Бамс!

Сказка третья «Бамс!»

— Крабле, бамбле, бух! — говорит Принц, взмахивая волшебной палочкой.

Ступа внучки Бабы-яги, в которую залез Принц, стоит на краю горы и даже не шелохнется.

— Крабле, бамбле, бум! — исправляется Принц. Напрасно. Ничего не происходит.

— Бум! Бух! Бим! Бам!

Ага, получилось! Полетел принц… кубарем вниз, вверх тормашками… Бух! Бах! Тар-ра-рах!!!

Тишина.

— Ну, — говорит басом Зеленая, — доигрался наш принцуша. Эй, Принц, ты где?

— Где ты, Принц? — кричат дети.

Тишина. Еле слышно снизу, как журчание крохотного ручейка меж камней, доносится: «Я тут…»

Зеленая с детьми садится в запасную ступу, взмахивает помелом, и все мчатся вытаскивать Принца из оврага. Вид у него еще тот. Синяк под глазом, коленки содраны в кровь, штанишки и футболка — сплошные лохмотья.

— Тоже мне, Гарри Поттер нашелся, — говорит, щеголяя знанием современных волшебных сказок, Зеленая. — Полетать, что ли, захотелось?

— Очень… — отвечает пришедший в себя после полета вверх тормашками Принц. — Зелененькая, а ты долго этому училась?

— А ты как думал? Тыщу лет…

— Но тебе же пятьсот?

— Ну и что?

— Получается, ты училась больше, чем живешь?

— А потому я и умная такая, — нашлась Зеленая. — И веселая, и богатая.

— Ой, а ты богатая?

— Ужасно.

— А что у тебя есть?

— А все, что ни пожелаешь. Я хозяйка нашего Болота, а оно знаешь какое?

— Какое?

— А вот такое, — сказала Зеленая, широко раскинув руки, как в русской народной пляске. Пробормотала что-то, и руки стали расти, расти и потянулись к дальнему лесу, накрытому туманом. — Вот какое наше родное болото. И еще больше… Лучше нашего болота нету. Тут все, что душе угодно, — и ягоды, и грибы, и птицы, и звери, и Леший, и Водяной с русалками… Знаешь Водяного?

— Не.

— Ну, смотри. Водяной!

— Буль-буль…

Из воды высовывается бородатая морда.

— Ой! — говорит Принц.

Морда исчезает.

— А русалочки где? Русалочки!

Из-под воды слышатся голоса, всплывают золотистые волосы, красивые девушки поют и кружатся в хороводе. Потом все исчезает.

— А водяной ушел?

— Да ты же с ним разговаривать не стал… Вот и ушел. Обидчивый очень.

— Водяной!

— Буль-буль-буль.

— Водяной!

— Буль-буль-буль-буль…

— А ты позови его как-нибудь по-хорошему, стихами.

— Водяной, водяной… приходи ко мне, родной!

Из воды высовывается улыбающаяся бородатая морда.

— Ну, — сказала Зеленая, — понял, как надо с ним обращаться? У нас тут народ обидчивый. Но трудолюбивый. Леший!

— Чего изволите?

— Да ничего, ступай, это я так, проверяла… Короче, у нас все есть.

— А солнце?

— Да все у нас есть, что надо! Болото — это наше, родное. Где-то, говорят, горы, море — не знаю, может, это все сказка, выдумка. А мы всегда жили в болоте и будем жить. Болото — наш мир. Даже песня такая есть: «Как прекрасен этот мир, посмотри-и…»

— А знаешь, — говорит своим обычным голосом папа, — болото — это кладовая солнца. Его тут много, только оно спрятано в торфе.

— Во! — отзывается Зеленая, — правильно папа говорит, слушай его!

— Это не папа, — говорит папа, — а писатель Михаил Пришвин так говорит. У него есть книжка замечательная про болото. Кстати, он считал себя детским писателем. Почти сказочником.

— Наш человек, значит, — делает вывод Зеленая. И зевает во весь рот. — Ох, спать охота… Пойду к себе на полати, лягу…

Туве Янссон рассказывала, как ей пришла в голову книжка про муми-троллей. Она рисовала комиксы и подписывала, тем и жила, это был ее хлеб. Однажды ей сказали: «Попробуй написать текст без картинок». И когда она легла спать, ей приснились новые герои — смешные человечки, «мумики» — и она написала про них.

— Может, и у Астрид Линдгрен есть что-то подобное про Карлсона? — сказала мне бабушка Л., подталкивая меня написать детскую книжку. — Можно посмотреть разные биографии, — предложила она. — Почему Маршак, Чуковский стали писать для детей? Что с ними произошло, когда — бамс! — они вдруг начали писать эти детские произведения? Отчего вдруг взрослые могут так «впасть в детство»?

Я слышал про летчика Сент-Экзюпери: он писал взрослые книжки, а потом — бамс! — потерпел аварию в пустыне Сахара, и в результате появился «Маленький принц».

А правда, как это происходит, почему?

И не только у детских писателей.

Сто лет назад педагог Станислав Шацкий вспоминал, что попал в педагогику из-за того, что ненавидел свою школу, где ему было плохо, и решил сделать другую, где детям стало бы хорошо. Мой старый друг Михаил Щетинин попытался опровергнуть вынесенный кем-то приговор человеческим способностям: «Не дано!» «Кем не дано? Почему не дано?» — спрашивал он и неутомимо помогал детям покорять недоступные им, казалось бы, высоты музыки, пения, хореографии… А недавно ушедшая из жизни Татьяна Бабушкина — «кочевой педагог», как она сама себя называла, — написала в своей книжке, изданной учениками и друзьями: «Я ухожу в детство за идеями». С нею мы виделись всего однажды, и она сказала мне: «Знаете, куда я ни приеду, мне говорят, что вы только что там были, вот странно».

Говоря, что уходит за идеями в детство, она имела в виду, что проблема детства шире, чем проблема ребенка…

Начало жизни, может быть, содержит в себе ответы на вопросы, которыми многие задаются в ее конце. Или посередине, когда поднимешься на горку и вдруг столько всего видишь… Может быть, здесь ключ к неожиданному, волшебному «бамс!», впаданию человека в детство?