. Сумбурные мысли же лихорадочно мелькали в голове. Всё пропало! Открылась его тайная связь и работа на врагов, он только что слышал разговор своих приказчиков и теперь не сомневался, что теперь всё выйдет наружу. А в этом случае ему уже никто не сможет помочь. Все, кого только он прикармливал или одаривал из нужных и «высоких людей», все как один от него тут же открестятся и даже пальцем не пошевельнут, чтобы хоть чем-тоему помочь, боясь только за свою шкуру. Нет, теперь он живой никому уже не нужен. Ведь хотел же всё тут продать и с золотом да каменьями уходить потом в Киев или в тяготеющий к литвинам Полоцк! Отсиделся бы там с пяток годков, пока бы всё тут не успокоилось, ну или на новом месте бы, глядишь, обжился. А теперь уже всё! Поздно! И Жидислав от отчаянья и жалости к себе аж взвыл, глядя на стоящих в отдалении воинов.

Вот двое поговорили о чём-то и тот, в ком можно было сразу узнать старшего, подошёл к купцу.

– Жидислав, я Андрей Иванович, бывший сотник Дозорной сотни князя Мстислава Удатного, ты уже возможно слышал обо мне как о командире Обережной и Дозорной сотен из Деревской пятины. Понятно ли я излагаю? – и посмотрел прямо в глаза купца.

Тот ещё больше сжался и опустил глаза вниз.

– Стало быть, понятно и, стало быть, слышал. Ну что же, тогда продолжу. Мне известно обо всех твоих делах с врагами Батюшки Новгорода – датчанами, с кем свел тебя твой покойный дружок Остромир. Знаем мы всех людей, с кем ты свою паутину заговора плел, и большинство их тут уже спеленали. Показания на дыбе они, будь покоен, в подвалах посадника непременно дадут. Но я сейчас не о том. На тебе кровь моего близкого человека и всей его семьи, и я ему лично обещал эту встречу!

Жидислав встрепенулся и подобрал под себя ноги.

– То навет господин! Нет на мне никакой крови. Никого я не убивал! –заверещал он снизу как затравленная крыса.

Из распахнутой настежь калитки с улицы шагнула внутрь двора мужская фигура в длинном чёрном плаще. Подошла и встала рядом с Сотником.

– Ну, здравствуй, Жидислав Супеич, вот и свиделись мы, –раздался глухой голос, и плащ спал на землю с человека.

– Свят, свят, свят! Сгинь, нечистый! –вскричал Жидислав и, побелев на глазах, упал на колени и быстро-быстро трижды перекрестился.

– Не ожидал, значит, меня живым тут увидеть, думал, я со всей своей семьёй в овраге у Свири лежу? –тихо произнёс Парфён.

– Так это ты, нечистый Супеич, всё зло с нами сотворил?! Молись же теперь о своей душе, что ты сам так подло загубил. Не быть ей на небе после самого страшного суда. А земной суд буду я сейчас вершить, ибо имею на то кровное право теперь! –и Сотник, сняв со своего пояса меч, протянул его Парфёну.

Тот постоял над тонко подвывающим изменником и качнул головой.

– Не могу я так, Андрей Иванович, рубить человека безоружного, не палач. Дайте мне поединок, и пусть нас рассудит Бог!

– Хм… –хмыкнул Сотник и отдал команду, –Поможем нашему другу, братцы!

И уже через минуту во дворе в круг воинов с факелами и с обнажёнными мечами втолкнули Жидислава, кинув ему под ноги меч недавно убитого подручного.

– Чей меч, купец? Кто были эти двое, что защищали вход в твою избу?

Жидислав стоял посреди ярко освещённого факелами двора и всё не верил, что это происходит с ним. Словно был это какой-то страшный сон и стоит только закрыть да открыть глаза, как пройдёт кошмар, и будет снова всё как прежде.

– Я повторяю, кто были те, кто пал, защищая тебя?–повторил громче свой вопрос Андрей.

– Заброд и Луд,–хрипло ответил купец.

– Ну вот, Васильевич, и над этими двумя правосудие свершилось. Остался только один Душан из всех тех душегубцев.

И, подозвав к себе одного пластуна, попросил:

– Найди Варуна Фотича, пусть он определит Душана среди задержанных, да крепко-накрепко его свяжет. Та птичка может много что напеть про дела своего хозяина. Для самых грязных дел он у него, похоже, был и все его тёмные тайны знает.

Жидислав нагнулся и поднял с земли меч. Всё было так хорошо, был хороший барыш, были нужные связи и почитание. Были такие грандиозные и дальние планы, но тут пришли вот «эти» и всё разом пошло прахом! И первым, кто был во всём виноват, это был он, его бывший компаньон Парфён! Ну почему же он не сгнил в овраге вместе со всеми, а привёл сюда вот «этих»!?

Чёрная и злая душа купца ждала выхода и отмщения, и, резко перехватив меч, он с криком ярости кинулся на Парфёна.

Купцы всегда и везде отличались боевитостью. Без знаний азов «оружного дела» в их профессии было не выжить, опять же, и на покупку дорогого боевого железа немалые средства им найти было можно. Ну а в поместье у Сотника так вообще, начальную военную подготовку проходили все, начиная от крестьянина с самой дальней росчищи, заканчивая и самим управляющим, кем, собственно, и был Парфён Васильевич.

Поединок был захватывающим, все воины, что стояли в кругу, напряглись и жадно глядели, как летают в центре круга мечи, и только слышен был звон железа. Жидислав нападал одержимой яростью, раз за разом нанося удары сопернику. Вот в очередной связке ударов его меч скользнул, неудачно отбитый Парфёном, и распорол тому правый бок. Кровь заструилась, кропя землю под ногами, и Жидислав радостно взвыл, уже мысленно празднуя победу. Удар, ещё один, ещё, и он добьёт своего соперника. Но в это время, увлекшись, он слишком выставил ногу вперёд и тут же вскрикнул, отскакивая назад и подволакивая её. Бедро было хорошо взрезано, и теперь кровоточило.

Запал изменника сразу же пропал, и он начал рыскать из стороны в сторону, пытаясь спрятаться от разящих ударов. Но везде на внешнем кольце его ждали острые мечи дружинников. Спасения не было и, собрав все силы, он взмахнул мечом, чтобы сделать мощный и губительный замах. Парфён был наготове и своим стремительным колющим ударом он резко вогнал острейший меч прямо в сердце врага.

Всё! Бой был закончен. Но ещё долго над телом Жидислава молча стоял победитель.

– Не трогайте его, пусть он сам отойдет, когда сочтёт нужным. Пусть побудет тут сам с собой, –сказал Сотник и направился к Варуну.

Постояв над холодеющим телом, Парфён посмотрел на небо, нагнулся и вытер окровавленный меч об исподнюю сорочку врага.

«Всё! С прошлым покончено. Спите спокойно, мои близкие, вы видели, я за вас отомстил!» –и он решительным шагом направился вслед за командиром.

С рассветом на подворье верхами пожаловало высокое начальство. Сам Князь Ярослав Всеволодович, Посадник Иванко Дмитриевич, Тысяцкий Семён Емин при большой свите. Даже Владыка за себя первого думного дьяка прислал, обещав прибыть чуть позже, после окончания утренней службы.

Дело обещало быть вопиющим – раскрытие внутреннего заговора против вечевой республики и настоящий ночной бой дружины с её внешним, иноземным врагом. Причём где? В самом её сердце, Славенском конце Батюшки Великого Новгорода! Это вам не шутки!

На середине обширного двора, на двух богатых восточных коврах стояли резные дубовые кресла, вытащенные из купеческого терема. Перед ними стояло два массивных стола со сложенными на них стопками пергамента и свитками берестяных грамот. Рядышком на земле, на расстеленной «вотоле», грубой плотной ткани из растительного волокна, лежала груда самого разного оружия, что было найдено в самом доме или в прилегающих подсобных строениях.

Одних только мечей самой разной работы тут было порядка десяти. Рядышком лежали пять луков и самострелов, сабли, секиры, копья, кинжалы и палицы, разнообразные виды кольчуг и брони. Жидислав не был железных или оружейных дел купцом, и все находящиеся сейчас на дворе прекрасно представляли для себя истинную стоимость только одного хорошего меча. И одновременно с этим они понимали, что это, собственно, уже никакой не товар, а самое что ни на есть боевое и «рабочее» оружие. А тут его хватило бы на приличную такую дружинку.

Рассевшееся на креслах высокое начальство со свитой за спиной с интересом выслушала подробный рассказ Путяты Селяновича о всей изменнической деятельности хозяина подворья. Были представлены найденные в личной спальне Жидислава письмена и грамоты иноземцев с указанием того, что именно интересует в Новгородских землях Датского короля Вальдемара II и его племянника Оттона I герцога Брауншвег-Люнебургского. Копии расписок в получении вознаграждений и даже верительное письмо от канцлера Вальдемара о полном доверии и представлении интересов датской короны Карлу купцу из Браунгшвейга.

Путята Селянович сам состоял в купцах Первой Ивановской сотни, не раз был на купеческих судах и результаты самого первого горячего расследования доводил до высокой комиссии уверенно и грамотно. Были представлены задержанные ночные посетители, в том числе и иноземные. Были кратко опрошены видаки из подручных Жидислава. Очень много интересного про деяния своего хозяина рассказал его помощник по тёмным делам Душан. Отпираться им смысла не было, и так всё было явно и лежало на виду. Так что «пели» они под пристальными взглядами правителей откровенно, стараясь, конечно же, свалить всё в первую очередь на самого хозяина да на его первых подручных. Всё тут и так было явно и понятно…

– В темницу их ко мне, в подвал! Мои люди с ними ещё долго и вдумчиво теперь поработают. Там они ещё много что интересного вспомнят! –нахмурившись, бросил Посадник, –Здесь, говорят, большой бой был, князь? –и посмотрел на Ярослава

Тот нахмурилсяи, медленно покачав головой, ответил:

– Да, с целым хирдом отпетых головорезов пришлось ночью моим людям рубиться. Сам Ингвар Кнут (узел) из Зеланда ими предводительствовал, слышали, думаю, о таком? Тот ещё волчара. Бой был отчаянный, потому мой первый сотник Олег столько людей здесь и потерял. Пойдемте лучше к пристани, всё сами своими глазами там и увидите. Не стали до вас пока прибираться. И вся свита отправилась на место ночной схватки.

Около стенки длинного ладейного сарая, прикрытые окровавленными рогожами, лежало около двух десятков окровавленных тел русских воинов, сложивших свои головы в ночном бою. Доспехи с них были уже сняты, и зрелище порубленных и посечённых тел в запёкшейся чёрной крови выглядело жутко. Ещё большую оторопь вызывала картина, открывшаяся у самого пирса. Воинов Ингвара пока не стали убирать, и они пробитые и посечённые лежали, сжимая своё оружие там, где их и застала смерть. Всё вокруг указывало на яростную схватку.

– Сколько их тут? –оторвав взгляд от тел, глухо спросил у сотника Олега Ярослав.

– Тридцать три у пирса, князь. Ещё трое дозорных чуть дальше лежат, два у дальнего сарая, другой под сосной. Троих удалось живыми взять, один оглушённый, очухался уже, но пока что молчит. Двое с ранами, не знаю, выживут ли, их Андреевские по-лекарски обиходили уже.

– Как так, такие большие потери-то при таком-то перевесе? –скрипнул зубами Ярослав.

Олег, сам раненый в бою, поправил, морщась, правую руку, что висела на шейной перевязи и, хмурясь, ответил.

– Давно с такими отборными воинами я не ратился, князь. Ты меня знаешь, и про мою сотню худого не скажешь, думаю. Хирд ко сну ещё не успел отойти, своих в плаванье проводив. У нас же времени ждать их не было, рассвет уже вовсю подступал. Дозорных сняли чисто, худого Андреевским пластунам не скажу. Однако Кнуд наготове был, а его люди все в броне да при оружии. Для нас же первой задачей было их живыми взять, вот и пытались, сколько могли, за то и поплатились. Потом-то уже насмерть их бить стали, от того-то и чистых пленных нет, все после беспамятства нами были взяты. Хорошие воины, князь, против нас тут вышли. Все как один на смерть пошли. Ни один не захотел почётного плена.

Князь с представителями высшей власти Новгорода вновь подошли к длинному ряду погибших русских воинов и склонили, скорбя голову. Многих из них Ярослав лично знал в лицо и не раз ходил с ними в дальние походы. Однако голову в бою им пришлось сложить на своей земле у самой святой Софии Новгородской.

– Отпевать и прощаться прилюдно будем! –крикнул громогласно князь, –Пусть каждый новгородец видит, что враг не дремлет и, помимо своих вечных драк и склок на вече, о защите своей земли тоже подумает. Да и нас, дружину, куском хлеба не попрекает впредь! За тот хлеб кровью нашей обильно плачено! – и пошёл со двора.

А на подворье развернулась уже свита Поместника и Тысяцкого, пересчитывая и приходуя всё-то добро, что только тут было. Всё имущество изменника по закону отходило казне, и было его тут изрядно.

Вечером, уже в княжеском тереме, обсуждая дальнейшие планы, опять покачал головой Ярослав:

– Какие потери, Андрей Иванович, кто бы мог подумать, что такой ярости бой будет. Знал бы, что на подворье хирд Игвара из Зеланда стоит, больше бы людей с реки на ладьях послал. Я-то сам его уже видел в бою в Эстляндии, повезло еще, что он на пристань не смог прорваться, точно бы тогда рекою ушёл.

– Не ушёл бы, князь, –усмехнулся Сотник, –не научились у нас по ней ещё ногами ходить.

И, отвечая на вопросительный взгляд Ярослава, пояснил:

– Все ладьи после того, как сотня дружины высадилась от причала, отошли. А датская, так та и вовсе вниз по течению уплыла. Видать, причальные концы оборвали в суете. До сих пор что то писари Посадника её не нашли, всё выглядывают поди – и грустно вздохнул, разведя руками.

Князь, прищурив глаза, с улыбкой посмотрел на Андрея:

– Ну-ну. Значит, уплыла куда-то, что даже, и найти не смогли. Да и Бог с ней, пусть плывёт, небось, хорошим людям-то она, где и сгодится?

Сотник, отбросив шутки, кивнул:

– Сгодится в походе, Ярослав Всеволодович. У этих же пауков её уже не заберёшь себе, коли, что к ним уже в руки попало. Даром, что ладья та с боя взята.

– Ну ладно, пусть так. Вам там ещё с боя ратное железо причитается. Тринадцать твои пластуны на берегу угомонили, а это почти третья часть хирда как-никак. Из них пять стрелками будут. Сколько бы крови моей дружине стоили, коли б за свои луки успели бы взяться? Так что спасибо твоим стрелкам.

– Это тебе, князь, спасибо, –кивнул Андрей, –За то, что с изменником разрешил покончить моему человеку, в ноги тебе он кланяется, благодарен, что за кровь своей семьи отомстил.

– Ладно, не стоит, то по правде всё! –нахмурился князь, –Отплываете завтра?

– Да, перед самым рассветом. Не к чему глаза лишним людям мозолить. Да и ладья там одна есть приметная, –усмехнулся Сотник.

– Ну, добре, –кивнул Ярослав Всеволодович, –С Богом!

Глава 8. Бой под Нарвой.

Четыре конные сотни под командованием поручика Василия шли в Эстляндское герцогство налегке. Путь от Ладоги до Ревеля посуху был весьма не близкий. Предстояло пройти более шести сотен вёрст в малонаселённой и лесной местности, преодолевая при этом на пути десятки рек, речушек, озёр и болот.

Сначала нужно было двигаться южнее Невы по русскому Копорью, затем через ижорскую возвышенность в направлении реки Нарва, и всё время старинным путём–трактом. Переправившись через эту полноводную реку, необходимо было следовать по прибрежной равнине вдоль Вотского залива Балтики до озера Кахала, и уже от него забирать к юго-западу до озера Ярлепа. Именно от этого озера Степной сотне Азата следовало скрытно переправиться через реки Кейла, Атла и уходить о «дву конь» на Матсалуский залив в западной Эстляндии. Дозорному же эскадрону Василия следовало прикрыть их отход, помочь скрыть след и увести возможную погоню за собой в Псковские земли.

И нужно было учитывать то, что конные сотни идут по недружественной земле. А здесь ведь, если только замедлил ход, то тут же окажешься в окружении врага. Ну а коли наберёшь большую скорость, чем нужно, и вымотаешь при этом коней, опять же не оторвёшься от неизбежной погони.

Сменные лошади были только у степной сотни. Да на каждую из пятёрок дозорного эскадрона приходилось по одной, идущей со вьюками.

От окраины русских земель за Копорьем по Ижорской возвышенности, населённой балтско-финскими племенами, шли сторожко, постоянно рассылая передовые и боковые дозоры охранения. Степная же сотня шла далеко впереди, в отрыве от всех главных сил, где-то вёрст за двадцать, рассыпавшись на отдельные десятки и прочёсывая местность. Её главной задачей была разведка пути и перехват вестников к датчанам. Перед землями Датской Эстляндии сделали большой привал, чтобы дать отдых людям и лошадям. Впереди была самая трудная часть рейда.

Через реку Нарву переправлялись вплавь, держась от лошадей справа, чтобы течением ненароком не затянуло под гребущие конские ноги. Река тут хотя и глубокая, была шириной всего около полутора стрелищ (200-300 м). Переправа через такие водные преграды для лошадей и людей была делом привычным, и уже много раз отработанным как в походах, так и на тренировках.

Гарнизон из Нарвской крепости стоял на стенах и с тревогой смотрел на русский конный отряд. Наконец, видно, подгадав самый удобный момент, когда в воде были все основные силы русских, комендант Хаген Ларсен отдал приказ, и из распахнутых крепостных ворот вылетела сотня кавалеристов в блестящих на солнце доспехах. За ними, чтобы поддержать возможный успех своей конницы, выбегало ещё около пары сотен пехотинцев с длинными пиками наперевес.

За исключением крепостной полусотни и гарнизона Ракверри-Табапеа (Голова быка – рус.), это были в основном все сухопутные силы Эстляндии к востоку от Ревеля, и сейчас датский комендант очень ими рисковал. Но уж больно ему хотелось славы и признания. Да и эти глупые русские, уж очень нагло и самоуверенно они себя вели на его земле, оставив у места переправы всего-то около пары десятков конницы–заслона.

Сотня тяжёлой конницы, спеша втоптать врага в землю, резко оторвалась от прикрытия крепостных стен и своей пехоты. Хаген со своим знаменосцем выскочили вперёд всех. За короля! И в этот самый момент им в правый фланг ударили стрелы из затаившейся в ближайшей роще степной полусотни. Ринат, сын Азата, верно рассчитал момент, и затаившаяся полусотня с диким визгом и свистом вылетела именно тогда, когда датчане только что проскочили её, и с расстояния ста метров были идеально открыты со спины и с правого бока. Два десятка из русского заслона у берега подняли свои самострелы и тоже дали залп в упор, буквально выкашивая переднюю линию кавалерии. Хаген, пробитый насквозь, выронил копьё и свесился из седла. Красное с белым крестом знамя упало на примятую траву луга вместе со своим знаменосцем. В рядах наступающей кавалерии творился хаос и смятение. Было нужно поскорее уйти от реки под защиту своих пеших копейщиков и дальнобойных крепостных арбалетов.

– Alt tilbage! Hurtigere til fæstningen! De første ti! Vi tager banneret og kommandanten med os! (Все назад! Быстрее к крепости! Первый десяток! Знамя и коменданта забираем с собой! – Дат.), – отдал приказ командир сотни датских конных латников.

Даны были хорошими и отважными воинами, и первый десяток, все как один, бросились к павшему коменданту и королевскому знамени.

Но время было упущено, и на берег с пронзительным свистом уже выскакивали переправившиеся русские сотни. И, казалось, отовсюду роем, находя незащищённые бронёй места, летят степные стрелы. А тут ещё и три самострела реечно-редукторного взвода с возможностью перезарядки верхом ударили в упор по отважному десятку.

Побросав всё, в панике развернувшись, остатки сотни ринулись к воротам крепости, сминая на своём пути своих же пеших копейщиков. В начавшимся беспорядке не было уже того, кто сможет собрать волю в кулак и встать, сжав зубы, на пути врага. Сотник латников лежал рядом с комендантом, и над ними уже проносились, разворачиваясь, переправившиеся первые русские сотни.

От полного избиения датчан спасли их «инвалиды и старики», как обычно называли они сами этих воинов из крепостной охранной полусотни. Ударили со стен заблаговременно взведённые скорпионы и тяжёлые арбалеты. И разом развернулись русские, уходя из-под удара тяжёлых стрел и болтов.

Итог боя был неутешительным. Около пяти десятков латников и более сотни пехоты потеряли под стенами Нарвы датчане. В отдалённом сосновом бору русичи схоронили двух своих павших воинов.

Без потерь не обошлось, но и путь на запад был для русских сейчас полностью открытым. Теперь гарнизон, пока к нему не придёт подкрепление морем, уже точно не вылезет за крепостные стены. Ну а звено рыскающих в окрестности степных конных, попадающихвремя от времени как бы «случайно» им на глаза – тут им только в помощь, чтобы спокойней было за стенами сидеть.

– Дня через три нагоните, Рашид, как только попугаете этих в сласть,–отдал приказ полусотник Ринат, –Не увлекайся слишком, береги себя, а то мне сестрёнка Фая, как тогда в детстве, все волосы за тебя повыдергает. Как я плешивым то перед своей будущей невестой покажусь? Смотри у меня!–и воины, улыбаясь, обнялись на прощание.

Впереди был рывок к столице герцогства, городу крепости и порту Ревелю. Как бы сотни теперь уже не спешили, а всё же весть по морю от Нарвы их всё равно гарантированно обгонит. А в том, что она будет, можно было даже не сомневаться. Оставалось только идти вперёд настолько быстро, насколько вообще это было возможно, не отвлекаясь и не вступая в сражения или в короткие сшибки.

Эсты, коренное население, обложенное данью новых хозяев и постоянно ими притесняемое, любви к датской короне не испытывало. Не раз уже поднимались они на борьбу, пытаясь скинуть с себя ярмо захватчиков. Но силы были не равными. Эсты, чудь, чухонцы, как называли их новгородцы в средние века, были разделены на племена, а те, в свою очередь, дробились и дальше по родовому признаку.

Используя имеющиеся противоречия и раздробленность местного населения, датчане, проводили старую, как мир, политику «разделяй и властвуй». Большая часть знати эстов, видя силу захватчиков, приняла их сторону, дабы хоть так сохранить свою власть. Тогда, когда более девяносто процентов местного населения исповедовали язычество, они за прошедшие два десятка лет власти датских королей в большинстве своём уже приняли христианство его западного толка.

Главными проводниками колонизации Прибалтики были немецкие наёмники, в основном выходцы из Вестфалии. Именно они составляли основное военное ядро и в землях герцогства, будучи хорошо обученными и вооружёнными бойцами. А в качестве вспомогательных сил вместе с ними выступали легковооружённые отряды лояльных Дании эстских племенных вождей.

В рейдовом эскадроне прекрасно понимали настроение местного населения. Никто даже и не думал, чтобы нарушить их традиции, верования, лишить их имущества или нанести ещё какую-нибудь обиду. За всё платилось сполна русскими серебром и бралось только по обоюдному согласию после честного торга. От того-то перед русскими всегда был указан и открыт наилучший путь, а их кони, да и сами всадники были сыты и боеспособны. Впереди, в трёх днях пути начинались земли подконтрольные Ревельскому гарнизону, и нужно уже было быть настороже.

Глава 9. Прорыв.

Порывистый восточный ветер гнал волну Вотского залива, вспенивая её на гребне. Небо хмурилось и сыпало мелким дождём. Погода на Балтике такая непредсказуемая, и даже летом она меняла своё настроение, словно капризная женщина, то одаривая моряка своей солнечной улыбкой, то хмурясь и заливая его слезами дождя, а то, бросаясь на суда и корабельные снасти, с воем ветра дав приступах ярости. Вот и сейчас, сидя в своей качающейся каюте, командир восточного крыла датского королевского флота Эрик Могенсен в сотый раз перебирал и обдумывал все те сведенья, что поступили к нему в ближайшее время и заставили лично возглавить общий выход в море.

Сначала патрульным судном издали были замечены дымные сигналы береговых дозоров, которые сообщали, что через Неву в сторону залива двигаются какие-то суда. Затем действительно были замечены силуэты двух быстроходных русских ладей, что проскочили по южной стороне залива, в сторону Нарвы, и пропали, как не пытались их обнаружить посланные в погоню дозорные.

А три дня назад и с самой Нарвы по морю прилетела весть о нападение больших конных сил русских, и о гибели в том бою самого коменданта крепости да командира латной кавалерийской сотни в придачу.

По словам вестников, русских было никак не меньше тысячи, а ещё с ними шло несколько сотен степной конницы. И как бы героически не бился с ними благородный комендант Хаген Ларсен и все остальные отважные датские воины, но большая их часть сложила головы в том жарком бою, перебив, правда, при этом без счёта русских варваров. И что вскоре всю эту орду можно будет уже ждать под стенами самой Ревелькой крепости.

Вчера же и вовсе в Ревельскую бухту влетела ладья, прибывшая из русского Новгорода, спешащая с посланием от находящего там Ингвара Кнута. И весть в ней была одна:

«Большое русское войско идёт речным путём к Новгороду, где к нему присоединятся ещё много ладей с воинами для прорыва в Восточное море. Ожидать их можно будет через две-три недели».

Вот теперь-то всё и сложилось в голове у морского начальника! Русские всеми своими силами начали против них боевые действия, и спешат они на помощь своим союзникам – немецкой Ганзе. И как не просил его герцог Эстляндский Кристофер усилить сухопутные силы перед вторжением русской конницы, ответ у Эрика был один: «Приказ короля – утопить русский флот в заливе, не допустив его в открытое море»!

А для этого было нужно стянуть все силы в один кулак и ждать наготове подхода противника. Более тридцати больших военных судов находилось уже в узком заливе, растянутых в неровную линию, с ними было ещё полтора десятка быстрых ладей, да и ещё на подходе были приличные силы, стягиваемые сюда срочно с других участков. Оставалось только ждать этих русских, которые, по уму, вряд ли должны были пока сюда сунуться на своих утлых судёнышках, и, похоже, именно сейчас пережидавших эту непогоду где-нибудь в заводе на тихой реке.

Но бдительность терять было нельзя, и Эрик крикнул вестового: «Сигнал всем кораблям! Усилить наблюдение! Уменьшить расстояние между судами! Будем уменьшать ячею на сетке. Нам тут любая рыба сгодится!»–и улыбнулся такому удачному сравнению.

– Ну что, атаман, самое время подходит нам в Варяжское море прорываться,–обратился к Сотнику старшина ушкуйников Радята Щукарь, стоя на качающейся палубе главного когга. Он снова облизнул палец и поднял его над головой. Точно так же, как по команде сделали и капитаны коггов Михаэль, Дитрих, и Курт со своим братом Зигфридом.

– Я, я, гуд! Ветер с норд остен (северо-востока), он всегда несёт дождь и холод с туманами, и не редко бывает долгим. А это как раз то, что нам нужно,–озвучил общую мысль капитан с «Коня». И остальные ганзейские капитаны дружно закивали, поддерживая сказанное.

– Ну что же, тогда действуем, как и условились, по нашему плану,–согласился с ними Сотник, –Варун Фотич, твой выход! Начинайте!

И вниз по Неве унеслись две ладьи с пластунами.

Все дозоры датчан по берегам реки и ближайшему побережью были давно уже определены и взяты на контроль. Не зря две седмицы подряд пластунская полусотня всё там на пузе исползала да «в каждую мышиную норку и беличье гнездо заглянула». Уже даже имена и клички датских сторожей чуть ли не наизусть вызубрили. Так что, оставалось только обезвредить все их три поста по пять человек в каждом, а уж дальше путь был свободен.

Онни с одним из карельских десятков достался тот первый, что был на самой реке. К огромной прибрежной сосне, где в густом верхнем ярусе была устроена смотровая засидка, ползли звеньевой Калева и двое молодых парней из его рода Микко и Васси.

Маленькую землянку, обустроенную в паре десятков шагов от засидки, окружали остальные восемь разведчиков во главе с самим прапорщиком. Арно, обученный лесной службе пёс карельского взвода, чуть привстал и, молча оскалившись, вытянул морду в сторону прикрытого шкурой входа. Шерсть на его рыжем загривке топорщилась. Что-то сейчас очень настораживало собаку.

Онни поднял свою руку собранной ладонью к небу, а затем резко опустил её. И все пластуны припали, прижавшись к земле. Из землянки, откинув шкуру, вылезли двое. Один, как видно, старший, отошёл чуть в сторону к росшим густым кустам смородины, и справил малую нужду чуть-чуть, было не на затаившегося там пластуна. Повернулся в сторону второго и что-то крикнул, махнув рукой в сторону реки. Второй дозорный в накинутом сверху тёмном плаще угрюмо посмотрел в серое небо, смахнул с лица капли дождя и зашагал в сторону засидки.

– Понятно, это смена поста. Значит, в землянке осталось ещё двое. Будем брать сейчас,–и Онни приготовился к броску.

Старший датского дозора, как видно, разминая застоявшиеся суставы, несколько раз присел, разводя руки. С дозорной сосны, находящейся в прямой видимости от землянки, на крик сменщика спускался уже по ветвям отдежуривший своё. Онни приподнялся и резко метнул свой швырковый нож в старшего дана. Тот ещё не успел войти ему в спину, а к землянке уже метнулись с копьями пятеро.

Калева со своими людьми действовал, как и было условлено, самостоятельно. Как только к сменщику спустился сменяемый воин, в него сразу же впились две стрелы из небольших карельских охотничьих луков Микко и Васси. А сам Калева метнул копьё в подходящего и бросился на него с небольшим мечом.

Противник карела оказался опытным бойцом, летящее копьё пронеслось от него буквально в волоске, сам же он, уходя от броска с разворотом, встречал меч командира звена уже своим длинным мечом. Тут бы, наверное, Калеве и конец, но стрела Микко, вжикнув, вошла в левое предплечье противника, и он, вскрикнув, бросился в лес.

– Йибу, ты с Арно, Онтро и вы трое разинь, добейте этого шустрого! У него вон как кровь хорошо идёт, и наш Арно его быстро по следам найдёт! Вездесущий командир, казалось, успевал везде. Была обложена надёжно землянка. Вслед упущенного Калевой дозорного отправлена погоня с собакой. Оставалось ставить точку во всей этой истории с постом у реки да поскорее выдвигаться к своим.

На призывы сдаться из землянки слышались в ответ только яростные ругательства, да вылетела ещё пара стрел из её входного проёма.

– Дымарь! –крикнул взводный.

И в единственное отверстие землянки, кроме входного – продух, распространяя удушливый дым, полетела штатная скатка бересты, наполненная смесью из сухого гриба трутовика, трухи гнилушек, коры дуба да старого оленьего ворса. Не прошло и минуты, как в слезах и соплях, хрипя и кашляя, из своего укрытия на улицу выскочили двое, с мечами. Их бой был проигран изначально, а вскоре к их мечам у большого пня присоединился и тот, с каким уходил от погони поединщик Калевалы.

– Опытный лесовик был командир. Если бы не наш пёс, не смогли бы его так быстро взять. По болоту и ручью хотел уйти. Как лось пёр, даром, что столько крови от раны потерял, –объяснял звеньевойОнни.

– Нет, это не противник хорош, а я вас мало гонял в нашей усадьбе! –нахмурился прапорщик, –Ну, ничего, вот вернёмся с похода, наверстаем ещё, –и кровожадно посмотрел на Калеву.

Ближе к вечеру пришло сообщение от всех отрядов пластунов. Береговые посты датчан уничтожены, путь к морю свободен.

Ветер так же устойчиво дул с северо-востока. Темнеющее на глазах небо сыпало дождём. Предстояла самая опасная часть рейда – прорыв из устья Невы в залив, а затем по нему и дальшев открытое море.

– Ну что, Радята Иванович, твой выход, дорогой!–обратился к главному ушкуйнику Сотник.

– Через минут двадцать, как совсем стемнеет, ребята выталкивают на течение пятнадцать связанных плотов со слюдяными фонарями на концах. Для лучшей парусности ещё и щиты на них набили, так что должны хорошо в залив зайти.

– Постарайся под их прикрытием проскочить как можно южнее, за сам Котлин без парусов, лишь на одних вёслах, так вы будете незаметнее. Всех и надолго наша хитрость, конечно, сбить не сможет, так что рано или поздно, а всё же даны к тебе «на хвост упадут». Вот тут уже вы на всех парусах рвите, как только можно быстрее, западнее. Твои ребята там только недавно всё разведали и ещё умудрились назад проскочить. Так что, постарайтесь и сейчас не подставиться. И помни, вы все нам нужны живыми, не спеши ты пока драться Иванович, успеется ещё, обещаю! Вам нужно будет лишь оторваться от погони и встретиться с нами уже в Готланде. В самом Висбю уже все, кому было нужно, предупреждены, и размесят вас там как полагается, со всеми удобствами. Вы, я думаю, с вашей-то хорошей мореходностью должны там быстрее нашего оказаться.

– Да не переживай ты, Иваныч! –бодрился Радята, улыбаясь, –Никто покамест Щукаря не прищучил ещё! Острога та покуда на меня не выросла!

Ну-ну, – усмехнулся Сотник, –И ещё одно, в каждую из твоих пяти ладей будет по паре моих людей приписано. Да не хмурься ты, не для пригляда то, а только лишь для помощи. У них там самострелы хорошие, дальнобойные и пробивные весьма будут. Луками-то в такой дождь да в сырость ведь не больно-то на расстоянии повоюешь. И самое главное, у каждого из них в особой суме по кувшину с греческим огнём будет лежать. Небось, слыхал о таком? Судно в такую-то погоду они наврядли спалить смогут, а вот ежели панику создать, сумятицу вызвать, да ещё и время вам выгадать – это вполне даже запросто. Так что, лишними мои ребята тебе точно не будут. Ну и вы их не обижайте уж там,–и Сотник улыбнулся лукаво.

Обижа-аешь, атаман! –басом протянул Радята, –Одно же дело делаем. Беречь будем ребят, не сумлевайся даже. Ну, добре, Иванович! Обнимемся на дорожку, –и мужчины стиснули друг друга по-братски.

– Господин! Русские идут! –с громким криком барабанили в дверь каюты Эрика Могенсена снаружи.

– Ах ты, чтоб тебя! –выругался командир восточного крыла флота Его Величества и, натягивая кожаный плащ, выскочил на палубу флагмана. Ветер с дождём усилился и сейчас бил ему в лицо. Только безумные русские могли прорываться в море в такую погоду!

Подскочивший капитан, пересиливая ветер, громко прокричал доклад, протягивая руку к востоку.

– Господин! Дозорная ладья доложила, что от устья реки идут русские суда. Их много. Будем атаковать?

Эрик огляделся вокруг и отдал команду: «Всем судам собраться к флагману! Быть готовым к атаке! Подать общий сигнал!»

Через минуту над заливом раздался утробный рык флагманского сигнального рога: «Все ко мне! Готовность к атаке!»

Пять ушкуйных ладей неслись серыми тенями на всех вёслах, прижимаясь как можно ближе к южному берегу. Мористее, где-то в районе острова Котлин, раздавался рёв сигнальных труб. И уже удалось удачно разминуться с парой дозорных датских ладей спешащих на зов своего флагмана.

– Давай, ребята, наддай посильней, пока они там с плотами воюют, –крикнул Щукарь, оскалив в усмешке зубы, –Ещё немного! Ещё!

Вдруг прямо по носу показался из дождливой хмари бок другого сторожевого судна датчан, как видно, оставленного специально, чтобы стеречь, не отходя далеко, южный берег, и из него в сторону русских раздался повелительный окрик.

– Без остановки, бей!

И в сторожевую ладью с тридцати метров метнули свои копья пять специально отставленных от вёсел бойцов. Разрядили разом самострелы Андреевские стрелки. Пять ладей без остановки пронеслось мимо сторожей и каждая из них «отработала» по врагу. С её же палубы раздавались сейчас громкие крики и стоны. Борт развернуло под волну, и её тут же начало захлёстывать водой. Но датчане были опытными мореходами, и под резкими командирскими криками она, только что потерявшая ход, начала медленно разворачиваться по ветру. А с её палубы раздался тревожный и резкий звук рога.

– Ну, всё, через пятнадцать-двадцать минут тут будет тесно, –понял атаман, –Всё равно уже обнаружены, и отдал команду, –«Парус поднять! Быть готовым к бою!»

Минут через тридцать хода, уже заходя за Котлин, наперерез им из ночной мглы вдруг выскочили ещё две быстрых дозорных ладьи с их острыми носами и стремительными обводами корпуса. Датчане сразу же опознали в ушкуях своих врагов и начали сближаться на расстояние копейного броска.

Щёлк! Щёлк! Щёлк! Ударили самострелы Андреевцев, и несколько особо любопытных «поймали» по арбалетному болту.

Самострелы с перезарядкой рычагом типа «козьей ножки» были мощным и дальнобойным оружием. Но пробить борта ладей они всё равно не могли, и к замыкающему ушкую наперерез бросились сразу оба датчанина. А от них самих во все стороны залива неслись резкие звуки призыва.

«Тревога! Тревога! Враг!»– ревели датские сигнальные рога.

– Огонь по кормчим!–взревел Щукарь.

И все самострелы ударили туда, где на корме судна работал рулевым веслом в прикрытии щитов самый опытный и умелый мореход из команды.

Вот передняя дозорная рыскнула влево и ушла с прямого курса на русский ушкуй. Видно, самострельные болты сделали своё дело, пробив-таки прочные щиты. Но вторая ладья по-прежнему упорно сближался с ушкуем и кормчего, прикрытого какими-то кормовыми надстройками, выцелить было попросту невозможно.

Игорь с Фролом, приписанные Молчаном из Андреевской Судовой рати на кормовой ушкуй, отложили свои самострелы и подтянули к себе особые сумы, выданные им самим Сотником на тот самый крайний случай. И вот этот самый случай теперь наступил. С приближающейся ладьи данов уже слышались азартные крики и ругательства. Их команда явно готовилась сцепиться и пойти на абордаж. В окружении всего своего флота, в отличии от русских, они это вполне могли себе позволить.

Сосуды с так называемым греческим огнём были изготовлены и испытаны в Андреевскомсовсем недавно. В состав горючей смеси входили льняное масло, сера, доставленная откуда-то с большим трудом Путятой, растолчённый древесный уголь, канифоль и скипидар (перегон живицы хвойных деревьев, получаемый в поместье на смолокурнях). Горючая смесь полыхала с огромной температурой, и потушить ее, потом было крайне сложно. А попытки залить пожар водой приводили только к ещё более сильному её горению.

До данов оставалось уже не более 15 метров, и скандинавы начали метать копья с топорами, чтобы прижать к бортам русскую команду и затем забросить на их борта свои абордажные крюки.

Игорь с Фролом зажгли на глиняных кувшинах специальные фитили и, резко выпрямившись, метнули их в набегавшую на них ладью.

– Горят, смотри, как вспыхнули, Игорёх! –заорал радостно рыжий Фрол и обернулся к товарищу.

На скамье, неловко привалясь на весло, лежал лицом к небу его боевой товарищ и друг, а в его широко открытых голубых глазах застыла какая-то неземная отрешённость и печаль.

– Игорёк, Игорюня, Игорё-ёхаа! –тряс друга за плечи Фрол, никак не желающий принять то, что его уже с ним здесь нет, и уже никогда больше не будет.

– Ну как же так-то!–и, вырвав из груди лежащего друга копьё, он с криком ярости метнул его в мечущихся на соседней палубе врагов.

Ладьи, надув попутным ветром паруса стремительно неслись на запад. Скорее увести за собой погоню! А за их спинами слышались заполошные крики, и полыхал ярким светом пожар.

– Время!–махнул рукой Сотник, и четыре огромных когга в окружении трёх дозорных ладей вышли с одного из полноводных рукавов Невы в Вотский залив. Теперь уже всё решало только самое настоящее везение.

Смогли ли оттянуть за собой все силы «Щукари»? Не встретится ли по пути какая-нибудь шальная датская ладья, известив о прорыве русских весь свой флот? Ветер был попутный, а ночная мгла с моросящим дождём надёжно укрывала скользящие к северо-западу суда.

Ходу, теперь только ходу!

Глава 10. На абордаж!

Второй день плаванья встречал два шведских судна тёплой и безветренной погодой. Тот порывистый ветер с дождём, что дул больше недели с русской Гардарики стих, и от него, в качестве воспоминания, остался сейчас только туман. Туманы вообще были нередким явлением на Балтике и могли здесь стоять порою неделями.

Вот и сейчас, когда холодную и сырую промозглость над морем сменяло тепло, белая, как молоко, кисея плотно окутывала всё вокруг–мачту, парус, снующую по палубе команду.

Второе судно сопровождения «Норланд» под командой её шкипера Андерса прижималось к «Морскому коню» вплотную, чтобы только не отстать и не потеряться, как это случилось уже с «Ласточкой», пропавшей где-то за кормой.

– Герцогини, вам лучше зайти в каюту, туман очень насыщен влагой, и вы можете легко в нём простудиться!–склонился в учтивом поклоне старший шкипер Арвид, –Как правило, такие туманы летом не держаться дольше трёх дней, так что Ваши Высочества, думаю, что вам осталось потерпеть уже недолго.

– Ни в коем случае! –задорно вздёрнула вверх свой носик более молодая и задорная Ингеборга, –Снова забиться в эту тёмную каюту как в нору! Ну уж нет, и не надейтесь, шкипер, вы нас туда не загоните!

– Ты только посмотри, как тут всё необычно, Марта! –обратилась девушка к более взрослой белокурой красавице, стоявшей с ней рядом. Как будто мы с тобой находимся в какой-то сказке! Вот сейчас, как в старинной саге появится из тумана резной нос дракара. И бородатые викинги закричат хором: «О-одиин!», –и проказница звонко рассмеялась, –Боишься, сестра?!

Стоявший рядом уже весьма пожилой шкипер нахмурился и произнёс с лёгким укором:

– Прошу Вас простить меня за мою дерзость, Ваше Высочество, но на морских просторах севера не принято дразнить тени ушедших, а уж тем более, поминать их богов. Это бывает очень опасно, и тут я боюсь больше за вас, чем за себя и за всю свою команду, –и он опять учтиво поклонился герцогиням.

– Ага, Марта, а Арвид-то испугался быстрее тебя! И это наш отчаянный и смелый морской волк! Р-р-р! –хулиганка снова громко рассмеялась.

– Веди себя, как подобает особе королевской крови, Ингеборга! Ты своим смехом заглушаешь даже звук судового колокола. И не обижай нашего славного шкипера, ведь он заботится о нас как добрый старый дядюшка, –с улыбкой проворчала старшая сестра хулиганке, –Не обижайтесь, уважаемый Арвид. Девочка так долго сидела взаперти нашего замка, а тут у неё такая свобода и простор. Она успокоится, будьте уверены. Вам нужно ещё совсем немного потерпеть, –и Марта мягко и искренне улыбнулась старшему шкиперу королевского флота Швеции.

А корабельный колокол продолжал время от времени громко отбивать свой сигнал. Бом! Бом! Бом! Если отставшая «Ласточка» где-нибудь неподалёку, то её команда должна была непременно услышать призыв главного шкипера.

Суда Гарольда Волосатого шли впритирку рядом друг с другом. Прошло уже полдня, как вошли они в полосу густого тумана. Глаза верховых были здесь уже не нужны, и полагаться теперь приходилось только лишь на остроту слуха. Поэтому и на большом, и на малом дозорном судне царило сейчас полное молчание, а звонкий подзатыльник Карасику от Бьёрна Одно Ухо, казалось, донёсся с флагмана до всех датских команд.

– Капитан, спереди и справа по курсу слышу какой-то звук! –вдруг раздался возглас стоящего на носу Троелса Совы, прозванного так за его отменный слух и умение видеть ночью лучше других.

На палубе все резко зашевелились, у кого-то стукнул о борт багор, раздался приглушённый смешок и переговоры. Троелс нахмурился и посмотрел на капитана.

– Всем молчать, тухлые селёдки! Если ещё от кого только звук услышу, пойдёте все разом Готландскую камбалу на дне кормить!

И команда снова замерла, лишь бы не испытывать гнев «свёрнутого носа».

– Есть звук! –опять раздался крик «слухача», –С правого борта идёт, как будто звенит вдали что-то.

– Бери правее! –отдал команду рулевому капитан, и датский отряд пошел, сменив старый курс.

Через десять-пятнадцать минут уже каждый «старый морж», просоленный долгими годами плаваний, смог отчётливо различить звон сигнального колокола на каком-то судне.

– Всем готовиться к бою! –отдал сигнал Гарольд. В этой части Восточного моря, в дне пути от Готланда, союзников и мирных мореходов для него не было. А в памяти всплывал чёткий и однозначный указ короля Вальдемара для своего флота:

«Восточное (Балтийское) море отныне объявляется Датским. Все суда досматривать. Не имеющих королевской грамоты, разрешения на плавания в Датском море, конвоировать в порты Дании. Суда, отказывающие подчиниться, именем короля захватывать или топить. Команды предавать скорму суду на месте. Суда Ганзы или её союзников захватывать, команды же предавать смерти.»

– Так что, горе всякому тому, кто был не на датском судне, но в «Датском море». Каждый из них был уже заранее приговорён. «Война всё спишет»!

Звук колокола чётко выводил Гарольда на ничего не подозревающую жертву, и на его палубах в полной боевой готовности уже застыли абордажные команды.

Старший шкипер шведского короля Эрика ХI провёл в море больше дней, чем на берегу. И как шутили иногда при дворе чопорные светские интриганы, у него между пальцев уже начали расти перепонки. Не зря и прозвище своё он заслужил – «Утка». А может быть, тому виной была давняя рана, полученная в бою с ливскими пиратами, и сделавшая его рот чем-то отдалённо похожим на клюв селезня.

Но всё это были глупые шутки и, когда из тумана на ничего не подозревающих шведов вдруг вынырнули военные корабли датчан, первое что он сделал, это прикрыл своим телом двух графинь.

– К бою! –и в его грудь ударили разом стрела вместе с арбалетным болтом.

А с надвигающихся на шведов кораблей летели и летели стрелы, копья, арбалетные болты и абордажные крючья, да слышался рёв ярости и злого торжества. Наверное, именно так ревёт стая волков, вцепившаяся со всех сторон в загнанного ими оленя и понимающая, что всё, добыча от них уже никуда не уйдёт, и теперь это просто их мясо!

– Тяни резче! –командовал Бьёрн Одно Ухо, старший абордажных команд.

И его люди, упершись в доски палубы, подтянули сцепленные специальными абордажными кошками-якорями большие суда друг к другу.

– Вперёд! И по специальным перекидным мостикам, канатам, да и просто перепрыгивая через борт, на «Морского коня» ринулась волна орущих и машущих топорами, мечами и секирами абордажников, буквально сметая всё живое на своём пути. А из вороньего гнезда и с возвышенной кормовой надстройки всё били и били в цель луки и самострелы.

Шведы не были трусами. Да и два этих больших королевских военных суда были укомплектованы лучшими на их флоте командами. Свита герцогинь и вовсе состояла из двух десятков благородных и отважных воинов, закрывших своими телами девушек и готовых умереть, но только не допустить до них врага. Схватка с оправившимися от первого шока неожиданности шведами была яростной и кровавой. Люди, стиснутые на скользкой от крови палубе, резали, били и кололи друг друга всем тем оружием, которое только у них было. Никто и не думал просить пощады, сражаясь до конца. Преимущество датчан было во внезапности нападения, в двойном перевесе по людям и в хороших стрелках, заранее занявших удобную позицию и успевших хорошенько проредить шведов. Датчане постепенно стали одолевать, тесня защитников к корме, а с «Морского коня» в туманную даль всё нёсся и нёсся сигнал колокола о помощи. Последняя надежда, что подоспеет потерявшаяся «Ласточка» и чудом поможет спастись, меркла…

– Сотник, там бой к концу уже идёт, по всему видно! Одолевает кто-то,–высказал своё мнение о доносящимся в море шуме старший судовой рати Молчан.

– Знать бы ещё, кто это, –глухо отозвался Андрей.

Его отряд прорвался в открытую Балтику из узкого Вотского залива и прошёл уже более трети общего пути на запад. Впереди, всего в паре дней хода, уже откроется вскоре остров Готланд, где можно будет немного передохнуть и соединиться с ушкуйниками Щукаря. И сейчас самым разумным было бы не подвергать свой отряд риску, а пройти в тумане мимо того, кто сейчас так яростно режется в недалёкой морской битве. Но какое-то необъяснимое чувствословно толкало Андрея туда, где в это время гибли люди. И он всё же принял, казалось бы, такое неверное, но такое нужное ему решение.

– Всем готовится к бою. Идём на абордаж!

Даны уже праздновали победу, на каждом из шведских судов осталось всего по горстке защитников, прижатых к самой корме. Всех яростней они защищались там, где в окружении израненных и окровавленных воинов стояли две прекрасные девушки. В стрелках уже надобности не было, и все они уже давно покинув свои посты, ринувшись на палубы добычи, чтобы обшарить одежду и пояса у трупов, в надежде найти где-нибудь свой серебряный.

– Пошли с нами, Карась, ты что застыл тут? –крикнул ему Нуд, перемахивая через борт на шведское судно.

Но Трюггви всё не мог с собой ничего поделать. Там на его глазах только что погибло столько людей в отчаянной и яростной схватке, и вся палуба кораблей сейчас была буквально залита человеческой кровью да завалена изуродованными трупами. Его доброе сердце ещё не успело ожесточиться, и ему было очень страшно, ведь он, по сути, был ещё совсем маленьким мальчиком, только что недавно оторванным от семьи.

– Именем короля Дании Вальдемара Победоносного, сдавайтесь, собаки, всё равно вам всем смерть! –ревел похожий на медведя, огромный старший абордажников Бьёрн Одно Ухо.

На «Морском коне» в окружении своих семи израненных телохранителей застыли в ужасе от только что увиденного здесь, побледневшие шведские герцогини. А вид прекрасных созданий только ещё больше распалял нападавших. И когда Гарольд Волосатый взревел: «Добейте уже вы их!», на отважных защитников накинулась теперь уже сразу вся орава. Минута, и тела изрубленных телохранителей рухнули все, как один, на палубу.

– Ну что, цыпочка, поцелуй меня, и ты моя! –захохотал Бьёрн Одно Ухо и протянул свою волосатую, окровавленную лапищу к старшей из девушек.

Шлёп! Раздался звонкий шлепок пощёчины. И оторопевший «медведь» непонимающими глазами уставился на Марту.

– Именем короля Швеции Эрика ХI, как вы вообще смеете приближаться к нам, образины!? –выкрикнула она и выхватила из-за пояса небольшой кинжал.

– А ну дай сюда свою спицу, женщина! –взревел обиженно Бьёрн и попёр вперёд.

– Подожди, Бьёрн! Успеешь ещё! –осадил его Волосатый.

– Кто вы такие? И что делаете тут, на теперь уже моём корабле?

– Этот корабль не твой, наглец, а благословенного короля Швеции Эрика ХI. И вы все ответите за свой разбой, захват этих судов и за убийство людей короля!–воскликнула покрасневшая от гнева старшая сестра, –Мы же Герцогини Марта и Ингеборга, родные сёстры правящего короля Швеции Эрика и дочери первого благословенного святым престолом короля Швеции Эрика Кнутссона! И как я поняла по вашим флагам и весьма грязному выговору, вы плохо воспитанные датчане!? Мы же с сестрой являемся племянницами вашего короля Вальдемара II! –всё это Марта выпалила на прекрасном датском языке, вообще без какого-либо акцента. Ведь в своё время всей их семье приходилось скрываться в Дании от захватившего престол в ходе дворцового переворота Кнута II Хольмгерссона Длинного, и язык своих захватчиков она знала в совершенстве.

Да и вообще Марта была очень образованной и сообразительной девушкой. Вот и сейчас она выбрала ту единственно верную тактику, какая только была возможна в той ситуации, когда разгорячённые после абордажа матросы окружали их на этой скользкой от крови палубе.

Ситуация была весьма не простая. Какими бы отчаянными головорезами не были Гарольд Волосатый и вся его команда, но в дела высшего света им лучше было с головой не влезать. Без этой самой головы можно было тогда запросто остаться. Хотя и показывать свою слабость перед командой капитану тоже не следовало. Вот и сейчас, встряхнув лохматой головой, Гарольд прорычал:

– Рад приветствовать Вас, Ваши Высочества, на корабле короля Дании Вальдемара II «Победоносного», отошедшего под его корону по праву законной военной добычи! Бывшая его команда вела себя очень неуважительно по отношению к моему государю и к его флагу, обнажив своё оружие и пролив кровь его подданных, за что они все теперь и поплатились. Думаю, мой король будет очень недоволен поведением подданных короля Швеции, действующих столь дерзко в его водах. Не бойтесь! Вас тут никто не тронет, но вы проследуете с нами в главную гавань Дании Роскилле, где и будете переданы первым людям нашего государя.

– В качестве кого вы меня тут удерживаете, шкипер? Ещё и собираетесь вывозить в свой Роскилле без моей на то воли!? –гордо вскинув голову, ледяным голосом спросила герцогиня. Если я пленная, так оденьте, как полагается, тогда уже на меня и сами цепи!

– Нет-нет! –нахмурившись, ответил Волосатый, ему очень не нравился разговор с этой настырной и самоуверенной высокородной девчонкой, и он с трудом сдерживался, чтобы только не наговорить ей лишнего, да ещё и при свидетелях. Но нужно было сдерживаться, всё-таки племянницы его короля! И рамки приличия тут стоило соблюдать.

– Вы наши гости и только, –прорычал он, отворачиваясь.

– Тогда высадите нас в Висбю на Готланде, если мы не ваши пленники. Сами же плывите дальше, куда считаете нужным. И советую оставить наши корабли вместе с нами в порту. Вы их захватили незаконно! Мы же на вас не нападали!?

Терпение Гарольда лопнуло и, развернувшись к своему первому помощнику он, покраснев, заорал: «Олав! Уберите их в каюту и закройте там, чтобы я их даже не видел всё оставшееся плаванье. Берём курс на Зеландию, в Роскилле-фьёрд! Всё равно у нас уже пол команды нет после этой битвы с упрямыми шведами. И приберитесь тут! Пройти негде, все палубы завалены трупами!»

– Так, значит, мы всё-таки пленники! –воскликнула Марта, но Гарольд её уже не слушал, он остолбенело, всматривался в расступающийся туман, из плотной молочной кисеи которого, уже разворачиваясь бортом, выходил большой ганзейский когг с Андреевским флагом на мачте.

Сотник стоял на носовой стрелковой надстройке и всматривался в выступающие из тумана очертания двух сцепленных судов. На одном из них виднелся красный флаг с белом крестом, а на другом, чуть меньшего размером, колыхался синий с жёлтым скандинавским крестом.

– Да Ёлки ж с палками! –выругался Андрей, увидев по сути представителей двух схватившихся враждебных русским флотов. Ожидания прийти на помощь возможному союзнику не оправдались, но делать уже было нечего. Весь его отряд растянутым полукругом сейчас стремительно шёл в атаку. И Андрей отдал резко команду стрелкам: «Бей!»

Взревевшая сигнальная труба заглушила щелчки залпа арбалетов и луков, буквально выкашивающих в упор ошалевшего от неожиданности противника.

– Молчан! Всем абордажным партиям бить врага на расстоянии, у нас подавляющее преимущество в стрелковом оружии! На абордаж пойдете только тогда, когда там уже целей достойных не останется. Передай всем своим «Ждать!»

Конструкция ганзейского когга идеально подходила для того, чтобы с него работать дистанционном оружием. Носовые и кормовые надстройки были сильно завышены и представляли собой, по сути, стрелковые башни, ещё и защищённые к тому же сверху зубцами. «Воронье гнездо» – наблюдательная корзина на мачте, также служила для размещения двух, а то и трёх стрелков. И сейчас пять десятков самострелов с «Коня» посылали одну за другой граненую смерть на палубы противника.

Датчане оправились быстро, попробовали было перестроиться, подняв щиты и выставив копья в направлении нападавших, но сцепившие абордажными крючьями и якорями борта русские, по принятым тут правилам боя, мостки не перекинули и в ближайшую схватку не ринулись. А продолжали осыпать врага арбалетными болтами, стрелами и метательными копьями. Один за другим падали на палубу бойцы Гарольда, даже не успев ещё скрестить своё оружие с новым врагом.

Команда датчан была и так уполовинена предыдущим сражением. Её стрелки давно покинули свои посты для грабежа, и противостоять русским, по сути, было уже не кем. И этот голос, отдающий команды, как напоминание о ранах двухлетней давности в том неудачном рейде по внутренним рекам Гардарики! Наконец-то Гарольд понял, с кем он столкнулся тут в открытом море, и его звериное чутье, столько раз вытаскивающее его из бед все эти годы, сейчас буквально возопило: «Спасайся, иначе смерть!»

Скинув шлем, боевые перчатки, сапоги, пояс с оружием и кольчугой на палубу, Волосатый резко отпрянул от падающего, пробитого болтом Олава, и дёрнул за собой Бьёрна Одно Ухо: «Быстрее за мной, образина, или сдохнешь тут же на этой палубе!»

Рывок, и они оба нырнули в холодные воды Восточного моря. Вода в июле тут не превышала 20 градусов, и нужно было поскорее отплыть от места схватки, найти дозорную ладью и постараться скрыться. Сейчас это был единственный шанс уцелеть, и использовать его нужно было по полной!

А с борта флагманского когга, наконец, раздалась команда: «На абордаж!»

И семь десятков русских воинов ринулись добивать редкие очаги сопротивления.

Тактика боя на всех Андреевских судах была одинаковой – максимальное подавление врага на расстояние, а затем уже ближний бой «на добитие». И уже очень скоро схватки на судах затихли. Деморализованные датчане, оставшиеся в живых после двух абордажей и покинутые своими старшим, предпочли лучше жизнь и плен, складывая своё оружие на палубы. Были взяты три больших датских и два шведских корабля. Быстрая дозорная ладья скрылась в тумане на вёслах и, хоть за ней и ринулись в погоню две русских, надежда, что её настигнут, была призрачной.

Сотник шагал по палубе и осматривал лежащих. Русских воинов тут не было, тех нескольких человек, что погибли или были ранены в схватке, уже унесли в лекарские каюты, где их осматривали, а раненым незамедлительно оказывали первую лекарскую помощь. Андрей же надеялся, что и среди врагов будут те, кому ещё можно будет помочь и дать шанс на жизнь.

– Господин майор, там, в кормовой каюте две девицы! Обе прилично одетые и шипят что-то как кошки не по-нашему, злющие уж больно! –доложился взводный судовой рати Святозар.

– Интересно, не зря же говорят, что женщина в море к беде, вот ведь не повезло кому-то, –пошутил Сотник и направился вслед за ним к кормовой надстройке.

– Hur vågar du springa ut i barbararnas ädla människor! Bjödnågondighit? (Как смеете вы врываться к благородным людям, варвары! Вас сюда кто-то приглашал?! – Швед.) Перед Андреем, заслоняя собой другую девушку, стояла высокая голубоглазая блондинка. Её волосы, собранные в тугую косу, лежали на высокой вздымающейся в ритме дыхания груди. Глаза же горели каким-то неистовым голубоватым огнём.

– Что она сказала-то, Михаэль? –Андрей с обескураженным видом обратился к сопровождающему его ганзейскому капитану.

Тот замер на несколько секунд, вздохнул, зачем-то почесал затылок и перевёл всю пламенную речь очень просто, как – баба эта ругается сильно и говорит, что нас она к себе сюда не приглашала. И ей кажется, что ты недостаточно образован, Андреас.

– Хм… Даже так?–удивлённо произнёс Сотник, –Ну, так переведи ей, что я извиняюсь за то, что вошёл к ним без приглашения, и ещё уточни, через кого его вообще то можно было получить, ибо никого другого, кроме них, что-то тут больше и не видно. Да-а, и как-нибудь так поаккуратней намекни, что ли, что образование – это не всегда то, что бывает заметно с первого взгляда. Да и вообще это и не главное в жизни, был бы сам человек хороший, – и посмотрел на «зависшего» Михаэля, для которого роль переводчика, судя по всему, оказалась совсем неподъёмной.

– Не нужно мучиться! –хмыкнула блондинка, –У вашего толмача ужасный выговор, да и перевирает он изрядно к тому же. Я могу и сама прекрасно говорить на вашем языке. А теперь представьтесь, коли уже и так сюда зашли, хоть и без нашего приглашения! –и гордо задрала свой носик.

– Однако… –протянул Андрей, –У вас прекрасный выговор, сударыня, хоть и заметно, что наш язык для вас всё же не родной.

И, вытянувшись по стойке смирно, щёлкнув подошвами сапог о доски каюты, громко представился:

Андрей, сын Ивана Хвата из Торопца, бывший сотник дозорной сотни князя Мстислава Удатного, ныне же командир бригады и старший рейдового отряда кораблей Батюшки Великого Новгорода! С кем имею честь беседовать, госпожа, и куда вы путь держали? –и с улыбкой посмотрел в глаза прекрасной незнакомки.

– Герцогини шведского королевства Марта и Ингеборга из рода Эриков! Мы на трёх судах нашего брата короля Эрика XI направлялись в гавань Готланда, порт Висбю. Но были предательски тут атакованы датскими военными кораблями. Все наши люди пали в бою, самих же нас перед вашим нападением заточили вот в этой самой ужасной каюте. Моей сестре после всех увиденных ужасов стало весьма дурно. Согласитесь, для юной девушки зрелище кровавой бойни это совсем не то, что она должна была видеть?!

– Сожалею, Ваше Высочество, ещё раз прошу прощение за нарушение всех вежеств и этикетов, война… –и Сотник развёл грустно руками, –Вам сейчас же окажут медицинскую – лекарскую помощь и будут обращаться со всем возможным почтением! – и, оглянувшись в проём двери каюты, отдал команду, –Елизавету сюда, быстро!

Заскочившая на зов молодая девушка в необычной военной форме резко приложила сложенную ладошку к зелёному берету на голове и, вытянувшись по стойки смирно, доложилась:

– Господин майор, сержант медицинской службы Елизавета, по вашему приказанию прибыла!

– Вольно, Лизавет! –улыбнулся Андрей, –Окажи помощь их высочествам, герцогиням славной Шведской короны. У младшей, похоже, шок от увиденного, сама знаешь, какое нужно ей дать успокоительное. Да и старшей тоже не помешает, хоть она пока и держится молодцом, –и, повернувшись к герцогиням, произнёс, –Прошу прошения, Ваши Высочества, оставлю Вас наедине с нашим главным медиком – лекарем Елизаветой, мне же пора идти, служба не ждёт! Если будут какие-нибудь вопросы, обращайтесь. К вам в качестве личной охраны и пажей будут приставлены наши молодые воины. И выйдя, подозвал к себе Митяя.

– Сержант, берёшь со своим учебным взводом на себя охрану герцогинь и оказываешь всё гостеприимство и почтительность, какое только тут возможно. Головой своей за них отвечаете!– и увидев, как нахмурилась недовольно мордаха сына, скомандовал, –И не кривимся тут! Я что ли светские приёмы должен обеспечивать, когда у меня вон более пяти сотен душ за плечами! Отставить вопросы! Сам выкручивайся, на то ты и командиром назначен. И для тебя опыт будет, как с высокими особами нужно общаться.

Перегрузив такую ношу на плечи сына, Сотник с облегчением рванул выполнять множество срочных дел, требующих его непосредственного внимания и контроля. А Митяй, нахмурившись, гаркнул команду своему взводу: «Петька, сегодня твой десяток охраняет местных девах. Завтра твой, Оська! И чтоб с почтительностью и уважением там, это как-никак герцогини свейские. У их каюты стоять, а ежели пойдут куда, звеном чтобы сопровождали! Головой за них отвечаем, сам майор сказал. И форму поправьте, вон у Игната погон сорвало. Как-никак мы теперь пажи их высочества!» –и лукаво подмигнул окружившим его ребятам.

Марта с живым интересом рассматривала присевшую около младшей сестры Елизавету. Та, раскрыв большую квадратную суму из плотной материи, что-то там перебирала и наконец-то достала какие-то глиняные горшочки с заткнутыми горловинами и небольшой серебряный сосудик с ручкой.

Девушка была весьма симпатичная, русые волосы её были собраны в тугой хвостик, а чистенькое розовое личико с большими серыми глазами ничуть не портил шрам на левой щеке. Одета она была крайне необычно для этого времени, впрочем, как и все её боевые товарищи. Но те-то мужчины, а это же девица! На ней сверху была одета серо-зелёная, плотно прилегающая к телу и приталенная куртка с зелёными лоскутами на плечах и тремя красными полосками на них. На груди куртки у девушки тоже виднелись какие-то разноцветные полосочки. Ниже куртки одеяние состояло из такого же цвета штанов навыпуск и сапожек из мягкой выделанной кожи. На голове опять же необычно, и в то же время гармонично ко всей остальной одежде смотрелся тёмно-зелёный берет с бело-голубым околышем посредине и красным флажком на боку. На поясе туго затягивал талию широкий кожаный ремень с прицепленным к нему мечом в ножнах и парой метательных ножей. Девушка была воином! И это было удивительно! Любопытство просто распирало Марту и, оставив привычную манеру чопорного высокомерного общения, она присела рядом и спросила девицу:

– Элизабет, неужели вы понимаете толк в военном и медицинском деле, расскажите мне, что вы сейчас делаете?

Девица вытащила пробку из одного и другого горшочка, смешала всё это в серебряном сосудике и добавила туда ещё какого-то порошка из матерчатого мешочка. Подняв глаза на герцогиню, она, дружелюбно улыбнувшись, ответила:

– В медицинском, военном, да и, пожалуй, в любом другом деле учиться нужно постоянно, а я ещё достаточно юна, чтобы чем-то тут хвастаться, –и снова открыто улыбнулась, –Но вы не волнуйтесь, у вашей сестры просто сильный испуг и душевный шок от всего тут увиденного. Ей просто нужно принять ту целебную смесь, что я навела только что вот в этой серебряной чаше, а затем ещё и хорошенько выспаться. Вам же, Ваше Высочество, тоже было бы полезно выпить два-три глотка, и потом отдохнуть. Вы, конечно, прекрасно держитесь, но всё же позвольте своему организму и душе немного успокоиться. Поверьте, вам самой станет гораздо легче, и завтра уже вы будете здоровы и веселы, а я Вас навещу, и мы с Вами ещё обо всём побеседуем.

И после того, как герцогини, сморщившись, выпили то горькое лекарство, что она им только что приготовила, она улыбнулась и покровительственно, словно маленьким, указала на их постели: «Спать, спать, всё остальное завтра. Не переживайте, вы тут у нас в полной безопасности. Вас сам Митяй со своим взводом охраняет!» И опять дружелюбно улыбнулась.

Действительно, лекарство начало действовать, и головы девушек вскоре стали такими тяжёлыми. Спать, как же хотелось спать. Все вопросы теперь завтра, как им сказала эта милая девушка-воин. И глубокий сон сморил герцогинь. А Елизавета выскользнула за дверь. Ей сегодня предстояло ещё столько работы со всем своим десятком медиков-лекарей…

Глава 11. Рейд дозорного эскадрона в Эстляндии.

Второй день конный эскадрон Василия, встретив большой отряд противника у озера Кахала, уходил от него на юго-запад. Можно было бы помериться силами с войсками герцога Датской Эстляндии Кристофером, не такой уж и большой перевес у него был в коннице, состоявшей наполовину из слабых доспехами и оружием эстских дружин. Да приказ отца был железным: «В большие сражения не вступать, главная задача эскадрона – разведка и прикрытие степной сотни, людей же беречь как зеницу ока!». И так только недавно хорошо повоевали под Нарвой, практически разгромив её гарнизон. Так что, уходили, слегка покусывая своим заслоном дозоры врага, и откатывались на юг к озеру Ярлепа. Именно от него следовало «степнякам» уходить тайно на запад, к Матсалускому заливу Балтики. И как раз именно в этих местах, прикрывая отход сотни Азата, будет уже можно ударить по уверовавшим в свои силы и оторвавшимся от своих пешцев конным эстляндцам.

Природа Прибалтики богата озёрами, большими заболоченными участками и густыми лесами. Были там и тёмные дремучие еловые чащи, и вековые сосновые боры с деревьями в два обхвата, и смешанные широколиственные дубовые, осиновые да липовые рощи с густым и разросшимся кустарником. Реки Эстов не были слишком широки, но глубиной они были изрядной, сами обильно питаясь влагой от лесов, болот и многочисленных в этой местности ручьёв. Не одну из этих рек уже пришлось преодолеть эскадрону вплавь, так же, как и преследующей по пятам коннице данов. Состояла та конница примерно из трёх-четырёх сотен лёгких кавалеристов эстов, вооружённых в основном копьями и простыми луками. Да пары сотен тяжёлой конницы датчан и немецких наёмников, вооружённых уже гораздо лучше своих вассалов и представляющих собой реальную опасность.

Переправившись бродом через приличных размеров речку Атла, Василий обнялся с командиром «степняков» Азатом.

– Давай, Хайдарыч, удачи тебе, сколько смогу, придержу тут этих шустряков. Ты главное на Кынское болото выйди побыстрее, а там уже и затеряешься в западных лесах, чтобы даже и твоих следов было не найти.

– Тебе удачи, Андреевич! –улыбнулся Василию пожилой сотник берендей, –Помнишь, как я тебе науку в «детских» давал, главное для степняка – грамотный наскок: подскочили, пошумели погромче, потрогали врага за душу, засыпали стрелами и отскочили, пока он там с силами собирается.

– Эх, были бы мы о двух-трёх конь, дядька, всё было бы просто. А так одними наскоками тут не получится, придётся данов и в обороне, видно, сдерживать, чтобы наши кони затем рывок на Псков выдержали. Вот тут, думаю, и самое место для этого как раз будет. По бокам нас им обойти сложно будет. Мы тут излучиной реки хорошо прикрыты. В твою сторону они тоже не пойдут, там болотина обильная. Значит, одна им дорога – прорываться через брод по натоптанной дороге или делать нам большой охват с востока. А это, что в одном, что в другом случае – время. Пока пешцев для прикрытия к броду подведут, пока по дремучим лесам обойдут нас, те нужные двое, а то и трое суток, мы как раз для себя тогда и получим.

– Ну, добре, –кивнул Азат, и сотня степных воинов налегке, «о дву конь» ушла в сторону Кынской болотистой равнины.

– Сотням Игоря и Неждана схорониться возле брода! Сразу погоню не бить, а пропустите её себе за спину. Там уже «заслонные» с твоей сотней, Будай Властиборович, вёрстах в трёх пусть их и принимают. Так что, по этой дорожке, что через брод идет, выдвигайся уже да затаись. Смотрите только, не одного не выпустите из ловушки, не то они нам всё тут испортят на броде!

И сотни поспешили занять свои места.

Василий стоял чуть правее брода, прикрытый росшими на берегу густыми и раскидистыми ивами. Река Атла, бегущая на север, в этих местах, как видно, споткнувшись о край небольшой возвышенности, делала плавный поворот и уходила на двадцать вёрст на северо-запад, доходя до заболоченной Кынской равнины. Приняв от неё обильную влагу, она вновь поворачивала на север, неся свои воды к морю.

Только час назад, отходя по старинному, набитому веками пути, эскадрон прошёл её бродом. Вода коням доходила порою по грудь и трудности с переправой не вызвала. Брод был широким, с хорошим галечным дном. От того-то, видно, и переправлялись по нему все путники издревле, вытоптав по обеим сторонам большие поляны.

Издали послышался конский топот, и к броду подлетели два десятка всадников из заслона. На этой стороне их уже встречало звено Бажена, и воины спешились, давая короткий роздых своим лошадям.

В это время с дальнего конца поляны перед бродом вынеслось более пяти десятков разномастно одетых верховых, из которых только около полутора десятков имели хоть какую-то броню и кольчуги. Загомонив, они всем скопом бросились к переправе и, выдернув из-за плеч луки, пустили стрелы в сторону заслона. Посланные простыми луками из ясеня стрелы передового дозора эстов не представляли большой опасности, но и пренебрегать ей не следовало. И «заслонные», вскочив на коней, отстреливаясь из своих композитных сложносоставных луков, пустились рысью прочь по лесной дороге. Через пару минут, через брод, вздымая волны, прошла вдогонку погоня, и на правом берегу остались лишь два сбитых русскими стрелами тела да их кони. Вот одно из тел пошевелилось, и воздух огласил громкий стон:

– Раненый! –понял Василий и подал сигнал затаиться.

Минут через десять, как видно, отойдя от падения с коня, подстреленный эст сел и начал раскачиваться, не прекращая стонать. Из его плеча торчала стрела, которая и доставляла бедолаге невыносимые страдания.

Вдруг вдали раздался топот многих сотен копыт, и на прибрежную поляну из лесного полога вынеслось несколько сотен всадников. Среди них, одетых в броню и кольчуги, хорошо вооружённых воинов было значительно больше, в дальнем же отряде, который шёл под красным знаменем с белым крестом, их и вовсе было абсолютное большинство.

– Вот и основные конные силы датчан и наёмников немцев пожаловали, –понял Василий и подал знак, –Приготовиться!

Несколько всадников в хороших доспехах подъехали к сидящему раненому и начали его о чём-то расспрашивать. Тот, не прекращая стонать, что-то залопотал и кивнул в сторону брода и уходящей вдаль дороги. Очевидно, резкие движения причиняли ему сильнейшую боль, потому что его стенания стали ещё более протяжными и громкими. Всадник в блестящем шлеме с яркими перьями что-то недовольно выкрикнул, и спешившиеся четверо эстов в простой серой одёжке подхватили с земли своего товарища и понесли в сторону от брода.

– Передайте по цепочке, –кивнул первому сотнику комэск, –Первый залп из самострелов по латникам на том берегу. Затем уже бить стрелами тех, кто будет на самом броде, –и, пристроив среди ветвей свой самострел поудобнее, подкрутил рычагом ещё три деления на рамке натяжителя. Хорошо смазанный механизм не издал ни звука, и туго натянутые булатные дуги «речника» скрипнули, встав на свой максимальный взвод.

Лёгкоконные сотни эстов по команде старшего начали входить в воду брода. Кони громко фыркали и норовили макнуть морду в реку, всадники же изо всех сил не давали им этого делать. Каждый из них понимал, что обильное питье сразу после длительной скачки для коня опасно. Очень часто такое небрежение приводило к отекам и воспалению соединительной ткани между копытной костью и роговой стенкой копыта. В прошлом, когда кони были главным транспортным средством, это ревматическое заболевание так в народе и называлось—«опóй». Поэтому, прежде чем напоить лошадь после скачки, ее долго вышагивали, то есть водили шагом без нагрузки. В этом случае они успокаивались, пили меньше, и исчезал сам риск опоя.

Времени для соблюдения всего этого у Эстляндцев не было. Им следовало поскорее пройти переправу, чтобы не потерять стремительно уходящих от удара русских. Вслед за переправляющейся сотней эстов к броду начали подтягиваться и другие подразделения. Датский латный отряд приблизился на двести-триста метров, и можно было уже начинать бой. Василий вжал в плечо ложе приклада и прицелился в самую отдалённую группу с красным знаменем. Всадники всё время перемещались, и говорить об уверенном выстреле было, конечно, сложно, но он откинул прочь все сомнения и, совместив мушку прицела с прицельным полукругом на дуге «речника», уравновесил дыхание и плавно потянул спуск. Самострел громко щелкнул, ударив отдачей в плечо. Времени проверять свой результат, не было. Его выстрел послужил именно той командой, по которой вся засада русских ударила залпом из самострелов. Не мешкая, сорвав из-за плечевого саадака лук, Василий выхватил из колчана сразу три стрелы. Русские дружинники, выученные столетиями воевать со степными воинами, переняли многое полезное из их приёмов и из тактики боя. С мощными степными композитными луками, сделанными из дерева, костей и рогов животных, пришло к ним умение бить без промаха, как с земли, так и со скачущей во весь опор лошади. Посылая свои стрелы в цель, они, кроме отменной точности, умудрялись вести стрелковый бой ещё и с большой скорострельностью. Вот и сейчас командир русичей выпустил одну за другой три стрелы по легко переправлявшимся конным эстам. Следовало срочно засыпать их стрелами. Не дать выскочить на противоположный берег и развернуться для атаки.

Огонь засады был губительный и, разворачивая на стремнине брода коней, лёгкая сотня погибала, теряя один десяток за другим. На свой берег обратно выскочили, спасаясь, буквально единицы, река же ниже по течению окрасилась в ярко красный цвет. По ней несло вперемешку людей и коней, и желающих прорваться на противоположный берег уже не было. Отошедшие от неожиданности эсты скакали вдоль реки и пускали в прибрежные заросли противоположного берега стрелы. Расстояние тут было небольшое, и они, сбивая ветки, впивались в стволы с характерным сухим треском. Несколько бойцов Василия, несмотря на хорошую защиту, всё-таки уже успели получить лёгкие ранения, и он отдал команду своим сотням: «Укрыться всем! Бить во врага только из самострелов!»

Так бойцы были менее подвержены риску и, хотя противник, будучи на открытом месте, нёс несоизмеримо большие потери, вступать с ним в размен командир русского эскадрона не желал.

Самострел (арбалет), превосходя лук по дальности стрельбы и пробивной способности, значительно уступал ему в скорострельности. И увидев, что ответный огонь русских стал значительно реже, посчитав, что они подавлены стрелами лучников эстов, датский командир решился навалиться на противника уже всеми своими силами. Три сотни лёгких стрелков бросились к самому срезу берега и, гарцуя, начали плотно засыпать недалёкие заросли стрелами. Основной же датский отряд, подгоняя впереди себя и прикрываясь сотней легкоконных эстов, бросился к броду. Наступал момент истины! Если вырвутся на противоположный берег даны, прикрытые их стрелками, то непременно сомнут не готовые к конному бою русские сотни. Василий, закусив губу, был уже готов дать команду на отход, как вдруг из-за спин эскадрона послышался резкий свист и леденящий душу вой огромной волчьей стаи. В бой с древним дружинным кличем шла сотня Будая, вырезавшая в трёх верстах отсюда головной дозор врага и пришедшая так своевременно на помощь. Секунды замешательства врага хватило Василию, чтобы оценить обстановку и отдать такую нужную сейчас команду: «Всем огонь с луков! У кого самострел на заряде, бить по латным данам! Огонь!»

Потеряв от первого же дружного залпа сотню воинов и видя, что при выходе с брода их непременно примет уже развёрнутая в лаву русская конница, датский военачальник Вилфред дал команду на отход. Он и так уже потерял у этого брода более двух сотен своих воинов, не считая головного дозора, а самое главное, был ранен самострельным болтом в плечо сам герцог Эстляндии Кристофер, и далее следовало поступать осторожно. Ладно, эти дикие эсты, их можно будет набрать еще столько, сколько нужно, но потерю королевской конницы…Нет, это ему уже точно не простят!

– Вовремя ты, дядька, подоспел! –обнимал седоусого сотника Василий, –Ещё бы минута-другая, Властиборович, и мы бы их тут точно не удержали! Как есть бы вырубили всех!

Будай только довольно щурился и улыбался, подкручивая свой седой ус.

– Эх, Василий Андреевич, мы с твоим батькой столько раз друг дружку выручали по прежней нашей дозорной службе у славного князюшки Мстислава Удатного! Что уж тут говорить. Что дальше-то делать будем, скажи?

Василий оглянулся вокруг и выдал решение.

– Будем на постой вставать крепко, пусть их наблюдатели видят, что мы здесь лагерь разбиваем основательно и надолго, да рогатками подступы к броду укрепляем. Нужно у врага создать видимость, что мы дальше пока не собираемся идти, сами по берегам в разные стороны дозоры пустим да мелькать время от времени станем, своё постоянное присутствие этим показывая. К ночи разложим костров побольше, а сами оставим заслон да пойдём маршем на юго-запад в сторону Дерпта. Долго стоять и воевать нам теперь не удастся, сам посмотри, мы уже имеем пару десятков раненых, а это значит, что становимся малоподвижны и уязвимы. Готовь хороший заслон, Будай Властиборович, сейчас похороним павших, и отправим две сотни с ранеными в путь. Не забудь пойманных коней себе оприходовать, они как раз для заслона сгодятся, чтобы «о дву конь» за нами вдогон уходить.

Свою задачу дозорный эскадрон выполнил сполна. Эстляндцев, пока они не залижут раны да не подтянут свою пехоту к броду, можно было больше не опасаться. Степная сотня получила такое нужное ей время, чтобы скрытно уйти к Матсалускому заливу, а противник при этом понёс ощутимые потери. Свербела только на душе мысль, что и тут без потерь не обошлось. Семь могил осталось на этом берегу, под самодельными берёзовыми крестами. Семь воинов потерял в основном от эстских стрел дозорный эскадрон, и ещё два десятка раненых нужно было суметь вывезти за Чудское озеро. А впереди предстоял тяжёлый рывок на Псков по недружественным землям Ливонского ордена, мимо Дерпта, бывшего русского, захваченного крестоносцами Юрьева.

Но сейчас дозорный эскадрон свою главную задачу уже выполнил. Значит, сможет её при возвращении всей бригады, и довести до конца.